Из Вены я получил письмо, авторы которого обратили внимание на одну мысль из моего интервью журналу «Шпигель» на тему антиматерии. Я сказал там — возможно несколько легкомысленно — что значительно меньше боюсь антиматерии, чем Интернета. Это их заинтересовало, так как Интернетом все очарованы и полагают, что просто ничего другого не будем делать, а только плавать в его сетях туда-сюда.
Попробую поэтому — немного преждевременно, забегая в будущее, подобрать аргументы, подтверждающие мою мысль. Интернет представляется мне одним из тех явлений чисто технологического характера, чей светлый аверс широко разрекламирован и поэтому лучше виден, чем его мрачный реверс. В качестве модели — конечно, примитивной, — возьму огромный железнодорожный вокзал с муравейником путей, ведущих в разные стороны, со стрелками, разветвлениями и прочими устройствами. С вокзала отправляются сотни поездов. Идея, что они могли бы быть наполнены исключительно сеном, паклей или горохом с капустой, представляется бессмысленной. Важно что везут и кому везут. Таким образом, Интернет — это исполнение чисто коммуникационной мечты, но в сущности все гораздо сложнее.
Научные институты, университеты, большие редакции или информационные агентства несомненно имеют от сети большую выгоду, но эффективно пользоваться ею можно только в более-менее закрытой системе. Если же наоборот — как это планируется — система открыта, и сеть Интернет не имеет никаких ограничений, никакого центра, никакого контроля (боюсь выговорить это слово «цензуры»), то грозит нам не только какая-то там порнография, но откроется просто огромное криминогенное пространство. Скоро каждый, у кого есть модем, телефон и компьютер, сможет в любую минуту разговаривать с кем-угодно, что сразу будет использовано всякими бандами, террористами, мафией. В сети можно, и специалисты это делают, красть информационные тайны или номера кредитных карточек, одним словом, проворачивать крупномасштабные мошенничества. Молниеносная передача данных с одного конца Земли на другой без всякого контроля может вызвать лихорадку биржевых курсов.
Я, увы, не верю, что anima naturaliter christiana est (жизнь естественная есть христианская). Опыт учит, что скорее уж человек человеку волк. Я очень хотел бы, чтобы не было открывания всех дверей настежь, чтобы над этой сетью существовал контроль. Так, немцами предпринята попытка, довольно-таки беззубая, исключить из сети некоторые темы, такие как народный социализм или терроризм. Сеть сама по себе неразумна, так же как и телефонная. Для нее известие о том, что десять атомных бомб упали на Японию, не важнее, чем информация о том, что у хозяйки в кладовой стухло яйцо.
Я читал о последних высказываниях энтузиастов Интернет о возможности совершения хирургических операций в дебрях африканского буша: осуществляться она будет местными врачами, но под управлением гениального американского хирурга, сидящего в своем кабинете на другом континенте. Тут, однако, кое-что теряется — так, например, кто-то болен сахарным диабетом, к нему приходит старый опытный врач — ходячая энциклопедия и сразу чувствует легкий запах ацетона, который образуется при этом заболевании. Интернет никаких запахов не передает, и интуитивное знание опытного врача уходит со сцены.
Большинство, впрочем, полагают предмет разговора забавой или игрой ведь как мило связаться со знакомым и поговорить с ним, не отрываясь от письменного стола. Интернет становится, таким образом, разновидностью сотового телефона, который охватывает весь земной шар. Тут появляется очередное возражение, столь банальное, что не хочется о нем говорить: чтобы пользовать сетью, надо знать латинский алфавит и английский язык. Таиландец или славянин, пользующийся кириллицей, в Интернет со своим языком не полезут, не существует переводящего устройства. Так что, братцы, сперва научитесь английскому. Наступает разделение населения Земли на тех, кто владеет этим языком, и тех, кто не владеет. Эта англоизация распространяется все шире и беспокоит меня не только по лингвистическим соображениям; речь идет о технологии, которая одних ставит в привилегированное положение, других же оставляет за бортом.
Возникают и чисто технические проблемы. Отдельные адреса в Интернет складываются из бессмысленного набора букв и цифр. Пока речь шла о нескольких тысячах адресов, они умещались в книге. Сегодня, однако, поговаривают о сорока миллионах — и это уже даже не энциклопедия, а целая библиотека. Когда-то в «Осмотре на месте» я придумал расстоянщиков, которые мерили информацию расстоянием, которое надо пройти, чтобы узнать, например, где кто-то совершил что-то. Как перед плотинами больших электростанций размещены фильтры, охраняющие от загрязнений, так и Интернет должен обороняться от информационного паводка. Дам совершенно второстепенный пример: одно специализированное американское издание попросило у меня статью о разумных роботах. Я написал по-польски, почему существование разумных роботов невозможно, а один канадский поляк из университета МакГилла в Монреале перевел текст на английский. Я попросил его об этом факсом, он ответил электронной почтой, сам его ответ был короток, зато адрес и другие данные, благодаря которым письмо смогло дойти до моего секретаря, было в два раза длиннее. А утверждение, будто бы Интернет может заменить книги, библиотеки, читальные залы, звучит скверно. Будто кто-то женился на расстоянии, имея невесту на другом конце света. Книга ведь не простой предмет — ее хочется брать в руки, перелистывать, как я делаю это с довоенным изданием «Огнем и мечем».
Думаю также, что существуют опасности, о которых мы сейчас не имеем понятия. Когда появился первый автомобиль, тоже не предвидели, что произойдет с развитием механизации. Всякая технология имеет свои темные стороны, сходу непредсказуемые. Не отрицаю очевидных положительных сторон Интернета. Обещают, что виртуальная реальность будет доступна через него. Никто не пишет достаточно полно обо всех связанных с ним опасностях. Очень опасаюсь, что основная сила, которая приводит Интернет в движение сегодня, — это большой капитал. Инвесторы ждут больших прибылей, отсюда попытки убедить всех, что, когда они подключатся к сети, наступит счастливейшая эпоха в их жизни. Я, напротив, вижу многие опасности, хотя даже не касался сферы политики, которая в данном случае имеет огромное значение. А ведь не cave canem[1], только cave Internetum, такова уж моя особая должность.