— Отдыхай, голубчик, пока не прилетит орел, — Дружески похлопал меня по плечу на прощание Усов. — Ты не плохо поработал. Можно сделать передышку.
Я понял, что речь идет о Хельвиге.
Стоял декабрь, в воздухе уже кружились белые мухи, временами задувал колючий ветер. Целыми днями просиживал я в теплой комнате над книгами. Меня освободили от всех обязанностей.
Но вот однажды меня неожиданно вызвали в штаб.
— Что ж, Тутунов, — шутливо встретил меня один из офицеров, ведший разговор от имени Усова. — Предлагаем тебе стать майором медицинской службы Брусиловским. Не возражаешь? А что касается твоих обязанностей перед господином Хельвигом, то они выполняются аккуратно. Шеф дважды благодарил тебя за службу. Ты оправдал его надежды. Сообщил, что на твой текущий счет уже перечислено тридцать тысяч марок. Слышишь! И заверил, что фюрер не забудет твоих заслуг… Он тебе доверяет. Перестал даже контрольные вопросы задавать. Так вот! А пока — новое заданьице. Понимаешь, пташка одна залетела… Нужно расставить силок…
…Получив подробный инструктаж, я в тот же вечер отправился в сельский клуб. Сеанс еще не начался, и я без труда отыскал в кинозале девушку с золотистыми волосами. «Вот она, пташка-залеточка», — догадался я, пробираясь поближе к ней. Сидя между двух наших бойцов, она щебетала о красоте здешней природы… А солдаты молча пялили на нее глаза.
После сеанса они потянулись за нею, но «пташка», кокетливо кивнув в мою сторону, словно давнему знакомому, громко заявила, что предпочитает проводить время с офицерами:
— Они куда воспитаннее и остроумнее…
Я воспользовался этим прицельным замечанием «пташки» и жестом «предложил ей свое сердце». Она подставила мне полную, мягкую руку, я подхватил ее.
— Рад быть вашим слугой, — шутливо проговорил я.
— Все военные рады прислуживать молодым, — заученно отвечала она. — Как за семафор от жены отъехал, так и холостяк.
— А вот представьте себе, вы как раз с холостяком и имеете дело, — продолжал я. — Старым, закоренелым холостяком.
— Допустим, я не нахожу вас старым… Что касается, холостяк ли, то это надо выяснить, — и она повисла на моей руке.
Любовь стала темой нашей беседы. Мы долго сидели на скамейке. А в небе паслась чудесная луковка-луна. Таня, так звали мою знакомую, будто невзначай прижалась ко мне, шепча:
— Мне так хорошо… Ничего сейчас не понимаю… Кружится голова… как пьяная…
Я предложил ей закурить. Она сказала, что не курит, но ради знакомства попробует. От меня не ускользнуло, что она, для вида немножко покашляв, быстро стала затягиваться, как заправская курильщица. Постепенно «пташка» перевела разговор на другую тему, поинтересовалась давно ли я на фронте, кого знаю из штаба армии. Оказалось, что она знает многих наших офицеров и даже командующего.
Наша встреча затянулась до полуночи. Я выглядел совершенно влюбленным. Жаловался на одиночество и неприкаянность холостяцкой жизни, делал прозрачные намеки на женитьбу. Расстались, условившись о завтрашнем свидании. Она обещала меня познакомить со своим двоюродным братом, лейтенантом Анатолием:
— Он у нас настоящий герой. Вся грудь в орденах. Вот увидите.
Утром я доложил обо всем помощнику Усова. По наведенным справкам оказалось, что отец Татьяны, колхозный агроном, после прихода оккупантов исчез неизвестно куда. Вместе с ним исчезла из деревни и Таня и появилась, когда пришли наши войска. Двоюродный брат у нее действительно был, но вовсе не Анатолий.
— Все говорит за то, что люди они подозрительные, — заключил офицер.
— И не наши, — убежденно добавил я.
К вечеру с точки № 3, продолжавшей регулярно держать связь со ставкой Хельвига, сообщили, что около семи утра в крайнем домике соседней деревушки я должен встретить Хельвига.
— Как быть? — спрашивал я у Усова, — Сразу две встречи…
— Сейчас иди к Тане. Если будут «клевать» они с «братом» — возьмем по твоему сигналу… Только не задерживайся. А утром покатим к Хельвигу. Ну, а если не будет подходящего предлога уйти, мы пошлем в дом наших патрулей под видом проверки и выкурим тебя.
Вечером мы опять встретились с Таней. После торопливого поцелуя она пригласила меня в дом. В просторной хате я увидел рослого танкиста.
— Лейтенант Петров, — представился он.
Итак, Петров обнаружился! Мы с ног сбились в поисках его. Потеряли всякую надежду… И вот он — передо мной.
— Вот мои документы, товарищ майор, — торопливо достал он удостоверение.
— Это в мои медицинские обязанности не входит, — шутливо ответил я, а сам напряг зрение, чтобы прочесть отчество Петрова — «Сергеевич».
Он сообщил, что прибыл с передовой получать материальную часть. Завтра поедет на армейский склад. К вечеру вернется.
На столе появились соленые огурцы, дорогие консервы и вонючая самогонка…
Я на глазах «пьянел» и уже довольно явственно начал клевать носом.
Вскоре Петров посмотрел на часы и, сообщив, что ему завтра рано вставать, ушел в другую комнату. Мы остались вдвоем. Таня уговаривала остаться ночевать. Не ожидая согласия, она вскочила из-за стола, крепко поцеловала меня и стала раздеваться.
Я придвинул к кровати стул, выложил на него папиросы, спички, погасил лампу и тоже разделся. Пистолет опустил в сапог и моментально «захрапел».
— Как не стыдно! — шептала она на ухо. — Срам! Раскис…
Храп продолжался. Тогда она толкнула меня ногой, словно нечаянно, и даже извинилась, мол, прости милый. Я продолжал «храпеть». Тогда она неслышно сползла с кровати и скользнула за дверь. Через минуту скрипнули половицы, я почувствовал — вошли двое: второй, очевидно, Петров.
Приближаются ко мне… Сердце отчаянно колотится.
«Что они задумали? Убить? Вполне возможно… Одна надежда: они должны понимать, что офицер штаба армии — личность известная, и мое исчезновение сразу заметят, будут искать. Найдутся люди, видевшие меня с нею… А впрочем… Эх, жаль далеко положил пистолет! Лучше бы все-таки под подушку…»
Петров приблизился ко мне, прислушался к моему дыханию и стал шарить по карманам гимнастерки.
Я едва сдерживал желание ударить его в харю, повалить, зубами перегрызть горло.
А тут лежи и жди…
— Все в порядке, — шепнул он «пташке» и удалился.
У меня на лбу выступила испарина.
Таня снова забралась под одеяло. За стенкой стукнуло, видно Петров в темноте наткнулся на что-то. Таня испуганно вздрогнула и нечаянно толкнула меня. Я, будто спросонья, невнятно забормотал и, проснувшись, стал шарить рукой по стулу.
Спустив ноги с кровати, взял папиросу и с силой чиркнул спичкой. Она сломалась. Чиркнул еще раз. Прикурил. И три раза подряд затянулся.
Это был сигнал.
Через мгновение в дом ворвались патрули. Я прижал свою «возлюбленную» к кровати. Петров пытался бежать, но был схвачен.
Как показало дальнейшее, мы поступили правильно, хотя и поспешили с арестом. Другого пути не было: вместе со мной на свидание с Хельвигом должен был прибыть… лейтенант Петров.
Догорала утренняя заря. В форме капитана Тутунова я вместе с Усовым катил на «газике» на встречу с «моим шефом». Остановили машину в условленном месте, и я поспешил к крайнему домику. Легонько постучал в дверь. Меня встретил здоровенный мужчина лет пятидесяти. Предъявил ему пароль и получил отзыв. Он осмотрелся кругом, выглянул на улицу и предложил пройти в дом. Я шагнул вперед и едва открыл дверь в комнату, как страшный удар обрушился на мою голову. Я потерял сознание…
Очнувшись, я увидел склонившихся надо мной Усова и несколько человек в белых халатах. Догадался — госпиталь.
— А где Хельвиг?.. Сорвалось? — спохватился я.
— Успокойтесь! — весело проговорил Усов и сжал кулак. — Вот он где, орел, у нас. Взяли.
Врачи не дали нам больше разговаривать.
При допросе оказалось, что люди Хельвига, а точнее хозяин квартиры, где жили Петров и Таня (все втроем они составляли точку № 1), обратил внимание на мои частые посещения штаба армии, видел меня с офицерами разведки. И у него закралось подозрение. Он не одобрял и знакомства Тани со мной. О подозрениях было сообщено хозяину главной явки группы — в крайний домик деревни, куда и прибыл Хельвиг.
— Я пришел к мысли, что убийство Голованова — дело Ильина-Тутунова, — откровенно признался на допросе Хельвиг. — И решил убрать его тихим способом… Наша ошибка, что стукнули его здесь, в домике, а не раньше. Тут было уже поздно…
Шпионская группа «Ц-41» была полностью ликвидирована.