Бывшие. Соври, что любишь

Глава 33

Не передать словами весь спектр эмоций, что я испытываю.

Как могло такое произойти? Я же внимательный и спокойный водитель, никогда не лихачила, всегда соблюдала скоростной режим, сто раз думала, прежде чем совершить маневр!

А тут даже глазом моргнуть не успела, как все произошло.

И что теперь? Мой сын непонятно где, а я как вареная, обколотая успокоительными, лежу и смотрю в одну точку на потолке.

Слышу шорох открываемой двери, но сознание заторможено, и я не сразу соображаю, что нужно оторвать взгляд от потолка.

Поворачиваю голову, лишь когда рядом со мной садится кто-то.

Максим.

Бледный, с темными мешками под глазами. Одежда мятая, волосы растрепаны. Он рассматривает меня с жалостью во взгляде.

У меня болит лицо, левая часть онемела — предполагаю, что там нехилый такой синяк. Руки и ноги беспорядочно перемотаны бинтами, местами обработаны зеленкой, наверняка порезы оттого, что на меня посыпалось стекло.

— Леша… — пытаюсь задать вопрос о сыне, его состояние меня беспокоит больше всего на свете.

Никонов тут же кладет руку на мою, чуть сжимает ее. Мне кажется, его ладони обжигают. Или это у меня температура тела такая низкая, что разница кажется колоссальной?

Максим, видимо, замечает, что ладонь у меня холодная, и тут же укрывает меня больничным одеялом.

— Уль, не нервничай, пожалуйста, — говорит уверенно и спокойно, хотя я вижу отголоски страха на его лице. — Врач сказал, что с Лешей все хорошо. Он стабилен. Перелом ключицы и сотрясение. Все это не опасно для жизни, наверняка мальчик быстро пойдет на поправку.

Да, все это я уже слышала от врача. Он коротко отчитался передо мной и заверил, что опасности нет.

Я пытаюсь подняться, чтобы найти врача, который сможет отвести меня к сыну, но Максим мягко нажимает мне на плечи и укладывает обратно.

— Ульяна, тебе надо отдохнуть, — говорит строго.

— Я не смогу спать спокойно, пока не увижу сына.

— Я только что разговаривал с вашим лечащим врачом, твой сын спит, — произносит это как-то странно, неожиданно осипшим голосом. — Давай поступим так: я останусь тут и, когда Леша придет в себя, сразу же пойду к нему, а потом вернусь к тебе и отчитаюсь.

— Но… зачем тебе это? — спрашиваю непонимающе. — Поезжай домой, к чему ночевать в больнице.

— А ты не понимаешь? — его голос прерывается, глаза наливаются кровью.

Почему-то мне кажется, что он теряет терпение, но держится.

— Нет, — отвечаю тихо.

Максим прикрывает глаза, выдыхает рвано.

— И с кем останется Глеб? Он же не будет ночевать с тобой тут.

— Глеба заберет мой отец. Он уже выехал. И я останусь, Ульяна. Возражения не принимаются.

Замолкаем. Я не в силах вести споры, да и чувствую, что Никонов не откроется мне. Я не узнаю истинных причин.

— А что с людьми из той машины?

Отворачивается.

— Макс? — двигаю губами, но звука нет.

Никонов поднимает взгляд, смотрит тяжело.

— Случилось то, что случилось. Твоей вины в аварии нет. Менты забрали у меня регистратор, на записи видно, что тачка вылетает на встречку прямиком вам в лоб. Надо благодарить бога, что вы отделались так легко. Окажись это не малолитражка, а внедорожник, боюсь представить, как все было бы…

Даже несмотря на седативное, которое должно успокаивать, я всхлипываю.

Я не сразу замечаю, что мышцы лица Максима дергаются. Он придвигается ко мне. Кладет ладонь на здоровую половину лица, а сам опускает голову на подушку.

— Перестань плакать, Уль, — говорит мягко, но в голосе слышна боль. — Ты жива, Лешка выздоровеет. У вас обязательно все будет хорошо. Все позади. Вы в безопасности.

Не сдерживаясь, беру его руку в свою, сжимаю ладонь. Даже несмотря на успокоительное мне сейчас так страшно. Это какой-то животный ужас.

Мысль приходит резко, как вспышка губительной молнии.

А что было бы, если бы я умерла? Максим и Лешка даже не узнали бы, что на самом деле приходятся друг другу отцом и сыном. Что близкие. Самые родные.

— Ма-максим, — губы не слушаются, во рту страшно сухо. Сознание накрывает туманом, — мне надо сказать тебе, что… что….

— Скажешь, Уль, — он немного отодвигается от меня и смотрит, как мне кажется, устало, а еще немного с осуждением. — Обязательно скажешь… — туман такой мягкий и приятный. — Скажешь, Ульяна… почему мой сын носит фамилию чужого мужика…

Мне кажется. Ведь кажется же? Чудится, как в сновидении или странном мираже…