Бывшие. Книга о том, как класть на тех, кто хотел класть на тебя

#3. Мой Бьет, значит любит

Я долго не хотела писать главу про этого бывшего, потому что из всей плеяды моих товарищей – это единственный тип, которого я побаиваюсь до сих пор. Потому что «если что не так», он приедет «разруливать ситуацию».

Вы сейчас спросите: Наташа, ты что, в девяностых с кем‐то встречалась? Скажу так, друзья, я родилась во времена СССР, пережила перестройку и дефолт, деноминацию и крах «МММ», я жила во все эпохи, начиная с 1980 года. Конечно, я встречалась с парнем в лихие девяностые!

Он был такой же лихой, как и эти девяностые. С битой не ходил, но кастет и нож у него были всегда с собой. «На всякий случай,» – как он говорил. Что это за случай такой, я не уточняла, но он и меня научил быть готовой к нападению, естественно, на всякий случай.

Мой был бандитом. Не могу сказать, что прям бычарой, нет. Обычный такой, высокий симпатичный парень. Но с настолько тяжелым взглядом, что даже, когда он улыбался, страх все равно не отпускал тебя. Складывалось впечатление, что он тебя сейчас прибьет, но с улыбкой.

У него, конечно, было имя. Как у всех людей. Какое‐то обычное. Но мы почему‐то называли друг друга местоимениями «мой» и «моя». Когда я выходила во двор раньше, чем он, меня спрашивали обычно: «А где твой?» Когда приходил он, ему говорили: «Видел, че твоя сегодня сделала?» А делала я прям много чего.

Чтобы вы лучше представляли, какая мы были парочка, вспомните Джокера и Харли Квин: я творила какую‐то невероятную неадекватность, а он меня вытаскивал из любой проблемы.

Однажды я выбила кирпичом лобовое стекло автомобиля у соседей по дачному участку. Сейчас мне стыдно. Но тогда нам было весело, мы гуляли ночью по дачам, и Мой что‐то выкинул типа «слышь, а слабо добросить кирпич до вон той машины», а мне оказалось не слабо. А хозяину машины оказалось не слабо выбежать из дома. Мой что‐то долго решал с ним, они спорили, потом он отдал свою золотую цепочку, и они относительно мирно разошлись.

Такое поведение бывает, когда человек, вырвавшись из‐под родительской опеки и первых серьезных отношений, пытается найти границы дозволенного. Мне было интересно все, в том числе, где та грань, за которой я буду получать по шее от окружающих. Я эту грань находила и могла долго двигаться по ней, как эквилибрист по канату: туда-сюда. Думаю, если бы за мной не стоял Мой парень, меня бы, безусловно, били. Но рядом был он, поэтому я творила, что хотела. Например, всегда говорила правду. Люди не любят, когда им говорят правду. Я это знала. Но меня не заботил тот факт, что я могу обидеть или задеть человека. Меня заботило только то, успеет ли Мой прийти ко мне на помощь. А он успевал всегда.

Это были те самые легендарные времена (школоте не понять), когда во дворах все решалось грубой силой, а за каждое сказанное слово нужно было отвечать. Слово не воробей, оно вылетает, потом долго кружит над беседующими, потом гадит на всех подряд, а потом этого воробья ловят и запихивают обратно в глотку шутнику. Со мной такие штуки не срабатывали. Потому что, как только ловили воробья, я пряталась за спину Моего.

В общем, мы с Моим были счастливы: у меня был мой гангстер, а у него была его сумасшедшая хулиганка, которую приходилось постоянно защищать. Тогда я не понимала, зачем ему нужны эти проблемы? Почему он еще не бросил меня и не нашел нормальную девочку?

Но с нормальными ему было скучно. Он им был не нужен. Они не попадали в переделки, из которых он мог бы их мастерски спасти. А я влипала в истории ежедневно. Мне тогда казалось, я не смогу без него прожить и дня. А по факту оказывалось, это он не может. Ведь свое геройство ему было необходимо доказывать. Чтобы казаться героем, недостаточно быть добрым, сильным и справедливым. Нужно еще, чтобы кто‐то рядом постоянно попадал в беду, нужна жертва. Я была идеальной жертвой.

Я была как Джейн, а он – как Тарзан: в этих каменных джунглях Челябинска он спасал меня ото всех животных.

Я была как Белоснежка, а он – как принц: я однажды подавилась яблоком, а он стукнул мне по хребтине так, что у меня лопатка, кажется, провалилась куда‐то под диафрагму.

Я была как потерянный Мамонтенок, а он – как льдина, которая привезла меня на себе «к единственной маме на свете», когда я сильно перебрала на вечеринке.

В общем, я опять ударилась в романтику и нафантазировала, какая мы идеальная пара. Никто из нашего окружения не сомневался, что мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день (а вот это могло произойти с ненулевой вероятностью в скором будущем).

Проблемы начались позже, когда я стала вести себя более адекватно и прекратила ввязываться в серьезные проблемы. Мой перестал чувствовать себя нужным, ему нечего было больше решать. Поэтому он ничего лучше не придумал и начал создавать эти самые проблемы мне. Возможно, ему просто требовалось на ком‐то срываться, а внешних объектов не было. И он переключился на объекты внутренние. На меня.

Поэтому один раз «в целях профилактики» был выдран клок моих волос (нечаянно, естественно) «за короткую юбку». И один раз вывихнут мизинец за то, что ему не понравилось, как я улыбалась какому‐то парню на остановке. Естественно, я ему простила, ведь он не специально вывихивал мне это чертов мизинец. Он просто от ревности сжал мне руку, не рассчитал. Но он потом так долго извинялся и возил меня в больницу, что я его простила. Да что там! Подруги так восторженно обсуждали эту новость, что мне казалось – вот она, настоящая любовь, когда от ревности мой парень может меня убить.

А потом к легкому физическому насилию подключилось насилие эмоциональное. Мне не разрешено было гулять без него. Мне вообще многое было запрещено. Я переживала. Ведь мы как Джокер и Харли Квин, думала я. Он должен унижать не меня, он должен унижать окружающих. По сути, мы уже не были парочкой Харли Квин и Джокер, а больше напоминали пару Лолита и Александр Цекало: постоянные подколы и упреки, иногда в ход шла физическая сила.

Я решила выйти из этих тянущих меня на эмоциональное дно отношений. Так обычно в покере осторожные игроки выходят из игры, когда сильное везенье сменяется тотальной непрухой. В общем, я скинула карты и сказала Моему честно, мол, любовь прошла, смысла дальше продолжать встречаться нет, расходимся. Неделю он не верил этому и просто каждый день делал вид, что я умалишенная, раз такое предлагаю. Диалоги строились по типу псих и психиатр:

– Ты очень хороший. Но нам нужно расстаться!

– Нам? Или тебе?

– Мне… И тебе тоже… ты же это тоже мы…

– Наташ, бред не неси. У тебя че, кто‐то появился?

– Нет.

– Ну, вот когда кто‐то появится, тогда я тебя отпущу. Я же должен тебя передать в надежные руки.

– Я тебе что, щенок что ли, чтобы меня передавать в чьи‐то надежные руки?

– Разговор окончен, слышала? Когда появится новый парень, я уйду!

Я каждый раз медленно впадала в истерику. Как ему было объяснить, что, пока рядом со мной маячит его туловище, облаченное с головы до ног в «Адидас», ко мне во дворе даже время спросить никто не подойдет.

У меня мелькала мысль завести себе фейкового бойфренда, который скажет: «Отпусти Наташу, мы с Наташей хотим быть вместе, вот мои руки, смотрите, какие они очень сильно надежные»… Но мне было страшно. Не за себя. А за жизнь этого смелого вымышленного парня.

Через неделю я просто не открыла Моему дверь. Он орал под окном. К страху добавилось чувство стыда. Потому что он в одночасье перестал звать меня «Моя» и начал звать меня совершенно другими словами. Наутро соседи смотрели на меня очень осуждающе. В этот же вечер все повторилось: ор под окном и угрозы.

Я накинула какое‐то пальто, выбежала во двор и сказала: «Хватит! Я не хочу таких больных отношений, у меня есть другой». И он меня ударил по лицу.

Он меня ударил по лицу. Не избил. Не пинал ногами. Это был один-единственный удар. Я, конечно, для красного словца могла бы раздуть историю, чтобы даже Андрей Малахов воскликнул: «К чертям Шурыгину! Наталья, срочно приезжайте к нам в студию! Самолет вас ждет у подъезда!» Я могла бы придумать, что Мой меня избивал и что он просто зверь. И каждая читательница сразу прониклась бы чувством жалости ко мне. Но он ударил меня всего один раз. Возможно, это была пощечина или хук справа, я не разбираюсь в терминологии бокса. Просто когда семидесятикилограммовый парень отвешивает пощечину сорокакилограммовой девочке – это всегда больше, чем пощечина.

Мою голову по центробежной развернуло вправо так, что я на секунду увидела собственную попу. Кстати, неплохая попа, если откровенно, уж лучше бы он по ней ударил. Я медленно повернула голову обратно и посмотрела ему в глаза. Он молча развернулся и быстрым шагом ушел. И все.

Не было никаких «слезы хлынули градом», не было «он упал на колени и просил прощения», никаких «я прикоснулась рукой к лицу, все лицо горело» – никаких этих киношных телодвижений не было. Был просто удар и все. И звон в правом ухе.

Слух вернулся на следующее утро. Мой не вернулся больше никогда. Сначала мне было некогда горевать: я делала компрессы для уха, пила что‐то от головной боли и капала что‐то от отита. После дня мучений поволокла свое туловище к ЛОРу. Там узнала, что у меня сильный ушиб, и неделю я провалялась на больничном. Было больно. Но не потому, что с парнем рассталась. А потому, что ухо ныло не переставая. И я тоже ныла.

После этой истории, когда какая‐нибудь ванильная барышня пишет печальный пост в инстаграме: «Мне так больно, он разбил мне сердце», я каждый раз думаю: девочка моя, а ухо ни разу не разбивали? Просто вот это действительно больно.

Про разбитое ухо, в отличие от разбитого сердца, нет красивых печальных стихов, нет красивых картинок, вообще ничего нет.

Потом ухо прошло, и я затосковала по Моему. Мои дворовые подруги тоже изрядно переживали за меня, одна из них выдала невероятно мудрую фразу: «Бьет, значит любит. Натуся, он боялся тебя потерять, поэтому ударил. Думаю, ты упустила свою настоящую любовь…» Я всерьез переживала и думала: надо его вернуть. Но он пропал. Сотовых телефонов тогда не было, а домашний оказался отключен. Кто‐то рассказывал, что он уехал к родственникам в Екатеринбург.

Мой появился, когда я уже училась на пятом курсе университета. Он встретил меня у подъезда. Сильно похудевший. На мой вопрос, где он пропадал, сказал, что в тюрьме. Возможно, в Екатеринбурге. Возможно, там у него и есть родственники. Меня это почему‐то не удивило.

Его проблемой была излишняя агрессивность, помноженная на стереотип, существующий в головах простых русских людей: «Бьет, значит любит».

Неудивительно, что мы с ним были вместе, ведь этот стереотип существовал и у меня в сознании. Чем сильнее он прижимал меня к стене, чем грубее хватал за запястья, тем больше я была уверена, что вот это и есть настоящая любовь.

Если действительно побои – показатель степени любви, почему еще в загсах регистраторши своим дельфинячьим голосом не добавляют в конце речи: «А теперь в знак любви и верности, молодые, отмудохайте друг друга!»

Бьет, значит любит. Если это правда, почему после легендарного боя Мейвезера против Макгрегора никто не воскликнул: «Как он его отметелил! Сто процентов, это любовь! Наверное, скоро у них свадьба!»

Возможно, потому что формулировка «бьет, значит любит» не закончена. «Бьет, значит любит… бить» – вот фраза целиком.

Сразу вспоминаю письмо возмущенной подписчицы:

Мне тогда на секунду показалось, что пишет не сама Катя, а муж, который с одного удара уложил ее отдыхать, а сам сел за компьютер. Но, еще немного пообщавшись с невероятно общительной и такой же непроходимой Катюшей, я выяснила, что в данном случае речь идет не о домашнем насилии, а о сексуальных особенностях этой пары.

Сразу оговорюсь: если вы со своим партнером фанаты БДСМ – это не домашнее насилие, это особенности вашей сексуальной жизни. В эту тему у меня есть другое письмо с вопросом, который мне задала молодая женщина:

Наташа, я не специалист в БДСМ, но даже я знаю, что существуют стоп-слова. Когда вы произносите стоп-слово, игра заканчивается. Если игра на вашем стоп-слове не заканчивается, то по факту вас просто насилуют и избивают.

Вообще, отличить БДСМ от насилия бывает сложно, ведь большинство женщин находят определенное мазохистское удовольствие от страданий (физических и душевных). А если вспомнить теорию о том, что «все женщины немного мазохистки», становится еще сложнее. Мы любим страдать и иногда находим в этом кайф. Но, я повторю, есть существенное отличие: БДСМ – это игра, она заканчивается, если кто‐то из играющих сказал: «Все, я выхожу из игры», если после этого игра не заканчивается, то это новая серия фильма «Пила».

Особенно обескураживают меня подобные просьбы о помощи:

Алина, серьезно? Вот это потеря! Он уйдет от тебя, и тебя некому будет избивать? Как ты выживешь без гематом и сломанных ребер? Я просто представить не могу, во что превратится твоя жизнь без побоев. Сначала ты перестанешь хромать и подволакивать ногу, потом станешь ухоженной и красивой, а потом что? Улыбаться начнешь еще и, не дай Бог, нормального мужчину встретишь и будешь жить с ним счастливо!

Да нафиг это надо!

Лучше терпеть побои. Ты права.

Уважаемая Воспитательница Мужчин. Когда я училась в педагогическом университете, нам профессора говорили, что воспитывать ребенка можно до трех лет. Только до трех, представляете! Лет до шестнадцати на ребенка можно существенно повлиять, так скажем, перевоспитать. Я надеюсь, вашему мужчине не три года и не шестнадцать, а намного больше.

Поэтому тот факт, что взрослый мужчина бьет свою женщину, а потом платит ей за это (иногда деньгами, иногда извинениями и слезами), не должен отвлекать вас от основного: у вашего мужчины серьезные психологические проблемы. И у вас тоже. Поэтому берите его за руку, если он вам еще не переломал эти самые руки, и идите к хорошему психологу. Оба. Потому что с вами тоже не все в порядке.

Особенно меня удивляют женщины, которые признают, что их мужчина психически болен, но стойко верят, что они‐то, женщины, абсолютно нормальные. Нет. Абсолютно нормальной женщине не нравится ходить с синяками, выбитыми зубами и отбитой почкой. Если вы это терпите и (самое удивительное) находите оправдание – вы тоже больные. Идите оба к Айболиту. Он и не таких животных лечил.

Вообще, чем больше историй про избиение я слышу, тем больше убеждаюсь в том, что в данном положении дел виноваты оба супруга. Если тебя бьют, но ты не уходишь, значит, тебя все устраивает.

Помню, у меня в университете была подруга, которую бил парень. Я периодически слушала ужасные истории о том, как и обо что он ее ударил. Мы с девчонками переживали и в конце концов убедили ее расстаться с этим товарищем. Она нашла себе нового ухажера, но через месяц снова гуляла со своим садистом. Причина была простая: «Девочки! У нас с ним страсть и любовь. А вы так и продолжайте тухнуть в своих скучных отношениях!»

Да, товарищи бабы, мы все немножечко мазохистки. Мы все постоянно терпим какое‐то насилие, но не уходим. Поныли, нам стало легче, и продолжаем дальше жить своей мазохистской жизнью. Наверняка у каждого есть такая подруга, которая постоянно жалуется, как ее унижают на работе, гнобит муж, как плохо к ней относятся родители. Жалуется, но не уходит ни с работы, ни от мужа, не съезжает от родителей. Никогда. Потому что кайфует от своей роли жертвы.

Попробуйте ей предложить радикальное решение – уйти. Начнутся отговорки и объяснения, почему она этого сделать не может (но на самом деле, может, но не хочет).

Если вам необходимо научное объяснение этого семейного шапито, то могу рассказать о знаменитой теории Карпмана. Хотя, думаю, вы уже где‐то слышали о ней. Треугольник Карпмана включает в себя три стороны, три роли: Жертва, Преследователь, Спасатель. Выйти из него без помощи психолога практически невозможно.

Зря вы думаете, что для этого цирка нужен третий человек. Два супруга вполне справляются с этими тремя ролями. Смотрим:

Преследователь: Агрессивный муж ударил свою жену.

Жертва: Побитая жена, вся в слюне и соплях, плачет, валяясь на кафельном кухонном полу.

Спасатель: Муж сожалеет, просит у нее прощения, пытается помочь жене встать с кафеля.

Преследователь: Жена, утирая сопли, угрожает мужу разводом, грозится пойти и снять побои.

Жертва: Муж раскаивается, плачет, умоляет этого не делать.

Спасатель: Жена обнимает своего благоверного, просит прощения, что хотела разрушить его репутацию, клянется так никогда больше не делать. Моет кафельный пол.

Занавес!

То есть два человека, постоянно меняясь ролями, могут забабахать вот такой вот веселый цирк уродов. Ходят по кругу, то нападая, то защищаясь. Не исключено, что оба получают от этого представления удовольствие.

Самое сложное после расставания с мужчиной, который проявлял физического насилие, – убедить себя в том, что насилие – это не норма отношений. Если вы этого не поймете, то следующий кавалер удивительным образом будет похож на предыдущего. Он тоже в какой‐то момент поймет, что вы любите побои, что они вам жизненно необходимы, и в обозримом будущем обеспечит их в достаточном количестве.