Бронированный кулак вермахта

Октябрь и часть ноября 1942 года я пролежал в госпитале в Гармише (Баварские Альпы), стараясь отделаться от амебной дизентерии, которой заболел в Африке. Несомненно, это самая неприятная болезнь тех мест, она быстро может закончиться смертельным исходом. К счастью, Германский тропический институт располагал прекрасными средствами борьбы с отвратительными маленькими созданиями. Эти радикальные средства, а также самостоятельное «лечение» зимой 1942/43 года в России (при помощи частых и полезных для здоровья порций водки) позволили мне вскоре вновь почувствовать себя бодрым и здоровым.

В Западной пустыне я находился почти пятнадцать месяцев, и недели, проведенные в Баварских Альпах, были для меня раем. Здесь нас даже не беспокоила английская авиация, и вскоре мы почти забыли, как напряженно всматривались на фронте в африканское небо. На переднем крае и вблизи него каждый из нас был вынужден все время следить за воздухом, готовый одним прыжком укрыться в убежище при появлении вражеского самолета. Такой пристально устремленный в небо взгляд солдаты иронически называли «der deutsche Blick» по аналогии с «der deutsche Grub»[156].

Во время пребывания в госпитале с его спокойной и размеренной жизнью я вел долгие беседы с теми, кто сражался в России ужасной зимой 1941/42 года. Такая исключительно суровая зима явилась для немецких армий неожиданностью. Верховное командование рассчитывало на победоносное завершение войны в России к концу осени, поэтому заранее не было проведено какой-либо специальной подготовки для обеспечения действий войск в трудных условиях русской зимы, даже и не с такими жестокими морозами, как в 1941/42 году. Мне довелось также разговаривать с офицером, который за несколько недель до этого был ранен на Кавказе. Сначала казалось, что наше наступление на нефтяные районы развивается успешно, но затем оно было остановлено в горах. Радио передавало сообщения и об ожесточенных боях под Сталинградом, но и там немецким войскам не удавалось достигнуть успеха.

Сталинград и Эль-Аламейн — эти два слова говорят о тех огромных территориальных завоеваниях, которых добились немецкие армии за три года боевых действий. Несколько недель назад я наблюдал за тем, как Роммель изучал военные карты, на которых были нанесены предполагаемые места переправ через Нил и Суэцкий канал. Составлялись планы решительных действий по завоеванию Среднего Востока: войска фон Клейста наступали на Кавказ, откуда они должны были двинуться в Персию. В Африке нас задержали у Эль-Аламейна — в начале сентября наше последнее наступление потерпело полную неудачу. Трезвая оценка обстановки, сложившейся в этом районе, приводила к выводу о возрастающей силе 8-й английской армии, и это означало, что рано или поздно мы потеряем Северную Африку. Слушая передаваемые по радио сообщения с фронта, я всегда мысленно переносился к своим товарищам в пустыне, которых я вынужден был покинуть несколько недель тому назад. С болью в сердце следил я за развитием наступления Монтгомери. Третьего ноября ему удалось прорвать нашу оборону под Эль-Аламейном, а 8 ноября американские и английские войска высадились в Марокко и Алжире. Обстановка стала катастрофической — немецкие и итальянские войска в Северной Африке были обречены.

После этого в конце ноября пришло страшное известие о том, что севернее и южнее Сталинграда русские прорвали фронт немецких и румынских войск. Это означало, что 6-я немецкая армия была окружена в районе Сталинграда, что мощное наступление 1942 года прекратилось и что над всем нашим фронтом на юге России нависла очень серьезная опасность.

Действия танков на Востоке

В последующих главах я буду касаться некоторых наиболее печальных событий в истории германского оружия: жестоких и кровопролитных сражений на истощение, отчаянных контрударов и длительных трагических отступлений. Эти боевые действия заслуживают тщательного изучения, так как, помимо их исторического интереса, они показывают, в чем сила русского солдата, а также помогают понять преимущества и недостатки военной машины русских. Однако, прежде чем перейти к анализу мрачных и тяжелых сражений 1943–1945 годов, я считаю целесообразным остановиться на некоторых особенностях наступательных действий немецких танковых войск в те дни, когда мы еще обладали высокой наступательной мощью.

Я не буду подробно рассматривать боевые действия 1941 года, поскольку они были с достаточной полнотой описаны в книге генерала Гудериана «Воспоминания солдата»[157]. Вообще говоря, наши наступательные операции 1941 года подтверждают справедливость замечания Жомини относительно вторжения Наполеона: «Россия — страна, в которую легко проникнуть, но из которой трудно вернуться». В первые недели вторжения казалось, что стремительно наступающие немецкие войска все сметут на своем пути. В начале войны авиация русских, технически значительно уступавшая нашей, была подавлена германскими военно-воздушными силами, а танковые дивизии все дальше и дальше продвигались в глубь России. Для нас всегда останется открытым вопрос о том, могли ли мы добиться победы в критический 1941 год, если бы стратегия Гитлера была иной. Удар на Москву, сторонником которого был Гудериан и от которого мы в августе временно отказались, решив сначала захватить Украину, возможно, принес бы решающий успех, если бы его всегда рассматривали как главный удар, определяющий исход всей войны. Россия оказалась бы пораженной в самое сердце, ибо обстановка в 1941 году значительно отличалась от той, которая была в 1812 году. Москва уже не являлась столицей по существу бесформенного государства, стоящего на низкой ступени развития, а представляла собой звено административной машины Сталина, важный промышленный район, а также — что имело, пожалуй, решающее значение — была центром всей железнодорожной системы европейской части России.

Однако не следует забывать, что хотя германские вооруженные силы имели значительное качественное превосходство и располагали господством в воздухе, они все же испытывали большие трудности. Самым серьезным препятствием для нашего продвижения оказалась слаборазвитая дорожная сеть. По этому поводу у Лиддел Гарта есть заслуживающее внимания высказывание:

«Если бы за годы советской власти в России была создана примерно такая же дорожная сеть, какой располагают западные державы, то эта страна, возможно, была бы быстро завоевана. Плохие дороги задержали продвижение немецких механизированных войск.

Но в этом есть и другая сторона: немцы упустили победу потому, что они основывали свою мобильность на использовании колесного, а не гусеничного транспорта. Колесные машины застревали в грязи, а танки могли продолжать движение. Несмотря на плохие дороги, танковые части с гусеничным транспортом могли бы овладеть жизненно важными центрами России задолго до наступления осени»[158].

Вторым фактором явились высокие качества русских танков. В 1941 году ни один из наших танков не мог сравниться с Т-34, имевшим 50-мм броню, 76-мм пушку с большой начальной скоростью снаряда и обладавшим довольно высокой скоростью при прекрасной проходимости[159]. Эти танки не использовались в больших количествах до тех пор, пока наши передовые части не стали приближаться к Москве; здесь Т-34 сыграли большую роль в спасении русской столицы.

Гудериан описывает, как 11 октября 1941 года его 24-й танковый корпус подвергся ожесточенной контратаке северо-восточнее Орла, и отмечает: «Множество русских танков Т-34 приняли участие в бою и нанесли тяжелые потери немецким танкам. Качественное превосходство, которое мы имели до сих пор, отныне перешло к противнику»[160]. В результате доклада Гудериана были приняты меры, направленные на ускорение выпуска модернизированных образцов танков T-III и Т-IV, а также на то, чтобы усилить броневую защиту существующих танков этих типов[161].

Схема 26

Наступление южного крыла немецких войск (лето 1942 г.).

Говоря о нашем летнем наступлении 1942 года, я считаю целесообразным остановиться на прорыве немецкими войсками русской обороны на юге с выходом на рубеж реки Дон, так как это дает возможность хорошо показать основные принципы, которыми мы руководствовались в боевом использовании танковых войск, и причины, позволившие нам достичь крупных тактических успехов. Немецкое наступление на юге России в июне и июле 1942 года еще раз подчеркивает большое значение маневра и убедительно доказывает, насколько прав Гудериан, заявляющий, что «двигатель танка не менее важное оружие, чем его пушка».

Во время этого наступления наши танки поддерживались господствующей в воздухе авиацией, однако надо заметить, что на восточном театре военных действий эта поддержка не имела такого значения, как во время боев во Франции или Африке. В то время как на Западе в 1940 и 1944–1945 годах огромное влияние на исход танковых боев оказывала авиация, на обширных равнинах России главным средством к достижению победы были танковые армии. Эффективная авиационная поддержка могла быть обеспечена только на отдельных участках и на короткий срок, причем никогда не удавалось добиться такого превосходства в воздухе, каким располагали на Западе немцы в 1940 году и англо-американцы в 1944–1945 годах.

Я вовсе не хочу этим сказать, что поддержка со стороны авиации в условиях России не так уж обязательна; я лишь подчеркиваю, что огромная протяженность фронтов в 1941 и 1942 годах и относительная слабость авиации, участвовавшей в боях, ограничивали эффективность поддержки с воздуха. Опыт боевых действий в России показывает, что чем шире авиация поддерживает и снабжает бронетанковые войска, тем больше их подвижность и реальнее шансы на успех.

На схеме 26 показана линия фронта на юге России в середине 1942 года и направления ударов немецких войск. В летнем наступлении 1942 года наши армии на юге имели своей задачей разгром войск маршала Тимошенко и ликвидацию противника в излучине реки Дон между Ростовом и Воронежем с тем, чтобы создать трамплин для последующего наступления на Сталинград и нефтяные районы Кавказа. Наступление на Сталинград и Кавказ планировалось начать значительно позже, возможно, не раньше 1943 года.

Основная роль в операции первоначально отводилась группе армий Вейхса, включавшей в свой состав три армии, в том числе 4-ю танковую армию. Группе армий Вейхса было приказано прорвать фронт русских на курском направлении. Вслед за этим 4-я танковая армия двумя танковыми корпусами должна была войти в прорыв и достичь Дона у Воронежа. Отсюда она поворачивала вправо и вместе с 40-м танковым корпусом 6-й армии, который переподчинялся на этом этапе командующему 4-й танковой армии, продвигалась вдоль Дона. Предполагалось, что в огромной излучине реки между Воронежем и Ростовом удастся окружить много русских дивизий[162].

Одновременно должны были перейти в наступление полевые армии. В их задачу входило обеспечение флангов и тыла танковых войск; особенно это касалось северного фланга, который оказался бы слишком растянутым и весьма уязвимым. Перед группой армий Вейхса лежала идеальная для танков местность — открытая, с небольшими холмами равнина обеспечивала нашим танкам полную свободу маневра.

Фронт маршала Тимошенко был ослаблен бесплодным майским наступлением южнее Харькова. Кроме того, русское Верховное Главнокомандование рассчитывало, что мы будем наступать на московском направлении, и соответственно с этим расположило свои стратегические резервы. Поэтому наступление немецких войск на участке между Курском и Харьковом, предпринятое 28 июня, было для противника полной неожиданностью. Русский фронт был прорван, и 4-я танковая армия устремилась к Дону.

Схема 27

Сталинградский фронт (осень 1942 г.)

Командующий 4-й танковой армией генерал Гот должен был выйти на Дон в районе Воронежа, а затем повернуть строго на юг. Ему удалось выполнить свою задачу за десять дней, в течение которых его войска с непрерывными боями прошли 190 км. Здесь нет необходимости подробно излагать ход боевых действий, поэтому я буду говорить только об основных факторах, определивших успех Гота. Их можно свести к следующему:

1. Приказ, отданный танковым частям командованием группы армий Вейхса и группы армий «Юг», был предельно четок и ясен, и в него никогда не вносились ни поправки, ни тем более серьезные изменения. Поспешно подтянутые русскими резервы были сначала смяты танками, а затем разгромлены следовавшими за ними пехотными дивизиями. Командование смело принимало рискованные решения. У генерала Гота ни разу не возникла необходимость уклониться от достижения своей основной цели — выйти к Дону у Воронежа.

2. Немецкая авиация поддерживала только наступающие танковые части.

3. Звенья и эскадрильи воздушной разведки были непосредственно подчинены командованию 4-й танковой армии, что позволяло дивизиям и корпусам своевременно получать предупреждение о появлении в районе боев танковых резервов русских. В танковом бою у Городища, как раз посередине между Курском и Воронежем, передовые танковые части русских были встречены противотанковой артиллерией танкового корпуса и затем уничтожены нашими танками, атаковавшими противника с фланга и с тыла. Поскольку у наших командиров была возможность своевременно «заглянуть» в расположение противника и узнать, что он готовит, они могли организовать засады и отразить одну за другой контратаки противника. Подобно французам в 1940 году, русское командование растерялось и стало вводить в бой резервы по частям, а это было лишь на руку 4-й танковой армии.

4. Все старшие офицеры, в том числе и командиры корпусов, находились в боевых порядках передовых частей. Даже генерал Гот чаще бывал в передовых танковых частях, чем в своем штабе, хотя штаб армии всегда находился близко к фронту. Командиры дивизий двигались с передовыми отрядами в сопровождении бронированных подвижных средств связи, с помощью которых они управляли сложными передвижениями своих войск. Они видели, как развертывается бой, и могли быстро использовать всякий благоприятный момент. Многие офицеры 4-й танковой армии служили раньше в кавалерии и сохранили смелость и порыв, присущие кавалеристам.

Во время наступления 4-й танковой армии к Дону пехота 2-й немецкой армии заняла глубоко эшелонированную оборону на рубеже Воронеж-Орел, которую безуспешно пытались прорвать русские танковые части. Достигнув Воронежа, немецкие танковые дивизии развернулись фронтом на юг. Этот поворот совпал как раз с особенно ожесточенными атаками русских против 2-й армии, и нужно было иметь большое самообладание, чтобы не вернуть назад танки для поддержки пехоты. Один за другим прибывали и вводились в бой корпуса русских на северном фланге, который был все еще слабо и неравномерно защищен. Но путь на юг был открыт, и командование двух немецких групп армий не захотело отказаться от поставленной цели. Опасения 2-й армии были оставлены без внимания, и все без исключения танковые части получили приказ наступать в южном направлении. Благодаря силе воли и решительности фон Вейхса и его коллеги фельдмаршала Листа была одержана крупная победа. Войска Тимошенко были охвачены с севера, и танкисты Гота устремились вперед на равнине между Северным Донцом и Доном. Жара и пыль изнуряли войска, но ничто не остановило их продвижения. 23 июня пал Ростов, и наше верховное командование объявило о захвате 240 тыс. пленных.

Глубина района боевых действий определялась наличием в тылу противника такой реки, как Дон, преграждавшей немецким войскам путь к бескрайним просторам. Однако авангард 4-й танковой армии сумел форсировать Дон и ворвался в Воронеж 3 июля, что вовсе не совпадало с первоначальным планом. Здесь следует прежде всего сказать, что высшему командованию вовсе не легко сдерживать отчаянно смелых, быстро и решительно действующих командиров, которые мчатся на противника в головных танках. В указанном мною случае командир танковой роты в азарте стремительного преследования ворвался со своими пятнадцатью-двадцатью машинами по захваченному у русских неповрежденному мосту прямо в Воронеж, увлекая следом за собой свой батальон, полк, а в конечном итоге и всю дивизию.

Выход к Дону у Воронежа и последующее развитие успеха в направлении Ростова и излучины Дона показывают, какой наступательной мощью обладали танковые войска при надлежащем управлении. Тактическое превосходство наших танковых дивизий было явным, но использование танков на обширной территории требует также и полководцев, в совершенстве владеющих искусством стратегии. У нас были такие полководцы, но у нас был и Адольф Гитлер.

Действительно, крупные успехи в июне и июле 1942 года были сведены на нет тем, что немецкое верховное командование не сумело проявить стратегической проницательности и развить успех, а кроме того, ему не хватило должной решительности в момент, когда решающие победы были почти в наших руках. Русские понесли огромные потери, их командование находилось в полной растерянности, и было очень важно не дать им возможности привести себя в порядок. Фельдмаршал фон Клейст, командующий 1-й танковой армией, уверяет, что Сталинград можно было взять в июле 1942 года. Он говорил Лиддел Гарту:

«4-я танковая армия наступала… левее моей армии. Она могла бы овладеть Сталинградом без боев в конце июля, но была повернута на юг с целью помочь моим войскам форсировать Дон. Мне не нужна была эта помощь, части 4-й армии лишь забили дороги, по которым двигались мои войска. Когда она спустя две недели вновь повернула на север, русские уже сосредоточили достаточное количество сил под Сталинградом, чтобы приостановить ее продвижение»[163].

После этого случилось одно из самых больших несчастий в истории германской армии — мы рассредоточили свои усилия между Сталинградом и Кавказом. По мнению фон Клейста, он мог бы выполнить поставленную перед ним задачу и овладеть важными нефтяными районами Кавказа, если бы его войска не перебрасывались по частям на помощь нашей 6-й армии под Сталинград. После того как попытка взять Сталинград с ходу окончилась неудачно, лучше было бы оставить у города заслон; Гитлер же, бросив все силы против одного крупного города и начав его осаду, играл тем самым на руку русскому командованию. В уличных боях немцы теряли все свое преимущество в маневре, в то время как недостаточно хорошо обученная, но необычайно стойкая русская пехота могла наносить им большие потери.

Осенью 1942 года Гитлер совершил грубейшую ошибку в руководстве военными действиями — он пренебрег давно известным принципом сосредоточения. Распыление сил между Кавказом и Сталинградом привело к краху всей кампании.

Окружение под Сталинградом

Мы не располагаем достаточным количеством достоверного материала о Сталинградской битве. В книге Пливьера[164] содержатся отдельные яркие и мрачные зарисовки, но она представляет собой главным образом беллетристическое произведение, автор которого не был участником изображаемых событий. К счастью, мне удалось воспользоваться помощью и советами одного старшего офицера, который находился в 6-й армии и прибыл оттуда за несколько дней до капитуляции, — полковника немецкого генерального штаба Г. Р. Дин-глера, служившего в 3-й моторизованной дивизии первым офицером штаба. Полковник Динглер предоставил в мое распоряжение подробное описание боевых действий.

Динглер указывает, что когда немецкие войска подошли к Сталинграду, их силы уже иссякали. Для завершения победы не хватало наступательной мощи, а возместить понесенные потери не было возможности. Уже одно это обстоятельство не только оправдывало отступление, но и вынуждало его начать. Однако германское командование отказалось от такой идеи, игнорируя уроки истории и опыт предшествовавших войн. Результатом этого явилось полное уничтожение целой армии под Сталинградом.

В этой связи Динглер приводит выдержку из Клаузевица:

«Положение наступающего, находящегося в конце намеченного им себе пути, часто бывает таково, что даже выигранное сражение может побудить его к отступлению, ибо у него нет уже ни необходимого напора, чтобы завершить и использовать победу, ни возможности пополнить понесенные потери»[165].

Это изречение совпадает с замечанием Наполеона по поводу Бородинского сражения 1812 года: «Если бы я довел победу до конца, для достижения других побед у меня не осталось бы солдат». Подобная обстановка легко может сложиться при ведении операций в России с ее необъятной территорией, суровым климатом и огромными ресурсами.

Динглер рассказывает о том, что 21 августа 1942 года 15-я танковая дивизия и 3-я моторизованная дивизия 14-го танкового корпуса наступали на Дону с плацдарма у Песковатки, стремясь выйти к Волге севернее Сталинграда. 14-му танковому корпусу была поставлена задача прикрывать северное крыло главных немецких сил, продвигающихся между Волгой и Доном на Сталинград. Расстояние между двумя реками составляло примерно 70 км. 16-я танковая дивизия должна была организовать оборону фронтом на север, примыкая правым флангом к западному берегу Волги. Предполагалось, что левее 16-й дивизии расположится 3-я моторизованная дивизия, а промежуток между 3-й моторизованной дивизией и Доном займут пехотные дивизии.

Местность между Доном и Волгой представляет собой степь, напоминающую пустыню. Высота отметок над уровнем моря колеблется в пределах 70–150 метров, продвижению войск мешают многочисленные балки, перерезающие степь в разных направлениях, главным образом с севера на юг. Сопротивление, оказанное русскими между Доном и Волгой, было сравнительно слабым. Как правило, наши подвижные войска обходили узлы сопротивления противника, подавлением которых занималась шедшая следом пехота. 14-й танковый корпус без особого труда выполнил поставленную задачу, заняв оборонительные позиции фронтом на север. Однако в полосе 3-й моторизованной дивизии находились одна высота и одна балка, где русские не прекращали сопротивления и в течение нескольких недель доставляли немало неприятностей немецким войскам.

Динглер указывает, что сперва этой высоте не придавали серьезного значения, полагая, что она будет занята, как только подтянется вся дивизия. Он говорит: «Если бы мы знали, сколько хлопот доставит нам эта самая высота и какие большие потери мы понесем из-за нее в последующие месяцы, мы бы атаковали более энергично». Динглер делает следующий вывод:

«Этот случай послужил нам полезным уроком. Если нам не удавалось выбить русских с их позиций, осуществить прорыв или окружение в момент, когда мы еще быстро продвигались вперед, то дальнейшие попытки сломить сопротивление противника обычно приводили к тяжелым потерям и требовали сосредоточения больших сил. Русские — мастера окапываться и строить полевые укрепления. Они безошибочно выбирают позиции, имеющие важное значение для предстоящих боевых действий. Так было и с этой высотой, где русские могли долго обороняться и держать под наблюдением наши тылы».

Балка, удерживаемая русскими, находилась в тылу 3-й моторизованной дивизии. Она была длинной, узкой и глубокой; проходили недели, а ее все никак не удавалось захватить. Изложение Динглером боевых действий показывает, какой стойкостью отличается русский солдат в обороне:

«Все наши попытки подавить сопротивление русских в балке пока оставались тщетными. Балку бомбили пикирующие бомбардировщики, обстреливала артиллерия. Мы посылали в атаку все новые и новые подразделения, но они неизменно откатывались назад с тяжелыми потерями — настолько прочно русские зарылись в землю. Мы предполагали, что у них было примерно 400 человек. В обычных условиях такой противник прекратил бы сопротивление после двухнедельных боев. В конце концов русские были полностью отрезаны от внешнего мира. Они не могли рассчитывать и на снабжение по воздуху, так как наша авиация в то время обладала полным превосходством. В ночное время одноместные открытые самолеты с большим риском часто прорывались к окруженным русским и сбрасывали незначительное количество продовольствия и боеприпасов.

Не следует забывать, что русские не похожи на обычных солдат, для которых снабжение всем необходимым имеет большое значение. Мы неоднократно имели возможность убедиться в том, как немного им нужно.

Балка мешала нам, словно бельмо на глазу, но нечего было и думать о том, чтобы заставить противника сдаться под угрозой голодной смерти.

Нужно было что-то придумать.

Истощив весь запас хитроумных уловок, которым нас, штабных офицеров, в свое время учили, мы пришли к выводу, что нужно обратиться за помощью к боевым командирам, непосредственно выполняющим задачу. Поэтому мы вызвали наших лейтенантов и попросили трех из них разобраться в обстановке и предложить что-либо полезное. Через три дня они представили свой план. По этому плану предполагалось разделить балку на несколько участков и расположить танки и противотанковые орудия прямо против окопов русских, после чего наши штурмовые подразделения должны были подползти к окопам и выбить оттуда противника.

Все произошло согласно плану — русские даже не ожидали, что к ним вот так просто придут и попросят из окопов, но несколько ручных гранат и орудийных выстрелов оказались убедительным приглашением. Мы были поражены, когда, сосчитав пленных, обнаружили, что вместо 400 человек их оказалось около тысячи. Почти четыре недели эти люди питались травой и листьями, утоляя жажду ничтожным количеством воды из вырытой ими в земле глубокой ямы. Однако они не только не умерли с голоду, но еще и вели ожесточенные бои до самого конца».

А в это время немецкие войска продолжали наступление на Сталинград, стремясь овладеть городом. Русские оказывали решительное сопротивление, и наступающим частям приходилось вести бои за каждую улицу, за каждый квартал, за каждый дом. Потери были огромны, боевой состав частей угрожающе сокращался.

Сталинград находится на западном берегу Волги, имеющей здесь ширину свыше 3 км, и тянется с севера на юг более чем на 30 км. В центральной части города расположены заводы, а на окраинах находятся, вернее находились, небольшие деревянные жилые дома. Крутой берег реки представляет прекрасную позицию для обороны, и небольшие очаги сопротивления держались здесь до тех пор, пока Сталинград вновь не перешел в руки русских. Русские умело использовали в своей обороне прочные заводские здания, и выбить их оттуда можно было лишь ценой огромных потерь. По личному приказу Гитлера в Сталинград были срочно переброшены по воздуху пять саперных батальонов, но через несколько дней от них почти ничего не осталось. Правда, все эти очаги сопротивления не оказывали никакого влияния на общую обстановку в районе Сталинграда, но Гитлер считал ликвидацию противника в городе вопросом политического престижа. Так были принесены в жертву многие лучшие соединения, и немецкие войска понесли невосполнимые потери.

В ходе этих боев части 14-го танкового корпуса удерживали оборонительные позиции на северном участке Сталинградского фронта. Местность была ровной и открытой, слегка повышающейся к северу, но зато в полосе 3-й моторизованной дивизии было трудно выбрать позицию, которая не просматривалась бы русскими — они все еще удерживали упомянутую выше высоту. Штаб дивизии расположился в неглубокой балке, и Динглер в связи с этим отмечает: «Мы просидели там два месяца и пережили не один неприятный момент». И добавляет: «Наша балка обладала единственным преимуществом: ни один из старших начальников не рисковал появиться в нашем расположении».

В начале сентября русские с целью облегчить положение защитников Сталинграда стали предпринимать атаки на фронте 14-го танкового корпуса. Ежедневно свыше 100 танков в сопровождении крупных сил пехоты (массирование пехоты вообще было характерно для действий русских) атаковали позиции немецких войск. Наступление велось по принятому у русских принципу: уж если «Иван» решил что-то захватить, он бросает в бой крупные массы войск до тех пор, пока не достигнет поставленной цели или не исчерпает всех своих резервов. Атаки против северного участка продолжались до конца октября, и Динглер по этому поводу делает следующие замечания:

«Я не преувеличиваю, утверждая, что во время этих атак мы не раз оказывались в безнадежном положении. Тех пополнений в живой силе и технике, которые мы получали из Германии, было совершенно недостаточно. Необстрелянные солдаты не приносили в этих тяжелых боях никакой пользы. Потери, которые они несли с первого же дня пребывания на передовой, были огромны. Мы не могли постепенно „акклиматизировать“ этих людей, направив их на спокойные участки, потому что таких участков в то время не было. Невозможно было также и отозвать с фронта ветеранов, чтобы организовать должную подготовку новичков».

Огонь русской артиллерии действительно был очень сильным. Русские не только обстреливали наши передовые позиции, но и вели огонь из дальнобойных орудий по глубоким тылам. Пожалуй, следует хотя бы коротко сказать и об опыте, полученном нами в эти напряженные дни. Вскоре артиллерия заняла первостепенное место в системе нашей обороны. Поскольку потери росли и сила нашей пехоты истощалась, основная тяжесть в отражении русских атак легла на плечи артиллеристов. Без эффективного огня артиллерии было бы невозможно так долго противостоять настойчиво повторяющимся массированным атакам русских. Как правило, мы использовали только сосредоточенный огонь и старались нанести удар по исходным позициям русских до того, как они могли перейти в атаку. Интересно отметить, что русские ни к чему не были так чувствительны, как к артиллерийскому обстрелу.

Мы пришли также к выводу, что нецелесообразно оборудовать позиции на передних скатах, поскольку их нельзя было оборонять от танковых атак. Не следует забывать, что основу нашей противотанковой обороны составляли танки, и мы сосредоточивали все танки в низинах непосредственно у переднего края. С этих позиций они легко могли поражать русские танки, как только те достигали гребня высоты. В то же время наши танки были в состоянии оказать поддержку пехоте, обороняющейся на обратных скатах, при отражении танковых атак русских.

Эффективность нашей тактики доказывается тем фактом, что за два месяца боев наша дивизия вывела из строя свыше 200 русских танков.

Командир 14-го танкового корпуса генерал фон Витерсгейм понимал, что положение резко ухудшается. Его корпус с каждым днем слабеет, тогда как атаки русских становятся все более ожесточенными. Скоро должен был наступить такой момент, когда 14-й танковый корпус уже не смог бы больше обеспечивать северный фланг наступающих в районе Сталинграда войск. Генерал фон Витерсгейм доложил об этих соображениях и предложил отвести соединения, участвующие в рискованной сталинградской авантюре, на западный берег Дона в случае, если не будут получены достаточные подкрепления. Если бы его предложение было принято, катастрофы под Сталинградом не произошло бы. Но оно не было принято, так же как не были направлены на фронт и подкрепления. Единственным результатом доклада фон Витерсгейма явилось освобождение его от должности, так как наверху считали, что он слишком пессимистически смотрит на вещи[166]. В октябре русские ослабили свои атаки против 14-го танкового корпуса. Противник перегруппировывал войска и готовился к большому контрнаступлению.

Схема 28

Окружение 6-й немецкой армии под Сталинградом

Штабы дивизий и даже корпусов, действовавших в районе Сталинграда, очень мало знали об общей обстановке — по приказу Гитлера никому не полагалось знать больше того, что было абсолютно необходимо для выполнения поставленной ему конкретной задачи. Неудивительно, что среди рядового состава распространялись фантастические слухи. Однако стратегическая обстановка в самом деле была очень серьезной. В десяти километрах южнее Сталинграда русские продолжали удерживать крупный плацдарм у Бекетовки, кроме того, они сохранили плацдармы на западном берегу Дона. Стало известно, что венгерская, итальянская и румынская армии заняли позиции на Дону на юг от Воронежа. Этот факт не мог, конечно, придать бодрости немецким войскам: боевые качества наших союзников никогда не переоценивались, а их жалкая техника не могла способствовать повышению их репутации. Кроме того, никто не мог понять, почему румынские соединения оставили участок в огромной излучине Дона. Они мотивировали свой отход необходимостью высвободить войска для других целей, но в действительности оставили такой участок, удержание которого не требовало особых усилий. Теперь же в руках русских оказался очень важный плацдарм.

В ноябре новый танковый корпус в составе одной немецкой и одной румынской дивизий был выдвинут в излучину Дона. Это был 48-й танковый корпус; в конце ноября я был назначен в этот корпус на должность начальника штаба. К этому времени русские уже вели наступление, обладая подавляющим численным превосходством и всеми преимуществами, которые дает внезапность действий.

19 ноября танковая армия генерала Рокоссовского[167] начала намного превосходящими силами наступление со своего плацдарма у Кременской в излучине Дона. Наступление проводилось во взаимодействии с ударом с плацдарма у Бекетовки южнее Сталинграда. Оба удара были нанесены по румынским войскам — их 3-я армия удерживала излучину Дона, а 4-я армия находилась южнее Сталинграда. Я не буду говорить о той панике, которую вызвало среди них новое русское наступление[168]. Русские быстро продвигались вперед, и вскоре их войска соединились у Калача на реке Дон.

Вот как были получены, по словам полковника Динглера, в 3-й моторизованной дивизии известия об этих событиях:

«20 ноября 16-я танковая дивизия, наш правый сосед, получила приказ немедленно оставить занимаемые позиции и переправиться на западный берег Дона у Калача. Видимо, случилось что-то очень серьезное.

21 ноября мы узнали от наших тыловых частей, которые располагались на восточном берегу Дона и южнее Калача, что русские танки приближаются к городу с юга. Из других тыловых частей, находившихся западнее Дона, нам по радио сообщили, что русские подходят к Калачу с севера. Было ясно, что Сталинград вскоре будет окружен. Мы понимали, как трудно будет прорвать это кольцо имевшимися в нашем распоряжении силами — их слабость была совершенно очевидна.

Если русские решили перейти в наступление западнее Дона крупными силами, то вырваться из окружения будет очень тяжело. Однако, несмотря на эти опасения, не было никаких признаков паники — ведь большинство из нас имело за спиной опыт одного, а то и двух окружений. Мы думали, что и на этот раз все в конце концов обойдется.

На северном участке фронта все было спокойно. 24 ноября стало совершенно ясно, что мы окружены крупными силами русских. В ходе широкого наступления противник, наступавший с севера, прорвался в излучину Дона. У южной границы излучины он был на некоторое время задержан, но затем ему удалось продвинуться крупными танковыми силами в район Калача. Самым неприятным был тот факт, что противник, используя момент внезапности и замешательство немецких войск, сумел захватить неповрежденный мост через Дон[169]. В то же время русские, начавшие наступление с плацдарма у Бекетовки, легко преодолели степной район, в котором находились только немецкие тыловые части».

Противник теснил наши соединения, сражавшиеся на западном берегу Дона, в восточном направлении, и, переправившись через реку по еще исправному мосту около Вертячего, они соединились с окруженными у Сталинграда немецкими войсками. Штаб 6-й армии, располагавшийся на берегу Дона, оказался прямо на пути русских танков и был вынужден переместиться на некоторое время к реке Чир западнее Дона. Однако через несколько дней он был переброшен по воздуху в район Сталинграда и расположился около Гумрака.

Теперь 6-й армии было необходимо произвести перегруппировку, 14-й танковый корпус должен был оттянуть назад войска своего левого фланга, занимавшие позиции на Дону, а 3-я моторизованная дивизия получила приказ пробиться к Калачу. Однако противник оказался гораздо сильнее, чем предполагалось, и дивизия была остановлена западнее Мариновки.

В конце ноября генерал-полковник Паулюс, командующий 6-й армией, решил предпринять наступление в западном направлении с тем, чтобы прорвать кольцо окружения и соединиться с немецкими и румынскими частями, ведущими бои западнее Дона. Однако в это время был получен приказ Гитлера: «Держитесь! Помощь придет»[170].

Паулюс поверил этому обещанию и, к несчастью, верил слишком долго.

Высшее командование

Возвратившись в сентябре из Африки, я представился начальнику генерального штаба сухопутных сил генерал-полковнику Гальдеру и вручил ему письмо Роммеля, в котором последний подчеркивал серьезность обстановки в районе Эль-Аламейна. Гальдер принял меня с обычной для него любезностью и начал задавать различные вопросы в присущей ему академической и, я бы сказал, профессорской манере. Беседа происходила в ставке Гитлера в Восточной Пруссии под Растенбургом, и, хотя Гальдер проявил интерес к положению в пустыне, для меня было совершенно ясно, что его мысли и все внимание ОКВ были сосредоточены на действиях в России.

Теперь нам известно, что в сентябре 1942 года между Гальдером и Гитлером происходили резкие споры по вопросу о том, целесообразно ли продолжать наступление на Сталинград. Гальдер обратил внимание фюрера на опасности, связанные с обороной недостаточными силами растянутого фланга, против которого русские могли обрушить всю мощь своего контрнаступления. Он понимал, что в районе между Волгой и Доном назревает катастрофа, но все его настойчивые попытки предотвратить ее привели лишь к тому, что 25 сентября он был заменен генералом Цейтцлером. Говорят, что Гитлер заявил: «Я отстранил генерала Гальдера потому, что он не мог понять духа моих планов».

В ноябре я вышел из госпиталя и получил небольшой отпуск. Я слышал, что после выздоровления мне должны были дать «теплое местечко» где-то на побережье Ла-Манша. Однако этому не суждено было случиться. Мне приказали отправиться в Восточную Пруссию и явиться к генералу Цейтцлеру, и 27 ноября я снова стоял в той же самой комнате, где несколько недель тому назад разговаривал с генералом Гальдером.

Цейтцлер держал себя иначе, чем его предшественник. Он был строг и резок, но чувствовалось, что это очень знающий штабной офицер, вникающий в самое существо дела[171]. Он сообщил мне о моем назначении на должность начальника штаба 48-го танкового корпуса и дал свою оценку положения в районе Сталинграда. У меня создалось впечатление, что Цейтцлер не верил в возможность деблокады 6-й армии и считал, что у Паулюса один выход — попытаться прорвать кольцо окружения. Как теперь известно, Цейтцлер советовал Гитлеру принять именно такое решение. Но фюрер, который поверил Герингу (Геринг заявлял, что сможет обеспечить по воздуху 6-ю армию всем необходимым), не пожелал прислушаться к советам Цейтцлера[172].

После беседы с Цейтцлером я получил более подробные данные об обстановке в так называемой «оперативной комнате». 19 ноября русские войска в составе трех танковых корпусов, двух кавалерийских корпусов и двадцати одной стрелковой дивизии перешли в наступление с плацдарма в районе Кременской. Они прорвали позиции румын и создали брешь шириной около тридцати километров. 48-й танковый корпус, расположенный за 3-й румынской армией, контратаковал силами 13-й танковой дивизии и находившимися в его подчинении румынскими танками, но был отброшен лавиной русских войск. Командир корпуса генерал Гейм и его начальник штаба полковник Фрибе были отстранены от должностей за нерешительность. Несколько дней спустя я узнал от полковника фон Оппельна из 13-й танковой дивизии, что его танковый полк не смог своевременно выступить из-за того, что мыши перегрызли провода наружного освещения на танках[173]. Однако в любом случае штаб корпуса нес ответственность за задержку, и этим объясняется мое назначение.

Русское наступление с плацдарма в районе Бекетовки осуществлялось двумя танковыми корпусами и девятью стрелковыми дивизиями, которые соединились с наступавшими из района Кременской войсками у Калача 22 ноября, тем самым замкнув кольцо вокруг 6-й армии[174]. Между Волгой и Доном шесть русских танковых бригад и двадцать стрелковых дивизий оказывали сильное давление на северный фланг 6-й армии.

Большая карта с нанесенной на ней обстановкой представляла собой малоприятное зрелище. Я попытался найти место расположения нашего 48-го танкового корпуса, но на карте было нанесено так много стрел, что это оказалось далеко не легким делом. Действительно, 27 ноября 48-й танковый корпус сам попал в так называемый «малый котел» северо-западнее Калача.

Таковы были мои впечатления о ставке фюрера. Утром 28 ноября я вылетел самолетом в Ростов, где должен был явиться во вновь созданный штаб группы армий «Дон». Перелет из Восточной Пруссии на старом испытанном Ю-52 показался мне бесконечно долгим. Мы пролетели над разрушенной Варшавой, затем пересекли бездорожный район Пинских болот и занесенные снегом степи Украины и, сделав короткую посадку в Полтаве с ее зловещими памятниками, напоминающими о нашествии Карла XII, прибыли в Ростов во второй половине дня. Совершив перелет в 2400 км, я мог составить себе ясное представление о бескрайних просторах России и тех огромных расстояниях, на которых ведутся боевые действия.

В тот же вечер я явился к фельдмаршалу фон Манштейну и его начальнику штаба генералу Велеру. С момента посещения нашей дивизии в Польше в 1940 году Манштейн очень постарел, но его авторитет вырос, а подвиги, совершенные в начале войны с Россией и затем при завоевании Крыма, принесли ему такую славу, которой мог бы позавидовать любой командующий на Восточном фронте. Как специалист по ведению осадных боевых действий, он в свое время был направлен на ленинградский участок фронта для разработки плана по овладению старой русской столицей, а впоследствии был переброшен под Сталинград с задачей восстановить положение на Дону и организовать деблокаду окруженной в Сталинграде немецкой группировки. Манштейн, которого метко называли человеком, «скрывающим свои чувства под маской ледяного спокойствия»[175], направил меня к полковнику Буссе, первому офицеру штаба группы армий «Дон».

От Буссе я получил новые сведения об обстановке, дополнившие то, что мне сообщили в ОКВ. По этим данным, двадцать дивизий 6-й армии были окружены примерно шестьюдесятью дивизиями русских, 4-я румынская армия была разгромлена между Элистой и Сталинградом в результате русского наступления с Волги и больше не могла рассматриваться как боеспособная единица. Но оставался еще слабый заслон частей 4-й танковой армии генерал-полковника Гота на рубеже от Элисты до Котельникова. Эти части имели своей задачей обеспечить проходившие через Ростов коммуникации группы армий «А» фельдмаршала фон Клейста, которая действовала на Кавказе. Первые пополнения с Кавказского фронта для 4-й танковой армии находились уже в пути.

Главные силы противника восточнее Дона, очевидно, все еще находились перед фронтом 6-й армии. Это дало возможность личному составу тыловых служб и авиационных частей построить позиции западнее излучины Дона, однако войск для их обороны явно не хватало, 3-я румынская армия откатывалась на запад, и лишь благодаря энергичным мерам полковника Венка, который был прикомандирован к румынам в должности начальника штаба армии, отступление было приостановлено и войска организовали оборону в районе Обливская и дальше на север до станицы Вешенская на Дону (см. схему 28). Здесь румынские части установили локтевую связь с восточным флангом 8-й итальянской армии, которой еще предстояло испытать на себе удары русских, 48-й танковый корпус со своей 13-й танковой дивизией и остатками румынской танковой дивизии прорвался с боями из окружения и занял позиции на реке Чир западнее Петровки.

Группа армий «Дон» сосредоточивала силы по обе стороны Котельниково. Подкрепления прибывали главным образом с Кавказского фронта; они должны были усилить 4-ю танковую армию Гота и дать ему возможность деблокировать Сталинград. Предполагалось, что, как только позволит обстановка, 48-й танковый корпус переместится южнее Дона и поддержит 4-ю танковую армию, которая наносила решающий контрудар.

На рассвете 29 ноября я вылетел на командный пункт 48-го танкового корпуса. Мы летели на «Шторхе» и вместе с пилотом очень внимательно смотрели вниз, боясь ошибиться и совершить посадку по ту сторону фронта. Самолет шел над самой землей, и я получил довольно полное представление о «матушке России». Местность по обоим берегам Дона представляет собой огромную бескрайнюю степь; лишь изредка попадаются глубокие лощины, в которых прячутся деревни. Пейзаж напоминал пустыню Северной Африки, только вместо песка внизу белым ковром лежал снег. Когда мы совершили посадку на небольшом фронтовом аэродроме, я понял, что начался новый и очень мрачный период моей службы в армии.

В 48-м танковом корпусе

Прибыв в штаб 48-го танкового корпуса, я увидел, что обстановка тут была не из приятных. После безуспешной контратаки корпуса его командира и начальника штаба отстранили от должностей, причем это было сделано настолько поспешно, что они даже не имели времени передать дела своим преемникам. Совершенно ясно, что так поступать нельзя, но такова уж была манера Гитлера. Единственным человеком, к которому я мог обратиться за советом в этой тревожной обстановке, был первый офицер штаба майор фон Олен, мой хороший друг. В доброе старое время мы не раз участвовали вместе в скачках с препятствиями.

С целью выяснить действительное положение вещей я отправился в танковый полк 13-й танковой дивизии, который готовился к контратаке с целью восстановить утраченное накануне ночью положение. Контратака оказалась успешной, две оставленные деревни вновь перешли в наши руки, а русские, охваченные паникой, буквально бежали с поля боя. Успех был достигнут благодаря отличному взаимодействию артиллерии, мотопехоты и танков. В этом бою, как и во многих других, которые мне пришлось наблюдать в дальнейшем, отчетливо выявилось абсолютное превосходство немецких танковых войск над русскими. Но немецкие танковые соединения напоминали собой лишь отдельные островки в огромном океане русских полчищ, стремительно наступавших справа, слева и далеко в тылу.

Я побывал также в приданных нашему корпусу румынских частях, где мне, к сожалению, пришлось убедиться в том, что они не смогут выдержать мощного натиска русских. Румынская артиллерия не имела таких современных орудий, какими располагали немецкая и, к нашему несчастью, русская артиллерия. Средств связи не хватало для обеспечения быстрого и гибкого массирования огня, необходимого в условиях обороны. Вооружение противотанковых частей было также совершенно недостаточным, а их танки представляли собой машины устаревших типов, закупленные во Франции. Я вновь подумал о Северной Африке и о действовавших там итальянских дивизиях. Плохо обученные части, вроде итальянских, с устаревшим вооружением не способны выдержать серьезного испытания.

30 ноября командование 48-м танковым корпусом временно принял генерал Крамер (впоследствии Крамер был взят в плен англичанами в Тунисе, где он командовал Африканским корпусом; это был ветеран боевых действий в пустыне, отличившийся в боях под Сиди-Резег). В это время обстановка на фронте была чересчур серьезной и настоятельно требовала решительных действий. Хотя 3-я румынская армия, наиболее боеспособным соединением которой был 48-й танковый корпус, и сумела создать оборонительный рубеж по реке Чир, я, однако, серьезно опасался, что ей не удастся выдержать решительное наступление русских. Резервы были очень слабыми, а оборонительный рубеж занимали подразделения, сформированные из солдат, изъятых из тыловых служб и отставших от своих частей. В это время мы все еще удерживали небольшой плацдарм на левом берегу Дона у Нижне-Чирской, всего лишь в сорока километрах от ближайших частей 6-й армии, которые находились под Мариновкой. Но русские хорошо понимали, что необходимо оттеснить нас дальше на запад, и в начале декабря войска их 5-й танковой армии предприняли решительные атаки и в нескольких местах форсировали реку Чир.

Когда русские развернули свое наступление, штаб 48-го танкового корпуса оставил Петровку и 4 декабря расположился в районе Нижне-Чирской, где Чир впадает в Дон (13-я танковая дивизия и румынские танки были оставлены для поддержки 3-й румынской армии). Предполагалось, что 48-й танковый корпус объединит в своем составе 11-ю танковую, 336-ю пехотную и одну авиаполевую дивизии, которые 4 декабря все еще находились на пути к фронту.

Когда 4-я танковая армия Гота начнет наступление на Сталинград, 48-й танковый корпус переправится через Дон и соединится с ее левым флангом. Полковник Адам из штаба 6-й армии находился в Нижне-Чирской с импровизированными частями, которые ему удалось там собрать.

4 декабря в наш штаб прибыл вновь назначенный командир 48-го корпуса генерал фон Кнобельсдорф. Мне выпала честь быть у него начальником штаба во время почти непрерывных оборонительных и наступательных боев на реках Чир и Северный Донец, а затем под Харьковом и Курском. Это был человек, обладавший замечательными знаниями, гибким умом и широким кругозором, его высоко ценили все работники штаба. Новый командир сразу же оказался втянутым в водоворот переживаемых нами тревожных событий.

Схема 29

Бой за совхоз № 19

Бои на реке Чир

6 декабря 336-я пехотная дивизия заняла позиции на реке Чир между Нижне-Чирской и Суровикино. В этот же день в Нижне-Чирскую прибыл командир 11-й танковой дивизии генерал Бальк для изучения участка, на котором его дивизия должна была переправиться через Дон и в дальнейшем наступать во взаимодействии с дивизиями 4-й танковой армии Гота. Однако нам не довелось сыграть никакой роли в попытке освободить войска под Сталинградом. 7 декабря 1-й танковый корпус русских форсировал реку Чир на левом фланге 336-й дивизии и устремился к совхозу № 79, находившемуся глубоко в тылу наших оборонительных позиций на берегу реки. Частям 11-й танковой дивизии, которые подтягивались из района Ростова, было приказано немедленно наступать на совхоз и восстановить положение. Днем 7 декабря 15-й танковый полк вступил в бой с крупными танковыми силами противника в районе совхоза и приостановил их дальнейшее продвижение.

Было совершенно очевидно, что мы не могли позволить русским остаться в совхозе, и генерал Бальк получил приказ выбить их оттуда. Прежде всего он развернул свой командный пункт рядом с командным пунктом 336-й дивизии у Верхне-Солоновского — это было сделано с целью установить наиболее тесное взаимодействие между двумя дивизиями.

Командир 336-й дивизии хотел, чтобы Бальк атаковал совхоз с фронта с целью как можно скорее облегчить положение 336-й дивизии. Бальк не согласился — местность не благоприятствовала действию танков и, кроме того, фронтальной атакой можно было лишь отбросить противника назад, но не уничтожить его. Он решил наступать вначале вдоль высот западнее и севернее совхоза, где легко могли пройти танки, а затем отрезать русским пути отхода (см. схему 29). Главный удар должен был наноситься 15-м танковым полком при поддержке 111-го мотострелкового полка, а с целью сковать противника с юго-запада наступал 110-й мотострелковый полк. Бальк расположил свои зенитные орудия и саперный батальон южнее совхоза, с тем чтобы воспрепятствовать прорыву русских в этом направлении. Артиллерия 336-й дивизии должна была оказать поддержку войскам, наступавшим с северо-востока.

В ночь с 7 на 8 декабря 11-я танковая дивизия перегруппировалась в соответствии с приказом Балька, части заняли исходное положение и на рассвете 8 декабря начали наступление. Русские в этот момент как раз готовились нанести удар в тыл 336-й дивизии в полной уверенности, что теперь немцы находятся в их власти, 15-й танковый полк натолкнулся на большую колонну русской мотопехоты, двигавшуюся в южном направлении, и атаковал ее. Внезапность была полной. Танки врезались в колонну, поджигая один грузовик за другим; началась невообразимая паника. Колонна была уничтожена, и танковый полк дивизии Балька при тесной поддержке мотострелкового полка и артиллерии вышел в тыл танковых частей русских в районе совхоза. Русские дрались храбро, но их танки попали в огненное кольцо, и все усилия вырваться из этого кольца оказались тщетными. Когда короткий зимний день подходил к концу, 1-й русский танковый корпус, потерявший 53 танка, находился уже в безнадежном положении.

Между 9 и 13 декабря Бальк вел непрерывные бои по ликвидации плацдармов противника на реке Чир. Авиаполевая дивизия заняла оборону левее 336-й дивизии, и оба этих пехотных соединения делали все возможное, чтобы удержать проходивший по берегу реки фронт 48-го танкового корпуса, растянувшийся на 65 км между Обливской и Нижне-Чирской. Русские оказывали сильное давление, и 11-й танковой дивизии не раз приходилось вступать в бой, чтобы восстановить линию фронта.

Вечером 11 декабря генерал Бальк получил следующее сообщение: «Противник прорвался под Лисинским и у Нижне-Калиновки, расстояние между участками прорыва по прямой 22 км». Командир 11-й танковой дивизии решил сперва контратаковать противника у Лисинского. Совершив ночной марш, танковый полк прибыл к Лисинскому на рассвете 12 декабря и уничтожил прорвавшуюся русскую часть. Бальк принял указанное выше решение потому, что считал позиции 336-й дивизии исключительно важными для последующих действий 11-й танковой дивизии и хотел удержать эти позиции любой ценой. 336-я дивизия понимала всю важность поставленной задачи. Ее личный состав проявлял железную стойкость, стремясь всякий раз обойтись своими собственными силами, чтобы, когда вмешательство танков становилось абсолютно необходимым, Бальк мог контратаковать всей танковой дивизией. Командир 336-й дивизии генерал Лухт ни разу не терял самообладания и никогда, даже в минуты самой серьезной опасности, не обращался за помощью к танкистам 11-й дивизии. Такие действия были бы невозможны, не будь самого тесного сотрудничества в работе двух штабов этих дивизий, чему в немалой степени способствовало их совместное расположение. Кроме того, каждый вечер командир корпуса встречался с генералом Бальком для тщательного обсуждения создавшейся обстановки.

Разгромив 12 декабря русских под Лисинским, 11-я танковая дивизия совершила марш в 25 км на северо-запад и в тот же день нанесла удар по плацдарму русских у Нижне-Калиновки и значительно сократила его.

Схема 30

Бои на реке Чир (декабрь 1942 г.).

На рассвете 13 декабря, когда эта дивизия готовилась предпринять решительную атаку на Нижне-Калиновку, на ее правый фланг обрушился мощный удар русских, временно поставивший дивизию в критическое положение. Один батальон даже оказался в окружении. Дивизия прекратила атаки против плацдарма и развернулась против наступающих русских частей. Вскоре окруженный батальон был освобожден, бой закончился, бесспорно, в пользу оборонявшихся немецких частей. К сожалению, полностью ликвидировать плацдарм русских у Нижне-Калиновки не удалось, и позднее это привело к серьезным последствиям. 11-я танковая дивизия ночью шла, а днем вела бои; так продолжалось уже восемь суток, и теперь она настоятельно нуждалась в отдыхе.

10 декабря 4-я танковая армия начала наступление, с таким нетерпением ожидаемое 6-й армией. В это время на наш командный пункт прибыл генерал-полковник фон Рихтгофен, который отвечал за снабжение окруженной армии с воздуха. По его мнению, положение со снабжением немецких войск под Сталинградом с начала декабря никак нельзя было считать благополучным: вместо 500 т минимально потребного суточного количества боеприпасов, продовольствия и горючего авиация доставляла окруженным войскам не более 100 т. Транспортных самолетов Ю-52 было совершенно недостаточно, поэтому пришлось использовать бомбардировщики Хе-111. Но они могли поднимать всего 1,5 т груза, кроме того, были крайне необходимы на фронте для поддержки наземных войск.

Тем временем наступление Гота к Сталинграду шло полным ходом, и 48-й танковый корпус, несмотря на критическую обстановку на реке Чир, должен был тоже принять в нем участие. К сожалению, наш плацдарм у Нижне-Чирской в результате непрерывных атак русских был оставлен, и для того, чтобы мы могли выполнить нашу задачу и соединиться с 4-й танковой армией, нам нужно было сначала овладеть этим утраченным плацдармом. 14 декабря на реке Чир все было спокойно, и 15 декабря 11-я танковая дивизия отошла со своих позиций вокруг русского плацдарма у Нижне-Калиновки и передвинулась к Нижне-Чирской, чтобы переправиться через полузамерзший Дон и соединиться с деблокирующей группировкой Гота. Позиции 11-й танковой дивизии у Нижне-Калиновки заняли подразделения «Alarmeinheiten»[176] из состава авиаполевой дивизии.

К 16 декабря передовые отряды Гота вышли к реке Аксай-Есауловский. Теперь их отделяло от 6-й армии расстояние менее 65 км, и мы поставили 11-й танковой дивизии задачу форсировать 17 декабря Дон и наступать в юго-восточном направлении для поддержки войск левого фланга армии Гота (на действиях армии Гота я остановлюсь подробно в следующей главе). В этой критической обстановке русское командование проявило глубокую стратегическую проницательность — в то время руководство действиями русских войск на Волге и на Дону осуществлял маршал Жуков, а начальником штаба у него был генерал Василевский[177]. Вместо того чтобы сконцентрировать свои резервы для отражения удара Гота, они предприняли новое наступление на Среднем Дону против несчастной 8-й итальянской армии; наступление велось крупными силами и на широком фронте вплоть до позиций оперативной группы Холлидт (которая сменила 3-ю румынскую армию) и 48-го танкового корпуса, оборонявшегося на реке Чир. Кризис на нашем собственном участке фронта и разгром итальянцев не только вынудили отказаться от наступления 11-й танковой дивизии через Дон, но и заставили фон Манштейна срочно задержать 4-ю танковую армию Гота, для того чтобы создать оборону на новом рубеже и прикрыть Ростов. Это решило судьбу 6-й армии под Сталинградом.

16 декабря обстановка на фронте 48-го танкового корпуса была далеко не ясной. 5-я танковая армия русских прекратила атаки немецких позиций на реке Чир, и казалось вполне возможным, что она предпримет попытку форсировать Дон, чтобы встретить армию Гота. Плохая погода препятствовала ведению воздушной разведки. Но 17 декабря обстановка прояснилась: в тот момент, когда 11-я танковая дивизия собиралась форсировать Дон, русские мощным ударом прорвали позиции 336-й дивизии в 100 м севернее Нижне-Чирской. Не оставалось иного выхода, как ввести в действие 11-ю танковую дивизию, которая отбросила русских назад к берегу реки. 18 декабря 11-я танковая дивизия продолжала вести бои по ликвидации этого плацдарма русских на реке Чир и, безусловно, выполнила бы свою задачу, если бы не было получено сообщение о новом наступлении русских с плацдарма у Нижне-Калиновки, примерно в 30 км к северо-западу. Там русскому моторизованному корпусу удалось сломить сопротивление частей «Alarmeinheiten» и прорвать на широком фронте немецкую оборону. Генерал фон Кнобельсдорф был вынужден направить 11-ю танковую дивизию, чтобы закрыть брешь, хотя Бальк возражал против такого решения, считая необходимым сперва уничтожить противника в полосе 336-й дивизии.

Получив приказ, генерал Бальк решил немедленно выступить, чтобы на рассвете неожиданно нанести удар по противнику. В соответствии с таким планом 110-й мотострелковый полк должен был сковывать противника с фронта, 15-й танковый полк — атаковать восточный фланг русских, а 111-й мотострелковый полк, находившийся в резерве, — следовать непосредственно за 15-м полком и обеспечивать правый фланг (см. схему 31).

К 5.00 19 декабря войска заняли исходные позиции. Как только рассвело, передовые подразделения 15-го танкового полка увидели танковые части русских, которые двигались в боевых порядках в южном направлении. Так как немецкому полку удалось скрытно подойти, его двадцать пять танков последовали за русскими танками, и, прежде чем противник понял, что двигающиеся за ним второй волной танки являются не русскими, а немецкими, последние вывели из строя сорок две машины. Господствующая высота 148,8 была захвачена. По другую сторону этой высоты была замечена еще группа танков, двигавшихся в том же направлении, что и первая. Вновь немецкие танки под умелым командованием капитана Лестмана атаковали русские танки с тыла и уничтожили их прежде, чем последние поняли, что происходит. Так за поразительно короткое время, не потеряв ни одной машины, двадцать пять немецких танков уничтожили шестьдесят пять боевых машин русских. Этот бой привел к срыву русского наступления. Оставшиеся части бежали перед нашими танками, не оказывая какого-либо серьезного сопротивления[178].

Вечером 19 декабря 3-я механизированная бригада русских предприняла отвлекающее наступление против левого фланга 11-й танковой дивизии и захватила позиции 1-го батальона 110-го мотострелкового полка. Однако 15-му танковому полку вскоре удалось восстановить положение.

20 декабря 11-я танковая дивизия возобновила свои действия с целью отбросить русских за Чир. Вначале наступление развивалось успешно, но к вечеру русские нанесли сильный удар по правому флангу дивизии и зашли в тыл 111-му мотострелковому полку. Создавшееся опасное положение было ликвидировано силами танкового полка; при этом русские потеряли десять танков.

Схема 31

Контратака Балька (декабрь 1942 г.)

Вследствие сильного удара русских генерал Бальк решил 21 декабря перейти к обороне и отдал приказ своим полкам о проведении под прикрытием темноты перегруппировки. В 2 часа ночи оба мотострелковых полка сообщили о прорыве их позиций русскими. Ночь была светлая, полная луна хорошо освещала путь русским танкам и пехоте, которые ворвались в расположение наших частей в тот момент, когда последние были заняты своей перегруппировкой. 15-й танковый полк немедленно перешёл в контратаку, и вскоре из мотострелковых полков поступили благоприятные сообщения. Бальк бросил 61-й мотоциклетный батальон в контратаку на стыке 110-го и 111-го мотострелковых полков, где, по-видимому, наступали главные силы противника. Когда рассвело, стало ясно, что 11-я танковая дивизия добилась в оборонительном бою большого успеха: сотни русских лежали перед нашими позициями. Однако и немцы также понесли очень большие потери. 22 декабря на фронте 48-го танкового корпуса все было спокойно; фактически наши тяжелые оборонительные бои на рубеже реки Чир закончились. Зато разгром 8-й итальянской армии создал ужасную брешь на нашем левом фланге, в которую устремились части 1-й гвардейской армии русских. 22 декабря наш корпус получил приказ оставить рубеж реки Чир и вместе с 11-й танковой дивизией передвинуться на 145 км к западу, в район Тацинской. Если бы мы не совершили быстро этого марша, ничто не спасло бы Ростов.

Перед тем как закончить описание боев на реке Чир, я должен отдать должное генералу Бальку, прирожденному командиру-танкисту. В течение всего периода боев его танковая дивизия выполняла роль «пожарной бригады»; маневрируя позади боевых порядков двух пехотных дивизий, она ликвидировала один за другим опасные прорывы русских. Когда пехота оказывалась бессильной против превосходящих сил русских на плацдармах, в бой вступал Бальк, который, действуя по известному принципу «Klotzen, nicht Kleckern» («бить так бить!»), наваливался на противника всей мощью своих танков. Его замечательные успехи были результатом полной согласованности действий с двумя пехотными дивизиями и штабом 48-го танкового корпуса. Он никогда не оставлял одиночных танков для непосредственной поддержки пехоты, так как считал это бесполезным делом и ненужной потерей столь необходимых машин. Гибкая тактика такого рода много раз позволяла исправлять критическое положение и наносить огромные потери противнику. За указанный период в полосе 48-го танкового корпуса было уничтожено свыше 700 танков противника.

Вот что пишет сам Бальк об этих боевых действиях:

«Успех обороны на реке Чир был достигнут благодаря героическим действиям 11-й танковой дивизии. Если бы на этом участке фронта оборона была прорвана и если бы русским позволили продвинуться к Ростову, немецкая группа армий на Кавказе оказалась бы отрезанной и ее постигла бы судьба немецкой армии под Сталинградом. Обстановка складывалась так, что от 11-й танковой дивизии требовалось сделать все возможное для выполнения поставленной задачи.

К счастью, все командиры, у которых нервы не выдержали испытаний прошедших боев, были заменены более крепкими людьми. Не осталось ни одного офицера, на которого нельзя было бы полностью положиться. В течение нескольких недель дивизия каждую ночь совершала марши, перед рассветом всегда оказываясь в наиболее уязвимом для противника месте и нанося удар за час до наступления русских. Эта тактика требовала от войск невероятного напряжения, но зато у нас было мало потерь, потому что мы всегда достигали полной внезапности. В дивизии считалось аксиомой, что „ночные марши сохраняют жизнь“, но справедливость требует отметить, что никто в то время не мог бы вам толком сказать, когда же спали наши солдаты.

Приказы отдавались только в устной форме. Вечером командир дивизии принимал решение относительно действий на следующий день, а все необходимые распоряжения отдавал командирам полков уже непосредственно на местности. Затем он возвращался в свой штаб и обсуждал предполагаемые действия с начальником штаба 48-го танкового корпуса. Если его план получал одобрение, в полки передавали по радио „изменений нет“, и все передвижения совершались согласно ранее полученным указаниям. Если же требовалось внести серьезные поправки, командир дивизии посещал ночью все полки и отдавал, снова в устной форме, необходимые приказания.

В бою командир дивизии находился в передовых подразделениях, действующих на направлении главного удара; в полках он бывал по нескольку раз в день. Штаб дивизии размещался недалеко в тылу и не менял своего расположения в ходе боевых действий. Здесь собирались и обрабатывались все полученные данные, отсюда руководили снабжением частей и направлялись подкрепления. Связь между командиром дивизии и его штабом поддерживалась по радио и только в редких случаях по телефону.

336-я дивизия, которой удивительно умело и хладнокровно командовал генерал-лейтенант Лухт, испытывала серьезный недостаток в вооружении. Дивизия не оказывалась бы столько раз в критическом положении, если бы располагала большим количеством противотанковых пушек. В этом отношении наша организация не отвечала предъявляемым к ней требованиям».

С обеих сторон в бой вводились вновь созданные и плохо оснащенные соединения. Так, у немцев действовали авиаполевые дивизии, которые через несколько дней боев, как правило, теряли боеспособность: несмотря на хорошее техническое оснащение, их подготовка оставляла желать много лучшего, а кроме того, у них не было опытных командиров. Создание авиаполевых дивизий было делом рук Германа Геринга, причем не имело под собой никакой здоровой основы. И за эту нелепость солдаты расплачивались своими жизнями.

У русских экипажи танков, особенно в механизированном корпусе, вряд ли вообще проходили какую-либо подготовку. Этот недостаток являлся одной из главных причин, способствовавших победе немцев 19 декабря.

Выше мало говорилось об артиллерии, которая не играла основной роли в этих высокоманевренных и протекавших с переменным успехом боевых действиях. Однако в ночное время артиллерия часто использовалась для огневых налетов по районам расположения войск противника. У нас нет достаточных данных, чтобы судить об эффективности такого тактического приема, но поскольку русские были вынуждены во время сильных морозов укрываться в деревнях, можно предположить, что достигались определенные результаты.

Ведение боевых действий на реке Чир облегчалось тем, что командование 5-й танковой армией русских бросало в бой корпуса, не согласовав по времени начало их действий и не организовав взаимодействия между многочисленными стрелковыми дивизиями. Таким образом, 11-я танковая дивизия имела возможность наносить удары поочередно то по одному, то по другому корпусу. В конце концов наступательная сила 5-й танковой армии была ослаблена до такой степени, что 11-я дивизия смогла совершить отход и начать подобные же действия против другой русской танковой армии.

Первые впечатления о тактике русских

Я собираюсь закончить эту главу изложением моих первых впечатлений о тактике русских. Впоследствии я неоднократно убеждался, что эти первые впечатления, сложившиеся у меня в ходе боев на реке Чир, оказались совершенно правильными.

По существу, каждому наступлению русских предшествовало широко применяемое просачивание через линию фронта небольших подразделений и отдельных групп. В такого рода боевых действиях никто еще не превзошел русских. Как бы тщательно ни было организовано наблюдение на переднем крае, русские совершенно неожиданно оказывались в самом центре нашего расположения, причем никто никогда не знал, как им удалось туда проникнуть.

В самых невероятных местах, где продвижение было особенно затруднено, они появлялись значительными группами и немедленно окапывались. Правда, для одиночных солдат такое просачивание не представляло собой трудности, так как живой силы на наших оборонительных рубежах было очень мало, а немногочисленные опорные пункты находились на большом удалении друг от друга. Дивизия обычно оборонялась на фронте около 20 км. Самым поразительным было то, что, хотя все находились в состоянии полной боевой готовности и не смыкали глаз всю ночь, наутро можно было обнаружить прочно окопавшиеся глубоко в нашем тылу целые подразделения русских со всем вооружением и боеприпасами. Такое просачивание обычно проводилось с величайшим искусством, почти бесшумно и без единого выстрела. Такой тактический прием применялся русскими сотни раз и обеспечивал им значительный успех. Против подобных действий существует одно средство: создать глубоко эшелонированную оборону, занять ее многочисленными войсками, организовать круглосуточное патрулирование и, что самое главное, создать достаточные местные резервы, готовые в любой момент вступить в бой и заставить противника отступить.

Другой характерной особенностью действий русских является стремление создавать плацдармы как базы для будущих наступательных действий. Действительно, наличие в руках русских войск плацдармов всегда создавало серьезную опасность. Глубоко ошибается тот, кто благодушно относится к существующим плацдармам и затягивает их ликвидацию. Русские плацдармы, какими бы маленькими и безвредными они ни казались, могут в короткое время стать мощными и опасными очагами сопротивления, а затем превратиться в неприступные укрепленные районы. Любой русский плацдарм, захваченный вечером ротой, утром уже обязательно удерживается по меньшей мере полком, а за следующую ночь превращается в грозную крепость, хорошо обеспеченную тяжелым оружием и всем необходимым для того, чтобы сделать ее почти неприступной. Никакой, даже ураганный артиллерийский огонь не вынудит русских оставить созданный за ночь плацдарм. Успех может принести лишь хорошо подготовленное наступление. Этот принцип русских «иметь повсюду плацдармы» представляет очень серьезную опасность, и его нельзя недооценивать. И опять-таки против него есть лишь одно радикальное средство, которое должно применяться во всех случаях обязательно: если русские создают плацдарм или оборудуют выдвинутую вперед позицию, необходимо атаковать, атаковать немедленно и решительно. Отсутствие решительности всегда сказывается самым пагубным образом. Опоздание на один час может привести к неудаче любой атаки, опоздание на несколько часов обязательно приведет к такой неудаче, опоздание на день может повлечь за собой серьезную катастрофу. Даже если у вас всего один взвод пехоты и один-единственный танк, все равно нужно атаковать! Атаковать, пока русские еще не зарылись в землю, пока их еще можно видеть, пока они не имеют времени для организации своей обороны, пока они не располагают тяжелым оружием. Через несколько часов будет уже слишком поздно. Задержка ведет к поражению, решительные и немедленные действия приносят успех.

Тактика русских представляла собой странную смесь: наряду с великолепным умением просачиваться в расположение противника и исключительным мастерством в использовании полевой фортификации существовала ставшая почти нарицательной негибкость русских атак (хотя в отдельных случаях действия танковых соединений, частей и даже подразделений являлись заметным исключением). Безрассудное повторение атак на одном и том же участке, отсутствие гибкости в действиях артиллерии и неудачный выбор района наступления с точки зрения местности свидетельствовали о неумении творчески подходить к решению задач и своевременно реагировать на изменения в обстановке. Только немногие командиры среднего звена проявляли самостоятельность в решениях, когда обстановка неожиданно изменялась. Во многих случаях успешная атака, прорыв или окружение не использовались русскими просто потому, что никто из вышестоящего командования об этом не знал.

Однако, несмотря на эту неповоротливость командования, русские быстро и часто производили смену войск на переднем крае. Как только дивизия несла тяжелые потери, она отводилась ночью в тыл и, пополненная и отдохнувшая, вновь появлялась через несколько дней на каком-либо другом участке фронта.

Тяжелое испытание

Пока на обоих берегах Дона шли ожесточенные бои танковых масс, положение 6-й армии Паулюса становилось все более отчаянным. В районе между Волгой и Доном на карту была поставлена очень крупная ставка, и русские прекрасно это понимали. Если учесть, какие силы были окружены под Сталинградом, станет ясно, что Гитлер поступил в высшей степени необдуманно, запретив всякую попытку прорвать кольцо окружения. Надо сказать, что 6-я армия не была обычной армией; она представляла собой острие ударного клина вермахта и предназначалась для осуществления решающей операции всей войны. Под Сталинградом были окружены следующие части:

— штаб и все командование 6-й армии;

— штабы пяти корпусов (4, 8,11,51-го армейских и 14-го танкового);

— тринадцать пехотных дивизий (44,71,76,79,94,100-я егерская, 113, 295, 305, 371, 376, 389 и 397-я);

— три танковые дивизии (14,16,24-я);

— три моторизованные дивизии (3,29,60-я);

— одна дивизия противовоздушной обороны (9-я).

Итого 20 немецких дивизий.

Кроме того, в окружение попали остатки двух румынских дивизий (1-й кавалерийской и 20-й пехотной) с полком хорват, тыловыми частями и подразделениями организации Тодта.

По данным службы генерал-квартирмейстера, 24 ноября 1942 года в окружении оказались 270 тысяч человек. Ликвидация этой группировки вела к изменению в соотношении сил на всем Восточном фронте.

Такова была армия, которую рейхсмаршал Геринг столь опрометчиво взялся обеспечить всем необходимым по воздуху в середине зимы, в то время когда по всему тысячекилометровому фронту шли ожесточенные бои. Над Сталинградом, словно стаи зловещих черных птиц, предвещавших неминуемую гибель, появились отряды Ю-52, и когда спустя два месяца была подписана неизбежная капитуляция, около 500 этих самолетов уже стали жертвами либо неблагоприятных метеорологических условий, либо скоростных истребителей русских. Несмотря на принесенные жертвы, такие тяжелые для немецкой авиации на этом критическом этапе воздушной войны, тоннаж доставляемых грузов был значительно ниже минимальных потребностей несчастной армии Паулюса. Я уже упоминал о мрачных предчувствиях генерал-полковника фон Рихтгофена, высказанных им во время посещения в начале декабря штаба 48-го танкового корпуса: он никак не разделял оптимистических взглядов своего командующего. В самом деле, для доставки минимально необходимых 500 т различных предметов снабжения в день требовалось 250 машин Ю-52, а если учесть потери, необходимость ремонта и обязательный отдых для летного состава, то ежедневно нужно было около тысячи самолетов такого типа. Таким количеством самолетов мы никогда не располагали, поэтому только один раз за все время было доставлено 300 т грузов в день, в среднем же окруженные ежедневно получали примерно до 100 т продовольствия, боеприпасов и горючего.

Вот как, по словам моего друга полковника Динглера, сказалось это на 6-й армии:

«Каждую ночь, сидя в землянках, мы вслушивались в рокот моторов и старались угадать, сколько же немецких самолетов на этот раз прилетит и что они нам доставят. С продовольствием было очень трудно с самого начала, но никто из нас не предполагал, что скоро мы постоянно будем испытывать муки голода.

Нам не хватало всего: не хватало хлеба, снарядов, а главное — горючего. Пока было горючее, мы не могли замерзнуть, а наше снабжение, пусть даже в таких ограниченных масштабах, было обеспечено. Дрова приходилось доставлять из Сталинграда на автомашинах, но поскольку мы испытывали острый недостаток в бензине, поездки в город за топливом совершались очень редко, и в наших землянках было очень холодно.

До Рождества 1942 года войскам выдавалось по 100 граммов хлеба в день на человека, а после Рождества этот паек был сокращен до 50 граммов. Позднее по 50 граммов хлеба получали лишь те части, которые непосредственно вели боевые действия; в штабах, начиная от полка и выше, хлеба совсем не выдавали. Остальные питались только жидким супом, который старались сделать более крепким, вываривая лошадиные кости. На Рождество командование армии разрешило зарезать 4 тыс. лошадей. Моя дивизия, будучи моторизованным соединением, не имела лошадей и поэтому оказалась в очень невыгодном положении — мы получили конину строго по норме. Пехотным частям было легче: ведь они всегда могли „незаконно“ зарезать несколько лошадей».

Схема 32

Решающий этап Сталинградской битвы

В первый период окружения русские не вели активных действий против 6-й армии, так как у них было много хлопот в других местах, и немецкие части делали все возможное для улучшения своих позиций в ожидании неминуемого наступления противника. Надо сказать, что, несмотря на большое количество окруженных войск, численность боевых частей была чрезвычайно низкой. Например, 3-я моторизованная дивизия в «мариновском выступе» располагала двумя пехотными полками трехбатальонного состава. На первый взгляд это значительная сила, но на самом деле в каждом батальоне насчитывалось всего лишь до 80 солдат, то есть дивизия для обороны фронта в 16 км имела только 500 солдат. Артиллерийский полк в 36 стволов был полностью укомплектован, зато танковый батальон имел лишь 25 танков вместо положенных 60. Резерв состоял из саперного батальона в 150 человек.

Безусловно, недостаток горючего не мог не отразиться самым серьезным образом на использовании танков. Как я уже говорил при описании боев на реке Чир, возможность маневрирования танковыми частями является важным условием для отражения русских атак. Однако из-за нехватки горючего командование 6-й армии вынуждено было не раз задумываться, прежде чем принять решение о переброске хоть одной боевой машины. Поэтому большинство танков было расположено сразу за передним краем для оказания непосредственной поддержки пехоте. В результате наши контрудары по русским, вклинившимся в наше расположение — а это им позднее удалось сделать, — были лишены необходимой силы.

О погоде Динглер говорит следующее:

«В первые дни декабря погода была сравнительно сносной. Затем выпало много снега и наступило резкое похолодание. Жизнь стала сплошным мучением. Закапываться в мерзлую землю уже было невозможно, и если нам приходилось оставлять прежние рубежи, это означало, что на новых позициях у нас не будет ни землянок, ни траншей. Снегопад еще больше ухудшал и без того плохое снабжение горючим. Автомашины застревали в снегу, буксовали, а это приводило к большому расходу горючего. Мороз все крепчал. Термометр все время показывал 20–30 градусов ниже нуля, и нашей авиации стало невероятно трудно снабжать окруженные части».

9 декабря 6-я армия была официально извещена о том, что на следующий день 4-я танковая армия начинает деблокирующее наступление. Всю неделю окруженные войска жили возросшей надеждой, а когда 16 декабря они услышали далекую канонаду, все поверили, что час освобождения близок. Предполагалось, что 6-я армия предпримет изнутри прорыв кольца окружения и соединится с передовыми частями армии Гота, но генерал Паулюс принял решение не делать этого до тех пор, пока продвигающиеся с юга части не приблизятся на расстояние до 30 км. Недостаток горючего и общая ослабленность частей ограничивали ударную силу дивизий Паулюса, и им оставалось лишь с нетерпением ожидать благоприятного исхода боев на юге.

Деблокирующий удар

В начале декабря для участия в предстоящем наступлении по освобождению частей в Сталинграде с Кавказа и из района Орла в распоряжение командующего 4-й танковой армией прибыли три танковые, одна пехотная и три авиаполевые дивизии. Они сосредоточились в районе Котельниково и были прикрыты остатками 4-й румынской армии и несколькими немецкими боевыми группами.

Находившиеся в этом районе немецкие войска были оттеснены русскими более чем на 100 км от Сталинграда, в то время как 48-й танковый корпус, располагавшийся на реке Чир у Нижне-Чирской, был отделен от окруженных частей расстоянием всего в 40 км. Стоявшая перед немецкими войсками задача была тщательно изучена знатоком стратегии фельдмаршалом Манштейном, на которого была возложена огромная ответственность. Он отказался от форсирования Дона, как от рискованной и трудной операции, а выбрал для своих действий район Котельниково юго-восточнее Дона: по его мнению, именно отсюда было выгоднее всего начинать наступление.

И вот 10 декабря 1942 года командующий 4-й танковой армией генерал-полковник Гот, полководец с большим и заслуженным авторитетом, бросил свои войска в наступление, которого так долго ждали окруженные под Сталинградом. Как я уже говорил, 6-я армия не должна была предпринимать никаких попыток прорвать кольцо окружения до тех пор, пока части Гота не приблизятся к ней примерно на 30 км. 48-й танковый корпус должен был форсировать Дон и оказать поддержку войскам Гота после выхода их на реку Аксай-Есауловский. Принимая во внимание сложившуюся обстановку в декабре 1942 года, трудно было бы предложить более удачный план. Однако представляется спорным утверждение, что Паулюс слишком пессимистически смотрел на вещи, и кажется, что следовало бы разработать план прорыва кольца окружения 6-й армией на более раннем этапе.

Главный удар наносил 57-й танковый корпус 4-й танковой армии. Справа от него наступала 23-я гренадерская моторизованная дивизия, слева — 17-я танковая дивизия, а 6-я танковая дивизия была в резерве. Войска Гота сразу же встретили ожесточенное сопротивление со стороны крупных сил танков и пехоты генерала Ватутина, одного из выдающихся русских полководцев. Сопротивление русских было настолько упорным и решительным, что потребовалась целая неделя, чтобы преодолеть расстояние в 50 км между Котельниково и рекой Аксай-Есауловский. Но утром 17 декабря 23-й гренадерской моторизованной дивизии удалось смелым ударом овладеть двумя переправами через реку Аксай-Есауловский. Таким образом последнее серьезное препятствие, разделявшее две армии, было преодолено и расстояние между ними сократилось до 70 км.

Но, как я указывал в предыдущей главе, именно этот момент был выбран маршалом Жуковым для начала нового крупного наступления против 8-й итальянской армии в среднем течении Дона в сочетании с сильными атаками против 48-го танкового корпуса на реке Чир[179]. Многочисленные танковые и пехотные соединения русских прорвали оборону итальянских войск на фронте почти 100 км и устремились через эту брешь на юг в направлении Ростова. Манштейн обладал железной выдержкой, и если бы можно было не трогать 4-ю танковую армию, он бы так и сделал. Но это было невозможно: потеря Ростова явилась бы роковым событием для 48-го танкового корпуса, для армии Гота и для группы армий фельдмаршала фон Клейста на Кавказе. Вполне возможно, что Жуков со свойственной ему стратегической прозорливостью сознательно откладывал наступление на фронте 8-й итальянской армии до тех пор, пока не убедился, что все силы Гота оказались втянутыми в боевые действия. Тем самым Жуков, видимо, надеялся отрезать пути отхода всем нашим войскам на юге.

С болью в душе Манштейн был вынужден изъять 6-ю танковую дивизию из армии Гота и направить ее форсированным маршем на северо-запад с задачей воспрепятствовать развитию прорыва русскими войсками. Это была лучшая и пока еще незадействованная дивизия, и вполне возможно, что, если бы она осталась в составе 4-й армии, Готу удалось бы прорваться к Паулюсу. Кроме того, восточный фланг 4-й танковой армии подвергался непрерывным атакам русских. Пехотные дивизии Гота, состоявшие главным образом из слабых наземных частей ВВС, были связаны обороной железной дороги, которая шла от Котельниково к реке Аксай-Есауловский.

Несмотря на это очень чувствительное ослабление 57-го танкового корпуса, наступление продолжалось с большим упорством и настойчивостью; все солдаты горели желанием принести освобождение войскам в Сталинграде, для которых они оставались единственной надеждой. В основу приводимого ниже описания боевых действий положен рассказ офицера генерального штаба, принимавшего непосредственное участие в этих трагических боях. По моему мнению, этот рассказ заслуживает особого внимания, так как, хотя он и подтверждает, что в целом русские командиры частей и соединений в своих действиях медлительны и не энергичны, в нем признается, что ряд командиров, главным образом в танковых частях, способны принимать быстрые и смелые решения.

В двух танковых дивизиях, оставшихся в составе 4-й армии, насчитывалось всего до тридцати пяти танков; большинство машин вышло из строя из-за бездорожья или было потеряно в непрерывных тяжелых боях. Чтобы не распылять эти и без того слабые танковые силы, все тридцать пять танков были переданы в распоряжение 17-й танковой дивизии.

Местность, хотя и перерезанная бесчисленными узкими лощинами, была очень ровной: куда ни глянешь — ни одной возвышенности, кругом только степь, покрытая гладкой ледяной коркой. Река Аксай-Есауловский, возле которой развернулись бои, имела двадцать пять метров в ширину и глубокое ложе. Снега было очень мало, а морозы стояли сильные.

В этот период произошли полные трагизма события, историческое значение которых трудно переоценить. Не будет преувеличением сказать, что битва на берегах этой безвестной речки привела к кризису Третьего рейха, положила конец надеждам Гитлера на создание империи и явилась решающим звеном в цепи событий, предопределивших поражение Германии.

Схема 33

Бои на реке Аксай-Есауловский (1)

Утром 17 декабря 128-й мотострелковый полк 23-й гренадерской моторизованной дивизии удерживал оборонительные позиции на северном берегу реки Аксай-Есауловский между Кругляковом, расположенным на ведущей к Сталинграду железнодорожной магистрали, и Шестаковом, где находился шоссейный мост через реку (железнодорожный и шоссейный мосты через Аксай-Есауловский были захвачены в полной исправности), 17-я танковая дивизия со своими тридцатью пятью танками сосредоточилась на левом фланге у Климовки (см. схемы 33 и 34). В этот день русская пехота при поддержке танков продолжала атаковать немецкий плацдарм у Круглякова, а пятнадцать русских танков были брошены в бой под Шестаковом, который удерживался саперным батальоном 23-й гренадерской моторизованной дивизии. Атаки были отбиты с большими потерями, причем удалось установить участие в бою на стороне русских 87-й стрелковой дивизии и 13-й танковой бригады.

В ночь с 17 на 18 декабря 128-й мотострелковый полк произвел успешную атаку на правом фланге и расширил плацдарм до железнодорожной будки. В связи с этим генерал Гот счел возможным начать подготовку к продолжению своего наступления.

В 8.00 19 декабря 17-я танковая дивизия на левом фланге форсировала реку и продвинулась к Антонову. По сообщению разведки, русские за прошедшие сутки подтянули новые войска. В середине дня они силою до полка при энергичной поддержке авиации и танков контратаковали немецкие войска в районе железнодорожной будки, в то время как другая русская часть контратаковала мотопехоту из глубоких лощин северо-западнее будки. Вслед за пехотой у русских двигалось примерно до семидесяти танков, большинство из них поддерживало подразделения, контратаковавшие в районе будки. Тогда немецкие части, продвигавшиеся из района Антонова, вступили в бой. Сильный огонь зенитных орудий, полевой артиллерии и танков препятствовал маневру русских, и после девятичасового ожесточенного боя они вынуждены были отступить.

20 декабря 57-й танковый корпус предпринял попытку возобновить наступление, однако сопротивление русских было настолько упорным, а их огонь настолько сильным, что продвинуться не удалось. В течение двух последующих дней в районе железнодорожной будки шли ожесточенные бои, в ходе которых обе стороны несли большие потери. Правда, все атаки русских были отбиты, но они могли восполнить свои потери, немцы же такой возможности не имели. Силы немецких частей таяли, а на подкрепления не было никакой надежды. 23 декабря немецкие танки, наступавшие вдоль железной дороги, встретились с 80 русскими танками и после четырехчасового напряженного боя заставили их повернуть назад.

Схема 34

Бои на реке Аксай-Есауловский (2)

В канун Рождества русские крупными силами перешли в наступление. Будка на железной дороге была оставлена, 128-й мотострелковый полк оттеснен назад к железнодорожному мосту. На левом фланге сводный танковый полк понес такие тяжелые потери, что его пришлось отвести за реку Аксай-Есауловский в район населенного пункта Ромашкин. С наступлением темноты двадцать русских танков предприняли атаку на Шестаков, в то время как другие танки вели огонь с берега реки по Ромашкину. Началась ожесточенная артиллерийская дуэль. Наконец русские, видимо, не выдержали и отошли. Однако этот отход был предпринят лишь с целью ввести немцев в заблуждение: на рассвете тридцать русских танков ринулись на Шестаков и сломили сопротивление саперного батальона. При поддержке артиллерийского огня из района Антонова русские танки сделали попытку переправиться по мосту. Одному танку удалось проскочить, но под тяжестью второго танка мост рухнул.

Было ясно, что русские не удовлетворились ликвидацией немецкого плацдарма. Они хотели использовать сложившуюся обстановку, чтобы переправиться через реку и уничтожить немецкие части, слабость которых выявилась в ходе непрерывных боев. Однако в тот тяжелый рождественский день все попытки русских овладеть плацдармом на южном берегу реки Аксай-Есауловский окончились неудачей, 88-мм пушки в этих боях подтвердили свою эффективность в борьбе с танками противника; несмотря на массированные атаки русской пехоты, предпринятые при сильной поддержке авиации и артиллерии, железнодорожный мост удалось удержать.

В ночь с 25 на 26 декабря пехота противника под прикрытием танков прорвалась по полуразрушенному мосту у Шестакова на южный берег реки. Благодаря подкреплениям, которые непрерывно подходили к наступавшим войскам, последние сумели ворваться в Ромашкин. В ночном бою за железнодорожный мост у Круглякова остатки 128-го мотострелкового полка были разбиты, и утром 26 декабря, когда русские бросили в атаку пятьдесят танков, они овладели мостом.

За утро русские соорудили импровизированный мост в Шестакове на двух танках — одном немецком и одном русском, которые упали в реку. Русские танки переправились по этому мосту на другой берег, и вскоре сопротивление немцев было сломлено. Остатки 57-го танкового корпуса отступили на юг.

Характерными особенностями этих трагических боев были высокая подвижность, быстрая реакция и необычайная стойкость обеих сторон. Основным боевым средством были танки, причем каждая из сторон понимала, что главной задачей танков является борьба с танками противника.

Схема 35

Бои на реке Аксай-Есауловский (3)

Русские не прекращали своих атак с наступлением темноты и стремились немедленно и решительно развить любой наметившийся успех. Иногда атаки проводились танками, мчавшимися на предельной скорости, и следует признать, что высокий темп наступления и сосредоточение сил были основными причинами успеха русских. В зависимости от сложившейся обстановки направления танковых ударов быстро изменялись. Я не могу с уверенностью сказать, что это объяснялось влиянием генерала Ватутина, но руководство боевыми действиями было на высоком уровне.

Что касается героизма, проявленного 57-м корпусом во время этой попытки освободить своих товарищей в Сталинграде, то на нем нет нужды больше останавливаться. К 26 декабря от 57-го корпуса почти ничего не осталось: он буквально «скоропостижно скончался».

Конец 6-й армии

Шестая армия была обречена, и теперь уже ничто не могло спасти Паулюса. Даже если бы каким-то чудом и удалось добиться от Гитлера согласия на попытку прорваться из окружения и измученные и полуголодные войска сумели бы разорвать кольцо русских, у них не было транспортных средств, чтобы отступить к Ростову по покрытой ледяной коркой степи. Армия погибла бы во время марша, подобно солдатам Наполеона в период отступления от Москвы к реке Березине.

Боевыми действиями в районе Сталинграда теперь руководил лично Гитлер: этот район стал именоваться «театром военных действий верховного командования». Гитлер взял на себя ответственность за все, что касалось Сталинграда. Он отдавал самые подробные приказы сталинградской группировке, находясь за 2000 км от нее, в Восточной Пруссии.

В результате наступления русских на Дону ими были захвачены два наиболее близко расположенных к 6-й армии аэродрома — у Морозовска и Тацинской. С этих аэродромов можно было делать по три рейса в день, что обеспечивало почти регулярное снабжение окруженных войск. Теперь, когда линия фронта отодвинулась на сотни километров, до Сталинграда требовалось уже лететь два-три часа, иными словами, за день можно было сделать только один рейс. Кроме того, погода ухудшилась, что еще более осложнило проблему снабжения немецких войск по воздуху.

Трудноразрешимой была также и проблема оказания помощи раненым, потому что у войск не было для этого самых необходимых вещей. До тех пор пока войска располагали кое-какими транспортными средствами, раненых отвозили на аэродром Питомник, откуда они эвакуировались на самолетах. Но затем из-за недостатка горючего и автомашин от этого пришлось отказаться. Число раненых и обмороженных росло так быстро, что было совершенно невозможно обеспечить эвакуацию даже в самых серьезных случаях. Большинство самолетов, число которых с каждым днем становилось все меньше, предпочитало сбрасывать груз, так как посадка была сопряжена с большими трудностями. Иногда за всю ночь не совершал посадки ни один самолет.

Полковник Динглер говорит:

«Я должен подчеркнуть, что летный состав выполнял работу, которую можно смело назвать нечеловеческой. Уж кого-кого, а летчиков никак нельзя винить за недостаточное снабжение окруженных частей.

Хотя все мы понимали безвыходность нашего положения, нигде не было и признаков паники. Моральное состояние солдат было выше всяких похвал. Как правило, каждый был готов в любой момент помочь своему товарищу.

Примерно в это время мы начали обсуждать, что же делать, если произойдет самое худшее. Мы говорили о возможности сдаться в плен, о самоубийстве, о необходимости защищаться до конца, оставив себе последнюю пулю. Безусловно, сколько было людей, столько было и мнений, но надо подчеркнуть, что сверху в этом отношении никакого давления не оказывалось. Все эти вопросы должны были решаться каждым самостоятельно».

8 января русский парламентер вручил условия капитуляции, подписанные генерал-полковником Рокоссовским и маршалом артиллерии Вороновым. Эти условия предлагали «почетную сдачу, обеспечение нормального питания, оказание помощи раненым, сохранение оружия офицерскому составу, репатриацию после войны в Германию или любую другую страну». Основным условием ультиматума была передача в руки русских всего вооружения и техники в исправном состоянии. Немецкие войска узнавали об условиях капитуляции из листовок, которые в огромном количестве разбрасывали русские самолеты.

Динглер пишет:

«Предложение русских было отвергнуто. Оно было отвергнуто единодушно всем личным составом, потому что никто не верил обещаниям русских. Подсознательно наши солдаты, возможно, еще надеялись, что кто-то придет и вовремя выведет нас из плотного кольца окружения.

Схема 36

Последний этап Сталинградской битвы

Но была еще одна причина, заставившая наше командование отвергнуть ультиматум. Оно располагало данными о том, что наши войска на Кавказе должны были начать отход. Под Сталинградом нас окружали три русские армии, и в случае нашей капитуляции они высвободились бы для действий на других фронтах. Если бы нам удалось продержаться, наша армия на Кавказе, возможно, сумела бы организованно осуществить намеченный отход».

10 января русские перешли в наступление под Сталинградом, бросив на город все имеющиеся в их распоряжении силы и средства. Главные удары наносились на южном и западном участках фронта. Если на южном участке противнику не удалось прорвать наши позиции, то «мариновский выступ», обороняемый 3-й моторизованной дивизией, пришлось оставить, и войска были вынуждены отступить на новую «линию обороны». В действительности же никаких оборудованных позиций там не было, и войска, понесшие большие потери, изнуренные, истощенные и обмороженные, лежали прямо на снегу. Тяжелую боевую технику и танки из-за отсутствия горючего пришлось бросить. С самого начала было ясно, что на таких «позициях» долго не продержаться.

Несколько солдат, попавших в плен, были отпущены русскими обратно после того, как им дали хлеба и сала. Противник, вероятно, думал, что они будут уговаривать и других сдаваться, но он просчитался: вернувшиеся солдаты заняли место рядом со своими товарищами без единого слова недовольства.

11 января русские вновь начали наступление на западный выступ. Им повезло: в этот момент наши части как раз совершали перегруппировку, 29-я моторизованная дивизия и 376-я дивизия были фактически уничтожены, остальные войска отошли и заняли оборону вдоль реки Россошка (см. схему 36). Новый рубеж проходил в глубоком снегу, окопов и блиндажей не было. Штаб 6-й армии определил этот рубеж как «передовую позицию».

16 января русские возобновили свои атаки с запада и с юга и стали неудержимо продвигаться в направлении Гумрака, последнего аэродрома, остававшегося у окруженных войск. Как только русские встречали упорное сопротивление, они останавливались и переходили в атаку на другом участке. К 19 января кольцо вокруг 6-й армии сильно сжалось. Паулюс созвал совещание командиров корпусов, на котором было выдвинуто предложение, чтобы все окруженные войска выступили одновременно 22 января и попытались мелкими группами пробиться к немецким позициям на Дону. Как замечает Динглер, «такой план можно было выдвинуть только в состоянии полного отчаяния», и он был отвергнут.

В этот период многие старшие командиры и офицеры штабов получили приказ вылететь на самолете из сталинградского кольца. Среди них был и полковник Динглер. В то время разбитые части 3-й моторизованной дивизии, в которой служил полковник, оборонялись около водокачки в Воропоново. Вместе с генералом Хубе, командиром 14-го танкового корпуса, полковник Динглер должен был вылететь из Сталинграда и попытаться улучшить снабжение окруженных частей. С тяжелым сердцем оставлял он своих солдат.

Предварительно он посоветовался относительно своего отъезда с командиром дивизии и другими офицерами — они надеялись, что ему, возможно, удастся как-то облегчить их положение. На мотоцикле с коляской — единственном средстве транспорта, оставшемся в дивизии, — он поехал на аэродром в Гумрак. На дороге валялись трупы солдат, то и дело попадались сгоревшие танки, брошенные орудия — все свидетельствовало о том, что армия доживала свои последние дни. Аэродром являл собой ту же печальную картину: это была снежная пустыня с разбросанными по ней в беспорядке самолетами и автомашинами. Повсюду лежали трупы: слишком измученные, чтобы двигаться, солдаты умирали прямо на снегу.

На аэродроме поддерживался строгий порядок, никто не мог сесть в самолет без письменного разрешения начальника штаба армии. Предпочтение оказывалось раненым, хотя к этому времени до аэродрома могли добраться лишь те, кто был в состоянии идти или ползти. За ночь с 19 на 20 января на аэродроме в Гумраке совершили посадку только четыре самолета. Поскольку русские находились не больше чем в трех километрах, аэродром непрерывно обстреливался огнем артиллерии.

23 января Гумрак оказался в руках русских; последний аэродром был потерян, и с этого момента все грузы для окруженных войск приходилось только сбрасывать с самолетов.

В такой обстановке 6-я армия просуществовала еще одну неделю. 30 января русские овладели южной частью Сталинграда и захватили в плен Паулюса вместе с его штабом. Два дня спустя было ликвидировано сопротивление в северной части Сталинграда, и 3 февраля германское верховное командование передало следующее сообщение:

«Сражение за Сталинград закончилось. Верная своему долгу сражаться до последнего вздоха, 6-я армия под образцовым руководством фельдмаршала Паулюса была побеждена в неблагоприятно сложившихся условиях превосходящими силами противника».

Официальное сообщение вовсе не отражало подлинного отношения Гитлера к случившемуся. Данные, полученные после войны, свидетельствуют о том, что сдача Паулюса в плен привела его в ярость: он ожидал, что вновь произведенный фельдмаршал покончит жизнь самоубийством. Гитлер заявил в своей ставке:

«Самым неприятным для меня лично является то, что я произвел его в фельдмаршалы. Я полагал, что он получил полное удовлетворение… И такой человек в последнюю минуту осквернил героические дела стольких людей! Он мог бы освободить себя от всех душевных страданий и уйти в вечность, став национальным героем, но он предпочитает отправиться в Москву»[180].

Русские захватили в плен 90 тыс. человек. 40 тыс. были эвакуированы по воздуху, следовательно, 140 тыс. солдат погибли в боях. Немецкая армия потерпела катастрофическое поражение.

Отступление к Северному Донцу

Напомним, что 22 декабря штаб 48-го танкового корпуса и 11-я танковая дивизия получили приказ оставить рубеж реки Чир и как можно быстрее передвинуться в район Тацинской, примерно на 140 км к западу. Манштейн был вынужден предпринять этот шаг в связи с тем, что итальянская армия на Среднем Дону была разгромлена и к Рождеству передовые отряды 1-й гвардейской армии русских находились уже в 130 км от Ростова (см. схему 32).

Мы имели приказ объединить под своим командованием 6-ю и 11-ю танковые дивизии и восстановить фронт севернее и западнее Тацинской, где гвардейский танковый корпус русских наступал в направлении реки Северный Донец. Вместе с оперативной группой штаба корпуса я быстро прибыл в Тацинскую и развернул там командный пункт. В канун Рождества русские овладели крупным аэродромом западнее станицы, на котором базировались самолеты, доставлявшие грузы окруженным войскам.

6-я танковая дивизия имела задачу контратаковать севернее Тацинской и закрыть брешь в линии фронта, тем самым отрезав пути отхода прорвавшемуся гвардейскому корпусу, 11-й танковой дивизии поручалось уничтожить отрезанные русские войска. Совершенно ровная, покрытая снегом степь представляла собой идеальную местность для действий танков, и две танковые дивизии отлично выполнили свою задачу. Гвардейский корпус русских, окруженный 11-й танковой дивизией, посылал по радио отчаянные просьбы о помощи, причем большинство из них открытым текстом. Однако все было напрасно. Генерал Бальк и его части неплохо потрудились, и все окруженные войска были либо уничтожены, либо захвачены в плен.

В результате этой победы непосредственная угроза Ростову с северо-востока была устранена, но уже новая опасность надвигалась на нас на других участках огромного фронта. После ухода 11-й танковой дивизии оборонять позиции на реке Чир стало невозможно, и в последних числах декабря сопротивление немецких частей на этом рубеже было сломлено. Против оперативной группы Холлидт, оборонявшейся на реке Цимля в 50 км западнее Чира, русские бросили три армии. Южнее Дона остатки 4-й танковой армии генерала Гота были выбиты из Котельниково и отброшены к реке Сал. В результате продвижения русских на этом направлении создавалась угроза Ростову с юга и возникала реальная опасность того, что будут перерезаны пути отхода группе армий фельдмаршала фон Клейста, пытавшейся в это время выйти с Кавказа.

Перед Манштейном стояла исключительно сложная стратегическая проблема, и он сумел ее разрешить. С присущим ему хладнокровием и рассудительностью он мастерски руководил боевыми действиями, вовремя идя на риск и умело перебрасывая, в зависимости от обстановки, свои небольшие резервы с одного участка на другой. Примером подобного рода оборонительной стратегии могут служить действия генерала Ли в Виргинии летом 1864 года.

В январе положение армий на Кавказе продолжало оставаться критическим. 17-я армия отходила на кубанский плацдарм, а 1-я танковая армия двигалась к Ростову. В это же время 48-й танковый корпус и оперативная группа Холлидт были оттеснены русскими к реке Северный Донец юго-восточнее Ворошиловграда. В состав 48-го танкового корпуса входили 6-я и 7-я танковые дивизии и 302-я пехотная дивизия, которая только что прибыла из Франции, где получила боевое крещение под Дьеппом. С этими соединениями мы успешно сдерживали яростные атаки русских на Северном Донце во второй половине января.

11-я танковая дивизия была выведена из состава 48-го танкового корпуса и с целью оказать помощь 4-й танковой армии в обеспечении отхода немецких войск с Кавказа переброшена южнее реки Дон. В этом районе произошел бой, заслуживающий подробного описания.

Бой под Манычской

В январе 4-я танковая армия была выбита со своих позиций на реке Сал и отброшена на реку Маныч юго-восточнее Ростова. Русские части под командованием генерала Еременко продвинулись вниз по реке до впадения Маныча в Дон (примерно в 30 км к востоку от Ростова). Кроме того, русские форсировали Маныч около Манычской и овладели этой станицей, расположенной на западном берегу реки. После этого они совершили смелый бросок в направлении Ростова и отрезали 1-й танковой армии пути отхода.

Было совершенно необходимо восстановить положение, и 22 января Манштейн переправил 11-ю танковую дивизию на южный берег Дона для поддержки контрудара 4-й танковой армии. Вот как, по словам генерала Балька, протекали боевые действия.

23 января 11-я танковая дивизия во взаимодействии с 16-й пехотной дивизией нанесла удар по наступавшим русским частям и отбросила их назад на плацдарм у Манычской. 24 января немцы атаковали станицу, но были отбиты. Важно было захватить станицу с ее большим мостом через реку Маныч, так как наличие этого моста в руках русских давало им возможность в любое время возобновить наступление на Ростов. 25 января 11-я танковая дивизия получила приказ ликвидировать плацдарм русских любой ценой: командование хотело как можно скорее перебросить эту дивизию на правый фланг 4-й танковой армии, где вновь создалось опасное положение.

Противник сильно укрепил станицу; многочисленные неподвижные танковые точки, расположенные между домами, было трудно не только подавить, но и обнаружить. Поэтому первая атака захлебнулась под огнем танков — правда, наши войска отделались довольно легко благодаря тому, что сумели вовремя отойти.

Для успеха второй атаки было важно заставить танки, укрытые главным образом в южной части станицы, выйти из своих убежищ. Чтобы добиться этого, вся наша артиллерия сосредоточила огонь на северо-восточной окраине станицы, и под прикрытием дымовой завесы здесь была предпринята ложная атака с использованием бронеавтомобилей и бронетранспортеров. Затем огонь дивизионной артиллерии был неожиданно перенесен на южную окраину и сосредоточен на участке предполагаемого прорыва: темп стрельбы был доведен до максимального. Только одна батарея продолжала поддерживать дымовыми снарядами ложную атаку.

Схема 37

Бой под Манычской 25 января 1943 г.

Артиллерийский обстрел еще продолжался, когда танки 15-го танкового полка атаковали станицу с юга и захватили оборонительные сооружения. Русские танки, перемещавшиеся в северную часть станицы, были атакованы с тыла и после ожесточенного боя уничтожены нашими танками. Пехота русских бежала за реку, даже не успев разрушить мост. В станице еще шел танковый бой, а 61-й мотоциклетный батальон уже преследовал русских на правом берегу Маныча.

Сперва штаб дивизии руководил боем с высоты южнее Манычской, но позднее выдвинулся вперед в боевые порядки первого эшелона. Немцы понесли незначительные потери: один человек был убит, четырнадцать ранено; русские потеряли двадцать танков и 500–600 человек убитыми и ранеными. Этот бой совершенно ясно показал, что можно с минимальными потерями добиться успеха, если существует хорошее взаимодействие между атакующими частями и они умело используют обстановку. В данном случае генерал Бальк решил осуществить прорыв именно в том самом месте, где была безуспешно предпринята предшествующая атака. Таким образом его ложная атака ввела русских в заблуждение.

Оценивая действия русских, следует сказать, что для них было бы лучше не создавать неподвижные танковые точки на переднем крае, а сосредоточить танки в резерве для проведения контратак.

Эта хорошо подготовленная атака 11-й танковой дивизии имела решающее значение для ликвидации наступления русских на Ростов с юга.

Контрудар Манштейна

15 января русское верховное командование нанесло еще один из своих сокрушительных ударов, на этот раз направленный против 2-й венгерской армии, которая оборонялась южнее Воронежа. Эти действия координировались маршалом Василевским; на этот участок фронта был также направлен маршал[181] Ватутин. Венгерские части по своим боевым качествам превосходили итальянцев и румын, но и они не могли сдержать лавину русских войск. Русские создали брешь до 280 км шириной и, развивая наступление, к концу января овладели Курском, а также переправились через Северный Донец юго-восточнее Харькова. Несмотря на успешный отход немецких армий с Кавказа, над Манштейном нависала угроза нового Сталинграда. Стрелы русских ударов зловеще тянулись к переправе через Днепр под Запорожьем — городом, служившим основной базой снабжения группы армий «Дон» (см. схему 38).

Манштейн имел все основания для беспокойства, но он знал, что сумеет найти правильное решение в сложившейся обстановке, если ему будет предоставлено право маневрировать и даже отходить там, где это будет необходимо. Но как раз в этом вопросе Гитлер был непреклонен. Он представлял себе оборонительные действия такими, какими они были на западноевропейском театре в 1914–1918 годах при сплошном фронте и упорных боях за каждый метр земли, и успехи его стратегии в России зимой 1941/42 года только укрепили в нем эти взгляды. В декабре 1941 года Гитлер отклонил выдвинутые предложения о широком отступлении. События показали, что он был прав. Сейчас 1-я и 4-я танковые армии Манштейна находились на северном берегу реки Дон. Манштейн был уверен, что, располагая такой ударной силой, он сумеет остановить наступление русских, если ему разрешат отойти с Северного Донца, оставить Ростов и занять оборону на значительно меньшем фронте по реке Миус — исходному рубежу, с которого началось наступление 1942 года. Гитлер категорически отказал в таком разрешении, но обстановка была слишком серьезной, и Манштейн потребовал личной встречи с фюрером. 6 февраля Гитлер прибыл в штаб Манштейна близ Запорожья. Начались длительные и напряженные переговоры.

Возможно, сдача Паулюса за шесть дней до этой встречи повлияла на фюрера так, что он больше стал прислушиваться к даваемым ему советам; как бы то ни было, он уступил доводам Манштейна. Самое трудное препятствие на пути к победе было теперь преодолено, и Манштейн мог спокойно приступить к разработке своего плана.

В первой половине февраля все, казалось, складывалось для русских благоприятно. Оперативная группа Холлидт оставила свои позиции в нижнем течении Северного Донца и отступила через Ростов и Таганрог на оборонительные укрепления вдоль реки Миус. 10 февраля 48-й танковый корпус, который до этого отражал все атаки, отошел с рубежа реки Северный Донец и сосредоточился для новых действий севернее Сталино в центре Донецкого промышленного района.

Схема 38

Сражение на реке Северный Донец

16 февраля оперативная группа Кемпф была вынуждена эвакуировать Харьков, так как русские стали обходить ее северный фланг с направления Белгорода. Между группой Кемпф и левым флангом оперативной группы Фреттер-Пико у Изюма на Северном Донце образовался разрыв. Русские воспользовались сложившейся обстановкой и устремились на юг из района Барвенково и на юго-запад через Лозовую. 21 февраля русские танки достигли Днепра, и их уже можно было наблюдать из расположения штаба Манштейна у Запорожья.

Манштейн сохранял полное спокойствие, он даже с удовлетворением наблюдал за продвижением русских.

17 февраля Гитлер вновь прибыл к Манштейну и потребовал, чтобы он немедленно захватил Харьков обратно. Манштейн объяснил, что чем дальше на запад и юго-запад продвинутся русские, тем больший эффект даст его контрудар. Он втягивал русских в крайне опасный для них котел, так как оперативная группа Кемпф благодаря полученным подкреплениям, в том числе гренадерской моторизованной дивизии «Великая Германия»[182], прочно удерживала оборону под Красноградом.

21 февраля оперативная группа Холлидт и 1-я танковая армия прочно удерживали фронт по берегу реки Миус и северо-восточнее Сталино. Северо-западнее этого города 4-я танковая армия была готова нанести контрудар; справа находился 48-й корпус в составе 6, 11 и 17-й танковых дивизий, а слева располагался танковый корпус СС в составе двух танковых дивизий — «Лейбштандарт» и «Рейх»[183].

22 февраля эти пять танковых дивизий начали свое наступление в северо-западном направлении. Удар наносился по сходящимся направлениям и осуществлялся при тесном взаимодействии всех соединений, 48-й танковый корпус наносил удар на Барвенково, и его стремительное продвижение явилось для русских полной неожиданностью. Через несколько дней 17-я танковая дивизия, наступавшая на правом фланге, вышла к Северному Донцу на участке Изюм — Протопоповка, а танковый корпус СС овладел Лозовой и установил контакт с оперативной группой Кемпф, которая наступала с запада.

Местность была почти вся открытая, слегка холмистая, со множеством замерзших ручьев. Она напоминала район западнее Сталинграда и очень походила на пустыню в Северной Африке. Русские войска, откатывавшиеся назад на север, были видны за 13–20 км, и артиллерия могла успешно вести по ним свой губительный огонь. Некоторым русским соединениям удалось избежать ловушки, но 1-я гвардейская армия и танковая группа Попова понесли огромные потери в живой силе и технике. К 6 марта несколько крупных танковых соединений и один кавалерийский корпус русских были полностью отрезаны 4-й танковой армией и оперативной группой Кемпф. Русские потеряли 615 танков и свыше 1000 орудий, 48-й танковый корпус продвигался к этому времени уже восточнее Харькова, и к середине марта немецкие части вновь прочно удерживали Северный Донец фронтом на восток. Танковый корпус СС также продолжал успешное наступление: 15 марта немецкий флаг вновь развевался над главной площадью Харькова.

На фронте 1-й танковой армии между Лисичанском и Изюмом русские тоже были разбиты и отброшены за Северный Донец. Таким образом, Манштейн за несколько недель сумел осуществить успешный отход, провести контрудар, ликвидировать угрозу окружения, нанести большие потери победоносному противнику и восстановить сплошной фронт на юге от Таганрога до Белгорода. Хотя по количеству дивизий соотношение доходило до 8:1 в пользу русских[184], эти боевые действия еще раз показали, что могли сделать немецкие войска, руководимые опытными командирами по здоровым тактическим принципам, когда их не сковывали требованием «держаться любой ценой».

Учитывая сложность проблем, стоявших перед Манштейном в декабре 1942 — феврале 1943 года, можно сказать, что вряд ли кому-нибудь из полководцев периода Второй мировой войны удалось достигнуть такого успеха, каким являлся вывод немецких армий с Кавказа и последующий контрудар на Харьков. Немецкий военный публицист Риттер фон Шрамм говорил о «чуде на Северном Донце», но никакого чуда не было. Победа была достигнута мастерским анализом и расчетом.

Для контрудара 4-й танковой армии в феврале и марте было характерно следующее.

1. Вышестоящие командиры не ограничивали маневра танковых соединений, а ставили перед ними задачи на большую глубину.

2. Танковые соединения не беспокоились о своих флангах, так как высшее командование располагало, хотя и сравнительно небольшими, силами пехоты для обеспечения флангов.

3. Все командиры танковых соединений, до корпуса включительно, во время боя находились непосредственно в боевых порядках своих войск.

4. Атака предпринималась неожиданно для противника как по времени, так и по месту.

Фельдмаршал фон Манштейн доказал этой операцией, что массированным атакам русских нужно противопоставлять маневр, а не позиционную оборону. Слабость русского солдата — в его неспособности преодолевать встречающиеся неожиданности, и в этих условиях его легче всего победить[185]. Манштейн знал эту слабую сторону русских. Он также отдавал себе отчет в том, что его сила заключается в лучшей подготовке подчиненных ему командиров, в их способности к самостоятельным действиям и умелому руководству. Поэтому он мог позволить своим дивизиям отступить на сотни километров, чтобы затем неожиданно нанести сокрушительный удар.

Политические проблемы

После контрнаступления на Харьков наступило сравнительное затишье, длившееся около трех месяцев, и я использовал представившуюся возможность для изучения прежде всего политических проблем России.

Когда у меня было время, я посещал заводы в Сталино и Харькове и старался как можно больше узнать об условиях жизни городского и сельского населения. Это имело и свою занимательную сторону: я научился многим веселым и живым украинским народным танцам.

Мне, к счастью, не пришлось близко познакомиться с партизанами, которые иногда действовали в непосредственной близости к фронту. Надо сказать, что открытые степи Украины не благоприятствовали действиям партизан, зато обширные лесные районы центральной и северной части России были в этом отношении идеальными. Что касается партизан, то мы, военные, придерживались принципа, который, по-моему, признан всякой армией: хорошо любое средство, пусть даже очень жестокое, если оно способствует защите войск от действий партизан, франтиреров и т. п.[186]

Начиная с семнадцатого века создавались законы и заключались соглашения по ведению боевых действий, но они не могут применяться к деятельности партизан, и на те правительства, которые сознательно организуют и поддерживают эту страшную форму ведения войны, ложится тяжелая ответственность. В Советском Союзе партизанские силы тщательно готовились и организовывались еще до войны. Однако успех этих сил зависит в значительной степени от поддержки местного населения.

Гитлер освободил русских от коммунистов-комиссаров, но поставил над ними своих рейхскомиссаров. Так, например, над украинцами был поставлен гаулейтер Кох, которого все ненавидели. Колхозы остались, их лишь переименовали в общины. Никакой русской армии создано не было, так как ее создание вынудило бы Гитлера к определенным обязательствам, а это шло вразрез с его политическими планами. С большой неохотой разрешили сформировать несколько местных казачьих и украинских дивизий. Русским в виде снисхождения разрешалось только быть «Hiwi»[187] — это не накладывало на наших политических руководителей никаких обязательств. Вместо того чтобы оказаться в Сибири, тысячи русских мужчин и женщин оказывались в Германии, где их называли «остарбейтер» (рабочие с Востока). Фактически они были рабами.

Советская пропаганда не замедлила использовать в своих интересах огромные психологические ошибки, допущенные Гитлером и его рейхскомиссарами. Были восстановлены все традиции бывшей царской армии. Скоро перед нами появились гвардейские дивизии и бригады. Офицеры с гордостью носили золотые погоны, которые старые большевики считали раньше символом реакции. Было заключено соглашение даже с церковью.

Немецкая политика явилась одной из основных причин расширения партизанской войны, а от этого должен был страдать немецкий солдат. Большое число патриотически настроенных русских из-за безжалостного отношения к ним со стороны немецкой военной администрации уходило к партизанам. В конце войны, в сентябре 1944 года, когда на русской земле уже не оставалось ни одного немецкого солдата, генералу Власову разрешили формирование русской армии, но было слишком поздно.

«Неудачи не должно быть»

В конце марта 1943 года на Восточном фронте наступила оттепель. «Маршал Зима» уступил свои права еще более властному «маршалу Грязи», и активные действия сами по себе прекратились. Все танковые дивизии и ряд пехотных дивизий были отведены с переднего края; в районе Харькова танковые соединения — 3, 6 и 11-я танковые дивизии, а также гренадерская моторизованная дивизия «Великая Германия» — были сосредоточены в руках командира 48-го танкового корпуса. Передышка была использована нами для обучения войск по тщательно составленному плану.

Сначала проводились занятия в масштабе взвода, а затем постепенно они были расширены до уровня дивизионных учений. Тренировка войск осуществлялась в условиях, приближенных к боевым, регулярно проводились боевые стрельбы. Я поставил перед собой задачу овладеть вождением танка «Тигр» и вскоре научился управлять этой массивной машиной и вести огонь из 88-мм орудия. Имея такое мощное орудие и очень прочную броню, «Тигр» до конца войны оставался лучшим из всех типов существующих танков. Уже во время контрнаступления на Харьков он показал отличные боевые качества. Русский танк «ИС» образца 1944 года был очень грозным противником, но я не считаю его равным «Тигру».

31 марта к нам приехал знаменитый генерал Гудериан. После неудачной попытки овладеть Москвой в 1941 году он впал в немилость, но долго игнорировать его замечательные способности было нельзя, и Гитлер назначил его генерал-инспектором бронетанковых войск. Гудериана особенно интересовали результаты боевого применения в недавнем наступлении батальона «тигров» дивизии «Великая Германия», и граф Штрахвиц, самый бесстрашный командир танкового полка, рассказал ему много интересных подробностей о новом танке. После посещения нашего корпуса Гудериан приказал ускорить выпуск «тигров» и «пантер»[188].

Все наши мысли были заняты предстоящими действиями, на которых не могла не отразиться общая стратегическая обстановка. К весне 1943 года военное положение Германии очень сильно ухудшилось. Моральное удовлетворение от последней победы Манштейна в России не могло скрыть того факта, что общее соотношение сил изменилось и что перед нами стоит безжалостный противник, располагающий огромными и даже, по-видимому, неисчерпаемыми резервами. Надежда добиться быстрого окончания войны в России была похоронена навсегда осенью и зимой 1942 года. Нам оставалось теперь надеяться только на то, что противник не сумеет добиться победы и получится нечто вроде пата в шахматах; но даже и эта перспектива омрачалась крупными неудачами на других театрах военных действий. Подводная война давала все меньшие результаты. Тунис грозил стать новым Сталинградом, а англо-американские стратегические бомбардировки держали в постоянном напряжении население и промышленность рейха. Япония бездействовала, положение Италии было отчаянным.

Теперь Германия была вынуждена все время держать крупные силы в Италии и Западной Европе для отражения возможного или уже ставшего фактом вторжения. Кроме того, значительная часть нашей истребительной авиации была переброшена из России на Запад для борьбы с бомбардировочной авиацией союзников, активность которых возросла. Красный военно-воздушный флот становился грозной силой: помощь англичан и американцев начинала сказываться, и над полями боев появлялось все больше и больше русских самолетов. К счастью, эффективность их действий никак не соответствовала их численности, и мы все еще могли на отдельных участках фронта создавать на ограниченный период превосходство в воздухе. Тем не менее было ясно, что мы потеряли одно из наших важных преимуществ.

В этих условиях перед германским верховным командованием встала серьезная дилемма: либо перейти на Востоке целиком к обороне, либо предпринять наступление с ограниченной целью и попытаться уменьшить наступательную мощь русских. Скоро я был вовлечен в обсуждение этого вопроса в высших сферах, так как в начале апреля я получил краткосрочный отпуск и мне приказали явиться к начальнику генерального штаба генералу Цейтцлеру. Ставка ОКХ в то время находилась в Восточной Пруссии, в крепости Лётцен, в районе Мазурских озер — районе, который воскрешает в памяти победы Гинденбурга в 1914 году. Я доложил Цейтцлеру о роли 48-го танкового корпуса в недавних боях и узнал, что он готовил большое наступление, в котором нам отводилась очень важная задача.

Конечно, принимая во внимание потери, понесенные за предыдущие годы, не могло быть и речи о решающем наступлении. Цель, которую ставил перед собой Цейтцлер, носила ограниченный характер: он предполагал срезать большой русский выступ, который включал Курск и вклинивался в наши позиции на 120 км. Успешное наступление в этом районе привело бы к уничтожению нескольких советских дивизий и к значительному ослаблению наступательной мощи Красной армии. 48-й танковый корпус, входивший в состав 4-й танковой армии, должен был явиться острием главного удара, наносимого с юга. Я мог только приветствовать такое решение: наши закаленные и испытанные в боях танковые дивизии в недавнем наступлении на Харьков не понесли больших потерь и были готовы принять участие в новом сражении, как только позволит состояние дорог. Кроме того, в этот период оборонительные сооружения русских вокруг Курска никак не могли выдержать решительного наступления.

Затем Цейтцлер добавил, что Гитлер хочет добиться более крупного успеха и поэтому предлагает отложить начало наступления до прибытия бригады танков типа «Пантера». Я сомневался в правильности такого соображения и доложил, что, согласно последним разведывательным данным, русские еще не оправились от наших недавних ударов и не успели восполнить потери, понесенные в ходе быстрого и тяжелого отступления от Харькова; поэтому задержка на один-два месяца сделала бы осуществление нашей задачи значительно более трудным.

Таково было мое первое знакомство с роковой Курской битвой — последним крупным наступлением немцев на Востоке.

Цейтцлер изложил в общих чертах план новой операции (кодовое наименование «Цитадель»). Для образования огромных клещей сосредоточивались все имеющиеся в наличии танковые силы. Генерал-полковник Модель со своей 9-й армией наносил удар с севера, а 4-я танковая армия генерала Гота должна была наступать с юга. Предполагалось, что в первом эшелоне Гот будет иметь восемь танковых дивизий, а Модель — пять. Планировалось участие в наступлении и пехотных дивизий: их хотели перебросить с соседних участков фронта, которые, таким образом, были бы оголены сверх всякой меры. Со стратегической точки зрения «Цитадель» являлась крайне опасной операцией, так как в это огромное наступление должны были бросить фактически все оперативные резервы.

На карту было поставлено очень многое, поэтому не могли не появиться сомнения. Вначале идею наступления горячо поддерживал фельдмаршал Манштейн, который полагал, что, если мы быстро нанесем удар, может быть одержана значительная победа[189]. Однако Гитлер продолжал откладывать наступление, отчасти для сосредоточения более крупных сил, а отчасти и потому, что очень сомневался в возможности нашего успеха. В начале мая он созвал в Мюнхене совещание, чтобы выслушать мнение командующих, на которых возлагалось проведение операции. Фельдмаршал фон Клюге, командующий группой армий «Центр», был полностью за наступление, Манштейн теперь уже колебался, а Модель предъявил аэрофотоснимки, которые говорили о том, что русские заняты сооружением мощных оборонительных позиций у северного и южного фасов выступа и что они отвели свои подвижные войска из района западнее Курска. Это показывало, что русские знали о предполагаемом наступлении и принимали соответствующие меры.

Генерал-полковник Гудериан заявил, что наступление под Курском «бессмысленно»: тяжелые танки неминуемо понесут большие потери, а это сорвет его планы реорганизации танковых войск. Он предостерег от переоценки «пантер», так как у этих танков, на которые «начальник генерального штаба возлагает такие большие надежды, обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, и трудно надеяться на их устранение до начала наступления». Но генерал Цейтцлер все еще верил в победу, a Гитлер, сбитый с толку высказанными на совещании различными мнениями, отложил принятие решения на более поздний срок.

Схема 39

Операция «Цитадель»

На этом совещании Гитлер сделал важное и совершенно правильное замечание: «Неудачи не должно быть!» 10 мая Гудериан вновь виделся с Гитлером и убеждал его отказаться от наступления. Гитлер ответил: «Вы совершенно правы. Как только я начинаю думать об этой операции, мне становится нехорошо». Однако под нажимом Кейтеля и Цейтцлера он в конце концов уступил и согласился на операцию грандиозного масштаба. Удар с юга должен был наноситься десятью танковыми, одной гренадерской моторизованной и семью пехотными дивизиями. В наступлении с севера должны были принимать участие семь танковых, две гренадерские моторизованные и девять пехотных дивизий[190].

Этой операции суждено было стать величайшей танковой битвой в истории войн.

Подготовка

Два месяца огромная тень «Цитадели» покрывала Восточный фронт, и все наши мысли были заняты только этой операцией. Нас тревожило, что после всей проделанной нами работы по боевой подготовке войск германский генеральный штаб, не желая учитывать горький опыт прошлого года, так неосторожно пускается в опасную авантюру, в которой на карту ставится судьба последних резервов. С каждой неделей становилось все яснее, что выиграть в этой операции мы можем мало, но зато, возможно, очень многое потеряем. Гитлер продолжал откладывать начало наступления под предлогом того, что не были готовы «пантеры», однако из мемуаров Гудериана явствует, что фюрер сомневался в самом замысле операции «Цитадель». На этот раз предчувствие не обмануло его.

Всем известно, что планы и подготовительные мероприятия операций такого масштаба невозможно долго держать в тайне. Русские реагировали на наши действия как раз так, как мы предполагали. Они совершенствовали оборону на вероятных направлениях нашего прорыва, строили несколько оборонительных рубежей и превращали в мощные узлы сопротивления важные в тактическом отношении населенные пункты. Весь район был буквально усеян минами, а у основания выступа сосредоточили очень сильные резервы пехоты и танков. Если бы операция «Цитадель» была начата в апреле или мае, она, вероятно, дала бы значительные результаты, но к июню обстановка коренным образом изменилась. Русские знали, что их ждет, и превратили Курскую дугу в новый Верден. Если бы даже мы и преодолели минные поля и срезали Курский выступ, мы не многого бы добились. Потери с нашей стороны, конечно, были бы огромными, и мы вряд ли смогли бы что-либо сделать с окруженными в котле многочисленными русскими дивизиями. Что касается резервов русских и упреждения их летнего наступления, то, пожалуй, было более вероятным, что наши собственные резервы перестанут существовать. Вспомните, что заявил генерал Мессими перед наступлением Нивеля в апреле 1917 года: «Орудия вы захватите, пленных и территорию тоже, но понесете огромные потери и не достигнете стратегических результатов»[191].

Германское верховное командование совершало точно такую же ошибку, что и за год до этого. Тогда мы штурмовали Сталинград, теперь мы должны были брать превращенный в крепость Курский выступ. В обоих случаях немецкая армия лишалась всех своих преимуществ, связанных с ведением маневренных действий, и должна была вести бои с русскими на выбранных ими позициях. А ведь кампания 1941 и 1942 годов доказала, что наши танковые войска фактически не знали поражений, если они получали возможность свободно маневрировать на огромных просторах России. Вместо того чтобы попытаться создать условия для маневра посредством стратегического отступления и внезапных ударов на спокойных участках фронта, германское командование не придумало ничего лучшего, как бросить наши замечательные танковые дивизии на Курский выступ, ставший к этому времени сильнейшей крепостью в мире.

К середине июня фельдмаршал фон Манштейн и все без исключения его командиры соединений пришли к выводу, что осуществление операции «Цитадель» является безумием. Манштейн решительно настаивал на отказе от наступления, но его не пожелали слушать. Наступление в конце концов было назначено на 4 июля. Для Соединенных Штатов это был праздник Дня Независимости, а для Германии — начало конца.

Вообще говоря, план был очень прост: 4-я танковая армия с юга и 9-я армия с севера должны были наступать навстречу друг другу и соединиться восточнее Курска, 4-я армия наносила главный удар по обе стороны Томаровки, имея слева 48-й танковый корпус, а справа танковый корпус СС. В состав танкового корпуса СС входили три танковые дивизии: «Лейбштандарт», «Мертвая голова» и «Рейх». Оперативная группа Кемпф (один танковый и два пехотных корпуса) должна была наступать из района Белгорода в северо-восточном направлении, обеспечивая правый фланг войск, наносящих главный удар. В составе 48-го танкового корпуса мы имели 3-ю и 11-ю танковые дивизии и гренадерскую моторизованную дивизию «Великая Германия».

«Великая Германия» была очень сильной дивизией и имела особую организацию. Она располагала примерно 180 танками, 80 из которых составляли батальон «пантер» под командованием подполковника фон Лаухерта, а остальные входили в состав танкового полка. В дивизии было, кроме того, два полка мотопехоты — гренадерский и мотострелковый. Имелся также артиллерийский полк четырехдивизионного состава[192], дивизион самоходных орудий, противотанковый дивизион, саперный батальон и обычные подразделения связи и обслуживания. В первый и последний раз за всю войну в России дивизии получили перед наступлением отдых в течение нескольких недель и были полностью укомплектованы личным составом и материальной частью, 11-я и 3-я танковые дивизии имели по танковому полку с 80 танками и всю положенную артиллерию.

Таким образом, 48-й танковый корпус располагал примерно 60 самоходными орудиями и более чем 300 танками — такой ударной силы у него уже никогда больше не было.

Местность, на которой должно было развернуться наступление, представляла собой пересеченную множеством речек, ручейков и оврагов широкую равнину с разбросанными по ней в беспорядке населенными пунктами и рощами. Река Пена, протекавшая по этой равнине, имела быстрое течение и крутые берега. К северу местность несколько повышалась, что создавало благоприятные условия для обороны. Проселочные дороги во время дождя становились непроходимыми для всех видов автотранспорта. Густые хлеба затрудняли наблюдение. В общем, если эту местность и нельзя было назвать вполне «танкодоступной», то уж считать ее «танконедоступной» было совершенно неверно. Несколько недель пехота находилась на позициях, откуда должно было начаться наступление. Начиная от командиров рот все офицеры, командовавшие наступающими войсками, целые дни проводили на этих позициях с целью изучить местность и систему обороны противника. Были приняты все меры предосторожности; чтобы противник не обнаружил танковых частей и не догадался о подготовке наступления, никто из танкистов не носил своей черной формы. План огня и взаимодействие между артиллерией и пехотой были тщательно разработаны. Каждый квадратный метр Курского выступа был сфотографирован с воздуха. Но, хотя эти снимки и давали представление о расположении русских позиций, их длине по фронту и глубине, они не могли вскрыть систему обороны во всех деталях или дать указание на силу оборонявшихся войск, так как русские — большие мастера маскировки. Мы, безусловно, в значительной степени недооценивали их силы[193].

Особенно серьезная подготовка велась для обеспечения самого тесного взаимодействия между авиацией и наземными войсками. Действительно, ни одно наступление не было так тщательно подготовлено, как это. В дневное время не разрешалось никаких передвижений. Сосредоточение такого большого количества танков и мотопехоты было нелегкой задачей, особенно если учесть, что удобных дорог было мало. Целые ночи напролет штабные офицеры, ответственные за передвижения войск, стояли у дорог и перекрестков для обеспечения безостановочного движения частей. Дожди не позволяли строго выдерживать график, но сосредоточение войск все-таки было закончено вовремя и без какого-либо противодействия со стороны русских.

В отличие от обычной практики мы должны были начать наступление не на рассвете, а в середине дня. День 4 июля выдался жарким и душным, во всем чувствовалась какая-то напряженность. Моральный дух наступающих войск был необычайно высок: они готовы были понести любые потери, но выполнить все поставленные перед ними задачи. К несчастью, задачи им ставились не те, которые нужно было ставить.

Наступление

Курская битва началась ровно в 15 час 4 июля, когда после короткой, но сильной артиллерийской и авиационной подготовки немецкие войска атаковали позиции русских войск. В полосе 48-го танкового корпуса передний край обороны русских проходил в 5 км южнее деревень Луханино, Алексеевка и Завидовка. Гренадерам и стрелкам при поддержке самоходных орудий и саперных подразделений к вечеру удалось вклиниться в оборону противника. Ночью подошли танки, и гренадерская моторизованная дивизия «Великая Германия» получила приказ начать на следующее утро наступление на участке между населенными пунктами Сырцево и Луханино (схема 40). Справа и слева от нее должны были наступать 11-я и 3-я танковые дивизии. Но, как назло, прошедшей ночью сильный дождь превратил местность по берегам ручья между Сырцевом и Завидовкой в сплошное болото, что очень сильно затрудняло овладение вторым оборонительным рубежом русских севернее ручья.

На второй день наступления мы встретили ожесточенное сопротивление, и, несмотря на все усилия наших войск, им не удалось продвинуться вперед.

Перед дивизией «Великая Германия» находилось болото, а по ее плотным боевым порядкам вела сильный огонь русская артиллерия. Саперы не смогли навести необходимых переправ, в результате многие танки стали жертвой советской авиации — в ходе этого сражения русские летчики, несмотря на превосходство в воздухе немецкой авиации, проявляли исключительную смелость. В районе, занятом немецкими войсками, в первый день боев откуда-то появлялись русские, и разведподразделения дивизии «Великая Германия» вынуждены были вести с ними борьбу. Невозможно было преодолеть ручей и болото также и в ночь с 5 на 6 июля. На левом фланге все попытки 3-й танковой дивизии овладеть Завидовкой не дали никаких результатов, так же как и атаки «Великой Германии» на Алексеевку и Луханино. Войскам приходилось наступать по сплошному минному полю; действия обороняющихся по всему фронту поддерживались танками, использовавшими все преимущества расположенных на возвышенности позиций. Наши части несли значительные потери, а 3-я танковая дивизия была даже вынуждена отражать контратаки противника. Несмотря на неоднократные массированные удары нашей авиации по позициям русской артиллерии, ее огонь не ослабевал.

Схема 40

Курская битва (положение на 4 июля 1943 г.)

7 июля, на четвертый день операции «Цитадель», мы наконец добились некоторого успеха. Дивизия «Великая Германия» сумела прорваться по обе стороны хутора Сырцев, и русские отошли к Гремучему и деревне Сырцево. Откатывающиеся массы противника попали под обстрел немецкой артиллерии и понесли очень тяжелые потери. Наши танки, наращивая удар, начали продвижение на северо-запад, но в тот же день были остановлены сильным огнем под Сырцево, а затем контратакованы русскими танками. Зато на правом фланге мы, казалось, вот-вот одержим крупную победу: было получено сообщение, что гренадерский полк дивизии «Великая Германия» достиг населенного пункта Верхопенье (схема 41). На правом фланге этой дивизии была создана боевая группа для развития достигнутого успеха. Она состояла из разведотряда и дивизиона штурмовых орудий. Эта группа получила задачу продвинуться до высоты 260,8 южнее Новоселовки. Когда эта боевая группа достигла Гремучего, там уже находились подразделения гренадерского полка. Гренадеры были уверены, что они в Новоселовке, и никак не хотели поверить, что были лишь в Гремучем. Таким образом, сообщение об успехе гренадеров оказалось ложным. Подобные случаи на войне не редкость, и надо сказать, что в России их было особенно много.

Высота севернее Гремучего, несмотря на упорное сопротивление, была вечером взята, а танковый полк выбил русские танки с высоты 230,1. Наступившая темнота прервала бой. Войска были измучены, 3-я танковая дивизия не смогла далеко продвинуться. 11-я танковая дивизия вышла на уровень передовых подразделений дивизии «Великая Германия», чье дальнейшее продвижение было приостановлено огнем и контратаками на левом фланге, где была задержана и 3-я танковая дивизия.

8 июля боевая группа в составе разведотряда и дивизиона штурмовых орудий дивизии «Великая Германия» вышла на большак и достигла высоты 260,8, затем эта группа повернула на запад, с тем чтобы оказать поддержку танковому полку дивизии и мотострелковому полку, которые обошли Верхопенье с востока. Однако село все еще удерживалось значительными силами противника, поэтому мотострелковый полк атаковал его с юга. На высоте 243,0 севернее села находились русские танки, имевшие прекрасный обзор и обстрел, и перед этой высотой атака танков и мотопехоты захлебнулась. Казалось, повсюду находятся русские танки, наносящие непрерывные удары по передовым частям дивизии «Великая Германия».

За день боевая группа, действовавшая на правом фланге этой дивизии, отбила семь танковых контратак русских и уничтожила двадцать один танк Т-34. Командир 48-го танкового корпуса приказал дивизии «Великая Германия» наступать в западном направлении, с тем чтобы оказать помощь 3-й танковой дивизии, на левом фланге которой создалась очень тяжелая обстановка. Ни высота 243,0, ни западная окраина Верхопенья в этот день не были взяты — больше не оставалось никаких сомнений в том, что наступательный порыв немецких войск иссяк, наступление провалилось.

Схема 41

Курская битва (7—10 июля 1943 г.)

Все же 9 июля 3-й танковой дивизии удалось, наконец, продвинуться левее дороги Раково — Круглик и подготовиться для нанесения флангового удара на Березовку. В ночь с 9 на 10 июля танки этой дивизии ворвались в Березовку с запада, но общее продвижение на север было вновь остановлено перед небольшим лесом севернее деревни.

11-й танковой дивизии не удалось далеко продвинуться, а танковый корпус СС, действовавший правее нашего корпуса, был вынужден отбивать сильные контратаки танков по всему фронту. Так же как и нам, ему не удалось добиться большого территориального успеха.

Правда, 4-я танковая армия продвигалась слишком медленно, но все-таки мы добились значительно большего, чем наши товарищи на северном фасе, выступа. Генерал Гудериан пишет о своем посещении наступавшей там 9-й армии:

«…90 танков „Тигр“ фирмы „Порше“, использовавшихся в армии Моделя, показали, что они не соответствуют требованиям ближнего боя; эти танки, как оказалось, не имели даже достаточного количества боеприпасов. Положение обострялось еще и тем, что у них не было пулеметов, и поэтому, врываясь на оборонительные позиции противника, они должны были буквально стрелять из пушек по воробьям. Им не удалось ни уничтожить, ни подавить противника, чтобы дать возможность продвигаться своей пехоте. К русским артиллерийским позициям они вышли одни, без пехоты. Несмотря на исключительную храбрость и неслыханные потери, пехота дивизии Вейдлинга не смогла использовать успеха танков. Продвинувшись примерно на 10 км, войска Моделя были остановлены».

После недели упорных и почти беспрерывных боев в частях дивизии «Великая Германия» появились признаки усталости; надо сказать, что к тому времени дивизия уже понесла значительные потери в людях. 10 июля она получила приказ повернуть на юг и юго-запад и уничтожить противника на левом фланге. Танковый полк, разведотряд и гренадерский полк имели задачу наступать в направлении высоты 243,0 и севернее от нее; в последующем они должны были захватить высоту 247,0 южнее Круглик и продвигаться на юг к роще севернее Березовки, где русские сдерживали продвижение 3-й танковой дивизии. Предполагалось, что эти действия будут поддержаны крупными силами авиации.

Схема 42

Курская битва (11–12 июля 1943 г.)

Удары с воздуха давали исключительный эффект, о чем свидетельствует следующая запись в журнале боевых действий разведотряда:

«Мы с восхищением следили за действиями пикирующих бомбардировщиков, непрерывно атаковывавших русские танки. Одна за другой появлялись эскадрильи пикирующих бомбардировщиков и сбрасывали свой смертоносный груз на русские машины. Ослепительная вспышка показывала, что еще один танк противника „готов“. Это повторялось снова и снова».

При замечательной поддержке авиации дивизия «Великая Германия» добилась большого успеха: две высоты — 243,0 и 247,0 — были взяты, а пехота и танки русских отступили в лес севернее Березовки и оказались зажатыми между дивизией «Великая Германия» и 3-й танковой дивизией. Казалось, что противник на левом фланге, наконец, ликвидирован и можно возобновить наступление на север. 11 июля командир 48-го танкового корпуса отдал приказ 3-й танковой дивизии сменить ночью дивизию «Великая Германия», которая должна была сосредоточиться по обе стороны дороги южнее высоты 260,8 и быть в готовности наступать на север. Поскольку наступление Моделя оказалось неудачным, нам оставалось надеяться лишь на успешное продвижение в этом районе.

В ночь с 11 на 12 июля части дивизии «Великая Германия» были сменены в соответствии с планом 3-й танковой дивизии. Последние подразделения сменялись уже под интенсивным огнем противника, и солдаты «Великой Германии» с чувством беспокойства оставляли свои окопы. Их опасения, увы, оправдались — в эту самую ночь 3-я танковая дивизия была выбита со своих позиций.

Утром 12 июля дивизия «Великая Германия» сосредоточилась по обе стороны дороги южнее Новоселовки в готовности предпринять решительное наступление на север на рассвете 13 июля (см. схему 42). Это был первый день, когда она не вела боевых действий. Передышка была использована для пополнения боеприпасами и горючим, а также для небольшого ремонта, который мог быть произведен непосредственно на позициях. По данным разведки, высланной на север, предположение о том, что Новоселовку занимают незначительные силы противника, не соответствовало действительности. С запада доносились звуки канонады, сообщения 3-й танковой дивизии были неутешительны.

Схема 43

Курская битва (положение на 14 июля 1943 г.)

13 июля были усилены действия разведчиков в северном направлении, но предполагаемого приказа на наступление не поступило — вместо него были получены малоприятные сообщения от соседних соединений. Против танкового корпуса СС и 11-й танковой дивизии русские предпринимали сильные контратаки. Правда, потери русских в танках по всему фронту были огромны, но они восполнялись новыми частями. Верные своему принципу, русские продолжали вводить в бой свежие части, и казалось, что они располагают неистощимыми резервами. Днем 13 июля на командный пункт дивизии «Великая Германия» прибыл командир корпуса генерал фон Кнобельсдорф и отдал приказ, который не оставлял никакой надежды на возможность наступления на север: фактически дивизия должна была вновь наступать в западном направлении. Это наступление, назначенное на 14 июля, являлось, по существу, повторением действий дивизии 10 и 11 июля: нужно было выйти на дорогу Раково — Круглик. Действительно, обстановка на левом фланге настолько ухудшилась, что не могло быть больше и речи о наступлении на север. 12 и 13 июля части 3-й танковой дивизии оставили Березовку, были оттеснены с дороги Раково — Круглик и вынуждены под сильным натиском русских танков отойти с высоты 247,0. Противник все время получал подкрепления, а 3-я танковая дивизия была слишком слаба, чтобы задержать наступление русских с запада.

В 6.00 14 июля дивизия «Великая Германия» во второй раз начала наступление в западном направлении. На правом фланге для захвата высоты 247,0 была создана боевая группа в составе разведотряда, дивизиона самоходных орудий, мотострелковой роты и роты танков. В центре танковый полк и пехота должны были наступать на высоту 243,0, а на левом фланге гренадерский полк должен был наносить удар севернее Верхопенье с задачей овладеть небольшой рощей севернее Березовки (схема 43). Когда дивизия начала движение, по ней уже вела сильный огонь русская артиллерия; за утро было отбито несколько контратак с севера и запада. Хотя ничего не было известно о 3-й танковой дивизии, наступление развивалось по плану, и высота 243,0 была вновь захвачена. На правом фланге боевая группа продвигалась медленно, так как ей пришлось отражать яростные контратаки русских. В центре и на левом фланге было уничтожено много русских танков и нанесены очень большие потери пехоте, которая откатилась на запад, но попала под огонь немецкой артиллерии и была рассеяна.

Днем удалось, наконец, установить связь с 3-й танковой дивизией у Березовки и совместными усилиями захватить рощу севернее этой деревни. Однако выбить танки русских с высоты южнее Круглик оказалось невозможно, и в этом районе противник предпринимал сильные контратаки. К исходу дня стало ясно, что русским нанесены серьезные потери, а нами вновь захвачены важные участки местности. Все это, конечно, свидетельствовало об определенном успехе: напряженная обстановка на левом фланге разрядилась, и 3-я танковая дивизия получила поддержку. Зато дивизия «Великая Германия» после десяти дней тяжелых боев была очень ослаблена, в то время как ударная сила русских не только не уменьшилась, а, пожалуй, даже возросла.

К концу дня 14 июля стало совершенно очевидно, что немецкое наступление провалилось. Прорыв в самом начале наступления русских позиций, прикрытых мощными минными полями, оказался для нас более трудным, чем мы предполагали. Неприятной неожиданностью для нас явились и ужасные контратаки, в которых принимали участие крупные массы живой силы и техники — их бросали в бой, невзирая на потери. С немецкой стороны потери в личном составе были не так уж велики, зато потери в танках были потрясающими. Танки типа «Пантера» не оправдали возлагаемых на них надежд: их легко можно было поджечь, системы смазки и питания не были должным образом защищены, экипажи не имели достаточной подготовки. Из всех «пантер», принимавших участие в боях, к 14 июля осталось только несколько машин. Не лучше обстояло дело в танковом корпусе СС, а 9-й танковой армии, наступавшей с севера, так и не удалось вклиниться в расположение русских больше чем на 11 км. Правда, 4-я танковая армия продвинулась на глубину до 20 км, но чтобы соединиться с армией Моделя, ей нужно было преодолеть еще 100 км.

13 июля фельдмаршалы фон Манштейн и Клюге были вызваны в Восточную Пруссию, и Гитлер сообщил им, что операцию «Цитадель» нужно немедленно прекратить, так как союзники высадились в Сицилии и туда должны быть срочно переброшены войска с Восточного фронта. Манштейн, который не ввел в сражение все свои силы, высказался за продолжение наступления с целью измотать противника. Уничтожив танковые резервы русских на Курской дуге, мы смогли бы предотвратить крупные наступления на других участках фронта. Такую обстановку следовало бы предвидеть еще до того, как была начата операция «Цитадель»; теперь же мы напоминали человека, который схватил за уши волка и боится его отпустить. Тем не менее Гитлер потребовал немедленно прекратить наступление.

Русское Верховное Главнокомандование руководило боевыми действиями в ходе Курской битвы с большим искусством, умело отводя свои войска и сводя на нет силу удара наших армий при помощи сложной системы минных полей и противотанковых заграждений. Не довольствуясь контрударами внутри Курского выступа, русские нанесли мощные удары на участке между Орлом и Брянском и добились значительного вклинивания. В связи с решением Гитлера о переходе к оборонительным действиям положение на Восточном фронте стало критическим, 4-я танковая армия получила сообщение о немедленном отводе танкового корпуса СС для переброски его в Италию, а 48-му танковому корпусу было приказано направить дивизию «Великая Германия» для оказания поддержки группе армий «Центр» фельдмаршала фон Клюге. При таких обстоятельствах было невозможно удержать занятые рубежи внутри Курского выступа, и к 23 июля 4-я танковая армия была отброшена на свои исходные позиции.

Операция «Цитадель» закончилась полным провалом. Правда, потери русских были больше, чем немцев; надо также отметить, что с тактической точки зрения ни одной из сторон не удалось достигнуть решающего успеха. 4-я танковая армия взяла в плен 32 тыс. человек, захватила и уничтожила свыше 2 тыс. танков и около 2 тыс. орудий. Но наши танковые дивизии, находившиеся в таком прекрасном состоянии в начале битвы, были теперь обескровлены, а русские, имея помощь англичан и американцев, могли быстро восполнить свои огромные потери.

После провала этого наступления, потребовавшего от немецких войск высшего напряжения, стратегическая инициатива перешла к русским.

Тактика танковых войск в операции «Цитадель»

Легкие и средние танки, которые использовались в первые три года войны, сыграли важную роль в боевых действиях того периода. Но поскольку средства противотанковой обороны русских стали более эффективными, а их танки — более тяжелыми и мощными, наши прежние типы танков оказались устаревшими. На поле боя появились тяжелые и сверхтяжелые танки; соответственно должна была меняться и тактика танковых войск. Руководители танковых войск лучше всех могли видеть эти изменения, так как им приходилось приспосабливать существующие тактические принципы к новой технике.

Методы борьбы с танками, применявшиеся немцами в 1941 году, не годились в новых условиях, когда русские начали использовать крупные массы танков. Вскоре стало ясно, что одно противотанковое орудие или несколько орудий, действовавших самостоятельно, быстро обнаруживались противником и уничтожались. Поэтому стал применяться новый метод, получивший в немецких танковых войсках название Pakfront — «фронт ПТО». Группы до десяти орудий в каждой подчинялись одному командиру, который мог сосредоточить их огонь на какой-нибудь отдельной цели. Эти группы противотанковых орудий распределялись по всей полосе обороны. Идея такой организации противотанковой обороны заключалась в том, чтобы встретить наступающие танки фланговым огнем. Дисциплина огня имела первостепенное значение — его преждевременное открытие могло привести к самым тяжелым последствиям.

Русские переняли этот тактический метод и вскоре полностью им овладели, в чем нам пришлось убедиться на собственном опыте в ходе операции «Цитадель». Русские, как никто, умели укреплять свои ПТОРы при помощи минных полей и противотанковых препятствий, а также разбросанных в беспорядке мин в промежутках между минными полями. Быстрота, с которой русские устанавливали мины, была поразительной. За двое-трое суток они успевали поставить свыше 30 тыс. мин. Бывали случаи, когда нам приходилось за сутки обезвреживать в полосе наступления корпуса до 40 тыс. мин. Несмотря на то что мы продвигались в глубь обороны русских до 20 км, вокруг нас все еще находились минные поля, а дальнейшему продвижению препятствовали противотанковые районы обороны. В этой связи следует еще раз подчеркнуть искуснейшую маскировку русских. Ни одного минного поля, ни одного противотанкового района не удавалось обнаружить до тех пор, пока не подрывался на мине первый танк или не открывало огонь первое русское противотанковое орудие. Трудно прямо ответить на вопрос, каким образом немецким танкам удавалось преодолевать всю эту мощную противотанковую оборону; в основном их действия определялись конкретными условиями обстановки и наличными силами. В значительной степени достигнутые успехи, безусловно, объяснялись тщательной подготовкой к операции и исключительно тесным взаимодействием между авиацией и наземными войсками. В операции «Цитадель» немецкие танковые части действовали, имея боевой порядок «клином» (Panzerkeil)[194], который до этого полностью себя оправдывал. Острие клина образовывали самые тяжелые танки, и «тигры» успешно боролись с глубокой противотанковой обороной русских. Русские ничего не могли противопоставить 88-мм пушке «Тигра», что же касается «пантер», то я уже отмечал их несовершенство и неэффективность. Наши танки T-IV не могли полностью обеспечить прорыва глубокой противотанковой обороны, и во многих случаях захват русских позиций объяснялся прежде всего отличным взаимодействием всех видов тяжелого оружия.

«Цитадель» и другие операции показали, что огонь противотанковой обороны можно подавить сосредоточенным и умело управляемым огнем наступающих танков. Осуществление этого положения на практике потребовало изменения принятых боевых порядков и тактических методов использования танков. Panzerkeil — «танковый клин» — был заменен Panzerglocke — «танковым колоколом». Такой «танковый колокол» со сверхтяжелыми танками в центре, двигавшимися за ними в готовности к преследованию легкими танками и, наконец, наступавшими широкой дугой позади этих машин средними танками, был лучшим боевым порядком для борьбы с широким фронтом огня противника. Старший танковый начальник вместе с наблюдателями от всех видов тяжелого оружия следовал в боевых порядках «колокола» непосредственно за головными средними танками. Он должен был поддерживать радиосвязь с авиационным командиром, руководившим действиями истребителей-бомбардировщиков и самолетов других типов, поддерживающих наземные войска. Саперы на бронетранспортерах двигались сразу за головными танками «колокола» в готовности проделать проходы в минных полях. Наступление в таком боевом порядке обычно приносило успех, если атакующим удавалось осуществлять тесное взаимодействие всех родов войск.

При наступлении в ночных условиях, которого всегда ожидали с неприятным чувством, для прорыва глубокоэшелонированной противотанковой обороны применялся другой метод. Местность выбиралась танкодоступная, наступление проводилось при благоприятной погоде и по возможности в лунную ночь. Командиры наступающих войск обязаны были в светлое время произвести тщательную разведку местности. Поскольку у нас не было для танков подходящих компасов, для ориентирования использовались хорошо видимые ночью шоссейные и проселочные дороги. Даже в условиях ночных действий боевой порядок «колоколом» оправдал себя; как правило, дистанции между танками при наступлении ночью сокращались. Темнота сильно затрудняла действия артиллерии обороняющихся, и обычно хорошо подготовленная ночная атака проходила без серьезных потерь. Правда, для такой атаки необходимо было иметь хорошо подготовленных офицеров и опытных водителей танков.

Успех танковых атак против глубокоэшелонированной противотанковой обороны, видимо, зависит от следующих условий[195].

1. Для ведения воздушной и наземной разведки следует использовать любую возможность.

2. Наступающее танковое соединение должно иметь как можно больше сверхтяжелых танков для действий на направлении главного удара.

3. Сосредоточение огня танками должно осуществляться быстро и давать максимальный эффект. Танки должны непрерывно двигаться, делая остановки только для ведения огня.

4. Наблюдатели от всех поддерживающих наступление частей должны передвигаться с танками. Наиболее целесообразным видом связи между танками и авиацией является радиосвязь.

5. Саперы на бронетранспортерах должны следовать за танками.

6. Легкие танки должны быть готовы развить достигнутый успех.

7. Обеспечение танков в бою горючим и боеприпасами должно осуществляться при помощи специальных бронированных машин. Это очень трудная задача, для ее успешного выполнения нужен большой опыт.

8. Танки должны быть обеспечены приборами дымопуска для ослепления противотанковых средств противника, а командиры подразделений и частей должны иметь дымовые ракеты различных цветов для целеуказания.

9. Для наступления ночью танки должны быть снабжены радиосредствами.

Реакция русских на бомбардировку

Опыт показывает, что русский солдат обладает почти невероятной способностью выдерживать сильнейший артиллерийский огонь и мощные удары авиации; в то же время русское командование не обращает никакого внимания на огромные потери от бомбардировок и артогня и неуклонно следует ранее намеченным планам. Нечувствительность русских даже к самому сильному обстрелу была еще раз подтверждена в ходе операции «Цитадель». Возможно, что это в какой-то мере объясняется следующими причинами.

Стоицизм большинства русских солдат и их замедленная реакция делают их почти нечувствительными к потерям. Русский солдат дорожит своей жизнью не больше, чем жизнью своих товарищей. На него не действуют ни разрывы бомб, ни разрывы снарядов.

Естественно, что среди русских солдат есть люди, обладающие более чувствительной натурой, но они приучены выполнять приказы точно и без малейшего колебания.

В русской армии существует железная дисциплина; наказания, налагаемые командирами и политическими комиссарами, отличаются суровостью, и поэтому беспрекословное подчинение стало характерной чертой военной системы русских.

Нечувствительность русских к артиллерийскому огню не является каким-то новым их качеством — оно проявилось еще в ходе Первой мировой войны. Мы находим указание об этом и у Коленкура в его описании Бородинского сражения 1812 года[196]. Он говорит, что «противник, испытывающий натиск со всех сторон, собрал свои войска и стойко держался, несмотря на колоссальные потери от огня артиллерии». Далее он пишет, что было совершенно непонятно, почему на захваченных редутах и позициях, которые русские защищали с таким упорством, взято так мало пленных. В этой связи Коленкур приводит следующее замечание императора: «Эти русские живыми не сдаются. Мы ничего не можем поделать».

Что касается русских военачальников, то хорошо известно, что:

а) они почти в любой обстановке и в любом случае строго и неуклонно придерживаются приказов или ранее принятых решений, не считаются с изменениями в обстановке, ответными действиями противника и потерями своих собственных войск. Естественно, в этом много отрицательных моментов, но вместе с тем есть и известные положительные стороны;

б) они имели в своем распоряжении почти неисчерпаемые резервы живой силы для восполнения потерь. Русское командование может идти на большие жертвы и поэтому не останавливается перед ними.

В подготовке к операции следует обязательно учитывать реакцию или, вернее, отсутствие реакции русских войск и их командования. От этого фактора в значительной степени зависит взаимодействие по времени, оценка возможного успеха и количество потребной боевой техники.

Следует, однако, указать, что были случаи, когда закаленные в боях соединения русских поддавались панике и проявляли нервозность при сравнительно небольшом артиллерийском обстреле. Но такие случаи встречались очень редко, поэтому рассчитывать на них было бы грубой ошибкой. Гораздо полезнее переоценивать упорство русских и никогда нельзя рассчитывать на то, что они не выдержат.

Летнее наступление русских

Военные историки, исследовавшие причины неожиданного поражения Германии в 1918 году, пришли к выводу, что оно явилось результатом провала крупного наступления Людендорфа. Указывалось на «падение боевого духа, которое испытывает любая армия, понявшая, что она израсходовала свои последние силы и израсходовала их напрасно».

В 1943 году в Курской битве, где войска наступали с отчаянной решимостью победить или умереть, тоже погибли лучшие части германской армии. Они шли в бой с не меньшей решительностью, чем наши войска в 1918 году, и можно было предполагать, что после отступления от злополучной Курской дуги боевой дух наших войск ослабнет. Однако в действительности ничего подобного не случилось. Наши ряды сильно поредели, но непоколебимая решимость наших войск осталась неизменной. Здесь не место для подробного анализа этого вопроса, но ясно одно — несгибаемый дух наших войск доставлял противнику немало неприятностей. Выдвинутое Черчиллем и Рузвельтом требование «безоговорочной капитуляции» не оставляло нам на Западе никакой надежды. В то же время наши солдаты, воюющие на русском фронте, хорошо знали, какая горькая участь ждет Восточную Германию, если красные полчища хлынут на территорию нашей страны. Итак, какими бы ни были стратегические последствия Курской битвы — а они были достаточно серьезными, — они все же не привели к ослаблению решимости или упадку боевого духа немцев.

Еще в то время, когда шло наступление немецких войск на Курской дуге, русские нанесли сильный удар между Орлом и Брянском. Теперь они развернули здесь широкие наступательные действия. В ходе операции «Цитадель» 9-я армия была сильно ослаблена и не могла больше удерживать Орловский выступ. Довольно неожиданно Гитлер не только согласился на крупное отступление 9-й армии, но даже потребовал его ускорить[197]. Причиной такого необычного для Гитлера решения была тревога за положение в Италии; он хотел вывести из России как можно больше войск с тем, чтобы восстановить положение на юге Европы. В результате 9-я армия 5 августа оставила Орел и отступила за Десну. Русские продолжали решительное наступление и теснили группу армий «Центр» фельдмаршала фон Клюге в направлении Смоленска. К сожалению, Гитлер все еще настаивал на том, чтобы группа армий «Юг» удерживала свои выдвинутые вперед позиции и оказывала сопротивление наступлению русских на Харьков и Белгород, которое началось 3 августа.

Фронт был ослаблен нашим неудавшимся наступлением и отправкой танкового корпуса СС в Италию; кроме того, резервы были переброшены на юг для отражения наступления русских на Сталино во второй половине июля.

Юго-восточнее Томаровки русские полностью прорвали фронт 52-го пехотного корпуса и 4 августа овладели Белгородом. Штаб корпуса был разгромлен русскими танками, и 48-й танковый корпус получил приказ воспрепятствовать продвижению противника на угрожаемом направлении. В течение последующих двух недель наш фронт упорно оттеснялся назад к железной дороге Сумы-Харьков. Русское наступление отличалось большим размахом, поэтому гренадерская моторизованная дивизия «Великая Германия» была возвращена нам из группы армий «Центр» с тем, чтобы мы могли противостоять крупным массам живой силы и техники русских. Оборонявшаяся правее нас 8-я армия испытывала сильнейшее давление, однако несмотря на то что русские форсировали Северный Донец и достигли 14 августа пригородов Харькова, город продержался еще одну неделю.

Схема 44

Отступление 48-го танкового корпуса к Днепру (осень 1943 г.)

В этот период были предприняты действия, которые еще раз продемонстрировали наше превосходство в маневре. 20 августа танковый корпус и стрелковая дивизия русских прорвали фронт 8-й армии правее дивизии «Великая Германия», оборонявшейся в районе Ахтырки. Дивизии было приказано немедленно вступить в бой и восстановить положение. Под командованием полковника фон Натцмера, первого офицера штаба дивизии «Великая Германия», была создана ударная группа в составе:

— танкового батальона (около 20 танков), роты разведчиков;

— батальона пехоты на бронетранспортерах, батареи самоходных установок.

Эта группа была неизмеримо слабее русских, которых нужно было отбросить, но тем не менее она выполнила свою задачу за двенадцать часов. Успех объяснялся главным образом внезапностью действий и умелым использованием имевшихся в распоряжении танков. Русские предполагали, что 48-й танковый корпус скован в районе Ахтырки, поэтому появление наших танков и их фланговая атака явились для противника полной неожиданностью. Первоначально сопротивление русских было незначительным. Бросая снаряжение, они в панике отступали, почти без боя оставляя занятые рубежи. Допрос пленных показал, что русские намного преувеличили наши силы.

Поведение русских было, конечно, необычным, но оно говорит о том, что русские чувствуют себя неуверенно при атаке во фланг, особенно если эта атака является внезапной и проводится танками. В ходе Второй мировой войны такие случаи происходили довольно часто, и мы убедились, что умелое использование для атаки противника даже небольшого числа танков или смелые танковые рейды нередко приводят к лучшим результатам, чем сильный артиллерийский огонь или массированные налеты авиации. Когда имеешь дело с русскими, рапира оказывается гораздо полезнее дубины.

Однако действия полковника Натцмера были единственным успехом немецких войск на всем 160-километровом фронте от Сум до Северного Донца. Армии генерала Конева продолжали решительное наступление и 22 августа овладели Харьковом. Нам все же удалось задержать русские войска на полтавском направлении, и в конце августа их атаки на фронте 8-й армии и 4-й танковой армии прекратились. Наступившая пауза была использована нами для отвода танковых дивизий в тыл, чтобы дать им необходимый отдых и восполнить потери.

Однако южнее генералу Малиновскому и генералу Толбухину удалось прорвать оборону немецких войск на Северном Донце и Миусе. В конце августа 29-й немецкий корпус был окружен в Таганроге и не имел возможности выйти из окружения. 3 сентября фон Манштейн вылетел в ставку Гитлера с тем, чтобы поставить его в известность о катастрофическом положении группы армий «Юг» и потребовать изменения в руководстве операциями. Встреча носила бурный характер, но никакого результата не дала. Тем временем обстановка на фронте становилась все более угрожающей, так как в начале сентября русские заняли Сталино и наступали уже на территории Донбасса. Кроме того, Конев возобновил свое наступление против 4-й танковой армии. Сильный удар пришелся по 48-му танковому корпусу, и на левом фланге русским удалось вклиниться в нашу оборону; в то же время они оказывали сильнейшее давление на северный фланг 8-й армии, оборонявшейся правее нашего корпуса.

Схема 45

Сражение за Днепр (октябрь 1943 г.)

Только после того как над группой армий «Юг» нависла угроза расчленения на изолированные части, Гитлер разрешил отойти за Днепр[198]. Но он отказался дать согласие на строительство каких-либо оборонительных сооружений на берегу реки на том основании, что если его генералы узнают о существовании подготовленного рубежа, они немедленно туда отступят. Поэтому было очень сомнительно, что нам удастся остановить русских на Днепре. Обстановка осложнялась еще и тем, что мы располагали всего лишь пятью переправами. Поэтому выполнить свою задачу мы могли только в том случае, если бы удалось замедлить продвижение русских войск.

Как известно, у русских мало транспортных средств подвоза, и для снабжения своих войск они используют главным образом местные ресурсы. Такой способ не нов. Примерно так же поступали монголы Чингисхана и войска Наполеона. Единственным средством замедлить продвижение таких армий является уничтожение всего, что может быть использовано противником для размещения войск и их снабжения. Осенью 1943 года немецкая армия намеренно прибегала к таким действиям, и по этому поводу автор книги «Манштейн» довольно справедливо замечает:

«Хотя прошло уже пять лет, правоведы часами спорят относительно законности реквизиций и разрушений, которые производились немецкой армией во время ее отступления. Я лично не уверен, что какой-либо закон, идущий вразрез со стремлением армии уцелеть, будет когда-нибудь соблюдаться»[199].

Сама по себе мысль об уничтожении всех запасов продовольствия и создания «зоны пустыни» между нами и наступающими русскими войсками не вызывала у нас восторга. Но на карту была поставлена судьба целой группы армий, и если бы мы не приняли таких мер, многим тысячам солдат никогда не удалось бы достичь Днепра и организовать под защитой этого водного рубежа прочную оборону. У меня нет никаких сомнений в том, что в противном случае группа армий была бы разбита и потеряна для будущих операций. Во всяком случае, лишения, которые мы принесли гражданскому населению на Украине, не могли идти ни в какое сравнение с несчастной судьбой сотен тысяч убитых и искалеченных мирных жителей во время воздушных налетов союзников на немецкие города. Поэтому осуждение в 1949 году фельдмаршала фон Манштейна за осуществление тактики «зон пустыни», применявшейся верховным командованием, является ярким примером старого принципа «Vae victis»[200].

В сентябре 4-я танковая армия отступала на запад через Прилуки в направлении Киева, а 1-я танковая армия отходила в большую излучину Днепра у Днепропетровска. Эти отступления осуществлялись методически и прикрывались большими пожарами, которые уничтожали посевы на обширных площадях. 48-му танковому корпусу, входившему в то время в 8-ю армию, не повезло: за нами все время следовали отряды русских подвижных войск. Это сильно затруднило наше сосредоточение на предмостном укреплении под Кременчугом, где мы в течение нескольких дней обеспечивали переправу 8-й армии через Днепр.

В конце сентября 4-я танковая армия создала непрочную оборону по обе стороны Киева, а 8-я армия и 1-я танковая армия растянулись вдоль Днепра до самого Запорожья. Манштейн все еще удерживал Мелитополь и прикрывал подступы к Крыму. Севернее русские развивали свое крупное наступление против группы армий «Центр». 17 сентября ими был взят Брянск, 23 сентября пал Смоленск. Фон Клюге еще продолжал удерживать плацдарм в районе Гомеля, но в целом немецкие армии были оттеснены к Днепру на большей части фронта протяженностью 2200 км. Теперь мы оборонялись на последнем крупном естественном препятствии перед Днестром, Карпатами и внешними оборонительными рубежами рейха.

Проблемы отступления

Из всех видов боевых действий отступление под сильным давлением противника, возможно, является самым трудным и опасным. Когда знаменитого Мольтке хвалили за его руководство Франко-прусской войной и один из поклонников его таланта сказал, что его можно поставить в один ряд с такими великими полководцами, как Наполеон, Фридрих и Тюренн, то Мольтке ответил: «Нет, ибо я никогда не руководил отступлением».

В ходе Второй мировой войны ни разу не было случая, чтобы германское верховное командование прибегло к отходу, пока все обстояло хорошо. В результате такое решение принималось либо слишком поздно, либо тогда, когда наши армии были вынуждены самостоятельно начать отступление, и оно шло полным ходом. Последствия такого упрямства были обычно катастрофическими и для командующих, и для войск. В этом разделе я хочу рассмотреть несколько проблем, с которыми мы столкнулись во время отступлений на Восточном фронте.

Образцом планомерного и удачного отступления могут служить действия в марте 1943 года, когда Гитлера убедили в необходимости вывести войска группы армий «Центр» из опасного выступа в районе Вязьма-Ржев.

Эта операция, известная под условным названием «Бюффель» («Буйвол»), заслуживает подробного описания, так как может служить поучительным примером для штабных офицеров, которые хотят овладеть сложным искусством отступления.

Прежде всего была проведена тщательная подготовка. Улучшались дороги, мосты, переправы, были выбраны и замаскированы районы сосредоточения войск, определено количество техники и снаряжения, которое надлежало вывезти, а также произведен расчет потребных транспортных средств. Все телефонные линии были сняты — важная мера предосторожности, — а в тылу еще до начала отвода войск были развернуты командные и наблюдательные пункты. Разрушения, заграждения на дорогах и минные поля должны были способствовать ведению сдерживающих действий на выбранных рубежах сопротивления.

Самой сложной проблемой оказалась эвакуация местных жителей. Конечно, немецкие военные власти не могли предвидеть такой массовой эвакуации, и для того чтобы справиться с подобной задачей, необходимо было принять особые меры. Прежде всего требовалось так организовать движение населения, чтобы оно не мешало отходу войск. Саперные и строительные подразделения были направлены на строительство мостов и дорог с целью дать возможность этим массам людей следовать без задержек и в полном порядке. Были организованы пункты питания и снабжения, не были забыты и посты медицинской и ветеринарной помощи. Самым важным моментом было регулирование движения этих людских масс. Пока они были недалеко от линии фронта, их передвижение совершалось в ночное время, а если нужно было идти обязательно днем, то беженцев инструктировали, как избегать скопления и двигаться рассредоточеннее. Обширные поля и огромные леса способствовали успешному завершению этой массовой эвакуации населения. Она прошла без больших потерь и не очень помешала боевым действиям войск. Но надо все же сказать, что такая эвакуация была рискованным делом. В современной войне заранее должны предусматриваться и подробно разрабатываться меры по оказанию помощи гражданскому населению в его эвакуации, ибо в противном случае все передвижения войск будут парализованы.

Важность этой проблемы была доказана во время событий во Франции, когда французское правительство в мае 1940 года объявило об эвакуации всей северо-восточной части страны. В движение были приведены огромные массы людей. Несмотря на наличие густой сети дорог, которые могли бы обеспечить планомерную эвакуацию населения, если бы она была должным образом организована, панически настроенные толпы людей забивали шоссе и дороги и полностью дезорганизовывали работу средств подвоза французской армии и передвижение ее резервов.

Однако вернемся к действиям войск. Прежде всего нужно подчеркнуть важность сохранения в тайне намерения осуществить отход; важно также как можно дольше скрывать от противника отступление и после того, как оно началось. Отвод резервов несложен — им сравнительно нетрудно занять отведенные в тылу позиции в ночное время. Настоящие трудности начинаются, когда с переднего края отводятся войска первого эшелона. Они должны начинать свой отход с наступлением темноты и действовать совершенно бесшумно. Их «первый переход» должен быть как можно длиннее. Нельзя двигаться колоннами больше батальона, причем каждая рота следует так, как если бы она совершала марш самостоятельно. Разведывательная авиация может обнаружить колонны, и поэтому, как только самолеты сбросили осветительные бомбы, всякое движение следует немедленно прекратить. Никаких перебежек к укрытиям — все должно замереть на своих местах. Необходимо, чтобы к рассвету все части уже находились на новых позициях.

Нужно любой ценой воспрепятствовать захвату противником аэродромов и посадочных площадок, но в то же время наша авиация должна иметь возможность пользоваться ими до самого последнего момента, после чего их необходимо полностью разрушить. Это касается не столько зданий, сколько взлетно-посадочных полос. Обычно в распоряжении подрывных групп имеется достаточное количество тяжелых бомб (от 500 кг и более). Подготовка к взрыву требует времени, особенно для закапывания бомб, поэтому в последние часы перед разрушением, когда аэродром заминирован, взлет и посадка самолетов сопряжены с большим риском. После взлета последнего самолета бомбы взрывают, и аэродром, изрытый огромными воронками, напоминает фотографию лунной поверхности с ее кратерами.

Конечно, часто бывало так, что нам не удавалось осуществить планомерного отхода — невозможно хорошо подготовиться к нему, когда после проигранного боя войска думают только о том, чтобы оторваться от преследующего их противника. Так, например, в сентябре 1943 года 48-й танковый корпус оказался в опаснейшем положении: сплошного фронта больше не существовало, и подвижные части русских уже действовали в нашем глубоком тылу. Мы должны были как можно быстрее отойти к Днепру и поэтому шли на большой риск и возможные тяжелые жертвы. Мы не могли прекращать нашего отхода в дневное время, так как положение было слишком серьезным, и те, кто отставал или попадал под удары авиации, были предоставлены самим себе.

В таком отступлении, проводимом при постоянном нажиме противника и в страшной спешке, с командиров не снималась ответственность за сохранение порядка и дисциплины. Частично это зависело от личного примера офицеров и их умения управлять людьми, а частично — от их способности сохранять спокойствие и действовать по какому-то плану. Даже в ходе поспешного отступления можно сделать многое.

Саперы должны охранять и сохранять в исправности все мосты, подготовив их к взрыву; строительные подразделения должны быть в готовности для восстановления дорог. Ремонтно-восстановительные группы с тракторами следует располагать вдоль всего пути отхода, с тем чтобы обеспечить ремонт или буксировку машин, а также очищать дороги от разбитой техники и транспорта. Зенитная артиллерия должна прикрывать перекрестки дорог, важные мосты и дефиле. Если имеется возможность, то для прикрытия главных путей отхода должна быть использована истребительная авиация. Необходимо иметь многочисленные контрольные пункты, установленные на перекрестках дорог, у мостов и узостей. Нужно иметь группу офицеров, в том числе и старших, которые бы отвечали за работу контрольных пунктов. Это важно, так как сержантский состав на контрольных постах не будет иметь достаточного авторитета во время такого отступления.

Возможны, однако, случаи, когда войска не успевают эвакуировать всю технику, автомашины и снаряжение, и тогда каждый командир должен думать о сохранении людей и их личного оружия. Для избежания неразберихи старшие начальники обязаны дать четкие указания о том, какие подразделения должны уничтожить свое тяжелое оружие и транспорт. Именно в подобных условиях большое значение имеет отличная подготовка штабов.

В ходе наших отступлений на Востоке мы не раз подвергались нападениям партизан, хотя такие нападения чаще происходили на центральном и северном участках фронта. К счастью, авиация русских не обладала достаточной гибкостью и хорошей наземной организацией, которая необходима для быстрого использования новых аэродромов и взлетных площадок. Поэтому крупным группам наших войск, быстро двигавшимся в перерывах между налетами авиации, часто удавалось ускользать, хотя эти группы представляют собой прекрасную цель для ударов с воздуха. Плохие дороги, сильные дожди и глубокая грязь, а иногда и глубокий снег сильно затрудняли движение.

В целом, однако, бескрайние просторы России благоприятствовали проведению хорошо подготовленных отступлений. Если войска обладают хорошей дисциплиной и подготовкой, то стратегическое отступление может стать прекрасным средством для того, чтобы нанести внезапный удар по противнику и вновь овладеть инициативой.

Оборона Днепра

27 сентября 48-й танковый корпус оставил плацдарм у Кременчуга и благополучно переправился на правый берег Днепра. Река сама по себе была серьезным препятствием для противника — она имела в этом месте ширину около 400 м, а правый берег был намного выше левого. Но в то же время густые прибрежные камыши позволяли русским сравнительно легко укрывать лодки и маскировать свою подготовку к форсированию реки. Кроме того, в свое время было очень мудро сказано, что «история знает немного случаев, когда водный рубеж оказывался эффективной преградой на пути превосходящих сил противника, ведущего наступление»[201].

И действительно, 27 сентября нам стало известно, что русские уже форсировали Днепр южнее Киева, в районе Переяслава. Мы получили приказ немедленно ликвидировать созданный противником плацдарм, и с этой целью в наше распоряжение были переданы 7-я танковая и 20-я гренадерская моторизованная дивизия. Двигаясь вверх по реке к русскому плацдарму, мы столкнулись с войсками противника, наступающими в южном направлении. Наши танки, не развертываясь, прямо с ходу вступили в бой, русские в беспорядке отступили к излучине реки и там так прочно закрепились, что выбить их оттуда уже не удалось.

Следующие две недели на нашем фронте было совсем спокойно. Тактика создания «зон пустыни» приносила свои плоды, и русские были еще не в состоянии на этом участке предпринять широкое наступление. 48-й танковый корпус входил в 8-ю армию, которая оборонялась на фронте свыше 300 км от Кременчуга до района южнее Киева. Этой армией командовал генерал Вёлер, а начальником штаба у него был очень способный генерал Шпейдель. В полосе 8-й армии русские имели только один плацдарм южнее Переяслава, против которого и действовал 48-й танковый корпус. Не могло быть сомнений в том, что русские вновь попытаются наступать в этом районе. По данным войсковой и агентурной разведки, на плацдарм непрерывно прибывали подкрепления. Русские навели через Днепр несколько переправ, причем проявили настолько большое искусство в этой области, что сумели построить мосты для переправы войск и лошадей с настилом ниже уровня воды.

Немецкие войска лихорадочно готовились к отражению предстоящего наступления русских; 7-я танковая дивизия была изъята из состава нашего корпуса, но у нас еще оставалась 20-я гренадерская моторизованная дивизия, а 19-я танковая и 1-я пехотная дивизии были на подходе. Под руководством командующего артиллерией 48-го танкового корпуса был составлен план огня, предусматривавший сосредоточение огня артиллерии всех дивизий по любому угрожаемому участку или исходному положению противника.

В общем плане огня важная роль отводилась зенитной артиллерии. Мы пришли к выводу, что борьба с танками входит в задачу всех боевых средств и каждого отдельного солдата. Противотанковые рвы, заграждения на дорогах, всевозможные препятствия на местности, минные поля — все было направлено на то, чтобы заставить русские танки двигаться по заранее подготовленным коридорам. Все препятствия прикрывались огнем — обычная тактическая мера предосторожности, которой, к сожалению, слишком часто пренебрегали.

О готовящемся наступлении ясно свидетельствовало то обстоятельство, что противник неоднократно проводил значительными силами разведку боем. Русские прорыли траншеи от своего рубежа по направлению к нашим позициям с тем, чтобы пехота могла одним броском достичь нашего переднего края. Кроме того, увеличилось число перебежчиков. Ночная воздушная разведка установила интенсивное движение моторизованных колонн в направлении плацдарма, а аэрофотосъемка позволила выявить большое количество новых артиллерийских позиций. Самым лучшим и надежным источником информации была наша радиоразведка, а на последнем этапе подготовки, накануне наступления, когда русская артиллерия начала пристрелку, мы получили ценные данные и от подразделений АИР[202].

В 6 час 30 мин 16 октября русские атаковали позиции 48-го танкового корпуса. В это время я находился на одном из передовых наблюдательных пунктов 19-й танковой дивизии и был вынужден оставаться там в течение целых двух часов. Артиллерийская подготовка была действительно очень сильной. Передвигаться было совершенно невозможно, так как по участку в один километр вели огонь до 290 орудий, причем за два часа русские израсходовали полуторадневную норму снарядов. В глубину артиллерия подавляла оборону до командных пунктов дивизий включительно. Боевые порядки двух дивизий, оборонявшихся в первом эшелоне, обстреливались с такой интенсивностью, что было совершенно невозможно определить направление главного удара русских. Некоторые орудия вели огонь прямой наводкой с открытых огневых позиций. После двухчасовой артиллерийской обработки местность, на которой оборонялись наши войска, напоминала собой перепаханное поле; многие огневые средства оказались выведенными из строя, несмотря на то что они были хорошо укрыты в окопах. Внезапно русская пехота с танками, двигаясь плотными цепями за огневым валом, атаковала на узком фронте наши позиции.

Многочисленные самолеты русских на бреющем полете атаковали уцелевшие опорные пункты. Атака русской пехоты представляет собой страшное зрелище: на вас надвигаются длинные серые цепи дико кричащих солдат, и чтобы выдержать это испытание, обороняющимся нужны стальные нервы. В отражении таких атак огромное значение имеет дисциплина огня. Вначале русским удалось вклиниться в нашу оборону, но во второй половине дня танки, которые держались нами в резерве, сумели до некоторой степени восстановить положение. В результате мы отошли всего километра на полтора.

В последующие дни атаки русских повторялись с неослабевающей силой. Дивизии, пострадавшие от нашего огня, были отведены, и в бой брошены свежие соединения. И снова волна за волной русская пехота упрямо бросалась в атаку, но каждый раз откатывалась назад, понеся огромные потери. На нашей стороне основную тяжесть боя выносили на своих плечах артиллерия и танки. Мы обладали гибкой системой огня, позволяющей нам обеспечить сосредоточенный огонь там, где это было наиболее необходимо, а также наносить удары по скоплениям русской пехоты на исходных рубежах. Где бы русским ни удавалось совершить глубокое вклинение, оно быстро локализовалось, а через несколько часов наши танки контратаковали фланги образовавшегося выступа. Сражение длилось больше недели, и 48-й танковый корпус начал ослабевать. Тогда армия подтянула на угрожаемый участок свой последний резерв — 3-ю танковую дивизию.

В это время командир 48-го танкового корпуса генерал фон Кнобельсдорф находился в отпуске, и его замещал генерал Хольтиц. Почти все свое время он проводил на передовых позициях и лично руководил боевыми действиями на тех участках, где складывалась наиболее опасная обстановка. Однажды вечером он беседовал со мной о ходе боевых действий и выразил беспокойство по поводу страшного нажима русских на нашем фронте. Затем он занялся прогнозами на будущее. Он видел, как массы советских войск надвигаются на нас, словно гигантские волны океана. Опрокидывая на своем пути все преграды, они будут продвигаться все дальше и дальше и в конце концов поглотят Германию. Он хотел поехать к самому Гитлеру и рассказать ему всю правду о неравной борьбе и безвыходном положении на фронте. Он заявил, что подаст в отставку — может быть, его уход явится тревожным сигналом, который заставит Гитлера принять новые решения.

Я постарался сделать все возможное, чтобы на цифрах доказать генералу, что даже русские резервы должны иссякнуть. Я указал на чрезвычайно высокие потери, которые они понесли от действий его собственного корпуса, сражавшегося с непревзойденной храбростью и мужеством, и высказал мысль, что наступит день, когда даже наступление русских выдохнется. Но все мои доводы мало повлияли на него, и он остался тверд в своем решении. Он не верил, что наши войска могут продержаться еще хоть один день, и хотел избавить их от такого тяжелого испытания. Войска становились все слабее, а надежды на смену или на подкрепления не было абсолютно никакой. На следующее утро он уехал из штаба корпуса, полный решимости изложить свои взгляды перед Гитлером.

Через два дня после отъезда генерала фон Хольтица русские атаки на фронте 48-го танкового корпуса прекратились. На первый взгляд казалось, что генерал был чересчур пессимистически настроен, но зимой 1945 года, когда советские войска ворвались на территорию моей страны, я часто вспоминал об этой памятной беседе.

Победа под Житомиром

Крупное наступление русских на Днепре теперь шло полным ходом. Южнее Переяслава 48-й танковый корпус успешно отразил все атаки, но на остальном фронте дело обстояло не так благополучно. К середине октября генерал Конев захватил три плацдарма восточнее Кременчуга, а затем нанес сильный удар в направлении Кривого Рога, не менее известного своей железной рудой, чем Никополь марганцем. 25 октября был сдан Днепропетровск, и, видимо, дело шло к тому, что мы скоро потеряем всю излучину Днепра. Надо сказать, что если бы мы в тот период оставили этот район, отход принес бы нам только пользу. Однако настойчивые требования Гитлера удержать Никополь и Кривой Рог как важные для германской промышленности центры привели к тому, что группа армий «Юг» была вынуждена занять крайне невыгодные со стратегической точки зрения позиции.

Южнее Запорожья генерал Толбухин овладел Мелитополем и наступал мимо Перекопского перешейка к устью Днепра. Манштейн высказывался за эвакуацию войск из большой излучины реки, но Гитлер настаивал на контрударе для спасения Никополя и Кривого Рога. 2 ноября Манштейн выполнил требование Гитлера и добился тактического успеха. Удар был нанесен во фланг войскам Конева, которые в результате были вынуждены отступить назад к Днепру. Но в 500 км северо-западнее войска маршала Ватутина крупными силами форсировали Днепр севернее и южнее Киева. 3 ноября с занятых плацдармов в наступление перешли тридцать стрелковых дивизий, двадцать четыре танковые бригады и десять бригад мотопехоты. Немецкая оборона была смята, и 6 ноября специальный приказ маршала Сталина возвестил о взятии Киева.

Русские стремительно развивали достигнутый успех. 7 ноября их передовые части достигли Фастова, расположенного в 65 км юго-западнее Киева, 11 ноября они были под Радомышлем, в 90 км западнее Днепра, а еще через два дня их танки ворвались в предместье крупного города Житомир. Широкий и глубокий клин, вбитый русскими в немецкую оборону, грозил отсечь группу армий «Юг» от группы армий «Центр», поэтому необходимо было принимать срочные контрмеры (см. схему 46).

6 ноября Манштейн решил сосредоточить все наличные танковые дивизии в районе Фастов-Житомир с целью нанесения удара на Киев, и 48-му танковому корпусу было приказано без задержки переместить свой командный пункт южнее Фастова. 7 ноября я развернул наш командный пункт у Белой Церкви, примерно в 25 км южнее Фастова. Теперь мы были подчинены 4-й танковой армии. В нашу задачу входило создание проходящего через Фастов оборонительного рубежа с целью прикрыть сосредоточение танковых дивизий. Но русские не дали нам времени этого сделать. Фастов, гарнизон которого состоял из двух батальонов войск охраны тыла[203] и одного батальона, сформированного из возвращающихся из отпуска солдат, был захвачен противником вечером 7 ноября. К сожалению, в бой под Фастовом преждевременно была введена 25-я танковая дивизия. История этой дивизии очень печальна. Она была сформирована в Норвегии и с августа 1943 года проходила подготовку во Франции. Дивизия была совершенно не готова к боевым действиям, но, несмотря на совет генерала Гудериана, генерал-инспектора бронетанковых войск, была переброшена на Украину и введена в бой. Положение усложнялось еще и тем, что по указанию группы армий «Юг» весь колесный транспорт дивизии должен был выгрузиться в районе Бердичева, а танки — в Кировограде, то есть почти в 200 км юго-восточнее. Учитывая создавшуюся критическую обстановку западнее Киева, командование группы армий «Юг» решило сразу после выгрузки направить всю технику на колесном ходу в район боевых действий. Вечером 6 ноября дивизия получила приказ командующего 4-й танковой армией с максимальной быстротой совершить марш к Фастову и удержать его «любой ценой» совместными усилиями с полком танковой дивизии СС «Рейх», причем танковый полк 25-й дивизии мог прибыть лишь через несколько дней.

Схема 46

Киевский выступ (15 ноября — 23 декабря 1943 г.)

Подобные приказы и распоряжения потребовали бы даже от очень опытной дивизии и ее штаба чрезмерного напряжения сил, а для неподготовленных частей они были просто пагубными. Днем 7 ноября передовой отряд 146-го мотострелкового полка встретил южнее Фастова русские танки Т-34 и обратился в паническое бегство. В страшном беспорядке эти необстрелянные части бежали, и хотя командир дивизии генерал Шелл лично навел порядок и собрал свои части, им с большим трудом удалось оторваться от русских, уничтоживших почти весь их транспорт. Днем 8 ноября фон Шелл прибыл в наш штаб под Белой Церковью, а его дивизия перешла в наше подчинение.

9 ноября танковый полк этой дивизии прибыл из Кировограда вместе с первым офицером штаба дивизии майором графом Пюклером, моим старым другом, с которым я служил еще в 7-м кавалерийском полку. 25-я танковая дивизия получила теперь приказ сделать все возможное, чтобы задержать русских, наступающих на юг и юго-запад. Благодаря умелому руководству генерала фон Шелла дивизия продвинулась до восточной окраины Фастова, где была остановлена намного превосходящими силами русских. Эти действия позволили выиграть время для сосредоточения танков и подготовки решительной контратаки. К сожалению, 25-я танковая дивизия понесла настолько тяжелые потери в личном составе и технике, что в течение нескольких недель не могла использоваться ни в каких наступательных действиях. Опыт 25-й танковой дивизии еще раз показал, что в боях против русских закаленные части могут добиться преимущества искусным маневрированием, в то время как плохо подготовленные войска имеют небольшие шансы на успех[204].

В это время верховное командование изучало создавшееся в районе Киева положение и поспешно подтягивало подкрепления из Италии и с Запада. Генерал Гудериан очень хорошо излагает стратегическую обстановку:

«Гитлер решил начать контрнаступление. Следуя своей скверной привычке, он хотел проводить его весьма слабыми силами. С согласия начальника генерального штаба сухопутных сил я использовал свой доклад Гитлеру 9 ноября 1943 года о бронетанковых войсках, чтобы предложить ему отказаться от нанесения отдельных, распыленных по месту и времени контрударов и сосредоточить все находящиеся южнее Киева танковые дивизии для планируемого наступления через Бердичев на Киев. Я предложил также подтянуть сюда танковую дивизию из района никопольского плацдарма, который удерживался генералом Шёрнером, и танковые дивизии группы армий Клейста, оборонявшиеся по Днепру у Херсона. Я привел мое любимое выражение: „Klotzen, nicht Kleckern!“ (примерно: „Бить так бить!“). Гитлер обратил внимание на то, что я сказал, но поступил все же по-своему»[205].

В период с 8 по 15 ноября 48-й танковый корпус сосредоточивал значительные силы танков южнее киевского выступа, и, к моей огромной радости, командование корпусом как раз перед самым началом наступления принял генерал Бальк. Он был одним из самых выдающихся полководцев танковых войск, и если Манштейн во время Второй мировой войны был лучшим стратегом Германии, то я думаю, что генерал Бальк имел все основания считаться самым лучшим боевым командиром. Он великолепно знал тактику и обладал замечательными качествами руководителя; эти способности он проявлял на всех этапах своей военной карьеры.

Когда Бальк командовал 11-й танковой дивизией во время боев на реке Чир, мне посчастливилось выполнять полезную и в высшей степени приятную обязанность — работать вместе с ним в качестве начальника штаба 48-го танкового корпуса. В дальнейшем я с удовольствием служил под его командованием в 48-м танковом корпусе, в 4-й танковой армии, а затем и в группе армий «Г» на Западном фронте. Между нами всегда существовало такое замечательное, основанное на полном доверии друг к другу взаимопонимание, какого можно только желать между командиром и начальником штаба. Совместно мы оценивали создавшуюся обстановку и приходили к общим выводам — бывшие кавалеристы, мы имели одинаковые взгляды на боевое использование бронетанковых войск. Бальк всегда принимал окончательное решение, и было неважно, чье мнение легло в его основу. Надо отметить, что Бальк никогда не вмешивался в штабную работу — для этого существовал начальник штаба, который должен был нести за нее полную ответственность. Я особенно признателен генералу Бальку, известному всей армии своей храбростью, за то, что он разрешал мне как начальнику штаба каждые два-три дня бывать на передовых позициях и тем самым поддерживать тесную связь, которая должна существовать между штабом и боевыми частями[206].

Для контрудара 48-й танковый корпус располагал шестью танковыми и одной пехотной дивизиями. Я с гордостью узнал, что нашему корпусу как одному из лучших доверялись наиболее трудные и важные задания. Нам подчинялись: 1-я танковая дивизия, 7-я танковая дивизия, танковая дивизия СС «Лейбпггандарт Адольф Гитлер», 19-я танковая дивизия (прибыла 18 ноября), 25-я танковая дивизия (ослаблена в результате понесенных потерь), танковая дивизия СС «Рейх» (равная по силе примерно небольшой боевой группе), 68-я пехотная дивизия.

Наш план предусматривал использование этого мощного кулака для наступления из района Фастова прямо на Киев, чтобы сделать для русских невозможным всякое дальнейшее продвижение на запад и, в случае успеха, окружить и уничтожить крупные силы противника. К сожалению, генерал-полковник Раус, командующий 4-й танковой армией, счел этот план чересчур смелым и решил, что сначала нужно вернуть оставленный Житомир и уничтожить находившиеся в этом районе русские войска, а уже затем повернуть на Киев. Наш замысел нанесения молниеносного удара глубоко в тыл русским войскам был принесен в жертву слишком осторожной по своему характеру операции. Раус был прекрасным командиром, но события последующих недель показали, что, несмотря на серьезные успехи тактического порядка, уничтожить огромный киевский плацдарм фронтальным ударом с запада было невозможно. На этот факт следует обратить внимание, ибо история боевого применения танковых войск, а до этого кавалерии показывает, что крупной победы можно добиться только быстротой, смелостью и маневром. Принцип «игры наверняка», свойственный немецкой военной школе, полностью оправдывал себя на Западном фронте в 1914–1918 годах, но не годился в наш век крупных масс танков и самолетов[207].

Изменив свой план наступления в соответствии с приказом командующего 4-й танковой армией, 48-й корпус расположил свои силы следующим образом: 25-я танковая дивизия и танковая дивизия СС «Рейх» должны были обеспечивать правый фланг корпуса, а 68-я пехотная дивизия и 7-я танковая дивизия должны были наступать на левом фланге. Главный удар наносился в центре, где испытанные в боях и полностью укомплектованные 1-я танковая дивизия и танковая дивизия «Лейбштандарт» имели задачу наступать из района Чернорудки к железнодорожной линии Киев-Житомир. 15 ноября они неожиданно для русских нанесли удар по их левому флангу. 17 ноября 1-я танковая дивизия и дивизия «Лейбштандарт» вышли на железную дорогу и оттеснили русских на северо-восток (см. схему 47).

Схема 47

Бои у Брусилова (15–24 ноября 1943 г.)

Связанные полученным приказом, мы должны были теперь повернуть на Житомир. Дивизия «Лейбштандарт» заняла оборону, чтобы прикрыть наши войска с востока, а 1-я танковая дивизия совместно с 7-й танковой и 68-й пехотной дивизиями (оба эти соединения уже испытывали известную усталость, но зато сохраняли высокий боевой дух и прекрасно управлялись своими командирами) начали наступление на Житомир. Ночью с 17 на 18 ноября 1-я и 7-я танковые дивизии ворвались в Житомир — типичный старый русский город с древними церквями.

Между тем русское командование оправилось от неожиданного удара и сосредоточило в районе Брусилова крупные силы. 17 и 18 ноября русские попытались нанести контрудар в районе Коростышев — Брусилов силами 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, 5-го и 8-го гвардейских танковых корпусов. Однако успеха они не имели, и генерал Бальк решил взять в клещи и уничтожить эту танковую армию русских. Только что прибывшая 19-я танковая дивизия должна была наступать с юга, дивизия «Лейбштандарт» — наносить удар на Брусилов с запада, 1-я танковая дивизия — наступать вдоль шоссе Житомир-Киев, а 7-я танковая дивизия должна была обойти Радомышль и организовать оборону фронтом на север. Хотя подготовка велась очень энергично, наступление не могло быть начато раньше 20 ноября.

Фронтальный удар дивизии «Лейбштандарт» на Брусилов провалился; впервые за все время войны эта знаменитая дивизия не сумела выполнить поставленной задачи. Зато на флангах события развивались успешно. 7-я танковая дивизия прекрасно справилась со своей ролью, 1-я танковая дивизия глубоко вклинилась в тыл русских частей, а 19-я танковая дивизия, несмотря на свою усталость от предыдущих боев, прорвалась на правом фланге и уничтожила шестнадцать танков и тридцать шесть противотанковых орудий, потеряв в этом бою всего четырех человек убитыми.

Было ясно, что 1-й и 19-й танковым дивизиям следовало бы продолжать свое наступление и замкнуть кольцо окружения вокруг трех гвардейских корпусов русских; к сожалению, они не развили своего замечательного успеха и остались на тех рубежах, которых они достигли в ночь с 20 на 21 ноября. Бальк пришел в ярость, когда узнал об этой задержке, — ведь теперь русские имели возможность организовать оборону. Не считаясь ни с какими возражениями, он приказал двум дивизиям перейти вечером 21 ноября в наступление, и в 21.00 их передовые подразделения соединились и замкнули кольцо вокруг русских. Теперь оставалось уничтожить русские силы внутри кольца. К 24 ноября мы захватили много пленных, а также 153 танка, 70 орудий и 250 противотанковых пушек. На поле боя осталось 3000 убитых русских солдат.

Успех ни в коем случае нельзя было считать полным, так как русские сумели очень искусно вывести из окружения значительную часть своих сил. Практически в эти долгие и темные зимние ночи было невозможно помешать выходу даже крупных подразделений противника из кольца окружения, потому что в нем было много разрывов. Как принято у русских, из окружения были выведены прежде всего штабы, офицерский состав и некоторые специальные подразделения, а основная масса солдат была оставлена на произвол судьбы. Во всем районе Брусилова не было захвачено ни одного штаба, а среди убитых не оказалось ни одного старшего офицера. Таким путем русские сохраняли кадры для новых соединений. Их отправляли в тыл, где они получали свежие войска из неисчерпаемых резервов Красной армии.

Наша победа была одержана как раз вовремя: 26 ноября наступила оттепель, и распутица сделала всякое передвижение войск практически невозможным. В связи с этим наше предполагаемое наступление на Киев пришлось отменить. Потери возрастали, так как никто не хотел ложиться в страшную грязь от пуль и снарядов противника.

Наши тактические успехи у Брусилова были значительными, но нам не удалось добиться решительной победы, на которую мы имели все основания рассчитывать. Слишком много времени было потеряно в результате поворота к Житомиру. Мы предоставили русским передышку, и это оказалось непоправимой ошибкой[208].

Победа у Радомышля

После нашей победы 24 ноября обстановка сложилась следующая. Русские создали мощный оборонительный рубеж восточнее Брусилова, который мы не могли атаковать раньше, чем прекратится распутица; кроме того, в этом районе русские сосредоточивали крупные резервы. Несколько севернее дороги Житомир-Радомышль русские части, выбитые из Житомира, заняли новые позиции, откуда они легко могли нанести нам удар во фланг, если бы мы попытались наступать от Брусилова прямо на Киев. Было установлено, что в этом районе расположился штаб 60-й армии русских.

Командование группой армии «Юг» приняло решение ликвидировать нависшую угрозу. 30 ноября 48-й танковый корпус получил приказ перейти в наступление, пробив правый фланг русских на участке Житомир-Радомышль, и захватить их позиции внезапным ударом с запада на восток. На бумаге все выглядело очень просто, но на практике оказалось значительно сложнее. Если обстановка на фронте Житомир — Радомышль, где оборонялся 13-й корпус в составе нескольких усталых пехотных и охранных дивизий, была достаточно ясной, то о районе севернее и западнее Житомира этого сказать было нельзя.

Никто не знал, где заканчивается правый фланг русских. Представлялось вполне возможным, что разрыва не существовало и что линия фронта просто поворачивала на север. Было вполне вероятно и то, что разрыв в линии фронта прикрывался партизанами. Воздушная разведка не сумела дать каких-либо сведений на этот счет, наземную разведку мы решили не проводить, чтобы русские не догадались о готовящемся наступлении. Наши трудности увеличивались еще и тем, что все мосты на участке Коростень-Житомир были уничтожены.

До начала внезапных действий командование 48-го танкового корпуса решило оставить все части на прежних местах, 68-я пехотная дивизия получила задачу наступать от Житомира прямо на правый фланг русских; левее ее во фланг противнику должна была наносить удар танковая дивизия «Лейбштандарт», а располагавшаяся еще левее 1-я танковая дивизия имела задачу выйти в тыл русской обороны, 13-й корпус должен был также принять участие в наступлении, нанося главный удар своим левым флангом. В день наступления передовые отряды двух танковых дивизий должны были пересечь в 6.00 дорогу Житомир-Коростень. Ведение разведки было запрещено; дивизии должны были занять исходные позиции ночью.

Схема 48

Бои за Радомышль (6—15 декабря 1943 г.)

Главным нашим козырем являлась 7-я танковая дивизия, которая была доукомплектована до полного состава людьми и техникой. Командование 48-го танкового корпуса предполагало направить 7-ю танковую дивизию для широкого обхода русских позиций левее 1-й танковой дивизии и последующего глубокого удара в тыл. Для успешного осуществления такого сложного плана была совершенно необходима полная внезапность. Добиться этого было нелегко: местность не благоприятствовала действиям танков, не было ни одного моста, все время приходилось опасаться нападения партизан. Тем не менее смелый маневр 7-й дивизии должен был, по мнению генерала Балька, обеспечить успех всего наступления.

За день до начала наступления бронемашины и саперы были направлены северо-западнее Житомира для восстановления мостов и ремонта дорог, по которым должна была следовать 7-я танковая дивизия. Они получили строгие указания не приближаться к дороге Житомир-Коростень и двигаться одни, без боевых подразделений. Ремонт дорог и мостов имел большое значение, и мы надеялись, что движение саперов не привлечет особого внимания русских, 7-я танковая дивизия должна была совершить по этим дорогам ночной марш с расчетом в 6 часов 6 декабря пересечь дорогу Житомир-Коростень.

«Тигры» танкового батальона 7-й танковой дивизии были слишком тяжелы, чтобы сопровождать дивизию на марше, поэтому танковый батальон был вначале переподчинен дивизии «Лейбштандарте». Этот батальон имел задачу следовать по дороге Житомир-Коростень и, прорвав оборону противника, идти на соединение с 7-й танковой дивизией. Для выполнения задачи от этой дивизии требовалось большое искусство, инициатива и энергия. Командовал дивизией генерал Хассо фон Мантейфель — командир, обладавший в избытке требуемыми качествами, а кроме того, отличавшийся отвагой и самообладанием, необходимыми, чтобы вдохновить своих солдат на выполнение такой трудной и опасной задачи.

Ожидалось, что ночь будет лунная, с легким морозом. Все приказы были отданы в устной форме и подробно разъяснены на командных пунктах дивизий. В целях предосторожности командиров дивизий и штабных офицеров вместе не собирали, так как если бы о таком совещании узнали русские, они могли бы сделать соответствующие выводы. Вечером перед наступлением мы перевели командный пункт корпуса в Пищанку, сразу за передним краем.

Ровно в 6 часов 6 декабря передовые подразделения всех трех танковых дивизий пересекли дорогу Житомир-Коростень. Неожиданно мы обнаружили, что вдоль дороги тянется оборонительный рубеж русских, оборудование которого еще не было закончено. Крупные силы противника, не заметившего нашего охватывающего маневра, были застигнуты врасплох. Русские стойко защищались, но их действия были плохо согласованы, поэтому сопротивление вскоре было сломлено, в первую очередь в полосе 7-й танковой дивизии. В дальнейшем наступление развивалось по плану, наши войска глубоко вклинились на территорию противника. Критического положения ни разу не создавалось.

В эти дни мы действительно получили большую пользу от подслушивания радиопереговоров противника. Донесения русских быстро расшифровывались и вовремя поступали в штаб корпуса для принятия соответствующих решений.

Мы располагали постоянной информацией о реакции русских на действия наших войск и тех мерах, которые они предполагали предпринять. Поэтому мы имели возможность своевременно изменять наши планы[209]. Вначале русские недооценивали значение немецкого удара, затем в бой были введены несколько противотанковых орудий; постепенно командование русских начало проявлять беспокойство. Переговоры по радио приняли бурный характер. «Немедленно доложите, откуда наступает противник. Ваше донесение неправдоподобно». Ответ: «Спросите чертову бабушку. Почем я знаю, откуда он наступает?» (Как только в переговорах русские начинают упоминать черта и его ближайших родственников, это означает, что дела у них идут плохо.) К середине дня 60-я армия русских была отброшена, и вскоре наши танки вышли в район расположения штаба армии.

К вечеру русский фронт был обойден на глубину до 30 км. Наступление развивалось при эффективной поддержке авиационных частей генерала Зейдемана, который расположил свой штаб рядом со штабом 48-го танкового корпуса[210]. Офицер связи с наземными войсками от 8-го авиационного корпуса передвигался на бронемашине вместе с головными танками и поддерживал постоянную связь непосредственно с воздушными эскадрильями.

Наступление успешно продолжалось. В ночь с 7 на 8 декабря дивизия «Лейбштандарт» глубоко вклинилась в оборону противника. Успех нельзя было развить, так как у танков кончилось горючее, и дивизия потратила целый день на оказание помощи остановившимся танкам. 1-я танковая дивизия, преодолев сопротивление русских, продвинулась до реки Тетерев, 7-я танковая дивизия после упорных боев ликвидировала малинский плацдарм на реке Ирша, и 9 декабря район между двумя реками был очищен от противника.

До сих пор достигнутые результаты можно было считать удовлетворительными. Войска 60-й армии были полностью дезорганизованы, а огромные запасы боеприпасов и созданная русскими разветвленная дорожная сеть позволяли сделать вывод о том, что мы предотвратили крупнейшее наступление.

На командном пункте 48-го танкового корпуса все пришли к выводу, что большего добиться в настоящее время невозможно, и мы предложили командованию 4-й танковой армии отвести все танковые части для перегруппировки и подготовки к следующему удару. Мы предлагали повернуть на Коростень, с тем чтобы обойти русские войска у Малина.

До получения новой задачи 48-й танковый корпус должен был организовать прикрытие 13-го корпуса, пока тот закреплялся на новых позициях, и командир 48-го корпуса Бальк решил предпринять с этой целью наступательные действия. К западу от реки Тетерев у русских оставался довольно значительный плацдарм в районе Радомышля. Ударом 1-й танковой дивизии и дивизии «Лейбштандарт» этот плацдарм был ликвидирован, причем действия дивизий были хорошо согласованы и осуществлялись при постоянном контроле штаба корпуса. Русские войска силой до трех с половиной дивизий были окружены и на следующий день уничтожены. Тяжелые потери были также нанесены войскам, пытавшимся деблокировать окруженную группировку. Трофеи составляли 36 танков и 204 противотанковых орудия.

14 декабря был нанесен удар в противоположном направлении, и мы ликвидировали еще один плацдарм русских, на этот раз севернее Радомышля. После этих боев танковые части были выведены в резерв, а пехота 13-го корпуса заняла новые оборонительные позиции по рекам Тетерев и Ирша. Русские были буквально ошеломлены этими ударами. Они не могли понять, откуда появляются наши части, а их переговоры по радио свидетельствовали о замешательстве и тревоге. К 15 декабря мы стабилизировали фронт, и 48-й корпус был готов к новым боям.

Окружение у Мелени

Тем временем 57-й корпус захватил Коростень и продвигался на восток. Были все основания предполагать, что русские готовят удар на стыке 13-го и 57-го корпусов, и поэтому мы получили задачу упредить их наступление. Бальк принял решение прибегнуть еще раз к обходному маневру, который оказывался до этого роковым для многих дивизий и корпусов русских и проводился нами с большим искусством. С этой целью 7-й танковой дивизии был дан приказ переправиться через реку Ирша севернее Малина и захватить большой плацдарм. После выполнения этой задачи, по замыслу Балька, 1-я танковая дивизия и дивизия «Лейбштандарт» за два ночных перехода должны были сосредоточиться южнее Коростеня, откуда предполагалось нанести внезапный удар севернее Мелени. Одновременно должна была перейти в наступление с плацдарма у Малина и 7-я танковая дивизия. В случае осуществления такого маневра в котле оказались бы значительные силы русских, сосредоточенные около Мелени (см. схему 49).

Схема 49

Котел у Мелени (16–23 декабря 1943 г.)

Сосредоточение 1-й танковой дивизии и дивизии «Лейбштандарт» проводилось с соблюдением всех мер предосторожности. Ведение разведки было запрещено. Мы полностью полагались на боевую выучку этих двух дивизий и надеялись, что они сумеют осуществить внезапный прорыв фронта русских западнее Мелени. Начало наступления было назначено на 9.00 16 декабря, и дивизии заняли исходное положение почти вовремя.

Наступление проводилось с сильной артиллерийской подготовкой. Тридцать артиллерийских батарей и минометная бригада сосредоточили свой огонь перед фронтом дивизии «Лейбштандарт», которая наступала при поддержке приданных ей танков 1-й танковой дивизии. Как только дивизия «Лейбштандарт» добилась некоторого успеха, артиллерия и минометы перенесли свой огонь в полосу 1-й танковой дивизии. Мотопехота этой дивизии наступала на противника с фронта, а танки, которые действовали вместе с дивизией «Лейбштандарт», повернули на запад и нанесли удар во фланг и тыл русским частям. Такой сложный вариант наступления мог быть осуществлен только войсками, обладающими высокими боевыми качествами. Две участвующие в наступлении дивизии как раз были одними из лучших дивизий германской армии; они прорвали оборону противника и, развивая прорыв, продвинулись на значительную глубину. 7-я танковая дивизия Мантейфеля также имела успех, и к исходу дня 16 декабря мы надеялись, что в районе Мелени создастся положение, напоминающее Танненбергскую битву в миниатюре.

В последующие дни мы прилагали все усилия, стремясь сомкнуть клещи вокруг значительных, но не известных нам сил русских в районе Мелени. 7-я танковая дивизия вела тяжелые бои, а дивизия «Лейбштандарт» уничтожила сорок шесть танков. Сопротивление русских становилось все более решительным, а 21 декабря они предприняли неожиданные для нас по своей силе контратаки. Ведя ожесточенные бои на внутреннем и внешнем фронте намечавшегося окружения, наши героические части с честью выходили из всех опасных положений, но русские оказались значительно сильнее, чем мы предполагали.

Днем 21 декабря в наш штаб была доставлена карта, найденная у убитого русского майора. К нашему удивлению, оказалось, что мы пытались окружить у Мелени не менее трех танковых и четырех стрелковых корпусов русских. Видимо, русские сосредоточивали свои силы для крупнейшего наступления от района Мелени на Житомир, и наше собственное наступление тремя танковыми дивизиями должно было показаться им необычайной дерзостью.

В 15.00 нам стало известно, что у русских созвано большое совещание командиров соединений. Этот факт, а также общая обстановка на нашем фронте свидетельствовали о том, что русские меняют свой план действий. Было вполне вероятно, что они откажутся от первоначального наступления на Житомир а сосредоточат все свои усилия на уничтожении 48-го танкового корпуса. Исходя из такой оценки, мы приняли решение перейти к обороне и отказаться от попытки окружить войска, намного превосходящие наши собственные силы. Тем не менее дивизия «Лейбштандарт» получила приказ попытаться овладеть Мелени и соединиться с частями 7-й танковой дивизии южнее полуокруженной группировки русских.

22 декабря дивизии «Лейбштандарт» не удалось продвинуться, зато 1-я танковая дивизия успешно отбила атаки двух танковых корпусов, уничтожив при этом шестьдесят восемь танков противника. 23 декабря мы оттянули назад наши охватывающие противника фланги и вели оборонительные бои на всем фронте, ликвидируя все попытки врага отрезать наши дивизии. 48-й танковый корпус с удовлетворением узнал, что ему удалось упредить и в значительной степени сорвать еще одно крупное наступление, которое, возможно, привело бы к разгрому 13-го корпуса.

Мы начали свой отход очень своевременно. В 80 км южнее, у Брусилова, где мы вели бои 22–24 ноября, русские вновь предприняли наступление и смяли 24-й танковый корпус. У 4-й танковой армии не было резервов, поэтому 48-й танковый корпус получил приказ немедленно оставить позиции у Мелени и совершить со своими тремя танковыми дивизиями стремительный марш на юг для восстановления положения на прорванном участке фронта. К этому времени мы представляли собой «пожарную бригаду» группы армий «Юг» и уже привыкли к тому, что нас перебрасывают с одного опасного участка на другой.

Так закончились наступательные действия 48-го танкового корпуса на киевском выступе. С точки зрения тактики руководство боевыми действиями, по моему личному наблюдению, было превосходным. Генерал Бальк с замечательным искусством управлял своими частями; он проявил полное понимание классических принципов маневрирования и внезапности и продемонстрировал находчивость, гибкость и проницательность в своих действиях, во многом напоминающих действия великих полководцев прошлого.

Бальк сделал многое для своей славы, но для немецких армий на Украине он сделал еще больше. Следует признать, что главная задача — овладение Киевом — оказалась для нас непосильной. Даже русские расценивали наш первый удар у Брусилова как самый опасный, но если бы Бальку разрешили осуществить свой первоначальный план, возможно, мы бы и овладели снова святым городом на Днепре. В этом случае мы отрезали бы очень большие силы русских и общая обстановка на южном фронте могла бы значительно измениться.

Но все же мы нанесли русским тяжелые потери: за этот период войсками 4-й танковой армии, в авангарде которой действовал наш корпус, было захвачено свыше 700 танков и 668 орудий. Из трех групп русских войск, переправившихся в ноябре через Днепр, первая, у Брусилова, была сильно потрепана, вторая, в районе Житомир-Радомышль, полностью уничтожена, а третья, восточнее Коростеня, понесла настолько тяжелые потери, что уже не могла больше вести наступательных действий[211].

Правда, русские могли восполнить понесенные потери, но боевые качества непрерывно подходивших из района Киева пополнений были невысокими. Приближался день, когда у русских не осталось бы больше никаких резервов.

Это обстоятельство имеет очень важное значение, так как показывает, чего можно было бы добиться на Восточном фронте, если бы у руководства германскими вооруженными силами находился не Гитлер, а такой человек, как Манштейн. Даже после провала наших наступательных операций 1941–1942 годов — причем надо сказать, что мы вряд ли потерпели бы эти поражения, если бы наша стратегия стояла на должной высоте, — ни в коем случае нельзя было считать войну с Россией проигранной. Критической точкой явился октябрь 1942 года, когда 6-я армия еще без труда могла быть эвакуирована из района Сталинграда. Осторожные и осмотрительные действия, сочетавшие стратегические отступления и тактические наступательные действия, изматывали бы крупные силы русских и сохраняли нашу собственную живую силу и технику. Русский принцип вести наступление невзирая ни на какие потери мог бы обернуться против них и привести к ужасным последствиям[212]. По моему мнению, мы смогли бы, конечно, достичь на Восточном фронте стратегического равновесия, и не исключено, что разгром 1917 года мог повториться. Даже после катастрофы под Сталинградом еще могла бы остаться некоторая надежда на успех, если бы Гитлер не предпринял рокового наступления в районе Курска.

Рождество на Украине

Накануне Рождества 1943 года положение группы армий «Юг» вновь стало критическим. Мы узнали, что 24-й танковый корпус потерпел тяжелое поражение, что русские прорвались в районе Брусилова и теперь развивают прорыв. По имеющимся данным, они двигались к Житомиру, и 48-му танковому корпусу была поставлена задача задержать их продвижение. В день Рождества штаб нашего корпуса прибыл в Житомир, забитый автомашинами и тыловыми подразделениями, в том числе и тылами 13-го и 24-го корпусов. Мы с трудом проехали по многолюдным улицам и развернули командный пункт южнее города. Танковые дивизии 24-го корпуса (8-я, 19-я и дивизия СС «Рейх») были переданы в наше распоряжение, но никто и понятия не имел, где они находятся и какие понесли потери. Мы полагали, что их удастся обнаружить где-нибудь в лесах восточнее Житомира. Во всяком случае, теперь мы были обязаны определить местонахождение этих несчастных дивизий и восстановить фронт.

Выполнение нашей задачи осложнялось еще и тем, что в Житомире, где скопилось огромное количество войск, царило паническое настроение. Помимо тыловых частей, 4-я танковая армия направила в город артиллерийскую дивизию; в результате на улицах города скопилось более 20 тыс. человек и тысячи автомашин. Город напоминал настоящую мышеловку, и вот через него-то из-за отсутствия хороших дорог и вынуждены были проходить наши три танковые дивизии (1-я, 7-я, дивизия СС «Лейбштандарт»), двигавшиеся с севера.

С большим трудом и только после принятия генералом Бальком решительных мер 1-й танковой дивизии удалось пройти через город и двинуться на восток для соединения с остатками 24-го корпуса. Наконец эта дивизия донесла, что ей удалось пробиться до дивизии СС «Рейх» и штаба 8-й танковой дивизии, но что южнее 19-я танковая дивизия и часть сил 8-й танковой дивизии были отрезаны крупными силами русских. Спустя некоторое время штабу нашего корпуса удалось установить радиосвязь с 19-й танковой дивизией и передать приказ прорываться в район южнее Житомира, где дивизия СС «Лейбштандарт» попытается пробиться ей навстречу. К несчастью, улицы Житомира оказались настолько загроможденными, что дивизии «Лейбштандарт» пришлось двигаться вперед со скоростью улитки.

Я никогда не забуду этого необычного Рождества. Из 19-й дивизии мы приняли радиограмму; «Атакован 30 танками противника. Горючего нет. Помогите, помогите, помогите!», после чего связь прекратилась. Генерал Бальк заявил, что он не будет в такой обстановке вводить дивизию «Лейбштандарт», даже если это приведет к потере всей 19-й дивизии. В конце концов, после примерно шестичасового тревожного ожидания радист вручил мне весьма приятное донесение 19-й дивизии: «Отходим на запад, сохраняя относительный порядок». 26 декабря 19-я танковая дивизия и часть 8-й танковой дивизии соединились с дивизией «Лейбштандарт» в районе Волицы. Благодаря умелому руководству генерала Кельнера и полковника фон Радовица они сохранили почти всю технику и даже сумели уничтожить большое число танков противника. Командование поступило так, как обычно делали русские, — войска были направлены не по дорогам, а прямо через лес.

Между тем разведка доложила, что крупные силы русских двигаются по направлению к Житомиру. Мы с тревогой ожидали, что 27 декабря они предпримут мощные атаки. Однако этого не случилось. Решили ли русские действовать более осторожно после смелого удара 1-й танковой дивизии, или же у них было слишком много соединений, двигавшихся по одной и той же дороге, или, наконец, их части, стремясь окружить немецкие дивизии, не сумели сохранить организованность и перемешались — в общем, я не берусь утверждать, в чем была причина, но факт тот, что русские не предприняли наступления и это значительно облегчило положение наших войск.

Первая часть нашей задачи теперь была выполнена — нам удалось вывести из окружения дивизии 24-го танкового корпуса и организовать оборону восточнее Житомира. Командование 4-й танковой армии решило использовать создавшееся положение и передвинуть 48-й танковый корпус дальше на юг, с тем чтобы прикрыть участок Казатин-Бердичев (см. схему 50). Были все основания опасаться там удара русских, так как успех в этом районе позволил бы им перерезать железнодорожные магистрали, необходимые для снабжения немецких войск в излучине Днепра. Русские уже овладели Казатином, и мы получили приказ срочно сосредоточить все наши силы для нанесения контрудара.

27 декабря дивизия СС «Лейбштандарт» заняла позиции восточнее Бердичева, а 28 декабря 1-я танковая дивизия прошла через ее боевые порядки, имея задачей отбить Казатин (7-я танковая дивизия еще не подошла с севера). В распоряжении 48-го танкового корпуса находилось примерно 100–150 танков, а у русских, действовавших в этом районе, было около 500.

29 декабря развернулись тяжелые бои. Дивизия «Лейбштандарт», оборонявшаяся на фронте 30 км, была атакована 140 русскими танками. В то же время 1-й танковой дивизии удалось несколько продвинуться, но затем она встретила решительное сопротивление значительно превосходящих сил противника. Части дивизии «Лейбштандарт» уничтожили 68 танков, но тем не менее оборона дивизии была прорвана в нескольких местах, и 40 танков противника продвинулись глубоко в тыл. Чтобы ликвидировать создавшуюся опасность, генерал Бальк решил сократить свой фронт и отвести две свои дивизии на новый оборонительный рубеж по обе стороны Бердичева. Утром 30 декабря наше положение стало критическим. Земля была покрыта ледяной коркой, что сильно затрудняло отступление 1-й танковой дивизии, а дивизии «Лейбштандарт» пришлось пробиваться с боями через сильные колонны русских войск. Кроме того, подход 7-й танковой дивизии задерживался. Однако, несмотря на все это, нам удалось за день уничтожить 32 русских танка и создать сплошную линию фронта.

Схема 50

Наступление русских войск от Днепра к Днестру (март — апрель 1944 г.)

31 декабря русские предприняли ожесточенные атаки значительными силами, в ходе которых они потеряли 62 танка. В этих боях мы имели возможность еще раз убедиться, что за танками русских уже больше не наступает многочисленная пехота.

Благодаря умелому и уверенному руководству действиями со стороны командующего 4-й танковой армией генерал-полковника Рауса опасное положение было ликвидировано. Хотя русские сумели 31 декабря овладеть Житомиром, а 3 января выйти на границу 1939 года с Польшей, их наступательный порыв иссяк. Оборона немецких войск в Западной Украине все еще проходила в основном по прежним рубежам, а боевой дух наших войск был, как и раньше, непоколебим.

После успешных оборонительных действий в районе Бердичева можно было ожидать, что на несколько недель наступит относительное затишье. Я еще не полностью избавился от амебной дизентерии, которой заболел в Африке, и поэтому генерал Бальк предложил мне использовать представившийся удобный случай, чтобы взять краткосрочный отпуск и поехать в Гармиш для полного излечения в госпитале. Оттуда я мог бы вернуться здоровым и готовым к участию в тяжелых боях, которые, как мы все полагали, ожидали нас в 1944 году.

Проблемы ведения оборонительных действий

В целом ведение оборонительных действий в Западной Украине было успешным благодаря тому, что оборона не носила стабильного характера, а была эластичной, и противник мог лишь выгибать нашу линию обороны, но не прорывать ее. Поэтому противнику ни разу не удалось уничтожить ни одного немецкого соединения. Командиры низшего звена использовали всякую возможность для проведения контратак с целью уничтожения наибольшего числа русских.

С другой стороны, позиционная оборона, примером которой явились действия 24-го корпуса восточнее Брусилова, обычно в короткое время прорывалась в нескольких местах. Танки применялись, как правило, массированно и внезапными ударами могли прорвать почти любую оборону, так как в условиях бескрайних просторов России любой оборонительный рубеж был, по существу, только временным прикрытием. Секрет успеха оборонительных действий заключался в умелом применении резервов и в проведении сильных и решительных контратак.

Наши трудности усугублялись недостатками организационного порядка. У нас не было противотанковых дивизий (то есть дивизий, укомплектованных главным образом противотанковой артиллерией), хотя в современной войне такие соединения имеют большое значение. В начале сражения подобные дивизии следует держать в резерве и вводить их, только когда создается угроза серьезного прорыва обороны. После того как они восстановят положение, в контратаку могут быть брошены танковые дивизии. Отсутствие в нашем распоряжении противотанковых дивизий явилось причиной многих поражений, а создать такие соединения было очень легко. Командование 48-го танкового корпуса решительно настаивало на необходимости создания противотанковых дивизий, но все наши представления отклонялись под предлогом отсутствия боевой техники, необходимой для их оснащения. Такое объяснение не выдерживает никакой критики, так как только один 48-й танковый корпус захватил примерно 500–600 русских противотанковых пушек в декабре 1943 года. Этого количества вполне хватило бы для вооружения одной дивизии. Материальная часть русской противотанковой артиллерии была прекрасной, а русские пушки легко можно было приспособить для стрельбы немецкими снарядами.

Мы не имели противотанковых дивизий, а артиллерийская дивизия в боях под Житомиром не проявила себя с положительной стороны. Она имела в своем составе несколько артиллерийских полков, подразделение самоходных орудий и дивизион тяжелых орудий. Организация дивизии была настолько неудачна, что дивизия лишь загромождала дороги и теряла свои орудия. В высших штабах высказывалось предположение об использовании этого соединения как танковой дивизии, но оно не оправдало себя ни в обороне, ни в наступлении и оказалось совершенно неспособным удержать Житомир. Дивизия могла бы принести большую пользу, если бы она была целиком подчинена штабу корпуса, а ее полки использовались только как артиллерийские части.

Для ведения оборонительных боевых действий большое значение имеет организация тыловых районов и создание сети коммуникаций. Я уже упоминал о таком достойном сожаления факте, как скопление войск и техники в Житомире, важном узле дорог. То же самое происходило в Бердичеве и многих других городах. В узлах дорог скоплялись тылы всех соединений первого эшелона; туда же при наступлении противника устремлялись люди, не испытывавшие большого желания драться с русскими, и в это время машин там было столько, что создавались огромные пробки, которые невозможно было ликвидировать. Если русские прорывались, нам приходилось бросать и сжигать тысячи автомашин; более того, пробки на дорогах препятствовали важным передвижениям танковых частей, которые буквально тонули в этом водовороте людей и машин. Причина подобных явлений заключалась в том, что размещение в населенных пунктах было безопаснее и удобнее, а кроме того, в степях и лесу хозяйничали партизаны, и войска предпочитали двигаться только по дорогам. Возможно, самым существенным результатом партизанской войны является тот факт — хотя этому и придавали мало значения, — что все тыловые части скоплялись в населенных пунктах, являвшихся узлами коммуникаций.

Впоследствии, действуя вблизи других городов, 48-й танковый корпус учитывал урок Житомира. Мы просто старались миновать эти узлы дорог и не располагать в них войска и неуклонно требовали выполнения этого приказа. Тыловые части рассредоточивались и размещались в деревнях, что автоматически вело к прекращению действий партизан в этих районах. Кроме того, налеты русской авиации на узлы коммуникаций теперь уже не давали прежнего эффекта. Естественно, что тыловым частям пришлось столкнуться с рядом неудобств, которых они до сих пор не знали. Так, например, им теперь требовалось выставлять больше постов и выполнять задачи по охранению войск. В результате в штаб 48-го корпуса непрерывным потоком поступали просьбы о размещении тыловых частей в более крупных населенных пунктах. Во всех этих обращениях содержались веские доводы и указывалось, что в противном случае нельзя гарантировать регулярного снабжения войск всем необходимым. Однако генерал Бальк оставался непреклонным, и следует подчеркнуть, что никаких затруднений не возникало — наоборот, снабжение войск проходило более организованно, чем раньше.

«Никаких отступлений»

27 декабря 1943 года в ставке Гитлера состоялось очень важное совещание[213]. Обсуждалось предложение Манштейна о частичном отводе войск из большой излучины Днепра и об эвакуации Никополя. Принятие указанного предложения обеспечило бы сокращение фронта почти на 200 км, однако Гитлер не пожелал считаться с выдвинутыми аргументами. Он обосновал свой отказ тем, что любое значительное отступление в излучине Днепра даст возможность русским сосредоточить силы для наступления на Крым, а потеря Крыма «катастрофически» скажется на отношениях с Румынией и Турцией. В этом, конечно, была доля правды, но во время войны часто приходится выбирать из двух зол меньшее. Не дало никакого результата и заявление Цейтцлера о том, что «Крым все равно будет в скором времени потерян».

Гитлер был прав, говоря, что русские «должны же когда-нибудь выдохнуться», но он не понимал, что лучший путь к истощению их сил — это принять гибкую стратегию и ни в коем случае не давать русским возможности уничтожать наши войска в опасных выступах. Спорить с этим человеком было бесполезно. Прижатый к стене аргументами Цейтцлера, Гитлер пустился в туманные рассуждения и заявил буквально следующее:

«Запаситесь терпением. У нас уже были подобные случаи, когда все утверждали, что положение безвыходное. А впоследствии всегда оказывалось, что главное — не теряться»[214]. Вот каково было руководство германской армией, и это в тот момент, когда обстановка требовала абсолютно трезвого анализа и подлинного стратегического мастерства.

Это совещание дает ключ к пониманию причины всех поражений, которые испытали немецкие войска на Украине в последующие три месяца. Именно в то время, когда русские исчерпали до предела свои людские резервы, Гитлер настаивал на удержании фронта, что со стратегической точки зрения было совершенно неосуществимым. Поскольку я находился в отпуске до середины апреля, я не буду подробно описывать всех сражений этого периода, тем более что они не имеют особого значения для изучающих стратегию, а лишь подтверждают, что война представляет собой науку и нельзя безнаказанно пренебрегать ее законами.

В середине января Красная армия возобновила свое наступление, 48-й танковый корпус продолжал твердо удерживать свои позиции, и русским не удалось добиться большого продвижения в Западной Украине. Однако восточнее они сумели достичь значительных успехов: 8 февраля был взят Никополь. К этому времени наша 8-я армия удерживала очень опасный выступ, который включал Корсунь-Шевченковский и доходил до Днепра; Гитлер решительно настаивал на удержании этого выступа. Результатом такого решения оказался новый Сталинград — правда, масштабы катастрофы на этот раз были меньше. Войска 1-го Украинского фронта маршала Ватутина и 2-го Украинского фронта маршала Конева прорвали нашу оборону по обе стороны Корсунь-Шевченковского и окружили свыше 50 тыс. немецких войск. С огромным трудом Манштейну удалось вывести из котла около 35 тыс. человек, но потери, особенно в артиллерии, были огромные. Большинство орудий пришлось бросить на дорогах.

Ватутин заболел, и командование фронтом принял маршал Жуков. В марте войска этого фронта предприняли новое наступление и нанесли два удара. Первый удар наносился по направлению к южной части Польши, но после захвата Ровно и Луцка войска были остановлены между Львовом и Тернополем. Второй удар был более опасен: русские вышли к верховью Днепра и восточным отрогам Карпат. В то же время 2-й Украинский фронт Конева достиг Южного Буга и продвигался на юго-запад на соединение с войсками Жукова (см. схему 50).

Над 48-м танковым корпусом, все еще удерживающим прочно свои позиции южнее Бердичева, нависла угроза окружения с обоих флангов. Корпус получил разрешение отойти в направлении Тернополя; выполнение этого маневра потребовало огромного напряжения и очень большого искусства. Генерал Бальк пишет: «Главное состояло в том, чтобы убедить людей в успехе, сохранять хладнокровие, спокойствие и твердость духа. У личного состава ни в коем случае не должно было сложиться впечатление, что отход может окончиться неудачей».

В ходе этого крайне рискованного марша, когда немецким войскам приходилось пересекать пути движения наступающих армий Жукова, 48-й танковый корпус придерживался правила: ночью двигаться, а днем вести бои. Генерал Бальк особенное внимание уделял размещению своего штаба, так как во время отхода очень важно сохранить управление войсками. Бальк, не колеблясь, располагал штаб корпуса далеко за линией фронта с таким расчетом, чтобы он мог оставаться на одном месте несколько дней, а затем совершить новый большой скачок в тыл. В результате принятых мер не было ни одного случая, когда дивизии не имели бы радиосвязи со штабом корпуса.

Поскольку каждый удар русских направлялся на большие города (возможно, в связи с требованиями специального приказа Сталина), мы старались всячески избегать этих мест. В войне с Россией многие неудачи объяснялись тем, что вышестоящие штабы размещались в крупных городах или выдвигались слишком близко к фронту, показывая неуместную храбрость. Из-за этого штабы часто «засасывались» боевыми действиями, и всякое централизованное управление войсками терялось. Бальк избежал этой ошибки. Он внимательно следил за тем, чтобы его штаб корпуса располагался в стороне от больших дорог и населенных пунктов.

Во время отступления штаб 48-го танкового корпуса всегда заботился о заблаговременной отдаче предварительных распоряжений с тем, чтобы дивизии располагали достаточным временем для своей подготовки к действиям. Войска ценили такого рода заботу, о чем свидетельствует следующий пример. В ходе боевых действий дивизия СС «Лейбштандарт» после шестинедельного «отсутствия» вновь вернулась в 48-й танковый корпус. Когда дивизия получила обычное предварительное распоряжение из штаба корпуса с точным указанием, что ей следует сделать в течение следующих сорока восьми часов, она передала в ответной радиограмме: «Ура! Мы снова слышим голос своего хозяина!»

48-му танковому корпусу удалось сосредоточиться западнее Тернополя, где он принял участие в создании прочного оборонительного рубежа. В это время 1-я танковая армия была уже окружена войсками Жукова в районе Скала-Подольская юго-восточнее Тернополя. В начале марта эта армия удерживала позиции под Кировоградом на правом крыле группы армий «Юг». Когда началось наступление Жукова, 1-я танковая армия была переброшена форсированным маршем на запад, с тем чтобы остановить продвижение русских войск, но в районе Скала-Подольская сама попала в окружение. В течение нескольких недель она снабжалась только по воздуху. Однако ее решительное сопротивление сковывало крупные силы русских, и поэтому опасный удар Жукова с выходом в Северную Румынию не достиг своей цели. 9 апреля 1-й танковой армии удалось прорваться в западном направлении и соединиться с основной группировкой немецких войск в Галиции. Армия совершила замечательный подвиг: ей удалось сохранить все свое тяжелое оружие.

Окружение 1-й танковой армии в районе Скала-Подольская привело к окончательному разрыву между Гитлером и фельдмаршалом фон Манштейном. Сперва Гитлер отказался дать разрешение на прорыв и выход из окружения, и 25 марта фон Манштейн в полном отчаянии вылетел в Восточную Пруссию. После резких объяснений он заявил о своем желании уйти в отставку и в конце концов получил согласие на подготовку 1-й танковой армии к прорыву. Он вернулся на фронт, но примерно через неделю был отстранен от командования.

10 апреля русские овладели Одессой, и группа армий «А» фельдмаршала фон Клейста отступила за Днестр в Румынию. Но худшее было еще впереди. 11 апреля войска генерала Толбухина предприняли решительный штурм нашей обороны на Перекопском перешейке и ворвались в Крым. Немецкие и румынские дивизии потеряли 30 тыс. человек; остатки их были отброшены к Севастополю, который пал 9 мая. Еще одна армия была принесена в жертву стратегии «держаться любой ценой».

Если группа армий «Юг» и группа армий «А» не были уничтожены еще в первые месяцы 1944 года, то в этом заслуга немецких офицеров и солдат, которые не поддавались панике и умели находить выход из самых, казалось бы, безвыходных положений. Тем не менее последствия этих событий оказались весьма тяжелыми. Генерал Гудериан пишет: «Большие потери, понесенные в жестоких зимних боях, привели в полное замешательство главное командование сухопутных войск»[215]. Он указывает, что эти потери разрушили планы создания сил на Западе для отражения англо-американского вторжения, которое, как известно, произошло в первой половине 1944 года.

Весенняя распутица приостановила операции на Восточном фронте, но у нас были все основания с тревогой ждать будущих боев. Почва уходила из-под ног. Война на два фронта, которой так боялись немецкие стратеги со времен фон Шлиффена, вступала в свой последний и роковой период.

Общая обстановка

Весной и в начале лета 1944 года немецкая армия готовилась к отражению беспримерных по силе ударов с востока и запада. В своих воспоминаниях генерал Фуа[216] указывает, что солдаты Наполеона шли к Ватерлоо «без страха и без надежды». Это выражение точно передает настроение большинства немецких офицеров в первые месяцы 1944 года. Солдаты были настроены более оптимистически, так как в тактическом отношении немецкая армия все еще превосходила любого из своих противников, и потому вера солдат в своих офицеров и в германскую боевую технику оставалась непоколебимой; этому способствовали и слухи об изобретении нового замечательного оружия, которое якобы позволит уничтожить всех наших врагов. Был еще велик в то время и авторитет Гитлера. Его стремительный приход к власти и необыкновенные успехи в период 1933–1941 годов вселяли надежду, что этому эксцентричному человеку каким-то образом удастся вывести Германию из состояния агонии. Но стоило лишь людям, серьезно изучающим проблемы войны, задуматься о колоссальном превосходстве авиации англо-американцев и тех безграничных ресурсах, которые они могли использовать, а также учесть огромную и несломленную еще мощь Советского Союза, как им сразу становилось ясно, что борьба может иметь только один исход.

Раскол между Советским Союзом и англо-американцами — вот что было нашей единственной реальной надеждой, ибо было совершенно ясно, что уничтожение Германии повлечет за собой нарушение равновесия сил в Европе. Однако Рузвельт, как и Гитлер, не менял раз принятых решений и был готов пойти на многое, чтобы расположить в свою пользу Сталина. Анализ политических последствий этой политики выходит за рамки данной книги, но мы должны отметить, что военная помощь Рузвельта России оказала такое влияние на ход операций на Восточном фронте, которое даже сейчас еще не получило достаточной оценки.

В 1941 и даже в 1942 году помощь англо-американцев России была сравнительно небольшой, и нельзя сказать, чтобы она существенно сказалась на ходе боевых действий. Однако в 1943 году в Россию стало поступать в большом количестве вооружение и военное снаряжение. В последние двенадцать месяцев войны военные материалы широким потоком шли в Россию. По данным, опубликованным в октябре 1945 года государственным департаментом США, в Советский Союз были направлены:

— 13 300 самолетов;

— 6800 танков;

— 312 000 т взрывчатых веществ;

— 406 000 грузовиков (в том числе 50 000 автомашин «виллис»);

— 1500 локомотивов;

— 9800 товарных вагонов;

— 540 000 т рельсов;

— 1 050 000 миль телефонного кабеля (не считая большого количества продовольствия, шин, одежды, стали, горючего и высококачественных станков).

Примерно половина всего вышеуказанного была поставлена в Советский Союз в последний год войны. Нельзя, кроме того, не учитывать помощи, полученной из Англии и Канады. Из этих стран СССР получил 5480 танков, 3282 самолета и 103 500 т каучука.

Для русских наибольшее значение имели самолеты и автомашины. Они значительно увеличили ударную силу Красной армии и позволили повысить темп операций. Тяжелое для нас наступление русских от Днепра к Висле в июне-июле 1944 года, а также последующие прорывы в Венгрии и Польше могут быть объяснены непосредственно помощью англо-американцев. Так Рузвельт создал все условия для того, чтобы Сталин стал хозяином Центральной Европы[217].

В середине апреля 1944 года я прибыл к генералу Бальку на командный пункт 48-го танкового корпуса западнее Тернополя. Линия фронта на юге в это время была стабилизирована, а на севере наступление советских войск в районе Ленинграда было остановлено на границах Прибалтийских государств. Несмотря на настойчивые атаки русских, группа армий «Центр» удерживала значительную часть Белоруссии, в том числе Витебск и важный железнодорожный узел Оршу. Восточный фронт все еще был слишком растянут для организации эффективной обороны, поэтому мы многого бы добились, если бы эвакуировали Эстонию и Белоруссию и отошли на рубеж Рига-Львов — устье Днестра. Но на это нельзя было надеяться, имея у руководства вооруженными силами Гитлера.

Когда я прибыл на фронт, 48-й танковый корпус был отведен с переднего края и занимался напряженной боевой подготовкой. На всем фронте было затишье — весенняя распутица приостановила крупные передвижения войск. Кроме того, потери в ходе операций зимой 1943/44 года оказались слишком значительными даже для русских. Мы подчинялись теперь 1-й танковой армии и имели в своем распоряжении 1-ю и 8-ю танковые дивизии.

Генерал Бальк делал все возможное, чтобы извлечь пользу из наступившего затишья и максимально повысить уровень боевой выучки наших двух дивизий. У нас установились очень хорошие отношения с командованием 1-й танковой армии. Этой армией командовал генерал-полковник Раус, а начальником штаба у него был мой старый друг генерал-майор Вагенер. До войны он служил в Силезском кавалерийском полку, который стоял рядом с нашим полком. Он страстно увлекался конным спортом и охотой, и мы часто охотились вместе. Он рассказал мне о том, что произошло с 1-й танковой армией, когда она в марте попала в котел в районе Скала-Подольская, и мы подробно разобрали последние боевые действия на Украине. Разумеется, мы оба были очень огорчены отстранением от командования фельдмаршала фон Манштейна, единственного человека, способного своим гением победить огромные силы русских. Теперь группа армий «Юг» была переименована в группу армий «Северная Украина» (это название не соответствовало действительности, так как мы уже больше не находились на Украине). Командование этой группой принял фельдмаршал Модель[218]. Это был живой, вспыльчивый, невысокого роста генерал, никогда не расстававшийся со своим моноклем. Хотя этот полководец обладал большой энергией, его вряд ли можно было считать достойным преемником Манштейна. Особенно следует отметить, что Модель занимался мелочной опекой и сам указывал командующим своих армий и командирам корпусов точное расположение их частей. Такая манера вызывала раздражение у генерала Балька.

Схема 51

Фронт в Галиции (положение на 13 июля 1944 г.)

Свыше двух месяцев на Восточном фронте не было никаких изменений. В то же время радио часто передавало тревожные вести с других театров военных действий. Мы слышали о больших сражениях в Италии, об ужасных бомбардировках Германии и Франции, о падении Рима и, наконец, услышали о высадке в Нормандии. Тому, кто занимался вопросом англо-американского вторжения, было совершенно ясно, что решающими были первые несколько дней, возможно, первые двадцать четыре часа. Я знал, что мой старый начальник фельдмаршал Роммель сделает такой же вывод из обстановки и предпримет все меры для того, чтобы сбросить врагов в море, прежде чем они сумеют закрепиться на захваченном плацдарме. К 14 июня стало ясно, что Роммелю не удалось добиться успеха. Я не знал тогда, почему его план сосредоточения танковых дивизий вблизи побережья не был осуществлен, но с этого времени нашим войскам на Западе пришлось вести длительную и кровавую изнурительную борьбу с превосходящими силами противника, которая могла окончиться лишь поражением и разгромом[219].

Схема 52

Наступление войск Центрального фронта (июнь — июль 1944 г.)

В это время русские были, видимо, заняты крупной реорганизацией, хотя с каждым днем становилось все яснее, что они готовы начать наступление на огромном фронте от Балтики до Карпат. В середине июня 48-й танковый корпус вернулся на передний край и занял важный участок фронта южнее железной дороги Львов-Тернополь. В этом районе в 1914 и 1916 годах происходили тяжелые бои, и у нас были все основания полагать, что и теперь он явится ареной не менее ожесточенных схваток.

Прорыв войск Конева

Линия обороны 48-го танкового корпуса проходила по реке Стрыпа и огибала несколько болот между рекой Серет и верховьем Западного Буга (см. схему 51). 1-я и 8-я танковые дивизии были переданы 3-му танковому корпусу, а мы получили в свое распоряжение восемь пехотных и одну артиллерийскую дивизию, а также несколько отдельных частей. Точных данных о намерениях русских не было. Радиоперехват и допросы пленных давали весьма противоречивые сведения. Одно время казалось, что русские непременно предпримут наступление, затем оно было признано маловероятным. Общая обстановка каждый день менялась. На переднем крае нам удалось установить наличие лишь не имеющих особого значения частей, но это еще ни о чем не говорило, так как русские обычно подводили к переднему краю наступающие войска только в самый последний момент.

Командование 48-го танкового корпуса считало, что опасно позволять русским удерживать район западнее реки Серет. Дело в том, что участок между Езерной и Бродами был покрыт густым лесом, который дал бы русским возможность скрыть подготовку к наступлению и развертывание своих частей. Мы предлагали атаковать русских и отбросить их к реке Серет, но наше предложение принято не было. Вместо этого нам было приказано провести разведку боем силой двух батальонов, поддержанных танками и артиллерией. Разведка прошла хорошо и подтвердила наше мнение о том, что русских без большого труда можно было бы отбросить к реке Серет и тем самым предотвратить их наступление. К сожалению, мы не имели права выходить за рамки поставленных задач.

Тем временем на центральном участке общего фронта развертывались малоприятные события. 22 июня Красная армия отметила третью годовщину нашего вторжения в Россию началом наступления четырех фронтов (146 стрелковых дивизий и 43 танковые бригады) на фронте шириной 500 км, проходившем широкой дугой от Мозыря на Припяти до Полоцка на Западной Двине. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Буш хорошо понимал, что ждет его войска в случае успеха русских, и потребовал разрешения отойти на рубеж реки Березина, чтобы свести на нет всю тщательную подготовку русских. Гитлер, как обычно, запретил отход, и несчастные соединения группы армий «Центр», оборонявшиеся на чрезвычайно растянутом фронте, оказались фактически изолированными друг от друга еще до наступления русских. 26 июня мы оставили Витебск, 27 — Оршу, 28 — Могилев, а 29 июня был взят Бобруйск. Большие группы немецких войск оказались в окружении, а наши потери пленными вскоре превысили 80 тыс. человек. 1 июля русским удалось форсировать Березину, и 3 июля их передовые части ворвались в столицу Белоруссии Минск. Вслед за этим танки маршала Ротмистрова вышли на равнины северной части Польши. Генерал Гудериан пишет о них: «Они устремились вперед, и, казалось, уже ничто не сможет их остановить». Двадцать пять немецких дивизий перестали существовать. К 13 июля русские овладели Вильнюсом и Пинском и достигли окраин Каунаса и Гродно. Теперь они находились всего в каких-нибудь 150 км от германской границы. Создалась «реальная угроза прорыва русских в Восточную Пруссию, как следствие их успешного продвижения и отсутствия у нас резервов»[220]. Именно этот момент был выбран маршалом Коневым для начала нового наступления в Галиции.

Первую половину июля 48-й танковый корпус был занят подготовкой к нанесению удара по русским войскам, но наша задача осложнялась непреклонностью фельдмаршала Моделя. В группе армий «Северная Украина» было принято следующее правило: «Передовые позиции должны удерживаться любой ценой, артиллерия и танки должны располагаться в глубине обороны равномерно по всему фронту; если противнику удастся прорваться, он должен везде встречать препятствия».

Генерал Бальк придерживался иного взгляда: по его мнению, на передовой позиции должно было находиться только боевое охранение, и главную полосу обороны следовало создавать далеко за передовой позицией, вне зоны действительного огня артиллерии противника. Размещение основных сил пехоты на переднем крае обороны ведет к тому, что они попадают под интенсивный огонь русской артиллерии. Приказы группы армий «Северная Украина» требовали, чтобы в ночное время на переднем крае находились все войска, а на рассвете основная масса пехотных частей отводилась в тыл. Подобные требования приводили лишь к тому, что войска изматывались еще до начала боевых действий. Помимо этого, Бальк считал ошибочным распределение артиллерии и противотанковых средств равномерно по всему фронту обороны, так как это лишает возможности использовать сосредоточенный огонь. Мы предлагали свести артиллерию в группы, а из самоходных и противотанковых орудий создать подвижные резервы. Самым важным было, однако, иметь эшелонированную в глубину позицию боевого охранения, а на удалении 5–6 км от нее организовать основную, хорошо замаскированную полосу обороны.

Все это приводило к серьезным спорам с командованием группы армий «Северная Украина», но постепенно нам удалось убедить их. До наступления русских мы сумели расположить пехоту так, как считали нужным, но нам не удалось полностью перегруппировать артиллерию и противотанковые орудия. 3-й танковый корпус в составе 1-й и 8-й танковых дивизий составлял наш резерв. Маршруты его движения и направления контратак были тщательно разведаны; были также детально отработаны различные варианты его возможных действий. Минные поля мы установили за рубежом боевого охранения, с тем чтобы русские не могли преждевременно их обнаружить. До начала наступления русские неоднократно пытались захватить господствующие высоты, но все их вклинения быстро ликвидировались контратаками, осуществлявшимися при сильной поддержке артиллерии.

В 8 час 20 мин 14 июля русские начали свое крупное наступление. Красная армия использовала в этих боях такое количество боевой техники, которое превосходило все, что мы до сих пор видели. Особенно много было самолетов, и русские впервые за все время войны безраздельно господствовали над полем боя. Артиллерийская подготовка длилась только один час, но зато была очень интенсивной. После нее последовали массированные удары русских войск на двух направлениях. К 9 час 30 мин стало ясно, что двум нашим пехотным дивизиям нанесены очень серьезные потери и что они не сумеют самостоятельно справиться с создавшимся положением. Поэтому 1-й и 8-й танковым дивизиям было приказано контратаковать противника. Генерал Бальк сохранял полное спокойствие. Мы были совершенно уверены, что две наши танковые дивизии сумеют восстановить положение. Маневр 1-й танковой дивизии прошел удачно: 15 июля она контратаковала противника в районе Олеева и после тяжелого боя вынудила его приостановить продвижение. Совсем иначе обстояло дело с 8-й танковой дивизией. Русские прорвали оборону в том месте, где мы и предполагали, поэтому дивизии следовало, выполняя приказ, лишь пройти через лес по заранее установленному маршруту (см. схему 53). Но командир дивизии, к несчастью, решил уклониться от полученных указаний и для выигрыша времени начал движение по шоссе Золочев-Езерна, хотя генерал Бальк самым строжайшим образом запретил всякое передвижение войск по этой дороге. Результат нарушения приказа не замедлил сказаться. На марше 8-я танковая дивизия, двигавшаяся длинными колоннами, была атакована русской авиацией и понесла огромные потери. Много танков и грузовиков сгорело; все надежды на контратаку рухнули. Галицийская дивизия СС, которая оборонялась в лесу, не смогла оказать сильного сопротивления, и русские добились глубокого вклинения на левом фланге 48-го танкового корпуса.

Схема 53

Действия 48-го танкового корпуса (положение на 14 июля 1944 г.)

Тем временем наш левый сосед, 13-й корпус, очутился в очень тяжелом положении. Русские обошли его, а затем полностью окружили. К счастью, 15 и 16 июля 48-й танковый корпус сумел восстановить линию обороны, поэтому мы смогли оказать некоторую помощь нашим товарищам. 17 июля части 13-го корпуса предпринимали попытку пробиться из кольца северо-восточнее Львова, и мы решили создать ударную группу для соединения с этими частями. С этой целью генерал Бальк приказал мне принять командование 8-й танковой дивизией.

Вечером 17 июля я попытался установить радиосвязь с 13-м корпусом, чтобы договориться о наступлении 18 июля частей этого корпуса в южном направлении при одновременном ударе 8-й танковой дивизии на север. К сожалению, связи с 13-м корпусом мне установить не удалось. Тогда я собрал командиров полков и изложил мой план действий. В особенности я обращал внимание на моральное значение этого удара, от которого зависело спасение 40 тыс. наших окруженных товарищей. Выполнить поставленную задачу было нелегко: крупные танковые силы русских прорвали наши позиции южнее Броды, и между 13-м и 48-м корпусами расположили пехоту с противотанковой артиллерией.

В целях лучшего управления я подчинил на ночное время пехотные части на переднем крае командиру танкового полка. На рассвете 18 июля я отправился на командный пункт танкового полка в сопровождении командующего артиллерией дивизии.

По пути туда я, к своему удивлению, обнаружил, что наша пехота, которая через полчаса должна была начать атаку, отходит на юг. Когда я обратился за разъяснением к командиру танкового полка, он признался, что отступление происходит по его приказу, так как он хотел произвести перегруппировку частей перед атакой. Я немедленно отстранил его от командования, но это новое проявление недисциплинированности причинило нам непоправимый ущерб. Было упущено необходимое время, а русские, кроме того, заметили наше передвижение. С невероятной быстротой они создали новые минные поля и сосредоточили свои танки и артиллерию. В такой обстановке мне оставалось только отказаться от атаки. Мы могли добиться успеха лишь в случае проведения быстрой и внезапной танковой атаки сосредоточенными силами. По собственному горькому опыту я знал, что если русским дать время на подготовку к обороне, то наши шансы на успех будут очень незначительны.

Через два дня основные силы 13-го корпуса под командованием генералов Лаша и Ланге сумели пробиться к нашим позициям. Тысячи людей, собранные ночью в мощный кулак, с громовым «ура!» бросились на противника. Этот удар отчаявшихся людей, решивших прорваться или умереть, разорвал кольцо русских; большая часть окруженных войск была спасена. Но все орудия и пулеметы пришлось бросить, а во фронте наших войск образовалась большая брешь, в которую устремились танки маршала Конева. Положение всей немецкой обороны на юге Галиции стало безнадежным.

27 июля мы сдали Львов, а к 1 августа войска Конева овладели Люблином и на широком фронте вышли к Висле южнее Варшавы, 4-я танковая армия была отброшена за Вислу, а 1-я танковая армия, в том числе и 48-й танковый корпус, была оттеснена к Карпатам. Никто не знал, где закончится это ужасное отступление. В этот период генерал Бальк получил приказ принять командование 4-й танковой армией; через две недели я был назначен в эту армию начальником штаба.

Схема 54

Баранувский плацдарм

Плацдарм у Баранува

В начале августа 1944 года казалось, что над Германией нависла угроза полного разгрома. В Нормандии американцы прорывались у Авранша, и 3-я армия Паттона готовилась начать свой грозный поход в Бретань и Анжу. В Италии союзники вышли к реке Арно, со дня на день должна была пасть Флоренция. В Германии за взрывом бомбы в ставке Гитлера 20 июля последовала кровавая расправа над многими представителями высшего командования. Наконец, на Востоке разразилась катастрофа, и весь Восточный фронт грозил рухнуть.

На совещании 31 августа Гитлер заявил: «Я уверен, что не может быть хуже обстановки, чем та, которая сложилась в этом году на Востоке. Когда прибыл фельдмаршал Модель[221], группа армий „Центр“ находилась в отчаянном положении»[222]. К концу июля войска 1-го Прибалтийского фронта под командованием маршала Баграмяна прорвали наши позиции южнее Западной Двины и вышли к Рижскому заливу, отрезав группу армий «Север». 2 августа поляки начали восстание и захватили большую часть Варшавы. Помимо всего этого, войска маршала Конева на широком фронте вышли на Вислу и грозили вбить клин между 1-й и 4-й танковыми армиями.

Такова была общая обстановка, когда генерал Бальк и я прибыли в 4-ю танковую армию, пытавшуюся в то время создать оборонительный рубеж в большой излучине Вислы около места ее слияния с рекой Сан. Крупные силы русских уже переправились через Вислу под Баранувом и грозили смять нашу оборону ударом с юга на север. Наш 56-й корпус удерживал фронт от города Солец до реки Пилица. На этом участке русские уже создали два плацдарма — у Козенице и около Ивангорода[223]. От Солеца линия фронта нашего 42-го корпуса шла на западном направлении к Островцу. Правый фланг этого корпуса был открытым, и 3-й танковый корпус спешно подтягивался, чтобы примкнуть к нему (см. схему 54). Южнее Вислы в районе Кракова выгружалась 17-я армия, имеющая задачу прикрыть разрыв между 1-й и 4-й танковыми армиями. В это время 24-я танковая дивизия сдерживала наступление русских на левом берегу реки Сан западнее Перемышля[224].

Обстановка в районе Баранува была особенно критической в период с 5 по 9 августа. 42-й корпус испытывал сильное давление крупных танковых частей русских, но, к счастью, это было одно из лучших наших соединений, имевшее исключительно способных командиров. Оборона была эшелонирована в глубину, а из личного состава тыловых служб были созданы группы истребителей танков для борьбы с танками русских в случае их прорыва.

В то время когда 42-й корпус вел оборонительные бои, Бальк направил 3-й танковый корпус против левого фланга русских. Во время этого удара 3-му корпусу удалось остановить наступление русских и продвинуться на значительное расстояние. В это время подошел 48-й танковый корпус, и с его помощью мы смогли значительно уменьшить размеры плацдарма русских у Баранува. Гудериан пишет: «Только благодаря неисчерпаемой энергии и умелому руководству генерала Балька удалось в этом районе предотвратить катастрофу»[225].

Когда стало ясно, что полностью ликвидировать плацдарм у Баранува не представляется возможным — я уже подчеркивал ту быстроту, с которой русские могут сделать любой плацдарм неприступным, — Бальк решил уничтожить два плацдарма в полосе 56-го корпуса. Для этой цели он решил создать подавляющее превосходство в технике, но использовать минимальное количество живой силы. Для удара по плацдарму у Козенице, удерживаемому двумя-тремя русскими дивизиями, мы использовали только шесть батальонов, зато мы обеспечили их поддержку 120 самоходными орудиями, артиллерией двух дивизий, сдерживающих русских в районе плацдарма, многочисленными батареями 42-го корпуса и всей артиллерией трех танковых дивизий. Кроме того, мы подтянули две минометные бригады. Сосредоточение артиллерии 42-го корпуса было особенно смелым маневром, ибо на каждой огневой позиции наших батарей у Баранува было оставлено только одно орудие. На участок под Козенице артиллерия была переброшена ночью и возвращена на свои позиции немедленно после проведения артиллерийской подготовки.

Артиллерийская подготовка была короткой, но очень интенсивной. Штурмовые орудия использовались массированно, и этот шквал огня сломил сопротивление русских, несмотря на большое мужество, проявленное отдельными солдатами и целыми подразделениями.

Тем временем общее положение в Польше значительно улучшилось. Восстание в Варшаве сперва казалось очень опасным, но обстановка разрядилась после того, как русским не удалось прорваться для соединения с восставшими поляками. По мнению командования 9-й армии, которая вела там бои, у русских кончились запасы горючего и боеприпасов, и поэтому они не смогли прорвать нашей обороны. Положение в Прибалтике также улучшилось. Генерал Гудериан, новый начальник генерального штаба сухопутных войск, убедил Гитлера отдать приказ об эвакуации войск из Эстонии и Латвии. Прорыв наших частей 16 сентября из Курляндии к Риге позволил группе армий «Север» вновь соединиться с группой армий «Центр». В этих боях особенно отличился мой старый друг полковник граф Штрахвиц.

К сожалению, обстановка в Румынии приняла угрожающий характер. Маршал Антонеску был преданным другом Германии и человеком, способным трезво разобраться в военной обстановке. Антонеску предложил эвакуировать Молдавию и Бессарабию и создать прочную оборону на рубеже, проходящем вдоль Карпат и дальше через Галац к устью Дуная. Подобные меры были очень своевременны, так как немецкие резервы были переброшены севернее для восстановления положения в Польше; кроме того, распространялись зловещие слухи о предательстве в Румынии, поэтому было желательно сосредоточить немецкие войска в Валахии. Однако ничего этого не было сделано, и когда Красная армия начала 20 августа наступление, румынские дивизии перешли на сторону русских и повернули свои пушки против отступающих немцев[226]. Наши бывшие союзники захватили переправы через Дунай и Прут, в результате чего шестнадцать немецких дивизий были полностью уничтожены. Мы потеряли свои позиции на Балканах. Болгария и Румыния были заняты русскими, а в сентябре они вступили и в Венгрию.

В это время фронт 4-й танковой армии на Висле прочно удерживался нашими частями, но генерал Бальк и я не оставались подолгу на сравнительно спокойных участках. Кампания в Нормандии закончилась ужасным поражением у Мортена и Фалеза, 25 августа пал Париж, и передовые части 3-й армии Паттона уже двигались на восток к границам рейха. В сентябре генерал Бальк был вызван в ставку Гитлера. Он получил приказ принять командование группой армий «Г» на Западе, а я должен был следовать за ним в качестве его начальника штаба. Итак, я наконец расстался с русским фронтом и опять отправился на новый театр военных действий.

В этой главе я хочу обобщить свои впечатления о Красной армии. Естественно, с годами ценность опыта, приобретенного немецкими войсками в войне с Россией, будет снижаться, и потребуется новая оценка военных возможностей русских. Тем не менее характер и качества русского солдата, а также типичные для него методы ведения боевых действий вряд ли серьезно изменятся. Поэтому опыт Второй мировой войны является надежной основой для правильной оценки военной мощи России.

Психология русского солдата

Можно почти с уверенностью сказать, что ни один культурный житель Запада никогда не поймет характера и души русских. Знание русского характера может послужить ключом к пониманию боевых качеств русского солдата, его преимуществ и методов его борьбы на поле боя. Стойкость и душевный склад бойца всегда были первостепенными факторами в войне и нередко по своему значению оказывались важнее, чем численность и вооружение войск. Это давно известное положение было справедливо и для Второй мировой войны; я думаю, что оно будет сохранять свою силу и в будущем.

Никогда нельзя заранее сказать, что предпримет русский: как правило, он шарахается из одной крайности в другую. Его натура так же необычна и сложна, как и сама эта огромная и непонятная страна. Трудно представить себе границы его терпения и выносливости, он необычайно смел и отважен и тем не менее временами проявляет трусость. Бывали случаи, когда русские части, самоотверженно отразившие все атаки немцев, неожиданно бежали перед небольшими штурмовыми группами. Иногда пехотные батальоны русских приходили в замешательство после первых же выстрелов, а на другой день те же подразделения дрались с фанатичной стойкостью. Русские очень непоследовательны: сегодня они не проявляют никакого беспокойства об обеспечении своих флангов, а завтра мысль о том, что их флангам угрожает опасность, приводит их в ужас. Русский солдат с пренебрежением относится к общепринятым тактическим принципам, но в то же время старается полностью следовать букве своих уставов. Возможно, все это объясняется тем, что он не мыслит самостоятельно и не контролирует своих действий, а поступает в зависимости от своего настроения, совершенно непонятного для жителя Запада. Его индивидуальность непрочна, она легко растворяется в массе; иное дело терпеливость и выносливость — черты характера, складывавшиеся в течение многих веков страданий и лишений. Благодаря природной силе этих качеств русские стоят во многих отношениях выше более сознательного солдата Запада, который может компенсировать свои недостатки лишь более высоким уровнем умственного и духовного развития.

В толпе он полон ненависти и необычайно жесток, один — бывает дружески настроен и великодушен. Эти качества характерны для русских — жителей азиатской части страны, монголов, туркменов и узбеков, а также для славян, проживающих западнее Урала.

Русский солдат любит свою «матушку Россию», и поэтому он дерется за коммунистический режим, хотя, вообще говоря, он не является политическим фанатиком. Однако следует учитывать, что партия и ее органы обладают в Красной армии огромным влиянием. Почти все комиссары являются жителями городов и выходцами из рабочего класса. Их отвага граничит с безрассудством; это люди очень умные и решительные. Им удалось создать в русской армии то, чего ей недоставало в Первую мировую войну, — железную дисциплину. Подобная, не знающая жалости военная дисциплина — которую, я уверен, не выдержала бы ни одна другая армия, — превратила неорганизованную толпу в необычайно мощное орудие войны. Дисциплина — главный козырь коммунизма, движущая сила армии. Она также явилась решающим фактором и в достижении огромных политических и военных успехов Сталина.

Русский остается хорошим солдатом всюду и в любых условиях. В век атомного оружия все это может иметь очень большое значение. Одним из главных преимуществ России явится ее способность выдержать огромные разрушения и кровопролитные бои, а также возможность предъявить необыкновенно тяжелые требования к населению и действующей армии.

Проблема обеспечения войск продовольствием для русского командования имеет второстепенное значение, так как русским фактически не нужно централизованного армейского снабжения. Полевая кухня, почти святыня в глазах солдат других армий, для русских является всего лишь приятной неожиданностью, и они целыми днями и неделями могут обходиться без нее. Русский солдат вполне удовлетворяется пригоршней проса или риса, добавляя к ним то, что дает ему природа. Такая близость к природе объясняет способность русского стать как бы частью земли, буквально раствориться в ней. Солдат русской армии — непревзойденный мастер маскировки и самоокапывания, а также полевой фортификации. Он зарывается в землю с невероятной быстротой и так умело приспосабливается к местности, что его почти невозможно обнаружить. Русский солдат, умело окопавшийся и хорошо замаскированный, крепко держится за «матушку-землю» и поэтому вдвойне опасен как противник. Часто даже долгое и внимательное наблюдение оказывается безрезультатным — позиции русских не удается обнаружить. Поэтому следует проявлять чрезвычайную осторожность, даже если известно, что местность свободна от противника.

Индустриализация Советского Союза, проводимая настойчиво и беспощадно, дала Красной армии новую технику и большое число высококвалифицированных специалистов. Русские быстро научились использовать новые виды оружия и, как ни странно, показали себя способными вести боевые действия с применением сложной военной техники. Тщательно отобранные специалисты помогали рядовому составу овладеть современной боевой техникой, и надо сказать, что русские достигли серьезных успехов, особенно в войсках связи. Чем дольше затягивалась война, тем лучше работали русские связисты, тем с большим искусством использовали они радиоперехват, создавали помехи и передавали ложные сообщения[227].

До некоторой степени высокие боевые качества русских снижаются их несообразительностью и природной леностью. Однако в ходе войны русские постоянно совершенствовались, а их высшие командиры и штабы получали много полезного, изучая опыт боевых действий своих войск и немецкой армии. Они научились быстро реагировать на всякие изменения обстановки, действовать энергично и решительно. Безусловно, в лице Жукова, Конева, Ватутина и Василевского Россия имела высокоодаренных командующих армиями и фронтами. Командиры младшего и нередко среднего звена все еще страдали нерасторопностью и неспособностью принимать самостоятельные решения — из-за суровых дисциплинарных взысканий они боялись брать на себя ответственность. Шаблон в подготовке командиров мелких подразделений приводил к тому, что они приучались не выходить за рамки уставов и наставлений и лишались инициативы и индивидуальности, что является очень важным для хорошего командира. Стадный инстинкт у солдат настолько велик, что отдельный боец всегда стремится слиться с «толпой». Русские солдаты и младшие командиры инстинктивно сознавали, что, если они будут предоставлены самим себе, они погибнут. В этом инстинкте можно видеть корни как паники, так и величайшего героизма и самопожертвования.

Несмотря на эти недостатки, русский в целом, безусловно, отличный солдат и при искусном руководстве является опасным противником. Было бы серьезной ошибкой его недооценивать, хотя он, конечно, не полностью отвечает требованиям, предъявляемым к солдатам современной войны. Сила солдата Запада заключается в его личных качествах, высоком уровне умственного и духовного развития и способности действовать самостоятельно. Ветеранам Второй мировой войны трудно поверить в то, что рядовой русский солдат окажется способен к самостоятельным действиям. Однако русский настолько полон противоречий, что было бы ошибкой не учитывать даже этого качества, которое, вполне возможно, находится у него в скрытом состоянии. Умелая и настойчивая работа коммунистов привела к тому, что с 1917 года Россия изменилась самым удивительным образом. Не может быть сомнений, что у русского все больше развивается навык самостоятельных действий, а уровень его образования постоянно растет. Вполне возможно, что за долгий период подготовки в мирных условиях у него разовьется и личная инициатива.

Военные руководители, безусловно, будут всячески содействовать такой эволюции. Русское высшее командование знает свое дело лучше, чем командование любой другой армии. Оно полностью отдает себе отчет в слабостях своих вооруженных сил и будет делать все возможное, чтобы устранить имеющиеся недостатки. Есть основания предполагать, что в настоящее время методы военного обучения в России направлены на развитие навыков самостоятельных действий одиночного солдата и на воспитание у младших офицеров творческой инициативы. Конечно, развивать самостоятельность и критическое мышление для коммунистического режима опасно, и поэтому подобную тенденцию трудно увязать с безжалостной и беспрекословной дисциплиной. Но, учитывая длительный период мирного развития, можно полагать, что Красная армия, по всей вероятности, сумеет найти компромиссное решение.

Тактика русских

Ведение боевых действий русскими, особенно в наступлении, характеризуется использованием большого количества живой силы и техники, которые командование часто вводит в бой безрассудно и упрямо, однако добивается успеха. Русские всегда славились своим презрением к смерти; коммунистический режим еще больше развил это качество, и сейчас массированные атаки русских эффективнее, чем когда-либо раньше. Дважды предпринятая атака будет повторена в третий и четвертый раз, невзирая на понесенные потери, причем и третья и четвертая атаки будут проведены с прежним упрямством и хладнокровием.

До самого конца войны русские, не обращая внимания на огромные потери, бросали пехоту в атаку почти в сомкнутых строях.

Стадный инстинкт и неспособность младших командиров действовать самостоятельно всегда заставляли русских вести атаки массированно, в плотных боевых порядках. Благодаря превосходству в численности этот метод позволил добиться многих крупных успехов. Однако опыт показывает, что такие массовые атаки можно выдержать, если обороняющиеся хорошо подготовлены, имеют достаточное количество вооружения и действуют под руководством решительных командиров.

Русские дивизии, имевшие очень многочисленный состав, наступали, как правило, на узком фронте. Местность перед фронтом обороняющихся в мгновение ока вдруг заполнялась русскими. Они появлялись словно из-под земли, и, казалось, невозможно сдержать надвигающуюся лавину. Огромные бреши от нашего огня немедленно заполнялись; одна за другой катились волны пехоты, и, лишь когда людские резервы иссякали, они могли откатиться назад. Но часто они не отступали, а неудержимо устремлялись вперед. Отражение такого рода атаки зависит не столько от наличия техники, сколько от того, выдержат ли нервы.

Лишь закаленные в боях солдаты были в состоянии преодолеть страх, который охватывал каждого. Только солдат, сознающий свой долг и верящий в свои силы, только тот, кто научился действовать, полагаясь на себя самого, сможет выдержать ужасное напряжение русской массированной атаки.

После 1941 года к людским массам русских добавились массы танков. Отбить такие атаки было, конечно, значительно труднее, и стоило это гораздо большего нервного напряжения.

Хотя русские, как мне кажется, не слишком сильны в искусстве создавать импровизированные части, они понимают, как важно в любое время иметь в готовности новые войска для замены разбитых и потрепанных соединений, и в общем умеют это делать. Они заменяли свои обескровленные части с удивительной быстротой.

Выше уже говорилось, что русские подлинные мастера просачивания — формы боевых действий, в которой они не имеют себе равных. Я обращал также внимание на их настойчивое стремление к созданию плацдармов или любых других выдвинутых вперед позиций. Я должен подчеркнуть, что, если вы даже на некоторое время примиритесь с захватом русскими плацдарма, это может привести к роковым последствиям. На плацдарм будут подходить все новые и новые пехотные части, танки и артиллерия, и это будет продолжаться до тех пор, пока с него, наконец, не начнется наступление.

Русские предпочитают совершать передвижения своих войск в ночное время и проявляют при этом большое искусство. Однако они не любят проводить ночью широкие наступательные действия — видимо, они понимают, что младшие командиры недостаточно к этому подготовлены. Но ночные атаки с ограниченной целью (чтобы восстановить утраченное положение или облегчить планируемое на дневное время наступление) они проводят.

В борьбе с русскими необходимо привыкнуть к новым формам боевых действий. Они должны отличаться безжалостностью, быстротой и гибкостью. Никогда нельзя самоуспокаиваться. Все должны быть готовы к любым неожиданностям, так как произойти может все что угодно. Недостаточно вести бой в соответствии с хорошо проверенными тактическими положениями, ибо никто не может заранее с уверенностью сказать, каковы будут ответные действия русских. Невозможно предугадать, как будут реагировать русские на окружение, внезапный удар, военную хитрость и пр. Во многих случаях русские полагаются на свой врожденный инстинкт больше, чем на существующие тактические принципы, и следует признать, что инстинкт часто приносит им больше пользы, чем могла бы дать подготовка во многих академиях. На первый взгляд их действия могут показаться непонятными, но они часто полностью себя оправдывают.

У русских была одна тактическая ошибка, которую они так и не смогли искоренить, несмотря на жестокие уроки. Я имею в виду их почти суеверное убеждение в важности овладения возвышенностями. Они наступали на любую высоту и дрались за нее с огромным упорством, не придавая значения ее тактической ценности. Неоднократно случалось, что овладение такой высотой не диктовалось тактической необходимостью, но русские никогда не понимали этого и несли большие потери.

Характеристика различных родов войск

Мои замечания до сих пор касались главным образом действий русской пехоты, которая в ходе Второй мировой войны полностью сохранила великие традиции Суворова и Скобелева. Несмотря на огромный прогресс военной техники, русский пехотинец все еще остается одним из наиболее важных военных факторов в мире. Эта сила русского солдата объясняется его чрезвычайной близостью к природе. Для него просто не существует естественных препятствий: в непроходимом лесу, болотах и топях, в бездорожной степи — всюду он чувствует себя как дома. Он переправляется через широкие реки на самых элементарных подручных средствах, он может повсюду проложить дороги. В несколько дней русские строят многокилометровые гати через непроходимые болота; зимой колонны в сто шеренг по десять человек в каждой направляются в лес с глубоким снежным покровом; через полчаса на смену этим людям приходит новая тысяча, и через несколько часов на местности, которая у нас на Западе считалась бы непроходимой, появляется протоптанная дорога. Неограниченное число солдат позволяет обеспечить переброску тяжелых орудий и другой боевой техники по любой местности без всяких транспортных средств. Кроме того, техническое оснащение русских войск отвечает их нуждам. Автомашины отличаются минимальным весом, а их габариты максимально уменьшены. Лошади в русской армии выносливы и не требуют большого ухода. Русским не нужно возить с собой тех огромных запасов, которые сковывают действия войск во всех западных армиях.

Русская пехота имеет хорошее вооружение, особенно много противотанковых средств: иногда думаешь, что каждый пехотинец имеет противотанковое ружье или противотанковую пушку. Русские очень умело располагают эти средства, и, кажется, нет такого места, где бы их не было. Кроме того, русское противотанковое орудие с его настильной траекторией и большой точностью стрельбы удобно для любого вида боя.

Интересно, что русский солдат-пехотинец не отличается пытливостью, и поэтому его разведка обычно не дает хороших результатов. Обладая природными качествами разведчика, он мало использует свои способности. Возможно, причина кроется в его отвращении к самостоятельным действиям и в неумении обобщить и доложить в понятной форме результаты своих наблюдений.

Русская артиллерия, подобно пехоте, также используется массированно. Как правило, атакам русской пехоты предшествовала артиллерийская подготовка, но коротким и внезапным огневым налетам русские не придавали большого значения. У них были пушки и снаряды, и они любили эти снаряды расходовать. При крупных наступлениях русские обычно имели по 200 стволов на каждый километр фронта[228]. Иногда, в особых случаях, это число возрастало до 300, но никогда не было меньше 150. Артиллерийская подготовка обычно длилась два часа, и русские артиллеристы за это время расходовали суточную или полуторасуточную норму боеприпасов. Примерно еще около суточной нормы накапливали для использования на первом этапе наступления, а остальной запас боеприпасов находился в тылу. Такой сосредоточенный огонь быстро разрушал немецкие позиции, не имевшие большой глубины. Как бы тщательно ни были укрыты пулеметы, минометы и особенно противотанковые орудия, они вскоре уничтожались противником. Вслед за этим плотные массы пехоты и танков врывались на разрушенные немецкие позиции. При наличии подвижных резервов сравнительно легко можно было восстановить положение, но у нас, как правило, таких резервов не было. Таким образом, основная тяжесть боя ложилась на плечи оставшихся в живых солдат на переднем крае.

Русская артиллерия уничтожала также штабы и командные пункты в глубине обороны. По интенсивности артиллерийского огня зачастую трудно было определить направление главного удара русских, так как обстрел велся с одинаковой силой по всему фронту. Однако были у русской артиллерии и недостатки. Например, негибкость планов огня бывала иногда просто поразительной. Взаимодействие артиллерии с пехотой и танками было организовано недостаточно хорошо.

Орудия перемещались вперед слишком медленно и часто даже оставались на своих первоначальных огневых позициях, в результате чего наступающая пехота, продвинувшаяся далеко в глубь обороны, долго не имела артиллерийской поддержки.

Поэтому стремление немецкого командования упорно удерживать фланги при крупных вклинениях и прорывах русских было серьезной ошибкой, которая часто оказывалась роковой для обороняющихся. Обычно наши войска получали приказ удерживать эти фланги любой ценой с тем, чтобы поспешно стянутые резервы смогли контратаковать прямо во фланг прорвавшихся русских и отрезать их у основания клина. Понятно, что резервы, сосредоточивающиеся на флангах прорыва противника, попадали под удар всей русской артиллерии и через некоторое время уже не могли вести никаких боевых действий. Таким образом, недостаток маневренности русской артиллерии вследствие порочной немецкой тактики превращался в преимущество. Места фланговых ударов против русского клина следовало бы выбирать глубже в тылу и вне досягаемости русской артиллерии. Вместо того чтобы вести на флангах кровопролитные бои, нужно было отводить с них войска. Иногда это успешно осуществлялось, несмотря на приказы сверху, требовавшие прочно удерживать фланги; в таких случаях оказывалось возможным остановить наступавшие без артиллерийской поддержки пехотные и танковые части русских и создать новый оборонительный рубеж. Русские были вынуждены разрабатывать новый план огня и искать новые позиции для своей артиллерии, что позволяло обороняющимся выиграть время.

Лучшим средством против массированного использования русской артиллерии является немедленная контрбатарейная борьба, причем расход боеприпасов не должен быть ограничен. На развертывание огромного количества артиллерии и на создание больших запасов боеприпасов русским требовалось много времени, в отдельных случаях на это уходило несколько недель. Несмотря на отличную маскировку противника, нам обычно удавалось обнаружить подготовку русских к наступлению и следить за ее развитием благодаря нашей воздушной разведке и аэрофотосъемкам. Каждую ночь у русских появляются все новые и новые огневые позиции. Несколько дней они пустуют, а затем в одно прекрасное утро вы обнаруживаете на некоторых из них артиллерию, а примерно за две ночи до начала намеченного наступления уже все орудия будут установлены на своих позициях. В тех очень немногих случаях, когда мы располагали достаточным количеством артиллерии и боеприпасов, мы достигали отличных результатов систематической контрбатарейной стрельбой, которая начиналась как раз в тот момент, когда русские развертывали свою артиллерию. Эффективным средством также оказывались удары с воздуха; иногда нашей авиации удавалось даже полностью срывать развертывание артиллерии русских.

В ходе войны русские совершенствовали и развивали тактику артиллерии в наступлении. Их артиллерийская подготовка превратилась в подлинный шквал разрушительного огня. В частности, они применяли прекращение огня на очень узких участках, иногда не больше сотни метров шириной, ведя огонь на всем остальном фронте с прежней интенсивностью. Благодаря этому создавалось впечатление, что артподготовка еще повсюду продолжается, тогда как в действительности пехота противника уже вела свою атаку, продвигаясь по этому узкому коридору.

Несмотря на известные недостатки, русская артиллерия является очень грозным родом войск и целиком заслуживает той высокой оценки, какую ей дал Сталин. Во время войны Красная армия применяла больше тяжелых орудий, чем армия любой другой воюющей страны.

Теперь я остановлюсь на русских танковых войсках, которые вступили в войну, располагая большим преимуществом — у них был танк Т-34, намного превосходивший любой тип немецких танков. Не следует недооценивать также и тяжелых танков «Клим Ворошилов», действовавших на фронте в 1942 году. Затем русские модернизировали танк Т-34 и, наконец, в 1944 году построили массивный танк «Иосиф Сталин», который причинил много неприятностей нашим «тиграм». Русские конструкторы танков хорошо знали свое дело. Они сосредоточили все внимание на главном: мощи танковой пушки, броневой защите и проходимости. Во время войны их система подвески была намного лучше, чем в немецких танках и в танках других западных держав.

В 1941 и в 1942 годах тактическое использование танков русскими не отличалось гибкостью, а подразделения танковых войск были разбросаны по всему огромному фронту. Летом 1942 года русское командование, учтя опыт проведенных боев, начало создавать целые танковые армии, имеющие в своем составе танковые и механизированные корпуса. Задача танковых корпусов, в которых было относительно немного мотопехоты и артиллерии, состояла в оказании помощи стрелковым дивизиям, осуществлявшим прорыв. Механизированные корпуса должны были развить прорыв в глубину и преследовать противника. Исходя из характера выполняемых задач, механизированные корпуса имели равное с танковыми корпусами количество танков, но машин тяжелых типов в них не было. Помимо этого, по своей штатной организации они располагали большим количеством мотопехоты, артиллерии и инженерных войск. Успех бронетанковых войск русских связан с этой реорганизацией; к 1944 году они стали самым грозным наступательным оружием Второй мировой войны.

Сперва русским танковым армиям приходилось дорого расплачиваться за недостаток боевого опыта. Особенно слабое понимание методов ведения танковых боев и недостаточное умение проявляли младшие и средние командиры. Им не хватало смелости, тактического предвидения, способности принимать быстрые решения. Первые операции танковых армий заканчивались полным провалом. Плотными массами танки сосредоточивались перед фронтом немецкой обороны, в их движении чувствовались неуверенность и отсутствие всякого плана. Они мешали друг другу, наталкивались на наши противотанковые орудия, а в случае прорыва наших позиций прекращали продвижение и останавливались, вместо того чтобы развивать успех. В эти дни отдельные немецкие противотанковые пушки и 88-мм орудия действовали наиболее эффективно: иногда одно орудие повреждало и выводило из строя свыше 30 танков за один час. Нам казалось, что русские создали инструмент, которым они никогда не научатся владеть, однако уже зимой 1942/43 года в их тактике появились первые признаки улучшения.

1943 год был для русских бронетанковых войск все еще периодом учебы. Тяжелые поражения, понесенные немецкой армией на Восточном фронте, объяснялись не лучшим тактическим руководством русских, а серьезными стратегическими ошибками германского верховного командования и значительным превосходством противника в численности войск и технике. Лишь в 1944 году крупные русские танковые и механизированные соединения приобрели высокую подвижность и мощь и стали весьма грозным оружием в руках смелых и способных командиров. Даже младшие офицеры изменились и проявляли теперь большое умение, решительность и инициативу. Разгром нашей группы армий «Центр» и стремительное наступление танков маршала Ротмистрова от Днепра к Висле ознаменовали новый этап в истории Красной армии и явились для Запада грозным предостережением. Позднее, в крупном наступлении русских войск в январе 1945 года[229], нам также пришлось наблюдать быстрые и решительные действия русских танков.

Необыкновенное развитие русских бронетанковых войск заслуживает самого пристального внимания со стороны тех, кто изучает опыт войны. Никто не сомневается, что у России может быть свой Зейдлиц, Мюрат или Роммель — в 1941–1945 годах русские, безусловно, имели таких великих полководцев. Однако дело не только в умелом руководстве отдельных одаренных личностей; люди, в массе своей апатичные и невежественные, без всякой подготовки, без всяких способностей, действовали умно и проявляли удивительное самообладание. Танкисты Красной армии закалились в горниле войны, их мастерство неизмеримо выросло. Такое превращение должно было потребовать исключительно высокой организации и необычайно искусного планирования и руководства. Подобные изменения могут произойти и в других видах вооруженных сил, например, в авиации или подводном флоте, дальнейший прогресс которых всячески стимулируется русским высшим командованием.

С времен Петра Великого и до революции 1917 года царские армии были многочисленными, громоздкими и неповоротливыми. Во время финской кампании и в ходе операций 1941–1942 годов то же самое можно было сказать и о Красной армии. С развитием бронетанковых сил русских общая картина полностью изменилась. В настоящее время любой реальный план обороны Европы должен исходить из того, что воздушные и танковые армии Советского Союза могут броситься на нас с такой быстротой и яростью, перед которыми померкнут все операции блицкрига Второй мировой войны.

Армия без обоза

Для русских характерно, что их танковые дивизии имеют намного меньше автотранспорта, чем танковые соединения западных держав. Было бы неправильно объяснять это недостаточным производством автомобилей в СССР, так как даже стрелковые дивизии, имеющие конный обоз, располагают небольшим количеством лошадей и повозок. Кроме того, по своему численному составу любой стрелковый полк или дивизия русских значительно уступают соответствующим войсковым единицам западных армий. Однако общий численный состав боевых подразделений любой русской части примерно тот же, что и на Западе, потому что русские имеют намного меньше людей в тыловых подразделениях. Русские ведут учет только офицеров, сержантов и специалистов[230]. Поэтому в заявках на пополнение командир части требует всегда очень много солдат. В Красной армии органам тыла не приходится беспокоиться об обеспечении войсковых частей обмундированием, палатками, одеялами и другими предметами, столь необходимыми для солдат армий Запада. Во время наступления они могут позволить себе забыть о снабжении войск даже продовольствием, так как войска находятся «на подножном корму». Основная задача частей снабжения сводится к доставке горючего и боеприпасов, но даже в этом случае для подвоза часто используются боевые машины. В русской моторизованной дивизии у солдата нет другого «багажа», кроме того, который он имеет при себе, и он ухитряется передвигаться на автомашинах, взгромоздившись на ящики с боеприпасами или бочки с горючим.

Этот недостаток автотранспортных средств приводит к важным последствиям тактического и психологического порядка. Поскольку количество автомашин в моторизованной дивизии у русских намного меньше, чем в таких же соединениях западных армий, русская дивизия более мобильна. Такой дивизией легче управлять, ее проще маскировать и перевозить по железной дороге[231]. Представляет интерес и психологическая сторона дела. Любой солдат армий Запада так или иначе связан с тыловыми службами. Они доставляют ему средства к существованию и обеспечивают некоторые удобства, чем скрашивают его тяжелую жизнь. Когда части «здорово всыпят», уцелевшие солдаты обычно собираются у походных кухонь или в обозе, где они пытаются найти прибежище и утешение. Совсем другое положение в русской армии. У русского солдата, кроме оружия, ничего нет, и тыл его ничем не привлекает. Не существует ни походных кухонь, ни вещевого обоза. Если солдат лишается своей пушки, танка или пулемета, он лишается тем самым своего единственного прибежища; если он уходит в тыл, его задерживают, и рано или поздно он снова оказывается на фронте.

Так небольшое количество штатных автотранспортных средств дает русским важное преимущество. Высшее командование русских хорошо понимает склад ума русского солдата и умудряется так использовать недостатки последнего, что они становятся его сильной стороной.

Советские военно-воздушные силы

В июне и июле 1941 года русская авиация понесла огромные потери и была доведена до такого состояния, что, казалось, ей уже никогда не удастся вновь обрести свою силу. Однако за этим неожиданно последовало возрождение такого масштаба, какое возможно лишь при наличии неисчерпаемых ресурсов огромной страны.

Русская авиация столкнулась с гораздо большими трудностями, чем наземные войска. Авиационные заводы были сильно разрушены, работа авиационной промышленности в результате продвижения немецких войск была дезорганизована. Перемещение авиационных заводов на Урал и в Сибирь привело к серьезной задержке в производстве самолетов, а потери в опытных летных кадрах и штабных офицерах были так велики, что только с огромным трудом удавалось обеспечивать подготовку новых летчиков и авиационных техников. Тем не менее Советское государство сумело успешно справиться с этой огромной задачей. Не следует забывать, что в этом большую роль сыграла помощь, оказанная России союзниками.

Русская авиация никогда полностью не прекращала своих боевых действий и даже зимой 1941/42 года сумела нанести несколько эффективных ударов.

В 1942 году германские военно-воздушные силы обладали господством в воздухе, однако весь огромный фронт они контролировать не могли, и русские часто добивались местного превосходства. В 1943 году соотношение сил стало меняться, а уже осенью того же года против 1500 немецких самолетов на фронте действовали 14 тыс. русских машин. Позднее численное соотношение еще больше изменилось в пользу русских.

Следует указать, что эффективность действий русской авиации не соответствовала ее численности. Потери в опытных кадрах, понесенные в первые месяцы войны, так и не были восполнены, а самолеты серийного производства намного уступали по своим качествам нашим самолетам. Старшие офицеры, видимо, не могли усвоить принципов ведения боевых действий авиации в современных условиях.

Русские фактически не имели стратегической авиации, и те немногие удары, которые нанесла их авиация дальнего действия, не причинили нам никакого ущерба. Самолеты-разведчики углублялись иногда в наше расположение на 50–100 км, но истребители и бомбардировщики редко залетали за линию фронта больше чем на 30 км. Это было для нас большим облегчением, так как даже в самые тяжелые периоды войны передвижение войск и грузов в тыловых районах проходило беспрепятственно.

Русская авиация использовалась в основном для решения тактических задач, и начиная с лета 1943 года самолеты русских висели с утра до вечера над полем боя. Хорошо бронированные штурмовики русских атаковали главным образом на бреющем полете, и летчики-штурмовики проявляли при этом большую смелость и мужество. Ночные бомбардировщики действовали, как правило, в одиночку, стремясь, видимо, прежде всего помешать ночному отдыху наших частей. Организация взаимодействия между авиацией и наземными войсками непрерывно улучшалась; в то же время качественное превосходство немецкой авиации постепенно исчезало. Но в тактическом отношении русские всегда уступали нам, а их летчики не могли сравниться с нашими пилотами.

Россия была первой страной, где начали широко экспериментировать в области использования парашютных и воздушно-посадочных войск. «Осоавиахим» подготовил до войны многие тысячи парашютистов. Однако, несмотря на имеющиеся благоприятные возможности, особенно в 1944–1945 годах, они ни разу не пытались провести какой-либо высадки десанта[232]. В то же время русские широко применяли авиацию для снабжения партизан и переброски им подкреплений.

Трудно заранее сказать, какова будет роль советской авиации в будущей войне. Но представляется вполне вероятным, что действия наземных войск сохранят главное значение, причем это будут прежде всего действия, направленные на борьбу с танками. Тем не менее было бы неразумно недооценивать силы советской авиации. В 1941–1945 годах она продолжала совершенствоваться, и качество самолетов, которые применяли китайцы в Корее, свидетельствует о том, что советские военно-воздушные силы имеют большие возможности. Следует также учесть, что в России стали больше уделять внимания развитию стратегической авиации и что их дальние бомбардировщики не будут бездействовать.

Непобедима ли Красная армия?

Успехи немецких солдат в России убедительно показывают, что русских можно победить. В конце осени 1941 года немецкая армия была очень близка к победе, несмотря на огромную территорию и осеннюю слякоть на дорогах, а также несмотря на наше несовершенное снаряжение и малочисленность войск. Даже в критические для нас 1944 и 1945 годы наши солдаты никогда не чувствовали, что они в чем-то уступают русским. Но слабые немецкие войска напоминали собой затерянные в океане островки, которые захлестывают бушующие вокруг бесконечные волны пехоты и танков, пока, наконец, не поглотят их навеки. Русских не следует, конечно, недооценивать, нужно оценить спокойно и трезво все их достоинства и недостатки. Безусловно, все может быть, коль скоро речь идет о действиях русских, но все же будет ошибкой считать их непобедимыми, если, конечно, на их стороне не будет фантастического перевеса в силах. Приобретенный в войне опыт свидетельствует о том, что немецкие войска успешно вели боевые действия при соотношении сил 1:5, пока участвующие в боях соединения сохраняли до некоторой степени свой боевой состав и имели достаточно боевой техники. Иногда успех достигался даже и при более неблагоприятном соотношении сил. Трудно предположить, что армия какой-либо другой из стран Запада могла бы добиться лучшего.

Наиболее искусно русские вооруженные силы ведут боевые действия на суше; на воде и в воздухе они не представляют такой грозной силы. Несмотря на свои послевоенные достижения, советской авиации будет трудно достичь уровня развития авиации Запада. Не может быть никакого сомнения в том, что советскому военно-морскому флоту еще нужно многому поучиться. В будущей войне основная мощь России вновь будет состоять в ее сухопутных силах и особенно в огромных по численности бронетанковых войсках. Мы должны ожидать глубоких ударов, наносимых с молниеносной быстротой, которые могут сопровождаться беспорядками, вызванными сторонниками коммунистов в странах Западной Европы. Пока еще невозможно сказать, какое влияние на развитие таких операций окажет применение атомного оружия, но обширные просторы России и та тайна, которой покрыты принимаемые ею меры, делают Россию грозным противником в условиях ведения атомной войны.

Никакие воздушные силы, какой бы мощью они ни обладали, не смогут остановить массы русских войск. Западный мир больше всего нуждается в пехоте, полной решимости победить или умереть и готовой отразить своими противотанковыми средствами русское нашествие. Западу также необходимы мощные танковые и механизированные соединения для того, чтобы нанести контрудары и отбросить назад наступающих русских[233].

Солдат западных армий должен тщательно и постоянно готовиться к этой смертельной борьбе. Планироваться должна не только тактическая, но и физическая подготовка с тем, чтобы мы могли встретить русские войска в равных условиях. Мы должны учитывать особенности ведения боевых действий русскими и проводить соответствующую подготовку в наших войсках. Важными моментами являются отвага, инициатива и готовность принимать ответственные решения. Строгая дисциплина представляет собой еще одно важное условие в борьбе с русскими. Одного спорта, как бы интенсивно им ни занимались, недостаточно для подготовки солдат к предстоящей невероятно тяжелой борьбе. Самым главным фактором является моральное состояние.