Центр

Глава 17 "Оно"

Из подвала поднималось нечто расплывчатое, бесформенное, представляющее собой уплотнённый тёмно-синий свет.

Друзья стояли, вжавшись в стену, и всё ждали, что появится какое-нибудь лицо, или, на худой конец — хотя бы клешни или щупальца. Увидев более-менее привычную форму, они не испытывали бы уже такого мучительного, невыносимого страха.

А холод всё усиливался, и зубы стучали, и тела тряслись уже не столько от страха, сколько от этого пронизывающего, мучительного холода.

Наконец Перо не выдержал, вскрикнул:

— Кто ты?!

Сияние перестало вздыбливаться вверх, но, вместе с тем усилилось, как бы обернулось к друзьям.

Этот новый свет даже напоминал желанную небесную лазурь, но был таким ледяным, что и Эрд и Перо, желая защититься от него, выставили перед собой руки.

Эрд проговорил:

— Кем бы ты ни был, но, если захотел нас заморозить — это у тебя хорошо получается.

И тут сверху прорвался панический крик:

— Опять — Оно! Свет этот проклятый! Слышите?! Оно из подвала поднимается!

Отвечал грубый, но тоже испуганный голос:

— Не паниковать! Слышишь?! Если ты сейчас не прекратишь орать, я сам тебя пристрелю!.. Стреляйте вниз! Слышите?! Мы эту дрянь, чем бы она ни была, сейчас изрешетим!

— Но законники…

— Нет поблизости законников. Они сейчас в сто двадцатом районе, там основной бой идёт. Ну и мы сейчас постреляем! Пора разобраться с этой дрянью из подвала!

Перо жалобно посмотрел на Эрда и проговорил:

— Похоже, в этот раз мы у стены не отстоимся. Заденут они нас.

И в подтверждение его слов сверху прозвучала очередная команда:

— Гранаты туда кидайте!

Эрд сжал кулаки, и проговорил:

— Погибать так глупо? Ну уж нет!

И он бросился туда, где ледяной лазурный свет достигал наибольшей плотности — к распахнутому люку.

Перо, глаза которого округлились от ужаса, метнулся за своим другом.

Свет расступился перед ними, дал прыгнуть в люк.

А сверху грянули взрывы, полетели осколки, затрещали автоматы.

Бетонный люк упал на место, отгородил их от этой стрельбы. Друзья падали вниз, в темноту.

Падение продолжалось секунд пятнадцать, быть может — двадцать. Затем друзьям показалось, что на их пути встала преграда, но преграда не жёсткая, она расступилась, поглотила их.

Сразу после того как они прыгнули вниз, исчез страх, остался там, за бетонным люком, в Аркополисе.

И Перо спросил:

— Фонарь при тебе?

— Нет. К сожалению, когда я прыгал — задел за что-то, и ладонь моя разжалась. Фонарь вылетел…

Эрд начал двигать руками, и ему показалось, будто он раздвигает не воздух, а нечто полужидкое, похожее на воду, и всё же более лёгкое, чем вода. И вот он проговорил:

— Фонарь нашёлся. Он, оказывается, висел в воздухе, рядом со мной.

— Так что же ты. Хотя погоди, не включай свет, дай собраться духом. Ведь мы сейчас увидим что-то такое, необычное…

Но, на самом деле и Перо, и Эрд только нагнетали на себя страх, не понимали, как это они могли разом от такого привязчивого, сильного чувства избавиться. Но страха не было, и всё тут.

Вот Эрд нажал на кнопку фонаря.

Да — они действительно увидели странное, необычное. Перед ними выгибалась вверх, а также — плавно загибалась в стороны пористая, слизкая стена, из которой выступал, глядя на Перо и Эрда громадный, тускло-зелёный глаз. Друзья видели свои отражения в этом глазу (между прочим, поблизости из стен выступали и другие, не меньшие, а то и большие по размерам глаза). Луч фонарика тонул в загадочной глубине глаза, как в омуте, — чувствовалось, что глаз продолжается, уходит в глубины стены.

Вот Перо молвил:

— И что это такое под Аркополисом выросло…

Он, впрочем, тут же прокашлялся, и молвил:

— Извините, если кого обидел…

Эрд отозвался:

— Не говори глупостей.

— Я знаю, что говорю глупости, но так волнуюсь, что ничего путного в голову не идёт…

— Ну тогда лучше помолчи…

Но Перо уже не мог замолчать:

— Ты посмотри: здесь этих глаз множество. И ещё неизвестно, насколько велик этот коридор. А, быть может, здесь целый лабиринт…

— Думаю, хозяин, или хозяева этого царства сами могут нам ответить на все вопросы, — заявил Эрд, и поднял голову вверх.

И Эрд и Перо ожидали, что сверху появится, вернётся из Аркполиса мистический, тёмно-синий цвет, но вместо этого начали разгораться тускло зелёным свечение глаза. Вскоре исходящее от них свечение стало настолько ярким, что друзья вынуждены были зажмуриться, а Эрд взмахнул рукой, и выкрикнул:

— Ну хватит уже, хватит! Мы пришли к вам, как друзья…

Свечение постепенно стало уменьшаться, и, в конце-концов сделалось приятным для глаз.

Тогда в воздухе прозвучал сильный, идущий, как им показалось, сразу со всех сторон голос:

— Ведь требовалось вас изучить. Теперь мне известно и ваше прошлое, и ваш язык, и ваши мысли.

— А наше будущее тебе неизвестно? — спросил Эрд.

Голос бесстрастно ответил:

— Вы умрёте. Этого ещё никто не избежал. Но, возможно, ваша смерть наступит ещё нескоро (по вашим, человеческим, меркам).

Перо прокашлялся, и молвил:

— Спасибо. Надеюсь, это не угроза.

— Нет. Мне незачем вам угрожать.

— А тот… ну который вверх полетел. Тёмно-синий такой. Он ведь тоже не хотел нам ничего плохого? — спросил Эрд.

На это полследовал бесстрастный ответ:

— Это, собственно, был я.

— А-а, значит, уже вернулся? — предположил Перо, который осмелел, и чувствовал себя даже уверенне, нежели в Аркополисе.

— Нет. Я не возвращался. Я здесь, и я ещё там.

— Раздаиваешься, что ли? — спросил Эрд.

— Нет. Не раздаиваюсь. Я и здесь, и там.

— Сразу во многих местах? — удивился Эрд

— Да, сразу во многих местах.

— И давно ты поселился под Аркополисом? — этот вопрос задал Перо.

— Я не селился под Аркополисом, я существовал, и существую, в ином измерении.

— А я прежде думал, что другие измерения бывают только в фантастических фильмах, — произнёс Эрд

— Мне уже известно, что ты думал, и что думал Перо, мне известно ваше прошлое.

— Ну а всё же: давно ты стал наведываться в наш Аркополис?

— За десять лет, как у вас стало темно.

— Хм-м, а у вас что — своего света не хватает?

— Нет, не хватает.

— И давно у вас потемнело?

— Значительно раньше, чем у вас. По-крайней мере, по вашим меркам. Примерно, пятьдесят тысячелетий назад.

— Ну вы — настоящий долгожитель, — проговорил Эрд.

— Жизнь у нас не прекращается. Смерти, как таковой, у нас не существует.

— Счастливые вы! — произнёс Перо. — Мы, люди, никак не можем свыкнуться с тем, что наша жизнь конечна.

— Тем ни менее, счастья у нас нет, после того, как ушёл свет. Во всяком случае, для таких, как я.

— А зачем к нам наведываетесь? Ведь и у нас теперь нет света.

— Частицы света всё-таки остались. Просто ваши приборы ещё слишком несовершенны, чтобы фиксировать их.

— А вы поглощаете эти мельчайшие частицы?

— Да. Я их поглощаю. И очень рискую.

— Что, такие вылазки запрещены у вас?

— Не то, чтобы запрещены. Они даже поощряются. То есть, если бы я сообщил приверженным тьме и её частицам о таком портале в ваше измерение, то меня бы удостоили награды. Но это опасно, прежде всего, для вас. Те, кто появились у центра вашего Многомирья, появятся прямо у вас в Аркополисе. Ведь, пока что только там, у центра, они смогли прогрызть ход между измереньями, потому что само пространство там искажено. Именно они похитили свет вашего неба…

Последнее заявление прозвучало шокирующе. После минутной паузы Эрд спросил:

— А зачем вы похитили свет нашего неба?

— Подождите!

— Что-нибудь случилось?

— Я просто проверяю, нет ли кого-нибудь поблизости…

Глаза потуснели, свет ушёл в их глубины, и друзья снова оказались во мраке. Если бы не фонарь Эрда, то они вообще ничего бы не увидели.

Но вот глаза начали разгораться, и снова они оказались в центре слегка пульсирующего малахитового сияния.

Сильный голос столь непохожего на них существа говорил:

— Сейчас, кажется, никого поблизости нет. Хотя, конечно, нельзя быть уверенным, что никто нас не подслушивает. Разные части нашего мирозданья связаны теперь порой самым невероятным образом…

— Тогда, быть может, вернуться назад в Аркополис? — предложил Эрд.

И тут же сам добавил:

— Хотя, вообще-то, не хотелось бы. Если бы не родные, то мы сами давным-давно сбежали из этого города.

Голос ответил:

— Возвращение назад невозможно, а точнее — сопряжено почти со стопроцентной вероятностью вашей гибели. Дело в том, что стрельба в шахту лифта была услышена пролетавшим поблизости патрулём законников. Обитатели этого дома…

— Бандиты, — подсказал Эрд.

— Если угодно, обобщай их одним словом «бандиты», хотя там присутствовали и вполне порядочные люди. Так вот: обитатели этого дома считали, что силы законников сосредоточены в другом районе Аркополиса, но они забыли или не знали, о дополнительных силах, которые были созваны из ближайших к Нокту миров. Так вот: сейчас дом окружён, и методически уничтожается с помощью весьма сильного оружия.

Перо молвил:

— Что ж: вполне предсказуемо. Законники в последнее время совсем озверели. Но их, впрочем, можно понять: массовые убийства — вот чем занимаются банды.

Эрд произнёс:

— Может, для кого-то это и интересно, но только не для нас. Нас уже тошнит от этой Аркопольской жизни. Собственно, мы и бежали к чему-то действительно новому, и теперь не хочется слушать об этом.

Голос ответил:

— Тем ни менее, примерно через полчаса то здание превратиться в весьма высокую груду обломков, из под которой вам едва ли удастся выбраться.

— Ну и плевать! — с вызовом выкрикнул Эрд. — Как-нибудь выберемся… А сейчас рассказывайте: очень интересно послушать, кому же и зачем понадобилось похищать свет с нашего неба.

Вот, что поведал сильный, приятный голос этого существа:

Ваше Многомирье выглядит как воздушный океан, столь огромный, что простому смертному, без сторонней помощи, едва ли удастся пересечь его. В воздухе висят недвижимые миры, свет благодатно льётся на них; почва впитывает энергию этого света, и произрастает из почвы жизнь.

Всё это было в прошлом, а нынче нависла над этим угроза уничтожения. Многие замёрзнут, а многие превратятся в слизь — споры, которые нынче разлетаются от центра Многомирья, помогут этому…

Возможно ли это остановить? Вероятность этого не велика, но всё же она есть.

Вас интересует, какие события предшествовали затемнению вашего неба, почему произошло вторжение? Итак, рассказываю…

Если Многомирье — это воздушный океан, необъятный для взгляда, то в нашем мирозданье, а лучше сказать — в нашей сфере, (потому как и наш мир, также как и ваше Многомирье, заключён в сферу) — нет таких открытых просторов.

У нас есть туннели. Изгибистые, огромные и тонкие, — переплетаются они в лабиринт, подобного которому вы и представить себе не можете.

Если бы у нас было открытое пространство, то свет пересекал бы его из края в край в течении десяти лет. То есть, размеры нашей сферы, примерно равняются размерам вашего Многомирья, вашей сферы.

Да… так было… а нынче всё, за исключением отдельных уголков, наподобии того, в котором вы сейчас находитесь, погружено во тьму.

Мы, жители нашего мирозданья… Кстати, у нас было название для него, но оно, мне так кажется, слишком труднопроизносимо, да и вовсе не переводимо для вашего языка, так как в нём отражается наша, а не ваша жизнь.

Вы ещё почти ничего здесь не видели, но кое-какое впечатление у вас уже сложилось, и я чувствую это слово: «Слиглазье». Что ж, не буду спорить с таким определением, оно, конечно, очень упрощённое, но всё же отражает сущность происходящего здесь. Именно — слизь и выпученные, тёмные глаза — такими мы стали…

По вашим понятиям, мы, скорее растения. Мы произрастаем из стен туннелей. Нас — превеликое множество, и все мы, в той или иной степени, были связаны между собой корнями. Упрощённо говоря: всё наше мирозданье можно было назвать единым, растущим, живым организмом. Но, к сожалению, этот огромный организм не был совершенен: скорость чувства внутри этого организма проносилась быстрее скорости света, но всё же и эта скорость не мгновенна. Разные части думали, чувствовали не совсем одно и тоже. Разным частям было нужно разное…

Чем больше проходило времени (а по вашим меркам это очень значительный отрезок — миллионы лет), тем больше усиливалось непонимание, тем сильнее разрывались связующие прежде целое корни (я намеренно умалчиваю о ныне утерянных достижениях нашей культуры, так как это была прежде всего внутреняя культура, а не музыка, литература или живопись).

Наибольшее значение в нашем мирозданье имел центр. Именно оттуда, по видимому, и начался рост туннелей, хотя это происходило в такой древности, что память об этом утеряна. Быть может, именно из-за обособленности центра и началось наше непонимание; быть может, уже и тогда там произошло извращение начальной сущности.

Переплетением мыслей, столь же сложным, как и наши туннели, пришли мы к выводу, что энергию, которая питала нас, которая была частью нас, надо переправлять к центру; тогда, якобы, ярче должен был вспыхнуть свет, дававший всем нам жизнь.

Это мы и начали осуществлять. Энергия перетекала, заглатывалась центром, но обратно мы ничего не получали, кроме, разве что, обманчивого чувства того, что скоро-скоро наступит наше счастье.

Центр забирал, ничего не давая взамен, а это вело к жадности, жадность — к подозрению, обиде, и злобе. Злоба, разрастаясь за тысячелетия в лютую ненависть, приводила к уродству.

В каждой клетке, в каждом атоме центра накопилась великая сила; но сам центр стал уродливым до невероятности. Мы, остальные, уже недоверчивые, уже разобщённые части, чувствовали только границы центра, что же происходило внутри — было скрыто от нас.

Тысячелетия неведения. Тысячелетия постоянной, вынужденной отдачи энергии, привело и нас к озлобленности. И мы были уже отнюдь не такими прекрасными, как прежде.

Да, да — были такие времена, когда вы испытали бы восторг, увидев наше мирозданье, и не «Слиглазьем», а каким-нибудь светлым, поэтичным словом назвали бы его.

Итак, на нас ослабленных, уже разобщённых, был направлен удар центра. Против силы, которую мы сами тысячелетиями отдавали, мы не могли ничего выставить. Чёрные корни, изгибаясь, пронизывали нас насквозь, связывали с центром, из центра в нас перетекали лютая ненависть.

Представьте себе — в растение вливают яд, этот яд искажает его, делает уродливым, но не уничтожает, а оставляет в страшном, мучительном существовании.

Тьме, уродству, злобе отвратительна красота, и чем сильнее эта ненависть, тем она и коварнее и, в тоже время — бессмысленней, точнее понятней на самом примитивном уровне. Просто изменить всё, подмять под себя, сделать таким же уродливым, злобным.

Примитивность, это всё же не значит тупость. Примитивность — это стремление у одной, глупой, ничтожной и страшной цели, но ради этого затрачивается огромное количество энергии. Иногда ненависть бывает сильнее любви.

Завладев нашей сферой, превратив его в «Слиглазье», тьма не успокоилась. Ведь тьма знала, что за пределами сферы есть ещё что-то, и она стала разъедать оболочку (или, по вашему, "скорлупу"), но наткнулась на вакуум — вымораживающий всё живое, он заставил тьму отступить.

Были ещё и наружные трубы, ведущие к другим сферам, и через них пыталась прорваться тьма, но там на пути её стал текучий пламень, и тьме прилось отступить.

Каждое мгновенье в дальнейшем существовании заполнившей наше мирозданье тьмы было наполнено всё растущей яростью от того, что существует необъятный мир — множество сфер, а также и космос с его галактиками, до которого она не может добраться.

Тьма билась в этом беспрерывном, неумолимом стремлении, искала своей однобокой, прямой, страстной мыслью путь.

Эта мысль — чёрная, уродливая, ветвистая, порождала фантомов, фантомы же, купаясь во тьме, обретали плоть, и, в конце-концов, превратились в змеев и в их наездников. С ними, вам, быть может, ещё предстоит столкнуться.

— И, в конце-концов, тьма достигла нашего Многомирья… — проговорил Эрд.

— Да. Тьме удалось разъесть тонкую грань между Слиглазьем и Многомирьем.

— После этого и начались у нас неприятности, — молвил Перо.

— Совершенно верно.

— Ну а что вам от нас надо? — спросил Эрд.

— Ничего не надо, — ответил голос. — Вы ведь попали сюда случайно.

— А я уж подумал: от нас понадобиться какая-нибудь помощь, — вздохнул Перо.

— Вы, жители Аркополиса, через чур высокого мнения о себе… Кстати, известно ли вам, что время у нас и у вас идёт по разному?..

— Нет. Откуда же…

— Так знайте, что за время нашего разговора в Аркополисе прошло уже пять месяцев.

— Как же… Но наши родители… — в голосе Эрда прозвучало недоумение.

— Они замёрзли. Там почти всё вымерзло. Но свет скоро вернётся.

— Я не верю! — крикнул Перо. — Это сон.

Перо ущипнул себя, вздохнул:

— Нет. Не сплю я.

— Свет скоро вернётся… — продолжил голос.

— Откуда такая уверенность? — спросил Эрд.

— Есть такие существа, которые помогли этому возвращению…

— Неужели Эван?

— Мне известно о вашем Эване. Был ещё Дэкл, была Аннэя и другие… Некоторые из них погибли… Кто-то остался живым.

— А Эван?

— Вам это лучше не знать.

— Но кто же вернул свет?

— Скоро вы это узнаете… Возвращайтесь.

Незримая сила подняла друзей вверх. Потом они выбрались из-под развалин.

Вновь сияло лазурью небо. В промёрзшем Аркополисе медленно возрождалась жизнь.

Выжили немногие, но они уже выбирались из своих подземных убежищ.

Перо подошёл к миловидной девушке с красивыми глазами, и спросил:

— Скажите, кто вернул свет на небо?

Девушка улыбнулась, и ответила:

— Разве вы не знаете?..

— Нет… Мы были далеко отсюда…

— Его звали Апрачом. Он ворвался в великую тьму с камнем, который преображает тьму в свет. И тьма стала светом…

— А кем он был прежде — этот Апрач?

— Он был благородным человеком. Он был верным сыном Нокта…

Никто не знал, откуда дошли слухи об Апраче до Нокта. Но это не он победил тьму Слиглазье.

Велико Многомирье, много в нём героев и героинь; много удивительного, и миллиарда томов не хватило бы для того, чтобы описать хотя бы тысячную долю тех чудес.

Ну а что касается Эвана, то он, быть может, и на самом деле погиб во тьме. Во всяком случае, на Нокте его больше никто не видел.

Многочисленные фильмы с его участием пропали. Вообще — после великих холодов мало что осталось от культуры старого Нокта.

Символ ушедшего стал короткометражный, чудом сохранившейся фильм. Там показывали актрису Мэрианну Ангел.

Она стояла на площади, в широкополой шляпе, улыбалась. Вдруг случайный порыв ветра сорвал с её головы эту шляпу. Мэрианна бросилась за шляпой, но не догнала её (шляпа улетела в фонтан).

На несколько секунд Мэрианна посмотрела в небо. Казалось, увидела там свою крылатую мечту. Потом опустила голову, натянуто улыбнулась…

Давно уже не было Мэрианны Ангел, мало кто помнил подробности её жизни, а вот взгляд остался. Казалось, взгляд этот вопрошал у кого то:

— Где ты… где ты… где ты?

КОНЕЦ

18.10.2007