Царство сынов Солнца

Глава VII. Солнцу — Солнцево. Инке — Инково. Пуреху — Все остальное…

Дом акльей. Рисунок из хроники Гуамана Помы

Солнце было верховным божеством. Инка — верховным правителем. Пурехом называли земледельца. За Солнцем стояли инки — преданные его делу сыны. За инками — миллионы пурехов, благодарные за то, что им подарили человеческий образ жизни. За пурехами никто не стоял, они сами подпирали все.

Испанцы были потрясены царившим в Тауантинсуйю образцовым порядком. Европа ничего подобного не только не знала, но и представить себе не могла. Педро де Сьеса де Леон написал об инках удивительные слова. Им трудно поверить, но еще труднее не поверить, ибо они принадлежат не просто хронисту, а испанскому конкистадору, сражавшемуся против индейцев.

"Одно из дел, — пишет он, — вызывавших наибольшую зависть к этим господам, было понимание того, каким великолепным являлось умение инков завоевывать столь огромные земли и приводить их благодаря своему благоразумию к тому разумному порядку, который испанцы обнаружили там… При их порядках люди жили, соблюдая этот их порядок, и их число множилось, а из бесплодных провинций они делали плодородные и изобильные".

Здесь не случайно приведено высказывание Сьесы де Леона — именно он поведал миру об инках и их государственном устройстве не только достаточно подробно, но и объективно. Но не только он один, а практически все хронисты пишут о так поразившей их «сытости» и «обутости» всего населения царства инков. О том же говорят подсчеты современных ученых, позволяющие утверждать, что при правлении инков население государства сынов Солнца было обеспечено всем необходимым. Основываясь на этих данных, Луис Э. Валькарсель пишет, что "…империя Куско гарантировала всем человеческим существам, находившимся под ее юрисдикцией, право на жизнь через полное удовлетворение физических нужд в питании, одежде, жилище, сохранении здоровья…".

Об этом же говорит и Мариатеги. Указывая на обилие запасов продовольствия в Тауантинсуйю, он пишет, что "продукты земли нельзя накапливать, как сокровища. Поэтому маловероятно, что две трети их действительно потреблялись одним чиновничеством и духовенством империи. Гораздо более правдоподобно предположить, что продукты, которые, как утверждают, отдавались знати и инкам, составляли государственные запасы. И следовательно, сам этот факт является примером социальной предусмотрительности…"

У нас нет никаких оснований оспаривать мнение столь высоких авторитетов, но хотелось бы понять, как, каким путем пришли сыны Солнца к реализации в жизни своей "социальной предусмотрительности", и одновременно увидеть то реальное, что скрывалось за «сытостью» и «обутостью» простого народа Тауантинсуйю, какой ценой он расплачивался за них.

Созданное инками общество делилось на две принципиально отличные друг от друга категории населения: на тех, кто платил налоги, и тех, кто налоги не платил. Сразу же укажем, что слово «налог» не во всей своей полноте соответствует тому, что имело место в Тауантинсуйю. Еще меньше подходит глагол «платить», подразумевающий ныне денежные расчеты. Денег в Тауантинсуйю не было, что же касается налога, то он взимался почти исключительно в виде человеческого труда. Пурехи вне зависимости от выполнявшейся ими работы отдавали властям свой труд, свое рабочее время, а не результаты своего труда. Они, эти результаты, им не принадлежали даже чисто теоретически. Но в Тауантинсуйю, естественно, не было наемной рабочей силы. Дело обстояло совсем иначе: пурехи обязаны были трудиться на указанных властями участках работы. Их не нанимали, а принуждали.

Конечно, в жизни все выглядело гораздо проще.

В основе всей экономической и социальной деятельности в Тауантинсуйю лежала община — айлью. Она была главной, базовой единицей государственного устройства инков. По сути дела, даже сам клан правителей был своеобразной общиной, что нашло свое отражение, в частности, в названии родовых колен — айлью.

На общины и селения (последние, видимо, состояли из одной или нескольких общин) делились все царства и провинции Тауантинсуйю. Общины выполняли все без исключения работы. Они осуществлялись либо самой общиной, либо община выделяла для этого людей. Содержание последних (питание, одежда и т. п.), равно как и обеспечение всем необходимым членов семей ушедших на работы общинников, также оставалось за общиной. Исключение составляла лишь служба в армии. В этом случае государство брало общинника-воина на полное довольствие, но его семья оставалась на обеспечении общины. И сколько бы ни длились работы, на которые ушел пурех, сколько бы ни тянулась военная кампания, ради которой он был призван, община отвечала за его семью. Более того, если общинник погибал, община продолжала заботиться о его семье, словно он лишь временно отсутствует.

В основе самой общины лежала моногамная семья, в которой господствовало "отцовское право". Главой семьи был земледелец-пурех. Это ему и его детям, а не жене выделялись земельные наделы — топу.

Пурех был главным богатством сынов Солнца, и они это понимали, проявляя исключительную щедрость и одновременно неумолимую жестокость в своей политике поощрения деторождения. Напомним, что при рождении каждого ребенка семье дополнительно выделялся земельный надел. Правда, когда сын достигал совершеннолетия — в Тауантинсуйю оно наступало в возрасте 25 лет, — он уходил из семьи вместе со своим топу. При замужестве дочери ее половина топу не отчуждалась.

Такова была щедрость сынов Солнца, о реальном источнике которой мы скажем ниже. Что же касается жестокости в вопросе деторождения, то она была обращена главным образом против женщин: если женщина делала аборт и оказывалось, что плод был мужского пола, ее убивали; умерщвление во чреве девочки каралось менее жестоко.

Каковы же были размеры топу, выделявшиеся пурехам? На этот вопрос нет точного ответа. Видимо, надел был неодинаковым для разных сельскохозяйственных культур и разных районов страны. Но в любом случае — и это подтверждают хронисты — надела вполне хватало для пропитания семьи пуреха.

Откуда же инки брали землю, чтобы столь щедро наделять ею своих подданных? Они добывали ее… у этих же подданных. А происходило это так: после захвата и присоединения к Тауантинсуйю чужих царств и провинций сыны Солнца как бы заново утверждали или выдавали местным общинам земли, закрепляя их от имени правителя и Бога-Солнца за бывшими владельцами.

Казалось бы, все выглядит элементарно просто. Однако это не совсем так. В войсках инков шли специальные подразделения, в задачи которых входило освоение и улучшение вновь захваченных земель. Специальные капитаны переносили на карты-макеты захваченную местность, а кипукамайоки фиксировали буквально все, вплоть до последнего плодоносящего дерева, не говоря уже о других, куда более важных вещах. Решение по переустройству района выносилось быстро и сразу же реализовывалось в жизнь, естественно, силами местного населения, хотя и под руководством опытных начальников из Куско.

В чем же конкретно выражались эти мероприятия сынов Солнца? Возводились насыпные террасы под посевы, сооружались мосты, прокладывались дороги, создавалась широкая ирригационная сеть. Конечно, только там, где в этом испытывалась нужда. Одновременно строился храм Солнца и дворцы для инки и "невест Солнца". Лишь эти последние и были тем инородным телом, которое не просто напоминало местным жителям о случившемся, но и требовало особых услуг и внимания. Инки строили также крепости для своих гарнизонов.

Только после завершения всех этих работ происходило окончательное распределение пахотных участков земель. Наступал самый важный момент, объясняющий весь смысл забот и немалых усилий, вложенных сынами Солнца в улучшение и освоение вновь приобретенных земель. Вся пригодная для возделывания земля делилась на три участка. Один закреплялся за общиной, второй отдавали Солнцу, третий — Инке. Однако все три участка — и это главное — обрабатывала местная община. Это и была основная, хотя далеко не единственная подать общины и самих пурехов.

Хронист Инка Гарсиласо утверждает, что все три надела были одинаковыми по размерам, а иногда надел общины оказывался даже больше надела Солнца или Инки. В это можно поверить, поскольку в любом случае "государственно-культовый сектор" все же оказывался больше, нежели владения айлью. К тому же, как уточняет Сьеса де Леон, лучшие земли доставались именно Инке и Солнцу.

Таким образом, на первый взгляд заботливо-покровительственная политика сынов Солнца оборачивалась для подданных Тауантинсуйю изъятием двух третей произведенного продукта. Это и была чистая «прибыль» предприимчивых инков из Куско, тот "прибавочный продукт", благодаря которому они могли проявлять свою социальную предусмотрительность. А поскольку продукты сельского хозяйства нельзя вечно накапливать, а в условиях Тауантинсуйю их не с кем было и обменивать (и на что обменивать?), они использовались не только на содержание храмов и иных святилищ, а также клана правителей, но и в качестве резервного фонда государства на случай неурожая или иных природных катастроф.

Запасы обслуживали и многотысячную армию (правда, в этом вопросе не все ясно, но какая-то часть общинного продукта в любом случае уходила на обеспечение провиантом тамбо, стоявших на королевских дорогах), служили семенным фондом для вновь присоединенных земель, использовались для других общегосударственных целей, которые заранее нельзя было предусмотреть. По разным оценкам испанцев, оказавшихся в Тауантинсуйю в тот период, когда европейские завоеватели еще не успели насадить свою высокую цивилизацию среди «варваров» и «дикарей» Нового Света, имевшиеся в хранилищах запасы продовольствия могли кормить население Тауантинсуйю от двух до пяти лет.

Допустим, что здесь есть преувеличение, но даже если бы этих запасов хватило только на несколько месяцев, то и в этом случае можно лишь удивляться предусмотрительности инков, ибо речь идет о государстве, население которого исчислялось миллионами жителей. Удивляться, но не восхищаться. Ибо запасы эти были всего лишь «пряником» сынов Солнца. Но они располагали и «кнутом», которым действовали с должной сноровкой, а иногда и необузданной жестокостью. И главным объектом этой формы внутренней политики сынов Солнца была все та же община.

Если внимательно присмотреться к положению общины в Тауантинсуйю, то поражает ее полное бесправие. Точнее, одно право за ней все же признавалось — право не дать умереть от голода членам общины. Более того, если в каком-то районе царства возникал голод и от него погибали или могли погибнуть люди, сыны Солнца жестоко наказывали нерадивых начальников. С подобными явлениями инки вели безжалостную борьбу. Позже, уже во времена испанской колонии, именно этот обычай, равно как и «сытость» и «обутость» подданных Тауантинсуйю, выросли в "золотую легенду" об утраченном прошлом.

Чрезвычайно важно то, что виновником приключившихся бед в Тауантинсуйю могли признать кого угодно, даже самого знатного кураку, но никогда ни один из инков не был в числе виновных. Такого не могло случиться в царстве сынов Солнца.

Однако вернемся к общине. Встает очень важный вопрос: обладала ли община правом на землю? Ответ на него следует разбить на две части: нет, права на владение землей община не имела; правом на пользование землей — да, владела.

Община не была владельцем, то есть собственником выделенной ей земли. Но без земли нет и не может быть общины в условиях государства, занимающегося исключительно сельским хозяйством и состоящего сплошь из одних общин. Инки решили эту проблему на свой манер: не признавая за общиной право собственности на землю, они признали за ней право использовать для своих нужд ту землю, которая предоставлялась общине только и исключительно для этой цели. Об этом свидетельствует институт митмака — насильственное переселение не только отдельных общин, но и целых народов как для освоения новых земель, так и в целях государственной безопасности. Даже самая лояльная и этнически близкая к инкам община, например община индейцев кечуа, не была гарантирована от насильственного переселения.

О какой собственности на землю может идти речь, если в любой момент община по приказу Куско снимается со «своей» земли и уходит за сотни и тысячи километров от "своих владений" не на временное, а на постоянное жительство? Но постоянное опять-таки до тех пор, пока у власти не возникнет необходимости нового переселения этой же общины.

Не будучи владельцем, община между тем была обязана не просто возделывать землю, но и охранять ее как от внешних посягательств, включая запрет появления там чужого общинника, так и внутренних: произвольного перераспределения владений Инки, Солнца и общины, пересмотра размеров топу и их количества по пурехским дворам, самовольного использования целинных земель в пределах общинного надела — марки; был также запрещен выход членов общины за границы марки без разрешения властей и т. п.

Иными словами, власти ставили общину в положение полной изоляции, нарушение которой жестоко каралось. Все внешние контакты общины осуществлялись только по указанию властей или самими властями. Что же касается внутриобщинных отношений, то они строились не по заранее утвержденной модели, а основываясь на традициях и обычаях, исторически сложившихся еще до прихода инков, если, конечно, эти традиции и обычаи не вступали в противоречие с законами и обычаями сынов Солнца. Напомним, что в Тауантинсуйю, например, все жители различались по одежде, которая точно указывала, к какому народу и даже к какой общине принадлежит ее владелец. В таких условиях выявление чужака не представляло никакой трудности. Но одинаковая одежда, бесспорно, была также важным психологическим фактором, объединявшим людей. Люди в форме, то есть в одинаковой одежде, и сегодня ощущают подобное ее воздействие.

Таковы некоторые из «прав» общины, Что же касается ее обязанностей, то их невозможно даже перечислить. Ибо все, что создавалось в Тауантинсуйю, было в той или иной форме связано с деятельностью общины. Более того, в Тауантинсуйю все осуществлялось силами общины и за счет общины. Община кормила, одевала, обувала и вооружала. Она воевала, строила, разрушала. Не было такой сферы материальной деятельности в царстве сынов Солнца, которая обходилась бы без участия общины. Не было такого материального производства, в котором в качестве производительной силы не выступала бы община.

Главной обязанностью общины было земледелие. Община поставляла также воинов. Она сама занималась общественными работами местного значения и направляла людей для работ общегосударственного масштаба (строительство и ремонт насыпных террас под посевы, оросительных каналов, хранилищ провианта, храмов, дворцов, крепостей, мостов, дорог и т. п.). Община обеспечивала людьми все государственные службы как индивидуального характера (например, часки), так и коллективные — целые селения, то есть те же общины, несли службу «коллективных» дровосеков, водоносов, поваров, переносчиков царских носилок, дворцовых привратников, домашних слуг, гончаров, сапожников, ткачей, золотых дел мастеров и других специалистов по самым разнообразным ремеслам, включая изготовление оружия.

Специализация общин была построена с учетом местных традиций, что обеспечивало высочайшее качество всех "специализированных общинных служб" (вспомним пример с изготовлением оружия). Однако любой особо талантливый человек немедленно изымался из общины и направлялся для дальнейшей работы в Куско. Это относилось в первую очередь к художественно одаренным людям, ювелирам, резчикам по камню и т. п. Большинство из них как бы продолжало оставаться такими же, как и все остальные общинники, только с новым местом проживания. Правда, можно допустить, что какая-то их часть благодаря своему таланту со временем меняла свой "общественный статут". Таким образом, именно общинники были вместе со своими орудиями труда, которые они сами же изготовляли, и землей основной производительной силой и средствами производства инкского общества.

Но если мы можем говорить о полном бесправии общины в условиях Тауантинсуйю, этого никак нельзя сказать о положении общинника внутри самой общины. В ней все еще жили важные элементы общинной демократии. Так, например, община была обязана выделять семье пуреха полагавшееся ей количество топу, и в этом смысле он имел на них право; она обеспечивала семью всем необходимым во время отсутствия общинника; старики и больные содержались за счет общины; при возникновении новой семьи жилье для нее строилось "всем миром" и т. п.

Этот перечень прав общинника может быть продолжен, однако существовало еще одно право, которое, даже по сегодняшним представлениям, следует отнести к понятию «демократия». Речь идет о праве пуреха избирать своего начальника — камайока и, следовательно, самому быть избранным таким камайоком. Напомним, что избирались лишь камайоки пяти, десяти и пятидесяти пурехских дворов; над ста и более дворами стояли природные господа, или кураки.

Здесь мы вновь коснулись чрезвычайно интересной особенности административного деления империи инков, сосуществовавшего с базовой единицей Тауантинсуйю, то есть с общиной. Искусственный характер этого деления не вызывает сомнений, но несомненно также и то, что деление населения на математически точные единицы означало первый, правда, пока еще малоощутимый шаг по пути ликвидации общины.

Можно гадать, осознавали ли инки последствия такого нововведения, призванного в конечном итоге заменить существующее старое. С другой стороны, инки сами создавали новые общины, например, в тех случаях, когда на завоеванных землях старые общины частично или полностью разрушались или местное население в силу каких-то причин вообще не знало общинного института. Сам факт создания новых общин, а также политика на укрепление в целом общинного института вроде бы решительно опровергают желание инков подменить айлью новой системой административного деления страны.

То, что инки всеми доступными им средствами укрепляли общину, не вызывает никаких сомнений. Но не за счет ее дальнейшего развития, которое неизбежно привело бы к разложению айлью, а через закрепление, в том числе и насильственным путем, общинных порядков, какими бы архаичными они ни представлялись. Поясним свою мысль: инки стремились обеспечить целостность общины как базовой единицы общества; гарантом такой целостности (за пределами самой общины) стало абсолютное ее бесправие по отношению к верховной власти; личная ответственность каждого члена общины за всю общину и всей общины за каждого общинника гарантировала эту же целостность изнутри.

Новое деление общинников, скопированное с "армейских порядков" инков, в тот исторический момент, бесспорно, помогало общинной политике сынов Солнца, поскольку усиливало контроль над членами айлью. Но это было временное явление — таково наше глубокое убеждение. Уже начавшийся процесс распада общины, активизации которого способствовал митмак, в дальнейшем должен был привести к полной замене старого деления царства на новое, более полно отвечавшее социально-экономическим процессам, уже развивавшимся в Тауантинсуйю.

Однако не только институт митмака разрушал извне индейскую общину. Этому способствовала, в определенной степени и мита — обязательная работа на общегосударственных «предприятиях», проводившаяся, как правило, вне пределов общинных земель. Она длилась сравнительно короткий срок — пурех уходил на миту один раз и не более чем на два месяца в течение одного года, — но сами работы могли вестись достаточно далеко от общины. Находившиеся часто за сотни километров от своей общины, окруженные точно такими же по положению, но совсем иными по этнокультурным и многим другим характеристикам общинниками, участники миты не могли не испытывать взаимного влияния, которое, в свою очередь, должно было воздействовать на их "общинное мышление". Это воздействие в любом случае было разрушительным хотя бы потому, что нарушало традиционные связи и ломало привычные представления об окружающем мире. Скорее всего оно закрепляло идею всемогущества сынов Солнца, но одновременно выявляло, сколь ничтожно малым был общинный мир самого пуреха.

Даже многолетняя служба воина-пуреха не должна была оказывать столь разрушительное воздействие на общинный образ мышления, ибо подразделения армий инков строились по территориально-общинному принципу, и все годы, проведенные бывшим пурехом, ныне воином на военной службе, проходили в постоянном общении с членами если не своей, то обязательно родственной пуреху общины.

Но инки, столь решительно боровшиеся за целостность общины, изобрели еще один и произвели на свет (в буквальном смысле слова) другой — общественные институты, которые с не меньшей последовательностью и решительным упорством, а главное, совершенно сознательно разрушали общину. Мы имеем в виду институт акльей — "избранных девственниц" или "невест Солнца" и их потомство — инков-бастардов, численность которых к моменту появления испанцев исчислялась многими десятками, если не сотнями тысяч человек.

Очень трудно определить социальный статут этих двух слоев населения Тауантинсуйю. Акльи жили в домах, а точнее, во дворцах, построенных специально для них. Их строили не только в столицах царств и провинций, но также и в рядовых, хотя все же чем-то отмеченных селениях, например знаменитым идолом или источником термальных вод и т. п.

В домах акльей содержались самые красивые девушки. То были дочери не только пурехов, но и курак. Они становились наложницами сапа инки, его ближайших родичей; правитель мог одаривать ими и наиболее отличившихся вассалов. Однако многие акльи так и не вступали в брачные отношения, оставаясь до конца своих дней «невестами». За ними ухаживали специально отобранные служанки. Их охраняли от любых контактов с внешним миром. За сожительство с акльей прелюбодея не просто убивали, а уничтожали весь его род, сжигали селение общины, к которой он принадлежал. Сама аклья также умерщвлялась, даже если подверглась насилию.

В Куско также находился дом "невест Солнца", но там жили в основном дочери сапа инков и их ближайших родственников.

На первый взгляд, судя по весьма высокочтимому положению, которое занимали в инкском обществе акльи, а также то, что получение акльи в жены считалось высочайшей честью, "невест Солнца" следовало бы отнести вне зависимости от происхождения к представительницам высшего сословия или класса. Тем более что акльи, выходя замуж, становились женами самой высокой знати. Однажды вступив в связь с мужчиной, они немедленно изымались из своих домов и уже никогда больше не возвращались туда. Если аклья дарила жизнь сыну или дочери сапа инки, то ее положение в местном обществе может быть сравнимо только с положением высшего представителя неинкской знати.

Наверное, именно так и следовало бы рассматривать акльей, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что акльи не бездельничали в своих дворцах. Целыми днями они трудились, производя огромное количество одежды, в которую одевалась практически вся знать. Даже акльи из дома девственниц в Куско не были освобождены от этой далеко не легкой работы: их одежда поступала в гардероб правителя и считалась священной; только в исключительных случаях сапа инка одаривал ею ближайших родичей и наиболее выдающихся людей, чаще всего удачливых полководцев.

Таким образом, дома акльей, по существу, были особого рода «мануфактурами», роль которых в экономической жизни страны нельзя недооценивать. Тогда кем были, к какому классу принадлежали эти тысячи и тысячи потенциальных невест?

Очевидно, что до вступления в брак все они зарабатывали хлеб насущный тяжелым трудом. Тогда это трудовая, эксплуатируемая часть населения. Но в таком случае к этой категории следует отнести и дочерей, племянниц, теток, сестер и других ближайших родственниц всемогущего правителя сынов Солнца?..

Более четко проглядывается общественное положение акльей, покидавших свои дома. Вне зависимости от своего происхождения они становились важной частью знати Тауантинсуйю. О степени их возможного влияния предельно ясно говорит случай с дочерью царя царства Кито, подарившей своему возлюбленному сына по имени Атауальпа. Известен также и такой случай: наложница другого правителя была настолько увлечена придворными интригами, что не побоялась отравить своего августейшего сожителя.

Однако это крайности. Большинство же акльей либо оставалось в своих мануфактурах, либо пополняло женскую половину господствующего класса Тауантинсуйю. Не менее сложно обстоит дело с бастардами, правда, только с мужской половиной потомства акльей, ибо женская половина становилась всего лишь достаточно завидной «партией» для знатных господ.

Бастарды-мужчины не обладали столь ясными перспективами на будущее. Многое зависело от них самих, от их способностей, успехов в ратном или мирном труде. Правда, сын-бастард умершего сапа инки был по отцу братом правителя царства. Таких братьев у него иногда бывало больше сотни; положение любого из них не могло идти в сравнение с положением рядовых бастардов.

Но в жилах всех бастардов текла священная кровь "самого Солнца". Инки были обязаны не только беречь ее, но и по возможности шире «раздаривать» простым смертным — таков был один из главных догматов религии сынов Солнца. Все инки, как и подобает верным сынам Солнца, весьма успешно выполняли и этот завет своего божественного прародителя. И число бастардов нарастало, словно горная лавина. Трудно понять, как необычайно предусмотрительные инки не заметили приближающуюся опасность. Ведь в Тауантинсуйю действовали тысячи потенциальных атауальп. Почти все они шли служить в армию, ибо военная карьера обещала незаконнорожденным сынам Солнца наиболее реальные и привлекательные перспективы.

Но нас интересует другое: выделились ли бастарды и их потомство в некое особое сословие и если да, то к какому социальному классу принадлежали они?

Нам представляется, что такого выделения не произошло, ибо чистокровные инки не признавали бастардов за своих. Как пишет Сьеса де Леон, родной брат-бастард сапа инки не имел права даже заговорить с августейшей особой.

Приближение Атауальпы к Инке Уайна Капаку члены клана инков воспринимали как каприз правителя. Но за капризом Уайна Капака скорее всего стояли вполне реальные заботы и сомнения сапа инки, отличавшегося, как пишут все хронисты, выдающимся государственным умом. Неспокойное положение в присоединенных к Тауантинсуйю крупных царствах, расположенных на окраинах империи, а также опасения за судьбу своего любимца, объединившись вместе, могли натолкнуть Уайна Капака на мысль о необходимости изменения структуры царства сынов Солнца.

Конечно, участившиеся восстания свидетельствовали об обострении "национального вопроса" в пределах Тауантинсуйю. Бесспорно и то, что обиженные неравноправием, бастарды вынашивали какие-то личные планы радикального изменения своего положения в обществе. Однако бастарды были настолько далеки от идеи какого-либо объединения, что ожидать их совместного выступления против инков было бы фантазией. Не будем забывать, что по линии своих матерей они принадлежали к разным, часто враждовавшим между собой народам. Иногда это были отголоски доинкского прошлого, иногда результат соперничества в услужении сынам Солнца (такое также случалось). И если институт бастардов мог стать "горной лавиной", то в тот исторический момент он был похож лишь на начало камнепада, когда срываются отдельные камни, но еще не образовался сметающий все на своем пути поток.

Таким образом, можно сказать, что в своей основной массе бастарды примыкали к господствовавшему классу инкского общества. Они были чем-то вроде "служилого люда", однако положение каждого из них определялось личными связями и личными усилиями, а не принадлежностью к "бастардскому сословию".

Теперь речь пойдет о служителях культа. Эту проблему можно сформулировать так: образовывали ли жрецы особую социальную группу, или они не выделились в нее?

Тысячи храмов, святилищ и официально признанных уак действовали на территории Тауантинсуйю. Естественно, что их обслуживали жрецы. Испанцы не могли не обратить внимания на служителей культа, ибо для них они были носителями и выразителями нечистой силы, от которой следовало спасать заблудших индейцев. Но из хроник нельзя понять, кто мог и кто становился жрецом в царстве сынов Солнца. Лишь в одном случае нет никаких сомнений: верховный жрец инков был освобожден от всех остальных занятий. А как быть с остальными жрецами, число которых должно было быть огромным?

Как часто бывает, именно случай наталкивает на интересную мысль, приводящую к важной находке. А произошло следующее. Автор настоящих строк обнаружил у одного перуанского историка данные о количестве жрецов, обслуживающих два разных храма. Сопоставление этих цифр вызвало сомнения в правдоподобности приведенных данных. Пришлось проверить источники, откуда были взяты цифры. Но цифры оказались правильными, а вот текст хроник был истолкован не совсем точно. Отсюда и получалось, что главный храм Куско Кориканча якобы обслуживало четыре тысячи жрецов, а храм в провинциальной Вильке — 40 тысяч.

Для Кориканчи четыре тысячи жрецов — явление абсолютно нормальное. Инки не были бы сынами Солнца, если бы их главный храм обслуживался на более низком уровне. Но храм в Вильке?.. Давайте вместе прочтем текст, на который ссылается перуанский исследователь. Вот что сказано в "Наново написанной хронике" Сьеса де Леона: "И утверждают… что обслуживали эти помещения (то есть сам храм. — В. К.) более сорока тысяч индейцев, которые выделялись для каждого времени, а всякий принципал знал, что приказывал делать губернатор, наделенный властью королем инкой, и только для охраны дверей храма имелось сорок привратников".

Нет, здесь что-то не так. Во-первых, жрецы не обслуживают "эти помещения", а занимаются совсем иной работой, которую прекрасно знают сами без подсказки губернатора-инки. Сорок жрецов-привратников, если они несут свою службу по очереди, партиями, цифра вроде бы вполне реальная, но куда девать остальных 39 960 человек? На какую работу пристраивать их?

Нет. На подобную расточительность инки не могли пойти. Они скорее закрыли бы под удобным предлогом храм в Вильке.

Отсюда ясно, что 40 тысяч человек в крайнем случае по очереди обслуживали нужды храма, а не отправляли ритуалы языческой веры. Они приходили туда как на миту, выполняя свою обязательную работу "общегосударственного масштаба", каковой, несомненно, являлось не только строительство, но и содержание в должном порядке культовых сооружений.

Правда, существовала и очередность в отправлении жрецами культовых ритуалов. Об этом прямо говорит Инка Гарсиласо: жрецы служили по очереди неделями, и только в этот период их содержание брал на себя храм. В остальное время они жили "за свой счет, ибо им так же выделяли земли под посевы, как и всем остальным простым людям…". В другом месте «Комментариев» говорится, что только в Кориканче (так можно понять) жрецы являлись чистокровными инками, а в провинциальных храмах жрецами были родственники местных курак; исключение составлял лишь главный жрец, бывший инкой.

Если сопоставить сказанное с положением дел в Вильке, то нелепость приведенного прочтения относительно 40 тысяч «жрецов» становится более чем очевидной: каким же должно быть население Вильки, если только у кураки было 40 тысяч родственников?

Разбирая все эти «за» и «против», мы по-новому взглянули на оброненную Инкой Гарсиласо и вроде бы мало что значащую фразу: "У жрецов была обычная, а не специальная одежда".

Что же открылось за этой фразой? Очень важные вещи. Во-первых, поскольку мы точно знаем, кто в Тауантинсуйю определял покрой одежды, только сами сыны Солнца могли позволить или приказать жрецам носить обычную одежду. Между тем общеизвестно, какое важное место занимало жречество в языческих государствах: достаточно вспомнить судьбу египетского фараона-реформатора Эхнатона (Аменхотепа IV). Известно и то, что именно одежда всегда и неопровержимо убедительно демонстрировала существование классового расслоения в любом антагонистическом обществе. Но в Тауантинсуйю жрецы «почему-то» предпочитали носить обычную одежду. Почему?

Ответ может быть только один: в Тауантинсуйю было предпочтительнее показать себя инкой, сыном Солнца, нежели жрецом, служителем культа того же Солнца! А это, в свою очередь, означало, что, если в Тауантинсуйю и происходил процесс профессионализации жречества, он был еще весьма далек от своего завершения. В противном случае сами инки-жрецы постарались бы придумать для себя особое одеяние, которое показало бы их принадлежность и к клану сынов Солнца, и к служителям его религии. Но для инков положение жреца не казалось таким уж престижным, и они предпочитали оставаться «просто» сынами Солнца. И вместе с ними оставались самими собою, а не хранителями великих и недоступных для простого смертного таинств все остальные служители языческих верований царства инков.

Можно с уверенностью сказать, что такое положение дел продлилось бы не очень долго и об этом позаботились бы сами жрецы, непрерывно укреплявшие свою власть над людскими умами. Это было выгодно и клану правителей, но они пока еще не осознали всю полезность подобного мероприятия.

Господствующий класс Тауантинсуйю также не был однородным. О тех слоях инкского общества, которые в силу разных причин примыкали к нему, мы уже рассказали. Сам он состоял из двух далеко не одинаковых прослоек. Нижний слой был во много раз более многочисленным, нежели верхний. Его образовывала местная неинкская знать. Ее положение было в некотором роде двусмысленным: целиком и полностью подчиненная и зависящая от сынов Солнца, она должна была управлять вроде бы своими, но фактически уже инкскими землями и подданными. И управлять не по своему разумению или прихоти, а строго следуя законам и обычаям сынов Солнца. Это была знать "второй руки", управлявшая, но не правившая.

Естественно, что ее положение резко отличалось от положения трудящейся массы, но именно она, местная знать, больше всего теряла как в политическом, так и в экономическом отношении при включении в состав царства инков. Вот почему местная неинкская знать представляла для Куско наибольшую угрозу; она же являлась объектом последовательной и целенаправленной "идеологической обработки" со стороны инков.

Для этих целей в Тауантинсуйю существовала хорошо отработанная система "политического воспитания", но не самих курак, а их наследников. И если кураки только посещали столичный город Куско — они бывали там для участия в праздниках и торжествах или приходили по делам своих царств, — наследники постоянно жили в столице, пока не наступал их черед занять престол.

Сыны Солнца, составлявшие верхний слой господствующего класса, были безраздельными хозяевами и подлинными правителями всех Четырех сторон света. Создание панкечуанского царства, а позднее и многонационального (разноплеменного — этот термин звучит плохо, но точнее отражает суть) государства было их прямой заслугой. Власть инков была ничем не ограничена. Фактически поощрялись любые поступки инков, лишь бы они не оскорбляли божественного прародителя и не нарушали установленные внутри клана порядки. Все остальное было дозволено сынам Солнца.

Выше мы писали, что инки никогда не совершали преступлений. Так утверждал хронист Инка Гарсиласо, ссылаясь на заявления индейцев Тауантинсуйю. Хронист объяснил, почему сыны Солнца никогда не оказывались в положении правонарушителей: у инков не было "причин, которые обычно являются основаниями для преступлений, как-то: страсть к женщинам, или алчность к богатствам, или желание мести, ибо, если они желали красивых женщин, им было дозволено иметь их столько, сколько они хотели… То же самое имело место с богатствами, ибо у инков никогда не было в них недостатка, чтобы брать чужие или позволить подкупить себя из-за необходимости".

Яснее не объяснишь!

Но хронист то ли умышленно, то ли по недосмотру упустил еще один возможный мотив для преступлений — борьбу за власть. Такая борьба шла, однако сыны Солнца умело скрывали ее.

Официально все сапа инки восходили на престол Тауантинсуйю только законным путем. Все они числились старшими сыновьями умершего правителя, даже если не были таковыми (например, Инка Уайна Капак). Если же инка-правитель оказывался недостойным своего звания, его имя просто исчезало из капаккуны (так случилось с Инкой Урко). Иными словами, сыны Солнца не могли совершать преступления или иное зло, поскольку они были… сынами Солнца. Убедительная «логика»!

Для подданных Тауантинсуйю существовали три заповеди, сформулированные как приказ: они составляли суть морального кодекса, возведенного в ранг закона: "не будь вором", "не будь лжецом", "не будь бездельником". Каждая из них сама по себе, да и вместе взятые не могут не вызывать одобрения, но заложенная в них императивность — "не будь" — сразу же придает им классовый характер, поскольку речь идет о запрете, диктуемом одним слоем общества другому.

Из трех запретов только один носил материально контролируемый характер. Именно он наиболее отчетливо показывает подлинную сущность морального кодекса, установленного сынами Солнца для своих подданных. Ибо призывы не лгать и не бездельничать могли быть в равной степени обращены к любой социальной группе страны. А вот требование не быть вором, как мы знаем, к клану правителей не имело никакого отношения.

Так оно и было на самом деле. Отбирать две трети урожая, пользоваться без всякой компенсации трудом пуреха на "общественных работах", забирать самых красивых девушек в дома наложниц не считалось ни воровством, ни злом. Зато за один початок кукурузы, унесенный пурехом с надела Солнца или Инки, за уход с территории марки в поисках лишней охапки хвороста, за тайное свидание с девушкой, которую юноша имел несчастье полюбить, а она удостоилась чести стать "невестой Солнца", похитителю, бродяге или прелюбодею приходилось расплачиваться жизнью.

Столь различный подход к одинаковым в своей сути поступкам нельзя квалифицировать иначе как классовый, если он носит официальный, утвержденный законом характер.

И только третья из заповедей, насколько можно судить по хроникам, носила как бы общеимперский характер. Инки не только не давали бездельничать другим, но и сами трудились в поте лица. С самого раннего детства они приучали к труду и возможным невзгодам своих будущих наследников. С принца — наследника престола спрашивали даже больше, чем с других молодых инков, например во время состязаний Вараку. И в это можно поверить, ибо в борьбе за престол не приходилось рассчитывать на одни только законы и обычаи, их следовало подкреплять твердостью характера и руки. Об этом говорил опыт Инки Пачакутека, сумевшего убедить весь клан в своем праве на престол, а также Инки Уаскара, который не смог отстоять уже полученную корону царства. Укажем, что испанцев буквально поразила суровость, с которой воспитывались в Тауантинсуйю дети всех сословий.

Остается назвать еще две социальные «единицы» Тауантинсуйю, расположившиеся по своему общественному положению на диаметрально противоположных полюсах инкского общества. Одна из них в количественном выражении действительно была единицей, она так и именовалась — Единственный Инка. Другая исчислялась несколькими тысячами человек — для Тауантинсуйю крайне малочисленная группа населения. Это были янаконы, или, иначе говоря, рабы. Видимо, нет нужды говорить о всевластии сапа инки и абсолютном бесправии янакон.

А теперь попытаемся ответить на вопрос, который был заложен в названии главы: что же именно доставалось Солнцу как главному божеству инков, что получали инки взамен своей миссионерской деятельности на Земле и что оставалось пуреху, главному и единственному производителю всех богатств царства сынов Солнца?

То Тауантинсуйю, которое сегодня известно нам, было чем-то вроде гигантского и по многим аспектам единого натурального хозяйства, которым руководила деспотическая власть инков из Куско. Прекрасно налаженное сельское хозяйство, опиравшееся на тысячелетний опыт индейцев, было сферой производственной деятельности многомиллионных масс земледельцев-пурехов и членов их семей. Строительство насыпных террас и оросительных каналов, широкое применение удобрения — гуано, использование в бесплодных пустынях своеобразной «гидропоники» и другие научно-технические достижения индейцев, помноженные на их старательность и добросовестность, позволяли создать значительный избыточный продукт. Его накопление, как уже говорилось, не могло быть бесконечным. Вот почему он позволил содержать огромную армию «неналогоплательщиков», а реализация запасов сельскохозяйственных продуктов в виде помощи центральной власти стала одной из эффективных форм и орудий управления царством сынов Солнца.

Две трети всего сельскохозяйственного производства отчуждалось в пользу государства. Это и было то «солнцево» и «инково», что производил пурех. Пуреху же действительно оставалось все остальное: треть им самим произведенного продукта.

Установленное сынами Солнца «равноправие» распространялось только на сельскохозяйственный продукт. Между тем в Тауантинсуйю добывалось огромное количество золота и серебра, производились миллионы метров тканей, несчетное число гончарных и иных изделий ремесленников, возводились гигантские культовые и гражданские сооружения, проводились "царские охоты", во время которых отлавливались десятки тысяч диких зверей. В Куско можно было заказать морскую рыбу, которую доставляли живой с Тихоокеанского побережья, по всей гигантской стране были разбросаны сотни домов с самыми красивыми девушками, с нетерпением ожидавшими появления «божественных» женихов. Вдоль великолепных дорог стояли не менее великолепные приюты, манившие отдохнуть усталого путника, и смотровые площадки, для строительства которых иногда приходилось срубать вершины гор.

Все это и еще многое другое стало возможно только благодаря трудовым усилиям простого пуреха. Его руками, его талантом и упорством создавались подлинные чудеса, которыми человечество никогда не устанет восхищаться… Но ничего из этих чудес не принадлежало пуреху. Инка и Солнце, построив свое царство, позабыли поделиться всеми этими богатствами с тем, кто их создавал.

Конечно, нельзя не восхищаться, что в Тауантинсуйю не было ни воровства, ни бродяжничества, ни лжи, но их не знали только простые люди. В обмен на свою честность и трудолюбие, на необходимость ежедневно отдавать свой труд и направлять на войну своих сыновей, а дочерей в дома наложниц знати пурех получал гарантированное самим Солнцем право не умереть от голода. Но он мог умирать на полях сражений, надрываться на стройке, перетаскивая многотонные каменные глыбы, срываться в пропасть, возводя мосты, погибать под обвалами в шахтах, падать в изнеможении от немыслимо быстрого бега, ускоренного наркотическим соком листьев коки.

Зачем? Чтобы еще могущественнее становилось царство сынов Солнца. Чтобы росло число их подданных. Чтобы умножались их богатства. Чтобы никто даже в мыслях не осмелился бы не подчиниться их повелению.

Вот почему доброта, справедливость, великодушие благородных сынов Солнца в реальной жизни оборачивались полным бесправием и жесточайшей эксплуатацией миллионов земледельцев — пурехов и их семей. Инки владели только одним искусством — искусством господствовать над остальными людьми своего царства, которое почитали всем миром, Четырьмя сторонами света. Они отняли у простого человека все, даже право любить…