Бункер. Пыль

Хранилище 18

Джульетта стояла в шлюзовой камере, пока нагнетался воздух. Костюм из кожи для очистки поскрипывал. Она не чувствовала ни страха, который испытывала во время последней отправки, ни обманутых надежд, которые многих приводили в состояние изгнания. Где-то между бессмысленными мечтами и безнадежным страхом было желание познать мир. И, если возможно, сделать его лучше.

Давление в шлюзе нарастало, и складки скафандра отыскивали каждый шрам на ее теле, складки давили на те места, где когда-то горели ссадины. Это был миллион уколов миллиона нежных иголочек, каждая чувствительная частичка ее тела была затронута одновременно, как будто этот шлюз помнил, как будто знал ее. Это было похоже на извинения любовника.

По стенам были развешаны прозрачные пластиковые листы. Они начали пульсировать, когда их плотно натянули вокруг труб, вокруг скамьи, на которой она одевалась. Уже недолго. Она чувствовала возбуждение. Облегчение. Долгий проект подходит к концу.

Она сняла с груди один из контейнеров с образцами и открыла крышку, набрав немного инертного аргона для сравнения. Завинчивая крышку, она услышала знакомый тупой стук в глубине огромной внешней двери. Бункер открылся, и из него вырвалась струйка тумана — это сжатый воздух пробивал себе дорогу, не давая проникнуть внутрь.

Туман вздымался и клубился вокруг нее. Он толкал ее в спину, подталкивая вперед. Джульетта подняла ботинок, шагнула через толстые внешние двери Хранилища 18 и снова оказалась снаружи.

Пандус был таким, каким она его помнила: бетонная плоскость, поднимающаяся вверх через последний уровень ее погребенного дома к поверхности земли. Загрязненные склоны с твердыми углами, а на стенах виднелись разводы и брызги глины. За спиной загрохотали тяжелые двери, и рассеивающийся туман поднялся к облакам. Джульетта начала подниматься по пологому склону.

«Ты в порядке?»

Мягкий голос Лукаса наполнил ее шлем. Джульетта улыбнулась. Хорошо, что он был с ней. Она сжала большой и безымянный пальцы, что привело к включению микрофона в шлеме.

«Никто еще не умирал на трапе, Лукас. У меня все в порядке».

Он прошептал извинение, и улыбка Джульетты расширилась. Это было совсем другое дело — отправиться в путь, имея за спиной такую поддержку. Совсем другое, чем быть изгнанной, когда за спиной стыдливо отвернулись, и никто не осмелился посмотреть.

Она поднялась на вершину трапа, и ее охватило ощущение правильности происходящего. Без страха и лжи электронных визоров она почувствовала то, что, по ее мнению, должны были чувствовать люди: пьянящий восторг от исчезающих стен, от расстилающейся во все стороны сырой земли, от миль и миль открытого воздуха и клубящихся облаков. Ее плоть покалывало от восторга исследования. Она уже дважды бывала здесь, но это было что-то новое. Здесь была цель.

«Беру первый образец», — сказала она, сжимая перчатку.

Она достала из скафандра еще один небольшой контейнер. Все было пронумеровано, как при очистке, но этапы изменились. Недели планирования и строительства ушли на то, чтобы сделать это, а наверху кипела деятельность, пока ее друзья пробивали туннель в толще земли. Она открутила крышку контейнера, подержала ее в воздухе на счет десять, а затем закрутила крышку обратно. Верхняя часть емкости была чиста. Внутри дребезжала пара прокладок, а к дну были прикреплены сдвоенные полоски термоленты. Джульетта выдавила восковой герметик на кромку крышки, сделав ее герметичной. Пронумерованный образец отправился в чехол на ее бедре, к тому же, что и образец из шлюзовой камеры.

По радио раздался голос Лукаса: «У нас полный прожиг в шлюзовой камере. Нельсон дает ему остыть, прежде чем войти».

Джульетта повернулась лицом к башне с датчиками. Она боролась с желанием поднять руку, чтобы поприветствовать десятки мужчин и женщин, наблюдавших за происходящим на экране кафетерия. Она опустила взгляд на свою грудь и попыталась очистить сознание, чтобы вспомнить, что она должна делать дальше.

Образец почвы. Она зашагала прочь от пандуса и башни к участку грязи, где, возможно, столетиями не ступала нога человека. Опустившись на колени — комбинезон жал тыльную сторону колена, — она зачерпнула грязь неглубоким контейнером. Почва была плотной и трудно поддавалась рытью, поэтому она насыпала сверху побольше поверхностного грунта, заполнив посудину.

«Поверхностный образец готов», — сказала она, сжимая перчатку. Она аккуратно закрутила крышку и нажала на кольцо из воска, после чего переложила его в сумку на другом бедре.

«Молодец», — сказал Лукас. Вероятно, он хотел ее подбодрить. Но она слышала только его напряженное беспокойство.

«Теперь возьмем глубокий образец».

Она схватила инструмент обеими руками. Надев громоздкие перчатки, она изобразила большую букву «Т» на верхней части, чтобы убедиться, что захват будет правильным. Прижав конец инструмента в виде штопора к земле, она крутила рукоятку вокруг и около, опираясь на руки, чтобы протолкнуть лезвия в плотную почву.

На ее лбу выступил пот. Капелька пота упала на козырек и растеклась в маленькую лужицу, когда руки дернулись от усилия. Резкий и едкий ветерок трепал ее костюм, отталкивая в сторону. Когда инструмент вошел до отметки ленты на рукоятке, она встала и потянула за Т-образную перекладину, используя ноги.

Заглушка освободилась, лавина глубинного грунта высыпалась и рухнула в сухую яму. Она надвинула корпус на пробку и закрепила его на месте. Все было подогнано и отполировано как у лучших производителей. Она положила инструмент обратно в чехол, закинула его на спину и глубоко вздохнула.

«Хорошо?» спросил Лукас.

Она помахала рукой в сторону башни. «Все хорошо. Осталось еще два образца. Как далеко до шлюза?»

«Сейчас проверю».

Пока Лукас проверял, как идут приготовления к ее возвращению, Джульетта направилась к ближайшему холму. Ее старые следы были стерты мелким дождем, но она хорошо помнила дорогу. Складка холма напоминала манящую лестницу, пандус, на котором все еще ютились две фигуры.

Она остановилась у подножия холма и достала еще один контейнер с прокладками и термолентой внутри. Крышка легко снялась. Она подставила его ветру, чтобы все, что залетало внутрь, оказалось в ловушке. Насколько им было известно, это были первые испытания наружного воздуха. Пачки и пачки фальшивых отчетов о предыдущих очистках были всего лишь цифрами, которые использовались для поддержания и оправдания страхов. Это был фарс прогресса, усилий, направленных на исправление мира, в то время как все, что их волновало, — это продажа истории о том, как все было неправильно.

Единственное, что впечатляло Джульетту больше, чем глубины заговора, — это скорость и легкость, с которой его механизмы рушились внутри IT. Мужчины и женщины тридцать четвертого уровня напоминали ей детей из 17-го Хранилища — испуганные, с широко раскрытыми глазами, отчаянно нуждающиеся во взрослом, к которому они могли бы прижаться и довериться. В других местах на эту ее вылазку с проверкой внешнего воздуха смотрели с подозрением и страхом, но в IT, где они поколениями делали вид, что занимаются этой работой, за возможность по-настоящему исследовать многие ухватились с диким остервенением.

Черт!

Джульетта захлопнула крышку контейнера. Она забыла досчитать до десяти и, наверное, пересчитала в два раза больше.

«Эй, Жюль?»

Она сжала пальцы. «Да?» Отпустив микрофон, она плотно закрыла крышку, убедилась, что на ней написано «2», и запечатала края. Она убрала ее вместе с другим контейнером, проклиная свою невнимательность.

«Прожигание шлюза завершено. Нельсон вошел в шлюз, чтобы подготовить все для тебя, но они говорят, что потребуется некоторое время, чтобы снова зарядить аргон. Ты уверена, что чувствуешь себя нормально?»

Ей потребовалось время, чтобы осмотреть себя и дать честный ответ. Несколько глубоких вдохов. Пошевелила суставами. Посмотрела на темные облака, чтобы убедиться, что зрение и равновесие в норме.

«Да. Я чувствую себя хорошо».

«Ладно. И они пойдут вместе с пламенем, когда ты вернешься. Похоже, что они действительно могли понадобиться. Перед твоим уходом мы получали какие-то странные показания в шлюзовой камере. В качестве меры предосторожности Нельсон сейчас проводит очистку во внутреннем шлюзе. Мы все подготовим для тебя так быстро, как только сможем».

Джульетте все это не понравилось. Проход через шлюз Хранилища -17 был ужасен, но не имел никаких долгосрочных последствий. Чтобы выжить, достаточно было вылить на себя суп. Согласно теории, которой они придерживались, условия снаружи были не такими уж плохими, как их убеждали, и пламя было скорее сдерживающим фактором, не позволяющим покинуть шлюз, чем действительно необходимым для очистки воздуха. Задача этой миссии заключалась в том, чтобы вернуться внутрь, не получив еще одного ожога и не попав в больницу. Но она не могла подвергать риску и бункер.

Она сжала пальцы, внезапно вспомнив обо всем, что было поставлено на карту. «Там наверху все еще толпа?» — спросила она Лукаса.

«Да. Чувствуется сильное волнение. Люди не могут поверить, что это происходит».

«Я хочу, чтобы ты их убрал», — сказала она.

Она отпустила большой палец. Ответа не последовало.

«Лукас? Ты меня слышишь? Я хочу, чтобы ты опустил всех хотя бы до четвертого уровня. Убери всех, кто не работает над этим, хорошо?»

Она подождала.

«Да», — сказал Лукас. На заднем плане было очень шумно. «Мы как раз сейчас этим занимаемся. Стараемся, чтобы все были спокойны».

«Скажи им, что это просто мера предосторожности. Из-за показаний в шлюзе».

«Делаем».

В его голосе звучала усталость. Джульетта надеялась, что она не вызовет панику без причины.

«Я собираюсь взять последний образец», — сказала она, сосредоточившись на задаче. Они готовились к худшему. Все должно было быть в порядке. Она была благодарна за грубые датчики, которые они установили в шлюзовой камере. В следующий раз она надеялась установить постоянную систему на башне. Но нельзя было забегать далеко вперед. Она подошла к одному из чистильщиков у подножия холма.

Выбранное ею тело принадлежало Джеку Бренту. Он сошел с ума после второго выкидыша у жены и уже девять лет как был отправлен на очистку. Больше Джульетта почти ничего о нем не знала. И это было ее главным критерием при выборе последнего образца.

Она подошла к тому, что осталось от тела. Старый костюм давно стал тускло-серым, как почва. Металлическое покрытие отслоилось, как старая краска. Ботинки прохудились, визор обломился. Джек лежал, сложив руки на груди, с прямыми и параллельными ногами, как будто задремал и не вставал. Скорее, он лежал, глядя на чистое голубое небо в визоре.

Джульетта вытащила последнюю коробку с надписью «3» и опустилась на колени рядом с мертвым чистильщиком. Ей было страшно подумать, что такая судьба могла бы постигнуть и ее, если бы не Скотти, Уокер и люди из отдела снабжения, которые так рисковали. Она достала из коробки с образцами острое лезвие и вырезала из костюма квадратный лоскут. Положив лезвие на грудь чистильщика, она взяла образец и опустила его в контейнер. Затаив дыхание, она взяла лезвие, стараясь не поцарапать свой костюм, и разрезала сгнивший нижний костюм в том месте, где он был обнажен на животе чистильщика.

Последний образец пришлось выковыривать лезвием. Была ли внутри какая-то плоть или она собралась воедино, она не могла сказать. Под рваным и ветхим костюмом все было, к счастью, темно. Но, похоже, там не было ничего, кроме почвы, насыпанной среди сухих костей.

Она положила образец в контейнер, а клинок оставила у чистильщика — он ей больше не был нужен, а в громоздких перчатках она не хотела рисковать. Она встала и повернулась к башне.

«Ты в порядке?»

Голос Лукаса звучал по-другому. Приглушенно. Джульетта выдохнула, почувствовав легкое головокружение от долгой задержки дыхания.

«Я в порядке».

«Мы почти готовы. Я бы начал возвращаться».

Она кивнула, хотя он, вероятно, не мог видеть ее на таком расстоянии, даже с высокими стеновыми экранами, увеличивающими мир.

«Эй, знаешь, что мы забыли?»

Она замерла и стала изучать башню.

«Что?» — спросила она. «Что забыли?» Пот струйками стекал по ее щеке, щекоча кожу. Она чувствовала кружево шрамов на шее, где ее последний костюм расплавился на ней.

«Мы забыли послать тебе пару блокнотов», — сказал Лукас. «Здесь уже видны какие-то следы. И знаешь, пока ты там…»

Джульетта бросила взгляд на башню.

«Я просто говорю», — сказал Лукас. «Ты могла бы, наверное, немного почистить это место…»

Джульетта ждала у подножия трапа. Она вспомнила, как делала это в прошлый раз, как стояла на том же месте, укрывшись одеялом из термоленты, которую приготовил Соло, и думала, не кончится ли у нее воздух до того, как откроются двери, и выживет ли она после того, что ждет ее внутри. Она вспомнила, как думала, что там находится Лукас, а вместо этого боролась с Бернардом.

Она попыталась избавиться от этих воспоминаний. Опустив взгляд на карманы, она убедилась, что все подсумки плотно закрыты. В голове проносились все этапы предстоящей дезактивации. Она верила, что все будет в порядке.

«Начали», — передал Лукас. Его голос снова был глухим и далеким.

Как по команде, заскрипели шестеренки в двери шлюза, и через щель хлынул шлейф аргона под давлением. Джульетта бросилась в туман, испытывая сильное чувство облегчения, сопровождающее перемещение внутри помещения.

«Я внутри. Я внутри», — сказала она.

Двери с грохотом захлопнулись за ней. Джульетта взглянула на внутреннюю дверь шлюза, увидела шлем по ту сторону стеклянного иллюминатора, кто-то заглядывал в него, наблюдая. Переместившись к скамейке, она открыла герметичный ящик, который Нельсон установил в ее отсутствие. Нужно было действовать быстро. Газовые камеры и пламя были автоматизированы.

Сняв с бедер герметичные пакеты, она положила их внутрь. Отстегнув буравчик с образцом, она положила и его, затем задвинула крышку и включила замки. Тренировка пошла на пользу. Двигаться в костюме было удобно. Ночью она лежала в постели, обдумывая каждый шаг, пока он не становился привычным.

Переступив порог маленького шлюза, она ухватилась за край огромной металлической ванны, которую она сварила. Она была еще теплой после последнего всплеска пламени, но вода, которую Нельсон долил в нее, унесла большую часть тепла. Глубоко и бессмысленно вздохнув, она опустилась на край.

Вода хлынула на шлем, и Джульетта почувствовала первый настоящий прилив страха. Ее дыхание участилось. Находиться снаружи было совсем не то, что снова оказаться под водой. Вода заливала рот, она чувствовала, как делает крошечные глотки воздуха, ощущала вкус стали и ржавчины от ступеней; она забыла, что должна была делать.

Нащупав одну из ручек на дне ванны, она взялась за нее и потянула вниз. По очереди нащупывая ботинками приваренную на другом конце ванны перекладину, она просунула ноги под нее и уперлась в дно, надеясь, что спина будет прикрыта. Руки болели, когда она напрягалась, сопротивляясь плавучести костюма. Даже через шлем и под водой она слышала, как вытесняемая жидкость выплескивается за край и попадает на пол шлюза. Она слышала, как пламя разгорается, ревет и лижет ванну.

«Три, четыре, пять…» Лукас считал, и перед ней промелькнуло болезненное воспоминание: тускло-зеленые аварийные огни, паника в груди…

«Шесть, семь, восемь…»

Она почти ощутила вкус масла и топлива, когда, задыхаясь, вынырнула из затопленной глубины.

«Девять, десять. Сжигание завершено», — сказал он.

Отпустив рукоятки и освободив ботинки, она вынырнула на кипящую поверхность, и жар воды ощущался через костюм. Она боролась за то, чтобы подтянуть под себя колени и сапоги. Вода брызгала и парила повсюду. Она боялась, что чем дольше будет длиться этот этап, тем больше воздуха пристанет к ней и загрязнит второй шлюз.

Она поспешила к двери, ботинки опасно скользили, а запорное колесо уже вращалось.

Быстрее, быстрее, думала она про себя.

Дверь приоткрылась. Она попыталась проскочить, поскользнулась и больно приземлилась на косяк двери. Несколько рук в перчатках схватили ее, когда она пробивалась вперед, и двое техников в костюмах протащили ее внутрь, после чего захлопнули дверь.

Нельсон и София — два бывших техника в костюмах — держали наготове кисти. Они окунули их в чан с синим нейтрализующим веществом и начали оттирать Джульетту, после чего повернули к себе и друг к другу.

Джульетта развернулась спиной и убедилась, что они тоже это поняли. Она подошла к чану, достала третью щетку, повернулась и начала оттирать костюм Софии. И увидела, что там не София.

Она сжала микрофон своей перчатки. «Какого черта, Люк?»

Лукас пожал плечами, на его лице появилось выражение вины. Она подумала, что он не мог смириться с мыслью о том, что кто-то еще рискует собой. Или, возможно, он просто хотел быть рядом с дверью шлюза на случай, если что-то пойдет не так. Джульетта не могла его винить: она поступила бы точно так же.

Они чистили второй шлюз, пока Питер Биллингс и еще несколько человек наблюдали за происходящим из кабинета шерифа. Пузырьки от чистящей жидкости поднимались в воздух, а затем дрожали в направлении вентиляционных отверстий, через которые воздух из нового шлюза перекачивался в первый. Нельсон работал над потолком, который они специально сделали низким. Меньше воздуха внутри. Меньше объем. Легче добраться. Джульетта искала на лице Нельсона следы неприятностей, оставшихся после пребывания во внутреннем шлюзе, и списала покраснение и пот на его энергичную уборку.

«У вас идеальный вакуум», — сказал Питер, используя радио в своем кабинете. Джульетта показала остальным, провела рукой по шее, затем сомкнула ее в кулак. Оба кивнули и вернулись к уборке. Пока из кафетерия поступал новый воздух, они еще раз осмотрели друг друга, и Джульетта наконец-то смогла насладиться тем, что она вернулась. Вернулась внутрь. Они сделали это. Без ожогов, без больниц, без заражения. И теперь, надеюсь, они чему-то научатся.

Голос Питера снова заполнил ее шлем: «Мы не хотели говорить вам, пока вы одеваетесь, но раскоп пробился на другую сторону около получаса назад».

Джульетта почувствовала прилив восторга и одновременно вины. Она должна была быть там. Время было выбрано неудачно, но она чувствовала, что ее окно возможностей закрывается там, на вершине. Она смирилась с тем, что рада за Соло и детей, что закончилось их долгое испытание.

Второй шлюз — с герметичной стеклянной дверью, которую она смастерила из душевой кабинки, — начал открываться. Позади нее внутри старого шлюза вспыхнул яркий свет, и маленький иллюминатор засветился красным. В маленькой комнате вспыхнул и забушевал второй виток пламени, омывая испорченные стены, обугливая сам воздух, вываривая воду, которую Джульетта пролила на пол, и превращая емкость в котел бушующего пара.

Джульетта помахала остальным, выходя из нового шлюза, а сама настороженно смотрела на старый, вспоминая. Вспоминая, как она там была. Лукас вернулся и потащил ее за собой, через дверь в бывшую тюремную камеру, где они разделись до нижнего белья, чтобы принять очередной душ. Снимая с себя насквозь промокшую одежду, Джульетта думала только о запечатанной и огнеупорной коробке, стоявшей на скамейке. Она надеялась, что риск того стоил, что в ней надежно спрятаны ответы на множество жестоких вопросов.

Хранилище 17

Огромная землеройная машина стояла тихо и неподвижно. Пыль падала с тех мест, где она прогрызла потолок, а большие стальные зубья и вращающиеся диски блестели от проделанного ими пути через твердую породу. Между дисками морда экскаватора была заляпана грязью, обломками, вырванными кусками арматуры и крупными камнями. На краю машины, где она выступала в сердце Хранилища-17, виднелась черная трещина, соединявшая два совершенно разных мира.

Джимми наблюдал, как из одного из этих миров в его мир проникали незнакомцы. Крепкие мужчины с темными бородами и улыбками, с руками, черными от смазки, переступили порог и, прищурившись, посмотрели на ржавые трубы над головой, на лужи на земле, на спокойные и тихие органы бункера, который давно уже отгромыхал, а теперь стоял смертельно неподвижно.

Они пожимали руку Джимми, называя его Соло, и тискали испуганных детей. Они передали ему привет от Джулс. Потом они поправили фары на своих шлемах, которые выбросили перед собой золотистые конусы, и понеслись в сторону дома Джимми.

Элиза прижалась к ноге Джимми, когда мимо протиснулась еще одна группа шахтеров и механиков. За ними бежали две собаки, которые остановились, чтобы обнюхать лужи, затем дрожащую Элизу и последовали за своими хозяевами. Кортни — подруга Джульетты — закончила инструктировать группу и вернулась к Джимми и детям. Джимми наблюдал за ее движениями. Волосы у нее были светлее, чем у Джульетты, черты лица резче, она была не так высока, но в ней была та же решимость. Он задумался, все ли люди из этого мира такие же: мужчины бородатые и покрытые копотью, женщины дикие и отважные.

Риксон собрал близнецов, а Ханна прижала к себе плачущего ребенка и пыталась успокоить его, чтобы он снова уснул. Кортни передала Джимми фонарик.

«У меня не хватит света на всех вас, — сказала она, — поэтому вам лучше держаться поближе друг к другу». Она провела рукой над головой. «Туннель достаточно высокий, только не забывайте про опорные колонны. Почва неровная, так что идите медленно и держитесь центра».

«Почему мы не можем остаться здесь и попросить доктора прийти к нам?» спросил Риксон.

Ханна бросила на него взгляд, покачивая ребенка на бедре.

«Там, куда мы вас ведем, гораздо безопаснее», — сказала Кортни, оглядывая пропитанные коррозией стены. То, как она смотрела на дом Джимми, заставило его почувствовать себя защищенным. Они уже давно прекрасно ладили друг с другом.

Риксон бросил на Джимми взгляд, словно сомневался, что на той стороне безопаснее. Джимми знал, чего он боится. Он слышал разговор близнецов, а близнецы слышали, как шептались старшие дети. Ханне придется установить имплантат в бедро, как это сделали их матери. Риксону назначат цвет и другую работу, кроме заботы о семье. Молодая пара относилась к этим взрослым с такой же опаской, как и Джимми.

Несмотря на свои страхи, они надели каски, позаимствованные у тех, кто вливался в их мир, прижались друг к другу и протиснулись сквозь щель. За зубьями экскаватора был темный туннель, как в Диких землях, когда все огни выключены. Но там было прохладно, и эхо их голосов было совсем не таким, как в Диких землях. Джимми пытался угнаться за Кортни, а дети — за ним, и земля, казалось, поглощала их.

Они вошли в металлическую дверь и прошли через длинную землеройную машину, внутри которой было тепло. Прошли по узкому коридору, где люди теснились в другом направлении, и, наконец, вышли в другую дверь и вернулись в прохладу и темноту туннеля. Мужчины и женщины перекрикивались друг с другом, свет фар плясал на их касках, когда они боролись с грудами обломков, которые поднимались к потолку и исчезали из виду. Камни сдвигались и громыхали. Их нагромождение было по обе стороны, оставляя в центре неустойчивый проход. Мимо проходили рабочие, пахнущие грязью и потом. Один валун был выше Джимми, и пешеходам приходилось огибать его.

Было странно идти прямо в одном направлении. Они шли и шли, ни разу не натолкнувшись на стену и не обогнув ее. Это было неестественно. Эта боковая пустота пугала больше, чем темнота с редкими огоньками. Она была страшнее, чем пелена пыли, стекающая с потолка, или камни, падающие с высоты. Это было страшнее, чем незнакомые люди, проходящие мимо них в темноте, или стальные балки в середине прохода, выпрыгивающие из клубящихся теней. Это было жутко от того, что их ничто не могло остановить. Идти, идти и идти в одном направлении, и конца этому не видно.

Джимми привык к подъему и спуску по винтовой лестнице. То было нормально. А это — нет. И все же, спотыкаясь, он шел по шероховатой поверхности изъеденного камня, мимо мужчин и женщин, окликавших друг друга в темноте, между кучами земли, теснившимися в узком центре. Они обогнали мужчин и женщин, несущих части машин и отрезки стали, взятые из его бункера, и Джимми захотелось им что-то сказать. Элиза фыркнула и сказала, что ей страшно. Джимми подхватил ее на руки и позволил прижаться к своей шее.

Туннель продолжался все дальше и дальше. Даже когда в конце его показался неровный квадрат света, требовалось сделать бесчисленное количество шагов, чтобы это яркое марево стало еще больше. Джимми подумал о Джульетте, которая прошла так далеко снаружи. Казалось невозможным, что она выдержала такое испытание. Ему приходилось напоминать себе, что с тех пор он десятки раз слышал ее голос, что она действительно сделала это, отправилась за помощью и сдержала обещание вернуться за ним. Два их мира стали единым целым.

Он увернулся от очередной стальной колонны в центре туннеля. Подняв фонарик вверх, он увидел балки, на которые опирались эти колонны. Осыпающиеся вниз камни дали Джимми новый повод для беспокойства, и он с меньшей неохотой последовал за Кортни. Он шел вперед, навстречу свету, забыв о том, что оставляет позади и куда идет, и думая только о том, как выбраться из-под зыбкой земли.

Далеко позади них раздался громкий треск, за которым последовал грохот сдвигаемой породы, а затем крики рабочих, призывающие убраться с дороги. Ханна пронеслась мимо него. Он посадил Элизу, и они с близнецами бросились вперед, в луче танцующего фонаря Кортни. Люди шли мимо, прикрепляя фонари к каскам, направляясь к дому Джимми. Он рефлекторно похлопал себя по груди, нащупывая старый ключ, который он положил перед выходом из серверной. Его бункер был ничем не защищен. Но страх, который он чувствовал в детях, как-то усиливал это чувство. Он не был так напуган, как они. Это был его долг — быть сильным.

Туннель благополучно закончился, и близнецы выскочили первыми. Они испугали суровых мужчин и женщин в темно-синих комбинезонах с пятнами смазки на коленях и кожаных фартуках с инструментами. На лицах, белых от мела и черных от копоти, широко раскрылись глаза. Джимми остановился в устье туннеля и пропустил вперед Риксона и Ханну. При виде свертка, который Ханна держала на руках, вся работа прекратилась. Одна из женщин шагнула вперед и подняла руку, чтобы прикоснуться к ребенку, но Кортни отмахнулась от нее и велела остальным вернуться к своей работе. Джимми обшарил толпу в поисках Джульетты, хотя ему сказали, что она наверху. Элиза снова умоляла, чтобы ее несли, ее крошечные ручки были вытянуты вверх. Не обращая внимания на боль в бедре, Джимми поправил рюкзак и подчинился. Сумка на шее Элизы била его по ребрам своей тяжелой книгой.

Он присоединился к процессии малышей, пробираясь сквозь стены застывших на месте рабочих, которые, подергивая бороды и почесывая головы, смотрели на него, как на человека из какой-то вымышленной страны. И Джимми в глубине души чувствовал, что это серьезная ошибка. Два мира были объединены, но они не были похожи друг на друга. Здесь было много энергии. Лампы горели ровно, в зале было много взрослых мужчин и женщин. Здесь по-другому пахло. Машины грохотали, а не молчали. И долгие десятилетия взросления смахнули с него внезапную панику, когда Джимми поспешил догнать остальных — одного из множества испуганных молодых людей, вышедших из тени и тишины в яркий, многолюдный и шумный мир.

Хранилище 18

Для детей была оборудована небольшая двухъярусная комната, а для Джимми — отдельная комната в коридоре. Элиза была недовольна таким расположением и вцепилась в одну из его рук обеими своими. Кортни сказала им, что сейчас принесут еду, а потом они смогут принять душ. На одной из коек лежала стопка чистых комбинезонов, кусок мыла, несколько потрепанных детских книжек. Но сначала она представила высокого мужчину в самом чистом бледно-красном комбинезоне, который Джимми когда-либо видел.

«Я доктор Николс», — сказал мужчина, пожимая Джимми руку. «Думаю, вы знаете мою дочь».

Джимми ничего не понял. И тут он вспомнил, что фамилия Джульетты была Николс. Он притворился храбрым, пока этот высокий, чисто выбритый человек заглядывал ему в глаза и рот. Затем к груди Джимми прижали холодный кусок металла, и этот человек внимательно слушал его через трубки. Все это казалось знакомым. Что-то из далекого прошлого.

Джимми глубоко вдохнул, как ему было велено. Дети настороженно наблюдали за ним, и он понял, что является для них примером нормальности, мужества. Он чуть не рассмеялся — но ведь он должен был дышать для доктора.

Элиза вызвалась быть следующей. Доктор Николс опустился на колени и проверил щель между ее отсутствующими зубами. Он спросил о феях, и когда Элиза покачала головой и сказала, что никогда не слышала о таких существах, в ход пошла монетка. Близнецы бросились вперед и попросили быть следующими.

«А феи существуют?» — спросил Майлз. «Мы слышали звуки на ферме, где выросли».

Маркус покрутился перед братом. «Однажды я видел фею по-настоящему», — сказал он. «А еще я потерял двадцать зубов, когда был маленьким».

«Правда?» спросил доктор Николс. «Ты можешь улыбнуться для меня? Отлично. Теперь открой рот. Двадцать зубов, говоришь».

«Угу», — сказал Маркус. Он вытер рот. «И все они выросли снова, кроме того, который выбил Майлз».

«Это был несчастный случай», — пожаловался Майлз. Он поднял рубашку и попросил послушать его дыхание. Джимми наблюдал, как Риксон и Ханна, сгрудившись вокруг своего младенца, изучали происходящее. Он также заметил, что доктор Николс, даже осматривая двух мальчиков, не сводил взгляда с ребенка на руках Ханны.

После осмотра близнецы получили по десятицентовой монетке. «Десятицентовые монеты приносят близнецам удачу», — сказал доктор Николс. «Родители кладут две такие монетки под подушку в надежде, что у них родятся такие здоровые мальчики, как вы».

Близнецы засияли и внимательно осмотрели монеты в поисках хоть какого-нибудь признака потускневшего лица или части слова, указывающего на то, что они настоящие. «Риксон тоже был близнецом», — сказал Майлз.

«О?» Доктор Николс переключил свое внимание на старших детей, сидящих бок о бок на нижней койке.

«Я не хочу принимать имплантат», — холодно сказала Ханна. «У моей мамы был имплантат, но его у нее вырезали. Я не хочу быть вырезанной».

Риксон обхватил ее за плечи и прижал к себе. Он сузил глаза, глядя на высокого доктора, и Джимми почувствовал, что нервничает.

«Вам не обязательно принимать имплантат», — прошептал доктор Николс, но Джимми заметил, как он посмотрел на Кортни. «Вы не возражаете, если я послушаю сердцебиение вашего ребенка? Я просто хочу убедиться, что оно хорошее и сильное…»

«А почему бы и нет?» спросил Риксон, отводя плечи назад.

Доктор Николс некоторое время изучал мальчика. «Вы познакомились с моей дочерью, не так ли? Джульеттой».

Он кивнул. «Кратко», — сказал он. «Вскоре после этого она ушла».

«Ну, она послала меня сюда, потому что заботится о вашем здоровье. Я врач. Специализируюсь на детях, на самых маленьких. Думаю, что ваш ребенок выглядит очень сильным и здоровым. Я просто хочу убедиться в этом». Доктор Николс взял в руки металлический диск на конце слуховой трубки и прижал к нему ладонь. «Вот. Так будет хорошо и тепло. Ваш мальчик даже не заметит, что я его слушаю».

Джимми потер грудь в том месте, где проверялось дыхание, и удивился, почему доктор не согрел ее для него.

«За десять центов?» спросил Риксон.

Доктор Николс улыбнулся. «Как насчет нескольких читов?»

«Что такое чит?» спросил Риксон, но Ханна уже пристраивалась на койке, чтобы доктор мог посмотреть.

Кортни положила руку на плечо Джимми, пока продолжался осмотр. Джимми повернулся, чтобы узнать, что ей нужно.

«Джульетта просила меня позвонить ей, как только вы все окажетесь здесь. Я вернусь, чтобы проверить вас через некоторое время…»

«Подожди», — сказал Джимми. «Я бы хотел прийти. Я хочу поговорить с ней».

«Я тоже», — сказала Элиза, прижимаясь к его ноге.

Кортни нахмурилась. «Хорошо», — сказала она. «Но давайте побыстрее, потому что вам всем нужно поесть и освежиться».

«Освежиться?» спросила Элиза.

«Если вы собираетесь подняться и посмотреть на свой новый дом, то да».

«Новый дом?» спросил Джимми.

Но Кортни уже повернулась, чтобы уйти.

Джимми поспешил за дверь и по коридору вслед за Кортни. Элиза схватила свою сумку, в которой лежала ее тяжелая книга, и побежала рядом с ним.

«Что она имела в виду, говоря о новом доме?» спросила Элиза. «Когда мы вернемся в наш настоящий дом?»

Джимми почесал бороду и задумался о правде и лжи. Возможно, мы никогда не вернемся домой, хотел он сказать. Неважно, где мы окажемся, но это никогда не будет похоже на дом.

«Я думаю, это будет наш новый дом», — сказал он ей, стараясь, чтобы его голос не дрогнул. Он протянул руку и положил морщинистую ладонь на ее тонкое плечо, ощущая, насколько она хрупка, эта плоть, которую слова могут сломать. «Это будет наш дом, по крайней мере, на время. Пока они не сделают наш старый дом лучше». Он посмотрел вперед на Кортни, которая не оглянулась.

Элиза остановилась посреди коридора и заглянула через плечо. Когда она обернулась, тусклый свет Механического отдела застал слезы в ее глазах. Джимми уже собирался сказать ей, чтобы она не плакала, когда Кортни опустилась на колени и подозвала Элиз к себе. Элиза отказалась сдвинуться с места.

«Хочешь пойти с нами, чтобы позвонить Джульетте и поговорить с ней по радио?» спросила Кортни.

Элиза погрызла палец и кивнула. По ее щеке скатилась слеза. Она сжала сумку, в которой лежала ее книга, и Джимми вспомнил детей из другой жизни, которые точно так же цеплялись за кукол.

«После того как мы позвоним и ты освежишься, я принесу тебе немного сладкого корна из кладовки. Хочешь?»

Элиза пожала плечами. Джимми хотел сказать, что никто из детей никогда не пробовал сладкий корн. Он и сам никогда не слышал об этом продукте. Но теперь ему захотелось попробовать.

«Давайте вместе позвоним Джульетте», — сказала Кортни.

Элиза шмыгнула носом и кивнула. Она взяла Джимми за руку и заглянула ему в глаза. «Что такое сладкий корн?» — спросила она.

«Это будет сюрприз», — сказал Джимми, что было сущей правдой.

Кортни повела их по коридору и свернула за поворот. На мгновение повороты напомнили Джимми о том темном и сыром месте, которое он оставил позади. За свежей краской и гудящими лампочками, за аккуратными проводами и запахом свежей смазки скрывался лабиринт, похожий на ржавое ведро, которое он исследовал последние две недели. Он почти слышал, как лужи хлюпают под его ногами, слышал, как визжит насос, который он приучил отсасывать из пустого тазика, — но это был настоящий шум у его ног. Громкое «йип».

Элиза вскрикнула, и Джимми сначала подумал, что наступил на нее. Но у его ног лежала большая коричневая крыса с грозным хвостом, которая плакала и наворачивала круги.

Сердце Джимми остановилось. Элиза пронзительно закричала, но потом он понял, что слышит именно свой голос. Руки Элизы сомкнулись вокруг его ноги, затрудняя поворот и бегство. А тем временем Кортни согнулась от смеха. Джимми едва не потерял сознание, когда Кортни подняла с земли огромную крысу. Когда тварь лизнула ее в подбородок, он понял, что это вовсе не крыса, а собака. Молодая. В детстве он видел взрослых собак в глубине бункера, но никогда не видел щенка. Элиза ослабила хватку, увидев, что животное не причиняет вреда.

«Это кошка!» воскликнула Элиза.

«Это не кошка», — сказал Джимми. Он знал кошек.

Кортни все еще смеялась над ним, когда из-за угла, запыхавшись, выскочил молодой человек, привлеченный, несомненно, испуганными криками Джимми.

«Вот ты где», — сказал он, забирая животное у Кортни. Щенок вцепился коготками в плечо мужчины и попытался укусить его за мочку уха. «Чертова тварь». Механик отмахнулся от щенка. Он схватил щенка за загривок, и тот забил лапами по воздуху.

«Это еще не все?» спросила Кортни.

«Тот же помет», — сказал мужчина.

«Коннер должен был усыпить их несколько недель назад».

Мужчина пожал плечами. «Коннер копает этот чертов туннель. Но я займусь этим». Он кивнул Кортни и зашагал в обратном направлении, держа животное за шиворот.

«Напугал тебя», — сказала Кортни, улыбаясь Джимми.

«Я подумал, что это крыса», — сказал Джимми, вспомнив о полчищах этих животных, захвативших нижние фермы.

«Нас заполонили собаки, когда здесь поселились люди из „Снабжения“», — сказала Кортни. Она повела их по коридору в том направлении, куда ушел мужчина. Элиза, в кои-то веки, бежала впереди. «С тех пор они заняты тем, что заводят все новых и новых собак. Я сама нашла их приплод в насосной, под теплообменниками. Несколько недель назад еще один был обнаружен в инструментальном цехе. Скоро мы будем находить их в своих постелях, проклятые твари. Они только и делают, что едят и устраивают беспорядок повсюду».

Джимми вспомнил свою юность в серверной, когда ел сырые бобы из банки и гадил на решетку в полу. Нельзя было ненавидеть живое существо за то, что оно… живет, не так ли?

Коридор впереди упирался в тупик. Элиза уже осматривалась слева, словно что-то искала.

«Мастерская Уокера здесь», — сказала Кортни.

Элиза оглянулась. Откуда-то донеслось тявканье, и она повернулась и пошла дальше.

«Элиза», — позвал Джимми.

Она заглянула в открытую дверь и исчезла внутри. Кортни и Джимми поспешили следом.

Когда они завернули за угол, то обнаружили, что она стоит над ящиком с запчастями, а мужчина из коридора укладывает что-то обратно. Элиза ухватилась за край ящика и наклонилась вперед. Из пластикового контейнера донеслось шипение и царапанье.

«Осторожно, дитя». Кортни поспешила за ней. «Они кусаются».

Элиза повернулась к Джимми. Один из корчащихся зверьков был у нее в руках, розовый язык высунулся наружу.

«Положи его на место», — сказал Джимми.

Кортни потянулась к животному, но мужчина, загонявший щенков, уже держал его за шею. Он бросил щенка обратно к остальным и с грохотом захлопнул крышку.

«Простите, босс». Он отодвинул ящик ногой, пока Элиза издавала жалобные звуки.

«Ты их кормишь?» спросила Кортни. Она указала на кучу объедков на старой тарелке.

«Коннер кормит. Клянусь. Они от той собаки, которую он приютил. Вы же знаете, как он относится к этому животному. Я сказала ему то, что вы сказали, но он все откладывает».

«Мы обсудим это позже», — сказала Кортни, бросив взгляд на юную Элиз. Джимми понял, что она не хочет обсуждать то, что нужно сделать, в присутствии ребенка. «Пойдемте». Она проводила Джимми до двери и вернулась в холл. Он, в свою очередь, потянул за собой жалобно пищащего ребенка.

В пункте назначения их ждал знакомый и неприятный запах. Это был запах горячего электрооборудования, как в гудящих серверах, и вонь немытых людей. Для Джимми это был запах его прежнего «я» и его прежнего дома. И в ушах тоже. Раздалось шипение помех — знакомый, призрачный шепот, какой издавали его радиоприемники. Он прошел за Кортни в комнату, заставленную верстаками и обломками бесчисленных проектов, то ли начатых, то ли заброшенных — трудно было сказать, каких именно.

На стойке у двери были разбросаны компьютерные детали, и Джимми подумал, какую нотацию прочитал бы ему отец, увидев их в таком плохом состоянии. От одной из дальних скамеек отделился человек в кожаном плаще, в руке у него была дымящаяся металлическая палочка, на груди — инструменты, торчащие из сотни карманов, всклокоченная борода и дикий взгляд. Джимми никогда в жизни не видел такого человека.

«Кортни», — сказал мужчина. Он вытащил из губ яркий отрезок серебряной проволоки, отложил палочку и отмахнулся от дыма. «Это обед?»

«Это еще не обед», — сказала ему Кортни. «Я хочу познакомить тебя с двумя друзьями Джульетты. Они из другого бункера».

«Другой шахты». Уокер поправил линзу на одном глазу и, прищурившись, посмотрел на своих посетителей. Он медленно поднялся с табурета. «Я с вами поговорил», — сказал он. Он вытер ладонь о сиденье комбинезона и протянул руку. «Соло, верно?»

Джимми шагнул вперед и принял руку Уокера. Оба мужчины пожевали свои бороды и некоторое время изучали друг друга. «Я предпочитаю Джимми», — сказал он наконец.

Уокер кивнул. «Да, да. Именно так».

«А я Элиза». Она помахала рукой. «Ханна называет меня Лили, но мне не нравится, когда меня называют Лили. Мне нравится Элиза».

«Хорошее имя», — согласился Уокер. Он подергал себя за бороду и покачался на пятках, изучая ее.

«Они надеялись связаться с Джулс», — сказала Кортни. «И я должна была позвонить ей и сообщить, что они здесь. Она… все прошло нормально?»

Уокер, казалось, вышел из транса. «Что? О. О, да». Он хлопнул в ладоши. «Все прошло, кажется. Она вернулась домой».

«Зачем она выходила?» спросил Джимми. Он знал, что Джульетта над чем-то работала, но не над чем. Просто какой-то проект, который она не хотела обсуждать по радио, потому что не знала, кто может его слушать.

«Видимо, она пошла посмотреть, что там такое», — сказал Уокер. Он что-то пробормотал и, наморщив нос, посмотрел на открытую дверь в свою мастерскую. Очевидно, он не считал это уважительной причиной для того, чтобы куда-то идти. После неловкой паузы он опустил взгляд на свой стол. Его старческие руки ловко подняли необычного вида радиоприемник, изобилующий ручками и циферблатами. «Посмотрим, сможем ли мы его починить», — сказал он.

Он позвал Джульетту, но ответил кто-то другой. Они сказали, что нужно подождать. Уокер протянул рацию Джимми, который взял ее, достаточно хорошо зная, как она работает.

Из эфира раздался голос: «Да? Алло?»

Это был голос Джульетты. Джимми нажал на кнопку.

«Джулс?» Он посмотрел на потолок и понял, что впервые за целую вечность она находится где-то над ним, они снова вдвоем под одной крышей. «Ты здесь?»

«Соло!» И он не стал ее поправлять. «Ты с Уокером. Кортни там?»

«Да».

«Отлично. Это замечательно. Мне так жаль, что меня там не было. Я буду, как только смогу. Они обустраивают место для детей рядом с фермами, больше похожее на дом. Мне нужно закончить один маленький проект. Это займет всего несколько дней».

«Все в порядке», — сказал Джимми. Он нервно улыбнулся Кортни и вдруг почувствовал себя очень молодым. Правда, несколько дней показались ему очень долгим сроком. Он хотел увидеть Джулс или вернуться домой. Или и то, и другое. «Я хочу поскорее увидеть тебя», — добавил он, передумав. «Пусть это не будет слишком долго».

Всплеск помех. Звук размышляющих радиоволн. «Этого не будет. Я обещаю. Ты видел моего отца? Он врач. Я послал его проверить тебя и детей».

«Мы его видели. Он здесь». Джимми посмотрел на Элизу, которая тянула его к двери, вероятно, думая о сладком корне.

«Хорошо. Ты сказал, что Кортни там. Можешь передать ей?»

Джимми передал рацию и увидел, что его рука дрожит. Кортни взяла рацию. Она слушала, как Джульетта говорила что-то о большой лестнице, а Кортни информировала ее о ходе раскопок. Говорили о том, как поднять радио наверх, чтобы оно было у Джулс, спорили о том, почему ее отец не поднялся наверх, чтобы убедиться, что с ней и с кем-то по имени Нельсон все в порядке, и много чего еще, чего Джимми не понимал. Он пытался следить за происходящим, но мысли его блуждали. И тут он понял, что Элизы нигде не видно.

«Куда делся этот ребенок?» — спросил он. Он пригнулся и заглянул под инструментальный стол, но не увидел ничего, кроме груды деталей и сломанных механизмов. Он встал и заглянул за один из высоких прилавков. Сейчас было неподходящее время для игры в «прятки». Он проверил дальний угол, и в горле у него поднялся холодный привкус паники. Элиза быстро исчезала в своем бункере, была склонна к рассеянности, просто шарахалась от всего блестящего или от малейшего запаха фруктов. Но здесь… с незнакомцами и в незнакомом месте. Джимми пересек комнату, заглядывая между скамьями и за загроможденные полки, и с каждой секундой его сердцебиение все сильнее отдавалось в ушах.

«Она просто…» — начал было говорить Уокер.

«Я здесь», — позвала Элиза. Она помахала рукой из коридора и стояла прямо за дверью. «Мы можем вернуться к Риксону? Я проголодалась».

«А я обещала тебе сладкий корн», — сказала Кортни, улыбаясь. Ее разговор с Джульеттой был закончен. Она пропустила пару минут полной и абсолютной паники Джимми. По дороге к двери она передала ему странную рацию. «Джулс хочет, чтобы ты взял это с собой».

Джимми осторожно принял ее.

«Она сказала, что это может занять день или два, но она увидит тебя на новом месте у нижних ферм».

«Я очень хочу есть», — нетерпеливо воскликнула Элиза. Джимми рассмеялся и сказал ей, чтобы она была вежливой, но его желудок тоже заурчал. Он вышел в коридор и увидел, что она достала из заплечной сумки свою большую книгу воспоминаний. Она крепко прижала ее к груди. Свободные разноцветные страницы, которые она еще не успела прошить, торчали под разными углами.

«Идите за мной», — сказала Кортни, ведя их по коридору. «Вам понравится сладкий корн мамы Джины».

Джимми был уверен, что это правда. Он поспешил за Кортни, желая поесть, а потом увидеть Жюль. Позади него в своем темпе шла маленькая Элиза. Она держала в обеих руках свою большую книгу и тихонько напевала про себя, потому что не умела свистеть, а ее заплечная сумка пиналась, ерзала и издавала свои звуки.

Джульетта вошла в шлюз, чтобы забрать образцы; она чувствовала жар от предыдущего пожара — или ей это показалось. Возможно, это была повышенная температура внутри скафандра. А может быть, это просто вид запечатанного контейнера, стоящего на скамейке, крышка которого потемнела от пламени.

Она проверила контейнер подушечкой перчатки. Материал на ее ладони не стал липким и не прилип к металлу; на ощупь он был прохладным. Больше часа мылись, переодевались в новые костюмы, чистили оба шлюза, и вот — коробка с уликами. Коробка с наружным воздухом, образцами почвы и прочего. Возможно, это ключ к разгадке всего, что было не так в этом мире.

Она взяла коробку и присоединилась к остальным за вторым шлюзом. Там ее ждал большой свинцовый багажник с герметичными стыками и мягкой обивкой. Внутри лежал сваренный ящик с образцами. После того как крышка была закрыта, Нельсон добавил кольцо герметика, а Лукас помог Джульетте снять шлем. Сняв его, она поняла, насколько затрудненным стало ее дыхание. Ношение этого костюма начинало ей надоедать.

Она выпуталась из него, пока Питер Биллингс закрывал все шлюзы. Его кабинет, примыкающий к кафетерию, в течение последней недели превратился в строительную площадку, и он был рад, что все ушли. Джульетта пообещала снять внутренний замок как можно скорее, но до этого, скорее всего, будут еще экскурсии. Прежде всего, она хотела разобраться с небольшим количеством наружного воздуха, который она принесла в бункер. А до лаборатории скафандров на тридцать четвертой было еще далеко.

Нельсон и София пошли впереди них, чтобы освободить лестничную площадку. Джульетта и Лукас последовали за ними, держась одной рукой за багажник, как носильщики за тандем. Еще одно нарушение Пакта, подумала Джульетта. Люди в серебряных костюмах, носильщики. Сколько законов она могла бы нарушить теперь, когда в ее власти соблюсти их все? Как ловко она может оправдывать свои действия?

Мысли Джульетты переключились с ее собственных мыслей на раскопки далеко внизу, на новости о том, что Кортни прорвалась, что Соло и дети в безопасности. Ей было неприятно, что она не может быть там с ними, но, по крайней мере, там был ее отец. Поначалу отец не хотел принимать никакого участия в ее путешествии, но потом все-таки решился оставить ее с детьми. Джульетта убедила его, что они приняли достаточно мер предосторожности, и проверка ее здоровья была излишней.

Багажник покачнулся и со звоном ударился о перила, и она попыталась сосредоточиться на задаче.

«Ты там в порядке?» позвал Лукас.

«Как это делают носильщики?» — спросила она, переключаясь на другую руку. Вес обтянутого свинцом багажника тянул вниз, и его масса мешала ногам. Лукас был ниже и мог идти по центру лестницы, держа руку прямо у бока — так было гораздо удобнее. Сверху ей ничего подобного не удавалось. На следующей площадке она заставила Лукаса подождать, пока она снимет ремень, продетый через пояс комбинезона, и привяжет его к ручке, перекинув через плечо так, как это делал носильщик. Это позволило ей идти сбоку, прислонив ящик к бедру, как носят черные мешки с телами для захоронения. Через некоторое время это стало почти удобным, и Джульетта поняла, чем привлекателен перенос. Это давало время подумать. Разум замирал, а тело двигалось. Но потом она подумала о черных мешках и о том, что они с Лукасом перевозили, и ее мысли нашли темную тень, в которой можно было укрыться.

«Как дела?» — спросила она Лукаса после пары витков полной тишины.

«Нормально», — ответил он. «Просто интересно, что мы здесь несем, понимаешь? Что внутри коробки».

В его голове мелькали похожие тени.

«Ты думаешь, это была плохая идея?» — спросила она.

Он не ответил. Трудно было сказать, пожимает ли он плечами или поправляет свою хватку.

Они миновали еще одну площадку. Нельсон и София заклеили двери, но лица наблюдали за ними из-за грязного стекла. Джульетта заметила пожилую женщину, прижимавшую к стеклу яркий крест. Повернувшись, женщина потерла крест и поцеловала его, и Джульетта подумала об отце Венделе и о том, что она принесла в бункер страх, а не надежду. Надежда — это то, что предлагал он и церковь: место, где можно существовать после смерти. Страх был связан с возможностью того, что изменение мира к лучшему может сделать его еще хуже.

Она подождала, пока они окажутся под площадкой. «Эй, Люк?»

«Да?»

«Ты когда-нибудь задумывался, что происходит с нами после того, как мы уходим?»

«Я знаю, что с нами будет», — сказал он. «Нас намажут маслом и будут жевать початки».

Он рассмеялся собственной шутке.

«Я серьезно. Как ты думаешь, наши души соединяются с облаками и находят какое-нибудь лучшее место?»

Его смех прекратился. «Нет», — сказал он после долгой паузы. «Я думаю, мы просто перестаем существовать».

Они спустились за поворот и миновали еще одну площадку, еще одну дверь, заклеенную и опечатанную в целях предосторожности. Джульетта поняла, что их голоса разносятся по тихой и пустой лестнице.

«Меня не беспокоит, что однажды я перестану существовать», — сказал Лукас через некоторое время. «Я не переживаю из-за того, что меня не было здесь сто лет назад. Я думаю, что смерть будет очень похожа на это. Через сто лет моя жизнь будет такой же, как и сто лет назад».

Он снова поправил свою хватку или пожал плечами. Невозможно было определить.

«Я скажу тебе, что действительно длится вечно». Он повернул голову, чтобы убедиться, что она слышит, и Джульетта приготовилась услышать что-нибудь банальное вроде «любовь» или что-нибудь несмешное вроде «твои запеканки».

«Что длится вечно?» — спросила она, не сомневаясь, что пожалеет об этом, но чувствуя, что он ждал ее вопроса.

«Наши решения», — сказал он.

«Мы можем остановиться на минутку?» — спросила Джульетта. спросила Джульетта. В том месте, где ремешок терся о ее шею, был ожог. Она опустила свой конец на ступеньку, и Лукас придержал свою половину, чтобы выровнять багажник. Она проверила узел и подошла к нему, чтобы поменять плечи. «Прости — „наши решения“?» Она потеряла мысль.

Лукас повернулся к ней лицом. «Да. Наши действия, понимаешь? Они остаются навсегда. Что бы мы ни сделали, это всегда будет то, что мы сделали. Их не вернуть назад».

Это был не тот ответ, которого она ожидала. В его голосе звучала грусть, а коробка лежала у него на колене, и Джульетту тронула простота его ответа. Что-то в нем отозвалось, но она не была уверена, что именно. «Скажи мне больше», — сказала она. Она обвязала ремень вокруг другого плеча и приготовилась поднять его снова. Лукас держался за поручень одной рукой и, казалось, был доволен тем, что еще мгновение простоял так.

«Я имею в виду, что земной шар вращается вокруг солнца, верно?»

«По твоим словам». Она засмеялась.

«Ну, так и есть. Наследие и человек из Хранилища-1 подтверждают это».

Джульетта насмехалась, как будто ни тому, ни другому нельзя было доверять. Лукас проигнорировал ее и продолжил.

«Это значит, что мы не существуем в одном месте. Вместо этого все, что мы делаем, остается… как след, большое кольцо решений. Каждое наше действие…»

«И ошибка».

Он кивнул и промокнул лоб рукавом. «И каждая ошибка. Но и каждый наш хороший поступок. Они бессмертны, каждое наше ощущение. Даже если никто их не увидит и не вспомнит, это не имеет значения. Этот след всегда будет тем, что произошло, тем, что мы сделали, каждым нашим выбором. Прошлое живет вечно. Его не изменить».

«Не хочется облажаться», — сказала Джульетта, вспоминая все те случаи, когда она это делала, и задаваясь вопросом, не является ли эта коробка между ними еще одной ошибкой. Она видела образы себя в огромной петле пространства: ссора с отцом, потеря любовника, выход на очистку, огромная спираль обид, как спуск по лестнице с кровоточащей ногой.

И эти пятна никогда не отстираются. Вот о чем говорил Лукас. Она всегда будет причинять боль своему отцу. Разве так можно было сказать? Всегда. Это было бессмертное время. Новое правило грамматики. Всегда случалось, что друзей убивали. У меня всегда погибал брат, а мать лишала себя жизни. Всегда можно было согласиться на эту чертову работу шерифа.

Назад пути не было. Извинения не были спайками, они были просто признанием того, что что-то было нарушено. Часто между двумя людьми.

«Ты в порядке?» спросил Лукас. «Готова идти дальше?»

Но она знала, что он спрашивает не только о том, устала ли ее рука. У него была способность улавливать ее тайное беспокойство. Было острое зрение, которое позволяло ему разглядеть малейший укол боли сквозь тяжелые тучи.

«Я в порядке», — солгала она. И она искала в своем прошлом благородный поступок, бескровный шаг, любое прикосновение к миру, которое сделало бы его светлее. Но когда ее послали чистить, она отказалась. Она всегда отказывалась. Она отвернулась и ушла, и не было никакой возможности вернуться и сделать это по-другому.

Нельсон ждал их в лаборатории скафандров. Он был уже подготовлен и одет во второй скафандр, но без шлема. Скафандр, в котором Джульетта была снаружи, и два, использовавшиеся для ее очистки, остались в шлюзовой камере. Сохранились только радиоприемники, установленные в ошейниках. Они так же ценны, как и люди, — пошутила Джульетта. Нельсон и София уже установили их в этой паре скафандров; третья рация будет у Лукаса в холле.

Сундук лежал на полу у расчищенного верстака; Джульетта и Лукас отряхивались от ощущений и пыли. «С дверью разобрался?» — спросила она Лукаса.

Он кивнул и бросил последний хмурый взгляд на сундук. Джульетта поняла, что он предпочел бы остаться и помочь. Он сжал ее руку и поцеловал в щеку, прежде чем уйти и закрыть дверь. Джульетта сидела на своей койке, втискиваясь в очередной костюм, и слышала, как они с Софией работают с уплотнительной лентой вокруг двери. Вентиляционные отверстия над головой уже были заклеены двойным материалом. Джульетта полагала, что в контейнере гораздо меньше воздуха, чем в Хранилище-17 — а она пережила это испытание, — но все же они приняли все меры предосторожности. Они действовали так, словно даже в одном из этих контейнеров было достаточно яда, чтобы убить всех, кто находился в бункере. На этом условии настояла Джульетта.

Нельсон застегнул молнию на спине и откинул застежку-липучку, плотно закрыв ее. Затем он натянул перчатки. Оба шлема защелкнулись. Чтобы обеспечить им достаточное количество воздуха и времени, он взял из ацетиленового комплекта кислородный баллон. Поток воздуха регулировался маленькой ручкой, а переполнение выливалось через набор двойных клапанов. Протестировав установку, Джульетта пришла к выводу, что на струйке воздуха из общего баллона можно продержаться несколько дней.

«Ты в порядке?» — спросила она Нельсона, проверяя громкость своей рации.

«Да», — ответил он. «Готов».

Джульетта оценила сложившееся между ними взаимопонимание, ритм двух механиков, работающих в одну смену над одним и тем же проектом ночь за ночью. Большинство их разговоров касалось проекта, проблем, которые нужно было преодолеть, инструментов, которые нужно было передать туда и обратно. Но она также узнала, что мать Нельсона работала вместе с ее отцом, была медсестрой, а затем переехала в Дип, чтобы стать врачом. Она также узнала, что Нельсон сконструировал два последних очистительных костюма, подогнал их Холстону перед очисткой, только что не был назначен на нее. Джульетта решила, что этот проект нужен ему не меньше, чем ей. Он работал так долго, что она не могла ожидать от кого-либо другого. Они оба хотели все исправить.

Взяв со стеллажа плоскую отвертку, она начала соскабливать герметик с крышки багажника. Нельсон выбрал другую отвертку и стал работать с другой стороны. Когда их усилия сошлись, она сверилась с ним, и они открыли крышку, обнажив металлический контейнер из шлюзовой камеры. Подняв его, они положили его на расчищенную рабочую поверхность. Джульетта замешкалась. Со стен на них с молчаливым неодобрением смотрела дюжина костюмов для очистки.

Но они приняли все меры предосторожности. Даже смехотворные. Костюмы, в которые они облачились, были очищены от лишней резины, что облегчало работу. Перчатки тоже. Все уступки, о которых просил Лукас, были ей предоставлены. Как Ширли с резервным генератором и раскопками, вплоть до отключения основного генератора, чтобы снизить нагрузку, даже оснащение туннеля взрывными зарядами на случай заражения — все, что нужно, чтобы проект продвигался вперед.

Джульетта вернулась в настоящее, когда поняла, что Нельсон ждет ее. Она схватила крышку и, откинув ее, достала образцы. Среди них было два образца воздуха, один контрольный образец аргона из шлюза, по одному образцу поверхностного и глубинного грунта и один образец высушенных человеческих останков. Все они были разложены на верстаке, после чего металлический контейнер был отставлен в сторону.

«С чего начнем?» — спросил Нельсон. Он взял небольшой отрезок стальной трубы с воткнутым в конец куском мела — импровизированное приспособление для письма руками в перчатках. На скамейке стояла грифельная доска, на которой можно было делать заметки.

«Начнем с проб воздуха», — сказала она. Доставка образцов в лабораторию заняла уже несколько часов. Она боялась, что от прокладок уже ничего не останется, и наблюдать будет нечего. Джульетта проверила этикетки на контейнерах и нашла тот, что был помечен «2». Он был взят недалеко от холмов.

«Здесь есть своя ирония, понимаешь», — сказал Нельсон.

Джульетта взяла у него контейнер с образцами и заглянула через прозрачную пластиковую крышку. «Что ты имеешь в виду?»

«Просто…» Он повернулся, посмотрел на часы на стене, нацарапал время на грифельной доске и виновато оглянулся на Джульетту. «То, что мне разрешили это сделать, посмотреть, что там есть, даже поговорить об этом. Ведь это я собрал твой костюм. Я был ведущим техником по костюму шерифа». Он нахмурился за своим прозрачным куполом. Джульетта заметила блеск на его ресницах. «Я помню, как помогал ему одеваться».

Это была его третья или четвертая неловкая попытка извиниться, и Джульетта оценила ее. «Ты просто выполнял свою работу», — заверила она его. И тут же подумала, насколько сильным было это чувство, как далеко по неприятной дороге оно может завести человека, который просто выполнял свою работу.

«Но ирония заключается в том, что эта комната…» Он махнул перчаткой в сторону костюмов, глядящих со стен. «Даже моя мама считала, что эта комната создана для того, чтобы помогать людям, помогать чистильщикам выживать как можно дольше, помогать исследовать внешний мир, о котором никто не должен говорить. И вот, наконец, мы здесь. Более чем просто говорим об этом».

Джульетта ничего не сказала, но он был прав. Это была комната одновременно надежды и ужаса. «То, что мы жаждем найти, и то, что там есть, — две разные вещи», — сказала она в конце концов. «Давай сосредоточимся».

Нельсон кивнул и приготовил свой мел. Джульетта трясла первый контейнер с образцами, пока две прокладки внутри не разошлись. Прочная прокладка из отдела снабжения была совершенно целой. Желтые следы по краям все еще были на месте. Другая прокладка была в гораздо худшем состоянии. Красные следы уже исчезли, края разъедены воздухом внутри контейнера. То же самое можно сказать и о двух образцах термоленты, приклеенных к днищу. Квадратный кусок из отдела снабжения был цел. Чтобы отличить их друг от друга, она разрезала его на треугольники. В нем была небольшая дырочка.

«Я бы сказала, что на прокладке из второго образца исчезла восьмая часть», — сказала Джульетта. «Одна дырка в термоленте три миллиметра в поперечнике. Оба образца прокладок выглядят нормально».

Джульетта записала свои наблюдения. Именно так она решила измерить токсичность воздуха, используя прокладки и термоленту, предназначенные для гниения, и сравнить их с теми, которые, как она знала, сохранятся. Она передала ему контейнер, чтобы он проверил, и поняла, что это их первая порция данных. Это было такое же подтверждение, как и ее выживание на воле. Оборудование, извлеченное из отсеков для хранения очистительных костюмов, должно было выйти из строя. Джульетта почувствовала озноб от осознания важности этого первого шага. В голове уже проносились мысли о том, какие эксперименты нужно провести дальше. А ведь они еще не открыли контейнеры, чтобы посмотреть, каков воздух внутри.

«Я подтверждаю износ прокладки на одну восьмую», — сказал Нельсон, заглядывая внутрь контейнера. «Я бы отметил два с половиной миллиметра на ленте».

«Отметь два с половиной», — сказала она. В следующий раз она хотела бы изменить ситуацию, чтобы они держали свои собственные листы. Ее наблюдения могут повлиять на его наблюдения, и наоборот. Так многому можно научиться. Она взяла следующий образец, пока Нельсон нацарапывал свои цифры.

«Образец первый», — сказала она. «Этот образец с рампы». Заглянув внутрь, она увидела целую прокладку, которая должна была быть из пакета снабжения. Другая прокладка была наполовину изношена. В одном месте она почти прорвалась насквозь. Перевернув контейнер вверх дном и пошуршав, она добилась того, что прокладка уперлась в прозрачную крышку. «Этого не может быть», — сказала она. «Давай посмотрим на лампу».

Нельсон повернул к ней кронштейн рабочего фонаря. Джульетта направила его вверх, перегнулась через верстак и неловко повернула тело и голову, чтобы заглянуть за ветхую прокладку в сторону блестящей термоленты.

«Я… я бы сказал, половина износа прокладки. Отверстия в термоленте пять… нет, шесть миллиметров в поперечнике. Мне нужно, чтобы ты взглянул на это».

Нельсон записал ее цифры, прежде чем взять образец. Он вернул фонарь на свою сторону стола. Она не ожидала большой разницы между двумя образцами, но если один образец был хуже, то это должен быть образец с холмов, а не с рампы. Не там, где они откачивали хороший воздух.

«Может быть, я вытащила их не в том порядке», — сказала она. Она взяла следующий образец, контрольный. Она была так осторожна на улице, но помнила, что ее мысли разбегались. В какой-то момент она сбилась со счета, слишком долго держала один из контейнеров открытым. Вот что это было.

«Подтверждаю», — сказал Нельсон. «На них гораздо больше износа. Ты уверена, что эта была с рампы?»

«Думаю, я облажалась. Слишком долго держала одну из них открытой. Черт побери. Возможно, придется отбросить эти цифры, по крайней мере, для сравнения».

«Вот почему мы взяли больше одного образца», — сказал Нельсон. Он кашлянул в шлем, отчего купол перед его лицом затуманился. Он прочистил горло. «Не кори себя».

Он знал ее достаточно хорошо. Джульетта схватилась за контрольный образец, ругая себя под нос и гадая, о чем думает Лукас там, в коридоре, слушая его рацию. «Последний», — сказала она, погремев контейнером.

Нельсон ждал, держа мел над грифельной доской. «Продолжай».

«Я не…» Она направила свет внутрь. Погремела контейнером. Пот струйками стекал по ее челюсти и капал с подбородка. «Я думала, это контроль», — сказала она. Отложила образец и взяла следующий контейнер, но он был полон почвы. Ее сердце колотилось, голова кружилась. Все это не имело смысла. Разве что она достала образцы не в том порядке. Неужели она все испортила?

«Да, это контрольный образец», — сказал Нельсон. Он постучал своей трубкой по емкости, которую она только что проверила. «Она помечена вот здесь».

«Подожди секунду», — сказала она. Джульетта сделала несколько глубоких вдохов. Она еще раз заглянула в контрольный образец, который был собран в шлюзовой камере. В нем не должно было быть ничего, кроме аргона. Она передала контейнер Нельсону.

«Да, это неправильно», — сказал он. Он потряс контейнер. «Что-то не так».

Джульетта едва слышала. Ее мысли неслись вскачь. Нельсон заглянул внутрь контрольного образца.

«Я думаю…» Он заколебался. «Я думаю, может быть, выпала пломба, когда ты открывала крышку. Ничего страшного. Такое случается. А может быть…»

«Не может быть». Она была осторожна. Она помнила, что видела там пломбы. Нельсон прочистил горло и положил контрольный образец на верстак. Он отрегулировал рабочий свет так, чтобы он был направлен прямо в него. Оба наклонились. Ничего не выпало, она была уверена в этом. Но ей случалось совершать ошибки. Все способны на них…

«Там только одна пломба», — сказал Нельсон. «Я действительно думаю, что, возможно, она упала…»

«Термолента», — сказала Джульетта. Она отрегулировала свет. На дне контейнера, где был приклеен кусок ленты, появилась трещина. Другой кусок исчез. «Ты хочешь сказать, что приклеенный кусок ленты тоже выпал?»

«Ну, тогда контейнеры не в порядке», — сказал он. «Они у нас в порядке очереди. Это имеет смысл, если мы получили их все задом наперед. Потому что тот, что с холма, не так сильно изношен, как образец с рампы. Вот в чем дело».

Джульетта подумала об этом, но это была попытка сопоставить то, что она думала, что знает, с тем, что видит. Весь смысл вылазки заключался в том, чтобы подтвердить подозрения. Что означало бы, что она видит нечто совершенно иное?

И тут ее осенило, как удар гаечным ключом по черепу. Это было похоже на великое предательство. Предательство машины, которая всегда была добра к ней, как надежный насос, который вдруг без видимых причин заработал в обратную сторону. Это было похоже на то, как если бы любимый человек отвернулся от нее, когда она падала, как если бы некая великая связь не просто исчезла, но и никогда не существовала по-настоящему.

«Люк», — сказала она, надеясь, что он слушает, что у него включено радио. Она ждала. Нельсон кашлянул.

«Я здесь», — ответил он, его голос был тонким и далеким. «Я следил».

«Аргон», — сказала Джульетта, наблюдая за Нельсоном через оба защитных экрана. «Что мы о нем знаем?»

Нельсон сморгнул пот с глаз.

«Что знаем?» сказал Лукас. «Там где-то есть периодическая таблица. Внутри одного из шкафов, я думаю».

«Нет», — сказала Джульетта, повысив голос, чтобы убедиться, что он услышал. «Я имею в виду, откуда он взялся? Мы вообще уверены, что это такое?»

Хранилище 1

В груди Дональда раздался стук, хлопанье каких-то слабо связанных между собой предметов, внутренний сигнал тревоги о том, что его состояние ухудшается, что ему становится хуже. Он заставил себя откашляться, как бы ему это ни было неприятно, как бы ни болела диафрагма от этих усилий, как бы ни жгло горло и ни болели мышцы. Он наклонился вперед в кресле и кашлял до тех пор, пока что-то глубоко внутри него не вырвалось на свободу, проскочило по языку и было выплюнуто в квадрат влажной ткани.

Он сложил салфетку, не глядя, и рухнул обратно в кресло, потный и измученный. Он сделал глубокий, менее хриплый вдох. Еще один. Несколько холодных вдохов, которые не были столь мучительными. Было ли когда-нибудь что-нибудь настолько приятное, как безболезненный вдох?

Оцепенело оглядывая комнату, он вбирал в себя все то, что когда-то считал само собой разумеющимся: остатки еды, колоду карт, замасленную мягкую обложку с почерневшими страницами и потрепанным корешком — следы перенесенных, но не пережитых смен. Он страдал. Он страдал, ожидая ответа с «Хранилища -18». Он изучал схемы всех остальных бункеров, над которыми бился. Мертвые миры — вот что он видел. Все они умрут, кроме одного. В горле у него защекотало, и он точно знал, что умрет до того, как что-то решит, до того, как найдет способ помочь, или выбрать, или направить проект по самоубийственному пути. Он был единственным, кто знал или заботился об этом — и его знания и сострадание будут похоронены вместе с ним.

О чем он вообще думал? Что он может все исправить? Что он сможет исправить мир, который он помог разрушить? Мир уже давно не исправить. Мир давно пора было исправить. Один взгляд с беспилотника на зеленые поля и голубые небеса — и его разум помутился. Теперь прошло столько времени с того момента, когда он увидел это, что начал сомневаться. Он знал, как работает очистка. Он знал, что лучше не доверять видению какой-то машины.

Но глупая надежда заставляла его там, в этой комнате, снова простирать руки. Глупая надежда заставляла его мечтать о том, чтобы все это прекратилось, чтобы эти бункеры, полные людей, жили своей собственной жизнью, не вмешиваясь в нее. Это было и любопытство, желание узнать, что происходит на этих серверах, последняя великая тайна, которую он мог раскрыть только с помощью этого IT-руководителя, которого он сам же и привлек. Дональд просто хотел получить ответы. Он жаждал правды и безболезненной смерти для себя и для Шарлотты. Конец сменам и мечтам. Возможно, на том холме, с которого открывается вид на могилу Хелен. Не слишком ли много надежд, подумал он.

Он посмотрел на часы на стене. Они запаздывали. Уже пятнадцать минут. Что-то происходило. Он наблюдал за колебаниями секундной стрелки и понял, что вся операция, все бункеры, были похожи на гигантские часы. Все это работает в автоматическом режиме. Оно сворачивалось.

Невидимые машины носились по планете, уничтожая все человеческое, возвращая мир в дикую природу. Люди, погребенные под землей, были спящими семенами, которым предстояло ждать еще двести лет, прежде чем они прорастут. Двести лет. Дональд почувствовал, что у него снова начинает щекотать в горле, и подумал, не осталось ли в запасе хотя бы двух дней..

В тот момент у него было всего пятнадцать минут. Пятнадцать минут до того, как операторы вернутся на смену. Эти заседания стали регулярными. Не было ничего необычного в том, чтобы выводить всех на секретные обсуждения, но начинало казаться подозрительным, что он делает это каждый день в одно и то же время. Он видел, как они смотрели друг на друга, когда брали свои кружки и уходили. Наверное, думали, что это какая-то романтика. Дональду часто казалось, что это романтика. Романтика старины и правды.

Теперь же его пытались оправдать. Половина сеанса была потрачена на то, чтобы слушать, как гудит и не отвечает телефонная линия. Там что-то происходило. Что-то плохое. А может быть, он был на взводе из-за сообщения о трупе, найденном в его собственной бункерной шахте, о каком-то убийстве, которое расследовали люди из службы безопасности. Странно, что это его почти не взволновало. Его больше волновали другие бункеры, он потерял всякое сочувствие к своему собственному.

В его звонкой гарнитуре раздался щелчок. «Алло?» — спросил он усталым и слабым голосом. Он доверял машинам, которые должны были сделать его голос более сильным.

Ответа не последовало, только звук чьего-то дыхания. Но этого было вполне достаточно для знакомства. Лукас никогда не отказывался от приветствия.

«Мэр», — сказал он.

«Вы знаете, я не люблю, когда меня так называют», — сказала она. У нее был измученный голос, как будто она бежала.

«Вы предпочитаете Джульетта?»

Молчание. Дональд задумался, почему он предпочитает слышать ее. Лукаса он любил. Он был там, когда юноша проходил Обряд, и Дональд восхищался его любознательностью, его изучением Наследия. Разговоры с Лукасом о старом мире наполняли его ностальгией. Это была своеобразная терапия. И именно Лукас помог ему снять крышку с этих серверов, чтобы изучить их содержимое.

В случае с Джульеттой привлекательность заключалась в другом. Это были обвинения и оскорбления, которые, как он знал, он полностью заслужил. Жесткое молчание и угрозы. Какая-то часть Дональда хотела, чтобы она покончила с ним раньше, чем это сделает его кашель. Унижение и казнь — таков был его путь к оправданию.

«Я знаю, как вы это делаете», — наконец сказала Джульетта, и в ее голосе зазвучал огонь. Яд. «Наконец-то я поняла. Я догадалась».

Дональд снял гарнитуру с одного уха и вытер струйку пота. «Что вы поняли?» — спросил он. Он подумал, не открыл ли Лукас что-то в одном из серверов, что могло бы вывести Джульетту из себя.

«Чистки», — проворчала она.

Дональд посмотрел на часы. Пятнадцать минут пролетят незаметно. Человек, читающий этот роман, скоро вернется, так же как и техник, занятый игрой в карты. «Я с удовольствием поговорю о чистке…»

«Я только что была снаружи», — сказала она ему.

Дональд прикрыл микрофон и откашлялся. «Где снаружи?» — спросил он. Он подумал о туннеле, который, по ее словам, она копала, о шуме, который они там производили и который недавно затих. Он подумал, что она имела в виду, что вышла за пределы своего бункера.

«Снаружи. На холмах. В мире, который оставили древние. Я взяла образцы».

Дональд наклонился вперед в своем кресле. Она хотела угрожать ему, но он услышал лишь обещание. Она хотела помучить его, но он почувствовал лишь возбуждение. Снаружи. И взять образцы. Он мечтал о такой затее. Мечтал узнать, чем он там дышал, что они сделали с миром, становится ли ему лучше или хуже. Джульетта, должно быть, думала, что у него есть ответы, но у него не было ничего, кроме вопросов.

«Что вы нашли?» — прошептал он. И он проклял машины, которые заставили бы его звучать незаинтересованно, которые заставили бы его говорить так, как будто он знает. Почему он не мог просто сказать, что понятия не имеет, что не так с миром или с ним самим, и, пожалуйста, пожалуйста, помогите ему? Помогите друг другу.

«Вы посылаете нас туда не для того, чтобы мы чистили. Вы посылаете нас за чем-то другим. Я расскажу вам, что нашла…»

Для Дональда ее голос был целой вселенной. Тяжесть почвы над головой исчезла, как и твердь под ногами. Остался только он в пузыре и этот голос.

«Мы взяли две пробы и еще одну из шлюза, которая должна была быть инертным газом. Мы взяли одну пробу с рампы и одну с холмов».

Внезапно он замолчал. Его комбинезон прилип к телу. Он ждал и ждал, но она его опередила. Она хотела, чтобы он умолял ее. Может быть, она знала, как он потерян.

«Что вы нашли?» — спросил он снова.

«Что ты лживый мешок с дерьмом. Что все, что нам говорили, все, что мы тебе доверяли, было глупостью. Мы принимаем на веру все, что ты нам показываешь, все, что ты нам говоришь, и все это неправда. Может быть, древних не было. Ты знаешь эти чертовы книги? Сожги их все. И ты позволяешь Лукасу верить в эту чушь…»

«Книги настоящие», — сказал Дональд.

«Дерьмо. Как аргон? Аргон настоящий? Что, черт возьми, вы закачиваете в шлюзы, когда мы выходим на очистку?»

Дональд мысленно повторил ее вопрос. «Что вы имеете в виду?» — спросил он.

«Прекрати эти игры. Я знаю, что сейчас происходит. Когда вы отправляете нас наружу, вы накачиваете наши шлюзы чем-то, что разъедает нас. Сначала это разъедает уплотнители и прокладки, а потом наши тела. Вы довели это до совершенства, не так ли? Что ж, я нашла записи с камер, которые вы спрятали. Я вырезала их несколько недель назад. Да, это был я. И я увидел линии электропередач. Я видела трубы. Газ находится в трубах, не так ли?»

«Джульетта, послушайте меня…»

«Не произноси мое имя, как будто ты меня знаешь. Ты меня не знаешь. Все эти разговоры, рассказы о том, как строилась шахта, как будто ты сам ее строил, рассказы Лукасу об исчезнувшем мире, как будто ты видел его своими глазами. Ты пытался заставить нас полюбить тебя? Считать тебя нашим другом? Говорил, что хочешь нам помочь?»

Дональд смотрел, как тикают часы. Техники должны были скоро вернуться. Ему придется крикнуть им, чтобы они уходили. Он не мог так оставить разговор.

«Хватит нам звонить», — сказала Джульетта. «От этого жужжания и мигающих лампочек у меня голова болит. Если ты будешь продолжать делать это каждый день, я начну сносить все на своем пути, а у меня и так забот хватает».

«Послушай… Пожалуйста…»

«Нет, это ты послушай. Вы отрезаны от нас. Нам не нужны ваши камеры, ваше электричество, ваш газ. Я отключаю все это. И никто никогда больше не будет чистить здесь. Никакого больше этого дерьмового аргона. В следующий раз, когда я выйду на улицу, это будет чистый воздух. А теперь отвали и оставь нас».

«Джульетта…»

Но линия была мертва.

Дональд снял гарнитуру и бросил ее на стол. Игральные карты рассыпались, а книга упала со своего места, лишившись кого-то.

Аргон? Что, черт возьми, на нее нашло? В последний раз она была так зла, когда сказала, что нашла какую-то машину, и пригрозила, что придет за ним. Но это было что-то другое. Аргон. Выкачанный с помощью очистки. Он понятия не имел, о чем она говорит. Выкачивается с очисткой…

Его охватило головокружение, и Дональд опустился в кресло. Его комбинезон был влажным от пота. Он сжал в руках окровавленную тряпку и вспомнил наполненный туманом шлюз. Он вспомнил, как, спотыкаясь, спускался по трапу в толпе, как кричал о Хелен, как в сетчатке его глаз запечатлелись взрывы, как Анна и Шарлотта тащили его за собой, а вокруг клубилось белое облако.

Газ. Он знал, как происходит очистка. Газ создавал давление в шлюзе. Газ, чтобы противостоять внешнему воздуху. Газ, чтобы выталкивать наружу.

«Пыль находится в воздухе», — сказал Дональд. Он прислонился к стойке, его колени ослабли. Нано, разъедающие человечество, высыпались в мир с каждой очисткой, маленькие пылинки, как часовой механизм, тик-так с каждым выбросом.

Наушники молча лежали рядом. «Я — древний», — сказал Дональд, используя ее слова. Он взял наушники со стола и громко повторил в микрофон: «Я — древний! Я сделал это!»

Он еще раз облокотился на стол и успел схватиться за него, прежде чем упал. «Мне жаль», — пробормотал он. «Прости, прости». Еще громче, прокричал он: «Прости меня!»

Но никто не слушал.

Шарлотта поработала элероном на левом крыле дрона вверх и вниз. В тросах, управляющих закрылками, все еще оставался небольшой люфт. Она взяла тряпку, висевшую на хвосте дрона, и промокнула шею. Порывшись в сумке с инструментами, она выбрала среднюю отвертку. Под дроном лежала россыпь деталей — все, что она смогла найти внутри, но не то, что было нужно дрону. Компьютер бомбометания, крепления для боеприпасов на крыльях, сервоприводы выпуска. Она вытащила все камеры, кроме одной, и даже сняла некоторые распорки, которые помогали дрону выдерживать силу тяжести до десятка G. Это будет прямой полет, без нагрузки на крылья. На этот раз они шли низко и быстро, не заботясь о том, что дрон будет замечен. Важно было увидеть дальше, убедиться, проверить. Шарлотта уже неделю работала над этой чертовой штукой, и все, о чем она могла думать, — это о том, как быстро сломались два предыдущих, и о том, какой удачей казался ей тот первый полет.

Лежа на спине, она поработала плечами и бедрами, протискиваясь под хвостом дрона. Панель доступа была уже открыта, кабели обнажены. Перед тем, как собрать все панели, она наносила на них тонкий слой герметика, защищая аппарат от пыли. Все получится, сказала она себе, поправляя серворучку, удерживающую кабель. Должно получиться. Видя брата, в каком он был состоянии, она подумала, что у них нет другого полета. Это будет либо все, либо ничего. Дело было не только в кашле — теперь он, казалось, потерял рассудок.

Вернувшись с последнего сеанса связи, он забыл принести ей ужин. Забыл он и о последней детали для обещанного радио. Теперь он ходил вокруг дрона, пока она работала, и что-то бормотал про себя. Он прошел по коридору в конференц-зал и стал копаться в своих записях. Он вернулся к дрону, откашлялся и начал разговор, в котором она не чувствовала себя участником

«— Их страх, разве вы не видите? Мы делаем это с помощью их страха».

Она выглянула из-под дрона и увидела, как он размахивает руками в воздухе. Он выглядел пепельным. На его комбинезоне виднелись пятна крови. Почти пришло время бросить полотенце, сесть в лифт и сдать их обоих. Только бы увидеть кого-нибудь.

Он поймал ее взгляд.

«Их страх не просто окрашивает мир, который они видят», — сказал он, его глаза были дикими. «Они отравляют им мир. Это токсин, этот страх. Они отправляют своих на очистку, и это отравляет мир!»

Шарлотта не знала, что ответить. Она вывернулась, чтобы снова поработать элеронами, думая о том, насколько быстрее это будет происходить с двумя людьми. Она подумала о том, чтобы попросить его о помощи, но ее брат, похоже, не мог стоять на месте, а тем более держать гаечный ключ.

«И это заставило меня задуматься о газе. Я имею в виду, я должен был догадаться, верно? Мы закачиваем его в их дома, когда заканчиваем с ними. Так мы заканчиваем их существование. Это все тот же газ. Я это делал». Дональд ходил по узкому кругу, тыча пальцем себе в грудь. Он кашлянул, уткнувшись в кулак. «Бог свидетель, я это делал. Но не только это!»

Шарлотта вздохнула и снова вытащила свою машинку. Все еще слишком свободно.

«Может быть, им удастся выкрутиться?» Он стал пробираться обратно в конференц-зал. «Они отключили свои камеры. А в той бункерной установке отключили взрывчатку. Может быть, они смогут отключить газ…»

Его голос прервался на полуслове. Шарлотта изучала коридор в задней части склада. Свет, льющийся из конференц-зала, танцевал с его тенью, когда он ходил взад-вперед среди своих записей и таблиц, ходил по кругу. Они оба ходили по кругу. Она слышала, как он ругается. Его нестабильное поведение напомнило ей их бабушку, которая ушла из жизни очень некрасиво. Таким она и запомнит его, когда его не станет: кашляющим кровью и бормочущим какую-то чушь. Он никогда не будет конгрессменом Кином в отутюженном костюме, никогда не будет ее старшим и компетентным братом, никогда больше.

Пока он мучился над тем, что делать, у Шарлотты были свои идеи. Как насчет того, чтобы разбудить всех, как это сделал Дональд для нее? На смене одновременно находилось всего около сотни мужчин. Тысячи женщин спали. Многие тысячи. Шарлотта подумала о том, какую армию она могла бы собрать. Но она задавалась вопросом, прав ли Донни — не откажутся ли они сражаться со своими отцами, мужьями и братьями. Для этого требовалось необычное мужество.

Свет в коридоре снова заиграл тенями. Они метались взад-вперед, взад-вперед. Шарлотта глубоко вздохнула и потянулась к крылу. Она подумала о другой его идее — исправить мир, очистить воздух и освободить заключенных. Или хотя бы дать им всем шанс. Равный шанс. Он сравнивал это с разрушением границ в старом мире. Он повторял поговорку о тех, кто имеет преимущество и хочет его сохранить, о тех, кто поднимается последним и тянет за собой лестницу. «Давайте опустим лестницы, — не раз говорил он. Пусть не компьютеры решают. Пусть решают люди».

Шарлотта все еще не понимала, как это может работать. Как, очевидно, и ее брат. Она снова забралась под дрон и попыталась представить себе время, когда люди рождались на своей работе, когда у них не было выбора. Первые сыновья делали то, что делали их отцы. Вторые сыновья уходили на войну, в море или в церковь. Мальчик, который шел следом, оставался один. Дочери уходили к чужим сыновьям.

Ее гаечный ключ соскользнул с троса — костяшки пальцев ударились о фюзеляж. Шарлотта выругалась, посмотрела на свою руку и увидела, что на ней выступила кровь. Она присосалась к костяшке и вспомнила о другой несправедливости, которая когда-то заставила ее задуматься. Она вспомнила, как, находясь в командировке, была благодарна за то, что родилась в Штатах, а не в Ираке. Бросок игральной кости. Невидимые границы, нарисованные на картах, которые были так же реальны, как стены шахт. Ловушка обстоятельств. Какую жизнь ты прожил, определяли какие-то расчеты твоих людей, твоих лидеров, словно компьютеры, вычисляющие твою судьбу.

Она еще раз вылезла и попробовала крыло. Люфта в кабеле не было. Дрон был в лучшем состоянии, чем Шарлотта могла его сделать. Она собрала гаечные ключи, которые ей больше не понадобятся, и начала складывать их в сумку для инструментов, когда в конце стеллажей, по направлению к лифтам, раздался стук.

Шарлотта замерла. Первая мысль была о еде. Дзиньканье означало, что Донни принес ей еду. Но в коридоре виднелась тень брата.

Она услышала, как открылась дверь лифта. Кто-то бежал. Несколько человек. Сапоги грохотали как гром, и Шарлотта рискнула выкрикнуть имя Дональда. Она прокричала его на весь коридор, а затем бросилась к дрону и схватила брезент. Она закрутила брезент, как рыбацкую сеть, на широких крыльях и разбросанных деталях и инструментах. Нужно было спрятаться. Спрятать свою работу, а потом и себя. Донни услышал ее. Он тоже должен был спрятаться.

Брезент опустился на землю на воздушной подушке; он раздулся и осел. Шарлотта повернулась в сторону коридора, чтобы бежать к Донни, как раз в тот момент, когда с высоких стеллажей посыпались люди. Она тут же упала на землю, уверенная, что ее заметили. Мимо прогрохотали сапоги. Ухватившись за край брезента, она медленно приподняла его и подтянула колени к телу. Опираясь на плечи и бедра, она пробралась под брезент и присоединилась к дрону. Донни услышал ее зов. Он услышал бы шаги и спрятался в ванной комнате, примыкающей к конференц-залу, спрятался бы в душе. Куда-нибудь. Они не должны были знать, что находятся внизу. Как эти люди попали внутрь? Ее брат сказал, что у него самый высокий доступ.

Бегущие стихли. Они направлялись прямо к задней части склада, как будто знали об этом. Голоса рядом. Мужчины разговаривали. Медленные шаги, шаркающие мимо дрона. Шарлотте показалось, что она услышала крик Донни, когда его обнаружили. Ползая на животе, она пробралась под дроном к другому краю брезента. Голоса стихали, мимо раздавались медленные шаги. Ее брат попал в беду. Она вспомнила разговор, состоявшийся несколько дней назад, и подумала, не узнали ли его в лифте. Его видел разнорабочий. Темнота под брезентом сомкнулась вокруг нее при мысли о том, что она может остаться одна, что его могут похитить. Она полагалась на него. Запертая на складе с ним, она и так сходила с ума. Без него — она не хотела даже представлять.

Упираясь подбородком в прохладную стальную обшивку, она протянула руки вперед и приподняла брезент тыльными сторонами ладоней. Открылся небольшой кусочек мира. Она видела ботинки в опасной близости. Она почувствовала запах масла на настиле. Впереди показался человек, которому было трудно идти, другой человек в серебристом комбинезоне помогал ему, и ноги их шаркали, как будто они были единым целым.

За ними начинался коридор, в котором было светло: все верхние лампы, которые Донни предпочитал оставлять выключенными, теперь были включены. Шарлотта затаила дыхание, когда ее брата вытащили из конференц-зала. Один из мужчин в ярко-серебристых комбинезонах ударил его по ребрам. Брат хрюкнул, и Шарлотта почувствовала удар в свой бок. Одной рукой она уронила брезент и в ужасе закрыла рот. Другая рука дрожала, когда она поднимала брезент дальше, не желая видеть, но нуждаясь в этом. Ее брата ударили еще раз, но шаркающий мужчина махнул рукой. Она услышала слабый голос, приказавший им остановиться.

Двое мужчин в серебристом прижали ее брата к земле и сделали то, что им было приказано. Шарлотта не дышала, глядя на немощного мужчину, который, шаркая, шел по освещенному коридору. У него были белые волосы, такие же блестящие, как лампы над головой. Он шел с трудом, опираясь на молодого человека рядом с собой, рука его лежала на спине, пока не остановился возле ее брата.

Шарлотта видела глаза Донни. До него было метров пятьдесят, но она видела, какие они широкие. Ее брат смотрел на этого старого и немощного человека и не отводил взгляда, даже когда кашлял, сильно задыхаясь от удара по ребрам, заглушая слова человека, который едва мог стоять.

Ее брат пытался говорить. Он говорил что-то снова и снова, но она не слышала. А худой мужчина с белыми волосами еле стоял, еле стоял, но все еще мог покачиваться на своих сапогах. Молодой человек рядом с ним подпер его, и Шарлотта с трепетом и трусостью наблюдала, как раз за разом отводится назад нога, а затем тяжелый ботинок со свирепой силой врезается в ее брата, а ноги Донни сами собой пытаются защититься, обнимая голени, когда двое мужчин прижимают его к земле, не давая возможности спрятаться от удара за ударом, жестокого, топчущего и злого.

Хранилище 18

«Ты уверена, что тебе стоит там копаться?» спросил Лукас.

«Не выключай свет», — сказала Джульетта. «Мне нужно еще кое-что сделать».

«Но разве мы не должны поговорить об этом?»

«Я просто смотрю, Люк. Только вот сейчас я ни черта не вижу».

Лукас поправил свет, и Джульетта поползла вперед. Она уже второй раз исследовала пол под решеткой в нижней части лестницы в серверную. Именно здесь она проследила движение камер более месяца назад, вскоре после того, как Лукас сделал ее мэром. Он показал ей, как они могут видеть любую точку в бункере, и Джульетта спросила, кто еще может видеть. Лукас настаивал на том, что никто, пока она не обнаружила, что канал исчезает через запечатанный порт в том месте, где должен быть внешний край стены бункера. Она вспомнила, что видела в этом пучке и другие кабели. Теперь она хотела убедиться в этом.

Она открутила последний винт на защитной панели, сняла ее, обнажив десятки перерезанных проводов, каждый из которых был усыпан сотнями крошечных нитей, похожих на серебристые пряди волос. Параллельно пучкам проводов шли толстые кабели, напомнившие ей основные провода от двух генераторов в Механическом. Там же находились две медные трубы.

«Достаточно ли ты увидела?» спросил Лукас. Он присел за ее спиной, где была снята решетка пола, и направил свет через ее плечо.

«В другом бункере на этом уровне все еще есть энергия. На всех тридцать четвертых есть полная мощность, а генератор не работает». Она постучала отверткой по толстым кабелям. «Вон там серверы тоже продолжают гудеть. И некоторые из выживших подключились к этой энергии, чтобы запустить насосы и другие устройства в бункере. Я думаю, что вся эта энергия поступает отсюда».

«Почему?» спросил Лукас. Он играл светом на связке и казался теперь более заинтересованным.

«Потому что им нужна энергия для насосов и ламп для выращивания», — сказала Джульетта, удивляясь, что ей приходится произносить это слово.

«Нет, почему они вообще дают эту энергию?»

«Может быть, они не доверяют нам в том, что мы сами сможем поддерживать все в рабочем состоянии. А может быть, серверы требуют больше энергии, чем мы можем выработать. Я не знаю». Она наклонилась в сторону и снова посмотрела на Лукаса. «Что я хочу знать, так это почему они оставили его работать после того, как пытались всех убить. Почему не отключили его вместе со всем остальным?»

«Может быть. Может, твой друг взломал его и включил».

Джульетта засмеялась. «Нет. Не Соло».

В коридоре послышался голос. Лукас покрутил фонариком в темноте. Там не должно было быть никого другого.

«Это радио», — сказал он. «Дай-ка я посмотрю, кто это».

«Фонарик», — крикнула Джульетта, но он уже ушел. Его ботинки загрохотали и он скрылся в коридоре.

Джульетта протянула руку вперед и нащупала медные трубы. Они были нужного размера. Нельсон показал ей, где хранятся баллоны с аргоном. Там находился насос и фильтр, который должен был подавать аргон из глубины земли, подобно тому, как работают вентиляционные установки. Но теперь Джульетта знала, что доверять нельзя ничему. Вытащив панели пола и стены за резервуарами, она обнаружила две магистрали, идущие к газовым баллонам отдельно от системы подачи газа. Система снабжения, как она теперь подозревала, абсолютно ничего не делала. Как и в случае с прокладками и термолентой, вторым источником питания, лживым козырьком, все имело ложную основу. Истина была погребена под ней.

Лукас вернулся к ней. Он опустился на колени, и в подвальное помещение вернулся свет.

«Джулс, мне нужно, чтобы ты выбралась оттуда».

«Пожалуйста, дай мне фонарик», — сказала она ему. «Я ни черта не вижу». Это будет еще один спор, как тогда, когда она отключила камеры. Как будто она будет резать эти трубы, не зная, что в них находится…

«Мне нужно, чтобы ты вышла отсюда. Я… пожалуйста».

И она услышала это в его голосе. Что-то было не так. Джульетта оглянулась и увидела свет фонарика.

«Секунду», — сказала она. Опираясь на ладони и носки ботинок, она двинулась к нему, пока не добралась до открытой панели доступа. Мультиинструмент она оставила.

«Что это?» Она села, потянулась, развязала волосы, собрала концы и стала их завязывать. «Кто это был?»

«Твой отец…» начал Лукас.

«Что-то не так с моим отцом?»

Он покачал головой. «Нет, это он звонил. Это… один из детей пропал».

«Пропал?» Но она знала, что он имел в виду совсем другое. «Лукас, что случилось?» Она встала и, вытирая пыль с груди и коленей, направилась к рации.

«Они ехали на фермы. Внизу была толпа. Один из детей упал на рельсы…»

«Упал?»

«Двадцать уровней», — сказал Лукас.

Джульетта не могла в это поверить. Она схватила рацию и прижала ладонь к стене, голова внезапно закружилась. «Кто это был?»

«Он не сказал».

Прежде чем зажать микрофон, она увидела, что с момента ее последнего звонка Джимми аппарат остался на 17-м канале. Должно быть, ее отец пользовался новой портативкой Уокера. «Папа? Ты меня слышишь?»

Она подождала. Лукас протянул свою флягу, но Джульетта отмахнулась от него.

«Джулс? Я могу к тебе вернуться? У меня возникло еще одно дело».

Голос отца звучал взволнованно. В линии было много помех. «Мне нужно знать, что происходит», — сказала она ему.

«Подожди. Элиза…»

Джульетта прикрыла рот рукой.

«Мы потеряли Элизу. Джимми отправился на ее поиски. Детка, у нас возникла проблема на подходе. Там была толпа, идущая вниз. Разъяренная толпа. Они знали, кто со мной. И Маркус перешел на личности. Мне очень жаль…»

Джульетта почувствовала руку Лукаса на своем плече. Она вытерла глаза. «Он…?»

«Я еще не спускался, чтобы проверить. Риксон пострадал во время потасовки. Я оказываю ему помощь. Ханна, Майлз и ребенок в порядке. Мы сейчас в Снабжении. Слушай, мне действительно нужно идти. Мы не можем найти Элизу, а Джимми ушел за ней. Кто-то сказал, что видел, как она поднималась. Я не хочу, чтобы ты что-то делала, но я подумал, что ты захочешь узнать о мальчике».

Ее рука дрожала, когда она сжимала микрофон. «Я спускаюсь. Вы в отделе снабжения на один-десять?»

Наступила долгая пауза. Она знала, что он раздумывает, стоит ли спорить с ней по поводу того, чтобы направиться в ту сторону. Рация пикнула, когда он сдался без боя.

«Да, я на один-десять. Я направляюсь вниз, чтобы узнать о мальчике. Риксона и остальных оставлю здесь. Я сказал Джимми, чтобы он привел сюда Элизу, как только найдет ее».

«Не оставляй их там», — сказала Джульетта. Она не знала, кому они могут доверять, где они могут быть в безопасности. «Возьми их с собой. Папа, верни их в Механику. Верни их домой». Джульетта вытерла лоб. Все это было ошибкой. Привезти их сюда было ошибкой.

«Ты уверена?» — спросил ее отец. «Толпа, на которую мы наткнулись. Я думаю, они шли в ту сторону».

Элиза заблудилась в диковинном месте. Она слышала, как кто-то назвал его так, и это было правильное название для этого места, места скопления людей, не поддающихся воображению, земли, настолько дико странной, что ее название едва ли соответствовало действительности.

Как она там оказалась, было немного непонятно. Ее Щенок исчез в огромной толпе незнакомых людей — больше, чем, по ее мнению, могло существовать одновременно, — и она побежала за ним вверх по ступенькам. Один за другим люди услужливо указывали наверх. Женщина в желтом сказала, что видела мужчину с собакой, который направлялся к причудливому месту. Элиза поднялась на десять уровней, пока не достигла стометровой площадки.

На площадке стояли двое мужчин и пускали дым из носа. Они сказали, что здесь только что прошел человек с собакой. Они помахали ей рукой и пригласили войти внутрь.

Уровень сто в ее доме представлял собой страшную пустошь с узкими проходами и пустыми комнатами, заваленными мусором, обломками и крысами. Здесь было все то же самое, но в то же время полно людей и животных, все кричат и поют. Здесь было много ярких красок и ужасных запахов, люди вдыхали и выдыхали дым, который держали в пальцах и разжигали маленькими искорками. Там были мужчины, у которых на лицах была краска. Женщина, одетая во все красное, с хвостом и рогами, помахала Элизе рукой, чтобы та вошла в палатку, но Элиза повернулась и побежала.

Она бежала от одного испуга к другому, пока совсем не заблудилась. Повсюду были колени, на которые можно было наткнуться. Теперь она уже не искала Щенка, а просто хотела выбраться. Она заползла под прилавок и заплакала, но это ни к чему не привело. Зато она увидела вблизи толстое и безволосое животное, которое издавало звуки, похожие на храп Риксона. Это животное вели прямо мимо нее с веревкой на шее. Элиза вытерла глаза и достала свою книгу, просматривая картинки, пока не смогла назвать это животное свиньей. Называть вещи всегда помогало. После этого они уже не казались такими страшными.

Именно Риксон заставил ее снова двигаться, хотя его и не было рядом. Элиза слышала его громкий голос, разносившийся по Диким Землям и говоривший ей, что бояться нечего. Они с близнецами отправляли ее на задания в кромешную тьму, когда она только-только научилась ходить. Они посылали ее за ежевикой, сливами и лакомствами у лестницы, когда вокруг еще были люди, которых можно было бояться. «Самые маленькие — самые безопасные», — говорил ей Риксон. Это было много лет назад. Она уже не была такой маленькой.

Она отложила книгу и решила, что темный Дикий лес с его лиственными пальцами, расчесывающими ее шею, щелканьем насосов и стуком зубов хуже нарисованных людей, выпускающих дым из носа. С заплаканным лицом она выползла из-под прилавка и зашаталась на коленях. Постоянно сворачивая направо — а именно в этом заключалась хитрость передвижения по Диким Землям в темноте, — она оказалась в задымленном коридоре с громким шипением и запахом, напоминающим запах вареной крысы.

«Эй, малышка, ты заблудилась?»

Мальчик с коротко остриженными волосами и ярко-зелеными глазами изучал ее с края будки. Он был старше ее, но не намного. Такой же крупный, как близнецы. Элиза покачала головой. Она передумала и кивнула.

Мальчик засмеялся. «Как тебя зовут?»

«Элиза», — сказала она.

«Это необычное имя».

Она пожала плечами, не зная, что сказать. Мальчик заметил, как она смотрит на мужчину, стоящего за ним, который подцепляет большой вилкой полоски шипящего мяса.

«Ты голодна?» — спросил мальчик.

Элиза кивнула. Она всегда была голодна. Особенно когда ей было страшно. Но, возможно, это было потому, что она пугалась, когда шла искать еду, и шла искать еду, когда была голодна. Трудно вспомнить, что было первым. Мальчик исчез за прилавком. Он вернулся с толстым куском мяса.

«Это крыса?» спросила Элиза.

Мальчик засмеялся. «Это свинья».

Элиза скривила лицо, вспомнив животное, которое хрюкало на нее раньше. «А на вкус она похожа на крысу?» — спросила она, полная надежды.

«Скажешь это погромче, и мой папа снимет с тебя шкуру. Ты хочешь или нет?» Он протянул полоску мяса. «Полагаю, у тебя нет двух читов».

Элиза приняла мясо, но ничего не сказала. Она откусила маленький кусочек, и во рту у нее взорвались маленькие взрывы счастья. Это было лучше, чем крыса. Мальчик изучал ее.

«Ты ведь из Мидов, не так ли?»

Элиза покачала головой и откусила еще кусочек. «Я из Хранилища -17», — сказала она, прожевав. Ее рот был полон слюны. Она посмотрела на мужчину, который готовил полоски мяса. Маркус и Майлз должны быть рядом, чтобы попробовать.

«Ты имеешь в виду семнадцатый уровень?» Мальчик нахмурился. «Ты не похожа на верхнего. Нет, слишком грязна, чтобы быть верхней».

«Я из другого бункера», — сказала Элиза. «К западу отсюда».

«А что такое „запад“?» — спросил мальчик.

«Запад. Там, где садится солнце».

Мальчик весело посмотрел на нее.

«Солнце. Оно восходит на востоке и заходит на западе. Вот почему карты направлены вверх. Они указывают на север». Она подумала о том, чтобы достать свою книгу и показать ему карты мира, объясняя, как солнце ходит вокруг, но ее руки были в жире, и в любом случае мальчик не выглядел заинтересованным. «Они раскопали и спасли нас», — объяснила она.

При этом глаза мальчика расширились. «Раскопки. Ты из другого бункера. Это правда?»

Элиза доела свиную полоску и облизала пальцы. Кивнула.

Мальчик толкнул ее рукой. Элиза вытерла ладонь о бедро и схватила его за руку.

«Меня зовут Шоу», — сказал он. «Хочешь еще кусочек свинины? Подойди к прилавку. Я познакомлю тебя со своим отцом. Эй, па, я хочу тебя кое с кем познакомить».

«Я не могу. Я ищу Щенка».

Шоу скривил лицо. «Щенка? Тебе нужен соседний зал». Он кивнул в указанном направлении. «Да ладно, свинья гораздо лучше. Собака жует, как крыса, а щенок просто дороже собаки, но на вкус такой же».

Элиза замерла. Проходившая мимо свинья с веревкой на шее, возможно, была домашним животным. Может быть, они ели домашних животных, как Маркус и Майлз всегда хотели держать крысу для развлечения, даже когда все остальные были голодны. «Они едят щенков?» — спросила она мальчика.

«Если у тебя есть читы, то конечно». Шоу схватил ее за руку. «Пойдем со мной к грилю. Я хочу познакомить тебя с моим отцом. Он говорит, что вы все не настоящие».

Элиза отстранилась. «Я должна найти своего Щенка». Она повернулась и побежала сквозь толпу в том направлении, куда кивнул мальчик.

«Что значит „Щенка“?» — крикнул он ей вслед.

Обойдя ряд ларьков, Элиза нашла еще один прокуренный зал. Еще больше пахло крысой на палочке на открытом огне. Старуха боролась с птицей, из ее кулаков торчали два сердитых крыла. Элиза наступила в какашки и чуть не поскользнулась. Странности вокруг растаяли при мысли о том, что ее Щенка больше нет. Она услышала, как кто-то кричит о собаке, и поискала голос. Мальчик постарше, вероятно, ровесник Риксона, держал в руках кусок красного мяса — огромный кусок с белыми полосками, похожими на кости. Там была ручка и таблички с цифрами. Люди из толпы останавливались, чтобы заглянуть внутрь. Некоторые из них показывали на ручку и задавали вопросы.

Элиза пробилась сквозь толпу на звук тявканья. В загоне находились живые собаки. Приподнявшись на цыпочки, она смогла разглядеть сквозь щели почти весь верх. Огромное животное размером со свинью бросилось к забору и зарычало на нее, отчего забор задрожал. Это была собака, но с веревкой вокруг пасти, чтобы она не могла открыться. Элиза почувствовала, как горячее дыхание вырывается из ее носа. Она отползла в сторону, чтобы не мешать всем.

Сзади был загон поменьше. Элиза прошла мимо стойки, где двое молодых людей обслуживали дымящийся гриль. Они стояли спиной друг к другу. Они что-то взяли у женщины и протянули ей пакет. Элиза ухватилась за верхнюю часть небольшой ограды и заглянула за нее. Там лежала на боку собака, а ее живот ели пять — нет, шесть маленьких зверьков. Сначала она подумала, что это крысы, но это были крошечные щенки. По сравнению с ними ее Щенок казался взрослой собакой. И они не ели собаку, а сосали, как ребенок Ханны сосал ее грудь.

Элиза была так зациклена на крошечных зверьках, что не заметила, как животное у основания забора бросилось на нее, пока не стало слишком поздно. Черный нос и розовый язык подпрыгнули и зацепили ее за челюсть. Она заглянула по другую сторону забора и увидела Щенка, который снова бросился на нее.

Элиза вскрикнула. Перегнувшись через забор, она обеими руками вцепилась в животное, как вдруг кто-то схватил ее сзади.

«Не думаю, что ты сможешь позволить себе это», — сказал один из мужчин за прилавком.

Элиза извивалась в его хватке и пыталась удержать Щенка.

«Полегче», — сказал мужчина. «Отпусти его».

«Отпустите меня!» крикнула Элиза.

Щенок выскользнул из ее хватки. Элиза вывернулась, ремень ее сумки перекинулся через голову. Она упала к ногам мужчины, поднялась и снова потянулась за Щенком.

«Ну, давай», — услышала она слова мужчины.

Элиза перелезла через забор и снова схватила своего питомца. Щенок заскреб лапами по забору, пытаясь помочь. Его передние лапы перекинулись через ее плечо, а мокрый язык провел по уху. Элиза повернулась и увидела возвышающегося над ней мужчину с окровавленным белым куском ткани, повязанным на груди, и ее Книгой Памяти в его руках.

«Что это?» — спросил он, листая страницы. Несколько свободных листов вырвались на свободу, и он судорожно схватился за них.

«Это моя книга», — сказала Элиза. «Отдайте ее».

Мужчина посмотрел на нее сверху вниз. Щенок лизнул ее в лицо.

«Поменяю на это», — сказал он, указывая на Щенка.

«Они оба мои», — настаивала она.

«Нет, я заплатил за этого уродца. Но это подойдет». Он взвесил ее книгу в руках, затем протянул руку и вывел Элизу из будки обратно в переполненный зал.

Элиза потянулась за книгой. Ее сумка осталась позади. Щенок укусил ее за руку и едва не вырвался на свободу. Она плакала, понимая, что визжит, требуя, чтобы мужчина вернул ей ее вещи. Он показал зубы и схватил ее за волосы, теперь он был зол. «Рой! Хватай эту девчонку!» Мальчик с улицы, кричавший «собака» всем, кто проходил мимо, направился к ней. Щенок был почти свободен. Она снова теряла хватку, и мужчина собирался вырвать у нее волосы.

Потеряв Щенка, Элиза завизжала, когда мужчина поднял ее с земли. Потом была вспышка, как будто собака набросилась, но мимо пролетел коричневый комбинезон, а не коричневый мех, и крупный мужчина, хрюкнув, упал на землю. Элиза покатилась следом.

Он больше не хватался за ее волосы. Элиза увидела свою сумку. Свою книгу. Она схватила и то, и другое, сжимая в горсти свободные страницы. Шоу был там, мальчик, который кормил ее свиньей. Он подхватил Щенка и улыбнулся Элизе.

«Беги», — сказал он, сверкнув зубами.

Элиза побежала. Она мчалась от мальчика по залу, отскакивая от людей в толпе. Оглянувшись через плечо, она увидела, что Шоу бежит за ней, а Щенок прижимается к его груди, перевернувшись на спину и подняв лапы вверх. Толпа зашумела, освобождая место, когда мужчины из ларька устремились за ними.

«Сюда!» крикнул Шоу, смеясь, когда обогнал Элизу и свернул за угол. Из ее глаз потекли слезы, но Элиза тоже смеялась. Смеялась, была напугана и счастлива, что у нее есть книга, питомец, побег и этот мальчик, который был добрее к ней, чем близнецы. Они проскочили под другим прилавком — пахло свежими фруктами — и кто-то закричал им вслед. Шоу пробежала через темную комнату с незаправленными кроватями, через кухню, где женщина готовила еду, и снова вбежал в другой ларек. Высокий мужчина со смуглой кожей замахнулся на них лопаткой, но они уже были в толпе, бежали, смеялись, пританцовывали…

И тут кто-то в толпе схватил его. Большие и сильные руки подбросили мальчика в воздух. Элиза споткнулась. Шоу брыкался и кричал на этого человека, и, подняв голову, Элиза увидела, что его держит Соло. Он улыбался Элизе сквозь густую бороду.

«Соло!» завизжала Элиза. Она схватила его за ногу и сжала.

«У этого мальчика что-то твое?» — спросил он.

«Нет, это друг. Опусти его». Она оглядела толпу в поисках следов преследующих их мужчин. «Нам пора идти», — сказала она Соло. Она еще раз сжала его ногу. «Я хочу домой».

Соло погладил ее по голове. «А мы как раз туда и направляемся».

Элиза позволила Соло нести свою сумку и книгу, а сама прижалась к Щенку. Они пробрались сквозь толпу, вышли из странного места и вернулись к лестнице. Шоу следовал за ними, даже после того, как Соло сказал мальчику, чтобы он возвращался к своей семье. Когда Элиза и Соло спускались по лестнице, чтобы найти остальных, она то и дело оглядывалась назад, чтобы увидеть Шоу в коричневом комбинезоне, выглядывающего из-за центрального столба или сквозь перила лестничной площадки наверху. Она подумала, не сказать ли Соло, что он все еще там, но не стала этого делать.

Несколькими уровнями ниже носильщик догнал их и передал сообщение. Джуэл спускалась вниз и искала их. Она заставила половину носильщиков искать Элизу. А Элиза так и не узнала, что она пропала.

Пока они ждали на следующей площадке, Соло приготовил ей напиток из своей фляги. Она налила небольшую лужицу в его старые и морщинистые руки, и Щенок благодарно лакал. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем появилась Джуэл, но когда она пришла, раздался гром торопливых шагов. Площадка задрожала. Джуэл была вся в поту и запыхалась, но Соло, казалось, это не волновало. Они обнялись, и Элиза задалась вопросом, отпустят ли их когда-нибудь. Люди приходили и уходили с площадки, провожая их веселыми взглядами. Джуэл и улыбалась, и плакала, когда они наконец отпустили друг друга. Она что-то сказала Соло, и наступила его очередь плакать. Оба они посмотрели на Элизу, и она поняла, что это секреты или что-то плохое. Джуэл подняла ее на руки, поцеловала в щеку и обнимала до тех пор, пока не стало трудно дышать.

«Все будет хорошо», — сказала она Элизе. Но Элиза не понимала, в чем дело.

«Я вернула Щенка», — сказала она. И тут она вспомнила, что Джуэл не знает о ее новом питомце. Она посмотрела вниз и увидела, что Щенок пописал на ботинок Джуэл, что, должно быть, означало приветствие.

«Собака», — сказала Джуэл. Она сжала плечо Элизы. «Ты не можешь ее оставить. Собаки опасны».

«Она не опасна!»

Щенок лизнул руку Элизы. Элиза отстранилась и погладила Щенка по голове.

«Ты купила его на базаре? Вы туда ходили?» Джуэл посмотрела на Соло, который кивнул. Джуэл глубоко вздохнула. «Ты не можешь брать вещи, которые тебе не принадлежат. Если ты взяла его у торговца, его придется вернуть».

«Щенок пришел из Глубины», — сказала Элиза. Она наклонилась и обняла собаку. «Он пришел из Механического. Мы можем вернуть его туда. Но не в странный мир. Мне жаль, что я взяла его». Она прижала к себе Щенка и подумала о человеке, держащем красное мясо с белыми ребрами. Джуэл снова повернулась к Соло.

«Он не с базара», — подтвердил Соло. «Она взяла его из ящика в Механическом».

«Отлично. Мы разберемся с этим позже. Нам нужно догнать остальных».

Элиза заметила, что все они устали, включая ее и Щенка, но они все равно отправились в путь. Взрослым, казалось, не терпелось спуститься вниз, и Элиза, увидев этот странный процесс, почувствовала то же самое. Она сказала Джуэл, что хочет домой, и Джуэл ответила, что именно туда они и направляются. «Мы должны сделать все так, как было раньше», — сказала Элиза им обоим.

Почему-то это рассмешило Джуэл. «Ты слишком молода, чтобы ностальгировать», — сказала она.

Элиза спросила, что значит «ностальгировать», и Джуэл ответила: «Это когда тебе кажется, что прошлое было лучше, чем на самом деле, только потому, что настоящее так отвратительно».

«Я часто ностальгирую», — заявила Элиза.

И Джуэл, и Соло рассмеялись над этим. Но потом они стали выглядеть грустными. Элиза часто ловила их на том, что они так смотрят друг на друга, а Джуэл все время вытирала глаза. Наконец, Элиза спросила их, в чем дело.

Они остановились на середине лестницы и рассказали ей. Рассказали о Маркусе, который поскользнулся на перилах, когда эта безумная толпа сбила ее с ног, а Щенок убежал. Маркус упал и умер. Элиза смотрела на перила рядом с собой и не понимала, как Маркус мог перескользнуть через такие высокие перила. Она не понимала, как это произошло, но знала, что это было похоже на то, когда их родители ушли и не вернулись. Так и было. Маркус больше никогда не придет в Дикие земли со смехом. Она вытерла лицо и пожалела Майлза, который больше не был близнецом.

«Так вот почему мы возвращаемся домой?» — спросила она.

«Это одна из причин», — ответила Джуэл. «Мне не следовало приводить тебя сюда».

Элиза кивнула. С этим нельзя было поспорить. Вот только у нее теперь был Щенок, а Щенок пришел отсюда. И что бы она ни говорила Джуэл, Элиза не собиралась его возвращать.

Джульетта позволила Элизе вести ее за собой. Ее ноги болели от бега вниз; она не раз чуть не потеряла опору. Теперь она жаждала увидеть детей вместе и дома, не переставая винить себя за то, что случилось с Маркусом. Шли минуты, полные сожалений, и тут раздался звонок по радио.

«Джулс, ты там?»

Это была Ширли, и голос у нее был расстроенный. Джульетта сняла рацию с пояса. Должно быть, Ширли была с Уокером и пользовалась одним из его комплектов. «Идите вперед», — сказала она. Держась за поручень, она последовала за Элизой и Соло. Мимо протиснулись носильщик и молодая пара, направлявшаяся в другую сторону.

«Что, черт возьми, происходит?» спросила Ширли. «У нас тут только что прошла толпа. Фрэнки завалили у ворот. Он в лазарете. И еще два-три десятка человек направляются через этот ваш проклятый туннель. Я на это не подписывалась».

Джульетта поняла, что это та же группа, которая привела к смерти Маркуса. Джимми повернулся и посмотрел на радио. Джульетта уменьшила громкость, чтобы Элиза не слышала.

«Что ты имеешь в виду, говоря о еще двух-трех десятках? Кто там еще?» спросила Джульетта.

«Твоя команда по раскопкам, например. Несколько механиков из третьей смены, которые должны спать, но хотят посмотреть, что на той стороне. И комитет по планированию, который ты послала».

«Комитет по планированию?» Джульетта замедлила шаг.

«Да. Они сказали, что ты их послала. Сказали, что можно осмотреть раскопки. У них была записка из твоего офиса».

Джульетта вспомнила, что Марша что-то говорила об этом перед ратушей. Но она была занята костюмами.

«Ты их не посылала?» спросила Ширли.

«Может быть, и посылала», — призналась Джульетта. «Но эта другая группа, толпа, мой отец с ними столкнулся по пути вниз. Один человек погиб».

На другом конце повисло молчание. А потом: «Я слышала, что у нас было падение. Не знала, что это связано. Говорю тебе, я уже близка к тому, чтобы отвести всех назад и закрыть эту тему. Все вышло из-под контроля, Джулс».

Я знаю, подумала Джульетта. Но не стала об этом говорить. Не произнесла это вслух. «Я скоро буду там. Уже иду».

Ширли ничего не ответила. Джульетта пристегнула рацию к поясу и выругалась про себя. Джимми отступил назад, чтобы поговорить с ней, позволив Элизе пройти дальше.

«Мне очень жаль, что все так получилось», — сказала ему Джульетта.

Они вдвоем молча прошли до поворота лестницы.

«Люди в туннеле, я видел, как некоторые из них брали то, что им не принадлежало», — сказал Джимми. «Когда нас привезли, было темно, но я видел, как люди переносили трубы и оборудование из моего бункера в этот. Как будто так и было задумано все это время. Но потом ты сказала, что мы собираемся восстановить мой дом. А не использовать его для запасных частей».

«Да. Так и есть. Я действительно хочу его восстановить. Как только мы приедем туда, я поговорю с ними. Они не будут брать запчасти».

«Значит, ты не сказал им, что все в порядке?»

«Нет. Я… возможно, я сказала им, что имеет смысл прийти за тобой и детьми, что дополнительный бункер будет означать определенные… резервы…»

«Это и есть запасной вариант».

«Я поговорю с ними. Я обещаю. В конце концов, все будет хорошо».

Некоторое время они шли молча.

«Да», — наконец сказал Соло. «Ты все время это говоришь»

Хранилище 1

Шарлотта проснулась в темноте, влажная от пота. Холодно. Металлический настил был холодным. Лицо болело от долгого лежания на стали. Вытащив из-под себя онемевшую руку, она потерла лицо, ощутив на нем следы от алмазного напыления.

Нападение на Донни вернулось, как смутный сон. Она свернулась калачиком и ждала. Как-то сдерживала слезы. И то ли обессилев от усилий, то ли боясь пошевелиться, в конце концов, она поддалась сну.

Прежде чем раздвинуть брезент, она прислушалась, нет ли шагов или голосов. Снаружи была кромешная тьма. Так же черно, как и под дроном. Как птенец из гнезда, она выползла из-под металлической птицы: суставы затекли, в груди тяжесть, вокруг жуткое одиночество.

Ее рабочий фонарь был где-то под брезентом. Она расчехлила дрон, пошарила вокруг, нащупала инструменты, сбила и с шумом разбросала набор трещоток. Вспомнив о фаре дрона, она нащупала внутри открытую панель доступа, нашла контрольный выключатель и нажала на него. Перед клювом птицы расстелился золотистый ковер. Этого оказалось достаточно, чтобы найти свой рабочий фонарь.

Она схватила его и большой гаечный ключ. Теперь она уже не была в безопасности. В лагерь залетел снаряд, сравнял с землей палатку, унес соседа по койке. В любой момент может прилететь еще один.

Она направила фонарик в сторону лифтов, боясь, что они могут выпустить кого-то без предупреждения. В тишине она слышала биение своего сердца. Шарлотта повернулась и направилась в конференц-зал, туда, где она видела брата в последний раз.

На полу не было никаких следов борьбы. Внутри конференц-зала на столе все еще были разбросаны записи. Может быть, не так много, как раньше. А несколько корзин, разбросанных по стульям, исчезли. Кто-то плохо убрал за собой. Кто-то должен был вернуться.

Шарлотта погасила свет и повернулась, чтобы уйти. Проходя через то место, где на него напали, она увидела на стене брызги крови. Она почувствовала, как рыдания, с которыми она боролась перед тем, как заснуть, поднимаются и сжимают горло, и подумала, жив ли еще ее брат. Она представила себе, как мужчина с белыми волосами стоит там, бьет ногами и пинает его, в нем клокотала неистовая ярость. И теперь у нее никого не было. Она поспешила через темный склад к светящемуся дрону. Ее вытащили из сна, показали страшный мир, и теперь она осталась одна.

Свет из клюва дрона разлился по полу и осветил дверь.

Не совсем одна.

Шарлотта собралась с духом. Она потянулась к панели доступа и выключила фару дрона. Аккуратно переложила брезент. Оставлять все без присмотра было нельзя — она всегда должна была предполагать, что к ней могут прийти гости. Покачивая рабочим фонарем, она направилась к двери, остановилась и вернулась за сумкой с инструментами. Дрон теперь был на втором плане. Взяв инструменты и фонарь, она поспешила мимо казармы в конец коридора, в летную комнату. На верстаке у дальней стены стояло радио, собранное за несколько последних недель. Оно работало. Они с братом слушали разговоры из далеких миров. Может быть, есть способ заставить его передавать сигнал? Она порылась в запасных частях, которые он оставил для нее, в надежде найти их. Если ничего другого нет, она могла бы послушать. Может быть, она сможет узнать, что они с ним сделали. Может быть, она сможет услышать его — или связаться с другой душой.

При каждом кашле ребра Дональда казалось разлетались на тысячи осколков. Эти осколки пронзали его легкие и сердце, посылали приливную волну вверх по позвоночнику. Он был уверен, что все это происходит внутри его тела, эти бомбы из костей и нервов. Ему уже не хватало простой пытки — горящих легких и обжигающего горла. Его ушибленные и треснувшие ребра теперь были насмешкой над прежними мучениями. Вчерашние страдания превратились в ностальгическую нежность.

Он лежал на своей койке, истекая кровью, в синяках, не надеясь на спасение. Дверь была нараспашку, а пространство над потолочными панелями вело в никуда. Он не думал, что находится на административном уровне. Может быть, охрана. Может быть, жилые помещения. Или в каком-то незнакомом месте. Коридор снаружи оставался жутко тихим. Возможно, сейчас глубокая ночь. Стук в дверь жестоко бил по больным ребрам, а от крика болело горло. Но хуже всего было представлять, во что он втянул свою сестру, что с ней будет дальше. Когда вернутся охранники или Турман, он должен был сказать им, что она там, внизу, и умолять их о милосердии. Она была для Турмана как дочь, и Дональд был единственным, кто виноват в том, что разбудил ее. Турман должен был это понять. Он положит ее обратно под землю, где она будет спать до тех пор, пока не наступит конец для всех них. Это было бы к лучшему.

Прошло несколько часов, пока он не почувствовал, как опухают синяки, а сердце запульсировало в десятке мест. Дональд метался и ворочался, и день и ночь стали еще менее различимы в этом закопченном склепе. Его одолевал лихорадочный пот, рожденный скорее сожалением и страхом, чем инфекцией. Ему снились кошмары о горящих промороженных капсулах, об огне, льде и пыли, о плавящейся плоти и превращающихся в порошок костях.

Проваливаясь в сон, он видел другой сон. Холодная ночь на просторах океана, корабль, который тонет, под его ногами палуба, содрогающаяся от морской стихии. Руки Дональда примерзли к штурвалу корабля, его дыхание было как в тумане. Волны плескались о поручни, а его команда погружалась все глубже и глубже. А вокруг него на воде горели спасательные шлюпки. Все женщины и дети сгорали там, крича, запертые в спасательных шлюпках, похожих на криоподы, которым не суждено было добраться до берега.

Дональд видел это сейчас. Он видел это как наяву — задыхаясь, кашляя, обливаясь потом, — так и во сне. Он вспомнил, как однажды подумал, что женщин отложили в сторону, чтобы не было из-за чего драться. Но все было наоборот. Они были там для того, чтобы остальным было за что бороться. Кого-то спасать. Именно ради них мужчины работали в эти темные смены, спали этими темными ночами, мечтая о том, чего никогда не будет.

Он закрыл рот, перевернулся в постели и закашлялся кровью. Кого-то надо спасать. Глупость человека — глупость взорванных шахт, которые он помогал строить, — это предположение, что все нужно спасать. Их следовало оставить самих по себе — и людей, и планету. Человечество имело право на вымирание. Именно так и поступила жизнь: она вымерла. Она освобождала место для следующей очереди. Но отдельные люди часто выступали против естественного порядка вещей. У них были свои незаконно клонированные дети, свои нанопроцедуры, свои запчасти и свои криоподы. Отдельные люди, такие как те, кто делал это.

Приближение шагов означало, что пора поесть, что пора заканчивать этот бесконечный кошмар, когда засыпаешь от диких мыслей, а просыпаешься от телесной боли. Это должен был быть завтрак, потому что он умирал от голода. Это означало, что он не спал всю ночь. Он ожидал увидеть того же охранника, который доставил ему последний ужин, но дверь распахнулась, и перед ним предстал Турман. За его спиной стоял неулыбчивый мужчина в серебристой форме. Турман вошел один и закрыл дверь, уверенный, что Дональд не представляет для него никакой угрозы. Он выглядел лучше, подтянутее, чем накануне. Возможно, больше времени провел в сознании. Или в его кровь хлынул поток новых врачей.

«Как долго вы меня здесь держите?» — спросил Дональд, приподнимаясь. Его голос был хриплым и далеким, как шум осенних листьев.

«Недолго», — сказал Турман. Старик оттащил сундук от изножья кровати и сел на него. Он пристально изучал Дональда. «Тебе осталось жить всего несколько дней».

«Это медицинский диагноз? Или приговор?»

Турман поднял бровь. «И то, и другое. Если мы оставим тебя здесь и не будем лечить, ты умрешь от воздуха, которым дышишь. Вместо этого мы помещаем тебя под наркоз».

«Боже сохрани, если вы избавите меня от страданий».

Турман, казалось, обдумывал это. «Я думал о том, чтобы дать тебе умереть здесь. Я знаю, какую боль ты испытываешь. Я мог бы подлатать тебя или позволить тебе разрушиться до конца, но у меня не хватит духу ни на то, ни на другое».

Дональд попытался рассмеяться, но было слишком больно. Он потянулся к стакану с водой, стоявшему на подносе, и сделал глоток. Розовая спираль крови заплясала на поверхности, когда он опустил стакан.

«Ты был занят в последнюю смену», — сказал Турман. «Пропали беспилотники и бомбы. Мы разбудили нескольких человек, которые недавно находились в замороженном состоянии, чтобы собрать воедино твои творения. Ты хоть понимаешь, чем ты рисковал?»

В голосе Турмана прозвучало нечто худшее, чем гнев. Дональд сначала не мог понять, что это. Не разочарование. Это не была ярость. Ярость исчезла из его сапог. Это было что-то приглушенное. Это было что-то похожее на страх.

«Чем я рисковал?» спросил Дональд. «Я убирал за тобой». Он выплеснул воду, отдавая честь своему старому наставнику. «Бункеры, которые ты повредил. Та шахта, которая потемнела за все эти годы. Она все еще была там…»

«Хранилище сорок. Я знаю».

«И семнадцатое». Дональд прочистил горло. Он схватил с подноса краюху хлеба и откусил сухой кусок, жевал до боли в челюстях, запивая его водой, пропитанной кровью. Он знал так много, чего не знал Турман. В этот момент ему пришло в голову следующее. Все эти разговоры с людьми 18 лет, время, проведенное над чертежами и записями, недели, проведенные в размышлениях о том, как все собрать воедино, как быть главным. В своем нынешнем состоянии он понимал, что в поединке с Турманом ему не сравниться, но все равно чувствовал себя сильнее. Именно благодаря своим знаниям он так себя чувствовал. «Семнадцатое не умерло», — сказал он, откусив еще кусочек хлеба.

«Так я и понял».

Дональд жевал.

«Сегодня я отключаю восемнадцатое», — тихо сказал Турман. «Чего нам стоил этот объект…» Он покачал головой, и Дональд подумал, не вспоминает ли он Виктора, главу руководителей, который разнес себе голову из-за восстания, произошедшего там. В следующее мгновение до него дошло, что люди, на которых он возлагал столько надежд, теперь тоже исчезли. Все время, потраченное на контрабанду запчастей в Шарлотту, мечты о конце бункеров, надежды на будущее под голубым небом — все это было напрасно. Проглотив хлеб, он почувствовал, что он несвежий.

«Почему?» — спросил он.

«Ты знаешь, почему. Ты ведь разговаривал с ними, не так ли? Что, по-твоему, должно было стать с этим местом? О чем ты думал?» В голосе Турмана появились первые нотки гнева. «Ты думал, что они спасут тебя? Что кто-то из нас может спастись? О чем, черт возьми, ты думал?»

Дональд не собирался отвечать, но ответ пришел рефлекторно, как кашель: «Я думал, что они заслуживают большего, чем это. Я думал, что они заслуживают шанса…»

«Шанс на что?» Турман покачал головой. «Это не имеет значения. Мы достаточно планировали». Последнее он пробормотал про себя. «Обидно, что мне вообще приходится спать, что я не могу быть здесь, чтобы управлять всем. Это все равно, что посылать дронов наверх, когда ты сам должен быть там, держа руку на руле». Турман погрозил кулаком. Он некоторое время изучал Дональда. «Ты уходишь под воду утром. Это далеко не то, чего ты заслуживаешь. Но прежде чем избавлюсь от тебя, я хочу, чтобы ты рассказал мне, как ты это сделал, как ты оказался здесь с моим именем. Я не могу допустить, чтобы это повторилось…»

«Значит, теперь я представляю угрозу». Дональд сделал еще один глоток воды, заглушая раздражение в горле. Он попытался сделать глубокий вдох, но боль в груди заставила его сжаться вдвое.

«Ты — нет, но следующий человек, который это сделает, может им стать. Мы пытались продумать все, но всегда знали, что самое слабое место, самая большая слабость любой системы — это бунт сверху».

«Как в двенадцатом Хранилище», — сказал Дональд. Он вспомнил, как упала эта шахта, как темная тень появилась из ее серверной. Он был свидетелем этого, покончил с этим бункером, написал отчет. «Как вы могли не ожидать того, что там произошло?» — спросил он.

«Мы ожидали. Мы все предусмотрели. Вот почему у нас есть запасные части. Именно поэтому у нас есть Обряд — шанс испытать душу человека, ящик, в который можно положить наши бомбы замедленного действия. Ты еще слишком молод, чтобы понять это, но самая сложная задача, которую человечество когда-либо пыталось решить — и которая нам так и не удалась — это как передать верховную власть из одних рук в другие». Турман раскинул руки. Его постаревшие глаза сверкнули, в нем вновь проснулся политик. «До сих пор мы решали эту проблему с помощью криоподов и смен. Власть временна, и она никогда не покидает одни и те же руки. Передачи власти не существует».

«Поздравляю», — сплюнул Дональд. И вспомнил, как однажды предложил Турману стать президентом, а Турман ответил, что это будет понижением. Теперь Дональд это понял.

«Да. Это была хорошая система. Пока ты не сумел ее подмять под себя».

«Я расскажу тебе, как я это сделал, если ты мне кое-что ответишь». Дональд прикрыл рот рукой и закашлялся.

Турман нахмурился и подождал, пока он остановится. «Ты умираешь», — сказал он. «Мы положим тебя в ящик, и ты сможешь мечтать до самого конца. Что же ты хочешь узнать?»

«Правду. У меня ее так много, но все же есть несколько дыр. Они болят сильнее, чем дыры в моих легких».

«Сомневаюсь в этом», — сказал Турман. Но он, казалось, обдумывал предложение. «Что ты хочешь узнать?»

«Серверы. Я знаю, что на них находится. Все подробности жизни каждого в бункере, где он работает, чем занимается, как долго живет, сколько у него детей, что он ест, куда ходит, все. Я хочу знать, для чего это нужно».

Турман изучал его. Он молчал.

«Я нашел процентные соотношения. Список, который перемешивается. Это шансы, что эти люди выживут, когда их освободят, не так ли? Но откуда оно знает?»

«Оно знает», — сказал Турман. «И вот что, по-твоему, делают бункеры?»

«Я думаю, что идет война, да. Война между всеми этими бункерами, и только один из них победит».

«Тогда что тебе нужно от меня?»

«Я думаю, что есть что-то еще. Скажи мне, и я расскажу тебе, как я занял твое место». Дональд сел и обнял себя за голени, пока приступ кашля терзал его горло и ребра. Турман подождал, пока он закончит.

«Серверы делают то, что ты говоришь. Они следят за всеми этими жизнями и взвешивают их. Они также принимают решения о проведении лотерей, что означает, что мы можем формировать этих людей самым реальным образом. Мы увеличиваем наши шансы, позволяем лучшим процветать. Вот почему шансы растут тем больше, чем дольше мы этим занимаемся».

«Конечно». Дональд чувствовал себя глупо. Он должен был знать. Он слышал, как Турман снова и снова говорил, что они ничего не оставляют на волю случая. А разве лотерея не была именно такой?

Он поймал взгляд, которым Турман смотрел на него. «Твоя очередь», — сказал он. «Как ты это сделал?»

Дональд прислонился спиной к стене. Он кашлял в кулак, а Турман смотрел на него широко раскрытыми глазами и молчал. «Это была Анна», — сказал Дональд. «Она узнала, что вы планировали. Вы собирались усыпить ее после того, как она закончит помогать вам, и она боялась, что больше никогда не проснется. Вы дали ей доступ к системам, чтобы она могла решить проблему с сороковой. Она подстроила все так, чтобы я занял твое место. И она оставила записку с просьбой о помощи, оставила ее в твоем почтовом ящике. Я думаю, она хотела погубить тебя. Чтобы положить этому конец».

«Нет», — сказал Турман.

«О, да. А я проснулся и не понял, о чем она меня просила. Я узнал об этом слишком поздно. А в это время в сороковом бункере все еще были проблемы. Когда я проснулся и заступил на смену, сороковой…»

«С сороковым уже разобрались», — сказал Турман.

Дональд откинул голову назад и уставился в потолок. «Они заставили тебя так считать. Вот что я думаю. Я думаю, что бункер сорок взломал систему, вот что обнаружила Анна. Они отключили камеры, чтобы мы не могли знать, что происходит: глава IT-отдела, бунт сверху, как ты и говорил. Отключение камер — это момент, когда они стали черными. Но до этого они взломали газовые линии, чтобы мы не могли их убить. А до этого они взломали бомбы, которые должны были обрушить их шахты в случае, если что-то из этого произойдет. Они работали в обратном направлении. К тому моменту, когда они стали черными, они уже были главными. Как я. Как то, что сделала для меня Анна».

«Как они могли…?»

«Может быть, она помогала им, я не знаю. Она помогла мне. И каким-то образом слухи об этом дошли до других. А может быть, к тому времени, когда Анна закончила спасать твою задницу, она поняла, что они были правы, а мы — нет. Может быть, в конце концов, она оставила Бункер Сорок в покое, чтобы они делали все, что захотят. Я считаю, она думала, что они могут спасти нас всех».

Дональд кашлянул и вспомнил все старые саги о героях, о мужчинах и женщинах, борющихся за справедливость, всегда со счастливым концом, всегда против невозможных шансов, всегда в дерьме. Герои не побеждали. Героями становились те, кто побеждал. История рассказывала их историю — мертвые молчали. Все это было чушью.

«Я разбомбил сороковую шахту, прежде чем понял, что происходит», — сказал Дональд. Он смотрел на потолок, ощущая тяжесть всех этих уровней, грязи и тяжелого неба. «Я разбомбил их, потому что мне нужно было отвлечься, потому что мне было все равно. Я убил Анну, потому что она привела меня сюда, потому что она спасла мне жизнь. Я сделал за тебя твою работу оба раза, не так ли? Я подавил два восстания, которых ты не ожидал…»

«Нет». Турман встал. Он возвышался над Дональдом.

«Да», — сказал Дональд. Он смахнул набежавшие слезы и почувствовал, как в его сердце образовалась дыра, где когда-то был гнев на Анну. Теперь там были только вина и сожаление. Он убил ту, которая любила его больше всех, боролась за то, что было правильно. Он никогда не останавливался, чтобы спросить, подумать, поговорить.

«Ты начал это восстание, когда нарушил свои собственные правила», — сказал он Турману. «Когда ты разбудил ее, ты начал это. Ты был слаб. Ты угрожал всему, а я все исправил. И будь ты проклят за то, что послушал ее. За то, что привел меня сюда. За то, что превратил меня в это!»

Дональд закрыл глаза. Он почувствовал щекотку от вытекающих слез, скатывающихся по щекам, и свет сквозь веки дрогнул, когда тень Турмана упала на него. Он приготовился к удару. Откинул голову назад, поднял подбородок и стал ждать. Он думал о Хелен. Он думал об Анне. Он подумал о Шарлотте. И, вспомнив, начал рассказывать Турману о своей сестре и о том, где она пряталась до того, как нанесли эти удары, до того, как его ударили так, как он того заслуживал за помощь этим чудовищам, за то, что на каждом шагу был их невольным орудием. Он начал было рассказывать Турману о Шарлотте, но тут сквозь веки пробился яркий свет, тень метнулась в сторону и сердито хлопнула дверь.

Хранилище 18

Лукас почувствовал, что что-то не так, еще до того, как вставил наушники в гнездо. Красные лампочки над серверами пульсировали, но сейчас было неподходящее время суток. Звонки из «Хранилища -1» поступали как по часам. Этот звонок раздался в разгар ужина. Жужжание и мигание лампочек переместились в его кабинет, а затем в коридор. Симс, старый начальник службы безопасности, разыскал Лукаса в комнате отдыха, чтобы сообщить ему, что кто-то выходит на связь, и первой мыслью Лукаса было, что у их таинственного благодетеля есть для них предупреждение. А может быть, он звонит, чтобы поблагодарить их за то, что они наконец-то прекратили раскопки.

В гарнитуре раздался щелчок — соединение было установлено. Свет над головой прекратил свое адское мигание. «Алло?» — сказал он, переводя дыхание.

«Кто это?»

Кто-то другой. Голос был тот же, но слова были не те. Почему этот человек не знает, кто он такой?

«Это Лукас. Лукас Кайл. Кто это?»

«Позвольте мне поговорить с начальником вашего бункера».

Лукас выпрямился. «Я — глава этой шахты. Восемнадцатый бункер Операции Пятьдесят Мирового Порядка. С кем я говорю?»

«Вы говорите с человеком, который придумал этот мировой порядок. А теперь дайте мне руководителя. У меня здесь… Бернард Холланд».

Лукас чуть не проболтался, что Бернард мертв. Все знали, что Бернард мертв. Это был факт жизни. Он видел, как тот сгорел, вместо того чтобы выйти на очистку, видел, как тот сгорел, вместо того чтобы позволить спасти себя. Но этот человек этого не знал. И сложность жизни на другом конце этой линии, этой непогрешимой линии, заставила комнату покачнуться. Боги не были всемогущими. Или они не сидели за одним столом. Или тот, кто называл себя Дональдом, был еще большим негодяем, чем предполагал даже Лукас. Или — как заявила бы Джульетта, будь она там, — эти люди издеваются над ним.

«Бернард… э-э, он сейчас нездоров».

Наступила пауза. Лукас почувствовал, как на лбу и шее выступили капельки пота — жара от серверов и разговора донимала его.

«Как скоро он вернется?»

«Я не уверен. Я могу попытаться найти его для вас?» Его голос прошелестел в конце того, что не должно было быть вопросом.

«Пятнадцать минут», — сказал голос. «После этого все пойдет очень плохо и для вас, и для всех, кто там находится. Очень плохо. Пятнадцать минут».

Связь оборвалась прежде, чем Лукас успел возразить или попросить больше времени. Пятнадцать минут. Комната продолжала шататься. Ему нужна была Жюль. Ему нужен был кто-то, кто притворился бы Бернардом — может быть, Нельсон. И что имел в виду этот человек, когда говорил, что придумал Мировой Порядок? Этого не могло быть.

Лукас поспешил к лестнице и бросился вниз. Схватив с зарядной стойки портативную рацию, он вскарабкался обратно на лестницу. По пути к Нельсону он позвонит Джульетте. Другой голос поможет ему выиграть время, пока он не разберется со всем этим. В каком-то смысле он всегда ожидал этого звонка — кто-то хотел узнать, что, черт возьми, происходит в их бункере, — но его не было. Он ожидал этого звонка, и теперь он застал его врасплох.

«Джулс?» Он поднялся на верхнюю ступеньку лестницы и попробовал включить рацию. Что, если она не ответит? Пятнадцать минут. А что потом? Насколько плохо им может стать в бункере? Другой голос — Дональда — время от времени разбрасывался мрачными и бессодержательными предупреждениями. Но сейчас все было по-другому. Он снова обратился к Джульетте. Его сердце не должно было так колотиться. Он распахнул дверь серверной и помчался по коридору.

«Я могу тебе перезвонить?» спросила Джулс, и рация в его ладони затрещала от ее голоса. «У меня тут кошмар. Пять минут?»

Лукас тяжело дышал. В коридоре он обогнул Симса, который повернулся, чтобы посмотреть, как он уходит. Нельсон должен был быть в лаборатории костюмов. Дональд нажал кнопку передачи. «Вообще-то, мне бы сейчас не помешала помощь. Ты все еще на пути вниз?»

«Нет, я здесь. Только оставила детей с отцом. Я направляюсь к Уокеру, чтобы взять аккумулятор. Ты бежишь? Ты ведь не спустишься сюда?»

Глубокий вдох. «Нет, я ищу Нельсона. Кто-то позвонил, сказал, что ему нужно поговорить с Бернардом, что в противном случае у нас будут проблемы. Джулс, у меня плохое предчувствие».

Он обогнул поворот и увидел, что дверь в лабораторию скафандров открыта. Полоски пломбировочной ленты развевались вокруг косяка.

«Успокойся», — сказала ему Джульетта. «Успокойся. Кто, ты говоришь, звонил? И почему ты ищешь Нельсона?»

«Я хотел попросить его поговорить с этим парнем, притвориться, что он Бернард, чтобы выиграть время. Я не знаю, кто звонит. Похоже, что это один и тот же человек, но это не так».

«Что он сказал?»

«Он сказал, чтобы мы позвали Бернарда, сказал, что это он придумал операцию „Пятьдесят“. Черт возьми, Нельсона здесь нет». Лукас оглядел верстаки и шкафы с инструментами. Он вспомнил, как проходил мимо Симса. У старого начальника службы безопасности был допуск в серверную. Лукас вышел из лаборатории скафандров и поспешил обратно по коридору.

«Лукас, ты ничего не понимаешь».

«Знаю, знаю. Эй, я тебе перезвоню. Мне нужно поймать Симса…»

Он трусцой побежал по коридору. Мимо пролетали офисы, большинство из которых были пустыми — работники, переведенные из IT, или те, кто был на обеде. Заметив Симса, он повернул за угол к пункту охраны.

«Симс!»

Начальник службы безопасности заглянул за угол, вышел в коридор и стал изучать Лукаса, пока тот бежал к нему. Лукасу стало интересно, сколько минут прошло, насколько строгим будет этот человек.

«Мне нужна твоя помощь», — сказал он. Он указал на дверь серверной, которая находилась на стыке двух залов. Симс повернулся и вместе с ним стал изучать дверь.

«Да?»

Лукас ввел свой код и толкнул дверь. Внутри снова горел красный свет. Не может быть, чтобы прошло уже пятнадцать минут. «Мне нужна огромная услуга», — сказал он Симсу. «Слушай, это… сложно, но мне нужно, чтобы ты поговорил кое с кем для меня. Мне нужно, чтобы ты притворился Бернардом. Ты ведь хорошо его знал, верно?»

Симс остановился. «Притвориться кем?»

Лукас повернулся и, схватив крупного мужчину за руку, потащил его за собой. «Нет времени объяснять. Мне просто нужно, чтобы ты отвечал на вопросы этого парня. Это как тренировка. Просто будь Бернардом. Скажи себе, что ты Бернард. Изобрази злость или что-то в этом роде. И уходи со связи как можно быстрее. И вообще, говори как можно меньше».

«С кем я буду говорить?»

«Я потом объясню. Мне просто нужно, чтобы ты справился с этим. Обмани этого парня». Он подвел Симса к открытому серверу и протянул ему наушники. Симс изучал их так, словно никогда не видел. «Просто надень их на уши», — сказал Лукас. «Сейчас я подключу тебя к сети. Это как радио. Помни, ты — Бернард. Постарайся звучать как он, хорошо? Просто будь им».

Симс кивнул. Его щеки были красными, по лбу стекала струйка пота. Он выглядел на десять лет моложе и чертовски нервничал.

«Вот, держи». Лукас вставил шнур в гнездо, подумав, что Симс, пожалуй, подходит для этого даже лучше, чем Нельсон. Это поможет им выиграть время, пока он не разберется, что происходит. Он увидел, как Симс вздрогнул, должно быть, услышав в наушниках приветствие.

«Алло?» — спросил он.

«Уверенно», — прошипел Лукас. Рация в его руке затрещала голосом Джульетты, и он уменьшил громкость, не желая, чтобы его подслушали. Он должен был перезвонить ей.

«Да, это Бернард». Симс говорил через нос, высоко и сдавленно. Это больше походило на женский голос, чем на голос бывшего начальника силосной башни. «Это Бернард», — повторил Симс, уже более настойчиво. Он повернулся к Лукасу и умоляюще посмотрел на него, выглядя абсолютно беспомощным. Лукас замахал рукой по кругу. Симс кивнул, прислушиваясь к чему-то, затем снял гарнитуру.

«Хорошо?» шипел Лукас.

Симс протянул гарнитуру Лукасу. «Он хочет поговорить с тобой. Мне жаль. Он знает, что это не Бернард».

Лукас застонал. Он сунул рацию под мышку, голос Джульетты был тихим и далеким, и надел гарнитуру, мокрую от пота.

«Алло?»

«Ты не должен был этого делать».

«Бернард… Я не смог с ним связаться».

«Он мертв. Это был несчастный случай или его убили? Что там происходит? Кто там командует? У нас здесь нет связи».

«Я главный», — сказал Лукас. Он с болью осознавал, что Симс изучает его. «Здесь все в порядке. Я могу попросить Бернарда позвонить вам…»

«Ты разговаривал с кем-то из присутствующих».

Лукас не ответил.

«Что он тебе сказал?»

Лукас посмотрел на деревянный стул и стопку книг. Симс проследил за его взглядом, и его глаза расширились при виде такого количества бумаги.

«Мы говорили об отчетах населения», — сказал Лукас. «Мы подавили восстание. Да, Бернард был ранен во время боя…»

«У меня здесь есть машина, которая показывает, когда ты врешь».

Лукас почувствовал, что теряет сознание. Это казалось невозможным, но он поверил этому человеку. Он повернулся и рухнул в кресло. Симс настороженно наблюдал за ним. Его начальник службы безопасности мог понять, что здесь что-то не так.

«Мы делаем все, что можем», — сказал Лукас. «Здесь все в порядке. Я — тень Бернарда. Я прошел обряд…»

«Я знаю. Но думаю, что тебя отравили. Мне очень жаль, сынок, но это то, что я должен был сделать давным-давно. Это для всеобщего блага. Мне действительно жаль». И затем, критически и тихо, как бы обращаясь к кому-то другому, голос произнес: «Отключи их».

«Подожди…», — сказал Лукас. Он повернулся к Симсу, и теперь они беспомощно смотрели друг на друга. «Дай мне…»

Не успел он договорить, как над ним раздался шипящий звук. Лукас поднял голову и увидел белое облако, вырывающееся из вентиляционных отверстий. Расширяющийся туман. Он помнил подобные выхлопные газы с тех давних пор, когда его заперли в серверной, а люди из Механической пытались пустить газ, чтобы он задохнулся. Он помнил ощущение, что сейчас задохнется в той комнате. Но этот туман был другим. Он был густым и зловещим.

Лукас натянул нижнюю рубашку на рот и крикнул Симсу, чтобы тот шел за ним. Они бросились через серверную, пробираясь между высокими черными машинами и избегая облака, где только можно. Они добежали до двери, ведущей в IT-отдел, которая, по мнению Лукаса, была герметичной. Красная лампочка на панели радостно замигала. Лукас не помнил, чтобы запирал дверь. Затаив дыхание, он ввел код и стал ждать, когда загорится зеленый свет. Но свет не загорелся. Он ввел код еще раз, сосредоточившись, чувствуя головокружение от недостатка воздуха, а клавиатура зажужжала и замигала ему своим красным одиноким глазом.

Лукас повернулся к Симсу, чтобы пожаловаться, и увидел, что тот смотрит на свои ладони. Его руки были в крови. Кровь текла из носа Симса.

Джульетта прокляла радио и, наконец, дала Уокеру попробовать. Кортни с беспокойством наблюдала за ними. Лукас несколько раз выходил на связь, но все, что они слышали, — это топот сапог и шипение воздуха или какие-то помехи.

Уокер осмотрел портативную рацию. Радиостанция стала излишне сложной из-за добавленных ручек и циферблатов. Он повозился с чем-то и пожал плечами. «По-моему, все в порядке», — сказал он, подергав себя за бороду. «Должно быть, на другом конце».

Одна из других раций, стоявших на скамейке, пискнула. Это был большой прибор, который он построил, с проводом, свисающим с потолка. Раздался знакомый голос, за которым последовал всплеск помех: «Алло? Кто-нибудь есть? У нас тут проблема».

Джульетта метнулась к верстаку и схватила микрофон раньше, чем Уокер или Кортни. Она узнала этот голос. «Хэнк, это Джульетта. Что происходит?»

«Мы получили… а, сообщения от мидов о какой-то утечке газов. Ты все еще в том районе?»

«Нет, я в механическом отсеке. Что за утечка газов? И откуда?»

«На лестничной клетке, я думаю. Я сейчас на лестничной площадке и ничего не вижу, но слышу шум над собой. Звук такой, как будто много движения. Не могу сказать, вверх или вниз. Но пожарной тревоги нет».

«Перерыв. Перерыв.»

Это был другой голос. Джульетта узнала в нем Питера. Он просил сделать паузу в разговоре, чтобы что-то сказать.

«Говори, Питер».

«Джулс, у меня тут тоже какая-то утечка. Это в шлюзовой камере».

Джульетта посмотрела на Кортни, которая пожала плечами. «Подтверди, что у вас есть дым в шлюзе», — сказала она.

«Я не думаю, что это дым. И это в том шлюзе, который ты добавила, в новом. Постой. Нет… это странно».

Джульетта зашагала между верстаками Уокера. «Что странно? Опиши, что ты видишь». Она представила себе утечку отработанных газов, что-то из главного генератора. Его пришлось бы отключить, а резервного не было. Черт. Самый страшный кошмар. Кортни хмуро смотрела на нее, вероятно, думая о том же. Черт, черт.

«Жюль, желтая дверь открыта. Повторяю, внутренняя дверь шлюза открыта. И я этого не делал. Она была закрыта совсем недавно».

«А как же дым?» спросила Джульетта. «Он усиливается? Не высовывайся и прикрой лицо. Тебе понадобится мокрая тряпка или что-нибудь еще…»

«Это не дым. И это внутри новой двери, которую ты приварил. Эта дверь все еще закрыта. Я сейчас смотрю через стекло. Дым там внутри. А я… я вижу через желтую дверь. Она широко открыта. Это… черт возьми…»

Джульетта почувствовала, как заколотилось ее сердце. Тон его голоса. Она не могла припомнить, чтобы Питер произнес хоть одно бранное слово за все то время, что она его знала, а ведь она знала его в самые тяжелые времена. «Питер?»

«Джулс, внешняя дверь открыта. Я повторяю, внешняя дверь шлюза открыта. Я могу видеть прямо через шлюз и… то, что похоже на рампу. Мне кажется, я смотрю наружу. Боги, Джульетта, я смотрю прямо наружу…»

«Мне нужно, чтобы ты убрался оттуда», — сказала Джульетта. «Оставь все как есть и уходи. Закрой за собой дверь кафетерия. Запечатай ее чем-нибудь. Лентой, клеем или чем-нибудь из кухни. Ты слышишь?»

«Да. Да.» Его голос был тяжелым. Джульетта вспомнила, как Лукас говорил ей, что должно произойти что-то плохое. Она посмотрела на Уокера, который все еще держал в руке новый портативный компьютер. Ей нужен был старый портативный компьютер. Она не должна была позволять ему модифицировать эту вещь. «Мне нужно, чтобы ты воскресил Люка», — сказала она.

Уокер беспомощно пожал плечами. «Я пытаюсь», — сказал он.

«Джулс, это снова Питер. Ко мне по лестнице движется поток людей. Я их слышу. Похоже, половина бункера. Я не знаю, почему они направляются сюда».

Джульетта вспомнила слова Хэнка о том, что он слышал движение по лестнице. В случае пожара каждый должен был взять в руки шланг или подняться на безопасный уровень и ждать помощи. Почему люди должны были бежать вверх?

«Питер, не подпускай их к офису. Держи их подальше от шлюза. Не пропускай их».

Ее мысли вихрились. Что бы она сделала, если бы оказалась там? Придется забраться туда в скафандре и закрыть эти двери. Но это означало бы открыть новую шлюзовую дверь. Новую шлюзовую дверь! Ее там не должно быть. Если забыть о признаках дыма, то наружный воздух теперь был присоединен к бункеру. Наружный воздух…

«Питер?»

«Джулс… Я… Я не могу здесь оставаться. Все ведут себя как сумасшедшие. Они в офисе, Джулс. Я… Я не хочу ни в кого стрелять… Я не могу.»

«Послушай меня. Испарения. Это аргон, да?»

«Это… может быть. Да. Это выглядело так. Я видел, как он заполнил шлюз только один раз, когда ты выходила. Но да…»

Джульетта почувствовала, как ее сердце замирает, а голова кружится. Ее ботинки больше не касались пола, она висела, пустая внутри, оцепеневшая и полуоглохшая. Газ. Яд. Отсутствие пломбы на контейнере с образцами. Этот ублюдок в шахте 1 и его угрозы. Он сделал это. Он убивал их всех. В голове Джульетты промелькнула тысяча бесполезных планов и схем, все они были безнадежны и слишком запоздалы. Слишком поздно.

«Джулс?»

Она сжала микрофон, чтобы ответить Питеру, и тут же поняла, что голос исходит из рук Уокера. Он доносился из портативной рации.

«Лукас», — задыхалась она. Ее зрение затуманилось, когда она потянулась к другой рации.

«Джулс? Черт возьми. У меня громкость уменьшилась. Ты меня слышишь?»

«Я слышу тебя, Лукас. Что, черт возьми, происходит?»

«Черт. Черт.»

Джульетта услышала лязг и удары.

«Я в порядке. Я в порядке. Черт. Это кровь? Ладно, надо идти в кладовку. Ты все еще со мной?»

Джульетта поняла, что не может дышать. «Ты со мной разговариваешь? Какая кровь?»

«Да, я с тобой разговариваю. Я упал с лестницы. Симс мертв. Они это делают. Они отключают нас. Мой дурацкий нос. Я пойду в кладовку…».

«Лукас? Лукас!» Она повернулась к Уокеру и Кортни, которые смотрели на нее расширенными и влажными глазами.

«— Нет. Там нет приема». Голос Лукаса был невнятным, как будто он зажимал нос или сдерживал чихание. «Детка, ты должна закрыться. Я не могу зажать нос…»

Паника охватила Джульетту. Отключить их. Угрозы покончить с ними одним нажатием кнопки. Покончить с ними. Бункер, как у Соло. Прошла секунда, может быть, две, и в этот короткий миг она вспомнила, как он рассказывал ей о том, как обрушилась его шахта, о том, как он бросился наверх, как выбрался на открытое пространство, как лежали тела, которые она перешагивала много лет спустя. В одно мгновение она перенеслась в прошлое и обратно. Это было прошлое Хранилища-17; она была свидетелем крушения этого хранилища, которое происходило у ее дома. И она видела их мрачное будущее, видела, что должно произойти с ее миром. Она знала, чем все это закончится. Она знала, что Лукас уже мертв.

«Забудь о радио», — сказала она ему. «Лукас, я хочу, чтобы ты забыл о радио и закрылся в этой кладовке. Я собираюсь спасти столько, сколько смогу».

Она схватила другую рацию, которая была настроена на ее бункер. «Хэнк, ты меня слышишь?»

«Да…?» Она слышала, как он задыхается. «Алло?»

«Переводите всех на Механический. Всех, кого можно, и как можно быстрее. Сейчас же.»

«Мне кажется, что я должен идти наверх», — сказал Хэнк. «Все рвутся наверх».

«Нет!» закричала Джульетта в свою рацию. Уокер вздрогнул и уронил микрофон другой рации. «Послушай меня, Хэнк. Всех, кого можешь. Спускайтесь сюда. Сейчас же!»

Она взяла рацию в обе руки и оглядела комнату, пытаясь понять, что еще ей нужно захватить.

«Мы изолируем Механический?» спросила Кортни. «Как раньше?»

Кортни, должно быть, подумала о стальной обшивке, приваренной к системе безопасности во время удержания. Шрамы от этих швов все еще были видны, а покрытие давно исчезло.

«На это нет времени», — сказала Джульетта. Она не стала добавлять, что все это может оказаться бессмысленным. Воздух уже может быть испорчен. Неизвестно, сколько времени это займет. Часть ее сознания хотела сосредоточиться на всем, что находилось над ней, на всем, что она не могла спасти, на людях и вещах. Все хорошее и нужное в этом мире, которое теперь было недоступно.

«Берите все самое необходимое, и пойдемте». Она посмотрела на них двоих. «Нам нужно идти прямо сейчас. Кортни, займись детьми и верни их в бункер…»

«Но ты сказала… эта толпа…»

«Мне плевать на них. Уходи. И возьми с собой Уолка. Проследи, чтобы он добрался до раскопок. Я встречу тебя там».

«Куда ты идешь?» спросила Кортни.

«Чтобы забрать как можно больше других».

В коридорах Механического цеха, как ни странно, не было паники. Джульетта пробегала по обычным сценам: люди шли на смену и обратно, тележки с запчастями и тяжелые насосы, искры от сварки, мерцающий фонарик и прохожий, постукивающий по нему кулаком. По радио ей сообщили об этом заранее. Больше никто не знал.

«На раскоп», — кричала она всем прохожим. «Это приказ. Сейчас же. Сейчас. Идите.»

Последовал запоздалый ответ. Вопросы. Отговорки. Люди объясняли, куда они направляются, что они заняты, что у них сейчас нет времени.

Джульетта увидела жену Доусона, Райну, которая как раз должна была прийти со смены. Джульетта схватила ее за плечи. Глаза Райны расширились, тело напряглось от такого обращения.

«Иди в класс», — сказала ей Джульетта. «Бери своих детей, бери всех детей и веди их через туннель. Сейчас же.»

«Что, черт возьми, происходит?» — спросил кто-то. В узком проходе толклось несколько человек. Там находился один из старых знакомых Джульетты по первой смене. Образовалась толпа.

«Идите на раскопки», — крикнула Джульетта. «Надо убираться. Хватайте всех, кого можете, детей, все, что считаете нужным. Это не учения. Идите. Вперед!»

Она хлопнула в ладоши. Райна первой повернулась и побежала, проталкиваясь через битком набитый коридор. Те, кто знал ее лучше других, тут же бросились в путь, подгоняя остальных. Джульетта помчалась к лестнице, крича, чтобы все бежали в другой бункер. Она перемахнула через ворота охраны, и дежурный охранник удивленно обернулся: «Эй!» Позади нее послышался чей-то крик, призывающий всех следовать за ней, двигаться дальше. Впереди нее дрожала сама лестница. Было слышно, как поют сварные швы и дребезжат расшатанные стойки. Поверх этого она слышала топот сапог.

Джульетта стояла у подножия лестницы и смотрела вверх через широкую щель между ступеньками и бетонной стеной лестничного пролета. Сверху торчали различные площадки, широкие полосы стали, которые выше становились узкими лентами. Шахта скрылась во тьме. И тут она увидела выше белые облака, похожие на дым. Может быть, со стороны Мида.

Она сжала рацию.

«Хэнк?»

Никакого ответа.

«Хэнк, вернись».

Лестница гудела в такт тяжелому, но далекому движению. Джульетта подошла ближе и положила руку на перила. Они вибрировали, и рука онемела. Стук ботинок становился все громче. Подняв голову, она увидела руки, скользящие по перилам над ней, услышала голоса, выкрикивающие слова поддержки и замешательства.

Горстка людей из тридцатки высыпала за последний поворот и, казалось, была в замешательстве, куда идти дальше. У них был недоуменный вид людей, которые никогда не знали, что лестница закончилась, что под их домами есть этот бетонный этаж. Джульетта крикнула им, чтобы они шли внутрь. Она повернулась и крикнула в Механический, чтобы кто-нибудь показал им дорогу, пропустил их через охрану. Они прошли мимо, большинство с пустыми руками, один или два с детьми, прижатыми к груди или тащившимися за ними, или со свертками в руках. Они говорили об огне и дыме. Один мужчина с трудом спустился вниз, держась за окровавленный нос. Он настаивал на том, что они должны идти вверх, что все они должны идти вверх.

«Ты», — сказала Джульетта, схватив мужчину за руку. Она изучала его лицо, пунцовые капли стекали с костяшек пальцев. «Откуда вы идете? Что случилось?» Она указала на его нос.

«Я упал», — сказал он, закрывая лицо, чтобы говорить. «Я был на работе…»

«Хорошо. Все в порядке. Иди за остальными». Она указала на них. Ее рация пискнула нечленораздельным голосом. Крики. Неистовый грохот. Джульетта отошла от лестницы и закрыла одно ухо, прижав рацию к другому. Голос смутно напоминал Питера. Она подождала, пока он закончит.

«Я тебя почти не слышу!» — крикнула она. «Что происходит?»

Она снова закрыла ухо и напряглась в ожидании его слов. «- Пробиваюсь. Наружу. Они выходят…»

Ее спина уперлась в бетон лестничной площадки. Она сползла вниз, приседая. Несколько десятков человек бежали вниз по лестнице. К ним присоединились несколько человек в желтой форме, сжимая в руках вещи. Наконец появился Хэнк, он руководил движением, кричал тем, кто, казалось, хотел повернуть назад, в другую сторону. Несколько человек из Механического отдела пришли на помощь. Джульетта сосредоточилась на голосе Питера.

«— Не могу дышать», — сказал он. «Надвигается облако. Я уже на камбузе. Люди высыпают наверх. Все. Ведут себя как сумасшедшие. Падают. Все мертвы. Снаружи…»

Он задыхался и хрипел между каждым словом. Радиоприемник выключился. Джульетта несколько раз крикнула в трубку, но не смогла его толком понять. Поднявшись по лестнице, она увидела туман над головой. Дым, выходящий на лестничную площадку, казалось, сгущался. Он становился все плотнее и плотнее, и Джульетта с ужасом наблюдала за происходящим.

И тут сквозь него пробилось что-то темное — тень среди белого. Она росла. Раздался крик, страшный грохот, когда она полетела вниз и вниз, мимо лестничных площадок, на другую сторону лестницы, а затем раздался гулкий удар — человек врезался в палубу. Сила удара ощущалась в ступнях Джульетты.

Снова крики. На этот раз от тех, кто находился рядом, от десятков людей, высыпавших на лестничную площадку, от тех немногих, кому удалось выжить. Они переползали друг через друга, пытаясь спастись. А белый дым, словно молот, спускался по лестничному пролету.

Джульетта последовала за остальными в Механический — она прошла последней. Кронштейны на одних из ворот безопасности были отломаны. Толпа хлынула через ворота, некоторые перепрыгивали через щель боком. Охранник, который должен был предотвратить это, помогал людям спуститься на другую сторону и указывал им, куда идти.

Джульетта перемахнула через ворота и поспешила сквозь толпу к двухъярусной комнате, где разместили детей. Кто-то суетился в комнате отдыха, надеясь собрать необходимые вещи. Надеясь на мародерство. Мир внезапно сошел с ума.

В комнате отдыха было пусто. Она предположила, что Кортни уже пришла туда. В любом случае, из Механического никто не выходил. И, вероятно, было уже слишком поздно. Джульетта вернулась по коридору и направилась к винтовой лестнице, пронизывающей все уровни Механического. Вместе с толпой она спустилась к генераторной и месту раскопок.

Вокруг буровой вышки, которая продолжала покачивать головой вверх-вниз, словно зная о печальных путях мира, словно удрученно смиряясь с происходящим, лежали кучи хвостов и куски бетона, утыканные арматурой, словно говоря «Конечно. Конечно».

Внутри генераторной образовались кучи хвостов и обломков, оставшихся после раскопок, — все то, что еще не было снесено лопатами в шахту № 6. Здесь было много людей, но не таких толп, на которые рассчитывала Джульетта. Скорее всего, огромные массы людей были мертвы. И тут же мелькнула мимолетная мысль, желание рассмеяться и почувствовать себя смешной, мысль о том, что дым — это пустяк, что шлюз наверху выдержал, что все в порядке и что друзья скоро снимут с нее эту панику, которую она вызвала.

Но эта надежда исчезла так же быстро, как и появилась. Ничто не могло перебить металлический привкус страха на языке, ни голос Питера, сообщавшего ей, что шлюз открыт, что люди падают, ни слова Лукаса о том, что Симс мертв.

Она протиснулась сквозь толпу, хлынувшую в туннель, и позвала детей. Потом она заметила Кортни и Уокера. Уокер широко раскрыл глаза, его челюсть отвисла. Джульетта увидела толпу его глазами и поняла, какую ношу она оставила Кортни, как непросто было вытащить этого затворника из его логова.

«Ты не видела детей?» — крикнула она через толпу.

«Они уже прошли!» прокричала в ответ Кортни. «С твоим отцом».

Джульетта стиснула кулаки и поспешила в темноту. Впереди мелькали огни — у тех немногих, у кого были фонарики на батарейках, у тех, кто был в шахтерских касках, — но между этими лучами были широкие полосы кромешной тьмы. Она толкалась с невидимыми другими, материализовавшимися из тени. По обе стороны от нее из куч отвалов сыпались камни, с потолка сыпались пыль и обломки, вызывая крики и проклятия. Проход между рядами обломков был узким. Туннель был рассчитан на проход нескольких человек, не более. Большая часть огромной дыры, пробитой в земле, была завалена отбросами, образовавшимися при рытье.

Там, где образовывались заторы, некоторые пытались пробираться по верхушкам этих куч. При этом груды грязи и камня обрушивались на тех, кто находился между ними, наполняя тоннель криками и проклятиями. Джульетта помогала кому-то выкапываться и призывала всех оставаться в центре, не толкаться, даже когда кто-то практически перелезал через ее спину.

Были и те, кто пытался повернуть назад, испуганные, растерянные и не доверяющие этому мрачному бегу по прямой. Джульетта и другие кричали, чтобы они шли дальше. Складывался кошмар: натыкались на опорные балки, наспех возведенные в центре тоннеля, ползли на руках и коленях по высоким сваям, образовавшимся в результате частичных обрушений, где-то плакал ребенок. Взрослым лучше удавалось сдерживать рыдания, но Джульетта проходила мимо десятков плачущих. Путь казался бесконечным, словно они будут ползти и спотыкаться по этому тоннелю до конца времен, пока ядовитый воздух не настигнет их сзади.

Впереди образовалась пробка, люди толкались друг о друга, и лучи фонариков играли на стальной поверхности экскаватора. Конец тоннеля. Дверь в задней части машины была открыта. Джульетта увидела Рафа, стоящего у двери с одним из фонариков, его бледное лицо светилось в темноте, глаза были широко раскрыты и белы.

«Жюль!»

Она едва расслышала его за голосами, раздававшимися в темной шахте. Она пробралась к нему и спросила, кто уже прошел.

«Здесь слишком темно», — сказал он. «Они могут проходить только по одному. Что, черт возьми, происходит? Почему столько людей? Мы думали, ты сказала…»

«Позже», — сказала она ему, надеясь, что это позже будет. Она сомневалась в этом. Более вероятно, что в обоих концах бункера будут лежать груды тел. В этом была бы большая разница между 17 и 18 бункерами. Тела в обоих концах. «Дети?» — спросила она и тут же удивилась, почему среди всех мертвых и умирающих она сосредоточилась на столь немногих. Она подозревала, что никогда не станет матерью. Первобытное стремление заботиться о своем выводке, когда в опасности находится гораздо большее.

«Да, довольно много детей прошло». Он сделал паузу и прокричал указания паре, которая не захотела войти в металлическую дверь в задней части экскаватора. Джульетта вряд ли могла их винить. Они даже не были жителями Механики. Что, по мнению этих людей, происходит? Просто следили за паническими криками других. Наверное, думали, что заблудились в шахтах. Это было дико даже для Джульетты, которая лазила по холмам и видела все снаружи.

«А что с Ширли?» спросила Джульетта.

Он направил фонарик внутрь. «Я ее точно видел. Думаю, она в экскаваторе. Направляет движение».

Она сжала руку Рафа и оглянулась на клубящуюся тьму теней позади себя. «Убедись, что ты пройдешь», — сказала она ему, и его бледное лицо кивнуло в знак согласия.

Джульетта протиснулась в очередь и вошла в заднюю часть экскаватора. Крики и вопли раздавались внутри, как дети, кричащие в пустые банки из-под супа. Ширли стоял у задней стенки электростанции, направляя толкающуюся массу людей через щель в темноте, настолько узкую, что всем приходилось поворачиваться боком. Свет, установленный внутри экскаватора для работы с хвостами, был выключен, резервный генератор не работал, но Джульетта чувствовала остаточное тепло от его работы. Она слышала металлический щелчок, когда он остывал. Она подумала, не работала ли Ширли, чтобы переместить машину и ее электростанцию обратно в Хранилище -18. Они с Кортни спорили о том, где должен находиться экскаватор.

«Что за черт?» спросила Ширли у Джульетты, когда та заметила ее.

Джульетте захотелось разрыдаться. Как объяснить то, чего она боялась, что это конец всему, что они когда-либо знали? Она покачала головой и закусила губу. «Мы теряем бункер», — наконец смогла она. «Снаружи проникают внутрь».

«Так зачем было посылать их сюда?» Ширли пришлось кричать, перекрикивая шум голосов. Она потянула Джульетту к другой стороне генератора, подальше от криков.

«Воздух спускается по лестнице», — сказала Джульетта. «Его не остановить. Я собираюсь запечатать раскоп».

Ширли задумался. «Убрать опоры?»

«Не совсем. Заряды, которые вы хотели заложить…»

Лицо Ширли ожесточилось. «Эти заряды заложены с другой стороны. Я установила их, чтобы заблокировать эту сторону, чтобы заблокировать этот бункер, чтобы защитить нас от воздуха здесь».

«Что ж, теперь у нас есть воздух только здесь». Джульетта передала Ширли радиоприемник — все, что она взяла с собой из дома. Ширли взяла его в руки. Она прислонила его к своему фонарику, который горел на груди Джульетты. В отбрасываемом свете Джульетта увидела на лице своей бедной подруги маску растерянности. «Присмотри за всеми», — сказала ей Джульетта. «Соло и дети…» Она посмотрела на генератор. «Фермы здесь можно спасти. А воздух…»

«Ты не собираешься…» начала Ширли.

«Я прослежу, чтобы последние из них прошли. За мной было несколько дюжин. Может быть, еще сотня». Джульетта схватила свою старую подругу за руки. Ей стало интересно, остались ли они друзьями. Она задавалась вопросом, осталась ли между ними та связь. Она повернулась, чтобы уйти.

«Нет».

Ширли схватила Джульетту за руку, радиоприемник упал и разбился о пол. Джульетта попыталась вырваться.

«Будь я проклята», — крикнула Ширли. Она развернула Джульетту. «Будь я проклята, если ты бросишь меня на произвол судьбы. Будь я проклята…»

Где-то раздались крики, детские или взрослые, определить было невозможно. Просто какофония растерянных и испуганных голосов, эхом отдававшихся в тесном пространстве этой огромной стальной машины. В темноте Джульетта не видела, как наносится удар, не видела кулака Ширли. Она только почувствовала его на своей челюсти, удивилась яркой вспышке света в кромешной тьме, а потом некоторое время ничего не помнила.

Она пришла в себя через несколько мгновений или минут — сказать было невозможно. Свернувшись калачиком на стальной палубе экскаватора, с приглушенными и далекими голосами вокруг, она лежала неподвижно, а лицо ее пульсировало.

Людей стало меньше. Только те, кто выжил, и они двигались дальше по недрам экскаватора. Она была в отключке, кажется, минуту или две. Может быть, дольше. Кто-то звал ее по имени, искал ее в темноте, но она была невидима, свернувшись калачиком на дальней стороне генератора в тени теней. Кто-то звал ее по имени.

И тут вдалеке раздался сильный гул. Словно лист трехдюймовой стали упал и ударился о голову. Сильный грохот в недрах земли, сотрясение, которое ощущалось прямо в экскаваторе, и Джульетта все поняла. Ширли ушла в комнату управления и заняла ее место. Она запустила заряды, призванные защитить ее старый дом от этого нового. Она обрекла себя на гибель вместе с остальными.

Джульетта плакала. Кто-то позвал ее по имени, и Джульетта поняла, что звук доносится из рации, расположенной рядом с ее головой. Она оцепенело потянулась к нему, ее чувства разбегались. Это был Лукас.

«Люк», — прошептала она, нажимая на кнопку передачи. Его голос означал, что он находится за пределами стального шкафа, герметичной кладовой, полной еды. Она вспомнила, как Соло десятилетиями питался этими консервами. Лукас тоже сможет, если вообще сможет. «Вернись внутрь», — сказала она, всхлипывая. «Закройся». Она взяла рацию в обе руки и осталась лежать на палубе, свернувшись калачиком.

«Я не могу», — сказал Лукас. Раздался кашель, мучительный хрип. «Я должен был… должен был услышать твой голос. В последний раз». Следующий приступ кашля ощущался в груди самой Джульетты, которая была переполнена до отказа. «Я закончил, Жюль. Я закончил…»

«Нет». Она прокричала это про себя, а затем сжала рацию. «Лукас, немедленно заходи в эту кладовку. Запри ее и держись. Просто держись…»

Она слушала, как он кашляет и пытается найти свой голос. Когда он зазвучал, это был хрип. «Не могу. Вот оно. Вот и все. Я люблю тебя, Жюль. Я люблю тебя…»

Последнее слово было шепотом, едва ли больше, чем помехи. Джульетта рыдала, била по полу и кричала на него. Она проклинала его. Она проклинала себя. А через открытую дверь экскаватора прохладный ветерок занес облако пыли, и Джульетта почувствовала его вкус на языке, на губах. Это был сухой мел щебня, остатки взрыва, произведенного Ширли далеко в туннеле, вкус всего, что она когда-либо знала… мертвого.