Чао

Глава десятая. В плену

Желтоватый песок хрустел под ногами на ровной дорожке. По краям ее украшали кусты роз с белыми и пунцовыми цветами. Поодаль рос фруктовый сад. С гибких ветвей свисали яблоки, персики, инжир, распространяя приятный аромат. Но почему-то, несмотря на раннее утро, здесь было темно…

Егор шел очарованный и успокоенный красотой этого места. Кусты и деревья здесь были обычного размера.

«Одно из двух, — подумал он, — или я снова стал большим, или все вокруг маленькое, необычное…»

Дорожка ширилась и превратилась в аллею; стройные кипарисы, словно часовые, безмолвно охраняли тишину и спокойствие на пути смелого летчика.

Аллею замыкала скульптура девушки из розового мрамора. Ее рука сжимала кинжал. На бронзовом щите надпись:

Егор остановился, любуясь скульптурой, как вдруг сзади на него набросилось несколько человек одного с ним роста.

С торжествующим смехом они скрутили ему руки за спиной и связали их крепкой веревкой. Нападение оказалось столь неожиданным, что Егор не успел сделать ни одного движения.

Его противники были, в восточных одеждах, у каждого висел на поясе кривой кинжал.

— Сегодня удачный день! — воскликнул один из них. — Уже второй! Великий Врачеватель обрадуется новому слушателю. Нечестивец чихнуть не успел, как очутился в наших руках…

— Меньше слов, — повелительно сказал старший, судя по всему, начальник стражи.

Егора уложили на носилки и понесли боковой аллеей, уводившей от фонтана направо, к роскошному восточному дворцу, окруженному деревьями.

Дворцовые стражники встретили их завистливыми восклицаниями и льстивыми поздравлениями.

Носилки опустили на пол. Кто-то нагнулся к Егору, развязал ему руки и грубо толкнул ногой:

— Вставай!

Егор поднялся и потер затекшие кисти рук. Начальник стражи подошел к большой двери и произнес:

— Отворись, чтобы полнилось, и закройся, чтобы не уменьшалось…

Тяжелые двери с резными рисунками сами отворились настежь. Взорам Егора предстала большая зала с возвышением в глубине, по которому были разбросаны шелковые вышитые подушки.

На подушках нежился худой, как тень, старик в голубом халате, в белой чалме с бриллиантами и рубинами и павлиньим пером. Около него с двух сторон горели лампы дневного света в высоких золотых светильниках, а в серебряных мангалах курились душистые травы.

Молодые невольницы в белых накидках обвевали своего тощего повелителя опахалами из страусовых перьев. На его сухом лице застыла блаженная улыбка, а острые карие глаза превратились в узкие щели.

Он полулежал, поджав под себя ногу. Одной рукой он поглаживал черную бороду, а в другой держал дымящую трубку кальяна.

В середине залы сидели и лежали на коврах изможденные нищие и калеки. Вид, их был ужасен: у одних распухли суставы, у других кожа покрылась язвами, у третьих глаза вылезали из орбит и беспрестанно тряслись руки и ноги.

Перед ними на дубовой тумбочке стоял… телевизор! На экране Егор увидел строгое лицо лектора. Низкий голос монотонно вещал:

— Таким образом, каждому ясно, что волшебников нет и время сказок навсегда миновало. Тем более непонятно непростительное упорство наших уважаемых, писателей… гм… Маршака, Чуковского, э-э… Лагина, так сказать, Носова и м-м некоторых других. Возьмем, к сожалению, весьма известную «Муху-цокотуху»… Что такое муха? Позвольте продемонстрировать вам это животное, так сказать, в разрезе…

Громкий храп несчастных телезрителей заглушил слова лектора. Воспользовавшись удобной минутой, начальник стражи сделал знак одной из невольниц. Девушка поставила перед повелителем ящик с рассыпчатой ореховой халвой.

Тот оживился и взял самый большой кусок.

— Не будь я Абдул-Надул, — сказал он, — если я стал таким умным и здоровым не потому, что больше всех на Востоке съедаю халвы!

— О Великий Врачеватель! — льстиво, на разные голоса запели невольницы. — Ты самый красивый и самый умный!

— Правда ваша, — согласился Абдул-Надул, — и если судить справедливо, то по телевизору надлежало бы говорить мне, а не тому неверному, что сейчас на экране превратился в муху. Аллах да укоротит ему язык!

— О Мудрейший из Мудрых, — хором ответили невольницы, — пусть твои слова станут добрым предсказанием…

— И должен признаться, — продолжал Абдул-Надул, — я люблю говорить, даже когда ем халву. И это тоже является доказательством моего ума… Но горе тому, кто прерывает меня, когда я рассказываю! Клянусь аллахом, я готов такого глупца превратить в свинью.

— О Великий Врачеватель, Мудрейший из Мудрых, поведай же нам еще раз о своем славном жизненном пути и приключениях, доказывающих твою хитрость.

— Да, я самый хитрый на свете, и в награду за вашу догадливость так и быть и сегодня расскажу о себе. Разбудить моих верных слушателей!

Невольница подбежала к телевизору и выключила его. Телезрители мгновенно проснулись, протерли глаза и потянулись.

— Мы здесь, Великий Врачеватель! — закричали они. — Пусть аллах сделает нас такими же выносливыми слушателями, каким тебя он сделал неутомимым рассказчиком, и вернет нам здоровье.

— Горе нам! — ужаснулся начальник стражи, державший Егора за плечо. — Великий Врачеватель начинает говорить. Придется ожидать конца его рассказа, самый короткий из которых длится неделю.

— Может, уберем пленника? — спросил его приятель.

— Пусть останется.

Егор сохранял спокойный вид. Он внимательно присматривался к окружающему, пытаясь понять, куда он попал, и составить план своего спасения.

Между тем Абдул-Надул хлопнул в ладоши и крикнул:

— Мес! Тащи мой новый сундук для целебных рассказов.

Здесь произошло самое удивительное событие в жизни Егора. Судите сами… Открылась боковая дверь, и в залу вкатился холодильник. Самый настоящий холодильник, только на колесах.

Но и это еще не все… За ним появился робот, механический человек. Он толкал пластмассовыми руками белый холодильник, тяжело стуча о пол жесткими подошвами. На его металлической голове красовался пышный тюрбан с антеннами!

Робот показался Егору знакомым… Ну да! Это же Чао! Егор отлично знал, как он выглядел в чертежах отца. Но Чао был только в чертежах… Кто и когда смог построить его? И почему его звали не Чао, а Мес?..

Робот подкатил холодильник вплотную к Абдул-Надулу и удалился, громыхая даже на мягких коврах.

— Замрите, внуки позора и подлости, — повернулся Великий Врачеватель к своим слушателям. — Наш щедрый Повелитель подарил мне этот белый сундук, поручив найти ему применение… И со свойственной мне догадливостью я выполнил приказание. Отныне я не буду записывать свои рассказы в толстую книгу. Перед вами волшебное жилище Холода, придуманное Повелителем Чинар-бека. Я сижу рядом и говорю… Мои слова, попадая в его белую утробу сквозь эту щель, замерзают там и сохраняются до тех пор, пока я не извлеку их из нижнего ящика! Можно ли использовать этот аппарат более достойным образом, спрашиваю я вас?

— О Мудрейший из Мудрых, — хором отвечали ему. — Ты по-прежнему являешь пример неиссякаемой смекалки. Поспеши же наполнить этот сундук ледяными осколками своего исцеляющего красноречия.

— Я люблю исцелять, — гордо откинув голову, начал свой очередной рассказ Абдул-Надул. — Звуки моего голоса — самое верное лекарство не только для меня… Аллах наградил меня ушами длинными, как у осла, и чуткими, как у доносчика. Мне не было еще и двенадцати лет, когда я научился расписываться на поверхности воды и прочел первую страницу Корана. Однажды отец измерял мои познания, но я не ответил ни на один его вопрос, ибо молчит не только тот, кто ничего не знает, но и тот, кто знает все.

И он сказал мне: «Ты уже не станешь умнее, чем есть. Иди по свету и ищи себе занятие. Люди говорят, что ты неизлечимо болен головой, и никто не знает средства сделать тебя здоровым. Пусть аллах поможет тебе найти врачевателя, способного избавить тебя от недуга».

Я послушался его, собрался и пошел. На седьмой день пути я встретил странника в лохмотьях. Он сидел на пеньке и смотрел на солнце.

«Чем ты занят, неизвестный человек?» — спросил я.

«Я хочу определить, сколько золотых монет надо иметь, чтобы купить солнце».

Я окунул свой язык в океан мудрости и еще спросил:

«Но к чему тебе это? Ведь у тебя в кармане, наверное, нет ни гроша?»

«Верно, — согласился голодранец. — Но так уж я устроен. Когда голоден — думаю о самой изысканной пище. Когда гол — мечтаю о царских одеждах, а когда нищ — представляю себя богаче халифа».

Его слова открыли мне самый короткий путь к знаниям и здоровью. «К чему терзать себя горькими годами учения да искать врачевателей, — подумал я, — коль есть такой простой способ?»

С той поры я стал думать только о том, какой я умный и необыкновенный человек. Уже месяц спустя я укрепился в сознании своего превосходства, а когда стал рассказывать остальным о своем уме, то и вовсе почувствовал: еще одна искра знания — и я взорвусь! Ведь чем красноречивее хвалишь себя, тем больше веришь себе, тем основательнее тонешь в озерах совершенства. Нет приятнее занятия, чем восхваление самого себя!

Слава обо мне вначале плелась черепахой, а затем помчалась быстрее газели. Так она дошла и до ушей нашего Великого Повелителя, и он пожелал меня послушать.

А было это так…

Однажды я сидел в тени пальмы и, наслаждаясь прохладой оазиса, писал автопортрет, то есть рисовал себя, изображая карандашом Мудрейшего из Мудрых.

Вдруг откуда ни возьмись в небе летит караван сундуков, связанных друг с другом наподобие верблюдов.

Не прошло и минуты, как сундуки опустились на землю возле меня. Крышка переднего была открыта, в нем сидел человек с бритой головой, на которой была расписная ковровая тюбетейка.

«Не ты ли будешь знаменитый рассказчик?» — спросил он.

«Да, я. А ты кто такой?»

«Я Повелитель Чинар-бека, под корнями которого находится Волшебный Лабиринт, где живут мои люди. Вот уже лет двести как я стал прихварывать, а недавно чуть не умер — так мне было плохо…»

«Сочувствую тебе. Надо лечиться».

«Я собрал лучших мудрецов и врачевателей, — рассказал наш Повелитель. — Да что-то пока мало от них толку. Кое-кто посоветовал мне совершить кругосветное путешествие, и вот теперь я заканчиваю свои странствия. А чем это ты занят сейчас?»

«Пишу свой портрет».

«Какой же это портрет? — удивился Повелитель Чинар-бека. — Я вижу точку в середине, какие-то линии и круги…»

«Точка в середине — это я сам, — объяснил я. — Треугольник означает утро, день и вечер. Круги — это мудрость моего ума, которому нет ни начала, ни конца. Дело в том, что я умнее всех; сущность вещей, какие только есть на свете, заключена во мне самом».

«Как это понять?» — спросил Повелитель Чинар-бека.

«А так, — объяснил я. — Какой бы незнакомый предмет ты мне ни показал, я, углубившись в свой собственный ум, извлеку из него назначение и устройство этого предмета и смогу пользоваться им. О чем бы ты ни заговорил, я всегда найду в себе готовый ответ. Поэтому-то мне не нужно было учиться в школе… Я умен сам по себе!»

«Приятно встретить такого ученого мужа», — сказал Повелитель.

«Мои достоинства не ограничиваются этим, — продолжал я. — Надобно тебе сказать, что я с детства был безнадежно слаб головой, а теперь я здоров, потому что способ, изобретенный мной, хорош не только для быстрого и неутомительного получения образования, но и для лечения…»

«Я как раз ищу человека, умеющего врачевать, — обрадовался Повелитель Чинар-бека. — Однажды мне повстречался старик-мудрец. Выслушав мою историю, он сказал, что есть средство вылечить меня, и называется оно коротко… Но назвать его он не успел, потому что был очень стар и умер. Не скажешь ли ты, что надо сделать, чтобы вернуть мне здоровье?»

«Прежде всего отрешиться от всего земного и углубиться в самого себя: там, внутри, находятся источники не только нашего здоровья, но и болезней».

«А как можно углубиться в самого себя?»

«Очень просто: думай о том, что ты здоровее всех, и рано или поздно ты станешь здоровым! Сперва это покажется трудным, но если ты не поленишься, все пройдет…»

«Никак не соображу, — вздохнул волшебник. — Как же называется твое средство лечения?»

«Очень коротко, — ответил я. — Оно называется пси-хо-те-ра-пи-я… А по-простому — словоедство».

«Как же можно все-таки лечиться одними словами?» — допытывался Повелитель.

«Так и быть, объясню тебе, — решил я. — Сперва ты внимательно слушаешь все слова, что тебе говорят, и хранишь их в кубышке своей памяти, не закрывая ее, однако, плотно. А потом, когда ты уснешь, все эти слова попадают тебе в кишки, желудок, легкие, сердце и бродят там, как молодое вино, делая своё дело. Чем больше ты услышишь приятных слов, тем здоровее будешь! Так надо поступать ежедневно утром, перед обедом и перед сном. Вот и все… Я и самого себя поставил на ноги этим верным средством, хотя болел с детства. Я ведь большой мастер приятных слов, и поэтому лечил себя сам».

«Знаешь что, — сказал тогда Повелитель, — поступай ко мне на службу. И я послушаю твои рассказы».

Вот так я и появился здесь, во владениях всесильного Искандера Мур-Вея.

— О Великий Врачеватель, — не удержался Егор, — не во сне ли я? Неужели здесь, в Чинар-беке, живет волшебник Мур-Вей?

— Кто смел прервать меня, да поразит его мой гнев! — яростно вскричал Абдул-Надул.

Слушатели, кто мог, вскочили на ноги и, грозно ругаясь, схватились за оружие. Невольницы в страхе выронили опахала. Звонкое эхо медленно замирало в лепных украшениях высокого потолка.

— О Мудрейший из Мудрых! — прижался к полу начальник стражи. — Это пленник, второй за сегодняшний день. Он переступил порог Чинар-бека, и мы привели его к тебе.

— Кто ты? — задыхаясь от гнева, выкрикивал Абдул-Надул, с ненавистью смотря в лицо Егору, которого подвели к нему. — Больной?

— Меня зовут Егор, — ответил маленький летчик. — Я случайно попал сюда.

— Случайно… Целуй мне пятки тысячу раз! — приказал Абдул-Надул. — Да поживее!

— Не буду.

— Не хочешь?! К Повелителю Чинар-бека его!