Целуй девочек

Глава 76

Наоми Кросс разбудила рок-музыка, загремевшая из настенного приемника. Она узнала группу «Блэк Кроуз». Светильник над головой настойчиво мигал. Вскочив с постели, она натянула мятые джинсы, водолазку и бросилась к выходу.

Громкая музыка и мигающий свет служили сигналом тревоги. «Случилось нечто ужасное», — подумала она и почувствовала, как сердце бешено застучало.

Казанова пинком распахнул дверь. На нем были узкие джинсы, тяжелые ботинки и черная кожаная куртка. Маска разрисована мелом в виде стрел молнии. Он был в ярости. Никогда еще Наоми не видела его таким взбешенным.

— В гостиную! Быстро! — завопил он и, схватив ее за руку, поволок из комнаты.

Наоми босиком шла по холодному сырому полу узкого коридора. Туфли она надеть забыла. Теперь возвращаться за ними было поздно.

По пути она столкнулась с молодой женщиной. Теперь обе шагали рядом, почти в ногу. Наоми удивилась, когда женщина внезапно повернула голову и посмотрела на нее. Глаза у нее были большие и темно-зеленые. Зеленоглазка — тут же окрестила ее Наоми.

— Меня зовут Кристин Майлз, — торопливо зашептала женщина. — Надо отсюда бежать. Предпринять попытку. И как можно скорее.

Наоми ничего не ответила, но едва заметно коснулась руки Зеленоглазки.

Общение было запрещено, но хотя бы коснуться живого человека в этой жуткой темнице казалось теперь просто необходимым. Заглянув в глаза молодой женщины, Наоми увидела там лишь вызов. Никакого страха. И от этого на душе у нее потеплело. Теперь они попробуют держаться вместе.

Пленницы в полном молчании брели по коридору этого странного жилища по направлению к гостиной и время от времени тайком поглядывали на Наоми. Глаза у них ввалились. Многие перестали пользоваться косметикой и выглядели ужасно. С тех пор как Кейт Мактирнан удалось сбежать, в доме ужасов с каждым днем становилось все страшнее.

Казанова привел в гарем новенькую, Анну Миллер. Анна нарушила правила, заведенные в доме, как когда-то Кейт. Наоми слышала, как Анна кричала и звала на помощь. Казанова тоже мог слышать эти крики. Уследить за его распорядком было трудно. Он никогда не уходил и не приходил в одни и те же часы.

Последнее время он оставлял их без какой-либо возможности общения на все более долгий срок. И не собирался их отпускать. Все его заверения были ложью. Наоми понимала, что оставаться здесь все опаснее.

Она чувствовала, как среди пленниц растет паника. Слышала, как впереди идущие вскрикивают в ужасе, и старалась подавить предательски растущий страх. Она жила в негритянских кварталах Вашингтона, и ей довелось всякого насмотреться. Двоих ее друзей убили, когда ей еще не исполнилось шестнадцати.

А потом она услышала его голос. Он звучал необычно, срываясь на визг. Голос безумца.

— Входите, дамы. Не смущайтесь. Не стойте в дверях! Входите, входите! Присоединяйтесь к нашей вечеринке. Нашей великолепной вечеринке! — восклицал Казанова, перекрикивая оглушительные раскаты рок-музыки, сотрясавшей стены дома. Наоми на мгновение закрыла глаза. Она пыталась собраться с силами. «Я не хочу видеть, что бы это ни было, но должна».

И наконец она вошла в комнату. Ее сразу затрясло в ознобе, потому что зрелище, представшее ей, было страшнее всего, что ей доводилось видеть в детстве. Она даже запихнула в рот кулак, чтобы не закричать.

Длинное стройное тело медленно кружилось под потолком. На женщине ничего не было, кроме серебристых чулок, обтягивавших длинные ноги. С одной ступни свисала туфля на высоком каблуке, вторая валялась на полу.

Губы девушки уже посинели, язык вывалился изо рта. Глаза были широко распахнуты, и в них застыли ужас и боль. «Это, наверное, Анна», — подумала Наоми. Какая-то женщина недавно звала на помощь. Она нарушила правила. Кричала, что ее зовут Анна Миллер. Бедная Анна. Даже если тебя звали не так до того, как он тебя похитил.

Казанова выключил музыку и заговорил из-под маски невозмутимым тоном, будто ничего не случилось:

— Ее зовут Анна Миллер. И она сделала это сама. Вам понятно, что я сказал? Она переговаривалась через стены, замышляла побег. Отсюда убежать нельзя!

Наоми вздрогнула. «Из ада обратной дороги нет», — подумала она и, взглянув на Зеленоглазку, кивнула. Да, они должны предпринять попытку, и как можно скорее.

Глава 77

Джентльмен решил возобновить игру в Стоунмен-Лейк, Аризона. Утро выдалось как нельзя более подходящее. Воздух был прозрачен и свеж, откуда-то тянуло дымом костра.

Он припарковал машину в лесу за валунами, неподалеку от проселочной дороги. Там его никто не мог видеть. Он сидел, полуприкрыв веки, и обдумывал план своих дальнейших действий, разглядывая расположившийся поблизости домик из белого песчаника. Он чувствовал себя лесным зверем, вышедшим на охоту. Перевоплощение. И удивительный подъем душевных сил, сопутствовавший ему. Джекил и Хайд.

Он видел, как из дома вышел мужчина и сел за руль серебристого «форда-аэростар». Чувствовалось, что муж торопится, вероятно, опаздывает на службу. Жена теперь, наверное, осталась в доме одна, может быть, еще нежится в постели. Звали ее Джулиет Монтгомери.

В начале девятого он направился к дому с бензиновой канистрой в руках. На случай, если его кто-нибудь увидит; что ж, ничего особенного, просто ему нужен бензин для взятой напрокат машины.

Но его никто не увидел. Казалось, на целые мили вокруг нет ни души.

Джентльмен поднялся на крыльцо. Подождал немного и осторожно повернул дверную ручку. Его всегда удивляло, что жители Стоунмен-Лейк не запирают входные двери.

Джулиет готовила себе завтрак. Направляясь по коридору к гостиной, он слышал, как она что-то приговаривала или напевала. Запах и шипение жарившегося бекона напомнил ему отчий дом в Эшвиле.

Отец его был врожденным джентльменом. Всю жизнь гордился и похвалялся званием армейского полковника. Непроходимый тупица. Что бы ни делал его сын, он никогда не был им доволен. Единственным средством воспитания признавал толстый кожаный ремень. Лупил сына почем зря и при этом вопил во всю глотку от наслаждения. Надеялся таким образом вырастить достойного наследника. И вырастил. Блестящий выпускник школы и первоклассный спортсмен. Отличный диплом высшего учебного заведения. Высшие награды медицинской академии. Чудовище в человеческом облике.

Он наблюдал за Джулиет Монтгомери у входа в безукоризненно чистую кухню. Занавески на окнах были раздвинуты, и кухня купалась в ярком солнечном свете. Хозяйка напевала… Это была старая песенка Джимми Хендрикса под названием «Замок из песка». От такой очаровательной дамы редко услышишь подобное.

Ему нравилось наблюдать за ней, когда она считала себя в полном одиночестве. Наверняка постеснялась бы петь в его присутствии. Теперь она выкладывала три кусочка бекона на бумажную салфетку, гармонировавшую по цвету с бежевато-коричневыми кухонными обоями.

На Джулиет был белоснежный хлопчатобумажный халатик, разлетавшийся на бедрах при каждом повороте от плиты к столу. Ей было лет двадцать пять. Длинные ноги танцовщицы. Красивый ровный загар. Босые ступни на кухонном линолеуме. Золотистые волосы аккуратно расчесаны перед завтраком.

Набор ножей на разделочном столе. Он выбрал тесак. Нож при этом легонько звякнул о кастрюльку из нержавеющей стали, стоявшую там же.

Она обернулась на звук. Какой миловидный профиль. Лицо чисто умытое, сияющее. Джулиет тоже относилась к себе с любовью. Это он понял с первого взгляда.

— Кто вы такой? Что вы делаете в моем доме?

Она учащенно задышала от испуга. И лицо побледнело под стать халатику.

«Действуй быстро», — скомандовал он себе. Схватив Джулиет, он высоко поднял нож. Перед мысленным взором всплыли кадры из «Психопата» или «Безумия». Высокохудожественная мелодрама.

— Не заставляй меня делать тебе больно. Все зависит только от тебя самой, — тихо произнес он.

Готовый вырваться крик застрял в горле. И застыл в глазах. Ему нравилось выражение ужаса на лице Джулиет. Ради этого и стоит жить на свете.

— Я не причиню тебе вреда в том случае, если ты не навредишь мне. Все ясно? Между нами полное взаимопонимание?

Она коротко кивнула. Потом еще раз. Сине-зеленые глаза смотрели на него искоса. Она боялась повернуть голову, чтобы он не нанес удар.

Она вздохнула. Как странно. Даже появилось какое-то к нему доверие. Да, голос его имел подобную власть над людьми. Его облик и манеры. Мистер Хайд. Джентльмен-Ловелас.

Она смотрела ему прямо в глаза, пытаясь найти там объяснение. Ему не впервой наблюдать этот немой вопрос во взгляде. За что, как будто допытывался этот взгляд.

— Сейчас я сниму с тебя трусики. С тобой это уже наверняка случалось, и не раз, так что нет причин нервничать. У тебя такая красивая нежная кожа. Правда, поверь мне, — говорил Джентльмен.

Тесак резко опустился.

— Ты мне нравишься, Джулиет. Очень нравишься… насколько мне вообще кто-нибудь может нравиться, — ласково и вкрадчиво произнес Джентльмен.

Глава 78

Кейт Мактирнан снова была дома. Снова дома, снова дома, тра-ля-ля. Она сразу же бросилась звонить своей сестре Кэрол Энн, которая жила теперь далеко, в Мейне. Затем позвонила нескольким самым близким друзьям в Чепел-Хилле. Заверила их, что она в полном порядке.

Что было, конечно, настоящим враньем. Она-то прекрасно понимала, что до этого ой как далеко, но зачем их волновать? Не в правилах Кейт было тревожить других своими неразрешимыми проблемами.

Алекс не хотел ее отпускать домой, но она должна была вернуться. Ведь это ее дом. Она пыталась хоть как-то успокоиться, собраться с мыслями, по крайней мере, разобраться в том сумбуре, который творился в душе. Она выпила белого вина и стала смотреть ночную программу по телевизору. Тысячу лет этого не делала. Целую тысячу лет.

Но она уже успела соскучиться по Алексу Кроссу больше, чем желала себе в этом признаться. Посидеть дома и посмотреть телевизор было неплохой мыслью и проверкой на прочность к тому же, но чувствовала она себя совсем несчастной. Какой же она иногда бывает идиоткой!

Неужели она как… как школьница втюрилась в Алекса? Сильный, умный, веселый, добрый. Любит детей и сам в душе ребенок. Красивое стройное тело, мускулистый, просто великолепный торс. Тоже, конечно, не последняя причина. Да, она втюрилась в Алекса.

Так, понятно. Молодец. Но может быть, не просто втюрилась? Кейт захотелось позвонить Алексу в его гостиничный номер в Дареме. Раза два снимала трубку. Нет. Нельзя себе этого позволять. Между ней и Алексом Кроссом ничего не может быть.

Она уже не девочка и молодеть не собирается. Он живет в Вашингтоне с двумя детьми и бабушкой. И потом, они слишком похожи, а это никуда не годится. Он своенравный негр; она невероятно своенравная белая женщина. Он следователь по особо важным делам… но к тому же очень нежный, темпераментный и благородный. Ей абсолютно наплевать, черный он, зеленый или розовый. Он научил ее смеяться, позволил ей почувствовать себя счастливой, как улитка в теплом влажном песке.

И все же между ними ничего не может быть.

Вот так она и будет сидеть в своей ужасной квартире. И пить дешевое «Пино Нуар». И смотреть эту слащавую голливудскую мелодраму. И бояться. И чувствовать себя немного на взводе. И хотеть его все сильнее и сильнее. Вот чем она станет заниматься, дура стоеросовая. Характер будет показывать.

По правде говоря, ей было страшно в собственном доме, и чувство это она терпеть не могла. Ей хотелось, чтобы этот ее психоз поскорее прошел, но он не пройдет. Нечего и рассчитывать. Два жутких монстра по-прежнему бродят на свободе.

Она прислушивалась к противным звукам, раздававшимся в доме. Прямо мурашки по коже. Старое дерево рассыхается. Ставни хлопают. Звякают ветряные колокольчики, которые она развесила на старом вязе у дома. Они напоминали ей о доме в Биг-Сер. Свалятся, наверное, завтра, а то и раньше.

Кейт наконец уснула, прижимая к себе стакан — настоящий старинный флинтгласе. Стакан был священной реликвией из дома в Западной Виргинии. Они с сестрами частенько дрались из-за него за завтраком.

Стакан опрокинулся, и вино пролилось на одеяло. Но это не имело значения. Мир для Кейт больше не существовал. По крайней мере на одну ночь.

Обычно она пила мало. «Пино Нуар» свалило ее с ног, как товарный поезд, проходивший через Берч, когда она была ребенком. Проснулась она в три часа ночи с жуткой головной болью. Помчалась в ванную, и там ее вырвало.

Пока она корчилась над раковиной, в голове мелькали кадры из «Психопата». Ей показалось, что Казанова снова в доме. В ванной? Нет, никого тут не может быть… ну пожалуйста, пусть это прекратится. Пусть прекратится… немедленно… прямо сейчас!

Она вернулась в комнату и забралась под одеяло. Ставни хлопают на ветру. Дурацкие колокольчики звенят. Она думала о смерти… Мать, Сюзанна, Марджори, Кристин. Никого нет. Кейт Мактирнан натянула одеяло на голову. Она снова почувствовала себя маленькой девочкой, трясущейся в страхе перед привидениями. Ничего, она справится.

Хуже всего было то, что стоило ей закрыть глаза, как тут же появлялся Казанова и его жуткая смертная маска. В душе поселилось страшное предчувствие: он снова придет за ней. Обязательно придет.

В семь часов утра зазвонил телефон. Это был Алекс.

— Кейт, я был у него в доме, — сказал он.

Глава 79

Около десяти того вечера, когда мы вернулись из Калифорнии, я отправился в Хоуп-Вэлли — фешенебельное предместье Дарема, чтобы встретиться с глазу на глаз с Казановой. Следователь Кросс был снова в седле.

На мой взгляд, ключом к решению загадки было три обстоятельства. И теперь по дороге я снова над ними размышлял. Во-первых, надо учитывать тот простой факт, что они оба совершают «безупречные» преступления. Во-вторых, взаимозависимость Казановы и Джентльмена — две половины одного целого. И в-третьих, тайна исчезающего дома.

Одно из этих обстоятельств или все они вместе должны были дать разгадку. Может быть, выясню что-нибудь в Хоуп-Вэлли. Так, во всяком случае, я надеялся.

Я медленно ехал по Олд-Чепел-Хилл-роуд, пока не добрался до величественной арки из белого кирпича, служившей въездом в элитарный пригород Дарема. У меня было чувство, что вход туда мне воспрещен и я, возможно, окажусь первым черным, если не считать каких-нибудь рабочих, который осмелится ступить во владения избранных.

Я понимал, что совершаю рискованный шаг, но я должен был увидеть, как живет доктор Вик Сакс. Должен был ощутить эту атмосферу, узнать его поближе, и как можно скорее.

Улицы в Хоуп-Вэлли были извилистые, дорога гладкая, без ухабов и рытвин, но фонарей явно не хватало. Холмистый ландшафт создавал впечатление, что я заблудился и еду по какому-то бесконечному кругу. Дома по большей части были роскошного южноготического стиля, старинные, дорогие. Ощущение, что убийца совсем близко, никогда еще не было таким сильным.

Доктор Вик Сакс проживал в добротном доме из красного кирпича, прочно обосновавшемся на одном из самых высоких холмов.

Ставни и водосточные трубы выкрашены белой краской. Дом казался слишком шикарным для профессора университета, даже такого, как Дьюк, южного Гарварда.

Стекла темных окон блестели, словно сланец. Единственное освещение исходило от медного фонарика, висевшего над входной дверью.

Мне уже было известно, что у Вика Сакса есть жена и двое маленьких детей. Жена работала медицинской сестрой в университетской больнице. Фэбээровцы имели о ней полную информацию. Репутация блестящая, отзывы самые благоприятные. Дочери Саксов Фей Энн было семь лет, сыну Нейтану — десять.

Я догадывался, что ФБР за мной следит всю дорогу до дома Саксов, но меня это не волновало. Гадал только, нет ли с ними Кайла Крейга… его это мерзкое дело интересовало не меньше, чем меня. Кайл тоже отправился в Дьюк. Неужели он, как и я, лично задет? Но каким образом и насколько серьезно?

Я не торопясь осматривал фасад дома, ухоженный двор. Все было в идеальном порядке — дальше некуда.

Я уже давно выяснил, что чудовища в образе человека жить могут где угодно, что некоторые — самые умные — выбирают вполне типичное американское жилье. Как, например, дом, который я рассматривал теперь. Монстры обитают буквально повсюду. В Америке их численность катастрофически растет, процесс явно вышел из-под контроля, статистика просто устрашает. У нас зарегистрировано около семидесяти пяти процентов всех охотников на людей. Остальные двадцать пять приходятся на Европу, причем в первых рядах Англия, Германия и Франция. Массовые убийства заставляют следственные подразделения по особо важным делам менять свою сущность, свое лицо. И почти во всех американских городах, поселках и деревнях.

Я изучил жилище Сакса снаружи, насколько это было возможно. В юго-восточной части находилась большая терраса. Внутренний дворик был размером с гостиную. Лужайка, засеянная овсяницей, тщательно ухожена. Ни мха, ни вьюнов, ни сорняков.

Мощенная кирпичом и булыжником подъездная дорога аккуратно огорожена бордюром — ни единая травинка не пробивается сквозь камни. Кирпичи, которыми выложены боковые дорожки, по цвету и фактуре соответствуют тем, из которых сложен дом.

Безупречно.

Педантично.

Я сидел в машине и чувствовал, как голова начинает гудеть от нервного напряжения. Двигатель я не выключал на случай, если Саксы внезапно вернутся восвояси.

Я знал, что намерен и что должен сделать, — планировал это последние несколько часов. Мне нужно было пробраться в дом. Конечно, фэбээровцам ничего не стоит мне помешать, но это сомнительно. Более того, я даже подозревал, что они на это рассчитывают. Проберется, мол, осмотрит все вокруг. О докторе Саксе нам было известно совсем немного. Официально я не входил в группу расследования по делу Казановы и поэтому имел право на то, чего не могли себе позволить остальные. Я выполнял роль «шальной пули». Так мы договорились с Кайлом Крейгом.

Липучка должна быть где-то поблизости. Во всяком случае, я молился, чтобы она была жива. И надеялся, что остальные пропавшие женщины тоже живы. Его гарем. Его одалиски. Коллекция красивых, необычных женщин.

Я выключил мотор и, прежде чем выйти из машины, сделал глубокий вдох.

А затем, пригнувшись, быстрым шагом двинулся по упругой лужайке. Я вспомнил, как Сэтчел Пейдж любил приговаривать: «Старайся двигаться так осторожно, чтобы яйца от напряжения хрустели».

Мои хрустели.

Вдоль фасада росли подстриженные кусты самшита и азалии. У крыльца лежал на боку детский красный велосипед с серебристыми флажками-флюгерами на руле.

«Как мило, — думал я, торопясь дальше, — слишком мило».

Велосипед ребенка Казановы.

Респектабельный загородный дом Казановы.

Фальшивая, безупречно фальшивая жизнь Казановы. Безупречная маскировка. Наглое издевательство над всеми нами. Прямо в Дареме. Кукиш всему миру.

Я осторожно обогнул внутренний дворик, отделанный белой кафельной плиткой и огороженный таким же кирпичом, как тот, из которого построен дом и выложены дорожки. Мне бросились в глаза усики вьюнов, ползущие по краснокирпичным стенам. Может быть, он все-таки не совсем безупречен.

Я быстро пересек дворик и подошел к террасе. Обратного пути теперь нет. Во имя долга мне уже приходилось нарушать закон о неприкосновенности жилища. Это меня нисколько не оправдывало, но делало мою задачу проще.

Разбив небольшое окошко в двери, я проник внутрь. Ни звука. Я не думал, чтобы Вику Саксу взбрело в голову пользоваться сигнализацией. Едва ли ему хотелось, чтобы полиция Дарема являлась к нему в дом даже для расследования грабежа.

Первое, что я почувствовал, это устойчивый лимонный запах мебельной полироли. Респектабельность. Благообразие. Порядок. Все это — фасад, мастерски выполненная маска.

Я находился в берлоге монстра.

Глава 80

Внутри было все так же чисто и аккуратно, как снаружи. Может быть, даже еще того больше. Мило, очень мило, слишком мило.

Я нервничал, боялся, но это уже не имело никакого значения. Я привык жить с чувством страха и неуверенности. Медленно, настороженно я переходил из комнаты в комнату. Казалось, все было на своих местах — и это при двух малых детях. Странно, странно, очень странно.

Дом немного напоминал мне гостиничный номер Рудольфа в Лос-Анджелесе. Как будто на самом деле там никто не жил. Кто ты? Покажи мне свое истинное лицо, ты, ублюдок! Ведь этот дом не отражает его, не так ли? Видел ли тебя кто-нибудь без маски? Видел. Джентльмен видел.

Кухня как будто сошла с картинки журнала «Загородный дом». Антиквариат и другие красивые штучки почти во всех комнатах.

Небольшой кабинет сплошь завален лекциями и бумагами. «Как же так, — подумал я, — ведь этот человек должен быть невероятно дисциплинирован и аккуратен». Это противоречие я про себя отметил и отложил в памяти. Кто же он?

Я искал что-нибудь характерное, но не знал, куда направить свои поиски. Еще у входа я заметил массивную дубовую дверь, врезанную в фундамент. Она была не заперта и вела в котельную. Я вошел туда и внимательно осмотрел помещение. В противоположном конце котельной увидел еще одну дверь. Она походила на дверь в кладовку или другое хозяйственное помещение.

Дверь эта была закрыта на крючок, и я откинул его как можно осторожнее. Может быть, там есть еще комнаты? Какое-нибудь подземелье? Или дом ужасов? Туннель?

Я рывком распахнул деревянную дверь. Темнота — глаз выколи. Включил свет и вошел в комнату примерно двадцать пять на сорок футов. Сердце замерло. Колени подгибались, к горлу подступила тошнота.

В этой комнате не было женщин, никакого гарема, но она отражала болезненные фантазии Вика Сакса. Прямо в доме. Скрытая в тайнике. В фундаменте. Комната эта никоим образом не гармонировала с устройством всех остальных в доме. Он выстроил ее только для себя. Он ведь любил строить, создавать.

Убранством комната походила на библиотеку. Массивный дубовый стол, по обе стороны от него два мягких кресла, обитых красной кожей. Все четыре стены увешаны полками и забиты книгами и журналами с пола до потолка. Давление у меня, вероятно, подскочило пунктов на пятьдесят. Я пытался взять себя в руки, но не мог.

Это была коллекция эротических и порнографических изданий, самая невероятная, какую мне приходилось видеть или даже слышать. Книг было по меньшей мере тысяча. Передвигаясь от полки к полке, от стены к стене, я читал названия.

«Самые извращенные способы половых сношений всех рас мира» — сборник с иллюстрациями. Издано по заказу книжного общества «Эротика», Нью-Йорк.

«Насилие над Анастасией и Пирл».

«Антология гарема. Хрестоматия».

«Пока она не закричит».

«Девственная плева. Судебно-медицинское исследование по изнасилованию».

Я сосредоточился, пытаясь сообразить, что мне следует предпринять. Прежде всего избавиться от невероятного гула в ушах.

Мне хотелось каким-то образом дать знать Вику Саксу о моем пребывании, оповестить его, что мне известно о существовании этого маленького тайника непристойностей, что секретов у него больше нет. Я страстно желал, чтобы он испытал все те чувства, которые довелось пережить нам: потрясение, страх, нервное напряжение. Я хотел заставить доктора Вика Сакса страдать. Я даже не мог себе представить, что способен так истово ненавидеть.

На столе лежал рекламный проспект от поставщика эротической литературы и журналов: «Николас Дж. Соберхейген, 1115, бульвар Виктория, Стейтен-Айленд, Нью-Йорк. По предварительной договоренности». Я тут же сделал пометку. Николасу Соберхейгену мне тоже очень захотелось как следует насолить.

Сакс или кто-то другой отметил на страницах проспекта несколько книг. Я быстро перелистывал его, постоянно прислушиваясь, не подъезжает ли машина. Времени оставалось в обрез.

«Устав монастыря Святой Терезы». Не пропустить! Репринт уникального оригинального издания, выпущенного в 1880-х годах. Воспоминания непосредственных свидетелей и участников истязаний в женском монастыре в пригородах Мадрида, Испания.

«Жрица любви». Живо описанные приключения танцовщицы в Берлине, встречи с сексуальными маньяками. Для каждого истинного коллекционера!

«Освобождение». Первый перевод романа, основанного на реальных и вымышленных событиях жизни француза-убийцы Жилля де Ре.

Я осмотрел ряды деревянных полок непосредственно над столом. Сколько можно испытывать судьбу в этом доме? Саксу и его семейству пора возвращаться. Я остановился у полки над креслом.

У меня екнуло сердце, когда я увидел несколько книг, посвященных Казанове! Затаив дыхание, я читал названия.

«Воспоминания Казановы». «Казанова. 102 эротические гравюры». «Самые прекрасные ночи любви Казановы». Я подумал о двух малышах, Нейтане и Фей Энн, живущих в этом доме, и мне стало их жаль. Их папаша, доктор Вик Сакс, предается в этой комнате мерзким, развратным мечтам. Начитавшись книг из своей эротической коллекции, он планирует, какую из своих фантазий воплотить в жизнь. Я внезапно ощутил присутствие Сакса в этой комнате. Наконец-то я начинаю понимать, кто он такой.

Возможно ли, чтобы он держал женщин где-то поблизости? Там, где мы и не догадаемся искать? Не по этой ли причине никто до сих пор не смог обнаружить дом ужасов? Неужели он находится прямо в окрестностях такого респектабельного города, как Дарем?

Может быть, Наоми где-то рядом и ждет, чтобы ее спасли? Чем дольше она там остается, тем опаснее это для нее.

Я услышал наверху шум и замер, но больше никаких звуков не последовало. Может быть, какой-нибудь электрический прибор или ветер, а то и просто в башке у меня шумит.

Давно пора было выбираться из дома. Я бросился наверх, а оттуда прежней дорогой через внутренний дворик. Я собирался начертить крест на рекламном проспекте на столе у Сакса. Оставить свою метку. Но передумал. Он знал, кто я. Он наведался ко мне, как только я появился в Дареме. Но ведь и я теперь побывал в его логове!

В свой номер в гостинице я вернулся в начале первого ночи. Чувствовал себя совершенно опустошенным и отупевшим. Кровь толчками пульсировала во всех моих несчастных жилах.

Телефон зазвонил почти сразу, как я переступил порог. Отвратительный назойливый звонок, какие бывают только у гостиничных телефонов, принуждавший немедленно снять трубку.

— Кто еще, черт побери, — пробормотал я. К этому времени я уже совсем очумел. Готов был немедленно броситься в южную ночь и перерыть все вверх дном в поисках Наоми. Схватить доктора Вика Сакса за грудки и вытрясти из него всю правду. Чего бы это ни стоило.

— Слушаю. Кто говорит? — чуть громче, чем следует, проговорил я в телефонную трубку. Это был Кайл Крейг.

— Итак, — начал он с ходу. — Что ты выяснил?

Глава 81

И снова настало утро. Но никаких сдвигов не намечалось в этом чертовом расследовании. Кейт по-прежнему работала в паре со мной. Это была ее инициатива, но я не возражал. Она знала Казанову лучше, чем мы все, вместе взятые.

Мы с ней вдвоем следили за великолепным домом Саксов, сидя в засаде, в густом еловом лесу у Олд-Чепел-Хилл-роуд. Тем утром нам уже довелось увидеть Вика Сакса. Повезло.

Зверь поднялся рано, бодрый и свежий. Был он высокого роста, типичный профессор: пшеничного цвета шевелюра зачесана назад волосок к волоску, на носу очки в роговой оправе. Превосходно сложен.

Он вышел на крыльцо около семи, чтобы забрать даремскую газету. Заголовок передовой гласил: «Облава на Казанову продолжается». Редакторы местной газеты даже не представляли себе, насколько точно эти слова отражали действительность.

Сакс взглянул на передовицу, затем небрежно свернул газету и сунул под мышку. Ничего для него интересного сегодня. Очередной нудный день в конторе по делу закоренелого убийцы.

Около восьми он снова вышел из дома, на этот раз в сопровождении детей. На лице широкая белозубая улыбка, предназначенная им. Примерный папаша отвозил наследников в школу.

Маленькая девочка и мальчик одеты были так, словно сошли с витрины магазинов «Гэпфор-Кидз» или «Эсприт». Обожаемые маленькие куклы. Фэбээровцы проводят Сакса с детьми до самой школы.

— И все-таки это странно, Алекс. В таком громком деле задействованы две разные группы наблюдения. — Кейт была склонна к аналитическому мышлению, и мозг ее не переставал работать во всех направлениях. Она не меньше меня была одержима этим расследованием. Тем утром она как обычно надела старые джинсы, синюю футболку и кроссовки. Но даже в таком виде она была красива. Спрятать этого не могла никакая одежда.

— Расследования многократных убийств всегда необычны. А это в особенности, — признался я. И снова заговорил о психологии близнецов, мучившей меня. Два извращенца. Не с кем поговорить, поделиться. Никто не поймет, кроме них самих. Отсюда нерасторжимая связь друг с другом. У Кейт тоже была сестра-близнец, но в ее случае психологическая близость не представляла опасности. Казанова и Джентльмен — совсем другое дело.

Отправив детей в школу, Вик Сакс сразу вернулся домой. Мы слышали, как он весело насвистывал, направляясь к своему прекрасному дому. Мы с Кейт немного поговорили о том, что он, как ни крути, доктор, хотя и доктор философии.

В последующие два часа ничего особенного не произошло. Саксы не появлялись. Ни муж, ни жена, очаровательная миссис Казанова.

Вик Сакс снова выехал из дома в одиннадцать часов. Сегодня он прогуливал занятия. Уже пропустил десятичасовую пару, судя по расписанию, которое я выяснил у декана Лоуэлла. Почему бы это? Какую грязную игру он затеял на этот раз?

На круговой подъездной дороге стояли две машины. Он выбрал бордовый «ягуар» с кожаным откидным верхом, двенадцатицилиндровый двигатель. Вторая машина была черный «мерседес»-седан. Не жидко на преподавательское жалованье.

Он уезжает. Куда-то направляется. Может быть, навестить женщин?

Глава 82

Мы выехали вслед за спортивным «ягуаром» Сакса на Олд-Чепел-Хилл-роуд. Проехали через Хоуп-Вэлли, минуя шикарные особняки постройки двадцатых-тридцатых годов. Казалось, Сакс не торопится.

В конце концов, он играл в свою игру. Нам неведомы были ни правила, ни смысл самой игры.

Казанова.

Чудовище юго-востока.

Кайл Крейг продолжал работать с финансовым управлением над вопросом доходов Сакса. На него по-прежнему ишачили с полдюжины агентов, расставляя точки над i в области прежних связей между Саксом и Уиллом Рудольфом. Оба они, как выяснилось, были однокашниками по Дьюку. Студенты-отличники. Высшие показатели. Они знали друг друга, но близкими друзьями не были, судя по всему. Кайл, между прочим, тоже учился в Дьюке. На юридическом факультете. И тоже окончил с отличием.

Когда же они спелись? Каким образом возникла эта странная порочная связь? Что-то пока не склеивалось у меня в голове относительно Рудольфа и Сакса.

— А вдруг он пустит свой «ягуар» во весь опор? — спросила Кейт, пока мы тайком следовали за монстром к тому месту, где, как мы надеялись, располагалась его берлога, его гарем, его «исчезающий дом». Мы сидели в моем стареньком «порше» на хвосте у Сакса.

— Сомневаюсь, чтобы он захотел привлекать к себе внимание, — возразил я. Хотя «ягуары» и «мерседесы» под эту теорию явно не подпадали. — И кроме того, «ягуар» ни в какое сравнение не идет с «порше».

— Даже с «порше» прошлого столетия?

— Но-но, — сказал я на это. — Не очень-то.

Сакс ехал по Восемьдесят пятому шоссе, затем свернул на Сороковое. На въезде в Чепел-Хилл он слегка оторвался. Мы проехали за ним еще пару миль по городу. У общежития университета Северной Каролины на улице Фрэнклина он неожиданно затормозил и остановился.

— От всего этого меня просто ужас берет, Алекс. Профессор университета Дьюк. Жена, двое симпатичных детишек, — размышляла вслух Кейт. — В тот вечер, когда он меня прихватил, он, вероятно, шел за мной прямо от общежития. Выслеживал. Думаю, он именно там меня выбрал.

Я взглянул на нее.

— Как ты себя чувствуешь? Скажи, если тебе тяжело все это выносить.

Кейт посмотрела на меня, и я увидел в ее взгляде волнение и тревогу.

— Давай покончим с этим. Давай схватим его сегодня же. Договорились?

— Договорились, — согласился я.

— Мы тебя достали, мерзавец, — пробормотала Кейт, глядя прямо вперед сквозь лобовое стекло.

Извилистая и красивая Чепел-Хилл-стрит без четверти двенадцать была уже запружена народом. Ученики и преподаватели входили и выходили из кафе «Каролина-Коффи-шоп», «Пепперз пицца», из только что отреставрированного книжного магазина «Интимейт». Ни одна излюбленная «забегаловка» улицы Фрэнклина не пустовала. Атмосфера университетского городка приятно возбуждала и напоминала мне о далеких временах собственной учебы в университете Джонса Хопкинса, о Кресмонт-авеню в Балтиморе.

Нам с Кейт удавалось следовать за Саксом лишь на расстоянии примерно в полтора квартала. Я понимал, что ему теперь ничего не стоило оставить нас с носом. Может быть, он отправится в лесной дом? Навестить своих девочек? Там ли еще Наоми?

Он вполне мог нырнуть в «Рекорд-бар» или кафе «У Спэнки» на углу. Потом выйти через боковую дверь и раствориться. Началась игра в «кошки-мышки». Его игра. По его правилам. До сего дня он все время играл по своим правилам.

— Слишком уж он уверен в себе, чересчур самонадеян, — сказал я, пока мы продолжали ехать за ним на должном расстоянии. Ни разу даже не обернулся, чтобы проверить, нет ли слежки. Ведет себя, как пижонистый учитель-гуляка, выскочивший из аудитории на время обеда. Может быть, так оно и было?

— Ты уверена, что выдержишь? — переспросил я Кейт.

Она следила за Саксом, словно цепной пес, готовый броситься и перекусить глотку. Я вспомнил, что она где-то здесь, на Чепел-Хилл-стрит, занималась каратэ.

— М-м-м, д-да, целый рой отвратительных воспоминаний. Место преступления и все такое прочее, — бормотала Кейт.

В конце концов, Сакс остановился перед симпатичным, в стиле ретро кинотеатром «Варсити-Тиэтр» в центре Чепел-Хилла. Рядом помещалась общественная доска объявлений, испещренная всевозможными написанными от руки записками и посланиями, адресованными в основном студентам и преподавательскому составу.

— Зачем этому мерзавцу тащиться в кино? — шепотом спросила Кейт с ненавистью в голосе.

— Может быть, затем, что он любит преображаться, сублимироваться. Это и есть тайная жизнь Вика Сакса. Мы с тобой ее наблюдаем.

— Мне бы больше хотелось схватить его прямо сейчас. И повязать.

— Да, Кейт. И мне тоже.

Эту доску объявлений я заметил еще раньше, во время одной из прогулок в этих местах. Там было несколько сообщений о пропавших без вести в районе Чепел-Хилла. Пропавшие студенты. И все женщины. Меня приводило в ужас, что подобная эпидемия поразила местное общество и никто не в силах остановить ее. Ни у кого нет панацеи.

Вик Сакс как будто кого-то или чего-то ждал.

— С кем, черт побери, он собирается встретиться в Чепел-Хилле? — пробормотал я себе под нос.

— С Уиллом Рудольфом, — ответила Кейт, не задумавшись ни на секунду. — Своим старинным однокашником. Лучшим другом.

Мне, честно говоря, тоже приходило в голову, что Рудольф может объявиться в Северной Каролине. Стремление к себе подобному должно быть все равно что физическое влечение. В своей отрицательной форме оно основывается на взаимозависимости или тождественном поведении. Они оба похищали красивых женщин, затем издевались над ними или убивали. Это и есть их общая тайна? Или тут кроется что-то еще?

— Он очень похож на Казанову, каким он мог быть без маски, — сказала Кейт. Мы зашли в небольшую кондитерскую под названием «Школьники». — Кстати, почему он не прятал волосы? Почему только маска?

— А может быть, маска вовсе не прикрытие? В его воображаемом мире она может означать что-то иное, — предположил я. — Вполне возможно, что Казанова — его истинное «я». Маска, жертвоприношения, система символов — все это, вероятно, для него очень важно.

Сакс продолжал терпеливо ожидать у доски объявлений. Ожидать чего? У меня возникло ощущение, что тут какой-то подвох. Я внимательно рассматривал его в бинокль.

Лицо невозмутимое. Скорее даже безоблачно-спокойное. Прогулка вампира по парку. Мне пришло в голову: не принял ли он дозу наркотика? Уж ему-то наверняка известны всякие изысканные транквилизаторы.

За спиной у него, на доске, висели всяческие объявления.

«Пропала без вести — Кэролин Эйлин Девито». «Пропала без вести — Робин Шверп». «Пропала без вести — Сьюзан Пайл». «Женщины поддерживают кандидатуру Джима Ханта на пост губернатора».

«Женщины за Лори Гарнье на пост вице-губернатора».

«Коварные Сирены» выступают в «Пещере».

И тогда меня осенила вполне правдоподобная догадка. Объявления! Казанова посылает нам страшное послание — любому, кто следит за ним, любому, кто отважился за ним следовать.

Я в сердцах стукнул ладонью по пыльному подоконнику маленькой кондитерской.

— Сукин сын играет в коварные игры! — Я почти кричал в переполненном кафе, из которого мы следили за Виком Саксом.

Пожилой хозяин посмотрел на меня подозрительно, как будто я был опасен.

Я и был опасен!

— Что стряслось? — Кейт прильнула ко мне, пытаясь разглядеть через плечо, что я такое увидел в окне.

— Доска у него за спиной. Он уже десять минут около нее стоит. Это его предупреждение тем, кто за ним следит. На оранжево-желтом объявлении написано все как есть.

Я протянул ей бинокль. Одно из объявлений на доске было больше и ярче всех остальных. Кейт прочла его вслух:

— «Женщины и дети голодают… а вы прогуливаетесь тут с карманами, набитыми мелочью. Немедленно пересмотрите свое поведение! Вы можете спасти их!»

Глава 83

— О Господи, Алекс, — взволнованно зашептала Кейт. — Если он не пойдет в этот дом, они умрут с голоду. А если за ним следят, он туда не пойдет. Вот что он хочет нам сказать! «Женщины и дети голодают… Немедленно пересмотрите свое поведение».

Мне хотелось взять Вика Сакса прямо на месте. Но я знал, что мы ничего не можем с ним сделать. У нас нет никаких прав на арест. Никаких оснований.

— Алекс, смотри. — В голосе Кейт зазвенела тревога. Она протянула мне бинокль.

К Саксу подошла женщина. Я, прищурившись, смотрел сквозь стекла бинокля. Полуденное солнце плясало яркими зайчиками на стеклянных и металлических поверхностях домов Фрэнклин-стрит.

Женщина была стройная и привлекательная, но гораздо старше тех, что он обычно похищал. На ней была черная шелковая блузка, узкие черные кожаные брюки, черные туфли. В руке она держала портфель, набитый книгами и бумагами.

— Она не совсем в его вкусе, — сказал я Кейт. — Ей уже под сорок.

— Я знаю ее. Знаю, кто это, Алекс, — прошептала Кейт.

Я взглянул на нее.

— Кто же, Кейт? Говори, ради всего святого.

— Преподаватель кафедры английского языка. Сюзанна Уэлсли. Некоторые студенты называют ее Потаскухой Сью. Даже анекдоты про нее рассказывают, вроде того, что она может бросить свое белье о стену и оно прилипнет.

— То же самое можно и о докторе Саксе сказать. — Про него ходили слухи, будто он все общежитие перетрахал. Уже долгие годы за ним такое водилось, все это знали, но никаких административных мер не принималось. Опять «безупречные» преступления?

Он и мисс Сюзанна Уэлсли поцеловались у объявления о голодных. Поцелуй что надо, «французский», как говорится. Это я углядел вполне отчетливо с помощью бинокля. И горячие объятия, невзирая на общественное мнение.

Я снова подумал об объявлении. Может быть, это совпадение? Но я уже давно не верил в совпадения. А вдруг Сюзанна Уэлсли тоже имеет отношение к «дому» Сакса? Могут быть и другие причастные к нему. Не исключено, что существует какая-нибудь сексуальная секта. Я о таких слышал. Даже в нашей великой столице они имелись и процветали.

Пара беспечно направилась по многолюдной Фрэнклин-стрит. Не торопясь. Никаких признаков беспокойства. Они шли в нашем направлении. Затем остановились у касс «Варсити-Тиэтр». Держатся за руки. Очаровательная пара.

— Будь все проклято. Он знает, что за ним следят, — сказал я. — Что же за игру он ведет?

— Она смотрит в нашу сторону. Может быть, тоже в курсе. Эй, Сьюзан, что ты затеяла, дьяволица?

Они купили билеты, как все нормальные люди, и вошли в кинотеатр. Афиша гласила: «Роберто Бенини в роли Джонни Стеккино — блестящая комедия». Трудно представить, чтобы в подобной ситуации Сакс мог смотреть итальянскую комедию. Неужели у Казановы стальные нервы? Вероятно, так оно и есть. Тем более если это входит в его планы.

— Может быть, афиша тоже послание? Что она может нам говорить, Алекс?

— Например, что все это для него «блестящая комедия». Вполне возможно, — сказал я.

— Ему не откажешь в чувстве юмора. За это я могу ручаться.

Он мог хохотать над собственными гнусными шутками.

Из соседнего кафе-мороженого «Бен и Джерри» я позвонил Кайлу Крейгу и рассказал об объявлении насчет голодающих детей и женщин. Он согласился, что это может быть обращением к нам. С Казановой все возможно.

Когда я вышел из кафе, Сакс и Сюзанна Уэлсли были еще в кино, хохотали, вероятно, до упаду над блестящими шутками итальянского актера Роберто Бенини. Или Сакс смеялся над нами? «Женщины и дети голодают».

В половине третьего Сакс и доктор Уэлсли вышли из кинотеатра «Варсити» и пошли обратно на угол улиц Фрэнклина и Колумба. Полквартала они прошли минут за десять. Там они завернули в вечно переполненное кафе «У Спэнки» и пообедали, хоть и с опозданием.

— Какая прелесть. Юные любовники, — прошипела сквозь зубы Кейт. — Будь он проклят. И она будь проклята тоже. И Спэнки пусть будет проклят за то, что кормит их и поит.

Они сидели в кафе у окна. Намеренно? Держались за руки и поцеловались несколько раз. Любовник Казанова? Свидание за обедом с коллегой? Ни то ни другое пока не укладывалось в наше представление о нем.

В половине четвертого они вышли из кафе и прошли те же полквартала обратно до доски объявлений. Там снова поцеловались, но на этот раз несколько холоднее, и наконец расстались. Сакс отправился домой в Хоуп-Вэлли. Вик Сакс совершенно очевидно играл с нами. В свою особую игру и для собственного удовольствия. В «кошки-крысы».

Глава 84

Мы с Кейт решили попозже вечером поужинать в ресторане «Царевна-лягушка» в центре Дарема. Она сказала, что нам необходимо пару часов отдохнуть от дел. Что ж, она была права.

Кейт хотела заглянуть сначала домой и попросила меня заехать за ней часа через два. Я не был готов к встрече с такой Кейт, какая открыла мне дверь. Слишком она отличалась от привычной для меня в bas couture.[23] На ней была бежевая узкая полотняная юбка и цветастый блузон. Каштановые волосы зачесаны назад и перехвачены ярко-желтым шарфом.

— Мой воскресный выходной костюм, — объяснила она и заговорщически подмигнула. — Правда, на мое больничное жалованье по ресторанам не походишь. Разве что в дешевые забегаловки.

— У тебя намечено любовное свидание? — поддразнил я по привычке. Но честно говоря, сам не мог понять, кто кого дразнит.

Она небрежным жестом взяла меня под руку.

— Вполне возможно. Ты прекрасно выглядишь. Этакий лихой, самоуверенный повеса.

Я тоже на сегодняшний вечер отказался от своей обычной bas couture и решил казаться таким, как ей хотелось, — лихим и самоуверенным.

Дорога в даремский ресторан мне вспоминается с трудом, помню только, что мы болтали без умолку. Мы с Кейт всегда легко находили общий язык. Меню наше я тоже плохо запомнил, но харч был отменный, в сугубо континентальных традициях. Особенно хороша была утка по-московски и сливы и черника со взбитыми сливками.

Зато у меня до сих пор стоит перед глазами Кейт — она сидела, подперев подбородок рукой. Хоть портрет пиши. Помню, как во время ужина она сняла с головы желтый шарф, сказав при этом с улыбкой:

— Кажется, это чересчур, — а потом добавила: — У меня теперь появилась еще одна излюбленная тема. Тема du jour.[24] О нас с тобой. Мне кажется, она не лишена смысла. Хочешь послушать? — спросила она. Несмотря на мучительное, изнурительное расследование, настроение у нее было прекрасное. И у меня тоже.

— М-м-м, — промычал поселившийся во мне в последнее время мудрец, опасавшийся чрезмерного проявления эмоций.

Кейт благоразумно не обратила на меня внимания и продолжала гнуть свою линию.

— Итак, я начинаю… Алекс, мы оба в настоящий момент очень боимся каких-либо привязанностей в нашей жизни. Слишком боимся, ты и я, как мне кажется. — Она осторожно прощупывала почву. Понимала, что для меня это чрезвычайно опасная территория, и была права.

Я вздохнул. Думаю, мне в тот момент не слишком хотелось влезать во все это, но я бросился в бой.

— Кейт, я мало что рассказывал тебе о Марии… Мы очень любили друг друга все шесть лет, до самого дня ее гибели. Дело вовсе не в том, что помнится только хорошее. Я всегда говорил себе: «Господи, как же мне повезло, что я встретил ее». И Мария испытывала то же самое. — Я улыбнулся. — Во всяком случае, она так мне говорила. Да, ты права, я действительно боюсь новых привязанностей. А больше всего боюсь потерять человека, которого снова так же глубоко полюблю.

— Я тоже боюсь потерять, Алекс. — Я едва расслышал, так тихо произнесла эти слова Кейт. Иногда она становилась очень застенчивой, и это было удивительно трогательно. — Знаешь, в каком-то стихотворении есть такая волшебная строка, волшебная для меня, конечно. «Все, что я любил, у меня отняли, но я не умер».

Я взял ее руку и осторожно поцеловал. В тот момент меня переполняла нежность к Кейт.

— Я знаю эту строчку, — сказал я. Я заметил в ее карих глазах немой вопрос. Может быть, нам действительно следовало разобраться в том, что начиналось между нами. Отважиться на это, пойти на риск.

— Позволь мне еще кое-что тебе сказать. Еще одно признание, которое нелегко сделать. На этот раз не слишком приятное.

— Я жажду услышать его. Я жажду услышать все, в чем ты готова открыться мне.

— Я все время боюсь, что умру так же, как мои сестры. Что у меня тоже будет рак. Во мне словно заложена бомба замедленного действия, которая может взорваться в любой момент. Алекс, я так боюсь оказаться рядом с кем-то, а потом повиснуть тяжелой ношей у него на шее. — Кейт глубоко вздохнула. Ей было наверняка очень трудно все это высказать.

Мы сидели в ресторане долго и держались за руки. Пили портвейн. Оба притихли, пытаясь привыкнуть к новой мощной волне чувств, захлестнувшей нас.

После ужина мы пошли обратно к ней домой на Чепел-Хилл. Первое, что я сделал, это проверил, нет ли в доме непрошеных гостей. Пока мы ехали в машине, я все время пытался уговорить ее остановиться на ночь в гостинице, но она, как всегда, сказала твердое «нет». У меня по поводу Казановы и его игр начинались параноидальные симптомы.

— Какая же ты упрямая, — сказал я, проверив вместе с ней все окна и двери.

— Глубоко независимая. Это звучит гораздо лучше, — парировала Кейт. — Это чувство возникает у всех, кто получает черный пояс каратэ. Второй дан. Так что берегись.

— Ладно. — Я рассмеялся. — Но у меня преимущество в лишних восемьдесят фунтов.

Кейт покачала головой.

— Это тебе не поможет.

— Наверное, ты права. — Я расхохотался во все горло.

Никто не прятался в квартире в Старушкином закоулке. Никого там не было, кроме нас двоих. И это, наверное, было самое страшное.

— Прошу тебя, не убегай сразу. Побудь немного. Пока не захочешь уйти. Или должен будешь, — попросила Кейт.

Я все еще стоял у нее в кухне, неловко засунув руки в карманы.

— Нет такого места, куда мне хотелось бы уйти, — сказал я. Я был слегка на взводе и нервничал.

— У меня есть бутылка «Шато де ла Шез». Кажется, так называется. Стоит всего девять долларов, но вполне приличное. Я купила его специально к этому вечеру, хотя тогда еще этого не знала. — Кейт улыбнулась. — Это было три месяца назад.

Мы устроились на диване в гостиной. Комната была уютная, но несколько старомодная. Черно-белые фотографии сестер и матери развешаны по стенам. Самые счастливые для Кейт времена. Меня поразил снимок, на котором была изображена она сама в розовом форменном платье официантки ресторана на стоянке грузовиков, где она работала, чтобы оплатить учебу. Вот, оказывается, насколько важна была для нее учеба в медицинской академии.

Вероятно, в том, что я рассказал Кейт о Джеззи Фланаган больше, чем хотел, было виновато вино. Это была моя единственная серьезная любовная связь после смерти Марии. Кейт рассказала мне о своем приятеле Питере Макграте — преподавателе истории в университете Северной Каролины. Когда она рассказывала о Питере, я с тревогой подумал, что он может быть одним из подозреваемых, которого мы слишком быстро смели со счетов.

Это дело не давало мне покоя, не выходило из головы даже на одну ночь. А возможно, я просто хотел снова спрятаться за работу. Так или иначе, я решил про себя проверить этого доктора Питера Макграта потщательнее.

Кейт потянулась ко мне, и мы поцеловались. Наши губы были как будто созданы друг для друга. Мы и раньше уже этим занимались — целовались то есть, — но никогда еще так хорошо не получалось.

— Может быть, останешься на ночь? Прошу тебя, останься, — прошептала Кейт. — Хотя бы на эту ночь, Алекс. Нам ведь не нужно ничего бояться, правда, Алекс?

— Нет, конечно, не нужно, — шепнул я в ответ, чувствуя себя сопливым школьником. А может быть, так и должно быть?

Я не знал, что делать дальше, как дотронуться до Кейт, что говорить, чего не делать. Только прислушивался к ее тихому дыханию. И тогда решил, пусть все идет своим чередом.

Мы снова поцеловались, да так нежно, что я не помню в своей жизни такого поцелуя. Мы оба хотели друг друга. Но в этот момент были слишком уязвимы.

Мы пошли с Кейт к ней в спальню. Долго обнимались. Переговаривались шепотом. Спали вместе. Но любовью в ту ночь не занимались.

Мы были самыми близкими друзьями и не желали разрушить эту дружбу.

Глава 85

Наоми казалось, что она окончательно сходит с ума. Она только что, будто наяву, видела, как Алекс убивает Казанову, хотя точно знала, что этого не может быть. Своими собственными глазами видела, как он выстрелил. У нее начинались галлюцинации, и противиться им она была не в силах.

Временами она разговаривала сама с собой. Звук собственного голоса успокаивал.

Наоми устроилась в кресле в своей темной тюремной камере и задумалась. Скрипка была при ней, но она уже давно не играла. Теперь ее тревожило и пугало новое предположение. А вдруг он больше не придет?

Может быть, Казанову схватили, а он не сказал полиции, где держит своих пленниц. Ведь это его главный козырь, так? Его великая тайна. Его последняя соломинка и основная ставка.

А может быть, его уже убили в перестрелке. Каким образом полиция найдет ее и остальных, если он мертв? «Что-то случилось», — думала она. Он ни разу не появился здесь за последние два дня.

Что-то произошло.

Ей отчаянно хотелось повидать солнце, синее небо, траву, готические шпили университета, каменные террасы в парке Сара-Дьюк, даже речку Потомак во всем ее грязнющем великолепии — дома, в Вашингтоне.

Наконец Наоми встала с кресла-качалки, стоявшей рядом с кроватью. Медленно, очень медленно она прошла по голому дощатому полу и остановилась у запертой двери, прижавшись щекой к холодному дереву.

«Неужели я способна на такое безумие? — спрашивала она себя. — Неужели готова подписать себе смертный приговор?»

У нее перехватило дыхание. Она прислушалась, надеясь уловить хоть какие-то звуки в таинственном доме, хоть какой-нибудь самый незначительный шум. Комнаты были звукоизолированы, но достаточно громкие звуки все же проникали сквозь стены зловещего здания.

Она обдумывала то, что хотела сказать, какие именно слова.

«Меня зовут Наоми Кросс. Где ты, Кристин, Зеленоглазка? Я поняла, что ты права. Надо что-то предпринять. И нужно это сделать сообща… Он больше не вернется».

Наоми обдумала свою речь, все здраво рассудила, но произнести эти слова вслух не могла. Она понимала, что пойти против его воли означало обречь себя на смерть.

Кристин Майлз звала ее уже несколько раз за последние сутки, но Наоми не ответила ни разу. Разговаривать было запрещено, а наказание за непослушание она видела своими глазами. Повешенная женщина несколько дней назад. Бедная Анна Миллер. Еще одна студентка юридического факультета.

В тот момент она не слышала ни звука. Полная тишина. Абсолютное безмолвие. Тихое бормотание вечности. Ни автомобильного гудка, ни шуршания шин или выстрела выхлопной трубы. Даже рокота самолета в небе ни разу не донеслось.

Наоми решила, что они находятся под землей, причем довольно глубоко. Неужели он сам выстроил этот подземный дворец, этот «приют греха»? Обдумывал, мечтал, а затем в порыве психопатической ярости и приливе энергии воплотил в жизнь? Она считала, что так, наверное, и было.

Она готовила себя к тому, чтобы нарушить тишину. Ей необходимо поговорить с Кристин, с Зеленоглазкой. Во рту пересохло. Язык словно ватный. Наоми облизала губы.

— Я бы убила сейчас за бутылку коки. Убила бы его за бутылку коки, — прошептала она. — Убила бы не задумываясь при первой возможности.

«Я могла бы убить Казанову. Могла бы совершить убийство. Неужели я до этого докатилась?» — подумала Наоми и всхлипнула.

И тогда внезапно она закричала в полный голос:

— Кристин, ты слышишь меня? Кристин! Это я, Наоми Кросс!

Она дрожала всем телом, и горячие слезы текли ручьем по щекам. Она восстала против него и его вонючих строгих правил.

Зеленоглазка отозвалась немедленно. Ее голос прозвучал как небесная музыка.

— Я слышу тебя, Наоми. Мне кажется, я от тебя всего в нескольких комнатах. Слышу тебя прекрасно. Продолжай, Наоми. Я уверена, его сейчас нет.

Наоми больше не задумывалась о том, что делает. Может быть, он здесь, может быть, нет. Теперь это не имело значения.

— Он собирается нас убить, — кричала она. — С ним что-то случилось. Он наверняка нас убьет. И если делать что-то, то немедленно.

— Наоми права! — Голос Кристин звучал слегка приглушенно, как будто со дна колодца. — Все слышали, что сказала Наоми? Конечно, слышали!

— У меня появилась идея. Пусть все подумают. — Теперь Наоми говорила еще громче. Ей не хотелось прерывать разговор. Все должны ее выслушать, все похищенные женщины. — Когда он в следующий раз нас соберет, мы должны решиться. Если набросимся на него все скопом, он может ранить кого-нибудь, но не всех. Как вы думаете?

И тогда тяжелая деревянная дверь в комнату Наоми стала со скрипом открываться. Ворвался поток света.

В безмолвном ужасе Наоми смотрела, как открывается дверь. Она не в силах была пошевелиться, произнести слово.

Сердце громко и болезненно колотилось, дыхание сперло. Ей казалось, что она умирает. Он был там, ждал все это время, подслушивал.

Дверь распахнулась.

— Привет, меня зовут Уилл Рудольф, — приятным голосом произнес высокий красивый мужчина. — Мне очень нравится твой план, но не думаю, что из него что-нибудь выйдет. Могу объяснить почему.

Глава 86

Я приехал в международный аэропорт Роли-Дарем около девяти утра в среду. В бой рвалась тяжелая артиллерия — подкрепление в лице Сэмпсона было на подходе к городу.

В отличие от атмосферы ужаса и панических настроений, царивших на улицах Дарема и Чепел-Хилла, аэропорт встретил меня тем ранним утром обычной суетой. Толпа деловых людей в темных отутюженных костюмах и цветастых платьях от Неймана Марка и Дилларда, казалось, игнорировала все эти страхи. Мне это нравилось. Молодцы. Отрицание тоже своеобразный выход.

Наконец я увидел Сэмпсона, широким решительным шагом направлявшегося из зала компании «Ю.С. Эйр». Я помахал ему местной газетой. Так всегда и было: я машу, а Человек Гора — нет. Он поприветствовал меня коротким сухим кивком. А мне большего и не надо. Как раз то, что доктор прописал.

Я прокатил Сэмпсона с ветерком от аэропорта до Чепел-Хилла. Мне хотелось обследовать район реки Викаджил. Очередное предположение, но к чему-нибудь оно могло привести… например, к местонахождению «исчезающего» дома. Я включил в список консультантов доктора Луи Фрида, бывшего преподавателя и наставника Сета Сэмюеля. Доктор Фрид был известным чернокожим историком, специалистом по Гражданской войне, которой я тоже интересовался. Рабы и Гражданская война в Северной Каролине… В особенности подземная железная дорога, которой пользовались рабы, удиравшие на Север.

Когда мы въехали в Чепел-Хилл, Сэмпсон своими глазами увидел, как отозвались на обитателях некогда мирного университетского городка похищения и страшные убийства. Подобное мне приходилось наблюдать во время случайных поездок в нью-йоркском метро. А еще это слегка напоминало мне о доме, нашей столице. Теперь жители Чепел-Хилла торопливо шагали по своим очаровательным улочкам, низко опустив головы. Они боялись смотреть друг другу в глаза, особенно незнакомым людям. Доверие сменилось подозрительностью, страхом. Милая сердцу открытая провинциальность исчезла.

— Ты думаешь, Казанова вкушает славу «Похитителей трупов»?[25] — спросил Сэмпсон, пока мы кружили по улицам, огибавшим территорию университета Северной Каролины, где когда-то начинал Майкл Джордан и многие другие звезды баскетбола.

— Да, я думаю, ему по душе слава местной знаменитости. Он любит играть в такие игры. И очень гордится своим мастерством, своим искусством.

— А не желает ли он расширить поле деятельности? Приобрести холст побольше, как говорится, — поинтересовался Сэмпсон, пока мы одолевали пологие холмы, в честь которых университетский город и получил, по всей вероятности, свое название.[26]

— Об этом мне пока ничего не известно. Он вполне может довольствоваться тем, что имеет. Не выходит за пределы своей территории. Некоторые убийцы очень строго соблюдают границы своих владений. Ричард Рамирес, например, или Сын Сэма, или убийца с Зеленой Речки.

Потом я рассказал Сэмпсону о своей теории психологии близнецов. Чем больше я над ней размышлял, тем основательнее она мне казалась. Даже ФБР постепенно стало в нее верить.

Каждый из них вынужден делиться с другим своей великой тайной. Похищение красивых женщин лишь часть ее. Один из них считает себя «героем-любовником», художественной натурой. Другой — жестокий убийца, тип гораздо более распространенный среди особо опасных преступников. Они дополняют друг друга, возмещают взаимные слабости. Пока они вместе, они неуязвимы, я полагал. Но главное, что они, как мне кажется, тоже такого мнения.

— Который из них лидер? — спросил Сэмпсон. Прекрасный вопрос, и возник совершенно интуитивно. Именно так, по наитию, Сэмпсон и находит отгадки.

— Думаю, Казанова. Он определенно гораздо изобретательнее. Именно он до сих пор не сделал ни одной грубой ошибки. Но Джентльмену явно не слишком нравится роль ассистента. Поэтому он скорее всего и переехал в Калифорнию. Проверить, не сможет ли справляться в одиночку. И не смог.

— Казанова — это тот придурочный преподаватель? Доктор Вик Сакс? Знаток порнографии, о котором ты мне рассказывал? Это наш человек, Рафинад?

Я внимательно посмотрел на сидевшего рядом Сэмпсона. Теперь мы уже говорили о деле. Профессиональный язык легавых.

— Иногда мне кажется, да, это Сакс и он так дьявольски умен и хитер, что может позволить себе открыться нам. Ему доставляет удовольствие наблюдать, как мы стоим на ушах, чтобы найти его. Игра, которая дает ему ощущение власти.

Сэмпсон кивнул коротко и всего один раз.

— А что вам приходит в голову в другое время, доктор Фрейд?

— А в другое время я начинаю сомневаться, Сакс ли это. Казанова чрезвычайно находчив и так же невероятно осторожен. Возможно, он выдает дезинформацию, чтобы каждый гнался за своим собственным хвостом. Даже Кайл Крейг того и гляди взбесится.

Сэмпсон наконец продемонстрировал свои крупные белоснежные зубы. Может быть, это называлось улыбкой, а может быть, он собирался меня укусить.

— Похоже, я в это пекло как раз вовремя угодил, мать его растак.

Стоило мне притормозить у дорожного знака, как от стоявшей неподалеку машины к нам бросился человек с пистолетом. Мы с Сэмпсоном не успели отреагировать, как дуло его «смит-и-вессона» уперлось мне прямо в челюсть. «Все, — подумал я, — кранты. Абзац!»

— Полиция Чепел-Хилла, — заорал человек в открытое окно. — Выметайтесь из машины! Руки за голову!

Глава 87

— Да, ты сюда как раз вовремя поспел, — шепнул я Сэмпсону сквозь зубы. Мы медленно и очень осторожно выбрались из машины.

— Похоже на то, — отозвался он. — Гляди в оба, Алекс. Не допусти, чтобы нас сейчас подстрелили или исколошматили. Мне такие шутки были бы не по вкусу.

Я приблизительно догадывался, в чем тут дело, и это выводило меня из себя. Мы с Сэмпсоном оказались в числе подозреваемых. Но почему? Да потому, что мы, пара черномазых, ехали по закоулкам Чепел-Хилла в десять часов утра, будь оно трижды проклято.

Я видел, что Сэмпсон тоже злится, но по-своему. Он натянуто улыбался и качал головой.

— Класс, — говорил он. — Высокий класс.

Появился еще один полицейский Чепел-Хилла, в помощь своему напарнику. Ребята были крутые, лет под тридцать. Длинные лохмы. Пышные усы. Сильные мускулистые тела, накачанные в центральной спортшколе. Под руководством Ника Раскина и Дэйви Сайкса.

— Тебе смешно? — спросил второй полицейский, да так тихо, что я едва расслышал. — Веселишься, чернозадый? — спросил он Сэмпсона. У него в руке была свинцовая дубинка, и держал он ее у самого бедра, готовый нанести удар.

— Это лучшее, что я слышал за последнее время, — сказал Сэмпсон, продолжая улыбаться. Дубинок он не боялся.

По затылку у меня побежали мурашки, а по спине медленно стекал пот. Давненько я не слышал оскорблений в свой адрес, и теперь это мне очень не понравилось. Это было последней каплей ко всей той мерзости, с которой мне пришлось столкнуться с тех пор, как я сюда попал. Хотя издевательства над черными в Северной Каролине и на Юге далеко не редкое явление и по сей день.

Я попытался объяснить, кто мы такие.

— Меня зовут…

— Заткнись, ублюдок! — Прежде чем я успел окончить фразу, один из них долбанул-таки меня дубинкой по пояснице. Не так сильно, чтобы оставить след, но достаточно чувствительно. Впрочем, не могу сказать, что́ болело больше — душа или спина.

— Этот, по всему видно, накачался. Вон глаза какие красные, — сказал патрульный с тихим голосом. — Наверняка на игле сидит. — Разговор шел обо мне.

— Меня зовут Алекс Кросс. Я — следователь. А ты — сволочь, мать твою. Я занимаюсь делом Казановы, — неожиданно для себя самого завопил я. — Звоните следователям Раскину и Сайксу. Немедленно! Звоните Кайлу Крейгу из ФБР!

В тот же момент я резко развернулся и всадил кулак в горло тому, кто стоял поближе. Он камнем рухнул на землю. Напарник его рванулся к нам, но Сэмпсон свалил его на тротуар, прежде чем тот успел натворить что-нибудь совсем уж идиотское. Револьвер у первого дурака я отобрал легче, чем у четырнадцатилетнего сопляка в Вашингтоне.

— Значит, руки за голову? — переспросил Сэмпсон своего «подозреваемого». И в голосе его не было ни доли иронии. — Скольких черных ты дерьмом облил? Скольких называл «чернозадыми» и издевался вот так? Вот так, вот так… чтобы ты понял, мать твою, каково им было. Меня от тебя блевать тянет.

— Вам прекрасно известно, что Казанова не черный, — сказал я обоим разоруженным полицейским Чепел-Хилла. — А если вам, джентльмены, ничего об этом не известно, поверьте мне на слово.

— В этом районе было много ограблений, — сказал тихоголосый. Он внезапно весь сжался и начал переминаться с ноги на ногу, будто знаменитую американскую чечетку вздумал отбивать или старинный тустеп отплясывать — два шага вперед, один назад.

— Ты эти оправдания брось! — прорычал Сэмпсон, поигрывая своим пистолетом, чтобы эти два дуболома тоже чуток в штаны наложили.

Мы с Сэмпсоном снова сели в машину и прихватили с собой их оружие. Неплохой сувенир к началу дня. Пусть теперь объясняются со своим начальством в участке.

— Сукин сын! — буркнул Сэмпсон, когда мы отъехали.

А я треснул ладонью по рулевому колесу. Потом еще раз. Эта история вывела меня из себя даже больше, чем я предполагал. А может быть, просто нервы сдали.

— С другой стороны, мы этих сопляков уложили как нечего делать, — заметил Сэмпсон. — От их махрового расизма у меня кровь закипает. Ладно, пар выпустили. Это хорошо. Теперь как раз настрой что надо.

— Рад снова видеть твою рожу, — сказал я Сэмпсону. И улыбнулся наконец. Мы оба улыбнулись. А потом расхохотались как бешеные.

— Я тоже рад тебя видеть, Черный Рафинад. Выглядишь по-прежнему как огурчик. Эта нервотрепка на тебе не сказалась. А теперь за работу. Знаешь, мне жаль этого шизика, если он сегодня попадет к нам в лапы… что было бы очень и очень желательно.

Мы с Сэмпсоном тоже были вроде неразлучных близнецов, и это всегда здорово помогало.

Глава 88

Мы застали декана Браунинга Лоуэлла за тренировкой в новом университетском спортзале в Аллен-Холле на территории Дьюка. Зал был оборудован самыми лучшими и самыми современными тренажерами: гребные устройства, гимнастический комплекс «Стэр-Мастерс», «бегущие дорожки», гравитроны.

Лоуэлл тренировался со штангой. Нам надо было поговорить с ним о Вике Саксе, профессоре порнографии.

Мы с Сэмпсоном понаблюдали, как Лоуэлл выполняет жимы, упражнения для ног и пресса. Впечатление все это произвело даже на нас, хотя мы в подобном деле собаку съели. Лоуэлл был настоящим атлетом.

— Так вот как выглядят вблизи боги Олимпа, — сказал я, когда мы наконец направились к нему через зал. Из репродукторов, развешанных по стенам, звучал голос Уитни Хьюстон. На пение Уитни у всех профессоров вставало.

— Олимпийский Бог рядом с тобой идет, — напомнил Сэмпсон.

— Об этом легко забыть в присутствии великих, но пока скромных, — сказал я с усмешкой.

Услышав топот наших уличных башмаков по полу спортзала, Лоуэлл поднял голову. Улыбка у него была открытая и дружелюбная. Душка Браунинг Лоуэлл. Он и в самом деле производил приятное впечатление. Во всяком случае, из кожи вон лез, чтобы таким казаться.

Мне надо было за короткое время вытянуть из этого весьма осведомленного в университетских делах человека как можно больше информации. Где-то в недрах университета должна была прятаться та самая недостающая часть головоломки, которая объяснит все эти загадочные убийства. Я представил Сэмпсона, и мы затеяли легкую учтивую беседу. Я спросил Лоуэлла, что ему известно о Вике Саксе.

Декан старался изо всех сил, так же как и при первой нашей встрече.

— В семье, как говорится, не без урода. Вот таким «уродом» и является Сакс, уже лет десять. Подобные ему встречаются практически во всех университетах, хоть один, но есть, — сказал Лоуэлл и глубоко задумался. Я заметил, что даже на лице у него, когда он хмурится, проступают мускулы. — Сакс известен под кличкой Доктор Мразь. Но он состоит в штате, и кроме того, никогда не был пойман с поличным на чем-то непотребном. Наверное, мне полагалось бы выгораживать доктора Сакса за недостаточностью улик, но я не стану этого делать.

— Вам доводилось слышать о коллекции порнографических книг и фильмов, которая принадлежит Саксу и которую он хранит у себя дома? Порнография, замаскированная под эротику. — Сэмпсон решил задать этот вопрос вместо меня.

Тогда Лоуэлл приостановил свою усиленную тренировку. Долго смотрел на нас обоих, потом спросил:

— Доктора Сакса подозревают в деле исчезновения всех этих молодых женщин?

— Подозреваемых много, декан. И пока я не могу больше ничего сказать. — Это была правда. Лоуэлл кивнул.

— Я понимаю вас, Алекс, и попробую рассказать кое-что о Саксе, что могло бы помочь. — Он окончательно завершил тренировку и принялся растирать мощную шею и плечи. Тело его напоминало полированную скалу.

Лоуэлл говорил, продолжая педантично растираться.

— Начну, пожалуй, с самого начала. Когда-то здесь произошло жуткое убийство молодой пары. Случилось это в восемьдесят первом году. Вик Сакс в то время учился на последнем курсе, изучал гуманитарные науки. Чрезвычайно способный был студент. Я тогда уже окончил университет. Вступив в должность декана, я узнал, что Сакс проходил по подозрению в убийстве этой пары, но был полностью оправдан. Не нашлось ни одной улики, подтвердившей бы его прямое или косвенное участие. Подробности мне неизвестны, но вы и сами можете все выяснить у даремской полиции. Случилось это весной восемьдесят первого. Убиты были Ро Тирни и Том Хатчинсон. Скандал был грандиозный, насколько мне помнится. В те времена убийство могло решительно потрясти общественность. Но дело в том, что это преступление так и осталось нераскрытым.

— А почему вы раньше об этом не рассказывали? — спросил я Лоуэлла.

— ФБР и так все известно, Алекс. Я сам их информировал. И знаю, что с доктором Саксом они беседовали несколько недель назад. У меня создалось впечатление, что он вне подозрения и что связи между нынешними и тем преступлением не обнаружено. Я в этом абсолютно уверен.

— Ну что ж, вполне откровенно, — сказал я декану и попросил его еще об одном большом одолжении. Не мог бы он выяснить, что выспрашивали о докторе Саксе фэбээровцы? А еще я хотел бы посмотреть журналы университета за те годы, когда Сакс и Уилл Рудольф были студентами. Мне надо было тщательно изучить выпуск восемьдесят первого года.

Около семи вечера того же дня мы с Сэмпсоном снова повстречались с полицией Дарема. Среди остальных были следователи Раскин и Сайкс — несли тяжкий груз профессионального долга.

Перед началом совещания о новых данных в ходе следствия по делу Казановы они отвели нас в сторону. Им тоже передалось общее напряжение, что несколько сбило с них спесь.

— Слушайте, вам обоим уже приходилось заниматься такими жуткими делами, — сказал Раскин. Как обычно, говорил в основном он. Дэйви Сайксу мы нравились не более, чем в первый день встречи. — Я знаю, мы с напарником поначалу не очень привечали вас. Но хочу, чтобы вы знали: мы желаем лишь одного — остановить убийства.

Сайкс закивал своей квадратной головой.

— Мы хотим прижать Сакса к ногтю. Вся беда в том, что наше начальство заставляет нас, как всегда, гоняться за собственными хвостами.

Раскин наконец улыбнулся, и я вслед за ним. Политика полицейского управления нам всем была хорошо известна. Но я по-прежнему не доверял даремским следователям по особо опасным преступлениям. Уверен был, что они хотят нас с Сэмпсоном использовать или, по крайней мере, держать на отшибе. И, кроме того, меня не покидало ощущение, что они до сих пор придерживают кое-какие улики.

Даремские детективы сообщили нам, что они проверяют всех врачей в Университетском треугольнике и отмечают тех, кто хоть каким-нибудь боком был причастен к преступлениям или как-то связан с преступным миром. Вик Сакс среди них главный подозреваемый, но не единственный.

До сих пор было вовсе не исключено, что Казанова окажется тем, о ком мы думать не думали и даже слыхом не слыхивали. Так очень часто случается в следствии по делу о многократных убийствах. Он где-то рядом, а мы, возможно, даже не представляем себе, кто он такой. И это пугает больше всего. И раздражает, конечно, тоже.

Ник Раскин и Сайкс отвели нас с Сэмпсоном к стенду с перечнем подозреваемых. В нем значилось семнадцать имен. Пятеро врачей. Кейт с самого начала предполагала, что Казанова врач, и Кайл Крейг придерживался того же мнения.

Я прочел имена врачей:

И снова я задумался, не могли ли сразу несколько человек быть причастны к дому ужасов. Или все-таки Вик Сакс — наш человек? Он — Казанова?

— Ты у нас большой дока по этой части. — Дэйви Сайкс внезапно прикоснулся к моему плечу. — Так кто же он, скажи нам, учитель? Помоги нам. Помоги деревенщинам. Поймайте чудовище, доктор Кросс.

Глава 89

Поздним вечером Казанова снова отправился в путь. На промысел. Вот уже несколько дней он был лишен этого удовольствия, но нынешняя ночь должна принести ему удачу.

Он без труда проник на большую территорию охраняемого Медицинского центра университета Дьюк через мало кому известную железную калитку частной стоянки, предназначенной только для врачей Центра. По пути к пункту своего назначения он прошел мимо группы чирикающих медсестер и серьезного вида врачей. Некоторые из докторов и сестер кивали и даже улыбались ему.

Как всегда, Казанова легко вписывался в окружающую обстановку. Он мог пройти куда заблагорассудится… что он и делал.

Торопливо шагая по стерильно-чистым больничным коридорам, он был погружен в сложные подсчеты и размышления, касавшиеся его ближайшего будущего. Деятельность его была необычайно успешна здесь, в Университетском треугольнике, и на юго-востоке, но ее явно пора было прикрывать. Начиная непосредственно с нынешней ночи.

Алекс Кросс и другие дотошные ничтожества подобрались к нему чересчур близко. Даже даремская полиция начинала представлять опасность. Его классифицировали — совершенно неверно — как территориального убийцу, действующего только на своем пятачке. Ему известна была их терминология. Настанет день, и кто-нибудь доберется до дома. Или того хуже, по злой иронии судьбы кому-нибудь удастся обнаружить его самого.

Да, пришла пора сниматься с места. «Может быть, им с Уиллом Рудольфом поехать в Нью-Йорк? — думал он. — Или в солнечную Флориду? В Аризоне тоже было бы неплохо. Провести осень в Темпе или Таксоне… шумные университетские городки, где полно превосходной дичи. Или осесть в одном из огромных учебных центров Техаса? В Остине тоже неплохо или в Урбане штата Иллинойс? Мэдисон, Висконсин? Колумбия, Огайо?»

А еще его очень тянуло в Европу. В один из трех городов — Лондон, Мюнхен или Париж. Собственный вариант кругосветного турне. Наверное, это более всего годится при нынешних обстоятельствах. Поистине грандиозное турне двух лихих ребят.

Кому захочется тащиться в кино на «Дракулу», когда вокруг денно и нощно бродят настоящие чудовища?

Казанова пытался сообразить, не мог ли кто-нибудь пробраться вслед за ним в лабиринты Медицинского центра, Алекс Кросс например. Вполне возможно. У доктора Кросса чрезвычайно упрямый нрав. Он вычислил в Вашингтоне того самого весьма неизобретательного детоубийцу, заурядного шизика. Кросса надо ликвидировать до того, как они с Рудольфом отправятся на новые подвиги, иначе он последует за ними в ад и обратно.

Казанова прошел сложными лабиринтами во второй корпус клиники. Там располагался больничный морг и производственные помещения, куда мало кто наведывался.

Он оглянулся и посмотрел в глубь серовато-белого коридора. Позади никого не видно. Видимо, кроме него, желающих окунуться в этот безжизненный, безрадостный мир не нашлось.

А может быть, о нем все-таки еще не знают? Еще не вычислили? Если и так, скоро все выплывет наружу. Есть слабые места, за которые можно уцепиться. И потянется ниточка обратно, к Ро Тирни и Тому Хатчинсону. Нераскрытое убийство золотой парочки. Самое начало их с Уиллом Рудольфом пути. Господи, как он рад, что друг вернулся. В присутствии Рудольфа он всегда лучше себя чувствует. Рудольф понимал, что такое желание, и безоговорочно признавал свободу отсутствия запретов.

Казанова теперь бежал трусцой по сверкающему чистотой коридору второго корпуса Медицинского центра. Стук его башмаков эхом разносился по пустым помещениям. Несколько минут спустя он был уже в четвертом корпусе, оставив позади всю северо-восточную часть клиники.

Он еще раз оглянулся. Никого. Никто еще не догадался. Может быть, и не догадается никогда.

Казанова вышел на ярко, до рези в глазах, освещенную стоянку. Черный джип стоял у самого здания, и Казанова с ходу, без колебаний вскочил в него и сел за руль.

На номерном знаке машины стояло ДМ,[27] штат Северная Каролина. Еще одна из его масок.

Он снова почувствовал себя полным сил и уверенности. Это было удивительное ощущение свободы и бодрости духа. Его звездный час! Ему казалось, что он способен взлететь к затянутому черным шелком небу.

Он наметил жертву.

Ею снова должна стать доктор Мактирнан.

Он так тосковал по ней.

Он любил ее всей душой.

Глава 90

Доктор Уилл Рудольф устремился сквозь ночь к своей ничего не подозревающей добыче. Его раздирало желание. Пьянило. Ему следовало посетить пациентку на дому. Так должен поступать любой настоящий врач, по крайней мере тот, кто неравнодушен к состоянию своего больного.

Казанова не желал, чтобы он появлялся на улицах Дарема или Чепел-Хилла. Вернее, просто запретил. Вполне понятно, абсолютно правильно, но совершенно нереально. Они снова работали на пару. Кроме того, опасность по ночам сводилась к минимуму, а награда стоила любого риска.

Второй акт драмы должен был разыграться в ближайший час, и главную роль в нем сыграет он. Уилл Рудольф был в этом уверен. Он не таскал за собой эмоционального багажа. И ахиллесовой пяты у него не было. А у Казановы была… и звали ее Кейт Мактирнан.

«Она каким-то странным образом стала его конкурентом», — подумал он. Казанову связывают с ней особые узы. Она почти совпадала с образом «возлюбленной», которую он настойчиво искал повсюду. А в силу этого она становилась опасной для их, его и Казановы, сложных взаимоотношений.

Въезжая в Чепел-Хилл, он размышлял о своем «друге». Что-то изменилось между ними, они стали еще ближе один другому. Разлука длиной почти в год позволила ему глубже оценить удивительные отношения. Они были теперь теснее, чем когда-либо. Нет на свете больше никого, с кем он мог бы поговорить, ни единого человека, кроме Казановы.

«Как это печально, — подумал Рудольф. — Как удивительно».

В течение года, проведенного в Калифорнии, Уилл Рудольф часто вспоминал мучительное чувство одиночества, не покидавшее его в детстве. Родился он и вырос в Форт-Брэге, Северная Каролина, затем переехал в Эшвил. Он был сыном полковника авиации, привыкшим к муштре, истинным выходцем с Юга. Ему хватило ума создать себе подобающий имидж: отличник учебы, вежливый, услужливый, добродетельный ко всему прочему. Настоящий джентльмен. И никому в голову не приходило, чего он хочет, к чему стремится на самом деле… и это была истинная причина его невыносимо глубокого одиночества.

Он понимал, когда пришел конец этому одиночеству. Точно знал, когда оно окончилось и где. Он помнил первую, совершенно ошеломившую его встречу с Казановой. Случилось это прямо на территории университета Дьюк, и для них обоих встреча была чревата большой опасностью.

Джентльмен в деталях помнил тот момент. У него была маленькая комнатка, в точности такая, как у всех остальных студентов, живших в общежитии. Однажды Казанова объявился далеко за полночь, около двух. И напугал его до смерти.

Он выглядел очень уверенно, когда Уилл Рудольф открыл ему дверь. Есть такой «театральный» эстетский фильм под названием «Веревка».[28] Так вот это словно была сцена из этого самого фильма.

— Ты не хочешь меня пригласить войти? Не думаю, что тебе понравится, если я начну вещать на весь коридор, — с улыбкой проговорил он.

Рудольф впустил его. И закрыл дверь. Сердце его билось учащенно.

— Чего тебе надо? Господи, уже почти два часа ночи.

И снова улыбка. Дьявольски самоуверенная. Он все знает!

— Ты убил Ро Тирни и Томаса Хатчинсона. Ты преследовал ее больше года. И любовную памятку о Ро ты хранишь прямо здесь, в этой комнате. Ее язык, я думаю.

Это был самый драматический момент в жизни Уилла Рудольфа. Нашелся такой человек, который знает, кто он есть на самом деле. Его вычислили.

— Не бойся. Мне известно также, что доказать твою причастность к этим убийствам никак нельзя. Ты совершил безупречные убийства. Скажем, почти безупречные. Поздравляю.

Стараясь играть настолько правдоподобно, насколько это было возможно при сложившихся обстоятельствах, Рудольф рассмеялся в лицо обвинителю.

— Ты совсем с ума сошел. Убирайся немедленно. Никогда не слышал большей глупости.

— Именно так, — согласился обвинитель. — Но ты мечтал ее услышать всю жизнь… А теперь я скажу тебе кое-что еще, не менее интересное. Я понимаю, что именно ты сделал и почему. Я сам такое вытворял. Я очень похож на тебя, Уилл.

Рудольф сразу, в тот же момент, почувствовал их неразрывное единство. Первый раз в жизни ощутил нерасторжимую связь с другим человеком. Может быть, именно это зовется любовью? Способны ли обыкновенные люди испытывать те чувства, что доступны ему? Или они обманывают себя? Облекают прозаический процесс обмена семенного потока ореолом романтики, таинственности?

Но не успев ответить на эти вопросы, он прибыл к конечному пункту своего назначения. Остановив машину под старинным огромным вязом, выключил фары. Двое негров стояли на крыльце дома Кейт Мактирнан.

Один из них был Алекс Кросс.

Глава 91

В начале одиннадцатого мы с Сэмпсоном ехали по темной извилистой улице на окраине Чепел-Хилла. День для нас выдался долгий и трудный.

Чуть раньше тем же вечером я прихватил Сэмпсона на встречу с Сетом Сэмюелем Тейлором. Еще мы переговорили с одним из бывших педагогов Сета, доктором Луи Фридом. Я поделился с доктором Фридом своей версией «исчезающего» дома. Он согласился помочь мне в том, что касалось расследования возможного местонахождения этого дома.

Я еще мало что рассказывал Сэмпсону о Кейт Мактирнан. Но настало время им встретиться.

Я пока не знал, к чему клонится наша дружба, не знала этого и Кейт. Может быть, у Сэмпсона появятся какие-нибудь идеи по этому поводу, когда он увидит ее. Я был уверен, что появятся.

— Ты всегда так допоздна работаешь, как сегодня? — поинтересовался Сэмпсон, когда мы свернули на улицу, где жила Кейт. Она называла эту улицу Старушкиным закоулком.

— Буду так работать до тех пор, пока не найду Липучку или не пойму, что не в силах ее найти, — объяснил я. — Тогда возьму на всю ночь отгул.

Сэмпсон хмыкнул.

— Ах ты, черт с рогами.

Мы выскочили из машины и направились к входу. Я позвонил.

— Ключей не дают? — бесстрастным тоном спросил Сэмпсон.

Кейт включила для нас свет на крыльце. Я удивлялся, почему она не держит его включенным всю ночь. Чтобы сэкономить несколько центов в месяц? Чтобы не привлекать мошкару? Потому что упряма и желает еще раз встретиться с Казановой? Скорее всего, последнее, судя по тому, что я уже знал о Кейт. Она жаждала встречи с Казановой не меньше, чем я.

Она вышла к нам в хлопчатобумажной сорочке, потертых с прорехами джинсах, босая, но с покрытыми ярким лаком ногтями на ногах. Распущенные волосы спадают до плеч. Очень красивая, этого не признать никак нельзя.

— Ну и мошкара, житья от нее нет! — воскликнула она, стоя на крыльце и оглядываясь по сторонам.

Она обняла меня и чмокнула в щеку. Я вспомнил, как мы лежали, обнявшись, прошлой ночью. Где это было? И было ли вообще? Я не мог поверить.

— Здравствуйте, Джон Сэмпсон, — сказала Кейт, крепко пожав ему руку. — Мне кое-что известно о вашей с Алексом дружбе с тех пор, как вы познакомились девятилетними мальчиками. За кружкой пива вы могли бы рассказать мне все остальное. Как вам это представляется. — Она улыбнулась. У меня всегда на душе теплело, когда я видел ее улыбку.

— Значит, вы и есть та самая знаменитая Кейт. — Сэмпсон, не отпуская ее руки, смотрел в самую глубь карих глаз. — Я слышал, вы работали в закусочной для водителей грузовиков, чтобы оплатить свое медицинское образование. Или в каком-то еще более сомнительном заведении. А также знаю о втором дане, о черном поясе. — Он расплылся в улыбке и почтительно поклонился.

Кейт улыбнулась Сэмпсону и отвесила ответный поклон.

— Заходите в дом, спасайтесь от надоедливых комаров и жуткой жары. Похоже, Алекс сплетничал у нас за спиной. Мы его за это проучим. Устроим против него заговор.

— Вот это и есть Кейт, — сказал я Сэмпсону, входя вслед за ним. — Как она тебе?

Он оглянулся.

— Ты ей почему-то очень нравишься. Ей нравлюсь даже я, хотя это гораздо более естественно.

Мы сидели в кухне и разговаривали, чувствуя себя легко и свободно, как это обычно бывало в ее присутствии. Мы с Сэмпсоном пили пиво, а Кейт чай со льдом. Было ясно, что Кейт с Сэмпсоном понравились друг другу. А почему бы и нет? Оба независимые, умные, великодушные.

Я поведал ей о прошедшем рабочем дне, о разочаровавшей нас встрече с Раскином и Сайксом, а она рассказала о том, как прошел день в больнице, даже процитировала нам кое-что из своих внеслужебных заметок.

— Похоже, кроме черного пояса, вы еще обладаете превосходной памятью, — сказал Сэмпсон, вскинув от удивления брови. — Не удивительно, что доктор Алекс такого высокого о вас мнения.

— Это правда? — Кейт взглянула на меня. — Мне ты этого никогда не говорил.

— Хочешь верь, хочешь нет, но Кейт не слишком эгоцентрична, — сказал я Сэмпсону. — Удивительное и уникальное заболевание в наше время. А все потому, что она редко смотрит телевизор. Зато много читает.

— Не очень-то вежливо обсуждать друзей в присутствии других, — возмутилась Кейт и шлепнула меня по руке.

Мы еще поговорили немного о деле. О докторе Вике Саксе и его излюбленных играх. О гаремах. О масках. Об «исчезающем» доме. О моей последней версии, к которой подключился доктор Луи Фрид.

— Я тут перед вашим приходом почитывала кое-что, — сообщила Кейт. — Некое эссе о мужских сексуальных порывах, об их природной естественной красоте и силе. Там рассказывается о современных мужчинах, стремящихся отгородиться от матерей, разорвать удушающую космологическую пуповину. Идея состоит в том, что мужчины жаждут свободы для утверждения своего мужского начала, а современное общество постоянно подавляет их. Какие будут комментарии, джентльмены?

— Мужчины останутся мужчинами. — Сэмпсон продемонстрировал крупные белые зубы. — В душе мы все львы и тигры. Космологической пуповины я никогда в глаза не видывал, поэтому от комментариев по этой части эссе воздержусь.

— А ты что думаешь, Алекс? — спросила меня Кейт. — Кто ты, лев или тигр?

— В большинстве мужчин мне всегда определенно кое-что не нравилось, — сказал я. — Мы и в самом деле невероятно подавлены. И от этого монохромны. Не уверены в себе, вечно обороняемся. Рудольф и Сакс довели свое мужское самоутверждение до чрезмерности. Они не желают признавать законы и мораль общества.

— Трам-та-ра-рам, — пробарабанил Сэмпсон, имитируя заставку телевизионного ток-шоу.

— Они считают себя умнее всех, — сказала Кейт. — Во всяком случае Казанова. Он смеется над нами. Он мерзкий сукин сын.

— Вот поэтому я здесь, — обратился к ней Сэмпсон. — Чтобы поймать его, посадить в клетку, запереть, а ключ закинуть на вершину горы. Но в клетку он попадет уже жмуриком.

Время шло, вернее, летело. Уже наступила ночь, и нам пора было уходить. Я пытался уговорить Кейт переночевать в гостинице. Мы уже не раз обсуждали этот вопрос, но ответ был всегда один.

— Благодарю за заботу, но нет, — сказала она, провожая нас на крыльцо. — Я не позволю ему выгнать меня из собственного дома. Этого он не дождется. Пусть попробует сунуться, посмотрим, кто кого.

— Алекс прав насчет гостиницы, — проговорил Сэмпсон тем ласковым тоном, какой приберегал только для близких друзей. — Это настоятельная рекомендация от самых лихих легавых округи.

Кейт отрицательно покачала головой, и я понял, что спорить с ней бесполезно.

— Ничего не случится. Со мной все будет в порядке, обещаю, — проговорила она.

Я не спросил у Кейт разрешения остаться, хотя мне очень этого хотелось. Я не понимал, хочет ли этого она. Все несколько осложнялось присутствием Сэмпсона. Я, конечно, мог бы отдать ему машину, чтобы он отправился восвояси, но было уже половина второго, и нам всем требовался отдых. Наконец мы с Сэмпсоном уехали.

— Замечательная. Необычная. Умная женщина. И совершенно тебе не подходит, — заметил Сэмпсон, когда мы отъехали от дома. Он весьма редко отзывался о ком-нибудь столь восторженно. — Она мне подходит, — добавил он.

Доехав до конца квартала, я оглянулся. Жара спала градусов до двадцати. Кейт уже выключила фонарь над крыльцом и вошла в дом. Она упряма, но умна. Это позволило ей получить медицинское образование. А потом пережить смерть близких. С ней все будет в порядке. С ней всегда все было в порядке.

И все-таки, добравшись до гостиницы, я позвонил Кайлу Крейгу.

— Как там наш Сакс? — спросил я.

— Прекрасно. На всю ночь упакован. Можешь не волноваться.

Глава 92

Оставшись после отбытия Алекса и Сэмпсона в прекрасном настроении, Кейт тщательно проверила и перепроверила все замки на дверях и окнах. Полный порядок. Сэмпсон ей сразу понравился. Он был огромный, ужасно симпатичный и ласковый. Алекс привел к ней своего ближайшего друга, и это замечательно.

Делая обход своего любимого дома, она размышляла о новой жизни вдалеке от Чепел-Хилла, вдали от всех ужасов и несчастий, приключившихся здесь. «Черт, живу словно в фильме Хичкока», — думала Кейт. Как будто Альфред Хичкок дожил до ужасов девяностых годов двадцатого века и изобразил их.

Устав до полного изнеможения, она наконец легла в постель. Ух! Она почувствовала на простыне крошки от хлеба или пирога. Даже постель с утра не перестилала.

Немногого она добилась за последнее время. Эта мысль тоже злила Кейт. Раньше все шло по плану, и весной она должна была закончить практику. А теперь и к концу лета может не успеть.

Кейт натянула одеяло до самого подбородка — и это в начале июня. Какая же она стала психопатка. И не успокоится до тех пор, пока чудовище Казанова рыщет на свободе. Она снова подумала о том, что хотела бы его убить. Постоянное и самое сильное желание. Она представляла себе, как входит в дом Вика Сакса. И остается с ним с глазу на глаз. Она вспомнила подходящую цитату из Исхода.[29] Превосходная память. Это точно.

Ей на самом деле очень хотелось, чтобы Алекс остался, но она боялась поставить его в неловкое положение в присутствии Сэмпсона. Ей хотелось поговорить с Алексом так, как они обычно разговаривали, хотелось, чтобы он был рядом. Хотелось, чтобы он обнял ее. А может быть, не только чтобы обнял. Вероятно, она уже готова к большему. Понемногу вперед, ночь за ночью.

Она не знала, верит еще во что-нибудь или не верит больше ни во что. Правда, еще недавно молилась, значит, все-таки верит. Молитвы зазубренные, но все же молитвы. «Отче наш, иже еси…» «Пресвятая Дева Мария…» «Интересно, как это бывает у других», — думала Кейт.

— Мне нравится думать, что ты есть, Господи, — прошептала Кейт. — Прошу тебя, думай и обо мне тоже.

Мысли о Казанове, о докторе Вике Саксе, о загадочном «исчезающем» доме ужасов, о несчастных женщинах, по-прежнему запертых там, не покидали ее. Но она так привыкла к этим постоянным неотступным ночным кошмарам, что все-таки заснула.

И поэтому не слышала, как он вошел в дом.

Глава 93

Тик-трах, тик-трах.

Трах-тибидох-тарарах.

Кейт все-таки разбудил шум. В правом углу комнаты скрипнула половица.

Звук тихий-тихий… но вполне определенный.

И это не в мыслях, не во сне. Она почувствовала, что он снова у нее в спальне.

«Пусть это мне только кажется, пусть это будет страшный сон. Пусть весь последний месяц — всего лишь ночной кошмар, который мне видится в эту минуту. О Господи Боже мой», — мысленно молилась она.

Он у нее в комнате. Он вернулся! Это было так страшно, что она не могла себя заставить поверить в это.

Кейт так надолго затаила дыхание, что грудь готова была разорваться от боли. На самом деле она никогда не допускала мысли, что он может вернуться. И теперь поняла, что это было с ее стороны ужасной ошибкой. Самой ужасной в ее жизни, но не последней, которую ей суждено допустить, как она в тот момент надеялась.

Кто этот жуткий безумец? Неужели он так страстно ненавидит ее, что готов рисковать жизнью? Или, наоборот, уверен, что любит ее, этот чокнутый сентиментальный подонок?

Она села на край постели, напряженно прислушиваясь. Она готовилась к тому, чтобы броситься на него. И вот снова… слабый скрип. Он раздается в правом углу.

И тогда она увидела его темный силуэт во весь рост. Она с такой жадностью вдохнула воздух, что чуть не поперхнулась.

Вот он, пропади ты пропадом.

Мощный заряд ненависти, словно вольтова дуга, вспыхнул между ними. Их глаза встретились. Даже в темноте ей казалось, что его взгляд пронзает ее насквозь. Как отчетливо она помнила этот его пронзительный взгляд!

Кейт попыталась увернуться от него, от его первого удара…

Удар был сильный и внезапный. Он не утратил былой ловкости. Острая боль обожгла плечо и левый бок.

Но занятия каратэ не прошли даром, и она все же удержалась на ногах. А может быть, только в силу собственного упрямства, жажды жизни, ставшей ее знаменем. Она соскочила с кровати. Она на ногах, готовая к бою.

— Ошибка, — шепнула Кейт. — На этот раз твоя.

Она снова увидела очертания тела. Теперь на фоне лунного света, проникавшего сквозь окно спальни. Ужас и отвращение охватили Кейт. Ей казалось, что сердце вот-вот остановится, не вынесет.

Она размахнулась и нанесла мощный удар ногой. Удар пришелся по лицу, и послышался хруст кости. Звук страшный и восхитительный одновременно.

За ним последовал болезненный вопль. Она причинила ему боль!

Ну, Кейт, еще раз! Она подпрыгнула, рванулась вперед и снова ударила ногой в темный зыбкий силуэт, целясь в живот. И снова болезненный стон.

— Не нравится? — крикнула Кейт во весь голос. — Не нравится?

Кейт брала верх и клялась себе, что на этот раз не проиграет. Она собиралась расправиться с Казановой сама. Он, по всей видимости, уже не в силах противостоять ей. Но на всякий случай надо еще разок стукнуть как следует.

И она нанесла удар — короткий, точный, быстрый, как молния, и сильный. Радости ее не было границ. Он шатался и громко стонал.

Голова откинулась назад. Волосы рассыпались. Вот сейчас он упадет, потеряет сознание. И тогда она включит свет. А потом снова ударит, уже лежачего.

— Это было всего лишь ласковое похлопывание, — сказала она ему. — Только начало.

Она видела, как он споткнулся. Сейчас рухнет.

У-у-ух! Что-то или кто-то со всего размаха ударил ее по спине. От этого удара Кейт задохнулась. Ее ударили исподтишка. Как же так? Боль такая, как будто в нее стреляли.

У-у-ух. Еще удар.

Их было двое у нее в комнате.

Глава 94

Боль была страшная, но Кейт удержалась на ногах. И тогда она увидела второго. Он размахнулся и нанес удар в лоб. Она услышала, как что-то звякнуло, и почувствовала, что падает, опрокидывается. И как будто испаряется. Самым настоящим образом. И затем повалилась на деревянный пол.

Два голоса витали над ней. Два чудовища забрались к ней в дом. Стереокошмар.

— Ты не должен был приходить. — Она узнала голос Казановы. Он разговаривал со вторым пришельцем. Таинственный демон под номером два. Доктор Уилл Рудольф?

— Нет, именно мне положено здесь быть. Мне наплевать на эту безмозглую суку. Она меня не волнует. Подумай над этим. Пораскинь мозгами.

— Ладно, ладно, Уилл. Что же ты собираешься с ней сделать? — Это снова говорил Казанова. — Она твоя. Ты этого хотел?

— Я бы с удовольствием съел ее. Отгрызал бы по кусочку, — сказал доктор Уилл Рудольф. — Или это чересчур?

Они шутили и смеялись, словно два приятеля в закусочной у спортплощадки. Кейт чувствовала, что удаляется. Уходит. Но куда?

Уилл Рудольф сказал, что купил ей цветы. Они оба рассмеялись шутке. Они снова охотились на пару. И никто не мог остановить их. Кейт чувствовала запах, исходивший от их тел. Крепкий мужской мускус, неотступный, непреодолимый, подавляющий.

Она долгое время оставалась в сознании. Боролась всеми силами. Она была упрямая, своенравная и гордая, как дьяволица. Но все-таки свет в конце концов для нее померк, как гаснет отслуживший свое кинескоп в старомодном телевизоре. Сначала туманная картинка, потом крошечная световая точка, а потом чернота. Как просто, какая проза.

Они включили свет в спальне, когда все было кончено, чтобы все поклонники Кейт Мактирнан могли всласть наглядеться на нее в последний раз.

Хладнокровное убийство.

Глава 95

Всю дорогу от Дарема до Чепел-Хилла, расстояние между которыми около пяти миль, я не мог унять дрожь в руках и ногах. Даже зубы выбивали тяжелую барабанную дробь.

Наконец на повороте с Чепел-Хилл-стрит на Даремский бульвар мне пришлось съехать на обочину, иначе я бы наверняка влетел в аварию.

Совершенно опустошенный, без сил, я сидел в машине, не выключая фар и тупо уставившись на пляшущую в лучах света пыль и обезумевших насекомых, тучами носившихся в утреннем воздухе.

Я старался дышать глубоко и ровно, пытался хоть как-то взять себя в руки. Было начало шестого, и птицы уже распевали вовсю. Я зажал ладонями уши, чтобы не слышать их веселого гомона. Сэмпсон все еще спал в гостинице. Я про него совсем забыл.

Кейт никогда не боялась Казановы. Даже после похищения она была полностью уверена, что сможет за себя постоять.

Я понимал, что винить себя бессмысленно и глупо, и все же винил. С каких-то пор в течение последних нескольких лет я вдруг перестал вести себя как профессиональный следователь. В чем-то это было неплохо, а в чем-то наоборот. С моей работой сопряжено столько боли и страданий, что пропускать их через себя просто невыносимо. Это был самый надежный и прямой способ поставить на себе крест.

Наконец я заставил себя вывести машину на дорогу и пятнадцать минут спустя подъехал к знакомому дощатому дому в Чепел-Хилле.

Старушкиным закоулком называла Кейт эту улицу. Перед глазами у меня стояло ее лицо, ее милая открытая улыбка, я вспоминал ее горячность и неравнодушие к тому, что она считала для себя важным. В ушах у меня до сих пор звучал ее голос.

Мы с Сэмпсоном были в этом доме менее трех часов назад. Слезы душили меня, душа кричала. Я не мог побороть отчаяние.

Я вспомнил наш последний разговор, когда Кейт сказала: «Пусть попробует сунуться, посмотрим, кто кого».

Черно-белые патрульные автомобили, мрачного вида фургоны «Скорой помощи», телевизионные автобусы уже выстроились по обе стороны асфальтированной улицы. Их было так много, что не осталось ни единого свободного места. Мне до тошноты опротивели эти места преступлений. Казалось, будто половина Чепел-Хилла собралась у дома Кейт.

В тусклом свете раннего утра лица были бледными и хмурыми. Все подавлены и обозлены. Этот университетский городок должен быть и всегда был спокойным, демократичным, короче, безмятежным райским уголком вдали от всего остального безумного и суетливого мира. Поэтому многие и стремились здесь жить. Но всему этому пришел конец. Казанова раз и навсегда изменил здешнюю жизнь.

Я нацепил грязные пыльные солнцезащитные очки, которые лежали без дела на приборном щитке в машине уже несколько месяцев. Раньше их носил Сэмпсон. Потом отдал Деймону, и тот напяливал их, чтобы выглядеть таким же солидным, как Сэмпсон, когда я его за что-нибудь отчитывал. Сейчас и я хотел выглядеть солидным и спокойным.

Глава 96

Когда я подкатил к дому Кейт, ноги у меня подгибались и были словно ватные. Может быть, я и выглядел как спокойный и солидный придурок, но сердце у меня трепыхалось и замирало.

Репортеры то и дело щелкали аппаратами, фотографируя меня. Щелчки камер походили на приглушенные выстрелы. Репортеры бросились ко мне, но я шел не останавливаясь.

— Отвалите, ребята, подобру-поздорову, — предупредил я пару особо назойливых. Серьезное предупреждение. — Сейчас не время. Не теперь!

Но заметно было, что даже репортеры и фотографы потрясены, смущены и растеряны.

На месте этого дикого, малодушного преступления были фэбээровцы и даремская полиция. Я заметил много местных полицейских. Приехали из Дарема и Ник Раскин с Дэйви Сайксом. Сайкс метнул в меня злобный взгляд: ты-то, мол, что тут делаешь?

Кайл Крейг тоже подоспел. Именно он, лично, позвонил мне в гостиницу и сообщил о случившемся.

Кайл подошел ко мне, обнял за плечи и зашептал на ухо:

— Она в очень тяжелом состоянии, Алекс, но держится как-то. Должно быть, очень хочет жить. Ее с минуты на минуту должны вынести. Останься здесь, со мной. Не входи в дом. Поверь, так будет лучше.

Я слушал Крейга и чувствовал, что вот-вот рухну на виду у репортеров и всех знакомых и незнакомых людей. В голове и в сердце творилось Бог знает что. И все-таки я вошел в дом и осмотрел то, что способен был осмотреть.

Он снова приходил к ней в спальню… ворвался прямо туда.

Но что-то было не так… что-то не вырисовывалось… что-то… но что?

Ребята из «Скорой помощи» Медицинского центра Дьюк положили Кейт на специальные носилки для получивших серьезные спинные и мозговые травмы. Ни при каких самых трагических обстоятельствах на моей памяти никого не переносили с такой осторожностью. Лица врачей, выносивших Кейт, были совсем серые. Толпа при их появлении мгновенно смолкла.

— Ее отвезут в Медицинский центр Дьюк. Университетские медики будут возражать, но все-таки это лучшая клиника штата, — сказал мне Кайл. Он старался меня ободрить, успокоить здравыми рассуждениями, и получалось это у него, надо признать, совсем неплохо.

«Что-то не так… какая-то тут загвоздка… Думай. Пытайся сосредоточиться. Это может быть очень важно…» Но сосредоточиться я не мог никак. Пока, во всяком случае.

— Что с Виком Саксом? — спросил я Кайла.

— Он приехал домой около десяти. И до сих пор там… Но утверждать, что он не выходил все это время, мы, пожалуй, не стали бы. Может быть, и проскользнул как-нибудь мимо нас. Вполне вероятно, что у него в доме есть запасной выход. Хотя сомневаюсь.

Я бросил Кайла Крейга и подошел к одному из докторов в белых халатах из университета Дьюк, стоявших рядом с машиной «Скорой помощи». То и дело мелькали вспышки фотокамер. Криминалисты делали «памятные» снимки, сотни снимков места преступления.

— Можно мне поехать с ней?

Доктор грустно покачал головой.

— Нет, сэр, — сказал он, и голос его звучал как при замедленной съемке. — Нет, сэр. В машине могут ехать только члены семьи. Простите, доктор Кросс.

— Сегодня я и есть член ее семьи, — сказал я и, не глядя на него, взобрался в машину сзади. Он не пытался меня остановить. Да и не смог бы.

У меня все тело онемело. Кейт лежала посреди кучи контрольных и реанимационных приборов в тесном помещении санитарной машины. Я боялся, что она умерла, пока я залезал в машину или когда ее выносили из дома.

Я сел с ней рядом и бережно взял в руку самые кончики ее пальцев.

— Это я, Алекс. Я с тобой, — шепнул я ей. — Держись. Ты ведь такая сильная. Вот и теперь держись.

Тот самый врач, который не пускал меня в машину, теперь сел рядом. Он был обязан сообщить мне правила, но не собирался настаивать на их соблюдении. На табличке у него на груди значилось: «Доктор Б. Стрингер, университет Дьюк, бригада „Скорой помощи“». Я был его крупным должником теперь.

— Вы не могли бы мне сказать, какие у Кейт шансы? — спросил я, как только машина плавно тронулась с места, покидая это прибежище ночных кошмаров — Чепел-Хилл.

— Боюсь, на этот вопрос трудно ответить. Чудо уже то, что она до сих пор жива, — объяснил он тихо и вежливо. — Множественные ушибы, переломы, некоторые открытые. Сломаны обе скулы. Возможно, растяжение шейных позвонков. Она, вероятно, прикинулась мертвой. Хватило присутствия духа перехитрить его.

Лицо Кейт было все порезано и распухло. Почти совсем неузнаваемо. И я понимал, что так же обстоит дело с ее телом. Я осторожно прижался щекой к руке Кейт, а машина неслась вперед, к Медицинскому центру Дьюк. У нее хватило присутствия духа перехитрить его? Да, духа у Кейт, конечно, хватало, и все же я не представлял себе, как это могло быть.

Теперь мне не давала покоя другая мысль. Она поразила меня еще около дома. Мне показалось, я понял, что было не так в спальне Кейт.

Уилл Рудольф там был, не так ли? Джентльмен-Ловелас явился туда и напал на Кейт. Наверняка это был он. Стиль его. Грубое, выходящее за все рамки насилие. Ярость.

Признаков присутствия Казановы практически не ощущалось. Никакой эстетики. И все-таки такое страшное насилие… Их было двое. Два чудовища объединились в одно целое. Может быть, Рудольф ненавидел Кейт, потому что ее любил Казанова? Может быть, в его извращенном сознании родилась мысль, что она встает между ними? Или они оставили Кейт в живых намеренно, чтобы она до конца своих дней вела растительное существование калеки?

Так, значит, они теперь работают на пару. И поймать, остановить надо обоих.

Глава 97

ФБР и даремская полиция решили на следующий день, прямо с утра, вызвать доктора Вика Сакса на допрос. Серьезное решение, ключевое во всем деле.

Действовать надо было осторожно и умело, поэтому пригласили из Виргинии специального следователя. Он числился в списках ФБР как профессионал высшего класса, и звали его Джеймс Хикин. Сакса он продержал на допросе все утро.

Мы с Кайлом Крейгом и следователями Ником Раскином и Дэйви Сайксом наблюдали за допросом по монитору в даремском полицейском управлении. Я чувствовал себя словно изголодавшийся бродяга, прижавшийся носом к окну дорогого ресторана. Но в ресторане том еды не подавали.

Следователь ФБР дело свое знал туго, вел допрос чрезвычайно терпеливо и искусно, как блестящий адвокат. Но Вик Сакс ни в чем ему не уступал. На пулеметную очередь вопросов отвечал внятно, спокойно и даже слегка надменно.

— Этого ублюдка не проймешь, — заметил Дэйви Сайкс, нарушив тишину нашего наблюдательного пункта. Хорошо, хоть ему и Раскину не наплевать, и на том спасибо. Впрочем, местным детективам тоже не позавидуешь: им, беднягам, приходилось по большей части наблюдать со стороны это безнадежное расследование.

— Что у вас есть на Сакса? Не советую скрывать, — сказал я Нику Раскину, когда мы подошли к кофейному автомату.

— Мы притащили его сюда, потому что наш шеф полиции тупица, — сообщил Раскин. — У нас пока на Сакса нет ничего. — Но я подумал, что ни ему, ни кому другому, связанному с этим делом, доверять не стоит.

Промучившись два часа в соревновании по перетягиванию каната, следователь Хикин не добился ничего, кроме признания в том, что да, Сакс коллекционирует эротические издания и что действительно имел беспорядочные половые связи со студентками и преподавательницами все последние одиннадцать лет работы в университете.

Хотя у меня руки чесались прихватить Сакса, но все же я не мог понять, почему его притащили на допрос. Почему именно теперь?

— Мы узнали, откуда к нему плывут деньги, — ответил мне утром Кайл Крейг, наполовину разрешив мои сомнения. — Оказывается, он возглавляет Бюро знакомств, обслуживающее Роли и Дарем. Бюро называется «Первый поцелуй». Любопытное название. Они рекламируют нижнее белье в «Желтых страницах».[30] В конце концов Сакса можно притянуть со стороны налогоуправления. Вашингтон решил, что медлить нельзя. Боятся, как бы он не смылся.

— Не согласен я с вашими людьми в Вашингтоне, — сказал я Кайлу. Я знал, что некоторые агенты называли тамошнее начальство Диснейлендом Восточного побережья. И понимал почему. Они способны были мгновенно провалить расследование, причем с помощью дистанционного управления.

— А кто с ними согласен? — буркнул Кайл и пожал широкими костлявыми плечами. Таким способом он признавал, что уже не может полностью контролировать ситуацию. Дело неимоверно разрасталось. — Кстати, как состояние Кейт Мактирнан? — спросил он.

Я уже трижды за утро звонил в Медицинский центр Дьюк. В случае каких-либо изменений они могли со мной связаться через даремский телефонный узел.

— Она в списке безнадежных, но пока жива, — сообщил я Крейгу.

Около одиннадцати утра мне удалось самому побеседовать с Виком Саксом. Кайл меня облагодетельствовал.

Я пытался не думать о Кейт до тех пор, пока не оказался в одной комнате с Саксом, но все равно не в силах был сдержать ярость, душившую меня. Я не знал, смогу ли взять себя в руки, и, по правде говоря, не уверен был, что хочу этого.

— Позволь мне это сделать, Алекс. Пусти меня к нему. — Сэмпсон схватил меня за руку, но я вырвался и отправился знакомиться с доктором Виком Саксом.

— Я сотру его в порошок.

Глава 98

— Здравствуйте, доктор Сакс.

Освещение в маленькой безликой комнате для допросов было еще более яркое и резкое, чем это выглядело на экране монитора. Глаза у Сакса покраснели, и взвинчен он был не менее, чем я сам. Кожа на черепе казалась натянутой туго, как перчатка. Но вел он себя со мной так же уверенно и надменно, как с Джеймсом Хикином из ФБР.

«Неужели я смотрю в глаза Казанове? — мелькнула у меня мысль. — Неужели это и есть чудовище в человеческом образе?»

— Меня зовут Алекс Кросс, — сказал я, опускаясь на металлический стул. — Наоми Кросс — моя племянница.

Сакс разговаривал сквозь зубы и слегка растягивал слова. Кейт говорила, что у Казановы не было сколь-нибудь заметного акцента.

— Кто вы, мне прекрасно известно. Газеты читаю, доктор Кросс. А племянницы вашей в глаза не видывал. Но слышал, что ее похитили.

Я кивнул.

— Если вы читаете газеты, то должны быть знакомы с художествами негодяя, называющего себя Казановой.

Сакс ухмыльнулся, или, во всяком случае, мне так показалось. Взгляд голубых глаз преисполнился презрения. Теперь мне стало ясно, почему его так не любят в университете. Светлые волосы зачесаны назад, волосок к волоску. Очки в роговой оправе придают солидность с оттенком снисходительности.

— За мной никогда не значилось ни одного случая насилия. Такие страшные преступления я совершить не мог. Я пальмового жучка в собственном доме не способен уничтожить. Мое неприятие насилия документально подтверждено.

«Не сомневаюсь, — подумал я. — Все твои фасады и авансцены надежно защищены. Все на своих местах. Верная жена, сиделка в больнице. Двое детей. В том числе и „документально подтвержденное неприятие насилия“».

Я обеими руками потер лицо, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не ударить его. Он же оставался невозмутимым и неприступным.

Я наклонился вперед через стол и зашептал:

— Я просмотрел вашу эротическую коллекцию. Заглянул к вам в подвал, доктор Сакс. Коллекция эта пестрит извращенным сексуальным насилием. Физическим надругательством над мужчинами, женщинами и детьми. Подобный вид насилия, вероятно, не учитывается и документально не подтверждается, но зато наводит на мысль об истинности вашей натуры.

Сакс лишь небрежно отмахнулся от моих слов.

— Я, как известно, философ и социолог. Да, изучаю природу эротики и склонность к извращениям, как вы изучаете преступный образ мыслей. Но сам я не подвержен libertine dementia,[31] доктор Кросс. Моя эротическая коллекция лишь является ключом к пониманию определенного аспекта западной культуры, нарастающей войны между мужчиной и женщиной. — Тембр голоса его слегка повысился. — И кроме того, это мое личное дело. Я не нарушал законов. И сюда явился добровольно. А вы вторглись в мой дом, не имея ордера на обыск.

Я попытался вывести Сакса из равновесия, переведя разговор на другую тему.

— Отчего, как вам кажется, вы имеете такой успех у молодых женщин? Нам уже известны ваши победы над студентками университета. Восемнадцати-, девятнадцати-, двадцатилетними красивыми молодыми женщинами, иногда вашими собственными студентками. Эти факты как раз подтверждены документально.

На мгновение гнев его прорвался наружу. Но он тут же взял себя в руки и сделал нечто странное и, может быть, даже разоблачающее его. Сакс продемонстрировал свое властолюбие, стремление быть хозяином положения и править балом. И сделал это передо мной, таким ничтожеством по сравнению с ним.

— Почему я имею успех у женщин, доктор Кросс? — Сакс рассмеялся, поигрывая языком во рту. Это был намек, тонкий, но совершенно недвусмысленный. Сакс давал мне понять, что ему ведомо, каким образом следует сексуально подчинять себе женщин.

Он не переставал улыбаться. Грязная ухмылка грязного мерзавца.

— Многим женщинам не терпится раскрепостить свою подавленную сексуальность, в особенности молодым, современным женщинам, проводящим большую часть времени на территории университета. И я помогаю им раскрепоститься. Помогаю стольким женщинам, скольким в состоянии помочь.

Этого я уже вытерпеть не мог. В мгновение ока перескочил через стол. Стул, на котором сидел Сакс, опрокинулся. Я всей тяжестью навалился ему на грудь, и он застонал от боли.

Я еще сильнее прижал его к полу. Руки и ноги у меня дрожали. Я едва удержался, чтобы не врезать ему, и понял, что он беспомощен, он не в силах сопротивляться. Просто не знает, как дать сдачу. Оказывается, Сакс далеко не силач и не спортсмен.

В ту же секунду в комнату влетели Ник Раскин и Дэйви Сайкс, а за ними Кайл и Сэмпсон. Они бросились ко мне и стали оттаскивать от Сакса.

Но я и сам уже оставил его в покое. Я не причинил ему никакого вреда, да и не собирался. Только шепнул Сэмпсону:

— Он слабак. А Казанова очень сильный. Он не чудовище. Он не Казанова.

Глава 99

Тем вечером мы с Сэмпсоном поужинали вместе в одном славном даремском местечке, которое, как нарочно, называлось «У Нана».

Ни он, ни я голода не испытывали. Гигантский бифштекс с луком и целой горой картофеля в чесночном соусе не нашли в нас ценителей. Из игры с Казановой мы выходили побежденными и понимали, что придется начинать все сначала.

Разговор шел о Кейт. В больнице мне сказали, что состояние ее остается тяжелым. Если она и выживет, то на полное выздоровление рассчитывать трудно, считали врачи. А о том, чтобы вернуться к медицинской практике, речи нет.

— Вы с ней были, так сказать, не только друзьями, правда? — спросил меня наконец Сэмпсон. Он мог, когда хотел, выражаться очень деликатно.

Я покачал головой.

— Нет, Джон, мы были только друзьями. Я мог говорить с ней о чем угодно, как давно уже ни с кем не говорил. Я никогда, ни с одной женщиной, кроме, пожалуй, Марии, так свободно себя не чувствовал.

Сэмпсон только кивал и слушал, давая мне выговориться. Уж он-то меня вдоль и поперек знал.

Пока мы разгребали огромные кучи еды в наших тарелках, запищал мой переговорник. Я позвонил Кайлу Крейгу из ресторана и поймал его в машине. Он ехал в Хоуп-Вэлли.

— Мы собираемся арестовать Вика Сакса за убийства, совершенные Казановой, — сообщил он. Я чуть трубку не выронил.

— Что вы собираетесь сделать? — заорал я. Поверить не мог своим ушам. — Где, черт побери, вы собираетесь это сделать? — спросил я. — Когда было принято такое идиотское решение? Кто его принял?

Кайл оставался, как всегда, невозмутим. Снеговик какой-то.

— Через несколько минут войдем в дом. На сей раз действует даремская полиция во главе со своим шефом. Что-то обнаружили в доме. Вещественные доказательства. Арест будет проводиться совместными силами — ФБР и даремского полицейского управления. Я хотел поставить тебя в известность, Алекс.

— Он не Казанова, — сказал я Кайлу. — Оставьте его в покое. Не трогайте Вика Сакса. — Я говорил на повышенных тонах. Автомат стоял в узком коридоре ресторана, по нему в туалеты и обратно сновали люди. Они поглядывали на меня кто злобно, кто со страхом.

— Обратного хода нет, — промолвил Кайл. — Мне самому это не нравится. — И он отключился. Конец диспуту.

Мы с Сэмпсоном бросились к дому Сакса на окраине Дарема. Человек Гора долго молчал, потом задал свой коронный вопрос:

— Хватит ли у них улик без тех, которые известны тебе? — Вопрос был для меня не из легких и означал: «Насколько ты, приятель, вышел из игры?»

— Не думаю, чтобы у Кайла было достаточно оснований для ареста. Он бы мне сказал. А что касается даремской полиции… Понятия не имею, что у них за пазухой. Раскин с Сайксом были все время лишь на подхвате. Знакомая нам ситуация.

Оказавшись в Хоуп-Вэлли, мы поняли, что на представление пригласили не нас одних.

Тихая окраинная улица была забита машинами. Несколько телевизионных автобусов и пикапов, полицейские патрульные автомобили и фэбээровские седаны.

— Конец света. Прямо как партийный съезд, — сказал Сэмпсон, выходя из машины. — Хуже я еще ничего не видел. Бардак.

— Этот бардак был с самого начала, — согласился я. — Многоведомственный кошмар. — Я трясся, как алкаш зимой на вашингтонской улице. На меня сыпались удары, один за другим. Я уже не мог сообразить что к чему. Насколько я все же вышел из игры?

Кайл Крейг меня заметил, подошел и крепко взял за руку. Мне показалось, что он готов меня подстраховать, если я не устою на ногах.

— Я понимаю, что ты страшно расстроен. И я тоже. — Это были его первые слова. Он как будто извинялся, но при этом был взбешен. — Это не наша затея, Алекс. Даремцы нас на этот раз обошли. Их шеф сам принял решение. Тут еще политическое давление не последнюю роль играет. От всего этого так дурно пахнет, что впору нос платком зажимать.

— Что они, черт побери, нашли в этом доме? — спросил я Кайла. — Какие еще вещественные доказательства? Не грязные книжонки, я надеюсь?

Кайл покачал головой.

— Женское белье. Целый склад одежды, припрятанной в доме. В том числе майка с эмблемой университета Северной Каролины, принадлежавшая Кейт Мактирнан. Казанова, вероятно, тоже сувениры оставлял. Так же, как Джентльмен в Л-А.

— Не станет он этого делать. Он не похож на Джентльмена, — сказал я Кайлу. — У него в берлоге полно женщин и их одежды. Он оберегает свое добро, как зеницу ока. Послушай, Кайл, это все какая-то дикость. Таким образом проблему не решить. Тут все вверх дном.

— Ты не знаешь этого наверняка, — возразил Кайл. — Как бы хороша ни была теория, делу ею не поможешь.

— А как насчет логики и толики здравого смысла?

— Боюсь, что и это не годится.

Мы направились к черному ходу в дом Сакса. Телекамеры жужжали, снимая все, что двигается. Это было настоящее цирковое представление с участием трех уровней средств массовой информации.

— Они сегодня вечером провели в доме обыск, — рассказывал по дороге Кайл. — Собак привели. Специально обученных, из Джорджии.

— Но почему, черт их подери? На каком основании обыскивать дом Сакса и так внезапно? Будь они все трижды прокляты!

— Их навели, и они поверили, ухватились за соломинку. Во всяком случае, мне так сказали. Я теперь ведь тоже в стороне, Алекс, и нравится мне это не больше, чем тебе.

Я с трудом видел на два фута впереди. Глаза заволокло туманом. Тут, конечно, перенапряжение свою роль играло, но и злость тоже.

Мне хотелось орать, вопить на кого-нибудь, хотелось направить все прожектора на застекленное крыльцо Сакса.

— А тебе ничего не рассказывали об этом анонимном наводчике? Господи, Кайл. Чтоб они все провалились! Анонимный наводчик. А-а, мать их за ногу!

Вика Сакса держали заложником в собственном прекрасном доме. Даремской полиции, очевидно, хотелось запечатлеть сей исторический момент с помощью местного и национального телевидения, что теперь и делалось. Триумф правоохранительных органов Северной Каролины.

Они поймали невиновного и теперь желали продемонстрировать его всему свету.

Глава 100

Я сразу узнал шефа даремской полиции. Лет сорока с небольшим, похож на бывшего профессионального футболиста. Шеф полиции Робби Хэтфилд был ростом шесть футов два дюйма, обладал квадратным подбородком и мускулистым сложением. У меня мелькнула совершенно дикая мысль: а вдруг он и есть Казанова? Похож, что ни говори. Даже складом характера.

Следователи Сайкс и Раскин охраняли арестованного доктора Вика Сакса. Узнал я и парочку других даремских полицейских. Все они были очень взволнованны, но откровенно выказывали великую радость и облегчение. У Сакса был такой вид, как будто он принял душ в одежде. Виноватый у него вид был, вот какой.

«Казанова ты или нет? Неужели все-таки ты и есть чудовище? Если да, так что же ты теперь придуриваешься, мать твою?» — хотелось мне засыпать Сакса вопросами, но я не мог этого сделать.

Дэйви Сайкс и Ник Раскин хихикали над чем-то со своими коллегами в забитой людьми прихожей. Глядя на них, я вспомнил профессиональных спортсменов у нас в Вашингтоне. Большинство из них любили находиться в центре внимания, некоторые видели в этом смысл существования. Похоже, почти вся даремская полиция действовала именно в этом ключе.

Напомаженные волосы Раскина были гладко зачесаны назад. Он, судя по всему, полностью готов к всеобщему поклонению. Дэйви Сайкс от него в этом смысле не отставал. «Вам обоим, ребята, надо бы сейчас проверять списки подозреваемых, — так и подмывало меня крикнуть им. — Это далеко не конец! Все только начинается. Настоящий Казанова в эту минуту хохочет над вами. Может быть, даже наблюдает за всем этим спектаклем из толпы».

Я подобрался поближе к Вику Саксу. Мне хотелось разглядеть его повнимательнее, понять все как есть. Прочувствовать. Понаблюдать, послушать. Может быть, понять хоть что-то.

Жену и детей Сакса в прихожую не пускали, держали в столовой. Они были растеряны, опечалены и очень переживали. Тоже понимали, что тут что-то не так. Но виноватой семья Сакса не казалась.

Шеф полиции Робби Хэтфилд и Дэйви Сайкс в конце концов все-таки меня заметили. Сайкс напомнил мне любимую охотничью собаку шефа. В этот момент он сделал на меня «стойку».

— Доктор Кросс, позвольте вас поблагодарить за оказанное содействие. — Шеф Хэтфилд позволил себе в момент триумфа проявить великодушие. Я совсем забыл, что именно я привез сюда из лос-анджелесской квартиры Джентльмена фотографию Сакса. Превосходная розыскная работа… бесценная улика для успешного завершения следствия, черт бы ее побрал.

Все было не так, не то. Это чувствовалось, этим разило. Первоклассная ловушка сработала отменно: Казанова ускользает от них прямо сейчас, в этот момент. Теперь его никогда не поймать.

Шеф даремской полиции протянул мне руку. Я принял ее и крепко сжал. Так крепко, как будто хотел за нее удержаться.

Мне показалось, он испугался, что я намерен встать вместе с ним перед объективами теле- и фотокамер. До сих пор к Робби Хэтфилду было не подступиться. Сейчас он вместе со своими лучшими сыщиками собирался представить народу Вика Сакса. Классная картина — полная луна и вспышки фотоаппаратов! Не хватало только тявкающих собак-ищеек.

— Я понимаю, что помог найти его, только преступления совершал не Вик Сакс, — сказал я, глядя Хэтфилду прямо в глаза. — Вы арестовали не того человека. И позвольте объяснить, почему я так считаю. Дайте мне десять минут. Прямо сейчас.

Он улыбнулся мне, и улыбка была чертовски снисходительная, почти как у одуревшего от наркотиков подростка. Шеф полиции Хэтфилд вырвал у меня свою руку и вышел из дома.

Он направился прямо к телекамерам, нырнул в яркий свет прожекторов. Роль свою он играл прекрасно. Так восхищался самим собой, что чуть не забыл о Саксе.

Тот, кто позвонил и сообщил о женском белье, и был Казанова, думал я в этот момент. Я все ближе мысленно продвигался к разгадке и теперь был в этом почти уверен. Казанова звонил. Или, во всяком случае, он к этому причастен.

Когда доктора Сакса выводили из дома, он прошел совсем близко от меня. Одет он был в белую хлопчатобумажную сорочку и черные брюки. Сорочка потемнела от пота. Я подумал, что ноги его в мягких кожаных черных туфлях с золотыми пряжками, наверное, тоже взмокли. Руки в наручниках были заведены за спину. Былого высокомерия след простыл.

— Я ничего подобного не делал, — сказал он мне дрожащим шепотом. И в глазах застыла мольба. Он сам не мог поверить в то, что происходит. А потом он произнес чрезвычайно трогательную фразу: — Я не могу причинять женщинам боль. Я люблю их.

И тогда на крыльце дома Вика Сакса меня поразила совершенно сумасбродная, головокружительная мысль. Мне показалось, будто я делал сальто-мортале и вдруг замер в воздухе на самой середине кувырка. Время остановилось. Он — Казанова! — внезапно понял я.

Вика Сакса использовали так или иначе в качестве модели Казановы. Таков был изначальный план монстров. Они нашли козла отпущения для своих безупречных преступлений и похождений в стиле маркиза де Сада.

Доктор Вик Сакс и в самом деле — Казанова, но при этом он вовсе не монстр. Казанова — еще одно прикрытие. Он ничего не знал об истинном «коллекционере». Он оказался лишь очередной жертвой.

Глава 101

— Я Джентльмен-Ловелас, — с театральным поклоном объявил Уилл Рудольф. На нем был смокинг, черная «бабочка» и парадная сорочка. Волосы стянуты на затылке в тугой хвостик. По такому торжественному случаю он купил белые розы.

— А меня вы знаете, дамы. Вы все так прекрасны, — сказал стоявший рядом Казанова. Его наряд составлял полный контраст с вечерним костюмом компаньона: узкие черные джинсы, черные ковбойские сапоги. Без рубашки. Живот плоский и мускулистый. Лицо скрывала черная страшная маска, исчерченная светло-серыми полосами.

Церемония представления состоялась в гостиной дома ужасов, где женщины выстроились вдоль длинного стола.

В тот же день, чуть раньше, их предупредили, что предстоит особое торжество.

— Поймали наконец бешеную собаку Казанову, — объявил Казанова. — Вот каковы новости. Оказалось, что им был какой-то помешанный преподаватель университета. В наше время никому нельзя доверять.

Женщинам было приказано одеться по своему выбору, но нарядно, соответственно событию. Вечерние платья с глубокими вырезами, туфли на высоких каблуках, тонкие чулки и жемчужные ожерелья или длинные серьги. Никаких иных украшений. Они должны были выглядеть «элегантно».

— Сейчас у тебя здесь всего семь красивых женщин, — отметил Рудольф, наблюдая вместе с Казановой, как женщины входят в гостиную и выстраиваются в ряд, точно на официальном приеме. — Уж слишком ты разборчивый. Настоящий Казанова был более всеядным любовником, хватал всех, кто под руку попадется.

— Но ты должен признать, что эти семеро — нечто особенное, — возразил другу Казанова. — Моя коллекция уникальна. Лучшая в мире.

— Пожалуй, — согласился Джентльмен. — Они все словно с картин сошли. Начнем?

Они решили поиграть в любимую старую игру. «Счастливая семерка». Иногда бывали «счастливая четверка», «счастливая дюжина», «счастливая двойка». Идея принадлежала Джентльмену. Это была его ночь. Возможно, последняя ночь в этом доме для них обоих.

Они медленно двинулись вдоль выстроившихся в ряд женщин. Сначала поговорили с Мелиссой Стэнфилд. Она была в красном платье, длинные светлые волосы зачесаны набок и заколоты.

— Ты берегла себя для меня? — спросил Джентльмен.

Мелисса сдержанно улыбнулась.

— Я берегу для кого-то свое сердце.

Уилл Рудольф улыбнулся находчивому ответу и провел тыльной стороной ладони по лицу девушки. Затем его рука скользнула дальше, по шее, и еще ниже, к упругой груди. Девушка не показала ни своего страха, ни отвращения. Таковы были правила этой игры.

— Ты очень подходишь для нашей милой игры, Мелисса, — проговорил он. — Ты замечательный игрок.

Следующей в ряду стояла Наоми Кросс. На ней было вечернее платье цвета слоновой кости. Шикарное платье. На балу какой-нибудь вашингтонской юридической фирмы она была бы первой красавицей. От запаха ее духов у Казановы слегка закружилась голова. Ему пришлось предупредить Джентльмена, чтобы тот держался от нее подальше. Ведь его друг недолюбливал ее дядюшку, Алекса Кросса.

— Мы еще успеем поговорить с Наоми, — сказал Джентльмен и поцеловал ей руку. — Enchate.[32] — Он кивнул и остановился у шестой по счету женщины. Повернул голову, окинул взглядом последнюю, седьмую, и снова посмотрел на номер шесть. — Ты удивительно хороша, — тихо, почти застенчиво произнес он. — Необыкновенная, правда.

— Ее зовут Криста, — с понимающей улыбкой сообщил Казанова.

— Сегодня вечером парой мне будет Криста, — с воодушевлением воскликнул Джентльмен. Он сделал выбор. Казанова преподнес ему подарок — знает, как угодить другу.

Криста Акерс пыталась улыбнуться. Таковы правила в этом доме. Но она не могла себя заставить. Именно это больше всего понравилось в ней Джентльмену — восхитительный страх в глазах.

Он был готов к игре «Целуй девочек».

В последний раз.