Шерис открыла глаза, и солнечный свет ослепил ее. Она в замешательстве села, затем поняла, что причина ее пробуждения – небольшое зеркальце, которое она поставила накануне на бюро. Солнце быстро нагревало дом.
Взяв тонкий шелковый пеньюар со спинки кровати, Шерис подошла к окну. Прелестный пеньюар, лимонно-зеленый, с белой кружевной отделкой, так славно сочетался с сорочкой, купленной тетушкой во Франции. Шерис привезла его с собой, так как думала, что будет жить одна в маленьком уютном коттедже, а не окажется под одной крышей с мужчиной.
То, что она взяла летнюю одежду, пожалуй, можно считать единственным разумным поступком, совершенным ею в последнее время. Все остальное – какое-то безумие, особенно ее поспешное решение покинуть дом и помчаться в неизвестном направлении, не подумав о собственной безопасности.
Шерис вздохнула, глядя, как солнце уплывает за толстые ветви гигантского дерева. Неожиданно она с содроганием осознала, что окно расположено совсем низко и любой прохожий мог заглянуть в него и увидеть ее лежащей в постели.
Она вспыхнула и поспешно задернула занавески. Сейчас Шерис могла представить себе только одного человека, заглядывающего к ней в комнату. Она также задернула занавески на другом окне, затем вернулась к кровати и села, пытаясь успокоиться. Все в комнате напоминало ей о Лукасе: большая круглая лохань, которую он наполнил вчера водой, поднос с тарелками.
Ее взгляд упал на блузу, доставившую ей столько неудобств. Теперь она валялась в углу, куда Шерис забросила ее в порыве раздражения. Пришлось разрезать ее, чтобы снять. Вещь недопустимая, если учесть скудость ее гардероба. Но не могла же она попросить Лукаса или Мака помочь ей! Одна, наедине с двумя мужчинами, и он считает, что это в порядке вещей и все приличия соблюдены!
На бюро лежало письмо, написанное ею поздно ночью. О Господи, чего только она с собой не взяла, рассчитывая на спокойное пребывание в какой-нибудь милой деревушке! Теперь Шерис было просто смешно. Пеньюары, льняные утренние платья, дневные платья, костюм для загородных прогулок и в комплекте с ним перчатки, туфли и шляпка, роскошные вечерние платья. А также веера, украшения для волос, шелковые чулки, нижние юбки, турнюры, даже запасной корсет. Она битком набила свой сундучок, а теперь оказалось, что в этом варварском краю с ужасным климатом ей просто нечего надеть. Над этим и в самом деле можно было посмеяться или, скорее, поплакать.
И рыдания так и подкатывали к горлу, но она не стала сообщать о своем состоянии Стефани. Шерис писала несколько часов, тщательно выбирая слова, чтобы сестра не впала в панику и не мучилась угрызениями совести. О пропаже драгоценностей она упомянула вскользь, чтобы объяснить возникшие в дороге трудности. Затем она кратко и доброжелательно описала Лукаса Холта, но при этом дала понять Стефани, что не сможет остаться здесь надолго. Нужно придумать что-то другое, и Стефани придется заняться этим.
Шерис медленно одевалась, откладывая, насколько возможно, неизбежную встречу с Лукасом Холтом. Чарли все еще спал. Вечером он совершил путешествие за окно, осторожно обследовал комнату, пока она готовилась ко сну, а затем устроился в прохладном фарфоровом тазу. Интересно, приспособится ли он к жаре и перестанет ли у него лезть шерсть? Привыкнет ли она сама? Выходя из спальни, Шерис вздохнула.
Она с облегчением обнаружила, что в большой комнате никого нет. Шерис проголодалась, но еды нигде не увидела. Она не обнаружила даже кофе. Поставив поднос с тарелками у раковины, Шерис подумала: не поискать ли чего-нибудь съедобного в кладовке? Видимо, она просто пропустила завтрак.
Шерис направилась к черному ходу, но дверь распахнулась прежде, чем она успела выйти, и в комнату вошел Лукас. Их взгляды на мгновение встретились. Затем его глаза скользнули по ее платью из бежевого батиста, щедро отделанного оборками из белых кружев и украшенного двумя коричневыми атласными бантами.
– Вы куда-то собрались?
Шерис удивилась.
– Я не так одета, чтобы выйти на улицу, – сказала она медленно, словно объясняя ребенку. – Это всего лишь утреннее платье.
Он засмеялся:
– Голубушка, ваш наряд будет попричудливее тех, что леди Ньюкомба могут себе позволить в воскресенье. И по-вашему, это не выходное платье?
– Боюсь, у меня нет ничего проще, разве что мой дорожный костюм, – раздраженно ответила Шерис.
– Но он слишком плотный, – заявил Лукас, покачав головой. – Похоже, придется вам приобрести новую одежду.
– Ничего, я как-нибудь обойдусь, – вспыхнула Шерис.
– Да? И работать по дому вы будете в этом шикарном платье?
«Работать по дому?»
– Что ж… если я должна…
– Впрочем, поступайте как хотите, – не стал спорить Лукас. – Где завтрак?
– Его нет.
– Вижу, – терпеливо ответил он. – Когда вы начнете готовить?
– Я?! – задохнулась Шерис. – Но я не умею готовить!
– Не умеете? Значит, придется научиться, и поскорее.
– Но кто здесь готовил прежде?
– Иногда ухитрялся я, иногда Мак, а порой Уиллоу из жалости устраивала общий обед.
– Уиллоу?
– Жена Билли.
– Вы хотите сказать, что здесь есть еще одна женщина?
– Конечно. У нее скоро будет ребенок, вот-вот должен родиться, – предостерег он. – Ей хватает забот, чтобы обслужить Билли и себя, так что не вздумайте просить ее о помощи. Я сам заботился о себе всю жизнь, Шерис. Но теперь, когда вы здесь…
До нее не сразу дошел смысл его слов, а когда она поняла, что он имеет в виду, глаза ее расширились от ужаса.
– Но я действительно не умею готовить. Мне никогда не приходилось. У нас всегда были слуги. – Она замолчала. Лицо Лукаса не выражало ни капли сочувствия. – Наверное, я смогу научиться… если кто-нибудь покажет мне…
Он хмыкнул.
– Я попрошу Билли, чтобы он, когда поедет в город, привез вам поваренную книгу. – Лукас огорченно вздохнул и направился к кладовке.
– Извините, мистер Холт, – неожиданно для себя произнесла Шерис.
– Не беда, – бросил он через плечо. – У вас крепкая спина, вы справитесь с другой домашней работой и быстро научитесь готовить.
Пока Лукас шарил в кладовке, она размышляла, в чем заключается другая домашняя работа. Наконец он вернулся с кучей продуктов. Следующий час ушел на то, чтобы погубить ее прелестное батистовое платье. Оно покрылось мукой и жирными пятнами. От фартука, который она надела по требованию Лукаса, было мало пользы.
Первый урок кулинарии Шерис не вдохновил. Она украдкой поглядывала на Лукаса и гадала, как удалось человеку, приехавшему с востока, так быстро приспособиться к этой земле. Никак его не понять. То он представал перед ней резким и деловым, то вновь становился очаровательным и бесшабашным.
После завтрака Лукас ушел, Шерис осталась сидеть за столом в одиночестве с чашкой самого ужасного кофе, который когда-либо пила. Он был даже хуже того отвратительного варева, что подавали на станциях. Она только что наблюдала, как настроение Лукаса улучшалось по мере того, как он ел. Перед уходом он, казалось, уже готов был смеяться. Ее же настроение, наоборот, упало. Чарли вскочил на столик у плиты, чтобы обнюхать просыпанную муку, и Шерис внезапно поняла, что она должна прибрать весь этот беспорядок!
– О, я сейчас закричу! – не удержавшись, сказала она вслух и громко застонала, когда Чарли соскочил на пол и пошел, оставляя за собой белые следы.
«Я не обязана убирать все это», – мятежно подумала она. Нет, обязана. Если бы она только знала, что здесь не будет слуг и ей самой придется работать как служанке!
Прошло довольно много времени, прежде чем последняя тарелка была поставлена на место и Шерис наконец-то могла укрыться в своей комнате. Она уже повернулась в нужном направлении, когда вдруг увидела полуголого мужчину, стоящего в дверях черного хода. Длинные черные волосы ниспадали ему на плечи, выцветшая полоска материи повязана вокруг лба. Короткий кожаный жилет скорее обнажал, чем прикрывал грудь.
В первый момент трудно было сказать, кто больше поражен, – Шерис, встретившаяся лицом к лицу с дикарем, или Билли, впервые в жизни потерявший дар речи. Он предполагал встретить маленькую блондинку, которая с воплями побежит к Люку, а увидел перед собой амазонку. О Боже, она даже была выше его ростом! Вскрикнув, она тем не менее осталась стоять на месте.
Услышав крик, Лукас вбежал в парадную дверь.
– Что?..
Он посмотрел на них, оценивая ситуацию, затем бросил на Билли возмущенный взгляд:
– Мог бы по крайней мере надеть штаны!
Билли слегка расслабился.
– Очень жарко, – сказал он, как будто это было достаточным объяснением. – А что случилось с той, золотоволосой?
– Это оказалась не та, – коротко бросил Лукас.
– Но ты показал мне фотографию и…
– То была ошибка, – предостерегающе сказал Лукас. – Вы уже познакомились или молча глазели друг на друга?
Оба испытывали смущение; Шерис – вдвойне, так как ей напомнили неприятную историю, в которой пришлось участвовать, а еще потому, что приняла Билли за дикаря.
– Я – Билли Вулф, мэм, добрый друг Слэйда Холта, а теперь и Лукаса, – наконец вымолвил Билли, нахально ухмыляясь.
– Шерис Хэммонд, – несколько напыщенно представилась она.
– Я вовсе не хотел испугать вас, – добавил он скорее ради Лукаса. – Я зашел, чтобы спросить, не нужно ли вам что-нибудь в городе. Я как раз туда направляюсь.
– Надеюсь, ты сначала оденешься, – проворчал Лукас.
– Я хотела бы отправить письмо, если, конечно, это вас не затруднит. Я сейчас принесу его.
Когда она вышла, Билли прошептал Лукасу:
– Почему ты не отправил ее назад, когда увидел, какая она высоченная?
– Не такая уж она и высокая, – усмехнулся Лукас.
Билли смерил его взглядом.
– Да, пожалуй, ее рост не имеет для тебя значения. Но, Боже, Люк, она такая тощая!
Лукас поднял брови.
– Ты так думаешь?
– Ну, мне просто не хотелось бы, чтобы ты разочаровался в ней, ведь это была моя идея.
Шерис вошла и протянула письмо Билли, но Лукас резко выхватил конверт у нее из рук. Шерис побледнела, потрясенная его грубостью.
– Труди Бейкер? – Лукас произнес имя вслух и посмотрел на нее вопросительно.
Шерис поняла, о чем он подумал. Когда она сказала, что ей не к кому обратиться в Нью-Йорке, он, должно быть, решил, что у нее, кроме отца и сестры, никого нет.
– Труди – подруга моей сестры, мистер Холт. А моей сестре, Стефани, всего лишь семнадцать, она живет вместе с отцом, так что, сами понимаете, она не сможет мне помочь. – Шерис неловко было говорить об этом в присутствии Билли. – Я посылаю письмо на имя ее лучшей подруги, потому что, ну… я ведь говорила вам про моего отца.