Цена убийства

3 ЛЮСИЛЬ БРОНСОН

Она застыла в гостиной, безуспешно стараясь расслышать, что Кифли говорил мужу, но в тишине небольшого дома различала только тяжелое биение собственного растревоженного сердца. Невозможно узнать, что именно известно Кифли. Не понравился его взгляд — недобрые, хитрые глазки обшарили ее фигуру с выражением, которое было очень хорошо ей знакомо.

Пройдя в спальню, она сняла халатик, швырнув его в кресло. Купальник уже почти высох. Сбросив босоножки, выскользнула из купальника и, зайдя в ванную, положила его на край ванны. Постояла перед зеркалом, разглядывая полоски на груди, оставленные тесным лифчиком.

Возвратись в спальню, метнулась к шкафу, чтобы достать белье, но раздумала, решила не одеваться — встретить Ли нагой на случай, если Кифли что-то знал и сказал ему об этом: Но нет, она не верила, чтобы Кифли мог узнать.

Было это всего два раза. Правда, если Ли узнает, вряд ли ему станет легче от того, что произошло это только дважды, а первый раз вышло просто случайно. Нечто подобное может произойти совершенно просто, и никто в этом не виноват. Единственные последствия оставил первый раз: припухшая снаружи и треснувшая изнутри губа там, где немного выступает зуб, о котором дантист сказал, что его не видно, а выровнять очень трудно. Передние-то зубы у нее ровнехонькие, она и в детстве не носила пластинку.

Усевшись перед трюмо и опершись пяткой о столик, Люсиль смочила ватку растворителем и начала снимать старый лак с ногтей на ноге.

Мистер Кифли никак не мог прознать, что она еще два раза виделась с Дэнни. Первый — две недели назад — нет, больше чем две недели, тогда была пятница, значит, две недели прошло вчера. Поранил ей губу, и когда Ли заметил, она сказала ему первое, что пришло на ум: доставала со шкафа шляпную коробку, та выскользнула и стукнула по губам.

Ведь такое с кем угодно может произойти. У нее и в мыслях не было ничего подобного — ни пятнадцать дней назад, ни накануне, в четверг. Но он, возможно, уже задумал это в четверг, потому что машину не оставил перед калиткой, как раньше.

Она вспоминала, как все произошло, когда Дэнни появился в то утро, в пятницу. Разложила гладильную доску, гладила полосатую юбку — ту, с косой плиссировкой, которую каждый раз нужно отглаживать. А в гостиной был включен телевизор. Когда гладишь, вполне можно слушать программу: если что-то интересное, быстро подбежишь к экрану, посмотришь минуту-другую, потом опять к доске. Помнится, она гладила ту юбку потому, что в половине второго должна была прийти Рут, они собирались посмотреть новый фильм, и Люсиль хотела надеть ее, так как было ужасно жарко, а в ней прохладно, тем более что машину взял Ли и придется ехать автобусом, а потом еще пешком до кинотеатра. Поэтому выбрала ту юбку. Белая блузка достаточно прилегающая, можно идти без бюстгальтера, пускай Рут острит, что у нее груди болтаются. Сама-то она если не наденет лифчик, все у нее висит до пояса. Странно, что Эрл не купит для Рут подержанную машину, раз уж у него бизнес такой, вполне можно достать приличное авто, но похоже, он, как и Ли, трясется над каждым центом.

Было чуть больше одиннадцати, может, четверть двенадцатого, и юбка была почти отглажена, когда послышался знакомый скрип средней из трех ступенек, ведущих к маленькой веранде сзади дома, а вслед за этим в дверях появился высокий мужчина. Лицо его скрывалось в тени, так что она его не узнала, даже когда он произнес: «Привет, Люсиль».

Она направилась к двери, но человек уже входил, и тогда она узнала Дэнни, брата мужа. Они не были хорошо знакомы, встречались два-три раза, всегда при этом был муж, и братья в основном говорили о людях, о которых она раньше и не слышала. У нее возникало при этом странное чувство одиночества, тем более что она думала только о том, что тот трижды сидел в тюрьме, что в действительности он настоящий гангстер. Помнится, когда Ли рассказал о брате ее родителям, как они расстроились, хотели даже отменить свадьбу. Конечно, Ли мог промолчать, не трепать людям нервы, но он уж такой — выбирает прямой путь, поступает так, как находит правильным, не считаясь с окружающими.

Когда Дэнни вошел, она сообщила, что Ли нет дома, не приедет и на обед, в пятницу у него плотное расписание. Только Дэнни это не интересовало, он уселся на край стола, сказал — пусть продолжает гладить.

Сидел молча, и она чувствовала себя неловко — в старых джинсовых шортах и линялой желтой майке. Попыталась разговорить его, вышла выключить телевизор, вернувшись, хотела продолжить вопросы, но он мрачно молчал, словно не слыша. На нем были красивые светло-серые брюки с острой стрелкой, с темной строчкой по бокам и на карманах, голубая рубашка с короткими рукавами оттеняла мускулистые, загорелые руки; сигарета в его пальцах выглядела крошечной и удивительно белой.

Она догладила юбку, повесила ее в шкаф. Когда складывала гладильную доску, ожидала, что Дэнни поднимется, поможет ей, но он не шевельнулся, вообще не замечал ее, упершись взглядом в линолеум.

— Может, выпьешь пива? — спросила она. — Или кофе?

Он опять не ответил, но, видимо, принял какое-то решение, отщелкнув сигарету через кухню к плите, взглянул на нее.

— У меня возникла проблема, Люсиль, и ты можешь помочь.

— Но я…

— Помолчи, пока я не кончил. Но сначала несколько вопросов. Ты сможешь кое-что утаить от Ли?

— Я… ну… думаю, смогу.

Резкий, острый взгляд:

— Уже приходилось скрывать от него что-нибудь?

Она почувствовала, как краска заливает лицо:

— Д-да.

Он встал.

— Я затеял одно дело, и мне необходимо принять меры для защиты.

Достал из кармана брюк конверт — продолговатый, заклеенный — похлопал им по руке.

— Нужно спрятать это в надежном месте. Ли я не могу передать — слишком хорошо его знаю: откроет конверт, ради моей же пользы якобы, и может совершить какую-нибудь глупость. Ты сумеешь спрятать так, чтобы он не нашел? И ни словечка ему?

— Д-да, Дэнни.

— Это страховка, чтоб со мной ничего не случилось. Предположим, мне придется иметь дело с человеком, который способен так разъяриться, что потеряет здравый рассудок. Тогда со мной может что-то случиться. Как только услышишь такое, передай это в полицию. Здесь интересное чтиво, можешь открыть и прочитать перед тем, как им отдать. Но пока я жив, не открывай.

— Конечно.

— Я говорю серьезно. Хотя сомневаюсь, чтобы меня тронули, пока есть эта страховка. Если все пойдет, как я задумал, как-нибудь заеду и заберу ее. Сделаешь это для меня?

— Хороши, Дэнни, спрячу, — она протянула руку, но он не отдал конверт.

— Мне нужно знать, где спрячешь. Сначала покажи мне это место.

Она имела в виду свой тайник — старую сумочку, висевшую на задней, внутренней стенке шкафа. Дэнни прошел за ней в спальню и, когда она показала, покачал головой:

— Не подходит. Вдруг тебя не будет дома, и кто-то сюда вломится — заберет сумку.

— А если под матрац? Ли там не увидит.

Он посмотрел на нее с сожалением:

— Дай мне оглядеться, милочка. Подыщу что-нибудь получше.

Дэнни прошелся по дому, Люсиль — за ним. Остановились на кухне. На полке на стене стоял ряд жестянок с надписями о содержимом, на каждой картинка с тремя уточками. Он открыл крышку самой большой — с надписью «Мука».

— Не похоже, что ты часто печешь.

— Не очень.

— Тогда подойдет.

Жестянка была наполовину полной. Приблизившись, она наблюдала, как Дэнни засовывает конверт на самое дно. Стряхнул с руки муку:

— Готово. Поставь на место.

Потом предложил сигарету, дал прикурить и уперся в нее взглядом:

— Конверт не открывай.

— Не буду, сказала же.

— Повторяю еще раз. Ты жена моего брата, но конверт для меня важнее. Важнее, чем ты, дорогуша. Если в один прекрасный день я за ним заеду и он окажется вскрытым, я тебя как следует обработаю. Понятно?

— Сначала просишь о любезности, а потом угрожаешь, что изобьешь.

— Хочу убедиться, что ты поняла. Я рад… что ты это сделаешь для меня. Ты единственная, на кого я могу положиться. Я немного… растерял старые связи.

Глядя на него, она представляла себе, каково ему было сидеть в тюрьме, обратила внимание на то, как красиво, свободно и беззаботно он держится, не как Ли. Вот уж странно, что два брата могут быть такими разными. И в мыслях не было, что между ними что-то произойдет, но… произошло. В те минуты, пока друг на друга смотрели, она уже знала, что это случится. В доме царила тишина, и оба хранили молчание. Она понимала, что следует отвести взгляд, однако продолжала смотреть в его глаза, и он не отрывал взгляда. Почувствовала, как участилось ее собственное дыхание, заметила его вздымающуюся грудь, светлый завиток жестких волос между шеей и воротом голубой рубашки. Слышны были только жужжание холодильника, далекий уличный шум и голоса детей, игравших на заднем дворе.

Она ждала, когда Дэнни обнимет ее, но не могла представить, что это произойдет так стремительно и он схватит ее с такой грубостью. Напуганная, вспомнив о Ли и своем браке, она, извиваясь, стала отбиваться. Вырвавшись, чуть не упала, налетев на шкаф, чувствуя, как там падает посуда. Тогда-то он и ударил Люсиль по губам, и она, застонав, упала ему на грудь. Дэнни втащил ее в спальню — хныкающую, расслабленную, бессильную. Обращался с ней грубо, пренебрежительно — Ли никогда себя так не вел, вроде бы казнил ее.

Она уже готова была поклясться, что такое обращение не вызовет в ней отклика, и тут ее охватила стремительная, нарастающая, слепящая волна наслаждения.

В полном изнеможении, не в силах пошевелиться, она оставалась лежать, наблюдая из-под полуприкрытых век, как он приводит в порядок костюм, затягивает потуже пояс, как, стоя над ней, отвернувшись, раскуривает сигарету. Затем, осыпая проклятиями и ее, и себя, назвал их неприглядные действия словами, которых она никогда прежде не слышала. Напомнив о конверте, ушел: слышала его тяжелые шаги в кухне, потом хлопнула дверь на веранде, стукнула дверца машины, и взревел мотор отъезжающего автомобиля.

Через минуту она поднялась и, набросив халат, позвонила Рут, сообщив, что разболелась голова. Приняла горячую ванну, сменила шорты, майку и, заправив скомканную постель, достала опять гладильную доску — снова взялась за утюг. По лицу ее катились слезы — она их вовсе не замечала. Собственно, это был даже не плач: слезы хлынули непроизвольно, вдруг. Так же было с ней когда-то очень давно, когда машиной задавило ее собачку Тэффи. Она старалась не думать о песике. Делала уроки, болтала с подружкой по телефону, и вдруг ни с того ни с сего катились слезы, и тогда она вспоминала про Тэффи.

После того раза Люсиль так часто представляла себе Дэнни, что сама уверовала, будто думает о нем ежеминутно. А когда вспоминала эпитеты, которыми он награждал себя и ее, испытывала жадное вожделение.

Однако позавчера, когда он появился снова (она, покончив с обедом, сидела на веранде, просматривая журналы), Люсиль до смерти перепугалась. Дэнни опять проник через заднюю дверь и, без малейшего шума пройдя через комнаты к веранде, окликнул ее. Сердце, заколотившись, готово было выпрыгнуть из груди.

Она вошла в комнату, но от волнения не подымала глаз.

— Мне бы нужно сразу догадаться, — начал Дэнни, — как только впервые увидел тебя.

— О чем это?

— Прекрасно понимаешь о чем. Из всех мужиков на свете он единственный, кого ты смогла подцепить, Люсиль.

Только теперь она посмотрела в лицо, на котором играла злая усмешка.

— Это ты меня заставил.

— Верно, Люсиль, — заставил.

— Почему бы тебе не забрать свой конверт и не убраться отсюда?

— Потому что пока не хочется. Хочу, чтоб припрятала еще и это, — он протянул незаклеенный конверт. Вот — загляни в него.

Увидев пачку пятидесятидолларовых купюр, она уставилась на него изумленными глазами:

— Что это?

— В моей игре меняются ходы: появились осложнения с надзором. Придется кое-что подправить в намеченных планах. В конверте тысяча долларов — что-то вроде задатка. Деньги на дорогу, и самое надежное место для них — здесь, во всяком случае, я так считаю. Сделаем так. Если все проскочит, заеду забрать первый конверт, а этот тогда можешь оставить себе. Если появятся проблемы, заберу оба конверта и придется чертовски быстро уносить ноги. Этот конверт спрячь в той сумке в шкафу, которую мне показывала. Если все провалится, я буду покойник. Тогда деньги бери себе, а первый конверт переправь в полицию.

Молча кивнув, она направилась в спальню. Дэнни, пройдя за ней, проследил, как она прячет конверт в сумку. Когда Люсиль повернулась к нему, словно в ожидании похвалы, наткнулась на холодный, презрительный взгляд. Бросившись к Дэнни, вскинула руки ему на шею. Тот попытался разомкнуть объятие, встряхнул ее за плечи — цепкие руки держали не отпуская. И она уже знала, что передумает. Все было, в общем, как в первый раз, только теперь он ничего не сказал, не закурил у постели. Сунул в рот сигарету лишь в дверях, обернувшись, глядя на ее наготу, будто на грязь под ногами, и исчез. В этот раз дверь на веранде закрылась бесшумно, и отъезжавшей машины не было слышно. Люсиль искупалась, расправила постель, надела чистое платье. Потом, достав конверт с деньгами, разложила двадцать бумаг в причудливые узоры на постели — тихо напевая, забавлялась деньгами, пока не подошло время, когда возвращается Ли. На этот раз не было слез, напротив, Люсиль с удовлетворением констатировала, что вроде бы сквиталась с Дэнни, не понимая, правда, как именно.

Перебирая в памяти события, она сняла лак со всех ногтей на ногах и принялась покрывать их свежим. Начала с мизинца. Сидела расслабившись, касаясь щекой внутренней стороны согнутого колена. Услышав шаги, посмотрела в боковую половинку трельяжа. Ли стоял в дверях, опираясь о косяк, засунув руки в карманы мятых брюк, с холодным, озабоченным выражением на лице.

Обратив все внимание снова на ноги, Люсиль осторожно заработала кисточкой.

— Кажется, твой брат попался, — обронила она.

— Да, у него неприятности. Возможно, они возникнут и у нас.

— С чего бы это? Какие?

Услышала, как он прошел за ее спиной, как скрипнула постель, на которую он уселся. Резкий голос мужа испугал ее:

— Брось заниматься этой чепухой и повернись сюда! Мне нужно с тобой поговорить.

— Минутку, я сейчас…

— Немедленно, черт возьми!

Сунув кисточку во флакон, она с громким, демонстративным вздохом повернулась к нему.

— Не понимаю, чего ты злишься.

Лицо ее оставалось безмятежным, но глаза испытующе оценивали поведение мужа — что сказал ему Кифли?

— Почему ты не оденешься?

— Я плохо выгляжу или еще что?

— Не прикидывайся, Люсиль. Оденься.

Она одарила его насмешливым взглядом. Сексапильно-насмешливым — так смотрела Грейс Келли на Гэри Гранта в том фильме, где он играл похитителя драгоценностей, которого обвинили в краже, хотя вором был кто-то другой, пользовавшийся его методами, а он уже давно оставил воровство и теперь хотел доказать, что не виноват. Люсиль и Рут взяли этот взгляд на вооружение, и Рут уверяла, что у Люсиль он получается в точности. Достаточно чуточку опустить веки, искоса глянуть вверх и улыбнуться так, чтобы уголок рта был опущен. Медленно, но упруго потянувшись, Люсиль подтащила за рукав брошенный халатик и, скользнув в него, кокетливо расправила воротник.

— Теперь лучше, дорогой? — томно осведомилась она.

— Ты солгала Кифли, — раздалось в ответ.

Она смутилась: Ли выглядел необычно — сейчас был похож на Дэнни. Люсиль выкрикнула:

— Если этот тип наговаривает на меня, так это вранье!

Ли устало произнес:

— Люсиль, я не надеюсь, что ты поймешь, но все же попытаюсь втолковать. Сейчас мы обеспечены. Так или иначе я занимаю определенное положение и пользуюсь каким-то уважением.

Она воспользовалась его словами для атаки:

— Конечно, ты имеешь все, тебе всего хватает. Лет через десять ты, может, станешь зарабатывать столько, сколько получает хороший плотник. Я не могу купить паршивые румяна, чтобы ты не попрекнул — сколько стоят…

— Глупости. Но послушай: Кифли не совсем нормален, что-то в нем сдвинуто. Он вел себя так, будто… будто я обыкновенный преступник, которого он должен уличить.

— А ты не разъяснил ему, дорогой, какая ты страшно важная персона в Бруктонском колледже?

— Для Кифли это не имеет значения, — он не обращал внимания на ее издевку. — До сих пор я не понимал, что ошибся, возвратившись сюда. Не подумал о Кифли. Если ему захочется сделать мне пакость — сделает. Использует Дэнни как орудие. Может пустить в ход и… что-нибудь другое, случившееся давным-давно. Может представить это так, что будет выглядеть гнусно. Пока мы будем держаться в стороне, не думаю, что он станет пакостить. Поэтому страшно важно, чтобы мы ни во что не были замешаны. Конечно, Дэнни он арестует, или его изловит кто-то другой, и Кифли сядет нам на шею. Конечно, это плохо для Дэнни, но он сам виноват. Люсиль, я тебя слушал и видел, что Кифли ты соврала. Знаю, когда ты врешь, — я уже не раз тебе это доказывал. Ты не умеешь лгать. Обычно я не обращаю внимания, не хочется ссориться. Но сейчас это серьезно, пойми же наконец. Теперь от этого многое зависит. Когда ты видела Дэнни в последний раз?

— Как я сказала мистеру Кифли — сразу после твоего дня рождения.

— Прекрати, Люсиль. Виделась с ним и позже. И я это должен знать — сейчас же.

Она поняла по глазам мужа, насколько все серьезно. Ошеломленная, судорожно соображала, что ему рассказать: немыслимо ведь открыть всю правду. Но кое-что все-таки нужно сказать, чтобы его успокоить. Придется назвать детали, подробности для правдоподобия. Впервые она испытала чувство острой вины за то, что вытворяла с Дэнни. Это и в самом деле ужасно — с родным братом мужа. Жаль, что нельзя сделать как в фильме: перекрутить, чтобы стало лучше, чем в действительности. Ничего подобного раньше она не делала, и в мыслях такого не было. Рут об этом много болтала, но ведь все только слова. Собственно, Ли сам -виноват, что так случилось. Воображает, что можно сунуть ее в эту вонючую дыру на Аркадия-стрит, выдавать смехотворные суммы, и она здесь будет таять от счастья! Если вы привыкли к веселью, всяким приятным развлечениям, никто не смеет требовать, чтобы приспособились к жизни, где и университетская вечеринка становится великим событием.

— Так я жду, — настойчиво повторил Ли. — Выкладывай.

Мысль ее работала на полных оборотах: перебирала, приглаживала, заметала.

— Ну хорошо. Виделись мы. Но я ему обещала… Он вздохнул:

— Мне нужно услышать все. Начинай.

— Ладно. Вчера прошло две недели. Видела его только один-единственный раз. Было утро, я гладила, а он зашел через черный ход — выглядел мрачным, озабоченным. Я сказала — тебя нет дома, а он обратился с просьбой. У него, мол, неприятности, и ему нужно, чтобы я кое-что припрятала в доме. Тебя не хотел просить, потому что начнешь выспрашивать и так далее. Ну, я и пообещала.

— Потом он приходил за тем, что оставил?

— Нет, был здесь только в тот единственный раз. Это еще здесь.

— Давай принеси.

Она встала, чтобы направиться в кухню за банкой с мукой, но вспомнила, как Дэнни требовал не раскрывать конверт, чем пригрозил ей, если ослушается. Поэтому подошла к шкафу и, раздвинув вешалки с платьями, достала из сумки конверт с деньгами. Кляня себя за глупость, за то, что не догадалась припрятать для себя часть, швырнула конверт Ли. Купюры разлетелись по воздуху, опустившись у его ног и на постели, а ей хотелось смеяться до слез, видя его изумление.

Медленно собрав бумажки, сосчитав, Ли вложил их в конверт.

— Тысяча долларов. Для чего?

Она снова уселась перед зеркалом.

— Говорил, какие-то осложнения, и это деньги на дорогу, если у него ничего не выйдет. А если все получится, можем их оставить себе. И если его убьют, тоже можем взять.

— Какие осложнения — не сказал?

— Ты же его знаешь.

— Это все?

— Дал конверт, чтобы спрятала, велел тебе даже не заикаться и уехал.

— Машину оставлял перед домом?

— Нет. Не знаю, где оставил. Зашел через заднюю дверь. Я гладила на кухне. Ушел тоже через заднюю дверь.

— Ты говорила об этом с кем-нибудь? Небось рассказала своей Рут?

— Никому не говорила.

Ли сидел нахмурясь, похлопывая конвертом о ладонь. Ну прямо вылитый Дэнни.

— Что думаешь делать? — спросила она.

— Не знаю. Пытаюсь представить, как отнесется Кифли, если я расскажу ему, что…

— Ведь это твой родной брат!

— Знаю, Люсиль. Очень хорошо знаю. Но я должен быть уверен, что Кифли не разнюхает про этот… случай. Пожалуй, придется рискнуть.

— Положить его обратно?

— Спасибо, я сам позабочусь. Ну почему, Люсиль, ты не рассказала мне сразу?

— Я же обещала Дэнни — дала ему слово.

— Ты моя жена, и мне не нравится, что Дэнни впутал тебя в историю.

— Куда ты положишь конверт? Вдруг он придет за ним, когда тебя не будет дома?

— Скажешь ему, чтоб подождал, и позвонишь мне, а я приеду, как только освобожусь.

— А если он будет спешить?

— Что ж, очень плохо. Должен ведь я знать, что происходит.

Выходя из спальни, обернувшись, он сказала:

— В семь часов у меня собрание, как насчет ужина?

— Интересно, как ты себе это представляешь? Целый час выспрашиваешь обо всем, а потом надеешься, я нажму волшебную кнопку и ужин через две секунды опустится на стол. Я просто дурочка. Думала, хоть в субботний вечер имею право ожидать, что повезешь меня куда-нибудь ужинать…

— Ладно, хватит. Перехвачу по дороге сэндвич.

Когда он опять зашел в спальню, она обрабатывала другую ногу. Быстро приняв душ, он переоделся. Когда Ли собрался уходить, почти все ногти были накрашены.

— Вернусь, наверно, около половины девятого, — сказал он.

— Хорошо, — небрежно бросила Люсиль не оборачиваясь.

— Можем тогда съездить в кино.

— Еще лучше.

— Подумай об этом, — он положил ей руку на плечо, а Люсиль подставила щеку для поцелую. Хотел было что-то сказать, однако, раздумав, вышел из комнаты. Она слышала, как слабо хлопнула дверь, заурчал мотор, и его звук стал удаляться. Комнату заполнили голубоватые сумерки. Позвонила Рут — никто не поднимал трубку. Раздраженная, прошла в кухню, сделала бутерброд и съела его стоя, не присаживаясь. Снаружи доносился визг и шум драки соседских детей. Выпив стакан молока, принялась искать деньги. Через полчаса она пришла к выводу, что Ли спрятал конверт в ящике своего стола — в среднем, и ящик заперт. Довольно долго она старалась открыть его загнутой спицей, однако, разочарованная, вынуждена была отступиться.

Включив телевизор, прокрутила шесть каналов, выключила. Порылась в сумочке, обнаружила два доллара с четвертью. Надев темно-голубое платье, направилась к автобусной остановке. Дверь не заперла, не оставила никакой записки — пускай покрутится. И в кино пусть идет один. Увидев приближающийся автобус, почувствовала, как подступают слезы. Ночь была полна людей, и все они развлекались. Одна Люсиль была как отверженная.