Бункер. Пыль

Хранилище 18

Пыль дождем сыпалась в залы Механического; он дрожал, освободившись от жестокости рытья. Провода над головой мягко покачивались в своих жгутах. Трубы дребезжали. А из генераторной доносились стаккатные удары, отскакивавшие от стен и навевавшие воспоминания о том времени, когда неуравновешенные машины опасно вращались.

Джульетта Николс стояла в центре этого ужасного шума: комбинезон застегнут до пояса, свободные рукава завязаны узлом на бедрах, пыль и пот пачкают нижнюю рубашку. Она прислонилась всем весом к экскаватору, ее мускулистые руки дрожали, когда тяжелый металлический поршень экскаватора раз за разом врезался в бетонную стену Хранилища 18.

Вибрация ощущалась на зубах. Каждая косточка и каждый сустав в ее теле содрогались, а старые раны болели, напоминая о себе. В стороне шахтеры, которые обычно обслуживали экскаватор, недовольно наблюдали за происходящим. Джульетта отвернулась от порошкообразного бетона и увидела, как они стоят, скрестив руки на широкой груди, сурово нахмурив челюсти, злясь, возможно, на то, что она присвоила их машину. А может быть, из-за запрета копать там, где копать запрещено.

Джульетта проглотила скопившуюся во рту крошку и мел и сосредоточилась на осыпающейся стене. Была и другая возможность, которую она не могла не рассмотреть. Из-за нее погибли хорошие механики и шахтеры. Жестокие стычки вспыхивали, когда она отказывалась убирать. Сколько из этих мужчин и женщин, наблюдавших за тем, как она копает, потеряли близкого человека, лучшего друга, члена семьи? Сколько из них винили ее? Не может быть, чтобы она была единственной.

Экскаватор зарычал, раздался звон металла о металл. Джульетта отвела в сторону челюсти перфоратора, когда в белой плоти бетона появились новые кости арматуры. Она уже выдолбила настоящий кратер в наружной стене бункера. Первый ряд арматуры висел над головой, концы ее были гладкими, как оплавленные свечи, по которым она прошлась паяльной лампой. За ним последовали еще два фута бетона и еще один ряд железных прутьев — стены хранилища оказались толще, чем она могла себе представить. С онемевшими конечностями и расшатанными нервами она вела машину вперед по рельсам, клиновидный поршень вгрызался в камень между стержнями. Если бы она сама не видела схему, если бы не знала, что существуют другие бункеры, она бы уже сдалась. Казалось, что она прогрызает саму землю. Руки тряслись, а ладони были похожи на размытое пятно. Это была стена бункера, которую она атаковала, тараня ее с мыслью пробить эту чертову штуку насквозь, пробиться наружу…

Шахтеры неловко сдвинулись с места. Джульетта перевела взгляд с них на то место, куда она целилась, когда долото молота зазвенело о сталь. Она сосредоточилась на складке белого камня между брусьями. Пнула ногой рычаг привода, наклонилась к машине, и экскаватор проехал еще один дюйм на ржавых гусеницах. Ей давно следовало сделать перерыв. Мел во рту душил ее; ей до смерти хотелось воды; руки нуждались в отдыхе; щебень завалил основание экскаватора и завалил ее ноги. Она отпихнула с дороги несколько крупных кусков и продолжила копать.

Она боялась, что если остановится еще раз, то не сможет убедить их разрешить ей продолжить. Мэр или не мэр — начальник смены или нет — люди, которых она считала бесстрашными, уже покидали генераторную с нахмуренными бровями. Казалось, они были напуганы тем, что она может пробить священную печать и впустить в помещение нечистый и убийственный воздух. Джульетта видела, как они смотрели на нее, зная, что она была снаружи, словно на какое-то привидение. Многие держались на расстоянии, словно она была носителем какой-то болезни.

Стиснув зубы, между которыми хрустел неприятный на вкус песок, она еще раз пнула носком ботинка переднюю плиту. Гусеницы экскаватора прокрутились вперед еще на дюйм. Еще один дюйм. Джульетта прокляла машину и боль в запястьях. Черт бы побрал бой и мертвых друзей. Будь проклята мысль о Соло и детях, оставшихся в одиночестве, в вечности среди камней. И черт бы побрал эту ерунду с мэром: люди смотрели на нее так, словно она вдруг возглавила все смены на всех уровнях, словно она знала, что, черт возьми, делает, словно они должны были подчиняться ей, даже если боялись ее…

Экскаватор подался вперед более чем на дюйм, и долото молота издало пронзительный вопль. Джульетта потеряла хватку одной рукой, и машина взревела, словно готовая взорваться. Шахтеры заметались, как блохи, несколько из них побежали к ней, сходясь тенями. Джульетта нажала на красный выключатель, который был почти невидим под слоем белой пыли. Экскаватор взвыл и загудел, выходя из опасного состояния.

«Ты прошла! Ты закончила!»

Раф потянул ее назад, его бледные руки, сильные от многолетней работы в шахте, обхватили онемевшие конечности. Другие кричали ей, что с ней все кончено. Закончила. Экскаватор издал звук, как будто сломался шатун; раздался опасный вой могучего двигателя, работающего без трения, без сопротивления. Джульетта отпустила рычаги управления и обмякла в объятиях Рафа. К ней вернулось отчаяние от мысли, что ее друзья заживо погребены в этой могиле пустого бункера, а она не в силах добраться до них.

«Ты закончила — возвращайся!»

Рука, пропахшая смазкой и потом, зажала ей рот, защищая от постороннего воздуха. Джульетта не могла дышать. Впереди показался черный участок пустого пространства, облако цемента рассеялось.

А там, между двумя железными прутьями, зияла темная пустота. Пустота между тюремными решетками, которые тянулись на два слоя вглубь и по всему периметру, от Механического прямо до Верхнего.

Она прошла. Прошла. Теперь она могла видеть что-то другое, совсем другое, снаружи.

«Резак», — пробормотала Джульетта, отталкивая мозолистую руку Рафа от лица и с трудом глотая воздух. «Принеси мне резак. И фонарик».

«Эта чертова штука проржавела до чертиков».

«Это похоже на гидравлику».

«Наверное, ей тысяча лет».

Фитц пробормотал последнюю фразу, и слова нефтяника просвистели сквозь щели, оставленные отсутствующими зубами. Шахтеры и механики, которые держались на расстоянии во время раскопок, теперь столпились у Джульетты за спиной, когда она направила свой фонарик сквозь затянувшуюся пелену порошкообразной породы во мрак. Раф, бледный, как пыль, стоял рядом с ней, и они вдвоем втиснулись в конусообразную воронку, выгрызенную в пяти-шести футах бетона. Глаза альбиноса были широко раскрыты, полупрозрачные щеки выпучены, губы сжаты и бескровны.

«Ты можешь дышать, Раф», — сказала ему Джульетта. «Это просто другая комната».

Бледный шахтер с облегчением выпустил воздух и попросил тех, кто стоял сзади, прекратить толкаться. Джульетта передала фонарик Фитцу и отвернулась от проделанного ею отверстия. Она пробиралась сквозь толкающуюся толпу, ее пульс участился от мелькания какой-то машины по ту сторону стены. То, что она увидела, быстро подтвердилось бормотанием окружающих: стойки, болты, шланги, стальные листы со сколами краски и полосами ржавчины — стена механического чудовища, уходящая вверх и в стороны, насколько хватало слабых лучей фонариков.

В ее дрожащей руке оказалась жестяная кружка с водой. Джульетта жадно пила. Она была измучена, но мысли ее неслись вскачь. Она не могла дождаться, когда вернется к рации и расскажет Соло. Не терпелось рассказать Лукасу. Здесь была хоть какая-то затаенная надежда.

«Что теперь?» спросил Доусон.

Новый бригадир третьей смены, давший ей воду, настороженно посмотрел на нее. Доусону было около тридцати, но работа по ночам прибавила ему лет. У него были большие узловатые кисти рук, полученные в результате ударов и переломов пальцев, часть из которых пришлась на работу, а часть — на драки. Джульетта вернула ему чашку. Доусон заглянул внутрь и отхлебнул последний глоток.

«Теперь мы сделаем дыру побольше», — сказала она ему. «Заберемся внутрь и посмотрим, можно ли спасти эту штуку».

Движение на вершине гудящего главного генератора привлекло внимание Джульетты. Она подняла голову и увидела, как Ширли хмурится, глядя на нее. Ширли отвернулась.

Джульетта сжала руку Доусона. «Чтобы расширить это отверстие, потребуется целая вечность», — сказала она. «Нам нужны десятки маленьких отверстий, которые мы могли бы соединить. Нам нужно вырывать целые секции за один раз. Подгоните другой экскаватор. И пусть люди работают кирками, но, если можно, сведите пыль к минимуму».

Бригадир третьей смены кивнул и постучал пальцами по пустой чашке. «Никаких взрывных работ?» — спросил он.

«Никаких взрывных работ», — сказала она. «Я не хочу повредить то, что там находится».

Он кивнул, и она оставила его руководить раскопками. Она подошла к генератору. Ширли тоже сняла комбинезон до пояса, рукава застегнуты, нижняя рубашка мокрая с темным перевернутым треугольником от тяжелой работы. Держа в каждой руке по тряпке, она работала над верхней частью генератора, стирая как старую смазку, так и новый слой порошка, образовавшийся в результате дневной работы.

Джульетта расстегнула рукава комбинезона и засунула руки внутрь, прикрывая шрамы. Она забралась на бок генератора, зная, за что можно ухватиться, какие части горячие, а какие просто теплые. «Тебе нужна помощь?» — спросила она, добравшись до верха, наслаждаясь теплом и гулом машины в своих больных мышцах.

Ширли вытерла лицо подолом нижней рубашки. Она покачала головой. «Я в порядке», — сказала она.

«Извини за обломки». Джульетта повысила голос над гулом огромных поршней, двигающихся вверх и вниз. Не так давно был день, когда она бы зубы выбила, чтобы стоять на вершине машины, когда она была разбалансирована на все сто.

Ширли повернулась и бросила грязные белые тряпки вниз, к своей тени, Кали, которая окунула их в ведро с грязной водой. Странно было видеть, как новый начальник механического отдела занимается таким обыденным делом, как чистка генераторной установки. Джульетта попыталась представить себе Нокса, делающего то же самое. И тут до нее в сотый раз дошло, что она была мэром, и как она проводила свое время, долбя стены и перерубая арматуру. Кали снова подбросила тряпки вверх, и Ширли поймала их с мокрыми шлепками и брызгами воды. Молчание старой подруги, когда она вернулась к своей работе, говорило о многом.

Джульетта повернулась и оглядела собранную ею группу рабочих, которые расчищали завалы и расширяли отверстие. Ширли была не в восторге от потери рабочей силы, не говоря уже о запрете нарушать герметичность бункера. Призыв к рабочим прозвучал в тот момент, когда их ряды уже поредели из-за вспышки насилия. И неважно, винила ли Ширли Джульетту в смерти мужа или нет. Джульетта винила себя, и поэтому напряжение стояло между ними, как жирная лепешка.

Прошло совсем немного времени, и работа по пробиванию стены возобновилась. Джульетта заметила Бобби за пультом управления экскаватора: его огромные мускулистые руки как бы сами по себе направляли отбойный молоток на колесах. Вид странной машины — какого-то артефакта, погребенного за стенами, — бросил искры в не желающие двигаться тела. Страх и сомнения переросли в решимость. Пришел носильщик с едой, и Джульетта наблюдала, как юноша с голыми руками и ногами сосредоточенно изучает работу. Носильщик оставил свой груз фруктов и горячих обедов и взял с собой свои сплетни.

Джульетта стояла у гудящего генератора и развеивала свои сомнения. Они поступают правильно, говорила она себе. Она своими глазами видела, как огромен мир, стояла на вершине и осматривала землю. Теперь ей оставалось только показать другим, что там есть. И тогда они не будут бояться этой работы, а будут стремиться к ней.

Было проделано достаточно большое отверстие, чтобы пролезть в него, и Джульетта взяла на себя эту обязанность. С фонариком в руке она проползла через груду обломков и между согнутыми в замок железными прутьями. Воздух за пределами генераторной был прохладным, как в глубоких шахтах. Она кашлянула в кулак, пыль от раскопок защекотала горло и нос. Она спрыгнула на пол за зияющей дырой.

«Осторожно», — сказала она остальным, стоявшим за ней. «Земля не ровная».

Часть неровностей была вызвана кусками бетона, упавшими внутрь, а остальное — просто состоянием пола. Казалось, он был выщерблен когтями гиганта.

Посветив фонариком от ботинок на тусклый потолок, она осмотрела громадную стену механизмов. Она превосходила главный генератор. Она превосходила масляные насосы. Колосс таких размеров не мог быть построен, а тем более отремонтирован. У нее свело желудок. Надежды на восстановление этой погребенной машины уменьшились.

В прохладе и темноте к ней присоединился Раф, за которым тянулся шлейф обломков. У альбиноса было заболевание, передающееся из поколения в поколение. Брови и ресницы у него были как будто сплетены, почти невидимые. Его плоть была бледной, как свиное молоко. Но когда он находился в шахтах, тени, затемнявшие других, как сажа, придавали ему здоровый цвет лица. Джульетта поняла, почему он еще мальчишкой покинул фермы, чтобы работать в темноте.

Раф присвистнул, посветив фонариком на машину. Мгновение спустя его свист отозвался эхом — какая-то птица в дальней тени насмехалась над ним.

«Это проделки богов», — подумал он вслух.

Джульетта не ответила. Она никогда не считала Рафа тем, кто слушает рассказы жрецов. Тем не менее, в том, что он внушал благоговение, сомневаться не приходилось. Она видела книги Соло и подозревала, что те же древние народы, которые создали эту машину, построили и разрушающиеся, но парящие башни за холмами. То, что они построили саму бункерную установку, заставляло ее чувствовать себя маленькой. Она протянула руку и провела по металлу, к которому не прикасались и не смотрели на него веками, и удивилась тому, на что были способны древние. Может быть, жрецы были не так уж далеки…

«Да, боги», — ворчал Доусон, шумно толпясь рядом с ними. «И что нам с этим делать?»

«Да, Джулс», — прошептал Раф, уважая глубокие тени и глубокое время. «Как же мы будем выкапывать эту штуку отсюда?»

«А мы и не собираемся», — сказала она им. Она протиснулась боком между бетонной стеной и башней с механизмами. «Эта штука должна сама прорыть себе путь наружу».

«Ты предполагаешь, что мы сможем ее запустить», — сказал Доусон.

Рабочие в генераторном отсеке столпились у отверстия и загораживали проникающий внутрь свет. Джульетта поводила фонариком по узкой щели между внешней стеной бункера и высокой машиной, ища какой-нибудь обходной путь. Она пошарила в темноте и вскарабкалась на пологий пол.

«Мы ее запустим», — заверила она Доусона. «Надо только понять, как она должна работать».

«Осторожно», — предупредил Раф, когда камень, отброшенный ее ботинками, полетел в его сторону. Она была уже выше их голов. В комнате, как она увидела, не было ни угла, ни дальней стены. Она просто закруглялась и шла по всему периметру.

«Это большая окружность», — воскликнула она, ее голос перекликался между камнем и металлом. «Не думаю, что это рабочий край».

«Здесь есть дверь», — объявил Доусон.

Джульетта сползла вниз по склону и присоединилась к нему и Рафу. Еще один фонарик щелкнул в стороне от зевак в генераторной. Его луч присоединился к лучу ее фонарика и осветил дверь со штырями вместо петель. Доусон боролся с ручкой на задней стенке машины. Он хрюкнул от усилия, а затем металл застонал, нехотя уступая мускулам.

Машина широко зевнула, как только они оказались за дверью. Ничто не могло подготовить Джульетту к этому. Вспомнив схемы, которые она видела в подземной лачуге Соло, она поняла, что экскаваторы были нарисованы в масштабе. Маленькие червячки, торчащие из нижних этажей Механического, были высотой в один уровень и вдвое больше в длину. Массивные стальные цилиндры, этот сидел в круглой пещере, как будто сам себя похоронил. Джульетта велела своим людям быть осторожными, пока они пробирались внутрь. Дюжина рабочих присоединилась к ним, их голоса смешивались и перекликались в лабиринте, похожем на внутренности машины, табу было рассеяно любопытством и удивлением, а о раскопках на время забыли.

«Это для перемещения хвостов», — сказал кто-то. Лучи света заиграли на металлических желобах из скрепленных между собой пластин. Под пластинами находились колеса и шестеренки, а с другой стороны — еще больше пластин, которые накладывались друг на друга, как чешуя на змее. Джульетта сразу же увидела, как движется весь желоб: пластины петляли в конце и снова закручивались в начало. Порода и обломки скатывались сверху, проталкиваясь по желобу. Низкие стенки из пластин толщиной в дюйм должны были удерживать породу от падения. Порода, разгрызаемая экскаватором, проходила здесь и выходила через заднюю стенку, где ее приходилось выгребать тачками.

«Она проржавела до чертиков», — пробормотал кто-то.

«Не так плохо, как должно быть», — сказала Джульетта. Машина простояла здесь, по крайней мере, сотни лет. Она ожидала, что это будет просто кусок ржавчины и ничего больше, но сталь местами блестела. «Кажется, помещение было герметичным», — подумала она вслух, вспомнив ветерок на шее и всасывание пыли, когда она впервые пробила стену.

«Это все гидравлика», — сказал Бобби. В его голосе прозвучало разочарование, как будто он узнал, что боги тоже моют свои задницы водой. Джульетта была более обнадежена. Она видела что-то, что можно было починить, если только источник энергии был цел. Они могли бы запустить это. Все было сделано просто, как будто боги знали, что тот, кто обнаружит это, будет менее искушенным и менее способным. По всей длине могучей машины шли протекторы, как на экскаваторе, а оси были залиты смазкой. Еще больше протекторов по бокам и на крыше, которые тоже должны давить на землю. Чего она не понимала, так это того, как начинается рытье. Миновав движущиеся желоба и все приспособления для выталкивания щебня и хвостов из задней части машины, они подошли к стальной стене, которая скользила вверх по балкам и дорожкам в темноту наверху.

«В этом нет ни малейшего смысла», — сказал Раф, дойдя до дальней стены. «Посмотри на эти колеса. В какую сторону эта штука движется?»

«Это не колеса», — сказала Джульетта. Она показала фонарем. «Вся эта передняя часть вращается. Вот шарнир». Она указала на центральную ось размером с двух человек. «А вот эти круглые диски должны выступать с другой стороны и выполнять резку».

Бобби недоверчиво вздохнул. «Сквозь твердый камень?»

Джульетта попыталась повернуть один из дисков. Он едва двигался. Потребовалась бы бочка смазки.

«Думаю, она права», — сказал Раф. Он приподнял крышку ящика размером с двухъярусную кровать и направил внутрь фонарик. «Это коробка передач. Похоже на трансмиссию».

Джульетта присоединилась к нему. Конические шестеренки размером с талию человека лежали в засохшей смазке. Шестеренки совпадали с зубьями, которые вращали вал. Коробка передач была такой же большой и прочной, как и у главного генератора. Даже больше.

«Плохие новости», — сказал Бобби. «Проверь, куда ведет этот вал».

Три луча света сошлись и проследили за трансмиссионным валом до того места, где он заканчивался в пустом пространстве. Внутренняя полость этой громадной машины, вся эта бездна, в которой они стояли, была пустотой, в которой должно было находиться сердце зверя.

«Она никуда не денется», — пробормотал Раф.

Джульетта отошла к задней части машины. Мощные стойки, предназначенные для удержания силовой установки, были обнажены. Она и другие механики обсуждали, где должен располагаться двигатель. И теперь, когда она знала, что искать, она заметила крепления. Их было шесть: резьбовые стойки восьми дюймов в поперечнике, покрытые древней, застывшей смазкой. На крюках под стойками висели подходящие гайки для каждой стойки. Боги общались с ней. Говорили с ней. Древние оставили послание, написанное на языке людей, знающих машины. Они обращались к ней через огромные промежутки времени, говоря Это нужно сделать здесь. Следуй этим шагам.

Фитц, нефтяник, опустился на колени рядом с Джульеттой и положил руку на ее руку. «Мне жаль твоих друзей», — сказал он, имея в виду Соло и детей, но Джульетте показалось, что в его голосе прозвучала радость за всех остальных. Взглянув на заднюю часть металлической пещеры, она увидела, что внутрь заглядывают еще шахтеры и механики, не решаясь присоединиться к ним. Все были бы рады, если бы эта затея закончилась именно здесь, и она не стала бы копать дальше. Но Джульетта чувствовала не просто желание, она начинала ощущать цель. Эта машина не была скрыта от них. Она была надежно спрятана. Защищена. Упакована. Намазана смазкой и защищена от воздуха по неизвестной ей причине.

«Мы запечатаем его обратно?» спросил Доусон. Даже старый, измученный механик, казалось, не желал копать дальше.

«Она чего-то ждет», — сказала Джульетта. Она сняла с крюка одну из больших гаек и положила ее на покрытый смазкой столб. Размер крепления был знакомым. Она вспомнила о работе, которую выполняла всю жизнь раньше, по выравниванию главного генератора. «Она должна быть открыта», — сказала она. «Это ее брюхо должно быть открыто. Проверь заднюю часть машины, через которую мы прошли. Она должна разойтись, чтобы хвосты могли выйти наружу, а также чтобы что-то впустить внутрь. Двигатель совсем не пропал».

Раф остался рядом с ней, направив луч фонарика ей на грудь, чтобы изучить ее лицо.

«Я знаю, почему они поставили это здесь», — сказала она ему, когда остальные ушли осматривать заднюю часть машины. «Я знаю, почему они поставили это рядом с генераторной».

Ширли и Кали все еще чистили главный генератор, когда из брюха экскаватора появилась Джульетта. Бобби показал остальным, как открывается задняя часть экскаватора, какие болты нужно открутить и как снимаются пластины. Джульетта попросила их измерить пространство между стойками, а затем крепления резервного генератора, чтобы убедиться в том, что она уже знала. Машина, которую они обнаружили, представляла собой живую схему. Это действительно было послание из глубины веков. Одно открытие повлекло за собой целый каскад других.

Джульетта смотрела, как Кали выжимает грязь из тряпки, а затем опускает ее во второе ведро с чуть менее грязной водой, и ей пришла в голову очевидная истина: Двигатель сгниет, если его оставить на тысячу лет. Он будет работать только в том случае, если его будут использовать, если команда людей посвятит свою жизнь уходу за ним. Пар поднимался из горячего мыльного коллектора, когда Ширли протирала гудящий главный генератор, и Джульетта увидела, как они годами работали над этим моментом. Как бы ни ненавидела ее старая подруга — а ныне начальник механического отдела — этот свой проект, Ширли все это время помогала ей. У генератора поменьше, расположенного по другую сторону от главной электростанции, была другая, более важная цель.

«Крепления выглядят правильно», — сказал ей Раф, держа в руке измерительную линейку. «Думаешь, они использовали эту машину, чтобы доставить сюда генератор?»

Ширли отбросила грязную тряпку, и на ее место пришла более чистая. Рабочие и тени двигались в ритме, похожем на гудение поршней.

«Я думаю, что запасной генератор должен помочь этому экскаватору выехать», — сказала она Рафу. Она не понимала, зачем кому-то понадобилось отключать резервный источник энергии, пусть даже на короткое время. Это поставило бы весь бункер на произвол судьбы. С таким же успехом можно было найти по ту сторону стены двигатель, превратившийся в сплошной клубок ржавчины. Трудно было представить, чтобы кто-то согласился с планами, которые роились в ее голове.

Тряпка взвилась в воздух и упала в ведро с коричневой водой. Кали не стала подбрасывать другую. Она смотрела в сторону входа в генераторную. Джульетта проследила за взглядом тени и почувствовала прилив тепла. Там, среди черных и грязных мужчин и женщин Механики, стоял безупречный молодой человек в блестящем серебре и спрашивал у кого-то дорогу. Мужчина указал, и Лукас Кайл, глава отдела информационных технологий, ее любовник, направился в сторону Джульетты.

«Обслужите резервный генератор», — сказала Джульетта Рафу, который заметно напрягся. Казалось, он знал, к чему все идет. «Нам нужно поставить ее надолго, чтобы посмотреть, что сделает этот экскаватор. В любом случае, мы собирались отсоединить и прочистить выхлопные коллекторы».

Раф кивнул, его желваки сжимались и разжимались. Джульетта шлепнула его по спине и, не смея взглянуть на Ширли, ушла на встречу с Лукасом..

«Что ты здесь делаешь?» — спросила она его. Она разговаривала с Лукасом накануне, и он забыл упомянуть о визите. Его целью было загнать ее в угол.

Лукас остановился и нахмурился, и Джульетте стало не по себе от его тона. Не было ни объятий, ни приветственного рукопожатия. Она была слишком измотана открытиями дня, слишком напряжена.

«Я должен спросить то же самое», — сказал он. Его взгляд остановился на углублении, вырезанном в дальней стене. «Пока вы тут копаете ямы, глава отдела информационных технологий выполняет работу мэра».

«Значит, ничего не изменилось», — сказала Джульетта и рассмеялась, пытаясь разрядить обстановку. Но Лукас не улыбнулся. Она положила руку на его руку и повела его прочь от генератора и в коридор. «Прости меня», — сказала она ему. «Я просто удивилась, увидев тебя. Ты должен был предупредить о своем приезде. И послушай… Я рада тебя видеть. Если тебе нужно, чтобы я подошла и подписала что-нибудь, я буду рада. Если тебе нужно, чтобы я произнес речь или поцеловал ребенка, я сделаю это. Но на прошлой неделе я сказал, что найду способ вытащить своих друзей. И раз уж ты наложил вето на мой поход через горы…»

Глаза Лукаса расширились от такой легкомысленной ереси. Он оглядел зал, чтобы убедиться, что поблизости нет никого. «Жюль, ты беспокоишься о горстке людей, в то время как остальные в бункере чувствуют себя неспокойно. По всему „Верху“ разносится ропот несогласия. Это отголоски последнего восстания, которое ты подняла, только теперь оно направлено против нас».

Джульетта почувствовала, что ее кожа стала теплой. Ее рука упала с руки Лукаса. «Я не хотела участвовать в этой драке. Меня даже не было здесь».

«Но ты здесь для этого». Его глаза были грустными, а не злыми, и Джульетта поняла, что дни для него наверху были такими же длинными, как и для нее в Механике. За последнюю неделю они провели за разговорами меньше времени, чем за то время, пока она находилась в Хранилище-17. Они были ближе друг к другу и находились в опасности отдалиться друг от друга.

«Что ты хочешь, чтобы я сделала?» — спросила она.

«Для начала, не копай. Пожалуйста. Биллингс получил дюжину жалоб от соседей, рассуждающих о том, что произойдет. Некоторые из них говорят, что к нам придут извне. Священник из Мида проводит два воскресенья в неделю, чтобы предупредить об опасности, о своем видении, где пыль заполняет бункер до краев и тысячи людей умирают…»

«Священник…» — прошипела Джульетта.

«Да, жрецы, и люди маршируют и с Вершины, и с Глубины, чтобы присутствовать на его воскресеньях. Когда он сочтет нужным проводить их по три в неделю, у нас будет толпа».

Джульетта провела пальцами по волосам, из которых посыпались камешки и мелкие обломки. Она виновато посмотрела на облако мелкой пыли. «Что, по мнению людей, произошло со мной за пределами бункера? Моя очистка? Что они говорят?»

«Некоторые с трудом в это верят», — сказал Лукас. «Это похоже на легенду. О, в информационных технологиях мы знаем, что произошло, но некоторые сомневаются, что тебя вообще посылали убирать. Ходят слухи, что это был предвыборный трюк».

Джульетта выругалась под нос. «А новости о других хранилищах?»

«Я уже много лет говорю другим, что звезды — это такие же солнца, как и наше собственное. Некоторые вещи слишком велики, чтобы их постичь. И я не думаю, что спасение твоих друзей изменит это. Ты можешь привести своего друга-радиста на базар и сказать, что он прибыл из другого бункера, и люди с такой же вероятностью поверят тебе».

«Уокер?» Джульетта покачала головой, но она знала, что он прав. «Я разыскиваю своих друзей не для того, чтобы доказать, что со мной случилось, Люк. Дело не во мне. Они там живут с мертвыми. С призраками».

«А мы разве не так же? Разве мы не ужинаем нашими мертвецами? Я умоляю тебя, Жюль. Сотни людей умрут ради того, чтобы ты спасла нескольких. Может быть, им там лучше».

Она глубоко вздохнула и выдержала паузу, изо всех сил стараясь не рассердиться. «Это не так, Лукас. Человек, которого я хочу спасти, наполовину сошел с ума от того, что все эти годы жил сам по себе. У детей, которые там живут, есть свои дети. Им нужны наши врачи, им нужна наша помощь. Кроме того… я им обещала»

Он ответил на ее мольбы печальным взглядом. Это было бесполезно. Как заставить человека заботиться о тех, кого он никогда не видел? Джульетта ожидала от него невозможного, и в этом была не меньше ее вина. Разве она действительно заботилась о людях, которых травили дважды по воскресеньям? Или о тех незнакомых людях, которыми она была избрана руководить, но с которыми никогда не встречалась?

«Я не хотела этой работы», — сказала она Лукасу. Ей было трудно сдержать упрек в свой адрес. Другие хотели, чтобы мэром стала она, а вовсе не она. Хотя, похоже, не так сильно, как раньше.

«Я тоже не знал, для чего мне эта роль», — возразил Лукас. Он начал было говорить что-то еще, но придержал язык, когда из генераторной вышла группа шахтеров, вздымая облако пыли от своих ботинок.

«Ты собирался что-то сказать?» — спросила она.

«Я хотела попросить, чтобы ты вела тайные раскопки, если тебе вообще придется копать. Или оставить этих людей и прийти…»

Он оборвал эту мысль.

«Если ты хочешь сказать „домой“, то это мой дом. И неужели мы ничем не лучше тех, кто был во главе? Лгали нашим людям? Устраиваем заговоры?»

«Боюсь, что мы хуже», — сказал он. «Все, что они сделали, это сохранили нам жизнь».

Джульетта рассмеялась. «Нас? Они решили отправить тебя и меня на смерть».

Лукас выдохнул. «Я имел в виду всех остальных. Они работали, чтобы все остальные остались в живых». Но он ничего не мог с собой поделать: улыбнулся, в то время как Джульетта продолжала смеяться. Она размазывала слезы по щекам, превращая их в грязь.

«Дай мне несколько дней здесь», — сказала она. Это был не вопрос, а уступка. «Я посмотрю, есть ли у нас средства, чтобы копать. А потом я приду поцеловать твоих детей и похоронить твоих мертвых, хотя, конечно, не в таком порядке».

Лукас нахмурился от ее болезненности. «А ересь ты укротишь?»

Она кивнула. «Если мы будем копать, то сделаем это тихо». Про себя она подумала, что такая машина, как та, которую она обнаружила, не может копать иначе, кроме как с рычанием. «В любом случае, я думала о незначительном снижении мощности. Я не хочу, чтобы главный генератор работал на полную нагрузку какое-то время. Просто на всякий случай».

Лукас кивнул, и Джульетта поняла, насколько легкой и необходимой кажется эта ложь. Она подумала о том, чтобы прямо сейчас рассказать ему о другой своей идее, которую она обдумывала уже несколько недель, еще тогда, когда находилась в кабинете врача, восстанавливаясь после ожогов. Ей нужно было кое-что сделать наверху, но она видела, что он не в настроении злиться дальше. Поэтому она рассказала ему лишь ту часть своего плана, которая, по ее мнению, должна была ему понравиться.

«Как только здесь все наладится, я планирую подняться наверх и остаться на некоторое время», — сказала она, взяв его за руку. «Вернуться домой на некоторое время».

Лукас улыбнулся.

«Но послушай», — сказала она ему, чувствуя желание предостеречь. «Я видела мир, Люк. Я не сплю ночами, слушая радио „Уолк“. Там много таких же людей, как мы, живущих в страхе, живущих отдельно, в неведении. Я хочу сделать больше, чем просто спасти своих друзей. Надеюсь, ты это знаешь. Я хочу разобраться в том, что происходит за этими стенами».

Комок в горле Лукаса подпрыгивал вверх-вниз. Его улыбка исчезла. «Ты слишком далеко целишься», — кротко сказал он.

Джульетта улыбнулась и сжала руку своего любовника. «Так говорит человек, который наблюдает за звездами».

Хранилище 17

«Соло! Мистер Соло!»

Слабый голос маленького ребенка пробивался в самую глубину ямы для выращивания. Он доносился до прохладных участков земли, где больше не горел свет и не росли растения. Там Джимми Паркер сидел в одиночестве на безжизненной земле, рядом с памятью о старом друге.

Его руки праздно перебирали комки глины и растирали их в порошок. Если очень постараться, можно было почувствовать, как сквозь комбинезон пробиваются коготки. Он слышал, как маленький живот Тени урчит, словно водяной насос. Представить это было все труднее и труднее, поскольку молодой голос, зовущий его по имени, становился все ближе и ближе. Свет фонарика прорезал последний клубок растений, которые молодые называли Дикими.

«Вот ты где!»

Маленькая Элиза наделала много шума, который не соответствовал ее маленьким размерам. Она топала к нему в своих слишком больших ботинках. Джимми наблюдал за ее приближением и вспоминал, как давно мечтал, чтобы Тень умела говорить. Ему снилось множество снов, в которых Тень была мальчиком с черной шерстью и хриплым голосом. Но Джимми больше не видел таких снов. Сейчас он был благодарен своему старому другу за то, что тот провел с ним безмолвные годы.

Элиза протиснулась сквозь прутья ограды и обняла Джимми за руку. Фонарик почти ослепил, когда она прижала его к груди, направив вверх.

«Пора идти», — сказала Элиза, прижимаясь к нему. «Пора, мистер Соло».

Он моргнул от резкого света и понял, что она права. Самая младшая среди них, маленькая Элиза разрешала больше споров, чем начинала. Джимми раздавил в руке еще один комок глины, рассыпал землю по земле и вытер ладонь о бедро. Ему не хотелось уезжать, но он знал, что они не могут остаться. Он напомнил себе, что это временно. Джульетта так сказала. Она сказала, что он может вернуться сюда и жить со всеми остальными, кто пришел. Какое-то время не будет лотереи. Будет много людей. Они снова восстановят его старую силосную башню.

Джимми вздрогнул при мысли о таком количестве людей. Элиза потянула его за руку. «Пойдем. Пойдем», — сказала она.

И Джимми понял, чего боялся. Дело было не в том, что он уедет в один прекрасный день, до которого было еще довольно много времени. Не обустройства дома в Глубине, которая была почти выкачана досуха и уже не пугала его. Это была мысль о том, куда он может вернуться. Его дом становился все более безопасным по мере того, как опустошался; на него напали, когда он снова начал наполняться. Часть его души хотела, чтобы его оставили в покое, чтобы он был Соло.

Поднявшись на ноги, он позволил Элизе повести его обратно к лестнице. Она взяла его за мозолистую руку и потянула вперед. Снаружи она собрала свои вещи у ступенек. Риксон и остальные слышались внизу, их голоса эхом разносились по тихой бетонной шахте. Один из аварийных фонарей на этом уровне был погашен, оставляя черное пятно на фоне тусклой зелени. Элиза поправила заплечный ранец, в котором хранилась ее книга памяти, и застегнула верхнюю часть рюкзака. Еда и вода, смена одежды, батарейки, выцветшая кукла, расческа — практически все, что у нее было. Джимми придержал лямку, чтобы она могла просунуть руку, а затем подхватила свой груз. Голоса остальных стихли. Лестничная клетка слабо колыхалась и звенела от их шагов, когда они направились вниз, что казалось довольно странным направлением для того, чтобы выбраться наружу.

«Как скоро Джул придет за нами?» спросила Элиза. Она взяла Джимми за руку, и они по спирали спустились вниз бок о бок.

«Не скоро», — сказал Джимми, что было его ответом на вопрос «не знаю». «Она пытается. Это долгий путь. Знаешь, сколько времени ушло на то, чтобы вода ушла вниз и исчезла?»

Элиза покачала головой. «Я считала шаги», — сказала она.

«Да, ты считала. Теперь им придется пробивать туннель в твердой породе, чтобы добраться до нас. Это будет нелегко».

«Ханна говорит, что после прихода Джул будут десятки и десятки людей».

Джимми сглотнул. «Сотни», — сказал он хрипло. «Тысячи, даже».

Элиза сжала его руку. Прошла еще дюжина шагов, оба тихо считали. Им обоим было трудно считать так много.

«Риксон говорит, что они идут не спасать нас, а хотят захватить наш бункер».

«Да, но он видит в людях плохое», — сказал Джимми. «Так же, как и ты видишь в них хорошее».

Элиза посмотрела на Джимми. Они оба сбились со счета. Он подумал, может ли она представить себе, каково это — тысячи людей. Он едва мог вспомнить себя.

«Я бы хотела, чтобы она видела хорошее в таких людях, как я», — сказала она.

Джимми остановился, не доходя до следующей посадки. Элиза сжала его руку и свой ранец и остановилась вместе с ним. Он опустился на колени, чтобы быть ближе к ней. Когда Элиза капризничала, он видел щель, оставшуюся от ее отсутствующего зуба.

«В каждом человеке есть немного хорошего», — сказал Джимми. Он сжал плечо Элизы и почувствовал, как в горле у него образовался комок. «Но есть и плохое. Риксон, наверное, иногда больше прав, чем виноват».

Он ненавидел говорить это. Джимми ненавидел забивать голову Элизе подобными мыслями. Но он любил ее так, словно она была его собственной. И он хотел дать ей большие стальные двери, которые ей понадобятся, если бункер снова станет полным. Именно поэтому он разрешил ей разрезать книги в жестяных банках и брать понравившиеся страницы. Именно поэтому он помогал ей выбирать важные книги. Он выбрал те, которые помогали ей выжить.

«Тебе придется начать смотреть на мир глазами Риксона», — сказал Джимми, ненавидя себя за это. Он встал и потянул ее за собой вниз по ступенькам, на этот раз уже не считая. Вытер глаза, прежде чем Элиза заметила его слезы, прежде чем она задала ему один из своих легких вопросов, на которые совсем не было легких ответов.

Трудно было оставить позади яркий свет и комфорт своего старого дома, но Джимми согласился переехать на нижние фермы. Детям там было комфортно. Они быстро возобновляли свою работу на грядках. К тому же это было ближе к последнему из угасающих паводков.

Джимми спускался по скользким ступеням, испещренным свежей ржавчиной, и прислушивался к журчанию воды, бьющейся о лужи и сталь. Многие зеленые аварийные лампы были утоплены наводнением. Даже в тех, что работали, оставались мутные пузырьки воды. Джимми подумал о рыбах, которые раньше плавали в том месте, где теперь было открытое пространство. По мере того как вода отступала, он обнаружил несколько рыб, хотя уже давно решил, что переловил их всех. Их оказалось слишком легко поймать в ловушку в обмелевшем бассейне. Он научил Элизу, как это делать, но она с трудом снимала их с крючка. Она постоянно сбрасывала склизких тварей обратно в воду. Джимми в шутку обвинил ее в том, что она делает это специально, и Элиза призналась, что ей больше нравится их ловить, чем есть. Он позволял ей ловить последних рыбок снова и снова, пока ему не стало слишком жалко бедняжек, чтобы позволить ей продолжать это. Риксон, Ханна и близнецы были счастливы избавить этих отчаявшихся выживших от страданий и отправить их в свои желудки.

Джимми поднял взгляд за поручень над головой, представив себе свой боббер в воздухе. Он представил себе, как Тень смотрит вниз и бьет его лапой, как будто Джимми теперь рыба, оказавшаяся в подводной ловушке. Он попытался выдуть пузыри, но ничего не вышло, только усы щекотали нос.

Еще ниже, в том месте, где лестница заканчивалась, собралась лужа. Пол здесь был ровный, без уклона для стока воды. Потоки не должны были подниматься так высоко. Джимми включил фонарик, и луч прорезал непроглядную тьму в глубине Механического. Электрический провод, проложенный через открытый проход, протянулся через пост охраны. Рядом с ним тянулся клубок шлангов, который затем поворачивал обратно. Кабель и шланг знали дорогу к насосам — их оставила Джульетта.

Джимми пошел по их следу. Когда он в первый раз спустился по лестнице, то обнаружил пластиковый купол ее шлема. Он лежал среди кучи мусора, обломков и ила — всякой гадости, оставшейся после того, как ушла вода. Он постарался убрать все, что мог, и нашел среди мусора свои маленькие металлические шайбы — те самые, которыми крепились старые бумажные парашюты, — похожие на серебряные монеты. Многое из мусора, оставшегося после наводнения, так и лежало. Единственное, что ему удалось спасти, — это пластиковый купол ее шлема.

Провод и шланг повернули вниз по квадратным ступеням. Джимми шел по ним, стараясь не споткнуться. С труб и проводов над головой время от времени падала вода и била его по плечам и голове. Капли сверкали в луче его фонарика. Все остальное было темно. Он попытался представить себе, что находится там, внизу, когда все заполнено водой, и не смог. В сухом состоянии это было достаточно страшно.

Шлепок воды прямо по макушке, а потом щекотка, когда ручеек стекает в бороду. «В основном сухо, я имел в виду», — сказал Джимми, обращаясь к потолку. Он добрался до нижней ступеньки. Теперь его вела только проволока, и было плохо видно. Он побрызгал на тонкую пленку воды, направляясь по коридору. Джульетта сказала, что важно быть там, когда насос закончит работу. Кто-то должен быть рядом, чтобы включать и выключать его. Вода будет проникать внутрь, поэтому насос должен выполнять свою работу, но плохо, если он будет работать вхолостую. Она сказала ему, что сгорит нечто, называемое «крыльчаткой».

Джимми нашел насос. Он недовольно дребезжал. Большая труба перегнулась через край колодца — Джульетта сказала ему, чтобы он был осторожен и не упал, — и из его глубин доносился всасывающий, булькающий звук. Джимми направил фонарик вниз и увидел, что шахта почти пуста. Всего фута два воды, взбаламученной бесплодными усилиями огромной трубы.

Он достал из нагрудного кармана кусачки и выловил провод из тонкого слоя воды. Насос сердито зарычал, металл звякнул о металл, в воздухе запахло горячим электричеством, пар поднимался от цилиндрического корпуса, обеспечивающего питание. Раздвинув два соединенных провода, Джимми кусачками перерезал один из них. Насос продолжал работать, но постепенно заглох. Джульетта подсказала ему, что делать. Он зачистил отрезанный провод и скрутил концы. Когда резервуар снова наполнится, Джимми придется вручную закорачивать пусковой выключатель, как это делала она все эти недели назад. Они с детьми могли бы работать по очереди. Они будут жить выше разрушенных наводнением уровней, ухаживать за Уайлдсом и держать бункер сухим, пока Джульетта не придет за ними.

Хранилище 18

Спор с Ширли по поводу генератора закончился неудачно. Джульетта добилась своего, но победителем не вышла. Она смотрела, как уходит ее старая подруга, и пыталась представить себя на ее месте. Прошло всего несколько месяцев после смерти ее мужа Марка. Джульетта целый год была разбита после потери Джорджа. И вот теперь какой-то мэр говорит начальнику механического отдела, что они забирают резервный генератор. Украсть его. Оставив бункер на произвол механической поломки. Один зуб отщелкнется от шестеренки, и все уровни погрузятся во тьму, все насосы затихнут, пока их не починят.

Джульетте не нужно было слушать, как Ширли аргументирует свои доводы. Она и сама вполне могла их назвать. Теперь она стояла одна в тусклом коридоре, шаги подруги затихали, и думала, что же она делает. Даже окружающие теряли к ней доверие. И почему? Из-за обещания? Или она просто упрямится?

Она почесала руку — один из шрамов под комбинезоном зудел — и вспомнила, как после почти двадцати лет упорного избегания разговаривала с отцом. Ни один из них не признался, насколько глупым он был, но это висело в комнате, как семейное одеяло. Вот в чем заключалась их неудача, источник их стремления добиться многого в жизни и одновременно причина ущерба, который они так часто оставляли после себя, — эта пагубная гордыня.

Джульетта повернулась и вошла обратно в генераторную. Грохот вдоль дальней стены напомнил ей о более… неуравновешенных днях. Звук рытья не был похож на деформированный генератор ее прошлого: молодой, горячий и опасный.

Работа над резервным генератором уже шла полным ходом. Доусон и его команда отсоединяли выхлопную муфту. Раф массивным гаечным ключом откручивал одну из крупных гаек на переднем креплении, отделяя генератор от древнего крепления. Джульетта поняла, что она действительно это делает. Ширли имела полное право злиться.

Она пересекла комнату, пролезла через одно из отверстий в стене, просунула голову под арматуру и обнаружила Бобби в задней части огромного экскаватора, почесывающего бороду. Бобби был громадным человеком. Он носил длинные волосы, заплетенные в тугие косы, как это любят делать шахтеры, а его угольная кожа скрывала следы усилий, затраченных на темные работы. Он был во всех отношениях противоположностью своему другу Рафу. Хайла, его дочь и одновременно тень, тихо стояла у его локтя.

«Как дела?» — спросила Джульетта.

«Как дела? Или как работает эта машина?» Бобби повернулся и с минуту изучал ее. «Я скажу тебе, как работает это ржавое ведро. Она не для поворота, не для того, что нужно тебе. Она направлена прямо, как стержень. Она вообще не предназначена для управления».

Джульетта поприветствовала Хайлу и оценила прогресс в работе экскаватора. Машина хорошо отмывалась, была в прекрасной форме. Положила руку на руку Бобби. «Она будет управляться», — заверила она его. «Мы поставим железные клинья вдоль стены здесь, с правой стороны». Указала на это место. Прожекторы, установленные над шахтами, освещали темную скалу. «Когда задняя часть будет давить на эти клинья, передняя часть будет отходить в сторону». Одной рукой изображая экскаватор, она надавила на запястье другой, выгнув руку, чтобы показать, как он должен маневрировать.

Бобби неохотно согласился. «Это будет медленно, но может получиться». Он развернул лист тонкой бумаги, на котором была изображена схема всех бункеров, и изучил путь, нарисованный Джульеттой. Она украла схему из потайного кабинета Лукаса, и предложенный ею ход пролегал по дуге от 18-го до 17-го бункера, от генераторной до генераторной. «Придется вбить клин и вниз», — сказал ей Бобби. «Мы должны заклинить и вниз», — сказал ей Бобби. «Она находится под наклоном, как будто ей хочется подняться».

«Это нормально. Что слышно по поводу укрепления?»

Хайла изучала двух взрослых и крутила уголек в одной руке, в другой держала свой грифель. Бобби посмотрел на потолок и нахмурился.

«Эрик не очень-то хочет давать в долг то, что у него есть. Он говорит, что у него хватит балок на тысячу ярдов. Я сказал ему, что тебе нужно в пять или десять раз больше».

«Тогда нам придется достать немного из шахт». Джульетта кивнула на Хайлу и ее грифель, предлагая записать это.

«Ты хочешь развязать здесь войну, да?» Бобби подергал себя за бороду, явно волнуясь. Хайла перестала писать на грифельной доске и переводила взгляд с одного начальника на другого, не зная, что делать.

«Я поговорю с Эриком», — сказала она Бобби. «Когда я пообещаю ему груду стальных балок, которые мы найдем в другом бункере, он уступит».

Бобби поднял бровь. «Плохой подбор словечек».

Он нервно рассмеялся, в то время как Джульетта жестом указала на его дочь. «Нам понадобится тридцать шесть балок и семьдесят два стояка», — сказала она.

Хайла виновато посмотрела на Бобби, прежде чем записать это.

«Если эта штука сдвинется с места, то будет много грязи», — сказал Бобби. «Транспортировка хвостов отсюда в дробилку в шахтах будет беспорядочной и потребует столько же людей, сколько и земляные работы».

Мысль о дробильном отделении, где хвосты измельчались в порошок и выбрасывались в выхлопной коллектор, пробудила болезненные воспоминания. Джульетта направила фонарик на ноги Бобби, стараясь не думать о прошлом. «Мы не будем выбрасывать хвосты», — сказала она ему. «Шестая шахта находится почти прямо под нами. Если мы будем копать прямо вниз, то попадем в нее».

«Ты имеешь в виду засыпать шестую шахту?» недоверчиво спросил Бобби.

«Шестая все равно почти исчерпана. И мы удвоим количество руды, как только доберемся до другого бункера».

«Эрик сейчас взорвется. Ты ведь никого не забыла, правда?»

Джульетта изучала свою старую подругу. «Никого не забыла?»

«Всех, кого ты не хочешь вывести из себя».

Джульетта проигнорировала колкость и повернулась к Хайле. «Запиши Кортни. Я хочу, чтобы резервный генератор был полностью обслужен до того, как его привезут. Здесь не будет места, чтобы снять головки и проверить уплотнения, когда его установят. Потолок будет слишком низким».

Бобби следил за тем, как Джульетта продолжает осмотр экскаватора. «Ты будешь здесь, чтобы присматривать за этим, не так ли?» — спросил он. «Ты будешь здесь, чтобы подсоединить генераторную установку к этому монстру, верно?»

Она покачала головой. «Боюсь, что нет. Этим займется Доусон. Лукас прав, мне нужно подняться и сделать обход…»

«Чушь собачья», — сказал Бобби. «О чем это ты, Джулс? Я никогда не видел, чтобы ты так бросала проект на половине, даже если это означало бы работу в три смены».

Джульетта повернулась и бросила на Хайлу такой взгляд, который, как известно, у всех детей и теней означает, что их ушей здесь не ждут. Хайла посторонилась, пока две старые подруги продолжали свой путь.

«Мое пребывание здесь вызывает беспорядки», — сказала Джульетта Бобби, ее голос был тихим и поглощенным необъятностью машины позади них. «Лукас правильно сделал, что пришел за мной». Она бросила на старого шахтера холодный взгляд. «И я изобью тебя до потери сознания, если это дойдет до него».

Он засмеялся и показал свои ладони. «Ты не должна мне говорить. Я женат».

Джульетта кивнула. «Будет лучше, если вы все будете копать, пока я нахожусь в другом месте. Если я буду отвлекать, то пусть я буду отвлекать». Они дошли до конца пустоты, которую вскоре заполнил резервный генератор. Это было очень умно — держать хрупкий двигатель там, где он будет использоваться и обслуживаться. Остальная часть экскаватора была просто сталью и скрежещущими зубьями, шестеренками, плотно набитыми смазкой.

«Эти твои друзья», — сказал Бобби. «Они стоят всего этого?»

«Да». Джульетта изучала своего старого друга. «Но это не только для них. Это и для нас тоже».

Бобби пожевал свою бороду. «Я не понимаю», — сказал он после паузы.

«Мы должны доказать, что это работает», — сказала она. «Это только начало».

Бобби пристально посмотрел на нее. «Ну, если это не начало одного дела, — сказал он, — то я бы рискнул сказать, что это конец другого».

Джульетта остановилась у мастерской Уокера и постучала, прежде чем войти. Она слышала рассказы о том, что он был на свободе во время восстания, но это было шестеренкой, зубы которой отказывались сходиться в ее голове. С ее точки зрения, это была всего лишь легенда, в которую можно было не верить, потому что ее не видели своими глазами — примерно так же, как для большинства людей не понятен ее поход между бункерами. Слух. Миф. Кто была эта женщина-механик, утверждавшая, что видела другую землю? Подобные истории не принимались во внимание, если только легенда не превращалась в религию.

«Джулс!» Уокер поднял глаза от своего стола, один из которых через лупу был размером с помидор. Он отодвинул линзу, и глаз уменьшился до нормального размера. «Хорошо, хорошо. Очень рад, что вы здесь». Он помахал ей рукой. В комнате стоял запах горелых волос, как будто старик склонился над паяльной лампой, не заботясь о своих длинных седых локонах.

«Я просто пришла передать кое-что Соло», — сказала она. «И сообщить вам, что меня не будет несколько дней».

«Ох?» Уокер нахмурился. Он положил несколько мелких инструментов в кожаный фартук и прижал паяльник к влажной губке. Шипение напомнило Джульетте злобную кошку, которая жила в насосной комнате и ворчала на нее из темноты. «Этот Лукас уводит тебя?» — спросил Уокер. спросил Уокер.

Джульетта вспомнила, что Уокер не был другом открытых пространств, но он был другом носильщиков. А они дружили с его монетами.

«Отчасти это так», — призналась она. Она достала табурет и опустилась на него, изучая свои руки, которые были исцарапаны и испачканы жиром. «Другая часть заключается в том, что эти раскопки займут какое-то время, а ты знаешь, какой я становлюсь, когда сижу на месте. У меня есть еще один проект, над которым размышляю. Он будет еще менее популярным, чем этот».

Уокер некоторое время изучал ее, поднял взгляд к потолку, а затем его глаза расширились. Каким-то образом он понял, что именно она задумала. «Ты как миска чили Кортни», — прошептал он. «Создаешь проблемы с двух концов».

Джульетта рассмеялась, но при этом почувствовала разочарование от того, что она была такой открытой. Так предсказуема.

«Я еще не сказала Лукасу», — предупредила она его. «Или Питеру».

Уокер скривил лицо при упоминании второго имени.

«Биллингс», — сказала она. «Новый шериф».

«Точно». Он отключил паяльник от сети и снова вытер его о губку. «Я забыл, что это больше не твоя работа».

Вряд ли это было так, хотела сказать она.

«Я просто хочу сказать Соло, что мы почти приступили к раскопкам. Мне нужно убедиться, что наводнение там под контролем». Она указала жестом на его рацию, которая могла делать гораздо больше, чем просто передавать информацию по одному бункеру. Как и рация в комнате под серверами IT, это устройство, которое он построил, могло вещать на другие бункеры.

«Конечно. Жаль, что ты не уедешь через день или два. Я почти закончил с портативкой». Он показал ей пластиковую коробку размером чуть больше, чем те старые рации, которые она и ее помощники носили на бедрах. В ней все еще болтались провода и был прикреплен большой внешний аккумулятор. «Как только я с ней закончу, можно будет переключать каналы с помощью циферблата. Он поддерживает ретрансляторы, расположенные в обоих бункерах».

Она осторожно взяла прибор в руки, не понимая, о чем он говорит. Уокер указал на циферблат с тридцатью двумя пронумерованными позициями вокруг него. Это она поняла.

«Осталось только заставить старые перезаряжаемые аккумуляторы хорошо работать. Далее работаю над регулировкой напряжения».

«Ты потрясающий», — прошептала Джульетта.

Уокер засиял. «Потрясающие люди, которые сделали это в первый раз. Я не могу поверить в то, что они смогли сделать сотни лет назад. Люди тогда были не так глупы, как в это хочется верить».

Джульетта хотела рассказать ему о книгах, которые она видела, о том, что люди в те времена выглядели так, словно они были из будущего, а не из прошлого.

Уокер вытер руки старой тряпкой. «Я предупредил Бобби и остальных, и думаю, что тебе тоже следует знать. Рации не будут работать так хорошо, чем глубже они будут копать, и только тогда они попадут на другую сторону».

Джульетта кивнула. «Я слышала. Кортни сказала, что они будут использовать бегунов, как в шахтах. Я назначила ее ответственной за раскопки. Она продумала практически все».

Уокер нахмурился. «Я слышал, что она хотела сделать так, чтобы с этой стороны тоже дуло, на случай, если они попадут в очаг плохого воздуха».

«Это была идея Ширли. Она просто пытается придумать причины, чтобы не копать. Но ты же знаешь Кортни, если она что-то задумала, это обязательно будет сделано».

Уокер почесал бороду. «Пока она не забывает меня кормить, у нас все будет хорошо».

Джульетта засмеялась. «Я уверена, что не забудет».

«Что ж, желаю удачи в обходе».

«Спасибо», — сказала она, и указала на большой радиоприемник на верстаке. «Ты можешь соединить меня с Соло?»

«Конечно, конечно. Семнадцать. Забыл, что вы пришли сюда не для того, чтобы поболтать со мной. Давай позвоним твоему другу». Он покачал головой. «Должен сказать, что, судя по разговору, он очень странный парень».

Джульетта улыбнулась и посмотрела на своего старого друга. Она подождала, не шутит ли он, но решила, что он совершенно серьезен, и рассмеялась.

«Что?» спросил Уокер. Он включил радио и протянул ей приемник. «Что я сказал?»

Сообщение Соло было неоднозначным. Механическая часть была сухой, что было хорошо, но на ликвидацию последствий наводнения ушло не так много времени, как она думала. Пройдут недели или месяцы, прежде чем можно будет посмотреть, что удастся спасти, а ржавчина появится сразу же. Джульетта выбросила эти далекие проблемы из головы и сосредоточилась на том, что можно было сделать.

В небольшой заплечной сумке поместилось все, что ей было нужно: добротный серебристый комбинезон, который она почти не надевала, носки и трусы, еще влажные от стирки в раковине, рабочая фляга, помятая и испачканная жиром, трещотка и набор ключей. В карманах она носила мультиинструмент и двадцать монет, хотя с тех пор, как она стала мэром, денег с нее почти никто не брал. Единственное, чего, по ее мнению, ей не хватало, так это приличной рации, но Уокер списал в утиль два исправных аппарата, чтобы попытаться построить новый, и он еще не был готов.

Со своими скудными пожитками и ощущением, что она бросает своих друзей, она оставила Механику. Отдаленный грохот раскопок преследовал ее по коридорам и на лестничной площадке. Прохождение через службу безопасности было похоже на преодоление какого-то ментального порога. Это напомнило ей о том, как она выходила из шлюза все эти недели назад. Как запорный клапан, что-то позволяло пройти только в одном направлении. Она боялась, сколько времени пройдет, прежде чем вернется. От этой мысли стало трудно дышать.

Постепенно набирая высоту, она стала проходить мимо других людей на лестничной площадке, и Джульетта чувствовала, как они наблюдают за ней. Взгляды людей, которых она когда-то знала, напоминали ей ветер, налетевший на нее на склоне холма. Их недоверчивые взгляды налетали порывами — и так же быстро они отводили глаза.

Вскоре она увидела то, о чем говорил Лукас. Какое бы доброе расположение ни вызвало ее возвращение — какое бы удивление ни питали люди к ней как к человеку, отказавшемуся от чистки и сумевшему выжить в великой внешней среде, — оно рушилось так же уверенно, как бетон, который долбили внизу. Если ее возвращение извне давало надежду, то ее планы проложить туннель за пределы бункера порождали нечто иное. Она видела это по отворачивающемуся взгляду продавца, по защищающей руке матери, обхватившей своего ребенка, по шепоту, который то появлялся, то исчезал. Джульетта порождала противоположность надежде. Она сеяла страх.

Несколько человек все же поприветствовали ее кивком и «мэр», когда она проходила мимо них по лестнице. Знакомый молодой носильщик остановился и пожал ей руку, казалось, он был искренне рад ее видеть. Но когда она останавливалась у нижних ферм на двадцать шестом этаже, чтобы поесть, и когда она искала туалет на три уровня выше, она чувствовала себя такой же желанной гостьей, как жирный человек в «Ап Топ». И все же она была среди своих. Она была их мэром, пусть и нелюбимым.

Это общение заставило ее задуматься о встрече с Хэнком, заместителем главы «Глубины». Хэнк участвовал в восстании и видел, как отдавали свои жизни хорошие мужчины и женщины с обеих сторон. Когда Джульетта вошла в участок помощника шерифа на участке один-двадцать, она подумала, не была ли остановка ошибкой, не следует ли ей просто идти дальше. Но это была ее юная сущность, боявшаяся встречи с отцом, ее юная сущность, которая зарылась с головой в проекты, чтобы избежать мира. Она больше не могла быть такой. На ней лежала ответственность перед бункером и его обитателями. Увидеть Хэнка было правильным решением. Она почесала шрам на тыльной стороне руки и смело вошла в кабинет заместителя. Она напомнила себе, что она — мэр, а не заключенный, которого отправили на очистку.

Хэнк поднял взгляд от своего стола, когда она вошла. Глаза помощника шерифа расширились, когда он узнал ее — они не разговаривали и не виделись с тех пор, как она вернулась. Он поднялся со стула и сделал два шага навстречу, затем остановился, и Джульетта увидела в его глазах ту же смесь нервозности и волнения, что и у нее, и поняла, что зря она боялась его прихода, зря избегала его до сих пор. Хэнк робко протянул руку, словно опасаясь, что она откажется ее пожать. Казалось, он был готов отдернуть ее, если она обидится. Какую бы душевную боль она ему ни принесла, он все равно испытывал боль от того, что выполнил приказ и отправил ее на уборку.

Джульетта взяла помощника шерифа за руку и притянула его к себе.

«Прости меня», — прошептал он, и голос его сдал.

«Прекрати», — сказала Джульетта. Она отпустила помощника шерифа и сделала шаг назад, изучая его плечо. «Это я должна извиняться. Как твоя рука?»

Он пожал плечом. «По-прежнему прикреплена», — сказал он. «И если ты еще раз посмеешь передо мной извиниться, я тебя арестую».

«Тогда перемирие», — предложила она.

Хэнк улыбнулся. «Перемирие», — сказал он. «Но я хочу сказать…»

«Ты выполняла свою работу. А я делал все, что мог. Теперь оставь это».

Он кивнул и стал изучать свои сапоги.

«Как здесь дела? Лукас сказал, что есть недовольство моей работой внизу».

«Было несколько случаев. Ничего серьезного. Я думаю, что большинство людей заняты тем, что латают все подряд. Но да, я слышал некоторые разговоры. Ты знаешь, как часто мы получаем просьбы о переводе отсюда на средние или верхние уровни. Так вот, я получаю в десять раз больше обычного. Боюсь, люди не хотят быть рядом с тем, что там происходит».

Джульетта пожевала губу.

«Частично проблема заключается в отсутствии направления», — сказал Хэнк. «Не хочу нагружать тебя этим, но мы с ребятами сейчас не знаем, в какую сторону двигаться. Мы не получаем депеш из службы безопасности, как раньше. А ваш офис…»

«Было тихо», — предположила Джульетта.

Хэнк почесал затылок. «Верно. Не то чтобы вы сами вели себя тихо. Мы иногда слышим, как ты шумишь на лестничной площадке».

«Именно поэтому я и приехала», — сказала она ему. «Я хочу, чтобы вы знали, что ваши заботы — это мои заботы. Я отправляюсь в свой офис на неделю или две. Заеду и к другим заместителям. Ситуация здесь во многом улучшится».

Хэнк нахмурился. «Ты знаешь, я доверяю тебе и все такое, но когда ты говоришь людям, что ситуация улучшится, они слышат только то, что ситуация изменится. А для тех, кто дышит и считает это благословением, это означает одно и только одно».

Джульетта подумала обо всем, что она планировала, как наверху, так и внизу. «Пока такие хорошие люди, как ты, доверяют мне, у нас все будет хорошо», — сказала она. «А теперь я хочу попросить тебя об одолжении».

«Тебе нужно где-то переночевать», — догадался Хэнк. Он махнул рукой в сторону тюремной камеры. «Я сохранил для тебя комнату. Могу отказаться от раскладушки…»

Джульетта рассмеялась. Она была рада, что они уже могут шутить над тем, что еще несколько минут назад было дискомфортом. «Нет», — сказала она. «Но все равно спасибо. Я должна быть на средней ферме к вечеру. Нужно посадить первый урожай на новом участке земли, который сейчас обрабатывается». Она помахала рукой. «Это одно из тех дел».

Хэнк улыбнулся и кивнул.

«Я хочу попросить тебя присмотреть за лестницей. Лукас упомянул, что наверху что-то ворчат. Я поднимусь, чтобы успокоить их, но хочу, чтобы ты был начеку, если что-то пойдет не так. Внизу у нас мало персонала, и люди на взводе».

«Ты ожидаешь неприятностей?» спросил Хэнк.

Джульетта обдумала вопрос. «Да», — сказала она. «Если нужно отвести какую-нибудь тень или две, я возьмусь за это».

Он нахмурился. «Обычно мне нравится, когда мне бросают подарки», — сказал он. «Так почему же это заставляет меня чувствовать себя неловко?»

«По той же причине, по которой я с удовольствием заплачу», — сказала Джульетта. «Мы оба знаем, что ты получишь нечестный конец сделки».

Выйдя из кабинета заместителя, Джульетта поднялась на уровни, где проходила большая часть боевых действий, и еще раз обратила внимание на военные раны бункера. Джульетта поднималась по все ухудшающимся напоминаниям о сражениях, которые велись в ее отсутствие, видела следы, оставшиеся после боев: неровные полосы поблескивания сквозь старую краску, черные ожоги и язвы на бетоне, арматуру, пробивающуюся сквозь него, как переломанная кость сквозь кожу.

Она посвятила большую часть своей жизни тому, чтобы удержать этот бункер, чтобы он работал. Это была доброта, которой бункер отплатил ей тем, что наполнил воздухом ее легкие, дал урожай и забрал мертвых. Они были в ответе друг за друга. Без людей бункер стал бы таким же, как у Соло: проржавевшим и практически полностью затопленным. Без бункера она была бы черепом на холме, безучастно взирающим на затянутое тучами небо. Они нуждались друг в друге.

Ее рука скользнула по поручню, шероховатому от новых сварных швов, и ее собственная рука была покрыта шрамами. Большую часть своей жизни они поддерживали друг друга — она и бункер. Вплоть до того, что они чуть не убили друг друга. И теперь мелкие повреждения Механики, которые она надеялась когда-нибудь устранить — визжащие насосы, плюющиеся трубы, течи из вентиляции — все это меркло перед куда более серьезными разрушениями, которые вызвал ее уход. Точно так же, как случайные шрамы — напоминания о юношеских ошибках — теперь терялись под изуродованной плотью, казалось, что одна большая ошибка может похоронить все мелкие.

Она поднималась по ступенькам одна за другой и дошла до того места, где бомба пробила брешь в лестнице. По всему периметру развалин тянулась лоскутная металлическая сеть из прутьев и рельсов, собранных с лестничных площадок, которые теперь были еще более узкими, чем раньше. Тут и там углем были написаны имена погибших при взрыве. Джульетта осторожно ступала по искореженному металлу. Поднявшись выше, она увидела, что двери в отдел снабжения были заменены. Здесь бои были особенно жестокими. Люди в желтом заплатили за то, что встали на сторону своих в синем.

Когда Джульетта подошла к церкви на девяносто девятой улице, воскресенье уже заканчивалось. На тихий базар, который она только что миновала, хлынули потоки людей. Их рты были плотно сжаты от многочасового серьезного разговора, их суставы были такими же жесткими, как и их отглаженные комбинезоны. Джульетта прошла мимо них, не обращая внимания на враждебные взгляды.

Когда она добралась до площадки, толпа поредела. Маленький храм был втиснут среди старых гидропонных ферм и рабочих квартир, которые когда-то обслуживали Глубину. Это было уже не в ее время, но Нокс однажды рассказал, как храм появился на девяносто девятом участке. Когда его отец был еще мальчиком, возникли протесты из-за музыки и спектаклей, которые ставились по воскресеньям. Охрана отсиживалась в сторонке, а протестующие собрались в лагерь у базара. Люди спали на ступеньках и загромождали лестницу, чтобы никто не мог пройти. Ферма, расположенная этажом выше, пострадала от поставок продовольствия этим массам. В конце концов, они заняли большую часть уровня гидропоники. Храм на двадцать восьмом открыл свой филиал, и теперь этот филиал на девяносто девятом был больше, чем храм, который его породил.

Отец Вендель был на лестничной площадке, когда Джульетта огибала последний поворот. Он стоял у дверей, пожимал руки и коротко беседовал с каждым прихожанином, покидавшим воскресную службу. Его белое одеяние словно излучало собственный свет. Оно сияло, как и его лысая голова, блестевшая от усилий, затраченных на проповедь перед толпой. Казалось, что Вендель сверкает и головой, и одеждой. Особенно Джульетте, только что покинувшей землю, покрытую грязью и смазкой. Она почувствовала себя грязной, только увидев такую безупречную одежду.

«Спасибо, отец», — сказала с поклоном женщина с ребенком на бедре, пожимая ему руку. Головка малыша прильнула к ее плечу в совершенной дремоте. Вендель положил руку на голову ребенка и произнес несколько слов. Женщина еще раз поблагодарила его и пошла дальше, а Вендель пожал руку следующему мужчине.

Джульетта незаметно прижалась к перилам, пока мимо проходила последняя горстка прихожан. Она увидела, как один мужчина приостановился и вложил в раскрытую ладонь отца Венделя несколько звенящих монет. «Спасибо, отец», — сказал он, и это прощание превратилось в своеобразное заклинание. Джульетта почувствовала, как от старика пахнет козами, когда он прошел мимо и направился вверх, вероятно, к загону. Он уходил последним. Отец Вендель повернулся и улыбнулся Джульетте, чтобы дать ей понять, что он знал о ее присутствии.

«Мэр», — сказал он, разводя руками. «Ты оказываешь нам честь. Ты пришла к одиннадцати?»

Джульетта сверилась с маленькими часами, которые она носила на запястье. «Это не одиннадцать?» — спросила она. Она быстро поднималась по ступеням.

«Это около десяти. Мы добавили еще одно воскресенье. Верхние приходят на службу позже».

Джульетта недоумевала, зачем тем, кто живет наверху, добираться так далеко. Она приурочила свою прогулку к началу службы, что, вероятно, было ошибкой. Для нее было бы разумно услышать, о чем говорят, что так привлекает многих.

«Боюсь, я смогу зайти только на минутку», — сказала она. «Может быть, я застану воскресенье на обратном пути?»

Вендель нахмурился. «А когда это может быть? Я слышал, что ты возвращаешься к работе, для которой тебя избрал Бог и его народ».

«Возможно, через несколько недель. Достаточно долго, чтобы прийти в себя».

На лестничной площадке появился пономарь с богато украшенной деревянной чашей. Он показал Венделю содержимое чаши, и Джульетта услышала, как сменяют друг друга мелкие монетки. Мальчик был одет в коричневый плащ, и, когда он поклонился Венделю, она увидела, что центральная часть его головы была выбрита. Когда он повернулся, чтобы уйти, Вендель схватил его за руку.

«Отдай дань уважения своему мэру», — сказал он.

«Госпожа». Пономарь поклонился. Его лицо не выражало ничего. Темные глаза под полными и темными бровями, бесцветные губы. Джульетта почувствовала, что этот молодой человек проводит мало времени вне церкви.

«Не стоит обращаться ко мне „мэм“», — вежливо сказала она ему. «Джульетта». Она протянула руку.

«Ремми», — сказал юноша. Из-под плаща показалась рука. Джульетта приняла ее.

«Присмотри за скамьями», — сказал Вендель. «У нас еще одна служба».

Ремми поклонился им обоим и зашагал прочь. Джульетта почувствовала жалость к мальчику, но не знала, почему. Вендель выглянул на лестничную площадку и, казалось, прислушивался к приближающемуся транспорту. Придерживая дверь, он махнул Джульетте рукой. «Идем», — сказал он. «Наполни свою флягу. Я благословлю твое путешествие».

Джульетта встряхнула свою флягу, которая была почти пуста. «Спасибо», — сказала она и последовала за ним внутрь.

Вендель провел ее мимо зала для приемов и махнул рукой в нижнюю часовню, где она уже бывала несколько воскресений назад. Ремми возился среди рядов скамеек и стульев, заменяя подушки и раскладывая объявления, написанные от руки на узких полосках дешевой бумаги. Она заметила, что он наблюдает за ней во время работы.

«Боги скучают по тебе», — сказал отец Вендель, давая ей понять, что он в курсе того, как давно она не посещала воскресные службы. Часовня расширилась с тех пор, как она помнила ее в последний раз. Здесь стоял пьянящий и дорогой запах опилок, свежего дерева, сделанного из старых дверей и других старинных бревен. Она положила руку на скамью, которая, должно быть, стоила целое состояние.

«Ну, боги знают, где меня искать», — ответила она, убирая руку со скамьи. Она улыбнулась, сказав это с легкой усмешкой, но увидела на лице падре вспышку разочарования.

«Иногда я думаю, не прячешься ли ты от них изо всех сил», — сказал он. Отец Вендель кивнул в сторону витража за алтарем. За стеклом горел яркий свет, осколки цвета падали на пол и потолок. «Я читаю твои объявления о каждом рождении и каждой смерти на своей кафедре, и вижу, что ты во всем отдаешь должное богам».

Джульетта хотела сказать, что она даже не писала этих объявлений. Они были написаны для нее.

«Но я иногда думаю, веришь ли ты вообще в богов, раз так легкомысленно относишься к их правилам».

«Я верю в богов», — сказала Джульетта, разгоряченная этим обвинением. «Я верю в богов, которые создали этот бункер. Верю. И все остальные бункеры…»

Вендель вздрогнул. «Богохульство», — прошептал он, широко раскрыв глаза, словно ее слова могли убить. Он бросил взгляд на Ремми, который поклонился и двинулся в сторону зала.

«Да, богохульство», — сказала Джульетта. «Но я верю, что боги создали башни за холмами и что они оставили нам путь к разгадке, к выходу отсюда. Мы обнаружили в недрах этого бункера инструмент, отец Вендель. Машину для рытья, которая может привести нас в новые места. Я знаю, что ты не одобряешь этого, но верю, что боги дали нам этот инструмент, и я собираюсь использовать его».

«Этот твой экскаватор — дело рук дьявола, и лежит он в дьявольской глубине», — сказал Вендель. Доброта покинула его лицо. Он похлопал себя по лбу лоскутом тонкой ткани. «Богов, о которых ты говоришь, не существует, есть только демоны».

Эта проповедь уже была, заметила Джульетта. Ей было одиннадцать лет. Люди пришли издалека, чтобы услышать ее.

Она сделала шаг ближе. Ее кожа была горячей от гнева. «Среди моих богов могут быть демоны», — согласилась она, говоря на его языке. «Боги, в которых я верю… боги, которым я поклоняюсь, — это те мужчины и женщины, которые построили это место и другие подобные ему. Они построили это место, чтобы защитить нас от мира, который они разрушили. Они были и богами, и демонами. Но они оставили нам место для искупления. Они хотели, чтобы мы были свободны, отец, и они дали нам средства». Она указала на свой висок. «Они дали мне средство вот здесь. И они оставили нам экскаватор. Они сделали это. Нет ничего кощунственного в том, чтобы использовать его. И я видела другие бункеры, в которых ты продолжаешь сомневаться. Я там была».

Вендель сделал еще один шаг назад. Он потирал крест, висевший у него на шее, и Джульетта заметила, как Ремми выглянул из-за края двери, его темные брови отбрасывали тени на темные глаза.

«Мы должны использовать все инструменты, которые дали нам боги», — сказала Джульетта. «Кроме того, которым владеешь ты, — силой, заставляющей других бояться».

«Я?» Отец Вендель прижал одну ладонь к груди. Другой рукой он указал на нее. «Это ты сеешь страх». Он провел рукой по скамьям и дальше, к плотным рядам несовпадающих стульев, ящиков и ведер в задней части зала. «Они толпятся здесь три раза в день по воскресеньям, сжимая руки из-за дьявольской работы, которую вы делаете. Дети не могут спать по ночам от страха, что ты убьешь нас всех».

Джульетта открыла рот, но слова не шли. Она вспомнила взгляды на лестничной площадке, вспомнила мать, прижимающую к себе ребенка, знакомых людей, которые больше не здороваются. «Я могла бы показать книги», — тихо сказала она, думая о полках, на которых стояло «Наследие». «Я могу показать тебе книги, и тогда ты поймешь».

«Есть только одна книга, которую стоит знать», — сказал Вендель. Его взгляд метнулся к большому, богато украшенному фолианту с позолоченными краями, который стоял на подиуме у кафедры и находился в клетке из гнутой стали. Джульетта помнила уроки из этой книги. Она видела ее страницы с этими случайными и загадочными предложениями, проглядывающими среди полос черной цензуры. Она также обратила внимание на то, как подиум был приварен к стальному настилу, причем не очень умело. Жирные складки сварных швов. Тем же богам, от которых ожидали безопасности мужчин и женщин, нельзя было доверить заботу об одной книге.

«Я должна оставить тебя, чтобы ты готовился к одиннадцати», — сказала она, чувствуя сожаление по поводу своей вспышки.

Вендель разжал руки. Она чувствовала, что они оба зашли слишком далеко, и оба это понимали. Она надеялась развеять сомнения, а только усугубила их.

«Я бы хотел, чтобы ты осталась», — сказал ей Вендель. «По крайней мере, наполни свою флягу».

Она потянулась за спину и отстегнула флягу. Ремми вернулся, взмахнув тяжелым коричневым плащом, выбритый круг на его голове блестел от пота. «Я буду, отец», — сказала Джульетта. «Спасибо».

Вендель кивнул. Он помахал рукой Ремми и больше ничего не сказал ей, пока его пономарь черпал воду из фонтана в часовне. Ни слова. Его обещание благословить ее путешествие было забыто.

Джульетта приняла участие в торжественной посадке на средней ферме, поздно пообедала и продолжила свой лаконичный путь вверх по шахте бункера. К тому времени, когда она добралась до тридцатого этажа, свет начал тускнеть, и она с нетерпением ждала знакомой постели.

На лестничной площадке ее ждал Лукас. Он приветливо улыбнулся и настоял на том, чтобы взять ее заплечную сумку, пусть и легкую.

«Ты не обязан был меня ждать», — сказала она. Но, по правде говоря, ей это было приятно.

«Я только что приехал», — настаивал он. «Носильщица сказала мне, что ты уже близко».

Джульетта вспомнила молодую девушку в светло-голубом комбинезоне, которая обогнала ее на сороковом. Легко было забыть, что у Лукаса везде есть глаза и уши. Он открыл дверь, и Джульетта вошла на уровень, наполненный противоречивыми воспоминаниями и чувствами. Здесь погиб Нокс. Здесь отравили мэра Янса. Здесь она была обречена на смерть, и здесь врачи наложили на нее латки.

Она посмотрела в сторону зала заседаний и вспомнила, как ей сказали, что она мэр. Именно здесь она предложила Питеру и Лукасу рассказать всем правду о том, что они не одни в этом мире. Она все еще считала это хорошей идеей, несмотря на их протесты. Но, возможно, лучше было бы не рассказать, а показать. Она представила себе, как семьи отправляются в грандиозное путешествие в Глубину, подобно тому, как они когда-то поднимались, чтобы посмотреть на экран. Они отправятся в ее мир, тысячи людей, которые никогда там не были, которые не имели ни малейшего представления о том, как выглядят машины, поддерживающие жизнь. Они спустились бы в Механический, чтобы затем пройти по туннелю и увидеть другую шахту. По пути они могли бы полюбоваться главным генератором, который теперь гудел, идеально сбалансированный. Они могли бы полюбоваться на отверстие в земле, которое проделали ее друзья. А потом они могли бы поразмыслить о том, как захватывающе заполнить пустой мир, так похожий на их собственный, и переделать его по своему усмотрению.

Ворота охраны пискнули, когда Лукас просканировал свой пропуск, и Джульетта вернулась из своих мечтаний. Охранник за воротами помахал ей рукой, и Джульетта помахала в ответ. За его спиной в коридорах IT-отдела было тихо и пусто. Большинство сотрудников разошлись по домам. Когда никого не было, Джульетте вспомнилось здание Хранилища-17. Она представила, как Соло выходит из-за угла, держит в руке полбуханки хлеба, крошки попадают ему в бороду, на лице появляется довольная ухмылка, когда он замечает ее. Тот зал выглядел точно так же, как и этот, за исключением разбитого светильника, который болтался на проводах в Хранилище-17.

Эти два набора воспоминаний перемешались в ее голове, пока она шла за Лукасом к его личной резиденции. Два мира с одинаковой планировкой, две прожитые жизни — одна здесь, другая там. Недели, проведенные с Соло, показались ей целой жизнью, настолько сильна была связь между двумя людьми, находящимися в напряжении. Элиза могла выскочить из кабинета, где дети устроили свой дом, и вцепиться в ногу Джульетты. Близнецы будут спорить о найденных за поворотом трофеях. Риксон и Ханна украдкой целовались в темноте и шептались о другом ребенке.

«— Но только если ты согласишься».

Джульетта повернулась к Лукасу. «Что? О, да. Это прекрасно».

«Ты не слышала ни слова об этом, не так ли?» Они подошли к его двери, и он проверил свой пропуск. «Иногда ты как будто в другом мире».

Джульетта услышала в его голосе беспокойство, а не гнев. Она взяла у него свою сумку и вошла внутрь. Лукас включил свет и бросил свое удостоверение на комод у кровати. «Ты хорошо себя чувствуешь?» — спросил он.

«Просто устала после подъема». Джульетта села на край кровати и развязала шнурки. Она сняла ботинки и оставила их на прежнем месте. Квартира Лукаса была для нее как второй дом, знакомый и уютный. Ее собственная квартира на шестом уровне была чужой. Она видела ее дважды, но ни разу не ночевала в ней. Это означало бы, что она полностью смирилась со своей ролью мэра.

«Я думал о том, чтобы доставить поздний ужин». Лукас порылся в шкафу и достал мягкий тканевый халат, который Джульетта любила надевать после горячего душа. Он повесил его на крючок на двери ванной комнаты. «Хочешь, я приготовлю тебе ванну?»

Джульетта тяжело вздохнула. «От меня воняет, да?» Она понюхала тыльную сторону ладони и попыталась уловить запах жира. Здесь был кислый привкус ее резака, острый запах выхлопных газов от экскаватора — духи, вытатуированные на ее плоти так же, как метки, которые нефтяники вырезали и набивали на своих руках. И все это несмотря на то, что перед уходом из Механического она приняла душ.

«Нет…» Лукас выглядел обиженным. «Я просто подумал, что тебе будет приятно принять ванну».

«Утром, может быть. А ужин я, пожалуй, пропущу. Я весь день перекусывала». Она разгладила простыни рядом с собой. Лукас улыбнулся и сел рядом с ней на кровать. На его лице была ожидаемая ухмылка, в глазах светился огонек, который она видела после того, как они занимались любовью, но этот взгляд рассеялся при ее следующих словах: «Нам нужно поговорить».

Его лицо осунулось. Плечи опустились. «Мы не собираемся регистрироваться, не так ли?»

Джульетта схватила его за руку. «Нет, дело не в этом. Конечно, будем. Конечно». Она прижала его руку к своей груди, вспоминая о любви, которую она когда-то скрывала от Пакта, и о том, как это разорвало ее пополам. Она больше никогда не допустит такой ошибки. «Дело в раскопках», — сказала она.

Лукас сделал глубокий вдох, задержал его на мгновение, а затем рассмеялся. «Только это», — сказал он, улыбаясь. «Удивительно, что твои раскопки могут оказаться меньшим из двух зол».

«Я хочу сделать кое-что еще, что тебе не понравится».

Он поднял бровь. «Если речь идет о попытке распространить новости о других хранилищах, о том, чтобы рассказать людям, что там есть, то ты знаешь, как мы с Питером относимся к этому. Я не думаю, что эти слова безопасны. Люди не поверят тебе, а те, кто поверит, захотят причинить неприятности».

Джульетта подумала об отце Венделе и о том, как люди могут поверить в удивительные вещи, созданные из одних только слов, как убеждения могут сформироваться из книг. Но, возможно, они должны сами захотеть поверить в это. И, возможно, Лукас был прав, что не все захотят верить в правду.

«Я не собираюсь им ничего рассказывать», — сказала она Лукасу. «Я хочу показать им. Я хочу кое-что сделать наверху, но для этого нужна помощь от тебя и твоего отдела. Мне понадобятся некоторые из твоих людей».

Лукас нахмурился. «Мне не нравится, как это звучит». Он погладил ее по руке. «Почему бы нам не обсудить это завтра? Я просто хочу насладиться тем, что ты сегодня здесь, со мной. Одна ночь, когда мы не работаем. Я могу притвориться, что всего лишь техник сервера, а ты можешь быть… не мэром».

Джульетта сжала его руку. «Ты прав. Конечно. И, может быть, мне стоит поскорее пойти в душ…»

«Нет, останься». Он поцеловал ее в шею. «Ты пахнешь собой. Прими душ утром».

Она согласилась. Лукас снова поцеловал ее в шею, но когда он двинулся расстегивать молнию на комбинезоне, она попросила его погасить свет. В этот раз он не стал жаловаться, как это часто бывало, на то, что не может ее видеть. Вместо этого он оставил свет в ванной и закрыл дверь, оставив лишь слабое свечение. Как бы ей ни нравилось быть с ним обнаженной, она не любила, чтобы ее видели. Лоскутное одеяло шрамов делало ее похожей на срезы шахты, прорезавшей гранит: паутина белой породы, выделяющаяся на фоне остальных.

Но как ни непривлекательны они были для глаз, они чувствовались на ощупь. Каждый шрам был похож на нервное окончание, поднимающееся из ее собственной глубины. Когда Лукас провел по ним пальцами — как электрик по схеме проводов, — то везде, где он прикасался, оказывался гаечный ключ на двух клеммах аккумулятора. Электричество трепетало в ее теле, когда они обнимали друг друга в темноте, а он исследовал ее руками. Джульетта чувствовала, как ее кожа становится все теплее. Это не будет ночь, когда они быстро уснут. Ее замыслы и опасные планы начали исчезать под нежным давлением его мягких прикосновений. Это будет ночь путешествия в юность, в чувства, а не в мысли, в более простые времена…

«Странно», — сказал Лукас, прекратив свое занятие.

Джульетта не стала спрашивать, что именно странно, надеясь, что он забудет об этом. Она была слишком горда, чтобы запретить ему прикасаться к ней подобным образом.

«Мой любимый маленький шрам исчез», — сказал он, потирая место на ее руке.

У Джульетты поднялась температура. Она снова оказалась в воздушном шлюзе, так было жарко. Одно дело — молча прикасаться к своим ранам, другое — называть их. Она отдернула руку и перевернулась на спину, решив, что эта ночь все-таки будет для сна.

«Нет, дай мне посмотреть», — умолял он.

«Ты жестокий», — сказала ему Джульетта.

Лукас погладил ее по спине. «Нет, клянусь. Можно, я посмотрю твою руку?»

Джульетта села в кровати и натянула простыню на колени. Она обхватила себя руками. «Мне не нравится, что ты упоминаешь о них», — сказала она. «И у тебя не должно быть любимчиков». Она кивнула в сторону ванной комнаты, куда через приоткрытую дверь просачивался слабый свет. «Мы можем, пожалуйста, закрыть ее или выключить свет?»

«Джулс, клянусь тебе, я люблю тебя такой, какая ты есть. Я никогда не видел тебя другой».

Она поняла это так, что он никогда не видел ее обнаженной до ранения, а не то, что она всегда казалась ему красивой. Встав с кровати, она направилась в ванную, чтобы погасить свет. Она потянула за собой простыню, оставив Лукаса одного и голого на кровати.

«Это было на сгибе твоей правой руки», — сказал Лукас. «Три из них перекрещивались и образовывали маленькую звездочку. Я целовал ее сотни раз».

Джульетта погасила свет и осталась одна в темноте. Она все еще чувствовала, как Лукас смотрит на нее. Она чувствовала, как люди глазеют на ее шрамы, даже когда она была полностью одета. Она подумала о том, что Джордж видит ее в таком виде, и в горле встал комок.

Лукас появился рядом с ней в кромешной тьме, обнял ее, поцеловал в плечо. «Возвращайся в постель», — сказал он. «Прости. Мы можем не включать свет».

Джульетта колебалась. «Мне не нравится, что ты так хорошо их знаешь», — сказала она. «Я не хочу быть одной из твоих звездных карт».

«Я знаю», — сказал он. «Ничего не могу с этим поделать. Они — часть тебя, единственной тебя, которую я когда-либо знал. Может быть, нам стоит попросить твоего отца взглянуть…?»

Она отстранилась от него, только чтобы снова включить свет. Она изучала в зеркале сгиб своей руки, сначала правой, потом левой, думая, что он, должно быть, ошибается.

«Ты уверен, что это было там?» — спросила она, изучая паутину шрамов в поисках какого-нибудь оголенного участка, какого-нибудь кусочка открытого тела.

Лукаш нежно взял ее за запястье и локоть, поднес руку ко рту и поцеловал.

«Вот здесь», — сказал он. «Я целовал ее сотни раз».

Джульетта вытерла слезу с глаза и рассмеялась, задыхаясь и вздыхая от нахлынувших чувств. Найдя особенно обидный узелок на плоти, расположившийся по всему предплечью, она показала его Лукасу, если и не поверив ему, то простив.

«Следующий — вот этот», — сказала она.

Хранилище 1

Кремний-углеродные батареи, на которых работали дроны, были размером с тостерную печь. По оценке Шарлотты, каждый из них весил от тридцати до сорока килограммов. Они были извлечены из двух дронов и обмотаны лентой, взятой из какого-то ящика с припасами. Шарлотта взяла по одному аккумулятору в каждую руку и, приседая, медленно обошла склад: бедра дрожали, руки онемели.

Пот струился по ее телу, но ей предстояло пройти еще долгий путь. Как она позволила себе так испортить форму? Все эти бега и упражнения во время базовой подготовки — только для того, чтобы сидеть за пультом и управлять дроном, сидеть на заднице и играть в военные игры, сидеть в столовой и есть помои, сидеть и читать.

Она набрала лишний вес, вот что. И это не беспокоило ее до тех пор, пока она не проснулась в этом кошмаре. Она никогда не испытывала желания встать и подвигаться, пока кто-то не заморозил ее на несколько сотен лет. Теперь она хотела вернуть себе то тело, которое помнила. Ноги, которые работали. Руки, которые не болели бы только от чистки зубов. Может быть, это было глупо с ее стороны — думать, что она может вернуться назад, стать той, кем была раньше, вернуться в тот мир, который она помнила. А может быть, она была нетерпелива в своем выздоровлении. Все это требует времени.

Она вернулась к дронам, сделав полный круг. То, что она смогла завершить круг по комнате, означало прогресс. Прошло несколько недель с тех пор, как брат разбудил ее, и режим питания, физических упражнений и работы с дронами начал казаться нормальным. Безумный мир, в котором ее разбудили, начинал казаться реальным. И это пугало ее.

Она опустила батареи на землю и сделала серию глубоких вдохов. Задержала их. Рутина военной жизни была похожа. Она подготовила ее к этому, это было все, что не позволило ей сойти с ума. Находиться в замкнутом пространстве было не в новинку. Жить посреди пустыни, где небезопасно выходить на улицу, было не в новинку. Быть окруженной мужчинами, которых она должна была бояться, было не в новинку. Проходя службу в Ираке во время Второй иранской войны, Шарлотта привыкла к таким вещам, к тому, что ей нельзя покидать базу, что ей не хочется покидать свою койку или туалетную кабинку. Она привыкла к этой борьбе за сохранение рассудка. Это была не только физическая, но и умственная нагрузка.

Она приняла душ в одной из кабинок, расположенных ниже управления беспилотниками, вытерлась полотенцем, понюхала каждый из трех комплектов комбинезонов и решила, что настало время снова уговорить Донни заняться стиркой. Она натянула наименее обидный из трех комплектов, повесила полотенце сушиться у края койки, а затем застелила свою постель «Эйр Форс Крисп». Когда-то Дональд жил в конференц-зале на другом конце склада, но Шарлотта уже почти освоилась в казарме с ее призраками. Она чувствовала себя как дома.

Дальше по коридору от казармы находилась комната с пилотскими станциями. Большинство из них были накрыты пластиковыми листами. Вдоль одной стены стоял плоский стол, на котором располагалась мозаика больших мониторов. Именно здесь собирали радиоприемник. Ее брат по очереди набирал из нижних кладовых кучу запчастей. Могли пройти десятилетия или даже столетия, прежде чем кто-то заметит их отсутствие.

Шарлотта включила лампочку, установленную над столом, и включила приемник. Она уже могла принимать довольно много станций. Настроила ручку, пока не услышала помехи, и оставила ее в ожидании голосов. А пока она представляла, что это море накатывает на пляж. Иногда это был дождь под навесом из толстых листьев. Или толпа людей, тихо беседующих в темном театре. Она порылась в корзине с запчастями, которую собрал Дональд, в поисках лучшего комплекта динамиков, но все еще нуждалась в микрофоне или каком-нибудь способе передачи сигнала. Она жалела, что нет большей склонности к механике. Все, что она умела делать, это соединять детали. Это было похоже на сборку винтовки или компьютера — она просто соединяла все, что могло соединиться, и включала питание. Только один раз это привело к дыму. В основном требовалось терпение, которого у нее было не так уж много. Или время, которого у нее было в обрез.

Шаги по коридору возвестили о завтраке. Шарлотта уменьшила громкость и освободила место на столе, когда вошел Донни с подносом в руках.

«Доброе утро», — сказала она, вставая, чтобы взять у него поднос. Ее ноги шатались после тренировки. Когда брат вошел в комнату, освещенную висящей лампочкой, она заметила, как он нахмурился. «Все в порядке?» — спросила она.

Он покачал головой. «Возможно, у нас проблема».

Шарлотта поставила поднос на пол. «В чем дело?»

«Я столкнулся с парнем, которого знал с первой смены. Застрял с ним в лифте. Мастер на все руки».

«Это нехорошо». Она подняла вмятую металлическую крышку с одной из плит. Под ней оказалась электрическая плата и моток проводов. А также маленькая отвертка, которую она просила.

«Твои яйца под другой».

Она отложила крышку и взяла вилку. «Он тебя узнал?»

«Я не могу сказать. Я не высовывался, пока он не вышел. Но я знал его так хорошо, как не знал никого в этом месте. Кажется, что это было вчера, когда я одалживал у него инструменты, просил поменять лампочку. Кто знает, каково это для него. Это могло быть вчера или десяток лет назад. Память здесь работает странно».

Шарлотта откусила кусочек яичницы. Донни слишком сильно посолил ее. Она представила, как он стоит с шейкером, и его рука трясется. «Даже если бы он тебя узнал, — сказала она, откусывая кусочек, — он мог бы подумать, что ты работаешь в другой смене. Сколько людей знают тебя как Турмана?»

Дональд покачал головой. «Немногие. Но все равно, это может обрушиться на нас в любой момент. Я собираюсь принести немного еды из кладовки, побольше сухих продуктов. Кроме того, я зашел и изменил разрешение на твой пропуск, чтобы ты могла получить доступ к лифтам. И еще раз проверил, что никто другой не сможет сюда спуститься. Мне бы не хотелось, чтобы ты попала в ловушку, если со мной что-то случится».

Шарлотта перекладывала яйца в тарелку. «Мне не нравится думать об этом», — сказала она.

«Еще одна небольшая проблема. Начальник этого бункера через неделю выходит на смену, что несколько осложнит ситуацию. Я рассчитываю на то, что он сориентирует следующего сотрудника по моему статусу. До сих пор все шло слишком гладко…»

Шарлотта рассмеялась и откусила еще кусочек яичницы. «Слишком гладко», — сказала она, покачав головой. «Не хотелось бы видеть грубость. Что нового в твоей любимой шахте?»

«Сегодня забрали начальника IT-отдела. Лукас».

Шарлотте показалось, что в голосе брата прозвучало разочарование. «И что?» — спросила она. «Узнал что-нибудь новое?»

«Ему удалось взломать еще один сервер. Там больше тех же данных, все о жителях, все, что они делали, где работали, с кем состояли в родстве, от рождения до смерти. Я не понимаю, как эти машины переходят от такой информации к этому ранжированному списку. Это похоже на набор шумов, как будто должно быть что-то еще».

Он протянул сложенный лист бумаги — новую распечатку рейтингов бункеров. Шарлотта освободила место на верстаке, и он разгладил отчет.

«Видишь? Порядок снова изменился. Но чем это определяется?»

Она изучала отчет, пока ела, а Дональд взял одну из своих папок с записями. Он много времени проводил в конференц-зале, где можно было разложить материалы и перемещаться туда-сюда, но Шарлотте больше нравилось, когда он сидел на станции беспилотника. Иногда он сидел там часами, просматривая свои записи, пока Шарлотта работала с радио, и они вдвоем слушали разговоры среди помех.

«Шестая шахта снова на высоте», — пробормотала она. Это было похоже на чтение боковой стороны коробки с хлопьями, пока ела, — все эти цифры, не имеющие никакого смысла. Одна колонка была обозначена как «Объект» — так, по словам Дональда, они называли бункеры. Рядом с каждым бункером был указан процент, как в огромной дозе ежедневных витаминов: 99,992 %, 99,989 %, 99,987 %, 99,984 %. Последний бункер с процентным содержанием гласил 99,974 %. Все бункеры, расположенные ниже этого, были отмечены или имели значение Н/А. В эту категорию попали бункеры 40, 12, 17 и некоторые другие.

«Ты все еще думаешь, что выживает только тот, кто находится наверху?» — спросила она.

«Да».

«А этим людям, с которыми ты разговариваешь, ты уже рассказал? Ведь они далеко внизу списка».

Он только посмотрел на нее и нахмурился.

«Нет. Ты просто используешь их, чтобы они помогли тебе разобраться во всем этом».

«Я не использую их. Черт, я сохранил этот бункер. Я спасаю его каждый день, когда не сообщаю о том, что там происходит».

«Хорошо», — сказала Шарлотта. Она вернулась к своим яйцам.

«Кроме того, они, наверное, думают, что используют меня. Черт, я думаю, что они получают больше пользы от наших разговоров, чем я. Лукас, тот, кто возглавляет их службу IT, засыпает меня вопросами о том, каким был мир раньше…»

«А мэр?» Шарлотта повернулась и пристально посмотрела на брата. «Что она получает от этого?»

«Джульетта?» Дональд пролистал папку. «Ей нравится угрожать мне».

Шарлотта рассмеялась. «Я бы с удовольствием это послушала».

«Если ты разберешься с радио, то может быть».

«И тогда ты будешь больше времени работать здесь, внизу? Это было бы хорошо, знаешь ли. Меньше риска быть узнанным». Она поскребла вилкой по тарелке, не желая признавать, что на самом деле ей хотелось, чтобы он почаще бывал здесь, потому что, когда его не было, это место казалось пустым.

«Безусловно». Ее брат потер лицо, и Шарлотта увидела, как он устал. Пока она ела, ее взгляд снова упал на цифры.

«Это создает впечатление произвольности, не так ли?» — размышляла она вслух. «Если эти числа означают то, что ты думаешь. Они функционально эквивалентны».

«Я сомневаюсь, что люди, которые все это спланировали, смотрят на это так. Все, что им нужно, это одно из них. Неважно, какое именно. Это как куча запасных частей в коробке. Вытаскиваешь одну, и все, что тебя волнует, это будет ли она работать. Вот и все. Они просто хотят, чтобы все было на сто процентов».

Шарлотта не могла поверить, что они именно это имели в виду. Но Донни показал ей Пакт и достаточно своих записей, чтобы убедить ее. Все шахты, кроме одной, будут уничтожены. В том числе и их собственные.

«Как скоро будет готов следующий дрон?» — спросил он.

Шарлотта сделала глоток сока. «Еще день или два. Может быть, три. Я действительно собираюсь сделать его легким. Даже не уверена, что он полетит». Последние два не дошли до конца, как и первый. Она была в отчаянии.

«Хорошо». Он снова потер лицо, ладони заглушили его голос. «Мы должны решить, что будем делать. Если ничего не предпримем, этот кошмар будет продолжаться еще двести лет, а мы с тобой так долго не протянем». Он начал смеяться, но это переросло в кашель. Дональд полез в комбинезон за носовым платком, а Шарлотта отвернулась. Она изучала темные мониторы, пока у него был один из приступов.

Ей не хотелось признаваться ему в этом, но она склонялась к тому, чтобы оставить все как есть. Казалось, что судьбой человечества управляет куча точных машин, а она склонна была доверять компьютерам гораздо больше, чем ее брат. Она провела годы, управляя беспилотниками, которые могли летать сами, принимать решения о том, какие цели поразить, направлять ракеты в точно заданные места. Она часто чувствовала себя не столько пилотом, сколько жокеем, человеком, управляющим зверем, который может мчаться сам по себе и нуждается лишь в том, чтобы кто-то изредка брался за поводья или подбадривал.

Она снова взглянула на цифры в отчете. Сотые доли процента решали, кто будет жить, а кто умрет. И большинство умрет. Она и ее брат к тому времени, когда это произойдет, будут либо спать, либо давно мертвы. Из-за этих цифр надвигающийся холокост казался таким чертовски… произвольным.

Дональд использовал папку в своей руке, чтобы указать на отчет. «Ты заметила, что восемнадцатый поднялся на два пункта вверх?»

Она заметила. «Тебе не кажется, что ты стал слишком… привязанным, а?»

Он отвел взгляд. «У меня есть история с этим бункером. Вот и все».

Шарлотта колебалась. Она не хотела продолжать, но ничего не могла с собой поделать. «Я не имела в виду бункер», — сказала она. «Ты кажешься… другим каждый раз, когда говоришь с ней».

Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. «Ее послали почистить», — сказал он. «Она была снаружи».

На мгновение Шарлотте показалось, что это все, что он собирается сказать по этому поводу. Как будто этого было достаточно, как будто это все объясняло. Он замолчал, его взгляд метался туда-сюда.

«Никто не должен был вернуться после этого», — наконец сказал он. «Я не думаю, что компьютеры учитывают это. Не только то, что она выжила, но и то, что восемнадцать лет держится. По всем расчетам, они не должны были. Если они выкарабкаются… думаешь, не оставляют ли они нам лучшей надежды».

«Ты удивляешься», — поправила его Шарлотта. Она помахала листком бумаги. «Мы никак не можем быть умнее этих компьютеров, брат».

Дональд выглядел грустным. «Мы можем быть более сострадательными, чем они», — сказал он.

Шарлотта боролась с желанием возразить. Она хотела сказать, что ему небезразлична эта шахта из-за личного контакта. Если бы он знал людей, стоящих за другими объектами, если бы он знал их истории, стал бы он болеть за них? Было бы жестоко предполагать это, как бы верно это ни было.

Дональд кашлянул в ветошь. Он заметил, что Шарлотта смотрит на него, взглянул на окровавленную тряпку, убрал ее.

«Мне страшно», — сказала она ему.

Дональд покачал головой. «Я не боюсь. Я не боюсь этого. Я не боюсь умереть».

«Я знаю, что не боишься. Это очевидно, иначе ты бы увидел кого-нибудь. Но ты должен чего-то бояться».

«Боюсь. Многого. Я боюсь быть похороненным заживо. Я боюсь сделать что-то не то».

«Тогда ничего не делай», — настаивала она. Она почти умоляла его прекратить это безумие, прекратить их изоляцию. Они могли бы снова заснуть и оставить все на волю машин и чужих кошмарных планов. «Давай ничего не будем делать», — умоляла она.

Ее брат поднялся со своего места, сжал ее руку и повернулся, чтобы уйти. «Это может быть самым худшим», — тихо сказал он.

Этой ночью Шарлотта проснулась от кошмарного сна о полете. Она сидела в своей кровати, пружины выли, как птичье гнездо, и все еще чувствовала, как проносится сквозь облака, ветер обдувает ее лицо.

Всегда снились сны о полетах. Сны о падении. Бескрылые сны, где она не могла управлять, не могла подтянуться. Падающая бомба, нацеленная на человека с семьей, человек, в последний момент поворачивающийся, чтобы прикрыть глаза от полуденного солнца, мелькание отца, матери, брата и самой Шарлотты перед ударом и потерей сигнала…

Птичье гнездо под ней затихло. Шарлотта выпутала кулаки из простыней, которые были влажными от всего того, что сны выжимали из испуганной плоти. Комната вокруг нее была тяжелой и мрачной. Она чувствовала вокруг себя пустые койки, чувствовала, что ее товарищи-пилоты ушли в ночь, оставив ее одну. Она встала и пошла через коридор в ванную комнату, нащупывая путь и передвигая выключатели вверх, чтобы свет был приглушенным. Иногда она понимала, почему ее брат жил в конференц-зале на другом конце склада. Тени нелюдей бродили по этим коридорам. Она чувствовала, как проходит сквозь призраки спящих.

Она покраснела и вымыла руки. Возвращаться в койку было нельзя, как нельзя было и заснуть, не после такого сна. Шарлотта натянула красный комбинезон, который принес ей Донни, — один из трех цветов, небольшое разнообразие для жизни взаперти. Она не помнила, для чего нужны были синие или золотые, но помнила красный цвет реактора. В красном комбинезоне были подсумки и прорези для инструментов. Она носила их во время работы, и поэтому они редко были самыми чистыми. В снаряженном состоянии комбинезон весил почти двадцать килограммов и дребезжал при ходьбе. Она застегнула молнию спереди и пошла по коридору.

Любопытно, что свет на складе уже горел. Должно быть, сейчас глубокая ночь. Она умела выключать его, и ни у кого больше не было доступа на этот уровень. У нее внезапно пересохло во рту, и она поползла к стоящим неподалеку дронам под брезентом, из тени доносились звуки шепота.

За дронами — возле высоких полок с ящиками запасных частей, инструментов и аварийных пайков — стоял на коленях человек. Фигура повернулась на звук звенящих инструментов.

«Донни?»

«Да?»

Сразу же нахлынуло облегчение. Раскинувшееся под ее братом тело вовсе не было телом. Это был надутый костюм с раскинутыми руками и ногами, пустой и безжизненный.

«Который час?» — спросила она, протирая глаза.

«Поздно», — ответил он, вытерев лоб тыльной стороной рукава. «Или рано, в зависимости от обстоятельств. Я тебя разбудил?»

Шарлотта наблюдала, как он переместился, чтобы закрыть ей обзор костюма. Закинув ногу на ногу, он начал складывать костюм на себе. Ножницы и рулон серебристой ленты лежали у него на коленях, шлем, перчатки и баллон, похожий на баллон для подводного плавания, — рядом. И пара ботинок. Ткань шелестела при движении; именно это она приняла за голоса.

«Хм? Нет, ты меня не разбудил. Я встала, чтобы сходить в туалет, показалось, что я что-то услышала».

Это была ложь. Она вышла поработать над дроном посреди ночи — все, что угодно, лишь бы не заснуть, лишь бы не свалиться с ног. Дональд кивнул и достал из нагрудного кармана тряпку. Он откашлялся, а затем засунул ее в карман.

«Что ты делаешь наверху?» — спросила она.

«Я просто перебирал кое-какие запасы». Донни сделал кучу из частей костюма. «Кое-что из того, что им было нужно наверху. Не хотел рисковать и посылать за ними кого-то еще». Он взглянул на сестру. «Хочешь, я принесу тебе что-нибудь горячее на завтрак?»

Шарлотта обхватила себя руками и покачала головой. Она ненавидела напоминание о том, что находится в ловушке на этом уровне и нуждается в том, чтобы он приносил ей вещи. «Я уже привыкла к пайкам в ящиках», — сказала она ему. «Кокосовые батончики в пайках мне нравятся». Она рассмеялась. «Помню, как я ненавидела их во время основной службы».

«Я действительно не против угостить тебя чем-нибудь», — сказал Донни, он явно искал предлог, чтобы уйти, сменить тему. «А у меня скоро будет последнее, что нам нужно для радио. Я подал заявку на микрофон, который нигде не могу найти. В комнате связи есть один, который работает, и я могу его украсть, если ничего другого не подойдет».

Шарлотта кивнула. Она смотрела, как брат укладывает костюм обратно в один из больших пластиковых контейнеров. Он что-то не договаривал. Она понимала, когда он что-то скрывал. Так поступают старшие братья.

Подойдя к ближайшему дрону, она сняла брезент и положила на переднее крыло набор гаечных ключей. Она всегда была неуклюжа с инструментами, но за несколько недель работы с дронами, упорства, если не терпения, она поняла, как они устроены. «Так для чего нужен костюм?» — спросила она, стараясь говорить бесстрастно.

«Я думаю, это что-то связанное с реактором». Он потер затылок и нахмурился. Шарлотта позволила этому вранью немного задержаться. Она хотела, чтобы брат услышал ее.

Открыв кожу крыла дрона, Шарлотта вспомнила, как вернулась домой после базовой подготовки с обновленными мускулами и неделями соревновательного ожесточения, выработанного в отряде мужчин. Это было до того, как она позволила себе расслабиться во время службы. Тогда она была жилистым и подтянутым подростком, а ее брат учился в аспирантуре, и первое же его дразнящее замечание по поводу ее нового телосложения привело к тому, что он оказался на диване с зажатой за спиной рукой, смеялся и дразнил ее дальше.

Смеялся, правда, до тех пор, пока ему не прижали к лицу диванную подушку, и Донни завизжал, как поросенок. Веселье и игры переросли в нечто серьезное и страшное, страх брата быть заживо погребенным пробудил в нем нечто первобытное, то, за что она никогда его не дразнила и не хотела видеть снова.

Теперь она наблюдала, как он запечатывает контейнер с костюмом и задвигает его обратно под полку. Она знала, что в других местах бункера он не нужен. Дональд нащупал тряпку, и его кашель возобновился. Она сделала вид, что сосредоточилась на дроне, пока у него был приступ. Донни не хотел говорить ни о костюме, ни о проблемах с легкими, и она его не винила. Ее брат умирал. Шарлотта знала, что ее брат умирает, видела его, как во сне, когда он в последний момент поворачивался, чтобы прикрыть глаза от полуденного солнца. Она видела его так, как видела каждого мужчину в этот последний миг его жизни. На экране монитора возникало прекрасное лицо Донни, наблюдавшего за неизбежным падением с неба.

Он умирал, и именно поэтому он хотел запастись едой для нее и убедиться, что она сможет уйти. Именно поэтому он хотел убедиться, что у нее есть радио, чтобы ей было с кем поговорить. Ее брат умирал, и он не хотел быть похороненным, не хотел умирать там, в яме под землей, где он не мог дышать.

Шарлотта прекрасно знала, для чего нужен костюм.

Хранилище 18

На верстаке лежал пустой скафандр, один из рукавов которого был перекинут через край, а локоть согнут под неестественным углом. Немигающий визор отсоединенного шлема молча смотрел в потолок. Небольшой экран внутри шлема был удален, оставив прозрачное пластиковое окно для обзора реального мира. Джульетта склонилась над скафандром, и капельки пота выступали на коже, когда она затягивала шестигранные винты, крепящие нижний воротник к ткани. Она вспомнила, как в последний раз создавала подобный костюм.

Нельсон, молодой техник по информационным технологиям, отвечавший за чистку лаборатории, работал за таким же столом в другой части мастерской. Джульетта выбрала его в качестве своего помощника для этого проекта. Он был знаком с костюмами, молод и, похоже, не был против нее. Не то чтобы первые два критерия имели значение.

«Следующий пункт, который мы должны обсудить, — это отчет о численности населения», — сказала Марша. Молодая ассистентка, о которой Джульетта никогда не просила, жонглировала десятком папок, пока не нашла нужную. На соседнем верстаке валялась макулатура, превратившая место, предназначенное для строительства, в низкий письменный стол. Джульетта подняла взгляд и увидела, как Марша перебирает папки. Ее помощница была невысокой девушкой, только-только вышедшей из подросткового возраста, с румяными щеками и темными волосами, собранными в тугие локоны. Марша была помощницей двух последних мэров — короткий, но бурный промежуток времени. Как и золотое удостоверение и квартира на шестом уровне, она прилагалась к должности.

«Вот оно», — сказала Марша. Прикусив губу, она отсканировала отчет, и Джульетта увидела, что он напечатан только с одной стороны. Того количества бумаги, которое перерабатывал и перепечатывал ее офис, хватило бы на то, чтобы кормить целый год многоквартирный дом. Лукас как-то пошутил, что это делается для того, чтобы не потерять переработчиков. Вероятность того, что он был прав, удержала ее от смеха.

«Не могла бы ты передать мне эти прокладки?» — спросила Джульетта, указывая на верстак со стороны Марши.

Девушка указала на корзину со стопорными шайбами. Затем на набор шплинтов. Наконец, ее рука переместилась к прокладкам. Джульетта кивнула. «Спасибо».

«Итак, впервые за тридцать лет у нас меньше пяти тысяч жителей», — сказала Марша, возвращаясь к своему отчету. «У нас было много… ушедших». Джульетта почувствовала, что Марша смотрит на нее, даже когда она сосредоточилась на установке прокладки в воротник. «Лотерейный комитет требует официального подсчета, чтобы мы могли получить представление о…»

«Лотерейный комитет проводил бы перепись каждую неделю, если бы мог». Джульетта пальцем втерла масло в прокладку, а затем вставила ее с другой стороны воротника.

Марша вежливо рассмеялась. «Да, но скоро они хотят провести еще одну лотерею. Они попросили еще двести номеров».

«Номера», — ворчала Джульетта. Иногда ей казалось, что компьютеры Лукаса только на это и годятся — на кучу высоченных машин для вытягивания цифр из их жужжащих задниц. «Ты рассказала им о моей идее насчет амнистии? Они ведь знают, что мы собираемся удвоить площадь, верно?»

Марша неловко пошевелилась. «Я им сказала», — ответила она. «И я рассказала им о дополнительном пространстве. Не думаю, что они восприняли это так уж хорошо».

В другом конце мастерской Нельсон поднял глаза от костюма, над которым работал. Они были втроем в старой лаборатории, где когда-то людей снаряжали для смерти. Теперь они работали над чем-то другим, над другой причиной отправлять людей на поиски.

«Ну, что сказал комитет?» — спросила Джульетта. «Они знают, что когда мы доберемся до другого бункера, мне понадобятся люди, чтобы пойти со мной и снова запустить его в работу. Население здесь уменьшится».

Нельсон вернулся к своей работе. Марша закрыла папку с отчетом о численности населения и посмотрела на свои ноги.

«Что они сказали на мою идею приостановить лотерею?»

«Они ничего не сказали», — сказала Марша. Она подняла голову, и верхний свет осветил влажную пленку на ее глазах. «Я не думаю, что многие из них верят в твой второй бункер».

Джульетта рассмеялась и покачала головой. Ее рука дрожала, когда она вставляла последний стопорный винт в вороток. «Не так уж важно, во что верит комитет, не так ли?» Хотя она знала, что это относится и к ней. Это касалось любого человека. Мир был таким, каким он был, независимо от того, сколько сомнений, надежд или ненависти человек в него вдохнул. «Раскопки идут полным ходом. Они расчищают по триста футов в день. Полагаю, лотерейная комиссия просто обязана посетить нас, чтобы убедиться в этом. Ты должна сказать им об этом. Скажи им, чтобы они съездили и посмотрели».

Марша нахмурилась и сделала пометку. «Следующий вопрос на повестке дня…» Она схватила свою бухгалтерскую книгу. «Поступила целая серия жалоб на…»

Раздался стук в дверь. Джульетта повернулась, и в лабораторию костюмов, улыбаясь, вошел Лукас. Он помахал Нельсону, который поприветствовал его гаечным ключом 3/8. Лукас, казалось, не удивился, увидев там Маршу. Он похлопал ее по плечу. «Ты должна просто перенести сюда ее большой деревянный стол», — пошутил он. «У тебя есть бюджет на перенос».

Марша улыбнулась и потянулась за одной из своих мрачных пружин. Она оглядела лабораторию. «Я действительно должна», — сказала она.

Джульетта смотрела, как ее молодая ассистентка краснеет в присутствии Лукаса, и смеялась про себя. Шлем зафиксировался в ошейнике с аккуратным щелчком. Джульетта проверила механизм разблокировки.

«Ты не против, если я одолжу мэра?» — спросил Лукас. спросил Лукас.

«Нет, не возражаю», — ответила Марша.

«А я — да». Джульетта изучала один из рукавов костюма. «Мы сильно отстаем от графика».

Лукас нахмурился. «Нет никакого расписания. График устанавливаешь ты. И, кроме того, ты хоть получила на это разрешение?» Он встал рядом с Маршей и скрестил руки. «Ты хоть сказала своей помощнице, что планируешь?»

Джульетта виновато подняла глаза. «Еще нет».

«Почему? Что ты делаешь?» Марша опустила бухгалтерскую книгу и, как ей показалось, в первый раз рассматривала костюмы.

Джульетта проигнорировала ее. Она посмотрела на Лукаса. «Я отстаю от графика, потому что хочу закончить все до того, как они завершат раскопки. Они уже начали рыть. Попали в мягкую почву. Я бы очень хотела быть там, когда они будут пробиваться».

«И я хотел бы, чтобы ты была сегодня на совещании, которое ты пропустишь, если не поторопишься».

«Я не пойду», — сказала Джульетта.

Лукас бросил взгляд на Нельсона, который отложил гаечный ключ, забрал Маршу и выскользнул за дверь. Джульетта смотрела, как они уходят, и понимала, что ее молодой Лукас обладает большим авторитетом, чем ей казалось.

«Это ежемесячное собрание», — сказал Лукас. «Первое после твоего избрания. Я сказал судье Пикену, что ты придешь. Джулс, ты должна играть в мэра, иначе тебе долго не быть им…»

«Ладно». Она подняла руки. «Я не мэр. Я так решила». Она поскребла воздух рукой. «Подпись и печать».

«Не хорошо. Как ты думаешь, что из всего этого сделает следующий человек?» Он махнул рукой в сторону верстаков. «Ты думаешь, что сможешь играть в эти игры? Эта комната вернется к тому, для чего она вообще была построена».

Джульетта подавила желание наброситься на него, сказать, что это не игры, что это нечто гораздо худшее.

Лукас отвернулся от нее. Его взгляд остановился на стопке книг, сложенных у койки, которую она принесла. Она спала там иногда, когда они вдвоем расходились во мнениях или когда ей просто нужно было побыть одной. В последнее время она не часто спала. Она потерла глаза и попыталась вспомнить, когда в последний раз ей удавалось поспать четыре часа подряд. Ночами она занималась сваркой в шлюзовой камере. Дни она проводила в лаборатории скафандров или за узлом связи. Она больше не спала — просто отключалась то тут, то там.

«Надо держать это под замком», — сказал Лукас, указывая на книги. «Не стоит держать их на виду».

«Никто не поверит, если их откроют», — сказала Джульетта.

«Ради бумажки».

Она кивнула. Он был прав. Она видела информацию, другие видели деньги. «Я верну их обратно», — пообещала она, и злость вытекла, как масло из треснувшей трубы. Она подумала об Элизе, которая по радио рассказала ей о книге, которую она готовит, — единственной книге из всех ее любимых страниц. Джульетте нужна была такая книга. Только там, где у Элизы, наверное, было полно красивых рыбок и ярких птичек, у Джульетты был бы каталог более мрачных вещей. То, что творится в сердцах людей.

Лукас сделал шаг ближе. Он положил руку на ее руку. «Эта встреча…»

«Я слышала, что они думают о повторном голосовании», — сказала Джульетта, прервав его. Она смахнула с лица выбившуюся прядь волос и заправила ее за ухо. «В любом случае, я не собираюсь долго оставаться мэром. Именно поэтому мне нужно закончить это дело. К тому времени, когда все снова проголосуют, это уже не будет иметь значения».

«Почему? Потому что к тому времени ты уже будешь мэром другого бункера? Это твой план?»

Джульетта положила руку на куполообразный шлем. «Нет. Потому что к тому времени у меня будут ответы. Потому что к тому времени люди все увидят. Они поверят мне».

Лукас скрестил руки. Он глубоко вздохнул. «Я должен спуститься к серверам», — сказал он. «Если никто не ответит на вызов, то в конце концов в офисах начнут мигать лампочки, и все будут спрашивать, для чего они, черт возьми, нужны».

Джульетта кивнула. Она видела это на собственном опыте. Она также знала, что Лукасу нравятся долгие разговоры за сервером так же, как и ей. Только у него это получалось лучше. Все ее разговоры приводили к ссорам. Он умел сглаживать ситуацию, выяснять отношения.

«Пожалуйста, скажи мне, что ты пойдешь на встречу, Жюль. Обещай, что пойдешь».

Она посмотрела на костюм, лежащий на другом столе, чтобы понять, насколько Нельсон готов. Им понадобится еще один костюм для дополнительного человека во втором шлюзе. Если она проработает всю ночь и весь завтрашний день…

«Ради меня», — умолял он.

«Я пойду».

«Спасибо». Лукас взглянул на старые часы на стене, красные стрелки которых виднелись за мутным пластиком. «Увидимся за ужином?»

«Конечно».

Он наклонился вперед и поцеловал ее в щеку. Когда он повернулся, чтобы уйти, Джульетта начала раскладывать инструменты на кожаном коврике, откладывая их на потом. Она взяла чистую ткань и вытерла руки. «О, а Люк?»

«Да?» Он остановился у двери.

«Передай этому ублюдку привет».

Лукас вышел из лаборатории скафандров и направился к серверной, расположенной по другую сторону тридцать четвертой лаборатории. Он прошел мимо технической комнаты, которая пустовала. Мужчины и женщины, работавшие там раньше, теперь занимали свободные места в «Глубине» и в отделе снабжения, где погибли механики и рабочие. Людей из IT-отдела прислали на замену погибшим.

Подругу Джульетты, Ширли, оставили отвечать за ликвидацию последствий в Механическом отделе. Она вечно жаловалась в его офис на смены, а потом снова жаловалась, когда Лукас переводил кого-нибудь на помощь. Что ей было нужно от него? Людей, полагал он. Только не его людей.

Горстка техников и сотрудников службы безопасности, стоявших у комнаты отдыха, замолчала при приближении Лукаса. Он помахал рукой, и руки вежливо поднялись. Кто-то сказал «Сэр», от чего он вздрогнул. Болтовня возобновилась только после того, как он завернул за угол, и Лукас вспомнил, что был участником подобных разговоров, когда его бывший начальник проносился мимо.

Бернард. Раньше Лукасу казалось, что он понимает, что значит быть начальником. Ты делал то, что хотел. Решения принимались произвольно. Ты был суров ради того, чтобы быть жестоким. А теперь он обнаружил, что соглашается на худшее, чем мог себе представить. Теперь он знал о мире, полном таких ужасов, что, возможно, люди его типа не годились для руководства. Он не мог сказать об этом вслух, но, возможно, повторное голосование было бы к лучшему. Джульетта могла бы стать отличным лаборантом в IT-отделе. Пайка и сварка не так уж сильно отличались друг от друга, просто дело в масштабе. А потом он попытался представить себе, как она создает костюм для очистки, или сидит без дела, принимая из другого бункера приказы о том, сколько родов разрешено на этой неделе.

Более вероятно, что новый мэр будет означать разлуку. Или что ему придется подать заявление о переводе в Механический и научиться крутить болты. От главы IT-отдела до смазчика третьей смены. Лукас рассмеялся. Он открыл дверь серверной и подумал, что в этом есть что-то романтическое — бросить работу и жизнь ради того, чтобы быть с ней. Может быть, что-то более романтичное, чем ночной поход на охоту за звездами. Ему придется привыкнуть к тому, что Джульетта будет командовать им, но это было бы несложно. Достаточно очистить ее от грязи, и ее старая комната станет пригодной для жизни. Пробираясь через серверы, он думал о том, что жил и в гораздо худших условиях, прямо под ногами. Важно было быть вместе.

Свет над головой еще не мерцал. То ли он пришел рано, то ли человек по имени Дональд опоздал. Лукас направился к дальней стене, проходя мимо нескольких серверов, из которых торчали провода. С помощью Дональда он выяснял, как получить полный доступ к этим машинам и посмотреть, что там находится. Пока ничего интересного, но он делал успехи.

Он остановился у комм-сервера, который некоторое время назад был его домом внутри дома. Теперь за этим сервером он общался с другими людьми. На другом конце линии был совсем другой человек.

Один из шатких деревянных стульев, стоявших внизу, был поднят. Лукас вспомнил, как поднимался по лестнице и толкал его впереди себя, как Джульетта кричала ему, что нужно спустить веревку, как они спорили, словно молодые носильщики. Рядом с креслом, на приставном столике, стояла стопка жестяных банок с книгами. Сверху лежала одна из книг «Наследия». Лукас устроился поудобнее и взял книгу в руки. Он помечал страницы, загибая уголки. На полях были маленькие точки, где он задавал вопросы. В ожидании звонка он пролистал книгу и просканировал материал.

То, что раньше было скучно в книгах, теперь стало его интересовать. Во время заключения — обряда — его заставляли читать разделы Ордена, посвященные поведению человека. Теперь он с упоением читал эти разделы. И Дональд, голос на другом конце линии, убедил его, что это не просто истории, эти мальчики из Пещеры Робберса, Милгрэмы и Скиннеры. Некоторые из этих вещей действительно имели место.

Из этих историй он почерпнул еще больше уроков в книгах Наследия. Теперь его внимание привлекала история старого мира. Эпизодические восстания происходили на протяжении тысячелетий. Они с Жюль спорили о том, может ли быть положен конец циклическому насилию. Судя по книгам, надеяться на это было глупо. А потом Лукас обнаружил целую главу об опасности последствий восстания — той самой ситуации, в которой они сейчас оказались. Он читал о людях со странными именами — Кромвель, Наполеон, Кастро, Ленин, — которые боролись за освобождение народа, а затем поработили его в нечто еще более страшное.

Это были легенды, — настаивала Джульетта. Мифы. Как упыри, которых родители используют, чтобы заставить детей вести себя хорошо. По ее мнению, эти главы означали, что разрушить мир — дело простое; тяжесть человеческой природы тянет за собой. Сложным оказалось последующее строительство. О том, чем заменить несправедливость, мало кто задумывался. Она говорила, что всегда нужно разрушать, как будто из обрывков и пепла можно собрать что-то новое.

Лукас не соглашался. Он считал, а Дональд говорил, что эти истории реальны. Да, революции были болезненными. Всегда был период, когда все было хуже некуда. Но в конце концов все становится лучше. Люди учатся на своих ошибках. Именно в этом он пытался убедить ее однажды вечером, после того как звонок Дональда не дал им уснуть в тусклое время суток. Последнее слово, конечно же, осталось за Джулс. Она повела его в кафетерий и указала на зарево над горизонтом, на безжизненные холмы, на редкие отблески солнечного света на ветхих башнях. «Вот ваш мир, который стал лучше», — сказала она ему. «Здесь человек хорошо учится на своих ошибках».

Она всегда оставляла за собой последнее слово, хотя Лукасу было что сказать. «Может быть, это и есть то плохое время, которое наступает раньше», — прошептал он в свой кофе. А Джульетта, в свою очередь, сделала вид, что не услышала.

Страницы под пальцами Лукаса пульсировали красным. Он поднял взгляд на лампочки над головой, которые теперь мигали от входящего вызова. С комм-сервера донеслось жужжание, над первым слотом замигал индикатор. Он взял гарнитуру, распутал шнур и вставил ее в трубку.

«Алло?» — сказал он.

«Лукас». Машина убрала из голоса все интонации, все эмоции. Кроме разочарования. То, что ответила не Джульетта, вызвало у него чувство разочарования, которое можно было если не услышать, то хотя бы почувствовать. А может быть, все это было в голове Лукаса.

«Только я», — сказал он.

«Очень хорошо. К твоему сведению, у меня тут неотложные дела. У нас мало времени».

«Хорошо.» Лукас нашел свое место в книге. Он перешел к тому, на чем они остановились ранее. Эти беседы напомнили ему занятия с Бернардом, только теперь он перешел из Ордена в Наследие. И Дональд был быстрее, чем Бернард, и более откровенен в своих ответах. «Итак… Я хотел спросить тебя кое-что об этом парне Руссо…»

«Прежде чем мы это сделаем, — сказал Дональд, — я должен еще раз попросить тебя прекратить копать».

Лукас закрыл книгу на палец, отметив свое место. Он был рад, что Джульетта согласилась посетить ратушу. Она оживлялась всякий раз, когда речь заходила об этом. Из-за давней угрозы Дональду показалось, что они копают под него, и она заставила Лукаса поклясться, что тот оставит эту ложь в покое. Она не хотела, чтобы они узнали о ее друзьях в 17-м или о ее планах по их спасению. Лукасу эта уловка показалась неудобной. Если Джульетта не доверяла этому человеку, который предупредил их обоих, что их дом может быть в любой момент закрыт таинственным образом, то Лукас видел в нем человека, пытающегося помочь им ценой собственных усилий. Жюль считала, что Дональд боится за свою жизнь. Лукасу показалось, что Дональд испугался за них.

«Боюсь, что раскопки придется продолжить», — сказал Лукас. Он чуть не проболтался: «Она не остановится, но лучше, чтобы было какое-то чувство солидарности».

«Ну, мои люди могут улавливать вибрации. Они знают, что что-то происходит».

«Можешь сказать им, что у нас проблемы с генератором? Что он опять неправильно настроен?»

Раздался разочарованный вздох, который не могли передать компьютеры. «Они умнее. Я приказал им не тратить время на поиски, и это все, что я могу сделать. Говорю тебе, ничего хорошего из этого не выйдет».

«Тогда почему ты помогаешь нам? Зачем лезешь на рожон? Ведь именно это, похоже, ты и делаешь».

«Моя работа — следить за тем, чтобы вы не умерли».

Лукас изучал внутренности серверной башни, перемигивающиеся лампочки, провода, платы. «Да, но эти разговоры, эти книги со мной, звонки каждый день, как по часам, зачем ты это делаешь? Я имею в виду… что ты получаешь от этих разговоров?»

На том конце линии повисла пауза, редкая неуверенность в голосе их предполагаемого благодетеля.

«Это потому, что… я помогаю тебе вспомнить».

«И это важно?»

«Да. Это важно. Для меня. Я знаю, каково это — забывать».

«И поэтому эти книги здесь?»

Еще одна пауза. Лукасу показалось, что он случайно споткнулся о какую-то истину. Он должен был запомнить сказанное и позже рассказать об этом Джульетте.

«Они там для того, чтобы тот, кто унаследует мир — тот, кто будет избран — знал…»

«Что знал?» в отчаянии спросил Лукас. Он боялся, что упустит момент. Дональд уже подходил к этому в предыдущих беседах, но всегда отстранялся.

«Знать, как все исправить», — сказал Дональд. «Слушай, наше время вышло. Мне нужно идти».

«Что ты имел в виду, говоря о наследовании мира?»

«В следующий раз. Мне нужно идти. Будь осторожен».

«Да», — сказал Лукас. «Ты тоже…»

Но в наушнике уже раздался щелчок. Человек, который каким-то образом знал так много о старом мире, отключился.

Джульетта никогда раньше не посещала ратуши. Как свиноматка рожает, она знала, что такие мероприятия происходят, но никогда не испытывала желания стать свидетелем этого зрелища. Впервые она присутствовала на заседании в качестве мэра и надеялась, что это будет последний раз.

Она присоединилась к судье Пикену и шерифу Биллингсу на возвышении, пока жители высыпали из коридора и занимали свои места. Платформа, на которую ее усадили, напомнила ей сцену на базаре, и Джульетта вспомнила, как ее отец сравнивал эти собрания с пьесами. Она никогда не считала это комплиментом.

«Я не знаю ни одной своей реплики», — загадочно прошептала она Питеру Биллингсу.

Они сидели так близко, что их плечи соприкасались. «У тебя все получится», — сказал Питер. Он улыбнулся молодой женщине в первом ряду, которая в ответ пошевелила пальцами, и Джульетта увидела, что молодой шериф с кем-то познакомился. Жизнь шла своим чередом.

Она попыталась расслабиться. Изучала толпу. Среди них было много незнакомых лиц. Нескольких она узнала. Из коридора вели три двери. Две двери выходили в проходы, прорезавшие ряды старинных скамеек. Третий проход был прижат к стене. Они делили помещение на трети, так же как менее четкие границы разделяли бункер. Джульетте не нужно было объяснять эти вещи. Люди, проходящие внутрь, и так все видели.

Скамейки «верхних» в центре зала были уже заняты, еще больше людей стояло за скамейками в задней части зала — она узнала людей из отдела информационных технологий и из кафетерия. Скамейки среднего уровня, расположенные с одной стороны, были заполнены наполовину. Джульетта заметила, что большинство из них сидели у прохода, как можно ближе к центру. Фермеры в зеленом. Гидропонные водопроводчики. Люди с мечтой. Другая сторона комнаты была почти пуста. Она предназначалась для «Глубины». В первом ряду этой секции сидела пожилая пара, держась за руки. Джульетта узнала мужчину, сапожника. Они проделали долгий путь. Джульетта все ждала, когда появятся другие жители Глубины, но это было слишком далеко. И теперь она вспоминала, какими далекими казались эти встречи во время работы в недрах бункера. Часто она и ее друзья узнавали о том, что обсуждалось и какие правила принимались, только после того, как это уже происходило. Мало того, что это было далеко, так еще и большинство из них были слишком заняты повседневным выживанием, чтобы тащиться куда-то для обсуждения завтрашнего дня..

Когда поток жителей стал реже, судья Пикен поднялся, чтобы начать заседание. Джульетта приготовилась к тому, что заседание будет скучным до полусмерти. Небольшая беседа, представление, а затем они выслушают, что беспокоит жителей. Пообещают все исправить. И тут же вернутся к прежним делам.

А ей нужно было вернуться к работе. Столько всего нужно было сделать в шлюзе и в лаборатории скафандров. Меньше всего ей хотелось выслушивать мелкие недовольства, призывы к повторному голосованию или чьи-то жалобы на то, что она копает. Она подозревала, что то, что для других было серьезным, для нее покажется незначительным. Было что-то такое в том, чтобы быть посланным на смерть и пережить боевое крещение по возвращении, что задвигало большинство склок в самые глубины сознания.

Пикен стукнул молотком, призывая собравшихся к порядку. Он поприветствовал всех присутствующих и пробежался по подготовленному списку документов. Джульетта скорчилась на своей скамье. Она вглядывалась в толпу и видела, что подавляющее большинство смотрит не на судью, а прямо на нее. Она уловила конец последней фразы Пикена только благодаря своему имени: «Слушаем вашего мэра, Джульетту Николс».

Он повернулся и помахал ей рукой, чтобы она поднялась на трибуну. Питер ободряюще похлопал ее по колену. Когда она шла к трибуне, металлический настил скрипел под ее сапогами в тех местах, где не был плотно прикручен. Это был единственный звук. Потом кто-то в зале кашлянул. Среди скамеек послышался шорох, и тела снова пришли в движение. Джульетта ухватилась за подиум и изумилась смешению цветов, обращенных к ней, — синих, белых, красных, коричневых и зеленых. Над ними возвышались хмурые лица. Разгневанные люди из всех слоев общества. Она прочистила горло и поняла, насколько неподготовленной была. Она надеялась сказать несколько слов, поблагодарить людей за их заботу, заверить их, что она неустанно работает, чтобы создать для них новую, лучшую жизнь. Просто дайте ей шанс, хотела она сказать.

Она начала говорить: «Спасибо…», но судья Пикен дернул ее за руку и указал на микрофон, прикрепленный к подиуму. Кто-то сзади крикнул, что ее не слышат. Джульетта повернула микрофон поближе и увидела, что лица в толпе такие же, как и на лестничной площадке. Они настороженно смотрели на нее. Благоговение или что-то похожее на него переросло в настороженность.

«Сегодня я здесь, чтобы выслушать ваши вопросы. Ваши проблемы», — сказала она, и громкость голоса испугала ее. «Но прежде я хотела бы сказать несколько слов о том, чего мы надеемся достичь в этом году…»

«Вы что, пустили сюда яд?» — крикнул кто-то сзади.

«Простите?» спросила Джульетта. Она прочистила горло.

Встала женщина с ребенком на руках. «У моего ребенка жар с тех пор, как вы вернулись!»

«А другие шахты настоящие?» — крикнул кто-то.

«Что там было?»

Мужчина вскочил со скамейки среднего звена, его лицо покраснело от ярости. «Что вы там делаете, что так шумите?»

Дюжина других встала и тоже начала кричать. Их вопросы и жалобы слились в единый шум, двигатель гнева. Заполненная центральная часть выплеснулась в проходы: людям нужно было место, чтобы показывать пальцем и махать руками, привлекая внимание. Джульетта увидела своего отца, стоявшего в самом конце зала, который был заметен по спокойному поведению и озабоченному хмурому лицу.

«По одному…» сказала Джульетта. Она протянула ладони. Толпа подалась вперед, и раздался выстрел.

Джульетта вздрогнула

Рядом с ней раздался еще один громкий хлопок, и молоточек перестал быть хлипким в руке судьи Пикена. Деревянный диск на подиуме подпрыгивал и вращался, когда он раз за разом вбивал его на место. Заместитель Хойла вышел из транса у двери и поплыл сквозь толпу в проходе, призывая всех вернуться на свои места и попридержать языки. Питер Биллингс поднялся со скамьи и тоже кричал, чтобы все успокоились. В конце концов, в толпе воцарилась напряженная тишина. Но что-то жужжало в этих людях. Это было похоже на еще не работающий, но желающий работать мотор, электрический гул под поверхностью, гудящий и сдерживаемый. Джульетта тщательно подбирала слова.

«Я не могу сказать вам, каково там…»

«Не могу или не хочу?» — спросил кто-то. Этого человека заставил замолчать взгляд заместителя Хойла, который стоял в проходе. Джульетта глубоко вздохнула.

«Я не могу вам сказать, потому что мы не знаем». Она подняла руки, чтобы на мгновение задержать толпу. «Все, что нам рассказывали о мире за нашими стенами, было ложью, выдумкой…»

«Откуда нам знать, что это не вы лжете?»

Она искала голос среди толпы. «Потому что это я признаю, что мы ни черта не знаем. Это я пришла сюда сегодня, чтобы сказать вам, что надо пойти и посмотреть самим. Свежим взглядом. С настоящим любопытством. Я предлагаю сделать то, что никогда не делалось, а именно: пойти и взять образец, принести обратно вкус воздуха и посмотреть, что не так с этим миром…»

Выпады из задних рядов заглушили остаток ее фразы. Люди снова поднялись со своих мест, даже когда другие потянулись, чтобы удержать их. Кому-то было интересно. Некоторые были еще более возмущены. Раздался стук молотка, Хойл отпустил свою дубинку и махнул ею в сторону первого ряда. Но толпу было уже не успокоить. Питер шагнул вперед, держа руку на рукоятке пистолета.

Джульетта отступила от трибуны. Из динамиков раздался визг, когда судья Пикен ударил рукой по микрофону. Деревянная шайба была потеряна, и ему пришлось стучать по самому подиуму, который, как увидела Джульетта, был испещрен полумесяцами хмурых лиц и улыбок от прошлых попыток восстановить спокойствие.

Помощнику Хойлу пришлось прижаться спиной к сцене, когда толпа ринулась вперед, многие из них с вопросами, большинство — с безудержной яростью. Плевки пенились на дрожащих губах. Джульетта услышала новые обвинения, увидела женщину с ребенком, которая обвиняла Джульетту в какой-то болезни. Марша подбежала к задней части сцены, распахнула металлическую дверь, выкрашенную под настоящее дерево, и Питер помахал Джульетте рукой, чтобы она вошла внутрь, в кабинет судьи. Она не хотела уходить. Она хотела успокоить этих людей, сказать им, что у нее хорошие намерения, что она может все исправить, если они только позволят ей попытаться. Но ее тащили назад, мимо гардероба с темными мантиями, которые висели как тени, вели по коридору, где висели фотографии прошлых судей, к старому металлическому столу, выкрашенному под дверь.

Крики затихли позади них. В дверь на мгновение стукнули кулаками, Питер выругался. Джульетта рухнула в старое кожаное кресло, заклеенное скотчем, и закрыла лицо руками. Их гнев был ее гневом. Она чувствовала, что направляет его на Питера и Лукаса, которые сделали ее мэром. Она чувствовала, что направляет его на Лукаса, который умолял ее покинуть раскоп и подняться наверх, который заставил ее прийти на это собрание. Как будто этот сброд можно утихомирить.

По коридору пронесся шум, когда дверь на мгновение приоткрылась. Джульетта ожидала, что к ним присоединится судья Пикен. Она была удивлена, увидев вместо него своего отца.

«Папа».

Она поднялась со старого кресла и пересекла комнату, чтобы поприветствовать его. Отец обнял ее, и Джульетта нашла то особое место на его груди, где, как она помнила, находила утешение в детстве.

«Я слышал, что ты можешь приехать», — прошептал отец.

Джульетта ничего не ответила. Как бы она ни чувствовала себя, годы таяли, когда он был рядом, когда он обнимал ее.

«Я также слышал, что ты планируешь, и я не хочу, чтобы ты уходила».

Джульетта отступила назад, чтобы посмотреть на отца. Питер оправдывался. На этот раз шум снаружи был не таким громким, когда дверь хлопнула, и Джульетта поняла, что судья Пикен разрешил ее отцу пройти, а сам находился снаружи, успокаивая толпу. Отец видел, как эти люди реагировали на нее, слышал, что они говорили. Она сдержала внезапно нахлынувшие слезы.

«Они не дали мне шанса объяснить…», — начала она, закрывая глаза. «Папа, там есть другие миры, такие же, как наш. Это безумие — сидеть здесь и воевать между собой, когда есть другие миры…»

«Я не говорю о раскопках», — сказал ее отец. «Я слышал, что ты планируешь наверху».

«Ты слышал…» Она снова протерла глаза. «Лукас…», — пробормотала она.

«Это был не Лукас. Тот техник, Нельсон, пришел на осмотр и спросил меня, буду ли я наготове на случай, если что-то пойдет не так. Мне пришлось сделать вид, что не понимаю, о чем он говорит. Полагаю, ты собирался объявить о своих планах прямо сейчас?» Он бросил взгляд в сторону гардероба.

«Мы должны знать, что там», — сказала Джульетта. «Папа, они не пытались сделать это лучше. Мы ничего не знаем…»

«Тогда пусть следующий чистильщик посмотрит. Пусть они берут пробы, когда их посылают. Не ты».

Она покачала головой. «Чистить больше не будут, папа. Пока я мэр. Я никого туда не пошлю».

Он положил руку на ее руку. «И я не отпущу свою дочь».

Она отстранилась от него. «Мне жаль», — сказала она. «Я должна. Я принимаю все меры предосторожности. Я обещаю».

Лицо отца ожесточилось. Он перевернул руку и посмотрел на свою ладонь.

«Нам бы пригодилась твоя помощь», — сказала она, надеясь преодолеть новый разрыв, который, как она опасалась, она создавала. «Нельсон прав. Было бы неплохо иметь в команде врача».

«Я не хочу в этом участвовать», — сказал он. «Посмотри, что случилось с тобой в прошлый раз». Он посмотрел на ее шею, где металлический воротник костюма оставил шрам в виде крючка.

«Это был пожар», — сказала Джульетта, поправляя комбинезон.

«А в следующий раз это будет что-то другое».

Они изучали друг друга в той комнате, где людей тихо судили, и Джульетта почувствовала знакомое искушение убежать от конфликта. Ему противостояло новое желание зарыться лицом в грудь отца и зарыдать так, как женщинам ее возраста не разрешалось, как никогда не удавалось механикам.

«Я не хочу снова тебя потерять», — сказала она отцу. «Ты — единственная семья, которая у меня осталась. Пожалуйста, поддержи меня в этом».

Это было трудно сказать. Уязвимо и честно. Часть Лукаса теперь жила внутри нее — это было то, что он передал ей.

Джульетта ждала реакции и увидела, как расслабилось лицо отца. Возможно, ей показалось, что он сделал шаг ближе, ослабил бдительность.

«Я осмотрю тебя до и после», — сказал он.

«Спасибо. Кстати, о проверке, я хотела бы спросить тебя еще кое о чем». Она провела длинным рукавом комбинезона по предплечью и изучила белые следы на запястье. «Ты когда-нибудь слышал, что шрамы со временем проходят? Лукас думал…» Она подняла глаза на отца. «А они вообще проходят?»

Отец сделал глубокий вдох и на некоторое время задержал его. Его взгляд скользнул по ее плечу и устремился вдаль.

«Нет», — сказал он. «Не шрамы. Даже со временем».

Хранилище 1

Капитан Бревард уже почти закончил свою седьмую смену. Оставалось всего три. Еще три смены он просидел за воротами охраны, читая одну и ту же горстку романов снова и снова, пока пожелтевшие страницы не сдались и не выпали. Еще три смены, когда он обыгрывал своих помощников в настольный теннис — каждый раз нового помощника — и говорил им, что уже целую вечность не играл. Еще три смены — и все та же старая еда, и все те же старые фильмы, и все то же самое безвкусное, что встречало его, когда он просыпался. Еще три. Он мог это сделать.

Начальник службы безопасности «Хранилища-1» теперь отсчитывал смены так же, как когда-то отсчитывал годы до пенсии. Пусть они пройдут без происшествий, — такова была его мантра. Безвременье — это хорошо. Ваниль — это вкус уходящего времени. Так он думал, стоя перед открытой криокамерой, забрызганной засохшей кровью, и ощущая во рту совсем не ванильный привкус.

Из камеры помощника Стивенса вырвалась вспышка ослепительного света, когда молодой человек сделал еще один снимок внутреннего пространства капсулы. Тело было извлечено несколько часов назад. Санитар обслуживал соседнюю капсулу, когда заметил мазок крови на крышке этой. Он успел отмыть половину пятна, прежде чем понял, что это такое. Теперь Бревард изучал следы, оставленные тряпкой санитара. Он сделал еще один горький глоток кофе.

Его кружка успела остыть. Это был холодный воздух на складе тел. Бревард ненавидел это место. Он ненавидел просыпаться там голым, ненавидел, когда его привозили обратно и укладывали спать, ненавидел то, что эта комната делала с его кофе. Он сделал еще один глоток. Оставалось три смены, а потом пенсия, что бы это ни значило. Никто не думал так далеко. Только о своей следующей смене.

Стивенс опустил камеру и кивнул в сторону выхода. «Дарси вернулся, сэр».

Оба офицера смотрели, как Дарси, ночной охранник, пересекает зал криокамер. Дарси первым прибыл на место происшествия рано утром, разбудил помощника Стивенса, который разбудил своего начальника. После этого Дарси отказался отправиться спать, как ему было приказано. Вместо этого он сопроводил тело в медицинское отделение и вызвался подождать результатов анализов, пока остальные сотрудники будут осматривать место преступления. Теперь Дарси, направляясь к ним, несколько излишне восторженно размахивал листком бумаги.

«Терпеть не могу этого парня», — шепнул Стивенс своему шефу.

Бревард сделал дипломатичный глоток кофе и наблюдал за приближением своего ночного охранника. Дарси был молод — около тридцати лет — со светлыми волосами и постоянной дурацкой ухмылкой. Именно таких неопытных людей полицейские службы любят ставить в ночные смены, когда происходят всякие неприятности. Это было нелогично, но такова была традиция. Опыт давал возможность спать глубоким сном, когда сумасшедшие были на свободе.

«Вы не поверите, что у меня есть», — сказал Дарси, находясь в двадцати шагах от него и более чем нетерпеливо.

«У тебя есть спичка», — сухо сказал Бревард. «Кровь на крышке подходит к капсуле». Он чуть не добавил, что чего у Дарси точно не было, так это чашки горячего кофе для него или Стивенса.

«Это часть дела», — сказал Дарси, выглядя раздосадованным. «Откуда ты знаешь?» Он сделал несколько глубоких вдохов и передал отчет.

«Потому что спички — это интересно», — сказал Бревард, принимая лист. «Ты размахиваешь спичкой в воздухе, как будто хочешь что-то сказать. Адвокаты и члены жюри волнуются из-за спичек». И новички, хотел добавить он. Он не знал, чем Дарси занимался до обучения, но это была не полицейская работа. Взглянув на отчет, Бревард увидел стандартное совпадение ДНК — ряд полосок, выстроенных друг против друга, и линии, проведенные между полосками, где они были идентичны. А эти два совпадения были идентичны: ДНК из файла капсулы и образец крови, взятый с крышки.

«Ну, это еще не все», — сказал Дарси. Ночной охранник сделал еще один глубокий вдох. Он явно бежал по коридору от лифта. «Много чего еще».

«Мы думаем, что собрали все воедино», — уверенно сказал Стивенс. Он кивнул в сторону открытой криокамеры. «Совершенно ясно, что здесь произошло убийство. Оно произошло…»

«Не убийство», — вмешался Дарси.

«Дайте заместителю шанс», — сказал Бревард, поднимая свою кружку. «Он смотрит на это уже несколько часов».

Дарси начал что-то говорить, но поймал себя на слове. Он потирал глаза, выглядел измученным, но кивнул.

«Точно», — сказал Стивенс. Он направил камеру на криопод. «Кровь на крышке означает, что борьба началась здесь. Человек, которого мы нашли внутри, должно быть, был усмирен нашим убийцей после борьбы, вот почему его кровь попала на крышку. А потом его бросили внутрь его же криопода. Его руки были связаны, я предполагаю, что под дулом пистолета, потому что я не заметил никаких следов на запястьях, никаких других признаков борьбы. Он был ранен один раз в грудь». Стивенс указал на разводы и пятна крови на внутренней стороне крышки. «Здесь есть брызги, которые указывают на то, что жертва сидела. Но то, как они разбежались, говорит о том, что крышка была закрыта сразу после этого. А цвет говорит о том, что, скорее всего, это произошло во время нашей смены, определенно в течение последнего месяца».

Бревард все это время наблюдал за лицом Дарси и видел, как оно скривилось в знак несогласия. Парень считал, что знает все лучше помощника шерифа.

«Что еще?» спросил Бревард у Стивенса, подталкивая своего второго помощника к дальнейшим действиям.

«Ах, да. После убийства жертвы наш преступник поставил капельницу и катетер, чтобы тело не разлагалось, так что мы ищем человека с медицинским образованием. Он, конечно, может быть еще в этой смене. Именно поэтому мы решили, что лучше обсудить это здесь, а не в кругу медиков. Мы захотим допросить их по очереди».

Бревард кивнул и сделал глоток кофе. Он ждал реакции ночного охранника.

«Это не было убийством», — сказал Дарси с раздражением. «Хотите услышать, что еще у меня есть? Для начала, кровь на крышке совпадает с записью в базе данных о капсуле, как вы и сказали, но она не совпадает с жертвой. Парень внутри — кто-то другой».

Бревард чуть не выплюнул кофе. Он вытер рукой усы. «Что?» — спросил он, не уверенный, что правильно расслышал.

«Кровь снаружи была смешана со слюной. Это было от второго человека. Док сказал, что это, скорее всего, кашель, а может быть, ранение в грудь. Так что наш подозреваемый, скорее всего, ранен».

«Погоди. Так кто же тот парень, которого мы нашли в капсуле?» спросил Стивенс.

«Они не уверены. Они проверили его кровь, но, похоже, его записи были подделаны. Парень, на которого зарегистрирована эта капсула, вообще не должен находиться в исполнительном крыле. Он должен был находиться в глубокой заморозке. А кровь с внутренней стороны крышки частично совпадает с записью в файлах исполнительных органов, что означает, что он находится где-то здесь…»

«Частичная запись?» спросил Бревард.

Дарси пожал плечами. «В файлах все перепутано. По словам доктора Уитмора».

«Ага», — сказал помощник шерифа Стивенс, щелкнув пальцами. «Я понял. Я знаю, что здесь произошло». Он направил камеру на капсулу. «Здесь идет борьба, ясно? Парень, который не хочет, чтобы его помещали под воду. Ему удается вырваться, он знает, как взломать…»

«Погоди», — сказал Бревард, подняв руку. По лицу Дарси он понял, что это еще не все. «Почему ты продолжаешь настаивать на том, что это не было убийством? У нас есть огнестрельное ранение, брызги крови, закрытая крышка, никакого оружия, человек со связанными руками и кровь на крышке этой капсулы, на кого бы, черт возьми, она ни была зарегистрирована. Все здесь кричит об убийстве».

«Именно это я и пытался сказать», — сказал Дарси. «Это было убийство не потому, что парень был подключен к сети. Он был подключен к сети все время, даже перед тем, как его застрелили. И капсула все еще была включена и работала. Этот парень Трой — или кто бы он там ни был, которого мы оттуда вытащили, — он все еще жив».

Трое мужчин отошли от капсулы и направились в медицинское крыло и операционную. Мысли Бреварда неслись вскачь. Ему не нужна была эта ерунда в одну из его смен. Это было совсем не комильфо. Он представил себе, какие отчеты ему придется писать после этого, как весело будет инструктировать следующего капитана.

«Как думаешь, нам стоит привлечь Шепарда?» спросил Стивенс, имея в виду главного руководителя в административном крыле, человека, который в основном держался в тени.

Бревард насмешливо хмыкнул. Он открыл дверь «Глубокой заморозки» и вывел людей в коридор. «Мне кажется, это немного ниже его уровня, не так ли? Шепард должен беспокоиться о целых шахтах. Видно, как это его утомляет, как он держит себя взаперти. Это наша работа — заниматься подобными делами. Даже с убийствами».

«Ты прав», — сказал Стивенс.

Дарси, все еще запыхавшийся, старался не отставать.

Они поднялись на лифте на два уровня. Бревард думал о том, как чувствовал он себя, когда осматривал тело с огнестрельным ранением. Мужчина был холодным, как окоченевший труп в морге, но ведь все люди приходят в себя, когда только просыпаются. Он подумал обо всех повреждениях, полученных в результате замораживания и оттаивания, о том, как аппараты, содержащиеся в их крови, должны были поддерживать их в нормальном состоянии, клеточка за клеточкой. А что, если эти маленькие машинки смогут сделать то же самое с огнестрельным ранением?

Лифт открылся на шестьдесят восьмой. Бревард слышал голоса из операционной. Трудно было отказаться от теорий, которые обсуждались между ним и Стивенсом в течение последнего часа. Трудно было отпустить и приспособиться ко всему, что рассказал Дарси. Мысль о том, что записи могут быть подделаны, делала эту проблему гораздо более сложной. Оставалось всего три смены, и вот теперь все это. Но если жертва действительно была жива, поимка преступника была практически гарантирована. Если он был в состоянии говорить, то мог опознать человека, который в него стрелял.

Доктор и один из его ассистентов находились в комнате ожидания возле мало используемой операционной. Перчатки были сняты, седые волосы доктора были всклокочены и неухожены, как будто он перебирал их пальцами. Оба мужчины выглядели изможденными. Бревард заглянул в смотровое окно и увидел того самого человека, которого они вытащили из капсулы. Он лежал, как будто спал, цвет его кожи был совершенно другим, трубки и провода извивались внутри бледно-голубого бумажного одеяния.

«Я слышал, у нас произошел необычный поворот событий», — сказал Бревард. Он подошел к раковине и вылил кофе в сливное отверстие, огляделся в поисках свежей кастрюли и не обнаружил ее. За горячую кружку, пачку сигарет и разрешение их прикурить он был бы готов взять на себя еще одну смену.

Доктор похлопал своего помощника по руке и дал ему указания. Молодой человек кивнул, нащупал в кармане пару перчаток и прошел через дверь в операционную. Бревард наблюдал за тем, как он проверяет аппараты, подключенные к мужчине.

«Он может говорить?» — спросил Бревард. спросил Бревард.

«О, да», — ответил доктор Уитмор. Он почесал свою седую бороду. «Когда он пришел в себя, у нас тут была целая сцена. Пациент гораздо сильнее, чем кажется».

«И не так уж мертв», — сказал Стивенс.

Никто не засмеялся.

«Он был очень оживлен», — сказал доктор Уитмор. «Он настаивал, что его зовут не Трой. Это было до того, как я провел тесты». Он кивнул на лист бумаги, который теперь держал в руках Бревард.

Бревард посмотрел на Дарси в поисках подтверждения.

«Я пользовался туалетом», — стыдливо признался Дарси. «Меня не было здесь, когда он очнулся».

«Мы дали ему успокоительное. И я взял образец крови, чтобы опознать его».

«И что ты придумал?» спросил Бревард.

Доктор Уитмор покачал головой. «Его записи были удалены. Или я так думал». Взяв пластиковый стаканчик из одного из шкафов, он набрал в него воды из раковины и сделал глоток. «Они шли по частям, потому что у меня нет к ним доступа. Только ранг и уровень крио. Я вспомнил, что видел это раньше, в свою самую первую смену. Это был другой парень из исполнительного крыла, а потом я вспомнил, где вы нашли этого джентльмена».

«Исполнительное крыло», — сказал Бревард. «Но это ведь не его капсула, верно?» Он вспомнил, что сказал ему Дарси. «Кровь на крышке соответствует капсуле, но человек внутри — кто-то другой. Разве это не говорит о том, что кто-то использовал свою собственную капсулу, чтобы спрятать тело?»

«Если моя догадка верна, то дело обстоит еще хуже». Доктор Уитмор сделал еще один глоток воды и провел пальцами по волосам. «Имя на исполнительной капсуле, Трой, совпадает с мазком, который я взял с крышки, но этот человек сейчас должен находиться в глубокой заморозке. Он был помещен под воду более века назад и с тех пор не просыпался».

«Но это была его кровь на крышке», — сказал Стивенс.

«А это значит, что его уже разбудили», — заметил Дарси.

Бревард взглянул на своего офицера ночной смены и понял, что ошибся в оценке молодого человека. В этом и заключалась особенность работы в таких сменах с разными людьми. Ты не можешь узнать человека, не можешь оценить его достоинства.

«Поэтому первое, что я сделал, это проверил медицинские записи на предмет странностей в глубокой заморозке. Я хотел узнать, не тревожили ли кого-нибудь оттуда».

Бревард почувствовал беспокойство. Доктор делал всю работу за него. «Вы что-нибудь нашли?» — спросил он.

Доктор Уитмор кивнул. Он махнул рукой в сторону терминала на столе в приемной. «В Глубокой заморозке была активность, инициированная этим офисом. Не в мою смену, заметьте. Но уже дважды люди просыпались с координатами, по которым они туда попадали. Один из них находился в центре старой „Глубокой заморозки“, того хранилища, которое было до ориентации».

Доктор сделал паузу, чтобы дать понять, что это не так.

Бреварду потребовалось мгновение. Его ночной охранник, лишенный сна, оказался на волосок быстрее.

«Женщина?» спросил Дарси.

Доктор Уитмор нахмурился. «Трудно сказать, но это мое подозрение. По некоторым причинам у меня нет доступа к записям этого человека. Я послал Майкла проверить, чтобы получить представление о том, кто там находится».

«Возможно, мы имеем дело с убийством на почве страсти», — сказал Стивенс.

Бревард хмыкнул в знак согласия. Он уже думал о том же самом. «Скажем, есть человек, который не может справиться с одиночеством. Он тайно будит свою жену, чтобы получить доступ, ему, вероятно, придется быть администратором. Кто-то узнает об этом, неисполнительный сотрудник, и ему приходится убить этого человека. Но… вместо этого его убивают…» Бревард покачал головой. Все становилось слишком сложным. Он был слишком обескуражен для этого.

«А вот и самое интересное», — сказал доктор Уитмор.

Бревард застонал в предвкушении. Он пожалел, что вылил свой остывший кофе. Он помахал рукой в ожидании новостей.

«Был еще один случай, когда кого-то вытащили из Глубокой заморозки, и этот парень, у меня есть доступ к его записям». Доктор Уитмор обвел взглядом трех офицеров безопасности. «Кто-нибудь хочет угадать имя этого парня?»

«Его зовут Трой», — сказал Дарси.

Доктор щелкнул пальцами, его глаза расширились от удивления. «Бинго».

Бревард повернулся к своему ночному охраннику. «И как, черт возьми, ты до этого додумался?»

Дарси пожал плечами. «Все любят совпадения».

«Итак, давайте разберемся», — сказал Бревард. «У нас есть убийца-изгой из „Глубокой заморозки“, который убил администратора, занял его место и, вероятно, его коды, и разбудил женщину». Шеф повернулся к Стивенсу. «Хорошо, я думаю, ты прав. Пора подключать Шепарда. Это как раз его заслуга».

Стивенс кивнул и повернулся к двери. Но прежде чем он успел уйти, в коридоре раздался звук торопливых шагов. Майкл, один из медицинских ассистентов, помогавших извлекать тело из капсулы, выбежал из-за угла, запыхавшись. Упираясь руками в колени, он сделал несколько глубоких вдохов, не сводя глаз со своего начальника.

«Я сказал, что нужно действовать быстро», — сказал доктор Уитмор. «Я не хотел, чтобы вы бежали наперегонки».

«Есир…» Майкл сделал несколько глубоких вдохов. «Сэры, у нас проблема». Медицинский ассистент посмотрел на людей из службы безопасности и скорчил гримасу.

«Что такое?» спросил Бревард.

«Это была женщина», — сказал Майкл, кивнув. «Конечно. Но показания на ее капсуле мигали, поэтому я провел быструю проверку». Он внимательно осмотрел их лица, его глаза были дикими, и Бревард понял. Он знал, но кто-то другой опередил его.

«Она мертва», — сказал Дарси.

Помощник энергично кивнул, сложив руки на коленях. «Анна», — пробормотал он. «На капсуле было написано имя Анна».

Безымянный мужчина в операционной проверил свои ограничители, его старые и сильные руки выгнулись. Доктор Уитмор умолял джентльмена не двигаться. Капитан Бревард стоял по другую сторону каталки. Он чувствовал запах только что проснувшегося человека, оставленного умирать. Дикие глаза искали его среди собравшихся. Застреленный мужчина, казалось, узнал в Бреварде главного.

«Освободите меня», — сказал старик.

«Нет, пока мы не узнаем, что произошло», — сказал ему Бревард. «Только когда вам станет лучше».

Кожаные наручники на запястьях старика заскрипели, когда он пробовал их на прочность. «Мне станет лучше, когда я встану с этого проклятого стола».

«В вас стреляли», — сказал доктор Уитмор. Он положил руку на плечо своего пациента, чтобы успокоить его.

Старик опустил голову на подушку, переводя взгляд с доктора на офицера безопасности и обратно. «Я знаю», — сказал он.

«Вы помните, кто это сделал?» спросил Бревард.

Мужчина кивнул. «Его зовут Дональд». Его челюсти сжимались и разжимались.

«Не Трой?» спросил Бревард.

«Вот что я имел в виду. Это тот же парень». Бревард наблюдал, как руки старика сжимаются в кулаки, а затем расслабляются. «Послушайте, я один из руководителей этой шахты. Я требую, чтобы меня отпустили. Проверьте мои записи…»

«Мы разберемся с этим…», — начал говорить Бревард.

Замки скрипнули. «Проверьте эти чертовы записи», — повторил старик.

«Они были подделаны», — сказал ему Бревард. «Вы можете назвать свое имя?»

Мужчина некоторое время лежал неподвижно, мышцы расслабились. Он уставился в потолок. «Какое?» — спросил он. «Меня зовут Пол. Большинство людей называют меня по фамилии — Турман. Раньше меня звали Сенатор…»

«Шепард», — сказал капитан Бревард. «Пол Турман — это имя человека, которого они называют Шепард».

Старик сузил глаза. «Нет, я так не думаю», — сказал он. «В свое время меня называли по-разному, но никогда так».

Хранилище 17

Земля гудела. За стенами бункера земля издавала гул и шум неуклонно нарастал.

Еще несколько дней назад звук был похож на отдаленный гул насоса для гидропоники, включенного в конце длинной трубы, вибрацию, которая ощущалась между подушечками пальцев и скользким металлическим полом. А вчера она переросла в устойчивую дрожь, от которой у Джимми затряслись колени и поджилки, и он стиснул зубы. Над ним дрожали капли воды из труб, мелкий моросящий дождь плескался в лужах, которые еще не успели полностью высохнуть после прошедшего наводнения.

Элиза завизжала и похлопала себя по макушке, когда на нее упала капля. Она с улыбкой подняла голову и стала наблюдать за дальнейшим развитием событий.

«Это ужасный грохот», — сказал Риксон. Он посветил фонариком на дальнюю стену старого генераторного помещения, откуда, по-видимому, доносился шум.

Ханна хлопнула в ладоши и велела близнецам отойти от стены. Майлз — по крайней мере, Джимми думал, что это Майлз; он с трудом различал близнецов — прижался ухом к бетону, глаза его были закрыты, рот раскрыт в сосредоточенности. Его брат Маркус потянул его обратно к остальным, лицо его сияло от возбуждения.

«Встань за мной», — сказал Джимми. Его ноги покалывало от вибрации. Он чувствовал, как в груди шумит какая-то невидимая машина, прогрызающая твердую породу.

«Сколько еще осталось?» спросила Элиза.

Джимми потрепал ее по волосам и с наслаждением обнял ее за талию. «Скоро», — сказал он ей. На самом деле он не знал. Последние две недели они потратили на то, чтобы насос работал, а Механика была сухой. В то утро, проснувшись, они обнаружили, что шум от раскопок невыносим. В течение дня шум становился все сильнее, а перед ними все так же возвышалась глухая стена, все так же продолжал идти мелкий дождь из мокрых и дрожащих труб. Близнецы плескались в лужах, теряя терпение. Ребенок, как ни странно, мирно спал на руках у Ханны. Они просидели там несколько часов, слушая нарастающее урчание и ожидая, что вот-вот что-то произойдет.

Конец долгого ожидания предвещали механические звуки, перемежающиеся с грохотом разрушающейся породы. Скрип металлических шарниров, лязг страшных зубов, величина и размах этого грохота сбивали с толку, так как он шел отовсюду сразу, с пола, потолка и стен со всех сторон. Лужи превратились в кашу. Вода летела как с земли, так и падала сверху. Джимми едва не потерял опору.

«Отойдите», — крикнул он, перекрывая шум. Он попятился от стены, прижимая к бедру Элизу, остальные повиновались, широко раскрыв глаза и вытянув руки для равновесия.

От стены отвалился кусок бетона, плоский камень размером с человека. Он отделился и упал прямо вниз, рассыпаясь на обломки при ударах. Воздух наполнился пылью — казалось, она исходит из самой стены, бетон выпускает порошок, как при сильном выдохе.

Джимми сделал еще несколько шагов назад, и дети последовали за ним, беспокойство сменилось волнением. Это уже не было похоже на приближающуюся машину — это было похоже на сотни машин. Они были повсюду. Они были в их груди.

Грохот достиг неистового пика: все больше бетона отваливалось, металл визжал, как будто его били, раздавался сильный лязг, сыпались искры, а затем огромный экскаватор пробил стену, в ней появилась трещина, а затем прореха по круговой дуге, словно тень, бегущая по стене.

Размер пролома заставил задуматься о шуме. С потолка вырвались режущие зубья, пронеслись под полом, а затем снова поднялись с другой стороны. В местах разреза торчали железные стержни. Пахло горелым металлом и мелом. Экскаватор прошел сквозь стену уровня один-сорок два и прогрыз изрядную часть бетона сверху и снизу. Он проделал дыру, превышающую высоту бункера.

Близнецы визжали и кричали. Элиза так сильно сжала ребра Джимми, что ему пришлось напрячься, чтобы вздохнуть. Ребенок зашевелился на руках у Ханны, но его крики были едва слышны за суматохой. Еще один сильный виток, еще один круг от потолка до пола, и они прорвались, став похожими на колеса, десятки дисков, вращающихся внутри большого диска. С потолка упала глыба и покатилась по полу в сторону большего из двух генераторов. Джимми ожидал, что на них обрушится сам бункер.

Лампочка над головой разбилась от вибрации, сверкнув стеклом среди моросящей воды. «Назад!» крикнул Джимми. Они находились на противоположной стороне широкого генераторного зала от экскаватора, но все вокруг казалось слишком близким. Земля тряслась, и стоять было трудно. Джимми почувствовал внезапный страх. Эта штука будет продолжать приближаться, прорвется прямо через бункер и пойдет дальше; она была неуправляема…

В комнату ворвался грызущий диск, заостренные колеса вращались и визжали в воздухе, камень подбрасывался с одной стороны и рушился с другой. Жестокость уменьшилась. Визг сухих металлических шарниров становился все менее оглушительным. Ханна ворковала с ребенком, раскачивая его на руках взад-вперед, широко раскрытыми глазами глядя на это вторжение в их дом.

Откуда-то донеслись крики. Они просачивались сквозь падающий камень. Вращающийся диск остановился, а некоторые из небольших колес еще немного покрутились. Кромки показались блестящими и новыми там, где их оголила борьба с землей. На одной из них, как шнурок на ботинке, была намотана арматура.

Наступила передышка в тишине. Ребенок снова затих. Слышен был только далекий стук и гул — возможно, урчание брюха экскаватора.

«Алло?» — раздался крик со стороны экскаватора.

«Да, мы закончили», — отозвался другой голос. Женский голос.

Джимми подхватил Элизу, которая обняла его за шею и обхватила лодыжками его талию. Он побежал к стене из стальных шипов, стоявшей перед ним.

«Эй!» крикнул Риксон, торопясь следом.

Близнецы тоже помчались за ним.

Джимми не мог отдышаться. На этот раз его сжимала не Элиза, а мысль о посетителях. О людях, которых можно не бояться. К кому можно бежать, а не от кого.

Все это почувствовали. Они помчались, скалясь, к пасти экскаватора.

Между щелью в стене и безмолвным диском появилась рука, плечо, женщина, поднимающаяся из прорезанного тоннеля, уходящего под пол.

Она опустилась на колени, встала прямо и убрала волосы с лица.

Джимми остановился. Группа остановилась в десятке шагов от него. Женщина. Незнакомка. Она стояла в их бункере, улыбаясь, вся в пыли и грязи.

«Соло?» — спросила она.

Ее зубы сверкнули. Она была красива, даже покрытая грязью. Она подошла к группе и стянула толстые перчатки, пока кто-то еще выползал из-за зубьев экскаватора. Протянутая рука. Плачущий ребенок. Джимми пожал руку женщины, завороженный ее улыбкой.

«Я Кортни», — сказала женщина. Она окинула взглядом детей, и ее улыбка расширилась. «А ты, должно быть, Элиза». Она сжала плечо девочки, отчего та крепче обхватила шею Джимми.

Из-за экскаватора вышел мужчина, бледный, как бумага, с такими же белыми волосами, и повернулся, чтобы осмотреть стенку из режущихся зубов.

«Где Джульетта?» спросил Джимми, поднимая Элизу на бедро.

Кортни нахмурилась. «Разве она тебе не сказала? Она вышла наружу».