Будущий король (не) желает познакомиться 2

Глава 1

– Мисс Мирослава, – меня невольно передернуло от голоса блондинки, в котором было столько льда, что хоть ледяную скульптуру ваяй.

Она сидела за огромным столом, а я стояла перед ней как провинившаяся первоклашка, глядя в пол и впиваясь ногтями в тонкую кожу запястья, оставляя глубокие красные борозды. – Вы осознаете, что совершили?

Я кивнула и еще ниже склонила голову, уставившись на собственные туфли, являвшиеся частью школьной одежды. Туфли мне настойчиво не нравились, как и вся форма целиком, которая с одной стороны обезличивала, а с другой делила всех учеников Академии на касты, где кто–то был заведомо лучше, потому что учился на более престижном факультете, а кто–то априори хуже, потому что не родился с нужными навыками. Но выбора мне, как и всем остальным, не оставили. Как не оставили выбора с тем, из–за чего я и стояла в кабинете главы Академии, нервно переминаясь с ноги на ногу и ожидая решения относительно собственного наказания.

Заслуженного, надо сказать.

– Я не слышу, – с нарастающей суровостью проговорила леди Элеонор.

– Да, – вяло откликнулась я, не поднимая глаз. – Осознаю.

– Почему вы так поступили? – продолжила экзекуцию директриса, явно не торопясь завершить этот разговор.

Я, ощущая себя человеком, готовящимся взойти на эшафот, гулко сглотнула и ответила:

– Мне было любопытно.

– Вам, – начала леди Элеонор, но запнулась, задохнувшись от возмущения. – Вам было любопытно?

Её тон резко повысился, так, словно она едва сдерживалась, чтобы не закричать.

И я её понимала, на меня тоже периодически накатывало желание поорать.

Пожав плечами кивнула, а после все же мельком глянула на женщину, которая опершись локтями о внушительную, поддерживаемую четырьмя ножками столешницу, подалась вперед, словно пытаясь разглядеть что–то на моем лице. При этом меня удивили не столько действия главы данного учебного заведения, сколько опоры стола, выглядевшие так, как будто были не элементом мебели, а частью кого–то большого, чешуйчатого и, возможно, когда–то живого. Лично мне на ум пришел огромный ящер, хоть я и не была уверена, водятся ли в этом мире ящеры подобных размеров.

Надо будет потом у Сократа уточнить.

Который, кстати, не пойми куда делся, в то время, как я стою перед грозно поблескивающей глазами главной Бабой Ягой на колхозе…

Едва только войдя в большой светлый и просторный кабинет в сопровождении рыцарей Ночи, я почти сразу же сообразила, к кому меня привели. Потому что не сообразить было трудно, даже для меня, плохо соображающей и, кажется, чуток контуженной. И хотя до этого момента я никогда не встречалась с главой Академии, в ряды студентов которой меня практически насильно запихнули, эта женщина с бесчувственным голосом, властными повадками и требовательно–внимательным взглядом сразу же давала понять, кто она такая.

Но даже сквозь эти наслоения бездушия и угнетения не могли скрыть её внешней красоты. Да, леди Элеонор была очень красива. Но красива той холодной красотой, которая больше присуща древним статуям. Выточенные из камня руками давно истлевших мастеров, они навевают ассоциации с далекими, погребенными под песками времени, эпохами, когда душевные муки гениев порождали великие произведения искусства. Вызывая восхищение и вырывая завистливые вздохи, они, застывшие, остаются тем, от чего невозможно отвести взгляд, но при этом не являются тем, чем хотелось бы владеть. На них смотришь редко, издалека, не имея возможности прикоснуться и зная, что, скорее всего, ваша встреча – первая и последняя. В твоей жизни. А она в своей видела таких, как ты, немало – они приходят, смотрят и уходят, и так на протяжении веков, тысячелетий. Сменяются поколения, люди убивают друг друга на войнах, земли меняют своих владельцев, а она, каменная и на веки прекрасная, продолжает стоять, величественно наблюдая за всем со своего постамента.

Не знаю, какой юбилей уже успела отметить леди Элеонор, у них здесь вообще в порядке вещей жить по двести–триста лет и это считается еще молодостью, но, судя по лицу, возраст директрисы стартовал от сорока – и терялся в стратосфере.

Словно подслушав мои мысли, леди Элеонор медленно подняла руки и сложила их перед собой, соединив кончики пальцев. Её светлые волосы были гладко зачесаны назад, открывая вид на лебединую шею. На тонкоскулом лице с острым волевым подбородком ярко выделялись прозрачно–сиреневые глаза. Худощавое тело с узкими плечами и лишь с едва различимым намеком на наличие груди было обтянуто платьем глубоко винного цвета с глухим воротом и длинными рукавами, достающими тонких запястий и обхватывающими их плотными манжетами.

– Вас поймали на несанкционированном вторжении в кабинет первого заместителя Академии мистера Элиота, – не знаю, как она это делала, но с каждым словом её голос становился все холоднее и жестче. Как будто одним этим голосом она могла бы проткнуть меня насквозь, преобразовав в огромную сосульку. – Более того, когда мистер Элиот обнаружил взлом своего кабинета и ваше в нем присутствие, вы не придумали ничего лучше, как швырнуть в него тяжелым металлическим предметом!

– Он первый на меня напал, – буркнула я, покусывая щеку изнутри. Мне было одновременно и страшно, и смешно, а потому я изо всех сил сдерживала рвущийся из горла истерический смех, как реакцию на последствия пережитого стресса. – Ну, то есть, не напал… Вернее, напал, но не он… Короче! Я всего лишь отбивалась! И это был не тяжелый металлический предмет, а просто ваза! Он испугал меня, вот я рефлекторно…

–– Мистер Элиот испугал вас, когда вошел в свой собственный кабинет? И поэтому вы решили отбиваться от него вазами? Вы покушались на жизнь преподавателя! – рявкнула на меня леди, да так, что жалобно дрогнули стекла, почти наглухо скрытые за тяжелыми атласными занавесями, которые создавали невнятный полумрак в обители директрисы, рассеиваемый самой её силой личности.

– Не «вазами», а «вазой», – поправила я леди Элеонор. – Она там всего одна была. И ни на кого я не покушалась… Это вообще все получилось случайно!

И я говорила чистую правду.

В кабинете заместителя директора я действительно оказалась случайно.

Ну, как? Почти – случайно.

Всё началось с того нелепого ночного разговора в библиотеке с Сатусом и его друзями, результатом которого стало еще более нелепое заявление с их стороны с требованием оказания помощи.

Всем семерым, ага.

Я в их словах не увидела ровным счетом никакого смысла и логики, но Сатус на то и Сатус, что непререкаемо уверен в собственной правоте, в которую, по его мнению, должны априори верить и все остальные.

Разубеждать, а уж тем более спорить с ним у меня не было никакого желания. Более того, больше всего на свете я в тот момент хотела остаться наедине и подумать.

Подумать о том, каким таким образом похожий на карандашный рисунок, или даже скорее не на рисунок, а на простой быстрый набросок, запечатлевший лицо моей мамы, оказался в старой магической книге, о которой сам Сатус заявил, что это лишь сборник староколдовских сплетен.

Тогда, ночью в библиотеке, выслушав Сатуса, я высмеяла его смелые предположения, относительного того, как и каким образом мне удалось открыть проход в мир белых песков, а после пожелала ему основательно выспаться, так как, по моему мнению, он бредил от недосыпа.

Сатуса мои пожелания не впечатлили, как не впечатлили и дальнейшие советы отправиться в долгосрочную пешую прогулку с эротическим уклоном, предполагающим тесный контакт с представителями парнокопытных. Более того, мои слова его лишь разозлили, и он попытался воздействовать на меня физически, то есть, используя грубую, а в его случае – очень грубую силу.

И, наверное, из этой ловушки мне уже было не выбраться, ведь, когда разозленный высоченный демон нависает надо тобой, корча злобные рожи, тут трудно не проникнуться ситуацией и не пообещать ему все, что он захочет. Но вот как раз это делать я и не торопилась, интуитивно ощущая, что в этом мире, где все пропитано магией, обещание, пусть даже не прописанное на бумаге, а просто произнесенное вслух, тоже имеет свой вес, а потому с любыми заверениями следовало быть очень аккуратной.

Но тут мне на помощь явился Сократ, который решил вызволить свою бестолковую хозяйку из когтистых лап демонов. Правда, в процессе вызволения он и меня чуть не угробил, ведь не придумал ничего лучше, чем просто взять… и поджечь библиотеку!

Понятия не имею, как он умудрился чиркнуть спичками – ведь у него же лапки! – и где он в принципе нашел спички ночью. Да я даже не знаю, поджигал ли он спичками или приволок в библиотеку какую–нибудь очередную зачарованную зверушку, которая, как в сказке, ударила хвостом об пол один раз – и полетели искры. Ударила хвостом об пол второй раз – и взметнулось к потолку пламя. Ударила хвостом об пол третий раз – и…все вокруг вспыхнуло к чертям щенячьим, так как, если и возможно найти самое неподходящее место для игры с огнем, так это точно библиотека – сосредоточение бумаги и деревянных полок.

Сам момент, как полыхнуло, я не увидела. Но сразу поняла, что что–то не так, когда демон, только что внушавший мне, бестолковке, глубокую мысль о том, какая великая удача прямо под нос прикатилась, вдруг умолк, оборвав себя на полуслове, напрягся всем своим немалым телом и начал принюхиваться, словно учуявшая след гончая. Принюхивался он долго, даже слишком долго. К тому моменту уже и мой, далеко на сверхъестественный нос, уловил запах гари.

– Тай! – позвал вдруг Шейн Джеро. До этого момента все шестеро соратников Сатуса просто молча наблюдали за разворачивающейся на их глазах сценой запугивания. Моего запугивания! – Огонь!

Уже даже я поняла, что огонь, увидев отсветы пламени, прыгающие в зрачках Сатуса, который вдруг застыл, словно окаменев, и невидящим взглядом уставился на разгорающейся с немыслимой скоростью пожар за моей спиной. И хотя само пламя по–прежнему находилось вне поля моего зрения, потому что Сатус вдруг вцепился в мои плечи мертвой хваткой, нарастающую мощь бесконтрольной стихии я ощутила буквально кожей – стало жарко, душно, по затылку побежали мурашки, явно вооруженные швейными иглами. Когда послышался гул я испугалась окончательно, и попыталась вырваться. Но Сатус, казалось, не замечал никого и ничего, полностью погрузившись в себя.

– Пусти! – заорала я, перекрикивая гул, и изо всех сил колотя демона по конечностям. Толку от этого было не больше, чем пинать статую Давида, но я не могла просто стоять и ждать, когда до нас доберется огонь. А он, судя по всему, уже был на подходе.

Помощь пришла, откуда не ждали.

Инсар Тиес подскочил к нам и одним ловким движением отобрал меня у Сатуса. Я в этот момент ощутила себя переходящим знаменем и уже приготовилась к тому, что наследник, который был просто зациклен на том, чтобы итоговое решение всегда оставалось за ним, сейчас вцепится в меня обратно, но нет. Он продолжал стоять пограничным столбиком, а в его полностью почерневших глазах уже во всю отплясывали румбу языки пламени.

– Уходи! – приказал мне Инсар и подтолкнул к выходу. – Беги!

– А вы? – неожиданно даже для самой себя проявила я странное человеколюбие.

Вернее…

Демонолюбие.

– Нам огонь не так страшен, как людям, – с кривой улыбкой ответил Тиес, но особой радости на его лице я не заметила. Наоборот, оно было чем–то очень сильно обеспокоено.

Остальные демоны уже успели разбежаться кто–куда. Одни ринулись тушить огонь подручными средствами, другие споро срывали с себя одежду. И в первый момент я не поняла, зачем они это делают, ошалело наблюдая за тем, как красивые парни, уже практически мужчины, избавляются от остатков черной формы.

– Потом поглазеешь, – заметив мой интерес, Инсар ухватил меня за запястье и поволок вперед, в противоположную от приступившего к пожиранию библиотечного фонда огня. – Еще будет такая возможность, я тебе обещаю. А сейчас это очень опасно для тебя, и совсем скоро перестанет быть настолько привлекательным. Беги!

И он подпихнул меня в спину, стимулируя идти дальше, но уже самой. Сделав по инерции несколько шагов, я хотела обернуться, как вдруг на стене, подсвеченной разгорающимся пламенем начали вырастать тени. Мощные, широкие, крылатые, наводящие едва сдерживаемый ужас. Они вырастали одна за другой, и одна рядом с другой.

– Ой, – пискнула я, зажимая рот обеими руками.

И бросилась бежать по проходу, ведущему к выходу из библиотеки.