БУХАРСКАЯ АРМИЯ. 1917 — 1920

Военная политика эмирата и ее последствия

Задача строительства новой армии тесно переплеталась с вопросом о новой политической ориентации – при недостатке своих ресурсов нельзя было обойтись без иностранной помощи. Эмир «заключил соглашение с Персией и Афганистаном о поставке оружия и обмундирования»{35}. Весной 1918 г. он направил делегацию к эмиру Афганистана Хабибулле-хану, который в своем ответном послании пообещал ему нескольких офицеров-инструкторов{36}. К тому же в Бухаре уже была двухтысячная афганская бригада. Однако она была плохо дисциплинирована и вскоре после колесовских событий взбунтовалась, поэтому летом из ханства были изгнаны все нелояльные афганцы{37}.

Большое значение имел союз с Великобританией, чьи войска находились на Закаспийском фронте Туркестана. Фронт этот образовался в июле 1918 г. после Ашхабадского антибольшевистского восстания. Поддерживая его, английский штаб в персидском Мешхеде решил отправить туда часть своих войск, чтобы занять Транскаспийскую железную дорогу и Красноводск. Важное значение имело то, что идущие на фронт эшелоны красных вынужденно шли через Бухару, рискуя в случае ее выступления быть отрезанными от Ташкента. В этих условиях Бухаре и Англии выпадал шанс разом взять реванш. Однако огромные пустыни сильно затрудняли координацию действий.

По словам консула П.П.Введенского, арестованного большевиками в 1919 г., для связи с ашхабадцами был послан бухарский чиновник Мирза Сафар, воспитатель наследника престола. В январе он был отправлен и к англичанам, а в марте 1919 г. направился в Мерв{38}. Согласно другим данным, связь с Закаспием эмир поддерживал в основном через «мервского консула» Абдул-Карим-бека. В знак солидарности эмир даже награждал медалями белых офицеров{39}. Другая сторона охотно пошла на контакт. В середине марта 1919 г. из Закаспия вместе с туркменским отрядом прибыл некий офицер Иванов, который после встречи с эмиром отправился в Фергану. Эти контакты усилили слухи о победе на фронте, благодаря чему усилилась торговля Бухары с Закаспием{40}. В начале 1919 г. командующий британцами генерал Маллесон по разрешению Индии также пообещал эмиру оружие и амуницию{41}. Постепенно сотрудничество росло – Закаспий отправлял в Бухару керосин, сахар, мануфактуру в обмен на хлеб. Эмир снабжал им и ашхабадские войска{42}. В конце концов, в марте 1919 г. он попытался договориться о присылке в Бухару английских войск{43}.

Однако предложение опоздало. Вторжение скромных сил в Туркестан без надежных союзников с самого начала походило на авантюру, которую британские военные провели на случай вторжения немецко-турецких войск, опасаясь их продвижения к Индии. После окончания войны необходимость в этом отпала, в тылу началось возмущение, а падение Оренбурга поставило угрозу прихода на фронт регулярных красных частей. В итоге в марте-апреле 1919 г. британцы эвакуировались, оставив лишь небольшой гарнизон в порту Красноводска. Закаспий официально встал под начало генерала А.И.Деникина{44}. Однако это не означало, что эмир отказался от нападения на большевиков. Наоборот, весной-летом 1919 г. он был, пожалуй, ближе всего к этому. В конце мая Ашхабад как раз планировал наступление, в котором Бухара была готова участвовать. Правда с большой оговоркой: «после того, как участок Среднеазиатской железной дороги от Красноводска до Чарджуя будет очищен от большевиков и в Ташкенте падет советская власть»{45}.

Все это время отношения с Советским Туркестаном были крайне неровными и сохраняли угрозу новой войны, которой обе стороны и хотели, и боялись. Не решаясь выступить, Бухара все же время от времени мешала советским эшелонам, портя пути, водокачки, связь. Из-за голода декханам было запрещено продавать продукты на станциях красноармейцам. Власти советской Новой Бухары сообщали, что сарбазы все время снуют по городу и даже делают атаки на гарнизон. Касаясь частной аудиенции с афганским послом, эмир писал: «Я ответил ему, что моим намерением является, в первую очередь, объявить войну большевикам и добавил, что, по весьма точным данным, положение их в данный момент печальное и что этим нужно воспользоваться»{46}.

Апогеем противостояния стали керкинские события. Крепость Керки представляла удобный пункт для удара на Чарджуй – основную базу Красной Армии. Еще в ноябре 1918 г. большевики Керки заметили оживленные военные приготовления: бек усилил охрану вокруг русской части города, запретил советским гражданам ночное движение, препятствовал снабжению красноармейцев. Чарджуй опасался, «что Бухара намерена активно выступить против нас в союзе с противником»{47}. В марте-апреле сообщалось, что в Керки набираются туркмены, направляемые в Бухару. Как репетиция мобилизации 10 февраля 1919 г. было устроено традиционное соревнование козлодранья, на котором собравшиеся должны были овладеть Термезом. Власти отозвали население близ границы и приказали построить у Чарджуя 500 кибиток для англичан. 10 марта эмир отдал распоряжение по бекствам – «Ширабадскому, Келифскому, Байсунскому, Кабадшинскому, чтобы они собрали вооруженных людей для нападения на русских, если последние к 15 марта не уйдут из Термеза»{48}.

План строился на поддержке выступления ашхабадскими войсками, которые 3 мая пошли в наступление на ст. Равнина в 15 км от Чарджуя. Ашхабадский отряд штабс-капитана Айрапетова в 65 армян с английскими винтовками (200 патронов на ружьё и 100 в запасе) обходным путем из Байрам-Али – Пакта-Базар добрался 14 мая 1919 г. до Керки и устроился в саду бека в 5-6 км от города. По показаниям перебежчиков, посланцы эмира обязались передать ему продовольствие. За счет туркмен он вырос до 450 чел. 14 мая большевики получили ультиматум о сдаче. Их гарнизон был невелик: 150 стрелков, 100 сабель, партийная дружина в 80 чел. и охрана ст. Самсоново в 75 чел (позже подошел небольшой отряд из Кагана). Однако большевики ответили отказом, а 16 мая сами обстреляли и разоружили бека. Тогда туркмены окружили крепость; одновременно по линии Аму-Дарьи и вокруг города было собрано не менее 5-6 тыс. бухарских войск и ополченцев с английскими, немецкими, австрийскими и русскими ружьями. Борьба шла два месяца. Лишь с третьего раза Ташкент смог провести парламентеров, которые заключили 19 июля соглашение со всеми сторонами, чему во многом помогло поражение ашхабадцев под ст. Равнина и занятие большевиками оазиса Теджен и Ашхабада. Но даже при заключении мира керкинский бек пытался настоять на выводе русского гарнизона и контроле бухарцев над судоходством по Аму-Дарье{49}.

Стало очевидно, что открытое выступление Бухары даже при большом численном превосходстве обречено на провал. К тому же эмир терял как союзника Закаспийский фронт, который с лета 1919 г. был окончательно обречен. Пересмотра требовали отношения и с Афганистаном, где в мае 1919 г. как раз появился новый эмир – Аманулла-хан. Поначалу он был настроен заполучить Бухару в союзники, благодаря чему началось налаживание дипломатических отношений: обмен письмами, открытие посольств в столицах обоих государств. Летом 1919 г., когда в Бухару прибыл афганский посол Абдулла-Шукур-хан, эмир бухарский был награжден афганским орденом «Альмар» I степени. В итоге было наконец достигнуто соглашение, по которому Афганистан обязался в случае войны оказать поддержку Бухаре{50}.

Естественным союзником Бухары стало и Хивинское ханство. Отсталое даже по сравнению с Бухарой, оно все же было определенным помощником. Летом 1919 г. туда была отправлена делегация из топчи-баши и двух придворных ишанов с 20 муллами. «17 июля 1919 года делегация высадилась на левом берегу реки Аму-Дарья в Хазарспе. Целью делегации было предложение предоставить эмиру 2000 вооруженных всадников для борьбы с большевиками. Одновременно с бухарцами к Джунаиду прибыли 65 конников – посланники ашхабадцев»{51}. Обговаривалось и экономическое сотрудничество: торговля, закупка в Хиве хлеба, взаимное признание валют. В Хиве началась вербовка молодых туркмен для службы в бухарской армии, мобилизация людей, скота и повозок для перевоза продовольствия и сырья{52}. В свою очередь в сентябре 1919 г. в Бухару «прибыли хивинские делегаты с ходатайством о снабжении их двумя пулеметами, пушкой и деньгами» и с сообщением, что «Хива выпустила свои бумажные кредитные билеты»{53}. Выполняя просьбу, эмир отправил им в начале октября 13 «мастеров ружейного дела» и два пулемета с прислугой из австрийцев{54}.

Отдельным вопросом является союз эмира с отрядом Осипова. К.В.Осипов был туркестанским военным комиссаром, поднявшим в январе 1919 г. восстание в Ташкенте, после провала которого ушел к басмачам Мадамин-бека. В апреле-мае 1919 г. 64 осиповца перешли через Гиссарский хребет в бухарский кишлак Шоршаус. Встретили их благосклонно: в столице они даже развернули свой штаб, в котором работал полковник Тысячников, который играл «видную роль благодаря связям с чиновниками бухарского правительства»{55}. Штаб проверял прибывших офицеров, после чего их направляли на разную работу, в основном, обучение войск. Советская контрразведка сообщала: «В Старой Бухаре, в сарае Цинделя, бывший конторе и квартире Тысячникова, помещается белогвардейский штаб... Иногда называют его "штаб Осипова". В штабе собираются днем русские офицеры и некоторые гражданские лица, часы занятия – с 10 до 2 часов. На занятия приходят ежедневно 10 человек постоянных служащих и членов штаба и еще около 30 человек офицеров и гражданских лиц, являющихся туда раз, два или три в неделю...»{56}.

Предполагалось, что отряд Осипова отбудет на Ашхабадский фронт, поэтому он сдал золотой запас, похищенный из Ташкента, эмиру. Вскоре 22 осиповца переместилась в Бурдалыкское ханство для участия во взятии Керки{57}. Здесь отряд в начале июня обстрелял на Аму-Дарье баржу с советской миссией, шедшей в Кабул. К концу октября 1919 г. по заданию британского агента Бейли Осипов выехал через Закаспий в Мешхед, собираясь по пути через Мерв и Полторацк взорвать железнодорожную линию и мост. Однако закончилось это внезапной гибелью Осипова, о которой до сих пор ничего не известно. Вскоре его отряд вместе с Бейли также уехал в Персию.

Завязал контакты эмир и с белыми правительствами. В сентябре 1919 г. к деникинским властям была направлена делегация, обещавшая помощь в борьбе с большевиками. 25 сентября 1919 г. и А.В.Колчак направил эмиру военную миссию с личным письмом{58}. Одновременно в Кульджу был командирован генерал Диттерих. В его задачи входило установление связи областей Туркестана с Омском и организация басмаческих отрядов. Эмир и сам оказывал помощь ферганским басмачам: им присылалось оружие, русские офицеры{59}.

Сам эмир продолжал укреплять собственную армию. В августе-сентябре 1919 г. усиленно скупались лошади, седла, нанимались добровольцы. К середине сентября «из Бухары в Кермене прибыло 15 тысяч бухарских солдат, на станцию Мишаде – 200 человек, в Хатырчах – 800 человек». В октябре 1919 г. советские разведсводки отмечали: «бухарское правительство производит вновь мобилизацию: второго октября в Старую Бухару прибыло около 5 тысяч мобилизованных». По ним же, в районе Зербулак, на Самаркандской границе (частью в Кермине) находилось «вооруженных солдат до 30 тысяч человек с двумя орудиями и десятью пулеметами»{60}. Продолжались поставки оружия от англичан{61}.

Однако к началу 1920 г. положение эмира было ослаблено более чем когда-либо до этого: в Хиве был свержен Джунаид-хан, которому не помог и отряд эмира в 100 чел.{62}; красные заняли Красноводск, уничтожив Закаспийский фронт; были разгромлены армии Колчака. Было нетрудно предугадать, что Бухара будет следующей. Поэтому эмир вновь стал готовиться к неравной войне, что однозначно расценивалось советской стороной как подготовка к превентивному нападению. В.В.Куйбышев тогда же писал: «У нас имеется достаточно фактов, что это нападение... готовится. Производится постройка дороги, строятся казармы для новых войск, чувствуется, что жизнь кипит, что подготовка в деле этих активных действий производится»{63}. В начале апреля 1920 г. войска Старой Бухары три дня проводили маневры.

На обострении конфликта спешили сыграть и англичане. В 1920 г. началась активизация проанглийских элементов – главную роль играла местная персидская колония из купцов. В начале января 1920 г. эмира посетил персидский консул, после чего возник вопрос о посылке своего посольства в Иран. В середине января из Мешхеда были направлены «три русских офицера английской службы» с письмом, которое предупреждало эмира против соглашения с Россией. В письме обещалась и помощь в случае войны с большевиками{64}. Тогда же предполагалось и сотрудничество с афганцами. Советская разведка сообщала о выдвижении их из Кабула: «Если Бухара согласится поддержать афганские войска, то наступление будет обоюдное, если же не согласится, то часть войск останется близ Бухары, а остальные едут в Фергану». 12 января 1920 г. Аманулла-хан писал: «Вы, мой брат, желаете получить от меня двух мусульман – военных инструкторов...». Выполняя просьбу, он высылал 60 инструкторов во главе с офицером Корнейем Фазли Ахмед-ханом и двумя мастерами по выделке патронов с четырьмя помощниками{65}. Увы, на этом помощь и закончилась: настроенный на сотрудничество с большевиками Афганистан практически самоустранился от вмешательства в проблему{66}. Правда, Аманулла-хан не препятствовал вербовке афганских добровольцев. К июню в Бухару стали прибывать мелкие группы афганцев, которые распространяли слухи о том, что «через Керки придут новые войска, между которыми есть английские офицеры»{67}. Позднее все они были расценены Афганистаном как дезертиры и возвращены советскими властями{68}.

Все это не могло не привлечь внимания советской стороны. В марте 1920 г. М.В.Фрунзе телеграфировал Москве, что Бухара «усиленно готовится к борьбе, проводя мобилизацию и запасаясь оружием и снаряжением...». 30 марта он с членами Турккомиссии приехал в Старую Бухару для установления взаимоотношений с ханством{69}. Играя на опасности новой войны, большевики подписали договор с Бухарой, по которому она обязалась наладить торговые взаимоотношения с РСФСР при обмене дипломатическими миссиями. Эмирские войска вдоль железной дороги заменялись советскими. Всем бухарцам вне родины разрешалось вернуться в Бухару вместе с их товарами. Одновременно ей вернули 6 пушек, захваченных еще в марте 1918 г. Характерно, что эти пушки «провозились по глухим улицам, чтобы жители не могли их видеть»{70}.

Создавшееся равновесие было, однако, слишком хрупким. Уже к маю начались стычки на границе: первая – 15 мая у кишлака Пазандак в районе Пайшамбе, вторая – в конце мая у кишлака Мусса-Кок, где бухарские посты напали на советский разъезд{71}. Тогда же было замечено и прибытие афганского пополнения{72}. 23 мая 1920 г. Фрунзе сообщал командующему ЗаволВО: «С Бухарой, имеющей вместе с прибывшими туда афганскими частями 35 тысяч вооруженных бойцов, мы со дня на день ожидаем столкновения... У бухарцев все подготовлено для разрушения железной дороги, и это требует немедленного принятия нами соответствующих мер»{73}. Продолжалось усиление армии. Между некоторыми частями в Бухаре, Кагане и других городах была установлена телефонная связь, в ряде мест были отрыты окопы{74}.

Эмир долго колебался. По сведениям ЦК Бухарской компартии, для выработки решения о будущей войне 3-го, а потом повторно 5-го июня 1920 г. в ставке эмира было созвано совещание. Наиболее воинствующими лицами, стоявшими за выступление, являлись кази-калян, раис, афганский консул и сам эмир. Однако кушбеги Низамодин и кази-калян считали, что «сейчас не время открыть военные действия». В итоге эмир направил целых четыре посольства в с просьбой о военной помощи «в случае [каких-нибудь] непредвиденных осложнений»: в Кабул, Персию, Мешхед и Лондон{75}. По тем же сведениям, 15 июня из Мешхеда вернулся посланец Сафар-бий вместе с 25 английскими военными инженерами; он передал эмиру заверения британцев в оказании военной помощи. Также они советовали эмиру направить в Москву делегацию «для заверения дружбы», но не заключать никаких договоров{76}. Сведения про британских инструкторов весьма сомнительны, но действительно, Бухарой был послан в Ташкент представитель, а в Москву – чрезвычайное посольство.

Несмотря на дипломатические операции, в воздухе пахло войной. Бухара стала группировать в Самаркандском направлении войска во главе с Абдулкадыр-беком, который 8 июня получил назначение губернатора и «дополнительно 500 винтовок разного калибра»{77}. В столице спешно строились казармы, вокруг города и дворца эмира была усилена охрана. В июле 1920 г. был издан указ о запрещении ухода с военных заводов, откуда наблюдалось настоящее бегство{78}. Участились и инциденты на границе. 6 июля на 85-й версте от Кагана был убит советский летчик, совершивший вынужденную посадку. В июле у Чарджуя был убит курьер Хивинской республики, следовавший в Москву. Тогда же бухарские войска заняли советское селение Аман-Кутан в 35 км от Самарканда и обстреляли высланную советскую кавразведку. Бухарский бек самовольно присоединил Курган-Тюбинскую и Кызылкумскую волости к эмирским владениям.

8 августа 1920 г. из Ферганы в Бухару прибыло 320 басмачей с целью побудить эмира ускорить выступление против Советской России в «защиту ислама». Усилился нажим на эмира со стороны наиболее воинствующих групп духовенства и феодалов{79}. Под влиянием этой «партии войны» внутри своего двора эмир предъявил Туркестану ряд жестких условий. Фрунзе сообщал в Москву: «Бухара предъявляет России ряд невыполнимых требований, а именно: 1) вывести из пределов Бухары все наши войска; 2) передать охрану железной дороги бухарцам; 3) упразднить в русских поселках джигитов»{80}. Отмечались скопления англичан на Саранском направлении, что говорило о возможности их выступления на Мерв и Чарджуй. Была обнаружена группа афганских войск к югу от Кушки{81}. Все это настораживало большевиков и подталкивало к развязыванию вооруженного конфликта.

Однако эмир мог опасаться не только внешней угрозы, но и внутренней. В 1918-1920 гг. Бухара переживала тяжелый кризис. Из-за отрыва от русского рынка в Бухаре разразился голод, почти пропала мануфактура. Посевная площадь хлопка сократилась на 75%, крупный скот сократился на 50%, мелкий – на 75%. Каракуль и шёлк был объявлен достоянием государства и отправлялся на экспорт{82}. Милитаризация ханства требовала огромных расходов, налагаемых на декхан. К лету 1920 г. они составляли уже 70% годового дохода декханина. Изоляция от русских рынков, налоги, мобилизации – все это привело к тому, что само бухарское население стало восставать против существующих порядков. В 1918-1920 в ханстве прокатилась целая волна бунтов и беспорядков. Население Шаршаузского бекства послало к эмиру летом 1920 г. делегацию с протестом против войны. Тогда же ЦК БКП получил письмо бухарцев за 1500 подписями: «Война для нас вовсе не желательна, ибо мы не знаем другого врага, кроме эмира и его правительства»{83}. Волнения перекинулись и на армию – советские донесения регулярно сообщали о массовых арестах и казнях нелояльных сарбазов, причем репрессии широко шли и в столице. Летом 1920 г. недовольных солдат не решились даже вывести на учения. В августе 1920 г. один из отрядов угрозами добился освобождения из-под ареста своих 67 товарищей{84}. Недовольством быстро воспользовались бухарские коммунисты, которых активно снабжал Советский Туркестан. В 1919 г. началось формирование красных бухарских частей, состоявших из беглых бухарцев – в основном сарбазов. Уже к весне 1919 г. число перебежчиков насчитывало сотни; в Кагане к лету 1920 г. перебегало по 15-20 чел. в день. Активно разлагалось и ополчение. К 24 августа 1920 г. в наиболее распропагандированном рабочими чарджуйском бекстве из армии в 20 тыс., находящейся в крепости, осталось не более 2 тыс.{85}. Это позволило сформировать БКП даже партизанские отряды, которые активно действовали в Бухаре: убивали чиновников, следили за афганской границей{86}. Коммунистами было сорганизовано: в Сакарском районе Чарджуй – туркменский полк в 520 сабель; в городе – батальон в 500 чел.; в Новой Бухаре – 300, Каттакургане – 200, Керках – 270, Термезе – 200. В Самарканде был сформирован 1-й Восточно-мусульманский полк в 3000 чел. В Ашхабаде были открыты курсы бухарского комсостава, на которых обучалось 400 человек{87}.

Поэтому распространенное ныне мнение, что революция в Бухару была принесена «на советских штыках», нуждается в корректировке. Попытка «экспорта революции» в марте 1918 г. провалилась именно из-за активного сопротивления бухарского населения, которое в виде многотысячного ополчения сопротивлялось красногвардейцам и разбирало пути. В 1920 г. недовольство достигло таких пределов, что значительная часть населения уже почти не сопротивлялась или даже оказывало помощь наступавшим. Неслучайно из почти 9,5 тыс. войск, шедших на Бухару, 5 тыс. состояло из бухарцев. Даже восстание, поднятое младобухарцами 23 августа в Сакар-Базаре Чарджуйского бекства поначалу развивалось успешно и без русской помощи – 200 сарбазов, посланные на подавление, просто разбежались{88}.

Эмир отлично понимал, что время дало ему короткую отсрочку, которую он во многом использовал. Однако политика «милитаризации» ханства, не подкрепленная должной иностранной помощью, подточила стабильность в самом ханстве, что сыграло роковую роль. Разбив бекские группировки, красные войска 2 сентября после трех дней ожесточенных боев заняли столицу. Эмир, сопровождаемый конвоем, афганским отрядом и слугами, сбежал в горные районы Восточной Бухары. Однако его ополчение, насчитывавшее от 35 до 50 тыс. чел., было полностью разбито к марту 1921 г.{89}