Цейтнот

Из машины вылезли Ротчев с Бархеевым - ноги размять, покурить. Потому и не сразу заметили мотоцикл, что отвлеклись. Но не только в этом дело. По тракту одновременно двигалась без малого дюжина машин, и в цепочке парных огней, бегущих к заставе ГИБДД, затерялась одинокая мотоциклетная фара.

Толстоухов заметил "Яву" все-таки на расстоянии достаточном для того, чтобы успеть поманить её жезлом на обочину. Но мотоциклист даже не пошевелил головой в глухом шлеме, а, проезжая мимо, добавил газу, или, как выражаются местные байкеры, "дусту подкинул". "Ява" взревела, словно истребитель-перехватчик, и пошла "на взлет" - в гору. Инспектор нехорошо выругался и побежал к своему "Уралу". Ротчев тоже не удержался от восклицания:

- Эх, ты ж, елки, тридцать два - шестнадцать!

Это в бледном свете фар он профессинальным оком успел засечь номер. Они с Бархеевым прыгнули в УАЗ и тоже припустили вдогонку. Номер мотоцикла пошел в эфир, и сразу несколько человек, услышав его, помянули и елки, и палки, и черта с его бабушкой. Номер этот, 32-16 СВТ, числился за "Явой" Жоры Худорожкина...

* * *

Младший сержант Толстоухов любил свой мотоцикл "Урал" больше, чем жену. А если бы он больше любил жену, то давно бы бросил вредную и не шибко богато оплачиваемую инспекторскую работу. Но свой служебный мотоцикл он любил больше и постоянно его протирал, смазывал, обихаживал и, что называется, холил, как казак коня. И никогда не давал в чужие руки, даже ненадолго, даже попробовать, как тот на ходу.

И сейчас он цепко висел на хвосте "Явы", хотя у той явно был расточен цилиндр и снят глушак. Толстоухов четко придерживался инструкции держаться сзади, а у следующего поста отстать. Там на хвост сядет машина, чтоб внимания не привлекать. Конечно, машина тоже отстанет, но впереди будут ждать другие, и они поведут дальше. И так до конца. К несчастью, даже самые умные инструкции не могут предусмотреть все.

"Ява" резко сбавила скорость и скоро приткнулась к обочине. Младший сержант растерялся и тоже сбавил скорость. УАЗ и медицинский "рафик" безнадежно отстали. Сзади довольно далеко светились фары, но неизвестно чьи. И Толстоухов решил действовать как обычно в таких ситуациях. Он остановился, слез с мотоцикла и направился к нарушителю, чтобы честь по чести взять под козырек, так, мол, и так, инспектор Толстоухов, прошу документы, почему не остановились и так далее.

Водитель "Явы", по-прежнему сидя в седле и не поднимая щитка глухого шлема, расстегнул молнию черной кожаной "косухи" и, сняв перчатку, сунул правую руку за пазуху, туда, где обычно лежат в потайном кармане документы. Потом он вытянул руку в сторону инспектора. Грянул выстрел, и заряд картечи отшвырнул младшего сержанта в темный снег кювета.

* * *

В кафе гремела музыка, извергаемая баррикадой колонок. Самый тот музон - группа "Лесоповал". Курьерша раздраженно терзала заварное пирожное, сидя в пол-оборота к стойке. Она не сводила злобного взгляда с входа в зал. Вдруг лицо её просияло, но тут же снова погасло. Человек, заглянувший в зал, оказался не тем, кого она ждала. Его ждал Ерошин. И это был майор Чертинков. Он заглянул и снова скрылся в фойе. Значит, курьершу можно выводить в его суровые объятия.

Саня спрыгнул с высокого табурета и вихляющей походкой подкатил к девице.

- О, вы так одиноки, - Саня стремился почувствовать себя джентльменом на великосветском рауте, - так страдаете! Не могу ли я чего-нибудь сделать лично для вас? - И он изогнулся кренделем.

- Угу, - промычала девица, не переставая жевать. Она одним взглядом оценила ерошинский "прикид", костюм то есть, - цена оказалась копеечной. Облизывая пальцы, уже совершенно внятно подтвердила: - Можешь. Смойся с глаз.

- Ну, грубо, грубо, - Саня ничуть не обиделся. - Между прочим, в раздевалке у меня стоит сумочка, а в ней чудная кофточка с пухом розового фламинго. Уникальная вещь, вывезена с Антильских островов. Эксклюзивная модель только для вас. Очень прошу поглядеть и примерить.

- Давай я погляжу, - кто-то хлопнул Ерошина по плечу.

Он обернулся. Крепкий, коротко стриженый брюнет в кожаном жилете поверх клетчатой рубахи, сощурясь, смотрел внимательно-злым взглядом. Сеня, как любой опер, таких взглядов насмотрелся предостаточно, и впечатления на него это давно не производило. Краем глаза он отметил, что из-за ближнего столика, оставив примолкших подруг, поднялись ещё двое: неспешно, с заинтересованным видом. Ерошин, все ещё пребывая в роли сеньора из высшего общества, пробормотал:

- Фи, какая пошлость - драка в кабаке.

- Давай, давай, фраерок, - сиплым полушепотом уличной шпаны начал давить на психику брюнет в жилетке, - выйдем, разберемся.

Саня пожал плечами - разберемся, так разберемся, в ухо-то зачем шипеть. Пошел меж столиков к выходу. Некоторые посетители, вальяжно развалившиеся на кожаных диванах, с усмешкой поглядывали на него. Обычная история, чуть не каждый вечер, небось, здесь такие случаются. Выходят двое, следом ещё двое. Вскоре трое возвращаются, а четвертый, со свежим фонарем и другими телесными повреждениями различной степени тяжести вылетает за двери заведения.

Но сегодня произошел сбой программы. Двое зашли за портьеру входа, а ещё двое только заглянули за неё и тут же развернулись обратно. Лица их при этом стали безмятежно-благостны, глаза устремились вверх, а руки совершали не совсем понятные движения. И словно сквозняк дунул по залу. Народ начал ежиться, некоторых, вроде, даже озноб прошиб. И, как по команде, благостно-безмятежные мины украсили зверские морды коренных обитателей кафе. А в проход между столиками сами собой неизвестно откуда стали падать маленькие целлофановые пакетики и шарики из фольги.

Один из посетителей, торопливо проглотив содержимое стакана, рысцой кинулся в служебную дверь, едва не сбив с ног выходившего навстречу официанта с подносом. Но в коридоре его приняли крепкие ребята в бронежилетах и трикотажных масках. Посетитель дернулся и получил под дых. От этого удара все, только что выпитое, снова выплеснулось наружу. Его положили лицом в лужу и сразу ущупали под мышкой пистолет.

Из-за портьеры в зал вышел Ерошин и, удивленно качая головой, пошел по сброшенным пакетикам и шарикам. Следом шли суровые ребята в масках и при оружии. Один из них указал официанту на замусоренный пол и приказал:

- Собери.

Но тот спрятал руки за спину и испуганно отпрянул. Пришлось омоновцу самому собирать пакетики с опием и героиновые шарики. Саня подошел к девице и строго сказал, помахав удостоверением:

- Уголовный розыск. Прошу следовать на выход. - Потом повернулся к бармену и поманил пальцем. - Я, кажется, просил счет.

- Какой счет? - бармен держался за перекошенную щеку, похоже, у него и в самом деле разболелись зубы. - За что счет? Сотому клиенту первый коктейль за счет заведения.

Двести рублей, на которые бармен "штрафанул" Саню за пижонский заказ, лежали на стойке. Пришлось их забрать назад без протокола. Но бармена это не спасло.

- Так, кассовый аппарат у нас где? - раздался противный голосок, от которого многих торговцев продирала дрожь. - А это что за бутылочки без акцизных марочек?

Девица на табурете сидела окаменев. Потом огляделась по сторонам, ища сочувствия и поддержки. Но встретила отчужденные, неприязненные и даже угрожающие взгляды, в которых сквозило: что, швабра, притащила ментов? Теперь сама и выкручивайся. И не дай бог, после этого шмона кого-нибудь загребут...

Она покорно побрела к выходу. Ерошин самолично, как истинный уральский джентльмен, помог ей надеть шубку и под локоток отвел в машину. Он очень старался быть галантным кавалером, и совершенно напрасно, потому что курьерша обозвала его козлом. Еще она потребовала предъявить ордер на арест, заявив, что без ордера никуда не поедет. Майор Чертинков успокоил её, мол, сейчас даже в квартиры некоторые вселяются без ордера, да и её никто не арестовывает, так, только побеседовать везут.

Приехали в Управление. В кабинете Гераскина девица уселась, как была, в шубе и шапке, закинув ногу на ногу, демонстративно закурила и выпустила струю дыма в лицо полковнику. затем с интересом огляделась. Некоторые пугаются самого слова "милиция", а этой было хоть бы хны. Похоже, она уже оправилась от первого шока и решила, что ей и в самом деле ничего не грозит.

- Отказываюсь говорить до тех пор, пока не придут прокурор и адвокат, - заявила она, стряхивая пепел на паркет. - У нас правовое государство или нет?

Гераскин, красный от гнева, с трудом сдерживая себя, чтоб не раскричаться, передвинул бумаги на столе, постучал мундштуком "беломорины" по коробке.

- Ты вот что, - начал он, но тут же поправился: - то есть, вы. Вы кому передали сумку?

Не спросил ни имени, ни фамилии, ни других обязательных данных. Но девица этого не заметила. А заметила бы, то сообразила, что дело слишком серьезно, раз начинается с главного вопроса. Понимающе улыбнувшись, курьерша снова стряхнула пепел на пол.

- Ах, сумочку... Да-да-да, сумочку мою, такую хорошенькую. - Она откровенно издевалась. - Точно, товарищ генерал, было дело. Уронила с моста свою любимую сумочку, а какой-то подлец на мотоцикле - хвать её, и нету! Ограбил мою любимую сумочку и смылся прямо на глазах. Дайте мне бумаги, я хочу заявить об ограблении. А вы, милиция, должны его ловить. Имею право! А, может, вы его уже поймали, товарищ маршал? Дайте мне на него полюбоваться, на подлеца. Я ему покажу, как грабить беззащитных бедных девушек!

- Полюбуетесь еще, успеете, - осадил её Гераскин. - А что у вас в сумочке было?

- Что? В сумочке? А то и было. - Девица, похоже, куражилась и получала от этого удовольствие. - Килечки полкило. На последние семь рублей купила рыбки для своей кошечки Мусечки. Бедная кисуня! - девица скуксилась, потерла кулачком глаза, плачущим голоском продолжала разыгрывать комедию. Некому кисоньку пожалеть. Хозяйку ограбили, в тюрьму посадили. Отпустите меня к Мусе, товарищ генерал-май-ой-ой-ей...

Гераскин выложил на стол полиэтиленовый пакет с соблазнительной купальщицей по бокам. Внимательно посмотрел на собеседницу, которая и глазом не моргнула, словно все это её нисколько не интересовало.

- Вы узнаете эту сумку? - спросил полковник. - Что в ней?

- Мало ли таких сумок, - хмыкнула девица, заплевала окурок и аккуратно положила его в центр полированного стола. - Скажу, что моя, а там наркоты полпуда, и вы меня - фьють, и на Колыму. Если там килечка лежит, значит, моя, а если что другое, то ничего подобного - чужая.

- А вот мы сейчас и поглядим, какая такая килька.

Гераскин заглянул в пакет, вынул оттуда прямоугольный сверток из бурой оберточной бумаги. Осторожно начал разворачивать под насмешливым взглядом небрежно развалившейся на стуле курьерши. Наконец извлек коробку конфет "Ассорти". Недоуменно уставился на нее. Открыл. В ячейках аккуратными рядочками лежали конфеты, отливающие шоколадным глянцем.

- Ой, конфеточки! - обрадовалась девица. - Мои любимые! Спасибочки, ваше благородие!

И она жеманно протянула руку к коробке. Полковник хлопнул ладонью по столу - нервы не выдержали. Девица тут же испуганно отдернула руку.

- Хватит дурочку валять! - взревел Гераскин. - Эту сумку вы отдали в обмен на другую, точно такую же. Только в той сумке были бриллианты на триста тысяч долларов. Кому вы их передали или, как вы говорите, уронили?

- Триста тысяч? Баксов? - у курьерши рот раскрылся и глаза округлились. - Ой, не могу, ой-ха-ха! Ни фига себе! А мне вшивый стольник зеленью пообещали да и то нажгли. Ну, дура! Да если б знала, что несу, то первого встречного частника тормознула бы и - ходу из города. Только б меня и видели!

- А как же Муся? - усмехнулся полковник.

- Какая ещё Муся? - удивилась курьерша. - А-а, Муська. Пусть мышей идет ловит, нечего на моей шее всю жизнь висеть. Ой, и пожила бы я в свое удовольствие, товарищ генерал! Небось, эти барыги заявлять бы вам не стали. Ну, да чего там. В общем, отпускайте меня, я не при чем, вообще тут не при делах. Наоборот, пострадала, триста тысяч из-под носа увели, и все баксами. И полкило кильки, тьфу, конфет то есть, шоколадных. Случайно с теткой какой-то впотьмах сумку перепутала, и ту с моста уронила. так что сумка не моя, что в ней было, не знаю, где сейчас - без понятия. Держать здесь не имеете права. Так что кушайте конфетки, так уж и быть, за мое здоровье, а я пошла. Все.

- Да нет, не все, - осадил её полковник. - Бриллианты эти пошли выкупом за двоих похищенных детей. И вы задержаны по подозрению в соучастии в похищении и вымогательстве, сопряженной с угрозой убийством и нанесенным телесным повреждением. Прокурор сейчас будет, все бумажки оформим, и пойдете в камеру. - Гераскин повернулся к следователю, сидевшему за этим же длинным столом. - А пока покажите, пусть посмотрит...

На стол легла фотография девочек Поляницких и маленький хромированный стерилизатор, в каких раньше кипятили шприцы. Следователь снял крышку. Девица наклонилась, с любопытством вглядываясь в нечто, лежащее на вате, потом вскочила, дико завизжав. Гераскин придержал её за плечи, заставив сесть.

- Может, скажете, чей это пальчик - Леночки или Светочки? - спросил сурово.

Вот теперь она рыдала по-настоящему. Слезы ручьями текли из глаз.

Я не знала. Я ничего не знала... - причитала она, хлюпая носом. Сказали: возьми, отнеси. Я согласилась... Я не знала...

Гераскин встал из-за стола, брезгливо глянул в размазанный макияж. Тихо сказал следователю:

- Сейчас проревется, умой и на допрос.

* * *

Женечка Лобода в школе училась очень хорошо, а в институте очень плохо. Потому что потеряла веру в людей, в будущее и так далее. И общество проявило полное равнодушие к её судьбе. Оно вообще все изолгалось и изворовалось, общество. Да тут ещё эти реформы с дефолтами. И родители, чтоб им пусто было, не могли обеспечить ей то, что имеет абсолютно любая и каждая девчонка на Западе. Ну, скажем, красивые фирменные вещи, CD-плеер, возможность посмотреть мир, иметь виллу, бассейн, "мерседес". Что еще? Яхту, и эти, как их... Ну, не важно. Важно, что всеобщее равнодушие, бедность и беспросветность толкнули честную добрую девушку в пучину. Тут, как в анкете: "впишите нужное" или, наоборот, "ненужное вычеркнуть". Итак, в пучину: алкоголизма, наркомании, проституции, воровства...

За последние годы следователь выслушал десятки подобных "исповедей", словно вызубренных по одной шпаргалке. Представил, что услышит это сегодня ещё раз, и ему сделалось тошно. Впрочем, мысли эти он отогнал и быстренько прикинул план допроса. Как раз и Женечка Лобода перестала реветь, а только икала и всхлипывала.

Завербовала её девушка Лина. Фамилия неизвестна, да и имя тоже не очень официально звучит, так, прозвище в своей компашке. Дело было в турецкой Анталье. Женя тогда пыталась промышлять челночным бизнесом. Встретились две землячки, разговорились. Дала Лине свой телефончик. Потом созвонились раз-другой, встретились. У Жени как раз беда стряслась - пропал закупленный товар. Доверила его фирме-перевозчику "Север-карго". Главное, не в первый раз. А фирма вдруг исчезла. Остался брошенный офис в Стамбуле да злые грузчики, не получившие зарплату. И пустой склад. Человек двести челноков тогда погорело, товара в общей сложности чуть не на миллион баксов исчезло. А Женя ещё с долгами к тому времени не расплатилась. Короче, вляпалась так, что пришлось переспать с кое-кем из кредиторов, чтоб с долгом не торопили и проценты не накручивали. Тут Лина и предложила подзаработать. Всех дел: поехать на вокзал, взять из камеры хранения два чемодана, там же конвертик с деньгами. Выехать в Москву, там опять положить чемоданы в камеру хранения и заночевать у своей родной тети. На тетин телефон будут звонить. Надо сообщить номер ячейки и шифр. После этого кати назад и получай заработанное. Женя сперва вздрогнула: а вдруг заарестуют, а в чемоданах наркотики? Нет, что ты! Вещи в чемоданах сугубо мужские и записка: так и так, мол, дорогой друг, посылаю с незнакомой девушкой, надеюсь, не подведет. Все ясно? Не за риск платим, за честность. Съездила разок - понравилось. Набрала в Лужниках того же турецкого барахла для торговли, привезла обратно два баула уже своих шмоток. Получилось, бесплатно за товаром сгоняла. За год таких поездок было шесть-семь. Да в городе несколько раз выполняла поручения. Например, поехать в аэропорт, там в определенном месте обменяться сумками с каким-нибудь незнакомцем, а затем эту сумку тоже сунуть в определенное место - в подъезде за батарею или ещё куда. И мотоциклисту она тоже передавала сумки и пакеты. Но в городе оплата меньше, всего сто долларов за ходку. Деньги получала через "почтовый ящик" - в одном укромном месте вытаскивается из стены кусок кирпича, а там денежка лежит. В этот только раз по-другому спланировали. Лина, как обычно, позвонила, велела из тайника за батареей пакет взять, потом обменять на подобную вечером у тетки в норковой шубе на набережной и сбросить с моста, когда мотоцикл внизу появится. Таким способом она на прошлой неделе уже поменялась там же на набережной, только с мужчиной. Там место темное, она его не разглядела, только бороду заметила. И сто долларов получила тогда через "почтовый ящик", а в этот раз Лина велела идти в кафе, в котором Женя бывает почти каждый вечер. Она её там будет ждать или чуть позже подойдет. Кстати, с Линой она не встречалась с тех самых пор, как Женя начала работать на нее. Общались только по телефону и только по делу. В чемоданы, сумки и пакеты Женя старалась нос не совать, но на ощупь выходило - доски и коробки. А пару раз в сумках товар лежал прямо так, без упаковки. И она посмотрела. Оказалось - иконы. Вот и все, что она могла сказать по существу заданных вопросов.

Настроение у Чертинкова с Гераскиным было препохабным, так как получалось, что они здорово прокололись, точнее - провалили все дело. Очевидно, эта неизвестная Лина специально отправила курьершу в кафе, чтобы со стороны понаблюдать - а не приголубит ли девочку милиция. И, конечно, те, кто организовал похищение, поняли - органы в курсе. Дурак бы понял... Теперь одна надежда: получив выкуп, преступники отпустят детей.

* * *

Сообщение о появлении мотоцикла "Ява" с разыскиваемым номером застало такси с оперативниками на двенадцатом километре Северного тракта.

- Ну, что я говорил! - торжествовал Ямщиков. - Только бы "гибддоны" не подпортили. Поддай газку, Володя.

Они пролетели низину, где ещё недавно стояла застава, взмыли на горку, а ещё через несколько минут притормозили возле "рафика" с надписью "Наркологическая". Тут же стоял на обочине желтый милицейский "Урал", стояло несколько легковых машин, толпились любопытные.

Рогожкин подбежал к "рафику", заглянул внутрь. Молоденький фельдшер с зверской гримасой манипулировал над лежащим человеком, какие-то кровавые клочья мелькали в руках.

- Капитан Рогожкин, уголовный розыск, - представился оперативник. Что тут?

- Инспектора в грудь ранили, - не поднимая головы, ответил фельдшер. Без сознания.

- Ножом?

- Дробью, прямо решето, - фельдшер склонился над раненым. - Вот черт, и развернуться в город нельзя.

Действительно, здесь Северный тракт шел двумя параллельными полосами с односторонним движением.

- А ты в аэропортовскую, - посоветовал Рогожкин. - Она ближе, чем город.

- Точно! - обрадовался фельдшер и захлопнул дверцу перед носом капитана.

"Рафик" сорвался с места, запричитала сирена.

- Затоптали же все, балбесы! - Ямщиков тем временем ругался с гибэдэдэшниками. - Ну куда вы прете, граждане! - он раскинув руки, оттеснил любопытных. - Убийства не видали, что ли? Эй, лейтенант, выпиши-ка им по полтиннику штрафа, чтоб не мешали!

Зеваки моментально рассосались по своим "жигулям" и иномаркам. Взревели моторы.

- Ладно, раскомандовался, - недовольно пробурчал лейтенант Ротчев, полез в "уазик". - Некогда нам тут с вами. Сами свои следы охраняйте.

Он был подавлен произошедшим и не понимал, как это все могло случиться. И хотя своими руками только что укладывал тело товарища на носилки, до сих пор не осознал, что Толстоухов, с которым пятнадцать минут назад стоял рядом, сейчас истекает кровью, а, может, уже умер.

- Куда это вы? - сунулся следом Рогожкин. - Нет уж, мы вам охранять мотоцикл не нанимались. Нам бы свой не упустить. Побудьте пока здесь, будьте так любезны. Опергруппа скоро подъедет, ваши показания тоже понадобятся. Да не разгуливайте тут, а то последнее затопчете.

Такси с оперативниками помчалось дальше. В эфире опять поднялась целая буря. Из всех переговоров стало ясно, что мотоцикл с преступником исчез.

Нападение на инспектора дорожного движения произошло на двадцать втором километре тракта, а на тридцать первом, где находится постоянный пост ГИБДД, мотоцикл не появлялся. Именно возле поста можно было развернуться и выехать на встречную полосу, чтобы вернуться в город. Только на тридцать первом километре появляется и первая возможность свернуть - на аэропорт. Сейчас здесь проверялись все машины - не подсел ли человек в черном кожаном костюме мотоциклиста.

Стрелка спидометра, подрагивая, перевалила 120, но ползти дальше, видать, силенок не хватило. Воздух тонко распевал, обтекая кабину "волги".

- Что бы ты сделал, Петрович? - Рогожкин начинал мозговой штурм.

Но откликнулся водитель:

- Первого встречного бы тормознул, шпалер под нос и - ходу.

- Погоди, Володя, не трещи крыльями, - поморщился капитан, обернулся с переднего места к Ямщикову. - А, Петрович?

- "Яву" надо укрыть, хоть снегом закидать, чтоб сразу не нашли, задумчиво ответил Ямщиков. - В лес только дурак побежит, а по правую сторону лес да болото. Значит, перебежит на противоположную, там коллективные сады. Может, ему как раз туда и надо.

- А стрелять-то зачем, тяжелую статью зарабатывать? - спросил Рогожкин.

- Может, сдуру, может, со страху, - пожал плечами Ямщиков. - Зато теперь наверняка можем сказать - тот самый, кто нужен. За триста тысяч баксов он бы всех перестрелял.

- То-то и оно, что всех, - вздохнул капитан. - Брать надо срочно. Хоть из-под земли вырыть. Сейчас ему уже терять нечего, вон как наследил. Может теперь и детей не пощадить. А если он на попутке обратно в город подался?

- Пожалуй, самое разумное, - согласился Ямщиков. - Но мотоцикл все равно надо закопать. С другой стороны, не дурак, соображает, что на хвосте погоня, надо поторапливаться или прятаться.

Сбоку мелькнул железный шатер автобусной остановки. Тут были протоптаны целые тропы на другую сторону тракту к коллективному саду.

- Слышь, Петрович, - снова заговорил Рогожкин, - а он не мог мотоцикл на ту сторону перетащить?

- Здесь мог, а в другом месте навряд ли. Везде снега по грудь наметено.

Буквально через минуту они достигли поста ГИБДД. Там вытянулся хвост в полтора десятка машин - шла проверка. Рогожкин перемолвился парой слов с лейтенантом, начальником поста. Развернувшись, двинулись в сторону города, держа скорость около шестидесяти километров в час.

- На въезде в город тоже всех проверяют, - прервал молчание капитан.

- Ну конечно, так он и попер прямиком в город, - ехидно откликнулся Ямщиков. - На двенадцатый-то километр как он выскочил, что его посты на выезде из города не заметили?

- А это запросто, - ответил ему водитель. - Через ЖБИ, потом мимо садов вдоль железной дороги, на щебеночный карьер и через старую свалку на восьмой километр. Дорога паршивая и крюк здоровый, зато никакого ГИБДД на пути.

- Лихо! - Рогожкин даже присвистнул. - А я слышал, как свалку под городом прикрыли, так и дорогу замело.

- Ха, закрыли! - водителю доставляло удовольствие учит уму-разуму старших по званию. - И через карьер возят, и с тракта. Так что дорога там набитая. Там на свалке постоянно бомжи тусуются. Картон собирают, алюминий и всякое такое...

- Ладно, потом расскажешь, - прервал его капитан Рогожкин. - А сейчас включи зеленый глаз, чтоб как нормальное цивильное такси выглядеть. И скорость ещё убавь, сады начинаются.

"Волга" неспешно прокатила мимо забора, за которым торчали скворечники дачь, мимо автобусной остановки. Ни дымка, ни огонька, ни человеческой фигуры.

- Может, сторожа проведать? - задумчиво протянул Ямщиков тоном бездельника, не знающего как убить время. - Или до города податься?

- Между прочим, всего восемнадцать минут прошло, как мотоциклист проявился, - заметил Рогожкин, взглянув на часы. - Может, ещё в сугробе где-нибудь за обочиной отсиживается. Давай-ка, Володя, прижмись к обочине, авось что разглядим по левую сторону.

Заснеженное пространство между двумя асфальтовыми полосами тракта плотно забивала березовая поросль. Перепутанные голые ветки густо торчали из сугробов. Через такие заросли пробираться очень непросто. Да и расстояние метров сто - сто пятьдесят. Близко полосы сходились только перед самым городом.

И тут все трое одновременно увидели и разом воскликнули:

- Следы!

Остановились. Словно кто траншею пропахал, взломав приглаженный ветром наст. Ямщиков прыгнул в кювет, ухнув в снег чуть не по пояс. Помогая себе руками, полез по взрыхленному снегу. Буквально через два десятка шагов обнаружил лежащий мотоцикл, дальше была помята целая дорога. Торопливо выгреб обратно. Доложил, вытряхивая снег из рукавов, карманов, из-под брючин.

- Видать, сдурел после выстрела. Метров сорок проволок "Яву" по сугробам, здоровый мужик. А недалеко от дороги бросил. То ли сил не хватило, то ли вспугнул кто.

- А, может, попутку словил, - в тон ему продолжил Рогожкин.

Он уже доложил по рации о находке и соображал, что предпринять дальше.

Продолжили путь, злясь на самих себя, что только на обратном пути обнаружили след преступника. Если б сразу сообразили, что тот может предпринять, если б не гнали, как наскипидаренные, а повнимательней глядели по сторонам, то наверняка прихватили бы голубчика, когда он на себе эту кучу железа сквозь кусты волок по уши в снегу.

Молча, тихим ходом проехали пару километров. Маленькая зеленая лампочка подкрашивала лобовое стекло бледным светом. Несколько легковых автомобилей с легкостью обогнали их, подмигивая красными огоньками. Впереди в дальнем свете фар что-то блеснуло у обочины. Ямщиков подобрался, тронул за плечо капитана. Тот тоже напрягся, уставился вперед.

- Ага, кто-то маячит, чтобы подсадили, - сообщил Рогожкин. - Возьмем пассажира, Володь? Только рацию вырубим, чтоб не мешала.

Теперь ясно был виден человек, стоявший прямо на проезжей части и размахивающий руками. Такси мягко подкатило, распахнулась задняя дверца. Рослый парень в черном кожаном костюме спортсмена-мотоциклиста, сложившись почти пополам, сунулся в салон. Замер, дыша на голые озябшие ладони. Не только перчаток, шапки на голове он тоже не имел.

- В город, что ли? - крикнул водитель.

Верзила молчал, пытаясь разглядеть сидящих в машине. Очевидно, недоумевал - как так, зеленый огонек горит, дескать, свободно, а полный салон народу.

- Ну, ты влезай или оставайся, дверцу не держи, не май-месяц, - шофер вел себя как исконный таксист. - Деньги-то есть?

Парень, наконец, решился, сел рядом с Ямщиковым, хлопнул дверцей, Тронулись.

- А чо у тебя счетчик не пашет, шеф? - подал хриплый голос верзила.

- Договорные цены, - мгновенно нашелся шофер.

- Частник, что ли? - поинтересовался парень, не сиделось ему молча.

- Акционерное общество открытого типа, - пояснил водитель.

- А-а... - верзила сделал вид, что понял. - Мне в Чупахино, шеф.

- Сто рублей, - шофер Володя сказал это так флегматично, словно всю жизнь с пассажиров деньги брал.

- Да ты оборзел, таксер! - вскипел парень. - С обмороженного человека стольник драть! Тут всего километров шесть будет.

- До города дешевле. - Володя не собирался уступать. - В деревню другой тариф. Валяй в город - всего двадцатка, договорные цены.

- Грабь, твой день, - смирился верзила и повернулся к Ямщикову. - Во, с мотоцикла стебанулся. Шлем улетел - ни фига не нашел, варежки только потерял. И мотик сдох, едрена кочерыжка. Дрыгал, дрыгал - ни хрена, глухо.

- А ты байкер, что ли? - спросил Ямщиков. - В потемках гоняешь.

- Чего? - не понял верзила. - Не, я русский, живу тут.

- Сюда, что ли? - обернулся водитель.

Фары высвечивали синий указатель "Чупахино - 4 км".

- Во-во, сюда, - оживился парень, заерзал на сиденье. - Сейчас там отвилок такой будет вправо. Туда заворачивай, к ферме.

Теперь Ямщикову была понятна картина всего происшедшего. Вероятно, верзила на "Яве" в самом деле спешил в Чупахино. Окольными путями выбрался из города, но на двенадцатом километре за ним увязался автоинспектор. Свороток на Чупахино мотоциклист проскочил, чтобы не притащить на хвосте милицию. Но впереди был ещё пост у поворота на аэропорт. Там могли тормознуть. Останавливаться и предъявлять документы мотоциклист категорически не хотел. Может, каждая секунда была не счету, может, подозревал, что его раскрыли и намерены задержать, а, может, бриллиантовый куш отнял всякий разум. Короче, выстрелил в милиционера, проехал ещё километра три и попытался перетащить мотоцикл на полосу встречного движения. Но силенок не хватило, только время потерял и перчатки. Попробовал поймать попутку, да кто такого громилу возьмет? Тут подвернулось такси. Уселся, едет, нервничает...

Чупахино тоже должны были проверять. Даже проверили, наверняка, но белую "ладу" не обнаружили. А, может, они её на ферму загнали, внутрь коровника? Ловко, если так. Или соломой закидали - пять минут, и ничего не видно, скирда скирдой.

Такси, раскачиваясь на колдобинах, пробиралось мимо сетчатых загонов, длинных темных зданий. В одном из них тускло светились узкие горизонтальные окна. Само село оставалось где-то в стороне.

- Все, шеф, тормози, приехали, - объявил верзила. - Дальше так доберусь.

- Через забор, что ли полезешь? - удивился водитель. - Ну, как хочешь. А то мне все равно тут не развернуться. Проеду вперед, может, где выверну назад. Заехал тут с тобой...

- А-а, ну давай тогда, - неохотно согласился парень. - Подъеду.

Дорога за коровниками сворачивала в поле, а невдалеке стоял приземистый, но добротный бревенчатый дом с вместительным крытым двором. Путь к воротам и пространство перед домом были аккуратно расчищены от снега.

Водитель остановил машину, выключил фары, развернулся на сиденье.

- Сюда, что ли? - спросил сварливо.

- Сюда, сюда, - угрюмо пробурчал верзила. - Подъезжай, давай.

Он с треском распустил молнию на куртке. Наверное, хотел достать деньги и расплатиться. Но в это мгновение Ямщиков вывернул кисть его левой руки, взял на излом болевым приемом, а другой рукой схватил за волосы, запрокидывая голову назад. Водитель резко рванул парня за ворот к себе и впихнул в раскрывшийся рот варежку. Рогожкин ткнул его в лоб стволом пистолета, защелкнул на правом запястье браслет наручников. Еще через секунду защелкнул и второй браслет. Рогожкин запустил руку за отворот кожаной куртки, вытащил из самодельной кобуры, висевшей под мышкой у верзилы, короткий аккуратный обрез одноствольного охотничьего ружья. Понюхал ствол.

- Бездымный. Это хорошо. - Удовлетворенно пояснил водителю: - Ствол короткий, значит, весь порох не успел сгореть. Скорость вылета дроби поменьше. - Повернулся к ворочающемуся под рукой Ямщикова бандиту. - Понял, дурило? Твое счастье, если сержант выживет, не то такой срок тебе размотают, до пенсии из тюрьмы не выйдешь. А сейчас веди себя хорошо, а главное, не ори и отвечай по существу заданных вопросов. Чистосердечное признание облегчает вину и совесть, если таковая имеется. Девочки в доме?

Ямщиков выдернул изо рта парня обслюнявленную шерстяную варежку. Тот заотплевывался.

- Я спрашиваю: девочки в доме? - повторил вопрос капитан.

- Да пошел ты! Урод!

- Сегодня ты не хочешь нам помочь, завтра мы тебе не захотим, вкрадчиво предупредил Рогожкин. - Где дети?

- Слышь, начальник, - верзила вдруг переменил тон на почти дружеский, - у меня тут в карманах "рыжье", ну, золото, два кило. Выкуп за пацанок. делите, как хотите, я, если даже попадусь, под пыткой не скажу. Понял? Разойдемся тихо. Я девок выпущу, все равно выкуп-то получен.

- А бриллиантиков, случаем, у тебя не завалялось? - спросил Рогожкин ехидно. - Или, как это по-вашему, брюлликов?

- В натуре, начальник, - продолжал бубнить парень, - бери "рыжих", хрен с ними, и езжай обратно. Через полчаса вертайся, девки в доме будут, а там можешь нас ловить. Поймаешь - твое счастье, не поймаешь - мое. Вот те крест, начальник.

Ямщиков тем временем извлек из бокового кармана мотоциклетной кожанки тяжелый скользкий слиток. Шофер подсветил ему маленьким электрическим фонариком.

- Ишь ты, - усмехнулся Ямщиков и поднес золотистый слиток к своему носу, - вазелинчиком смазали, чтоб не тускнело.

Увесистый брусок желтого металла величиной с портсигар зеркально сиял. Верхнюю плоскость сплошь покрывали гербовые клейма, четко выбитые надписи и ряды цифр. Водитель протянул руку.

- Петрович, дай хоть разок подержаться.

- Туфта, не пачкай руки. - Ямщиков брезгливо сунул слиток обратно в карман парню. - В утильсырье сдать - на литр пива не хватит.

- Чо ты лепишь! - взвился парень, заорал: - Да ты, блин... м-м...

Ямщиков заткнул ему рот той же варежкой. Рогожкин включил рацию, связался с Управлением, доложил. Был он слегка возбужден - дело шло к концу, группа захвата уже выехала. Капитан потер ладошки, вытащил из-за пазухи пистолет, передернул затвор, поставил на предохранитель. Подмигнул в потемках Ямщикову:

- А что, Петрович, пошел бы со мной на разведку?

Они двинулись по широко разметенной дороге. Плотный снег похрустывал под ногами. Дом стоял тихий, словно уснувший, темный, только над трубой чуть клубилось слабое облачко. Здесь, у края белых полей разливался тихий сумеречный свет - отражение лунного сияния, приглушенного тучами.

Окна намертво прикрываются толстыми ставнями, расчерченные вертикально тонкими светящимися щелями меж не слишком плотно подогнанными досками. Ни звука не доносилось изнутри. Широкие ворота и калитка, перекрытые сверху кровлей двора. На Урале такие дворы, закрытые со всех сторон, приютившие под одной общей крышей все надворные постройки, называют "ограда".

Оперативники обходили ограду вдоль стены, утопая в глубоком снегу. Окошки, прорезанные в бревенчатой стене, оказались слишком малы. Впрочем, одно, квадратное, забитое изнутри куском фанеры, было побольше. Ямщиков ладонью выдавил край фанеры внутрь, она держалась на нескольких тоненьких гвоздях. Подергал, пораскачивал, аккуратно оторвал. Вытащил боком, воткнул в снег. Рогожкин посветил внутрь фонариком: маленький пустой чуланчик, а, может, стайка для теленка. Внутренняя дверь чуть приоткрыта.

Они поняли друг друга без слов. Ямщиков скинул свою потертую меховую куртку, руками вперед нырнул в окно. Застрял. Извиваясь по-змеиному, стал протискиваться внутрь. Капитан толкал сзади. С минуту побарахтавшись, Ямщиков оказался в чуланчике. Отряхнул руки, заправил в брюки вылезшую рубашку. Рогожкин просунул следом одежду и фонарик. Тихим шепотом окликнул:

- Оружие есть?

- Нет, конечно, - так же тихо отозвался Ямщиков. - На задержание же не собирались.

- Держи, - капитан сунул в окошко свой пистолет. - Я к воротам.

Сейчас он с сожалением думал, что иметь широкие плечи - не всегда благо. Ямщиков тем временем осторожно выбрался из чулана во двор и сразу наткнулся на белую "ладу". Внутрь ограды выходило окно кухни, затянутое цветастой занавеской, но без ставней. И то сказать, зачем ставни на дворовом окне? Через занавеску свободно струился достаточно яркий свет, так что Ямщиков мог спрятать фонарик в карман. Он взглянул на номер машины - та самая, Гоши Левенко, на которой уехали девочки покупать мифического щенка.

Прокравшись по двору к воротам, Ямщиков снял тяжелый, наверное, из лиственницы, деревянный брус, намертво перекрывавший калитку, поднял стальной, морозно обжигающий пальцы, язык запора. Потянул левой рукой за ручку, ожидая душераздирающий визг шарниров. В правой удобно лежал пистолет, и, находясь в шести шагах от крылечка, Ямщиков не промазал бы в пожелавшего высунуться на шум. Но скрип получился неожиданно тихий. В приоткрывшийся створ тотчас протиснулся Рогожкин и первым делом забрал пистолет, все-таки это было его табельное оружие.

Теперь следовало подождать группу захвата и решать, что предпринять дальше - ворваться с пальбой и криком, вступить в переговоры или, быть может, задействовать захваченного мотоциклиста. Можно было ещё просто выждать - вдруг кто-нибудь выйдет из дома; повязать его, проникнуть внутрь, далее - по обстоятельствам. неплохо было бы предварительно выяснить, кто находится в доме, какое имеется оружие.

Шнурок, продернутый в ситцевую занавеску, провисал, образуя щель, и можно было увидеть кусочек кухни. Встав на завалинку, Ямщиков разглядел русскую печь с плитой перед устьем, кусок стены с одеждой на гвоздях и дверной косяк справа. Следовало понимать, что за дверями имеется ещё какое-то помещение, скорее всего, прихожая, сени, говоря исконно русским языком.

Темный силуэт возник на занавеске в оконной раме. Чуть отпрянув от неожиданности, оперуполномоченный увидел, как некто черноволосый в темно-синем свитере подошел к печи и налил в эмалированную кружку из чайника, стоявшего на плите. Затем человек отошел, послышалось приглушенное звяканье.

- Сахарок помешивает, чаек попивает, - зло прошипел Ямщиков.

Ему тоже захотелось горячего чая. Да хотя бы просто стакан кипятка! Но ещё больше, чем согреться, ему хотелось добраться до этого типа в толстом теплом свитере.

Он поднялся на низенькое крылечко, потянул, пробуя, дверную ручку. Дверь неожиданно распахнулась, так что Рогожкин, стоявший у него за спиной, вскинул пистолет и отскочил в сторону. Со звоном покатилось с крыльца незамеченное ими оцинкованное ведро. Тут же что-то громко сбрякало в доме, словно опрокинули стул или табуретку. В такой ситуации Ямщикову оставалось только атаковать.

И он бросился вперед, в темные сени, включив на мгновение фонарик и успев отметить, что внутренняя дверь в дом действительно расположена слева, а не прямо по ходу. На бегу он ненароком сшиб с лавки у стены какие-то тазы, банки и ещё бог знает что, но очень громкое. Теперь, когда ситуация неожиданно вышла из-под контроля, оставалось только действовать, да порешительней.

Он метнулся к стене. Резко распахнувшаяся дверь чуть не зашибла его. И Ямщиков, полуоборотясь, увидел в осветившихся сенях вбегающего следом капитана. Мгновенно среагировав, Ямщиков обеими руками что есть силы толкнул дверь обратно. Внутри дома грохнул ружейный выстрел, дверь снова распахнулась. Присевший Рогожкин успел дважды выстрелить из пистолета в освещенный проем до того, как Ямщиков опять захлопнул дверь. Раздался крик, грохот нового выстрела, заряд свинца врезался в мощные дверные плахи, заставив дверь раскрыться.

Но теперь Рогожкин прыгнул через порог. Следом ворвался Ямщиков, прихватив, что подвернулось под руку, а именно коромысло. Капитан пинком выбил двустволку из рук лежащего на полу человека, вихрем пронесся по дому, но никого больше не обнаружил. Ямщиков тем временем вязал детину в толстом свитере ремнем, выдернутым из его же брюк.

- Вот черт! - ругнулся Рогожкин. - Никого больше. Может, близняшек в другом месте держат? - Ткнул ногой в лежащего парня: - Эй ты, охотничек, куда детей подевал?

"Охотничек" стонал, закусив губу, колотился затылком об пол - не то от ярости, не то от боли. Ямщиков перетягивал ему жгутом из вафельного полотенца перебитую пулей ногу.

Капитан огляделся. Может, дети спрятаны в подполье? Сдвинул ногой полосатые домотканые половики. Люк, как и положено, оказался на кухне, но заколоченный. Подошел Ямщиков, склонился, разглядывая.

- А гвоздики-то свежие! - воскликнул он. - Только-только заколочено. Сейчас я ломик какой-нибудь поищу. - Повернулся к лежащему, поскуливающему парню. - А ты, никак, братец тому дорожному стрелку? То-то мне твой портрет знакомым показался. Ну, не дай бог, что с девочками случилось, своими руками порву!

Парень корчился, выл, но упорно отказывался говорить. Похоже, он был в шоке.

В ограде Ямщиков сразу же нашел несколько металлических прутьев и полутораметровый кусок стального уголка. Вдвоем с Рогожкиным поддели край люка, налегли. Враскачку, со скрипом, отодрали. Откинули тяжелую крышку с блестящими, торчащими криво гвоздями. В нос ударил резкий запах бензина. Ямщиков поморщился, полез по крутой короткой лесенке, подсвечивая фонариком.

Согнувшись в три погибели под низко нависшими лагами, стараясь не влететь лицом в пыльные тенета, огляделся. Неглубокое, кое-как обшитое подгнившими черными досками подполье занимало почти все пространство под домом. Был здесь набросан разный хлам вроде ящиков, старых ржавых ведер и пустых бутылок. А ещё стояли красные газовые баллоны, пластиковые и алюминиевые канистры, стеклянные банки, наполненные прозрачной жидкостью. Ямщиков снял с одной капроновую крышку, понюхал - бензин. Вот это да! Огоньку подкинь: так пыхнет - чертям тошно станет. Не иначе - к поджогу приготовлено, следы заметать. Он пошарил лучом фонарика по углам: как же они поджигать собирались, если люк был так обстоятельно забит?

Тонкий двужильный телефонный провод тянулся из-под стены и уходил в кучу канистр. Ямщиков осторожно докопался до длинного плотного цилиндра из красной вощеной бумаги на конце провода и ему захотелось оказаться сейчас хотя бы за километр от этого чертова дома. Он отлично знал, как выглядит стандартная аммоналовая шашка и какой производит тарарам.

Подстреленный бандит по-прежнему лежал на полу и стонал, ничего не говоря. Во всяком случае, Рогожкин не добился от него ни слова. Неожиданно ему почудился отдаленный плач. Тихо ступая по половикам, он двинулся по дому и через несколько шагов понял, откуда могут доносится эти чуть слышные звуки. С огромного сундука, перепоясанного лентами черного железа, он сбросил разное, набросанное на него сверху тряпье, выдернул из замочной петли обрезок стальной арматуры. Откинул тяжелую крышку.

Скрючившись, обняв друг дружку, в сундуке лежали сестренки Поляницкие. Их раскрасневшиеся, припухшие личики были в слезах и испарине, глаза зажмурены от неожиданно хлынувшего яркого света. Одна из девочек, словно куклу, прижимала к груди руку, толсто обмотанную тряпкой в кровавых пятнах. Девочки открыли глаза и зарыдали в голос...

Рогожкин вышел на улицу, распахнул ставни, включил свет в ограде и распахнул ворота. Не удовольствовавшись этой иллюминацией замахал фонариком. Шофер подогнал "волгу", и они вдвоем увели в дом угрюмого и тихого мотоциклиста.

Ямщиков тем временем приводил в чувство Гошу - Георгия Левенко. Его он обнаружил под кроватью, связанного и закиданного старыми ватниками. Лицо его покрывала корка запекшейся крови, лоб рассечен. Но, главное, он был жив. Сейчас Левенко осторожно отмачивал лицо возле умывальника. Девочки сидели на кухне и пили чай из эмалированных кружек, хотя и продолжали ещё всхлипывать.

В большой комнате, отгороженной от кухни печью, Рогожкин принялся психологически обрабатывать братьев-разбойников. В руках он держал найденный в доме инструмент - нечто вроде мощных саперных ножниц с цилиндром гидроусиления.

- Хороша штука, - сказал он уважительно. - А ну, попробуем. - Плавно свел рукоятки, и стальные серповидные лезвия с легкостью перекусили кусок арматуры. - Вещь уникальная. А как сделано - фирма! Интересно, кто же этот мастер-умелец, технический гений? Почему бы ему не запатентовать свой шедевр? Или вы сами такие грамотные?

Мотоциклист, развалившийся на стуле, руки за спиной, усмехнулся:

- Начальник, вор работает, когда ворует. А что не сворует, купит. Понял?

- Понял, - кивнул Рогожкин. - Пальцы детишкам рубить - не железо клепать. Этой штукой резали руку? Что молчишь? Твоя работа? - Капитан раскрыл лежащий на столе паспорт. - Я тебя спрашиваю, гражданин Мослев Сергей Андреевич.

Тут подключился Ямщиков, до того молча рассматривавший разложенные на столе вещи, извлеченные из карманов преступников.

- И куда подевали бриллианты? - спросил он, взяв в руку слиток желтого металла. - Неужели успели махнуться с кем-то на этот фуфель? Тогда - с кем?

- Чо ты пристал со своими бриллиантами? - Младший Мослев, мотоциклист, удивленно выкатил глаза. - Вот на ша доля - два кило. Подавись!

- Было б чем давиться. Тоже мне, золото... с дерьмом смолото. Ямщиков пренебрежительно бросил на стол увесистый брусок, глухо брякнувший о второй такой же. - Что я, по-вашему, драгметалла в руках не держал? Будь золото настоящее, эти оковалки килограмма на четыре с половиной потянули. А сделаны похоже, со всеми прибамбасами. А только не был бы ты дураком, то допер бы пустой башкой, что клейма тут не выбиты, а награвированы. Да и за каким лешим надо слитки полировать? Выколотили из формы - и ладно, все равно переплавлять. Такие блямбы как раз на ювелирку приходят, только размером вдвое меньше.

Мертвенная бледность заливала лицо Мослева-младшего. У него ослабела и слегка отвалилась челюсть. А потом он начал краснеть.

- Что совок отвесил? - брезгливо спросил Рогожкин. - Тебе пока что не приговор читают.

Но бандит не обратил внимания на его ехидные слова. Он говорил с Ямщиковым и смотрел только на него.

- Ты же врешь, мусор, - в голосе его уже не было ни злости, ни наглости. - Хапуга расплачивался, банкир. Слитки такие сейчас в банках продают.

- Такие, да не совсем, - усмехнулся ямщиков. - Там мерные слитки, нумерованные, с указанием предприятия-изготовителя, а все надписи дублируются на английском языке. И сертификат прилагается с печатями.

- Чего ты лепишь? - не унимался бандит. - Банкир этот, небось, соображал, что мы проверим.

Никак он не соглашался поверить, что слитки поддельные, что так облапошен и опозорен на весь блатной мир.

- Слушай, - прищурился Ямщиков, - а ты сумку под мостом сам ловил?

- Какую сумку? - Мослев с подозрением смотрел на опера, мучительно соображая, в чем подвох. - Пацан мне от Шефа слитки привез... Ох, гад, ну и га-ад...

Он разразился длинной матерщинной тирадой, понося неизвестного шефа и всю его родню до седьмого колена.

Оперативники переглянулись. Снова намечался обрыв в цепочке. Рогожкин, как бы между прочим, со вздохом заметил:

- Да-а, а бриллиантиков-то было тысяч на триста. Зеленью, разумеется. Ловок Шеф, кинул вас, как первоклассников. Вы на нарах теперь будете гнить, а он у синего моря загорать. Каждому свое.

Мослев молчал. Ямщиков, полистав паспорт, вынул вложенные в него авиабилеты, развернул.

- Интересные вы ребята, - покачал головой. - Билеты прямо до Адлера взяли, барахлишко свое в сумки упаковали, и денежки приготовили, - он приподнял и опустил на стол толстую пачку денег. - А потом вдруг решили срочно покончить самоубийством. Неужели для того, чтобы Шеф остался при своей и вашей добыче?

С улицы послышались сигналы клаксонов. Целая кавалькада машин подкатывала к дому.

- Смотрите сюда, балбесы. - Ямщиков положил на стол перед собой туго набитый цилиндр из вощеной бумаги с торчащим обрезком провода. - Если бы я эту штуку вовремя не отцепил, веселенький был бы здесь крематорий.

Оба брата смотрели на него вытаращенными глазами. Они тоже поняли, что лежит на столе. Первым обрел дар речи Мослев-старший, подстреленный, который до сих пор молчал.

- Ты нам лишнюю статью не шей, опер, - сипло сказал он.

- Вот смотрю я на вас, братцы-кролики, - вздохнул Ямщиков, - и думаю: одно из двух - или вы круглые дураки, или абсолютные идиоты. Ладно, карета подана.

В сенях гулко топали омоновские ботинки...

Когда Мослева-младшего выводили из дома, Ямщиков задал ему ещё один вопрос, несколько странный, на первый взгляд:

- Я понимаю, билеты у вас на самолет на семь утра. Когда же вы собирались в аэропорт топать?

- Часа в три. - Бандит посмотрел удивленно и пожал плечами. - А тебе-то что?

- А вот пойдем, кое-что покажу. И вы, товарищ полковник, тоже взгляните, пожалуйста, - Ямщиков позвал начальника угрозыска, в благодушном настроении разминавшего ноги возле своего "бугровоза".

Полковник Гераскин с удовольствием огляделся в свете фар, вразвалку направился к дому, на ходу застегивая меховую куртку. Ямщиков раскидал ногой снег у стены, посветил фонариком. В сугробе лежала прямоугольная пластмассовая коробочка - часы, электромеханический будильник, какой можно купить в любом мелочном киоске за тридцатку. Полупрозрачный телефонный провод вытекал из корпуса и уходил под стену дома.

- Вот, а в подполье целая нефтебаза оборудована. Вместо звонка детонатор в электросеть включается. - Оперуполномоченный обернулся к обомлевшему "мотоциклисту". - Стрелочка большая видишь, куда ушла? Если бы не я, ты бы уже десять минут, как поросенок в духовке, поджаривался. До хрустящей корочки. - Он положил часы на снег, пошел к машине, на ходу громко сетуя: - Спасаешь их, из пекла вытаскиваешь, а они в тебя из берданки лупят. Зато Шеф у них - царь и бог. Конечно, бронзовыми чушками платит да ещё мины подкладывает. Есть за что уважать!

- Эй, начальник! - крикнул вслед Мослев. - Хочешь, расскажу?

- Хочу, голубчик, хочу, - сразу развернулся Ямщиков. - Сейчас в город поедем, заодно и поговорим, что там за козырный туз притаился.

* * *

Инструкции Шефа, как всегда, были подробно и тщательно проработаны, расписана каждая мелочь. Предстояло расколоть одного хапугу, банкира, который занимался махинациями с золотыми слитками. Банкир этот, до упора хитрый, ворованный металл курковал так, что даже Шеф не знал, где искать, и на обычный шантаж не поддавался. Тогда решил Шеф украсть банкирских дочек, а выкуп взять золотишком - по кило на брата. Братовьев Мослевых такой расклад вполне устраивал, и Серегу и Ленчика.

Согласно плану провели предварительную подготовку: выкупили заблаговременно заказанные билеты на самолет, чтобы уже наутро быть далеко и в городе не маячить; посетили "фазенду", дачу то есть, предоставленную Шефом, обжили её слегка, дорогу размели, сундук от старых тряпок очистили. Серега мотоцикл приготовил и одежду, какую Шеф велел: черный кожаный костюм, сапоги на меху, красный шлем. Влетело, конечно, в копеечку, но прибыль все должна была окупить.

В назначенный день Ленчик с мотоциклом отправился на фазенду и стал ждать. У Сереги задачка оказалась посложнее. Человек Шефа должен был выманить банкирских дочек якобы покупать собаку. А так как они с незнакомым дядькой могут и не поехать, Шеф включил в дело одного простого парня, знакомого того банкира. Развел его в темную, так что парень совершенно не в курсе, в какую игру попал. Он даже свою машину подогнать должен.

Все получилось, как рассчитал Шеф. У него вообще срывов не бывает. Единственное не учел, что парень прихватит с собой здоровенного пса. Но ничего, обошлось. Серега дождался "простого парня" возле ТЮЗа, здесь днем народу почти нет. Объяснил хозяину белой "лады" и сенбернара, что ехать надо на окраину, практически за город. Пришлось в связи с этим на заправку завернуть. А вообще-то, Серега занервничал, поскольку Шеф предупредил, чтобы все делалось быстро, пока банкир с банкиршей на службе тусуются.

Приехали на "фазенду". Ленчик распахнул ворота, уговорил въехать внутрь. А потом ворота захлопнул и наставил ружье. Гоша этот, простой парень, выпустил из кабины сенбернара... В общем, собаку застрелили, а Гоша получил прикдладом в лоб и был крепко связан. Девчонок сунули в сундук, причем одной из них оттяпали пальчик кусачками. Серега в этом месте своего рассказа начал сбиваться и затруднился вспомнить, кто именно это сделал. Отрубленный мизинчик сунули в полиэтиленовый мешочек, а мешочек, в свою очередь, свернули и сунули в карман куртки. Серега как раз успел переодеться, выкатил мотоцикл и рванул в город.

Возле Парка отдыха есть несколько металлических гаражей. В одном из них ждал щуплый парнишка в таком же черном кожаном одеянии и красном шлеме с притемненным забралом. Лица его Серега не видел. Парнишка отрубленный пальчик подцепил пинцетом, завернул в ватку, потом в бумажку и ниточкой завязал. И все это не снимая шлема. Но Серега и сам шлем не снимал приучен к конспирации. Зато парнишка ни разу голоса не подал - все молчком. Потом он поменял номер на мотоцикле и укатил. А Серега заперся в гараже и сидел голодный и нервный больше четырех часов. Весь задубел от холода и все сигареты скурил.

Потом парнишка прикатил, уже в потемках, показал записку от Шефа: "Порядок. Даю отпуск на три месяца. Счастливо погулять." Вот так. Или примерно так. Записка у пацана осталась. Он слез с мотоцикла и отдал два золотых слитка. Вернее, это он тогда думал, что золотых. Серега сразу в седло и - ходу. Даже номер забыл поменять с дурной радости. Шутка ли - два кило чистейшего металла, проба "четыре девятки". Это даже если уличным скупщикам у вокзала по минимуму толкнуть - сто тысяч с каждого слитка выйдет. А если с умом торгануть, то каждому братцу по приличной машине купить можно.

Когда дорожный инспектор с обочины полосатой палкой помахал, тут только Серега вспомнил, что номер на мотоцикле чужой остался. Решил оторваться, да не тут-то было. дурь какая-то нашла, затмение, мол, сейчас задержат, обыщут - пропало золотишко. Да ещё срок раскрутят, и братана подведет. Вот и пальнул в сержанта из обреза. Нарушил инструкцию Шефа оружие не носить. Вот и покатилось все кувырком...

А вообще было предусмотрено, что ночью они с братом отправятся в аэропорт. У них и вещички все были приготовлены. Переждали бы некоторое время на другом конце страны. Даже специально вперед за два месяца заплатили за квартиру и телефон. А банкирских дочек из сундука и Гошу этого утром должны были освободить, когда самолет уже в Адлере будет. Только никак не ожидали братья Мослевы, так доверявшие своему Шефу, что он, не нуждаясь больше в их услугах, решил отправить их в полет без самолета, безмоторным способом, на одном горючем.

А с будущим своим Шефом, будь он трижды проклят, братья познакомились весьма своеобразно. Старший как раз из колонии пришел. Погуляли, как водится, отметили в узком семейном кругу: ты да я, да мы с тобой, - итого: два братца. Естественно, скоро гулять стало не на что. Вечером на аллейке тормознули мужичка бородатенького, типичного интеллигентного лоха, на предмет: не одолжит ли пару червонцев, а лучше полтинник? Мужик полез в карман и вытащил "пушку". Ленчик с первого взгляда понял, что шуток не будет. Поэтому мгновенно выполнил команду: "Ложись!" и братцу посоветовал не кочевряжиться. Бородатый карманы у них проверил, забрал у Сереги паспорт и ключи от квартиры. Еще ножик с выскакивающим лезвием, "чтоб не шалили". Потом засмеялся, бросил им пятьдесят рублей и пошел прочь, предупредив, что через недельку-другую придет в гости и проверит, как себя ведут. Если по-умному, то устроит их на денежную и нетяжелую работенку.

Братья Мослевы решили, что мужичек-то непростой, а, небось, в большом авторитет. С таким дружить надо. И с гульбой срочно завязали. Бородатый объявился через три недели, но их как раз дома не было. Пошарил в квартире, на стол выложил найденную заготовку для ножа и ещё кое-какую мелочевку с запиской: "Выбросить!" Прибавил к этому Серегин паспорт, ключи от квартиры и триста рублей денег. На другой день позвонил. Телефон от родителей-ветеранов братьям по наследству достался. Так, мол, и так, нечего баклуши бить; обоим пристроиться на тихую работу, где присутствовать необязательно, и жить незаметно. Скоро будет денежное дело. Ленчик тогда ещё спросил, а как тебя называть, Бородой, что ли? Тот засмеялся - зовите Шефом, этого достаточно.

А дельце оказалось простое. В ночь с субботы на воскресенье надо войти в квартиру и взять кое-что. Сам Шеф не появлялся, а назвал номер ячейки и код в автоматической камере хранения на вокзале. Там оказался потрепанный портфель, а в нем аккуратно вычерченный план квартиры, ключи и подробные инструкции, где что лежит, как упаковать.

Ночью пошли, взяли несколько икон, фигурок из камня и фарфора, кое-что из металлической посуды, шкатулочки с бирюльками, старые книги. Переправили на автовокзал в автоматическую камеру хранения, там же оставили ключи и бумажки с инструкциями. Утром Шеф позвонил, узнал код ячейки и сказал под какой урной в ближайшем сквере их гонорар - три тысячи. Тогда это были деньги.

Так и жили. Шеф давал наводки, ключи, инструкции, а они "брали хаты". Только своего хозяина в лицо почти не видали. Шеф предпочитал общаться по телефону, через камеры хранения или курьеров.

* * *

С гаражом возле Парка отдыха интересная история получалась. Он уже несколько лет как бы и не существовал вовсе. Впрочем, так же, как и другие шесть гаражей в этом аппендиксе возле опоры высоковольтной линии. Когда-то здесь был весьма удобный проезд к жилым домам, новостройки приближались к лесопарку, вплотную подходили к окраинным заводикам. И сообразительные люди срочно забивали местечко под гаражи. Их здесь вскоре собралось больше четырех десятков, а в проеме меж заводами потихонечку подсыпалась гравием дорога.

Но то ли вдруг заводские начальники встрепенулись, то ли эпоха бесконечных реконструкций и великих капвложений добралась и до этих гвоздильно-сверлильных производств, но, короче говоря, в один поганый осенний денек началась большая дележка угодий. Солидный клин залежных и замусоренных земель, на коем уместился бы целый микрорайон, принялись кроить при помощи теодолитов на треногах, шнурков на колышках и размашистых шагов начальников.

Наивные автолюбители оторопело смотрели, как месят октябрьскую грязь сапоги и ботинки новоявленных землемеров, как раскапываются котлованы и траншеи, и разбегаются заборчики из свежего горбыля. Через две недели все было кончено. На промышленных задворках осталась только одиноко торчать никому не нужная опора высоковольтки и сбившиеся в кучу возле неё гаражи. Была безуспешная попытка проложить к гаражам окольную дорогу, но наиболее предусмотрительные и сообразительные гаражевладельцы, как только грязь подмерзла, поволокли свои сборно-разборные жестянки на более подходящие места. Вскоре оказавшееся на отшибе стойбище подверглось набегу взломщиков-угонщиков, довершившему разгром. Все, что могло передвигаться, срочно поползло прочь.

осталось несколько цельносварных и наглухо привязанных к опрометчиво забетонированным основаниям сооружений. Быстро переходя из рук в руки по все более низкой цене, они вскоре обесценились до такой степени, что дешевле оказалось их просто бросить, чем поддерживать в надлежащем виде. Тем более, что держать машину в таком глухом месте было слишком рискованно. Так и остались они, пустующие жертвы кратковременного индустриального подъема, никому не нужные, из всех реестров вычеркнутые, и даже ворам неинтересные. Алюминиевая краска тускнела и облезала, а её место занимали рыжие пятна ржавчины. И если объявлялся изредка кто-нибудь из хозяев, так исключительно с неблаговидной целью "раздавить пузырек чернил" погожим летним вечерком сам-друг с приятелем, да подмазать остатками машинного масла механизмы застоявшихся замков.

Сейчас гаражный закут на стыке трехметровых заборов напоминал кадр из старого советского фильма о строителях легендарной ЛЭП-500: вагончики, то есть гаражи, по крыши утонувшие в сугробах, полярная ночь, решетчатые ноги одинокой опоры и свист северного ветра в проводах. Тем не менее, нахоженная тропка пересекала этот забытый богом и районной администрацией уголок, смело разрубая метровые заносы, и упиралась в забор. Точнее, в ржавую бочку и ящик на ней, приставленные к бетонной ограде.

- Резуны? - посветил фонариком в сторону перелаза Рогожкин.

- Ходоки, - уточнил Ямщиков. - Завод стальных конструкций, давно уже все лишние проводки срезаны. Чего там сейчас мастерят, даже и не знаю.

- Ясно, - капитан повертел фонариком. - Как бы этих ходоков допросить?

- А смысл? - пожал плечами Ямщиков. - Ходок по сторонам хоть и озирается, да больше сам прячется, чтобы начальство не засекло и бутылку не конфисковало. Да и кто сознается, что в рабочее время в гастроном бегал.

- Верно, верно... - согласился Рогожкин.

Мотоциклетные следы на тропке почти не просматривались и для идентификации почти не годились. У ворот гаражей высились снежные наметы, очевидно, за всю зиму к ним никто не подходил. Только к одному была расчищена дорожка и откидан снег от входа так, чтобы левая створка ворот открывалась полностью.

- Знаешь, - Ямщиков наклонился над дорожкой, посветил, - никаких следов мы не найдем. Он что-то проволок за собой, когда уезжал. А именно связку березовых веников. Вон сухих листьев натрусил. Думаю, на обратном пути мы эту банную охапку найдем.

У самого гаража пахло ацетоном. Ни мороз, ни ветер не смогли этот запах развеять.

- Так... - разочарованно протянул Рогожкин, разглядывая незапертые ворота, - напоследок ещё и покрасил. - Он потрогал рукой в перчатке притвор, замочные скважины и проушины, щедро опрысканные черной нитроэмалью. - М-да... Конечно, все уже просохло.

Зацепил пальцем створку, не захлопнутую до конца. Как и следовало ожидать, пол, стены, железный верстак и всякий хлам в углах - все покрыто тонким слоем черной краски. Оперативники посмотрели в эту черноту, отметили, что к железной балке под крышей привешено несколько иссохших березовых веников. Пошарили лучами фонариков по окружающим сугробам в расчете найти пустые аэрозольные баллончики, но бесполезно.

- Как думаешь, Петрович, - подал голос Рогожкин, - сколько минут надо, чтобы эту хоромину разрисовать?

- Ну, если в каждую руку по баллончику взять, да с расстояния в полметра, - начал прикидывать вслух Ямщиков, - квадрата три-четыре за минуту можно обработать, а то и больше. Тем более, что не красил, а следы забрызгивал. Минут за семь управился.

- А баллончика на семь минут хватит? - усомнился Рогожкин. - Черная эмаль в больших баллончиках мне на глаза давно не попадалась. А вот в маленьких на той неделе сам покупал. Называется "Для обуви". А в больших белая была и красная.

- Тогда понятно. - Ямщиков ещё раз осветил фонариком ближайшие сугробы. - Черные брызги на черном костюме - это не красные. Опять же, раз годится для обуви, то и для кожанки сойдет. О чем это говорит?

- Куртка старенькая, заодно и покрасил, - мрачно ответил Рогожкин. Отсюда этот пацан поехал на своем мотоцикле, а на хвост веников навешал, чтоб пыль столбом. И баллончики пустые прихватил. Ох, и голова этот Шеф! Хлебнем мы с ним горя.

- Это точно, - Ямщиков по-прежнему шарил вокруг электрическим лучом. Мослев, пока полдня тут сидел, весь пол заплевал и окурками засыпал. А тут кнопочку - пшш! - нюхайте на здоровье, граждане эксперты. Умеет Шеф следы и концы прятать.

- Да уж, - вздохнул Рогожкин, - как бы и этого маляра не подзорвал. Я так думаю: он нас дураками не считает, соображает, что рано или поздно до него докопаемся, потому и следы так старательно заметает. Время хочет выиграть. Вот только не знает, что девочки остались живы и братцы у нас в руках. Может, не стоит об этом пока трезвонить? Пусть думает, что все идет по его плану. А у Мослева-младшего следует выяснить, когда он в гараже сидел, был тут ещё мотоцикл или нет? А, главное, какой?

Они отправились обратно к дороге, поглядывая по сторонам. Пустых баллончиков не нашли, зато связка растрепанных веников оказалась на обочине. Там, где начиналась тропа ходоков. Ямщиков вытащил всю охапку веников из кювета, встряхнул и разложил на укатанной дороге. Тонкий капроновый шнур крепко охватывал каждый пучок сухих березовых веток, вязался изящным узлом и перебегал к следующему венику. Подобным образом были связаны в ряд штук десять, затем шнур шел по второму ряду. Между двумя рядами веников лежал обрезок дюймовой трубы сантиметров в семьдесят длиной, прихваченный по концам тем же шнуром.

- Красиво! - Рогожкин присел, полюбовался, словно утерянное произведение искусства обнаружил. - Ишь ты, прямо целое макраме, гобелен Марии-Антуанетты. Художественная работа.

- Главное, практично, железка прижимает к дороге, не дает мотаться по сторонам всей связке. - Ямщиков посветил фонариком, пригляделся. - Да, фирма вяжет веники, причем фирменные.

- А узелки-то морские, - сказал капитан многозначительно. - Может, яхтсмен или альпинист? Как думаешь? Или этот, как его...

- Он самый, - Ямщиков перешел на полушепот, - банщик с сетевязальной фабрики, специалист по гамакам и авоськам.

Рогожкин вскинул фонарик, но лицо Ямщикова оставалось серьезным и даже задумчивым. Рогожкин вздохнул и решил, что подчиненный все-таки не насмехается, а таким образом слегка шутит. И он продолжил свои размышления вслух:

- Это ж не лень ему было столько трудиться. Минут тридцать на это дело убил, факт.

- Не больше пяти, - возразил Ямщиков. - За полчаса и в самом деле можно целый гобелен забубенить. Или сетку. Волейбольную. - Он наклонился, пощупал забитые снегом веники. - Эх, какие венички пропали! Летошние. Небось, здесь в лесопарке и нарезаны. Мужик старался, вязал, а тут - на тебе! А которые в гараже остались, все краской загажены. В баньку бы сейчас, а, товарищ капитан?

- Будет тебе сейчас банька. Поехали к Гераскину.

* * *

В кабинете полковника Гераскина снова собирался народ. Теперь, когда самое трудное оказалось позади, не было того молчаливого напряжения, как раньше. Девочек увезли в больницу, туда же доставили Анну Георгиевну. Слез было много, но уже больше от радости, чем от горя. К сожалению, медицина пока бессильна приживить палец, ампутированный почти полсуток назад. Вот если бы часиков на несколько пораньше, да сразу палец в снег и заморозить...

Георгию Левенко наложили шов на рассеченный лоб. Шрам, конечно, останется, но сотрясение мозга совсем небольшое, так что через несколько дней сможет приступить к работе. А до тех пор он тоже останется в больнице, и жена будет с ним на всякий случай.

Пока, кроме сотрудников уголовного розыска, никто в городе не знал о спасении девочек и аресте братьев Мослевых. Впрочем, некоторые оперативники этого тоже не знали и продолжали малозаметную возню вокруг квартиры Поляницких. Другие сейчас сидели в просторном кабинете Гераскина, обмениваясь мнениями и результатами. Этакий моментальный разбор ситуации с анализом и выдвижением контрверсий.

Начинался следующий этап операции. Предстояло, во-первых, найти драгоценности и вернуть законному владельцу; а, во-вторых, разыскать всех участников преступной группы во главе с умницей Шефом и воздать им должное в соответствии с действующим уголовным кодексом.

Докладывал майор Мухин, спец по взломам. В руках он держал кусачки с гидроусилителем, изъятые у братьев Мослевых.

- Этот замечательный инструмент может перекусить стальной прут толщиной до трех сантиметров. При этом надо только слегка подкручивать кусачки вокруг железки. Очень легко и эффективно, но оставляет характерный след. И теперь понятно, каким образом и кто прошлым летом выпотрошил музейные фонды. Когда Преображенский собор вернули епархии, выгнав оттуда краеведческий музей, экспонаты и фонды музейщики распихали куда попало. А фонд документов, редких книг и прочую бумагу устроили в подвалах библиотечного колледжа. Подвал, конечно, сухой и теплый, но сигнализацией не оборудован, что является нарушением. Какие-то умельцы огородили подвальное окно деревянными щитами с ближайшей стройки, вроде как ремонт затевается, а потом вынули стекло, выкусили решетку и проникли внутрь. В результате, - Мухин взял со стола потрепанный блокнот, - пропали жалованные грамоты, подорожные, указы, подписанные русскими царями и сановниками, западноевропейские офицерские патенты, наградные листы и ещё куча бумаг с автографами исторических деятелей. А так же старообрядческие рукописные книги, древние рукописи на уйгурском, тибетском, персидском и арабском языках, две китайские картинки на шелке и много чего еще. Пока ущерб оценивается в сто двадцать тысяч долларов. Окончательная оценка до сих пор не сделана, музейщики не могут закончить инвентаризацию, потому что все сложено в полном беспорядке. Кроме того, с помощью этих кусачек были ограблены четыре церкви. На перекушенных решетках все тот же характерный след.

Мухин, закончив речь, сел с довольным видом.

- Ну, а чего удалось вернуть из этих рукописей на шелке? - спросил Гераскин заинтересованно.

- Так ведь это, - Мухин поднялся с оторопелым видом, - они давно все куда-то сплавили. Не в рукописях дело. Главное, все глухие дела раскрыли, из-за которых епархия на нас два года наезжает. А культпредметы постепенно сыщутся.

- А музейщики чего? Не наезжают? - Гераскин подобрел.

- Да кто их слушать будет? - отмахнулся Мухин. - Они же только и делают, что жалуются: помещений нет, зарплаты нет...

- Ладно, хорошо, - устно поощрил полковник майора, - завтра обрадую епископа. А что у нас нового по чупахинскому дому? Кто дом отрабатывал, Лазарев, вроде?

Молодой, но уже с приличными залысинами, Лазарев откашлялся и, порывшись в бумажках, начал:

- Значит, так. Были проблемы. Время позднее, но установили - дом принадлежит гражданке Маркошиной Таисии Семеновне, семидесяти лет, пенсионерке. Постоянно проживает в городе у дочери. Осенью некий молодой человек предложил снять на полгода пустующий дом и уплатить за весь срок вперед по шестьсот рублей в месяц. Сказал, что он художник и ему нужны время от времени тишина и покой. Показывал документы, но она не запомнила фамилию. Молодой человек вел себя интеллигентно, был хорошо одет и производил впечатление порядочного. О внешности сообщила только, что художник бородат. Хозяйка в течение зимы дважды навещала свой дом, но квартиранта не заставала. В доме был полный порядок, печка протоплена. Дорожка к дому разметена. Знакомые с фермы ей сказали, что художник приезжает когда на мотоцикле, когда на машине. Обычно с женщиной, думают, что с женой. В доме Маркошина видела рисунки, краски, лыжи и лыжные костюмы. Костюмы красивые - красные, а по бокам и рукавам синие и желтые полосы. Еще Маркошина сообщила, что года полтора назад дом уже пытался снять другой человек, тоже художник, но пожилой. Она тогда отказала. - Еще по дому... - Лазарев пролистнул несколько страниц своего блокнота, снова прокашлялся, как лектор, придающий себе профессорский вид перед старухами в сельском клубе. - Ничего, что могло бы навести на след художника, снявшего дом, не обнаружено. даже на банках и канистрах с бензином и керосином никаких отпечатков. Мало того, на помойке одна зола из печи и обожженные консервные банки. Ни одного клочка бумаги. После совещания начнем опрос жителей Чупахино, в первую очередь работников фермы.

- Так-так, - полковник Гераскин черкнул в тетрадке. - По квартире Мослевых что, старший лейтенант Журин?

Маленький Журин встал и почти не стал выше над столом, чем сидя на стуле. И не подумаешь, что от его удара двухметровые рэкетюги в нокаут уходят.

- Квартира на проспекте Космонавтов, трехкомнатная, - принялся докладывать Журин. - Обстановочка в основном та, что ещё от родителей осталась. Богатый гардероб - в основном импорт, подделки под известные фирмы. Масса пустых бутылок. Телевизор и видеосистема "Сони", находятся в розыске. Похищены из квартиры директора института экономики. Тогда же были украдены несколько антикварных книг и три картины русских художников-авангардистов начала двадцатого века. Еще из вещей, находящихся в розыске, на квартире обнаружены: фотоаппарат "полароид", английское кожаное пальто, видеокассеты, электронный калькулятор с печатающим устройством, комплект гравированных хрустальных фужеров. Много мелких вещей - часы, зажигалки, ручки с золотыми перьями, декоративные изделия из камня и металла. Непосредственно у самих братьев Мослевых обнаружены находящиеся в розыске часы "Ролекс" и стереомагнитола "Филипс". Найденные предметы всего проходят по шести квартирным кражам. И каждый раз вместе с разным таким барахлом похищались предметы антиквариата, книги, картины, старинные монеты и тому подобное. Проникали путем подбора ключей и не оставляли никаких следов. И еще. Одна из картин всплыла прошлой осенью на аукционе в Англии, ушла за двадцать шесть тысяч фунтов стерлингов. А две книги проданы с аукциона во Франции.

- М-да, - Гераскин потер переносицу, - целый международный синдикат получается. Мафия. И любопытная картиночка вырисовывается - весь преступный процесс поделен на звенья, выполняемые разными людьми. Каждый из них не знает остальных и не представляет общего замысла. Все нити сходятся в руках некоего Шефа, в лицо которого почти никто не видел. И сам он ручки старается не марать. Так что, когда мы его возьмем, ему и предъявить будет нечего. Ох, и трудно нам придется, ребята! - Гераскин даже за голову схватился, но тут же руки опустил и нахмурился: - Ямщиков, а ты что такой скучный, как у тещи на именинах? Или отличился, так можешь теперь отдыхать? Или этот Шеф слишком умный для тебя?

Ямщиков пожал плечами, неторопливо заговорил, как бы продолжая в то же время думать свою думу:

- Никакой он не умный. Был бы умный, не полез в это дело. Просто предусмотрительный он паренек. Так ведь все не предусмотришь. Один прокольчик и - понеслось. Принцип домино. А когда абсолютно все пытаются предусмотреть, эта предусмотрительность сама начинает в глаза лезть. Так что выйти на этого Шефа - не проблема.

- Погоди, погоди, Ямщиков, - заерзал в кресле Гераскин. - Ты что, хочешь сказать, знаешь, кто Шеф?

- Я хочу сказать, что поспешать надо не торопясь. Проблема всегда одна и та же - чтобы суд поверил уликам. Сам Шеф ведь и пальцем ни к чему не прикоснулся, так что доказательства нужны железные. Его с поличным брать надо. А он сейчас вдвое осторожней будет. Так что надо сперва его помощника вычислить. Сегодня к вечеру надеюсь узнать, как его зовут. Или ее...

Ямщиков закончил говорить, уткнулся взглядом в свои бумаги. А в кабинете ещё минуты две стояла нездоровая тишина.

* * *

Женя Лестовкин уныло сидел на чужой кухне возле выключенной рации. Наушники легкомысленно висели на шее, как у какого-нибудь диджея из ночной дискотеки. На столе в банке из-под сардин высилась гора окурков - и жениных замусоленных "прим" и длинных хозяйских фильтров.

Ямщиков встал в дверях, махнул шапкой.

- Все, Жека, сматывай антенны, освобождай чужую жилплощадь.

- Уже смотал. - Лестовкин поднялся, потягиваясь. - Ну, как там дела? А то загнали на запасную волну, в пустом эфире помехи гонять.

- Нормально дела, - сказал Ямщиков без всякой радости, покосился на хозяина квартиры, - вышли на след.

Копырин, сидевший тут же у стола, глубоко затянулся сигаретой, потом вдавил чинарик в сардинную банку. Спросил, вместе со словами выпуская изо рта клубы дыма:

- А девочки нашлись?

Ямщиков сокрушенно покачал головой и вздохнул:

- Думаю, скоро объявятся. Выкуп шантажисты, во всяком случае, получили. Обязаны отпустить. Так, Игорь Сергеевич, не тревожьтесь, найдутся ваши соседки. А преступников мы разыщем. Не завтра, так послезавтра. Никуда не денутся.

- Не знаю, не знаю, - с сомнением сказал реставратор, привычно теребя рыжую бакенбарду. - Бриллианты у них, вы никого не захватили.

- А вот тут ошибаетесь, Игорь Сергеевич, - запротестовал Ямщиков, умолк, несколько смутясь, видно, сообразил, что сболтнул лишнее, потом махнул рукой. - В принципе, вы уже наш человек, можно сказать, помощник. Думаю, сможете подержать язык за зубами несколько дней. Взяли мы одну девицу, курьершу. Сейчас её следователи в управлении раскалывают. Она, конечно, упорствует, но никуда не денется. Так что скоро будет известно, кому она передала бриллианты и кто ещё в этом деле завязан. - Он посторонился в дверях, пропуская Лестовкина, нагруженного своей радиотехникой, крикнул вслед: - Меня не ждите, мне в другую сторону. И вообще рабочий день кончился, за вчерашнее отгул положен.

Копырин раскурил новую сигарету.

- А если не расколется? - спросил участливо. - Что тогда?

- А ничего, тогда сами найдем. - Ямщиков наклонился к собеседнику, словно кто-то мог их подслушать в пустой квартире. - Вы о краткоживущих ионах холодного спектра излучения слышали?

- Вроде что-то припоминаю из школьной программы, - неуверенно сказал Копырин. - Что-то радиоактивное?

- Оно самое, - подтвердил его догадку Ямщиков, - изотоп солей натрия и таллия. Я сам это тоже смутно представляю, по физике выше тройки не имел. Но главное, гамма-лучи улавливаются специальным прибором на расстоянии до пятисот метров, в зависимости от препятствий. Ну, там кирпич, бетон, металл. Если обработанная изотопами вещь находится, например, в подвале дома, то расстояние пеленгации сокращается метров до двадцати-тридцати. Так что поездим по городу несколькими бригадами, ГорСЭС привлечем, у них такой аппаратуры тоже полно, МЧС подключим и за день-два разыщем.

- Так ведь опасно, - возмутился Копырин, - могут посторонние люди облучиться.

- Никакого риска, - заявил Ямщиков. - Это альфа-лучи опасны, а гамма ерунда. Конечно, если это колье в кармане брюк недельки три потаскать, последствия будут. Хе-хе...

Копырин тоже хихикнул за компанию, хотя было видно, что ему такие методы борьбы с преступностью нравятся не очень.

- Надеюсь, вы не у меня на кухне этот натрий втирали? - спросил он с подозрением.

- Нет, не пугайтесь, у себя в машине, - постарался успокоить его Ямщиков. - Там такой специальный контейнер из свинца с переходным отсеком. Через отсек нужный предмет запускается внутрь, потом извлекается через минут двадцать и - все, полный порядок. Гарантия полгода. Потом излучение полностью прекращается. Причем, что ценно, хотя гамма-излучение постоянно падает, никакой дезактивации не поддается. Само вещество заряжается и испускает ионы. В атомном веке живем, надо привыкать.

- Знаете, как-то не хочется привыкать к таким штукам, - Копырин поежился, передернул плечами. - Контейнер-то хоть надежный? А то устроите маленький Чернобыль.

- Три сантиметра свинца. Счетчик Гейгера совершенно не реагирует, важно сказал Ямщиков. - А стоит только обработанный предмет вынуть - сразу, как пулемет, трещит. Да ерунда все это, у нас в городе радиационный фон и так на грани допустимо, и ничего, живем, даже размножаемся. Уже полтора миллиона население и продолжает прибывать. - Ямщиков усмехнулся, повел лопатками род курткой. - Эх, денек тяжелый выдался. Семь потов сошло, аж спина чешется, как у шелудивого пса.

- Что уж вы так о себе? Простите, до сих пор вашего имени и отчества не знаю.

- Василий Петрович, - не стал скрывать Ямщиков свои данные. - Или просто Петрович. - И добавил мечтательно: - В баньку сейчас рвану.

- Где ж вы сейчас баньку найдете? - недоверчиво покачал головой Копырин.

- А вот знаю одно местечко, могу рассекретить. Вы как, парную уважаете?

- Уважаю, Василь Петрович. И русскую, и сауну.

- Так вот, - Ямщиков понизил голос, словно опасался, что кто-то подслушает его секрет, - в тепловозном депо круглосуточно работает шикарная баня. Меня туда пускают. Могу и вас устроить. Может, составите компанию? Время ещё детское, часу ночи нет. Вот только веника нет. Придется у мужиков охвостки выпрашивать.

- Ну, веник не проблема. - Копырин размял новую сигарету. - У меня на антресолях целый склад веников.

- Да вы что! - Ямщиков так и подпрыгнул. - Прямо на антресолях? Целый склад? Венички березовы!

- Ладно уж, Василий Петрович, - рассмеялся Копырин, - понимаю родную душу и без таких намеков. Сейчас достану. А вот временем не располагаю. Да и желания, честно говоря, нет. Вы уж там за меня попарьтесь.

- Это можно, - легко согласился Ямщиков. - В полное ваше удовольствие. Ну, Игорь Сергеевич, выручили, можно сказать, спасли. Никогда не забуду, честное милицейское.

Он благоговейно принял приплюснутый веник, жестяно задребезжавший сухой листвой. Закрыв глаза, втянул ноздрями воздух.

- Эх, букет цветущих прерий! Спасибо, Игорь Сергеевич, преогромнейшее!

- Не стоит благодарности, какие пустяки.

Ямщиков остановился у дверей. Лицо его уже не было веселым. Оно сделалось печальным и усталым. И тихим усталым голосом он сказал:

- А этих мы разыщем, из-под земли выроем, будьте спокойны.

Он вышел из подъезда, обогнул дом. Такси ждало в переулке. Сквозь темные стекла рдел огонек чьей-то сигареты. Ямщиков распахнул дверцу.

- Ага, дождались таки! А накурили! Хоть окорока копти. - Он протянул внутрь веник. - Видали, каким лаврами венчает народ своих героев.

Рогожкин взял сухо зашуршавший пучок березовых веток. Спросил с усмешкой:

- Небось, последнюю метелку у дворника разбомбил, герой?

- Герой, не герой, а медаль за сегодняшнее вполне заработал, самодовольно отозвался Ямщиков. - Так что заслуживаю всестороннего уважения.

Он с кряхтеньем втиснулся на заднее сиденье, почти целиком занятое Женей Лестовкиным и его радиоаппаратурой. Капитан развернулся на переднем сиденье, протянул веник и сказал:

- Тогда заполучи свою лаврушку, уважаемый. Кстати, не ты один сегодня медаль заработал.

- Один, медаль - один, - не согласился Ямщиков. - Вам, товарищ капитан, орден положен в соответствии со званием и должностью. да и стреляли вы метко.

- А мне? - подал голос водитель. - Мне что-нибудь положено?

- А ты, Володя, что у нас делал? - спросил Ямщиков с самой невинной интонацией.

- Варежку в рот пихал.

- А-а, - разочарованно протянул Ямщиков, - тогда тебе двойной продовольственный паек выдадут. Вот если бы ты его за грудки подержал.

- А я держал. Второй-то рукой. Забыли?

Ямщиков аккуратно уложил веник к заднему стеклу, потрепал шофера по плечу:

- Тогда - порядок. Без значка на груди не останешься. Кстати, известно ли вам, джентльмены, что знак "Отличный сантехник" имеет три степени: золотой, серебряный и бронзовый унитазы?

Никто не засмеялся. А Женя Лестовкин вдруг встрепенулся:

- Э, мужики, а что случилось-то? Я там в эфире помехи гонял, а у вас что-то было?

* * *

Ямщиков спал сидя за служебным столом, нежно обняв сухой березовый веник и положив на него щеку. Затылок его грела включенная настольная лампа. Рядом на столе стояла пол-литровая фаянсовая пиала, украшенная в стиле владельца. Ее глянцевые борта расцвечивали уже изрядно залапанные этикетки "жигулевского", цейлонского чая и корвалола. Еще там была покрытая толстым слоем прозрачного лака розовая наклейка с английским текстом. Однажды появился таки человек, сумевший с ходу перевести эту надпись: "Не бросайте окурки в писсуар, пожалуйста!"

Рогожкин убрал в шкаф свою меховую куртку, включил электрочайник и положил перед уютно посапывающим оперуполномоченным пару бутербродов с колбасой. Заглянул в пиалу - на три пальца влажной кофейной гущи. Покачал головой.

- Думаешь, поверю, что спишь? Чайник ещё не остыл и гуща в чашке не схватилась.

Ямщиков поднял голову, отлепил от щеки березовый листок.

- Не для тебя спал, для более высокого начальства.

- Хотел изобразить служебное рвение? - усмехнулся Рогожкин. - Ну, брат, слишком ты гладко выбрит, и глаза недостаточно красные.

- Так я же не белый кролик, я зверь плотоядный. Ага! - и Ямщиков впился зубами в бутерброд.

Рогожкин меж тем заварил чай, достал первую сигарету и произнес ритуальную фразу:

- Работа начинается с большого перекура. Слушай, Петрович, а что ты с этой метелкой носишься? Он тем веникам из гаража троюродный плетень.

- Верно, - Ямщиков пошуршал сухими листочками, - те срезаны наискось ножом, а этот ровненько обработан садовым секатором и завязан бельевым шнуром. А те каким-то драным проводом, подобранным там же. Но дело в другом. Просто хочу именно эти веником отлупить себя в парилке, когда закончим с хитрым Шефом. А закончим как раз к субботе.

- За что ж тогда лупить? - удивился Рогожкин.

Он уже наливал в термос кипяток из чайника, пытаясь заглянуть в зеркальное горлышко, и в лицо ему пыхало паром.

- А чтоб не трепался о том, в чем ни черта не смыслю, - объяснил Ямщиков. - Надеюсь, впрочем, что я не один такой балбес.

- Ну хорошо, балбес, - Рогожкин завернул крышку термоса и уселся на скрипучий казенный стул, - а как насчет второго мотоцикла в гараже?

- Скоро получишь все данные и по мотоциклу, и по этой дамочке.

- Послушайте, Холмс, - сарказма в голосе капитана хватило бы на полдюжины замшелых скептиков, - а с чего вы решили, что он - дамочка?

Ямщиков замедленно отнял от губ остаток бутерброда, не спеша прожевал, наслаждаясь нетерпением начальника, затем состроил высокомерную мину и скрипуче выдавил:

- Это элементарно, Ватсон, - больше выдержать столь не свойственный ему тембр голоса не смог и продолжил уже нормальным голосом. - Ну, во-первых, Мослев-младший так отозвался о мотоциклисте: пацан, парнишка, хотя лица не видел и голоса не слышал. А самому Мослеву всего двадцать три года. То есть, действительно, пацан был слишком щуплый и мотоцикл для него тяжеловат.

- Положим, права на мотоцикл дают с шестнадцати, - скептически поморщился Рогожкин.

- Дают, и слава богу, надо и автомобильные с шестнадцати давать. А вот сам подумай, кто пацана в такое серьезное дело впутает? Подростки неуправляемы и хвастливы. Но это так, лирика. Главное - макраме!

- Постой, постой, - Рогожкин озадаченно почесал затылок. - Это, что ж, я, выходит, назвал ответ и сам не понял?

- Точнее, не поверил, - поправил начальника Ямщиков. - Но ведь не потащит Шеф специалистку по макраме из веников борону вязать, верно? Значит, мотоциклист это сам делал, причем мастерски. Мода на макраме была лет восемь-десять тому назад, так?

- Пожалуй, - согласился Рогожкин, - мои девки сейчас какие-то дурацкие фенечки из бисера плетут.

- Я тоже в последние годы что-то не вижу ни объявлений о наборе в кружки макраме, ни брошюр на эту тему. А тут человек творчески работал, на ходу импровизировал, причем чисто машинально. Так что это дамочка лет под тридцать, с опытом и крепкими нервами. Далее. На ферме в Чупахино работать начинают в четыре утра, поэтому сведения оттуда Саня Ерошин уже привез. Ямщиков раскрыл картонную папку, взял в руки лист бумаги. - Пару раз художник, который снимает дом, приезжал с женой, а, точнее, с женщиной, на стареньком "москвиче". За рулем сидела женщина, на это особо обратили внимание работницы фермы. Еще несколько раз приезжали на мотоцикле. Но кто управлял, точно сказать не могут. Оба в шлемах, да и кому управлять, как не мужику? Та доярка, что видела художника достаточно близко, считает, что он бородат. Женщину видело больше людей, поскольку она как-то заходила на ферму, купила молока. При этом рассказала, что они с мужем сняли дом у тети Таи на всю зиму. Все отмечают её маленький рост и хриплый голос, "прокуренный", и сама она курила. Но самое интересное - в гараже после нас побывала следственная группа, они там все исследовали и обнаружили на полу, на краске отпечаток обуви тридцать пятого размера. А такой мизерной ноги ни у одного пацана не найдешь. Кстати, на батарейке в часах найден отпечаток маленького пальчика, явно женского.

- Манера у тебя вредная, Петрович, - осуждающе сказал Рогожкин, - все самое важное под конец оставляешь. И если уж о часах заговорили, то взрыв был назначен на десять часов. Будильник ставится в пределах циферблата, за полсуток максимум, - капитан демонстрировал свое умение мыслить. - Значит, часов в десять утра она была там, чтобы запустить часы.

- Не раньше одиннадцати, - не согласился Ямщиков. - У будильников этого типа есть одно поганое свойство. Если в момент установки сигнала между стрелкой звонка и часовой промежуток меньше часа, будильник сразу начинает трезвонить. Так что, может, ещё позже, часов в двенадцать она там была. Но её никто не видел.

- Может, не заметили?

- Дорога там одна, мимо фермы и дома. Она потом делает небольшой крюк к силосным ямам и снова заворачивает на ферму, но уже с другой стороны. Любого, кто идет или едет, видно. Но есть там ещё одна дорожка, - хитро прищурился Ямщиков.

- Черт! - Рогожкин так и подпрыгнул. - Лыжня! Как я мог забыть. Они же там на лыжах катались, квартиранты эти. В красных костюмах! - Он возбужденно прошелся по кабинету. - Надо бы смотаться, посмотреть при свете дня. А когда тебе список мотоциклистов принесут? Надо же профильтровать.

- Никакого списка, - безапелляционно заявил Ямщиков, - несколько фамилий всего. У дамочки достаточно редкая машина - "Че-Зет". Младший братец на допросе у следователя вспомнил, что в гараже стоял мотоцикл под чехлом. Ему стало скучно в углу на вениках валяться, так он нашел свечной огарок и обследовал это дело. Мотоцикл довольно редкой чехословацкой марки "Че-Зет", черный. Номер он не рассматривал или сказать не захотел. Еще там была спортивная сумка, а в ней несколько баллонов с аэрозольной краской. Так что при таком количестве информации уже сегодня мы можем дамочку взять и расколоть. Я думаю, к вечеру она Шефа сдаст со всеми потрохами.

- Э, молодой ты еще, Петрович, баб не знаешь. Да если она называет его своим мужем и соучаствует в групповом убийстве - запускает часовой механизм... Не знаю, не знаю... - Рогожкин забарабанил пальцем по краю стола. - Что-то у меня неспокойно на душе. Этот Шеф такая умница, а она с ним напрямую связана. Пришьет бабу, как бог свят.

- Так уж сразу и пришьет! Это братишек бестолковых можно вознести на воздусях, - Ямщиков говорил неторопливо, взвешивая каждое слово, как бы пробуя его предварительно на вкус. - Сегодня пожарные инспектора раскопали бы пожарище, определили по номерам машины и мотоцикла, кто сгорел. Потом мы пошли бы по адресам. На покойных братишках повисли бы кражи, но выход на Шефа мы бы не получили. Понятно, что их кто-то наводил на нужные квартиры, но поскольку братишки жили нелюдимо, никакой информации со стороны их знакомых к нам бы не пришло. Совсем другое дело - женщина. У неё подруги, родственники, сослуживцы, может, даже дети. Убей такую, сразу начнут тыкать пальцем во всех её знакомых мужчин. И если кто-то из них окажется из круга общения Поляницкой, его сразу можно будет брать. Или вообще дома на видном месте фотография висит с трогательной надписью типа "Милой Пусе от дорогого козлика". Нет, ему не резон создавать лишний шум вокруг своей персоны. Ладно, нечего гадать. Я пока позвоню кое-кому.

Ямщиков взглянул на часы, убедился, что рабочее время наступило, разложил на столе бумаги. Зажужжал диском номеронабирателя.

- Алло! Александр Александрович? Доброе утро! Это Ямщиков из уголовного розыска по поводу прошлогоднего ограбления... Да, кое-что обнаружили... Нет... Пока нет... Вот какой вопрос, Александр Александрович. Вы в сауну ходите?.. Имеет отношение... Конечно... Вообще только дома в ванной... Угу... И ни разу... А кто конкретно затащил, и что за компания была?.. Попробуйте все же вспомнить...

Рогожкин постоял, подвигал руками, разминая плечи. Вышел из кабинета, на ходу бросив:

- Я пока по твоему запросу наведаюсь.

Когда капитан вернулся, помахивая пачкой бумаг, Ямщиков все ещё разговаривал по телефону:

- А фамилии припомнить можете?.. Так... Так... Простите, помедленнее... Как, и его тоже ограбили? А почему не заявил?.. Так, понятно... Ясно... Спасибо, Дмитрий Кириллович. Всего доброго!

Он опустил телефонную трубку на аппарат. Разложил веером листы с колонками фамилий. Потер ладони, довольно посмеиваясь.

- Вот они все, голубчики! - И Ямщиков принялся орудовать двухсторонним красно-синим карандашом, с ловкостью иллюзиониста, переворачивая его в пальцах, приговаривая: - Этого грабанули, этого тоже, этого - нет, этого да, этого тоже пощипали, но помалкивает. Так, банная команда номер два: Рублевский - обокраден, Шпачко - ограблен, Иванов - нет, но он коллекционирует фотоаппараты и бутылки.

Рогожкин наклонился, через плечо заглянул в списки. Хмыкнул:

- Компанию в парилку подбираешь на субботу?

- А что? Народ солидный, уважаемый, интересно на такой посмотреть.

- На мужиков без штанов? - капитан был в очень веселом настроении.

- На штаны без мужиков. Все, обворованные Мослевыми коллекционеры, художники и ювелиры встречались в банных компаниях. Кто постоянно, кто изредка.

- Ну и что в этом странного? - пожал плечами Рогожкин. - Один круг собиратели, ценители, искусствоведы и так далее.

Ямщиков не стал продолжать разговор. Он убрал бумажки, расцвеченные красными и синими почеркушками в папку. Нетерпеливо потянул из рук Рогожкина бланки. Тот жизнерадостно улыбнулся:

- Здесь твоя дамочка с "Че-Зетом", гаражом и однокомнатной квартирой.

* * *

Разговор с прокурором оказался бурным, но коротким.

- Вычислили! А факты! А улики у вас есть? - кипятился прокурор. - Ах, все сходится - мотоцикл, и след, и имя. Нет уж, если мы стремимся к построению правового государства, санкции не будет. Все, разговор окончен.

Окончен так окончен. Арест и обыск квартиры гражданки Медведкиной Эвелины Тимофеевны не состоялся. Сейчас, во всяком случае. Рогожкину оставалось только откланяться и покинуть прокурорский кабинет. Ямщиков ждал в коридоре и только со вздохом взглянул на обескураженного начальника.

- Слушай, Петрович, мы стремимся к построению правового государства? спросил Рогожкин.

- Аж пятки горят, - кивнул Ямщиков. - Если б ещё машину постоянную за нами закрепили, мы б так устремились!

- Тогда вперед! Обложим Медведкину в её берлоге!

* * *

Ямщикова всегда поражало обилие женщин в проектных институтах. И сейчас ему опять пришли на ум въевшиеся ещё в несознательные детские мозги крылатые строки: "А у Коли и у Веры обе мамы - инженеры". Хотя с тех пор многие НИИ и "ПРОЕКТы" порастеряли значительную часть своих кадров, а на их площадях вместо кульманов вальяжно расположилась офисная мебель бесчисленных акционерных контор. Словно пираньи, эти маленькие фирмы, учрежденные директорскими родственниками, объедали предприятия, к которым плотно присосались. Но безответные женщины продолжали ходить на работу, нерегулярно получая грошовые зарплаты и безропотно надеясь на лучшее.

И сейчас женщины-инженеры сновали на мраморном крыльце. Было время обеденного перерыва. На двенадцатиэтажной башне в центре города ещё сохранилась вывеска "Уралметпроект", но невооруженным глазом её трудно было отыскать среди ярких рекламных щитов, словно новые заплаты облепивших поблекшее здание. Половину этажей бывшего храма инженерной мысли занимали арендаторы, большинство из которых старалось скрыть свое существование и даже табличек со своим обозначением не вещало на двери арендованных за "черный нал" кабинетов. Первый этаж занимал салон импортной мебели, где самым дешевым предметом была собачья подстилка ценой в полугодовую пенсию бывшей инженерши.

Узкий проход между стеклянной стеной салона, оккупировавшего фойе, и бывшей раздевалкой, где сейчас был магазинчик косметики, вел к лифтам и лестнице. Тепло одетая бабуля, огороженная барьерчиком, сурово бдила за входящими-выходящими. Чисто прокурор в суде, с неприязнью подумал о ней Ямщиков и на сварливое "Вы куда?" ткнул пальцем вперед и вверх. Идущий следом Рогожкин буркнул:

- В отдел кадров.

Он тоже не питал любви к подобным стражам казенных дверей и не понимал их назначения. Какие такие стратегические интересы оберегают эти бабушки и от кого? Ему ни разу не пришлось услышать, чтоб такая бдительная старушенция задержала шпиона, диверсанта или хотя бы шапочного вора. Зато в сводках было полно историй о том, как под носом у этих подслеповатых, но голосистых теток, выносили компьютеры, ксероксы и даже сейфы с деньгами. А вот если ей при входе показать удостоверение, через пять минут вся контора будет знать - милиционеры пришли, чего-то ищут.

В "кадрах" пухленькая инспекторша, ещё более пухлая от надетой на неё мохеровой кофты, усердно переписывала данные двухсторонних карточек в двенадцатистраничные книжки такого же формата. Конечно, она с радостью представила их начальнице отдела, которая, в свою очередь, попыталась изобразить приятную улыбку. Но у неё не получилось. Наверное, она слишком много нагрешила в кадровых делах и сейчас занервничала при мысли, что пришли за ней. Узнав, что работникам уголовного розыска требуется личное дело инженера-проектировщика Медведкиной, слегка успокоилась. Но, видимо, чтобы снять нервное напряжение, разразилась речью, которую оперативники со вниманием выслушали.

- Вечно из-за Медведкиной неприятности. То прогулы, то штрафы. Тридцать восемь лет женщине, а она на мотоцикле гоняет. Ну где это видано? Три раза замужем была. Это только официально. А сколько раз так: здрасьте до свиданья. Детей нет, мужа нет. Разве это нормально? Шестнадцать лет работает и все на одной должности, на одном окладе. И, представьте, довольна! И одевается лучше всех. Нет, работник она хороший, исполнительный. И, если надо, в выходные поработает. Но уж потом за каждый выходной по три отгула вырвет. Вот и сейчас, пожалуйста - неделя отгулов и вторая без содержания за свой счет. И начальник отдела ей потакает. Не хочет связываться со скандалисткой.

Она протерла очки платочком, водрузила тайваньскую оправу на крупный нос, горестно замолчала, обидчиво надув губки. И, словно про себя, тихо повторила:

- И одевается лучше всех...

Рогожкин, листавший скоросшиватель с документами, захлопнул картонные корочки, протянул Ямщикову.

- Василий Петрович, ксерокс, наверное, в приемной директора имеется. Пойди, пересними, что может понадобиться.

- Постойте, постойте! - встрепенулась начальница. - Так, товарищи, нельзя.

- Людмила Андреевна, - приветливо улыбнулся Рогожкин, - ведь мы стремимся к построению правового государства?

- Д-да, - неуверенно отозвалась та. - А что опять натворила эта сумасшедшая авантюристка? Ее будут судить?

- Что вы! - Ямщиков уже стоял в дверях. - Эвелину Тимофеевну областное управление представляет к правительственной награде.

Сказано это было со всей сердечностью и искренностью, какие только нашлись в этом ехидном человеке. Он прикрыл за собой дверь, оставив онемевших от неожиданного известия Рогожкина и начальницу отдела кадров. Первым пришел в себя капитан.

- М-да, знаете ли, к награде, - неуверенно подтвердил он. - За проявленное мужество и геройство при выполнении, так сказать, гражданского долга. Я пока не могу в подробностях. Пусть это будет сюрпризом для неё и коллектива. Сохраните пока это в тайне, Людмила Андреевна, очень вас прошу.

- Конечно, конечно, - забормотала начальница, совершенно убитая такой новостью. - Кто бы мог подумать! Она вообще очень скрытная, вы представить себе не можете. Здрасьте, я замуж вышла, здрасьте - развелась. Надо же... Конечно, смелая... Прямо до отчаянья. И на байдарках сплавляется, по горам лазает, на мотоцикле гоняет. Жизнь вот только не сложилась. Не везет ей на мужчин. Хотя сейчас, вроде, получается что-то. Говорит, в последний раз замуж выходит. Он скульптор. В возрасте, конечно, но и она не девочка, если разобраться. Хотя вы бы ей больше тридцати не дали на вид. Поразительно сохранилась.

- Да что вы, скульптор? - заинтересовался Рогожкин.

- Да, и говорит, довольно известный. Постоянно за границей бывает, привозит ей такие потрясающие вещи! Вы обратили внимание, как она одевается? Ах, да, она же сейчас в отгулах. Он и её несколько раз возил за рубеж. Сейчас вот опять оформил визы в Швейцарию. Или в Швецию? Я их постоянно путаю.

"Странно, - подумал Рогожкин, - она оформляет визы, а нам ОВИР ничего такого не сообщил. Надо бы ещё разок проверить." Вслух же сказал:

- А вы слышали, как она играет на гитаре и поет?

- Поет? - удивилась Людмила Андреевна.

- А что, вы считаете, у неё нет слуха? - по-другому сформулировал вопрос Рогожкин.

- Н-не знаю... - она покачала головой. - Насчет слуха не знаю. А вот голос, знаете ли... Впрочем, - она улыбнулась, - почему бы женщине и не петь голосом Владимира Высоцкого?

И снова принялась превозносить необыкновенные достоинства Эвелины Медведковой, которую все зовут просто Линой. Людмила Андреевна так разошлась, что не заметила отсутствия фотографии в личном деле, которое вернул Ямщиков.

- Так мы очень рассчитываем на ваше молчание, а то будет неинтересно, - с такими словами оперативники покидали кабинет.

Главное, чтобы кадровичка продержалась сегодняшний и завтрашний дни, а там - суббота, воскресенье. С понедельника может разбалтывать.

* * *

Несколько раз нажав на кнопку звонка и прислушавшись, они сошлись на том, что в квартире пусто. Пришлось позвонить в соседние. В одной из них оказалась хозяйка-пенсионерка. Неприязненно оглядев двух незнакомых молодых мужчин, сообщила:

- А Лина куда-то уехала. Еще позавчера утром. С чемоданом и рюкзаком почему-то.

- Что ж тут странного? - учуял след Рогожкин.

- Ну, она ездит либо с тем, либо с другим. С чемоданом на юг, с рюкзаком на север.

- Ясненько. А вот мужчина к ней приходит, вы его можете описать?

- Мужчина? - удивилась соседка. - Раньше они тут на лестнице круглые сутки торчали. Дрались даже, бывало. А вот года полтора как тишина наступила. Я и Лину-то почти не вижу. Если мужчина у неё есть, то, наверное, у самого квартира хорошая, раз сюда не ездит.

Они поговорили ещё несколько минут, выяснив, как Лина была одета, не говорила ли, куда собирается. Нет, не говорила. Сказала, недельки на две, а куда - нет, не сказала. Спасибо. Пожалуйста. Вот такие пироги.

Получалось, что она куда-то собиралась ехать с чемоданом, а в рюкзаке, скорее всего, находился костюм для езды на мотоцикле. Да и лыжный, кроме того, мог уместиться.

* * *

Мотоциклетный гараж, принадлежащий гражданке Медведкиной, выглядел так, словно два толстомордых соседа сделали ему футбольную "коробочку" разом врезались с двух сторон. Так он и замер, сплюснутый их крутыми боками. Гаражи стояли в один ряд, обратясь воротами к замерзшей реке. Местами на лед сбегали тропки. Если по ним и ездили на мотоцикле, то со вчерашнего вечера здесь уже сто человек прошло, все затоптали. А снег перед воротами гаража был откидан и даже разметен метелочкой. Можно сделать вывод, что хозяйка любит порядок и даже зимой непрочь прокатиться на своем двухколесном моторном друге. Но за это у нас даже в период репрессий не сажали.

- Та-ак, - только и вымолвил Рогожкин, глядя на близкую реку и её заснеженный лед.

- Именно так, - подтвердил Ямщиков. - Закинула посылку в почтовый ящик Поляницкой и на "Яве" сюда. В нужный момент выкатила из собственного гаража на лед и прямым ходом под мост... Ну что, в Чупахино нагрянем?

- Давай, пока начальство чего не удумало. А то отберут машину...

* * *

Рогожкин сидел на заднем сиденье рядом с Ямщиковым. Оперативный "уазик" снова нес их за город.

- А теперь, Петрович, слушай, чего пока не знаешь, - стал рассказывать Рогожкин. - К телефону Поляницких подключался какой-то юный техник. прямо к клеммам на распределительной коробочке на лестничной клетке. Видимо, кто-то свой провод припараллелил к ним и все звонки перехватывал, туда и оттуда. И на магнитофон писал. Потом смонтировал. Сейчас на любом двухкассетнике можно монтажную запись изготовить. Девочек заманили в ловушку следующим способом. Им позвонила незнакомая женщина и хриплым голосом сказала, что мама на уроке и попросила передать: позвоните домой дяде Гоше, чтобы вас отвез покупать щенка. Продавец будет ждать у ТЮЗа. Чуешь, Петрович, такое место, где, если спектакля нет, почитай ни одной живой души. Центр города, а как на отшибе. А Левенко позвонила в это же время сама Поляницкая. Мол, Гоша, не перебивай, очень тороплюсь, будь другом, отвези дочек, надо щенка купить, они знают, где. Очень бессвязно говорила, его самого не слушала, торопилась, одним словом. При этом сама Поляницкая божится, что никуда не звонила. Вот как дело было, понял? Гоша тут же с девочками созвонился, они подтвердили и через десять минут он за ними приехал.

- Прямо американское кино. Магнитофонные пленки, конечно, стерты, а какой провод куда переключался на распредкоробке, никакая экспертиза не определит. Это не улика, хотя... - Ямщиков подумал немного. - Это не могла быть радиозакладка,. У них батарейки и передатчики слабые, неизбежно ухудшится качество записи, голоса исказятся. Значит, действительно, кто-то из соседей припараллелился. Коробка под потолком на лестничной клетке на первом этаже голая торчит, я ещё вчера внимание обратил, снаружи к ней не прицепишься. А если бы кто-то прицепился в другом месте к кабелю, наши аппаратурой засекли бы. А он бы висел, будь такая возможность, контролировал. Значит?

- Значит, не висел, - кивнул Рогожкин. - Значит, только через распредкоробку. Значит, один из преступников, как минимум, свой человек в подъезде. А это может быть и Жора Худорожкин, байкер-мотогонщик, и его приятель Толик Поляницкий, и любой из окрестных бизнесменов, испытывающий финансовые трудности, и все остальные. И заставят отрабатывать все эти версии по десять раз, время терять, вместо того, чтобы сосредоточиться на одной.

Тем временем "уазик" свернул с тракта на Чупахино, и дальше к ферме. При свете дня дом с оградой показались не такими большими, как прошлой ночью. Они вышли из машины, молча встали рядом, неторопливо рассматривая дом, дорогу, окрестные заснеженные поля, искрящиеся под весенним солнцем. С крыши свисали длинные острые сосульки, роняли капли. В снегу под ними вода пробила глубокие лунки. Ставни дома опять были плотно закрыты.

- Вот же зараза, - прервал молчание Рогожкин и поежился. - Когда все эти банки-склянки зазвенели, я за тобой в сенки влетел, да не сообразил, что дверь в дом сбоку будет. Как впечатался в стену с разбега, а на голову корыто какое-то сверзилось. Так я, поверишь, в темноте, как днем, все увидел - и тебя, и двери, и лавки с тазами.

- Ну прямо, - усомнился Ямщиков, - дверь раньше открылась, ты ещё только забегал. И свет из дверей был.

- Ничего себе, забегал! - возмутился Рогожкин. - Да я уже корытом успел получить и на пол улетел. Только улегся - дробь надо мной так и визгнула.

- Нет, это не она, - упорствовал подчиненный, - это кто-то другой взвизгнул. А вся дробь в двери засела.

Рогожкин вдруг расхохотался:

- Пальба, дым, грохот! Петрович залетает с коромыслом наперевес: "Хенде хох!"

- Да уж, - Ямщиков усмехнулся, вспомнив ночное сражение. - Погоди, ещё получим по выговорняку за самодеятельность. Мне-то что, я человек маленький...

Капитан перестал смеяться. Подошел к калитке, оглядел бумажки со свежими печатями.

- Конечно, надо было группу захвата подождать. Как пацаны, в окошки полезли.

Ямщиков вздохнул:

- Я вообще давно заметил, что у нас в России, что ни подвиг, то сплошь по чьей-то глупости. Иногда по своей.

Лыжню они сразу нашли. Прямо от дома, почти от калитки, отлично накатанная двойная колея бежала через зализанное ветром поле в снежных застругах в сторону тракта, скрываясь в недалеком березняке.

- Прогуляемся? - предложил Ямщиков и, не дожидаясь ответа, встал на лыжню, заскользил подметками.

- Ну, давай! - Рогожкин, отмахивая руками, с веселым смешком устремился следом.

В солнечные дни лыжня слегка подтаивала, а потом её прихватывало морозцем. Поэтому она не проваливалась даже под весом крупногабаритного Рогожкина и была достаточно широкой и гладкой. Наст вокруг посверкивал, ветерок слегка посвистывал, лыжня поскрипывала, и вообще было хорошо. Впереди за полем стояли густые шеренги берез, а за ними гудело шоссе.

Так они скользили и ни одного своротка или пересечения с другой лыжней не встретили. И это не могло не радовать, потому как дачник-художник с супругой на лыжах катался частенько, и этот путь для таинственной семейной пары оказывался единственным. Меж тем березняк приближался, гул моторов на шоссе становился все явственней.

На небольшой поляне весь снег был истоптан, переворошен и, вроде бы, даже перегребался с места на место, из кучи в кучу. Отсюда следы лыж расходились в разные стороны, а к автомагистрали вела глубоко пробитая пешая тропа. Капитан тут же выковырял из снега окурок сигареты с фильтром.

- Так, "Мальборо", помадка губная темная. Дамочка курила.

Он вынул из кармана и развернул измятый полиэтиленовый пакет, удовлетворенно опустил туда мерзлый окурок. Снова зашарил глазами по сугробам.

- Сейчас ещё пуговицу от ширинки найти и гильзу от нагана - полный комплект улик будет, как в кино, - Ямщиков тоже заинтересовался сугробами.

- Лучше всего квитанция из прачечной с номерками на белье, - высказал свое пожелание Рогожкин.

- Или справка из домоуправления, - не уступил Ямщиков.

- Паспорт! - поставил точку Рогожкин.

Это был предел мечтаний, и Ямщиков, хохотнув, призадумался, распинывая снег ботинком. Наконец, додумался:

- Бумажник с полным комплектом документов всей банды!

Теперь уже Рогожкин пытался сообразить, какая находка может оказаться ещё удачней. И придумал почти сразу:

- Видеокассета с записью всех приготовлений, соучастников и так далее.

Ямщиков встал, сбил шапку на затылок, потер лоб, приглядываясь к снежным кучам. В задумчивости произнес:

- Спокойно, козырный туз ещё в колоде. Что-то тут не то.

- Что, например? - Рогожкин тоже прекратил поиск окурков и пуговиц.

- Ну как же, - стал объяснять свои сомненья Ямщиков, - к тракту пешком ходили, а почему не на лыжах? Ведь удобней на лыжах подкатить, а не вот так по пузо в снегу плюхаться.

- Может, вообще посторонние типы тут кувыркались? - Рогожкин тоже сбил ушанку на затылок, огляделся.

- Лыжня сюда от дома вон какая проутюжена, а те, что в стороны, гляди, какие хилые, - указал Ямщиков рукой для большей доходчивости. - Кстати, обрати внимание, дом отсюда как на ладошке и вся лыжня к нему. По низинке прямичком. И ферма отсюда не видна, одни крыши. Значит и с фермы не видно, как кто-то на лыжах к дому прибежал. - И Ямщиков снова заработал ногами, разбрасывая снег, приговаривая: - Нет, не зря здесь снег копали, не зря!

- Искали что-то? - предположил Рогожкин. - Или прятали?

- А черт их знает! Может бруснику собирали.

И тут Ямщиков зацепился за что-то ботинком и с усилием выворотил конец лыжи. Тут же нашлась и вторая.

Лыжи как лыжи, почти новые, малость поцарапанные, фабричные марки Кировской фабрики читаются отлично. К беговым креплениям примкнуты черные ботинки. В ботинки натолкана бурая оберточная бумага, чтоб снег внутрь не попадал.

- Теперь понятно, - Рогожкин поставил лыжу стоймя, дотянулся рукой до загиба, прикидывая на свой рост, - бабу свою в машине на дороге оставлял, а сам тут лыжи обувал - и к дому прямиком. И никто ничего не видел. Отвез канистрочку с бензином и обратно тем же макаром. Так, - он отсоединил от крепления ботинок, глянул на подметку, - сорок второй размер. Жаль, у меня сорок пятый.

- Зато мне в самый раз, - встрепенулся Ямщиков. - Вот я в них обратно и побегу.

- Хитер бобер! - возмутился Рогожкин. - А я за тобой, как пацан, на валенках скользом поскачу? Нет уж, в руках понесешь. Тут тебе не лыжная база, на вещдоках кататься.

- Да ладно, ты можешь на дорогу выйти, а я к машине сбегаю и за тобой приеду, - предложил Ямщиков. - Окей?

Они бы ещё ерничали и подначивали друг друга, но неожиданно Рогожкин сделал предостерегающий жест и замер, указывая рукой в березы. Ямщиков не сразу разглядел: вдали среди деревьев мелькал красно-голубой комбинезон - в их сторону направлялся лыжник.