Целитель. Этот мир, придуманный нами

Глава 8

Суббота, 23 июля. Условное утро по БВ

Ареоцентрическая орбита, борт ЭМК «Циолковский»

Свет в каюте был погашен, лишь добродушно помигивали индикаторы дублирующих приборов, да тускло горело табло, разбавляя полный мрак в полутьму.

А утреннюю тишину нарушал шелест вентилятора, привычный до того, что почти не воспринимался на слух; отдаленное цоканье магнитных подковок Станкявичюса, ранней пташки — и бурное, вольное дыхание Шарлотты.

Корабль навивал витки по орбите, двигатели молчали, и в отсеках правила невесомость. Бельский дернул губами в улыбке — они бы не смогли заниматься любовью, если бы Шарли не прижимала его к себе…

Правда, во время бурных ласк оба всплывали над узким ложем, но верхняя полка, заставленная приборами, слабо толкала в спину, отпасовывая парочку обратно.

Нулевая гравитация плодила массу смешных неудобств, зато одно из беспокойств Петра снималось напрочь — таял страх, что он «раздавит» женщину, навалившись на нее всем своим весом. Не было веса…

— Я громко кричала? — выговорила Блэквуд, задыхаясь. — Тут двери тонкие, как сёдзи, а у Римаса тонкий слух, хи-хи…

Бельский чмокнул женщину в шею, ощутив губами живое, нежное тепло и частое биение жилки.

— Всё нормально, миленькая… Всё было очень, очень хорошо… И будет.

Оттолкнувшись локтем и пяткой, он всплыл, обнимая возлюбленную, и плавно развернулся в воздухе. Коснувшись полки голой задницей и лопатками, Пит мягко опал на разворошенную постель, уже в «миссионерской» позе. Бёдра Шарли крепко стиснули его.

— Не отпущу… — сладкий шепот растаял в воздухе.

— Не отпускай…

Бельскому никогда не приходило в голову, с какого именно времени женщина, прежде чужая и незнакомая, становится родной. Любимой — понятно, там царят гормоны, но когда амурная привязанность вырастает в нечто большее? И ты уже не просто томишься по красивому телу, а скучаешь по самой красавице? Тебе хочется слышать ее голос, видеть ее рядом или хотя бы чувствовать, что она с тобой, пусть даже вас разделяют тысячи километров, и единственная связь между вами — телефонная.

Принять женщину полностью, со всеми ее изъянами и прелестями, стать половиной целого… О, кстати…

— О чем ты сейчас думаешь? — негромко спросил Пётр.

Шарлотта коротко рассмеялась, и тугие округлости приятно толкнулись ему в грудь.

— Я такая неромантичная… Думала, что сегодня вернутся «марсиане», и надо будет еще раз, в крайний раз, просчитать траекторию полета к Церере… Хи-хи!

Бельский ласково огладил женское лицо.

— А я… — начал он, и вдруг готовые, гладкие слова, десятки и десятки раз прокрученные в голове, подевались куда-то, затерялись в бешеной пляске эмоций. — Я… Я думал о кольце…

— Ой! — тихонько воскликнула Шарли. — Я же еще вечером хотела рассказать, а у тебя одна любовь на уме! Я и забыла! Зонд обнаружил «марсианское кольцо», оно растянулось по всей орбите Фобоса, и…

Бельский поцелуем закрыл дивный женский ротик, и разжал объятия.

— Обнаружил — и ладно… — паря над столиком, он нащупал заветную коробочку. Встать на одно колено не получалось, ноги упрямо запрокидывались вверх. — Шарли… Я очень люблю тебя, но мне этого мало. Я хочу быть с тобой всю свою жизнь! Выйдешь за меня?..

Питер открыл коробочку — тускло блеснуло золотое колечко. «Урвать» немножечко фольги из драгметалла, что укутывала оба запущенных зонда — и тот, что взял пробу грунта на Фобосе, и тот, который они вывели на эллиптическую орбиту по проекту «Икарус», — оказалось несложно. А вот задача переплавить добычу в кольцо была гораздо трудней. Помог Римас.

Правда, со свойственной прибалтам тягой к орднунгу, он строго предупредил Бельского, что лишит его двадцати пяти процентов премии, но это такие пустяки! Да и совесть будет спокойна…

…Шарлотта зачарованно смотрела на колечко, древний символ соединенности. Неожиданно всхлипнув, чего за ней не водилось, она притянула к себе Бельского, хватая мужчину за руки, за плечи, и горячо выдохнула:

— Да! Да, я согласна!

Тот же день, позже

Марс, Долина Маринер, каньон Мелас

Бирский душераздирающе вздохнул, запрокидывая голову. Прямо над ним, еле заметное на фоне блекло-голубого, словно вылинявшего неба, висело полупрозрачное облачко.

— Чего ты? — пропыхтел Строгов, бережно укладывая в контейнер обломок строматолита, сросток двух сфер, похожий на куклу-неваляшку.

— Ну вот куда я это всё дену? — с надрывом выговорил планетолог. — Тут одних кернов чуть ли не тонна! А ящики с образцами⁈

Биолог выпрямился, и оглянулся на неоглядный склон каньона. Даже отсюда были видны слои, складывавшие кору Марса. И не надо забуривать сверхглубокую скважину, вроде Кольской или Таймырской — лазай по склону и любуйся породами! И Бирский лазал, пьяный от азарта изыскателя…

— Ну, что тебе сказать?.. — вздохнул Андрей.

Подошел Почтарь, и хлопнул Шурика по плечу:

— Отбери самое ценное! Образцы ископаемого дейтериевого льда и грунта… как его… Не вечной мерзлоты, а… Криолитосферы!

— Я даже не ожидал, что на этих широтах она так неглубоко окажется, сто метров всего… — уныло забормотал Бирский.

— Всё нормально, Шурка! — бодрился Павел. — Мы здесь первые, но не последние. Грузимся! Через два часа стартуем. Время пошло!

Командир последним поднялся в кессон и оглянулся назад, держась за горловину внешнего люка. Пять дней пролетели, как пять уроков, и вот он, неслышный последний звонок…

«Крайний!» — поправил себя Почтарь.

Удобств в жилом отсеке никаких, кроме биотуалета за шторкой. Ни помыться, ни поесть по-человечески, ни поспать… Обтирались влажными салфетками, питались из туб, спали на полу, но не ворчали, а радовались, как дети, угодившие в сказку.

Марс же вокруг! Взаправдашний Марс!

Да, они были жадны, им хотелось побывать в кратере Хеллас, гигантском и таинственном — именно оттуда раскручивались глобальные пылевые бури. И Лабиринт Ночи ждал их, и русло древней реки Тиу, и Северный каньон, что вклинивается в полярную шапку, и никем еще не покоренная вершина Олимпа!

А их удел — крошечный пятачок с краю «Мелас Чазма». У них даже краулера с собой не было, чтобы прокатиться куда-нибудь… Куда угодно! Тут нигде еще не ступала нога землянина!

Павлу даже взгрустнулось немного. Вполне может быть, что ему уже не доведется снова побывать на Красной планете. Секунды тикают, годы идут… И всё равно — они сделали это!

Хмыкнув, Почтарь аккуратно захлопнул люк. Вывалился из кессона, и протиснулся на свое место за пультом.

— Все здесь? Никого не забыли? — фыркая, он «заводил» возвращаемый аппарат, оживляя систему за системой, блок за блоком. Внизу, под ними, прятался ядерный реактивный двигатель, работающий на аммиаке. Тяга у него хорошая…

— Приготовиться к старту!

Расслышав в наушниках длинный тоскливый вздох, командир корабля рассердился.

— Хватит вздыхать, товарищ Бирский! Научная программа выполнена?

— Да, но…

— Никаких «но»! Выполнена и перевыполнена! Сделаны важные открытия. Чего тебе еще? — Почтарь коварно улыбнулся. — Кстати, я знаю, как тебя излечить от унылости! Вы, товарищ Бирский, лишаетесь премии на двадцать пять процентов…

— С чего бы это⁈ — вознегодовал планетолог, мигом забыв про оставленные керны.

— А с того! — весомо надавил Павел. — Кто снимал перчатку, лапая внеземную окаменелость? А? Кто подвергал себя угрозе разгерметизации? Я?

— Ой, а сам-то! — возмутился Бирский. — Кто первым выскочил на Марс? Я? Нет, наш единственный пилот! А если б ты в какую-нибудь каверну провалился? Или летучая пиявка тобой бы закусила? А? Кто бы нас тогда обратно доставил?

— Ну, уел! — Почтарь ухмыльнулся. — Ладно, мне тоже минус двадцать пять.

— То-то… — Шурик мигом успокоился. Социальная справедливость восторжествовала…

— Внимание, старт!

Модуль затрясся, как в ознобе, по бортам прошла дрожь, а гул заполнил кабину. Сухо затрещали пиропатроны, и шарообразный ВА оторвался от посадочной части, с усилием начал вертикальный подъем, забираясь всё выше, взлетая всё быстрее.

Вот уже завиднелся далекий южный край Долины Маринер, а на западе едва заметно вспучился Олимп… Марс распахивался шире и шире, постепенно закругляясь, только его кромка очерчивалась не по земному — расплывчатой каймой, а резко — оранжевое на черном.

В точно рассчитанный момент движение вверх обрело наклон, вынося ВА на монтажную орбиту. Вскорости ожила громкая связь, объявив всегда спокойным голосом Римантаса:

— Видим вас. Хорошо идете, прямо по центру. Разрешаю причаливание.

— Понял вас, — ответил Почтарь. — Догоняем… Дальность четыре тысячи метров.

Блестка впереди приближалась, постепенно вырастая в «игрушку», крошечную модельку ЭМК, осиянную «цитрусовым» отсветом Марса.

— К стыковке готов.

— Разрешаю стыковку… Отходишь, Паха, гаси бок!

— Понял…

Носовая часть «Циолковского» наплывала, как форштевень крейсера на утлую моторку, и вот стыковочный узел, тот самый, что еще недавно цепко держал МПК, вильнул на экране. ВА вздрогнул от толчка.

— Есть касание!

— Есть механсоединение! Есть стыковка!

И тут в иллюминатор постучали. У Почтаря сердце ёкнуло — за бортом висел человек в скафандре. Одной рукой он тянул фал, а другой помахивал.

— Привет «марсианам»! — прорезался веселый голос Бельского.

— Тьфу, чтоб тебя! — облегченно выдохнул Павел. — Шасси хочешь присобачить?

— Ну да! Нам еще садиться и садиться…

Почтарь нагнулся — в поле зрения маленького «окошка» вплыл еще один космонавт, вцепившийся в решетчатую раму шасси — на солнце блеснули протекторы трех коленчатых опор.

— А это кто с тобой? Не Римас? Ему нельзя!

— Не-е, это Шарлотта!

— Привет! — в тесноту сферы ворвался высокий женский голос. — How are you?

— I’m fine! — заулыбался Павел. — А то с меня уже сняли двадцать пять процентов премии! Я, видите ли, погулять вышел — и бросил двух несмышлёнышей одних!

— Меня тоже лишили! — жизнерадостно отозвался Питер.

— Тебя-то за что?

— Потом расскажу, хе-хе… Шарлотта! Подтягивай!

— Ага…

Борт отозвался металлическим стуком.

— У меня — по месту! Оба!

— И у меня!

— Вставляем!

Трижды гулко клацнуло.

— Готово!

— Все на борт!

— Дяденьки, не подбросите до Цереры?

— Залезай, тётенька…

— Объявляю получасовую готовность. По местам посадочного расписания!

Ровно тридцать минут спустя Почтарь, быстренько отмывшийся в душе и переодевшийся в чистое, скомандовал: «Двигатели на разгон!»

Вторник, 16 августа. День

«Гамма»

ФРГ, Пенемюнде

— Ты базар-то фильтруй, Димон! — повысил голос Багров, теряя терпение. — И не морочь мне голову! Давай, врубай свою транзопо… тьфу! Врубай эту бандуру — и открой мне «маленькую зеленую дверь в стене»! Мы с Давой хотим прогуляться в «Альфу»…

— Давно там не был! — хохотнул Валькенштейн. — Лет шестьдесят!

Ерошин покорно кивнул, и сделал знак Сергею. Тот, мрачно сопя и шепча нецензурщину, с глухим скрежетом подключил высоковольтный трансформатор — низкое гудение поплыло по ангару.

Паршиво было у Димки на душе. Всегда неприятно кому-то прислуживать, а ведь Данила — не обычный самодур. У него большие деньги — и большие планы. Самый простейший — ограбить банк в альфа-пространстве, и смыться в «Гамму» со всем золотишком! Или с бриллиантами из «Алмазного фонда»…

Следы будут, да, но они никуда не приведут — хитромудрые «важняки» уткнутся в «грань миров». А дальше ходу нет!

Ладно, там, грабежи и налёты… А если «Данила-мастер» и впрямь решит подорвать башню Кремля или крыло Белого дома — и выкатит ультиматум: в такое-то время, в таком-то месте оставите столько-то тонн золота? Иначе, прямо в новогоднюю ночь, на Красной площади или на Таймс-сквер рванет ядерный заряд…

А Багров на это способен. Он как был уголовным авторитетом, так им и остался. Разве что в «общаке» у него бабосов побольше, чем в бюджете иного государства.

Или мечты о ядерном шантаже всего лишь пьяная болтовня? Ага… Тетя Рая не зря говаривала: «Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме!»

А достать спецзаряд нетрудно. Выводим портал на секретную базу флота или ВВС, прямо внутрь особо охраняемого склада — и оприходуем бомбу или боеголовку. Остальное тоже дело техники…

И тогда все они — и сам «бригадир», и «великолепная четверка» — автоматически переходят из разряда ученой прислуги в подельники олигарха. В соучастники. А оно им надо?

Прокручивая пренеприятнейшие мысли, снова и снова пытаясь найти выход из тупика, куда он попал по собственному неразумию, Дима бездумно вжимал кнопки и двигал ползунки.

«Делай, что должен. Будет, что суждено?..»

Тот же день, то же время

«Альфа»

Германский Союз, Пенемюнде

Приборы показали состояние альфа-пространства, и в тот же миг растаяла задняя стенка Т-кабины. Открылась то ли Дюненштрассе, то ли Хауптштрассе… Уже знакомая черепичная кровля, высокая и острая… сосны, млеющие на балтийском солнышке… Только на стоянку, рядом с необычной «Волгой», пристроился «Мерседес» — Ерошин узнал его по характерной решетке радиатора, и еще какая-то машинка помельче. Вроде бы, «Фольксваген-жук», красный, как божья коровка.

— Можешь же, когда захочешь! — насмешливо фыркнул Багров, и сделал широкий жест, ступая по гулкому металлическому полу кабины: — Дава! Пра-ашу! В мир иной, хе-хе…

— Данке! — ухмыльнулся Валькенштейн, и шагнул следом.

Третьим выбрался сумрачный Ерошин. Сложив руки на груди, он остановился у выхода из портала, очерченного дрожащей полоской сияния, ярко-синего и мерцающего с разной частотой.

«Сбылась мечта идиота…»

Но любопытство брало свое, и Димон, как бы нехотя, прошелся вдоль стены ангара. Он и тут существовал, в «Альфе», занимая то же самое место, но явно был полон чем-то иным.

Вывернув за угол, Ерошин остановился. И забор очень похож, и ворота на бывшую базу флота… Только над въездом висела крупная, солидная вывеска. Напрягши свои лингвистические способности, Дима разобрал короткий текст — и раскрыл рот.

«Центральный институт ядерных исследований АН ГДР».

Этого не могло быть, Восточную Германию уже лет двадцать как аннексировала ФРГ, спасибо «Меченому»! Это ничтожество даже компенсации не потребовало… Но тут же не «Гамма»!

Разволновавшись, Ерошин облегченно выдохнул: из ворот выехал маленький кургузый грузовичок, а следом — автовышка. Двое работяг живо скрутили часть вывески, и заменили ее новой.

«Центральный институт ядерных исследований ГС»…

Да что же это такое? Издеваются они, что ли, над заезжим «туристом»⁈

Не выдержав, Дмитрий приблизился к рабочим, и обратился к ним на английском:

— Простите, а почему — ГС? Разве ГДР уже нет?

— Да куда ж ей деться! — рассмеялся усатый немец, смахивавший на Бисмарка, только не в той каске-пикельхельме, что с воинственным шишаком, а в обычной, из рыжей пластмассы. — Просто наша ГДР теперь как бы одна на всех! И одна за всех!

— Это ФРГ уже нет, мистер, — снисходительно объяснил его коллега на ломаном «инглише». — А у нас — Германский Союз!

— Социалистический? — ляпнул Дима.

— А как же! — воскликнули немцы дуэтом. — Das stimmt!

Впечатлённый и растерянный, Ерошин поспешил обратно, да и было боязно удаляться от «маленькой зеленой двери в стене».

Всю свою «команду» он застал как раз у этой самой «двери». Почти всю — Сергей, как выяснилось, дежурил у Т-кабины.

Лёха с Витькой нервно курили, озираясь, а Игорь всё приглядывался к «Волге».

— Сходи и посмотри, — забурчал Дима неприязненно, тут же устыдившись темного порыва.

— Ага! — обрадовался автолюбитель, и легкой трусцой пересек Дюненштрассе.

— Поганое какое-то ощущение, — выговорил Алексей, морщась, и с отвращением запулил окурок в урну.

— Та же фигня, — проворчал Виктор.

— Слушайте политинформацию… — усмехнулся Ерошин.

— Ты хоть в курсе, что это такое? — хохотнул Лёха.

— Читал, — сухо парировал Дима. — Так вот… В «Альфе» больше нет ФРГ. У нас Западная Германия сграбастала Восточную, не спрашивая, хотят ли этого «осси». А здесь, наоборот, ГДР сграбастала ФРГ, но тихо-мирно, чинно-благородно… И теперь у них тут единый Германский Союз. Социалистический!

— О-фи-геть… — раздельно выговорил Витёк. — Другой мир, парни, совсем другой…

Ерошин оглянулся.

— А боссы наши где? Шляются по «Альфе»?

— Пошли на разведку! — насмешливо фыркнул Алексей. — Вон, идут уже…

Вдалеке, где Дюненштрассе сворачивала, огибая сосновую рощицу, показалась смешная парочка — длинный и худой Багров вышагивал с изяществом циркуля, а рядом с ним катился кругленький, толстенький Валькенштейн.

Завидя хозяев, подбежал Игорь.

— «Волга» ГАЗ-25! — возбужденно протараторил он. — Причем, старая, девяносто пятого года. Кла-асс!

Кривя губы, Димон глянул исподлобья на боссов. Те спорили.

— А что ты там не видел, — желчно выталкивал слова Данила, — в этом их сраном Евросоюзе?

— В том-то и дело, — сверкал золотыми коронками Давид, — что нету тут никакого Евросоюза! И мигрантов нет! И ЛГБТ не высовывается…

Привести контраргумент Багрову не дали.

Ерошин и сам не понял, что вдруг начало происходить. Откуда не возьмись, забегали быстроглазые парни в серых комбезах, подкатила парочка патрульных машин, и металлические голоса громкоговорителей зарявкали на всю Дюненштрассе, да с переводом:

— Achtung! Stasieinsatz! Внимание! Работает «Штази»!

Ребятишки в сером устремились к порталу, но тут Данила-мастер, матерясь и факая вперемежку, бросился туда же, к «двери в стене».

Момент истины…

Ерошин никогда не чувствовал в себе героическое начало и, заметь он в руке Багрова пистолет, шарахнулся бы в сторону, наверное. Но его всё окончательно достало, и Дима преградил боссу дорогу.

Босс лишь ощерился, и выстрелил — резкая палящая боль пронзила «бригадиру» ногу, но сил, но злости в молодом организме хватало, и Ерошин сначала все-таки врезал Даниле, кулаком в челюсть, а уже потом упал, шипя и проклиная всё подряд — себя, эту долбанную жизнь, эту долбанную науку…

— Бросить оружие! Руки вверх!

Багров привстал, трудно выходя из нокаута. Его мигом повязали, а Валькенштейн мило улыбался, задирая руки вверх, и резво балагурил:

— Хенде хох, так хенде хох! Нешто мы без понятия?

Хлопнула дверца джипа, и появился еще один персонаж батальной сцены — молодая женщина редкой красоты, фигуру которой не портил даже серый комбинезон, хоть и с погончиками майора.

Продефилировав к Багрову, она насмешливо улыбнулась.

— Ну, здравствуй, Данила, — грудной голос красотки волновал и кровь, и всю прочую химию мужских организмов. — Ты, кажется, искал меня? Я — та самая Наталья Павловна. У нас тут совместная операция, КГБ и Штази…

Олигарх ничего не ответил. Отвернувшись, он обвел налитыми кровью глазами «бригаду» ученых, и выцедил, как выплюнул:

— Чё? Ссучились, волки́ позорные?

— Увести, — коротко приказала майор, и склонилась над Ерошиным. — Больно? Задери штанину, я гляну.

Постанывая, Дима закатал.

— Сквозное… — кивнула комитетчица. — Ну-ка… — она наложила руки на входное и выходное отверстия. Женское лицо отвердело.

— П-печет… — выдавил Ерошин.

— Считайте меня экстрасенсом, — мягко улыбнулась майор.

Четверг, 18 августа. День

Москва, проспект Калинина

Ее сиятельство энергично вошла, и Тата дисциплинированно встала.

— Сиди, сиди! — вытянула руку княгиня. — А я похожу пока… Насиделась! С самого утра только и пересаживаюсь: со стула на кухне — на сиденье авто, с сиденья — в кресло… Устала! Хоть ноги разомну… — пройдя к окну, понаблюдав за потоком «Волг», «Москвичей», «Татр», «Икарусов», «ЛиАЗов», она обернулась и сложила руки на груди. — Ну, что… Можно тебя поздравить — операция проведена блестяще, и немецкие товарищи не подкачали, не разбаловались, не распустились без Маркуса Вольфа! Что думаешь делать с «гаммовцами»? Возвращать их нельзя однозначно, это понятно…

Тата резко кивнула, и тут же поправила прическу.

— Люди разные, Елена Владимировна… Дима Ерошин — обыкновенный гений. Ему не просто удалось собрать альфа-ретранслятор, не владея теорией, что еще можно было бы понять неграмотному юзеру, вроде меня. Однако Дима превзошел и Боуэрса, и даже Гарина. Т-кабина конструкции Ерошина стабильно держит портал между мирами!

— Постой, — нахмурилась фон Ливен, — а у нас что, не так? Я же сама проходила в «Бету»!

— Да-а! Из нашенского ретранслятора в «бетовский», или обратно. А вот открыть портал без подобной связки, в любое место сопредельного мира — увы! Так что Ерошина я сплавила Мише. Два сапога пара! И Димкину команду — туда же. Всё оборудование демонтировали и переправили в Ново Щелково, документы уничтожили, компы изъяли. В «гаммовском» ангаре только трансформаторная будка осталась.

— Ну, и правильно… — покивала княгиня. — Если что, Рустам присмотрит за Ерошиным… А как его команда реагировала?

Тата фыркнула.

— Как узнали, что я из СССР, глаза вылупили. Отходят понемногу… Говорят, всё, как в старой фантастике, где герой в будущее попадает.

— Ясно… А эти… Боссы?

— Валькенштейн легко пошел на вербовку, но… Не знаю пока, как быть. Ему у нас нравится! В Калифорнии живет-поживает его альфа-версия, тоже богатей, хотя и не дорос до миллиардера. Хворый, нелюдимый… Сидит, как сыч на своем ранчо… Можно, в принципе, подменить его нашим — выйдет идеальное внедрение! Пускай бы попробовал себя в политике, поучаствовал бы в выборах губернатора… Но это пока лишь прикидки. А вот Багров… Это типичный отморозок, реликт «лихих девяностых» — тогда в «Гамме» криминал полез в бизнес, в парламент… И этот туда же.

— И с Багровым всё ясно, — хмыкнула Елена Владимировна. — По этапу субчика, пусть лес валит! — глянув на часы, она подхватилась. — Ну, всё, Таточка! Благодарю за службу!

— Служу Советскому Союзу! — четко ответила Ивернева.

— Давно хотела спросить… — осторожно молвила княгиня с порога. — Ты же сама из «Беты», а… Я хотела сказать…

— Я поняла, — заулыбалась майор. — Понимаете, Елена Владимировна… Я как бы «фазная полукровка» — моя мама из «Беты», а отец — из «Альфы». И мне трудно сказать, какой именно мир я считаю родным…

— Ну, и не мучайся тогда! — решительно оборвала ее фон Ливен. — Живи, люби… А сегодня — отдыхай! Это приказ.

— Есть отдыхать! — по уставу ответила Тата, и расплылась в чисто штатской улыбке. — Прогуляюсь по Арбату… Для зачина!