Царское наследство

Глава 7

Но я не встречала коллекцию, а сопровождала ее. Об этом попросил Борис Сигизмундович, потом Петр Ильич с помощником Игорем Прохоровым, и еще мой шеф сказал, что я должна освещать весь процесс от и до.

Также коллекцию сопровождал Игорь Прохоров, который прилетел в Англию на процесс упаковки. Человек Доброчинского снимал процесс на камеру. Правильно. Все должно быть зафиксировано. Мало ли какие вопросы потом возникнут. Дядя Ричард присутствовал при упаковке, но в Россию собирался прилететь позже, непосредственно к церемонии открытия выставки в Эрмитаже. Деньги он получил полностью, документы подписал, коллекцию передал. Что ему в России болтаться? Тем более в Англии оставались любимые лошади, и дядя Ричард на вырученную сумму собирался купить еще каких-то элитных жеребцов. Работы в конюшнях уже шли полным ходом. В выходные опять планировались скачки, а это для дяди Ричарда гораздо важнее, чем какая-то экскурсионная программа в Петербурге, которую ему предлагал Игорь Прохоров от имени русских чиновников.

Борис Сигизмундович решил, что мы все полетим рейсовым самолетом «British Airways», а не частным, хотя все олигархи, пожертвовавшие на коллекцию, предлагали свои самолеты в наше распоряжение. Доброчинский сказал, что никаким олигархам не верит. Своего самолета у него не было, что меня, признаться, удивило.

– Проще фрахтовать. Каждый раз разные, – пояснил хитрый жук. – Ведь для разных целей нужны разные самолеты. Да и содержать дорого, в особенности в Англии.

– Я слышала, что русские самолеты теперь предпочитают заправляться в Англии, потому что у нас дешевле, – усмехнулась я. – Хотя нефти у нас отродясь не было.

– Ну, это особенности ведения бизнеса…

В результате Борис Сигизмундович выкупил на один рейс все билеты в бизнес-классе, где разместились он сам, Игорь Прохоров, я и целая куча охранников, которых специально прислал в Англию второй брат Доброчинский. Сигизмунд Сигизмундович часто пользуется услугами одной очень известной в Петербурге охранной фирмы. Фирма получила неплохую рекламу, а братья Доброчинские – подстраховку. Если что (надеюсь, этого «что» не будет!), во всем окажутся виноваты охранники.

Кресты были упакованы в три чемоданчика, которые держали на руках Борис Сигизмундович, Игорь Прохоров и я. Ведра в трех коробках тоже находились в бизнес-классе, на отдельных сиденьях.

Полет прошел нормально. Борис Сигизмундович в основном общался с охранниками и, по-моему, немного нервничал, несмотря на полученные с самого верха заверения об отпущении грехов перед государством. С меня он взял обещание, что я раздую огромный скандал в прессе, если российские чиновники обещание нарушат. Я в самом деле собиралась это сделать, но надеялась, что после такого активного освещения в русской и зарубежной прессе передачи даров и участия в этом Бориса Сигизмундовича русские власти не осмелятся встречать его с наручниками у трапа самолета.

Но у трапа нас встречали таможенники, и мы проходили процедуру досмотра не в общем зале с гражданами, летевшими тем же самолетом, а в отдельном помещении, в присутствии самого высокого начальства.

Торжественное открытие в Эрмитаже планировалось через пять дней. Я не понимала, зачем нужно целых пять дней для размещения коллекции, уместившейся в трех чемоданчиках, тем более если к ее приему готовились месяц и вполне могли успеть подготовить и помещение, и шкафы или столы, куда ее поместят под стекло. Но в России быстро ничего не делается.

При выходе из здания аэропорта нас ждали бронированный транспорт и машины сопровождения. Но до него еще требовалось добраться…

Нас встречало огромное количество журналистов с телекамерами, фотоаппаратами и микрофонами. У меня аж в глазах зарябило. Игорь Прохоров тихо выругался себе под нос.

– Как всегда, пронюхали, – буркнул он.

Наш прилет, как мне говорили, не афишировался. Но все всё узнали. Так тоже часто бывает в России.

Хотя я подозревала, что эту импровизированную пресс-конференцию организовал Борис Сигизмундович или его брат Сигизмунд Сигизмундович. Ребята из охранной фирмы окружили нас с трех сторон. Но одна сторона оставалась для журналистов открытой, и нам не менее получаса пришлось отвечать на вопросы.

Доброчинский аж расцвел от такого внимания к своей персоне. И на самом деле львиная доля вопросов предназначалась ему. Игорю Прохорову не задали ни одного, мне штуки четыре, да и то, пожалуй, из уважения, как иностранной коллеге.

Борис Сигизмундович также заявил, что всю известную историю крестов Воротынского он расскажет завтра во время пресс-конференции, которая будет длиться столько, сколько нужно – пока у последнего журналиста не иссякнут вопросы. Борису Сигизмундовичу вообще есть что сказать – и о коллекции, и о судьбе России. По-моему, в последнем никто не сомневался. Все с нетерпением ждали, что он учудит.

Но и в этот день народ не желал отпускать нас просто так. Все желали увидеть хотя бы один крест. Происходящее стало напоминать мне цирк. Или зоопарк.

– Покажите! – кричали одни.

– Ну пожалуйста! – канючили другие.

– Нам же репортаж сдавать, – добавляли третьи.

– Народ хочет видеть свои сокровища, – вторили им четвертые.

Я нагнулась к уху Бориса Сигизмундовича (он был ниже меня на полголовы и килограммов на пятьдесят тяжелее) и предложила показать ведра. Я подозревала, что иначе нам отсюда не вырваться.

Доброчинский повернулся к одному из охранников и что-то шепнул на ухо. Оказалось, что парни из охранной фирмы уже под шумок загрузили коробки с ведрами в багажник бронированного «Мерседеса» вместе с нашими сумками. Тащить ведра назад? Приглашать всю журналистскую компанию к машинам, на которых повезем коллекцию? Этого делать не следовало.

– Покажите один крест, – сказал старший охранник. – У кого из вас троих что-то лежит сверху?

Я понятия не имела, какие именно кресты лежат у меня в чемоданчике. Я взяла тот, который мне дали. И вообще, он был закрыт на кодовый замок, а кода я не знала. «Кстати, а почему не на цифровой?» – мелькнула мысль. Мог бы олигарх разориться и на более дорогие чемоданчики. Все-таки древняя коллекция, которая передается Эрмитажу…

Игорь Прохоров опять тихо выругался. Борис Сигизмундович поднял руку ладонью к народу и объявил, что сейчас кое-что покажет, только придется пару минут подождать и не беспокоиться. Ему придется повернуться к народу спиной, чтобы открыть чемоданчик и кое-что извлечь.

– Не надо этого делать, – сказал Прохоров, лоб которого покрылся испариной.

Мне тоже эта идея совсем не нравилась. Как можно открывать чемоданчик с коллекцией на улице?! Мало ли кто затесался в эту толпу? Ведь могут вырвать, начнется куча-мала… Что угодно может произойти! Могут убить, ранить, ограбить. Неужели Борис Сигизмундович не понимает, что это глупо?!

Но Доброчинский уже достал один крест и демонстрировал журналистам, держа над головой. К сожалению, он не мог по памяти сказать, откуда именно этот появился у русского князя Алексея Воротынского.

– Завтра скажу, – пообещал олигарх-диссидент. – У меня все записано.

Тут кто-то из журналистов обратил внимание на меня и уточнил, не осталось ли в моей семье крестов, вывезенных из России. Их не осталось. У моих предков никакой крестовой в доме не было – по крайней мере, у тех, про которых известно. Наш род не такой древний, как у дяди Ричарда. В смысле, с русской стороны. Я гораздо лучше знаю историю английской ветви, и она гораздо древнее.

Олигарх тем временем убрал крест в чемоданчик и объявил, что нам пора ехать. Нас ждут, чтобы принимать коллекцию. И снова пригласил всех журналистов и их коллег на завтрашнюю пресс-конференцию.

Охранники сомкнули вокруг нас троих кольцо и повели к машинам. Основная масса журналистов разошлась – требовалось передавать репортажи в редакции, но кое-кто последовал за нами к машинам и снимал процесс рассаживания.

Борис Сигизмундович, Игорь Прохоров, старший в группе охранников, водитель и я сели в бронированный «Мерседес» (охранник – на переднее место пассажира, мы втроем – сзади). Остальные парни расселись по двум машинам сопровождения. Одна из них поехала перед нами, вторая – за нами.

У меня было как-то неспокойно на душе. Я понимала, что не успокоюсь, пока не передам чемоданчик в руки принимающей стороны. Игорь Прохоров тоже явно пребывал в напряжении. Испарина теперь появилась и на верхней губе.

Внезапно с боковой улицы на огромной скорости вылетел «КамАЗ» и врезался в первую машину сопровождения. Водитель нашего бронированного «Мерседеса» резко нажал на тормоза. Я машинально выпустила чемоданчик из рук и успела схватиться за спинку переднего сиденья. Борис Сигизмундович и Игорь схватиться на успели, и Прохоров врезался лбом в место водителя сзади, а Доброчинский чуть не провалился между сиденьями. Водитель и охранник были пристегнуты, так что лбами никуда не врезались, но матерились почище олигарха и чиновника. Насколько я поняла, «Мерседес» во что-то врезался, несмотря на торможение.

А врезался он в первую машину сопровождения, от которой теперь мало что осталось… И произошло это не из-за аварии, вернее, не только из-за аварии.

Из кузова «КамАЗа» выскочили молодчики в масках и с автоматами и полили машину сопровождения свинцом. Я оглянулась назад – и в это мгновение прозвучал взрыв, и позади нас вверх взметнулся столб пламени. От второй машины сопровождения, подозреваю, ничего не осталось. Люди в таком огне точно не могли выжить.

Наш водитель и представитель охранного агентства что-то орали, кому-то звонили, Прохоров повторял слово «мама», Доброчинский завизжал, что нужно делать ноги, причем его голос в эту минуту напоминал крик свиньи, которую режут. Борис Сигизмундович вытянул руку вперед и стал трясти за плечо охранника, одновременно отдавая кучу дурацких приказов, выполнить которые не представлялось возможным.

А с двух сторон от нас затормозили два джипа… Подозреваю, что это были совсем не джипы дополнительной охраны… Из них высыпалась новая порция молодцев в камуфляже и масках и направилась к бронированному «Мерседесу». Другие машины пролетали мимо нас не останавливаясь, а только увеличивая скорость. Подозреваю, что никто из граждан в милицию звонить не станет. Сейчас не девяностые годы, и люди вполне могут решить, что это как раз милиция и проводит какую-то операцию. И вообще в России граждане предпочитают не высовываться. Себе дороже. То есть на помощь милиции рассчитывать не приходится.

А если это в самом деле государственные структуры?

Но разве государственные структуры могут так убивать людей?! Я же видела, что сделали с двумя машинами сопровождения!

Опять же сейчас не девяностые годы.

Однако коллекция…

Тем временем наш бронированный «Мерседес» уже окружили молодцы в камуфляже и масках. Двери у машины были заблокированы, но ведь у машин сопровождения, как я понимаю, тоже. Никакая блокировка не спасет от гранатомета.

– Открывайте двери, или подожжем машину! – рявкнули снаружи.

– А вот фиг вам! – в ответ заорал Доброчинский. – И не подожжете! Тогда ничего не получите! – И Борис Сигизмундович продемонстрировал фигу за стеклом, потом рявкнул на водителя: – Трогай, кретин! Что стоишь? Дави их всех на хрен! Ничего они нам не сделают! Коллекция-то у меня!

Трое молодцев сбоку подхватили «Мерседес» и почти поставили на бок. Я завалилась на Доброчинского, он – на Прохорова.

– Разблокируйте двери! – заорал чиновник. – Ведь погибнем же все!

Я молчала, ухватившись за спинку кресла перед собой. Чемоданчик валялся под ногами, вернее, полетел в том направлении, в котором переворачивали машину. Я поняла, что нас не пощадят. Если мы погибнем, с крестами ничего не сделается. Их все равно заберут.

Это понял и водитель – и двери разблокировал. Старший охранник, дверь которого можно было открыть, так как он находился над землей (а водителя уже прижало), ее распахнул.

Машину тут же опустили на землю, охранника выволокли, врезали ему так, что он отключился, потом выволокли водителя и поступили с ним точно так же. Затем открылись задние дверцы с двух сторон, и перед моим носом оказалось дуло автомата.

– Мы знаем, что вы – разумная англичанка, мисс Тейлор, – послышался насмешливый голос. – И международного конфликта не хотим. Отдайте чемоданчик и выйдите из машины.

– Чтобы получить по лбу?

– Если не будете делать глупости, не получите.

Я вышла из машины.

– А чемоданчик-то где? – рявкнул все тот же мужчина.

– Свалился вниз, когда вы стали машину переворачивать. Сами забирайте.

Меня не очень вежливо оттолкнули в сторону, но на землю не повалили, вытащили из машины Доброчинского, ему поддали и, к моему большому удивлению, затолкали в одну из машин, потом извлекли чемоданчики, загрузились по трем джипам (оказалось, что еще один стоял позади) и быстро уехали.

Все номера были заляпаны грязью.