Кирилл
Второй час сижу на скамейке у подъезда Маши. Знаю, что ее нет дома, как и
машины во дворе, но все равно без конца поглядываю на ее окна, как будто в
них внезапно загорится свет.
Рядом со мной лежит большой букет из пышных роз и белый медведь для
Таси. Сидит, опустив голову, и ждет свою новую хозяйку.
Надеюсь, дочке понравится мой сюрприз. Знаю, как она любит мягкие
игрушки.
С того момента, как встретил жену и дочь в ресторане, прошло уже три дня, но я только сейчас приехал поговорить с ними. Мне понадобилось время на
то, чтобы подобрать слова, которыми буду возвращать семью.
Я все переосмыслил и понял, что кроме Маши и Таси мне никто не нужен.
Они — все, что у меня есть. И я дал себе слово, что больше никогда не
поведусь на другую. Даже если передо мной будет вилять задом обнаженная
модель, я не взгляну в ее сторону. Мне урока с Анжелой хватило сполна.
Сам себе поражаюсь: и что меня не устраивало в семейной жизни?
Раньше приезжал домой, и там пахло настоящей домашней едой, а не
враньем, и не ресторанными пельменями, как было с Анжелой. Жена всегда
встречала меня поцелуем, а дочка с порога вешалась на шею, а потом
показывала поделки и рисунки, принесенные из садика.
Уютно было. Хорошо. Спокойно.
Но черт меня дернул повестись на эту Анжелу. Как будто в голове произошло
какое-то помутнение, и кроме нее я никого не видел перед собой.
Сейчас это помутнение прошло.
Но расплачиваться за него я буду еще очень долго.
Постоянно думаю о нашем прошлом с Машей, и о той встрече в ресторане, которая третий день не дает мне покоя. Ведь еще совсем недавно я был
рядом с женой и дочкой, мы всегда вместе проводили досуг, а теперь с ними
нарисовался какой-то черт и занял мое место.
Знаю, что сам во всем виноват, и не могу упрекнуть Машу в том, что она
нашла мне замену, но от одной мысли, что она с кем-то встречается, по
моему телу проносится разряд тока.
«Идиот, — сокрушенно вздыхаю я. — Сам все развалил вот этими вот
руками».
Черт, я столько боли причинил ей, что готов убить себя за это. Вспомнить
только, как у нее руки тряслись, когда она впервые увидела Анжелу.
Представляю, что она чувствовала, стоя в больничной палате и глядя на то, как меня гладит по лицу другая.
Наверное, примерно то же самое почувствовал я, когда увидел ее и дочку в
ресторане с Киреевым.
Я корю себя за все, что сделал. И даю себе слово, что теперь все будет по-другому. Больше никогда не предам и ни на кого не променяю свою семью. И
если уж у жены будут трястись руки, то только от тяжести букета, и никак
иначе.
Мы с ней всю жизнь друг за другом и в огонь, и в воду. Жили на съемных
квартирах, вместе росли в карьере, через многое прошли, и всегда друг друга
поддерживали.
Сейчас в нашей жизни случился переломный момент, но такое бывает в
каждой второй семье. Нужно смотреть на это как на трамплин в лучшую
жизнь. Эта ситуация дала нам хорошую встряску и теперь мы оба поймем, что нам никто другой не нужен.
Я даже о втором ребенке задумываюсь. Представляю, как Маша уйдет в
декрет, родит мне сына или еще оду дочь, и эта картинка мне нравится.
— Теперь все будет хорошо, — со вздохом произношу я, и снова поднимаю
голову на ее окна.
Понимаю, что мне теперь предстоит заслужить ее доверие, и ради этого я
готов пойти на все что угодно. Надо будет, просижу тут до утра, чтобы
дождаться ее и поговорить.
Но когда проходит еще двадцать минут, я начинаю нервничать. Встав со
скамейки, меряю шагами площадку возле подъезда, и вглядываюсь в каждую
машину, проезжающую по двору.
Отодвинув рукав кожаной куртки, смотрю на часы.
«Половина девятого. Она еще два часа назад должна была приехать с
работы».
Ожидание становится похожим на пытку, а весь настрой на разговор с каждой
минутой куда-то улетучивается.
«Может, она больше не живет здесь?» — закрадывается в голову мысль.
На секунду представляю, что они с Тасей переехали к Кирееву, и внутри все
закипает.
«У них не настолько серьезные отношения», — ухмыляюсь я, и слышу за
спиной хриплый смех.
— Что ты ходишь как тигр в клетке? Туда-сюда, туда-сюда.
Поворачиваюсь и вижу перед собой бородатого, щуплого мужика в грязных
брюках и в потертой куртке, которая размеров на пять больше чем нужно —
он буквально утонул в ней.
— Чей будешь хахаль? — спрашивает, кивнув на букет, затем закидывает в
рот семечки и одаряет меня улыбкой с шелухой на зубах. — Я тут всех знаю.
Местный как-никак.
— Ну, раз местный… — Я сую руки в карманы кожанки и выпрямляюсь. —
Тогда скажи, в какое время приезжает девушка на белой «Ауди».
Видимо, бродяге, как и многим людям его социального уровня, просто
захотелось общения. Ведь куда ни глянь, бомжи самые приветливые и
благодарные люди. Стоит только сигареткой их угостить, как они тебе и
здоровья, и богатства, и всего самого-самого пожелают.
— Ты про Машу, что ли? — внезапно называет ее имя. — Так она обычно
около семи приезжает. Во, смотри! — Подойдя ближе, показывает ладонь со
шрамом. — Это она меня заштопала. Я тут было полез в урну и руку
распорол об стекло. Кровищи было, у-у-у, — протягивает, сморщив лицо. —
Думал, сдохну. Но тут, — широко улыбается он и с довольным видом
протягивает: — Ма-а-аша из подъезда вышла. Отвезла меня в больничку, заштопала, и теперь я как новенький.
«Неудивительно, — подмечаю я. — Маша никогда не пройдет мимо чужой
беды. Даже вонючего бомжа не побрезговала посадить в свою машину».
Он оглядывает парковку во дворе и пожимает плечами.
— Наверное, у своего ухажера осталась.
Эта фраза словно штопором прокручивается в моем сердце.
— А дочка-то ее на тебя похожа, — вглядывается он в мое лицо, освященное
фонарем. — Твоя, что ли?
— Моя, — отрезаю грубо.
— Так ты бывший Маши, получается?
— Получается.
Мужик смотрит сначала на букет, потом на медведя, и делает вывод:
— Вернуть ее хочешь, — качает он головой, затем тяжело вздыхает и с
досадой произносит: — Не получится. Точно тебе говорю. Поезд ушел.
— Ушел? — смеясь, вскидываю брови. — А тебе-то откуда знать?
— Да я ж каждый день вижу их вместе, — смеется в ответ. — Сначала думал, что он и есть отец Таськи, уж больно он с ней сюсюкается. А потом слышу, что она его по имени называет, ну, думаю, значит, не отец.
Выставив указательный палец, добавляет:
— Не каждый родной отец будет дочь на руках носить, а тут, считай, чужой
мужик, а столько внимания к ней. Они тут то в волейбол во дворе играли, то в
эти ракетки, — щелкает он пальцами, — как они там называются.
Пока вспоминает, я сжимаю кулаки и едва сдерживаюсь от неистового
желания силой заткнуть его беззубый рот.
— О, — восклицает мужик, — а вот и Маша.
Повернувшись, вижу, как Маша с Тасей идут к подъезду, о чем-то тихо
разговаривая, и пока что не замечая меня.
Начинаю немного нервничать. Чувствую, как учащается пульс.
Беру со скамейки букет и медведя, расправляю плечи и в этот момент Маша
устремляет на меня взгляд.
— Папа! — радостно кричит Тася, а на лице Маши тут же появляется вопрос:
«Что ты здесь забыл?»
— А я тут это… хахаля твоего охраняю, — прерывает затянувшуюся паузу
мужик и хрипло смеется. — Чтобы не украли такого красивого, да еще и с
подарками.
Маша, посмотрев на букет, глубоко вздыхает.
— С подарками, значит… — Она гордо поднимает голову и, вопросительно
глядя на меня, выгибает бровь. — Интересно, по какому поводу?
— Ух ты, мишка! — Тася прижимает к себе игрушку, и в следующую секунду
произносит фразу, от которой все мои внутренности превращаются в лед: —
Дядя Руслан мне почти такого же подарил, только немного побольше.
— Зачем приехал? — в упор глядя на меня, спрашивает Маша.
Смотрит как на чужого, говорит холодным и равнодушным тоном.
Совсем не узнаю в ней прежнюю жену.
— Мы можем поговорить?
Глава 36