Бывшие. Я тебя верну!

Глава 4

Полгода назад. Санкт-Петербург

Роман

Я улетел в Питер через два дня после разговора с Юлей. Мне нужно было разобраться. Понять, что чувствую. Увидеть этого мальчика. Ваню. Неужели у меня есть сын? Ему шесть уже… Как же теперь стать ему отцом? Смогу ли? Кровь – не вода, но все же…

Дождливый майский день. Такси остановилось возле старой питерской семиэтажки с обшарпанным двором и запахом интеллигентной сырости. Я относился к культурной столице своей родины не без скепсиса. Серо, грязно и много курящих. Жену мою город очаровал давно и навсегда, я относился с прохладцей. Коренной москвич, что поделать.

Я поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Юля сказала, что это квартира ее матери, но она умерла совсем недавно. Чтобы не удивлялся некоторому запустению. Я оглядел старый дверной косяк – такой одним ударом вынести можно.

– Привет, – Юля открыла практически сразу, пропуская меня внутрь. Тусклый коридор, из узких окон лилось невнятное марево из тумана и серости, комнаты захламлены старой мебелью. – Ваня у себя.

Юля поправила длинный махровый халат, пояснив, что только из ванной, и распахнула дверь в небольшую детскую. Здесь, напротив, было много света и ярких пятен: большой цветной конструктор, кровать в форме машины, не новая, но приличная, взъерошенные длинноватые волосы и пытливые серые глаза. Моего сына. До сих пор осознать не могу.

– Ваня, иди сюда, – подозвала Юля. Мальчик поднялся с пола, бросая недостроенный замок, и осторожно приблизился. – Помнишь, я говорила, что скоро приедет папа? Это он. Его зовут Роман Демьянов.

Я не прислушивался к ее словам, на ребенка смотрел. Понять хотел, что сердце мое говорило. Ваня, кажется, тоже не слышал мать. Ему интересны были не формальные фразы, а собственное впечатление. Взгляд пытливый и осторожный, а замечание не по годам взрослое:

– Раньше у меня не было папы.

– Теперь будет, – хрипло проговорил. Я не успел обдумать свои слова. В моменте они казались истинно верными. Чуть позже понял, что все намного сложнее. Что есть дорогие и любимые люди, которые, возможно, не примут мое решение с такой же искренней простотой, с которой я его дал. Но мальчик так настороженно замер, что я не знал, как можно было выразиться иначе. Разве я смогу теперь просто уйти и забыть о его существовании? Откупиться деньгами и жить по-старому. Нет, меня отец не так воспитывал.

– Можно поиграть с тобой? – попросил мягко. Не хотел пугать ребенка чрезмерным напором, хотя очень стремился узнать все.

Ваня медленно кивнул, на пол сел и выжидающе на меня взглянул. Я последовал его примеру.

Юля сказала, что Ваня любил собирать конструкторы, особенно машины в металлическом корпусе. Это уже серьезно! Я привез в подарок два набора: джип Врангеля «Лего» и посложнее. Мы просидели до вечера: голова к голове, вопросы по делу, практически не отвлекались, только на огромную двойную пиццу пепперони.

К вечеру Ваня расслабился окончательно и рассказывал про игрушки, садик и бабушку, которой, похоже, ему очень не хватало. Он уже успел узнать, что такое смерть. Я тоже. С отцом мы были близки: он, я и Темыч. Папа очень хотел внука. Может, он сейчас радовался за меня в ином мире?

– Тебе почитать? – спросил, когда Ваня из душа пришел. Он уже сам купался! Очень самостоятельный, не болтливый, но открытый.

– Угу, – несмело улыбнулся. – Мы с бабой ситали «Желтый туман», – и книгу мне протянул.

У Вани несколько шипящих западало, нужно к логопеду. Разберемся.

Он уснул после двух объемных глав. Я погасил свет и вышел из комнаты, потянулся, разминаясь, глазами Юлю нашел. Она тактично не влезала в наше знакомство, но, увидев меня, разволновалась. Все в том же халате, только волосы высохли, легкими светлыми кудрями окружая лицо.

– Ну как? – спросила кротко, поднимаясь.

Я улыбнулся. Хороший парень, а я очень хотел сына. От Наташи хотел, но судьба распорядилась иначе. Получалось, что теперь у меня двое детей: Ева и Ваня. Я пока не знал, как с этим быть, как жизнь перестраивать, но отвернуться от мальчика уже не смогу. Только познакомились вроде, а он уже тянулся ко мне, робко и бессознательно, но искал тепло. Я знаю, у меня дочь есть, она в чем-то такая же.

– Вроде наладили контакт, – ответил я.

– Пойдем, что ли, кофе попьем? – предложила Юля. Мы устроились на тесной кухне. Она достала нарезку колбасы и сыра, вместо кофе – бутылка «Hennessу ХО». Не слабо для нуждающейся в деньгах.

– Ты раньше любил этот коньяк, – смущенно проговорила и разлила по бокалам. Обычный совершенно, но вкус хороший. Этот коньяк я до сих пор любил.

– Расскажи про Ваню? – попросил, залпом опрокинув в себя порцию. Нужно немного ослабить эмоциональное давление.

– Я уехала в Италию, только спустя три месяца поняла, что беременна. Я была ошеломлена, вернулась. Мать велела рожать, – достаточно честно призналась Юля. То есть вариант «не рожать» тоже рассматривался. – Ваня родился здоровым и крепким. Шустрым, правда. В два года даже ногу сломал.

Не уследили, что ли. Почему-то это не понравилось мне, хотя, по сути, никто ему: душевная привязка ведь не приходит так быстро, но цапнула мысль, что мой сын недосмотренным был.

– Он на дерево залезть пытался и упал, мама моя не успела, – начала оправдываться Юля. – Говорю же, шустрый.

Я скупо улыбнулся. Да, пацаны они такие.

– Ваня любит бегать, в мяч играть. С мальчишками по выходным целый день гоняет в футбол.

Я усмехнулся своим воспоминаниям. Какого-то он мне напоминает! Мы с Темычем такими же были. Я уже со старшими играл, а он, мелочь пузатая, буквально выгрыз место в нашей команде.

– Я думала не усидчивым вырастет, – пожаловалась Юля, – но нет. Может часами сидеть мастерить что-то, собирать конструктор, на планшете рисовать учится. Правда, он старенький у нас.

Я пригубил еще коньяка. Задумчиво хмурясь, искоса разглядывая скромную кухню. То, что Ваня мой, сомнений нет. Слишком похож. Я пока не знал, что с этим делать, но помогать буду в любом случае.

– Тяжелее стало, когда мама умерла. Она очень помогала. Да что там, он с ней жил фактически.

– Почему не с тобой? – спросил мрачно.

– Я тогда совмещала учебу и работу, – опустила глаза Юля. – А мама только рада была Ване…

Она тяготилась материнством – щелкнуло неожиданно. Только пока не разобрал: тогда или и сейчас тоже?

– Ваня очень хороший парень. Твоя мама хорошо его воспитала.

Юля бросила на меня тоскливый виноватый взгляд.

– Ты прав, – добавила тихо, – я не так много внимания уделяла ему. Прости… – и в руках непролитые слезы спрятала.

– Не надо, Юля, – я поднялся и к ней подсел, ладони убрал, заглядывая в мокрое лицо. – Все хорошо. Я не осуждаю тебя.

– Ты всегда был таким, – шепнула, мягко улыбаясь. – Настоящий мужчина, – и мечтательно глаза подняла. – Помнишь, как носился с моей ногой? Встречал и провожал…

– Помню, – проговорил, взглядом цепляясь за оголившееся стройное бедро. Коньяк немного ударил в голову, разгоняя кровь и жарким теплом согревая. Нет, я был трезв. Чтобы напиться мне гораздо больше нужно, но инстинкты обострились, что уж там.

Я поднялся и порывисто по лицу руками провел, сбрасывая хмельную дымку.

– Ване ты понравился, – Юля тоже встала. – Но я в этом даже не сомневалась, – с восторженным благоговением в глазах на меня смотрела.

– Спасибо тебе за него, – искренне поблагодарил, сжав хрупкие плечи, – но ты должна была раньше сказать. Столько потерянных лет.

Между мной и сыном, конечно, но мои слова странной недосказанностью повисли в воздухе. Юля подошла совсем близко, погладила меня по груди. Молчала, но так многозначительно… Потом обняла и в щеку поцеловала. Не по-родственному, слишком долго и влажно, а в глазах столько покорности и восхищения. Словно я рыцарь. Словно только я мог спасти ее…

– Тебе спасибо, – шепнула тихо, – что не отказал, – и к губам прильнула. Я инстинктивно прижал ее к себе. Податливое тело ударило по четким установкам и запретам, снося предохранители. Во мне смешались благодарность за исполнение мечты, эмоции от знакомства с сыном, ее уступчивость и воспоминания… Юля изогнулась так, чтобы к моим бедрам плотнее прижаться, затем рукою нырнула под пояс брюк. Я сквозь зубы выпустил воздух и толкнулся в теплую ладонь. Это казалось таким правильным. Быть с матерью своего ребенка…

Я подхватил Юлю под ягодицы и на широкий подоконник посадил. Рванул халат с плеча и сжал белую грудь. Она сама расстегнула ремень. Возбуждение затмило разум, и я совсем не думал о последствиях. Сдвинул полоску трусиков, погладил промежность – недостаточно мокрая, чтобы принять меня без боли. Я плюнул на пальцы, растер слюну по стволу и ринулся вперед.

Наверное, большинство мужчин объясняли неконтролируемый выброс тестостерона вне супружеской постели затмением и величайшей ошибкой. Я, увы, не стал исключением. Огромный косяк, но это осознал позже. Когда дурман рассеялся. А пока…

Резкие толчки, смешанные чувства, болезненное облегчение. Юля не ползла на меня, не стонала, молча давала брать себя все с тем же проникновенным выражением глаз. Это отрезвило. Я привык видеть во взгляде женщины ответную страсть и безумие порока. Без масок и купюр, чтобы полностью и без остатка. И глаза… Глаза должны быть карие, а не голубые, а взгляд хмельным и дерзким. Черт! Я вышел из нее, сжал разбухшую головку и кончил в кулак. Черт. Черт. Черт!

Я осмотрел растрепанную, полуголую женщину, с которой только что изменил жене. Я изменил жене! Наташке своей! Блядь! Мой мобильный неожиданно ожил. Она… Все чувствует… Я не смог ответить. Не здесь. Не сейчас.

Еще сидим. Позвоню позже. Люблю

Написал сообщение, заправил рубашку, ремень застегнул.

– Юля, – я повернулся, – не знаю, что на меня нашло. Извини.

Сейчас нужно просить прощение совсем у другой женщины, но для меня немыслимо даже мысль допустить, что это выплывет.

– Я никому не скажу, Рома, – Юля поднялась, запахнула полы халата, выглядела так, словно бы ничего не произошло только что.

Правильно, нужно забыть, вычеркнуть этот эпизод из памяти, иначе вина съест, и Наташа догадается. Она слишком хорошо меня знала.

– Ты останешься? – спросила Юля.

Я думал переночевать в гостинице, чтобы завтра прийти, обсудить дальнейший план действий, но теперь хотел уехать. Обратно в Москву, в объятия любимой. Она исцелит меня, любовью поможет забыть мой позор.

– Нет. Я позвоню позже. Мы все решим.

Я ушел. Главное, нельзя потерять Наташу. Я ей не изменял. Точка.