Штромберг провел Григоряна в лабораторию, уставленную черт знает каким оборудованием.
— Понимаешь, Григ, — сказал доктор, — я исследовал некоторые останки погибших и обнаружил непонятную вещь. Оказывается, трупы были не разрезаны.
— А что, разорваны? — Григорян зачем-то оглянулся.
— Как бы, — сказал Штромберг. — КАК БЫ разорваны. Погляди-ка сюда.
— Нет уж, изволь… — отшатнулся инспектор, заприметив в углу, куда его хотел завлечь доктор, широкий прозекторский стол с установленным на нем микроскопом. — Давай на словах, я пойму.
— Ладно, — ответил Штромберг. — Главное, чтобы ты вник в суть моего заявления, тогда и осмотр не потребуется. Понимаешь, инспектор, когда я установил, что трупы были расчленены НЕ с помощью холодного оружия, я подумал, что они пострадали от какого-то неведомого взрыва. А потом понял, что они просто разорваны на куски. Обычно ткань разрывают чем — зубами, когтями, что там еще?
— Ногтями, — подсказал Григорян.
Штромберг покачал головой.
— Ногти не идеальный инструмент для расчленения. Они ломаются, встречая противодействие плоти, и я просто не представляю… Однако, исследовав остатки ногтей трупов, я обнаружил, что это похоже на то, как если бы они разорвали сами себя…
— Сами себя? А разве это возможно?
— Я бы не сказал, что это возможно… — осторожно протянул Штромберг. — Но выглядит все именно так.
— И это твое официальное заключение?
— Ну уж, нет! Я не хочу прослыть ненормальным!
— Но ты придаешь этому значение. Да и меня позвал не для того ведь, чтобы шутки шутить?
Штромберг кивнул.
— Да. Я придаю этому большое значение. Для официального заключения необходимы дополнительные исследования. Просто я решил поделиться с тобой предварительными соображениями… И хоть все это странно, но я чувствую, что к этому делу тебе следует подойти с какой-то новой стороны. Поверь, Григ, — вдруг понизил он голос до шепота, — это необычное дело. Очень необычное. Такого еще не было в истории полицейских расследований…
— Об этом еще никто кроме тебя не знает? — спросил Григорян встревоженно.
— Никто. Полицейского врача еще нет, лаборантам это все до лампочки… К тому же я подумал, что результатами исследований должен распоряжаться только ты, как хозяин этого дела…
— Хозяин… — с горькой иронией передразнил его Григорян, разглядывая человеческие внутренности, изображенные на висящей на стене анатомической карте. — Какая у тебя версия? — вдруг спросил он.
— Версия? — удивился Штромберг. — Да это у ТЕБЯ должна быть версия. Я всего лишь доктор, исследователь, поставщик результатов…
Григорян вздохнул и поглядел прямо в глаза Штромбергу.
— Зх, Артур… — пробормотал он. — Не нравится мне все это. Шеф пугает меня политикой, ты пугаешь меня мистикой. Что за времена сейчас пошли? Ведь согласись, то, что ты мне рассказал, и объяснить-то невозможно.
Штромберг пожал плечами.
— Дело тут не во временах. Ты же знаешь, Григ, что необъяснимого нет. Все можно объяснить.
— Ладно, — сказал Григорян. — Надо подумать.
Он вышел из лаборатории и направился к кабинету Бигало. Дверь шефа была заперта на ключ. Григорян посмотрел на часы. Был уже вечер.
«Ну и черт о тобой!» — подумал он и направился к выходу. Сегодняшний день ему надоел. Пора было и отдохнуть.