Прежде чем понять, что собой представляла организация, стоявшая на страже социалистической собственности, нужно познакомиться с некоторыми фактами из истории законотворчества в СССР, связанными именно с охраной этой самой собственности.
Официально задекларированный в октябре 1917 года режим социалистической собственности с течением времени получал законодательное подтверждение. Был выпущен ряд декретов Совета народных комиссаров о принятии мер по борьбе со спекуляцией и хищениями. Так, во время Гражданской войны эти меры впервые получают законодательное подтверждение в Уголовных кодексах 1922 и 1926 годов. После чего, почти одновременно с репрессивными мерами, появляется Постановление Совнаркома РСФСР от 16 марта 1927 года, где обозначается программа мероприятий, которые направлены на устранение условий, облегчающих совершение хищений и растрат. Именно с этого момента репрессивные и превентивные меры принимаются всегда одновременно, и, ориентируясь на них, можно констатировать три этапа в истории режима социалистической собственности.
Первый этап проходил под знаком Закона от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и укреплении общественной (социалистической) собственности». В соответствии с этим законом любое присвоение государственного имущества, вне зависимости от его ценности, формы и обстоятельств преступления, должно караться Уголовным кодексом; всякий виновный, независимо от источника опасности, которую он представлял для общества, именовался «врагом народа». Вопреки мировому правовому принципу, требующему дифференциации противоправных деяний и индивидуального подхода к наказанию, были упрощены процедуры как следственных мероприятий, так и наказания. Законом были предусмотрены только две разновидности вынесенного приговора: десять лет заключения или высшая мера наказания, смертная казнь. Декларируя социалистическую собственность как «неприкосновенную», советское законодательство возводило ее в идеологическую основу советского строя, а Конституция 1936 года (статья 131), опирающаяся на эту декларацию, подтвердила ее неприкосновенность законодательным путем. При этом факт недонесения об актах покушения на социалистическую собственность и ее расхищения, также наказывался не в административном порядке, а в уголовном и приравнивался к контрреволюционным преступлениям. Такому же строгому наказанию подлежало и халатное отношение к охране государственных объектов и госсобственности, а также постановка финансового учета и отчетности, хранение кадровой и финансовой документации.
4 июня 1947 года увидел свет Указ Президиума Верховного совета «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» который и послужил основанием для нового этапа. С точки зрения создателей этого указа, он считался «более совершенным правовым инструментом». Во введении к Указу подчеркивалось, что он принимается в целях установления единой законодательной базы об уголовной ответственности за хищения по стране. Однако на деле это было совсем не так. От семи до десяти лет лишения свободы с конфискацией имущества или без нее за любую мелкую кражу. Указ 10 августа 1940 года, который позволил выделить в отдельную категорию небольшие преступления и соответственно предусматривал более мягкое наказание за них, был отменен. Среди других признаков ужесточения режима можно перечислить: отсутствие градации уголовной ответственности в соответствии со способом хищения (кража, грабеж, разбой, мошенничество, злоупотребление) и изменение меры пресечения. Наказание в виде десяти или двадцати пяти лет исправительно-трудовых лагерей стало стандартом для всех видов этого преступления.
Изменение законодательной базы в начале 1960-х годов положило начало следующему этапу в истории охраны социалистической собственности. Указ, датированный 4 июня 1947 года, представлял собой законодательный акт, не вписанный в уголовные кодексы республик, трансформировался в новое законодательство, вписанное в соответствующих главах всех республиканских УК (уголовных кодексов). Этот этап характеризовался градацией зависимости вынесенного приговора от способа, которым было совершено преступление.
Одновременно с новым уголовным законодательством существовали и другие формы правовых норм, которые также относились к охране режима социалистической собственности. В случае нанесения ущерба социалистической собственности была предусмотрена «ограниченная материальная ответственность». Она обозначалась совместным Постановлением ЦИК и Совнаркома от 12 июня 1929 года, которое впоследствии, в начале 1930-х годов, трансформировалось в трудовое законодательство (статья 83-6). Это законодательство предполагало возмещение ущерба в размере 1/3 зарплаты. А в некоторых случаях размеры возмещенного ущерба могли доходить до 2/3 среднемесячной зарплаты. Если правоохранительные органы усматривали в нарушении умышленное посягательство на государственную собственность, работник шел под суд.
Из приведенных выше выдержек становится понятно, что до настоящей законности СССР было далеко. Но этим утверждением уже никого не удивишь. Не удивительно и то, что экономическим законам был придан идеологический статус. Гораздо поразительнее другое. При всех карательных мерах и санкциях, которые направо и налево применяли к экономическим преступникам, система теневой экономики насквозь не только пронизала государственную систему торговли, но и стала практически неотделима от системы государственной власти в принципе. И дело не только в количестве коррумпированных чиновников. Я читал несколько трудов современных экономистов, оценивающих происходящее в те годы в СССР, и многие из них единодушно утверждают, что подпольная система торговли и производства была… выгодна государству. Эта мысль только на первый взгляд кажется бредовой, да и то человеку, совершенно незнакомому с историей теневой экономики в СССР. А на второй (более приближенный взгляд) – начинаешь понимать, что идея совершенно справедлива.
Перед тем как более подробно объяснить сию, отчасти парадоксальную, мысль я хотел бы дать краткую историю организации, которая значительно выделялась на фоне правоохранительных органов СССР.
История создания экономической правоохранительной системы началась с Военно-революционного комитета и ВЧК (в структуре которой были созданы отделы по борьбе со спекуляцией и преступлениями по должности). В течение 1918–1920 годов формировались основные «звенья» рабоче-крестьянской милиции, например Уголовный розыск, а также промышленная, железнодорожная и речная милиция (упраздненные в 1921 году).
В феврале 1924 года образована ведомственная милиция (торгово-промышленная, кредитно-финансовая, горно-приисковая, фабрично-заводская, рыночная, курортная и т. д.), подразделения которой создавались на договорных началах и содержались за счет обслуживаемых объектов.
В 1926 году началась организация ведомственного розыска. Его функции были сходны с задачами будущих аппаратов ОБХСС. Широкое распространение получило формирование ведомственной милиции для охраны собственности совхозов и колхозов.
С развитием советского государства постоянно расширялись и функции милиции. В начале 30-х годов наметилась тенденция на усиление уголовной ответственности за хищения социалистической собственности и спекуляцию. Конституция СССР 1936 года установила, что его экономическую основу составляет в первую очередь социалистическая система хозяйствования, государственная и кооперативно-колхозная собственность на средства производства. В связи с этим возникает необходимость в создании специализированных органов, обеспечивающих экономическую безопасность государства. 16 марта 1937 г. приказом НКВД № 0018 в составе Главного управления милиции НКВД СССР был образован Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией – ОБХСС ГУМ НКВД СССР. В принятом Положении об ОБХСС указывалось, что это подразделение создается «для обеспечения борьбы с хищениями социалистической собственности в организациях и учреждениях государственной торговли, потребительской, промысловой и инвалидной кооперации, заготовительных органах и сберкассах, а также для борьбы со спекуляцией».
В 1947 году начался процесс реорганизации Главного управления милиции, вызванный потребностью в совершенствовании правоохранительной деятельности, и было создано Управление по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляции (УБХСС ГУМ НГБ СССР).
Одиннадцатого апреля 1955 года постановлением Совета Министров СССР организовано Министерство внутренних дел РСФСР, и Российская республика впервые получила свое Управление БХСС.
В 1983 году принято Положение о подразделениях БХСС, определившее приоритетные направления их деятельности: борьба с хищениями, взяточничеством, незаконными валютными операциями и спекуляцией. При этом особый акцент делался на выявлении прежде всего крупных, замаскированных преступлений и усилении оперативной работы.
После распада СССР в феврале 1992 года МВД СССР и МВД РСФСР были объединены в МВД Российской Федерации, а Бюро по преступности в экономике МВД СССР и БЭП МВД РСФСР претерпели процесс слияния. Новое подразделение МВД получило наименование Главное управление по экономическим преступлениям (ГУЭП МВД РФ).
Если повнимательнее приглядеться, то можно заметить, что даты становления системы экономической защиты государственной собственности в некотором роде совпадают с вехами становления советского государства. Как только случался очередной этап упрочения достижений советской власти, тут же происходило укрепление «экономического щита», под защитой которого пряталась социалистическая собственность. Давайте попробуем сравнить.
В 1924 году закончилась полная неразбериха, вызванная революцией и Гражданской войной, стала закладываться основа советской экономики – именно этим годом датировано образование многих министерств и ведомств. Провозглашались новая экономическая политика и (если вы заметили) соблюдение законности на договорных началах за счет объекта.
1926 год – ужесточение режима экономической политики в отношении частного предпринимательства и тут же создание государственной структуры, стоящей на страже государственной собственности.
Печально известный 1937 год. Год создания БХСС и одновременно возведение экономических преступлений в ряд идеологии. С этого момента частное предпринимательство возводится в ранг идеологического преступления.
Послевоенный 1947 год. Для устрашения мародеров и людей, которые могут воспользоваться хаосом, сопровождающим восстановление страны после войны, создается Управление БХСС, то есть система, «охраняющая охранников».
1955 год – год окончательного восстановления экономики в стране после ВОВ и окончательного запрещения любых видов частного предпринимательства. Именно в этот год создается министерство, в задачу коего входит предотвращение преступлений против социалистической формы экономики.
До сих пор динамика развития и совершенствования сего ведомства поражает воображение оперативностью и своевременностью. Совершенно очевидно, что руководство СССР уделяет данному вопросу пристальное внимание. Но после 1955 года следует симптоматичное затишье – ни много ни мало на двадцать восемь лет! Именно за эти годы произошло становление подпольного производства товаров народного потребления и достигли своего пика хищения государственной собственности и коррумпированность государственных чиновников. В связи с чем можно сделать два вывода.
• Вывод первый: если до середины пятидесятых годов проблемами защиты социалистической собственности в течение двадцати пяти лет занимались исключительно профессионалы – экономисты и законники высочайшего класса, работавшие в тесной связи с верховным руководством страны, то после 1955 года специалисты, судя по всему, в стране перевелись.
• Вывод второй: после «водораздела» пятидесятых именно в интересах руководства страны развитие системы притормозилось. Странный вывод, но вполне в духе общей истории СССР.
Осталось попытаться ответить на вопрос: как могло произойти, что государству стали выгодны расхитители его собственности? Вряд ли это можно сделать в одной книге, да к тому же я не профессиональный экономист и не претендую на глобальные открытия. Зато у меня была возможность разговаривать со многими людьми, имевшими непосредственное отношение к разбираемому вопросу, и люди те были далеко не глупы, они могли делать выводы не на основании теоретических выкладок, а на основании «полевых испытаний», что, как известно, даже ученым часто приносит более достоверные результаты. Именно непосредственные участники многих эпизодов в противостоянии ОБХСС нарушителям экономической законности утверждали, что были поражены странной избирательностью в выявлении преступлений против социалистической собственности. Получалось как в юмористической миниатюре: «Здесь играем, здесь не играем, а тут вообще пятно – рыбу заворачивали».
И дело не в коррумпированности сотрудников ОБХСС. Нет, то есть и таких примеров пруд пруди: брали, что и говорить! Но это, скажем так, разовые акции. Мало кто из тех же цеховиков, пусть и очень крупного калибра, мог похвастаться, что находится в постоянных денежных отношениях с сотрудником ОБХСС. Как раз наоборот. Боялись организации именно потому, что она была мало контролируема и почти непредсказуема. Естественно, если уж случалось так, что какой-то подпольный производитель или расхититель госсобственности «сгорал», то у него не имелось совершенно никакой гарантии удачного откупа. Если обобщить, то картина получалась такая. Брали понемногу очень многие. Обычно на стадии ревизии или плановой проверки. При этом «взять» по-крупному и не старались. Иногда создавалось впечатление, будто сотрудникам и оперативникам не больно-то и хотелось напрягаться в поисках цеховиков, спекулянтов и расхитителей. Что же до коррупционеров разного калибра, находившихся в ведении именно ОБХСС, то тут вообще наблюдалась тишь да гладь, божья благодать. В основной массе, если уголовные дела против коррупционеров и возбуждались, то исключительно по инициативе прокуратуры.
Кстати, по поводу коррупционеров. Почему ОБХСС не раскручивало это направление своей деятельности – понятно, как понятно и почему на такого рода преступления государство закрывало глаза. Страшно представить себе, что могло случиться, если бы правоохранительные органы потянули даже самую тоненькую ниточку, ведущую от государственного чиновника наверх.
С расхитителями тоже все было довольно просто. Любого из них (особенно практикующего «особо крупные размеры») прикрывал кто-то из чиновников.
Гораздо интереснее ответить на вопрос, почему ОБХСС довольно инертно относилось к цеховикам и их деятельности. Может быть, из моих уст такие утверждения и звучат несколько странно, ведь мой-то отец как раз пострадал от активности этой организации. Но даже мой отец прекрасно понимал, что он всего-навсего «попал под лошадь», то есть оказался не в том месте и не в то время. Определенный план «отлова» цеховиков ОБХСС все-таки получал от государства. Однако отец говорил мне, что за несколько лет занятий подпольным бизнесом он не раз удивлялся, почему аресты не производятся в более массовых масштабах. Тем более, как я уже упоминал, очень многие подпольные производители не очень хорошо маскировали свои «побочные» доходы. Ведь странно подумать! Как могла надзирающая организация упустить ушедшие «налево» 40 % годового дохода от продажи товаров народного потребления! Создавалось впечатление, утверждал отец, что государственных чиновников устраивала ситуация, когда подпольные производители брали на себя труд обеспечивать население длинным списком товарных наименований. Даже если производители получали возможность личного обогащения. Кажется, что эта версия довольно безумна, но давайте предположим, что в сем утверждении кроется рациональное зерно.
Не трудно заметить, что именно в начале семидесятых годов, в то время, когда наконец «устаканились» отношения криминалитета и подпольного бизнеса, в стране наступило время застоя. Я уже писал о времени полного равнодушия к происходящему в стране, как у чиновников, так и у партаппарата. Нет, напоказ по-прежнему выставлялась рьяная идеология, но в отличие от всего предыдущего периода существования СССР как государства не сопровождалась активным внедрением в массы. Период «воинствующего коммунизма» закончился. Не случайно именно на это время приходится первая волна эмиграции, которую условно назвали «еврейской волной», на самом деле страну в те годы покинули не только представители многострадальной нации. По большому счету, во время первой волны мог иммигрировать любой человек. Это был первый звонок. Государственная машина дала сбой, и надзирающим органам стало проще выпустить неугодного индивидуума за границу, чем заниматься его полным уничтожением.
Если принять во внимание, что с началом перестройки пресса буквально взорвалась разоблачительными материалами и даже далеким от государственной политики людям стало ясно – руководство страны было наполовину коррумпировано, а наполовину пребывало в маразме, то кое-что становится понятным. Да и, пожалуй, очень многое. На протяжении всего периода «застоя», как теперь модно говорить, «вертикаль власти» была озабоченна исключительно вопросами собственного благополучия и благосостояния. Не хочется сейчас вдаваться в подробности политэкономии и муссировать причину явления. Однако совершенно точно вопросы государственности для этих людей занимали в списке важных дел последнее место. На первом же месте стояла грызня за власть. Ключевое слово в последнем предложении именно власть, жажда которой порой даже перешибала желание иметь материальные блага. Поэтому ради обладания властью очень многие люди, способные повлиять на общую обстановку в стране, попросту приносили интересы государства в жертву своим подковерным интригам. Их мало волновало, что кто-то что-то где-то украдет. Ведь то не личные сбережения, а ресурсами наша страна никогда бедна не была. И если какие-то там цеховики, пусть они будут трижды миллионерами, пытаются корчить из себя «хозяев жизни», дело личное, все равно никакой реальной властью и возможностями они не обладают. А если они еще и обеспечат вечно недовольный плебс какими-то вещичками, то и совсем славно. Можно сказать, что они приносят скорее пользу, чем вред. Но для острастки, конечно же, нужно периодически наводить на этих червячков шороху. Страх, он всегда только на пользу. Вот таким приблизительно мог быть ход рассуждений «государственных людей». Понятно, что доказательств нет, но такое предположение многое объясняет.
Теперь можно снова вернуться к странной организации ОБХСС. Одну странность мы уже заметили, теперь пришла пора пойти дальше. Как выглядела общая картина жизни в стенах этого учреждения? В отличие от суеты и бурной деятельности, кипевшей в стенах любого здания МВД, по всей стране в помещениях БХССС царили тишина и спокойствие. Здесь нельзя было увидеть озабоченных сотрудников с запавшими от усталости глазами или свет, горящий в окнах далеко за полночь. Сотрудники и оперативники БХСС всегда выглядели как картинка с выставки. Можно с чистой совестью ставить рядом табличку – «образцовый сотрудник советских правоохранительных органов». Ведь им не надоедали каждый день потерпевшие, никто не торопился нести заявления о своих нетрудовых доходах. Можно было посвящать свои дни вдумчивому изучению результатов бесконечных проверок или, на крайний случай, заявлений (доносов) от граждан, хотя и доносители тоже не досаждали своим присутствием сотрудникам. Никто ежесекундно не давил на оперативников «сверху», никто не ругал их за отсутствие показателей по раскрываемости. Раз отдел по борьбе с хищениями рапортует, что в «Багдаде все спокойно», а если и расхищают, то по мелочи – ну и отлично, не нужно совершать лишних телодвижений и бить тревогу – мол, экономика страны потихоньку разваливается.
Дабы понять, что происходило в этой организации на самом деле и кто все-таки «заказывал музыку», следует вспомнить все более или менее «громкие дела» ОБХСС, которых, между прочим, было очень и очень немного. Чтобы не перечислять все подробно, можно условно разделить их на несколько групп.
Больше всего досталось с начала семидесятых союзным республикам. «Хлопковое дело» (Узбекская ССР), дело Цецхладзе по поводу фальсификации аджики (Грузинская ССР), уголовное дело, заведенное в 1975 году на председателя Президиума Верховного Совета Узбекистана и на председателя Верховного суда той же союзной республики, дело Айрумяна по поводу огромных подпольных цехов и прикрывавших это производство государственных чиновников (Армянская ССР). Список далеко не полный. Но с этой группой все более или менее понятно. «Большой Брат» периодически грозил пальцем зарвавшимся местным князькам, впрочем, грозил по-отечески, не очень сурово. Да! И еще. С союзными республиками связан и самый большой конфуз в истории ОБХСС. В 1979 году на начальника ОБХСС Бухарской области Музафарова завели уголовное дело по поводу коррупции. До каких же пределов должна была дойти жадность этого человека!!!
Вторая группа, так называемые золотые дела. Например «дело старателей» – когда десять человек старателей организовали под руководством некоего гражданина Промышленникова хищение 23 кг золота. Или «изумрудное дело», поразившее своим размахом даже видавших виды сотрудников – под руководством гражданина Плиса с приисков было похищено драгоценных камней на сумму около 1 000 000 рублей. Этой категорией дел занимались в основном сотрудники БХСС Магаданской, Челябинской и Свердловской областей. А половину задержаний скупщиков провели все в тех же союзных республиках. Жесткие санкции и успешно раскрытые дела являлись прямым следствием «указания сверху». С золотишком баловаться не позволялось никому. Особенно по-крупному.
Ну, и третья группа. Самая интересная. Действительно, громкие дела, причем главные герои нашумевших историй находились непосредственно под боком у правительственных чиновников в Москве. По-настоящему серьезных дел на период с начала семидесятых годов и по середину восьмидесятых было всего… два. Причем оба они сейчас на слуху у каждого человека, кто хотя бы периодически смотрит телевизор, настолько широко они растиражированы. Это так называемое «елисеевское дело» и «дело „Океан»». Оба приведенных примера не зря так широко освещались в последнее время вездесущими телевизионщиками. У обоих случаев была весьма темная подоплека, явно вызванная не стремлением охранять социалистическую собственность. Но если в «елисеевском деле» до сих пор много неясностей, то с делом «Океан» все более или менее понятно. В 1977 году главой правительства был тов. Косыгин, и именно к нему обратился министр рыбного хозяйства СССР тов. Ишков, который убедил главу правительства в том, что целесообразно отдать процесс внешней торговли продукцией под эгиду его министерства. Косыгин дал себя убедить, и в результате появилась организация «Рыбпромсбыт», недаром черную икру в России приравняли к стратегическому запасу. Но ведь на экспорт шла не только икра, но и ценные сорта рыбы. Путей хищения имелось несколько, деньги лились поистине сумасшедшие. Но со стороны тов. Ишкова было опрометчиво предполагать, что все останется в тайне и никто ничего не узнает. Конечно же, узнали, и, конечно же, донесли. А донесли кому? Правильно, тому же Косыгину. Что должен был предпринять глава советского правительства, когда узнал, что его вульгарно использовали в личных целях? Только дать команду на жесткое закрытие лавочки. Что и было с блеском проделано. Только возникает последний вопрос: при чем тут доблестная организация ОБХСС? Не трудно догадаться, что следователям, которые вели это дело, все материалы преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой. Да и прокуратура сразу подключилась.
Между прочим, о том, что сотрудники ОБХСС вообще не слишком перенапрягались в борьбе с расхитителями социалистической собственности, свидетельствует следующая справка. Копия находящегося в государственном архиве документа.
В сентябре 1951 года начальник Управления по борьбе с хищениями социалистической собственности Главного управления милиции (ГУМ) МГБ СССР Д. Лебин в справке о выполнении постановления оценивает профилактическую работу по предупреждению и вскрытию хищений как неэффективную. Серьезным недостатком он считает то, что штатные сотрудники ОБХСС всего Советского Союза (7156) и их помощники в городских и областных отделениях милиции (4268) в основном заняты расследованием мелких, уже выявленных дел (краж на производстве, ведомственных растрат, незаконной порубки леса, запрещенной охоты и рыбной ловли и тому подобного). Их возможности разработать и провести агентурные операции очень ограничены, и это несмотря на рост сети их осведомителей (с 322 450 на 1 января 1950 года до 376 945 на 1 января 1951 года). Перегруженные рутинными делами, удрученные проявлением высокомерия со стороны милиции и низкими зарплатами, сотрудники ОБХСС покидают свои посты. Текучесть кадров и нехватка специалистов, имеющих знания в области экономики и финансов, очень затрудняют проникновение в среду тех, кто занимается «замаскированными» хищениями. Лебин заключает, что до тех пор, пока ОБХСС останется в составе милиции, этот отдел не сможет выполнять свою функцию по предупреждению преступлений, и настаивает на выделении всех служб БХСС в самостоятельное управление МГБ, а также на том, чтобы в их распоряжении были собственные эксперты и ревизоры, независимые от других ведомств.
Нет, ну вы только представьте себе, какая наглость! Штатных сотрудников на всю страну 7156, а добровольных помощников (стукачей, деньги которым никто платить и не думает) 376 945 человек! И без зазрения совести еще признаются, что с таким «колхозом» каши не сваришь!
И чтобы уж совсем развенчать грозный образ ОБХСС, к которому советских людей старательно приучали на протяжении всего периода «застоя», хочется рассказать анекдот. Дело не в качестве юмора, а в удивительной точности характеристик.
Встречаются два знакомых человека. Давно не виделись, и один из них спрашивает другого:
– Ну, рассказывай. Где работаешь, чем занимаешься?
– Работаю в КГБ, а занимаюсь людьми, недовольными социалистическим строем.
– А что, прости, разве есть довольные?
– Конечно, есть, но ими занимается ОБХСС.
И хотя то, о чем я собираюсь поведать сейчас, имеет не совсем прямое отношение к теме книги, но без послесловия к главе про ОБХСС обойтись никак нельзя. После 1983 года был в деятельности организации еще один период, который не только подтвердит недавно сделанный вывод о способности ее руководства максимально чутко реагировать на генеральную линию партии и пожелания правительства, но и покажет, что преград для выполнения этих пожеланий для ОБХСС никогда не существовало.
В 1985 году с началом «перестройки» в СССР помимо всем известной (а многими даже и выстраданной) «антиалкогольной кампании» была провозглашена кампания «борьбы с нетрудовыми доходами». Не исключено, что намерения у М. С. Горбачева и его правительства были не самые злостные. Просто ему досталось государство, находящееся на последнем издыхании, а нетрудовые доходы и алкоголь действительно находились в начале списка всех бед. Вот только то, что произошло дальше, следовало известной формуле «хотели как лучше, но получилось как всегда». ОБХСС встрепенулся, как боевой конь при звуках трубы, и моментально отреагировал на новый курс партии и правительства. Результаты были плачевными. С 1985 года тюрьмы начали стремительно заполняться людьми, которых посадили вроде бы за нетрудовые доходы. В СИЗО-1 при вместимости камер 1500 человек оказались за решеткой сначала 5000 человек, потом их количество стремительно возросло, и к 1990 году количество заключенных доходило уже до 9000. Перестало хватать транспорта для перевозки заключенных. Очевидцы рассказывают, что однажды в таком «зековозе» перевозили одновременно 52 человека. Трудно представить себе, как эти люди могли там поместиться, не попирая законы физики. Слишком рьяное служебное рвение, слишком!..
Теперь хочу объяснить, что имел в виду, когда написал «вроде бы» за нетрудовые доходы. Сейчас трудно понять, по какой именно причине в разряд правонарушителей закона попали многие люди, оказавшиеся в те годы за решеткой. Я приведу несколько примеров, а вы судите сами, насколько виновна большая часть заключенных под стражу.
Одним из дел, «раскрытых» в ходе кампании, было «спиртовое дело». Тут, правда, в обвинении видно совместное «творчество» ОБХСС и военной прокуратуры, ну да это сути не меняет. В ходе «дела» арестовали командира воинской части и замполита той же части (фамилий я не называю, хотя одного из участников этой истории уже нет в живых, но все же…). Военные попали под следствие по доносу особиста, где тот обвинял военных, что, пользуясь служебным положением, они выписывали на складе и получали значительное количество литров спирта. Спирт этот «виновные» потратили на то, чтобы расплатиться с рабочими, которых до этого сами же и наняли. Вы подумали, что рабочие трудились на строительстве домов для проштрафившихся военнослужащих? Однако нет. Рабочие трудились на благоустройстве военного городка. Денег, которые выделяло на подобные нужды Минобороны СССР, катастрофически не хватало ни на что (а может быть, они были разворованы «по дороге»), поэтому офицеры решили обойтись собственными силами. Нанятые рабочие заасфальтировали территорию городка, построили новый детский сад для семей военнослужащих, раздобыли в гражданском аэропорту списанный самолет и соорудили в нем солдатское кафе. То есть проявили смекалку.
Для пострадавших так и осталось неизвестным, было ли в том доносе перечислено, на что пошел спирт и что делали рабочие в военном городке. Но даже если предположить, что особист обошел своим вниманием эти «подробности», то уж в ходе следствия они, понятно, всплыли. Однако на ход следствия полученные следователями данные никак не повлияли, и инициативным офицерам влепили пять лет лишения свободы за хищение в особо крупных размерах. Каким образом были высчитаны эти «размеры» вообще отдельный разговор: следователи «разбавили» на бумаге каждый литр спирта до градусности водки, после чего посчитали стоимость получившегося напитка, как магазинную цену водки. Не трудно догадаться, что вышло немало. Впрочем, и построено рабочими было тоже много.
В результате этих, с позволения сказать, «следственных мероприятий» офицерам не только присудили по пять лет, но еще и лишили званий и воинских наград. Пострадавшие от правительственной кампании успели отсидеть четыре месяца в СИЗО, откуда вышли только потому, что военные – это не просто советские люди, а люди, обладавшие (особенно в те годы) офицерской честью. За своих подчиненных вступилось их руководство, и решение суда заменили на статью «Злоупотребление служебным положением», зачли срок в предвариловке и с миром отпустили домой. Но у этой истории все же не такой хороший конец, как может показаться. Спустя некоторое время после освобождения замполит скончался от инфаркта за рулем своей машины.
Еще один случай заключения под стражу в связи с выполнением плана на пресечение «нетрудовых доходов» вообще превосходит всякое разумение. Житель небольшого сибирского города отправился в командировку в Хабаровский край, где в рамках служебного гостеприимства ему организовали рыбалку. Видимо принимающая сторона знала рыбные места, потому что улов превзошел все ожидания. Попадалась по большей части красная рыба. После рыбалки законопослушный гражданин оправился обратно домой. И видимо, бес попутал. Посчитав дома общий вес улова, он решил, что такое количество рыбы ему не нужно, и решил продать две или три рыбины, для чего пошел к местному рынку. Но поживиться не получилось. Удачливого рыбака, но неудачливого торговца рыбой немедленно замели милиционеры. Оформлявшие задержание милиционеры, узнав всю подоплеку истории, сообщили ошеломленному человеку, что лучше бы он все-таки поднапрягся и рыбу съел сам, а теперь, стало быть, поздно. Раньше думать надо было. Дали ему, правда, немного, что-то около года.
И в заключение этой темы хочу рассказать историю, которая произошла с моим близким другом.
Это случилось почти сразу после того, как на Некрасовском рынке в Ленинграде в 1987 году открылась первая в городе вещевая ярмарка. Тогда это, конечно, так не называлось, но суть была такой же. На рынке весь второй этаж был забит продукцией тех цехов, которые еще недавно считались подпольными. Армянская обувь, верхняя одежда, спортивные костюмы и бог весть что. Глаза у советских людей просто разбегались. На первом этаже можно было приобрести любые спиртные напитки, которые подавались как заграничные а, по сути, являлись такой же продукцией подпольных цехов. Вот насчет продававшихся сигарет точно не скажу, но серьезные подозрения лично у меня всегда были. Потребительская вакханалия происходила, напомню, во время уже упомянутой государственной кампании. Рядом с рынком преспокойно дежурили несколько милиционеров, явно охранявших покой продавцов. Мой приятель зашел на рынок за кроссовками. Был он тогда молодой и легкомысленный, хотелось красивой жизни. К тому же он шел к любимой (на тот момент) девушке. Купив кроссовки, он не удержался и решил прикупить еще пару пачек «крутых» сигарет, как сам он потом признавался, для «закрепления впечатления».
Но, выйдя с рынка, понял, что его банально обокрали. Пока он с удовольствием примерял кроссовки, кто-то «примерил» его кошелек. Впереди у него было свидание и намечалась большая культурная программа, как-то: поход в кино и кафе «Пингвин» на Невском проспекте. Идти на свидание с девушкой без копейки денег не хотелось. Тогда приятель решил ограничиться походом в кино, для чего решил тут же у входа на рынок «обратно продать» сигареты. По тем расценкам это были абсолютно сопоставимые траты. Наивный юноша пристроился с сигаретами недалеко от входа на рынок. И через три секунды уже стоял лицом к грязной стене рынка с заломленными за спину руками. Его скрутили те самые дежурившие неподалеку милиционеры. Отделение располагалось недалеко. В отделении ошеломленному парню предъявили обвинение в… спекуляции. Все еще не понимая, что происходит на самом деле, мой приятель попытался проблеять какие-то объяснения. На его вопрос: «А как же продавцы на рынке?» ему тут же популярно объяснили, что на рынке торгуют люди, которые делают вещи своими руками и к ним у закона никаких претензий нет. «Сигареты своими руками?» – опрометчиво переспросил несчастный. И только он произнес эти слова, как тут же о них и пожалел. Но слово – не воробей, лови его потом… Короче говоря «спекулянту» тут же грамотно накидали за неуважение к закону и бросили в «обезьянник». Откуда его утром и вызволил отец, отдавший по такому случаю все семейные сбережения.
Надеюсь, что в этой главе мне удалось хоть отчасти развеять очень стойкий миф о том, как беззаветно ОБХСС сражалось с нарушителями социалистической законности, преследовавшими цели личного обогащения. Если бы все «страшилки», что рассказывали об этой организации, были хотя бы отчасти правдой, то как объяснить появление в СССР людей, обладающих миллионными состояниями, а также владельцев производств, по части оборота не уступающих довольно процветающим нынешним, вполне легальным, предприятиям? А таких подпольных производств по всей стране было немало. Правда, большинство из них располагалось все-таки в союзных республиках. Да! Я ведь как раз обещал рассказать о «национальных особенностях» бизнеса в СССР! Пожалуй, пора.