Царица ветров и тьмы

Быть трусом (рассказ, перевод В. Иванова)

Преследуемый корабль делал скачки в подпространстве с абсолютным презрением к окрестным звездам и пылевым туманностям. За кормой патрульного крейсера осталось уже больше десяти световых лет погони, когда цепь вдруг исчезла с экранов следящих систем.

Организованный поиск не дал результатов; впрочем, он не был настолько отчаянным, как того требовала ситуация. Лига объединяла миллион культур; под ее протекторатом находились еще несколько миллионов цивилизаций, пока слишком отсталых, чтобы стать полноправными членами; каждая, даже очень маленькая, планета — это такая уйма гор, равнин, долин, океанов, городов, ледников и пустынь, что бессмысленно их обыскивать — метр за метром — в надежде найти одного-единственного человека. Патрулю было известно немного: искомый корабль имеет дальность полета без дозаправки примерно три сотни парсеков, но, в то же время, он не заправлялся ни в одном из официальных портов сферы этого радиуса.

Патруль предложил большую награду за информацию, могущую помочь арестовать беглеца: некоего Самела Барриса, человека с планеты Кальдон (номер такой-то в Каталоге Пилота), обвиняемого в преступном разжигании войны. Объявление было распространено как можно шире. Всем агентам патруля предписывалось смотреть во все глаза, держать наготове щупальца и телепатические органы, но ни в коем случае не упустить человека, способного миллиарды живых существ превратить в радиоактивный газ. Сделав так, Патруль стал ждать.

Прошел год.

Первые вести об исчезнувшем преступнике принес некий Джакор Тимал, капитан торгового корабля «Ганаш», промышлявшего в периферийных районах Спирального Скопления. Капитан видел Барриса и даже с ним разговаривал. Никаких сомнений. Одна загвоздка: Баррис нашел убежище у короля Тунсбы — варварской страны в южном полушарии мало кому в Галактике известного мира планеты Руфина. Он получил гражданство и принял присягу королевского гвардейца. Верность между хозяином и слугой — главный элемент тунсбанской морали. Король никогда не выдаст Варриса.

Конечно, топоры и стрелы немного стоят против излучателей. И хотя Варриса вряд ли удастся взять живым, его можно будет убить, принеся в жертву несколько тунсбанцев.

Ничего особенного. Для Патруля это будет нетрудно.

Изложив свой план действий, довольный собой капитан Тимал принялся ждать ответа и обещанных денег.

Винг Алак подвел флиттер поближе к планете. Корабль висел над облачным великолепием на фоне холодного сияния звезд Скопления. Алак мрачно вслушивался в шорохи работающей аппаратуры, ожидая, пока Дроге замерит атмосферные параметры.

— Вполне сносно, — наконец произнес галматианин. Его антенны озадаченно приподнялись над круглым выпуклым лицом с маленькими черными глазками. — Зачем ты тратишь время на проверку? Планета занесена в Каталог.

— У меня ужасно подозрительный склад ума. К тому же очень мрачный, — ответил Алак.

— Он был худощав, среднего роста, с очень белой кожей, сочетающейся с ярко-рыжими волосами. Форма сидела на нем щегольски, на самой грани нарушения Устава.

Дроге, осторожно переступая восемью ногами, перенес через кабину свое трехметровое зеленое тело. В массивных трехпалых ладонях он держал карты.

— Да… Вот королевство Тунсба и столица… как бишь ее там? Вайнабог. Надеюсь, наша дичь все еще там. Тимал клялся, что не спугнул Варриса. — Дроге I вздохнул. — Я теперь должен буду минимум час потратить, чтобы найти в телескоп это проклятое; место. А ты усядешься бездельничать, размышляя о приятном… Совсем как моя жена на яйце.

— Единственная мечта у меня сейчас, — вдруг отменят Главную Директиву.

— Никаких шансов… — проговорил Дроге. — Никаких, пока лидером Лиги не станет менее кровожадная раса, чем твоя.

— Менее?! Ты, наверное, хотел сказать «более»? «Ни при каких обстоятельствах Патрульный не может убить разумное существо…» Не дай Бог нарушить сие… — Алак изобразил на лице ужас. — И ты называешь нас кровожадными?

— Конечно. Чтобы пойти на такую крайность, у расы должно было быть довольно кровавое прошлое… И только вид, от природы свирепый, способен сделать благую заповедь величайшим секретом, блефуя угрозой всепланетной резни, чтобы добиться своей цели. Галматианин догоняет фарстака в родных лесах, прыгает ему на спину и ест, пока тот еще бежит… Но он не способен вообразить хладнокровную стерилизацию целого мира с единственной целью — удержаться от убийства, тем более справедливого при самозащите.

Гусеницеобразное тело Дрогса изогнулось над телескопом.

— Изыди, Сатана… И не приставай. — Алак угрюмо вернулся к своим мыслям. Его мозг под гипнозом был напичкан всей информацией о Тунсбе, которую собрали три поколения торговцев. Ни один факт не выглядел обнадеживающим.

Король был… ну, если не абсолютным монархом, то почти таковым просто потому, что над обществом ставил его закон. Подобно прочим воинственным варварам, тунсбанцы питали полурелигиозное уважение к букве закона, хотя не всегда к его духу. Патрулю мешали два пункта Кодекса: а) король не выдает верного слугу врагу, а сражается за него до самой смерти; б) если король сражается, то сражается и все мужское население, невзирая на угрозу собственной гибели, а также жен и детей. Смерть лучше бесчестья! Религия, которую они исповедуют довольно пылко, обещает роскошные небеса всем павшим за правое дело и, соответственно, ужасный ад для нарушителей закона. Церковь была довольно мощной организацией, и набожность подданных не мешала конфликтам между нею и троном. Может, подумал Алак, что-нибудь удастся сделать через духовенство?

Торговцы извне, изредка прилетающие обменять различные промышленные товары на меха и пряности планеты Руфина, почти не повлияли на местную культуру. Возможно, их вмешательство стало причиной нескольких войн и породило пару-другую ересей, но в целом туземцы довольствовались образом жизни своих отцов. Основной эффект торговли состоял в исчезновении сверхъестественного ужаса перед пришельцами, которые были могучими, но все знали, что они смертны. Алак сомневался что даже целый флот Патруля мог заставить тунсбанцев уступить в таком щекотливом вопросе, как выдача Варриса.

— Чего я не могу понять, — сказал Дроге, — почему нам нельзя махнуть вниз и накрыть город облаком усыпляющего газа.

Патрульный корабль был отправлен с такой поспешностью, что Дроге успел получить только самый минимум информации о происходящем; а по дороге сюда он, по обыкновению своего вида, аккумулировал энергию — его тело могло запасать впрок много дней сна.

Свободная рука Дрогса обвела широким жестом флиттер. Этот корабль был невелик, но хорошо экипирован: не только оружием — для блефа, — но и собственными мастерскими и лабораторией.

— Различия в метаболизме, — ответил Алак. — Любой анастетик, известный нам, ядовит для них, а аналогичные их вещества убьют Варриса. Парализующие лучи также не годятся — ультразвук взболтает мозг руфианца, словно яйцо. Мне кажется, Варрис выбрал планету Руфина в качестве норы именно по этой причине.

— Но он не знает, что мы не можем просто спуститься и поднять стрельбу.

— Он может догадываться. Мы держим в секрете то, что Патруль никогда не убивает, но ни для кого не тайна, что мы избегаем причинять вред свидетелям. — Алак нахмурился. — На Калдоне все еще найдется миллионов сто людей, которые восстанут против нового правительства, если Варрис вернется к ним. Безразлично, добьется он успеха или нет, это будет настоящий геноцид и большой позор для Патруля.

— Гм-м-м… он не сможет улететь с этой планеты без топлива. Баки его корабля, должно быть, почти сухие. Почему мы не можем блокировать планету, лишив его шанса купить топливо?

— Блокада не дает гарантии, — возразил Алак.

Дроге в первый раз участвовал в космической операции, до этого он работал только на поверхности планет.

— Не составило бы труда уничтожить его корабль, но известие, что Варрис жив, скоро неизбежно просочится на Кальдон. Последуют попытки прорвать блокаду и увезти его. Рано или поздно они добьются своего. А у нас связаны руки запретом стрелять на поражение. Нет, будь я проклят, мы должны арестовать его — и быстро!

Алак с сожалением обвел взглядом стеллажи с биохимией. Вот, например, сильнейший наркотик, производная намбутала — гипнит. Легкий укол мгновенно свалил бы Варриса, а когда бы он проснулся — с затуманенным мозгом, не в силах подняться от похмелья, но в то же время исполняя любое приказание, можно было бы извлечь массу полезной информации о его заговоре.

Алак чувствовал себя более скованным, чем когда-либо в своей прагматичной жизни. Из бластера он мог бы сжечь отряд тунсбанских рыцарей, но их архаичное оружие уже не казалось таким нелепым, если бластером пользоваться не разрешалось.

— Заканчивай скорее, — резким тоном произнес он, — надо двигаться… и не спрашивай меня — куда…

Место для посадки кораблей было отведено прямо у стен Вайнабога. Толстенные, усеянные зубцами и башенками, серые стены нависали над широким пейзажем полей и далеких холмов. Там и тут Алак видел деревушки с соломенными крышами. В двух километрах от города располагалось укрепление меньших размеров с единственной большой башней в центре. Башня венчалась золоченым перекрестьем. Это, должно быть, место, упоминаемое в рассказах торговцев. Аббатство Гриммок, кажется?

Было вполне уместно говорить об аббатстве, монахах, рыцарях и королях. Культурно и технически Тунсба очень близко соответствовала средневековой Европе.

Когда Алак вышел из корабля, вокруг Флиттера уже стояли, тараща глаза, несколько крестьян и горожан. Другие направлялись к ним. Алак окинул взглядом поле и увидел невдалеке еще один космический корабль — наверное, Варриса. Точно. Он вспомнил его описание. Корабль охраняли стражники с алебардами.

Тщательно игнорируя зевак, Алак ждал официальных встречающих. Бряцая доспехами, они выехали из города на горбатых животных с рогами и желтой шерстью. За ними по пятам бежал рысцой отряд лучников. Впереди трубил герольд в красном плаще. Делегация приближалась с топаньем копыт и шелестом развевающихся знамен. Копья были вежливо приподняты, но из прорезей шлемов наблюдали внимательные глаза.

Герольд выехал вперед и обратился к Алаку, одетому в самый яркий из своих мундиров.

— Приветствую тебя, незнакомец, от имени нашего повелителя Морлака, короля всей Тунсбы и защитника Запада. Король Морлак просит тебя быть его гостем.

Герольд вытащил меч и протянул его рукояткой вперед. Алак поспешно перебрал в уме полученные уроки и потерся лбом о рукоятку.

Они были вполне гуманоидными: бледно-голубая кожа, фиолетовые волосы и короткие хвостики не имели значения — эффект сводился к впечатлению небольшой неправильности. Капельку подлиннее носы чуточку квадратнее лица, колени и локти согнуты под странным углом — туземцы напоминали ожившие карикатуры. И еще: они издавали резкий горчичный запах.

На все это Алак не обращал внимания, хорошо зная, что для них он выглядит и пахнет не менее странно. Но ему доводилось встречать новобранцев-патрульных, заработавших нервное расстройство после нескольких месяцев на планетах с «гуманоидами до шести пунктов классификации».

Алак ответил серьезным тоном на тунсбанском языке:

— Передайте Его Величеству мою благодарность Я — высокопоставленный Винг Алак. Не торговец а посол короля торговцев, направленный сюда с очень деликатной миссией. Прошу встречи с Его Величеством Морлаком как можно быстрее.

Церемония продолжалась. Пришлось послать за несколькими рабами, чтобы нести впечатляющий груз даров Алака. Затем ему предложили сесть верхом на животное, но Алак отказался — торговцы предупреждали об этой маленькой шутке: когда инопланетянина сажают в седло, животное обезумевает от чужого запаха. Алак потребовал носилки — неудобные и вызывающие тошноту при езде, но позволяющие сохранить достоинство. Рыцари Вайнабога построились вокруг, и его понесли через ворота и дальше по мощенным булыжником улицам к похожему на крепость дворцу.

Против ожидания, Алак встретил внутри не грубую роскошь, а утонченное великолепие действительно красивой обстановки. В зале для аудиенций толпилось около сотни дворян в сверкающих всеми цветами радуги одеждах. Они громко разговаривали бурно жестикулируя. Вокруг сновали слуги, предлагая подносы с пищей и вином. Играл небольшой оркестр, скрежещущая музыка резала слух. Около застывшей вдоль стен охраны стоял ряд монахов в серых сутанах с капюшонами на головах.

Алак прошел под поблескивающими копьями стражи и встал на колени перед сидящим на троне королем. Монарх был тучен, среднего возраста, с длинной бородой, короной и обнаженным мечом на коленях. Слева от него, на почетном месте — большинство туземцев были левшами — сидел пожилой мужчина, гладко выбритый, с крючковатым носом, в желтой сутане и высокой, украшенной драгоценностями шапке с золотым перекрестьем.

— Мое почтение, могущественный король Морлак. Издалека прибыл я, недостойный Винг Алак, чтобы увидеть Ваше Величество, перед которым трепещут народы. А принес послание от моего короля и эти скудные дары.

«Скудные дары» образовали приличную горку из одежд, блестящих синтетических украшений, ручных фонариков и мечей из марганцевой стали. Находясь в стадии войн и феодализма, планета Руфина не могла легально получать современные инструменты и оружие, но бытовые товары и изделия роскоши под запрет не попадали.

— Хорошо, сэр Винг Алак. Сядь около меня справа. — Голос Морлака стал громче, и жужжание толпы, уже почти умолкшей от любопытства, мгновенно прекратилось. — Да будет известно всем, сэр Винг Алак действительно мой гость, уважаемый и неприкосновенный. Вред, причиненный ему иначе, чем в законной дуэли, станет оскорблением и моему дому, оскорблением, за которое Создатель повелевает мне отомстить.

Дворяне подвинулись ближе. Этикет двора не был строго формализован, очевидно, и один из дворян вышел вперед, когда Алак усаживался на высокое сиденье. У патрульного по спине пробежали мурашки и зашевелились волосы на голове.

Самел Варрис, как и остальные аристократы, имел одежду из цветного бархата, увешанную нитями с драгоценностями. Звание королевского гвардейца действительно было высоким рангом, дающим право на земли и собственную свиту. Перед Алаком стоял крупный, смуглый мужчина с надменными чертами лица и проницательными глазами. В глазах мелькнул огонек, и Варрис отвесил ироничный поклон.

— А-а, сэр Винг Алак, — произнес он на тунсбанском языке. — Не ожидал такой чести. Вы лично явились за мной.

Король Морлак нахмурился и положил украшенную кольцами руку на свой меч.

— Я не знал, что вы знакомы.

Алак понадеялся, что ощущение пустоты в желудке не отразилось на лице.

— Да, милорд, Варрис и я встречались раньше. Фактически моя миссия касается его.

— Пришел, чтобы забрать его с собой? — Голос короля больше походил на рычание, и дворяне Вайнабога потянулись к своим кинжалам.

— Не знаю, что этот человек наговорил вам, милорд…

— Он здесь потому, что враги заняли его королевство и хотели лишить его жизни. Благородные дары принес он мне, даже одно из огненных ружей, на которые так скупы торговцы. Он дал мне много ценных советов. Следуя им, мы разгромили армию Раганстога и получили с них большой выкуп. — Морлак сверкнул глазами из-под опущенных бровей. — Так вот, знай, сэр Винг Алак, что хотя ты мой гость и я не могу причинить тебе вред, сэр Варрис принял присягу и верно служит мне. За это я дал ему золото и богатые земли. Честь моего дома свята… и, если ты требуешь вернуть сэра Варриса его врагам, я должен просить тебя уйти. И когда мы встретимся в следующий раз, ты пожалеешь об этом!

Алак чуть не присвистнул губами, но вовремя удержался. Выхватить бы бластер!.. Но оружие не представляет ценности после того, как истрачен заряд, а Варрис должен быть наказан за презрение к галактическому закону.

— Милорд! — торопливо заговорил Алак. — Не отрицаю, что имел подобное желание. Но никогда в намерения моего короля или в мои собственные не входило оскорбление Вашего Величества. Требование не будет предъявлено вам.

— Давайте жить в мире, — произнес вдруг священник, сидевший слева от Морлака. Голос его отнюдь не был таким елейным, как слова. В аббате чувствовался борец, гораздо более умный и опасный, чем кичливые дворяне вокруг. — Во имя Создателя, пусть сохранится дружба, пусть черные мысли и Зло останутся в отдалении.

Морлак выругался.

— По правде, милорд, я не сержусь на посла, — улыбнулся Варрис. — Подтверждаю, что он ведет себя по-рыцарски и хочет служить своему королю так же хорошо, как я служу вам. Если почтенный аббат призывает к миру в этом доме, я первый послушаюсь его.

— Конечно, как обычно… Безбородый хитрец хнычет о мире, когда кругом угрожает предательство, — проворчал Морлак. — У тебя много хороших земель, аббат Гулманан… так что держи свои жадные пальцы подальше от моей души!

— Слова милорда, адресованные мне, не имеют значения, — спокойно ответил священник, — но если он говорит против Храма, то оскорбляет Создателя…

— Да замерзнуть тебе в аду, я не менее набожен, чем ты! — проревел Морлак. — Я приношу жертвы Создателю, а не зажравшемуся Храму, который рад был бы спихнуть меня с трона!

Лицо Гулманана потемнело, но он сдержал себя, сжав тонкие губы и сцепив костлявые пальцы.

— Не место и не время говорить о суетных мирских делах, — сказал он. — Я принесу жертву за вашу душу, милорд, и буду молить Создателя, чтобы он удержал вас от ошибок.

Морлак фыркнул и приказал подать кувшин вина. Алак сидел, стараясь не привлекать внимания, пока не уляжется раздражение короля, а затем завел разговор о расширении торговли.

Он не имел никаких полномочий заключить торговые соглашения, он просто хотел, чтобы его раньше времени не вышвырнули из Вайнабога. Благоразумно напичканный антиаллергеном, Алак отведал королевского угощения — единственно ради упрочения своего статуса гостя. Впрочем, Дроге принес ему пакет сухого рациона, когда явился прислуживать «хозяину» в отведенных тому дворцовых покоях.

Человек угрюмо сидел около окна, глядя на величественное ночное небо со сгустками звезд и двумя лунами. Под окном благоухал сад, где-то распевал хор пьяных дворян, пир был еще в самом разгаре. Несколько свечей освещали увешанную портьерами комнату. Портьеры пахли духами, но не будучи руфианцем, трудно наслаждаться запахом меркаптана.

— Будь у нас несколько тысяч опытных патрульных, — сказал Алак, — в латах и вооруженных дубинками, мы пробились бы во дворец. Прямо сейчас. Больше не могу ничего придумать.

— Так в чем же дело? — Дроге сгорбился над булькающим водой кальяном, непробиваемо спокойный, как всегда.

— Грубо и не гарантирует успеха. Тунсбанцы упрямы и могут одолеть наших людей. Если использовать танки, то наверняка какой-нибудь тупой рыцарь попадет под гусеницы. А главное, пока продолжаются неприятности на Саннатоне, Патруль не может выделить нам такие большие силы… А к тому времени, когда он сможет, будет поздно. Эти проклятые торговцы, должно быть, уже разболтали половине Лиги, что Варрис найден. Мы должны ожидать попытки его спасения в течение недели. Адрес отправителя — Кальдон.

— Ты говорил, что местная церковь в плохих отношениях с королем. Может быть, удастся ее убедить сделать работу за нас? В Главной Директиве не сказано, что туземцам нельзя убивать друг друга.

— Нет. Священникам Храма разрешается сражаться только при самозащите, а здесь не принято нарушать закон. — Алак потер подбородок. — Хотя в твоей идее что-то есть. Я должен...

За дверью вдруг ударили в гонг. Дроге гусеницей скользнул по полу и открыл дверь. Вошел Варрис и за ним дюжина воинов. Обнаженные лезвия мечей мерцали в полумраке комнаты.

В руке Алака появился бластер. Усмехнувшись, Варрис поднял ладонь.

— Не спеши, — посоветовал он, — эти ребята со мной для предосторожности. Я только хочу поговорить.

Алак вытащил сигарету и парой затяжек зажег ее.

— Давай, — ответил он безразличным тоном.

— Я хочу обратить твое внимание на несколько вещей, вот и все, — Варрис говорил на языке Терры. Охранники стояли неподвижно, не понимая ни слова. Их глаза беспокойно следили за чужаками. — Я терпеливый человек, но всему есть предел. Как ты думаешь, долго я смогу выносить необоснованное преследование?

— Необоснованное преследование? А массовая резня на Новой Вене?

Фанатизм тлел в глазах Барриса, но отвечал он спокойно:

— Меня выбрали диктатором законно. И по законам Кальдона я действовал в пределах своих прав. Это Патруль подстрекал народ к революции. Это Патруль поддерживает сейчас ненавистный колониализм на моей планете.

— Да… до тех пор, пока в головы кровожадных псов, которых ты называешь народом, не будет вбита хоть капля здравого смысла. Если бы тебя не остановили, там был бы сейчас еще один совершенно мертвый мир. — Алак кротко улыбнулся. — Ты сам поймешь это, когда мы нормализуем твою психику.

— Не можете просто казнить человека, — Варрис сделал несколько шагов по комнате, как тигр в клетке, — вы коверкаете его мозг, пока все, что для него свято, не станет злом, а все, что он презирал, — добром… Я не позволю, чтобы подобное произошло со мной.

— Ты застрял здесь, — сказал Алак, — я знаю, твой корабль почти без топлива. Между прочим, на случай, если у тебя появятся какие-нибудь идеи, мой корабль хорошо защищен. Почему бы тебе не сдаться прямо сейчас и не избавить меня от лишних хлопот?

Варрис усмехнулся:

— Неплохо придумано, приятель, но я не настолько глуп. Если бы Патруль мог послать больше людей арестовать меня, он так и сделал бы. Я остаюсь здесь и ставлю на то, что спасатели с Кальдона прибудут раньше твоих кораблей.

Он ткнул пальцем в сторону охраны.

— Смотри! Будь у меня возможность, я приказал бы им убить тебя прямо сейчас. Тебя и это склизкое чудовище. Но я не могу, потому что должен соблюдать местный кодекс этих дурацких законов. Зато я могу держать достаточно большую охрану, чтобы ты не похитил меня, на что ты, наверное, рассчитываешь.

— Я думал над этим, — кивнул Алак.

— Есть еще одна вещь, которую я могу сделать, — вызвать тебя на дуэль и… убить.

— Я хорошо стреляю.

— Современное оружие запрещено. Сторона, получившая вызов, имеет право выбора, но в любом случае это должен быть меч, топор или лук, или что-нибудь разрешенное их законом. — Варрис засмеялся. — В последний год я много практиковался как раз с таким оружием. И дома я занимался фехтованием. А сколько тренировался ты?

Алак пожал плечами. Не будучи романтиком, он никогда не испытывал интереса к архаическим видам спорта.

— Я горазд придумывать грязные трюки, — сказал он. — Предположим, мы будем драться на дубинах, но только в моей будет скрыто пружинное лезвие…

— Я встречал подобные вещи, — спокойно ответил Варрис. — Яд запрещен, но устройства такого рода допускаются. Тем не менее наше оружие должно быть идентичным. Тебе придется достать меня лезвием при первой же попытке… а я сомневаюсь, что ты сможешь. Иначе я пойму, в чем дело, и воспользуюсь тем же самым. Уверяю, перспектива совершенно не пугает меня. Даю тебе несколько дней, чтобы понять, насколько безнадежна твоя задача. Ели ты станешь угрожать орудиями корабля городу или мне… что ж, у моего корабля тоже есть орудия. Если ты не уберешься из королевства через неделю или начнешь подозрительные действия до этого срока, я вызову тебя на дуэль.

— Я мирный человек, — возразил Алак, — да и для дуэли нужны двое.

— Нет, здесь не нужны. Если я оскорблю тебя перед свидетелями и ты не вызовешь меня на дуэль, то потеряешь свой ранг рыцаря и будешь выгнан кнутами из страны. До границы долгая прогулка, если всю дорогу тебя хлещет бычий кнут. Ты не дойдешь живым.

— Хорошо, — выдохнул Алак. — Что же ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Того же хотят и люди, с которыми ты собираешься воевать.

— Спокойной ночи. — Баррис повернулся и вышел из комнаты. Солдаты последовали за ним.

Некоторое время Алак стоял молча. За стенами дворца шумел ночной ветер планеты Руфина. Почему-то звук этот мешал, он словно был чужим, как будто ветер — не просто движение воздуха… Быть может, потому, что ветер шелестел листвой неземных деревьев?..

— У тебя совсем нет плана? — пробормотал Дроге.

— Есть один. — Алак нервно сцепил за спиной руки. — Баррис не может знать наверняка, что я не буду похищать его, или вызывать подкрепление, или совершать что-нибудь фатальное. Я рассчитывал на блеф… но, похоже, он сделал ход первым. Баррис хочет быть уверенным, что заберет с собой в ад по крайней мере хоть одного патрульного.

— Ты можешь изучить местный кодекс дуэли, — предложил Дроге, — и позволить Баррису убить себя способом, который выглядел бы мошенническим. Тогда король даст ему пинка, а я смогу арестовать его с помощью парализующего луча.

— Благодарю, — сказал Алак, — твоя преданность долгу просто умиляет.

— Я знаю терранскую пословицу, — продолжал Дроге. Шутки галматианина иногда бывали не смешными. — Трус умирает тысячью смертей, герой умирает только раз.

— Да. Но видишь ли, я скорее трус, если судить по моему прошлому. Я предпочитаю тысячу воображаемых смертей одной подлинной. С моей точки зрения, живой трус имеет преимущества перед мертвым героем…

Алак замолчал. Челюсть его отвисла, затем снова захлопнулась. Он шлепнулся в кресло, задрал ноги на подоконник и пригладил пальцами рыжие волосы.

Галматианин вернулся к кальяну и невозмутимо продолжал курить. Он знал признаки. Непрямое убийство иногда выглядит очаровательно дьявольским, а ничего другого Патрулю не оставалось.

Несмотря на свои претензии на высокий ранг посла, Алак обнаружил, что его ценили очень низко — в сопровождающие ему дали лишь одного уродливого гуманоида. Но это могло оказаться полезным.

Презрительно-равнодушных дворян Вайнабога не интересовало, где он находится, и на следующее утро Алак отравился в аббатство Гриммок.

Аудиенция с Гулмананом была предоставлена без задержки. Алак пересек мощеный двор, прошагал мимо Храма, где монахи в клобуках проводили довольно впечатляющее богослужение, и вошел в большую центральную башню. Он очутился в большой комнате, обстановка которой поражала богато вышитой материей, которою были обиты стены. Аббат сидел выпрямившись на резном троне из редкого дерева. Алак сделал предписанный этикетом поклон и был приглашен сесть.

Старые глаза задумчиво наблюдали за ним.

— Что привело тебя сюда, дитя мое?

— Я из другого мира, ваша святость, — ответил Алак. — Вашу веру я понимаю мало и считаю позором, что не узнал больше.

— Нам еще не удалось привести на путь Истины ни одного чужака, — мрачно подтвердил аббат, — за исключением сэра Варриса. Но, боюсь, в его набожности больше хитрости, чем веры.

— Позвольте по крайней мере услышать, во что вы верите, — попросил патрульный со всей серьезностью, какую мог изобразить при дневном свете.

Гулманан улыбнулся. Его худое голубоватое лицо покрылось морщинами:

— Подозреваю, дитя мое, что ты неспроста ищешь дорогу к Истине. Скорее всего, у тебя на уме есть более срочный вопрос.

— Ну... — Собеседники обменялись улыбками. Дурак не смог бы управлять аббатством, Алак отдал должное уму Гулманана. Но в то же время он подтвердил свое желание. Потребовался час на изложение того, что он хотел узнать.

Тунсба была монотеистическим государством, с развитой сложной теорией. Ритуалы отправлялись эмоционально, а заповеди были вполне гибкими, оставляя место плотским слабостям. Как и в средневековой Европе, церковь представляла собой мощную организацию, была интернациональной, хранила знания и постепенно цивилизовывала варварскую расу. Каждый священник был монахом, живя в большом или малом монастыре; каждый монастырь управлялся настоятелем, в данном случае — Гулмананом, ответственным перед центральным Советом в городе Аугнакаре. Но из-за больших расстояний и медленной связи влияние высшей власти было незначительным.

Духовенство принимало обет безбрачия и жило по своим собственным законам, со своим судом и наказанием, полностью отделенное от гражданского общества. Каждая мелочь их жизни, вплоть до одежды и питания, определялась обязательным для всех, без всяких исключений, каноном. Обряд вступления в лоно церкви, если вас примут, сводился к одной клятве, но выйти обратно было не так легко: требовался декрет Совета. Монаху ничего не принадлежало. Любая собственность, которую он имел прежде, возвращалась его наследникам, любой брак, который он успел заключить, автоматически аннулировался. Даже Гулманан не мог назвать одежду, носимую им, или земли, которыми он управлял, своими собственными. Все принадлежало корпорации, аббатству. И аббатство было богатым: столетиями знатные тунсбанцы дарили ему землю и деньги.

Естественно, между церковью и королем существовал конфликт. Оба оспаривали власть, оба настаивали на своем приоритете. Некоторые короли убивали или сажали в тюрьму своих аббатов, некоторые, наоборот, полностью подчинялись церкви. Морлак придерживался середины, рыча на Храм, но не атакуя его.

— …Я понял. — Алак склонил голову. — Благодарю, ваша святость.

— Надеюсь, я ответил на все твои вопросы? — сухо спросил аббат.

— Ну... есть несколько деловых вопросов. — Алак помолчал немного, еще раз оценивая собеседника. Гулманан казался предельно честным, прямой подкуп будет оскорблением. Но честность может оказаться более уступчивой, чем принято думать…

— Да? Говори без страха, дитя мое. Ни одно твое слово не выйдет за эти стены.

Алак решился.

— Как вы знаете, моя задача заключается в перемещении сэра Варриса в его собственное королевство для наказания за многие злые дела.

— Он заявляет, что был прав, — уклончиво ответил Гулманан.

— И он верит в это. Но во имя своей веры он готов убить больше людей, чем живет на вашей планете.

— Я уже думал над этим..

Алак глубоко вздохнул и быстро заговорил:

— Храм вечен, не так ли? И, значит, он должен смотреть на столетия вперед. Нельзя позволять одному человеку, чьи достоинства по меньшей мере сомнительны, стоять на пути прогресса, который может означать спасение тысяч душ.

— Я стар, — сказал Гулманан устало. — Моя жизнь была не настолько святой, как я мог бы желать. Если ты предлагаешь, чтобы мы оба действовали со взаимной выгодой, так и скажи.

Алак коротко объяснил, что задумал, и закончил словами:

— …И земли будут принадлежать вам, ваша святость.

— И неприятности тоже, — добавил аббат. — Нам хватает стычек с королем Морлаком.

— Эта будет не серьезней. Закон на вашей стороне.

— Тем не менее честь Храма не должна пострадать.

— Короче, вы хотите большего, чем я предложил?

— Да, — прямо ответил Гулманан.

Алак ждал. Капельки пота усеяли его лоб. Что он будет делать, если аббат потребует невозможного?

Морщинистое голубое лицо стало печальным.

— Твоя раса знает много, — сказал Гулманан. — Наши крестьяне растрачивают свои жизни, борясь со скудной почвой и сезонными нашествиями насекомых. Есть способы улучшить их судьбу?

— Это все? Конечно, есть. Помогать народам, когда они хотят этого, один из главных принципов нашей политики. Мои... мой король будет только рад послать вам специалистов, фермеров… чтобы показать, как…

— И еще… чистая жадность с моей стороны. Но иногда, по ночам, глядя на звезды и пытаясь понять рассказы торговцев, что этот наш мир — всего лишь мошка, летящая через непостижимую бездну… я чувствую боль от незнания, почему все так устроено. — Гулманан наклонился вперед от волнения. — Возможно ли… перевести несколько ваших книг по той науке, астрономии, на тунсбанский?

Алак считал себя закоренелым циником. По требованию служебного долга он часто и с легким сердцем нарушал самые торжественные клятвы. Но последнее обещание он собирался выполнить, даже если рухнут небеса.

На обратном пути Алак остановился у своего корабля, где Дроге прятался от любопытного населения, и задал галматианину работу в корабельной мастерской.

Если бы человек питался только местной пищей, то довольно скоро он умер бы в агонии. Варрис позаботился о пищевом синтезе на своем корабле и сытно поел этим вечером. Алака он, конечно, не пригласил, и патрульный сумрачно сжевал то, что его начальство воображало подходящей и питательной диетой.

После ужина придворная знать собиралась в центральном зале для основательной попойки. Два камина безнадежно боролись с вечерним холодом; Алак, игнорируемый большинством дворян, прогуливался в толпе, пока не оказался рядом с Баррисом. Беглец беседовал с несколькими рыцарями, к его словам заинтересованно прислушивался со своего трона сам король Морлак. Варрис повышал свой престиж, объясняя некоторые принципы теории игр, гарантирующих успех в следующей войне.

— …и таким образом, друзья, мы не можем быть уверены в победе, так как в битве нет определенности, но мы можем так распределить свои силы, чтобы обеспечить наибольшую вероятность выигрыша…

— Чушь! — заявил Алак. Тунсбанская фраза, которую он использовал, прозвучала более оскорбительно.

— Вы, значит, не согласны, сэр? — спросил один из баронов.

— Не совсем, — ответил патрульный. — Но у меня нет желания спорить с такой тупоголовой свиньей, как низкорожденный Варрис.

Варрис остался невозмутимым. Спокойным голосом он произнес:

— Надеюсь, вы заберете свои слова назад, сэр.

— Да, наверное, мне так и следует сделать, — согласился Алак. — Эти слова слишком мягкие. Но ведь и так все ясно, стоит лишь один раз взглянуть на это разжиревшее лицо. Сэр Варрис — грязное трепло, чьи пороки я даже не пытаюсь описать, они и навозную кучу заставят покраснеть.

В зале воцарилась мертвая тишина, только в трубе камина ревело пламя. Король Морлак нахмурился и тяжело задышал, но вмешаться не мог. Руки дворян потянулись к оружию.

— Чего ты хочешь? — пробормотал Варрис на терранском.

— Естественно, — продолжал Алак по-тунсбански, — раз сэр Варрис не опровергает моих утверждений, то и спорить не о чем.

Кальдонец вздохнул.

— Я опровергну их на твоем теле завтра утром, — ответил он.

Хитрое лицо Алака украсилось довольной улыбкой.

— Я правильно понял, что вы мне бросили вызов? — спросил он.

— Да, сэр, я вызываю вас на дуэль.

— Очень хорошо. — Алак огляделся. Каждая пара глаз в зале была прикована к нему. — Милорды, вы свидетели, что я вызван сразиться с сэром Варрисом. Если не ошибаюсь, выбор оружия и места дуэли за мной.

— В пределах правил одиночной схватки, — со злостью прогремел Морлак, — и никаких колдовских штучек.

— Никаких, — поклонился Алак. — Я выбираю для дуэли мои собственные шпаги, которые легче ваших мечей, но уверяю, не менее смертельны, если противники не одеты в латы. Сэр Варрис, конечно, первым выберет шпагу из пары. Дуэль произойдет напротив ворот аббатства Гриммок.

В выборе места не было ничего необычного. Тяжелораненого соперника могли взять к себе монахи, являющиеся также местными хирургами. Раненому разрешалось выздороветь, после чего сражение повторялось. С простой и логической убежденностью, что вражде нельзя давать разгореться, тунсбанский закон считал дуэль официально законченной только после смерти одного из участников. Интерес присутствующих вызвало только использование легких шпаг.

— Хорошо, — сказал Варрис ледяным тоном. Он вел себя спокойно, и только Алак мог догадаться, какие сомнения — где ловушка? — таятся в этих глазах. — Значит, завтра на рассвете.

— Абсолютно исключено! — твердо возразил Алак. Он никогда не просыпался раньше полудня, если это было в его силах. — Почему из-за тебя я должен терять добрый сон? Мы встретимся во время третьего жертвоприношения. — Алак вежливо поклонился. — Спокойной ночи!

Вернувшись в свою комнату, Алак подошел к окну и, преодолев с помощью компактного антигравитационного устройства дворцовую стену, отправился к кораблю. Варрис мог попытаться убить его, останься он ночевать во дворце. Хотя, скорее всего, кальдонец понадеется на свое превосходство в фехтовании. Алак знал, что это превосходство имеет место быть. Возможно, он живет последнюю ночь.

Потоки света полуденного солнца заливали голубое небо и стены аббатства Гриммок. Перед воротами находилась расчищенная площадка, на которой стояла толпа дворян, выпивая и заключая пари на исход дуэли.

В воротах, похожие на каменные статуи святых, ждали аббат Гулманан и дюжина монахов. Король Морлак, восседая на переносном троне, смотрел мрачно; он не поблагодарит человека, лишившего его полезного сэра Варриса.

Прозвучали трубы, Алак и Варрис вышли вперед. Оба были одеты в легкие рубашки и шорты. Ничего больше. Дворянин, назначенный Мастером Смерти, провел ритуальный обыск соперников на предмет спрятанного оружия и защитных пластинок, затем громко процитировал кодекс дуэли. Затем он взял подушку с лежащими на ней шпагами и протянул Варрису.

Зрение и слух приобрели неестественную остроту. Алак подумал, что может, наверное, различить каждую травинку вокруг себя — как будто мозг, пока была возможность, запасал информацию об окружающем. Варрис, стоявший в десятке метров от него, казался гигантом.

— А теперь Создатель пусть защитит правого!

Варрис приближался не торопясь; Алак пошел навстречу. Они скрестили лезвия и застыли на время, глядя в глаза друг другу.

— Зачем ты делаешь это? — спросил беглец на терранском. — Если ты питаешь идиотскую надежду убить меня, забудь о ней. Я был дома чемпионом по фехтованию.

— Шпаги с секретом, — сказал Алак с напряженной улыбкой. — С каким — догадайся сам.

— Полагаю, ты знаешь, что наказание за использование яда — сожжение на костре… — В голосе Варриса на мгновение появилась раздраженная нота. — Почему ты не оставишь меня в покое? Какое тебе дело до всего этого?

— Поддерживать мир — вот мое дело, — ответил Алак. — Во всяком случае, мне за это платят.

Варрис оскалился. Его шпага стремительно метнулась вперед. Алак еле успел парировать удар. В воздухе раздался звон тонкой стали.

Варрис танцевал грациозно, агрессивно, с холодной решимостью на лице. Алак отчаянно рубил шпагой, как мечом. Рот Варриса искривился презрением. Он парировал удар, сделал выпад, и Алак почувствовал боль в плече. Толпа взорвалась веселыми криками.

«Хоть одну царапину! Одну царапину, прежде чем он достанет меня всерьез…»

По груди Алака потекло что-то теплое. Рана неглубокая, пустяки. Он вспомнил, что забыл нажать кнопку на рукоятке шпаги, и сделал это с проклятием. Глаза не успевали следить за оружием Варриса. Алак почувствовал еще один легкий укол. Варрис играл с ним!

Противник спокойно отступил под одобрительные возгласы аудитории, пока Алак собирался с силами. «Надо сделать., дьявол, как это называется… обманное движение!»

Варрис подошел ближе к остановившемуся Алаку. Патрульный сделал неожиданный выпад, целясь в левую руку противника. Варрис блокировал удар, но каким-то образом Алак сумел просунуть острие шпаги вперед и уколол противника в грудь.

«Теперь помоги, Господи, продержаться еще несколько секунд!»

Сталь метнулась к его горлу. Алак неуклюже, едва успев, отбил ее вниз. На его бедре появилась борозда. Варрис отпрыгнул назад, чтобы дать себе больше места, Алак сделал то же самое. Наконец он заметил, как глаза кальдонца беспомощно поплыли в сторону, лезвие шпаги дрогнуло. Чтобы придать зрелищу побольше правдоподобия, Алак подбежал ближе и проткнул бицепс Варриса. Рана безвредная, но кровоточившая с удовлетворительным энтузиазмом. Варрис уронил оружие и покачнулся, и Алак еле успел отскочить с дороги, когда большое тело упало на землю.

Дворяне кричали. Король Морлак ревел. Мастер Смерти кинулся вперед, оттолкнув Алака в сторону.

— По закону нельзя наносить удар упавшему, — сказал он.

— Уверяю вас… у меня… не было такого намерения… — Алак сел на землю и позволил планете вращаться вокруг.

Аббат Гулманан и монахи наклонились над телом Варриса, исследуя его опытными пальцами. Вскоре старый священник поднял голову и сказал негромким голосом, который тем не менее перекрыл гул толпы:

— Рана не смертельная, он будет вполне здоров завтра утром. Возможно, он просто упал в обморок.

— Из-за нескольких царапин? — рявкнул Морлак. — Мастер, проверь оружие этого рыжеволосого еретика! Я подозреваю яд!

Алак опустил кнопку и протянул шпагу. Пока ее проверяли, Варриса унесли внутрь аббатства, и ворота закрылись. Мастер Смерти осмотрел обе шпаги, поклонился коротко и произнес озадаченным тоном:

— Признаков яда нет, милорд. И к тому же сэр Варрис первым выбирал оружие… они обе одинаковые, насколько я вижу… и разве не сказал священник, что ранение не серьезное?

Алак встал, покачнувшись.

— Ничего особенного, просто он встретил достойного противника, — проговорил он. — Я победил честно. Разрешите мне удалиться и перевязать раны… встретимся утром…

Он с трудом добрался до корабля, и Дроге выдал ему заготовленную бутылку шотландского.

Утром Алаку пришлось напрячь всю свою силу воли, чтобы попасть во дворец ко времени сбора двора. Не то чтобы он ослабел, просто тунсбанцы начинали свой день ужасно рано, и он не мог знать, когда наступит критический момент его плана.

Его встретили сдержанно. С одной стороны, знать питала к нему уважение за победу над великим сэром Варрисом, по крайней мере в первом раунде, с другой — имелось определенное сомнение в честности подвига.

Король Морлак угрюмо поздоровался с Алаком, не проявляя, впрочем, открытой враждебности. Должно быть, ждал заключения врачей.

Алак нашел доброжелательного собеседника и коротал время, обмениваясь сальными шуточками. Просто удивительно, насколько совпадали классические образцы устного творчества в этой области среди млекопитающих видов. Хотя, скорее, здесь проявлялся параллелизм великих умов, нежели доказательство существования доисторической Галактической Империи.

Почти перед самым полуднем появился аббат Гулманан. За ним следовали несколько монахов в капюшонах и — что было необычно — с оружием в руках. Между ними шел один невооруженный монах. Священник подошел к королю, и в зале воцарилась тишина.

— Ну, — резким тоном потребовал Морлак, — что привело тебя сюда?

— Я решил, что лучше будет, если я лично доложу об исходе дуэли, милорд, — сказал Гулманан. — Это… удивительно…

— Ты хочешь сказать, что сэр Варрис мертв?

Глаза Морлака засверкали. Король не мог вызвать на дуэль своего гостя, но нетрудно было сделать так, чтобы кто-нибудь из подданных оскорбил Винга Алака…

— Нет, милорд, сэр Варрис в добром здравии, его раны незначительны. Но… Величие Создателя коснулось его… — Аббат сделал набожный жест. Посмотрев на Алака, он на мгновение опустил одно веко.

— Что ты имеешь в виду? — Морлак напрягся и сжал руками меч, лежащий на коленях.

— Только это. Когда он пришел в сознание, я предложил ему исповедоваться, как всегда предлагаю раненым. Я говорил о достоинствах и святости жизни, посвященной Храму. Наполовину всерьез я упоминал об имеющейся у него возможности отречься от грешного мира, вступить в Храм, стать нашим братом. Милорд, можете вообразить мое удивление, когда сэр Варрис согласился… нет, даже стал настаивать на передаче всех своих земель и богатства аббатству и готовности тотчас дать клятву. — Гулманан закатил вверх глаза. — Воистину чудо!

— Что?! — взревел король.

Окруженный охраной монах неожиданно сорвал свой капюшон, лицо Варриса было искажено гневом.

— Помогите! — прохрипел он. — Помогите, милорд! Меня предали..

— Дюжина братьев были свидетелями его поступка и поклянутся в этом любой клятвой, — сурово произнес аббат. — Успокойся, брат Варрис. Если зло вновь овладело твоей душой, я назначу тебе тяжкое покаяние.

— Колдовство! — прокатился потрясенный шепот по длинному залу.

— Все знают, что колдовство не имеет силы внутри стен святого аббатства, — одернул присутствующих Гулманан. — И не болтайте ереси!

Варрис безумно озирался среди копий и топоров, кольцом окруживших его.

— Меня одурманили, милорд! — выдавил он. — Да, я помню, что делал, но я был лишен собственной воли… я подчинялся словам этого старого дьявола… — Варрис увидел Алака и прорычал: — Гипнит!

Патрульный выступил вперед и поклонился королю.

— Ваше величество! Сэр Варрис первым выбирал оружие, но если вы хотите снова осмотреть его, оно здесь.

Устройство было несложным: выдвигаемая игла для подкожных инъекций, надо лишь знать, где находится кнопка. В мастерской Флиттера можно изготовить такую штуку за пару часов.

Достав шпаги из-под плаща, Алак протянул их королю. Морлак пристально осмотрел металл и приказал принести пару перчаток.

Надев их, он резким движением разломил лезвие пополам. Механизм устройства открылся перед ним.

— Вы видите? — закричал Варрис. — Видите отравление колючки? Сожгите мошенника живьем!

Морлак злобно ухмыльнулся:

— Так мы и сделаем!

Внутри у Алака все напряглось. Наступил щекотливый момент. Если он не вывернется, его ждет мучительная смерть.

— Милорд! — начал он. — Это несправедливо. Шпаги одинаковые, и сэр Варрис выбирал первым. Закон разрешает использовать скрытые дополнительные части и не предупреждать о них.

— Яд… — возразил Морлак.

— Но это не был яд. Разве Варрис не стоит живой перед вами?

— Да… — поскреб затылок король. — Что ж, когда вы снова будете сражаться, вы получите оружие от меня.

— Монах не имеет личных ссор, — сказал Гулманан. — Неофит должен вернуться в свою келью для молитвы и поста.

— Монах может быть освобожден от клятвы при определенных условиях, — заспорил Морлак. — Я позабочусь об этом.

— Нет, подождите! — воскликнул Винг Алак в лучшей шекспировской манере. — Милорд, я выиграл дуэль. Нельзя говорить о ее возобновлении… нельзя сражаться с мертвым человеком.

— Выиграл? — Варрис боролся с крепкими монахами, вцепившимися в его плечи. — Я стою здесь живой, готовый к…

— Милорд, — сказал Алак, — могу я изложить свои доводы?

Брови короля нахмурились, но он согласился:

— Давай!

— Очень хорошо. — Алак прочистил горло. — Сперва, значит, я сражался по правилам. Разумеется, в каждой шпаге имелась иголка, о которой сэр Варрис не был предупрежден, но это дозволяется кодексом. Могут сказать, что я отравил его, но это клевета, поскольку вы все видите Варриса живым и невредимым. Лекарство, которое я использовал, действует очень недолго и поэтому не является ядом. Следовательно, дуэль была честной и справедливой.

— Но не полностью законченной, — возразил Морлак.

— Она закончена, милорд. Чем оканчивается дуэль? Один из участников умирает, что является прямым результатом мастерства и храбрости соперника.

— Да… конечно.

— Тогда я заявляю, что Варрис умер: не вследствие отравления и не вследствие нанесенной ему раны. Он мертв, так как, напоминаю, принял обет монаха… и сделал это под влиянием моего наркотика! Его клятва может быть аннулирована Советом, но до того момента она связывает Варриса. И… монах не имеет собственности, которая должна быть возвращена наследникам или отойти аббатству. Его жена становится вдовой. Он не подчинен никаким гражданским законам. Короче, юридически он мертв!

— Но я стою здесь! — закричал Варрис.

— Закон священен, — четко произнес Алак, — и по нему ты мертв. Ты больше не сэр Варрис из Вайнабога, а брат Варрис аббатства Гриммок. Совсем другая личность. Если этот факт не будет признан, опрокинется вся структура тунсбанского общества, опирающаяся на полное разделение гражданского и религиозного кодексов. — Алак поклонился. — Следовательно, милорд, я победитель дуэли.

— Согласен, — в конце концов уступил Морлак. — Сэр Винг Алак, ты победил. Пока ты мой гость, я не причиню тебе вреда… но до заката солнца ты должен навсегда покинуть Тунсбу. — Взгляд короля перешел к Варрису. — Не бойся, я сообщу в совет, и тебя освободят от клятвы.

— Вы можете сделать это, милорд, — сказал Гулманан, — но, пока не вынесен декрет, брат Варрис останется монахом и будет жить, как живут все монахи. Закон не позволяет исключения.

— Верно, — проворчал король. — Только несколько недель… будь терпелив.

— Монахам, — продолжал Гулманан, — запрещено ублажать себя особой пищей. Ты будешь есть добрый хлеб Тунсбы, брат Варрис, и размышлять над…

— Я умру! — ошеломленно воскликнул преступник.

— Вполне вероятно, что ты уйдешь в лучший мир, — улыбнулся аббат, — но я не могу пренебречь законом. Правда, я мог бы послать тебя, если ты согласишься, со специальным поручением к королю Галактики, у которого я хочу попросить некоторые книги. Сэр Винг Алак с радостью отвезет тебя.

Морлак сидел не шевелясь. В зале никто не смел двинуться. Затем что-то сломалось в Баррисе. Он немо кивнул головой. Вооруженные собратья повели его к кораблю.

Винг Алак вежливо поблагодарил короля за гостеприимство и последовал за ним. Больше он не произнес ни слова, пока пленник не был благополучно закован в наручники.

Корабль поднялся в космос, и, оставив Дрогса у панели управления, Алак благодушно закурил хорошую сигару.

— Веселей, старина! — подбодрил он Варриса. — Все будет хорошо. — Ты сразу почувствуешь себя лучше, когда психиатры избавят тебя от тяги к убийству.

Варрис злобно посмотрел на него:

— Наверное, считаешь себя героем, Алак?

— Видит Бог, нет! — Алак открыл буфет и достал бутылку виски. — Я охотно уступаю тебе титул. Как раз здесь твоя главная ошибка. Герой никогда не должен связываться с умным трусом!