- Ты не заболел? - спросила Шура утром мужа.
У него был такой несчастный вид.
- Нет, - сказал он.
Ему плохо удавалось скрыть тревогу, терзавшую его сердце.
- Ты сходи в поликлинику, - предложила Шура. - А то что я буду с вами двумя делать?
Машу уже несколько дней не носили в ясли: там был случай кори, и в яслях объявили карантин. Маша была здорова, но Шура очень боялась, что Машенька заболеет корью.
- Придется опять просить Наташу присмотреть за Машенькой, - сказала Шура. - Ты бы купил Наташе конфет…
При всех затруднительных обстоятельствах Анохины обращались за помощью к Наташе Сомовой, и не было еще случая, когда бы она их не выручала.
- Хорошо, - сказал Анохин. - Я схожу в поликлинику.
Машенькой они, конечно, нагрузили Наташу. Анохин и Шура вышли из дому вместе; она побежала на завод, он пошел в поликлинику.
- Ты скажи в цехе, - попросил он жену, - что я заболел…
На самом деле он отправился совсем в иную сторону.
Он подошел к знакомому зданию, вошел в бюро пропусков, спросил, как найти лейтенанта Евдокимова.
- Вы Анохин? - спросил из окошечка старшина.
- Да, - с некоторым удивлением сказал Анохин.
- Имя-отчество?
- Павел Тихонович.
- Правильно.
Старшина порылся в пачке готовых пропусков и протянул один из них Анохину.
- Как… - начал было Анохин.
- Пропуск вам заказан, - сказал старшина. - Получите. Вас ждут…
И вот в руках у Анохина опять, как и тогда, два года назад, пропуск в комнату № 427, он опять входит в знакомый кабинет.
Тот же желтый письменный стол, те же стулья, обитые коричневым дерматином, шкаф с книгами.
Евдокимов все такой же простой, симпатичный парень, он никак не изменился, также зачесаны назад гладкие русые волосы, также пытливо смотрят на вошедшего голубые глаза, только на погонах прибавилось по звездочке: он уже не просто лейтенант, а старший…
- Здравствуйте, Павел Тихонович, - приветствует он Анохина. - Рад вас видеть. Мы знали, что вы придете…
- Почему? - спросил Анохин. Евдокимов смущенно улыбнулся.
- Это не имеет существенного значения. Существенно то, что человек, толкнувший вас под машину, успел скрыться. Но мы его разыскиваем и, конечно, разыщем. В этом вы не сомневайтесь.
- Я не сомневаюсь, - машинально сказал Анохин. - Но меня удивляет… Даже, вернее сказать, я поражен тем, что…
Он осекся, будучи не в состоянии выразить всей полноты своего изумления осведомленностью Евдокимова. Но тут же другое чувство властно вытеснило все остальное. «Неужели все эти годы, - подумал он, - советская разведка следит за мной, не доверяет мне?»
- Раз вы решили стать честным человеком, наша обязанность оберегать ваш покой и вашу жизнь, как мы оберегаем покой и жизнь всех советских людей, - оказал Евдокимов, как бы прочитав мысли Анохина.
- Неужели все эти годы вы следили за мной?! - воскликнул Анохин с оттенком горечи.
- Не следили, а охраняли, - мягко поправил Евдокимов, - и знаем, что дней пять назад в одном из справочных бюро Москвы неизвестный гражданин узнавал ваш адрес. Нам стало ясно, что вас кто-то разыскивает, и мы усилили охрану.
- Хороша охрана! - воскликнул Анохин. - Вчера вечером после истории с машиной меня чуть не пристрелили дома.
Евдокимов изменился в лице.
- Не может быть! Ваш дом охраняется. Это вам, наверное, показалось! Вы ошибаетесь!
Анохин покачал головой:
- Ну то что меня пихнули под автомобиль, мне могло показаться. Но окно, окно… Камнем стекло так не пробьешь, я в этих делах разбираюсь.
Евдокимов задумчиво произнес:
- Нет, под машину вас действительно толкнули, и наш человек вас спас, а вот выстрел… Ну что ж, поедем…
- Куда? - спросил Анохин.
- К вам, - ответил Евдокимов. - Посмотрим на месте.
Они поехали к Анохину домой. Сомнений не было. Стекло действительно было пробито пулей.
- Где вы сидели? - спросил Евдокимов. - Покажите.
Анохин сел за стол так, как сидел накануне. Пуля пролетела возле самой головы Анохина и застряла в стене.
- Бесшумный пистолет новейшей конструкции… - сказал Евдокимов и задумался. - Но почему же все-таки убийца промазал? И почему наш человек ничего не заметил?
Он еще подумал.
- Если вас решили убить, не могли же это поручить какому-нибудь новичку?
Он походил по комнате, мысленно прикидывая, как все это могло произойти.
- Знаете что? - предложил он Анохину. - Задерните занавеску так, как она была задернута вчера, зажгите свет, а сами сядьте за стол. Я попробую заглянуть в комнату с улицы.
Анохин послушно все исполнил.
Евдокимов вышел на улицу, подошел к окну: между занавеской и косяком окна был просвет пальцев в пять, но Анохин был еле виден, его отражение яснее виделось в зеркале платяного шкафа…
Евдокимов мысленно прицелился и вдруг - впрочем, тоже мысленно - ахнул и побежал обратно в квартиру.
- Все понятно! - сказал он Анохину. - Стрелял первоклассный стрелок. Но, во-первых, он очень торопился, чувствуя слежку, и, вероятнее всего, стрелял на ходу, а во-вторых, он вас не видел, а видел только ваше отражение в зеркале и при помощи зеркала корректировал свой прицел. Вы действительно родились в рубашке. Редкий стрелок возьмется стрелять по такой мишени, да еще через стекла. Уклонение в два-три сантиметра тут более чем вероятно…
Анохин побледнел.
- Ну, значит, мне крышка, - пробормотал он. - Мне от них не уйти!
- Вздор! - возразил Евдокимов. - Если у них ничего не получилось вчера, теперь и подавно не получится.
Евдокимов подошел к Анохину и протянул ему руку.
- Неужели выдумаете, что мы с ними не справимся?
Анохин пожал протянутую ему руку.
- Спасибо, - сказал он. - Но вы их не знаете!
- Знаю-знаю, - утешил его Евдокимов. - Знаю и приму меры!
Хотя на самом деле он еще ничего-ничего не знал.
- Продолжайте жить как ни в чем не бывало, - сказал он Анохину. - Сегодня я пришлю к вам врача, он оформит ваше отсутствие на заводе, а все остальное я беру на себя.
Он брал на себя очень большую ответственность, но не взять ее он не мог. Анохин глубоко вздохнул.
- Эх если бы вы знали, как мне опять нехорошо!..
- Ничего, - утешил его Евдокимов. - Держите себя в руках и не подавайте вида, что вы чем-то встревожены. Будьте осторожны: береженого, как говорится, бог бережет. Поэтому берегитесь сами, а уж функции бога мы возьмем на себя.