Прага, 4 июля 1938 года

В кабинет президента Бенеша вошел взволнованный секретарь с газетой в руке. Бенеш удивленно поднял глаза, обычно его секретарь был сдержан и спокоен.

— Что случилось, Ян?

— Мы получили сегодняшнюю «Таймс», посмотрите, что они пишут!

С этими словами секретарь положил перед Бенешем свежую газету.

Бенеш сразу же понял, что ему надо просмотреть опубликованное здесь интервью премьер-министра Великобритании Чемберлена. Бенеш достаточно хорошо владел английским, и уловить смысл при беглом просмотре ему не составляло труда. В начале интервью шли пространные рассуждения премьер-министра о делах и событиях внутренней английской политики. Здесь все было бесцветно, пресно, а главное — не было ничего нового и интересного. Далее следовали рассуждения лорда Чемберлена о делах внешней политики. Здесь Бенеш сразу же нашел то, что так взволновало его секретаря. Это касалось отношения Чемберлена к Судетскому кризису. И хотя фразы через раз начинались словами: «Я думаю», «По моему мнению» и так далее, Бенеш прекрасно понимал, что премьер-министр сумеет убедить в своем мнении и парламент. В этом интервью Чемберлен открыто говорил, что чехословацкому правительству надо внимательнее отнестись к мнению национальных меньшинств, «даже если это приведет к отделению Судет от Чехословакии». В статье впервые подавалась идея о проведении плебисцита в Судетах. Бенеш тут же вспомнил американские газеты от 14 мая, где приводились неофициальные высказывания лорда Чемберлена во время завтрака в отеле «Леди Астор». Там говорилось, что, по словам британского премьер-министра, если Германия нападет на Чехословакию, то ни Франция, ни Англия, ни, скорее всего, Россия не предпримут никаких действий. Лорд Чемберлен там также сказал, что Чехословакия в нынешнем виде как государство существовать не может и что Англия считает: в интересах сохранения мира в Европе Судеты рационально передать Германии.

Итак, Чехословакию оставили все. Теперь в этом у Бенеша не было никаких сомнений. Внезапно его охватила какая-то усталость, в голове начала свербить одна-единственная мысль, что теперь любые действия будут пустой тратой сил. В голове президента вдруг всплыло лицо и голос полковника Моравца при последней их встрече. Тогда полковник, больше похожий на преподавателя математики, чем на военного, сказал: «Если Германия нападет на нас, то ни Англия, ни Франция не пошевелят и пальцем, Россия — темная лошадка, но скорее всего на нее рассчитывать не стоит. У нас есть единственная надежда: в самой Германии нет согласия в этом вопросе. Сейчас группа генералов пытается повлиять на Гитлера и изменить политику Германии. Это наша единственная надежда. Второй вариант — сражаться насмерть. Потери будут большие, но этим мы, скорее всего, пробьем айсберг безразличия».

Может быть, это действительно единственная надежда.

Загрузка...