Будущее настоящего прошлого

Как мучали Георга Гегеля

В заглавии данной главы автором в слове «мучили» произведена замена корневого гласного — и на — а лишь с тем намерением, чтобы именно в получаемой таким образом озвучке лучше всего выразить специфику того издевательства, которое совершается над великим Гегелем. По мнению автора, вот именно такая произвольная замена корневой гласной, когда слово остается тем же самым, но при этом становится совсем не тем, что оно есть, является прекрасной иллюстрацией того, что делают с Гегелем его «последователи».

Хотя, как читатель помнит, мы здесь должны остановиться на вопросах развития и участия в этом развитии случая. А здесь без Гегеля нам никак нельзя. Честное слово, даже неудобно напоминать, что в основе существующих теорий развития лежат системные диалектико-логицистские разработки Георга Гегеля. Категории качества, количества, меры, скачка, законы взаимного перехода количественных и качественных изменений, отрицание отрицания и т. п., все это пошло от Гегеля. Все это хорошо известно, тщательно изучается, любимо преподавателями и вообще всеми теми, кто имеет хоть какое-то отношение к философии. Даже студенты иногда говорят перед экзаменом — «хоть бы теория отрицания отрицания Гегеля попалась!». Здесь нет смысла ее даже кратко излагать, настолько она хорошо известна. Наоборот, здесь имел бы смысл изложить ее максимально развернуто, поскольку при всей своей известности она совершенно остается неизвестной, потому что извращена. Однако у нас не философские прения, и мы остановимся лишь на одном простом тезисе — Гегель не виноват.

В чем не виноват Гегель? Например, в марксизме он не виноват. Маркс и Энгельс были поклонниками и последователями Гегеля. Они даже в определенный момент своей жизни ничего так не желали более страстно, как называться «младогегельянцами». Тут, правда, трудно сказать, что они подчеркивали приставкой «младо». Может быть и в самом деле свой тогдашний возраст… Хотя противостояли они неким «правым гегельянцам». Ну, естественно, то, что располагается напротив правого, конечно же, ни что иное, как «молодое»… Кто ж тут будет спорить? Вот с этой отточенной логикой сопоставления диспозиций различных мировоззрений, они взяли Гегеля, освежевали его, и создали из его диалектики «диалектический материализм». Используя положения Гегеля о том, что количественные изменения в течение развития чего-либо постепенно накапливаются и затем переходят в качественные, они создали теорию смены общественно-экономических формаций. Используя тезис Гегеля о том, что количественные изменения накапливаются медленно, а качественные происходят быстро, скачком, они обозвали скачок «революцией», и выдвинули лозунг — «революции — это локомотивы истории». Якобы по Гегелю. Используя доказательство Гегеля о необходимости, как основном стимуле развития, они объявили необходимыми этапами истории и саму смену этих своих формаций, и сопутствующую им социалистическую революцию, а также предрекли человечеству новую необходимую жизнь — коммунизм (первую фазу которой в форме социализма мы уже, слава Богу, пережили). И т. д.

Затем, параллельно с марксизмом, в какой-то момент, все эти гегелевские разработки вообще легли в основу некоего общего понятия о развитии, как о безостановочном видоизменении процессов самих из себя, происходящих за счет тех изменений, которые в них же и происходят и выводят их же на новое качество, создавая из старого новое, а затем уже и «новое новое», которое сохраняет в себе всё лучшее из старого. Развитие, как движение от простого к сложному, к более организованному, стало выводиться «по Гегелю» через внутренние и закономерные отношения борьбы противоположностей внутри какой-то системы.

В конце концов, диалектические коллизии внутренних самопреобразований объектов и явлений «по Гегелю» настолько увлекли философов, что они пришли к созданию картины некоей внутренне закономерной процедуры любого процесса, когда в нем изменение того или иного объекта или явления происходит по причинам, создаваемым непосредственно самим этим процессом внутри себя самого же (противоречия). Гегеля поняли так, что любой процесс сам из себя создает для себя же внутренние предпосылки и причины своего развития. Даже признанный диалектик, наш Алексей Федорович Лосев, борясь «за диалектику», провозглашает тезис — убил один человек другого, растерзал его, изуродовал, разорвал на части, значит так и должно быть, согласно законам диалектики, и никакие другие внешние этому причины для диалектики не нужны, потому что есть внутреннее закономерное развитие событий, и вот что такое диалектика! Он так и пишет — «диалектика … есть логическая конструкция … бытия, основанного на самом себе и от самого себя зависящего» (именно вот таким образом курсивом выделяет в тексте важное, а жирным подчеркивает основной принцип). Почти сто лет страшной по лишениям и страданиям жизни Алексей Федорович боролся за эту диалектику. Причем даже не стеснялся ругаться плохими словами на оппонентов, несмотря на всю присущую ему интеллигентность. Наделял он своих противников страшными кличками: «интеллигенты-позитивисты», «злостные метафизики», и «притом метафизики рационалистически-субъективистского толка», «не вам, абстрактным метафизикам и рационалистам учить меня», «умы, проникнутые формалистической и нигилистической метафизикой» и т. д. В общем, не жалел сильных выражений, агностицизм их мать… И не он один за это боролся. Итог всему этому — развитие стало пониматься как процесс самоорганизации. Но Гегель в этом не виноват.

И вот теперь, нынешняя синергетика, объявляя себя родственницей диалектике (то есть Гегелю), предполагает в будущем для себя некое свое объединение с этим методом анализа действительности, и берет в качестве основного объяснения развития все ту же самоорганизацию.

И никто не задается одним простым вопросом, который вытекает из всей теории развития, как процесса самоорганизации. А вопрос может звучать приблизительно так — откуда берутся новые качества в старом? По принципу самоорганизации эти качества берутся из старого же. Вроде просто, но — почему же тогда это старое сразу не было новым, если эти качества в нем уже были? Почему оно (это старое) уже сейчас не то новое, которым оно только станет в процессе самоорганизации, если качества, присущие ее будущему состоянию, уже присутствуют в нем? Если качества есть, то они есть. Тогда они должны проявиться разом и никакого развития уже не будет. Качество тем и определяется, что оно всегда выпирает наружу. А если ничего соответствующего наружу не выпирает, то никто не имеет право говорить, что данное качество вообще есть. Если оно не замечено через свое внешнее оформление, следовательно, его вообще нет, иначе к какому факту, доказывающему его, можно хоть как-то привязать хоть какие-то свойства этого качества? Качество — это вообще то, что делает данную вещь именно данной вещью, а не любой другой. Значит, в составе участников процесса развития их нет, этих качеств нового, иначе они были бы уже не тем, что они есть. То, что они есть сейчас — определяется их нынешним старым качеством. То, чем они станут потом — определяется тем новым качеством, которое они приобретут лишь со временем. А раз новые качества только появляются с течением времени, то они появляются откуда-то со стороны, а не изнутри процесса. Откуда именно? Как система может переходить в иное себе, если внутри нее нет ничего, что было бы не ею?

Из ниоткуда, само по себе, ничего качественно нового не берется даже в пародии на гегелевскую диалектику. Оно (новое качество) должно где-то наличествовать. Оно и наличествует, но именно «где-то», а не здесь, где его только ожидают, потому что если оно уже здесь, то оно сразу же делает всё новым, не дожидаясь никаких странных процессов своего выявления. Оно, ведь, действительно по Гегелю приходит скачком, но не из внутренних просторов процесса. Поэтому у Гегеля и «скачок», что момент появления нового качества есть уже момент уничтожения (отрицания) старого. Ни в одной детали старых отношений новое не присутствует, поскольку старое — это старое. Новое качество приходит сразу и мгновенно, скачком, и как только пришло — никакого старого уже нет. Как же оно могло быть старым, если в нем были уже некие качества нового? А если это новое отсутствует в деталях, то все что далее будет создаваться этими деталями, будет тоже не новым, а вариантом старого, или мишурой, количественным обманом зрения. Из овощей и фруктов можно создать изображение человека — но здесь не будет ничего качественно нового, кроме иллюзии, потому что всё это останется овощами по качеству, несмотря на количественную похожесть. Также и в теории самоорганизации. Что-либо может из самого себя произойти только один раз, и далее без нового себе не может быть никакого нового развития, кроме циклического возвращения к прежнему состоянию. То есть, движение по спирали (по Гегелю) невозможно, возможна лишь количественная болтанка «туда-сюда» в пределах одного и того же качества.

Банально диалектический процесс объясняется на примере воды, которая превращается в лед. Количественные характеристики молекул воды под действием холода изменяются, и в точки замерзания (мера) появляется новое качество (было жидким, стало твердым). И, мол, что тут непонятного? Тут многое непонятно. Например, — где здесь самоорганизация системы? Разве холод создали сами молекулы воды? Нет, холод пришел извне воды и принес в ее систему новое качество. Холод, как «иное новое», приходит в старую систему и делает её иной себе прежней. Без холода была бы она вода водой на вечные времена со всеми своими количественными выкрутасами в пределах старого качества. Здесь нет никакой самоорганизации, если рассматривать это с точки зрения источника нового качества. Если это не так, то плавление стали тоже, давайте, трактовать как процесс самоорганизации. Схема перехода в другое состояние, ведь, та же самая, только не охлаждение, а нагревание происходит. У холода же, вот это его важное для воды качество, также появилось не самоорганизационно. Холод — это минусовая температура воздуха. Так разве воздух сам, независимо ни от чего, становится холоднее, «самоорганизуясь»? Также извне нечто к этому толкает. Причем сразу столько, что сразу и не перечислишь. Продолжайте включать сюда все внешние природные воздействия по очереди, и вы вынуждены будете признать, что всегда извне, а не изнутри что-то создает в любой системе новое качество. Новое качество не рождается в процессе внутренних движений системы, оно приходит к ним со стороны и насыщает собой старое.

Как ни прослеживай цепочку причинных взаимодействий для какой-либо системы, а всегда на каждое звено этой цепи отношений в качестве побудительной причины к изменению будет воздействовать соседнее звено. Причем в каждом случае это происходит веерным образом, по всем направлениям сразу. В итоге все обусловлится друг другом, потому что, сколько веревочке физического мира не виться, а конец варианту возможных внешних причин наступит, и система закольцуется, станет замкнутой. Обязательно закольцуется и замкнется, и таков есть весь наш мир, замкнутый сам на себя в сплошном круге своих взаимодействий. Если это отрицать, то следует отрицать и единство физического мира, предполагая на этом отрицании, что есть различные части природы, которые могут существовать, обособленно замыкаясь в своих внутренних обстоятельствах. Таким образом, мир замкнут в своих взаимодействиях сам на себя. А мы уже хорошо знаем — замкнутая система должна умереть по законам физики, и не может развиваться без нового себе извне себя по законам гегелевской диалектики. Но мы знаем и то, что мир жив и в нем происходят процессы развития. Следовательно, только что-то внешнее всему миру должно сообщать ему жизнь, и только что-то внешнее миру должно быть источником нового в его развитии. Нам уже понятно — и то и другое делает Случай (вносит новизну в пределах стабилизирующихся стандартов мира, а также может внести нечто совершенно новое, преодолевающие данные стандарты). Но понятно окончательно только сейчас, что Случай у нас теперь плотно связан с чем-то внешним миру. И понятно то, что в данном контексте никакой самоорганизации изнутри мира быть не может.

Почему об этом забывают (про невозможность появления нового изнутри старого)? Потому что у Гегеля все красиво и абсолютно логично. Вернее, не потому, что у Гегеля логично и правильно, а потому что до уровня Гегеля дойти трудно, поверить ему не хочется, но применять его достижения всегда так удобно по логицистской строгости гегелевской схемы. Вот эта сердцевина гегелевского метода, его системный логицизм, настолько сильно скрепляет даже недопонятые или поверхностно понятые положения его диалектики, что даже на отщипнутых от Гегеля отдельных местах, без их сущностного смысла, всегда можно создать теорию, которая будет выглядеть логичной и непротиворечивой. Как теория самоорганизации, в существовании которой Гегель не виноват.

А, все-таки, как там у Гегеля? Что ж там такого пропускается, или недопонимается? А у Гегеля там простая схема: все развитие мира, и в целом, и в каждой своей части — есть развитие Абсолютной Идеи, которая существовала вечно и содержала в себе все возможные определения природных, общественных и духовных явлений. Затем эта Абсолютная Идея решила превратиться в Дух. Что это значит, и как она это стала делать? Сначала она создала некое сознание, то есть набор категорий и понятий, в соответствии с которыми она собралась создавать природу. Затем на основе этой схемы понятий она создала природу, то есть мир конечных вещей. Зачем? Для появления человека. А человек зачем? Человек, по ее замыслу, станет осуществлять духовную деятельность, через которую эта идея сможет познать самою себя, и когда она познает самою себя, она превратится в Абсолютный Дух. Зачем? На это Гегель не отвечает. Это надо у Идеи спросить. Да, и не в этом дело, а в том, что все три гегелевские закона развития, которые втискиваются сейчас во все теории самоорганизации, если и могут работать без того абсурда, который мы видели выше, то только в гегелевской схеме, где все новые качества инспирируются извне Абсолютной Идеей. У Гегеля есть источник насыщения развития новым качеством. Потусторонний. Если убрать этот источник, то это равносильно тому, что взять двигатель внутреннего сгорания и утверждать, что он может работать без бензобака и бензопровода. При этом всю работу двигателя, естественно, очень легко объяснить процессами самоорганизации за счет противоречия между расширяющимся давлением газа в цилиндрах и стремлением поршней это давление игнорировать.

Вот так Гегеля и мучают. Наши северные народы удивительно порядочны, доверчивы и открыты, как дети. Сами совестливые каким-то естественным, чуть ли не физиологическим образом, они никогда не подозревают и не ждут обмана. Рассказывают о различных розыгрышах над ними геологов и нефтяников с «большой земли» в 60-е годы XX века. Один из розыгрышей состоял в том, что оленевода заводили в отапливаемое помещение, подводили к батарее, давали рукой почувствовать тепло, а затем вели на склад, где из штабеля дарили ему не присоединенную никуда такую же батарею и говорили — «в чуме поставишь, Ташкент будет». И счастливчик вез батарею в чум… Северян тоже «мучали», по иному опять не скажешь, потому что не от большого ума или культуры такие шутки шутили, но ведь и Гегеля точно также мучают — берут кусок его работающей схемы, выдергивают с мясом и везут в свой чум… От большого ума опять.

Повторим свой тезис еще раз — Гегель во всем этом не виноват. У него был единый универсальный метод познания мира, как в познаваемой его части (природа и человек), так и в не познаваемой (Абсолютная Идея, потусторонний разум). Смысл диалектики (по Гегелю) состоит в том, что в истоках происходящего с миром находится Непознаваемое, но если собрать по кусочкам все происходящее с миром, и увязать эти кусочки в одну логическую картину, то вытащенное из каждого маленького кусочка маленькое знание о Непознаваемом, может сложиться в одно большое знание о Нем же. Для этого надо только создать в уме логически оправданную картину всеобщей взаимосвязи всего творящегося в мире, и понять — что же при этом каждый раз хочет это Непознаваемое? А если без Гегеля (без Непознаваемого), то такая диалектика — диалектика только по названию.

И главное отсюда — диалектика без Гегеля теперь должна судить только о познаваемом, и больше ни о чем другом, ибо у подобной диалектики уже нет ни инструментов, ни приемов распознавания Непознаваемого. Она даже заикаться не имеет права о реальности или нереальности Непознаваемого, потому что ее сектор обзора его не охватывает. Но даже и то, что ею теперь познаваемо, она уже не может познавать, поскольку, лишившись Целей Непознаваемого в каждом отдельном событии и во всем мировом процесса вообще, она не имеет никакой другой процессорегулирующей цели в исследуемых ею явлениях. Она заменяет строгую высшую цель развития мира некоей постоянной и бесцельной борьбой на местах, которая просто должна вечно и бесконечно происходить в столкновениях противоположностей по их непримиримой природе. Дело ведь не просто в том, что у Гегеля в системе диалектики присутствует некая цель, а дело в том, что эта цель у Гегеля является управляющим параметром развития мира. А то, что не имеет управляющего параметра относительно себя, бессмысленно, поскольку никуда не идет. А то, что никуда не идет и не имеет цели — бессмысленно по определению. А то, что бессмысленно по определению, то не познаваемо в принципе, хоть и различимо в своей явной понятности и бессмысленности. И зачем же тогда вообще весь этот метод познания, если он видит только бессмысленное и непознаваемое даже там, где может познавать?

Для особо непонятливых Гегель эту свою «Идею» уподоблял буквально кроту, который неустанно и безостановочно роет осмысленные ходы истории согласно своему предначертанию. А без этого крота данные ходы роются сами по себе, в никуда и ни зачем. Ведь Гегель именно это имел в виду, когда шел дальше Канта, который назвал бытие мира в том виде, в котором оно доступно познанию — «целесообразностью без цели». Гегель показал эту цель, которая сама из себя является одновременно источником всего нового. Тут Гегелю можно верить, можно не верить (в его рассказ про Абсолютную Идею), но с верой, или без веры, а надо понимать — не может внешняя схема его логической работы браться к применению без ее внутреннего смысла. А если это делается, то делается неправомочно. Ну, а если, все-таки, все равно делается, то надо понимать и всю неправомочность философско-логических заключений, сверстанных на этом. А если этого не понимается — то Гегель в этом не виноват.

И вот, мир, как целое, в безгегелевской диалектике, не умеющей поднять голову от земли, ничего нового, кроме миражей, не предоставляет и не может предоставить познающему уму, в котором постоянно подобными миражами возникают то производственные отношения, то аттракторы с бифуркациями, то коллективное бессознательное, то движущие силы противоречий, то еще какие-то поводыри по пустыням и каньонам территорий, лишенных духовного внеприродного начала бытия.

Нам-то что со всего этого? А нам пора вернуться к той мысли, что Случай создает и вносит в мир новое качества, будучи при этом инструментом «в руках» некоего внеприродного фактора. Вот у Гегеля такой внеприродный фактор — Абсолютная Идея. А у нас кто? Кто или что у нас делает случайное закономерным, пробивает статистические запреты физически допустимого, вносит незаметную или явную новизну в мир? Пока не знаем. На данном этапе нам еще ничего не понятно. И дело здесь не в том, что кто-то хочет темнить или создавать пустую интригу. Просто надо придерживаться объективных обстоятельств. Решительное применение слова «Бог» везде и всюду еще не означает того, что это везде и всюду оправдано. Само применение этого слова не отменяет абсурдности какой-либо теоретической конструкции и не укрепляет ее шаткости своим присутствием.

Например, кто упрекнет в безбожии тех, кто утверждает, что бог есть, и этот бог не что иное, как некий эгрегор? А что такое эгрегор? А это люди тысячелетиями думали, что бог есть, а эманации серого вещества этих людей создавали субстанции соответствующих мыслей, которые по принципу притягивания подобного к подобному собрались в одну большую разумную свалку тонкой материи с приблизительно одним содержанием о том, что бог, якобы, есть. Эта свалка и называется эгрегором. Он (эгрегор) мыслит и хочет жить, а для того, чтобы расти и питаться подобными мыслями, он проводит различные рекламные акции на земле (чудеса, явления, исцеления, исполнение молитв и т. д.), чтобы иногда подтверждать, что бог (то есть он, этот эгрегор) есть. Есть эгрегоры христианства, мусульманства, буддизма и т. д. Такой бог нам совсем не Бог, как мы это понимаем, и поэтому огульно называть нашего внеприродного командира случайности Богом, еще рано. Надо разобраться.

Может быть, эгрегоры и в самом деле есть, и они нами управляют. Кто знает? Здесь просто трезвый и неспешный подход, причем даже не во вред материалистам, которые сейчас раздражаются только от одного упоминания возможности каких-то сущностей вне природы. Они зря возмущаются. Автор в допущении этих сущностей исходит именно из глубинных принципов материализма. Ведь, если по материализму сознание (абсолютно нематериальное явление мира) является всего лишь свойством высокоорганизованной материи, то почему эта высокоорганизованная материя не может создавать эгрегоров, чертей, ангелов, призраков и всего прочего, которое, все-таки, намного более материально по предполагаемому составу, чем сознание, и гораздо ближе по возможностям к высокоорганизованной материи? Если материя может одно, то должна легко справиться и с другим. Приятно осознавать, что хоть здесь мы с материалистами так едины…

Итак, что-то есть, но мы знаем о нем очень мало. Тем более, из-за того, что мы о нем еще ничего не знаем, нам бы хотелось убедиться, что мы ничего не придумали, и для этого случая мы и помянули выше синергетику, которая утверждает, что материя сама из хаоса и бессмысленности порождает свой порядок и смысл. Потому что единственным вариантом нашему предположению была бы именно самоорганизация. Нам теперь, хоть уже и должно быть ясно, что никакой самоорганизации не может быть, но придется приостановиться и разобраться с этим еще раз, поскольку и без синергетики сейчас уже тоже никак нельзя. Нас просто не поймут. Скажут — они отстали, ничего не знают про синергетику, а то бы… И так далее. Нет, без синергетики никак нельзя. Ведь не на пустом же месте синергетика возникла, она возникла на научно осознанном факте того, что в составе материи нет физических свойств, обеспечивающих организацию материи в упорядоченные и стабильные формы. Если бы такие свойства у материи были на физическом плане, то никакая синергетика не нужна была бы, и физика давно бы обо всем поведала. От отчаяния, от мрачного понимания того, что достигнут предел возможностей объяснить организацию материи внутренними свойствами ее составных частей, синергетика выскакивает из этих внутренних свойств и распространяет над всей материей некую самоорганизацию, которая не в составе самой материи, но при ней (только при ней!) как некое ее внешнее свойство. Здесь виден благородный и бойцовский порыв остаться именно без некоего нематериального наличия Творца, хотя бы даже в форме слепой самоорганизации.

«Синергетика» — это слово сейчас настолько же модное, насколько звучно само название этой… чего? Куда ни глянь, везде и всюду синергетику называют наукой. Или чуть скромнее — «новой наукой». Иногда ее просто и обыденно даже называют — «наукой будущего», очевидно предполагая, что в будущем, как и у любой научной дисциплины, у нее, все же, появится предмет исследования, что и характеризует, прежде всего, любую науку, как науку. Пока же сама синергетика с предметом своего исследования не определилась. Как дисциплина она изучает неизвестно что и всё подряд, и поэтому лучше всего себя чувствует в качестве некоего внештатного и междисциплинарного консультанта других наук. Как дисциплина синергетика не имеет никаких понятно очерченных внешних признаков или внутренних иерархий, она есть не более чем способ интуитивно-математического «понимания», не имеющий моделей конкретного приложения к конкретным системам. Она — некий вид трактовки причин вероятных движений. То есть, по своей сути, она, как дисциплина, даже не междисциплинарное, а внедисциплинарное явление. Появилась она из химии, кинулась в физику, но, почувствовав себя там неуютно, тут же перешла к мозгу и к общественным исследованиям. Но и здесь мы до сих пор не имеем ни методов синергетического моделирования, ни путей синергетического предсказания, потому что наличие человека, как участника процессов, всегда делает любую систему достаточно непредсказуемой для любого сценария. Синергетика ведет себя настолько эластично, (перемещаясь между дисциплинами), только благодаря использованию традиционной математики, потому что она — это всё тот же самый матанализ и математическое конструирование в самой традиционной форме нелинейных математических моделей. Сила синергетики кроется в том, что она может теоретически коснуться всего, не коснувшись ничего практическим или конкретным образом. И любимое слово синергетики — «самоорганизация».

При этом видится непосредственно сам главный порок синергетики, который состоит в том, что источник самоорганизации ею опускается в зону элементарных частиц, полей и квантовых взаимодействий микромира. Синергетика не есть нечто новое в человеческой мысли. Синергетиками были еще античные Гесиод, орфики и пифагорейцы. Правда, они в ту пору еще не знали такого термина и не могли его к себе применить. В те времена основным вопросом поиска мудрецов было некое «первоначало всех вещей», ибо понятие Хаоса не было новым для древних греков, и они прекрасно понимали, что для существования упорядоченного мира требуется некое организационное усилие над хаосом. Основной вопрос того времени был очень четко обозначен Аристотелем, который попытался увенчать своими трудами историю эллинской мысли, и сформулировал его так — «почему существуют вещи?». Древние греки ответили очень правильно — вещи существуют через некий разум, ум, Нус, Логос, Идею. Потом Аристотель их неудачно попытался поправить, создав учение о формах и вернувшись к анимизму (наделению вещей душами). Но были и такие разработчики данного вопроса, которых Аристотель даже и не поправлял, а просто скептически упоминал. Это как раз наши Гесиод, орфики и пифагорейцы.

У Гесиода сначала был хаос в виде тучеобразной материи, а затем из этого хаоса возникли Земля и Эрос, который как раз и стал заниматься тем, что организовывать мир. Что сделало Эроса таким разумным менеджером? Да, ничего! По Гесиоду Эрос — это просто не отдающая себе никакого отчета некая мудрость. Это не разум и не демиург (личностное главенствующее божество). Можете это даже кармой назвать, по смыслу ничего не поменяется. Хотя такой Эрос даже мощнее кармы, потому что он даже неживой природой рулит, а не только живым разделом мира. Основной смысл здесь все тот же — организация мира без разумного начала. Это и есть синергетика, то есть самоорганизация. Что такое самоорганизация, как не именно то, в самом-то деле, что сказал Гесиод, — некая обезличенная мудрость? Гесиод был первым.

У орфиков родословная Эроса другая. У них из мировой тьмы появилось яйцо, которое раскололось и породило Эроса. Из Эроса уже, в свою очередь, произошли люди и свет. Причем Эрос слыл большим оригиналом, потому что имел голову быка и сияющие крылья, был двуполым и носился по эфиру. Это тоже чистая синергетика — потому что само собой всё вот так и сорганизовалось. Яйцо само появилось, само же оно раскололось и все остальное само собой происходило, самоорганизуясь. Если говорить о самоорганизации, то возможны, как видим, любые варианты. Кто может указать на какие-то обязательные вероятные или невероятные обстоятельства тому, что самоорганизуется? У него свой путь и свое внутреннее законодательство.

Пифагорейцы еще более напутали в этом вопросе, выдвигая в качестве изначальной стихии мира некое «беспредельное», которое почему-то находится у них сразу и за небесным сводом, и в чувственном мире. Это беспредельное у них — некая самостоятельная субстанция, из которой само собой все произошло, и через дыхание которой существа разделяются друг от друга. Впрочем, пифагорейцы любили тайны и посвящали в свои знания даже далеко не всех участников собственного ордена. Тут тоже большая тайна, но идея та же самая — самоорганизация.

И если уж упоминать всех, то куда по большому счету от синергетики деть и Гераклита, у которого все произошло из огня? Заметив (диалектически!), что окружающий мир все время изменяется и при этом остается тем же самым, он указал на еще одно явление, которое, по его мнению, абсолютно схоже с этими характеристиками. Это огонь, который всегда один и тот же, но который при этом одновременно все время движется, меняясь. Из сгущения и разрежения огня все и происходит. Самоорганизуется. Варианты, действительно, возможны любые.

Современная синергетика, конечно же, про всяких быков, небесный свод, Эросов и про подобное не говорит. Она говорит об аттракторах, бифуркациях, флуктуациях, диссипативных структурах и других очень важных вещах. Времена другие. Но по своему главному принципу она от античности ничем не отличается и является просто новым витком все тех же идей на новом уровне знаний. И упомянутые теории древних греков, и современная синергетика, базируются только на креативности хаоса, то есть на его способности к творческой созидательной работе. Помимо главного вопроса — откуда в хаосе такие способности и почему он тогда, все-таки, хаос, хочется напомнить еще одно: никакого хаоса в физическом мире никогда не может быть, потому что тогда не будет самого физического мира. Даже если себе представить то, что существует только одна элементарная частица, то ей уже необходимо иметь для своего движения некое пространство, большее её объема, ибо недвижной материи не бывает. Чтобы она могла двигаться, и чтобы существовало подобное пространство, должны уже существовать и работать все физические константы, определяющие физические условия и возможности движения. Потому что практически все эти константы относятся именно к микромиру. Из пяти констант, относящихся к вакууму, путем различного их взаимодействия образуются все остальные (всего около 25). Если существуют все физические константы, то это уже никак не хаос. Даже если не все константы существуют, даже если только одна имеется в наличии, то это тоже уже не хаос, это уже строгий порядок. Если мы говорим, (синергетика говорит), что хаос может порождать порядок, то, как же хаос может его порождать, если в состоянии хаоса не может быть никакой материи, то есть, не может быть ничего вообще — ни того, из чего можно порождать порядок, ни того, в чем непосредственно хоть что-то можно порождать? А если материя появляется, то она уже существует по всем своим строгим физическим обстоятельствам и хаосу уже здесь делать нечего в смысле какой-то организации. Здесь последовательность очевидна — материя не может появиться до тех пор, пока не будут существовать внешние ей условия порядка. Порядок существует, таким образом, до материи, и его источник не в материи. Этот порядок организует не столько материю, сколько обстоятельства ее появления, и затем именно в этих обстоятельствах физический мир существует и дальше. Если искать источник этой организации в хаосе, то есть в его способности к самоорганизации, то тогда вообще не в чем искать — хаос и нечто существующее реально несовместимы.

Таким образом, синергетика не решает вопроса возникновения мира (что ее не особенно-то и волнует), но тем самым она не решает и логической необходимости самоорганизации, как всеобщего принципа развития. Ведь если хаоса быть не может, то мир был организован всегда, и с самого начала имел в себе развитие, родословная которого не из хаоса. А всё, что остается синергетике — это некая локальная самоорганизация некоторых состояний, что вторично основной организации мира, и не может объяснять ничего, кроме того, что не относилось бы к отдельным процессам, отдаленно похожим на самоорганизацию. Сама синергетика возникла как раз из таких вот локальных процессов. Она возникла из того «Ах!», которое произнесли наблюдатели некоторых нелинейных процессов, происходящих в некоторых пробирках некоторых смесей некоторых лабораторий. Вот теперь мы наблюдаем, как это «ах!» от пробирки стало переноситься на весь мир в целом, как на такую же пробирку, в которой когда-то произошли беспричинные изменения, то ли окраса вещества, то ли его сотрясения неким нелинейным эффектом по принципу «всё вдруг». И в самом деле, если такое бывает в пробирке, то, как не расценить это, как присущее всему миру? (Сравним логические предпосылки античности, которые вышли из понятия хаоса как «ничто», и логические предпосылки синергетиков, которые вышли из химической пробирки!!!) Впрочем, про пробирки давно уже все забыли, и теперь без синергетики и шагу нельзя делать не только в объяснении материи, но даже в трактовке социальных изменений или в описании работы мозга. Но для начала надо бы объяснить хотя бы материю. Говорят, что подобное объяснение у синергетики уже практически в кармане, и надо только подождать.

Часто приходится слышать, что материя еще не до конца изучена, и, возможно, ниже того микроуровня, который мы сейчас знаем, находится еще что-то более мелкое по размерам или энергетическим составляющим, еще нечто такое субэлементарное, и кто может утверждать, что когда мы его найдем, то нам не откроются, наконец-то, внутренние свойства материи к организации? Но, во-первых, материя практически изучена, и это очень интересный и значимый момент нашего времени. Ничего серьезного мы в материи больше не найдем, это раз. А два — это то обстоятельство, что мы даже того уровня, что достигли (элементарного), не только не можем объяснить в привычных понятиях, но даже и увидеть никогда воочию не сможем. Этому есть определенные неустранимые причины, но об этом потом. Сейчас о другом. В этой спасительной надежде на субэлементарный уровень видна очень слабая логика, которую можно даже назвать «антилогикой», потому что, если уж вы на сложно организованных участках материи не нашли ничего другого, кроме разложения этих сложных организаций на простые составляющие, в которых уже ничего не понятно, то чего же вы ждете от каких-то совершенно простейших и субэлементарных ее частей? Как вы собираетесь в предельно простом обнаружить невероятно сложные источники организации?

Разговоры о том, что вопрос проникновения в тайны существования субэлементарных частиц держит в руках все будущее естествознание, не только антилогичны, но и напрямую странны, ибо уже ниже атома существуют только разрозненные элементы, не образующие никакого взаимодействия. Они даже не могут образовать из себя каких-либо взаимно устойчивых комбинаций, а не то, чтобы выступать посредниками сложной организации. Чем ниже и глубже вы будете проникать в мир элементарных частиц, тем элементарнее будут их свойства, и тем элементарнее, соответственно, будут возможности наблюдаемых объектов к созидательному взаимодействию. Давайте именно здесь искать истоки самоорганизации! Давайте искать истоки самоорганизации здесь, где все элементы материи вообще никогда не были бы замечены именно по результатам взаимодействия, поскольку здесь никакого взаимодействия уже не происходит! Из отсутствия взаимодействий так перспективно выводить закономерности взаимодействий!

Антилогика — это новый и остроумный прием, однако его перспективность, очевидно, может быть доказана, все-таки, не в системе приемов синергетики. Потому что синергетикой занимаются люди искренние, талантливые и широко образованные. У них свой путь. Они хотят, чтобы мир стал до конца понятным. Тем более что пример самоорганизации нам известен. Это, правда, единственный самоорганизационный процесс в мире. Но он есть и он существует. Это — процесс затухания всех процессов, и причина этому самая физическая — разность потенциалов (давления, температуры, энергетических уровней, зарядов, химических потенциалов). То есть, это самоорганизация в направлении противоположном любому развитию. К остановке развития. Такая самоорганизация в мире действительно существует. Ее описала термодинамика. Синергетики мечтают о другой.

Эти мечты продиктованы бунтом мощного интеллекта против непознаваемого рядом. Видя, что мир непонятен в самих своих основах, такой интеллект ощущает себя в клетке ограничений своих возможностей и стремится расширить границы прутьев все дальше и дальше. Если этот интеллект найдет в материи то, что он ищет, то это будет для него самым печальным — клетка превратится в склеп, за которым уже нет ничего, кроме окончательно понятной материи и случайного человека в ней, без смысла и без будущего…

Но, прежде всего, даже при подобных трагических в своей перспективе целей, синергетики, по мнению автора, должны разобраться с одним из основных вопросов своей теории, который они, или не видят, или им просто некогда. Хотя вероятно и то, что автор просто недостаточно логичен, чтобы осознать этот парадокс синергетики правильно. А парадокс состоит в следующем — синергетика рассматривает мир как суперсложный ансамбль различных процессов, выступающий как целое, которое самоорганизует варианты своих собственных событий. Синергетикой представляется, что множество событий имеет равную реальность осуществиться. Вероятность прихода к жизни каждого из бесконечных событий в этом ансамбле возможностей бесконечна, и какой-либо вариант продолжения избирается стихийно самой этой системой в момент некоего фазового перехода (точка бифуркации). Так вот, здесь совсем ничего не понятно — когда из бесконечного множества вариантов развития самовыбирается только вот эта единственно реализующаяся подвижка событий в абсолютно единичном и единовариантном направлении, то разве это не момент резкого упрощения системы, где всех этих бесконечных вариантов уже нет, а система в момент своего главного рабочего процесса не синергетическая? Более того — по смыслу это процесс вполне термодинамический, а не синергетический. То есть, в момент «самовыбора» система ведет себя совершенно как термодинамически затухающая и упрощающаяся, а не как синергетически усложняющаяся и насыщающаяся бесконечными возможностями. Получается, что сам смысл, сам корень синергетических новшеств основан на обычном классическом термодинамическом процессе перехода из состояния в состояние по принципу понижения всех сопутствующих параметров! Это и есть сама синергетика? В ней все ноги растут из термодинамики, а все остальное — наносное и придуманное. Не надо рассказывать, как вы это понимаете — покажите, как это работает, и мы скажем, что это такое. А работает это в точности так, как работает все вокруг — от высшего потенциала к низшему, когда всё бесконечно вариантное (максимум) переходит в единственно реализующееся (минимум). Обычная термодинамика. Мы об этом и без синергетики знали.

Причем (самое смешное!!!) это всегда происходит по принципу наименьшего действия (потому что по другому принципу вообще ничего в физике не происходит, если вообще что-то происходит), когда избирается наиболее экономичный по энергетическим затратам процесс! Зачем вообще в синергетике рассказывается о каких-то вариантах организации, если есть всегда только один возможный вариант — по самой низкой энергии исполняющегося процесса? Весь сценарный потенциал синергетики состоит именно в этом — в одном термодинамическом переходе. Забавно.

Можно, конечно, строить какую-то теорию только на противоречиях, но на противоречиях самой себе — в этом синергетика уникальна, как научная теория. Но она верит и надеется. Во что верит — понятно. А на что надеется? Она надеется на новые достижения физики элементарных частиц. А мы уже ни на что такое не надеемся относительно возможностей синергетики, потому что у нас есть свой вариант этим надеждам, и мы к нему непосредственно и возвращаемся.

Итак — никакой самоорганизации мы даже в шутку не признаем, потому что это Случай видоизменяет развитие мира под руководством неких потусторонних сил. Давайте уже приведем какой-нибудь этому пример. Аристотелевская работа «чистой мыслью» очень увлекательна, но утомляет и притупляет интерес. К тому же вспомним, что Аристотель был всегда прав в мелочах, но всегда умудрялся из этих правильных мелочей складывать совершенно неправильные выводы. Потому что исповедовал именно «чистую мысль». Например, этот невероятно умный (может быть — самый умный за всю человеческую историю) человек, доказал метафизическим анализом с помощью чистой логики, что тела с разным весом в вакууме будут падать с одинаковой скоростью. Каково!!! И каков был его вывод? А вывод, к сожалению, был таким же строго логическим — поскольку падение с одинаковой скоростью разных по весу тел есть очевиднейшая глупость, то никакого вакуума в природе быть не может. Во всем был изумительно гениален! А Галилей и Ньютон пошли в природу за примерами, и полторы тысячи лет аристотелевского владычества в науке как ветром сдуло. Пойдем и мы за примерами.

Археология. Это будет самым корректным примером, Потому что здесь нет никаких абстрактных моделей, которыми могут грешить другие науки. Здесь нет никаких допущений, как в других науках — или откопали, или не откопали, какие тут могут быть допущения? Нет здесь также и различных только предполагаемых для природы объектов (типа кварков, гравитонов и пр.), а есть только те объекты, которые есть перед глазами и которые можно потрогать руками. Удивительная наука! Результаты археологической науки, пожалуй, самые бесспорные по очевидности. Давайте же, перечислим некоторые из этих бесспорных результатов.

Впервые слово «археология», как обобщающий термин некоего процесса поиска в земле различных древностей, ввел Платон. То есть, уже тогда, в пятом веке до нашей эры, было представление о том, что позади у человека — древность, и в земле от нее осталось много интересного и забытого. С тех пор артефакты раскопок из личных коллекций попадали снова в землю, и снова извлекались новыми археологами вместе с уже другими артефактами позднего времени. Коллекции предметов из раскопок росли и ширились, чему способствовало еще и то, что рынок антиквариата всегда был одним из самых живых и прибыльных. Начиная приблизительно с XVI века, археология систематизировалась, превратилась в науку, и древние времена стали изучаться по ее экспонатам из научных хранилищ и музеев. С этого момента появился и еще один дополнительный стимул к раскопкам — возникли меценаты от науки. И уже не в целях просто антиквариата по всей земле начали расходиться археологические экспедиции, которые по особой системе классифицировали, изучали и оценивали то, что удавалось извлечь из мест бывших поселений.

Короче говоря — рыли, начиная с пятого века до нашей эры, как минимум. Теперь перенесемся в XIX век, и увидим, как, начиная с 1822 года по 1837 год, то есть в течение 15 лет, десять раз (в среднем один раз за 1,5 года) отрыли то, чего до этого ни разу не находили за прошедшие 2300 лет. За 2300 лет ни разу, а за 15 лет десять раз. Вдумаемся… Статистически это абсолютно невероятное событие. Причем в трех случаях из десяти — никто ничего не рыл вообще, всё оказалось прямо перед глазами. В двух случаях из десяти никто вообще ничего не искал и наткнулся случайно. В остальных случаях искали одно, а нашли совсем другое. 2300 лет копали, что-то разыскивая, а в течение 15 лет были случайно найдены уникальные артефакты, подобных которым никто никогда до этого не видел и даже не предполагал, что они могут быть. Дадим хронологию этих событий

1822 год, грот Пэйвилэнд в Англии, преподобный Баклэнд (просим особо отметить это обстоятельство!) находит здесь захоронение женщины вместе с бивнями слона.

1825 год, та же самая Англия, где в пещере Кенте Холл находят кости человека вместе с костями пещерного медведя и пещерной гиены.

1825 год, Франция, Лангедок, основной винодельческий район страны (40 % розлива всех французских вин), во время раскопок обнаруживаются кости человека вместе с костями вымерших животных.

1828 год, опять Франция, Бизский грот, опять кости человека лежат вместе с костями доисторических животных.

1829 год, в Пондре находят лежащие вместе останки человека, носорога и гиены.

1930 год, местечко Аббевиль близ Парижа. Некий Казимир Перье открывает здесь врачебную практику. От скуки молодой человек гуляет по окрестностям с намерением заняться любительской археологией. Неожиданно он находит для этого очень дешевый способ — в окрестностях Аббевиля роют канал, и он просто рассматривает срезы стен. Ему начинают попадаться каменные орудия вместе с костями бегемотов и носорогов.

1833 год, в Бельгии крестьянин побежал за зайцем, заяц юркнул в нору, крестьянин в азарте следом за ним (!), а за норой оказалась пещера, в которой кости мамонта лежали вместе с останками человека.

1833 год. Сиврэ (Франция), местный нотариус Андре Бруйе, слывущий в округе за большого чудака, каждый вечер совершает двухчасовый (!) поход в Шаффо, где есть пещера. В этой пещере он отбирает камни и носит их домой (еще два часа, да еще с камнями, надо полагать!). Он отбирает обработанные человеческой рукой камни и костяные орудия, а на обломке одной из костей обнаруживает невероятно изящное изображение двух ланей в прыжке. Рисунок настолько профессионален, что ланей идентифицируют с теми, которые водились в этих местах в ископаемый период.

1833 год, городок Верье (Швейцария), рабочие ведут дорогу в горах и находят дыру в скале. В этой дыре кто-то из любопытных увидел вход в пещеру, и он ли, или кто другой, но в пещере нашли гравюры на кости, где изображены ископаемые животные.

1837 под воздействием этих находок начинаются первые в истории вскрытия слоев древнекаменного века. Буше де Перт находит следы человека «допотопного» периода истории Земли. Он же позже находит здесь и первую известную в археологии скульптуру, сделанную человеком каменного века.

Вот такая история. Что здесь произошло особенного? О так называемых «доисторических» животных к тому времени уже знали, и называли их именно так, потому что само понятие истории ассоциировалось в этом аспекте с существованием на земле человека. Твердо зналось, что был некий период, когда жили вот такие животные, которые затем вымерли, а значительно позже появился сам человек, и началась «история». А когда появился человек? Это также твердо знали — около 6000 лет назад, как следует из Библии! Ведь Библия — «слово Божье», а как не верить Самому Богу? И вот — на, тебе… Доисторические животные жили бок о бок с человеком! Возраст человека далеко старше шести тысяч лет! Или Бог ошибся, а тогда он не Бог, или Библия имеет других авторов… Вот так точка бифуркации и возникла через статистически невероятные события, которые дали доказательство возраста человека, далеко превышающего библейские каноны. Человек получил возможность новых путей…

В отличие от сентября, случай с которым в XX веке мы заметили, но не смогли объяснить, здесь объяснение довольно прозрачное. Человек созрел до способности искать Бога и находить Его, не тыча пальчиком в «священную» книжку, а исходя из других обстоятельств. Из чего-то более основательного и насущного. В соответствии с этим человеку Случаем (!) были даны археологические артефакты, раскрывающие истинный характер книги, которая до этого считалась продиктованной Вседержителем. Причем, обратите внимание, как планомерно это произошло — первым нашел священник (кто после этого скажет, что у Бога нет юмора?), затем находили просто рядом расположившиеся артефакты, что могло еще говорить о случайности (например, хоронили первые человеки женщину, рыли могилу, наткнулись на бивни, и использовали их в качестве обрядового орнамента; или понатаскали люди в пещеру откопанные в древних слоях останки доисторических животных, да так и ходили через них, спотыкаясь, пока сами там не померли, и т. д.). Сразу нельзя было — слишком ново. Ну, а когда всем уже стало ясно, что тут все возражения против прямого значения этих фактов работают слабо, появились два последних прямых доказательства: гравюры на костях. Если человек изображал в своем искусстве этих животных, значит, он их видел, а если видел, значит… Понятно. Помимо статистической невероятности этих пятнадцати лет за более чем двухтысячелетний период, сюда можно добавить абсолютную невероятность и этого совпадения — постепенного увеличения аргументированности доказательной базы.

А если присовокупить сюда еще и невероятный уровень случайного в большинстве этих находок, то намеренное создание этой ситуации каким-то сценаристом становится еще более ясным. И, конечно, не стоит забывать, что всё это началось буквально в тот же самый год, когда Шампольон расшифровал египетские иероглифы и началась египтология, в процессе которой вообще вся истории Палестины с ее достижениями и событиями стала видеться только в отсвете сияния Египта. Здесь тоже акценты оценки цивилизаций сместились коренным образом, причем пренебрежительное отношение к более древним, чем палестинские события, временам, где все народы, кроме божьего, были дикими и звероподобными, сменилось глубоким почитанием и восторгом к допалестинскому этапу истории, и чего уж тут удивляться, когда на этой волне переоценки древних цивилизаций, через тридцать пять лет после Верье и Сиврэ был найден «Эпос о Гильгамеше», и стало ясно, что Библия не самая древняя книга, а многое в ней просто списано у шумеров. Как видим, акция была проведена очень жестко, продуманно и необратимо. И, просим отметить — через цепь случайных событий невероятной статистической реализуемости.

Особо хочется выделить, что предусмотрен был даже примерно тридцатилетний период, необходимый для того, чтобы различными научно-чиновничьими мероприятиями зафиксировать, принять к обсуждению, опубликовать, провести экспертизы на фальсификацию, поспорить, утвердить, рекомендовать к принятию и официально признать на высших научных советах государств. Когда относительно вывода о новом возрасте человека бои закончились (а, еще какие бои!!!) и это стало признанным научным фактом, была открыта цивилизация Шумеров. Чтобы одно другому не мешало и увенчалось главным нюансом в спокойной и трезвой обстановке. Как необходимое следствие.

Причем сдались и признали окончательно то очевидное, чего нельзя было не признать, только опять же после случая в пещере Альтамира. До этого всё готово было, чтобы объявить о величайшем научном открытии без всяких обиняков, но как-то даже язык не поворачивался — несколько рисунков на костях и вековые церковные традиции…. Трудно было. И вот пещера Альтамира. Что там произошло? Некий археолог-любитель (!) периодически проводит там раскопки. Ищет, сам не знает что. Да еще и зачем-то таскает туда свою дочь девяти лет. Девочке скучно. Она скучает в темных сводах целых три года, и, наконец, делает то, чего никогда не сделал бы ее отец, увлеченный рытьем грунта и обшариванием закоулков. Она поднимает голову вверх, и говорит: «Папа, смотри — быки бегут»! Девочка Мария нашла наскальные картины! Она нашла их в таком количестве, что про церковные традиции забыли. На этих картинах были изображены во всех подробностях те животные, которых человек, будь он возрастом 6000 тысяч лет, никогда не смог бы увидеть своими глазами. Это произошло в 1866 году. Вот так происходят творческие включения случайных обстоятельств! Все было предусмотрено, и даже голову девочка подняла тогда, когда это следовало из расписания назначенных событий.

Или вот еще пример. Он тем более интересен, что связан с предсказанием. Инки, обиженные испанскими завоевателями, напророчествовали, что это конкистадорам даром не пройдет, и наступит время гнева Солнца, когда вскроется Храм Золота. Поразительно уже то, что речь шла о каком-то золоте, которое хранится в каком-то храме, потому что бывший свинопас Писарро, победивший с сотней солдат восемьдесят тысяч инкской армии, был оснащен и снабжен полномочиями испанской короны именно для поиска золота, и от него ожидали именно этих результатов, а не просто воинских побед. Завоевав Куско, столицу империи инков, конкистадоры ограбили и вынесли оттуда все, что можно было. Плюс в качестве выкупа за свою жизнь, вождь инков Атауальпа предложил еще золота из известных только ему источников. Он обязался полностью на высоту своей вытянутой руки наполнить все те помещения, в которых он по-царски содержался в качестве пленника со всеми своими женами. Ему не поверили, но он знал, что говорил, и верные соратники золото доставили. Шесть тонн! Триста килограммов из них досталось Писарро. После этого и самого вождя, и его дилеров допросили с пристрастием, и выгребли все остальное, что уже не укладывалось в рамки предварительного соглашения. Атауальпу убили. Обшарили еще раз все вокруг, и начали колонизационные мероприятия.

В XX веке считалось, что золота инков в Перу больше нет. И вот в 1949 году в том же Куско землетрясение раскалывает землю на локальном участке и в этом разломе глазам человечества предстает тот самый Храм Золота, по которому оно пятьсот лет топталось и не могло найти! Уже только это — интересный момент. Кроме того, интересно, что землетрясения в Куско не редкость. Они здесь происходят с определенной и утомительной регулярностью, потому что город находится в зоне так называемого сейсмоактивного Тихоокеанского Огненного Кольца (цепи молодых вулканов, опоясывающей всю Землю), а в 1650 году произошло небывало сильное землетрясение, которое просто стерло город с лица земли. Остались только основания древних инкских храмов, которые испанцы использовали в качестве цоколей новых зданий, возводимых по программе восстановления. Много странных обстоятельств. Случайная вероятность их сомнительна — глобальные землетрясения ни разу даже не намекнули на хранилище золота, а какое-то точечное движение пластов открывает именно ту зону, где хранятся депозиты, и ничего вокруг!

Дальше идут другие совпадения. Естественно, что невольная археологическая находка возбуждает новый интерес к истории инков, и это стимулирует различные командировки в Перу этнографов и антропологов. Время послевоенное, средств мало, эти командировки захлебнулись бы ограниченностью финансирования, но начинается программа поиска скрывшихся в Южной Америке нацистских преступников, и специалисты по этим местам наделяются достаточными ресурсами, чтобы без помех исполнять тайные аспекты своей миссии. Поиск нацистов часто идет именно под прикрытием археологических экспедиций. Группы исследователей, чаще всего, так и формируются — детективы по розыску плюс этнографы, знающие местные обычаи, географию, и главное — язык. Еще одно совпадение, которое насытило денежными вливаниями археологические мероприятия, на которые всегда тратится меньше, чем на любое другое в практике научных исследований.

А вот следующее совпадение — не проходит и года после вскрытия храма, как на фестивале в Пуакартамбо антрополог Оскар Нуньес дель Прадо в многотысячной толпе гуляющих случайно натыкается на двух индейцев, которые свободно разговаривают между собой на языке инков! Он не верит своим ушам, потому что к этому времени считается, что инков уже пять веков, как нет на земле. После завоевания империи они смешались с народом кечуа, ассимилировали и исчезли. Дель Прадо мертвой хваткой вцепляется в них, и в результате его работы мир узнает, что на высоте 4000 метров над уровнем моря, в горах, живет около 600 инков, потомков жреческой касты, сохранивших верования, обряды, религию и ожидающих исполнения пророчества о гневе Солнца, когда Храм откроется и на земле начнутся новые времена. Они ушли туда от конкистадоров, спрятались, самоизолировались от мира, и держат место своего пребывания в глубокой тайне.

А к Перу уже совсем другое отношение! Про эту окраину земли уже знают все, потому что за два года до этого Мария Райх в одиночку, выцыганив у правительства Перу вертолет, начинает составлять карту рисунков знаменитого плато Наска, случайно замеченных ранее исследователем Полем Каско с самолета, на котором он пытался обнаружить источники воды. В череде загадок древних цивилизаций появилась, пожалуй, самая таинственная — невероятно точные направлений линий каменных рисунков, которые уходят за горизонт и заметны только с полетной высоты. Они объединяют в себе сложный и неразгаданный до сих пор симбиоз обсерваторных и календарных схем, указывающих, к тому же, на точное расположение таинственных по происхождению подземных каналов чистой воды. В итоге и к пророчеству «темных шаманов», и ко всему, что связано с инками, возникает невероятный интерес, и уже через четыре года этих инков посещает научная экспедиция. Еще через четыре года жрецы сами приходят к людям и, проанализировав все данные, объявляют — пророчество исполнилось, приближается его время, и момент исполнения они отметят необходимым для этого ритуалом, который держат в запасе уже шестую сотню лет в полной готовности.

Нетрудно заметить, что в этой истории столько случаев нанизалось друг на друга, что приписать все случайности очень сложно даже при самом большом желании. Достаточно просчитать одну лишь статистическую вероятность того, что на одном из праздников среди семидесятитысячной толпы, человек, приехавший сюда издалека, сталкивается с двумя разведчиками жрецов, ожидающими пятьсот лет факта открытия храма, и изо всех семидесяти тысяч, окружающих этих людей, только эти трое знают язык, на котором они могли бы объясниться, и нам станет ясно — это статистически невероятное совпадение. А ведь при этом дель Прадо — вообще один из немногих на Земле, кто этот язык знает! Кроме того, он же единственный, кто может сообщить им достоверно и в подробностях ту новость, которую они осторожно хотят выведать. Добавим, что на сотни километров вокруг — этот антрополог единственный, который вообще способен понять и поверить тому, кто эти индейцы есть такие и о чем они рассказывают. Невероятных совпадений слишком много даже для одной только этой сцены, без учета всех тех сопутствующих случайных обстоятельств, которые мы изложили выше.

Жрецы не торопятся с оглашением подробностей пророчества, и делают это только в 1996 году, исполняя тот самый долгожданный ритуал в нью-йоркском соборе Иоанна-Богослова. По их мнению, вот именно теперь пришло время исполнения древнего предсказания.

В чем смысл этого пророчества? Содержание его не назовешь базирующимся на принципах лаконизма. Как и любое пророчество, это всегда больше разговор о наболевшем. Но зерно их сообщения ясно — наступают совершенно новые времена для человека, это будут времена нового духовного прозрения и магистрального движения к гармонии и Золотому Веку. Это основной смысл. Хотя, смысл любого пророчества скрыт часто даже от самих пророков. Про Золотой Век — слишком затертая идея, чтобы считать именно это целью событий. Всем остальным, включая и приветами от жрецов Иисусу Христу с Буддой, также можно пренебречь. Это уже наносное. Отсечь можно и различные духовные наставления быть собой и смотреть на мир глазами своей души. Этого добра и без них (без инков) полно вокруг. Что же остается важного? Только одно, непосредственно связанное с необходимостью не когда-либо, а именно сейчас провести ритуал. А именно — наступило время получения человеком какого-то нового знания.

Вот так это древнее пророчество оценивает главное, что сейчас происходит на земле. Как не поверить в это пророчество, если его предыстория столь изобилует такими невероятными для «просто случайного» обстоятельствами?

Примеры можно добавить. Возможно, при более насущной необходимости они появятся позже, а пока надо работать дальше. А что у нас может быть дальше? А дальше у нас следующая глава. Нам надо найти путь к тому, чтобы понять, как всё это происходит, как работает случайность и в чем ее мудрый источник. Потому что если мы будет только приводить примеры, то мы ничего не поймем.