Бывало ли с вами такое?

Глава 1

Бывало ли с вами такое? Открываете глаза, и не понимаете, где вы находитесь. Ну, если это происходит, после попойки в кругу друзей, да с подругами, еще, куда не шло. А когда вы, точно помните, что не подняли бокал пива, не вкусили исходящий ароматом кусочек шашлыка, оказываетесь в незнакомом месте, это, по крайней мере, странно. Как сказал бы мой коллега: — Паранойя, сударь, паранойя.

Место, где я пришел в себя, мне было совершенно не знакомо. Восходящее солнце, осветило поляну в лиственном лесу. Лежа на траве, рассмотрел листья, знакомого мне дерева — дубом называется. Другие породы деревьев, тоже смутно знакомы, но пока не до них. Попытался пошевелить серым веществом, слабо получается, голова тяжелая, болит. Соображаю, но плохо. Пробую повернуть голову влево. Получилось. Сфокусировав взгляд, вижу, в руке зажат держатель, а на другом его конце, большой контейнер. Что это? Память, ели слышно, подсказывает, подарок. Чей подарок? Опять память шепчет, что мой, от друзей. Поворачиваю голову направо, наверное, слишком быстро, вырубаюсь.

О, я снова при памяти! Солнце уже в зените, но не жарко. Пытаюсь встать. Качнуло так, словно пил беспробудно неделю. Еще бы не качнуло, контейнер из рук я не выпустил. Так, соображать стал лучше, головная боль, почти унялась. Разжимаю руку, отпускаю контейнер.

Провожу осмотр себя. Теплый джинсовый костюм на мне, кожаные кроссовки на ногах, головного убора нет, да и не брал я его. Ощупываюсь. Две руки, две ноги, голова одна, мыслей в ней много, но они скачут непонятно куда. Потом разберусь с мыслями. Ух, устал. Сяду, отдохну. Сел, вырубился снова.

Прихожу в себя. Снова утро. В отрубе провалялся долго. Самочувствие значительно лучше, я бы даже сказал, замечательное самочувствие. Ничего не болит, голова прошла. Мыслительный аппарат начал анализировать, имеющуюся информацию и оценивать, окружающую обстановку.

Информация такова. Был в гостях у друзей, день нашего рождения праздновали. Подарок подогнали на славу. Сидели в беседке, дожаривали на мангале шашлык. Надвигался дождь, началась гроза, грохот, вспышка. Ничего дальше не помню. Здравствуй поляна, я здесь! Окружающая обстановка, лес, вот он меня и окружает.

Пошарил по карманам джинсовой куртки. Нашел сигареты, закурил, задумался. А кто я?

Глава 2

Сколько себя помню, я всегда отзывался на фамилию Ростоцкий. Имя у меня не редкое — Андрей. Отца звали Михаилом. Мне тридцать пять лет от роду. По специальности я хирург военно-полевой медицины, в шестом поколении. В звании майор.

Родился я в семье, как вы понимаете хирурга, Ростоцкого Михаила Ивановича и преподавателя иностранных языков, Ростоцкой Лидии Федоровны в городе Воронеж. О таких, как я, говорили, поздний ребенок. Родителям было, слегка за тридцать. Были, конечно, пеленки, распашонки, материнское молоко из груди, без этого никак. Почему-то этот период не отложился в моей памяти.

Начал я себя помнить где-то с четырехлетнего возраста, когда воспитательница в детском саду, сказала маме, чтобы больше меня не приводили. Не могут воспитатели заниматься одним ребенком, которому все надо, везде он сует свой нос. Мама не стала спорить, смысла, наверное, не видела.

Жили мы в военном городке. Везде и всюду солдаты и офицеры. Не все жены офицеров работали, кое-кто сидел дома. Вот меня и подкинули, офицерской жене, тете Свете, под присмотр. Нормально, кормили, поили, стишки разучивали, нормальная, такая жизнь. Ее дочка, Виктория, моя сверстница, тоже не ходила в детсад, часто болела. Сдружились мы с Викой. Бывало, всю квартиру вверх тормашками ставили, веселились. Через полгода, папу Вики, перевели к новому месту службы. Дружба кончилась, опять я неприкаянный.

Мама стала брать меня на занятия, которые она проводила с офицерами. Усаживала меня за последним столом, давала карандаши, бумагу. Твори Андрей, в смысле рисуй, все что хочешь, главное, не мешай занятиям. Я и творил, хотя бог не дал мне способности к образотворчеству.

Когда у меня проснулся интерес к маминым занятиям, не помню. Понравилось звучание слов из уст мамы и все тут. Сидел, слушал, повторял. Удивил я своих родителей дома, требованием, учить меня писать и читать слова, которые говорит мама. Родители опешили, непоседа, и вдруг, учите. Приняли мудрое решение. Меня начали учить двум языкам, русскому — учительница из начальной школы, французскому — мама. С математикой меня познакомила соседка Лиза, ученица старших классов. Нравилось ей играть со мной в учительницу. К пяти годам, я уверенно читал и писал на двух языках, знал элементарные математические действия. Ну, почти, вундеркинд.

В летние каникулы, хотя мне они без разницы, я в нашем городке сделал открытие. Я открыл для себя спортивный зал. Случайно открыл дверь, зашел. Там наш сосед, дядя Вадик, проводил тренировки. Стоял, я, разинув рот, очарованный четкостью и скоростью движений учеников дяди Вадика.

— Нравится? — спросил дядя Вадик.

— Ага, — хлопая глазенками, ответил я ему.

— С отцом поговорю. Если разрешит, будешь приходить ко мне на занятия. Ты, малец, вроде бы, крепенький, слепим из тебя спортсмена.

Домой летел, как на крыльях. Сбивчиво, рассказал маме. Все будет решать отец, подвела итог мама. Отец к данному вопросу подошел творчески. Посидели с дядей Вадиком, составили программу упражнений, исключив из нее поднятие тяжестей. Нечего тормозить мой растущий организм. Непременным условием посещения тренировок, было хорошее поведение и успехи в учебе. Клятвенно пообещал родителям быть паинькой.

До самой школы я учился по жесткому графику. Утром занятия с учителями и мамой, после обеда, тренировки в спортзале. Потом, бегал со сверстниками, игрался в песочнице. Вечером ужин, помывка и нормальный здоровый сон.

Отец уехал в длительную командировку. В разговорах, мама начала упоминать слова: Ташкент, Кабул, Афганистан, что они обозначают, я не знал. Но видя хмурое выражение лица мамы, начал понимать, что это плохие слова.

В первый класс меня брать не хотели, потому что родился я в конце сентября, и к первому числу еще не исполнилось шесть лет. Мама ходила к директору школы, убеждала, взяли.

Начались занятия. Откровенно говоря, я там скучал. Дети учили буквы, писали палочки, крючочки, а мне что делать, я это умел. Даже почерк выработался красивый. В один из дней маме заявил, что школу ходить не интересно. Опять мама пошла к директору. Проверили меня, и перевели учиться во второй класс.

После двухлетней командировки, вернулся домой отец. Радости, не передать. Жизнь семьи вошла в спокойное русло.

Без ложной скромности скажу, я родителей не расстраивал. Девятый класс окончил на отлично. Занятия у дяди Вадика, сказались на моем внешнем виде. Приобрел атлетическую по возрасту фигуру, вытянулся, овладел боевым самбо. Несколько раз выступал на первенстве города по гражданскому самбо, даже единожды занял первое место в своей весовой категории.

В десятый класс я пошел в пригороде Химки, сюда перевели служить отца. Хитрая какая-то воинская часть, полностью закрытая. Чем на самом деле занимались в воинской части, меня интересовало мало. Все свое, детсад, школа, дом культуры и магазины. По периметру колючая проволока, постовые вышки, контрольно-пропускной пункт. Посторонние в городок не заходили, передвижение жителей вне городка тоже не приветствовалось. Оставалось одно, учиться и учиться. Отец, сдавшись под моим напором, отвел меня к спортивному инструктору воинской части — капитану Алилджону Эргашеву. Капитан попросил показать, какому виду борьбы я научился. Провели короткий спарринг. Мне показалось, что произвел впечатление. Внимательно осмотрев меня, Эргашев поинтересовался, у кого я тренировался. Рассказал.

— Если хочешь у меня заниматься, — начал говорит Эргашев, — запомни, я не дядя Алик, не товарищ капитан, я для тебя Тренер, и давай, на ты. — Согласишься, потом не ныть, как бы тяжело не было. Ты материал сырой, но с задатками, будем работать.

Работать начали на следующий день. Тренер учил меня правильно падать. Я, конечно же, умел падать, у дяди Вадика прошел курс. Но теперь, учился падать по особенному, целый месяц падал. Дальше — больше, пошли кувырки, перевороты, и все в бешеном темпе. Как говорил тренер, полгода мы потратим на мою подготовку к тренировкам. Какой стиль борьбы преподает тренер офицерам части и мне, я не смог определить, что-то восточное. Единственное, что понял, все приемы направлены на то, чтобы с минимальной затратой усилий, нанести максимальный ущерб здоровью оппонента, вплоть до летального исхода. Тренировки были жесткими и тяжелыми, довольно часто, чувствовал себя, выжатым лимоном. Не стонал и не отлынивал. Закалял характер. Через год у меня, по мнению тренера, уже была наработана неплохая техника рукомашества и ногодрыжества.

Не спортом единым жив человек. Получал среднее образование, даже победил в школьной олимпиаде по химии. Папа и мама гордились. Наверное, под впечатлением от занятий с тренером, не ожидая от себя, такой тяги, я занялся глубоким изучением анатомии человека. Шикарнейшая отцовская библиотека, была в полном моем распоряжении. Отец заметил мой интерес.

— Андрей, я смотрю, ты начал интересоваться медициной? — зайдя ко мне в комнату, спросил отец. — Решил продолжить нашу семейную династию? Или это, так, чтобы убить время?

— Папа, понимаешь, тренер показал мне на тренировке, несколько уязвимых точек на теле человека, воздействуя на которые, человека можно обездвижить, а иногда убить. Я хочу понять, какие происходят изменения в человеческом организме, при том или ином воздействии на болевые точки. Можешь, конечно, посчитать это моей блажью, но я хочу докопаться до истины.

С этого разговора, у нас с отцом, когда он был свободен, начались регулярные беседы на медицинские темы. Папа подобрал мне соответствующую литературу.

О моей тяге к медицине отец рассказал Деду — Ростоцкому Ивану Григорьевичу. Дед подарил мне книгу «Военно-полевая медицина» 1942 года издания. Деда и Бабу — Ростоцкую Екатерину Савельевну я лично посещал один раз в год. Ездили с родителями в Крым летом на неделю. Проживали предки в живописном месте южного берега Крыма, в Алуште, где обосновались сразу после Великой Отечественной войны. Дед трудился в симферопольском военном госпитале, а Екатерина Савельевна учила детей математике в школе. К нам в Воронеж, а потом в Химки Дед с Бабкой приезжали раз в два месяца, связь поколений не прерывалась. Дед регулярно подкидывал мне специальную литературу по хирургии, изданную в 50-60-х годах. Однажды Иван Григорьевич, преподнес мне поистине царский подарок, военно-полевой набор медицинских инструментов. Как говорил Дед, этим набором пользуются непосредственно на поле боя.

Так в учебе и тренировках пролетело время учебы в школе.

Глава 3

Отгремел последний звонок, сданы выпускные экзамены. С аттестатом о среднем образовании, на пороге взрослой жизни стоял сто девяносто сантиметровый, темно русый, сероглазый молодой атлет, то есть я.

Местом дальнейшей учебы определил, первый московский медицинский институт, куда меня, как золотого медалиста, приняли без экзаменов.

Все было положительно новым, новый коллектив студентов и преподавателей, ощущения взрослой жизни. Отрицательными факторами стали, удаленность от места жительства, постоянные транспортные пробки в Москве. Независимость от транспортных проблем получил, приобретя спортивный велосипед. С ранней весны и до самой поздней осени, ездил на нем в институт и обратно. На билеты не тратился, и для здоровья полезно.

С тренером занимался четыре раза в неделю по два часа. Гонял он меня безбожно. Начал обучать работе с подручными предметами, со всем, до чего может дотянуться рука. Оказалось, что простой батон хлеба в умелых руках, может оказаться грозным оружием.

На первом курсе я впервые влюбился в однокурсницу. Ну, как тут, не влюбиться, когда у вас перед глазами постоянно находится, эффектная, очень и очень симпатичная, пышногрудая, фигуристая блондинка. Я подозреваю, что все мальчишки из нашей группы, тайно были влюблены в Виолетту Снигиреву. Ветка, как мы, по-дружески ее называли, была племянницей проректора по учебной части института и дочерью из семьи дипломатов. Училась слабо, больше уделяла внимание своей внешности, и поиску «принца на белом коне». На принца я бы еще потянул, как ни как, фигурой, здоровьем и внешностью бог не обидел. А вот удовлетворять высокие запросы Ветки, морально и материально, точно, не смог бы. Поэтому, я ей не открыл своих чувств. Другие девочки в группе, меня не интересовали, потому-что, заучки в основном, скучно с ними. Кроме лекций и лабораторных работ, ничем не интересовались, нет широты кругозора. Бурлящие юношеские гормоны, успокаивал тренировками.

На третьем курсе, когда мы начали посещать военную кафедру. В один из дней, меня вызвали в кабинет начальника спец части. Встретил меня там не начальник спецчасти, которого я знал, а мужчину средних лет. Представился подполковником ФСБ — Громовым Евгением Николаевичем, показал документы. Я, конечно же, был удивлен, интересом к моей скромной персоне, людей, из грозного ведомства. О чем и поведал собеседнику. Громов, положительно охарактеризовал мою семью, подробно пересказал мою биографию, отметил знание трех иностранных языков. Пришлось его поправить, к французскому, английскому и немецкому, теперь добавился испанский, я его самостоятельно, по методу Илоны Давыдовой выучил. Сказал, что сейчас примеряюсь к фарси, для разнообразия. Удалось удивить подполковника. Евгений Николаевич, заливаясь соловьем, рассказал о сложном международном положении, о проблемах в мире и в стране, спасибо хоть не стал пересказывать содержание телепередач. В итоге, он предложил, параллельно с получением основной специальности, вечером посещать занятия в специализированном учебном заведении органов безопасности.

— Вы, Евгений Николаевич, знаете мое расписание, — невозмутимо сказал я. — Свободного времени у меня три дня в неделю, и живу я в пригороде Москвы, добираться далеко. Менять устоявшийся режим, не очень хочется, сами понимаете.

— А ничего Андрей Михайлович, вам менять не придется. Все останется так же, только будет на одну тренировку меньше. Задерживаться в Москве, для занятий у нас, вам не надо. Вас будут учить, можно так сказать, по месту вашего жительства. Воинская часть и городок, в котором вы проживаете, относится к нашему ведомству. Ваш отец, кстати, полковник Ростоцкий, один из практикующих преподавателей нашего специального института. Мама ваша то же преподает у нас.

Ошарашил, Громов меня, не скрою. Я всегда думал, что отец, просто классный военный хирург, а оказывается, он руководитель кафедры военно-полевой медицины спец института. Хоть мама, просто преподаватель иняза. Поняв, что эти танцы с бубном вокруг меня неспроста, согласился.

Вечером дома, потребовал от родителей внятных объяснений. Кто? Что? Зачем? Почему?

— Понимаешь Андрей, — подбирая слова, начал говорить отец. — Органы безопасности, всегда отличались умением подбирать кадры. Из общей массы рядовых сотрудников, находили специалиста в той или в иной области, который впоследствии, становился высококлассным профессионалом. После революции, твоего прадеда Григория Афанасьевича, в госпитале Петрограда нашли чекисты. Он уже тогда ставил на ноги, самых безнадежных раненых. Не пилил ноги и руки, чтобы сохранить жизнь, а лечил, проводя, иногда, по нескольку часов у операционного стола. Накопленный им в империалистическую войну опыт, пригодился молодому государству и ЧК. Потом по его стопам пошел Дед, служил НКВД. С первого дня Великой Отечественной войны, спасал наших бойцов. Кстати, твой Дед разработал методику, предотвращения развития гангрены конечностей, на основе траволечения. Не хватало лекарств на всех, а многие еще не были открыты, вот и пришлось обратиться к нетрадиционным природным материалам.

Мне, как ты сам понимаешь, тоже был предопределен путь в органы. Я, правда, не открыл и не разработал чего-то там, но за два года в Афганистане провел восемьсот операций. Иногда, по кусочкам собирал и сшивал раненых. Процент летальности, после моего хирургического вмешательства был минимальным. Да, смерти были, я не господь Бог.

Видя твою тягу к медицине, целеустремлённость, желание постичь неизведанное, я, когда ко мне обратились, не был против привлечения тебя к работе в спецслужбе. Ты уже взрослый, решай сам.

— Папа, я уже все решил и дал согласие. Извини, что не посоветовался с тобой и мамой.

— Мы с мамой знаем, что вырастили тебя не глупым.

Если раньше у меня был напряг со свободным временем, то теперь у меня его не стало совсем. Занятия, снова занятия, тренировки.

Специальные дисциплины, преподавали «зубры» спецслужбы, имеющие за плечами десятилетия практической работы. Осваивал предметы легко, благодаря хорошей врожденной памяти. Мой тренер, в связи с изменением моего статуса, тоже, внес изменения в содержание тренировок. Начали отрабатывать приемы работы с холодным оружием и предметами, которые можно было отнести к этому виду.

На пятом курсе отец стал привлекать меня к работе на операциях, в качестве операционной сестры, вернее медбрата. Показывал, что и как делается. Покрикивал на меня, если я медлил с подачей инструмента.

Институт я окончил с красным дипломом и свободным выбором места для прохождения интернатуры. О скрытой части моей жизни, никто в институте естественно не знал.

Интернатуру начал проходить под руководством отца. Вместе с ним ездил в госпиталь им. Бурденко, где участвовал в проведении особо сложных операций. Набирался опыта.

Первую всю операцию, которою я провел от начала и до конца, запомнил на всю жизнь. Это был мужчина. Раненый в плечо. Пуля глубоко засела в мышечных тканях. Сильно волновался. Все мои действия, от первого разреза и до последнего стежка, молча контролировал отец.

— Сегодня Андрей, — вытирая от пота мне лицо, сказал папа, — я увидел рождение нового хирурга. — Говорю, так высокопарно, не потому, что ты мой сын, я передаю слова профессора Петрова Вениамина Ивановича. Он наблюдал за операцией по видеотрансляции. Ты все сделал правильно, быстро и очень качественно. Наберешься опыта, тебе не будет равных. Запомни сын на всю свою жизнь правило — боишься, не делай, делаешь, не бойся.

— Спасибо, папа, за высокую оценку моего скромного труда. Я, если честно, немного трусил, когда начинал. Потом вспомнил твои, папа, слова: ничего вокруг нет, есть только больной, его жизнь в твоих руках. Не поверишь, дрожь в руках унялась, появилась уверенность в правильности действий. Думаю осложнений быть не должно.

— Все хорошо.

По случаю первой моей успешной операции дома был устроен праздник. Пригласили папиных коллег. Я подробно отчитался, о ходе операции. «Метры» от медицины разобрали ее поминутно. Изъянов не нашли. Принимал поздравления, приятно было.

Потом в течение двух лет я трудился госпитале при нашей части. Количество операций перевалило за сотню. Ни одного смертельного случая. Коллеги говорили отцу, что сын, то есть я, уже достиг уровня, когда способен работать самостоятельно. Недолго думая, папа, по согласованию с вышестоящим начальством, перевел меня на работу в краевой военный госпиталь города Краснодар.

Глава 4

Начал работать рядовым дежурным хирургом в отделении общей хирургии. Места там специфические. Рядом находится Чечня. Больные и раненые поступали ежедневно. Образно говоря, за год, я вырезал несколько килограммов аппендицитов и извлек полпуда пуль и осколков. В процессе работы, выявил пробел в своей профессиональной подготовке. У меня были поверхностные знания в области челюстно-лицевой хирургии, не специализировался я на ней. А тут, привозят, например, воина с минно-взрывной раной лица, и надо ему помочь в первые минуты и часы. Упустишь время, сошьешь кое-как, все, останется человек с обезображенным лицом на всю оставшуюся жизнь. Потом, даже пластическая операция не все исправит. Начал штудировать литературу. Ходил в частную клинику пластической хирургии, брать уроки. Дорого стоили знания. Денег не жалко, в жизни все может пригодиться. Мои навыки и умения, были по достоинству оценены, я стал ведущим хирургом.

Когда меня включили в программу «Врачи без границ», не удивился, похоже моя тайная контора позаботилась.

Родители естественно волновались. А как же иначе, их единственное дитя, едет впервые в жизни за границу, в самую Африку, страна Сьера Леоне. Мама даже свозила меня в Москву, окрестила в храме, на всякий случай.

В Сьерра-Леоне, я попал через месяц. До этого, всю нашу, разноплеменную врачебную братию в Марокко обучали, прививали. Под городом Кинема, на средства ООН, был развернут госпиталь, в котором лечили всех, не считаясь с цветом кожи и вероисповеданием. Всего в госпитале было пятьдесят человек медперсонала, хирургов шестеро. Я каждый день оперировал по два-три человека, вот где практика, случаи самые разнообразные, от простого фурункула до извлечения осколка мины из легкого, в полевых условиях. В принципе работа, как работа.

Одно, что сильно напрягало, так это изобилие летающей, прыгающей и ползающей живности. В кровать просто лечь нельзя, нужно предварительно перетрясти все, разогнать непрошеных гостей.

Случился у меня там роман с моей коллегой. Нет, не думайте, что я, весь из себя пуританин какой-то. Были у меня девушки и ранее, как не быть, я же нормальный здоровый мужчина. А тут, немка Хельга, взяла меня в оборот с первых минут знакомства. Не сопротивлялся, смысла не видел. Постоянный и здоровый партнер для секса лучше, чем случайная связь с кем-то, СПИД не спит. Хельга мне говорила, что я, в ее понимании, являюсь образцом мужчины. Образованный, сильный молодой человек, очень отличаюсь, в лучшую сторону от снобов британцев и хлюпиков французов. Попытался, как-то, приударить за Хельгой ее соотечественник, обломался, неделю ходил в раскоряку, твердой оказалась коленка у немки. Больше никто в наш с Хельгой мирок не пытался вторгаться.

Довелось столкнуться с соотечественниками. Привезли к нам в госпиталь, людей, пострадавших в авиакатастрофе. Говорили, повстанцы сбили гражданский самолет. Мне на стол попала молодая женщина, в которой я без труда узнал Виолетту Снигиреву. Не пострадало у нее только лицо, все остальное, суповой набор для хищников. Рентген и УЗИ показали, что внутренние органы не пострадали, а переломов тьма. Даже подрастерялся вначале, не было у меня пациентов с таким количеством переломов. Хельга молодец, помогла мне, привела местного костоправа. Старый, невзрачный, щуплый негр, оказался настоящим профи. Мыча себе под нос, то ли молитву, то ли песню, на неизвестном языке, старичок шустро, минут за десять, перебрал и сложил Ветку. Мне осталось только аккуратно ушивать рваные раны. Почти два месяца Ветка пробыла в нашем госпитале. Ее мужа, сотрудника нефтяной компании, мы вылечили раньше, всего-то одна сломанная рука. Ему тоже дедок руку складывал. Я был поражен мастерством костоправа. Попросил Хельгу познакомить меня.

Дедок, с труднопроизносимым местным именем, оказался местным шаманом, возрастом под девяносто. Плохо, но говорил на французском, поэтому, для удобства, я его назвал Пьером. Где словами, где при помощи жестов, удалось мне убедить дедка, взять меня в ученики, очень мне нужны были навыки травматолога-костоправа.

Хитрым оказался шаман, бесплатно не учил, денег не брал, спирт ему был нужен. Каждое занятие пятьсот грамм. Ничего госпиталь не обеднеет, а мне польза. Старичок в течение месяца подробно, на ломанном французском объяснял мне, какая кость за что отвечает, от чего может сломаться. Затем принес наглядное пособие в мешке. Вывалил все на землю. Волосы у меня стали дыбом, под ногами лежал костяк человека. Пьер быстро выложил костяк на земле и снова начал рассказывать и показывать, как ломаются кости и как их нужно складывать. Я повторял за ним все манипуляции. Потом шаман завязывал мне глаза, давал набор осколков костей и требовал собрать их в одно целое. Начало хорошо получаться на четвертом месяце обучения, и это у меня, отлично знающего анатомию человека. Так и учился в свободное от работы в госпитале время. Через восемь месяцев Пьер устроил мне экзамен. Ему принесли мужчину, упавшего с пальмы. Я должен был выявить места переломов костей, обнаружить вывихи, и естественно все привести в норму. Всю процедуру я проводил с завязанными глазами. Сложил и вправил все, за исключением мизинца на ноге. Пьер был доволен. Сказал, что ни один белый еще не учился у него, не способны люди с белым цветом кожи к обучению искусству шамана. Я, по его словам, был первый и последний, потому-что он, скоро уйдет к своим предкам. Отблагодарил я шамана литром спирта и подарил хороший охотничий нож. Пьер ножу обрадовался, как ребенок. Напоследок, шаман, впечатленный подарком, сказал мне три слова на своем языке, которые нужно выучить и трижды повторять перед началом лечения, тогда успех, обеспечен.

Под конец командировки, напомнила о себе моя секретная организация. Им, видите ли, очень мешает в работе кадровый сотрудник МИ-6. Конторе нужен, не хладный труп британца, а вполне говорящая особь. Подобраться фсбешники к нему не могут, он от них, как черт от ладана убегает. Договорились о месте и времени, куда доставить объекта. Я ночью, на квартире, британца по-тихому вырубил, а для уверенности вколол приличную дозу снотворного. Больше времени потратил, пока дотащил тушку в обусловленное место. Все прошло нормально. Искали британца потом с месяц. Ага, найдешь, Африка одним словом.

Закончился срок нашего пребывание в Сьера Леоне. С Хельгой мы прощались до полного физического изнеможения два дня. В аэропорту, поцеловав меня, Хельга сказала, что если она забеременела от меня, то обязательно родит, несмотря ни на что, никаких претензий ко мне предъявлять, не намерена. С тем и расстались. Правда, чувствовал я себе, последней сволочью. Склепал ребеночка и в кусты

Глава 5

Дом, милый дом. Родители, как я за ними соскучился. Мы общались по телефону, но это совсем не то. А тут они рядом, их можно обнять. Мамина стряпня, не идет ни в какое сравнение с пищей из любого ресторана с мировым именем. Она приготовлена мамой с любовью. Отец, аж светится, его распирает гордость за сына, когда прочитал отзыв о моей работе в командировке.

Единственное, что омрачало радость встречи, это здоровье старшего поколения Ростоцких в Крыму. Бабушка слегла. Дед, несмотря на возраст, все взвалил на свои плечи. Собрались мы и поехали проведать. Не успели. Приехали на похороны Екатерины Савельевны.

Постановили, деда забрать с собой в Химки, нечего ему тут одному мыкаться. Рядом никого нет. Иван Григорьевич посопротивлялся немного, а потом сдался, убедили. Дом деда сдали в аренду для жилья хорошим людям. Собрали, дорогие деду вещи и уехали.

Не успели распаковать вещи, отца срочно вызвали на работу, какая-то очень сложная операция. Спустя полчаса, позвонил отец, попросил прийти в госпиталь, нужна помощь.

Пока мылся и готовился, операционная сестра вводила в курс дела.

— Случай не из простых, — словно диктор телевидения, говорила сестра. — Молодая девушка автогонщица, не справилась с управлением, вылетела с трассы в дерево. Ее штурман, отделалась легким испугом и царапинами. Оксане, так зовут гонщицу, не повезло. Снимки показали, сложные переломы обеих ног, один открытый. Травматический ушиб и смещение позвонков в шейном отделе, без разрушения.

Когда я пришел в операционную, Оксана уже была на столе под наркозом.

— Андрей, ты сможешь помочь? — спросил отец. — Молодая дура, жалко. Башку свернула, ноги поломала. Посмотри на снимки.

На снимках увидел удручающую картину.

— Папа, я удивляюсь, что девчонка еще жива. Видно в рубашке родилась. Два позвонка сместились, сильно сдавив спинной мозг. Еще при транспортировке, могло, случится, непоправимое. Сейчас надо в первую очередь заняться этой проблемой, а потом остальным. Не успеем, в лучшем случае полный паралич, в худшем, через пять минут, приглашать патологоанатома.

В операционной наступила тишина, шумела только аппаратура анестезиолога. Все выжидающе смотрели на меня. Ну, да, я же приехал из мест, где стреляют, свежие впечатления и острые ощущения. Тогда возьму инициативу на себя, раз меня отец позвал.

— Аккуратно, поддерживая голову, переверните пациента на живот, — скомандовал я. — Подготовьте шейный фиксатор.

Все распоряжения выполнялись молниеносно.

Стал у изголовья Оксаны. Закрыл глаза и трижды повторил, шаманское заклинание. Потом руки сделали свое дело. Проверил положение позвонков после правки. Все стало на свое место.

— Установить шейный фиксатор, — распорядился. — Перевернуть пациента на спину. Провести рентген контроль шейного отдела в боковой проекции. Подготовиться к установке аппаратов Илизарова.

— Не торопись Андрей, еще с переломами не разобрались, а ты уже аппараты готовить, — тихо сказал мой отец.

— Через пару минут, левая нога будет готова к установке аппарата, а с правой, повременим чуток. Надо посмотреть, нет ли осколков.

В месте открытого перелома сделал разрез длиннее, осмотрел. Удачно, если так можно сказать, сломалась нога, без осколков и смещений. Дальше, работал на полном автомате. Совместил кости, обработал, ушил рану косметическим швом.

Коллеги быстро и грамотно установили аппараты на ноги. Операция окончена.

— Сделайте, пожалуйста, на всякий случай рентген конечностей, — попросил отца. — Думаю, там все нормально, но лучше сделать.

Я отошел от операционного стола.

Коллеги начали мне аплодировать, а по щекам отца прокатилась скупая, мужская слеза.

В ординаторской, я завел историю болезни на Оксану, расписал последовательность приема лекарств и перечень физиопроцедур. В ординаторскую зашел отец.

— Сын, это, кто сейчас был в операционной? — улыбаясь, сказал папа. — За десять минут, вытащить с того света девушку! Просто, нет слов. Ты работал виртуозно, знал, когда и что делать. Мы с коллегами еще толком, не наметили тактику операции, а ты все сделал. Поздравляю.

— Спасибо. Ты, сам говорил, опыт великое дело, вот я опыта в командировке и набрался.

— Хирургия, основная твоя специализация. Откуда, познания в травматологии? Когда ты с закрытыми глазами, начал работать с шеей Оксаны, я ужаснулся, думал, ты спятил, и хочешь девушку избавить от инвалидного существования, облегчив ей уход. Ты, крутанул разок, и давай командовать. А потом с ногами. Два движения, и одна нога в порядке. Взмах скальпеля, три движения, вторая нога готова. Про шов, я вообще молчу, после снятия шовного материала, шрам будет незаметен.

— Симпатичную девушку не должны портить какие-то шрамы. Может я, возьму и женюсь на ней. А, что, личико очень даже симпатичное. Умопомрачительные зеленые глаза. Натуральная блондинка. Фигура хорошая, грудь, правда, маловата, но красивая, ножки ровные.

— Ну, ты и жук, грудь он успел рассмотреть. Жениться собрался. Девчонка тебя послать может. Ухажер.

— Папа, я хорош собой. Имею в руках хлебную профессию. Семья у меня интеллигентная, какая девушка устоит и откажется быть рядом со мной. Да, пап, ты не забыл, оформить на Оксану пропуск в часть, без пропуска, никакой любви.

Вместе с отцом мы рассмеялись, значит, чувство юмора не утратили.

Всю ночь я провел в госпитале. Контролировал состояние Оксаны, проверял показания аппаратуры и ход выполнения назначений. Состояние пациентки было стабильным.

Утром, сбегал домой. Помылся, побрился и переоделся. Мама накормила вкусным завтраком. Снова вернулся в госпиталь.

В реанимационной палате, Оксана лежала одна. От аппаратуры ее уже отключили, за ненадобностью в таковой. Девушка, похоже, спала. Решил провести осмотр ног, откинул простыню. Визуально, не обнаружил каких-либо воспалений в местах установки аппарата Илизарова. Края шва, тоже были естественного цвета.

— Эй, парень, ты, что извращенец? — слабым голосом, произнесла пациентка, — любишь рассматривать голых девушек? — Придет сейчас, мой лечащий врач, Андрей Михайлович, отгребешь по-взрослому. Быстро сматывайся, пока я не начала орать и звать на помощь, вдруг ты меня насиловать будешь, взглядом.

— Милая Оксана, не надо кричать и кого-то звать. Ваш лечащий врач, уже пришел. Меня зовут Андрей Михайлович Ростоцкий, прошу любить и жаловать.

— Ага, не надо мне лапшу на уши вешать, ты еще скажи, что меня лично складывал.

— И скажу. Даже голову твою, хорошенькую, на место поставил.

— Врать-то зачем? Пришел студентик, посмотрел на обнаженную девушку, не могущую дать тебе по мозгам, и проваливай, не зли меня.

— Не волнуйся, я осмотр закончил. Все у тебя хорошо. Будешь хорошей девочкой, и принимать лекарства, быстро пойдешь на поправку. Я, как порядочный мужчина, увидев тебя голой, просто буду обязан на тебе жениться. Но только после выздоровления.

— Иди жених, скажи спасибо, что я вся привязана, а то, поймал бы стакан.

Нашу перепалку прервала вошедшая медсестра. Она извинилась, назвала меня по имени отчеству, и сказала, что ей нужно поработать с пациенткой. Не стал мешать медсестре, выполнять работу, вышел из палаты.

Только беседа отца с Оксаной, развеяла ее сомнения, и расставила все по местам.

Я каждый день приходил в госпиталь, осматривал Оксану. Постепенно, наши отношения налаживались, превращаясь в дружбу. Честно говоря, меня могли и не пускать, я ведь не сотрудник госпиталя, но из уважения к отцу, препятствий никто не чинил.

Через две недели, я на каталке, вывез Оксану, прогуляться в парке при госпитале. Погодка замечательная. Солнышко светит ласково, листва на парковых деревьях, полыхает разными цветами, конец сентября, однако. Через два дня, двадцать пятого сентября, день моего рождения, двадцать семь стукнет.

— Оксана, извини за нескромный вопрос. Почему тебя не проведывают родители?

— Некому меня проведывать, — с грустью в голосе, ответила девушка. — Отца я не видела никогда. Кто он, не знаю. Мама, три года назад умерла от анафилактического шока, когда ей удаляли, заболевший зуб. Оказалось, у нее аллергия на какой-то препарат. Одна я была в семье. Есть родная сестра мамы, но она с нами не общалась. Закончив, институт журналистики, пошла, работать в журнал «За рулем». Там автогонками и заболела, нравится мне это очень.

— Значит, ты адреналиновая наркоманка.

— Зачем обзываешься, никакая я не наркоманка, а нормальная, порядочная девушка. Правда, после твоих осмотров, стала сомневаться в своей непорочности. Один взгляд твоих серых глаз, чего стоит.

— Ладно-ладно. Ты лучше скажи, придешь ко мне на день рождения?

— Грешно смеяться над больными людьми, как говорили классики кинематографа. Как я пойду? На коляске?

— Приеду за тобой на машине, отвезу к себе домой. Посидишь на стульчике, или в кресле, ну или, где захочешь. Потом обязуюсь возвратить в палату, в целости и сохранности, без посягательств на невинность.

— Гад, ты, Андрей Михайлович. Если я и соглашусь, к примеру, в чем покажусь перед твоими родственниками? В больничной пижаме и халате? Все мои вещи в Москве на квартире. Как я их оттуда привезу?

— Определенно, лечение идет на пользу. Переломы срастаются нормально. Открою тайну. Я не только осматривал тебя, но еще и пальпировал, по-простому говоря, щупал. Все твои антропометрические данные мной получены и обработаны. Вернемся в палату, на прикроватной тумбочке, найдешь косметику. В шкафу висит вечернее платье, а на полке пакеты с нижним бельем. Их там несколько комплектов, не знаю, какой цвет тебе больше нравится. Можешь не проверять, все твоего размера, отвечаю. Откровенно говоря, не прими за пошлость, без белья, ты мне нравишься больше, нежели в больничном халате. Завершим процесс твоего одевания, демисезонным пальто.

— Доиграешься, Андрей Михайлович, выздоровею, получишь от меня тумаков. Подарка у меня для тебя нет, а с пустыми руками, сам понимаешь, на день рождения не ходят.

— Твой приход, самый лучший для меня подарок. Значит, договорились?

— Была, не была! Договорились, приезжай.

Оксана на родителей и деда произвела неизгладимое и положительное впечатление. Косметики, самую малость, белье и вечернее платье впору. Если не знать о поломанных ногах, можно сразу пригласить на танец. Домашняя обстановка помогла Оксане немного расслабиться, почувствовать себя полноценным человеком. Одним словом, мой день рождения удался.

На двадцать первый день лечения, после очередного рентген контроля переломов, я впервые поставил Оксану на ноги. Придерживая под мышки, сделали несколько шагов. Понимаю, что ей было страшно и немного больно, но надо восстанавливать двигательные функции ног. На следующий день, принес Оксане костыли. Указал, что минимальная норма в день, сто шагов, с прибавлением двадцати ежедневно.

Глава 6

Закончить лечение Оксаны я не успел. Руководство медицинского отдела при ООН, где я состоял в штате, направило меня работать в бывшую Эфиопию. Прощание с автогонщицей было тяжелым. Слезы, и еще раз слезы, жаркие прощальные поцелуи.

С родителями и дедом простился, как обычно. Они понимали все, и привыкли к моим поездкам.

Потом был наш с Оксаной роман в письмах и телефонных звонках. Запала мне в душу, эта бесшабашная гонщица, ничего тут не поделаешь. В письмах, мы клялись друг другу в любви, рисовали наше будущее. Я уже не представлял себе дальнейшую жизнь без Оксаны.

Полтора года на черном континенте, в беднейшей стране, где не прекращается ни на минуту война между племенами и разбойными группировками, это я вам скажу прожить не просто. Хирургической практики у меня было выше крыши. Не успел с одним закончить, на стол уже укладывают нового пациента. Практикующих хирургов в нашем госпитале было пятеро. Все трудились с полной отдачей. Одно удручало, что весь средний медицинский персонал госпиталя, был набран из местного населения. Уровень обученности очень низкий. Прибавьте еще межплеменную вражду среди сотрудников, тогда поймете, в каких условиях приходилось трудиться. О регулярных обстрелах госпиталя, о нашествиях истощенных, голодных женщин и детей, можно говорить часами.

Все плохое, когда-нибудь кончается. Кончилась моя эфиопская эпопея. Лечу домой. Родители, дед и Оксана обещали встретить в аэропорту. Быстрей бы, хоть выходи и подталкивай самолет, кажется, он медленно летит.

Шереметьево. Пограничники, таможенный и паспортный контроль. Время, кажется, совсем остановилось, так медленно тянется. Все позади. Выхожу в зал прилета. Моих никого нет. Опоздали. На папу, это совершенно не похоже, с его то пунктуальностью.

Ко мне подходит молодой человек.

— Андрей Михайлович Ростоцкий? — спрашивает неизвестный.

Отвечаю утвердительно.

— Пройдемте, пожалуйста, в кабинет начальника службы безопасности аэропорта, для вас есть информация.

— Меня должны встречать, я не хочу разминуться.

— Вам там все объяснят.

В кабинете начальника службы безопасности меня встретил папин заместитель — Василий Петрович Верещагин. По выражению его лица, я понял, случилось несчастье.

— Андрей, — тихо сказал, Василий Петрович, — крепись. — Вся твоя семья, дед и девушка, погибли в автомобильной аварии. Михаил Григорьевич был за рулем, лопнуло колесо. Машина, кувыркаясь, перелетела разделительный газон и попала на встречную полосу. Там столкнулась с грузовиком. Никто не выжил. Тела доставали спасатели при помощи специальных инструментов.

Так, по воле случая, я в одночасье, стал круглым сиротой и неженатым вдовцом. Теперь, мои родные, все вместе покоятся на кладбище Химок.

Внезапно на меня свалилось свободное время. Отпуск у меня месяц. Решил разобрать, доставшийся мне семейный архив. Оказалось, мой дед имел кучу наград, только орденов пятнадцать, и медалей четыре десятка. У папы было два ордена за Афганистан. У одной мамы, все скромно, только дипломы и грамоты. Больше всего меня удивило завещание, выписанное Широких Оксаной Владимировной на мое имя, по которому, мне отходит в наследство, трехкомнатная квартира в центре Москвы. Оксанка его написала, через месяц, после моего отъезда в Эфиопию. Почему она так поступила, она мне не сообщала, а теперь не спросишь. Оставаться в квартире родителей не хотелось, хотя имел право в ней проживать, несмотря на ее служебный статус. Все здесь напоминало о родных, о том времени, когда все было хорошо, и они были живы. Поэтому, я обратился к своему начальству в ФСБ, с просьбой оказания помощи в скорейшем оформлении соответствующих документов на квартиру Оксаны. За неделю бумажные дела завершили, проставили нужные даты. Перевез на новое место жительства папину и мамину библиотеки, архив и личные вещи. Для холостяка достаточно.

Глава 7

Из отпуска меня отозвали. Нужно было срочно лететь в Ливию, разворачивать госпиталь в пригороде Бенгази. После свержения Каддафи, в Ливии рухнуло все, в том числе система здравоохранения. Не из-за того, что здравоохранение было создано еще при содействии СССР, а оттого, что державшего в узде все племена, населяющие Ливию, не стало. Каждый вождь, пожелал стать удельным князьком, захватив нефтяную или газовую вышку. Забота о здоровье соплеменников не входила в планы вождей племен. Большинство дипломированных врачей, покинули Ливию в поисках безопасных мест проживания. Поэтому ООН решило оказать помощь ливийским народам.

К работе госпиталь готов был через неделю. В принципе, ничего сложного, просто собрать в одно целое, своеобразный модульный строительный конструктор. Подключить электроснабжение, и все, можно принимать пациентов. Медицинских инструментов и медикаментов в достатке. Я был назначен руководителем хирургического сектора.

Работы хватало. На бесплатные медицинские услуги, оказываемые госпиталем, арабы, слетались как мухи на мед. Поначалу, правда, шипели, как змеи, неверными обзывали, а когда припекало, так и Коран становился не догмой, а руководством к действию.

Через два месяца меня украли. После дежурства, зашел в свой вагончик, а мне нож к горлу, ствол в спину, и ласково так, по французки пригласили в гости. На голову мешок из плотной ткани, затолкали в машину и поехали. На протяжении двух часов, в салоне была полная тишина, никто ни с кем не разговаривал. Терялся в догадках. Кому я мог насолить, чтобы меня похищать? Думал даже, на недружественные действия спецслужб государств, которым не нравится Россия.

Прояснилось все по прибытии на место. Взору открылся, такой себе «хуторок в степи», он же маленький поселок, вокруг нефтяной вышки в пустыне. Своеобразно пригласил меня в гости, хозяин этого поселка.

Приключилось несчастье с сыном Мухаммедом, от старшей жены. Недоросль, семнадцати лет, гонял на джипе по барханам. Перевернулся. Машина, к подножью бархана кувыркалась раз десять. Некоторые пассажиры джипа, повылетали через окна, и впоследствии были раздавлены. Мухаммеду, относительно повезло, сработали подушки безопасности, но он не был пристегнут. Кидало Мухаммеда по салону, как шарик в лототроне. Сейчас молодой человек, лежит без сознания, в покоях уважаемого хозяина Анвара. Всю, эту информацию, мне довел, управляющий хозяйством Анвара, изъясняясь на хорошем французском. Ожидали появления хозяина.

— Слушай сюда неверный, — перебирая четки, сказал Анвар. — Нужна помощь моему сыну. Он умирает. Поможешь, вылечишь Мухаммеда, озолочу. Не поможешь, сам знаешь, голова с плеч. Так у вас в России говорят. Не удивляйся, моему русскому, я учился у вас, знаю язык. Говори, что тебе нужно. У меня есть все.

— Не видя пациента, уважаемый Анвар, я не смогу сказать, какие инструменты или, какое оборудование мне надо. Осмотрю, тогда и определимся.

— Согласен. Знай, что есть рентген, есть УЗИ, еще что-то, только пользоваться этим никто не умеет. Это мне от французов досталось. Кто нужен в помощь, любого привезут специалиста, и из твоего госпиталя могут. Две медсестры есть, бери себе, пусть работают.

Провел вначале наружный осмотр. Потливость, сильная бледность, свидетельствовали о повреждении внутренних органов. Потом перенесли Мухаммеда в медицинский бокс. Там поработал над ним с аппаратурой. Сделал анализ крови. Да, ситуация, однако. Состояние Мухаммеда, как в поговорке, набор поломанных костей и два метра шкуры. Самое плохое, это разрыв селезенки. Удивляться не чему, такие травмы характерны, для участника дорожно-транспортного происшествия. Пошел докладывать Анвару.

— Значит так, уважаемый Анвар, — начал я. — Жить вашему сыну, осталось от силы два-три часа, нужна срочная операция. Возможно, будем удалять разорванную селезенку, а если повезет, попробую сшить. Потом, с переломами буду разбираться. Найдите среди своих, людей с третьей положительной группой крови, будем делать переливание. Инструментарий и лекарства все есть. Медсестры уже готовят операционную.

— Ты хочешь зарезать моего Мухаммеда! — закричал Анвар. — Я тебя, неверная собака, сам зарежу, и отдал потом шакалам! Думай, что говоришь.

— Уважаемый Анвар, вы зря кричите. Поймите, без операции, ваш сын умрет у вас на глазах. Потом вы меня казните. Оно мне надо? Есть шанс спасти парня, давайте его используем.

— Ну, сын собаки, если ты мне убьешь сына, я тебя лично буду казнить. Вот этим кинжалом, доставшимся мне от деда, я буду отрезать от тебя по маленькому кусочку. Умирать будешь в мучениях и долго.

— Я, если честно, предпочитаю жить, долго и счастливо. Не будем терять время, на кону жизнь, вашего сына.

Оперировать, одному в нескольких лицах, я умел, но это в полевых условиях, и случаи были, относительно не сложные. А тут, сам анестезиолог, сам хирург, операционная сестра тоже я. Две девчонки-медсестрички, не говорили ни на одном из языков, которые я знал. Общались жестами. Вместо тридцати-сорока минут на такой вид операции, я потратил больше часа. Селезенку удалось сохранить, ушил три разрыва, внимательно осушил брюшную полость. Крови потерял Мухаммед много, но не критично.

Анвар пригнал шестерых местных «бугаев», у них, якобы третья группа крови. Пришлось в темпе проводить экспресс тест. Подошли трое. Сделал прямое переливание крови Мухаммеду. Жизненные показатели в норме.

Занялся переломами. Спасибо старому шаману Пьеру за науку. Правую и левую ноги, правую руку поправил быстро. С левой рукой пришлось повозиться. Мало того, что рука сломана в двух местах, еще сломана и ключица. Все конечности поместил в гипс. Мухаммед, стал немножко похож на египетскую мумию.

При помощи соглядатаев Анвара, перенес Мухаммеда в палату. Вколол ему обезболивающие препараты и антибиотики. Теперь будем ждать, когда Мухаммед придет в себя.

Вышел на крыльцо медицинского бокса. Закурил.

— Что неверный, — послышался голос из предрассветной темноты, — молишься своему богу. — Он тут бессилен, здесь территория Аллаха. Как мой сын?

— Не молюсь я. Просто смотрю на восход солнца, никогда не видел этого в пустыне. Мухаммед сейчас отдыхает. Операции прошли успешно, жить будет. Можете пройти, уважаемый Анвар, в палату убедиться в моих словах. Только не тормошите сына, он подключен к аппаратуре.

— Долго он будет спать?

— Минимум три-четыре часа. Потом я снова осмотрю его, вколю нужные лекарства.

— Ты, говори, что надо, все достанут. Мухаммед у меня единственный сын, остальные дочки. Вылечи сына, Аллахом заклинаю! Наследник он.

— Успели с операцией на селезенке, все будет хорошо. Организм у Мухаммеда молодой, здоровый, обязательно поправится. Так понимаю, ваше, уважаемый Анвар, приглашение, в отношении меня будет действовать до полного выздоровления Мухаммеда.

— Правильно понимаешь. Я вручил тебе жизнь, самого дорогого мне человека. Оправдай доверие.

— Постараюсь. Ну, если я у вас тут, минимум на месяц, то надеюсь, вас не затруднит, передать в госпиталь, что со мной все хорошо, я нахожусь в гостях. Беспокоиться там начнут, поиски могут организовать. Никому не нужны проблемы. Вам тоже спокойней будет.

— Сам напишешь записку, передадут.

— Обозначьте мне территорию, где мне можно ходить, и где нельзя, чтобы не возникли недоразумения.

— Ходи где хочешь. Смотри, что хочешь. Не кури возле резервуаров с нефтью. Не трогай местных женщин. Не пытайся бежать, бессмысленно. Дорогу не найдешь. Тебе уже приготовили вагончик для жилья, располагайся. Возникнут вопросы, обращайся к моему управляющему, Али, он человек образованный.

— Спасибо, за заботу. Мне бы помыться и переодеться. А первые два-три дня, я буду находиться рядом с Мухаммедом, нужен постоянный контроль. Некому Мухаммеда поручить, даже на время. Ваши медсестры, могут только йодом ранку помазать и плохонько наложить несложную повязку. И не понимаю я их языка.

— Эти женщины понимают наш язык, выполняют указания, а большего от них никто не требует.

— Я не знаю всех ваших обычаев. Но через пару дней, Мухаммед, начнет отправлять естественные надобности. Позволено ли женщине, присутствовать и помогать в таком случае?

— Этим позволено, они не из нашего племени.

Мы с Анваром прошли в палату Мухаммеда. Неподготовленного человека, открывшаяся картина, повергла в шок. Почти минуту Анвар открывал и закрывал, беззвучно рот. Справился, наконец, с эмоциями.

— Не думал, что все так плохо с Мухаммедом.

— Бывает и хуже. На будущее скажите ему, пусть пристегивается, когда катается на автомобиле. Следующая поездка может оказаться последней в его жизни.

Анвар ничего не ответил. Молча вышел из палаты, и пошагал к небольшому административному зданию.

Буквально через пять минут пришел Али. Источал любезность и внимание. Сопроводил к моему временному жилью. Сказал, что завтрак доставят сюда. Привел себя в порядок, сменил белье, одежду и даже побрился.

Двое суток я провел у постели Мухаммеда неотлучно. Сейчас, спустя неделю, его состояние здоровья, не вызывало у меня опасений. Проводил стандартный осмотр, колол лекарства. Остальные заботы о Мухаммеде возложил на медсестер. Как смог, жестами объяснил им порядок и способы ухода за больным. Для пущей надежности, пригласил Али, и он им на местном наречии втолковал мои пожелания и требования. Поняли.

Появившееся свободное время, пытался заполнить чтением художественных книг. Библиотеку обнаружил в медбоксе, правда, в основном боевики и любовные романы, английских и французских автором. Быстро наскучило.

Начал изучать поселок. Добрался до буровой вышки, хотелось посмотреть, как добывается «черное золото». Толком ничего не понял. Работают какие-то механизмы, что-то шумит и крутится. Не инженер я. Обратился к мужчине, стоявшему, возле пульта управления, какого-то агрегата. Французский язык он не понял. Попробовал повторить вопрос на английском, результат тот же.

— Засада, блин, — вырвалось у меня. — Тупые они тут все что ли?

— Сам ты тупой, — на чистом русском, сказал мужчина. — Чего обзываешь?

— Не ожидал тут встретить русского! Ты кто? Откуда?

— Ты, наверное, тут русский доктор, что лечит сына нашего хозяина? Не знаешь местной обстановки.

— Неделю я здесь. Все время был занят, не до экскурсий.

— Давай, поговорим после моей смены, часиков в семь вечера. Приходи к зеленому домику, я там живу.

— Ладно, договорились.

Наступление вечера ждал с нетерпением.

Ровно в семь вечера был возле указанного домика. Меня ждали двое мужчин. Разместились в беседке рядом с домиком.

— Вадим Кравцов, — представился известный мне мужчина. — Это, мой товарищ по несчастью, Сергей Федоров, — кивнул, в сторону второго собеседника Вадим.

— Андрей Ростоцкий, — представился.

— Ты как сюда попал?

— В госпитале ООН работаю, возле Бенгази. Неделю назад, вечером, настойчиво пригласили в гости, сунув ствол в бок.

— Понятно.

— А вы как здесь оказались? По контракту подрядились нефть добывать?

— Мы, Андрей, рабы.

— Рабы?

— Да, рабы, как бы странно это не звучало. Я, Сергей, Григорий Перин, Ринат Хайруллин, два последних сейчас на смене, сотрудники ОАО «Казаньнефтегаз». Совместно с сотрудниками фирмы «Шелл» в трехстах километрах от Триполи, занимались наладкой оборудования нефтедобывающего комплекса. Когда в Ливии случилась революция и свергли Каддафи, началась война, наступил полный бардак. Вначале, нам ничего не угрожало. Мы продолжали работать. О том, что случилось в столице и в других городах Ливии, мы узнали от поставщика продуктов. Он сказал, что привез нам продукты в последний раз. Дороги стали опасны, везде промышляют банды. Убивают всех без разбора.

— Связь у вас была? Телефон, интернет, наконец.

— Связь отключилась в первые дни революции. Послали два джипа в Триполи, выяснить обстановку. Никто не вернулся.

— Другого транспорта не было?

— Кроме небольшого крана, ни одной единицы. Все подвозилось на грузовиках, четко по графику, надобности содержать автопарк не было.

— Ясно. А пешком по пустыне триста километров не пройти, однозначно смерть.

— Да, не пройти. «Революционеры» появились у нас неожиданно. Приехали на джипах, увешанные оружием. Орут, что-то на местном языке, руками машут. Согнали всех в кучу, предварительно избив. Троих пожилых, инженеров-англичан застрелили. Двух женщин, врача и медсестру, неоднократно всей толпой зверски изнасиловали, и бросили умирать. Затем, погрузили всех живых в автобус, и увезли вглубь пустыни. Там у них располагался невольничий рынок. Мы, я имею ввиду россияне, держались вместе. Нас купил Анвар.

— Вот так взял, заплатил и купил?

— Он при нас отсчитывал деньги главарю банды. Обошлись мы Анвару в тысячу долларов.

— Не дорого.

— Кого не купили, тех бандита пристрелили.

— Жестко.

— Анвар нас привез сюда с завязанными глазами. Подозреваю, что специально кружил по пустыне, чтобы сбить с толку. Мы в пути, высказали несколько не совсем печатных слов в адрес Анвара и его спутников. Когда приехали, по команде Анвара нас сильно избили. Оказалось, эта скотина, Анвар в совершенстве знает русский язык. Обещал он отпустить нас через год, когда будет налажен сбыт, добываемой нефти. Контракты с нами заключил, открыл счета в банке Туниса. Ежемесячно переводит по пятьсот долларов. По крайней мере, так он говорит. Обманул, заканчивается второй год рабства.

— Бежать не пробовали.

— Пустыня кругом. Вода под замком. Поляк почти полтора года назад убежал, через сутки, притянули джипом, его хладный труп. Охрана вокруг городка есть, человек сорок. Отсюда никого не выпускают, и бандитов отгоняют. Так и живем.

— Вам не навредит общение со мной.

— Анвар разрешил, а его слово здесь закон.

— Спасибо, Вадим, за содержательную беседу. Давайте думать, как отсюда выбираться. Пока не вылечу Мухаммеда, какие-либо планы строить преждевременно.

Пожали друг другу руки и разошлись.

Со временем я познакомился с остальными российскими бедолагами. Только Хайруллину арабы делали небольшие послабления, мусульманин, единоверец.

Четвертую неделю лечу Мухаммеда. Интересный парень этот Мухаммед. Учился в колледже в Марселе, владеет французским языком свободно. Готовился к поступлению в университет. Бредит компьютерами, и всем, что с ними связано. Дите современной цивилизации. Решение отца, привезти его в пустыню, встретил в штыки. Пески на него навевают тоску. Ему хочется к морю, к людям. Здесь ничего этого нет. Поэтому он и гонял на джипе по барханам, пока не перевернулся. По словам Мухаммеда, его отец владеет на сегодняшний день, тремя скважинами. Нефть перевозят наливными автомобильными цистернами на побережье Средиземного моря, там сдают оптовикам. Где Анвар хранит, нажитые непосильным трудом денежки, Мухаммед не знает, но думает, что точно, не в Ливии.

Рассказывал Мухаммеду о России, о зиме. Парень ни разу не видел снег. Приятным собеседником оказался сын рабовладельца.

Проведя очередную рентгеноскопию, и не найдя проблем, я избавил Мухаммеда от гипса на конечностях. Наступал не менее сложный этап реабилитации. Нужно было вернуть подвижность суставам, укрепить атрофировавшиеся мышцы. Научить ходить молодого человека. Массажами, используя различные мази, привел в нормальный тонус мышцы. Дальше лечебная физкультура, работа с утяжелителями, велотренажер, эспандер для рук и ног. Нагружал Мухаммеда на полную, он и сам стремился побыстрее поправиться. Надеялся, отец отправит его назад в Марсель, учиться.

На очередной российской посиделки Вадим, мне по секрету, рассказал о разработанном плане побега.

— Приходят наливняки, загружаются днем. Мы, накопив достаточно воды, вечером, прячемся в инструментальных ящиках. Машины уходят, где-то, в восемь-девять часов. До отбоя, нас искать не будут. Почти двое суток в пути. В порту незаметно выбираемся. Попадаем на корабль, следующий в Европу, а там и домой рукой подать. Андрей, ты с нами?

— Вы работаете в разные смены. Как ты соберешь всех вместе?

— Когда производится загрузка наливняков, лишних людей с терминала удаляют. Ринат и Григорий будут свободны.

— Двое суток, в ящике, на жаре, в пыли, выдержать невозможно.

— Тряпками обмотаем головы, смочим водой, не задохнемся.

— Ты, Вадим не учел собак. Перед отправкой, песики, обнюхивают каждую машину.

— Я ни разу не видел собак возле наливняков.

— Машины тщательно осматривают с собаками за периметром поселка, где сторожевая вышка стоит. Увидеть, что там происходит, с твоего домика нельзя.

— Во, блин! Не знал, думал, они на отстой там собираются. А выходит их там шмонают.

— Анвар, похоже, мужик серьезный и осторожный. Давай не будем торопиться.

В начале сентября я сопроводил Мухаммеда к административному зданию, или к штаб-квартире Анвара, кому, как нравится. Али провел нас в кабинет хозяина.

— Уважаемый Анвар, — улыбаясь, начал я говорить на русском, — ваш сын, Мухаммед, дай ему Аллах долгих лет жизни, полностью здоров. Я выполнил свое обязательство перед вами. Сына вылечил и поставил на ноги. Для закрепления лечения, рекомендую, посетить термальные источники, богатые минералами железа и йода.

— Хороший ты специалист, неверный. Или тебя лучше называть — Андрей.

— Как вам удобней, так и называйте.

— Проси, что хочешь.

— Если я назову сумму, и она покажется вам маленькой, вы посчитаете, что я не ценю вашего единственного сына. Если назову слишком большую сумму, вы подумаете, что я зарвался, начнете возмущаться, тогда я подумаю, что вам не дорог сын. Нам надо найти «золотую середину», когда стороны останутся довольны.

— Ну, ты, песий сын, торгуешься, как настоящий мусульманин. И ты, верно, подметил, Мухаммед, для меня смысл всей моей жизни.

— Значит, вы очень цените жизнь своего сына.

— Его жизнь, стоит десяти жизней неверных.

— Я помню, что слово данное неверному, не обязательно, к исполнению. Но слово, данное вами уважаемый Анвар, надеюсь, незыблемо. И поэтому прошу, отдать мне жизни, четверых неверных, моих соотечественников.

— Хитрый ты, Андрей. Зачем тебе эти неверные, они тебе не родственники? Если, я отдам их тебе, то буду в убытке.

— Уважаемый Анвар, вы их купили, за тысячу долларов. Неужели, такая малость, станет предметом торга?

— Хорошо, договорились, бери их себе. Жаль мне с тобой расставаться, такой врач, как ты, всегда нужен. Но я, сказал слово, и сдержу его. Вас отвезут к твоему госпиталю. Не обижайся на меня, когда у тебя будут дети, ты поймешь, я спасал своего сына.

— Уже понимаю.

— Тогда, прощай.

Новости об освобождении, соотечественники вначале не поверили. Не тот человек Анвар, чтобы просто так отпускать рабов, подобных случаев еще не было. А когда арабы, начали снаряжать два джипа, грузить воду и продовольствие, земляки поверили в свершившееся чудо. Быстро собрали пожитки, которых, у бывших рабов был мизер, загрузились в машины.

Мне собирать было нечего, не было у меня вещей совершенно.

Провожать нас пришел Мухаммед.

— Возьми на память, — сказал Мухаммед, протягивая мне кинжал. — Этот кинжал, оружие моих предков, ему триста лет. Воину без оружия нельзя. Спасибо тебе, Андрей, за все. Прости отца, он любит меня.

Выехали на закате. Сопровождающий нас Али, сказал, что не видит смысла завязывать нам глаза, ночью, дорогу мы не запомним.

Через час пути, джипы обстреляли из автоматического оружия. Водитель нашей машины, опустил голову на руль, джип остановился, двигатель заглох, фары погасли. Али, открыл дверь, и кулем вывалился из нее.

— Всем быстро из машины, — закричал я. — Вадим, прихвати автомат водителя.

Второй джип тоже встал неподвижно. Из него выскакивали пассажиры.

Нападающие не стреляли по машинам, наверное, это была их основная цель.

Подхватив оружие Али, я пробежал метров десять до ближайшего бархана, пытаясь обнаружить стрелков. Повезло. На фоне песка, заметил три темных силуэта, двигающихся в нашу сторону. Поскольку друзей здесь у меня нет, значит, это враг. Короткой очередью, я срезал двоих, и, похоже, поранил третьего. Вой раненого разнесся над пустыней, он завертелся волчком на месте, стреляя из автомата в разные стороны. Еще одна короткая очередь, бандит упал и застыл.

Подобравшись к убитым, провел контроль. Все бандиты, уже остывали. Трофейные запасные магазины, рассовал по карманам. Решил зайти с тыла оставшимся стрелкам, которые с вершины бархана обстреливали людей со второго нашего джипа.

Двигаясь мелкими перебежками, наткнулся на транспорт бандитов. Старый, еще советский УАЗик. Возле него никого не обнаружил. Сколько могло поместиться пассажиров в УАЗик? Максимум пять-семь. Троих я успокоил, поищу остальных. Со стороны второго джипа, прозвучало несколько длинных автоматных очередей. Стрелял явно не подготовленный человек. Спасибо ему, что привлек внимание к себе. Постараюсь подобраться ближе. Обогнув очередной, невысокий бархан, увидел противника. Трое их было, поэтому остаток магазина всадил в бандитов, вычеркнув их из списка живых. Подбежал, проверил, добавки никому не надо, трупы.

— Вадим, — громко позвал. — Не стреляй, это я, Андрей, кончились бандиты. Я выхожу.

— Выходи, Вадим ранен, без сознания, это я Григорий.

Быстро прибежал к джипам. Картина не радовала. Из наших сопровождающих, только Али, раненый в плечо, был жив, остальные ушли к Аллаху. Вадим, был без сознания, прострелены обе ноги. Ринат, лежал в позе эмбриона, прижимая руки в животу, и стонал. Осмотрел всех. Самый тяжелый, Хайруллин, ранение в живот. Подручными средствами сделал перевязки. Григорий тем временем, по моему распоряжению, собрал трофеи. Документов у бандитов не было. Пришел в себя Али.

— Сколько осталось ехать до Бенгази? — спросил его.

— Около пятидесяти километров. По компасу, строго на север. Кто остался жив?

— Ты один. Остальные погибли.

— Не бросай их, загрузи в машины. В Бенгази совершим обряд погребения.

— Хорошо, разберемся.

Я на всякий случай, сбегал, и проколом шины и радиатор УАЗику.

Погрузили раненых и убитых в машины, тронулись. Надо было торопиться, Ринат был очень плох.

Глава 8

К госпиталю мы приехали через час. Я схватил на руки Рината и потащил в операционный бокс, раздавая по пути распоряжения всполошившимся коллегам. Одновременно оперировали троих. Вадиму и Али, провели полноценное дренирование ранений, обработали раны антисептиками, сделали рентгеноскопию, заштопали. За них можно было не беспокоиться.

Рената я оперировал около двух часов. Произвел полную санацию брюшины, чтобы исключить возникновение перитонита. Удалил поврежденные участки тонкого кишечника. Тщательно все ушил. Хайруллину, можно сказать повезло, не были задеты, печень, почки и селезенка. Поместили татарина в палату интенсивной терапии. В таких случаях, принято говорить, состояние Рината было стабильно, тяжелое.

Я имел беседу с начальником госпиталя — Раулем Гонсалесом. Рассказал ему о своем приключении. Умолчал, правда, о местонахождении нефтяной вышки Анвара. Моя версия, происшедших событий, устроила Рауля.

Потом, пообщался с представителем местных органов безопасности. Беседа носила, чисто формальный характер. Живы, и хорошо. Никто не собирался искать, главарей, напавших на нас бандитов.

Представитель от ФСБ, добрался, ко мне, окольными путями. Ему я изложил полную и подробную историю происшествия, указал, примерное место вышки Анвара, написал отчет.

Жизнь вошла в привычное русло. Операции, дежурства, короткий отдых, и опять по кругу. Григорий и Сергей, по моей просьбе, остались при госпитале, в качестве санитаров. Нужно было им заработать денежку, на поездку домой. Ринат с Вадимом поправлялись.

К моему дню рождения, земляки выздоровели, и готовы к отбытию на родину. Мне удалось, через представительство ООН, связаться с послом России в Египте, помочь соотечественникам оформить необходимые документы для выезда.

Мы скромно посидели, отметили, без излишеств.

— Андрей, — комкая салфетку, заговорил Ринат, — ты, спас всех от неминуемой гибели в том, злосчастном поселке. Мы были на гране. Еще бы чуть-чуть и приняли бы вариант побега Вадима. Вероятно, погибли бы. Как, пафосно это ни звучит, погибли бы свободными, а не рабами. Сейчас мы свободны, и благодарны тебе. Твои «золотые руки», подарили мне возможность жить дальше, я словно родился заново. Спасибо огромное.

— Ну, ребята, мы же земляки, как я мог оставить вас в беде. Удалось взять Анвара на слабо, выкупить вас за здоровье его сына. Радуемся. Предлагаю, мой день рождения, если вы не возражаете, праздновать как день рождения всех нас общий. Нас не расстреляли бандиты в поселке, не угробили бандиты в пустыне. Вы оправились, после ранений и скитаний, чем не повод для нового дня рождения. Никто не мешает нам праздновать это дату, дважды в год.

Одобрили, обмыли.

С тех пор, на протяжении последних семи лет, мы каждый мой день рождения, двадцать пятого сентября, собирались на даче Рината, в пригороде Казани, праздновали.

Мои друзья, устали от моих отговорок, в отношении подарка, и сами выбрали. Подарок я вам, скажу, царский. По индивидуальному заказу, изготовлен переносной военно-полевой госпиталь. Не подумайте, что ребята, презентовали мне дом на колесах, нет. Приличных размеров контейнер, наполнен, самым современным хирургическим инструментарием, перевязочными материалами, медикаментами различного назначения и прочее, прочее. Комплектовался контейнер в Германии на фирме «Медикс». Если верить, сопроводительным документам, одних медикаментов в контейнере, хватит на лечение и реабилитацию, не менее двадцати пациентов, а высококачественным инструментам не будет сносу пятнадцать лет. Удивили, честно, удивили.

И вот, сидим в беседке, разговариваем, дожариваем на мангале шашлык, потому-что, надвигается дождь. Началась сильная гроза, грохот, вспышка. Ничего дальше не помню. Очнулся на поляне.

Глава 9

Извечный вопрос — что делать? Для начала попробую более тщательно осмотреться. Лес. Лиственный лес, рядом с дачей Рината — сосновый. Время года. По ощущениям и судя по температуре, позднее лето или ранняя осень. Под Казанью, в конце сентября, трава пожухла, было прохладно. Я никуда не ходил с друзьями, и тем более, не ездил. Вспомнил. Во время грозы, я спиной прислонялся к металлической стойке беседки. Грохот, вспышка. Ага, всему виной гроза, ее электрическая составляющая. С этим, вроде бы, разобрался. Это открытие ясности в ситуацию не внесло. Значит, мог случиться, какой-то природный катаклизм, и меня куда-то забросило. Думаем дальше.

Попробовал вспомнить, как поступали жертвы кораблекрушения. Перебрал варианты, не подходит. Моря нет, разбитого корабля тоже.

Мысль о попаданчестве, была. Вначале, я ее отбросил, как не состоятельную, а теперь, за неимением других версий, вновь вернулся к ней. Книжек о попаданцах я прочитал, всего три штуки, от нечего делать, не мой любимый жанр, что поделаешь.

Проверяю мобильник. Мертвый, не включается. Присмотрелся, задняя панель, со стороны аккумулятора, оплавлена. Ненужная вещь, выбрасываем. Надо найти наиболее высокую точку, осмотреться. Лезу на ближайший высокий дуб. Забрался на вершину. До самого горизонта, в какую сторону не посмотри, простирается лиственный лес. Уже хорошо, что не тайга, значит, есть вероятность, что я где-то в европейской части.

Спустился, подумал. В европейской части Евразии, если меня не закинуло на другой континент, большинство рек течет с севера на юг. Определяюсь по сторонам света, отыскав север, по мху, на стволе ближайшего дуба. Принимаю решение, двигаться строго на восток, авось упрусь в какую-нибудь реку. Где река, там могут быть люди. Помогут, надеюсь.

Еще раз проверил содержимое карманов. Кроме сигарет и зажигалки ничего нет. Все мои вещи остались в квартире Рината. Открыл контейнер, вытащил из него скальпель, вдруг придется защищаться. Воткнул инструмент в подкладку куртки, не потеряю, и не поранюсь.

Везти контейнер, на меленьких колесах по лесу, одно мучение. Нести, хоть и приспособлен он для переноски, тяжело. Весу в нем никак, не меньше сорока килограмм. Пытался считать пары шагов, чтобы знать, сколько прошел. Сбился на третьей тысячи, упавшие деревья и ветки мешали счету.

Вышел к небольшому ручью. Здравый смысл, подсказывал мне, что пить из незнакомого источника не стоит, а жажда, требовала влаги. Попил. Вода, оказалось, очень вкусной. Желудок, несмотря не принятую воду, напомнил о себе. Кушать хочет. Где я найду пищу, я не охотник, и оружия никакого нет. Потерпим немного.

Полностью выбился из сил на закате. Нет, я крепкий и тренированный, но видимо, катаклизм сказался на состоянии организма, не лучшим образом. Устроил себе привал с ночевкой. Натаскал дров, развел костер, не для обогрева, а отпугивания животных. Видел по ходу движения косуль, зайцев, даже хрюкал кто-то. Интересно, волки тут водятся? Не очень хочется уснуть, и проснуться в желудке серого разбойника. Для уверенности, разложил четыре костра, набросав толстых сухих веток. Улегся на контейнер, и моментально уснул. Спал без сновидений, так вымотался.

Проснулся отдохнувшим. Сразу понял свою ошибку в организации ночлега. Нужно было поискать ручей или озерцо, и там заночевать. А так, ни умыться, ни попить. Короткий комплекс упражнений для разогрева мышц и вперед. Подумал, если сегодня не поем, вколю себе ампулу глюкозы, надо поддержать организм питательными веществами.

Заканчивался второй день пути. Солнце, слабо видимое из-за деревьев, клонилось к закату. Я натолкнулся на два объекта, неширокий ручей и толстую змею. От неожиданности подпрыгнул, не удержался на ногах, шлепнулся на попу, выпустив из рук контейнер. Пресмыкающееся зашипело, свернулось в клубок, угрожающе помахивая хвостом. Оказавшейся под рукой палкой, как двуручным мечом, начал отмахиваться от змеи. Очередным взмахом, попал змеи в голову, а потом и забил окончательно. Честно, сказать страшновато было. Хотел выбросить эту пакость, но где-то глубоко в памяти, проскочила информация, что у змей, очень вкусное и питательное мясо. Потом, чуть не влепил себе по лицу пощечину, ведь на уроках выживания объясняли, что можно и что нельзя есть. Похоже, еще не все мозги стали на место.

Вид и запах, готовящегося на костре змеиного шашлыка, чуть не свел меня с ума, так кушать хотелось. Я мужественно дождался полной готовности блюда. Обжигаясь, отрывая зубами большие куски от деликатеса, почти не жуя, насыщался. Когда утолил первый голод, достал скальпель и начал отрезать небольшие кусочки. Даже рассмеялся. Что мешало, спокойно, по-человечески поужинать? Сам же себе мысленно ответил — голод.

На ночлег я устраивался на дереве. Ну его, вдруг опять приползет что-то. Спать неудобно, но безопасней.

Утром помылся в ручье, постирал нательное белье и носки. Приготовил на завтрак, остатки змеи. Сытый и чистый продолжил путь. Примерно к обеду вышел к широкой реке. Переправляться не на чем. Срубить плот, нет инструмента. Решил идти вдоль берега, вверх по течению. Не может быть, чтобы на такой реке никто не жил, должны быть люди.

Если идти по лесу мешали поваленные деревья, то сейчас приходилось обходить, заболоченные места, мучение, да и только.

На очередном привале, мой нос уловил запах дыма. Определенно, человеческое жилье рядом. Пошел на запах. Метров через триста, между деревьями увидел деревянную избушку.

Инстинкт самосохранения удержал от необдуманного бросания в объятие неизвестных и пока не видимых людей. Контейнер поднял на дерево и надежно укрыл. Привел себя в приличный вид, пошел к избушке.

Уже почти дошел, когда из избушки, внезапно вышли мужчины. Мы уставились друг на друга. Мужики были странно одеты. Широкие шаровары, рубашки с узорами, поверх них безрукавки. Я им улыбнулся.

— Смотри Петро, — оправившись от неожиданности, сказал седоусый мужчина, — немчика к нам занесло. — У-у-у, еще и лыбится нехристь.

— Почему сразу нехристь, крещенный я, вот нательный крест имеется, — ответил, показывая мужикам крест на серебряной цепочке, и удивляясь пониманию их речи. — Скажите люди добрые, куда я вышел?

— Степан, — хлопая глазами, сказал другой мужик, — он по-нашему говорит, но как-то странно. — Ты кто?

— Андрей.

— А откуда?

— Издалека, потерялся я.

— Что басурмане напали? Где твои пожитки?

— Они самые басурмане. А, из вещей ничего не осталось.

— А чего в немецкое платье одет, если наш?

— Что нашел, в то и облачился, не с голым задом по лесу шастать.

— А далеко отсюда тебя басурмане погоняли?

— Не знаю, три дня лесом шел. Вышел к реке. Слава Богу, вас встретил.

— Кто-то спасся кроме тебя?

— Откуда я знаю? Налетали всадники, в халатах, обоз пограбили, людей погнали. Я в лес убежал. Так и мыкаюсь третий день.

— Такой молодой, здоровый и не дал басурманам по морде? Саблю в руках не держишь?

— Не умею я саблей, не обучен.

— А что можешь?

— Я грузы на судна таскал в Любеке, тем и жил.

— А сейчас куда идешь?

— Домой в Смоленск.

— Далеко еще идти, заходи в дом, отдохни, найдем, чем подкрепиться.

Я зашел в избушку вместе с хозяевами. Не опасался я их, был на стороже и только. Насыпали тарелку варева, по вкусу, напоминающего кулеш с салом. Предложили выпить вина. Отказался, не люблю вино. Запил кулеш принесенным квасом. Поблагодарил, и почувствовал, что засыпаю. И точно, уснул.

Глава 10

Проснулся от боли в руках и женского всхлипывания. От увиденного, радостно не стало. Я находился в землянке полной людей, связанный по рукам и ногам, от этого руки и затекли. Вязавшие меня, допустили ошибку, нельзя связывать руки впереди человека, даже сыромятными ремнями. Начал зубами грызть ремни. Получалось медленно, потратил около часа. Освободил руки. Пошарил в куртке, скальпель на месте. Перерезал путы ног. Полчаса сидел и растирал руки и ноги, восстанавливая нормальное кровообращение.

Подобрался ближе к женщине.

— Слушай, как тебя зовут? Где мы? — спросил шепотом.

— Соломия. Сидим в яме, возле подворья Петра Гнедого, — также шепотом ответила женщина.

— А кто он Петро Гнедой?

— Торговец людьми. Ловит и продает.

— Кому?

— А кто же его знает. Тем, кто идет вниз по Днепру.

— Так это река Днепр называется?

— Да. Ты что не местный?

— Издалека я. По голове получил, даже забыл, какой год.

— Год одна тысяча шестьсот двадцатый от Рождества Христового, месяц вересень. А продавать будут скоро, видишь, яма полная людьми.

— Убегать никто не пробовал?

— Степан, словно пес, сторожит дверь и на крепком запоре она. Некому отсюда выбираться, из мужиков ты, да, монах, остальные бабы.

— Так этих бандитов только двое?

— Да. Больше никого не видели. Слышала, будто бы послезавтра утром корабль приплывет.

— Хочешь отсюда выбраться?

— Да, очень, не хочется пропадать на чужбине.

— Тогда, по моей команде начнешь орать, вроде бы тебя насильничают.

— А кто насильничать, будет? Ты?

— Никто насильничать не будет, нужно поднять крик. Прибежит Степан, а дальше я с ним поговорю. Поняла?

— Да. Так насильничать никто не будет?

— Когда, выберемся отсюда, посмотрим.

— Согласна.

Я занял место, сбоку от двери в землянку и дал команду Соломии орать. Женщина постаралась, заорала, словно, пароходная сирена завыла, уши в трубочку заворачиваться начали. На крик в дверь заскочил Степан. Я его тихо по шее стук, он и опал беззвучно. Не теряя времени, избавил тушку Степана от одежды, связал его бывшими своими ремнями. На совесть связал, как учили. Забил Степану в рот кляп, оторвав кусок ткани от рубашки Соломии. Скинул свое облачение, и стал натягивать разбойничьи одежды. Запах, нестираной и пропотевшей одежды шибанул в ноздри. Перетерпим, не баре, сейчас главное с Петром разобраться. Если, честно, авантюра, чистейшей воды. Наверняка, у Петра есть, хоть примитивное, но оружие, у меня только скальпель. У Степана, ничего кроме дубинки не было, а против баб и не надо.

Выбрался из землянки, закрыв ее на засов, опасался, что пленники начнут разбегаться и помешают мне. Ночь, тускло светит луна. Стараясь находиться в тени деревьев добрался до избушки. Расположение мебели в одной большой комнате я запомнил. Потянул на себя дверь, заскрипели не смазанные петли. Отозвался Петро.

— Кто там орал? — спросил, пытаясь разглядеть вошедшего.

Одним броском, я оказался рядом с Петром и нанес ему щадящий удар в висок. Петро икнул, и завалился под лавку.

С Петром я поступил гуманно. Уложил его на лавку, и надежно к ней привязал. Да, забыл отметить, Петра голого привязал, попой кверху. Похлопал Петра по щекам, выдернув его из безсознания.

— Ну, что разбойник с большой реки, поговорим?

— Мне, с тобой собака, говорить нечего. Степан подойдет, порубит тебя на куски.

— Степан, уже на пути к архангелу Гавриилу, и будь уверен, оттуда, ему один путь в ад. Ты можешь, попробовать, купить себе жизнь, если подробно расскажешь о своем промысле. Будешь молчать, у меня есть способ, развязать тебе язык.

— Ничего я тебе не скажу.

— Вопросы следующие. Сколько у тебя землянок с людьми? Кто и когда, прибудет за пленниками? Где ты прячешь награбленное? Где деньги за живой товар?

Петро попытался плюнуть в меня, но видно от пережитого, во рту у него пересохло, не получилось.

Я еще раз повторил вопросы. Петро отмалчивался. Упертый чертяка. Зря он так. Осмотрелся. Возле печки стоял ухват с крепким на вид черенком. Вот его, черенок, и будем пользовать. Спокойно сбил рогач, и ножом, найденным на столе, заострил один конец.

— Петро, будешь молчать, я тебя насажу на черенок, как жука.

— Ты не посмеешь, не по-христиански это, — бешено вращая глазами, и постепенно белея, прошипел Петро.

— А ты добрый христианин, продаешь людей, наверное, басурманам. Не тебе меня к человеколюбию призывать.

— Ничего не знаю, никаких денег у меня нет.

— По-хорошему не хочешь.

Найденным куском сала, обильно смазал заостренный край черенка, и приткнул оный к заднему проходу Петра. Жестоко, да, по иному с выродком, разговор не клеился.

Петро задвигал ягодицами, пытаясь сбросить орудие пытки. Не получилось из этого ничего, надежно я Петра привязал. Легонько, чуть-чуть толкнул черенок. Петро завопил, и начал рассказывать.

По его наводке, я обнаружил два тайника в избушке. Один с золотыми и серебряными украшениями, второй с приличным по размеру сундучком, полным серебряных монет. В каких странах монеты чеканились, я не имел понятия, еще не полностью окунулся в реальную действительность.

Полона у Петра, тридцать пять человек, в основном женщины, они ходовой товар на рынках Крыма. Продать людей планировал послезавтра, турку-торговцу, у которого хорошо оснащенный корабль, под надежной охраной десяти головорезов. Сигнал для турка вывешен на шесте у берега Днепра.

Раньше, по словам Петра, у него в подчинении было восемь бандитов, но год назад, совершили неудачный налет на село, недалеко от Чернигова. Унести ноги, посчастливилось Петру со Степаном. Стали промышлять здесь, по-маленькому, не зарываясь. Надежных соратников, подобрать трудно, и некогда, скоро закончится сезон судноплавства, надо заработать денежку. Больше никакой значимой информации Петро сообщить не мог, а значит, он потерял полезность для меня. Мой тренер Алилджон учил, не оставлять за своей спиной живого человека, могущего в последствии отомстить. Я не оставил, свернул Петру шею. Снова спрятал найденные у бандита сокровища. Пошел разбираться с остальными горемыками.

Вначале выволок из землянки Степана, и без лишнего шума, отправил вслед за Петром. Потом освободил пленников. Народ быстро, без лишних слов, бегом, растворился в лесу. Куда ушли? Их дело, меня совершенно не касающееся. Осталась одна Соломия.

— Ты, красавица, почему с остальными не ушла?

— Спасибо за освобождение и за заботу. Эти разбойники, отобрали мой товар. Я на лодке сплавлялась вниз по течению Днепра. Останавливалась в прибрежных селах и хуторах, торговала. Здесь тоже, думала торговать, а попала в лапы торговцев людьми. У Петра, где-то тут недалеко, есть конюшня с лошадьми и лабаз, туда они мое добро свезли.

— Отчаянная, ты, баба Соломия. Одна на лодке, по реке. Каждый обидеть может.

— Пока не терпела обид от людей. А эти двое, не люди они, кровопийцы и душегубы. Одна, потому-что два года назад, вся моя семья от горячки вымерла, и муж и двое деток. Так и мыкаюсь, пытаюсь выжить. В одном месте покупаю, в другом продаю. Сезонный заработок у меня. До ледостава, обязательно нужно вернуться домой в Вышгород. Зимой пироги пеку, продаю на торгу.

— Смотрю, ты хорошо знаешь окрестности. Подскажешь, куда я забрел на свою голову?

— То, что ты не местный, я поняла сразу. По одежке и по разговору. У нас все по-другому. Два дня пути вверх по течению, хутор Ивана-рыбака, он там с дочкой живет. Хороший, приветливый мужик. Верст десять от хутора, если ехать по большаку, небольшая, примерно, в семь хат деревенька, названием — Сычевка.

— А города крупного нет рядом?

— Четыре дня греби, против течения в Кременчуг попадешь. Городишко так себе, не очень. Там казаки живут, зимуют в основном, многие при деньгах. Но мой товар не для них, нет у меня денег на закупку дорогого, что казакам по душе.

— Давай отыщем твой товар, а потом будем думать, как дальше быть.

— Сначала похороним разбойников, негоже, им лежать не погребенным, не по-христиански.

Уже рассвело. За два часа, в четыре руки, мы управились с похоронами бандитов. Соломия, даже молитву, прочла над могилами.

В двухстах метрах от избушки, в лесу, нашли лабаз с конюшней и сеновалом. Все построено на совесть из дубовых бревен. Представляю, как намучились, неведомые плотники. Дуб, очень твердая порода древесины.

Товар Соломии отыскался быстро. Средних размеров узел, аккуратно лежал на полке. Надо сказать, разбойники, были фанатами порядка.

Задав, корма двум верховым лошадям, вернулись к избушке.

— Подогрею воды, надо нам помыться, постираться, — оглядывая хозяйским глазом избушку, сказала Соломия. — Противно грязными ходить. У меня такое впечатления, что за три дня в яме, я насквозь пропиталась противными запахами.

— Совершенно с тобой согласен, там еще тот запашок. Неплохо бы покушать чего-нибудь.

— Успеется. Пока будет сохнуть одежда, я приготовлю. Бери ведра, натаскай в котел воды.

Вода согрелась через час. Я потратил это время, на перетаскивание поленьев для печки, из-под навеса. Запасливые были разбойники, наверное, готовились тут зимовать.

— Как хоть тебя звать, освободитель, а то, и не познакомились? — с улыбкой, спросила Соломия.

— Андреем, мама нарекла.

— Хорошее имя. Раздевайся, буду стирать твою одежду.

— Может, я сам займусь стиркой?

— Мужики толком стирать не умеют.

Спорить не стал. Скинул всю одежду, остался в трусах.

— Странные у тебя подштанники, снимай их тоже. Не ломайся, ты же не девка. Что у тебя там такое есть, чего я не видела? С себя тоже все скину, будем одинаковы.

Соломия быстро избавилась от одежды.

Многих обнаженных женщин я за свою жизнь видел, а женщину семнадцатого века, в голом виде, созерцаю впервые. Посмотреть было на что. Все, исключительно на своих местах. Где должны быть выпуклости, там они и находилось, где округлости, тоже занимали положенное место. Грудь небольшая, на вид упругая. Все тело стройное, подтянутое, никаких следов от двух родом. Ноги длинные, ровные. Красота, да и только.

— Андрей, чего ты на меня уставился? Бабы давно не пробовал? — подмигнула Соломия.

— Давно.

— Всему свое время.

За стиркой, мытьем, приготовлением пищи, ее поглощением, мы не заметили, как наступил вечер. Когда докуривал, последнюю сигарету из моих запасов, меня позвала Соломия.

— Темнеет, пора на покой, я приготовила для нас лежанку, поспим.

— Ага.

Войдя в избушку, мы, не сговариваясь, набросились друг на друга, и сплелись в единый клубок. Страсть, начисто отключила нас от внешнего мира. К сожалению, кончилось все очень быстро, накопившееся напряжение в телах, схлынуло. Я толком, и не распробовал женщину из далекого прошлого. Наверное, Соломия, тоже не успела ничего понять.

Решил взять ситуацию под свой контроль. Опыт веков, накопленный человечеством в искусстве секса, у меня был.

Легкими касаниями губ, начал целовать шею Соломии. Одновременно, круговыми движениями массировал груди, лаская пальцами, набухшие соски. Спускался все ниже. Поглаживал, внутренние и внешние поверхности бедер, целовал грудь, живот. Соломия, уже выгибалась, прикусив губу и зажав в руке покрывало лежанки, мотала головой. Постепенно добрался до низа живота. Руку, словно, обдало жаром. Дальше испытывать терпение Соломии и свое не стал, мы слились воедино. Достигли пика наслаждения одновременно, я зарычал, а Соломия, огласила округу воплем. Обессиленные наши тела, распростерлись на лежанке. Однако, близость такой женщины, через короткий промежуток времени, снова пробудила во мне силы. Теперь, ведущую роль, я заставил играть Соломию. Справилась она с поручением. Ее крик, снова разнесся по берегу. Мы любили друг друга до самого рассвета.

— Знаешь, Андрей, — лежа на моем плече, пошептала Соломия, — я думала, что знаю о мужиках все. — Уверена была, что умею, правильно совершать соитие. Ошибалась. Познав тебя, я испытала, такое наслаждения, которого не испытывала никогда в жизни. Все мое тело, трепетало от прикосновений твоих рук, дух захватывало от поцелуев, а ощущения тебя в себе, не могу словами передать. Счастливой будет баба, которая станет твоей женой, умеешь ты любиться и дарить наслаждение.

— Рад, что тебе понравилась. Хотелось доставить тебе удовольствие.

— Доставил, еще как! Я такая счастливая!

— Соломия, утехи, утехами, но скоро утро. Должен приплыть торговец живым товаром, уходить надо отсюда.

— Не завернет турок к нам. Я сняла вчера тряпку с шеста, ее Степан вешал, сообщая турку о наличии товара. Не увидит турок тряпку, проплывет мимо. Лучше поучи меня любиться. Ты много знаешь?

И я учил, всему, и до самого полудня. С большим трудом переставляя ноги, мы вышли на свет божий.

Я сходил, напоил и накормил лошадей. Соломия, хлопотала у печки, готовила, то ли завтрак, то ли обед, а не важно, главное поесть, восстановить силы.

После трапезы отдыхали.

— Соломия, сколько тебе нужно денег, для безбедной жизни в Вышгороде? У тебя там есть свой дом?

— У меня не просто дом, целое подворье, обнесенное высоким забором из бревен. Дом на высоком каменном фундаменте, о пяти комнатах, с крыльцом и двумя кирпичными печками. Хлев есть, на пять коров и трех лошадей. Большой птичник. Сарай на десяток свиней. Есть ледник и подвал. Две телеги, упряжь разная. Крепким хозяином был мой покойный муж. Казаковал. Ходил в набеги на басурман, всегда привозил богатые зипуны. Хорошо мы жили. Не стало мужа и детей, тяжко мне одной вести хозяйство. За какого-то горемыку выходить замуж не собиралась, а нормальный и порядочный мужик не попадался. Рогатую скотину и другую живность, продала. На вырученные деньги, накупила всяких женских и мужских украшений, начала торговать. Я уже тебе рассказывала. Сейчас подворье в некотором запустении, некому его в порядке содержать. А сколько денег мне надо, даже не знаю.

— Не бедная ты хозяйка, как я погляжу. Ну ладно. Тут, Петро Гнедой, перед смертью покаялся, и отдал мне в наследство, свое богатство. Намерен я, с тобой им поделиться. Мы с тобой, вроде, как породнились в постели.

— От родичания с тобой, у меня ноги, еще на место не встали, и лоно еще чуток ноет. А на богатстве Петра, крови может быть много.

— Да, может и есть кровь. Но, ты, денежки употребишь на пользу, а не для разбоя. Станешь жить по-человечески. Не будешь веслами набивать мозоли на руках. Подберешь себе достойного мужа. Подумай.

— Глянем, Андрей, что оставил, этот душегуб, распроклятый. Посчитаем, прикинем, и потом решим.

Я начал извлекать из тайников богатство. Соломия, задернула занавеску на окне, закрыла на засов, входную дверь.

Глаза Соломии горели, столько серебра, золота, она никогда не видела. Украшения: кольца, серьги и браслеты, Соломия, предложила лишить камней. Золото сплющить. Не ровен час, кто опознает свою вещь, беда приключится. С серебряными монетами Соломия разобралась моментом. Какая монета, и из какой страны, номинал. По моей просьбе, провела мне полный, двухчасовой, ликбез по товарно-денежным отношениям. Все эти талеры, пистоли, дукаты, марки и еще какие-то восточные драхмы, так и мелькали перед очами, упомнишь разве все. Не скажу, что все запомнил, но основное усвоил. Теперь полным бараном выглядеть не буду.

Сноровисто работая ножом, Соломия, выковыряла все камни из украшений. Я, используя два топора, плющил золото, уродуя украшения до неузнаваемости. Затем Соломия, делила серебряные деньги и золото. Почему она? А, по-вашему кто? Я еще слабоват в этой области.

Дележ закончен. Каждому, досталось, примерно, по шесть-семь килограммов денег. Внушительно выглядела горка серебра, и небольшая кучка золотого лома. Каменья тоже разделили, и по цвету и по размерам. Соломия, найдя в избушке небольшие кожаные мешочки, аккуратно рассортировала по ним деньги. Завязывая мешочки разноцветными тряпочками, объясняла, где и что лежит. Надеюсь, не перепутаю.

С чувством выполненного долга, поужинали.

— Андрей, а чем ты на жизнь зарабатываешь? Про меня все вызнал, а про себя ничего не сказал. Таишься.

— Лекарь я, Соломия, тем на пропитание и зарабатываю. Лечу людей, говорят, хорошо получается.

— Тогда давай вместе, поедим ко мне в Вышгород, я завтра планирую отплывать. Ты будешь лечить, а я поправлю хозяйство, займусь торговлей. Заживем.

— Надо все хорошо обдумать.

— Это, по-моему, лучше делать в постели.

Думать было некогда, до самого утра, повторяли пройденный материал. Ученица, экзамен сдала, на отлично, на очень-очень отлично. Лежит сейчас на моей груди, тихонько, посапывает.

Меня сон не сморил, я думал. Итак, что имеем? Начало семнадцатого века, территория, теперешней Украины. Кто ей владеет и управляет? Не знаю, пробел в знаниях, не интересовался историей, в рамках школьной программы. Где-то там глубоко в мозгах проскочила мыслишка о Польше. Допустим, что это так. Казаки. Значит войны и походы, к ним добавим, смерть и разрушения. Для лекаря работы много.

Россия. Ага, помню, смута тысяча шестьсот двенадцатого года, кино, такое видел. Там точно, поляки были замешаны. Кто царем нынче работает? Опять мимо, знания отсутствуют. О, вспомнил! Д’Артаньян и три мушкетера, Дюма написал. Вроде бы, в начале семнадцатого века события происходили. То во Франции, а я здесь.

Поехать с Соломией. Как женщина для постели, она приятная, во всех отношениях, но не более.

За счет чего, кроме врачевания, я смогу подняться в местном обществе. Могу изобрести, десятипроцентную настойку йода, на двести лет опередив время. В актив. Разработать совершенный самогонный аппарат, для получения чистого спирта. Тоже в актив. Улучшить могу, качество дымного пороха, если найдутся нужные ингредиенты. Принимается, но под вопросом. Подготовка убийц, которые голыми руками или подручными средствами лишат жизни любого. Это умение может быть востребовано, в первую очередь. С нужными умениями определился. Теперь подумаю, где их применять. Скажу по-умному. Все задумки можно реализовать, только при наличии производственной базы. Значит, мне путь, в город, желательно небольшой, вдали от столиц. Не рвусь я пока в первые ряды.

Определился. Прощаюсь и провожу Соломию. Забираю контейнер с инструментом, денежку, немного провианта, гружу лошадок, и на хутор к Ивану-рыбаку. Потом через Сычевку в Кременчуг. Все план утвердил и подписал. Мысленно хлопнул себя по лбу, в плане громаднейшая дыра. Я дитя, двадцатого и двадцать первого веков, совершенно не подумал об оружии. Без него, в этом веке, приличный человек, даже на улицу не выходит. Пошарю по сусекам новопреставленных Петра и Степана, может, что-то подберу.

Прощались с Соломией, ранним утром, три раза. Помог донести до лодки ее товар, немного харчей и ценности. Слезы у Соломии, тоже имелись.

— Ты очень хороший, — хлюпая носом, говорила женщина. — Запал мне в душу. Никогда тебя не забуду. Если Бог смилостивился, то, может я от тебя понесла. Не жалел, ты, для меня своего семени. Будешь в Вышгороде, мой дом для тебя всегда открыт. Прощай.

Дежавю, какое-то, подобные слова, мне уже говорила женщина, правда, в другом времени.

— Прощай и береги себя Соломия. Даст бог, свидимся еще. Прошу, не сори деньгами сразу, выжди до весны, а там понемножку, пускай в оборот.

Прощальный поцелуй, лодка отчалила.

Глава 11

Приступил к реализации ранее намеченного плана. Оружия в избушке обнаружил много. Четыре мушкета, одну аркебузу, пять пистолей, это из огнестрела. Целый бочонок пороха, килограмм десять свинцовых пуль. Холодное оружие, было представлено десятком сабель, и двумя дюжинами ножей. Я, конечно, могу работать с саблей, на довольно высоком уровне, но японская «катана» мне ближе. Не будем перебирать харчами, как говорил мой дед, отшлифуем технику владения саблей, с учетом сегодняшних реалий.

Перебрал весь «холодняк». Остановил взгляд на внешне неприметных ножнах. Извлек клинок. Ух-ты, а клинок сделан из очень хорошей стали, с непонятными нитевидными узорами. Старался неведомый кузнец, сотворив такое чудо. Больше часа драил ножны и эфес сабли. Оказалось, что накладки на ножнах и эфес, украшены растительными узорами, и сделаны из серебра. Не бедным, значит, был прежний владелец. Принял саблю на личное вооружение, в качестве основного вида. С таким красивым и богатым оружием, в людных местах появиться не стыдно.

Повторно перевернул всю избушку в поисках, возможно припрятанного оружия или ценностей. Не нашел ничего. Имеющегося оружия, достаточно, хотя помню поговорку — много оружия не бывает. Трудно не согласиться. Сабли, пистоли и мушкеты, в данной местности не производились, были так сказать «импортными» изделиями. Стоило оружие больших денег. Значит, ничего, даже дырявую пороховницу, я оставлять тут не буду. Упаковал имущество в несколько тюков, уже под вечер. В ночь выезжать не решился. Подкрепился остатками провианта, и улегся спать.

Утром, обиходил лошадей, начал погрузку. Я, лошадник-теоретик, практики никакой. С горем, пополам разобрался, что к чему. Осталось самому взгромоздиться на лошадь. Хорошо, смирная досталась кобыла, стерпела мои несуразные телодвижения. Умостился, вторую лошадь привязал к своему седлу. Откровенно говоря, если посмотреть на меня со стороны, то собака на заборе, выглядит симпатичней.

Передвигался вдоль берега Днепра. Если приходилось объезжать разливы и топкие места, старался держать берег в поле зрения, чтобы не заблудиться. Вместо обещанных Соломией двух дней пути, я добирался до хутора Ивана-рыбака, три дня. Последний день шел пешком, ведя лошадей, под уздцы. Не выдержала моя пятая точка издевательства, не готова она к такой нагрузке.

Иван-рыбак сидел возле добротного дома на бревне, заменяющим лавку.

— Добрый день Иван, — как можно приветливей, обратился я к мужчине. — Разреши заночевать?

— Я добрым день назвать не могу. Заночевать можно, на сеновале места полно. В дом не пущу, дочка у меня там, сильно страдает.

— И на том, спасибо. Дочь заболела, что ли?

— Ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? Какое тебе дело, до моей дочки?

— Я Андрей, лекарь. Если помочь надо, то давай, по мере сил постараюсь.

— Вправду лекарь?

— Да. Вон смотри на лошади сундук с моим лекарским скарбом.

— Так может, тебя Господь, мне послал. Пострадала, моя Лушка, от руки Остапа Тягнырядно. Хотел он ее утащить к себе в Сычевку на потеху. Не далась ему Лушка, так он в отместку, саблей ее полоснул. Еле кровь унял. Справная была девка, а теперь уродиной стала. Кто ее такую замуж возьмет?

— Давно это произошло.

— Два дня минуло.

— Грей Иван воды побольше. Свечи приготовь, темно же, поди, в доме. Стол нужен большой, чтобы Лушка на нем поместилась.

Иван бросился выполнять мои поручения. Я зашел в дом. Девушка лежала на лавке, стонала. Голова ее была замотана беленым полотном, через которое проступила, уже подсохшая кровь.

— Луша, меня зовут Андрей. Я лекарь. Не бойся. Давай я тебя посмотрю. Попробую помочь твоему горю.

Девушка никак не отреагировала на мои слова, продолжала стонать. Я сходил за своим контейнером, втащил в дом.

— Твой отец рассказал о беде, приключившейся с тобой. Раньше начнем лечение, может и обойдется все хорошо.

С трудом Лушка села на лавке. Стараясь не делать резких движений, я снял импровизированную повязку.

— Господи, боже мой, — вырвалось у меня.

У Лушки была рубленная, скальпированная рана головы, отрубленное правое ухо и серьезно повреждена кожа на правой скуле, почти, до подбородка. Все это висело на голове, свернутое в трубочку. Вдобавок, имелся длинный и глубокий порез кожи, правой надключичной части.

Для более детального осмотра и облегчения страданий, вколол Лушке лидокаин. Некроза поврежденных тканей пока не наблюдается, раны чистые без нагноения, уже хорошо. Прикинул предварительно ход, предстоящей операции.

— Значит, слушай меня девица, — не терпящим возражения тоном, начал я говорить. — Я, вначале, заштопаю твою рану на ключице. Перевяжу. Потом, выстригу на голове вокруг раны волосы, не волнуйся, со временем отрастут. Затем верну на место ухо, пришью. В завершение, аккуратно зашьем остальное. Думаю, у меня все получится.

Лушка ничего мне не ответила, только умоляюще смотрела на меня.

Иван принес горячую воду, и небольшую деревянную шайку. На огромный обеденный стол поставил два подсвечника на три свечи. Рядом положил десятка два свечей. Порывался мне помочь. Пришлось настойчиво вытолкать Ивана за дверь.

Избавил Лушку от одежды. Отмыл ее всю от крови, остриг часть головы. Уложил на стол. Приготовил инструменты для операции. Для надежности, еще вколол дозу лидокаина. Зажег свечи, приступил к работе.

Самым сложным, было совместить и пришить ушную раковину к слуховому проходу. Похвалю себя, сделал на совесть, даже распорки вставил, во избежание деформации уха. Самым тщательным образом ушивал рану на скуле. Ведь Лушка девушка, ей еще мужа искать, поэтому, навыки, полученные в клинике пластической хирургии, задействовал по максимуму. Сколько времени потратил на операцию, я не знаю, часов нет. Как не давила меня зеленая и мерзкая жаба, из своего контейнера извлек два пакета бинтов, перевязал пациентку, и вколол антибиотик. В сундуке отыскал одежду девушки. Одел. Перенес и уложил на лавку. Все. Теперь будем ждать.

Вышел из дома, и сразу же столкнулся с Иваном, наладившемся, пообщаться с дочерью.

— Не ходи к ней. Лушке покой нужен. Когда она последний раз ела?

— Почитай два дня прошло. Не хотела она ничего есть, только плакала. Грозилась, наложить на себя руки.

— Будет у нее все хорошо, вылечим. Если есть у тебя куры, то к завтрашнему утру, приготовь бульон, жевать она пока не сможет.

— Спасибо тебе Андрей, — кланялся в пояс Иван. — До конца жизни, обязан, тебе буду, спас дочку мою.

— Ладно, с благодарностью. На постой у тебя придется разместиться до полного излечения Лушки. Присмотр за ней нужен, особенно в первые дни. Думаю, что седмицы через две, швы снимать можно будет.

На пятый день, отек с лица у Лушки спал, стало оно пропорциональным, не таким пугающим. Каждодневный осмотр и перевязки делал по утрам. На шестой день, Лушка улыбнулась.

На десятый день, перед вечером на хутор Ивана, прискакали два казака, разбойного обличья. Вели себя по-хозяйски. Требовали от Ивана свежей и копченой рыбы. Орали, сквернословили. Один, невысокий, широкоплечий казак, забежал в дом. Увидел перевязанную Лушку и меня.

— Так ты ведьма, жива, осталась? — обрадованно завопил казак. — Повезло нам, позабавимся с тобой. Покачаемся на сене, помнем, от души, твои титьки. Остап думает, что ты отдала Богу душу, а ты живехонька. Для казака баба, да в соку, само то, что надо.

— Ранена она, слабая, — сказал я, вставая.

— Тебя никто не спрашивал. Ты кто?

— Лекарь.

— Иди, лекарствуй, не мешай мне мужским делом заняться. Не то, снесу голову.

Казак, выхватил из ножен саблю и замахнулся на меня.

Все произошло на автомате. Уход под вооруженную руку, резкий удар в область солнечного сплетения, затем легкий удар в переносицу. На пол первой упала сабля, а за ней ее обладатель. Шапку, в качестве кляпа в рот казаку, кушаком надежно связал руки и ноги. Затолкал под лавку, прикрыл половиком. Теперь со вторым разобраться.

Второй казак, тряс Ивана.

— Тебя в дом зовут, — сказал я казаку, отступая в сторону.

— Что там?

— Баба там для потехи.

— А-а-а, это я люблю, — отталкивая Ивана, скалясь, проорал казак.

Во всю прыть, казак, рванул к двери. Мой удар, в основание черепа, не дал ему закончить маневр. И этого спеленал на совесть.

— Иван, это кто такие?

— Разбойники из шайки Остапа Тягнырядно. Называют себя казаками, а ни в одном походе не были. Грабят где-то людей. В Сычевке, логово у них. После грабежа, месяц бражничают, а потом снова уходят на промысел. Эти приехали за рыбой, закуску почти всю съели. В округе все хутора, навроди моего, эти бандиты разграбили и пожгли. Не смогли их поймать на горячем. Настал, значит, и мой черед, идти по миру с сумой. Лушку жалко, замордуют.

— А сколько людей в шайке Остапа?

— Десяток остался, остальных видно побили.

— А мы, сейчас, гостей дорогих поспрашиваем.

Утащил на сеновал широкоплечего. Пытался разговорить. Кроме мата и угроз, никакой полезной информации. Свернул шею. Второго тоже на сеновал. Показал бездыханное тело сотоварища, задал вопросы. Тоже, поток ругани и угроз. Привязал крепко к столбу. Стянул с него шаровары. Достал свой любимый скальпель. Пообещал казаку, лишить детородного органа. Проникся, заговорил.

В Сычевке Остап Тягнырядно и его подельники, отдыхают. Из жителей в деревушке, только десять баб, все неруси. Их Остап захватил у одного торговца, то ли грека, то ли татарина. Обслуживают эти бабы казаков по очереди. Староста деревни — Свирид, лучший друг Остапа, он хранит наворованное, как цепной пес. Бандит подробно описал Свирида. Сегодня решили хорошо погулять, потому-что через два дня, Остап намерен выехать и пощипать торговый караван, под Черниговом. Я информацию принял, а разбойника отправил в мир вечной ночи.

— Иван, этих надо прибрать без следов, — отдал команду.

— Так людьми же были, похоронить бы.

— Людьми были они при рождении, а теперь разбойники. Тащи их к Днепру, я сам все сделаю, раз ты такой жалостливый. Они, даже раненую твою дочку не собирались жалеть.

В потемках, вместе с Иваном, загрузил бандитов в лодку. Отплыл недалеко от берега, вскрыл скальпелем обоим разбойникам брюшины, и выбросил в воду. Жестоко? Да, жестоко, сами напросились. Теперь предстояло решать участь остальных членов банды, потому-что будут искать подельников. А найдут Ивана с дочкой, и меня в придачу. Обрекать людей, давших мне временную крышу над головой, на страшную смерть мне не хотелось, и своя голова на плечах не надоела.

Приготовился к ночному походу на Сычевку. Взял пару хорошо наточенных ножей. Вымазал лицо и руки сажей из печки. Повалялся в траве, окрасив джинсовый костюм зеленью. Легкой трусцой побежал к Сычевке. Давненько не бегал, дыхалка ухудшилась, надо восстанавливать кондиции.

К моему прибытию в деревеньку, гульбище уже закончилось, участники утихомирилось. Решил, множить всех на ноль, не взирая, на половую принадлежность. Удивился, деревня, а собак не слышно. Начал с крайнего дома. Тихо проник, без лишнего шума лишил обитателей жизни, тихо вышел, и двинулся дальше. Короче, все ушли в мир иной. Последним уходил Свирид. Тяжело уходил, не хотел он, поделиться со мной богатством Остапа, упорствовал. На пятом сломанном пальце внятно заговорил. Нашелся богатый тайничок. Сукно рулонами, обувь и одежда тюками, серебряные подносы, чаши, ложки, все имелось. Ничего этого мне не надо, по нему могут опознать. Увесистый сундучок с денежкой в самый раз. Деньги лица не имеют. Ссыпал монеты в мешок. Собирался уже уходить. Долго боролся с желанием собрать все оружие разбойников. Осторожность победила жадность. Потом решил, тщательнее, замести следы. Всех бывших обитателей деревеньки, перенес в дом Свирида, рассадил по лавкам. Натаскал дров, соломы, поджег, и побежал на хутор Ивана.

Спрятал на сеновале добычу, отмылся, и успел подремать часок, прежде чем меня разбудил Иван.

— Паленым откуда-то тянет, — вертя головой, сказал Иван. — Кажется, от Сычевки, может бандиты ее пожгли.

— Нам какая забота? Перепились, наверное, вот за огнем и не уследили.

— Не нравится мне это.

Потом, каждый занялся своим делом. Иван, приготовив лодку и сети, вышел на рыбалку. Я занялся осмотром Лушки, которая впервые заговорила со мной.

— Скоро ты с меня повязки снимешь? Лицо чешется.

— Потерпи немного, придет время, сниму швы и от повязки избавлю. Я тебе каждый день лицо протираю, чистое оно. Заживление идет хорошо.

— Хотела спросить. Зачем ты меня, Андрей, в самом начале, донага раздел? Хотел посмотреть голое тело девичье, или какая другая надобность была? Тогда я ничего толком не понимала, от боли страдала. Мне все едино было, кто со мной, что делал. Сейчас, только задумалась.

— Приступая к лечению, мне нужно было очистить места ранений. В раны могла попасть грязь, вызвать жар и нагноение. Поэтому, я избавил тебя от испачканной и залитой кровью одежды. Все лекари так делают.

— Ох, что-то мало вериться. Твои, бесстыжие серые глаза, тогда меня, всю, как бы облапили. Видел бы ты себя со стороны. Я хоть и слабая была, но заметила, твой взгляд.

— Ничего такого даже не помышлял, только лекарский интерес. Все, осмотр закончил, можешь приступать к приготовлению завтрака.

Дальнейшая наша беседа с Лушкой, была прервана стуком копыт и скрипом телег. К хутору Ивана подходил длинный обоз. Впереди, на красивом коне, ехал, пестро одетый, вооруженный всадник. Подъехал к подворью.

Глава 12

— Добрым людям, доброе утро, — улыбнувшись в усы, сказал всадник. — Мы остановимся, передохнем и раненых казаков обиходим. Не стесним, надеюсь.

Телеги и возы, съезжались, начали образовывать, подобие круга. В каждом транспорте, по два-три человека лежали раненые казаки.

— Ты кто? Раньше я тебя здесь не видел. Где Иван? — сыпал вопросами предводитель.

— Я лекарь Андрей. Сам здесь на постое, болящую дочку Ивана лечу. Хозяин хутора на Днепре, рыбу ловит.

— Лекарь! Помоги нам, если можешь. Почти сотня казаков в возах пораненные. Наказной атаман с нами, совсем плохой.

— Помогу, конечно. Тебя как зовут?

— Сотник я, Иван Салоед.

— Тогда, прикажи поставить шатры, если есть, лучше в три ряда. Я разделю казаков по тяжести ранений, скажу, кого в какой ряд класть. Назначь мне в помощники четверых крепких казаков. Собери и снеси в дом все запасы вина и горилки, понадобятся.

Закипела работа. В принципе привычное дело, сортировка раненых, учили меня неплохо. Каждому казаку на лбу, сажей, в зависимости от тяжести ранений ставил отметку. Одна черточка, очень тяжелый случай — в первую очередь, две — во вторую, три-последний. Лушка, по моему распоряжению, приготовила обеденный стол, на нем я буду оперировать. Приготовил инструменты.

Первым принесли атамана. Ранение в плечо, похоже, копьем ударили. Снял повязку. Рана красная, отечная, воспаленная. Понимаю я, что семнадцатый век, никто не умеет и не знает, как проводить дренирование ранений. Скальпелем вскрыл и расширил рану, в передней плоскости. Осмотрел, извлек несколько, небольших обрывков материи. Обработал горилкой. Перевернули атамана на живот. Выходное отверстие раны с неровными, рваными краями чистое, без инородных тел. Продезинфицировал горилкой. Произвел послойное ушитие разорванных мышц, зашил кожные покровы с обеих сторон. Атаман в сознание не пришел, но дыхание ровное, наполняемость пульса нормальная, жить будет.

Потом я уже не обращал внимания, кого клали на стол. Быстрый осмотр, принятие решение, операция. Работал, как робот. К вечеру, по моим прикидкам, тяжелораненых казаков, всех прооперировал. Ко мне подошел Салоед.

— Андрей, сядь, передохни, а то режешь и шьешь, не поднимая головы. Твои помощники уже с ног валятся, а ты, как двужильный. Хочешь люльку, покури.

— Спасибо за заботу, некогда. Раньше окажу лекарскую помощь казаку, есть надежда, что останется с руками и с ногами, а не калекой. Поесть бы не помешало.

— Хлопцы, тебе турецкий напиток сварят. Горький очень, но мозги прочищает, похлеще горилки.

— Пусть они лучше все принесут мне. Если это тот напиток, о котором я знаю, то научу, как правильно его готовить.

Казаки принесли кипяток и грубо меленные зерна кофе. Запах свежего натурального кофе, напомнил мне о прошлом будущем. Показал, как правильно варить кофе. Смакуя, опорожним кружку. Снова за работу.

С короткими перерывами на перекус и кружку кофе, я работал до вечера следующего дня. Потом все, батарейка моего организма разрядилась, я отключился.

Проснулся мгновенно, вроде бы, кто-то меня толкнул. Никого рядом не было. Раннее утро. Ополоснул лицо, побежал осматривать раненых казаков. Все были в порядке, только у одного, раненого в ногу казака, я заметил признаки, начинающейся гангрены. Повторная операция. Скрепя зубами, потратил на него дефицитный, для теперешнего времени антибиотик. Была бы польза.

Салоед, ходил за мной по пятам, все присматривался к моим манипуляциям и действиям.

— Ловко у тебя, Андрей, получается. Сам ни вжись так не смогу.

— Опыт лекарский у меня большой, потому и кажется, что все легко и просто.

— Андрей, а басурманина-татарчонка, ты вылечить можешь? В полон мы одного взяли. Только побился он, падая с лошади, руки и ноги в неправильные стороны торчат, а так целый.

— Да какая разница христианин или басурманин, человек устроен одинаково. Несите в дом, посмотрим.

Казаки принесли на епанче, молоденького татарина. Он был без сознания. Позвал Лушку, попросил принести теплой воды. Надо было татарчонка обтереть влажной тряпицей, а то пахнет он неприятно. Начал снимать одежду, и опешил. Под нательной рубахой угадывались небольшие девичьи груди. Дела, однако. Казаки, похоже, не разобрались, не увидели, что девку полонили.

Вместе с Лушкой избавил татарку от одежды полностью. Лушка аккуратно, с моей помощью обтерла татарочку влажной тряпкой. По-хорошему, пострадавшую лучше помыть, наверное, давно не принимала водных процедур. Ничего и так сойдет, для начала, грязь стерли. Тощая оказалась татарская воительница, ребра торчат, живот впалый.

Внешним осмотром, диагностировал вывих левого плечевого сустава, вывих левого бедренного сустава, закрытый перелом правой руки. Каково состояние внутренних органов, после падения с лошади, сказать трудно. Как мне здесь не хватает аппарата УЗИ и не только его! Мечты, мечты. Обойдемся тем, что есть, руками. Начал пальпацию.

— Что ты, при мне, эту басурманку щупаешь, охальник, не совестно? — возмутилась Лушка. — Наших, православных баб тебе не хватает?

— Луша, я не щупаю, а проверяю состояние ее внутренностей. Она упала с лошади. Видишь, как поломалась. Вот нажимаю я ей на живот и бока, проверяю. Если, там, что-то не так, даже бессознательный человек, стонать начнет. Никаких у меня плохих мыслей, в отношении татарки нет, окромя, лечебных. Позови моих помощников, татарку крепко держать надо, когда я ей кости править буду, ты не удержишь, хоть она и выглядит ребенком.

Пришедшие казаки, сначала крестились, а когда поняли, что я от них хочу, с удовольствием кинулись держать татарку. Примерно за полчаса управился. Одели больную в старую рубаху Лушки.

Через день, для разговора меня пригласил наказной атаман Василий Крутиус. Бледный, крепкий, с хорошо развитой мускулатурой, сорока-сорокапятилетний казак с волевым лицом, лежал в шатре.

— Как звать, тебя, лекарь-кудесник? — слабым голосом, спросил Василий. — Откуда взялся? Сотник Салоед, хвалит тебя очень. Говорит, всех, братчиков-казаков, ты полечил, никто не умер. Хвалю.

— За похвалу спасибо, зовут меня Андрей, сын Михаила, родом, если верить рассказу отца из Смоленска, — ответил я с поклоном атаману.

Потом изложил атаману, выдуманную историю моего жития. Об учебе лекарскому делу во Франции, работе лекарем в Венеции. Про гибели отца в морской пучине. О желании вернуться в родные земли, чему помешали разбойники, напавшие и пограбившие судно, на котором плыл по Днепру. Рассказал, как терпел нужду и помогал страждущим людям. Благодарил Бога за то, что помог выйти к хутору Ивана-рыбака, где нашел временный приют. В рассказе был убедительным, надеюсь, атаман поверил.

— Да, покидала судьба тебя по свету, — резюмировал атаман. — Что думаешь делать дальше?

— Лечить казаков буду. Пару седмиц, вам в гостях у дядьки Ивана еще быть, а там посмотрю, куда податься. А где вас так татары потрепали, больно много раненых?

— Все, кого ты здесь видишь, это остатки от трех сотен, шедших, на соединение с полком казаков, под Граковец. Нанялись мы помогать австриякам турок бить. Вышли на окраину Дикого поля, а на нас налетели крымчаки, ордой, тысячи две. Ждали нас они. С утра и до позднего вечера бились. Отступили басурмане. Больше половины, наших братчиков, сложили буйные головы, остальные поранены. Ночью, похоронив казаков, двинулись в обратный путь. Многие раненые не выдержали дороги, померли. Поправимся, пойдем домой в Черкассы. Если некуда тебе приклонить голову, приставай к моему войску, справный лекарь нам очень нужен.

Аудиенция закончилась. Беседа с атаманом, заставила задуматься. Предполагал я обосноваться в Кременчуге. Городишко маленький, это плюс. Промышленность и ремесла, там могут быть в зачаточном состоянии, что не позволит мне реализовать мои амбициозные планы, жирный минус. Черкассы, город сравнительно большой, людей больше живет. Значит, и специалисты там оседают, мне это на руку. Водный путь по Днепру, что вверх по течению, что вниз, в наличии. Опять же лес в округе, строительный материал, под боком. Выходит, Черкассы, предпочтительней Кременчуга. Держим путь туда, не пропадем.

Сегодня утром, снял у Лушки швы на лице. Порадовался качеству своей работы, и лишний раз, мысленно похвалил себя за правильно вложенные инвестиции, в обучение пластической хирургии. Шрам на щеке был совершенно незаметным, ухо, прижилось отлично. Имеющаяся желтизна на лице, постепенно сойдет, и Лушка может радоваться жизни. К весне, от проведенной операции, следа не останется.

— Все красавица, живи до ста лет, — сказал Лушке. — Улыбайся и радуйся. Повязка тебе не нужна. Платком прикроешь, выстриженный участок на голове, не переживай, отрастет. Поверь моему опыту, все будет хорошо. Если есть зеркало, посмотрись, убедишься, не вру.

— Зеркала нет. Я верю тебе, не врешь. Понять не могу, откуда у тебя опыт, о котором, ты, все говоришь? Возраст у тебя не древнего старца. Ты, молодой, статный и красивый парень, ну, двадцать лет тебе, не больше.

— Ладно, иди, покажись отцу, пусть посмотрит.

Лушка убежала, а меня озадачили ее слова. В двадцать первом веке, перед катаклизмом мы праздновали мое, тридцатипятилетие. Лушка, дала мне двадцать, то есть минус пятнадцать лет, получается. Не-а, я нормальный доктор-материалист, такого не бывает, наука еще не нашла «молодильных» таблеток, и я их не принимал. Тогда, что могло произойти? Может, временной перенос, сказался на моей внешности? Скинул куртку и рубашку, начал исследовать свое тело. Шрам от аппендицита на месте, его мне удалял папа в пятнадцать лет. Порез на предплечье правой руки, зашитый на первом курсе института, присутствует. Прощупал левое надбровье, там должен быть шрам, память о подарке в тридцать лет, от воинственных жителей города Басры. Не нахожу. Взял зеркало для осмотра брюшины, пригляделся. Мама родня! Я, в самом деле, помолодел. Внимательно осмотрел свою фигуру. Она, как всегда в отличном состоянии, кожные покровы чистые, мышцы в тонусе, накачаны, жировых отложений не наблюдается. Тогда, становится понятным, откуда у меня появилась юношеская выносливость в постельном марафоне. Честно сказать, захотелось поплясать. Подумать только, скинуть пятнашку, это просто замечательно, правда, оказался в прошлом, не по своей воле.

В обед, на хуторе случился переполох. Лушка обнаружила пропажу нашей пленной татарки. Я грешным делом, подумал, что казаки, решили отомстить за гибель боевых товарищей, по-тихому, удавили басурманку. Нехорошо подумал, никто ее не трогал. Сама уйти она не смогла, на одной действующей ноге, все остальное в лубках и повязках. Один из казаков, случайно, в тридцати метрах от дома, в кустах нашел, бессознательную беглянку. Доползла она туда, и видно силы кончились. Принес я ее опять в дом, уложил на стол, проверил фиксацию конечностей. Все нормально, не повреждено. Похлопав, по щекам, привел в сознание татарку. В ответ, вместо спасибо, непонятное шипение. Попытался пообщаться с татаркой. Мотаясь по командировкам, помимо основных языков, я подучил еще несколько. Мог общаться на бытовом уровне. Татарский язык, казанского разлива, мне помогал осваивать друг Ринат Хайруллин.

— Как тебя зовут неразумное дитя? — как можно четче, произнося слова, обратился к беглянке.

Ее словно ударили. Она дернулась всем телом. Я понял, что она поняла мои слова. Вскинула на меня, свои карие, злые глаза.

— Ты все поняла, отвечай. Тебя никто не обидит.

Ответа не последовало.

— Я лекарь. Это я тебе лечу ногу и руки. Ты могла умереть, если и не умереть, то калекой бы осталась на всю жизнь.

— Алия, — несмело сказала татарка.

В дом зашел сотник Салоед, сказал, что у него есть толмач, знающий татарский язык, как родной, может помочь в общении. Отказываться я не стал.

Из разговора Алии и толмача, я понял, что она дочь, то ли мурзы, то ли бека, кочующего возле Ак-мечети. Где это, понятия не имею. У отца рождались только девочки, а он хотел сына, поэтому, Алию, воспитывал, как мальчика. В набег ее взял отец впервые, хотел приобщить к ратному делу. Случайно упала с коня и попала в плен. Убежать хотела, боялась. Ей дома говорили, что неверные, едят татар по праздникам в домах своего бога. Рассмешила.

Две недели пролетели в заботах. Большинство казаков могла спокойно сесть в седло и проделать путь до Черкасс, без ущерба для здоровья. Десяток казаков, из числа тяжелораненых, поправлялся, но медленней, и ехать могли, только на телегах. Решили взять с собой Алию, у нее еще рука не срослась, сказывался скудный рацион степных народов.

Назначили день отъезда. Ночью меня, на сеновале, где я обитал в единственном числе, навестила Лушка. Без лишних слов, она бросилась ко мне с поцелуями.

— Андрей, любый, — приговаривала девушка, — проснись.

— Уже проснулся.

— Хочу поблагодарить тебя, за то, что спас меня от смертного греха, — начала раздеваться девушка. — Я хотела себя жизни лишить, не представляла, как буду жить страшилищем. Плакала и молилась. Господь услышал меня. Твоими руками он явил чудо, моего исцеления. Денег у нас с отцом нет, возьми, взамен, мое целомудрие.

— Луша, ты говоришь, что я уже спас тебя от греха, так зачем, ты, хочешь ввергнуть нас обоих в смертный грех, под названием блуд. Ты красивая девушка, найдешь себе пару, обвенчаетесь. Не надо, нам сейчас делать того, о чем со временем придется пожалеть. Одевайся и уходи.

— Ты отвергаешь меня? Почему?

— Не отвергаю, а удерживаю, от неразумного поступка. Представь, полюбимся мы, я уеду, ты останешься одна. А если семя нашей любви, упав на плодородную почву, прорастет, и появится плод. Как ты отцу объяснишь? Я, например, загляну к вам через некоторое время, так твой отец, поломает об меня не одно весло, за то, что тебя чести лишил. Скажи, оно, нам надо?

— Слова твои правильные. Согласна я, что грешно, без венчания любиться. А как быть? Больше ничего дорогого у меня нет.

— Теперь, есть. Первое, это мое хорошее мнение о тебе, и вот возьми эту торбочку. Тут немного денег, я накопил, за время странствий, вам с отцом они нужнее. Уеду я с казаками. В Черкассах, я заработаю больше, не сомневайся. Попробуешь отказаться, выпорю. Знаешь что, уходи, поскорей, не искушай, мужчина, я всё-таки.

Лушка смачно поцеловала меня в губы и убежала.

Очень глубоко, сидящий во мне моралист, пожурил меня за то, что с Соломией, я себя так не вел, а беззастенчиво предавался плотским утехам, несмотря на греховность отношений. Замолчал он, моралист, только после моей оправдательной мысли, что не греховодничал я, а оказывал посильную сексуальную помощь, безутешной вдове. Получилась ничья, каждый остался при своем мнении.

Глава 13

Завтра в Черкассы, начинается новый этап моего пребывания в средневековье.

Дорога, она и в средние века дорога. Если в просвещенном двадцать первом веке, мы возмущались, плохим дорожным покрытием, наличием очередей в кассах автостанций за билетами, неудобным расписанием движения транспорта, и многим другим. То скажу вам прямо, с жиру мы бесились. В начале семнадцатого века, дорог, в нашем понимании, не существовало вообще. Были обозначены направления, прорублены просеки в лесах, и все, инфраструктура кончилась. Счастье, если встречается хутор или деревня, где за небольшую плату, можно получить крышу над головой и пищу. Незнакомому с местностью человеку, куда-то добраться без проводника, очень сложно. Постоялые дворы встречались на дорогах «государственного» значения.

Я решил приучать себя, к единственно доступному и надежному, в этом времени, средству передвижения, к лошади. Мужественно терпел, многочасовые ежедневные переходы. Хорошо, что быстрых скачек не было, потому-что, скорость нашего следования, определял обоз. Лошадки, тянувшие телеги и возы, никуда не торопились. Даже не смотря на щадящий темп езды, вечерний привал, я ждал с нетерпением.

Казаки, останавливались в выбранном месте, выстраивали в круг повозки, расставляли шатры, выставляли часовых. Через час ужин был готов. Быстрый прием пищи и отбой.

Несколько раз, по вечерам, беседовал с атаманом Василием Крутиусом. В основном он рассказывал, о боевых походах казаков, отмечал тяжесть жизни народа в добывании хлеба насущного. Возмущался непомерным «аппетитом» отдельных польских управителей в Черкассах. Каждая беседа, была для меня открытием, так как я полный профан в истории. Единственное, что помнил, это о воссоединении Украины с Россией в тысяча шестьсот пятьдесят четвертом году. Самая яркая для меня, тогдашняя, личность — гетман Богдан Хмельницкий. До известных мне событий, еще более тридцати лет. Поэтому, слушаю и запоминаю.

На девятый день, въехали в Черкассы. Город не впечатлил. Небольшой «островок», одноэтажных каменных зданий в центре, остальные сплошь деревянные. Улицы узкие, грязные, запашок везде.

По распоряжению Крутиуса, я разместился на постой, на окраине города, в доме, пожилой вдовы, тетки Марии. Приняла она меня хорошо. В крепкий сарай поставил лошадей, нехитрый свой скарб, занес в дом. За талер в месяц, обещала предоставлять крышу и кормежку. Поставила жесткое условие, не пьянствовать и не водить гулящих девок. Кто бы возражал, сам не намерен, так поступать, не тот характер.

Статус казачьего лекаря, на первом этапе, закрепления в городе, меня устраивал. Но хирург военно-полевого направления, коим я был, чтобы не потерять квалификацию, обязан практиковать, резать и шить. С этим наметились проблемы. Помещения нет, клиентура, пока тоже отсутствовала. Потолкался на базаре, послушал народ. По интересующей меня теме, информации не получил. Поспрашивал тетку Марию, об организации, так сказать, здравоохранения в городе. Лекарский корпус Черкасс, по ее словам, представлен: двумя травницами — они же повитухи, вредным дедком-костоправом, и иноземным лекарем — при городской управе. Между собой врачеватели, воедино никак не связаны, друг другу не помогают. Иноземный лекарь, простой люд не лечит, по причине их низкой платежеспособности. Получается, места среди лекарской элиты мне не найти.

Пошел к атаману, поделился своими проблемами.

— Тю, на тебя, Андрей, я думал, действительно что-то стряслось, — смеялся атаман, — с таким кислым лицом, заявился. — Молодец, что думаешь о народе, и о себе не забываешь. Когда в кошеле, позвякивает серебро, душе радостно и покойно. Найду я тебе не один дом, а несколько. Сразу думал предложить, не знал, как ты, к этому отнесёшься.

В пятнадцати верстах от Черкасс, есть у меня небольшой хуторок, еще дед ставил и владел. Там все есть. Восемь домов, баня, сараи, сеновалы, живность разная. Жильцов там немного, два старых казака и три бабы. Частоколом крепким хутор обнесен, от дикого зверя и лихого люду. Вышку дозорную в прошлом году поставил. Управляется там моя дочка с крестной своей Варварой. Дочка у меня увечная, но красивая девка.

— Атаман, да я готов, хоть сейчас ехать! Дай только проводника.

— Ну-ну, не горячись, поедим, денька через два. Управлюсь с делами пока.

Глава 14

Атаман, сотник Салоед, я и два молодых казака, выехали на хутор утром, в назначенный атаманом день. Расстояние небольшое, но осенний холодный дождь, напрочь, испортил всем настроение. Хорошо, что я, за период не долгого пребывания в Черкассах, с помощью тетки Марии, приобрел себе целый ворох разной, в том числе и теплой по сезону, местной одежды. Внешне теперь меня отличить от местного жителя, было почти, невозможно. Не привык, правда, еще к местной моде.

Скромничал Василий Крутиус, называя свой маеток, хуторком. Хутор, располагающийся на возвышенности рукотворного внушительного острова, больше походил на небольшую крепость, с мощной, в три человеческих роста деревянной стеной. Не удивлюсь, если эта стена, построена из дубовых бревен. Имелся широкий, обложенный диким камнем, и наполненный водой ров. Через ров, к въездным воротам, построен мост, последняя секция которого, подъемная. Когда проезжали через ворота, я заметил, что сделаны они из половинок дубовых бревен, до полуметра толщиной. Серьезное укрепление получилось. Весь двор, тоже был выложен диким камнем, так, что чистота обеспечена.

Поставили лошадей в конюшни. Салоед с молодыми казаками, ушел к местным старикам, а меня Василий повел знакомить с домочадцами.

Зайдя в горницу, я увидел Оксану. Невероятно! Я вижу, мою Оксану из двадцать первого века, сидящую в кресле!

— Оксана, золото мое! — воскликнул я, и, не отдавая отчета, своим действиям подхватил ее на руки.

Я обнимал ее, целовал глаза, губы, шею. Кружился с ней по горнице. Я ощущал ее упругие груди, я слышал ее частое дыхание. Чувства переполняли меня. Сколько длилось это приятное безумие, точно не скажу, потерял время.

— Лекарь, угомонись, — вернул меня к действительности, спокойный голос атамана. — Посади Оксану на место. А как ты узнал ее имя? Я тебе его не говорил. Смотри, смутил мне дочку, вон сидит, вся красная и лыбится. На первый раз прощу, так и быть, но попробуй еще раз распустить руки и губы, получишь от меня.

На ходу придумал историю о вещем сне, который приснился мне, перед самым отъездом на хутор, где основным действующим лицом была Оксана. Не знаю, поверил мне атаман, или сделал вид, что поверил, но не огрел нагайкой. Крутиус, стоял, и ухмылялся в свои роскошные усы.

Весь красный как рак, я опустился на колено перед Оксаной.

— Милая Оксана, меня зовут Андрей, — глядя в зеленые глаза девушки сказал я. — Прошу прощения, если я доставил неудобства своим бурным проявлением чувств. Поверь, я не хотел тебя обидеть. Все случилось помимо моей воли, таким явственным был сон, я его запомнил очень хорошо. Захожу, а тут ты, Оксана, из моего сна, ну и не удержался. Беру Господа нашего в свидетели и заявляю, что помыслы мои чисты!

— А что еще тебе снилось? — тихо спросила Оксана.

— Если твой отец не рассердится, то скажу.

— Говори Андрей, чего уж там, — сказал, присаживаясь за стол Крутиус. — Ты, не робей, ты же казак.

— А была, ты во сне Оксана, моей любимой женой, матерью наших троих очаровательных близнецов, двух мальчиков и одной девочки. Стояли мы с тобой, обнявшись, на берегу моря. Теплые волны, касались наших ног. Детвора строила замок из песка. Небо было синее-синее. Нам было хорошо и спокойно.

— Красиво, — мечтательно сказала Оксана, — теплые волны моря. — Я не видела моря и не знаю, какое оно. Детки-близнецы, да еще и трое, это Божий дар. Очень жаль, что мне в жизни не суждено испытать такую радость.

Оксана опустила голову, и по щекам покатились слезы.

— Оксанка, солнышко мое, не плачь, все у нас будет хорошо, — пытался утешить девушку.

— Кому нужна калека? — всхлипывала Оксана. — Мне уже восемнадцать лет, из них три года, я сижу в этом кресле. Упала неудачно с лошади, и теперь, не могу ходить, левая нога изувечена.

— А я тогда зачем здесь? Все свои знания и умения приложу, но тебя на ноги поставлю. И не только поставлю, но к осени, под венец поведу, если на то будет отцовское благословение.

— Прыткий ты Андрей, — только и выговорил Крутиус. — Первый раз девку увидел, и сразу под венец. Не давай обещаний, которые не можешь выполнить, а если слово дал, то умри, но сдержи его.

— Вот я его прямо сейчас и начну держать. Как лекарь, прошу атаман, покинь помещение, я начну осмотр больной девушки. Тебе незачем здесь находиться. Крестная будет присутствовать, смотреть, чтобы никто потом не подумал, что я с Оксаной занимался непотребными делами.

Окинув меня удивленным взглядом, Крутиус вышел из комнаты.

— Вас, как по отчеству, уважаемая Варвара? — спросил крестную.

— Петровна, — недоуменно, ответила крестная.

— Тогда так, Варвара Петровна, накройте стол чистой скатертью или полотном все едино чем. Избавьте от одежды Оксану, оставьте одну нательную рубаху. Я ее уложу на стол и буду осматривать. Только не пугайтесь, подол рубахи я скатаю до самой поясницы, оголив попу и лоно.

— Ты в своем уме Андрей, если кто узнает, что ты задирал подол Оксане, это позор? — возмутилась Варвара Петровна. — Не каждый муж, видит свою жену полностью без одежды.

— Вы никому не скажите, я никому не скажу и Оксана, тоже молчать будет. Кто тогда узнает и от кого? Это не моя прихоть, просто посмотреть на голую девицу, мне нужно выяснить, почему Оксана не может нормально ходить.

Ворча себе что-то под нос, Варвара Петровна застелила стол, и начала раздевать девушку. Оксана, так и сидела, мне кажется, еще не осознавала, что здесь происходит.

Все готово. Я положил Оксану на стол, начал осмотр.

Левая нога имела явные следы закрытого перелома. Хорошо, что ступня и пальцы не потеряли чувствительность. При легком вращении ступни, Оксана испытывала боль. Неизвестный мне костоправ, в общем-то собрал ногу, но не совсем правильно. Большая берцовая кость сложена, и срослась нормально. А вот с малой берцовой, костоправ схалтурил, от не знания. Там, вероятней всего, был осколочный перелом со смещением. Похоже, мой коллега, просто подтолкнул кусочки к линии перелома, наложил лубки, и все. Предполагаю, что кость срослась вкось и вкривь. При прощупывании определил, что осколок или осколки кости вошли в мышцы, может даже задевали ахиллово сухожилие, о чем говорит, по словам Оксаны, пекущая боль, при воздействии на ступню. Эх, как не хватает рентгена! Работы над Оксаной предстояло очень много. А с учетом того, что за три года мышцы на ноге почти атрофировались, то реабилитационный период будет очень трудным и долгим. Не зря я сказал об осеннем венчании, ой, не зря. Самоуверенно заявил, это да. Вдруг не глянусь девушке, и пошлет она меня к чертям. А может, все же Господь действительно снизошел к нам, и станем мы самыми счастливыми людьми в мире. Ладно, оставим лирику, надо работать.

— Все милые дамы, можно одеваться. Извините, если заставил вас обеих краснеть.

— Андрей, ну, что? — одеваясь, спросила Оксана. — Ты говори правду, не скрывай от меня ничего, натерпелась я уже.

— Мне нечего скрывать. Вылечить я тебя смогу. Нужно делать операцию, и придется снова сломать одну кость на ноге. Потом поносишь на ноге специальное приспособление. Оно поможет правильно срастись костям. Будем учиться заново ходить. Готовься к боли, после которой, наступит облегчение и радость свободной ходьбы.

— Так хочется быть здоровой и самой ходить. Ты точно вылечишь?

— Милая, я в лепешку разобьюсь, но вылечу тебя. Ну не нести мне, в конце концов, тебя под венец, на руках, не поймут люди.

— Шутишь все. Вот возьму и соглашусь пойти с тобой под венец. Что тогда скажешь?

— Скажу, что сделаешь правильный выбор. Стану тебе надежной опорой в жизни, любящим мужем и отцом наших близнецов. Думаю, мой сон, окажется вещим. Пока думай, а я пойду, расскажу твоему отцу, и начну готовить все необходимое для операции. Тебе Оксана наказ, по несколько раз в день сгибать и разгибать левую ногу в колене, как бы больно ни было. Я поселюсь на вашем хуторе, все буду контролировать.

Атамана нашел в обиталище местных казаков. Сидели, травили байки, покуривая люльки. Вызвал Крутиуса на беседу на свежий воздух. Подробно рассказал ему о состоянии дочери и о перспективе успешного лечения. Атаман, сгреб меня в объятия, сжал так, что я дышать перестал.

— Порадовал, ты меня Андрей, очень порадовал, — хлопая меня, по плечу говорил Василий. — Дочка, это моя радость, я для нее на все готов. Помощь, нужна какая, говори.

— Кузнец нужен хороший. Придумку мою сделать надо, для лечения Оксаны. Косорукий и бестолковый кузнец не поймет.

— Искать никого не надо. Вон сидит в доме Тимоха, кузнец от бога.

— С медью, бронзой и серебром работать умеет?

— Я тебе по секрету скажу, он даже монеты золотые чеканить может.

— Тогда я чертеж составлю, завтра потолкуем. А травника в твоем поместье, атаман, случаем нет?

— Травник Феодосий живет возле озера, недалеко от моего хутора. Если надо, то сопроводят к нему.

— Надо, и прямо сейчас.

Сопровождал меня к травнику кузнец Тимоха, в возрасте дядька. По пути разговорились. Я подробно расспросил его о возможности выполнить мой заказ. Тимоха рассказал, что кузнеца оборудована очень хорошо. Есть простенькие станки: токарный, сверлильный и точильный, с ножным приводом. Небольшая плавильная печь, кузнечный горн и полный набор кузнечного инструмента, вообще предмет гордости кузнеца. Сам Тимоха, истосковался по сложной работе.

К избушке травника приехали в сумерках. Встретил нас дед о ста лет. Нет, я не оговорился, это он сам, так себя назвал. Тимоху дед знал, а меня вначале, воспринял, как дополнение к кузнецу. Я попросил деда поделиться корнями костолома — он же живокост, куском чаги и плошкой сосновой живицы. С завидной проворностью, травник, выставил запрошенное на стол. Пристально посмотрел на меня и сказал:

— Если просишь эти снадобья, значит, решился врачевать дочку Василия, и знаешь, что нужно. Не видел я тебя ранее, не знаю кто ты. Скажу одно, боишься, не делай, делаешь, не бойся.

Меня словно током ударило. Похожие слова, я слышал от своего отца. Как давно это было!

— Ночь уже на дворе, — глядя в маленькое окно, сказал травник. — Переночуете у меня, нечего коням ноги, а себе головы в лесу по темноте ломать. Закусим, чем бог послал, а утром, поедете на хутор.

Возражать не стали. Дед накормил нас пшонной кашей с мясом. Запили ужин прохладным березовым сок. Интересно, где дед хранит сок? Не испортился до осени, удивительно.

Глава 15

Прогрессорствовал с Тимохой три недели с утра до вечера. Изобретали аппарат Илизарова. Для меня, было сложным объяснять Тимохе размеры, местная метрическая система, это что-то. Точность станков, тоже желает быть лучше. Изготовление гаек и нарезание резьбы, это из разряда танцев с бубном шамана. Больше всего, намучились с серебряными спицами. Радовались, как дети, когда все получилось. Пробная сборка изделия, подтвердила его функциональность и надежность.

Все три недели, я все свободное время, коего было мало, уделял Оксане. Она оказалась послушной больной. Тренировала ногу в соответствии с моими указаниями.

У нас с девушкой, установились тесные, не переходя дозволенных рамок, теплые взаимоотношения. Я рассказывал ей смешные истории из моей врачебной практики, анекдоты, естественно адаптированные к средневековью, делился планами на будущее. Как сказал бы мой друг психоаналитик, оказывал психо-нейролиптическое воздействие на девушку в нужном мне направлении.

Я, без ума полюбил Оксану, но старался не форсировать события. Девушка должна сама во всем разобраться и определиться, хотя я уже заметил, что смотрит она на меня по-особенному. Значит, мое воздействие достигает нужного результата!

В один из вечером, когда мы с Оксаной остались наедине, девушка поведала о своих переживаниях.

— Когда ты первый раз вошел в горницу, — опустив глаза, сказала Оксана, — у меня бешено заколотилось сердце. — Высокий, статный и красивый казак. Вот бы мне такого мужа, подумала. А потом ты неожиданно, взял меня на руки, и начал целовать. Я раньше ни с кем из парней, не целовалась. Груди мои превратились в камень, внутри меня появился жар, который спускался все ниже. Потом, во мне что-то как бы лопнуло. По телу разлилась нега и истома. Только не смейся, ладно. У меня даже лоно влажным стало. Вы разговаривали, а я ничего не понимала, мне было очень хорошо и приятно. А чуть позже, меня обожгла мысль, о чем думаешь глупая, вон он какой, а ты убогая калека. Но я эту мысль прогнала, не хотелось думать о плохом.

— Не собираюсь я смеяться, понимаю твое состояние, сам такой. Увидев тебя впервые, я понял, вот она моя половина, о которой всю жизнь мечтал. Полюбил я тебя, Оксана, с первого взгляда, с первого прикосновения. Ты поселилась в моем сердце навсегда. Если ты согласишься, и я тебя не отпугиваю, то я буду просить у твоего отца, разрешения на обручение, а на осень венчаться.

— Потом, когда ты рассказывал о лечении, — продолжила девушка, — я заглянула в твои глаза. — Я утонула в них. Такие глаза обмануть не могут. Ты уехал, а я не находила себе места, я хотела быть рядом с тобой, видеть тебя, и стыдно признаться, чувствовать твои руки на своем теле. Днями, молилась я за себя и за тебя, и знаешь, поняла, что ты, Андрей мой суженый, Богом данный. Люб ты мне, и я готова всю жизнь прожить с тобой в любви и согласии.

После этих слов, я взял Оксану на руки, и спокойно поцеловал, не забывая поглядывать на входную дверь, вдруг Варвара Петровна появится. Не появилась и не помешала.

На следующее утро я ускакал к атаману в Черкассы.

Оставшись с Крутиусом наедине, я сказал ему, что мы с Оксаной любим друг друга, не мыслим иной жизни, окромя совместной. Поэтому, если атаман не против, прошу руки его дочери. В качестве веского аргумента добавил, что на операционном столе, Оксана будет без одежды, могут пойти пересуды и тому подобное. Предложил атаману согласиться на наше с Оксаной обручение. По осени к алтарю, моя любимая потопает своими ножками.

Крутиус слушал меня, не перебивая.

— Тебя Андрей, я услышал, — резюмировал атаман, — хотелось бы послушать Оксану. — Варвару расспрошу, она точно скажет, снизошла ли на вас благодать божья, для любви и совместной жизни. На том и решим. Крикни, пусть седлают моего жеребца, едем.

На хуторе, без моего участия Крутиус учинил допрос дочери и ее крестной. Долго общались. Потом Крутиус позвал меня в дом.

— Вот такое мое слово Андрей, — пристально глядя мне в глаза, сказал Василий, — а вот моя рука тебе. — Будь любящим мужем моей дочери, а мне сыном.

— Да батьку, буду.

— Раз так, отправлю Тимоху за попом, чего оттягивать. Может, вы в церковь хотите поехать?

— Можно и в церковь, — ответил я. — Но не знаю, как люди посмотрят на то, что я обручаемую, на руках понесу в церковь и всю службу на руках держать буду.

— Да, людишки разные, — почесал затылок атаман, — на чужой роток не накинешь платок. — Привезет Тимоха попа сюда, тут все сладим.

Обручение прошло буднично. Священник прочитал, положенные в данном случае молитвы, справился о нашем согласии. Мы обменялись кольцами, которые я, загодя, прикупил в Черкассах. В застолье участвовали все обитатели хутора. Произносились положенные тосты и наставления. Теперь я приобрел право безбоязненно, естественно не на глазах у всех, законно целовать свою будущую жену.

Глава 16

Морально и технически я был готов к проведению операции. В мыслях и на листе бумаги проработал ее ход. Технически, такая операция не сложная, при наличии квалифицированной бригады. А если бригада в одном моем лице, то нужно учесть все нюансы, исключить неожиданности.

Усовершенствовал обеденный стол, установил крепкие ремни, для фиксации больного, оббил толстой свиной кожей, легче кровь смывать. Застелил стол, прокипяченной, считай стерилизованной простынкой. Принес пять подсвечников. Смотался в Черкассы, купил два десятка толстых восковых ароматных свечей. Завтра в субботу, пятнадцатого ноября оперирую Оксану.

В импровизированной операционной нас трое, я, Оксана и Варвара Петровна. Петровну пригласил специально, будет контролировать состояние Оксаны, по ходу операции.

Еще в период подготовки к операции долго думал над вариантом анестезии. Это сейчас я выбираю, пока есть из чего, а когда закончатся, имеющиеся запасы, что тогда делать, пока не знаю. Принял решение, применить спинальную анестезию. Да сложный вид, но надежный. Добраться до малой берцовой кости, через сплетение мышечных тканей будет не просто. Для этого, нужно время. Примерно два-два с половиной часа продлиться вся операция, поэтому нужно качественное обезболивание.

Усадил Оксану на операционный стол, объяснил, как нужно согнуться, чтобы мне было удобно вводить спинальную иглу, а потом и сам препарат. Молодец, девчонка, все поняла с первого раза. На худенькой спинке Оксаны, найти пятый и четвертый позвонки, вообще не проблема. Вколол анестетик блоккос. Уложил девушку на живот.

— Оксана солнышко, верь мне, все будет хорошо. Лежи смирно, разговаривай со мной, с Варварой Петровной. Если станет больно, обязательно скажи, я добавлю лекарств. Ну, тогда с Богом.

Пауза, жду реакции тела Оксаны на укол. Нижняя часть туловища обезболена. Дальше все по схеме. Затяжка жгута. Первый разрез. Раздвинув мышцы, обнаружил, что приличного размера, обломок малой берцовой кости, лежал не в той плоскости, не был установлен в место перелома. Малая длинная берцовая мышца, обвила обломок своими тканями. Пришлось, обломок аккуратно извлекать из мышцы, стараясь не повредить ее. Обрабатываю обломок антибиотиком. Надо отметить, что этот же осколок, задевал ахиллово сухожилие, вызывая, жгучую боль.

За три года, на месте перелома образовалась уродливая очень тонкая, как папиросная бумага, костная мозоль, удивился, почему она не окостенела. Скорей всего, у Оксаны была нехватка соответствующих витаминов. В любой момент, при ходьбе, или при не сильном ударе, могло произойти разрушение мозоли. Дальнейшие последствия, не предсказуемы, в том числе возможен был летальный исход, учитывая уровень медицины. Мозоль удаляю. Открывшееся место перелома, тщательно осматриваю, на предмет, наличия малых осколков. Не обнаружив таковых, все дезинфицирую. Дальше стало легче, работаю, как учили.

Вот и последний стежок на рану наложен. Аппарат Тимохи — Андрея, в девичестве аппарат Илизарова, занял положенное место. Операция успешно завершена, мысленно поздравил себя, за мастерство. Перенес Оксану на заранее приготовленную, со специальным ложементом под левую ногу, кровать. Сейчас, она еще не испытывает боли, а пройдет действие анестетика, боль пожалует. Ничего, пока препараты у меня в арсенале есть, помогу.

Первую неделю после операции, я не отходил от кровати Оксаны. Контролировал температуру, колол антибиотики и обезболивающие препараты, помогал отправлять естественные надобности. Ежедневно омывал теплой водой.

Разработал для девушки рацион питания. Включил в него фрукты, овощи, творог, сыры коровьи и козьи. Пыталась Оксана вначале отказаться от перечня продуктов, или ограничить размер порции, но мое обещание выпороть ее, возымело действие, ропот прекратился. На второй неделе добавил к обязательному приему лекарств, настойку из живокоста и порошок из свежей куриной скорлупы. Волевым решением, заставил Оксану заниматься лечебной физкультурой, показал ей не сложные упражнения. На третьей неделе начал ставить ее на ноги. Сначала на несколько минут, а затем, постепенно увеличивал продолжительность. Первые шаги с моей помощью Оксанка сделала в конце четвертой недели, боялась, конечно. С уговорами и поцелуями, понемножку дело пошло на лад. По моим чертежам, Тимоха, изготовил легкие, подмышечные костыли. Теперь Оксанка могла, без моего участия, под присмотром Варвары Петровны, передвигаться по комнате. Таким образом, лечение, моей будущей жены, продвигалось по намеченному мной плану.

Глава 17

Атаман, сдержал слово. Стал направлять на хутор, болящих из числа знакомых. Под лечебницу, я реквизировал один из домов, оборудовал всем необходимым, даже стол из горницы унес, очень он удобным оказался, как раз под мой рост. Все случаи рядовые, кому нарыв вскрыть, кому руку вправить, и остальное по-мелочи, самый сложный случай, удаление аппендикса, молодому мужчине. Без напряжения, по три-четыре человека в день принимал. Зазвенело в кошельке серебришко, заработанное лекарским трудом, а не отнятое у разбойников. Я принципиально не ездил к больным, не хотелось таскать за собой инструмент, да и наездник из меня еще не классный. Выпавший обильный снег, пациенты своими санями успели укатать, так, что дорога к хутору была хорошей.

Как-то зимним вечером, я проводил время в компании Оксаны и Варвары Петровны. Женщины посвящали меня в таинства местной кулинарии. Забежал в горницу, запыхавшийся Тимоха. Сказал, что приехал помощник бургомистра Черкасс с болящей женой, срочно требует лекаря. Раз требует, то лекарь, уже идет.

Принимал я помощника и его жену в лечебнице. Толком, объяснить, что беспокоит женщину, последняя из-за слез, не смогла, просто повернулась ко мне спиной. Бог ты мой! Да у нее на спине, на первый взгляд, настоящий горб. Я обратился к мужу:

— Я прошу меня извинить, за мою неосведомленность. Как мне к вам обращаться?

— Михаил Казимирович Кшетуский, — разглаживая усы, приосанился мужчина. — Помощник бургомистра города.

— Так вот, Михаил Казимирович, для более качественного осмотра, мне нужно раздеть вашу жену. Предвижу, ваше негодование. Но по иному, установить причину заболевания и наметить лечение я не могу.

— Делай, что надо. Крутиус сказал, что тебе можно доверять.

Посмотреть было на что. Огромный, килограмма на три жировик, образовался в межлопаточном пространстве. Видел я большие жировики, но чтобы такие, да еще на теле, в общем-то, стройной и не старой женщины, это просто, повергло в шок. Мое удивление не ускользнуло от внимания Михаила Казимировича.

— Все так плохо? Нельзя ничего сделать? — сыпал вопросами помощник. — Помоги лекарь, пожалуйста, мучается жена, не только физически, но и морально. Я при должности, и обязан бывать на приемах с женой. А каково ей, когда все взгляды устремлены на ее горб? Любые деньги плачу.

— Любые не надо, заплатите столько, сколько скажу. А как долго носит жена сие «украшение»?

— Пять лет уже. Я обращался к нашему городскому лекарю, англичанину Джону Лерою. Он давал жене какую-то, очень дорогую микстуру, обещал, что все рассосется, а теперь только руками разводит.

— Тут без операции не обойтись, надо резать.

— Согласен я, режь.

— Лекарский вопрос мы решили. Теперь вопрос морали. Как вы поняли, при операции и при перевязках, ваша жена будет обнажена. Как быть с этим? Не вызовите вы меня на поединок?

— Упаси бог, какой поединок, жизнь жены мне дорога.

— Мне еще нужна будет помощница, по уходу за больной, помыть, судно подать. Предупреждаю, слуги не годятся, болтливы они.

— Живет у меня старшая сестра жены, вдовица. Женщина скромная. Поможет.

— Тогда поезжайте домой, а завтра с утра с помощницей, милости прошу. Пусть ваша жена возьмет с собой десяток простых нательных рубах. Гостить в моей лечебнице ей, не менее двух недель. Не волнуйтесь, Михаил Казимирович верну вам жену в полном здравии.

Операция по удалению жировика у Софии Кшетуской прошла нормально. Если не считать некоторых шероховатостей. Вначале, ее сестрица Малгожата, чуть не испепелила меня взглядом, когда я раздевал пациентку, а потом упала в обморок при первых движениях скальпеля. Спасибо, удачно упала, не пришлось ее лечить. Размер извлеченного жировика, очень впечатлил, половину деревянного ведра занял. Пришлось удалить лишнюю кожу на спине Софии, чтобы в дальнейшем не было складок. Старался, одним словом. Уже на третий день заставил Софию прохаживаться по комнате, самостоятельно выполнять элементарные гигиенические действия. И с Малгожатой у нас все наладилось. Удостоверилась она, что я не пялюсь на обнаженную грудь ее сестры, а делаю лекарскую работу.

Михаил Казимирович навещал жену ежедневно. Очень радовался прямой осанке Софии. Как и обещал, через две недели, София Кшетуская, в добром здравии, была торжественно отдана в крепкие руки мужа. Михаил Казимирович, отблагодарил меня за лечение жены, кошелем золота, в полкило весом. Я, правда, и цену назвать не успел. Чиновник попросил сумму платы за лечение, держать в тайне.

Глава 18

Прошло полтора месяца, со дня операции, у Оксаны. Сегодня, очень тщательно осмотрел ее ногу. Измерил обе, не дай бог, левая будет чуть короче правой, прихрамывать будет. Это же позор для меня. Нет, все хорошо. Снимать аппарат на живую, не решился, пожалел любимую, вколол новокаин. Оксанка радовалась, словно дите малое. Еще бы не радоваться, такую тяжесть с ноги снял. И ножки одинаковые, скажу без лишней скромности, ровные и прехорошенькие такие ножки. Дальше по плану посещение бани. Планирую распарить Оксанку, и начать применение мазей, приготовленных мною загодя. Порошок из корней живокоста варенный в смальце, порошок чаги на меду, живица сосновая на меду, вот их и буду мазать, поочередно.

Посещение парилки, выход в мыльню, снова в парилку, весь этот путь моя Оксана проделала самостоятельно, без моей помощи. Потом я преподал будущей жене, мастер-класс массажа. На левой ноге, я перебрал все мышцы от ягодиц до подошвы. Оксана визжала и выла так, что сидящая в предбаннике Варвара Петровна, заскочила в мыльню с перепуганными глазами. Увидев, что все в рамках приличия, удалилась обратно, пить чай.

Находившийся в Киеве Крутиус, не видел первых шагов излеченной дочери. А когда явился на хутор в конце января, то увидел, гордо вышагивающую в горнице Оксанку. У атамана повлажнели глаза.

— Сынку, Андрей, ты не понимаешь, что ты сотворил, — тиская меня, говорил атаман. — Кроме Бога, я знаю одного, кто может свершить чудо, это ты, мой сын и муж моей дорогой дочери. Оксана, так похожа на свою мать — Одарку, царство ей небесное. Хорошая была женщина. Береги мою дочку.

— Берегу и буду беречь, не сомневайся батьку.

— А как лекарское дело движется? Есть желающие лечиться?

— После излечения жены, Михаила Казимировича Кшетуского, денежные больные, прямо толпами повалили. Никому не отказываю, хотя иной раз, просто с ног валюсь от усталости. По секрету скажу, я у тебя батьку из комнаты, сундук стащил, серебро уже складывать некуда.

— Выходит, тот, что стоял у тебя в лечебнице полный?

— Да. И половина твоего сундука, уже есть. Небольшой такой сундучок, золотыми монетами наполнил.

— Ну, ты и развернулся. Не возгордись, ибо грех это.

— Батьку, так я ж деньги беру только с богатых. Казаков, крестьян и рядовых горожан лечу бесплатно.

— Это хорошо ты придумал, казаков лечить за спасибо, они потом тебя отблагодарят.

Казалось, жизнь наладилась, вошла в спокойное русло. Я не покладая рук, трудился на лекарской ниве. Оксанка восстанавливалась. Все хорошо. Но иногда происходят события, на которые ты никак повлиять не можешь.

Закончив прием больных, и проведав выздоравливающих, я зашел в баню подкинуть дровишек в печку. У нас с Оксаной на сегодня, намечается, очередной сеанс банетерапия. Подойдя к нашему дому, увидел у крыльца крытые сани, с восседающим на облучке кучером. Еще кто-то за здоровьем приехал, подумалось. Открываю дверь, и слышу визг на смеси украинско-польского языков, смачно сдобренный матерными словами. Больные себя так не ведут. Это кто-то залетный.

В комнате было двое. Один, мужчина, лет сорока, не высокого роста, с худым лицом. Разодетый, как павлин, в богатые одежды. Визжал, как кастрат, на перепуганных Оксану и Варвару. Второй, одет попроще, помоложе и крупнее телом, сопровождает, значит, визгливого.

— Это кто тут позволил себе матерно обращаться к моей невесте и ее крестной матери? — задал я вопрос с порога, снимая жупан. — Никому не позволено в этом доме сквернословить, не взирая, на чины и звания.

— Да, ты, хам, знаешь, кто я такой, — визжал богатенький. — Я сам товарищ полковника киевского казацкого полка Войцех Свирщевский. Шапку долой, и быстро накормить меня и моего жолнежа. А, не то, я вас батогами.

— Видно пан Свирщевский, не знает, где он сейчас находится, это я могу понять и простить. А за матерные слова, в адрес моей невесты и за хама, пан Свирщевский может получить по морде. Давайте, вы пан Свирщевский, вместе со своим жолнежем, уберетесь отсюда, по-доброму.

— Жолнеж, заруби этого наглого хама, — пропищал Войцех.

О, этот вечер, перестает мне нравиться, и становится недобрым. Не ровен час, действительно рубанет жолнеж, а у меня оружие, ноги и руки. Значит, что, правильно атакуем. Верхний прямой маваши-гери в голову жолнежу, обратный маваши в прыжке, пану Свирщевскому, тоже в голову. Оба ложатся кулями на половик. Контроль состояния. Дышат. Я в пол силы приложился, если бы на всю катушку, мозги бы аккуратненько вытекли бы в шапки. Быстро вяжу, непрошеных гостей, по рукам и ногам. Успокаиваю моих женщин. Получилось не сразу. Потом вынес, поочередно жолнежа со Свирщевским, загрузил в возок. Указал вознице направление на Черкассы. Всем гостям, доброе — прощайте.

Два дня никто нас не беспокоил, а на третий, заявилась представительная делегация, лиц на тридцать. Атаман Крутиус, был членом этого сборища. Я встретил прибывших, стоя на крыльце дома. О приближении большого количества всадников меня известил Тимоха.

— Жалоба на тебя Андрей, — слезая с коня, молвил Крутиус, — от киевского гостя. — Говорит пан Свирщевский, обидел ты его очень.

— Да, да, это хамское отродье, позволило поднять на меня, пана Свирщевского, руку, — пропищал Свирщевский. — Я требую наказать его.

— Если пан Свирщевский, считает, что его оскорбили или обидели, то пусть вначале скажет, кого он оскорбил и напугал, вместе со своим жолнежем, — как можно спокойней ответил я. — А напугал и оскорбил сей пан Свирщевский, мою будущую жену, по совместительству дочь нашего уважаемого атамана Крутиуса. Девица Оксана, под присягой, может подтвердить мои слова. Их же подтвердит, родственница атамана Крутиуса, Варвара Петровна, которая тоже подверглась оскорблениям со стороны пана Свирщевского. И на пана Свирщевского, руку не поднимал, я его ногой, как шелудивого пса, пнул.

— А-а-а, видите, он снова начинает издеваться надо мной, над шляхтичем издевается.

— Кто тебя, пан Свирщевский, знает здесь? Никто. Приехал ты из Киева, или еще, из какой дыры вылез, нам не ведомо. А меня вся округа на сто верст знает.

— Поскольку, я тут наблюдаю взаимные претензии, то может разрешим дело штрафом, — вмешался в перепалку помощник бургомистра Кшетуский, — не будем доводить дело до крайностей. Вы пан Свирщевский согласны на получение некоторой денежной компенсации.

— Не нужны мне деньги, я требую наказать хама, — пищал поляк. — Примерно наказать.

— Так может, сами накажите, вызовите на поединок, и как бог решит, так и будет, — пытался найти выход из затруднительного положения Кшетуский.

— Чтобы я, шляхтич Свирщевский, вызывал деревенщину на поединок, никогда, не опущусь до этого.

— А бросишь ли вызов, ты пан Свирщевский, Анджею Ростоцкому, представителю древнейшего рода, у которого, в услужении были твои предки и ты предатель, тоже нам служить обязан? — ровным голосом спросил поляка.

От моих слов Свирщевский побледнел, закрутил головой.

— Слезай с коня Свирщевский, снимай одежду до рубахи, я схожу за саблей. Я тебя вызываю на божий суд.

Сходил за саблей. По пути поцеловал Оксанку, постарался утешить.

Выйдя из дома, заметил разминающегося Свирщевского, он размахивал саблей в левой руке. Левша, значит, думает преимущество у него, нет мужик, ошибаешься, наука двадцать первого века, крепко во мне сидит, я знаю, где у тебя слабое место. Я подошел ближе, чтобы Свирщевский увидел саблю с ножнами. Увидев мое оружие, Свирщевский начал пятиться и креститься.

— Узнал, значит, оружие, преданного тобой хозяина, — наступая на Свирщевского, зло сказал я, так чтобы слышали окружающие нас люди. — Как видишь, я — Анджей перед тобой, не повезло тебе.

— Тогда не повезло, случайно ты выжил щенок, — провизжал Свирщевский, — я сейчас все исправлю. — Готовься отправиться в ад, за своим папашей.

Помощник бургомистра Кшетуский, оказался предусмотрительным. Привез с собой священника. Мы по очереди подошли к слуге божьему, произнесли клятвы, и стали на обозначенные позиции.

— Не хочешь ли ты, пан Свирщевский, облегчить душу, рассказать уважаемым людям, о своей подлой жизни, о предательстве? — громко, чтобы вся свита помощника слышала, спросил я поляка. — Покаешься, может, и зачтется. Хотя вряд ли, бывших людей, с черными душонками, только в ад направляют.

Свирщевский, естественно ничего мне не ответил. А мне его ответ и не нужен. Я выполнял главную задачу, выводил противника из душевного равновесия. Будет нервничать, совершит ошибку, а я ее воспользуюсь.

Кшетуский вышел на середину, образовавшегося круга, и произнес:

— Властью, данной мне, бургомистром города, объявляю честный поединок. Пусть свершится божий суд. Сходитесь.

Я прошел треть расстояния, и остановился, держа вертикально саблю. Свирщевский, еще стоя на месте, начал вращать саблей, выписывая ею круги и восьмерки. Перед ним образовался, шипящий, казалось бы, совсем непроницаемый круг. Солнце, попадая на клинок Свирщевского, отражалось от него всеми цветами радуги. Впечатляющее зрелище. Поляк, ухмыляясь, приближался.

Я был совершенно спокоен. Подобную тактику боя, мы с моим тренером Алилджоном, регулярно отрабатывали в реальном поединке. Много раз я моделировал подобную схватку на компьютере. Так, что пан Свирщевский, мне есть чем тебя удивить, главное правильно рассчитать дистанцию. С этим проблем не должно быть, глазомер у меня, что надо.

Как говорится, противник вошел в зону поражения. Не будем заставлять его долго ждать. Резкий шаг вправо, скручивание корпуса. Мгновенное раскручивание корпуса в обратном направлении, совмещаю инерцию тела и оружия, наношу удар. На утоптанный снег, падает голова Свирщевский, вместе с левой рукой, еще сжимающей оружие. Через пару секунд, на снег валится то, что еще недавно было гонористым шляхтичем. Все поединок закончен. Зрители могут удалиться.

— Божий суд свершился! — объявил Кшетуский. — Все происходило по правилам. Я, от лица бургомистра, приношу извинения Василию Крутиусу и его родственникам, за доставленные беспокойства.

Кшетуский со свитой, забрав части тела, поверженного противника, покинули хутор.

Я, чтобы не мерзнуть, поспешил в теплый дом. Там, под недоумевающим взглядом Оксаны, со всем усердием, привел саблю в порядок. Негоже держать оружие грязным.

В комнату вошел растерянный атаман.

— Андрей, что это сейчас было во дворе? — медленно произносил слова Крутиус.

— Поединок.

— Сабли ни разу не ударились. Раз, и Свирщевский, лежит без головы. А где красивый поединок? Где казацкая удаль?

— Свирщевский хотел меня убить. Я не позволил ему это сделать. Красивые поединки и казацкую удаль, показывают на ярмарке скоморохи. В настоящем бою, чем быстрее ты лишишь врага жизни, тем меньше потратишь сил, а значит, и на других противников, что-то останется.

— Ладно, с этим, но быстрота удара. Поверь, не одну сечу я прошел, знаю что говорю, не видел я никогда, такого короткого и смертельного поединка.

— Батьку, ты много чего не видел. Если хочешь посмотреть, пойдем, там, в сарае, есть учебные сабли. С тобой приехали казаки?

— Десяток с сотником Салоедом.

— Вооружим пятерых учебным оружием, и я покажу красивый казацкий бой.

Все обитатели хутора и гости высыпали во двор. Оксана с Варварой Петровной тоже вышли на крыльцо. Оно понятно, телевизоров и театров нет, напряженка с развлечениями.

Раздал казаком тупые сабли, сам вооружился двумя. Дал им команду нападать. Продемонстрировал им настоящий «танец с саблями», только без музыки. Звон металла расходился по двору хутора. Зрители в восторге. Никто не дотронулся до меня клинком, и я специально, никого не «убил».

— Таким, батьку, выглядит поединок, для услады глаз зрителей, — уперев в снег сабли, сказал я, после остановки показательного боя. — А сейчас, я покажу, как должно быть в настоящем сражении.

Снова пригласил казаков нападать на меня.

Развернулся я во всей красе, использовал, ранее наработанные приемы. Через двадцать секунд, на ногах я стоял один. Казаки, валялись на снегу, потирая ушибленные места. Никому из казаков не удалось, дотянуться учебной саблей до моего тела.

— Будем считать, бой закончен, — с поклоном произнес я. — Всем спасибо, все свободны. Пойду в дом, холодно.

Просто так уйти мне не дали. Все кинулись обнимать меня и тискать. Проявление радостных эмоций длилось, минут пять, пока атаман не рявкнул на всех, и не утащил меня в дом.

— Ну, сыну, ты меня удивил в очередной раз. Не говорил ты, что так владеешь саблей.

— Так ты, батьку, не спрашивал, чего выхваляться.

— Оксана, посмотри, на скромника. Запросто так, несколькими взмахами положил в снег сильных моих рубак. И говорит, не спрашивал, не хотел выхваляться. А что еще можешь, чего мои казаки не умеют?

— Могу лечить людей.

— Это я знаю. Ты мне про воинские умения расскажи.

— Могу одним ударом руки или ноги убить человека.

— Так сразу и убить?

— Конечно, надо знать, куда ударить. Этому можно научиться быстро.

— Пригоню завтра сотню, будешь учить. В поход скоро можем пойти.

— Батьку, а чего приезжал к тебе Свирщевский? Не горилку пить, наверное.

— Думает полковник, принять приглашение от франков, пойти туда повоевать. Зипун хороший посулили.

— Далеко Франция находится. Если получится прихватить солидный зипун, то его тащить через множество стран. А земли там, ой, какие не спокойные. Разбойников много развелось. Разных герцогов, баронов, и заметь, батьку, у каждого войско имеется. Пощипать могут зипун, а могут его отобрать вместе с жизнью. Недалеко надо искать зипун.

— И где?

— К австриякам ты нанимался, они с османами дерутся. Не скоро бойня там закончится. С басурманами биться, честь для христианина, а лишать жизни, какого-то католика, не совсем богоугодное дело.

— Лекарь, лихой рубака, а теперь еще и поп. Каждый день, ты, Андрей, какой-то разный. Смотри Оксана, какого мужа я тебе сыскал. Да, Андрей, а когда ты успел стать Ростоцким?

— Три дня назад. Я когда с поляком поцапался, понял, что этот гонористый пискун, по-доброму не отстанет. Думал, взять Оксанку в охапку, и растворится в дальних просторах, чтобы не навлечь беду на тебя, батьку. Но потом сказал себе, что лучше острой сабелькой, если придется, помашу на славу, чем всю жизнь по чужим углам мыкаться буду. Начал вечером клинок править. Случайно задел застежку на ножнах, они и распались на три части, серебряные накладки отдельно, и сами ножны, тоже отдельно. Вокруг ножен был туго намотан кусок отлично выделанной кожи, пропитанный воском, через который, слабо проступал текст. Я думал, что предыдущий владелец сабли, вложил в ножны молитву. Полюбопытствовал. Представь мое удивление, батьку, там было письмо потомкам рода Ростоцких, написанное князем Михалом Ростоцким и его сыном Анджеем Ростоцким. Михал описал все тяготы и невзгоды, встретившиеся на их пути. Написал Ростоцкий о предательстве своего слуги, шляхтича Войцеха Свирщевского, который заманил обоз князя в бандитскую засаду. Михалу удалось вначале отбиться, он с сыном укрылся в крепком доме. Однако рана, полученная в схватке, с каждой минутой забирала силы. Князь чувствовал, что скоро помрет, поэтому и взялся за перо. Заканчивал письмо уже Анджей, когда его отец скончался. Мальчик, просил прощения у своей мамы — Магдалены, просил беречь сестру — Дануту. В последней строке Анджей написал, что, несмотря на свой восьмилетний возраст, будет драться с бандитами. Наверное, малец погиб, потому-что эту саблю я отбил прошлой осенью у торговцев людьми.

Выхода у меня не было, и я решил воспользоваться именем Анджея Ростоцкого, возраст подходит, и предатель Войцех Свирщевский присутствовал. Когда я вынес оружие, поляк узнал саблю князя. Такой клинок не узнать трудно, тем более, слуге, проведшим рядом с господином много времени. Дальше, ты все видел.

— Ну, ты и плут. А если бы, кто-то захотел проверить твою личность? Что тогда, как выкручивался бы?

— Еще раз говорю, Свирщевский опознал родовое оружие Ростоцких. Начал бы поляк сомневаться в моих правах, я бы призвал Кшетуского и его свиту в свидетели, и самым наглым образом скрутил бы Свирщевского. Было бы долгое разбирательство в Черкассах. Однако, видя гонористость шляхтича и желание, как можно скорее наказать меня, я подтолкнул его к поединку. Мне тоже хотелось, быстрее разобраться с этим пискуном, не люблю оставлять за спиной обозленных врагов. На самый крайний случай, показал бы письмо князя.

— А если вдруг родня объявится? Начнет допытываться, высматривать в тебе породу. Если я правильно помню, князь Ростоцкий, был близок к трону короля.

— Михал Ростоцкий мертв, предавший его слуга тоже. Анджей уехал из дома, восьмилетним юнцом. За столько лет, многое поменялось, дите, выросло. Не было связи с родней, все позабыл. Если уж, сильно будут наседать родственники, расскажу, им о себе, как об Анджее Ростоцком, скрывающимся под именем лекаря Андрея. Проверить или уличить меня в неправде никто не сможет. Будем, батьку, решать проблемы по мере их поступления.

— Заковыристо сказал, но я понял, тебе палец в рот не клади. Живите спокойно.

Глава 19

Занятия с казаками я начал через два дня. Атаман прислал полусотню. Войско представляло собой неорганизованную толпу, не имеющую никакого понятия о строе и субординации. Материальчик очень сложный. Понимаю, что многие из казаков, прошли горнило битв и сражений, состоялись, как отважные бойцы, а учить их чему-то собирается, какой-то лекарь. Ничего, атаман сказал, что казаки в моем распоряжении на месяц. Устрою я им курс молодого бойца, вернее молодого казака, не взирая, на возраст.

Разбил людей по десяткам, назначил старших. Объяснил, как и чему буду учить. Сальные шуточки в мой адрес, слышались на протяжении всей моей речи. Потом ко мне подошел казак, с меня ростом, правда, в плечах шире в два раза, и сказал, что он ударом кулака сбивает с ног лошадь. Учить его не надо. Предложил казаку три попытки сбить меня с ног. Два раза хвастуна просто валял в снегу, а третий раз, ласково приложился по темечку. Вояки опешили. Больше вопросов или возмущений я не слышал.

За месяц мне удалось научить казаков всего трем ударам, которые при удачном попадании приводили к смерти противника, или как минимум, к серьезному расстройству здоровья.

Возвращал атаману, крепко сбитый, надрессированный взвод, могущий обучать рукопашному бою других казаков. Продемонстрировали атаману показательный групповой бой, Крутиус был доволен.

Глава 20

Моя Оксанка продолжала восстанавливаться. Пришлось выдержать ее напористую атаку. Вбила она себе в голову, что тоже хочет тренироваться с казаками. Привел массу аргументов, против такого стремления. Затем попыталась меня уговорить, разрешить ей катание на лошади, видите ли, она себя уже хорошо чувствует. Сказал невесте, что если очередной раз упадет с лошади и повредит ногу, то ее вылечить станет невозможным, придется отрезать, и будет Оксана до конца дней скакать на деревяшке. Больше к лошадиному вопросу не возвращались.

Мало, помалу, массажи, банетерапия с моими мазями, действительно помогали выздоровлению Оксаны. Это было хорошо заметно, по округлившейся левой ягодице. Мышцы бедра и голени, тоже пришли в тонус, и постепенно достигали нужных кондиций. Физкультура, прочно вошла в повседневную жизнь моей невесты.

Я продолжал свою лекарскую практику. Еще зимой взял в ученики молодого парня, натаскивал его на способы оказания первой помощи на поле боя. Ученика пришлось брать после категорического отказа Крутиуса, взять меня с собой в поход на турок. Ему, видишь ли, нужен живой и здоровый зять, муж для любимой дочери, будущий отец, внуков атамана. Спорить было бесполезно, сказал, как отрезал.

В конце апреля, вечером, к нам на хутор прискакал слуга городского лекаря. Сказал, что у жены Джона Лероя, очень сложные роды, лекарь просит помощи. Собрав все необходимое, попрощался с Оксаной, поспешил за слугой.

Вошел в дом, где проживал лекарь, аж дух перехватило. В таком вонизме давно не бывал. Запахи немытых тел, плюс запахи испражнений, так шибанули в нос, что будь я брезгливым, точно бы стошнило.

Роженица лежала на кровати. Уже не кричала, а просто тихо стонала. С трудом узнал у Джона, что воды уже отошли. Приказал лекарю вызвать сюда повивальную бабку, которая будет мне помогать. Лерой слегка побурчал, но потом побежал отдавать распоряжение. Надо сказать, что с лекарем мы общались на дикой смеси русского и английского. Мой английский, здорово отличался от английского средних веков. Объяснил Лерою, что из-за узости бедер его супруги, естественным путем родить она не сможет, надо делать операцию. Лекарь посмотрел на меня округлившимися от удивления глазами, и начал возмущаться. Пришлось популярно, с показом на теле жены, рассказать о предстоящей операции. Англичанин, так и не понял, толком ничего. Тогда я ему сказал, что если ничего не делать, его жена, и ребенок, умрут. Согласился или нет, понять было сложно, просто Лерой отошел в угол комнаты, и не смердел рядом.

Появилась повивальная бабка. Поставил ей задачу, объяснил, в чем состоит ее помощь.

С трудом отмыл от многомесячной грязи живот роженицы горилкой, провел местную анестезию. Страшновато было. Раньше я не делал кесарево сечение самостоятельно, участвовал неоднократно, видел и помнил порядок действий, но самому пришлось столкнуться впервые. Мог бы, развести руками, сказать, на все воля божья и уехать на хутор. Просто жалко стало, молодую, пусть и не красивую, женщину, буду работать.

Родила Маргарет, с моей помощью, замечательную, доношенную девочку. Сразу после извлечения ребенка, я передал его в руки повивальной бабки, она знала, как работать с новорожденным. Сам же я, провел ревизию полости матки, на предмет остатков плаценты, Все было в норме. Да простит меня всевышний, не спрашивая разрешения у Джона, я стерилизовал Маргарет, перевязал ей маточные трубы. Скажите, вот изверг и тому подобное, лишил женщину, радости иметь еще детей. Ничего подобного, следующая беременность, для Маргарет, означала неминуемую смерть. У нее такие узенькие бедра, что удивительно, как ей удалось нормально выносить ребенка. Послойно ушил разрез.

Дал рекомендации Джону по способам ухода за женой, сказал, что снимать швы буду через неделю. Скрепя сердцем, на всякий случай, вколол Маргарет антибиотик, а то от их грязи еще приключится нагноение.

По возращении на хутор, сразу пошел в баню, боялся, что мог прихватить в жилище Лероя, нежелательных гостей, да и запах от меня исходил еще тот. Помылся от души, сменил белье, одежду, и предстал пред ясные очи своей любимой.

Ну, какая женщина откажется от новости о рождении ребенка! Моя Оксана, девушка своего времени. Пришлось рассказывать. Естественно, обо всех деталях операции, я не говорил, но и сказанного хватило, чтобы вогнать девушку в краску. Очень удивилась, когда узнала, что английский лекарь и его жена, такие грязнули, да еще и со вшами. Оксана, даже непроизвольно, почесалась.

Через неделю вновь посетил жилище англичанина. Нечего в нем не поменялось, та же вонь, та же антисанитария. Лерой всю неделю использовал для перевязки жены кусок материи, наложенный еще мной. Хорошо, хоть рану протирал горилкой. Дикий народ.

Приняв величественную позу, лекарь снисходительно положил передо мной три золотые монеты и сказал:

— Несмотря на то, что ты помог появиться на свет моей дочери, я не одобряю твои варварские методы лечения.

— Джон, скажи, кто послал за мной на хутор? — спросил напыщенного Лероя, не притрагиваясь к золоту.

— Маргарет. Но это не имеет значения.

— А как бы твоя жена родила бы без моей помощи?

— Ну, я бы сделал бы ей кровопускание, дал бы слабительное, и с божьей помощью, Маргарет, разродилась бы.

— Обескровив и обезводив организм Маргарет, ты убил бы плод. А поскольку ребенок зависит состояния организма матери и связан с ней пуповиной, то трупный яд плода, убил бы твою жену на третий день. Ты этого хотел?

— Нет-нет, но все равно твои методы лечения не приемлемы в цивилизованном обществе.

— Ты, цивилизованный, вошеносец! Варвары, как ты их называешь, моются и меняют белье, хотя бы один раз в неделю. А вы с Маргарет, воняете так, что, если бы были тут мухи, от вашего смрада, они бы подохли. Все болезни от грязи. Надо вымыть капитально твое жилище. Вытравите всех насекомых, на себе и в вещах, не то клопы закусают твою крошечную дочку, а может и заразу занесут. И мыться надо каждый день. Баню принимать желательно регулярно, тогда, не будешь, постоянно животом маяться. Так, что забери свои гроши, и построй рядом с домом баньку, послушай моего совета.

Хлопнул дверью и уехал. Возмущался сам себе по дороге. Сидит этот английский индюк в дерьме по самые ноздри, и еще называет нас варварами, цивилизованный какой поросенок. Чудны твои дела Господи!