Глава 5

Мы позавтракали вместе, молча, в гробовой тишине. Я не задавал вопросов, а Женя не утруждала себя даже произнесением слова «спасибо». Я сделал для нее два бутерброда с маслом и красной рыбой (семга, отличного качества, только вчера купленная), но она не стала их есть – представляете? Только понюхала, фыркнула едва слышно, по-хозяйски подошла к холодильнику, достала недогрызенную ей же шоколадку и съела ее – медленно, отламывая по кусочку длинными пальчиками, каждый из которых мне мучительно хотелось поцеловать. Потом я заявил, что ухожу на работу, и вернусь после шести, и оставил ей ключи. Пытался оставить денег, но она посмотрела на меня так, что я почувствовал себя полным кретином.

Пришел я на работу в пресквернейшем расположении духа. Хотел было даже наорать на медсестру, забывшую подготовить больного Семецкого к ректороманоскопии (обследование прямой кишки, перед ним положено несколько основательных клизм), но сдержался. Не могу сказать, что у меня стальные нервы, просто привык держать все в себе, не выплескивать на окружающих. Весьма распространенный психологический тип среди людей моего круга – полостных хирургов. Проведение жизни среди дерьма и разверстых кишок не способствует хорошему настроению, но спастись можно: нужно быть спокойным, вежливым, не психовать и относиться к людям как можно добрее. Перед вашими глазами сразу предстает образ, соответствующий установкам добродетельного христианина. Существует расхожее мнение, что люди, избывающие жизненный негатив внутри себя, растворяющие его внутри души, как фекалии в биотуалете, долго не живут, потому что сгорают, хватают инфаркт или инсульт и благополучно отправляются к праотцам в практически юном – скажем, пятидесятилетнем возрасте. А я думаю, все наоборот. На самом деле психопаты и истерические личности, с наслаждением отравляющие жизнь окружающим (и больше всего тем, кто от них зависит), живут недолго и некачественно. Непрерывные страдания и муки, в коих они проводят свое время, изнашивают их до срока. И на смертном одре вспомнить им нечего, кроме борьбы себя, любимого и несчастного, против остального мира, заселенного исключительно негодяями, подлецами и завистниками. Борьбы, не увенчавшейся успехом…

Однако, рабочий день прошел неплохо. Обход больных, всего лишь три операции, затем пять консультаций, одна из которых – осмотр жены владельца сети мебельных салонов, страдающей камнями в желчном пузыре – принесла мне желанную сотню баксов. Я отошел душой, подобрел и даже размяк. К тому же было на что кутить.

Почему я купил Жене именно лилии? Черт знает. Именно черт – все вопросы к нему.

Подвернулись они под руку – огромные, вычурные, голландские, белые с розовыми прожилочками, я и купил. Как они пахнут, я понятия не имел, но смотрелись здорово. К тому же продавщица уверяла, что стоять будут неделю, даже по жаре, а если каждый день обрезать стебли и добавлять в воду чуток аспирина и сахара, то и две недели.

Ну просто реанимация, скажу я вам, прямое сходство: оживление умирающего при помощи разнообразных растворов. Из-за этого я терпеть не могу покупать цветы, жалко мне их. Но Жене купил, нужно же было хоть что-то с Женей делать. Девушки – романтически устроенные существа, цветы действуют на них тонизирующе и приводят в хорошее настроение.

Я пришел к двери своей квартиры и позвонил. Пусть, думаю, Женя откроет мне сама. Пусть начинает чувствовать себя хозяйкой дома хотя бы в малой степени. Привыкает пусть.

Она долго возилась с ключом, наконец справилась, открыла и увидела меня – с вертикально поднятым огромным букетом цветов. Меня, сияющего, затарившегося на все жалкие сто баксов, что сегодня подарили. Идиот ты, Дима, скажете вы, и будете правы. Увы, влюбленные с катастрофической скоростью утрачивают мозговые функции. А влюблен я в тот вечер был на всю голову и на все сердце, не говоря уж об остальных частях тела.

– Это что? – сипло спросила Женя.

Показалось, что у нее перехватило дыхание, она даже рефлекторно приложила руку к горлу.

– Это тебе, – сказал я и протянул букет вперед. Аристократичные лепестки колыхнулись разом и дотронулись до носа девушки.

Она не ожидала от меня такого, не успела убежать, растерялась, я сделал свое дело слишком быстро. Бедная Женя не успела даже отвернуться, поэтому ее вырвало прямо на букет.

Замечательно, правда? Вы дарите красивой девушке цветы, а она на них блюет. Совершенно улетная сцена для какого-нибудь авангардного фильма. Если кто-то заинтересуется, прошу обращаться ко мне за авторскими правами. Успех у продвинутых критиков гарантирован.

Я опешил. Да, Женя – оригинальная девушка, в этом я уже убедился, но не настолько же… Это переходит некоторые границы, согласитесь. Так я и стоял, продолжая опешивать, то есть в полном мозговом ступоре, с облеванным букетом голландских цветочков в руках. А Женя резко повернулась и убежала в туалет.

Что мне было делать? Я пожал плечами и пошел к мусоропроводу. Букет никак не хотел влезать в это… не знаю, как называется коробка, которая там присобачена. Пришлось ломать стебли, вминать цветы внутрь руками. Скинулось в бетонную трубу только с третьего раза, при этом я весь перемазался в рвоте. Замечательно, просто обалдеть можно.

Такие дела.

А дальше я иду в квартиру. Сразу в ванную – отмывать руки. Ванная и туалет у меня раздельные, поэтому я мою руки и слышу, как тошнит Женю в соседнем помещении. Потом возвращаюсь в прихожую, забираю кульки с купленной едой, аккуратно положенные на лестничную площадку перед тем, как вручать букет, запираю дверь, устало вытираю пот со лба, смотрю на себя, усталого, в зеркало, качаю головой и не верю, что это происходит со мной.

Потом стучу в дверь туалета.

– Женечка, как ты там?

– Извини, Дим. Извини, пожалуйста…

Совсем не то, что я хочу слышать. Это я виноват перед ней, жутко виноват. Не знаю почему, но чувствую это всеми потрохами.

– Женька, открой.

– Подожди…

– Жень, что с тобой, солнышко? Ненормальная реакция на цветы?

– Подожди. Ой…

Снова неприятные звуки. Ей плохо, и я ничего не могу для нее сделать. Проще было, когда она была без сознания: тогда я делал то, что нужно, а она не могла этому сопротивляться.

– Жень, выходи.

– А ты… Ты убрал это ?

Слабый голосочек с той стороны туалетной двери. Слабый, но вполне достаточный, чтобы уловить в слове «это» неподдельное отвращение и даже ужас.

– Выкинул в мусоропровод. И руки помыл. Честно. Выходи.

Через минуту молчания щелкает замок, дверь открывается, и в образовавшемся просвете появляется осторожная несчастная рожица. Она смотрит на меня, убеждается, что в руках моих нет омерзительного букета, распахивает дверь и мышкой шмыгает в ванную.

– Дай мне полотенце, – голос оттуда.

Беру с полки чистое полотенце, иду к ванной, медленно открываю дверь, вижу голую, не прикрытую занавеской, стоящую в ванне ко мне спиной Женю, яростно, до красных полос на коже трущую себя моей мочалкой.

– Я повешу полотенце сюда, – говорю.

– Ага.

О господи, – думаю, – я так больше не могу, она сводит меня с ума!

– Потереть тебе спинку? – говорю.

– Нет, уйди! От тебя пахнет этим . Фу! Ты тоже помойся, сразу, а то мне плохо будет!

И я ухожу.

***

Не подумайте, что я совсем глуп, и не догадался, в чем дело: Жене пришелся не по нутру запах цветов. Понять это было несложно – ее обнюхивание моей квартиры, моих бутербродов, да и самого меня красноречиво свидетельствовало о том, что у девушки обостренное, патологическое обоняние. Бывают такие, я называю их люди-собаки. Знаю потому, что они не могут лежать в хирургическом отделении, сбегают оттуда на второй или третий день из-за специфических запахов. Знакомо такое.

Пока Женя мылась под душем, я посетил ее комнату. В смысле, комнату, которую я первоначально отвел ей, а не мою, в которой она обитала в последнюю ночь. И обнаружил там кое-что новое. Если точнее, новый компьютер.

Видимо, судьба у меня такая была в тот день – опешивать раз за разом. Удивить меня трудно, но как не удивиться, если ты всего на полдня уходишь на работу, а когда возвращаешься, видишь в своей квартире новейший компьютер с дорогущим цветным принтером-сканером-факсом впридачу, и картриджи для этого принтера свалены в углу картонной кучей, на первый взгляд – на полгода вперед. И стоит это чудо техники на многоэтажном шведском столе, занимающем почти треть комнаты. Как-то неожиданно, и, безусловно, круто.

Стало быть, Женя основательно прибарахлилась. Могла бы ограничиться ноутбуком, но вот не может жить без 22-дюймового плоского экрана от IBM, и внешнего модема от Zyxel, и всего прочего, положенного богатым людям, задирающим нос и не экономящим деньги.

А где тумбочка, кстати? – думаю. – Куда она, – думаю, – кстати, делась?

А Женя, нисколько не завернутая в полотенце, а продолжающая вытирать им волосы, и все еще без одежды, в этот момент входит в комнату, смотрит на меня, продолжающего опешивать, а точнее, просто остолбеневшего, морщит носик и говорит:

– Дим, иди в ванную, немедленно отмойся. И постирай все, что на тебе.

Директива такая. Да что там директива, просто ультиматум. Намек на то, что от меня густо воняет. Люди-собаки, что с них взять? По-своему несчастные природные создания.

Иду в ванную. Во-первых, отмываюсь. От лилий? Да, конечно, от них – не от себя же мне отмываться, я только утром принимал душ. Во-вторых, кидаю в стиральную машину все, что было на мне, и запускаю мотор. В-третьих, обнаруживаю, что забыл взять с собой чистые трусы (вот они, холостяцкие привычки), и полотенце. А то полотенце, что было, утащила Женя.

Выползаю из ванной мокрый, слегка лишь отряхнув брызги воды на пол, прикрывая срамное место рукой. Надеюсь, что Женя – в какой-то из комнат, и успею взять полотенце из шкафа в прихожей. Не тут-то было: Женя стоит напротив ванной, завернутая в зеленое махровое полотенце, и смотрит на меня лемурьими глазищами, и втягивает воздух носиком, пытаясь определить, хорошо ли я отмылся от непереносимой вони лилий. Я ойкаю и говорю:

– Извини, полотенце не взял…

– Возьми это, – говорит она, скручивает полотенце с себя и протягивает мне.

Думаете, я не взял?

***

Ничем это не кончилось. Ничем хорошим.

Случись на месте Жени другая девушка, мы бы уже сутки не вылезали из постели. А ей – хоть бы хны. Ходит передо мной периодически голая, невероятно красивая, соблазнительная не то что до головокружения, а просто до сноса крыши, и не хочет меня – настолько явно, что явнее не бывает. Показывает всем своим видом: даже прикосновение пальцем будет приравнено к изнасилованию пятнадцатой степени с дополнительными отягчающими обстоятельствами. Может, она лесбиянка? Да нет, не похоже. Терпеть не могу лесбиянок, насмотрелся на них в клубах, хватило мне. Просто она подлиза , которая почему-то то ли не хочет, то ли не может подлизываться ко мне.

Интересно, – думал я в тот момент, – я когда-нибудь узнаю, кто такие подлизы? Или не суждено?

Итак, я одеваюсь и иду в комнату к Жене – разбираться насчет компьютера. Она тоже оделась – сидит перед экраном в новых шортиках и обтягивающей маечке, и снова пялится в экран.

– Что с тобой случилось? – спрашиваю.

– Ты про цветы? – она неохотно отрывает взгляд от компа и поворачивается ко мне. – Я не переношу запаха лилий.

– Я уже догадался. Но знаешь, милая, твоя непереносимость – что-то невероятное. Тебя всегда так тошнит от лилий?

– Нет, нет, просто я еще не совсем выздоровела. Не забывай, что у меня только что было сотрясение мозга.

– А еще какие запахи не выносишь?

– Много чего. Пионы, розы… Орхидеи ужасны, непереносимы! – Она брезгливо машет у носа рукой. – Всю парфюмерию терпеть не могу. Ты, кажется, не пользуешься дезодорантами?

– Теперь – нет.

– Что значит теперь?

– Перестал пользоваться, когда потерял обоняние. Понятия не имею, воняет от меня или нет. Поэтому моюсь регулярно, каждый день, мылом, и никто на мой запах не жалуется.

– Ты ничего так пахнешь, приятненько, – сообщает она. – Мыло я люблю.

– Спасибо за комплимент, – говорю несколько смущенно.

Тяжело иметь дело с людьми-собаками. Они знают о тебе что-то такое, о чем ты сам говорить не хочешь. Например, сколько кружек пива ты употребил вчера вечером. Или о том, что час назад имел секс. Или о том, что у тебя проблемы с желудком. И так далее. Они получают информацию, недоступную большинству других людей, и не имеют от этого ни малейшей выгоды, ни даже удовольствия – только дополнительные специфические страдания.

– Не за что, – говорит она. – Дим, ты не против, если я немножко поработаю?

Отвлекаю ее, значит, опять мешаю. Ладно, хоть за лилии простила, принцесса.

– Откуда вся эта роскошь? – Обвожу комнату рукою.

– Как откуда? Купила. Ты пользуешься интернет-магазинами?

– Нет, бог миловал.

– Зря, это удобно и совсем недорого. Там наценки меньше, чем в остальных местах. И привозят прямо на дом, никуда ходить не надо.

– Меня мало интересуют наценки. Я вообще плохо считаю деньги, не раз на этом горел. Сколько стоит то, что ты накупила?

– Около пяти тысяч евро, – говорит она скромненько.

– Ай, мама моя! – восклицаю я. – Да ты с ума сошла! На эти деньги можно всю комнату компьютерами уставить! Или тачку купить вполне приличную! Моя «Хонда» меньше стоит!

Ну и квартирантку я подцепил! Ни дня без сюрприза…

– Да, немножко потратилась, – она кивает головой. – Но не могла же я покупать тебе всякую дешевку. Это мой подарок тебе, Дима, все это твое. Ты не против, если я этим пока чуток попользуюсь? А когда уйду, все останется тебе. Кстати, завтра тебе протянут выделенную интернетовскую линию, а то эта как черепаха, работать невозможно… – Женя лукаво улыбается. – Должна же я как-то отблагодарить тебя за свое чудесное спасение?

И тут я буквально выпадаю в осадок. Никто никогда не делал мне таких дорогих подарков. Тем более – девочка, которая выглядит как десятиклассница. Кто она – дочка миллионера? Вполне возможный вариант… впрочем, нет. Будь она из элитной семьи, вела бы себя совсем по-другому, знаю я дочек из верхов, у которых вечные страдания из-за того, что бриллианты слишком мелкие. Значит, зарабатывает сама. Чем, этим вот Интернетом? Не очень-то верится. Или какой-нибудь криминальный бизнес, за то и пострадала? Вот уж это точно не соответствует – видел я бандюганов достаточно, в их обществе сожрут такую лапочку за пять минут, и косточек не оставят. Может, она проститутка? Нет, проститутки ныне столько не зарабатывают, да и прижимисты они, копят на будущее семейное счастье.

В самый раз встать в красивую позу и сказать, что, мол, Дмитрий Бешенцев не продается за подарки. И тогда все станет окончательно ясно, и вы поймете, что я клинический идиот, и не зря попал в психушку. Но я не полный идиот, хотя и страдаю помутнением рассудка от влюбленности. Поэтому такого не говорю, просто молчу, не знаю, что сказать.

– Почему ты молчишь? – спрашивает Женя. – Тебе не нравится мой подарок? – И кокетливо так закусывает нижнюю губку, свинюшка. Видит ведь, что я почти в нокауте, так еще и издевается.

– Спасибо тебе, Женечка, – сиплым голосом говорю я. – Подарок замечательный. Можно я тебя за него поцелую?

– Можно, – разрешает она, как мне кажется, без особого энтузиазма.

Я целую ее в губы. Поцелуем это назвать трудно – она снова холодна и зажата, ненадолго хватило ее улыбки и кажущегося ко мне расположения. И еще раз говорю:

– Спасибо.

– Пожалуйста.

И это означает: вали из комнаты и не мешай работать.

***

Что было дальше? Скажу сразу: ничего интересного. Всю неделю Женя сидела дома у компьютера – почти безвылазно, с перерывами только на еду. Я уходил на работу, возвращался, здоровался с ней, перебрасывался парой ничего не значащих фраз… Все попытки разговорить Женю натыкались на глухую стену. Думаю, если бы я предложил платить ей, как квартирантке, она согласилась бы безропотно – только бы отвязался. Она видела мое состояние, мою влюбленность, не могла не видеть, с ее-то эмпатией, но не реагировала никак. Я пытался напоить ее, угостить шампанским, но она категорически отказалась, сказала, что никогда не пьет алкоголя, что ей нельзя. Почему – опять не объяснила.

Я начал уставать от этого. Скажу откровенно: я привык к регулярной половой жизни. Пусть не каждый день, но хотя бы пару раз в неделю – и уж тогда до отвала, до полного насыщения, до безусловного обоюдного удовлетворения, когда можется еще, но уже не хочется. Проблем с подружками у меня не было. Не подумайте, что я развратник и ловелас (да нет, я все-таки ловелас, следует это признать, покаянно опустив голову, но вот точно не развратник… хотя кто знает?). Просто так я устроен. Не вижу в этом ничего плохого: я не покупаю любовь, всего лишь доставляю удовольствие милой девушке, и получаю при этом удовольствие сам, и беру при этом на себя определенные обязательства по обеспечению девушки всем минимально необходимым, да что там минимально, совсем не минимально… Хотя я совсем не богат, но девушка, с которой я тесно общаюсь, не должна думать в этот момент ни о чем и ни о ком, кроме меня.

Проще говоря, было у меня в то время несколько постоянных подружек. Несколько… хорошая такая цифра. Вы, наверное, подумали, что не меньше дюжины. Разочарую вас – их было две – постоянных. Непостоянные тоже были, случались постоянно, но о них умолчим, дабы не упрекать меня в легкомыслии.

Так вот, девушки мои звонили – и постоянные, и не очень, и спрашивали, куда я пропал, и предлагали меня навестить – со всеми вытекающими последствиями. Я очень хотел, чтобы меня навестили, и всем организмом жаждал вытекающих последствий, но вынужден был отказывать – бормотал какую-то неубедительную чепуху и обещал, что скоро, очень скоро, как только всё, так сразу…

А ведь мог бы и согласиться. В конце концов, с Женей у меня не было никаких договоренностей, обязательств и даже перспектив. Она была моей квартиранткой, и только. Она обитала на своей территории, я – на своей. Я мог бы пригласить одну из подружек и заняться с ней любовью в своей отдельно взятой комнате, имел на это полное право. Конечно, подружка могла выразить удивление по поводу присутствия в моем жилище Жени, но я бы отбоярился, сказал бы, что она – моя двоюродная сестра, и Женя подтвердила бы это, почему бы ей не подтвердить. И все прошло бы славно, и после апофеоза любви, сопровождающегося, как водится, громким скрипом дивана, пыхтением и даже, пардон, криками на всю квартиру, мы мирно пили бы втроем чай на кухне…

Нет, нет, конечно, так бы не вышло. Не сомневаюсь, что Женя подыграла бы мне в маленькой невинной лжи. Но также нисколько не сомневаюсь, что она ушла бы от меня после первого визита первой же подружки, потому что я нарушил бы тайну ее обитания. Это было для нее самым главным, я обещал ей, и должен был держать обещание. И пока я держал его, мог надеяться, что Женя будет жить у меня дальше. Я все еще мечтал наладить с ней отношения. Я хотел именно Женю, и никого больше, она одна без труда перевешивала всех моих подружек, вместе взятых.

Я все еще на что-то надеялся. Я здорово свихнулся на Жене, мне хотелось видеть ее каждую минуту, говорить с ней, слышать ее голос… Я спешил домой, уходил с работы раньше, чем обычно, уменьшил количество ночных дежурств. Увы, выманить Женю из комнаты было все труднее. Компьютер – единственное, что ее интересовало.

Евгения легко и непринужденно сломала мой алгоритм поведения с девушками. Все наработки, действующие до сих пор безотказно, дружно дали сбой и не действовали. Я топтался вокруг нее как неуклюжий медведь, громко сопел и вздыхал, а она не обращала на меня внимания.

Так прошла неделя. А потом Женя ушла из дома – выбралась в первый раз, и не вернулась.

Загрузка...