Буря над Ла-Маншем

2

Это была чистая случайность. Полицейский огляделся, выбирая, с кого ему начать. Взгляд его встретился с глазами г-жи Мегрэ. Она показалась ему женщиной покладистой, и он пригласил ее первой.

— Пройдите, — сказал он, открыв и тут же затворив за ней дверь гостиной. Губы бывшего комиссара тронула чуть заметная улыбка.

Хотя дверь была прикрыта, слова доносились довольно отчетливо. И улыбка Мегрэ обозначилась еще яснее, когда в соседней комнате он услышал вопрос своего коллеги:

— Через «е» или «э»?

— Через «э».

— Как у знаменитого комиссара полиции?

Жена его оказалась на высоте и ответила кратко:

— Да.

— Вы не родственница ему?

— Я его жена.

— Но, стало быть, вы здесь с мужем?

Минуту спустя Мегрэ уже сидел в гостиной перед сияющим и немного смущенным коллегой.

— Признайтесь, вы хотели надо мной посмеяться! Подумать только: я собирался допрашивать вас, как всех прочих! Я и вообще-то веду этот опрос для очистки совести, чтобы убить время в ожидании новостей из Ньюхейвена. Но ведь вы-то были на месте, вы в какой-то степени наблюдали, как подготавливалась драма, и должны иметь более ясное представление обо всем. Я был бы вам очень благодарен, если…

— Даю вам слово, у меня нет ни малейшего представления…

— Кто знал, что эта девица собирается выйти на улицу?

— Да все, кто находился в доме. Но только теперь я начинаю понимать, как трудна роль свидетеля: я, например, не мог бы с уверенностью сказать, кто был в это время в пансионе.

— Вы были заняты?

— Я читал.

Он не рискнул добавить, что увлекся статьей о жизни кротов и лесных мышей.

— Я смутно слышал возню, сборы. А потом… Ну вот, например, госпожа Моссле! Была ли она внизу или нет? И если была, то где сидела, что делала?

Комиссар полиции был явно неудовлетворен. Может быть, знаменитый коллега нарочно предоставляет ему выпутываться в одиночку? И он решил показать, как он, скромный провинциальный комиссар, умеет вести расследование.

В салон пригласили печальную даму. Она назвалась Жерменой Мулино и оказалась учительницей, отдыхающей после болезни.

— Я сидела в столовой, — пролепетала она, — я еще помню, что подумала, как несправедливо нагружать чемоданами англичанина эту бедную женщину, а вот здоровые мужчины не знают, как убить время.

Взгляд, который она, говоря о здоровых мужчинах, бросила на широкие плечи Мегрэ, ясно показывал, к кому относился ее намек.

— С этого момента вы не отлучались из столовой?

— Нет, простите, я поднималась к себе в комнату.

— Долго ли вы там пробыли?

— Примерно минут пятнадцать… Я приняла лекарство и ждала, пока оно подействует

— Извините меня за вопрос, который я вам задам, но я задам его каждому постояльцу пансиона. Я рассматриваю его как простую формальность. Я полагаю, вы сегодня не выходили на улицу и пальто ваше по этой причине сухое?

— Нет. Днем я ненадолго выходила.

Новое доказательство ненадежности свидетельских показаний! Мегрэ не заметил ни того, что она выходила на улицу, ни того, что в течение пятнадцати минут ее не было в столовой!

— Вы, вероятно, ходили в аптеку за лекарством?

— Нет Мне просто хотелось посмотреть на порт во время ливня и бури..

— Благодарю вас. Следующий!

Вошла Ирма, по-прежнему хлюпая носом и теребя пальцами уголок фартука.

— Как, по-вашему, были ли у Жанны враги?

— Не знаю, мсье.

— Вы не заметили за последнее время изменений в ее настроении, она не чувствовала, что ей что-то угрожает?

— Она только сказала мне сегодня утром, что ее ненадолго хватит служить в этом доме. Так она выразилась.

— С вами здесь плохо обращаются?

— Я этого не говорила, — с живостью возразила Ирма, покосившись на дверь.

— Известно ли вам по крайней мере, были ли у Жанны любовники?

— Еще бы!

— Почему вы так уверенно говорите?

— Она вечно боялась забеременеть.

— Вы знаете их имена?

— Был один рыбак, который вызывал ее свистом в переулок, его зовут Гюстав.

— Про какой переулок вы говорите?

— А за домом у нас переулок. Через кухню, черным ходом, потом перейти двор и выйдешь прямо туда…

— Вы сами выходили вечером?

Она поколебалась, чуть не сказала «нет» и после минутной нерешительности призналась:

— Я выскочила на минутку в булочную. Сбегала купить булочку.

— В котором часу?

— Я не посмотрела… Около пяти часов, верно.

— Почему вам понадобилась булочка?

— Мы здесь не больно-то сытно едим, — тихонько промолвила она.

— Благодарю вас.

— Вы не передадите ей?

— Будьте спокойны… Следующий!

На этот раз вошел Жюль Моссле, державшийся с подчеркнутой непринужденностью.

— К вашим услугам, господин комиссар.

— Вы сегодня днем отлучались из дома?

— Да, господин комиссар. Я ходил за сигаретами.

— В какое время?

— Примерно без десяти или без пяти пять. Я вернулся почти сразу, погода была отвратительная.

— Вы не были знакомы с убитой?

— Да нет, конечно, господин комиссар.

Его поблагодарили, как и остальных, и его место заняла жена, которой задали тот же вопрос:

— Вы сегодня выходили?

— Я обязана отвечать?

— Так будет лучше для вас.

— В таком случае прошу вас только не сообщать об этом Жюлю. Вы сейчас поймете. Мой муж пользуется большим успехом у женщин. Но он слабохарактерный, и я не доверяю ему. Когда он собрался выходить, я спустилась вслед за ним, желая узнать, куда он идет…

— И куда же он направился? — спросил комиссар, бросив быстрый взгляд на Мегрэ.

Ответ был по меньшей мере неожиданный.

— Не знаю.

— Как же так? Вы признались, что пошли вслед за ним…

— Совершенно верно! Я и думала, что иду за ним. Поймите! Пока я надевала пальто и брала зонтик, он уже завернул за угол. Когда я добралась до этого угла, я заметила вдалеке мужчину в коричневом плаще и пошла за ним. И только минут через пять, когда он прошел мимо освещенной витрины, я обнаружила, что это вовсе не Жюль. Пришлось вернуться ни с чем. А потом я даже виду не показала.

— Через сколько времени после вас он вернулся?

— Право, не знаю. Я поднялась наверх. Он мог побыть в гостиной…

В эту минуту резко задребезжал дверной колокольчик и вошел полицейский с телеграммой для комиссара. Тот вскрыл ее, прочел и протянул Мегрэ.

Комиссар полиции вежливо предложил Мегрэ принять участие в дальнейшем дознании, если ему интересно, но предложил это без особого воодушевления, задетый странным поведением коллеги, который как будто был не особенно расположен помогать ему.

Пока они шли рядом, держась поближе к домам, из опасения, что им угодит в голову черепица — куски ее валялись повсюду на тротуаре, — он все же поделился с Мегрэ своими планами.

— Как видите, я не хочу просто плыть по течению. Я был бы крайне удивлен, если бы Джон Миллер не оказался замешанным в это дело. Хозяйка пансиона заявила, что он прожил у нее довольно долго, но на ее вопросы всегда отвечал уклончиво. Он расплатился французскими деньгами, но вот любопытная деталь: он дал необычно много мелкой монеты. Выходил он редко и только по утрам. Два дня подряд мадмуазель Отар встречала его на рынке, где он вроде бы интересовался маслом, яйцами и овощами…

— Или же кошельками торговок, — бросил Мегрэ.

— Вы полагаете, он карманный вор?

— Во всяком случае, это объяснило бы, почему он вернулся в Англию под другим именем и в другой одежде, чем те, которые вы указали.

— Это не помешает мне продолжать его розыски. А теперь зайдем к Виктору, хозяину кафе близ рыбного рынка. Я хотел бы повидать там Постава, о котором упомянула горничная, и узнать, не тот ли это Гюстав Щербатый, которым мне несколько раз довелось заниматься.

— Полицейский утверждал, что здешние парни чаще забавляются ножом, чем револьвером, — заметил Мегрэ, перепрыгнув через глубокую лужу, но все же обдав себя грязью.

Через несколько минут они вошли к Виктору в кабачок с липким, скользким полом, где стояло с десяток столиков, за которыми сидели люди в матросских блузах и в сабо. Помещение было слишком ярко освещено, из автомата-проигрывателя неслась пронзительная музыка, хозяин и две служанки, не блиставшие чистотой, суетились у стойки и между столиками.

По взглядам сидевших в кабачке людей было ясно, что они узнали полицейского комиссара, который уселся с Мегрэ в углу и заказал пиво. Когда служанка принесла кружки, комиссар удержал ее за фартук и спросил вполголоса:

— В котором часу Жанна приходила сегодня днем?

— Какая Жанна?

— Любовница Гюстава.

Девушка поколебалась, бросила взгляд на группу мужчин и, подумав, сказала:

— По-моему, я ее не видела!

— Но ведь она часто здесь бывает, верно?

— Случается. Только она не входит в зал. Она приоткрывает дверь и смотрит, здесь ли он, и если он тут, он выходит к ней.

— Гюстав появлялся сегодня вечером?

— Надо спросить у моей подружки Берты. Я отлучалась.

Мегрэ улыбался с довольным видом. Казалось, его радовало, что не он один затрудняется дать точные свидетельские показания.

Берта, вторая служанка, косила на один глаз и, может быть, поэтому производила неприятное впечатление.

— Если вам нужно это знать, спросите у него самого, — ответила она комиссару — Я не нанималась в сыщики.

Но первая девушка уже успела шепнуть словечко рыжему парню в резиновых сапогах. Он встал, подтянув штаны из чертовой кожи, подпоясанные веревкой, сплюнул на пол и подошел к комиссару. Он заговорил, сразу же показав щербинку на переднем зубе.

— Это вы мной интересуетесь?

— Я хочу знать, видел ли ты сегодня вечером Жанну?

— А вам-то какое дело?

— Жанну убили.

— Не может быть.

— Говорю тебе, ее убили на улице выстрелом из револьвера.

Парень и вправду был огорошен, он оглянулся и крикнул:

— Послушайте-ка! Вот так история! Жанну убили!

— Отвечай на вопрос. Ты видел ее?

— Ладно, скажу правду. Она приходила.

— В котором часу?

— Уж не помню. Я играл на аперитив с толстяком Политом.

— Было больше пяти?

— Конечно!

— Она зашла сюда?

— Я не разрешаю ей заходить в кафе, где я бываю. Я увидел ее в дверях. Я вышел к ней и сказал, чтобы она оставила меня в покое.

— Почему?

— Потому что!

Хозяин выключил музыку, и в зале воцарилась тишина, люди внимательно прислушивались к их беседе.

— Вы поссорились?

Щербатый пожал плечами, словно зная, что нелегко ему будет что-то втолковать непонятливому собеседнику.

— И да и нет.

— Объясни как следует!

— Допустим, я поглядывал на другую, а Жанна приревновала.

— А кто эта другая?

— Жанна однажды привела ее на танцы.

— Как ее имя?

— А я и сам не знаю. Ну да ладно, раз уж вы хотите знать. Она совсем молоденькая, но я ее и пальцем не тронул, так что придраться ко мне нельзя. Это девчонка, что работает с Жанной в пансионе.. Вот и все! И вот, когда Жанна явилась, я вышел к ней на улицу и сказал, что задам ей хорошую взбучку, если она не отвяжется от меня.

— Ну а потом? Ты тут же вернулся в кафе?

— Нет, не сразу. Я пошел взглянуть на пароход, что уходил в Ньюхейвен. Мне любопытно было, как это он отчалит при такой волне. Вы хотите меня забрать?

— Пока еще нет.

— Вы не стесняйтесь, если что! Мы уж приучены расхлебывать за других… Подумать только, ее убили!.. Она хоть не мучилась по крайней мере?

Странное чувство охватило Мегрэ оттого, что он находился здесь без всякого дела. Он еще не привык быть просто частным лицом, как все. Другой, а не он задавал сейчас вопросы, ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не вмешаться, не высказать своего одобрения или неодобрения.

Иногда он сгорал от желания задать вопрос, и молчание становилось для него сущей пыткой.

— Вы пойдете со мной? — обратился к нему комиссар полиции, вставая и бросая мелочь на стол.

— Куда?

— В комиссариат. Мне нужно составить донесение. А потом я смогу поспать, так как делать сегодня больше нечего.

И только выйдя на улицу, комиссар добавил, поднимая воротник пальто:

— Разумеется, к Щербатому мы приставим человека. Таков мой метод и, мне кажется, и ваш тоже. Было бы ошибкой во что бы то ни стало добиваться немедленных результатов, так ничего не получится, только изнуряешь себя и начинаешь терять хладнокровие. А завтра мне хватит возни с господами из прокуратуры.

Мегрэ расстался с ним у красного фонаря комиссариата. Ему там нечего делать, его коллега засядет за усердный и подробный отчет.

Ветер поутих, но дождь продолжал идти, хотя уже не так сильно — струи падали теперь вертикально. Немногочисленные прохожие скользили мимо еще освещенных витрин.

Как это бывало и прежде, когда расследование продвигалось туго, Мегрэ старался растянуть время. Он заглянул в «Швейцарскую пивную» и добрых пятнадцать минут машинально следил, как играли в кости за соседним столиком.

Он промочил ноги и чувствовал, что схватит насморк. Это заставило его после пива заказать грог с ромом, от которого кровь прихлынула к голове.

— Так-то! — вздохнул он, вставая.

Это дело его не касалось! Конечно, сердце немного щемило, но разве не мечтал он о том, чтобы уйти на покой, так чего же теперь ворчать, когда он наконец вышел в отставку!

В дальнем конце пристани, где-то за морским вокзалом, уже пустынным и освещенным одной только дуговой лампой, он увидел светящееся лиловое кольцо над мокрым тротуаром и вспомнил про танцульки, о которых ему говорили днем.

Так и не решив, стоит ли ему туда идти, и поминутно повторяя себе, что, нечего ему заниматься этим делом, Мегрэ все же оказался перед странным, безвкусно раскрашенным фасадом, освещенным цветными лампочками. Мегрэ толкнул дверь, в лицо ему хлынули потоки джазовой музыки, но он почувствовал разочарование при виде почти безлюдного зала.

Танцевали две девушки, видимо работницы, желавшие получить удовольствие за заплаченные деньги, и трое музыкантов играли для них одних.

— Не скажете, какой у нас сегодня день? — спросил он у хозяина, присаживаясь к стойке.

— Понедельник. Сегодня, знаете, много народу не будет. В основном приходят по субботам и воскресеньям, иногда по четвергам. После кино заглянет сюда несколько парочек, хотя в такую непогоду… Чего вам налить?

— Дайте грогу.

Он пожалел, что заказал грог, увидев, как хозяин наливает какой-то неведомый ром и горячую воду в сомнительной чистоты кастрюлю.

— Вы здесь впервые? Вы проездом в Дьеппе?

— Да, проездом.

Хозяин, по-своему истолковав приход Мегрэ, пояснил:

— Знаете, женщин такого рода у меня вы не найдете. Можете танцевать, предложить этим девушкам выпить стаканчик, но насчет остального — дело трудное. А сегодня и подавно!

— Потому что нет народа?

— Да не только… Возьмите хотя бы этих девчонок… Вы знаете, почему они танцуют?

— Нет.

— Чтобы прогнать тоску. Когда они пришли, одна все плакала, а другая молча смотрела куда-то. Я предложил им выпить, чтобы они развеселились. Не так-то приятно узнать, что подружка убита.

— Вот как! Произошел несчастный случай.

— Нет, преступление! В переулке, в ста метрах отсюда, обнаружили служанку с пулей в голове.

Мегрэ подумал: «А ведь я даже не спросил, куда ей выстрелили, в голову или в грудь!» И громко спросил:

— Значит, стреляли в упор?

— Да, тем более что в этой тьме, да еще при такой буре, было бы трудно целиться даже с трех шагов. Но мне сдается, что это кто-то нездешний. Добро бы ее кто стукнул кулаком, это еще понятно. Каждую субботу приходится выставлять их отсюда, когда видишь что вот-вот завяжется драка.. Знаете, с тех пор как я узнал об этом, даже мне не по себе…

В подтверждение сказанного он налил себе рюмку и прищелкнул языком.

— Представить их вам?

Мегрэ не успел отказаться, как хозяин уже подозвал девушек, попросту, как старых знакомых

— Вот господин, которому скучно, он хочет предложить вам выпить. Садитесь-ка все сюда. В этом уголке вам будет уютнее.

Он подмигнул Мегрэ, как бы говоря, что здесь тот сможет без опасений позволить себе кое-какие вольности

— Что вам подать? Грогу?

— Ладно, давайте грогу.

Мегрэ чувствовал себя неловко, он не умел развлекать девушек. Те исподтишка разглядывали его. не зная, как завязать разговор.

— Вы не танцуете?

— Не умею.

— Научить вас?

Ну нет! Этого еще не хватало! Мегрэ даже представить себе не мог, как бы это он стал топтаться на площадке под насмешливыми взглядами музыкантов!

— Вы случайно не коммивояжер?

— Да. Я здесь проездом. Хозяин рассказал мне сейчас, что ваша подруга… словом, что с ней стряслась беда!

— Она нам не подруга, — возразила одна из девушек.

— Вот как! А я думал…

— Будь она нашей подругой, мы бы сюда не пришли! Мы просто знали ее, как и всех, кто здесь бывает. Но теперь, когда она погибла, нельзя на нее сердиться. Это так грустно все…

— Да, конечно.

Надо поддакивать. Надо терпеливо выжидать, не вспугнуть их.

— Она была легкомысленной девушкой? — рискнул он.

— Не то слово…

— Молчи, Мария. Она же умерла.

Пришли еще несколько посетителей. Одну из девушек несколько раз приглашали танцевать. Затем Мегрэ увидел у стойки вдребезги пьяного Гюстава Щербатого.

Пьяный взглянул на него, словно что-то вспоминая, и Мегрэ стал опасаться неприятной сцены. Но ее не последовало. Гюстав слишком набрался и ничего не различал вокруг себя, а хозяин ждал только предлога, чтобы выставить его за дверь.

Взамен услуги, которую он оказал Мегрэ, познакомив его с двумя еще незрелыми красотками, он каждые пятнадцать минут ставил на их столик новые стаканы грога.

И в час ночи, когда бывший комиссар уголовной полиции оставил это заведение, он слегка шатался, с трудом застегнул пальто и уже не смог обойти ни одной лужи.

Он совершенно забыл, что жильцы пансиона, возвращаясь после одиннадцати, должны были дергать за шнурок особого колокольчика, висевшего в комнате самой м-м Отар. Он яростно трезвонил, перебудил решительно всех, и в конце концов хозяйка, успевшая набросить только пальто на свое ночное одеяние, впустила его в дом с весьма недовольным видом.

— И это в такой день, как сегодня… — проворчала она себе под нос.

Г-жа Мегрэ уже легла, но, услышав шаги мужа на лестнице, зажгла свет и с изумлением оглядела его. Походка его отяжелела, он размашистым, широким жестом сорвал с шеи крахмальный воротничок.

— Интересно, где же ты был? — сказала она, поворачиваясь лицом к стене.

— Где я был? — повторил он. И со странной усмешкой переспросил: — Где я был? Ну, допустим, в Вильконтуа…

Она нахмурила брови, стараясь припомнить: она была уверена, что никогда прежде не слыхала такого названия.

— Это близко отсюда?

— В департаменте Шер… Вильконтуа!

Она сочла за благо отложить до утра выяснение этого вопроса.

Путешествовала она или была дома, ложилась спать рано или поздно — что, впрочем, с ней почти никогда не случалось, — г-жа Мегрэ всегда вставала ни свет ни заря. Уже накануне бывший комиссар рассердился, увидев ее в семь часов утра одетой и не знавшей, чем бы заняться.

— Никак не приучусь валяться утром в постели, — объяснила она. — Мне все кажется, что я не управлюсь по хозяйству.

То же самое повторилось и сегодня. Разбуженный электрическим светом, он приоткрыл один глаз. Было еще темно, но жена уже тихонько плескалась над тазом.

«Что же это было за слово?» — в полудреме подумал Мегрэ, с неудовольствием убеждаясь, что у него трещит голова.

Это слово, название местечка или поселка, которое он бросил жене, вернувшись ночью, так неотвязно его преследовало, что он вдруг — как это иногда бывает — забыл его.

Ему казалось, что он дремал лишь наполовину, потому что он заметил, как погасла лампа, как в окно стало пробиваться серое, скучное утро. Потом он услышал, что где-то в доме задребезжал будильник, чьи-то шаги раздались на лестнице, два раза позвонили у входной двери.

Ему хотелось бы знать, идет ли еще дождь, кончилась ли буря, но он не в силах был открыть рот. Потом вдруг жена стала трясти его за плечо, и он сразу сел на постели. Давно уже рассвело, и часы, лежавшие на ночном столике, показывали половину десятого.

— Что случилось?

— Там внизу полицейский комиссар.

— Какое мне до этого дело?

— Он хочет тебя видеть.

Должно быть, потому, что накануне он хватил лишний стакан грога (да еще без всякого желания!), г-жа Мегрэ говорила с мужем материнским, покровительственным тоном.

— Пей кофе, пока горячий…

В такое утро неприятно разглядывать себя в зеркало, и Мегрэ решил было сегодня не бриться.

— Какое слово я сказал тебе вчера ночью? — спросил он.

— Какое слово?

— Я тебе назвал одно селение…

— Ах, да… Дай-ка вспомнить… Это где-то в департаменте Канталь…

— Да нет! В департаменте Шер…

— Ты думаешь?.. Как будто это слово кончалось на «он»…

Ничего не попишешь, она тоже не помнила. Он спустился вниз, еще не совсем проснувшийся, с тяжелой головой, даже у трубки вкус был не такой, как обычно по утрам. Его удивило, что он никого не встретил ни в кухне, ни в буфетной. Зато когда он открыл дверь в столовую, он увидел всех обитателей дома в сборе, застывших словно на торжественной церемонии или перед объективом фотоаппарата.

M-м Отар взглянула на него с неудовольствием и укором, видимо, за его шумное ночное возвращение. Печальная дама сидела в кресле и, подобно умирающей, казалось, была далека от этой низменной действительности. Супруги Моссле, должно быть, сегодня в первый раз поссорились, они избегали смотреть друг на друга и считали весь мир повинным в своей ссоре.

Даже молоденькая Ирма была на себя непохожа, словно ее вымочили в уксусе.

— Добрый день! — бросил Мегрэ как можно приветливее.

Никто не отозвался и даже не кивнул в ответ на его слова. В эту минуту открылась дверь гостиной, и комиссар полиции, весьма довольный собой, протянул руку знаменитому коллеге.

— Входите, пожалуйста. Я так и думал, что застану вас еще в постели.

Дверь за ними закрылась. Они были вдвоем в гостиной, печку недавно разожгли, и она еще дымила. В окно Мегрэ увидел серую набережную, где хозяйничал ветер, набегавшие волны вздымали целые облака водяной пыли.

— Да, я что-то раскис, — проворчал он.

Заметив усмешку комиссара, Мегрэ решил показать, что его не проведешь. Правда, вчера он упустил это из виду, но сейчас сразу сообразил.

— Да, верно, Гюстав Щербатый околачивался там, а за ним по пятам шел ваш агент. И этот агент рассказал вам…

— Уверяю вас, я не собирался даже намекать на…

Болван! Итак, он считал, что Мегрэ провел вечер с этими девчонками только ради…

— Я позволил себе побеспокоить вас сегодня утром, потому что дьеппская полиция обнаружила нечто весьма, на мой взгляд, сенсационное.

Мегрэ по привычке разгреб кочергой уголь. Он охотно выпил бы чего-нибудь освежающего лимонного сока например.

— Вы ничего не заметили, когда спустились вниз? — спросил комиссар, восхищенный своим успехом, точно актер, которого уже вызывала публика и который готовится произнести свой лучший монолог.

— Вы имеете в виду обитателей пансиона, которые ждут в столовой?

— Да, я нашел нужным собрать их в одну комнату, помешать им разгуливать взад и вперед… Я хочу сообщить вам новость, которая, может быть, удивит вас: убийцей Жанны Фенар был кто-то из них!

Но в такое утро нужна была более потрясающая новость, чтобы вывести Мегрэ из оцепенения. Он только бросил на комиссара тяжелый, рассеянный взгляд. Тот был бы немало удивлен, узнав, что в эту самую минуту бывшего комиссара уголовной полиции больше всего интересовало название городишка, которое кончалось на «уа».

— Взгляните вот на это. Не бойтесь: если тут и были отпечатки пальцев, они смыты: ведь это пролежало под дождем долгие часы.

Мегрэ увидел ставшую уже привычной картонную карточку с завитушками вокруг слова «МЕНЮ».

Названия блюд, написанные от руки, расплылись под дождем, хотя еще можно было различить: «Суп из щавеля… Макрель в горчичном соусе…»

— Это наше позавчерашнее меню, — заметил Мегрэ без малейшего удивления.

— Да, мне это сейчас сказали. Итак, есть уже нечто определенное: это меню из пансиона Отар, написанное позавчера, то есть накануне убийства. Так вот, его нашли совершенно случайно сегодня утром на тротуаре на улице Диг, примерно в трех метрах от того места, где была убита Жанна.

— Ну понятно, — бросил Мегрэ.

— Вы со мной согласны? Вы заметили, что вчера вечером я не поторопился арестовать Щербатого, несмотря на его прошлое, как, несомненно, сделали бы некоторые на моем месте. Мой метод, как я вам уже сказал, — не торопиться с выводами. Наличие этого меню на месте убийства доказывает, по моему мнению, что убийца жил в пансионе. Более того! Я попытался сегодня утром, в непогоду — она все еще бушует, — восстановить действия преступника. Представьте себе, что руки у вас мокрые от дождя и что вы должны выстрелить метко. Что же вы делаете? Вы берете платок, вытираете себе пальцы… Вытаскивая платок, убийца роняет…

— Понял, — вздохнул Мегрэ, уже второй раз за это утро раскуривая трубку. — Вы успели истолковать цифры, записанные на обороте меню.

— Нет еще, должен признаться. Кто-то, находившийся здесь позавчера вечером, сделал эту запись на меню. Я прочел, тут написано карандашом: «79×140», а пониже: «160×80». Сначала мне пришло в голову, что записи сделаны во время какой-нибудь игры, но потом я отбросил эту версию. Я подумал было, что речь идет о времени отхода поезда или парохода, но и от этого объяснения отказался. Тут загадка еще не разгадана, но тем не менее ясно, что убийца — один из гостей пансиона. Вот почему я собрал всех в столовой под надзором полицейского инспектора. Но прежде всего, поскольку позавчера вечером вы находились здесь, я хотел бы задать вам следующий вопрос: не заметили ли вы, чтобы кто-нибудь писал карандашом на обороте меню?

Нет, Мегрэ ничего подобного не заметил. Насколько он помнил, супруги Моссле играли в шашки за круглым столиком в гостиной, но где находились остальные — он не мог сказать. Сам он читал журнал и рано лег спать.

— Я думаю, — заявил комиссар полиции, довольный произведенным эффектом, — что теперь мы можем приступить к допросу каждого в отдельности.

Мегрэ, которого одолевала жажда, продолжал мучительно вспоминать ускользнувшее слово. Он вздохнул:

— Пусть сначала мне принесут попить, если не возражаете.

Он приотворил дверь и увидел госпожу Мегрэ, чинно восседавшую вместе со всеми остальными. В тусклом свете пасмурного дня гостиная напоминала приемную провинциального зубного врача: полузадернутые шторы, озабоченные лица, поджатые под сиденье ноги и осторожные, недоверчивые взгляды, которыми украдкой обменивались сидящие.

Г-жа Мегрэ могла бы, конечно, уклониться от этой повинности. Но таков уж был ее характер: делать то же, что другие, терпеливо стоять в очереди. Захватив свое вязание, она беззвучно шевелила губами, считая петли.

Из учтивости комиссар полиции вызвал ее первой, извинившись, что снова ее беспокоит. Он показал ей меню, не пытаясь поймать на каверзных вопросах.

— Это вам ничего не напоминает?

Г-жа Мегрэ бросила взгляд на мужа, отрицательно покачала головой, потом снова прочла цифры, нахмурила брови, как человек, не решающийся высказать нелепую догадку.

— Нет, ровно ничего не напоминает! — сказала она наконец.

— Вы не заметили позавчера вечером, чтобы кто-нибудь писал на меню?

— Видите ли, я, как обычно, вязала и потому совсем не смотрела на то, что делалось вокруг меня.

Говоря так, она в то же время сделала незаметный знак мужу. Мегрэ понял, что у жены есть еще какие-то дополнительные соображения, но она предпочитает высказать их ему наедине, однако громко спросил:

— Ну, что ты хочешь сказать?

Это ее обидело. Она всегда боялась совершить бестактность. Покраснев и смутившись, она пыталась найти нужные слова, все время извиняясь:

— Я, право, не знаю… Вы уж простите меня… Может быть, я ошибаюсь… Но, увидев эти цифры, я сразу вспомнила…

Глядя на нее, муж вздохнул и подумал, что она всегда такой и останется, смиренной до слез!

— Вы, конечно, будете смеяться надо мной… Метр сорок — это обычная ширина ткани. И восемьдесят сантиметров тоже. А первая цифра, семьдесят девять, соответствует длине юбки…

Увидев искорки в глазах Мегрэ, она почувствовала гордость и продолжала увереннее:

— Первые две цифры — семьдесят девять на сто сорок — это как раз отрез шерсти, который требуется на юбку. Но не все ткани имеют ширину метр сорок. Если ширина восемьдесят, то нужно взять две длины… Не знаю, понятно ли я говорю.

Повернувшись к мужу, она вдруг воскликнула:

— А может быть, название кончалось на «ар»?

Она тоже неустанно вспоминала вчерашнее слово и каялась, что забыла его.

— Это меню из моего пансиона, совершенно верно. Однако эти цифры записаны не моей рукой, — ответила м-ль Отар на вопросы комиссара. — Я хочу добавить, что, если мой дом по-прежнему будет в состоянии осады, мне, к сожалению, придется…

— Простите, мадам…

— Мадмуазель!..

— Простите, мадмуазель, я сделаю все возможное, чтобы эта осада, как вы выразились, длилась как можно меньше. Позвольте мне все же сообщить вам: мы совершенно уверены, что убийца — один из ваших постояльцев, и в этих обстоятельствах наше присутствие здесь вполне уместно…

— Я хотела бы знать кто? — отрывисто спросила она.

— Я тоже хотел бы это знать не меньше, чем вы, и надеюсь, мы скоро это выясним. Ну а пока что я вынужден задать вам несколько вопросов, которые во всей этой суматохе не пришли мне в голову. Скажите, пожалуйста, сколько времени работала у вас Жанна Фенар?

— Полгода, — нехотя бросила м-ль Отар.

— Каким образом она попала к вам?

Может быть, чувствуя на себе пристальный взгляд Мегрэ, хозяйка пансиона резко проговорила:

— Как и все — через дверь!

— В такой момент остроты кажутся мне неуместными. Жанну Фенар прислало к вам бюро найма?

— Нет.

— Она явилась по собственной инициативе?

— Да.

— Вы не знали ее раньше?

— Знала!

Она решила, как видно, отвечать односложно и только самое необходимое.

— Где же вы с ней познакомились?

— У нас.

— А именно?

— Она несколько лет работала в «Золотом кольце», где я служила кассиршей.

— Это ресторан?

— Гостиница и ресторан.

— В каком городе?

— Я уже сказала вам — у нас, в Вильконтуа…

Мегрэ чуть не подскочил на месте. Вот оно, наконец, злосчастное слово: Вильконтуа в департаменте Шер! Он тут же забыл данное самому себе обещание оставаться в тени.

— Жанна родом из Вильконтуа? — спросил он.

— Нет. Она приехала туда наниматься в прислуги.

— У нее уже был ребенок?

Хозяйка презрительно отчеканила:

— Прошло уже семь лет, а Эрнесту всего четыре.

— Семь лет с каких пор?

— С тех пор, как я перебралась сюда.

— А она?

— Этого я не знаю.

— Если я правильно вас понял, она оставалась там после вашего отъезда?

— Думаю, что да.

— Благодарю вас! — произнес Мегрэ тем угрожающим тоном, которым адвокаты в суде говорят со строптивым свидетелем.

И уже только для соблюдения формальностей дьеппский комиссар добавил:

— Итак, она явилась к вам этим летом, и вы наняли ее, узнав в ней девушку из ваших мест или, точнее, девушку, которую вы знали на родине. Мне понятен ваш поступок. Он тем более благороден, что Жанна привела с собой ребенка, а ее манеры и поведение не слишком соответствовали репутации вашего дома…

— Я сделала что могла, — проронила м-ль Отар.

Минуту спустя в гостиную вошел Моссле с сигаретой в зубах, он смотрел насмешливо и снисходительно.

— Ну как, продолжается? — спросил он, присаживаясь на кончик стола. — Согласитесь, что для свадебного путешествия все это…

— Это вами написано?

Он покрутил меню в руках и спросил.

— С чего бы я вдруг стал составлять меню?

— Я имею в виду цифры карандашом на обороте

— Простите, я не заметил… Нет, это не я. А что они означают?

— Ничего. Вы, конечно, не заметили позавчера вечером, чтобы кто-либо делал записи на обороте меню?

— Признаться, не обратил внимания.

— И вы не знали раньше Жанну?

И тогда Жюль Моссле поднял голову и просто сказал:

— Как же я мог не знать ее?

— Я хочу сказать, не знали ли вы ее до приезда сюда?

— Я встречал ее и раньше…

— В Дьеппе?

— Нет! У нас…

«Слово» опять вот-вот выплывет. Хотя Мегрэ выступал в роли бессловесного статиста в этой сцене, он ликовал, словно именно он был главным героем.

— Где это, у вас?

— В Вильконтуа!

— Вы из Вильконтуа? Вы там и теперь живете?

— Разумеется!

— И там вы познакомились с Жанной Фенар?

— Я знал ее, как и все, она ведь служила в «Золотом Кольце». Я знал и мадмуазель Отар, в то время она была кассиршей этого же заведения. Поэтому мы с женой и решили, когда проезжали через Дьепп, что приятнее остановиться у землячки…

— Ваша жена тоже из Вильконтуа?

— Она выросла в Эрбемоне, это деревня в двух километрах от нас. В общем, оттуда же. А когда путешествуешь, уж лучше дать подработать знакомым и землякам… Например, когда захворала мадмуазель Мулино…

Мегрэ отвернулся, скрывая улыбку, и заметил, что это задело комиссара полиции, который не понял, что его так позабавило. Итак, в этом дьеппском деле участвовали исключительно жители Вильконтуа, местечка, о котором никто доселе никогда не слыхал!

Мегрэ подумал: «Надо полагать, приятельница моей жены, давшая нам этот адрес, тоже уроженка Вильконтуа»

Комиссар полиции, сбитый с толку, бормотал, стараясь сохранить достоинство…

— Благодарю вас… Вероятно, вы еще мне понадобитесь… Попросите сюда вашу жену…

Когда Моссле направился к двери, Мегрэ взял со стола меню, служившее вещественным доказательством, сунул его в карман и приложил палец к губам, словно желая сказать коллеге: «Не говорите ей об этом…»

Г-жа Моссле заняла место мужа с достоинством женщины, которую полиции не дано вывести из равновесия.

— Ну, что еще вам нужно? — спросила она.

Лишившись меню, дьеппский комиссар не знал, как приступить к делу. Он начал:

— Вы живете в Вильконтуа?

— Да, в Вильконтуа, в департаменте Шер. Мой отец три года назад купил гостиницу «Золотое кольцо». После его кончины я осталась одна, а чтобы вести дело, требовалась мужская рука, и я вышла замуж. Мы прикрыли гостиницу на неделю из-за свадебного путешествия, но если и дальше так пойдет…

— Простите, — вмешался Мегрэ, — вы вышли замуж в Вильконтуа?

— Конечно.

— Как далеко он расположен от ближайшего большого города?

— В сорока трех километрах от Буржа.

— А приданое вы заказывали в Бурже?

Г-жа Моссле с изумлением на него посмотрела, вероятно подумав: «Этот-то чего вмешивается?»

Она слегка пожала плечами, решив все-таки ответить:

— Нет, приданое я куплю в Париже.

— Вот как? Так вы собираетесь продолжить свадебное путешествие через Париж?

— Вернее, мы должны были начать с него. Но мне хотелось посмотреть на море, Жюлю тоже. Мы никогда не видели моря. Если бы не волокита с обменом денег, мы, наверно, поехали бы в Лондон.

— Итак, вы постарались взять с собой как можно меньше багажа. Я понимаю вас. В Париже вы сможете спокойно заняться своим гардеробом.

Она не понимала, почему этот массивный, как шкаф, широкоплечий человек так увлеченно рассуждает о подобных мелочах. А он продолжал, попыхивая трубкой:

— Вам это обойдется совсем дешево, потому что фигура у вас прямо как у манекенщицы. Бьюсь об заклад, что размер не более сорок четвертого…

— Да, сорок четвертый или чуть больше. Только вот роста я небольшого, и все платья приходится укорачивать.

— Вы разве не шьете себе сами?

— Нет, ко мне приходит портниха, работает прекрасно и берет недорого…

Внезапно она почувствовала всю нелепость этой беседы и, подняв глаза на обоих мужчин, увидела улыбку Мегрэ и смущенное лицо комиссара, который всем своим видом старался показать, что он тут ни при чем.

— Что это за разговор? — спросила она вдруг.

— Сколько ткани шириной в метр сорок вам требуется на юбку?

Она не хотела отвечать, не зная, смеяться ей или сердиться.

— Одну длину, не так ли? — подсказал Мегрэ.

— Ну и что?

— Иначе говоря, семьдесят восемь или семьдесят девять сантиметров.

— Ну и что?

— Ничего. Да вы не беспокойтесь, это я так… Мы с женой говорили о платьях, и я уверял ее, что вам гораздо легче шить себе туалеты, чем ей.

— Что еще вы хотели от меня узнать?

Она косилась на дверь, словно боялась, что муж, воспользовавшись ее отсутствием, приволокнется за кем-нибудь.

— Вы совершенно свободны. Господин комиссар благодарит вас.

Она вышла с неприятным и тревожным чувством: она принадлежала к числу подозрительных женщин, которые, раз и навсегда уверовав в людское коварство, не могут себе представить, чтобы им хоть раз случайно сказали правду.

— Я могу выйти в город?

— Пожалуйста.

Когда за ней закрылась дверь, комиссар вскочил и устремился было к столовой, чтобы послать ей вслед кого-нибудь из своих агентов.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Мегрэ, подходя к печке, в которой он давно уже не ворошил уголь.

— Но… Я полагаю…

— Что вы полагаете?

— Вы же не станете меня убеждать… Ведь вчера именно она дала нам самые сомнительные показания. Она утверждала, будто вышла из дома, чтобы следить за мужем, но якобы ошиблась, приняла за него кого-то другого и вернулась ни с чем. Вся эта история с материей…

— Вот-вот!

— Что — вот-вот?

— Эта запись на меню как раз и означает, что она невиновна, более того, что ни одна женщина этого дома невиновна, и поэтому нет необходимости допрашивать печальную даму. Так мы с женой прозвали учительницу… Подумайте, ведь каждая женщина наизусть знает свой размер и ширину ткани, и ей незачем записывать их. Но зато если она поручит мужчине покупку такого рода или если он вздумает сделать ей сюрприз…

Он указал на старые журналы мод, лежавшие на столе.

— Я уверен, что мы найдем в них фасоны, понравившиеся госпоже Моссле. Они с мужем говорили о материях. Муж записал эти цифры, желая сделать ей подарок. Ему необходимо быть любезным: ведь деньги-то, иначе говоря, гостиница «Золотое кольцо», как мы слышали, принадлежит ей. А его взяли в дом, потому что для ведения дел потребовался мужчина. И еще, вероятно, потому, что с годами госпожа Моссле стала чувствовать какую-то пустоту в своей жизни. Но он человек ненадежный, его надо крепко держать в руках, следить за ним. Жюль Моссле останавливается с женой у землячки, не подозревая, что мадмуазель Отар приютила у себя неудачницу, которая также прежде жила в Вильконтуа.

А дождь все лил и лил. Прозрачные капли, догоняя друг друга, стекали по стеклу. Время от времени мимо скользили фигуры в черных плащах, держась поближе к дому.

— Все это меня не касается, конечно, — продолжал Мегрэ, — но девчонки вчера вечером, рассказывая о Жанне, говорили не только хорошее. Она не отличалась примерным поведением, несчастья ожесточили ее, она была озлоблена. Она ненавидела мужчин, винила их в своем падении и старалась сорвать с них хотя бы деньги. Она была из тех немногих посетительниц кафе, которые соглашались после танцев провести с партнером ночь. Грог, конечно, крепкий напиток, но все же от него пьянеешь не так сильно, как кажется со стороны…

Комиссар со стыдом вспомнил тот снисходительный и игривый тон, каким он утром встретил Мегрэ.

— Вы потом сами все это распутаете. Вы поймете, что там, в Вильконтуа, Жанна была любовницей нашего Моссле, в общем пустого малого. Вы узнаете, что он отец мальчишки и что в свое время он угощал Жанну Фенар больше тумаками, чем тысячными или хотя бы сотенными ассигнациями. И вдруг она встречает его здесь с женой, богатой и притом ревнивой, как тигрица… Как же она поступает?

— Она его шантажирует, — вздохнув, нехотя проговорил комиссар.

Мегрэ раскурил третью по счету трубку, пробурчав себе под нос:

— Вот и все, не так уж это хитро… Она шантажирует его, а поскольку он боится не так за свою любовь, как за свое благополучие…

Он открыл дверь в столовую, где все по-прежнему сидели на своих местах, точно в приемной дантиста.

— А ну-ка, ты, поди сюда! — сказал он совсем другим тоном Жюлю Моссле, который крутил сигарету.

— Что такое?

— Ну-ну! Иди, не разговаривай…

И, обратившись к полицейскому инспектору высоченного роста, добавил:

— Зайди-ка и ты тоже.

И тогда только он обернулся к комиссару. Его взгляд означал: «Сами понимаете, с таким сбродом…»

Моссле держался уже не таким фатом, как вначале: еще немного, и он, пожалуй, запросит пощады.

В остальное Мегрэ не захотел вмешиваться. По другую сторону двери женщины вздрогнули, услышав громкие голоса, отчаянный протест, потом какую-то возню.

Мегрэ смотрел в окно. Он думал о том, что пароход уйдет в Ньюхейвен, вероятно, около двух часов. Потом, повинуясь странному ходу мысли, он сказал себе, что неплохо бы как-нибудь поглядеть на этот городок Вильконтуа.

Кто-то тронул его за плечо, но он даже не обернулся.

— Готов? — спросил он.

— Раскалывается..

Он еще мгновение сидел лицом к окну, чтобы скрыть от комиссара невольную улыбку.

Иной раз не стоит подчеркивать свое превосходство.