Бункер. Пыль

Хранилище 1

Шарлотта отпрянула от радиоприемника, ошеломленная. Она смотрела на потрескивающий динамик, слушала шипение помех и снова и снова проигрывала в голове сцену. Открытая дверь, просачивающийся внутрь ядовитый воздух, гибнущие люди, давка, исчезнувший бункер. Бункер, над спасением которого трудился ее брат, исчез.

Ее рука дрожала, когда она потянулась к циферблату. Переключая каналы, она слышала другие голоса из других бункеров, обрывки разговоров и тишину без контекста, доказательство того, что в других местах жизнь продолжалась:

«— Второй раз за месяц такое происходит. Вы сообщили Кэрол…»

«— Если вы подержите его у себя, пока я не приду, я буду очень признателен…»

«…»

«— Очень. Сейчас она у нас под арестом…»

Вспышки помех между этими разговорами занимали место бункеров, заполненных мертвым воздухом. Бункеров, наполненных мертвецами.

Шарлотта снова набрала номер 18. Ретрансляторы все еще работали вверх и вниз по шахте; она поняла это по шипению. Она прислушалась, не вернется ли голос женщины, призывающей всех отправиться на нижние уровни. Шарлотта услышала, как кто-то произнес ее имя. Странно было думать, что она услышала голос этой женщины, которой был одержим ее брат, этого мэра-изгоя, как он ее называл, этой уборщицы-домохозяйки.

Это мог быть кто-то другой, но Шарлотта так не думала. Это были команды кого-то из начальства. Она представила себе женщину, притаившуюся в глубине далекой бункерной шахты, в каком-то темном и одиноком месте, и почувствовала внезапное родство. Чего бы она только не отдала, чтобы иметь возможность не просто слушать, а передавать информацию, каким-то образом протягивать руку помощи.

Наклонившись вперед, она потерла боковую поверхность радиостанции в том месте, где должен быть подключен микрофон. Было подозрительно, что брат приберег эту деталь напоследок. Как будто он не доверял ей в том, что она не будет разговаривать с кем-то. Как будто он хотел, чтобы она просто слушала. А может быть, он беспокоился за себя. Возможно, он не верил в то, что сделает, если сможет транслировать свои мысли в эфир. Это были не начальники бункеров, а любой человек с радиоприемником.

Шарлотта похлопала себя по груди, нащупала удостоверение, которое он ей дал, и перед ней промелькнули образы поднимающегося и опускающегося ботинка, стены и пола, залитого кровью. В конце концов, ему не дали шанса. Но она должна была что-то сделать. Она не могла вечно сидеть и слушать помехи, слушать, как умирают люди. Донни сказал, что ее удостоверение будет работать в лифте. Желание действовать было непреодолимым.

Она выключила радио и накрыла его полиэтиленовой пленкой. Поставила кресло так, чтобы оно выглядело нетронутым, и стала изучать комнату управления дронами на предмет признаков обитаемости. Вернувшись к своей койке, она открыла сундук и изучила экипировку. Она выбрала реакторный красный. Он сидел на ней свободнее, чем остальные. Вытащив его, она осмотрела нашивку с именем. Стэн. Она могла бы стать Стэном.

Оделась и пошла в кладовую. Из разобранного дрона можно было достать много смазки. Она собрала немного на ладонь, поискала в одном из контейнеров кепку и пошла в туалет. В мужской туалет. Когда-то Шарлотте нравилось наносить макияж. Казалось, это была другая жизнь, другой человек. Она помнила, как перешла от видеоигр к попыткам быть красивой, как подкрашивала щеки, чтобы они не казались такими пухлыми. Это было до того, как базовая подготовка на короткое время сделала ее стройной и крепкой. Это было до того, как два срока службы помогли ей вернуть свое естественное тело, привыкнуть к нему, принять его, даже полюбить.

Она использовала смазку, чтобы подчеркнуть скулы. Немного нанесла на брови, чтобы они казались более полными. Губы намазывала с неприятным привкусом, чтобы они не были такими красными. Это была полная противоположность любому макияжу, который она когда-либо делала. Она заправила волосы в шапочку и низко натянула козырек, поправила комбинезон так, что он стал похож на складки ткани, а не на грудь.

Это была жалкая маскировка. Она сразу все увидела. Но потом она поняла. В мире, куда не допускаются женщины, кто-нибудь бы заподозрил? Она не была уверена. Она не могла знать. Ей очень хотелось, чтобы Донни был рядом, чтобы она могла спросить его. Она представила себе, как он смеется над ней, и это едва не заставило ее расплакаться.

«Не плачь, мать твою», — сказала она зеркалу, вытирая глаза. Она боялась, что слезы могут повлиять на макияж. Но слезы все равно пришли. Они пришли и ничего не нарушили. Это были капли воды, скользящие по смазке.

Где-то здесь была схема. Шарлотта порылась в папке с записями Донни у радиоприемника и не нашла ее. Она попробовала зайти в конференц-зал, где ее брат проводил много времени, перебирая коробки с документами. Там царила разруха. Большая часть его записей была вывезена. Должно быть, они планируют вернуться за остальными, возможно, утром. Или они могут прибыть прямо сейчас, и Шарлотте придется объяснять, что она здесь делает:

«Меня послали сюда, чтобы я забрал… э-э…» Ее пониженный голос звучал смешно. Она пошарила в раскрытых папках и на свободных страницах и попробовала еще раз, на этот раз слегка приглушив свой обычный голос. «Мне сказали отнести это на переработку», — объяснила она никому не нужной фразой. «О? А на каком уровне находится утилизация?» — спросила она себя. «Понятия не имею», — призналась она. «Поэтому я ищу карту».

Она нашла карту. Но это была не та карта. Сетка кругов с красными линиями, расходящимися к одной точке. Она поняла, что это карта, только потому, что узнала схему с сеткой букв по бокам и цифр сверху. Когда-то ВВС назначали ежедневные цели по таким сеткам. Она перекусывала бубликом и кофе в столовой, а потом в огненном водовороте погибал человек с семьей из D-4. Перерыв на обед. Ветчина и сыр на ржаном хлебе.

Шарлотта узнала круги, выложенные на решетке. Это были бункеры. Она трижды пролетала на беспилотниках над впадинами в холмах, похожими на эти. Красные линии были странными. Она провела пальцем по одной из них. Они напоминали ей линии полета. Они тянулись от всех бункеров, кроме одного, расположенного в центре, в котором, по ее мнению, она и находилась. Дональд уже показывал ей эту карту на большом столе, который теперь был погребен под ворохом бумаг. Она сложила карту, сунула ее в нагрудный карман и продолжила поиски.

Схема Хранилища-1, которую она видела раньше, казалась потерянной, но она нашла следующую по значению вещь. Справочник. В нем перечислялись сотрудники по званиям, сменам, профессиям, уровню жизни и работы. Он был размером с телефонный справочник небольшого городка и напоминал о том, сколько людей по очереди управляли бункером. Не людей — мужчин. Просматривая имена, Шарлотта увидела, что все они — мужчины. Она подумала о Саше, единственной женщине, которая прошла с ней через лагерь. Странно было думать, что Саша мертва, что все мужчины в ее полку, все из летной школы — все они мертвы.

Она нашла фамилию механика реактора и уровень его работы, поискала среди хаоса ручку, нашла ее и записала номер уровня. Администрация, как она выяснила, находилась на тридцать четвертом уровне. На том же уровне работал офицер связи, что было очень плохо. Ей было неприятно думать о том, что комната связи находится прямо в коридоре, рядом с людьми, которые управляли этим заведением. Офицер безопасности работал на двенадцатом. Если бы Донни держали под стражей, возможно, он был бы там. Если только они не усыпили его. Если только он не находится в том, что сейчас называется больницей. Крио был внизу, подумала она. Она вспомнила, как поднималась на лифте после того, как он ее разбудил. Она нашла уровень главного криокабинета, найдя кого-то, кто там работал, но, вероятно, тела хранились не там. Так ли это?

Ее записи превратились в беспорядочные каракули, в грубые наброски того, что находилось выше и ниже ее. Но с чего начать поиски? Она не нашла упоминаний о комнатах снабжения и запасных частях, на которые совершал набеги ее брат, вероятно, потому, что на этих уровнях никто не работал. Начав с нового листа бумаги, она нарисовала цилиндр и составила лучшую схему, какую только могла, заполнив этажи, известные ей по действиям Донни, и этажи из справочника. Начав со столовой на самом верху, она спустилась к криокабинету, который находился так далеко внизу, как позволяли ее записи. Лучше всего ей удавались пустые уровни. Некоторые из них могли быть кладовыми и складами. Но лифт мог открыться и в комнату с людьми, играющими в карты — или чем они там занимались, чтобы скоротать время, пока убивали мир. Она не могла просто бросить кости, ей нужен был план.

Она изучила карту и прикинула варианты. В одном месте наверняка есть микрофон, и это была комната связи. Она посмотрела на часы на стене. Шесть двадцать пять. Время обеда и окончания смены, много людей. Шарлотта потрогала свое лицо, где она размазала жир, чтобы затушевать скулы. Она плохо соображала, наверное, не стоит никуда идти до одиннадцати. Или лучше затеряться в толпе? Что там было? Она шагала и размышляла. «Не знаю, не знаю», — сказала она, проверяя свой новый голос. Он звучал так, как будто она простудилась. Это был лучший способ говорить по-мужски: как будто она простудилась.

Она вернулась в кладовую и стала изучать двери лифта. Кто-то мог выскочить прямо сейчас, и решение было бы принято за нее. Лучше подождать. Вернувшись к беспилотным летательным аппаратам, она сняла брезент с того, над которым работала, и стала рассматривать отвалившиеся панели и разбросанные инструменты. Оглянувшись на конференц-зал, она снова увидела Донни, скорчившегося на полу и пытавшегося отбиваться от ударов ногами, и двух мужчин, удерживавших его, и того, кто едва держался на ногах, наносящего страшные удары.

Взяв отвертку, Шарлотта положила ее в один из чехлов для инструментов на своем комбинезоне. Не зная, что делать, она принялась за работу над дроном, убивая время. В тот вечер она собиралась выйти на работу позже, когда будет меньше людей и меньше шансов быть замеченной. Сначала она подготовит к полету следующий аппарат. Донни там не было — его работа осталась незавершенной, — но она могла продолжать бороться. Она могла собрать все воедино, по одному болту и одной гайке за раз. И этой ночью она отправится на поиски нужной детали. Она вернет себе голос и обратится к тем людям в разрушенной шахте, если кто-то из них еще жив.

Прибывший лифт пробил полночь. Точнее, пять минут пополуночи. Именно тогда Шарлотта наконец-то набралась смелости и решилась выйти, и лифт с гулким эхом пронесся по оружейной галерее.

Двери с грохотом распахнулись, и Шарлотта шагнула в воспоминания о потерянном месте и времени, о нормальном мире, где лифты доставляли людей на работу и обратно. Сжимая в руках удостоверение личности, которое дал ей Донни, она почувствовала еще один укол сомнения. Двери начали закрываться. Шарлотта просунула носок ботинка, позволила дверям захлопнуться, и лифт снова открылся. Она ждала, пока прозвучит сигнал тревоги, когда двери попытались закрыться во второй раз. Может быть, ей стоит выйти из этой чертовой штуки и принять решение, пусть лифт едет, а через час-другой можно будет сесть в другой. Двери неуверенно прищемили ей ботинок, а затем отступили, словно чудовище, раздумывающее, не съесть ли ее. Шарлотта решила, что уже достаточно долго медлит.

Она приложила свою идентификационную карточку к считывающему устройству, наблюдая за тем, как его глаз мигает зеленым, затем нажала кнопку тридцать четвертого уровня. Административный и коммуникационный. Львиное логово. Двери, казалось, благодарно вздохнули, когда наконец встретились. Начали мелькать этажи.

Шарлотта проверила затылок и нащупала несколько выбившихся прядей волос. Она заправила их в шапочку. Администратор рисковала — она будет выделяться в красном комбинезоне, предназначенном для реакторного уровня, — но еще более неловко было бы появиться там, где, казалось бы, ей самое место, не зная ни дороги, ни того, что ей нужно делать. Она похлопала по карманам, проверяя, на месте ли инструменты, и убедилась, что они на виду. Они были ее прикрытием. Спрятанный в большой сумке на бедре, пистолет из одного из контейнеров для хранения заметно провисал. Сердце Шарлотты бешено колотилось, когда мимо пролетали уровни. Она пыталась представить себе мир снаружи, который описывал Дональд, — сухую и безжизненную пустошь. Она представила себе, как лифт поднимается вверх и открывается на этих бесплодных холмах, как внутри лифта завывает ветер. Это могло бы принести облегчение.

По дороге к ней не присоединилось ни одного пассажира. Это было правильное решение — ехать в это время суток. Тридцать шесть, тридцать пять, и тут лифт замедлил ход. Двери открылись в коридоре, свет за дверью был резким и ярким. Она сразу же усомнилась в своей маскировке. Из ворот, расположенных в десятке шагов от нее, выглянул мужчина. В этом мире не было ничего знакомого, ничего похожего на ее дом последних недель. Она опустила край шляпы, понимая, что она не подходит к комбинезону. Главное — уверенность, которой у нее не было. Будь дерзкой. Прямой. Она говорила себе, что дни здесь полны однообразия. Каждый увидит то, что ожидает увидеть. Она подошла к мужчине и его воротам и протянула свое удостоверение.

«Чего ждешь?» — спросил мужчина. Он указал на сканер с ее стороны ворот. Шарлотта провела пальцем по карточке, не зная, что может произойти, но готовая бежать, выхватить пистолет, сдаться или выбрать что-то одно из трех вариантов.

«У нас наблюдается… э-э… утечка энергии на этом уровне». Ее притворно-болезненный голос звучал нелепо для ее собственных ушей. Но она знала свой голос лучше, чем кто-либо другой, и сказала себе, что именно поэтому он звучит смешно. Для кого-то другого он может показаться нормальным. Она также надеялась, что для этого человека утечка энергии имеет так же мало смысла, как и для нее. «Меня послали проверить комнату связи. Вы знаете, где она находится?»

Вопрос для него. Пощекотать его мужское самолюбие в поисках указаний. Шарлотта почувствовала, как пот струйкой стекает по затылку, и подумала, не осталось ли там еще прядей волос. Она поборола желание проверить. Поднятие руки могло бы стянуть комбинезон на груди. Оценив крупного мужчину, она представила, как он схватит ее и повалит на землю, а руки размером с небольшую тарелку будут колотить ее.

«Коммуникации? Конечно. Да. Иди по коридору до конца, поверни налево. Вторая дверь справа».

«Спасибо». Наклонив шляпу, она не стала опускать голову. Она протиснулась сквозь решетку с лязгом и тиканьем какого-то невидимого счетчика.

«Что-то забыл?»

Она повернулась. Ее рука опустилась на сумку у ноги.

«Нужно, чтобы ты расписался в журнале работ». Охранник протянул ей потрепанный цифровой планшет, на экране которого виднелись извилистые царапины.

«Хорошо». Шарлотта взяла пластиковый стилус, висящий на проводе, закрепленном изолентой. Она изучила поле ввода в центре экрана. Там было место для записи времени и место для подписи ее имени. Она вписала время и посмотрела на свою грудь, уже забыв. Стэн. Ее звали Стэн. Она нацарапала это беспорядочно, стараясь выглядеть непринужденно, и протянула ему планшет и стилус.

«Увидимся на выходе», — сказал охранник.

Шарлотта кивнула и понадеялась, что ее выход окажется столь же незаметным..

Она последовала его указаниям и пошла по главному коридору. Здесь было больше активности, больше звуков, чем она ожидала в это время суток. В нескольких кабинетах горел свет, слышался скрип стульев и шкафов с документами, стук клавиатур. В конце коридора открылась дверь, из нее вышел мужчина и захлопнул за собой дверь. Шарлотта увидела его лицо, и у нее онемели ноги. Она сделала несколько шагов на стеблях костей и мяса, шатаясь. Голова закружилась. Она чуть не упала.

Она опустила голову и почесала затылок, не веря своим глазам. Но это был Турман. Более стройный и выглядящий старше. И тут в памяти всплыли образы Донни, свернувшегося в клубок и избитого до полусмерти. Коридор расплылся под слоем слез. Белые волосы, высокий рост. Как она не узнала его тогда?

«Вы ведь далеко от дома, не так ли?» спросил Турман.

Его голос был как наждачная бумага. Это была знакомая скрежеталка. Такой же знакомый, как голос ее матери или отца.

«Проверяю утечку энергии», — сказала Шарлотта, не останавливаясь и не поворачиваясь, надеясь, что он имел в виду ее комбинезон, а не ее пол. Как он мог не услышать, что это ее голос? Как он мог не узнать ее походку, ее фигуру, оголенный участок кожи на шее, эти несколько квадратных дюймов обнаженной плоти — все, что могло выдать ее?

«Проследи за этим», — сказал он.

Она прошла дюжину шагов. Две дюжины. Вспотела. Чувствуя себя пьяной. Она подождала, пока дойдет до конца коридора и начнет поворачивать, и оглянулась на пост охраны. Турман стоял вдалеке и разговаривал с охранником, его белые волосы были как солнце. Вторая дверь справа, — напомнила она себе. Она рисковала забыть указания охранника относительно комнаты связи, так колотилось ее сердце и так метались мысли. Она глубоко вздохнула и напомнила себе, зачем она здесь. Увидев Турмана и поняв, что это он расправился с Донни, она остолбенела. Но времени на раздумья не было. Перед ней возникла дверь. Она проверила ручку и шагнула внутрь.

Одинокий мужчина сидел в комнате связи, уставившись на множество мониторов и мигающих индикаторов. Когда Шарлотта вошла, он повернулся в своем кресле с кружкой в руке и большим животом, зажатым между подлокотниками. Тонкие прядки волос были зачесаны на лысую голову. Он отодвинул один из кружков от уха и вопросительно поднял брови.

На П-образном верстаке и удобных креслах было разбросано с полдюжины радиоприемников. Сплошное богатство. Шарлотте нужна была только одна деталь.

«Да?» — спросил радист.

У Шарлотты пересохло во рту. Одна ложь помогла ей пройти мимо охранника; у нее была наготове еще одна. Она вспомнила, как видела Турмана в коридоре, как он пинал ее брата.

«Я здесь, чтобы починить один из ваших блоков», — сказала она. Она достала из кармана отвертку и, ненадолго представив, что ей придется сражаться с этим человеком, почувствовала всплеск адреналина. Она должна была перестать думать как солдат. Она была электриком. И ей нужно было заставить его говорить так, чтобы это было не так. «Который из них с микрофоном?» Она помахала отверткой над блоками. Годы пилотирования беспилотников и работы с компьютерами научили ее одному: всегда найдется проблемная машина. Всегда.

Радист сузил глаза. Он мгновение изучал ее, затем обвел взглядом комнату. «Ты, наверное, имеешь в виду номер два», — сказал он. «Да. Кнопка залипла. Я уже и не надеялся, что кто-нибудь посмотрит». Кресло скрипнуло, когда он откинулся назад и сцепил пальцы за головой. Его подмышки были в темных пятнах. «Последний парень сказал, что это незначительно. Не стоит менять. Сказал, пользовался им, пока он не выйдет из строя».

Шарлотта кивнула и пошла к указанному им аппарату. Это было слишком просто. Она взялась за боковую панель, повернувшись спиной к оператору.

«Ты работаешь на нижних уровнях реактора, верно?»

Она кивнула.

«Да. Недавно ел напротив вас в кафетерии».

Шарлотта ждала, что он снова спросит ее имя или продолжит разговор с другим техником. Диск выскользнул из ее потной ладони и шмякнулся на стол. Она подняла его обратно. Она чувствовала, что оператор наблюдает за ее работой.

«Думаешь, ты сможешь его починить?»

Она пожала плечами. «Мне нужно взять его с собой. Завтра верну». Она сняла боковую панель и открутила винт, крепящий шнур микрофона к корпусу. Сам шнур отсоединился от платы внутри аппарата. Подумав, она отсоединила эту плату и тоже вытащила ее. Она не могла вспомнить, была ли она уже установлена, и это создавало впечатление, что она действительно знает, что делает.

«Завтра ты его сделаешь? Замечательно. Я тебе очень благодарен».

Шарлотта собрала детали и встала прямо. Отжав край шляпы, она попрощалась, повернулась и направилась к выходу, но, как ей показалось, слишком поспешно. Боковая панель и винты были оставлены на стойке. Настоящий техник положил бы их на место, не так ли? Она не была уверена. Она знала нескольких пилотов из другой жизни, которые бы посмеялись, увидев, как она притворяется технически подкованной, модифицирует дроны и собирает радиостанции, нанося на лицо жир, а не румяна.

Оператор сказал что-то напоследок, но его слова оборвались, когда она захлопнула дверь. Она поспешила по коридору в сторону главного коридора, ожидая, что, свернув за поворот, обнаружит там Турмана с горсткой охранников, широкие плечи которых преградят ей путь. Положив отвертку обратно в карман, она смотала провод микрофона и прижала его и плату к груди. Когда она свернула за угол, в коридоре не было никого, кроме охранника. Казалось, что прошло несколько часов, прежде чем она дошла по коридору до ворот охраны. А на самом деле прошло несколько минут. Стены давили и пульсировали в такт биению ее сердца. Ее комбинезон прилипал к влажной коже. Инструменты звенели, пистолет тяжело давил на бедро. С каждым шагом двери лифта как-то отдалялись от нее на пару шагов.

Она остановилась у ворот, запомнила место на грифельной доске для отметки времени своего выхода и демонстративно сверилась с часами охранника, прежде чем нацарапать время.

«Как быстро», — сказал охранник.

Она принужденно улыбнулась, но не подняла глаз. «Ничего особенного». Она передала ему планшет и прошла через ворота. Позади нее, в коридоре, кто-то закрыл дверь кабинета, и ботинки заскрипели по кафелю. Шарлотта направилась к лифтам и нажала на кнопку вызова раз, два, желая, чтобы эта чертова штука поторопилась. Лифт просигналил о своем прибытии. За спиной раздался топот ботинок.

«Эй!» — крикнул кто-то.

Шарлотта не обернулась. Она поспешила войти в лифт, когда кто-то еще проходил через ворота службы безопасности.

«Задержите его».

Тело ударилось о двери лифта, рука просунулась внутрь. Шарлотта едва не вскрикнула от испуга, едва не ударила по руке, но тут двери открылись, и в лифт вошел мужчина, тяжело дыша.

«Спускаетесь, да?»

На его сером комбинезоне красовалась нашивка с именем — Эрен. Он перевел дыхание, пока двери закрывались. Рука Шарлотты дрожала. Потребовалось две попытки, чтобы отсканировать карту. Она потянулась к кнопке с надписью «54», но не успела ее нажать. Она не имела права находиться на этом уровне. Никто не имел права. Мужчина наблюдал за ней, протягивая свою карточку, и ждал, что она решит.

Какой уровень реактора? Она записала его на клочке бумаги в одном из карманов, но не могла достать и изучить. Вдруг она почувствовала запах смазки на своем лице, ощутила, что стала влажной от пота. Зажав в одной руке радиодетали, она нажала на одну из нижних кнопок, полагая, что этот человек выйдет раньше нее и лифт будет в ее распоряжении.

«Извините», — сказал он, протягивая перед ней карточку. Шарлотта почувствовала запах несвежего кофе в его дыхании. Он нажал кнопку сорок второго уровня, и лифт задрожал.

«Поздняя смена?» спросил Эрен.

«Да», — ответила Шарлотта, не поднимая головы и не повышая голоса.

«Ты только проснулся?»

Она покачала головой. «Ночная смена».

«Нет, я имею в виду, что ты только что вышел из заморозки? Не думаю, что я видела тебя здесь. Я сейчас дежурный по смене». Он засмеялся. «Во всяком случае, еще неделю».

Шарлотта пожала плечами. Внутри лифта было жарко. Цифры отсчитывались так чертовски медленно. Ей следовало нажать на соседний этаж, выйти и ждать следующего лифта. Теперь уже слишком поздно.

«Эй, посмотри на меня», — сказал мужчина.

Он знал. Он стоял так близко. Слишком близко для того, чтобы можно было что-то рассмотреть, кроме подозрительного взгляда. Шарлотта подняла голову: она чувствовала, как ее грудь прижимается к комбинезону, чувствовала волосы, выбивающиеся из-под шапочки, чувствовала свои скулы и подбородок без щетины — все, что делало ее женщиной, и не в последнюю очередь — сильное отвращение к этому странному человеку, который смотрел на нее, к человеку, из-за которого она оказалась запертой и бессильной в маленьком лифте. Она встретила его взгляд, чувствуя все это и даже больше. Беспомощность и страх.

«Что за черт?» — сказал мужчина.

Шарлотта подставила колено ему под ноги, надеясь покалечить его, но он повернул бедра и отпрыгнул назад. Тогда она ударила его по бедру. Она нащупала пистолет, но чехол был защелкнут. Никогда не думала, что ей придется доставать его в спешке. Она успела открыть подсумок и освободить пистолет, как мужчина налетел на нее, выбив воздух из легких и пистолет из руки. Пистолет и радиодетали упали на пол. Сапоги скрипели, когда они боролись, но она была намного сильнее. Его руки больно сжали ее запястья. Она закричала, ее высокий голос стал признанием. Лифт остановился на его уровне, и двери с грохотом распахнулись.

«Эй!» крикнул Эрен. Он попытался втащить Шарлотту в двери, но она поставила ботинок на панель и оттолкнулась, пытаясь вырваться из его хватки. «Помогите!» — заорал он через плечо и крик понесся по тусклому и пустому коридору. «Ребята! Помогите!»

Шарлотта укусила его за руку у основания большого пальца. Раздался хруст, когда ее зубы проткнули его плоть, а затем горький вкус крови. Он выругался и ослабил хватку на ее запястье. Она отшвырнула его назад в дверь, потеряла шапочку и почувствовала, как ее волосы рассыпались по шее, когда она потянулась за пистолетом.

Двери начали закрываться, оставив мужчину в коридоре. Он поднялся на колени и оказался в дверях раньше, чем они успели захлопнуться. Он врезался в Шарлотту, и она ударилась о заднюю стену, когда лифт продолжил свой веселый бег по бункеру.

Удар пришелся ей в челюсть. Шарлотта увидела вспышку яркого света. Она успела откинуть голову назад, прежде чем последовал следующий удар. Мужчина прижал ее к задней стенке лифта, он хрипел, как обезумевшее животное, в его голосе звучали ярость, ужас и страх. Он пытался убить ее, эту тварь, которую не мог понять. Она напала на него, а теперь он пытается убить ее. Удар по ребрам, и Шарлотта вскрикнула и схватилась за бок. Она почувствовала руки на своей шее, сжимающие ее, поднимающие с пола. Ее ладонь легла на отвертку, засунутую в комбинезон.

«Не двигайся», — прохрипел мужчина сквозь стиснутые зубы.

Шарлотта задыхалась. Не могла дышать. Не могла издать ни звука. Ее трахея была сдавлена. Зажав отвертку в правом кулаке, она занесла ее над его плечом и ударила по лицу, надеясь поцарапать его, напугать, заставить отпустить. Она била со всей силой, которая у нее оставалась, из последних сил, когда темный туннель ее зрения начал закрываться.

Мужчина увидел удар и, пытаясь уклониться, повернул голову в сторону. Она промахнулась мимо его лица. Вместо этого отвертка вонзилась ему в шею. Он потерял хватку, и Шарлотта почувствовала, как отвертка закручивается и разрывает его горло, пока она цеплялась за него, чтобы не упасть.

На ее лице мелькнуло тепло. Лифт резко остановился, и они оба упали на пол. Раздался булькающий звук, а тепло на лице Шарлотты оказалось кровью мужчины, которая хлынула багровой струей. Они оба задыхались. В коридоре раздался смех, громкие голоса, сверкающий пол, напомнивший ей о медицинском отделении, в котором она очнулась.

Пошатываясь, она поднялась на ноги. Человек в сером, напавший на нее, брыкался и корчился на полу, жизнь вытекала из его шеи, глаза были расширены и умоляли ее — кого угодно — о помощи. Он пытался говорить, взывать к людям в коридоре, но это было не более чем бульканье. Шарлотта наклонилась и схватила его за воротник. Двери уже закрывались. Она просунула между ними ботинок, и они снова открылись. Шарлотта вытащила мужчину в коридор и, поскользнувшись в собственной крови, ударила каблуками о пол лифта, убедившись, что его ботинки не задевают двери, потянула за собой. Лифт снова начал закрываться, угрожая оставить ее там вместе с ним. Из соседней комнаты послышался смех, группа мужчин смеялась над какой-то шуткой. Шарлотта бросилась к закрывающимся дверям, просунула руку между ними, и они снова открылись. Оцепеневшая и обессиленная, она вошла внутрь.

Повсюду была кровь. Ее ботинки скользили в ней. Глядя на ужас, лежащий на полу, она поняла, что чего-то не хватает. Пистолета. Паника сжала ее грудь, когда она посмотрела вверх: двери содрогнулись в последний раз. Раздался оглушительный выстрел, в глазах умирающего мелькнули ненависть и страх, а затем ее отбросило назад, в плече вспыхнул огонь.

«Черт!»

Шарлотта, пошатываясь, вошла в лифт, ее первой мыслью было заставить его двигаться, бежать. Она чувствовала мужчину по ту сторону двери, представляла, как он одной рукой сжимает шею, а в другой держит пистолет, представляла, как он нажимает кнопку вызова лифта, оставляя на стене пятно крови. Она нажала несколько кнопок, помечая их кровью, но ни один из этажей не загорелся. Ругаясь, она нащупала свой идентификатор. Одна рука не реагировала. Она неловко потянулась другой, достала удостоверение, чуть не уронила его, провела по сканеру.

«Черт. Черт», — прошептала она, ее плечо горело. Она нажала на кнопку пятьдесят четыре. Дом. Тюрьма стала домом, безопасным местом. У ее ног лежали радиодетали. Плата управления была расколота пополам от чьего-то ботинка. Она сползла на пятки, обхватила себя другой рукой, борясь с желанием потерять сознание, и взяла микрофон. Прикрепила его шнуром к шее, оставив остальные детали. Повсюду была кровь. Часть из нее должна была быть ее. Красная. Она сливалась с ее комбинезоном. Лифт поднялся, медленно остановился и открылся в темной комнате снабжения на пятьдесят четвертом этаже.

Шарлотта, пошатываясь, вышла, что-то вспомнила и шагнула обратно внутрь. Она ударила ногой по дверям, которые пытались захлопнуться, и теперь злилась на них. Локтем она попыталась оттереть кнопки лифта. На пятьдесят четвертой кнопке остался мазок крови, отпечаток пальца, знак, указывающий на то, куда она ушла. Это было бесполезно. Двери снова попытались закрыться, и она снова ударила по ним ногой. В отчаянии Шарлотта нагнулась, провела ладонью по пролитой крови мужчины, вернулась к панели и намазала все кнопки. Наконец, она отсканировала свой идентификатор и нажала на верхний уровень, посылая эту чертову штуку далеко, так далеко, как только могла. Пошатываясь, она рухнула на пол. Двери начали закрываться, и она была рада этому.

Они будут искать ее. Она была беглянкой, запертой в клетке, в одном огромном здании. Они выследят ее.

Мысли Шарлотты неслись вскачь. Если мужчина, на которого она напала, умер там, в коридоре, то у нее есть время до конца смены, прежде чем его обнаружат и начнут искать ее. Если же он нашел помощь, то это может занять несколько часов. Но ведь они должны были услышать выстрел? Они могли спасти ему жизнь. Она надеялась, что они спасут ему жизнь.

Она открыла ящик, в котором видела аптечку. Не тот ящик. Это был следующий. Она достала аптечку и расстегнула комбинезон, разрывая застежки. Вытянув руки, она увидела страшную рану. Темно-красная кровь сочилась из дыры в руке и стекала по локтю. Она потянулась и вздрогнула, когда ее пальцы нашли выход. Рука онемела от раны вниз. От раны вверх она пульсировала.

Зубами она разорвала рулон марли, затем завернула его подмышкой, затем вокруг и вокруг, переправила рулон за шею и через другое плечо, чтобы все это держалось на месте. Наконец, еще несколько кругов по ране. Она забыла прокладку, компресс, и ей не хотелось делать это снова. Вместо этого она просто сделала последнее обертывание настолько тугим, насколько могла терпеть, и закрепила конец. Что касается перевязок, то это было просто катастрофой. Во время боя и после него все, что было в базовой подготовке, ушло на второй план. Только импульс и рефлекс. Шарлотта закрыла крышку контейнера, увидела кровь, оставшуюся на защелке, и поняла, что ей придется мыслить более здраво, чтобы справиться с этим. Она открыла ящик, взяла еще один рулон марли и убрала за собой, затем осмотрела пол возле лифтов.

Там был полный бардак. Она вернулась за маленькой бутылочкой спирта, вспомнила, где видела огромный кувшин с промышленным средством, взяла его и еще марлю, вытерла все. Не торопилась. Нельзя было слишком торопиться.

Пачка испачканных и запятнанных тряпок отправилась в мусорное ведро, крышка захлопнулась. Удовлетворенная состоянием пола, она поспешила в казарму. По ее раскладушке было видно, что там кто-то живет. Остальные матрасы были голыми. Прежде чем исправить это, она разделась, взяла еще одну пару комбинезонов и пошла в ванную. Вымыв руки и лицо, а также яркие потеки крови на шее и между грудей, она вымыла раковину и переоделась. Красный комбинезон отправился в шкафчик. Если они туда заглянут, ей конец.

Она стянула с кровати покрывало, взяла подушку и убедилась, что все остальное лежит ровно. Вернувшись на склад, она открыла дверь ангара на подъемнике для дронов и закинула внутрь свои вещи. Подойдя к полкам, она собрала пайки и воду, добавила вот это. Еще одна небольшая аптечка. В корзине с аптечкой она обнаружила микрофон, который, видимо, уронила, когда хваталась за марлю. Это, а также два фонарика и запасные батарейки отправились в подъемник. Это было последнее место, где кто-то мог искать. Дверь была практически незаметна, если не знать, что искать. Она доходила ей до колен и была такого же цвета, как и стена.

Она подумала о том, чтобы пролезть внутрь прямо сейчас, нужно только переждать первый тщательный обыск уровня. Они сосредоточатся на стеллажах, штабелях и, решив, что все чисто, перейдут к другим укрытиям, в которых она могла прятаться. Но прежде чем она дождалась этого, на столе лежал микрофон, над приобретением которого она так старалась. Там же была и рация. У нее есть несколько часов, сказала она себе. Это будет не первое место, которое они проверят. Конечно, у нее есть несколько часов.

Голова кружилась от недосыпания и потери крови, она добралась до комнаты управления полетом и сняла пластиковую пленку с рации. Похлопав себя по груди, она вспомнила, что сменила комбинезон. Кроме того, отвертка исчезла. Она поискала на скамейке другую, нашла ее и сняла панель с боковой стороны блока. Плата, в которой она не была уверена, была уже установлена. Оставалось только подключить микрофон. Она не стала прикреплять его к боковой панели или закрывать.

Проверила, как расположены платы управления. Это было очень похоже на компьютер, все детали соединялись друг с другом, но она не была электриком. Она понятия не имела, есть ли здесь что-то еще, чего не хватает. И ни за что на свете она не собиралась снова бежать за запчастями. Включила прибор и выбрала канал с пометкой «18».

Она ждала.

Настроив шумоподавитель, девушка подала в динамики достаточное количество помех, чтобы убедиться, что устройство включено. Трафик на канале отсутствовал. Нажатие на микрофон прекратило помехи, что было хорошим знаком. Усталая, израненная, боящаяся не только за себя, но и за брата, Шарлотта смогла улыбнуться. Щелчок микрофона, вернувшегося в динамики, был маленькой победой.

«Кто-нибудь может меня услышать?» — спросила она. Она оперлась локтем на стол, вторая рука бесполезно повисла на боку. Она попробовала еще раз. «Есть кто-нибудь, у кого есть уши? Пожалуйста, отзовитесь».

Статика. Что ничего не доказывало. Шарлотта вполне могла представить себе, что радиостанции находятся за много миль отсюда, где-нибудь в бункере, а все операторы вокруг них сгорблены и мертвы. Брат рассказывал ей о том, как он покончил с бункером нажатием кнопки. Он пришел к ней посреди ночи с сияющими глазами и рассказал обо всем. А теперь этот бункер исчез. Или, может быть, ее радио не работало?

Она плохо соображала. Нужно было устранить неполадки, прежде чем делать поспешные выводы. Потянувшись к циферблату, она сразу же вспомнила о другом бункере, который они с братом подслушивали, о соседнем бункере с горсткой выживших, которые любили болтать и играть в такие игры, как «Прятки», используя свои радиоприемники. Если она правильно помнила, мэр 18-го дома уже как-то выходил на связь на этой частоте. Шарлотта перешла на «17», чтобы проверить свой микрофон и посмотреть, не откликнется ли кто-нибудь, забыв о позднем часе. По привычке она использовала свой старый позывной из ВВС.

«Алло. Алло. Это Чарли два-четыре. Кто-нибудь меня слышит?»

Она слушала помехи и уже собиралась переключиться на другой канал, как вдруг прорвался голос, дрожащий и далекий:

«Да. Алло? Вы нас слышите?»

Шарлотта снова сжала микрофон, боль в плече на мгновение исчезла, связь с незнакомым голосом была подобна уколу адреналина.

«Я вас слышу. Да. Вы меня слышите?»

«Что, черт возьми, там происходит? Мы не можем связаться с вами. Туннель… в туннеле завалы. Никто не отвечает. Мы здесь в ловушке».

Шарлотта пыталась разобраться в ситуации. Она еще раз проверила частоту передачи. «Помедленнее», — сказала она и глубоко вздохнула, следуя собственному совету. «Где вы находитесь? Что происходит?»

«Это Ширли? Мы застряли здесь, в этом… другом месте. Все заржавело. Люди в панике. Ты должна вытащить нас отсюда».

Шарлотта не знала, отвечать ли ей или просто выключить устройство и попробовать позже. Было такое ощущение, что она вклинилась в середину разговора, сбив с толку одного из собеседников. Другой голос подтвердил ее предположение:

«Это не Ширли», — сказал чей-то женский голос. «Ширли мертва».

Шарлотта отрегулировала громкость. Она внимательно слушала. На мгновение она забыла о человеке, умирающем в коридоре внизу, о том, кого она ударила ножом, о ране на руке. Она забыла о тех, кто, должно быть, идет за ней, ищет ее. Вместо этого она с интересом слушала разговор на семнадцатом канале, этот голос, показавшийся ей смутно знакомым.

«Кто это?» — спросил первый мужской голос.

Возникла пауза. Шарлотта не знала, кого он спрашивает, от кого ждет ответа. Она поднесла микрофон к губам, но ответил кто-то другой.

«Это Джульетта».

Голос был тяжелым и усталым.

«Жюль? Где ты? Что ты имеешь в виду, говоря, что Ширли мертва?»

Еще один всплеск помех. Еще одна страшная пауза.

«Я имею в виду, что они все мертвы», — сказала она. «И мы тоже».

Еще один всплеск помех.

«Я убила нас всех».

Хранилище 17

Джульетта открыла глаза и увидела своего отца. Белый свет переливался из одного ее глаза в другой. За его спиной вырисовывалось несколько лиц, смотревших на нее сверху вниз. Светло-голубые и бело-желтые комбинезоны. То, что сначала казалось сном, постепенно превратилось в нечто реальное. А то, что казалось не более чем кошмаром, превратилось в воспоминания: Бункер был отключен. Двери были открыты. Все были мертвы. Последнее, что она помнила, — это как схватилась за рацию, услышала голоса и объявила, что все мертвы. И она их убила.

Отмахнувшись от света, она попыталась перевернуться на бок. Она лежала не на кровати, а на сырой стальной обшивке, под головой была чья-то нижняя рубашка. Живот забурчал, но ничего не вышло. Живот был пустой, судорожно вздымался. Она издавала рвотные звуки и плевала на землю. Отец просил ее дышать. Раф был рядом и спрашивал, все ли с ней в порядке. Джульетта подавила желание накричать на них всех, на весь мир, чтобы они оставили ее в покое, обнять колени и рыдать о том, что она натворила. Но Раф продолжал спрашивать, все ли с ней в порядке.

Джульетта вытерла рот рукавом и попыталась сесть. В комнате было темно. Она больше не находилась внутри экскаватора. Откуда-то било неяркое свечение, похожее на открытый огонь, запах горящего биодизеля, самодельного факела. И во мраке она увидела, как пляшут и качаются фонарики в руках и на касках шахтеров, как ее люди заботятся друг о друге. Небольшие группы сгрудились тут и там. Оглушающая тишина лежала, как одеяло, поверх разрозненных рыданий.

«Где я?» — спросила она.

Раф ответил. «Один из мальчиков нашел тебя в кузове машины. Сказал, что ты свернулась калачиком. Они сначала подумали, что ты умерла…»

Отец прервал ее. «Я собираюсь послушать твое сердце. Если сможешь, сделай глубокий вдох».

Джульетта не стала спорить. Она снова почувствовала себя молодой, юной и несчастной оттого, что что-то сломала, что разочаровала его. Борода отца сверкнула серебром от фонарика Рафа. Он вставил стетоскоп в уши, и она знала, что делать. Расстегнула комбинезон. Он слушал, как она глубоко глотает воздух и медленно его выпускает. Над собой она различила достаточно труб, электропроводов и выхлопных каналов, чтобы определить свое местонахождение. Они находились в большом насосном отделении, примыкающем к генераторной. Земля была влажной, так как все это было затоплено. Здесь, наверху, должна быть заперта вода, где-то медленно течет, резервуар постепенно опустошается. Джульетта вспомнила о воде. Когда-то давно, надев костюм для очистки, она проплывала мимо этой комнаты.

«Где дети?» — спросила она.

«Они ушли с твоим другом Соло», — сказал отец. «Он сказал, что проводит их домой».

Джульетта кивнула. «А сколько еще человек выжило?» Она сделала еще один глубокий вдох и задумалась, кто же еще остался в живых. Вспомнила, как собирала всех, кого могла, в раскоп. Она видела Кортни и Уокера. Эрика и Доусона. Фитца. Помнила семьи, детей из классов и мальчика с базара в коричневом комбинезоне. Но Ширли… Джульетта подняла руку и осторожно потрогала больную челюсть. Она снова слышала взрыв и ощущала грохот в толще земли. Ширли больше нет. Лукаса больше нет. Нельсона и Питера. Ее сердце не могло выдержать всего этого. Она ждала, что все это прекратится, утихнет, пока ее отец слушает.

«Неизвестно, сколько их осталось», — сказал Раф. «Все… там хаос». Он тронул Джульетту за плечо. «Там была группа, которая прошла недавно, до того, как все пошло наперекосяк. Священник и его прихожане. А потом еще куча народу пришла. А потом ты».

Отец внимательно слушал, как бьется ее неподатливое сердце. Он переместил металлическую подушечку из одного угла ее спины в другой, и Джульетта сделала глубокий, послушный вдох. «Некоторые из твоих друзей пытаются придумать, как развернуть эту машину и вытащить нас отсюда», — сказал отец.

«Некоторые уже копают», — сказал ей Раф. «Своими руками. И лопатами».

Джульетта попыталась сесть. Боль от потери всего, что она утратила, усугублялась мыслью о том, что она может потерять тех, кто остался. «Они не должны копать», — сказала она. «Папа, там небезопасно. Мы должны остановить их». Она вцепилась в его комбинезон.

«Тебе нужно успокоиться», — сказал он. «Я послал кое-кого принести тебе воды…»

«Папа, если они начнут копать, мы умрем. Все здесь умрут».

Наступила тишина. Ее нарушило шлепанье сапог. Свет прорезал темноту вдоль и поперек, и появился Бобби с помятой жестяной флягой, в которой плескалась вода.

«Мы умрем, если они нас откопают», — повторила Джульетта. Она воздержалась от того, чтобы добавить, что все они и так мертвы. Они были ходячими трупами в этой оболочке бункера, в этом доме безумия и ржавчины. Но она знала, что звучит так же безумно, как и все остальные, предостерегающие от раскопок, потому что здешний воздух должен был быть ядовитым. Теперь они хотели прорыть тоннель к своей смерти так же сильно, как она хотела прорыть тоннель к своей.

Она отпила из фляги, вода брызнула с подбородка на грудь, и задумалась о том, что все это безумие. И тут она вспомнила о прихожанах, которые пришли изгнать демонов из этого отравленного бункера, а может быть, и посмотреть на дьявольскую работу своими глазами. Опустив флягу, она повернулась к отцу, вырисовывающемуся силуэтом в свете факела Рафа.

«Отец Вендель и его люди», — сказала Джульетта. «Это…? Это те, кто приходил раньше?»

«Их видели направляющимися вверх и в сторону Механического», — сказал Бобби. «Я слышал, что они искали место для поклонения. Остальные пошли на фермы, слышали, что там еще что-то растет. Многие беспокоятся о том, что мы будем есть, пока не выберемся отсюда».

«Что мы будем есть», — пробормотала Джульетта. Ей хотелось сказать Бобби, что они не выйдут оттуда. Никогда. Все пропало. Все, что они успели выучить. Единственная причина, по которой она знала, а они нет, заключалась в том, что она, пробираясь через груды костей и курганы мертвецов, попала в этот бункер. Она видела, что становится с падшим миром, слышала, как Соло рассказывал о темных днях, слушала по радио, как те события разыгрывались заново. Она знала об угрозах, о тех угрозах, которые теперь были осуществлены, и все благодаря ее смелости.

Раф попросил ее глотнуть еще воды, и Джульетта увидела по освещенным фонариками лицам вокруг себя, что эти выжившие думали, что они просто попали в беду, что это временно. Правда заключалась в том, что это, скорее всего, все, что осталось от их народа — несколько сотен человек, которым удалось прорваться, те, кому посчастливилось жить в Глубине, испуганная толпа из нижних мидов, скопище фанатиков, которые сомневались в этом месте. Теперь они разбегались, стремясь пережить то, что, как они надеялись, закончится через несколько дней, неделю, заботясь лишь о том, чтобы хватило еды до спасения.

Они еще не понимали, что спасены. Всех остальных уже не было.

Она вернула флягу Рафу и начала подниматься. Отец уговаривал ее остаться на месте, но Джульетта отмахнулась от него. «Мы должны помешать им копать», — сказала она, поднимаясь на ноги. Ее комбинезон был влажным от мокрого пола. Где-то была утечка, вода задерживалась в перекрытиях и на уровнях над ними и медленно стекала. Ей пришло в голову, что это нужно исправить. И так же быстро она поняла, что в этом нет смысла. С планированием было покончено. Теперь нужно было выжить в следующую минуту, в следующий час.

«В какой стороне раскоп?» — спросила она.

Раф неохотно указал фонариком. Она потянула его за собой и остановилась, когда увидела Джомсона, старого ремонтника насосов, прижавшегося к стене молчаливых и ржавых насосов, с руками, сложенными на коленях. Джомсон всхлипывал про себя, его плечи качались вверх-вниз, как поршни, когда он смотрел на свои руки.

Джульетта указала отцу на мужчину и подошла к нему. «Джомес, ты ранен?»

«Я спас это», — пробормотал Джомсон. «Я спас это. Я спас это».

Раф направил фонарик на колени механика. В его ладонях мелькнула кучка читов. Зарплата за несколько месяцев. Они звенели, когда его тело сотрясалось, монеты извивались, как насекомые.

«В столовой», — сказал он между всхлипываниями и рыданиями. «В столовой, когда все бежали. Я открыл кассу. Банки, банки и банки в кладовке. И вот это. Я спас это».

«Ш-ш-ш», — сказала Джульетта, положив руку на его дрожащее плечо. Она посмотрела на отца, который покачал головой. Для него ничего нельзя было сделать.

Раф направил фонарик в другое место. Еще ниже мать раскачивалась взад-вперед и причитала. Она прижимала к груди младенца. Ребенок, похоже, был в порядке, его маленькая рука тянулась к матери, он открывал и закрывал рот, но не издавал ни звука. Так много было потеряно. У каждого было то, что он мог унести, и больше ничего, только то, что он успел схватить. Джомсон рыдал о том, что он успел схватить, пока с потолка стекали струйки воды, плакал бункер, плакали все, кроме детей.

Джульетта последовала за Рафом через большой экскаватор в туннель. Они долго шли по грудам камней, перешагивали через лавины отвалов, сыпавшихся с обеих сторон, видели одежду, один ботинок, полузатопленное одеяло, которое уронили. Валялась забытая чья-то фляга, которую Раф подобрал; он потряс ее и улыбнулся, когда она плескалась.

Вдалеке открытое пламя окрасило камень в оранжево-красный цвет, обнажив сырое тело земли. Свежая груда обломков сползала вниз от полного обрушения потолка — результат самопожертвования Ширли. Джульетта представила себе свою подругу по другую сторону этих камней. Она увидела Ширли, скорчившуюся в комнате управления генератором, задохнувшуюся, отравившуюся или просто распавшуюся под воздействием внешнего воздуха. К этому образу потерянной подруги добавился образ Лукаса в его маленькой квартирке под серверами, его молодая и безжизненная рука расслабленно обхватила молчащую рацию.

Рация Джульетты тоже молчала. Среди ночи кто-то над ними передал короткое сообщение, которое разбудило ее и в конце которого она сообщила, что все мертвы. После этого вызова она попыталась связаться с Лукасом. Она пыталась дозвониться до него снова и снова, но слушать помехи было слишком больно. Она убивала себя и свою батарею, пытаясь дозвониться, в конце концов, выключила аппарат, недолго думая, позвонила на первый канал, чтобы наорать на этого ублюдка, который ее предал, но она не хотела, чтобы они знали, что кто-то из ее людей выжил, что на свете есть еще люди, которых можно убить.

Джульетта колебалась между яростью от того, что они сделали, и скорбью о потере тех, кого они забрали. Прислонившись к отцу, она последовала за Рафом и Бобби в сторону лязга, стука и криков копателей. Сейчас ей нужно было выиграть время, чтобы спасти то, что осталось. Ее мозг работал в режиме выживания, тело онемело и дрожало. Она точно знала, что повторное соединение двух шахт означает гибель для всех них. Она видела белый туман, спускавшийся по лестнице, знала, что это не какой-то безвредный газ, видела, что осталось от прокладки и термоленты. Так они отравляли наружный воздух. Так они уничтожали миры.

«Осторожно, пальцы!» — рявкнул кто-то. Мимо проехал шахтер с тачкой обломков. Джульетта зашагала по наклонному полу, потолок становился все ближе и ближе. Впереди слышался голос Кортни. И голос Доусона тоже. В стороне от обвала были навалены кучи хвостов, чтобы отметить достигнутый прогресс. Джульетта разрывалась между желанием предупредить Кортни, чтобы та прекратила свои действия, и желанием прыгнуть вперед и копать своими руками, загибать ногти назад, пробивая когтями путь к тому, что там произошло, и будь проклята смерть.

«Хорошо, давайте уберем верхнюю часть, прежде чем продолжим. А почему так долго с домкратом? Можно, пожалуйста, подать сюда гидравлику от генераторной установки? Если темно, это не значит, что я не вижу, как вы, лохи, бездельничаете…»

Кортни замолчала, увидев Джульетту. Ее лицо ожесточилось, губы плотно сжались. Джульетта почувствовала, что ее подруга колеблется между пощечиной и объятиями. Жаль, что она не сделала ни того, ни другого.

«Ты поднялась», — сказала Кортни.

Джульетта отвела взгляд и посмотрела на груду камней и скал. От горящих факелов вилась и оседала копоть, холодный воздух в глубине шахты был пропитан ею. А как же все эти легкие — сотни пар легких — которые тоже высасывают этот воздух?

«Нам нужно поговорить об этом», — сказала Джульетта, махнув рукой в сторону пещеры.

«О том, что здесь произошло, мы сможем поговорить после того, как откопаем дорогу домой. Если ты хочешь взять лопату…»

«Этот камень — единственное, что сохраняет нам жизнь», — сказала Джульетта.

Несколько человек, копавших землю, уже остановились, когда увидели, кто разговаривает с Кортни. Кортни рявкнула на них, чтобы они вернулись к работе, и они вернулись. Джульетта не знала, как это сделать деликатно. Она вообще не знала, как это сделать.

«Я не знаю, что ты получаешь…» начала Кортни.

«Ширли обрушила кровлю и спасла нас. Если ты будешь копать, мы погибнем. Я уверена в этом».

«Ширли?»

«Наш дом был отравлен, Корт. Я не знаю, как это объяснить, но это так. Люди умирали наверху. Я слышала от Питера и…» Она перевела дыхание. «От Люка. Питер видел внешнюю сторону. Снаружи. Двери были открыты, и люди умирали. А Люк…» Джульетта прикусила губу, пока боль не прояснила ее мысли. «Первое, о чем я подумала, — это перевести всех сюда, потому что я знала, что здесь безопасно…»

Кортни разразилась хохотом. «Безопасно? Ты думаешь…?» Она сделала шаг ближе к Джульетте, и вдруг оказалось, что никто не копает. Отец Джульетты положил руку на руку дочери и попытался оттащить ее назад, но Джульетта устояла на ногах.

«Ты думаешь, здесь безопасно?» шипела Кортни. «Где мы, черт возьми, находимся? Там есть помещение, чертовски похожее на наше помещение, за исключением того, что оно превратилось в ржавую развалину. Думаешь, эти машины когда-нибудь снова заработают? Сколько у нас здесь воздуха? Сколько топлива? А как насчет еды и воды? Я даю нам несколько дней, если мы не вернемся домой. Это несколько дней копания, в основном вручную. Ты хоть понимаешь, что ты с нами сделала, притащив нас сюда?»

Джульетта выдержала этот шквал. Она приветствовала его. Ей хотелось добавить несколько камней от себя.

«Это сделала я», — сказала она. Она отстранилась от отца и повернулась лицом к хорошо знакомым ей землекопам. Она повернулась и во весь голос бросила в темную яму, из которой только что вылезла. «Это я сделала!» — кричала она во всю мощь своих легких, посылая свои слова в сторону тех, кого она прокляла и обрекла. Она снова закричала: «Я это сделала!», и горло ее горело от копоти и жгучего признания, грудь распирало и саднило от страдания. Она почувствовала руку на своем плече — это снова был ее отец. Единственными звуками, когда ее эхо стихло, были треск и шепот открытого пламени.

«Это все из-за меня», — сказала она, кивнув. «Мы не должны были приходить сюда с самого начала. Мы не должны были. Может быть, из-за моих раскопок они нас отравили, или из-за того, что я вышла наружу, но воздух здесь чистый. Я вам всем обещала, что это место здесь и что воздух здесь нормальный. А теперь я вам с такой же уверенностью говорю, что наш дом потерян. Он отравлен. Вскрыт извне. Все, кого мы оставили…» Она пыталась перевести дыхание, ее сердце было пустым, а в животе завязывались узлы. И снова отец поддержал ее. «Да, это была моя вина. Моя вина. Вот почему человек, который это сделал…»

«Человек?» спросила Кортни.

Джульетта оглядела своих бывших друзей, мужчин и женщин, с которыми она работала вместе многие годы. «Человек, да. Из одного из бункеров. Там пятьдесят бункеров, таких же, как наш…»

«Так ты нам говорила», — хмуро сказал один из землекопов. «Так говорят карты».

Джульетта поискала его. Это был Фитц, нефтяник и бывший механик. «И ты не веришь мне, Фитц? Неужели ты теперь веришь, что во всей Вселенной их всего два и что они были так близко друг от друга? Что вся остальная часть этой карты — ложь? Я говорю тебе, что стояла на хребте и видела их своими глазами. Пока мы стоим здесь, в этой темной яме, задыхаясь от испарений, десятки тысяч людей живут своей жизнью, жизнью, которую мы когда-то знали…»

«И ты считаешь, что мы должны копать в их сторону?»

Джульетта не подумала об этом. «Возможно», — сказала она. «Это может быть нашим единственным выходом, если мы сможем до них добраться. Но сначала нам нужно узнать, кто там находится и безопасно ли это. Она может быть такой же разрушенной, как наша шахта. Или пустой, как эта. Или полна людей, которые совсем не рады нас видеть. Воздух может быть ядовитым, когда мы пройдем через нее. Но я могу сказать, что есть и другие».

Один из тех, кто копал, сполз по обломкам вниз, чтобы присоединиться к разговору. «А что, если по ту сторону этих завалов все в порядке? Разве ты не из тех, кто всегда должен идти и смотреть?»

Джульетта приняла удар на себя. «Если там все в порядке, то они придут за нами. Мы получим от них весточку. Я бы очень хотела, чтобы это было правдой, чтобы это произошло. Я бы хотела ошибаться. Но я не ошибаюсь». Она изучала их темные лица. «Я говорю вам, что там нет ничего, кроме смерти. Вы думаете, я не хочу надеяться? Я теряла… мы все теряли тех, кого любили. Я слушала, как уходят из жизни люди, которых я любила и которые были мне дороги, и вы думаете, я не хочу пойти туда и увидеть все своими глазами? Похоронить их как следует?» Она вытерла глаза. «Ты ни на секунду не подумай, что я не хочу взять лопату и работать в три смены, пока мы не закончим с этим. Но я знаю, что похоронила бы тех из нас, кто остался. Мы бы бросили эту грязь и эти камни прямо в наши собственные могилы».

Никто не говорил. Где-то гравитация выиграла тонкую борьбу со скалой, и рыхлый камень с лязгом и грохотом посыпался к их ногам.

«Что ты хочешь, чтобы мы сделали?» спросил Фитц, и Джульетта услышала, как вздохнула Кортни, которая, казалось, вздрогнула при мысли о том, что кто-то еще когда-нибудь будет слушать ее советы.

«Нам нужен день или два, чтобы определить, что произошло. Как я уже говорила, существует множество миров, подобных нашему. Я не знаю, что они держат, но знаю, что один из них, похоже, считает себя главным. Они и раньше угрожали нам, говорили, что могут нажать на кнопку и покончить с нами, и я верю, что они так и поступили. Думаю, что именно так они поступили и с другим миром». Она указала вниз по туннелю на бункер 17. «И да, возможно, это произошло потому, что мы осмелились копать, или потому, что я выходила наружу в поисках ответов, и вы можете отправить меня отмываться за эти грехи. Я с радостью пойду. Я очищусь и умру на глазах у вас. Но сначала позвольте мне рассказать вам то немногое, что я знаю. Этот бункер, в котором мы находимся, будет затоплен. Он медленно наполняется даже сейчас. Нам нужно запитать насосы, которые поддерживают его сухим, и убедиться, что фермы остаются влажными, свет горит, что у нас достаточно воздуха для дыхания». Она указала жестом на один из факелов, вмонтированных в стену. «Мы потребляем очень много воздуха».

«И где же нам взять эту энергию? Я был одним из первых, кто перешел на другую сторону. Там куча ржавчины!»

«На тридцатом этаже есть энергия», — сказала Джульетта. «Чистая энергия. От нее работают насосы и свет на фермах. Но мы не должны на это полагаться. Мы захватили с собой свою собственную энергию…»

«Резервный генератор», — сказал кто-то.

Джульетта кивнула, благодарная за то, что ее слушают. По крайней мере, на данный момент они перестали копать.

«Я беру на себя бремя ответственности за то, что сделала», — сказала Джульетта, и пламя расплылось за пленкой слез. «Но кто-то другой устроил нам этот ад. Я знаю, кто это был. Я говорила с ним. Мы должны выжить достаточно долго, чтобы заставить его и его людей заплатить…»

«Месть», — сказала Кортни, ее голос стал жестким шепотом. «После всех тех людей, которые погибли, пытаясь получить хоть какую-то долю этой мести, когда ты ушла на очистку…»

«Не месть, нет. Профилактика». Джульетта заглянула в темный туннель и погрузилась во мрак. «Мой друг Соло помнит, как этот мир — его мир — был разрушен. Не боги обрушили на нас это, а люди. Люди, достаточно близкие, чтобы говорить с ними по радио. И под их пальцами стоят другие миры. Представьте себе, если бы кто-то другой начал действовать раньше. Мы бы продолжали жить, не подозревая о существующей угрозе. А наши близкие были бы сейчас живы». Она снова повернулась к Кортни и остальным. «Мы не должны преследовать этих людей за то, что они сделали. Нет. Мы должны преследовать их за то, что они способны сделать. Пока они не сделали это снова».

Она искала в глазах своей старой подруги понимания, принятия. Вместо этого Кортни отвернулась от нее. Она отвернулась от Джульетты и стала смотреть на груду обломков, которую они расчищали. Прошло много времени, дым заполнил воздух, оранжевые языки пламени шептались.

«Фитц, возьми факел», — приказала Кортни. На мгновение замешкавшись, старый нефтяник подчинился. «Затуши эту штуку», — сказала она ему с отвращением к себе. «Мы зря тратим воздух».

Элиза услышала голоса на лестничной площадке. В ее доме были незнакомцы. Незнакомцы. Риксон часто пугал ее и близнецов, рассказывая им истории о незнакомцах, из-за которых они не хотели покидать свой дом за фермами. Когда-то давно, говорил Риксон, любой незнакомец хотел убить тебя и забрать твои вещи. Даже тем, кто знал тебя, нельзя было доверять. Так говорил Риксон поздно вечером, когда из-за щелчка таймера внезапно гасли лампы для выращивания.

Риксон снова и снова рассказывал им историю о том, что он родился от двух влюбленных — что бы это ни значило — и что его отец вырезал отравленную таблетку из бедра его матери, и так у людей рождаются дети. Но не у всех людей дети рождались от двух влюбленных. Иногда, говорил он, приходили чужие люди и забирали все, что хотели. В те времена это были мужчины, и часто они хотели, чтобы женщины делали детей, и тогда они вырезали отравленные пилюли прямо из их плоти, и женщины рожали детей.

В плоти Элизы не было ни одной отравленной пилюли. Пока не было. Ханна сказала, что они вырастают там поздно, как взрослые зубы, и поэтому важно рожать детей как можно раньше. Риксон сказал, что это совсем не так, и что если ты родился без таблетки в бедре, то у тебя ее никогда не будет, но Элиза не знала, чему верить. На лестнице она остановилась и потерла бок, ощупывая его на предмет наличия шишек. Сосредоточенно пощупав щель между зубами, она почувствовала, как под деснами растет что-то твердое. От осознания того, что ее тело может делать такие глупости, как выращивание зубов и таблеток под ее плотью без ее просьбы, ей захотелось заплакать. Она позвала по лестнице Щенка, который снова вырвался на свободу и скрылся из виду. Щенок был плохим. Элиза начала сомневаться, можно ли иметь щенков или они всегда убегают. Но она не плакала. Она схватилась за перила и сделала еще один шаг, и еще. Она не хотела детей. Она просто хотела, чтобы Щенок остался с ней, и тогда ее тело сможет делать все, что захочет.

На лестнице ее догнал мужчина — это был не Соло. Соло сказал ей держаться поближе. «Скажи Щенку, чтобы держался поближе», — сказала она, когда Соло догнал ее. Оправдания надо было иметь наготове. Как тыквенные семечки в кармане. Мужчина, обгонявший ее, оглянулся на нее через плечо. Он был незнакомцем, но, похоже, ему не нужны были ее вещи. У него уже были вещи, была катушка черно-желтого провода, свисавшего с потолка в фермах, которые Риксон велел никогда не трогать. Возможно, этот человек не знал правил. Было непривычно видеть в своем доме незнакомых людей, но Риксон иногда врал, а иногда ошибался, и, возможно, он врал или ошибался в своих страшных историях, а Соло был прав. Может быть, эти незнакомцы и к лучшему. Больше людей, которые помогают, делают ремонт, роют траншеи для воды в почве, чтобы все растения получали хорошую пищу. Больше таких людей, как Джульетта, которые пришли и сделали их дом лучше, отвели их наверх, где свет был ровным и можно было нагреть воду для ванны. Добрые незнакомцы.

В поле зрения появился еще один человек, шумно стуча сапогами. В руках у него был мешок с зелеными листьями, от которого исходил запах спелых помидоров и ежевики. Элиза остановилась и смотрела ему вслед. Это слишком много, чтобы собирать все сразу, — услышала она слова Ханны. Слишком много. Еще больше правил, которых никто не знал. Возможно, Элизе придется их учить. У нее была книга, которая могла научить людей ловить рыбу и выслеживать животных. И тут она вспомнила, что вся рыба исчезла. И она не смогла найти даже одного щенка.

От мысли о рыбе Элиза проголодалась. Ей очень захотелось есть прямо в этот момент, и как можно больше. Пока ничего не осталось. Это чувство голода возникало иногда, когда она видела, как едят близнецы. Даже если она не была голодна, ей хотелось есть. Очень много. Пока все не закончится.

Она поднялась по ступенькам, сумка с книгой воспоминаний стукнулась о ее бедро, и она пожалела, что не осталась с остальными, или что Щенок остался на месте.

«Эй, ты!»

Мужчина на соседней площадке выглянул из-за перил и посмотрел на нее. У него была черная борода, только не такая грязная, как у Соло. Элиза на мгновение замерла, а затем продолжила подниматься по лестнице. Мужчина и лестничная площадка исчезли из виду, когда она свернула под ними. Он ждал ее, когда она вышла на лестничную площадку.

«Ты отделилась от стада?» — спросил мужчина.

Элиза склонила голову набок. «Я не могу быть в стаде», — сказала она.

Мужчина с темной бородой и яркими глазами изучал ее. На нем был коричневый комбинезон. У Риксона был такой же, который он иногда надевал. Такой же комбинезон был и у того мальчика из странного мира.

«А почему бы и нет?» — спросил мужчина.

«Я не овца», — ответила Элиза. «Овцы создают стада, а их не осталось».

«А что такое овца?» — спросил мужчина. И тут его яркие глаза вспыхнули еще ярче. «Я видел тебя. Ты одна из тех детей, которые жили здесь, не так ли?»

Элиза кивнула.

«Ты можешь присоединиться к нашей пастве. Паства — это община людей. Члены церкви. Ты ходишь в церковь?»

Элиза покачала головой. Она положила руку на свою книгу памяти, где была страница об овцах, о том, как их выращивать и как за ними ухаживать. Ее книга памяти и этот человек расходились во мнениях. Она почувствовала пустоту в желудке, пытаясь понять, кому из них верить. Склонилась к своей книге, которая была права во многом другом.

«Хочешь зайти внутрь?» Мужчина махнул рукой в сторону двери. Элиза заглянула мимо него в темноту. «Ты голодна?»

Элиза кивнула.

«Мы собираем еду. Мы нашли церковь. Остальные скоро придут с ферм. Не хочешь зайти, взять что-нибудь поесть или попить? Я собрал все, что смог унести. Поделюсь с тобой». Он положил руку ей на плечо, и Элиза стала изучать его предплечье, поросшее темными волосами, как у Соло, но не как у Риксона. В животе у нее заурчало, а фермы казались такими далекими.

«Мне нужно забрать щенка», — сказала она, и голос ее прозвучал негромко на огромной лестничной площадке, словно туман в прохладном воздухе.

«Мы возьмем твоего щенка», — сказал мужчина. «Пошли в дом. Я хочу услышать все о вашем мире. Это чудо, понимаешь? А знаешь, что ты — чудо? Это так».

Элиза совсем не знала этого. Этого не было ни в одной из книг, из которых она черпала воспоминания. Но она пропустила много страниц. Ее желудок заурчал. Желудок заговорил с ней, и она пошла за этим человеком с темной бородой в темный коридор. Впереди раздавались голоса — успокаивающая и тихая смесь гула и шепота, и Элиза подумала, не так ли звучит стадо.

Хранилище 1

Шарлотта снова жила в коробке. Коробка, но без холода, без матового окна и без ярко-синей линии, глубоко вонзившейся в ее вену. В этой коробке не было всего этого, не было возможности видеть сладкие сны и кошмарно просыпаться. Это была простая металлическая коробка, на которой появились вмятины и которая гудела, когда она регулировала свой вес.

Она устроилась в подъемнике для дронов — металлическом контейнере, слишком низком, чтобы в нем сидеть, слишком темном, чтобы видеть руку перед лицом, и слишком тихом, чтобы слышать свои мысли. Дважды она лежала, прислушиваясь к звукам сапог по ту сторону двери, когда за ней охотились. В ту ночь она осталась в подъемнике. Ждала, что они вернутся, но у них должно быть много уровней, где они могли бы пошарить.

Она двигалась каждые несколько минут в бесплодных попытках устроиться поудобнее. Один раз она сходила в туалет, когда уже не было сил терпеть, когда боялась, что придется делать это в комбинезоне. Смывать или не смывать? Рисковать из-за шума или из-за улик в унитазе? Она спустила воду и представила, как в каком-то далеком месте грохочут трубы, и кто-то может точно определить, откуда это доносится.

В конце коридора она убедилась, что они не обнаружили радио. Она ожидала обнаружить пропажу радиоприемника и записок Дональда, но все было на месте под полиэтиленовой пленкой. Поколебавшись мгновение, Шарлотта собрала папки. Они были слишком ценными, чтобы их потерять. Она поспешила вернуться в свою нору и задвинула вещи в угол. Свернувшись калачиком, она представила, как ботинки обрушиваются на ее брата.

Она подумала об Ираке. Там были темные ночи, когда она лежала на койке, а мужчины приходили и уходили со смены, перешептываясь и скрипя пружинами. Темные ночи, когда она чувствовала себя более уязвимой, чем когда-либо в небе ее беспилотник. Казарма казалась ей пустой автостоянкой в темное время суток, шаги вдалеке, а она не могла найти ключи от машины. Спрятавшись в маленьком подъемнике, она чувствовала себя так же. Как если бы спала ночью в темном гараже, в казарме, полной мужчин, и гадала, от чего она может проснуться.

Спала мало. С фонариком, зажатым между щекой и плечом, она просматривала папки Дональда, надеясь, что такое чтение поможет ей задремать. В тишине до нее доносились слова и обрывки разговоров по радио. Еще одна шахта была уничтожена. Она слушала их панические голоса, сообщения о том, что открываются внешние двери, о газе, который, по словам брата, он может пустить на этих людей. Она услышала голос Джульетты, которая сказала, что все погибли.

В одной из папок она нашла небольшую схему — карту с пронумерованными кругами, многие из которых были зачеркнуты. В этих кругах жили люди, подумала Шарлотта. А теперь еще один из них пуст. Еще один крестик, который нужно зачеркнуть. Только вот Шарлотта, как и ее брат, теперь чувствовала какую-то связь с этими людьми. Она слушала их голоса вместе с ним по радио, слушала Дональда, когда он рассказывал о своих попытках связаться с ними, с этим единственным звеном, которое было открыто для его слов, которое помогало ему взломать их компьютеры, чтобы понять, что происходит. Однажды она спросила его, почему он не обратился к другим силовым структурам, и он ответил, что те, кто за них отвечает, не могут обеспечить безопасность. Они бы его сдали. Каким-то образом ее брат и все эти люди восстали, а теперь их нет. Вот что случается с теми, кто восстает. Теперь здесь была только Шарлотта в темноте и тишине.

Она перелистывала записи брата, и шею свело судорогой от того, что она так держала фонарик. Температура в боксе поднималась до тех пор, пока она не вспотела в своем комбинезоне. Она не могла уснуть. Это было совсем не похоже на тот ящик, в который ее посадили. И чем больше она читала, тем больше понимала бесконечные метания брата, его желание что-то сделать, покончить с системой, в которой они оказались.

Осторожно перенося воду и еду, делая крошечные глотки и маленькие кусочки, она оставалась внутри в течение, как ей казалось, дней, но, возможно, часов. Когда ей снова захотелось в туалет, она решила пробраться в конец коридора и еще раз попробовать радио. Желание сходить в туалет не уступало желанию узнать, что происходит. Выжившие были. Людям из 18-го удалось перебраться через холмы и добраться до другого бункера. Несколько человек выжили — но надолго ли их хватит?

Она смыла воду и прислушалась к журчанию отработанной воды в трубах над головой. Рискнув, она пошла в комнату управления беспилотниками. Не включая свет в коридоре, она открыла радиоприемник. На 18-й линии не было ничего, кроме помех. То же самое на 17-й. Она переключила десяток других каналов, пока не услышала голоса и не убедилась, что рация работает. Вернувшись к 17-му, она стала ждать. Она знала, что может ждать вечно. Она могла ждать, пока они не придут и не найдут ее. Часы на стене показывали, что сейчас только три часа, середина ночи, и это было хорошо. Возможно, сейчас ее не ищут. Но тогда и слушать ее никто не будет. Она все равно сжала микрофон.

«Алло», — сказала она. «Меня кто-нибудь слышит?»

Она чуть было не назвала себя, откуда вызывает, но потом подумала, не прослушивают ли ее люди в бункере, следя за всеми станциями. А что, если так? Они не могли знать, откуда она передает. Если только они не смогут отследить ее по ретрансляторам. Может быть, и могли. Но разве эта шахта не вычеркнута из их списка? Они вообще не должны были прослушивать ее. Шарлотта убрала с дороги инструменты и стала искать бумажку, которую принес ей Донни, — рейтинг бункеров. В самом низу были перечислены все разрушенные шахты.

«Кто это?»

Из рации раздался мужской голос. Шарлотта схватила микрофон, гадая, не передавал ли кто-то из ее шахты на этой частоте.

«Я… Кто это?» — спросила она, не зная, как ответить.

«Вы в Механическом? Вы знаете, который сейчас час? Сейчас середина ночи».

Внизу, в Механическом. Так были расположены их бункеры, а не ее. Шарлотта решила, что это один из выживших. Она также предположила, что другие могут подслушивать, и решила перестраховаться.

«Да, я в Механическом», — сказала она. «Что происходит там… то есть наверху?»

«Я пытаюсь заснуть, но Корт сказал нам держать эту штуку включенной на случай, если она позвонит. Мы боролись с водопроводом. Люди предъявляют претензии на фермах, размечают участки. Кто это?»

Шарлотта прочистила горло. «Я ищу… Я надеялась связаться с вашим мэром. Джульеттой».

«Ее здесь нет. Я думал, она с вами. Попробуйте позвонить утром, если это не срочно. И скажи Корт, что нам бы не помешало еще несколько рабочих рук. Приличного фермера, если он у нас есть. И носильщика».

«Э-э… хорошо». Шарлотта снова взглянула на часы, прикидывая, сколько ей еще придется ждать. «Спасибо», — сказала она. «Я попробую позвонить».

Ответа не последовало, и Шарлотта удивилась, почему ей вообще захотелось протянуть руку помощи. Она ничего не могла сделать для этих людей. Неужели она думала, что они могут что-то сделать для нее? Она изучала собранную ею рацию, лишние винты и провода, разбросанные по базе, коллекцию инструментов. Это был риск, но он казался менее страшным, чем одиночество в подъемнике. Риск быть обнаруженной значительно перевешивал возможность контакта. Через несколько часов она попробует еще раз. А до тех пор она постарается поспать. Она закрыла рацию и подумала о своей старой койке в казарме дальше по коридору, но именно металлический ящик без окон и привлек ее внимание.

Завтрак Дональда прибыл вместе с компанией. Накануне его оставили в покое и заставили пропустить прием пищи. Он решил, что это какой-то метод допроса. То же самое было и с ботинками, шумно топающими мимо посреди ночи и не дающими ему спать. Все, что угодно, лишь бы сбить часы, возмутить его, заставить чувствовать себя сумасшедшим. А может быть, это был день, а сейчас середина ночи, и он вовсе не пропускал прием пищи. Трудно сказать. Он потерял счет времени. На стене остался чистый круг и торчащий винт, где когда-то висели часы.

Двое мужчин в защитных комбинезонах пришли с Турманом и завтраком. Дональд спал в своем комбинезоне. Он вытянул ноги на своей раскладушке, пока трое мужчин собирались в его маленькой комнате. Оба сотрудника службы безопасности смотрели на него с подозрением. Турман передал ему поднос, на котором стояла тарелка с яичницей, бисквит, вода и сок. Дональду было невероятно больно, но в то же время его мучил голод. Он поискал столовые приборы и, не найдя их, стал есть яичницу пальцами. От горячей пищи ребрам стало легче.

«Проверьте потолочные панели», — сказал один из сотрудников службы безопасности. Дональд узнал его. Бревард. Он был начальником почти столько же, сколько Дональд проработал на смене. Дональд мог сказать, что Бревард не был его другом.

Другой мужчина был моложе. Дональд не узнал его. Он обычно вставал поздно, чтобы его не заметили, и знал ночную охрану лучше, чем эти парни. Младший офицер вскарабкался на комод, приваренный к стене, и поднял потолочную панель. Он достал из-за бедра фонарик и посветил им во все стороны. Дональд хорошо представлял себе, что видит этот человек. Он уже проверил.

«Он заблокирован», — сказал молодой офицер.

«Ты уверен?»

«Это не он», — сказал Турман. Он не сводил глаз с Дональда. Турман махнул рукой в сторону комнаты. «Там была кровь. Он должен был быть в ней».

«Если только он не помылся где-нибудь и не переоделся».

Турман нахмурился при этой мысли. Он стоял в нескольких шагах от Дональда, который уже не чувствовал голода. «Кто это был?» спросил Турман.

«Кто был?»

«Не прикидывайтесь дурачком. На одного из моих людей напали, и кто-то, одетый как техник реактора, прошел через охрану прямо здесь, на этом уровне, той же ночью. Он спустился в этот коридор и, как я полагаю, искал тебя. Вышел на связь, где, как я знаю, ты проводишь время. Ты никак не мог провернуть это в одиночку. Ты кого-то привел, может быть, кого-то из своей последней смены. Кого?»

Дональд отломил кусочек бисквита и положил его в рот, чтобы было чем занять губы. Шарлотта. Что она делала? Обшаривала бункер в поисках его? Выходила на связь? Она была не в себе, если это была она.

«Он что-то знает», — сказал Бревард.

«Я понятия не имею, о чем ты говоришь», — сказал Дональд. Он сделал глоток воды и заметил, что его рука дрожит. «На кого напали? С ним все в порядке?» Он подумал о том, что, возможно, они нашли кровь его сестры. Что он наделал, разбудив ее? Он снова подумал о том, чтобы признаться и сказать им, где она прячется, чтобы она не была одна.

«Это был Эрен», — сказал Турман. «Он вышел с поздней смены, побежал к лифту, и его нашли на тридцать этажей ниже в луже крови».

«Эрен ранен?»

«Эрен мертв», — сказал Бревард. «Отвертка попала ему в шею. Один из лифтов залит его кровью. Я хочу знать, где человек, который сделал это…»

Турман поднял руку, и Бревард замолчал. «Дайте нам минуту», — сказал Турман.

Молодой офицер, стоявший на комоде, поправил потолочную панель, чтобы она встала на место. Он спрыгнул вниз и вытер руки о бедра, оставив на комоде ворсинки и ошметки пенополистирола. Двое охранников ждали снаружи. Дональд узнал одного из офисных работников, проходивших мимо перед закрытой дверью, чуть не окликнул его, гадая, что, черт возьми, все подумали, когда узнали, что он не тот, за кого себя выдал.

Турман потянулся в нагрудный карман и достал сложенный квадрат ткани — свежую тряпку. Он протянул ее Дональду, который с благодарностью принял ее. Странно, что за подарок. Он подождал, когда нужно будет откашляться, но это была редкая передышка. Турман протянул ему пластиковый пакет и держал его открытым. Дональд понял, для чего это нужно, и, достав свою вторую тряпку, бросил кровавое месиво в пакет.

«Для анализа, верно?»

Турман покачал головой. «Здесь нет ничего такого, чего бы мы еще не знали. Просто… жест. Я пытался убить тебя, ты знаешь. Это была слабая попытка, и именно потому, что я был слаб, у меня ничего не получилось. Оказывается, ты был прав насчет Анны».

«Эрен действительно мертв?»

Турман кивнул. Дональд развернул ткань и снова сложил ее. «Он мне нравился».

«Он был хорошим человеком. Один из моих новобранцев. Ты знаешь, кто его убил?»

Теперь Дональд увидел в ткани то, чем она была. Плохой полицейский превратился в хорошего. Он покачал головой. Он попытался представить себе Шарлотту, делающую такие вещи, и не смог. Но он также не мог представить ее летающей на беспилотниках, сбрасывающей бомбы или отжимающейся пятьдесят раз. Она была загадкой, запертой в его детстве, и постоянно удивляла. «Я не могу представить, чтобы кто-то из моих знакомых убил такого человека. Кроме тебя».

Турман никак не отреагировал на это.

«Когда меня опустят под воду?»

«Сегодня. У меня есть еще один вопрос».

Дональд поднял воду с подноса и сделал долгий глоток. Вода была холодной. Невероятно, насколько приятной на вкус может быть вода. Он должен был рассказать Турману о Шарлотте прямо сейчас. Или подождать, пока не уйдет под воду. Но чего он не мог сделать, так это оставить ее там одну. Он понял, что Турман ждет. «Говори», — сказал он.

«Помнишь ли ты, как Анна уходила из оружейной комнаты, когда ты был на ногах? Я понимаю, что ты был с ней совсем недолго».

«Нет», — сказал Дональд. И это не было похоже на короткое время. Это было похоже на целую жизнь. «Почему? Что она сделала?»

«Помнишь, она говорила о газовых баллонах?»

«Газовые баллоны? Нет. Я даже не знаю, что это значит. Почему?»

«Мы обнаружили следы саботажа. Кто-то подменил каналы связи между медицинским отделом и отделом контроля за населением». Турман махнул рукой, отмахиваясь от того, что собирался сказать. «Как я уже сказал, думаю, что ты был прав насчет Анны». Он повернулся, чтобы уйти.

«Подожди», — сказал Дональд. «У меня есть вопрос».

Турман колебался, держа руку на двери.

«Что со мной не так?» спросил Дональд.

Турман посмотрел на красную тряпку в полиэтиленовом пакете. «Ты когда-нибудь видел, как выглядит земля после битвы?» Его голос стал тихим. Приглушенным. «Твое тело — это поле битвы. Вот что происходит внутри тебя. Армии с миллиардами на одной стороне ведут войну друг с другом. Машины, которые хотят разорвать тебя на части, и те, которые надеются удержать тебя целиком. И их сапоги должны превратить твое тело в клочья и грязь».

Турман кашлянул в кулак. Он начал открывать дверь.

«В тот день я не собирался переходить через горный гребень», — сказал Дональд. «Я шел туда не для того, чтобы меня увидели. Я просто хотел умереть».

Турман кивнул. «Я тоже так думал потом. И должен был дать тебе знать. Но они подняли тревогу. Я поднялся и увидел, что мои люди борются с костюмами, а ты наполовину исчез. В моем окопе лежала граната, и я годами знал, что буду делать, если такое случится. Я бросился на нее».

«Не стоило», — сказал Дональд.

Турман открыл дверь. Бревард стоял по другую сторону и ждал.

«Я знаю», — сказал он. И тут же исчез.

Дарси работал на руках и коленях. Он окунул свою пунцовую тряпку в ведро с красной водой и отжимал ее до тех пор, пока она не стала розовой, а затем вернулся к оттиранию грязи внутри лифта. Стены уже были чистыми, образцы отправлены на анализ. Пока работал, он ворчал про себя, передразнивая голос Бреварда: «Возьми образцы, Дарси. Прибери здесь, Дарси. Принеси мне кофе, Дарси». Он не понимал, как принесение кофе и вытирание крови стало частью его служебных обязанностей. Ему не хватало только спокойных ночных смен; он не мог дождаться, когда все вернется на круги своя. Удивительно, что может показаться нормальным. Он уже почти не чувствовал запаха меди в воздухе, и металлический привкус исчез с его языка. Это было похоже на те ежедневные дозы в бумажных стаканчиках, на безвкусную еду каждый день, даже на адский гул лифта с заклинившими дверями. Ко всему этому нужно было привыкнуть, пока оно не исчезло. К тому, что превращалось в тупую боль, как воспоминания о прошлой жизни.

Дарси мало что помнил о своей прежней жизни, но он знал, что хорошо справляется с этой работой. У него было ощущение, что когда-то давно он работал в службе безопасности, в том мире, о котором никто не говорил, в мире старых фильмов, повторов и снов. Он смутно помнил, как его учили принимать пулю за другого. Ему постоянно снилась утренняя пробежка, как воздух охлаждает пот со лба и шеи, как щебечут птицы, как он бежит за каким-то пожилым мужчиной в трениках и замечает, что тот лысеет. Дарси вспомнил наушник, который стал хлипким и не держался на месте, постоянно выпадая из уха. Он помнил, как наблюдал за толпой, как колотилось его сердце, когда лопались воздушные шарики и отстреливались реликтовые скутеры, как он вечно ждал возможности получить…

Пулю.

Дарси перестал отмываться и вытер лицо рукавом. Он уставился на щель между полом и стеной лифта, где застряло что-то яркое, маленький металлический камешек. Он попытался достать его пальцами, но они не пролезали в трещину. Пуля. В любом случае, он не должен был к ней прикасаться.

Тряпка с плеском упала в ведро. Дарси взял в коридоре набор для анализа. Лифт продолжал гудеть и гудеть, ненавидя это стояние на месте и желая куда-нибудь уехать. «Охлади свои силы», — прошептал Дарси. Он достал один из пакетиков с образцами из маленькой коробочки внутри набора. Пинцет оказался не там, где должен был быть. Он рылся в глубине набора, пока не нашел его, и проклинал людей из других смен, не уважающих своих коллег. Это похоже на жизнь в общежитии, подумал Дарси. Нет, это не то слово, это правильное воспоминание. Как будто живешь в казарме. Это было подобие порядка, а не беспорядок. Хрустящие простыни со сложенными уголками над испачканными матрасами. Вот что это было: люди не кладут вещи на место.

Пинцетом он взял пулю и опустил ее в пластиковый пакет. Она была слегка деформирована, но не сильно. Ни во что твердое она не врезалась, но что-то задела. Протерев пакет вокруг пули и поднеся его к свету, он увидел, что на пластике появилось розовое пятно. На пуле была кровь. Он посмотрел на пол, не разлил ли он кровавую воду рядом с местом, где была зажата пуля, может быть, кровь попала туда по его неосторожности.

Не попала. Мужчина, которого нашли мертвым, был ранен ножом в шею, но рядом был обнаружен пистолет. Дарси взял пробы крови в лифте в десятке мест. Образцы забрал медтехник, и Стивенс с шефом сказали ему, что все образцы совпадают с жертвой. Но теперь у Дарси, скорее всего, был образец крови нападавшего, который все еще находился на свободе. Человека, убившего Эрена. Настоящая улика.

Он сжимал пакет с образцами и ждал, когда прибудет экспресс. На мгновение он задумался о том, чтобы передать это Стивенсу, что было бы протокольно, но он нашел пулю, знал, что это такое, тщательно подбирал ее. Он должен был увидеть результат.

Экспресс прибыл с веселым дзиньканьем. Измученный человек в фиолетовом комбинезоне выкатил ведро на колесиках, управляя им с помощью ручки швабры. Вместо того чтобы вызывать экспресс, Дарси вызвал подкрепление. Ночного сторожа. Они пожали друг другу руки. Дарси поблагодарил его за то, что он остался на смене допоздна, и сказал, что он в большом долгу перед ним и занял место внутри экспресса.

Ему нужно было спуститься всего на два уровня. Это было безумием — поднимать экспресс на два уровня. Бункеру не хватало только лестницы. Сколько раз ему нужно было подняться или спуститься на один уровень, а он ждал пять минут, пока сработает лифт. Это было бессмысленно. Он вздохнул и нажал кнопку медицинского крыла. Прежде чем двери закрылись, он услышал мокрый шлепок швабры в соседней комнате.

В кабинете доктора Уитмора было много народу. Не работников — там были только Уитмор и два его медтехника, — а тел. Два дополнительных тела на плитах. Одно из них принадлежало женщине, которую обнаружили мертвой накануне; Дарси вспомнил, что ее звали Анна. Другим был Эрен, бывший начальник шахты. Уитмор сидел за компьютером, набирая заметки, пока лаборанты работали с покойниками.

«Сэр?»

Уитмор повернулся. Его взгляд переместился с лица Дарси на его руки. «Что у вас?»

«Еще один образец. Пуля. Можете пробить его для меня?»

Уитмор махнул рукой одному из мужчин в операционной, который вышел, держась руками за плечи.

«Не могли бы вы сделать это для офицера?»

Лаборант не выглядел взволнованным. Он с громким звуком стянул с себя окровавленные перчатки и бросил их в раковину для стирки и стерилизации. «Давайте посмотрим», — сказал он.

Машина не заставила себя долго ждать. Она пищала, жужжала, издавала целенаправленные звуки, а затем выплюнула лист бумаги в судорожных движениях. Техник потянулся за результатами раньше, чем Дарси. «Ага. Есть совпадение. Принадлежит… Хм. Странно».

Дарси взял отчет. Там была гистограмма — уникальный UPC-код ДНК человека. Количество и процентное соотношение различных показателей крови были написаны непостижимым кодом: IFG, PLT, Hgb. Но там, где система должна была бы перечислить сведения о соответствующем личном деле, в одной из многочисленных строк было просто написано: Эмер. Остальные поля биографии были пусты.

«Эмер», — сказал лаборант. Он подошел к раковине и начал мыть перчатки и свои руки. «Странное имя. Кто мог выбрать такое имя?»

«А где остальные результаты?» спросил Дарси. «Предыдущие».

Техник кивнул на корзину для мусора, стоящую у ног доктора Уитмора, который продолжал работать на клавиатуре. Дарси порылся в корзине, нашел один из листов с результатами, полученными ранее. Он держал их рядом.

«Это не имя», — сказал Дарси. «Это должно быть в верхней строке. Здесь должно быть местоположение». На другом отчете имя Эрен располагалось над строкой с указанием зала заморозки и координат камеры хранения мертвеца. Дарси вспомнил, как назывался один из небольших залов заморозки.

«Аварийный персонал», — удовлетворенно произнес он. Он разгадал маленькую загадку. Он улыбнулся, оглядывая комнату, но остальные мужчины уже вернулись к своей работе.

Зал экстренной помощи был самым маленьким из всех залов заморозки. Дарси стоял перед металлической дверью, его дыхание ощущалось в воздухе и затуманивало сталь. Он ввел свой код, и клавиатура замигала красным светом и неодобрительно зажужжала. Затем он попробовал ввести главный код безопасности, и двери с лязгом открылись и скользнули в стены.

Его сердце заколотилось от страха и волнения. Дело было не только в том, что он шел по следу улик, но и в том, куда этот след вел. Экстренный персонал был выделен для самых крайних случаев, для тех случаев, когда безопасность считалась недостаточной. Сквозь плотную дымку он вспомнил, как полицейские отступили в сторону, а из фургонов появились закованные в броню люди и с военной точностью разрушили здание. Неужели это был он? В прошлой, прошлой жизни? Он не мог вспомнить. Да и вообще, эти люди в зале скорой помощи были другими. Многие из них были на ногах совсем недавно. Дарси помнил, как он заступил на смену. Они были пилотами. Он вспомнил, как однажды увидел рябь в своей кружке кофе и узнал, что бомбы были сброшены с беспилотников. Переходя от одной капсулы к другой, он искал пустую. По его мнению, кто-то не уснул, когда должен был уснуть. Или кого-то разбудили для совершения дурных поступков.

Именно последняя возможность внушала ему страх. Кто имеет доступ к такому персоналу? У кого есть возможность пробудить их так, чтобы никто не узнал? Он подозревал, что независимо от того, кому он доложит о своих выводах, по мере того как эти выводы будут подниматься все выше и выше по командной цепочке, они, возможно, дойдут до человека или людей, ответственных за это. Ему также пришло в голову, что убитый был сменным начальником всего бункера, начальником всех бункеров. Это был большой человек. Это было грандиозно. Вражда между начальниками бункеров? Это могло навсегда отстранить его от работы по приготовлению кофе и смыванию крови.

Он прошел две трети пути через решетку криоподов, делая круг туда и обратно, когда начал подозревать, что мог ошибиться. Все было так непрочно. Он играл на чужой работе. Никто бы не пропал, не было бы грандиозного заговора, никто бы не убивал людей…

И тут он заглянул внутрь капсулы, где не было лица, не было мороза на стекле. Ладонь, проведенная по корпусу капсулы, подтвердила, что она выключена. Температура была такой же, как и в комнате: прохладной, но не ледяной. Он проверил дисплей, опасаясь, что и тот окажется выключенным и пустым, но он показывал питание. Только без имени. Только номер.

Дарси достал свой блокнот для отчетов и щелкнул ручкой. Только номер. Он подозревал, что любое имя, связанное с капсулой, будет засекречено. Но у него был свой человек. О, у него был свой человек. И даже если ему не удастся узнать имя, он знал, где эти пилоты проводят время во время смены. Он очень хорошо представлял себе, где может скрываться этот пропавший человек с пулевым ранением.

Шарлотта дождалась утра и снова попробовала воспользоваться радио. На этот раз она знала, что хочет сказать. Она также знала, что времени у нее в обрез. Утром она снова услышала, как возле подъемника ее ищут.

Подождав, пока убедится, что они ушли, она осмотрелась и увидела, что в конференц-зале убрали остатки записей Дональда. Она пошла в ванную и, не торопясь, сменила повязку, обнаружив, что ее рука вся в струпьях. В конце коридора она ожидала найти пропажу радиоприемника, но комната управления оказалась нетронутой. Вероятно, они никогда не заглядывали под пластиковую пленку, а просто считали, что все, что находится в комнате, является частью операций с беспилотниками. Она открыла рацию, и та зажужжала, когда она включила ее. Расставила папки Донни среди разбросанных инструментов.

В памяти всплыло то, что сказал ей Донни. Он сказал, что они не смогут жить вечно. Они не проживут достаточно долго вне капсул, чтобы увидеть результаты своих действий. И это мешало понять, как лучше поступить. Что делать с этими людьми, с этими тремя десятками или около того оставшихся бункеров? Бездействие обрекало на гибель многих из них. Шарлотта почувствовала, что брату нужно идти вперед. Она взяла микрофон и задумалась о том, что ей предстоит сделать, обращаясь к незнакомым людям. Но протягивать руку помощи было лучше, чем просто слушать. Накануне она чувствовала себя оператором службы 911, который может только слушать, пока совершается преступление, не в силах ответить, не в силах послать помощь.

Она убедилась, что ручка управления находится на семнадцатой отметке, отрегулировала громкость и шумоподавитель, пока не была вознаграждена тихим шипением помех. Каким-то образом горстке людей удалось выжить после уничтожения бункера. Шарлотта подозревала, что они перебрались по суше. Их мэр — эта Джульетта, с которой говорил ее брат, — доказала, что это возможно. Шарлотта подозревала, что именно это и привлекло внимание ее брата. По костюму, над которым работал Донни, она знала, что он мечтал как-нибудь сбежать. Возможно, эти люди нашли способ.

Она открыла его папки и разложила находки брата. Там был рейтинг шахт, отсортированный по шансам на выживание. Была записка от сенатора, этот пакт о самоубийстве. И карта всех шахт, не с крестиками, а с красными линиями, идущими к одной точке. Шарлотта разложила записи и собралась с мыслями, прежде чем позвонить. Ей было все равно, что ее обнаружат. Она прекрасно знала, что хотела сказать, что, по ее мнению, Донни очень хотел сказать, но не знал как.

«Здравствуйте, жители восемнадцатой шахты. Жители семнадцатой бункерной шахты. Меня зовут Шарлотта Кин. Вы меня слышите? Прием».

Она ждала, испытывая прилив адреналина и нервного возбуждения от того, что так смело сообщила свое имя. Вполне вероятно, что она только что разворошила осиное гнездо, в котором пряталась. Но ей нужно было рассказать правду. Брат разбудил ее от кошмара, но она помнила прежний мир, мир голубого неба и зеленой травы. Она видела этот мир с помощью своего дрона. Если бы она родилась в этом мире и никогда не знала ничего другого, захотела бы она, чтобы ей рассказали об этом? Чтобы ее разбудили? Хотела бы она, чтобы кто-то рассказал ей правду? На мгновение боль в плече была забыта. Пульсация оттеснила на второй план страх и волнение.

«Я вас понял», — ответил мужской голос. «Вы ищете кого-то на восемнадцатом? Не думаю, что там кто-то есть. Кто это, вы сказали?»

Шарлотта сжала микрофон. «Меня зовут Шарлотта Кин. Кто это?»

«Это Том Хиггинс, глава Комитета по планированию. Мы находимся здесь, на станции заместителей на Семьдесят пятой. Мы слышали, что произошел какой-то обвал, и что нам не следует спускаться вниз. Что происходит внизу?»

«Я не под вами», — сказала Шарлотта. «Я в другом бункере».

«Повторите еще раз. Кто это? Кин, говорите? Я не узнаю вашего имени в переписи».

«Да, Шарлотта Кин. А ваш мэр там? Джульетта?»

«Вы говорите, что находитесь в нашем бункере? Это кто-то из Мидов?»

Шарлотта начала что-то говорить, понимая, как это будет сложно, но тут в разговор вмешался другой голос. Знакомый голос.

«Это Джульетта».

Шарлотта наклонилась вперед и отрегулировала громкость. Она сжала микрофон. «Джульетта, меня зовут Шарлотта Кин. Вы разговаривали с моим братом, Донни. То есть Дональдом». Она нервничала. Она сделала паузу, чтобы вытереть ладони о штанину своего комбинезона. Когда она отпустила микрофон, на той же частоте послышался голос мужчины, говорившего ранее:

«— Слышал, что наша шахта исчезла. Можете подтвердить? Где вы находитесь?»

«Я в Механическом, Том. Я приду к тебе, когда смогу. Да, наш бункер исчез. Да, вам следует оставаться на месте. А теперь позволь мне узнать, что хочет этот человек».

«Что значит „исчез“? Я не понимаю».

«Мертв, Том. Все мертвы. Можешь порвать свою чертову перепись. А теперь, пожалуйста, не выходи в эфир. И вообще, мы можем переключить канал?»

Шарлотта ждала, что скажет этот человек. И тут она поняла, что мэр обращается к ней. Она поспешно сжала микрофон, прежде чем другой голос успел вмешаться в ее передачу.

«Я… э-э, да. Я могу передавать на всех частотах».

Снова вмешался глава комитета по планированию, или как он там себя называл: «Вы сказали „мертвый“? Это ваша заслуга?»

«Восемнадцатый канал», — сказала Джульетта.

«Восемнадцатый», — повторила Шарлотта. Она потянулась к ручке, когда из радиоприемника полился поток вопросов. Мужской голос был заглушен одним движением пальцев Шарлотты.

«Это Шарлотта Кин на восемнадцатом канале, прием».

Она ждала. Ощущение было такое, будто дверь плотно захлопнулась, а доверенное лицо втянулось внутрь.

«Это Джульетта. Что я знаю о твоем брате? На каком вы уровне?»

Шарлотта не могла поверить, что это так трудно донести до нее. Она сделала глубокий вдох. «Не уровень. Бункер. Я в Бункере 1. Вы несколько раз разговаривали с моим братом».

«Вы находитесь в Бункере 1. Дональд — ваш брат».

«Верно». И наконец, это прозвучало так, как будто все было установлено. Это принесло облегчение.

«Ты позвонила, чтобы позлорадствовать?» спросила Джульетта. В ее голосе внезапно промелькнула искра жизни, вспышка жестокости. «Ты хоть представляешь, что ты натворила? Сколько людей ты убила? Твой брат сказал мне, что он способен на такое, но я ему не поверила. Я никогда ему не верила. Он там?»

«Нет».

«Ну, скажи ему это. И надеюсь, что он мне поверит, когда я это скажу: Все мои мысли сейчас о том, как лучше его убить, чтобы такого больше никогда не повторилось. Скажи ему это».

По телу Шарлотты пробежал холодок. Эта женщина считала, что ее брат навлек на них гибель. У нее заныли ладони, когда она взяла в руки микрофон. Она нажала на кнопку, обнаружила, что та заедает, и постучала ею по столу, пока та не щелкнула как следует.

«Донни не… Возможно, он уже мертв», — сказала Шарлотта, сдерживая слезы.

«Очень жаль. Наверное, я приду за тем, кто будет следующим на очереди».

«Нет, послушай меня. Донни… это сделал не он. Я тебе клянусь. Его забрали какие-то люди. Он вообще не должен был с тобой разговаривать. Он хотел тебе что-то сказать, но не знал как». Шарлотта отпустила микрофон и молилась, чтобы это дошло до нее, чтобы этот незнакомец поверил ей.

«Ваш брат предупреждал меня, что он может нажать кнопку и покончить со всеми нами. Так вот, эта кнопка была нажата, и мой дом был разрушен. Люди, которые мне дороги, теперь мертвы. Если раньше я не преследовала вас, ублюдков, то теперь точно буду».

«Подождите», — сказала Шарлотта. «Послушайте. Мой брат в беде. Он в беде, потому что разговаривал с вами. Мы вдвоем… мы в этом не замешаны».

«Да, конечно. Вы хотите, чтобы мы разговаривали. Узнать, что можно. А потом ты нас уничтожишь. Это все игры с вами. Вы посылаете нас чистить, а сами только отравляете воздух. Вот что вы делаете. Вы заставляете нас бояться друг друга, бояться вас, и поэтому мы посылаем своих людей, и мир отравляется нашей ненавистью и нашим страхом, не так ли?»

«Я не… Послушайте, я клянусь вам, я не знаю, о чем вы говорите. Я… вам, наверное, трудно будет в это поверить, но я помню, когда мир был совсем другим. Когда мы могли жить и дышать там. И думаю, что отчасти он может стать таким снова. Так и есть сейчас. Вот что хотел сказать вам мой брат — что надежда есть».

Пауза. Тяжелый вздох. Рука Шарлотты снова запульсировала.

«Надежда».

Шарлотта ждала. Рация шипела на нее, как гневный вздох, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы.

«Мой дом, мой народ погибли, а вы хотите, чтобы я надеялась. Я видела надежду, которую вы даете, яркие голубые небеса, которые мы натягиваем на наши головы, ложь, которая заставляет изгнанников выполнять ваши приказы, убирать за вами. Я видел ее и, слава Богу, знаю, что в ней нужно сомневаться. Это опьянение нирваной. Вот как вы заставляете нас терпеть эту жизнь. Вы обещаете нам рай, не так ли? Но что вы знаете о нашем аде?»

Она была права. Эта Джульетта была права. Как мог состояться такой разговор? Как ее брату это удалось? Это были инопланетные расы, которые каким-то образом говорили на одном языке. Это были боги и смертные. Шарлотта пыталась общаться с муравьями — муравьями, которых волновали изгибы их нор под почвой, а не планировка всей земли. Она не смогла бы заставить их увидеть…

Но тут Шарлотта поняла, что Джульетта ничего не знает о ее собственном аде. И тогда она рассказала ей.

«Мой брат был избит до полусмерти», — сказала Шарлотта. «Он вполне возможно уже мертв. Это произошло на моих глазах. А человек, который это сделал, был нам обоим как отец». Она старалась держать себя в руках, не позволяя слезам просочиться в голос. «Сейчас за мной охотятся. Они усыпят меня или убьют, и я не знаю, есть ли разница. Нас замораживают на годы и годы, пока люди работают посменно. Там есть компьютеры, которые играют в игры и в один прекрасный день решат, кому из ваших бункеров позволено выйти на свободу. Остальные погибнут. Все бункеры, кроме одного, умрут. И мы ничего не сможем сделать, чтобы остановить это».

Она порылась в папке в поисках заметок, списка рейтингов, но не смогла найти их сквозь затуманенное зрение. Вместо этого она схватила карту. Джульетта ничего не говорила, скорее всего, она была так же озадачена адом Шарлотты, как и Шарлотта — ее. Но это нужно было сказать. Нужно было рассказать об этих ужасных истинах. Это было приятно.

«Мы… мы с Донни просто пытались понять, как помочь вам, всем вам, клянусь. Мой брат… он был неравнодушен к вашему народу». Шарлотта отпустила микрофон, чтобы этот человек не услышал ее крика.

«Мой народ», — приглушенно повторила Джульетта.

Шарлотта кивнула. Она сделала глубокий вдох. «Ваш бункер».

Наступило долгое молчание. Шарлотта вытерла лицо рукавом.

«Почему вы думаете, что я буду вам доверять? Вы знаете, что вы все сделали? Сколько жизней забрали? Тысячи людей погибли…»

Шарлотта потянулась, чтобы отрегулировать громкость, убавить ее.

«— И остальные присоединятся к ним. Но вы говорите, что хотите помочь. Кто вы, черт возьми, такая?»

Джульетта ждала, что она ответит. Шарлотта повернулась лицом к шипящей коробке. Она сжала микрофон. «Миллиарды», — сказала она. «Миллиарды мертвы».

Ответа не последовало.

«Мы убили гораздо больше, чем вы можете себе представить. Цифры даже не имеют смысла. Мы убили почти всех. Я не думаю… что потеря тысяч… это даже не учитывается. Вот почему им это удается».

«Кто? Твой брат? Кто это сделал?»

Шарлотта вытерла свежие слезы со щек и покачала головой. «Нет. Донни никогда бы так не поступил. Это было… у вас, наверное, нет слов, словарного запаса. Человек, который когда-то стоял у руля мира, каким он когда-то был. Он напал на моего брата. Он нашел нас». Шарлотта взглянула на дверь, наполовину ожидая, что Турман выбьет ее и ворвется внутрь, чтобы сделать то же самое с ней. Она уже растревожила гнездо, она была уверена в этом. «Он тот, кто убил мир и ваш народ. Его зовут Турман. Он был… что-то вроде мэра».

«Ваш мэр убил мой мир. Не твой брат, а этот другой человек. Он убил этот мир, в котором я сейчас стою? Он мертв уже несколько десятилетий. Неужели он убил и его?»

Шарлотта поняла, что эта женщина думает о бункерах как о целом мире. Ей вспомнилась иракская девушка, с которой она однажды разговаривала, пытаясь узнать дорогу в другой город. Это был разговор на другом языке о другом мире, и он был проще, чем этот.

«Человек, который забрал моего брата, убил весь мир, да». Шарлотта увидела в папке записку, озаглавленную «Пакт». Как объяснить?

«Вы имеете в виду мир за пределами бункеров? Мир, где посевы растут над землей, а в силосах хранятся семена, а не люди?»

Шарлотта затаила дыхание. Ее брат, должно быть, объяснил больше, чем предполагал.

«Да. Тот мир».

«Этот мир мертв уже тысячи лет».

«Сотни лет», — сказала Шарлотта. «А мы… мы уже давно существуем. Я… я жила в том мире. Я видела его до того, как он был разрушен. Люди здесь, в этой шахте, — те, кто это сделал. Я говорю вам».

Наступила тишина. Это был сосущий вакуум после взрыва. Признание, четко сформулированное. Шарлотта сделала то, что, по ее мнению, всегда хотел сделать ее брат. Признаться этим людям в том, что они сделали. Нарисовать мишень. Пригласить к возмездию. Все, что они заслужили.

«Если бы это было правдой, я бы хотела, чтобы вы все умерли. Вы понимаете меня? Вы знаете, как мы живем? Знаете ли вы, каков мир снаружи? Видели ли вы его?»

«Да».

«Своими глазами? Потому что я видела».

Шарлотта глубоко вздохнула. «Нет», — призналась она. «Не своими глазами. С помощью камеры. Но я видела дальше, чем кто-либо другой, и могу сказать, что там лучше. Я думаю, вы правы насчет того, что мы отравляем мир, но я думаю, что это сдерживается. Я думаю, что вокруг нас большое облако. А за этим облаком — голубое небо и шанс на жизнь. Поверьте, если бы я могла помочь вам освободиться, исправить ситуацию, я бы сделала это в одно мгновение».

Наступила долгая пауза. Очень долгая пауза.

«Как?»

«Я не… Я не думаю, что в состоянии помочь. Я только говорю, что если бы я могла, я бы помогла. Я знаю, что у вас там неприятности, но и я здесь не в лучшей форме. Когда они найдут меня, то, скорее всего, убьют. Или что-нибудь в этом роде. Я уже делала…» Она коснулась отвертки на скамейке.«…очень плохие вещи».

«Мой народ захочет меня убить за то, что я в этом участвовала», — сказала Джульетта. «Они отправят меня на очистку, и на этот раз я не вернусь. Так что, думаю, у нас есть что-то общее».

Шарлотта засмеялась и вытерла щеки. «Мне очень жаль», — сказала она. «Я сожалею о том, через что вы сейчас проходите. Мне жаль, что мы так поступили с вами».

Наступила тишина.

«Спасибо. Я хочу верить вам, верить, что это сделали не вы и не ваш брат. В основном потому, что кто-то из моих близких хотел, чтобы я поверила, что ваш брат пытался помочь. Поэтому я надеюсь, что вы не будете мешать мне, когда я приеду туда. Итак, те плохие вещи, которые, как вы говорите, делали, вы делали их с плохими людьми?»

Шарлотта села прямо. «Да», — прошептала она.

«Хорошо. Это уже начало. А теперь позвольте мне рассказать вам о мире вокруг. За всю свою жизнь я любила двух мужчин, и оба они пытались убедить меня в том, что мир — это хорошее место, что мы можем сделать его лучше. Когда я узнала о копателях, когда я мечтала пробить здесь тоннель, я думала, что это путь. Но все стало только хуже. А те два человека, у которых из груди рвалась надежда? Оба они мертвы. Вот в таком мире я живу».

«„Копатели“?» спросила Шарлотта. Она пыталась понять смысл сказанного. «Вы попали в другой бункер через шлюзы. Через холмы».

Джульетта сначала не ответила. «Я слишком много сказала», — сказала она. «Мне пора идти».

«Нет, подождите. Помогите мне понять. Вы прорыли туннель из одной шахты в другую?» Шарлотта наклонилась вперед и снова разложила записи, взяла карту. Это была одна из тех головоломок, которые не имеют смысла, пока не появится новое правило или информация. Она провела одну из красных линий за пределы бункеров к точке с надписью SEED.

«Я думаю, это важно», — сказала Шарлотта. Она почувствовала прилив воодушевления. Она видела, как должна была проходить игра, что должно было произойти через двести лет. «Вы должны поверить мне, когда я это говорю, но я из старого мира. Честное слово. Я видел, как он покрывается посевами, которые… как вы говорите, растут над землей. И мир снаружи, который выглядит разрушенным, я не думаю, что он тянется так вечно. Я видела лишь проблеск. А эти копатели, как вы их назвали. Кажется, я знаю, для чего они нужны. Послушайте. У меня тут есть карта, которую мой брат считал важной. На ней изображена куча линий, ведущих к этому месту, обозначенному S-E-E-D».

«Семя», — сказала Джульетта.

«Да. Эти линии похожи на линии полета, что никогда не имело смысла. Но я думаю, что они ведут к лучшему месту. Я думаю, что экскаватор, который вы нашли, не был предназначен для прохода между бункерами. Я думаю…»

Позади нее раздался шум. Шарлотте было трудно осознать этот звук, хотя она ожидала его уже несколько часов, несколько дней. Она так привыкла к одиночеству, несмотря на страх, что они придут за ней, на совершенное знание того, что они придут за ней.

«Что вы думаете?» спросила Джульетта.

Повернувшись, Шарлотта увидела, как распахнулась дверь в комнату управления дронами. В коридоре стоял человек, одетый так же, как те, кто удерживал ее брата. Он надвигался на нее, совершенно одну, кричал, чтобы она не двигалась, кричал, чтобы она подняла руки. Он наставил на нее пистолет.

Из радиоприемника раздался голос Джульетты. Она просила Шарлотту продолжать, рассказать ей, для чего нужны экскаваторы, ответить. Но Шарлотта была слишком занята тем, что подчинялась этому человеку, держа одну руку над головой, а другую так высоко, как только позволяла боль. И она поняла, что все кончено.

Хранилище 17

Генераторная установка с ворчанием ожила. В глубине брюха огромного экскаватора раздался скрежет, а затем в насосном отделении Бункера 17, в генераторной и в главном коридоре зажглись огни. Измученные механики зааплодировали, и Джульетта поняла, как важны эти маленькие победы. Свет засиял там, где раньше царил мрак.

Для нее каждый вздох был маленькой победой. Смерть Лукаса лежала тяжелым грузом на ее груди, как и потери Питера, Марши и Нельсона. Всех в IT, кого она успела узнать и простить, больше не было. Сотрудники кафетерия. Практически все сотрудники отдела снабжения, все, кто не успел сбежать. Все они лежали гирями на ее груди. Она сделала еще один глубокий вдох и удивилась, что дышать еще можно.

Кортни взяла на себя ответственность за механиков, заняв место в образовавшемся вакууме, оставленном Ширли. Она и ее команда прокладывали свет и провода, настраивали и автоматизировали насосы. Джульетта передвигалась как призрак. Лишь немногие, казалось, видели ее. Только ее отец и несколько самых близких друзей, преданных до мозга костей.

Уокера она нашла в кузове экскаватора, где теснота и надежное питание позволяли ему чувствовать себя ближе к дому. Он осмотрел ее рацию и сказал, что она работает и не разряжена. «Я смогу сделать зарядное устройство за несколько часов», — извинился он.

Джульетта осмотрела конвейерную ленту, которая была очищена от грязи и обломков и теперь служила верстаком как для Уокера, так и для команды копателей. Уокер выполнял несколько проектов для Кортни: насосы для переналадки и то, что выглядело как разобранные шахтные детонаторы. Джульетта поблагодарила его, но сказала, что скоро отправится наверх; зарядные устройства есть на станциях заместителей, а также в отделе информационных технологий на тридцать четвертом.

Дальше по конвейеру она заметила членов группы, занимающейся раскопками, которые размышляли над схемой. Джульетта взяла рацию и фонарик с участка у Уокера, похлопала его по спине и присоединилась к ним.

Эрик, старый бригадир шахты, держал пару делителей и отмечал на схеме расстояния. Джульетта протиснулась к нему, чтобы рассмотреть поближе. Это была схема бункера, которую она принесла из отдела информационных технологий все эти недели назад. На ней была изображена сетка кругов, несколько из которых были перечеркнуты. Между двумя бункерами были отметки, показывающие маршрут, по которому проехал экскаватор. По этой схеме команда горняков прокладывала свой путь, а Джульетта прикидывала, в каком направлении шла и как далеко.

«За две недели мы можем добраться до номера шестнадцать», — подсчитал Эрик.

Бобби хмыкнул. «Да ладно. Чтобы добраться до места, нужно больше времени».

«Я рассчитываю на твой дополнительный стимул, чтобы выбраться отсюда», — сказал Эрик.

Кто-то засмеялся.

«А что, если там небезопасно?» спросил Фитц.

«Скорее всего, небезопасно», — сказала Джульетта.

Угрюмые лица повернулись в ее сторону.

«У тебя есть друзья во всех этих местах?» спросил Фитц. Он практически насмехался над ней. Джульетта почувствовала напряжение в группе. Большинство из них пережили свои семьи, своих любимых, детей, братьев и сестер. Но не все.

Джульетта протиснулась между Бобби и Хайлой и постучала пальцем по одному из кружков на карте. «У меня есть друзья вот здесь», — сказала она.

Тени пьяно колыхались на карте, когда лампочка над головой раскачивалась на своем шнуре. Эрик прочитал надпись на круге, на который указала Джульетта. «Бункер 1», — сказал он. Затем проследил три ряда бункеров между этим местом и тем, где они сейчас стояли. «Это займет гораздо больше времени».

«Все в порядке», — сказала она. «Я пойду одна».

Глаза переходили с карты на нее. Единственным звуком было урчание генераторной установки на другом конце экскаватора.

«Я пойду по суше. Я знаю, что вам нужны все заряды, которые вы можете достать, но я видела, что у вас осталось несколько ящиков после раскопок. Я бы с удовольствием взяла столько, чтобы проделать дыру в крыше этого бункера».

«О чем ты говоришь?» спросил Бобби.

Джульетта склонилась над картой и прочертила пальцем путь. «Я собираюсь отправиться по поверхности в модифицированном скафандре. Прикреплю к двери этого бункера столько зарядов взрывчатки, сколько смогу, а потом открою эту сволочь, как банку с консервами».

Фитц улыбнулся беззубой улыбкой. «Что за друзья, говоришь, у тебя там?»

«Мертвые», — сказала Джульетта. «Люди, которые сделали это с нами, живут прямо там. Это они делают мир снаружи непригодным для жизни. Думаю, им пора пожить в нем».

Никто не проронил ни слова. Пока Бобби не спросил: «Какой толщины двери шлюза? Ты же видела их».

«Три-четыре дюйма».

Эрик почесал бороду. Джульетта поняла, что половина мужчин за этим столом занимаются какими-то расчетами. Ни один из них не собирался ее отговаривать.

«Потребуется двадцать-тридцать палок», — сказал кто-то.

Джульетта посмотрела на голос и увидела незнакомого мужчину. Может быть, кто-то из мидов, добравшихся до дна. Но на нем был комбинезон механика.

«У вас у всех в основании лестницы была приварена однодюймовая пластина. Мы использовали восемь палок, чтобы пробить ее. Я бы сказал, что нужно в три-четыре раза больше».

«Ты перевелся?» спросила Джульетта.

«Да, мэм». Он кивнул. И, глядя на его подстриженные волосы и яркую улыбку, Джульетта подумала, что видит в нем Верхнего оператора. Один из тех, кого прислали из IT для усиления смены механиков. Тот, кто взорвал барьер, воздвигнутый ее друзьями во время восстания. Он знал, о чем говорил.

Джульетта посмотрела на остальных. «Прежде чем уйти, я свяжусь с некоторыми из этих бункеров и узнаю, не приютит ли вас кто-нибудь из них. Но должна предупредить вас, что все руководители этих шахт работают на этих людей. Они с такой же вероятностью убьют вас, когда прорветесь сквозь их стены, как и накормят вас. Я не знаю, что здесь можно спасти, но, возможно, вам лучше остаться на месте. Представьте себе, что бы мы подумали, если бы несколько сотен незнакомцев вломились в наш дом и попросили приютить их».

«Мы бы им позволили», — сказал Бобби.

Фитц усмехнулся. «Тебе легко говорить, у тебя двое детей. А как насчет тех, кто попал в лотерею?»

Это заставило заговорить сразу нескольких человек. Эрик ударил рукой по конвейеру, чтобы заставить их замолчать. «Хватит», — сказал он и окинул взглядом собравшихся. «Она права. Сначала нам нужно узнать, куда направляемся. А пока можем начать подготовку. Нам понадобятся все опоры в этом месте, а это значит, что нужно откачать много воды и провести разведку».

«Как именно мы собираемся нацелить эту штуку?» спросил Бобби. «Здесь ею было трудно управлять. Эти штуки не любят поворачивать».

Эрик кивнул. «Уже подумал об этом. Мы откопаем вокруг нее и дадим ей достаточно места, чтобы она могла крутиться на месте. Корт говорит, что можно прокладывать по одному пути, немного вперед с одной стороны, немного назад с другой. Она будет ползти, пока на пути нет грунта».

Раф появился рядом с Джульеттой. Во время обсуждения он держался в стороне. «Я иду с тобой», — сказал он.

Джульетта поняла, что это был не вопрос. Она кивнула.

Когда Эрик закончил объяснять, что им нужно делать дальше, рабочие стали разбегаться. Джульетта привлекла внимание Эрика и показала ему свою рацию. «Я собираюсь повидаться с Кортни и отцом перед уходом, и у меня есть несколько друзей, которые отправились на фермы. Попрошу кого-нибудь принести тебе рацию, как только найду другую. И зарядное устройство. Если я свяжусь с каким-нибудь хранилищем, которое примет тебя, дам тебе знать».

Эрик кивнул. Он начал что-то говорить, обвел взглядом лица тех, кто все еще толпился вокруг, затем махнул рукой в сторону. Джульетта передала свою рацию Рафу и пошла следом.

Отойдя на несколько шагов, Эрик оглянулся и махнул ей рукой. А потом еще дальше. Пока они не оказались в дальнем конце хвостохранилища, где покачивалась и мерцала самая последняя лампочка.

«Я слышал, что говорят некоторые из них», — сказал Эрик. «Просто хочу, чтобы ты знала, что это крысиное дерьмо, ладно?»

Джульетта в замешательстве сморщила лицо. Эрик глубоко вздохнул, посмотрел на своих рабочих вдалеке. «Моя жена работала в один-двадцатый, когда это произошло. Все вокруг бежали вверх, и как бы ей ни хотелось присоединиться к ним, она направилась прямо сюда, к нашим детям. Она была единственной на своем уровне, кто добрался. Она сражалась с огромной толпой, чтобы добраться сюда. Люди вели себя как сумасшедшие».

Джульетта сжала его руку. «Я рада, что она выжила». Она смотрела, как в глазах Эрика блестят висячие огоньки.

«Черт возьми, Джулс, послушай, что скажу. Сегодня утром я проснулся на ржавом листе листовой стали, у меня болит шея, с чем я, возможно, буду жить до конца своих дней, двое чертовых детей спят на мне, как на матрасе, а моя задница онемела от холода…»

Джульетта рассмеялась.

«— Но Лесли лежит и смотрит на меня. Как будто она давно за мной наблюдает. А моя жена смотрит вокруг нас на эту ржавую дыру и говорит, что слава Богу, что у нас есть это место, куда мы можем приехать».

Джульетта отвернулась и вытерла глаза. Эрик схватил ее за руку и заставил повернуться к нему лицом. Он не собирался позволить ей так отступить.

«Она ненавидела этот раскоп. Ненавидела. Ненавидела, что я работаю во вторую смену, ненавидела за то, что я сучил ножками и стонал из-за стоек, которые ты заставлял меня тянуть, из-за того, что мы сделали с номером шесть. Ненавидела, потому что ненавидела. Ты понимаешь?»

Джульетта кивнула.

«Теперь я знаю, в каком положении мы находимся, не хуже других. Не думаю, что у нас что-то получится с этим очередным раскопом, но это даст нам возможность чем-то заняться, пока не придет наше время. А пока я буду просыпаться с болью рядом с женщиной, которую люблю, и, если повезет, делать то же самое на следующее утро, и каждое из них — это подарок. Это не ад. Это то, что приходит раньше. И ты дала нам это».

Джульетта вытерла слезы со щек. Какая-то часть ее ненавидела себя за то, что плачет перед ним. Другая часть хотела броситься ему на шею и зарыдать. В тот момент она скучала по Лукасу сильнее, чем считала себя способной.

«Я не знаю, что за дурацкое поручение ты собираешься выполнить, но ты возьмешь все, что тебе нужно. Если это означает, что мне придется еще копать голыми руками, то так тому и быть. Ты достанешь этих ублюдков. Я хочу видеть их в аду к тому времени, как сам туда попаду».

Джульетта нашла своего отца в импровизированной клинике, которую он устроил в очищенном и проржавевшем складском помещении. Рэйли, электрик второй смены на девятом месяце беременности, лежала на подстилке, рядом с ней находился ее муж, и оба они держали руки на ее животе. Джульетта обратила внимание на эту пару и поняла, что их ребенок будет первым — возможно, в истории, — который родится в другой бункерной шахте, чем его родители. Этот ребенок никогда не узнает сверкающую Механику, в которой они работали и жили, никогда не пойдет на базар послушать музыку или посмотреть спектакль, может быть, никогда не взглянет на функционирующий экран, чтобы узнать внешний мир. А если это будет девочка, то ей грозит опасность завести собственных детей, как это сделала Ханна, и некому будет подсказать ей обратное.

«Ты отправляешься?» спросил отец Джульетты.

Она кивнула. «Просто пришла попрощаться».

«Ты так говоришь, как будто я тебя больше никогда не увижу. Я приеду проведать детей, как только разберусь с делами. Как только у нас появится новый ребенок». Он улыбнулся Рейли и ее мужу.

«Пока просто прощайте», — сказала Джульетта. Она взяла с остальных клятву не рассказывать никому, особенно Корт и ее отцу, о том, что она задумала. Обнимая отца, она старалась, чтобы руки не выдали ее.

«И чтобы ты знал, — сказала она ему, отпуская руки, — эти дети — самое близкое, что у меня когда-либо будет, — это мои собственные дети. Поэтому, когда меня не будет рядом, если сможешь помочь Соло… Иногда мне кажется, что он самый большой ребенок из всех».

«Смогу. И я знаю. И мне жаль Маркуса. Я виню себя».

«Не надо, папа. Пожалуйста, не надо. Просто… присмотри за ними, когда я буду слишком занята. Ты же знаешь, как я могу ввязаться в какой-нибудь дурацкий проект».

Он кивнул.

«Я люблю тебя», — сказала она. И повернулась, чтобы уйти, пока не предала себя и свои планы еще больше. В коридоре Раф взвалил на плечи тяжелую сумку. Джульетта взяла другую. Вдвоем они вышли за пределы текущей вереницы огней в кромешную тьму, никто из них не пользовался фонариками — коридоры были достаточно знакомы, и глаза быстро приспособились.

Они прошли через безлюдный пост охраны. Джульетта заметила, что шланг для дыхания складывается вдвое, и вспомнила, что плавала именно в этом месте. Впереди тускло светилась зеленым светом аварийных ламп лестница, и они с Рафом начали долгий подъем. Джульетта составила список, кого ей нужно увидеть и что захватить по пути. Дети будут на нижних фермах, в своем старом доме. Соло тоже. Она хотела повидаться с ними, а потом отправиться наверх и взять зарядное устройство и, возможно, еще одну рацию на станции помощников. Если им повезет, и они успеют, то поздно вечером она будет в своем старом доме в лаборатории очистки, собирая последний костюм.

«Ты не забыл взять детонаторы у Уокера?» — спросила Джульетта. Ей казалось, что она что-то забыла.

«Да. И батарейки, которые ты хотела. И я наполнил наши фляги. Все в порядке».

«Просто проверяю».

«А как насчет модификации костюмов?» спросил Раф. «Ты уверена, что у тебя там есть все, что нужно? Сколько их осталось?»

«Более чем достаточно», — сказала Джульетта. Ей хотелось прямо сейчас сказать ему, что двух костюмов будет более чем достаточно. Она была уверена, что Раф думал, что он пойдет с ней всю дорогу. Она готовилась к этой схватке.

«Да, но сколько? Мне просто любопытно. Раньше никому не разрешалось говорить о таких вещах…»

Джульетта подумала о складах между тридцать четвертым и тридцать пятым этажами, о встроенных в пол бункерах, которые, казалось, уходили в бесконечность. «Две… может быть, три сотни костюмов», — сказала она ему. «Больше, чем я могла сосчитать. Я модифицировала только пару».

Раф присвистнул. «Этого хватит на несколько сотен лет чисток, да? Если предположить, что ты отправляешь их по одному в год».

Джульетта подумала, что это примерно так. И теперь, когда она знала, как отравлен воздух снаружи, она предположила, что, вероятно, в этом и заключался план: постоянный поток изгнанников. Не очищать, а делать прямо противоположное. Делать мир грязным.

«Эй, ты помнишь Джину из отдела снабжения?»

Джульетта кивнула, и в прошедшем времени у нее заныли костяшки пальцев. Многие из «Снабжения» дошли до конца, но Джина — нет.

«Ты знала, что мы встречаемся?»

Джульетта покачала головой. «Я не знала. Прости, Раф».

«Да».

Они свернули на лестничную площадку.

«Джина однажды провела анализ кучи запасных частей. Знаешь, у них был компьютер, который все подсчитывал, где что находится, сколько заказано, и все такое? Так вот, IT-отдел сжег несколько чипов для своих серверов, бах, бах, бах, бах, просто одна из тех недель, когда сбои происходят подряд…»

«Я помню эти недели», — сказала Джульетта.

«Джина гадала, как скоро у них закончатся эти микросхемы. Это была одна из тех деталей, которых нельзя было сделать больше, понимаешь? Замысловатые вещи. Поэтому она посмотрела средний процент отказов, сколько их было в загонах, и пришла к выводу, что двести сорок восемь лет».

Джульетта подождала, пока он продолжит. «Это число что-то значит?» — спросила она.

«Сначала нет. Но цифра вызвала у нее любопытство, потому что за несколько месяцев до этого, опять же из любопытства, она провела аналогичный отчет, и цифра была близка к этой. Через несколько недель в ее кабинете перегорела лампочка. Просто лампочка. Лампочка перегорела, когда она над чем-то работала, и это заставило ее задуматься. Ты ведь видела, какой у них склад лампочек?»

«Вообще-то, нет».

«Ну, там огромное количество. Она как-то взяла меня туда. И…»

Раф замолчал на несколько шагов.

«Ну, склад наполовину пуст. Джина подсчитала, сколько нужно лампочек для всего бункера, и получила запас на двести пятьдесят один год».

«Примерно столько же».

«Именно так. И теперь она стала по-настоящему любопытной — тебе бы это в ней понравилось — она начала составлять подобные отчеты в свободное время, по таким крупным позициям, как топливные элементы, имплантаты беременности и чипы таймера. И все они сходятся примерно на отметке два пятьдесят. И тогда, по ее мнению, у нас остается столько времени».

«Двести пятьдесят лет», — сказала Джульетта. «Она тебе это сказала?»

«Да. Мне и еще нескольким людям за выпивкой. Она была очень пьяна, кстати. Я помню…» Раф засмеялся. «Я помню, как Джонни сказал, что он помнит удачи и забывает промахи, а если говорить о том, что он забыл про любовницу, то ему нужно вернуться к своей. А одна из подруг Джины из „Снабжения“ говорит, что люди рассказывают подобные вещи с тех пор, как ее бабушка была рядом, и они всегда так говорили. Но Джина говорит, что единственная причина, по которой это не произошло со всеми сразу, заключается в том, что еще рано. Она сказала, что надо подождать лет двести или около того, и люди будут спускаться в пустые пещеры, чтобы забрать последнее, и тогда это станет очевидным».

«Мне искренне жаль, что ее здесь нет», — сказала Джульетта.

«Мне тоже». Они поднялись на несколько ступенек. «Но я говорю об этом не поэтому. Ты сказала, что было несколько сотен костюмов. Кажется, это одно и то же число, не так ли?»

«Это было просто предположение», — ответила Джульетта. «Я спускалась туда всего пару раз».

«Но, кажется, это правильно. Разве это не похоже на тиканье часов? Либо боги знали, сколько нужно запасти, либо у них нет планов на нас после определенной даты. Чувствуешь себя как в свином молоке, не так ли? Во всяком случае, мне так кажется».

Джульетта повернулась и посмотрела на своего друга-альбиноса, увидела, как зеленые аварийные огни придают ему какое-то жутковатое свечение. «Может быть», — сказала Джульетта. «Джина, возможно, что-то задумала».

Раф фыркнул. «Да, но, черт возьми. Мы еще долго не умрем».

Он рассмеялся, его голос эхом прокатился по лестнице, но Джульетте стало грустно. Не только от того, что все, кого она знала, умрут раньше, чем наступит эта дата, но и от того, что это знание облегчало восприятие ужасной и нездоровой истины: их дни сочтены. Спасать что-либо было глупо, а жизнь — тем более. За всю историю человечества ни одна жизнь не была по-настоящему спасена. Их просто продлили. Всему приходит конец.

На фермах было темно, верхний свет дремал на далеких таймерах. Внизу, в длинном лиственном зале, раздавались голоса: на участки претендовали и так же быстро их оспаривали. Вещи, которые никому не принадлежали, становились собственностью. Это напомнило Ханне о смутных временах. Она прижала ребенка к груди и прижалась к Риксону.

Юный Майлз держал в руках свой умирающий фонарик. Он бил по нему ладонью, когда тот тускнел, и это каким-то образом помогало ему жить дальше. Ханна оглянулась в сторону лестницы. «Почему Соло так долго?» — спросила она.

Никто не ответил. Соло погнался за Элизой. Это было обычным делом, когда она убегала, отвлекшись на что-то, но совсем другое дело, когда вокруг было столько людей. Ханна забеспокоилась.

Ребенок на ее руках застонал. Он делал это, когда был голоден. Ему разрешили. Ханна сдержала свои собственные жалобы: она тоже была голодна. Она поправила ребенка, отстегнула одну лямку комбинезона и дала младенцу доступ к своей груди. Голод усиливался от того, что приходилось есть за двоих. И там, где когда-то по коридору ее руки касались посевов, где пустой желудок был одной из немногих вещей, которых она никогда не боялась, растущие участки стояли поразительно пустыми. Разграбленные. Захваченные.

Стебли и листья шуршали, как бумага, когда Риксон перелез через перила и исследовал второй и третий ряды в поисках помидора, огурца или какой-нибудь ягоды, которая одичала и распространилась по другим культурам, обвиваясь вокруг стеблей своих собратьев. Он с шумом вернулся и вложил что-то в руку Ханны, что-то маленькое, с мягким местом, где оно слишком долго лежало на земле. «Вот», — сказал он и вернулся к поискам.

«Зачем им столько всего сразу?» — спросил Майлз, копаясь в земле в поисках еды. Ханна обнюхала небольшое подношение Риксона, которое смутно пахло кабачками, но недозрелыми. Вдалеке послышались спорящие голоса. Она откусила маленький кусочек и отпрянула от горького вкуса.

«Они забрали так много, потому что они не семья», — сказал Риксон. Его голос доносился из-за темных растений, которые дрожали от его шагов.

Юный Майлз направил свой фонарик на Риксона, который вышел из рядов кукурузных стеблей с пустыми руками. «Но мы не семья», — сказал Майлз. «Не совсем. И мы никогда этого не делали».

Риксон перепрыгнул через перила. «Конечно, мы семья», — сказал он. «Мы живем вместе и работаем вместе, как и положено семье. Но не эти люди, разве ты не видел? Видел, как они по-разному одеваются, чтобы их можно было отличить? Они не живут вместе. Эти чужие люди будут драться, как дрались наши родители. Наши родители тоже не были семьей». Риксон распустил волосы и собрал их вокруг лица, затем снова завязал. Голос его был тихим, глаза вглядывались в темноту, где спорили голоса. «Они будут поступать, как наши родители, и драться за еду и женщин, пока их не останется. Это значит, что нам придется сопротивляться, если мы хотим жить».

«Я не хочу драться», — сказала Ханна. Она поморщилась и оттащила ребенка от больного соска, стала натягивать комбинезон, чтобы сменить грудь.

«Тебе не придется бороться», — сказал Риксон. Он помог ей справиться с комбинезоном.

«Раньше они оставляли нас в покое», — сказал Майлз. «Мы жили здесь много лет, а они приходили, брали все, что им было нужно, и не боролись с нами. Может быть, эти люди поступят так же».

«Это было очень давно», — сказал Риксон. Он наблюдал, как малыш устроился на груди матери, затем спустился по перилам в темноту, чтобы покормиться еще немного. «Они оставили нас в покое, потому что мы были молоды и принадлежали им. Мы с Ханной были твоими ровесниками. Вы с братом были совсем малышами. Как бы плохо ни шли бои, они оставляли нас одних, чтобы мы жили или умирали по своему усмотрению. Это был подарок, то, как они нас бросили».

«Но они приходили», — сказал Майлз. «И приносили нам вещи».

«Как Элиза и ее сестра?» спросила Ханна. И теперь и она, и Риксон вспоминали об умерших братьях и сестрах. Этот зал был полон умерших и ушедших, поняла она, вырвавшихся на свободу. «Будет драка», — сказала она Майлзу, который все еще не был в этом уверен. «Мы с Риксоном уже не дети». Она покачала ребенка на руках — это сосательное напоминание о том, как далеки они стали от детей.

«Я бы хотел, чтобы они просто ушли», — угрюмо сказал Майлз. Он стукнул фонариком, который зашипел, как срыгнувший ребенок. «Я бы хотел, чтобы все вернулось на круги своя. Я бы хотел, чтобы Маркус был здесь. Без него все как-то не так».

«Помидор», — сказал Риксон, победоносно выходя из тени. Он держал красный шарик в луче света Майлза, отчего все их лица залил румянец. Материализовался нож. Риксон разрезал овощ на три части, причем Ханне досталась первая. Красный сок, похожий на кровь, капал с его руки, с губ Ханны и с ножа. Они ели в относительной тишине, голоса в коридоре были далекими и пугающими, нож капал жизнью, но мог капать и хуже.

Джимми проклинал себя, поднимаясь по лестнице. Он ругался так, как привык, когда его слышал только он сам, когда слова, которым никогда не нужно было далеко лететь, долетали от его губ до его собственных ушей. Он проклинал себя и топал, посылая вибрации вверх и вниз, чтобы смешаться с другими. Следить за Элизой стало очень хлопотно. Один взгляд в другую сторону — и она уходила. Как Тень, когда все лампы для выращивания загорались разом.

«Нет, не как Тень», — пробормотал он про себя. Тень почти всегда оставалась под ногами. Он всегда спотыкался о Тень. Элиза была чем-то другим.

Прошел еще один уровень, одинокий и пустой, и Джимми вспомнил, что все это не ново. Это не было неожиданностью. Элиза всегда приходила и уходила, как ей вздумается. Просто он никогда не беспокоился о ней, когда бункер был пуст. Это заставило его переосмыслить, что делает место опасным. Может быть, это было вовсе не место.

«Ты!»

Джимми поднялся на другую площадку, один-двадцать два. Из дверного проема ему помахал рукой мужчина. На нем был золотистый комбинезон, который что-то значил в те времена, когда все имело значение. Это было первое лицо, которое Джимми увидел за дюжину уровней.

«Вы не видели девочку?» спросил Джимми, не обращая внимания на то, что у этого человека, похоже, был свой вопрос. Джимми уперся рукой в бедро. «На этой высоте. Семь лет. Не хватает зуба». Он показал через бороду на свои зубы.

Мужчина покачал головой. «Нет, но вы тот человек, который жил здесь раньше, верно? Тот, кто выжил?» В руке у мужчины появился нож, который сверкнул серебром, как рыба в воде. Человек в золотом рассмеялся и заглянул за перила лестницы. «Наверное, мы все выжившие, не так ли?» Протянув руку, он взял один из резиновых шлангов, которые Джимми и Джульетта прикрепили к стене, чтобы отводить потоки воды. Ловким движением ножа шланг разошелся. Он стал подтягивать нижнюю часть, которая свободно болталась далеко внизу.

«Это было связано с наводнением…», — начал Джимми.

«Вы, должно быть, много знаете об этом месте», — сказал мужчина. «Простите. Меня зовут Терри. Терри Харлсон. Я работаю в Комитете по планированию…» Он прищурился на Джимми. «Черт, да ты не знаешь и не интересуешься, верно? Для тебя мы все из одного места».

«Джимми,» сказал он. «Меня зовут Джимми, но большинство людей зовут меня Соло. А этот шланг…»

«У тебя есть идеи, откуда берется эта энергия?» Терри дернул головой в сторону зеленых огоньков, усеявших нижнюю часть лестницы. «Мы находимся еще на сорока уровнях отсюда. Радио там есть. Некоторые из этих проводов, протянутых повсюду, тоже получили ток. Ты это сделал?»

«Часть из них», — сказал Джимми. «Некоторые уже были такими. Сюда пришла девочка по имени Элиза. Ты…?»

«Я думаю, что энергия идет сверху, но Том сказал мне проверить здесь, внизу. Он говорит, что в нашей шахте энергия всегда шла снизу, должно быть и в этой. Все остальное так и есть. Но я видел отметку уровня воды внизу, где это место было заполнено водой. Не думаю, что оттуда давно не поступало электричество. Но ты должен знать, верно? У этого места есть какие-нибудь секреты, о которых ты можешь нам рассказать? Хотелось бы узнать об этой энергии».

Шланг лежал в бухте у ног мужчины. Нож был снова вытащен, поблескивая в его руке. «Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать членом комитета?»

«Мне нужно найти свою подругу», — сказал Джимми.

Еще один взмах, но электрический шнур оказал еще большее сопротивление. В центре была медь. Мужчина держал в руке петлю из черного провода и пилил туда-сюда, под рубашкой, испачканной потом, бугрились огромные мышцы. После некоторого напряжения нож вырвался на свободу, и провод был перерезан надвое.

«Если твоя подруга не с людьми на фермах, то она, скорее всего, с болтунами. Я проходил мимо них, когда спускался. Они нашли часовню». Терри ткнул ножом в небо, затем убрал его и намотал проволоку на руку.

«Часовня», — сказал Джимми. Он знал, что это за часовня. «Спасибо, Терри».

«Не за что», — сказал мужчина, пожимая плечами. «Спасибо, что рассказал мне, откуда берется вся эта энергия».

«Энергия…?»

«Да, ты сказал, что она пришла сверху. С уровня…»

«Тридцать четвертый? Я это сказал?»

Мужчина улыбнулся. «Я полагаю, что да».

Элиза наблюдала за людьми, находившимися внизу, где раньше было наводнение, — за теми, кто прокладывал себе путь наружу и налаживал электроснабжение, зажигая свет. Она также видела людей на фермах, которые собирали урожай и думали, как накормить людей. И вот теперь появилась третья группа людей, которые расставляли мебель, подметали полы и наводили порядок. Она понятия не имела, что они пытаются сделать.

Приятный мужчина, который в последний раз видел Щенка, стоял в стороне и разговаривал с другим мужчиной в белом костюме, у которого в центре головы была лысина, хотя он выглядел слишком молодым, чтобы быть лысым. Наряд был странный. Как одеяло. Вместо двух ног у него была только одна, и оно было настолько большим, что закручивалось вокруг него и делало так, что его ног почти не было видно. Приятный мужчина с темными усами, казалось, спорил с кем-то. Человек в белом одеяле просто хмурился и стоял. Время от времени один из них или оба бросали взгляд на Элизу, и она опасалась, что они говорят о ней. Может быть, они говорили о том, как найти Щенка?

Мебель выстроилась в прямые линии, все они были направлены в одну сторону. Здесь не было столов, как в комнатах, где она обычно ела за фермами, где она пряталась под мебелью и представляла себя крысой с целым крысиным семейством, все они разговаривали и подергивали усами. Здесь же были только стулья и скамейки у стены, на которой висела картина из цветного стекла с выбитыми частями. За этой стеной работал человек в комбинезоне, который был виден через разбитое стекло и смутно виден за оставшейся частью. Он разговаривал с кем-то еще, кто пропускал через дверь черный шнур. Они над чем-то работали, и тут сзади вспыхнул свет, разбрасывая по комнате разноцветные лучи, и несколько человек, двигавших мебель, остановились и уставились на него. Некоторые из них зашептались. Было похоже, что все они шептали одно и то же.

«Элиза».

Мужчина с темными усами опустился на колени рядом с ней. Элиза вздрогнула и прижала сумку к груди. «Да?» — сказала она шепотом.

«Ты слышала о Пакте?» — спросил мужчина. Другой мужчина, без волос на макушке и с белым покрывалом на плечах, стоял позади, и на его лице было то же самое хмурое выражение. Элиза подумала, что он никогда не улыбается.

Она кивнула. «Стая — это группа животных, например, олени, собаки и щенки».

Мужчина улыбнулся. «Пакт, а не стая». Но для Элизы это звучало одинаково. «А собаки и щенки — это одно и то же животное».

Ей не хотелось его поправлять. Она видела, как выглядят собаки в книге и на картинках, и они были страшными. Щенки не были страшными.

«Откуда ты узнала про оленей?» — спросил человек в белом одеяле. «У вас тут есть детские книги?»

Элиза покачала головой. «У нас есть настоящие книги. Я видела оленей. Они высокие и смешные, с худыми ногами, и они живут в лесу».

Человеку с усиками в оранжевом комбинезоне, похоже, не было дела до оленей. Не так сильно, как другому человеку. Элиза посмотрела на дверь, гадая, где все, кого она знала. Где был Соло? Он должен был помочь ей найти Щенка.

«Пакт — очень важный документ», — сказал человек в оранжевом. Она вдруг вспомнила, что его зовут мистер Рэш. Он представился, но она плохо запоминала имена. Ей приходилось знать лишь несколько. Мистер Рэш был очень любезен с ней. «Пакт — это как книга, только меньше», — говорил он. «Так же, как ты похожа на женщину, только меньше».

«Мне семь», — сказала Элиза. Она уже не была маленькой.

«А тебе будет семнадцать, не успеешь оглянуться». Мужчина с усиками протянул руку и коснулся щеки Элизы. Элиза испуганно отпрянула, что заставило мужчину нахмуриться. Он повернулся и посмотрел на человека в белом одеянии, который изучал Элизу.

«Что это за книги?» — спросил человек в белом. «Те, что с этими животными, они были здесь, в этой шахте?»

Элиза почувствовала, как ее руки опустились на сумку и, защищая ее, легли на Книгу Памяти. Она была уверена, что страница с оленем попала в ее книгу. Ей нравилось все, что касалось зеленого мира, рыбалки, животных, солнца и звезд. Она прикусила губу, чтобы ничего не сказать.

Человек с усами — мистер Рэш — стоял на коленях рядом с ней. В руках у него был лист бумаги и фиолетовая палочка мела. Он положил их на скамейку у ее ноги и положил руку на колено Элизы. Второй мужчина подошел ближе.

«Если ты знаешь, что в этом месте есть книги, то твой долг перед Богом — сказать нам, где они лежат», — сказал человек в одеяле. «Ты веришь в Бога?»

Элиза кивнула. Ханна и Риксон рассказали ей о Боге и ночных молитвах. Мир вокруг расплывался, и Элиза поняла, что у нее на глаза навернулись слезы. Она смахнула их. Риксон терпеть не мог, когда она плакала.

«Где эти книги, Элиза? Сколько их здесь?»

«Много», — ответила она, вспоминая все книги, из которых она вырывала страницы. Соло был так зол на нее, когда узнал, что она берет из них картинки и инструкции. Но Соло показал ей, как лучше ловить рыбу, а потом Соло показал ей, как правильно сшивать страницы из книг, и они стали ловить рыбу вместе.

Человек в белом одеяле опустился перед ней на колени. «Эти книги здесь повсюду?»

«Это отец Ремми», — сказал мистер Рэш, освобождая место для человека с лысиной и представляя его Элизе. «Отец Ремми будет вести нас в эти трудные времена. Мы — паства. Раньше мы следовали за отцом Венделем, но некоторые покидают паству, а некоторые присоединяются. Например, ты».

«Эти книги», — сказал мистер Ремми, который казался молодым, чтобы быть отцом, но не намного старше Риксона. «Они рядом с нами? Где мы можем их найти?» Он провел рукой от стены до потолка, у него была странная манера говорить, громкий голос, который ощущался в груди Элизы, голос, который заставлял ее хотеть ответить. А его глаза — зеленые, как затопленные глубины, в которых они с Соло обычно ловили рыбу, — заставляли ее говорить правду.

«Все в одном месте», — сказала Элиза, фыркнув.

«Где?» — прошептал мужчина. Он держал ее за руки, а другой мужчина наблюдал за этим с забавным выражением лица. «Где книги? Это так важно, дочь моя. Есть только одна книга, ты знаешь. Все остальные — ложь. Теперь скажи мне, где они».

Элиза подумала об одной книге в своей сумке. Она не была ложью. Но она не хотела, чтобы этот человек прикасался к ее книге. Она вообще не хотела, чтобы он прикасался к ней. Она попыталась отстраниться, но его большие руки схватили ее еще крепче. В его глазах что-то поплыло.

«Тридцать четвертый», — прошептала она.

«Уровень тридцать четыре?»

Элиза кивнула, и его пальцы ослабли на ее руках. Когда он отстранился, мистер Рэш придвинулся ближе и положил ладонь на руку Элизы, прикрывая то место, которое задел другой мужчина.

«Отец, мы можем…?» спросил господин Рэш.

Мужчина с лысиной кивнул, и господин Рэш поднял со скамейки лист бумаги. Одна сторона была напечатана. Другая сторона была написана от руки. Там был фиолетовый мелок, и мистер Рэш спросил Элизу, умеет ли она писать, знает ли она буквы.

Элиза кивнула головой. Ее рука снова опустилась на сумку, где лежала книга. Она умела читать лучше, чем Майлз. Ханна в этом убедилась.

«Ты можешь написать свое имя по буквам?» — спросил мужчина. Он показал ей листок бумаги. Внизу были нарисованы линии. Два имени уже были подписаны. Еще одна строка была пустой. «Вот здесь», — сказал он, указывая на эту строчку. Он вложил мел в руку Элизы. Она прочитала еще несколько слов, но надпись была нечеткой. Она писала быстро и на неровной поверхности. К тому же ее зрение было нечетким. «Только твое имя», — сказал он еще раз. «Покажи мне».

Элиза хотела убежать. Ей нужны были Щенок, Соло, Джуэл и даже Риксон. Она вытерла слезы и проглотила рыдание, которое пыталось ее задушить. Если бы она сделала то, что они хотели, она была бы свободна. Людей в комнате становилось все больше и больше. Некоторые из них наблюдали за ней и перешептывались. Она услышала, как один мужчина сказал, что кому-то повезло, что мужчин больше, чем женщин, что люди могут остаться в стороне, если не будут осторожны. Они смотрели на нее и ждали, а мебель уже стояла ровно, полы были выметены, по сцене были разбросаны зеленые листья с сорванных растений.

«Вот здесь», — сказал мистер Рэш. Он взял ее за запястье и провел мелом, пока тот не завис над чертой. «Твое имя». И все смотрели. Элиза знала свои буквы. Она умела читать лучше, чем Риксон. Но она почти не видела. Она была как рыба, которую когда-то ловила, под водой, глядя сверху на всех этих голодных людей. Но она написала свое имя. Она надеялась, что это заставит их уйти.

«Хорошая девочка».

Мистер Рэш наклонился вперед и поцеловал ее в щеку. Люди начали хлопать. И тут человек в белом одеянии, увлеченный книгами, проскандировал несколько слов, голос его был рокочущим и красивым одновременно. Его слова глубоко запали ей в душу, когда он назвал кого-то именем Пакта, мужем и женой.