Чародейка его светлости

1

На работе, как всегда, задержали допоздна, а потом ещё и маршрутка долго не шла. А когда пришла, оказалось, что люди набились в неё, как сельди. К дому я подошла вконец измученная и продрогшая. Уже предвкушала, как зайду, скину верхнюю одежду, включу горячую воду и суну под неё замёрзшие покрасневшие ладони. А потом налью обжигающего чайку, согреюсь и заодно обману пустой желудок. И спать – подъём в пять утра, фабрика не ждёт.

Но стоило мне шагнуть на нашу лестничную клетку — как сердце чуть не остановилось.

— Что это за...

Дверь в квартиру была снесена напрочь. Пробоины у замка, грязь, следы от грязных ботинок — наверное, хватило пары мощных пинков, чтобы она слетела с петель. Нутро квартиры, чёрное и мрачное на контрасте с освещённой площадкой, показалось вдвойне негостеприимным.

Что это, грабители? Почему именно к нам?

На мгновение мне показалось, что я падаю в бездну. Закружилась голова, горло перехватило, как стиснутое ледяной удавкой.

Взломали. Допрыгалась. Давно нужно было уезжать отсюда.

Когда-то престижное общежитие, за последние пять лет наш дом превратился в притон. Гопники, алкоголики и наркоманы всего города, проститутки, бандиты, сутенёры. Вот я и дождалась того, чего давно уже боялась.

Хотя это странно. Каждая кошка знает, что у Смородиновых со второго этажа нечего взять. Или это были наркоманы, которым всё едино, чью квартиру обчищать?

Подожди, Ира, не торопись. Может, ничего не взяли? Может...

Ну да, а дверь сломали по ошибке, не иначе!

Я обычно старалась не допускать мрачных мыслей, но сейчас они пробились сквозь многотонный барьер. Когда же кончится эта чёрная полоса несчастий? Особенно в последнее время, когда начал пить и распускать руки Артём, а потом заболела и умерла бабушка.

Всё пошло наперекосяк с тех пор, как исчез Линден.

Шагнув через порог, я нашарила на стене выключатель. Тусклая лампочка осветила привычную убогость: древняя тумба, накрытая бабушкиной салфеточкой, пожелтевшие, отклеившиеся кое-где обои, старый паркет ёлочкой.

Но в привычной картине было что-то непривычное. Не такое, как всегда. Не только следы грязной обуви, но и...

Покрывало в мелкий цветочек с нашей с бабулей постели валялось на входе в комнату. Какое-то скукоженное и осевшее, будто от влаги.

Я присела и потрогала его. Не показалось — мокрое.

Боже, что здесь случилось?

Тишина внезапно стала оглушающей. И в этой тишине отчётливо послышалось тихое мерное: кап... кап...

В ту же секунду, как картинка в моей голове окончательно сложилась, за спиной раздался грубый прокуренный голос:

— Явилась не запылилась, шалава?

Я обернулась. Сердце подпрыгнуло к горлу и судорожно билось где-то там.

О боже, нет, только не он.

Только не Юра.

Я боялась его до дрожи в пальцах, до тошноты. На физическом уровне. Даже сейчас на языке появился кислый привкус, закружилась голова.

Началось всё с его ухаживаний по пьяной лавочке, с постоянных приглашений «посидеть вместе и выпить». Потом были свист вдогонку, мат и метание пустых бутылок под громкий смех сотоварищей. Я прошмыгивала мимо, вжимая голову в плечи, молясь, чтобы не попал.

Для здешних мест я выглядела непривычно: этакая девочка-ромашка, маленькая блондиночка, из породы «до старости всегда щенок». Даже сейчас, после года работы упаковщицей с шести утра до восьми вечера, когда синяки под глазами соревновались по глубине с Марианской впадиной. Эта непривычность и тянула ко мне всякую шушеру, от педофилов до таких вот подвыпивших гопников.

А прошлой осенью, в сентябре, они как-то поймали меня поздно ночью. Избили, разложили на грязной земле рядом со скамейками и хотели было пустить по кругу — да сосед с третьего этажа с другом как раз шли домой, прогнали. После этого эпизода я стала носить с собой перцовый баллончик и дожидаться других жильцов, если по пьяным выкрикам слышала, что эти снова засели за излюбленном месте. Одна через двор идти опасалась.

Может, крикнуть? Но горло словно сжали в тисках, ни звука не прорывалось.

А баллончик лежал в сумке возле двери. Какая я балда!

— Чё, шкура, залила нас, да? Будешь должна. Очень много. Весь потолок попортила, шалава, — последнее прозвучало почти ласково.

— Это ты сломал мне дверь? — как назло, голос дрожал.

— Чё сразу я?.. Ну да, я, — сначала, словно по привычке, отперевшись, Юра тут же согласился. И в следующую секунду опять рассвирепел: — Деньги плати, раз залила нас! Не хочешь платить, сука, раздвигай ноги!

Он качнулся ко мне, я попыталась кинуться в сторону, но не успела. Жёсткие пальцы впились в плечо, дёрнули, я с ужасом услышала, как треснула дешёвая ткань пуховика. Остановилась на месте, как испуганная мышь. Идиотка, пуховик я бы сто раз потом зашила, а так – Юра обхватил меня, дыша перегаром в лицо, и повалил на пол. Оседлал, перехватил мои руки так привычно, будто ему было не впервой, принялся задирать пуховик.

Я сражалась молча, отчаянно, изо всех сил отворачивая лицо, чтобы не вдыхать ядрёной смеси перегара с вонью немытого тела. Почувствовав чужие руки на талии, взвизгнула от отвращения.

Фу, никогда!

Но, как бы я ни старалась вырваться, он был сильнее. Отчаяние накрыло меня с головой, когда его холодная ладонь нырнула за пояс брюк. Он шевелил пальцами, стремясь добраться до промежности, возбуждённо дышал мне в лицо и – ухмылялся. Этот хрен ухмылялся!

Ему нравилось то, что он делал, нравилось, что я извиваюсь под ним, моё неприкрытое отвращение. И моя беспомощность.

— Так-то, сученька, — прошептал он, склонившись к моему уху, — сейчас узнаешь настоящего мужика.

И лизнул мне ухо и щёку, обжигая алкогольным дыханием.

2

Линден, не ведающий моих мыслей, оглянулся.

— Здесь холодно. Что случилось?

— Ох.

Я тоже оглянулась по сторонам, заново оценивая ситуацию. Схватилась за плечи – от пережитого всё тело сотрясала дрожь. Хотелось помыться, за невозможностью сделать это – собрать с пола мокрое и хлюпающее под ногами бельё и обтереться, лишь бы избавиться от следа чужих прикосновений.

Что именно случилось, было яснее ясного: в квартире прорвало трубу, вода протекла к соседям. Юрка — один или с товарищами, уж не знаю — поднялся сюда. Сначала, наверное, трезвонили и пинали дверь, потом разошлись и вовсе сорвали её с петель.

Судя по тому, что больше ниоткуда не течёт, потом они додумались перекрыть стояк в подвале.

Чтобы проверить это, я открыла кран на кухне. Оттуда вытекла жалкая струйка, а потом послышалось кряхтенье, как бывает, когда напора в трубах не хватает, чтобы вытолкнуть оставшуюся воду.

Перекрыли, спасибо и на этом. Покидали покрывала и вообще всё, что попалось им на глаза, чтобы хоть как-то собрать воду. Естественно, никто не позаботился о том, чтобы взять в туалете тряпку. Да и разве хватило бы тряпки на это море! Даже сейчас половину квартиры заливали лужи.

Первым делом я вызвала аварийку. Приехать обещали минут через тридцать, а пока я походила по нашим двум комнатам, собирая грязное бельё и сбрасывая его в ванну. Отожму потом. И постираю.

Дело помогало забыть о случившемся, о том, что если бы Линден хоть на пять минут опоздал, Юрка добился бы своего. Стоило хоть на миг остановиться, как перед глазами всплывало его лицо, возбуждённое дыхание и холодная мерзкая ладонь, ползающая у меня в брюках.

Боже, как же это было противно. И ведь он не уймётся.

Срочно надо приводить в порядок квартиру, менять её на что-нибудь поменьше и съезжать. Вот только долги, оставшиеся после смерти ба…

Линден сначала молча следил за мной, потом начал помогать. Вместе дело спорилось веселее, и я даже начала забывать о Юрке. Но по мере того, как уходил адреналин, в душу закрадывалось отчаяние.

Ну почему всё случается так некстати?

И так денег нет, на какие шиши убирать последствия всего этого?

Руки заледенели от холода, по квартире гулял сквозняк. Я потёрла тыльной стороной ладони лоб.

Господи, когда приедет эта аварийка? Спать хотелось просто неимоверно.

И тут я поняла одну вещь. Ещё одну проблему, о которой сразу не подумала.

Нам не на чем спать.

То есть кровать есть, есть и узкий односпальный диван, я могла бы постелить себе на нём, а кровать уступить Линдену. Но все одеяла, пледы и подушки – всё без исключения мокрое и грязное. Юра с товарищами не оставил ничего, даже полотенца, даже чистые простыни были сгребены с полок и безжалостно брошены на пол.

А холод в квартире стоял промозглый. Не только из-за выключенного отопления, но и из-за снесённой с петель двери. Даже если трубы починят и пустят горячую воду, всё тепло будет утекать в подъезд. А ночью обещали до минус двадцати.

Господи, мы вообще переживём эту ночь?

Я выпрямилась и застыла, не обращая внимания на удивлённый взгляд Линдена. Пыталась сообразить, откуда можно достать ещё тёплых вещей. Что-то было на антресолях, наверное, дотуда эти не добрались. Ещё есть мой пуховик, кожаная и плотная, но довольно короткая куртка Линдена. Мой осенний плащ с тонкой синтепоновой подкладкой. И бабушкино пальто, старое, побитое молью — я так и не смогла его выбросить. Вот и хорошо, пригодится.

— Ирри, — окликнул меня Лин, о присутствии которого я на миг совсем забыла. Он держал в руках сложенный вчетверо мокрый плед и заглядывал в маленькую комнату. — А где баба?

Баба, с ударением на вторую «а». Его всегдашняя манера говорить. Вдруг воскресшее прошлое дыхнуло мне в лицо: каких-то пять лет назад, бабушка ещё была здорова, работала бухгалтером, мы копили на моё обучение...

Слёзы снова подкатили к горлу. Я отвернулась и с трудом протолкнула сквозь глотку слова:

— Она умерла. Давно, уже полгода прошло.

Хотела было добавить, что в этом есть и его вина — но вовремя остановилась. Ни в чём он был не виноват. Да, его внезапное исчезновение нас не то что огорошило — мы с ума сходили. Но её болезнь, обнаружившаяся спустя три года, была ни при чём. Ба первая бы выругала меня, вздумай я обвинять Линдена в её смерти. Или даже себя.

Но я всё равно обвиняла. Это сидело где-то глубоко, надрывно болело: если бы... если бы я была поумнее. Умнее, удачливее, смелее. Изворотливее. Наглее.

— Ирри… — Линден смотрел на меня так, словно хотел обнять. На миг я пожелала, чтобы он так и сделал – но сразу прогнала наваждение.

Каким бы взрослым он ни выглядел, он всё равно младше меня. Я должна быть ему примером. Нельзя расклеиваться и хлюпать носом.

— Всё хорошо, — я даже улыбнулась. – Я давно отгоревала. Она бы хотела тебя увидеть. Жаль, что…

Господи, ну вот опять подкатывает к горлу этот комок.

А Линден всё же, как будто прочёл мои мысли, сделал шаг вперёд и заключил меня в объятия.

— Всё будет хорошо, — сказал над ухом его глуховатый голос. — Теперь всё будет хорошо.

Я кивнула и зарылась лицом в его кожаную куртку. В квартире было слишком холодно, чтобы снимать верхнюю одежду.

Так странно.

Линден утешает меня. А ведь когда-то я считала себя его приёмной матерью. Ба твердила, что мне просто хочется семейного тепла, а мне на самом деле нравилось представлять, что он мой сын.

Но сейчас у меня, кажется, будут с этим проблемы… Молодого мужчину, по-свойски обнимавшего меня, очень сложно было воспринимать как сына.

— Спасибо, — я шмыгнула носом. – Это насморк, я не плачу, не думай.

3

Через полчаса, когда сантехники уехали, заменив лопнувшую трубу, я присела на кровать в большой комнате и окинула помещение внимательным взглядом.

Зрелище, конечно, ужасное. Ламинат вспух местами, хлюпал, когда на него наступали, пострадала мебель, стены внизу, плинтусы. Ремонт... одно это слово вызывало во мне панику. Какой ремонт, когда я экономлю на еде?

Но квартиру нужно приводить в порядок, иначе я не смогу её выгодно продать. Я справлюсь. Помаленьку, потихоньку... не сегодня, конечно, сегодня уже нет ни времени, ни сил.

— Ирри, — в дверном проёме показался Линден.

Я дёрнулась было вскочить, но усталость не позволила. Похлопала по кровати рядом, приглашая его сесть.

— Спасибо, — сказала с чувством.

Линден всё же ухитрился приделать дверь, пусть и со значительным зазором наверху. Он морщился и утверждал, что это никуда не годится, но я радовалась, как ребёнок. Мы можем запереться, и тепло не уйдёт наружу. Как-нибудь переживём эту ночь. А завтра... завтра я что-нибудь придумаю.

Линден вошёл, но садиться не стал. Облокотился на стену и со слегка виноватым лицом спросил:

— У тебя есть что-нибудь поесть?

О боже! Он голодный!

Я всё же вскочила, абсолютно рефлекторно. Хотела было помчаться на кухню, что-нибудь приготовить, но вспомнила, что в доме хоть шаром покати. Нет, на окне в холоде стоит баночка клубничного варенья и ещё есть пакет сухарей — я ела их иногда по вечерам, когда от голода не могла спать. Но вряд ли здоровый молодой организм, мужской, тем более, этим насытится.

— Линчик, — промямлила я, неловко сминая пальцами ткань тонкой домашней кофты (я успела быстренько принять душ, ужаснуться синякам на запястьях и шее и переодеться, пока Лин занимался дверью). — Прости, у меня нет ничего. Даже гречки...

Линден почему-то следил за моими руками и на слова не сразу отреагировал. Потом поднял взгляд. Выражение его лица было немного странным, как будто он с трудом сдерживал злость. Но только он хотел что-то сказать, как я прервала его:

— Я сбегаю в магазин, подожди! У нас тут совсем рядом есть круглосуточный.

Мне стало так стыдно, что я стою тут перед ним и не могу даже ничего поставить на стол. Он вернулся после стольких лет, починил мне дверь, не сказал ни слова в упрёк, хоть и попал в разгар катастрофы. И он, наверное, устал не меньше меня. Подумаешь, завтра посижу на голодном пайке, но его голодать не оставлю. Он вон какой большой теперь стал, ему энергия уж точно нужнее.

— Магазин? — переспросил Линден. — Где он?

— Там, в соседнем дворе, — я махнула в нужную сторону.

Лин отлепился от стены и пошёл в коридор. Я выскочила следом.

— Куда ты?

— В магазин, — он уже надевал свою куртку.

— Один? Заблудишься! Замёрзнешь, в такой куртке!

— Я не боюсь холода, — он неожиданно улыбнулся и быстрым движением щёлкнул меня по носу.

Я ойкнула, отпрыгивая, схватилась за нос обеими руками. Было совсем не больно, зато щёки снова залил румянец невольного смущения.

— Подожди, я с тобой схожу.

— Сиди здесь, — Лин посерьёзнел. — Закрой дверь крепко. И не открывай никому.

— Даже тебе? — крикнула я ему вслед, пока дверь не успела захлопнуться. В ответ послышался смешок.

Заперев за Линденом, как было сказано, я вернулась в комнату изрядно смущённая. Линден вёл себя как-то не так. Точнее, это я вела себя не так, он-то был совсем как прежний Линден, в котором успешно сочетались любовь к проказам и умение вести себя по-королевски. Отдавать повеления, будучи полностью уверенным в их исполнении.

Вот и сейчас — взял и приказал мне, а я послушалась.

Ожидая его возвращения, я прилегла буквально на пару минуток. Проснулась от звонка в дверь. Вскочила, со сна ничего не соображая. Испугалась, что снова пришли коллекторы, хотя в начале месяца я уже отдала часть долгов. Хорошо хоть сразу пришла в себя и побежала в прихожую открывать.

Линден ввалился внутрь, на ходу отряхиваясь от снега. В обеих руках он держал явно тяжёлые на вид, раздувшиеся от содержимого пакеты.

— Ваши торговцы подняли цены, — сказал он со смехом. — Немного не хватило, но добрая женщина разрешила взять.

— Ой, я отдам тебе! — господи, он потратил все деньги.

Я рванулась в маленькую комнату, где в бабушкиной швейной машинке была припрятана заначка. На бегу пыталась уговорить себя, что не произошло ничего страшного. Подумаешь, до конца месяца без обедов, не так уж и долго уже до его конца, февраль месяц короткий.

Сама виновата, надо было сказать Линдену, чтобы не покупал так много. И наверняка содрали втридорога, я-то беру обычно на скидках, с истекающим сроком годности.

Я не успела добежать до тайника. Линден нагнал меня в пару шагов и схватил, заставляя остановиться. Кровь невольно прилила к лицу, когда я почувствовала спиной горячее мужское тело, обвившиеся вокруг моей груди крепкие руки.

Невольно сглотнула, обзывая себя извращенкой. Это же Линден. Я просто не привыкла к тому, что он теперь взрослый, вот и реагирую, как на незнакомца.

— Не смей вообще говорить об том, чтобы давать мне деньги.

Его голос звучал непривычно сурово. Не зло или обиженно, а именно сурово, этак бескомпромиссно. Захотелось вытянуть руки по швам и сказать «так точно».

Он отпустил меня, и я обернулась. Нашла взглядом синие глаза — настойчивые, предупреждающие. Да, он не шутит и не для вида это говорит.

— Брать деньги у женщины оскорбительно для мужчины.

О боже.

Кажется, я опять покраснела.

В попытке скрыть это ухватилась за щёки. Взглянула на Линдена чуть исподлобья и удивилась, когда непреклонное выражение на его лице сменилось каким-то другим... непонятным. Задумчивым. Он смотрел куда-то ниже, не в глаза.

4

Признаюсь честно, я хотела услышать что-то вроде «соскучился по вам так, что не смог терпеть». Или хотя бы «хотел увидеться».

Но Лин ответил совсем по-другому:

— Мне нужно здесь... кое-что.

— Кое-что? Ты что-то оставил? Я продала твои монетки...

Когда Линден пропал, после него остался кошель с золотом. Я отнесла их в ломбард, когда ба заболела и срочно потребовались деньги. Ломбардщик морщился так подозрительно, как будто я музей обчистила. Но монетки были новые, блестящие, хоть и неизвестной страны и с неизвестными знаками, так что он взял их на вес и, думаю, прилично нажился.

Он покачал головой:

— Деньги — ерунда. Хорошо, что потратила. Нет, мне нужно кое-что другое. То, что есть только здесь.

— И что же это за сакральный предмет?

Лин склонил голову, как делал, когда не понимал фразу.

— Ладно, неважно, — от сковороды поднимался слишком аппетитный запах, чтобы я могла думать о чём-либо, кроме еды. — Похоже, готово. Должно быть вкусно.

И это было вкусно. Это была пища богов. Даже сон отступил перед чувством голода.

Боже, как давно я не ела нормального, сытного ужина.

Линден тоже уплетал так, что за ушами трещало. В один миг две трети сковородки исчезло в его желудке. Я не возражала, трети мне хватило за глаза. Когда, закончив с трапезой, я сыто выдохнула и отвалилась от стола, то чувствовала себя большим раздувшимся шариком.

У Линдена тоже слегка осоловел взгляд. Не сговариваясь, мы синхронно зевнули.

— Спать! — я вскочила не без труда. После короткого отдыха тело показалось тяжёлым и неповоротливым.

Составила посуду в раковину. Помою завтра, сейчас я уже падаю от усталости.

Линден кивнул и, снимая на ходу кофту, отправился в ванную. Я вспомнила, что там лежат кучи мокрого тряпья, и рванула следом.

— Лин, там...

Он обернулся.

Я смутилась, видя его полуголым, но не успела отвести взгляд. В один миг охватила и рельефные смуглые плечи, и проработанные мышцы рук, и вообще всё тело — поджарое, сухое, влекущее.

Мне приходилось видеть мужчин голыми, я полтора года встречалась с одним парнем, даже жили вместе, но сейчас эта картина вдруг ударила мне в голову, как шампанское.

Это Лин. Это же Лин.

Господи, но он такой красивый.

Мне захотелось потрогать его. Провести пальцами по груди, по выпуклым мышцам пресса, по плоской равнине живота добраться до пупка... и ниже.

В одно мгновение щёки занялись неумолимым пламенем. Я с трудом подавила желание снова накрыть их ладонями, спрятать от внимательного взгляда Лина. Мне казалось, я чувствую, как он следит за мной.

Вскинула глаза на его лицо — так оно и было. Сто процентов заметил, что я пялюсь на него. В синих глазах промелькнуло что-то вроде улыбки.

К счастью, я нашла предлог объяснить свою заторможенность.

— Что это у тебя?

На гладкой коже болтались два кулона. Один был мне знаком — с длиннотелым, встопорщившим гребень, чёрным то ли драконом, то ли морским змеем в профиль. Такое же изображение было и на монетках, которые я продала.

Этот знак Лин всегда носил на шее, с трудом уговорили снять, когда его осматривал врач. А второй был мне совершенно незнаком: крупный, тёмно-жёлтый, словно из янтаря, напоминающий скорее некую бляшку или медальон.

Лин вытащил запястья из вывернутой наизнанку кофты. Опустил взгляд на свою грудь, будто забыл, что носит на шее.

— А-а... — он коснулся пальцами жёлтой бляшки, и под его пальцами она полыхнула. — Это ключ.

— Ключ?

Что он несёт?.. Или всё верно, и это просто какой-то новый прибамбас? Что-то вроде магнитного или электронного ключа, которого достаточно лишь поднести к замку, чтобы дверь открылась? Но откуда такое техническое чудо у нашего Лина?

Я зачарованно подняла руку, но не осмелилась прикоснуться. Страшно было, что пальцы случайно дотронутся до горячей кожи совсем рядом. Грудная клетка Лина, расслабленные мышцы живота едва заметно двигались в такт дыханию, и от этого движения кружилась голова.

Но, словно почувствовав несостоявшееся прикосновение, янтарная бляшка снова полыхнула.

— М-м? — озадаченно произнёс Лин. Взял украшение, повертел в пальцах. Очередной всполох.

— Почему она мигает? Реагирует на прикосновение? На батарейках?

— Я не знаю... Это странно, что он ответил тебе.

Лин снял «ключ» с шеи и на раскрытой ладони протянул мне. Я взяла. Посмотрела — цельный камень без сколов и трещин, которые могли бы обозначать вместилище для батарейки.

Всё время, пока я держала украшение, оно сияло глубоким медовым огнём, как будто внутри был маленький дракончик, откликавшийся на тепло моих пальцев.

— Здорово... Прямо как магия, — я засмеялась, но Лин веселье не поддержал.

Нахмурился, повесил «ключ» обратно на шею и без слов отправился в ванную. Тут я вспомнила, зачем вообще выбежала за ним.

— Лин, там бельё в углу, дверь не закрывается. Просто отодвинь его по возможности. Там можно пролезть, сейчас я всё покажу, — я нагнала его и хотела было шмыгнуть вперёд, но Лин перехватил меня за плечо.

— Ирри, — серьёзно сказал он, и только лукавые огоньки в глазах смягчали тон: — Не надо обращаться со мной, как с младенцем.

Я замерла с полураскрытым ртом. Ощущение было такое, словно меня окатили холодной водой. Как это не надо? Ведь он же... ну не младенец — но мой маленький Лин. Я привыкла, что он ничего не знает и ни в чём не разбирается. В некоторых вопросах он вообще вёл себя как юный феодал, например, утверждал, что отрубить руку за воровство — вполне нормальная вещь, так же как и вызвать на дуэль за оскорбление.

5

Я лежала на столе, привязанная, с разведёнными в стороны ногами, с поднятыми над головой руками, полностью обнажённая. Надо мной, тоже обнажённый, нависал Лин. Мускулы перевивали его сухощавые руки, широкая грудь тяжело вздымалась. Глаза потемнели от желания. Лин нагнулся и провёл языком по моей щеке, начиная с подбородка.

— Моя, — сказал он низким урчащим голосом.

В первый миг я сжалась, как будто с прикосновением было связано что-то неприятное, но потом тело затопил огненный жар. Он, как цветок, распустился внизу, поднялся выше, слился в одно с возбуждением от взгляда Лина, от страсти в его дыхании, в его движениях, в пальцах, которые касались моей груди. Я вся дрожала, стремясь вырваться из верёвок, обнять Лина, притянуть к себе. Дрожала и трепетала, исходила сумасшедшим желанием, взглядом умоляя его скорее взять меня.

— Ли-ин…

Он медленно, словно наслаждаясь моим нетерпением, провёл пальцами по внутренней стороне бедра. Ближе, ещё ближе… останавливаясь каждый раз на сводящей с ума дистанции.

— Пожалуйста…

Я жаждала ощутить его внутри, хотя бы его пальцы. Но Лин только гладил нежную кожу вокруг, медлил, следя взглядом за моей реакцией. Потом склонился ко мне вплотную и коснулся языком отвердевшего соска. Я ахнула, попыталась выгнуться, шире развести ноги, но верёвки лишь сильнее врезались в тело. Лин катал во рту чувствительный кусочек плоти, посасывал, то грубее, то мягче, и от этой откровенной ласки всё плыло у меня перед глазами.

Мы были в подземелье, но холода я не чувствовала, то ли от жара из огромных каминов, то ли – и это вероятнее всего – от жара, сжигающего меня изнутри.

— Ли-ин, — повторила я умоляюще, почти готовая захныкать от нетерпения, от сладкой муки его языка.

И Лин поднял голову, посмотрел на меня, будто проверяя, готова ли я. Его тёмный взгляд поглотил меня полностью.

Я подалась вперёд, верёвки исчезли, как не бывало, и, крепко обхватив Лина ногами и руками, я наконец потянула его на себя...

И проснулась.

Ещё не рассвело и, судя по тому, что мой телефон мирно лежал рядом на тумбочке, будильник тоже пока не звонил. Значит, нет и пяти. Да и я совсем не чувствовала себя выспавшейся, голова была ватной, а воспоминания о сне — чересчур живыми. Мне даже на миг показалось, что сон ещё продолжается, потому что приятное ощущение в груди повторилось, и внизу живота у меня мгновенно отреагировало томительной судорогой.

Я поняла, в чём дело, когда увидела, что ладонь Лина накрывает мою грудь. И не только накрывает, но и медленно движется, то и дело задевая сосок.

Похоже, я слишком громко втянула в себя воздух, потому что ладонь остановилась. Надеюсь, это его не разбудило, было бы так стыдно потом глядеть друг другу в глаза. Я издала едва слышное «м-м», делая вид, что только проснулась, и потянулась за телефоном, мягко выскальзывая из хватки Лина.

Посмотрела — без десяти пять. Что ж, хоть и проснулась до будильника, доспать уже не удастся. По опыту знаю, что мелкие «досыпы» на пять-десять минут только вредят, потом весь день ходишь, как варёная рыба. Но так не хотелось вылезать из тёплой постели.

Так и быть... ещё три минуточки.

И я нырнула обратно в нагретую нами постель. Не удержалась от того, чтобы посмотреть на Лина, хоть и мельком. Чёрные ресницы были крепко сомкнуты, губы расслабились, и он выглядел спящим принцем.

Сердце ёкнуло. А он стал красивым парнем. Он и мальчишкой был симпатичным, правда, больше походил на коротко стриженную девочку. А сейчас... я бы, пожалуй, хорошенько подумала, начни такой за мной ухаживать.

Эти мысли, забытые за последний год, удивили меня саму. Когда я последний раз заглядывалась на парней? Ещё до болезни бабушки, это точно. А может, перестала и раньше, всё же Артём дал мне хорошую прививку против того, что обычно называют любовью, и что на поверку оказывается лишь эгоизмом и желанием использовать близкого на всю катушку.

Я снова легла, как и раньше, повернувшись к Лину спиной. Мысленно пожелала, чтобы он опять приобнял меня. И через пару минут моё желание исполнилось: Лин перекинул через меня руку, обнял, плотно прижимая к себе.

Я затаила дыхание от силы этого полуобъятия и от того, что дыхание Лина теперь ворошило волоски на моей шее. Тёплое, удивительно родное. Так же, как и его тяжёлая рука, теперь по-хозяйски покоившаяся на мне. Господи, как же хорошо.

Только в районе задницы я вдруг почувствовала горячий твёрдый предмет. Поёрзала попой, пытаясь наощупь определить, что это. Ведь не может быть, чтобы это было... то, что я думаю, это есть.

О боже, да чем же ещё это может быть!

Ясен пень, это его член!

От осознания, что я сейчас тут вовсю ёрзала задницей, я покрылась холодным потом. А потом откинула наше импровизированное одеяло и быстро вскочила с кровати. В этот самый миг осветился мой мобильник и заиграл бодрую мелодию.

Лин пробормотал что-то и отвернулся, прикрывая глаза локтем.

— Ой, извини, — я подобрала телефон и ретировалась в ванную.

На ходу твердила, как мантру, что ничего не произошло, что это всего лишь утренний стояк, что это бывает у всех парней, что нечего смущаться, как будто я с мужчиной ни разу не спала.

Но моё отражение в зеркале над раковиной — раскрасневшейся, встрёпанной со сна, до чёртиков смущённой девочки — явно сказало мне одну вещь.

Все остальные мужчины — это все остальные мужчины. Лин — это совсем другое.

***

Прошла неделя после того, как Лин вернулся. Удивительно было, как быстро он снова стал частью моей жизни, как будто никогда не уходил. Теперь мы ночевали раздельно: я в маленькой комнате, куда мы перенесли диван, Лин — на кровати в большой, проходной. По утрам он спал долго, и я мышкой прошмыгивала мимо него. Иногда останавливалась полюбоваться.

6

— Чтобы решить дело в досудебном порядке, пострадавшая сторона готова удовлетвориться возмещением причинённого ущерба, — снова заговорила женщина, поглядывая на часы. — Если вы немедленно выплатите требуемую сумму, я заверю, что претензии удовлетворены. Если нет, то смею уверить, платить придётся куда больше.

— У меня нет столько денег. Вы с ума сошли...

— Давай сколько есть, — жадно усмехнулся Юра. — Золотишко тоже давай, что у тебя есть ценного? Кошелёк тащи, шкура.

Я сделала движение захлопнуть дверь, и Юра ловко вставил в щель ногу в старом кроссовке.

— Куда! Деньги давай, а то снова дверь твою блядскую снесу к херам!

— Ирина Витальевна, — почти одновременно с ним сказала женщина, — в последний раз предлагаем решить дело миром. Вот пострадавшая сторона утверждает, что согласна на меньшую сумму. Сколько вы можете сейчас заплатить? Давайте начнём с этого. Юрий, покажите Ирине акт.

Юра сунул мне под нос бумагу, где чёрным по белому указывалась оценка ущерба. У меня упало сердце. Всё было так, как он и говорил: перечень ущерба и оценка комиссии — сто тысяч рублей. Неужели мы так сильно их залили?.. Это какая-то невозможная сумма. Но всё было официально, с печатями и подписями свидетелей. Напротив моего имени было написано: «причинитель вреда» и «отказалась подписать».

— Вы с ума сошли?.. Я даже не видела этого акта, ничего я не отказывалась!

— Хотите осмотреть квартиру? — быстро спросила женщина.

Юра ухмыльнулся, окидывая меня очередным влажным липким взглядом. Он будто говорил: давай, вылезай из норки, мышка.

— Нет, — буркнула я.

Но положение оставалось безвыходным. В кошельке у меня лежит шестьсот рублей, в заначке в швейной машине — не больше семи тысяч. Господи, да если бы я даже в долг такую сумму взяла, я её год отдавать буду.

Паника подкатывала к горлу. Ноги начали дрожать, и я привалилась к стене, чтобы не видеть в щель жадные выжидающие лица и чтобы они не видели моего отчаяния.

Господи, опять долги? Что будет, если я не заплачу? Посадят в тюрьму? Это вряд ли, но квартиру отберут точно.

— Девушка! — по двери снова постучали. — Пустите нас, и договоримся по-хорошему.

Я молчала, и следом донёсся голос Юрки:

— А чё она, я сейчас возьму и снесу эту дверь к херам. Схожу ребят позову. Эй, Смородинова! Щас будет веселуха, — он засмеялся неприятным булькающим смехом.

— Подождите... — я снова выглянула, хотела попытаться ещё раз убедить их, что денег у меня нет.

Юра молниеносно сунул в щель руку и схватил меня за кофту. Подтащил к себе, невзирая на то, что я изо всех сил упиралась руками. Ткань жалобно затрещала.

— А ну открывай, шкура, — дохнул он мне в лицо. Я зажмурилась и задержала дыхание от вонючей смеси алкоголя и полупереваренного лука.

Всем телом навалилась на дверь, зажимая его руку между створкой и косяком. Юра выругался и отпустил меня. Дверь захлопнулась, но в неё тут же принялись стучать. Спиной я чувствовала, как она содрогается под ударами.

— Ща, погоди, шваль! — донеслось до меня.

А потом спокойный голос со знакомым мягким акцентом:

— Что здесь происходит?

Лин!

Слова не могли передать переполнившее меня облегчение. Позорище так полагаться на кого-то, кто младше тебя, но при звуке его голоса я мгновенно успокоилась.

Теперь всё будет хорошо.

Я осторожно приоткрыла дверь, по-прежнему не снимая с цепочки. В щели показался стоящий у лестницы Лин, настороженно оглядывавший площадку.

— Совершенно ничего, — быстро ответила чиновница. — Мы уже уходим.

— А-а, козлина! — набычился Юра. — Это ж он мне фонарь под глаз привесил!

Юркин фингал — дело рук Лина? Когда успел? Неужели прямо в тот день, когда спас меня от него? Боже, он сказал, что пойдёт в магазин, а сам отправился в тот притон на первом этаже!

Мне вспомнилась тихая ярость, с которой Лин смотрел на мои синяки, оставленные руками Юрки. Я представила, как он стучит в дверь соседа — или просто раскрывает пинком — находит в квартире Юрку, суёт ему в рожу и молча уходит. Это было так похоже на Лина, что я чуть не улыбнулась.

— Вы из этой квартиры? — сориентировалась чиновница. — Мы пришли по поводу залива.

Она высыпала на него тот же ворох внушительных фраз, что незадолго до этого на меня. Несколько раз повторила про нанесённый ущерб и про сто тысяч.

Лин молчал, не спуская глаз с Юры. Тот, видимо, решил отдать ведущую роль женщине и, сгорбясь у стены, выжидал окончания переговоров.

— Ирри, — позвал меня Лин. — Ты их знаешь? Они говорят правду?

Я только помотала головой, чувствуя себя жалкой и беспомощной.

— Не знаю, но у нас нет столько денег.

Лин перевёл глаза на женщину:

— Вы слышали? Уходите.

— Вы что, думаете, вам это с рук сойдёт? — взвизгнула та. — Юрий! Разберитесь!

Юра взревел что-то неразборчивое, но угрожающее. Испугавшись за Лина, я метнула взгляд вглубь квартиры. Где-то там лежит телефон, надо вызвать полицию. Или нет — нельзя, потому что полиция наверняка примет их сторону.

— Господи, бандит! — крик женщины заставил меня снова посмотреть на площадку.

И я обомлела, потому что Юра уже лежал, схватившись за живот, и громко стонал, а Лин — мой Лин — сжимал в правой руке нечто совершенно с ним не вяжущееся.

Пистолет.

Причём сжимал привычно, уверенно, было видно, что ему не в новинку управляться с оружием. Отодвинулся от стены, открывая дорогу:

7

Ничего не ответив, прошёл вглубь квартиры. Я отправилась следом и нашла его стоящим перед комодом в маленькой комнате. На комоде, на беленькой связанной ба салфетке, красовалась в рамке фотография: я, ба и маленький большеглазый Лин.

— Возьми это, — кивнул Лин мне. Повернулся, рассматривая комнату, как будто искал другие ценные вещи.

Я взяла в руки фотографию и застыла, не зная, что делать. Он серьёзно собирается куда-то меня увести? Или это такая игра?

Если это и была игра, то очень обстоятельная. Лин заставил меня взять большой рюкзак, сам прошёлся по квартире, спрашивая, дорог ли мне тот или иной предмет, готова ли я его больше никогда не увидеть. Покидал сам кое-какие вещицы, отбирая по совершенно не понятному принципу: зажигалку для газовой плиты, фонарик, бабушкин древний, советских времён будильник, бельевую верёвку, складной зонт.

Мне казалась странной целеустремлённость Лина, но всё это непонятным образом успокаивало. Мы, словно дети, притворялись, будто и впрямь отправляемся в дальний путь. Я догадывалась, как закончится эта игра: мы доедем до вокзала, я посажу Лина на поезд — наконец узнаю, откуда именно он родом — и мы расстанемся навсегда.

Навсегда. Одна мысль об этом повергала меня в панику, и я старалась на ней не задерживаться.

Когда мы закончили со сборами и вышли на площадку, Лин запер дверь и обернулся ко мне.

Тусклый свет делал его старше: сурово сжатый рот, глубокие впадины глаз, тени на скулах.

— Ирри, — сказал Лин серьёзно. — Сейчас, с этой минуты — я твой повелитель. Ты должна слушаться меня беспрекословно.

Точно игра. Ролевая. «Повелитель», смотри-ка! Я постаралась скрыть невольную улыбку. Послушно ответила:

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин.

Лин так вошёл в роль, что даже не улыбнулся.

Выйдя из подъезда, мы отправились почему-то не в сторону вокзала и даже не на остановку — а в ближайший ломбард. Я знала его: именно здесь я когда-то сбыла с рук оставшиеся от Лина монетки. Удивилась тому, что Лин, как оказалось, тоже тут бывал.

Он остановил меня перед дверью, снова взял за плечи и внимательно посмотрел в глаза:

— Сейчас я поменяю все наши деньги. На золото и серебро.

Я задохнулась от удивления и возмущения. Он сошёл с ума?

Но стоило раскрыть рот, чтобы осыпать Лина градом возражений, как он перебил:

— Помнишь, в чём ты поклялась только что? Мне нужно, чтобы ты полностью мне доверяла. Беспрекословно, не задавая вопросов. Понимаешь?

Вот теперь это перестало походить на игру. Лин явно что-то затеял, и меня пугало, что я в его затею посвящена не была. Он ведь не разбирается в наших реалиях. То есть разбирается, но не всегда именно так, как надо.

— Что ты задумал?

Разумеется, никакая клятва не заставит меня молчать, когда Лин собирается сделать какую-то глупость.

Его синий взгляд метнулся между моими глазами, как будто Лин не мог решить, в какой смотреть. А потом он вдруг хитро улыбнулся, словно ему в голову пришла чудесная идея, крепко взял меня за воротник, притянул к себе и поцеловал.

Быстро чмокнул в губы, так мимолётно, что я едва успела ощутить прикосновение — но даже так меня словно ошпарило. В один момент исчезли все мысли, в голове стало совсем пусто.

Что это было?!

Это... это ошибка какая-то? Может, какой-то странный обычай с его родины? Может, это вместо приветствия у них?

Как бы то ни было, своим поцелуем Лин полностью отшиб мне охоту возмущаться и вообще разговаривать. Провёл меня внутрь и долго выбирал всякие золотые и серебряные украшения — а я стояла, спрятав нижнюю часть лица в шарф, потела в наглухо застёгнутом пуховике и краснела, вспоминая прикосновение его губ.

Я, наверное, извращенка. Он сто процентов ничего такого не имел в виду. Я просто неправильно всё поняла.

— Ирри.

Обращение заставило меня вздрогнуть. Я смущённо подняла глаза. Лин смотрел как всегда, и это только лишний раз уверило меня в мысли, что для него поцелуй в губы ничего не значит.

— Там, куда мы идём, не в ходу ваши деньги, — пояснил Лин. — Зато красивые вещи — ценятся везде.

— Мы же можем просто поменять деньги. В банке или обменнике.

Игра заходила чересчур далеко. Лишиться всех денег взамен на сомнительные украшения? А потом менять обратно? Я уже открыла было рот, чтобы возмутиться и потребовать скорее уйти отсюда, но Линден напомнил:

— Ирри. Ты обещала.

Вот только мне вспомнилась при этих словах совсем не шуточная клятва слушаться Лина во всём, а его недавний поцелуй. Я испугалась, что он снова заткнёт мне рот испытанным способом, и поспешно уткнулась в шарф.

Тем временем Лин быстро выбрал украшения, заплатил, и ему передали прозрачный пластиковый пакет с купленным. Он занял место в рюкзаке, Лин повернул меня лицом к выходу и осторожно, но непреклонно вывел на улицу.

Стоило нам очутиться снаружи, как я ужаснулась сделанному:

— Это уже не шутки, Лин! Давай вернёмся и скажем, что передумали.

Он молча, не слушая, тащил меня к остановке. Я вырвалась:

— Линден!

Он обернулся. Глаза метали молнии. Я не узнала моего Лина в этот момент: передо мной стоял князь, генерал, человек, привыкший к абсолютному повиновению. Он смотрел на меня сверху вниз, ноздри гневно раздувались.

Не знаю, чего именно я испугалась. Лин никогда бы меня не ударил и до сих пор ни разу не дал основания сомневаться в его хорошем ко мне отношении — но эта незнакомая аура, какой-то ореол власти, внушающий трепет — всё это оглушило меня и вмиг усмирило.

— Извини, — брякнула я, лишь бы он скорее обратно превратился в привычного мне Лина.

8

Я улыбнулась, встретив любопытный взгляд из-под лохматой чёлки. Приветственно помахала, про себя думая, что это прозвучало так, будто Лин представил меня как свою девушку. От этого внутри словно растопилось маленькое горячее солнце.

— Фига, — парень расплылся в улыбке. — Ну заходите, раз такое дело.

Он был немногим старше Лина. Довольно обычный по внешности, не сказать, что очень симпатичный. Но мне он понравился, уже хотя бы потому, что, похоже, они с Лином дружили.

В тире царил полумрак, но коридор перед дверью и стойка, за которой пустивший нас парень, видимо, коротал время с ноутбуком и кружкой чая, были освещены. Ещё горело электричество прямо над зелёными мишенями на другом конце стрелкового поля.

Мне стало жарко в пуховике. Я дёрнула молнию, и парень махнул рукой на стоявший в тени диванчик:

— Положи куда-нибудь.

Лин уже по-хозяйски ходил по помещению. Я едва успела подумать, что, судя по всему, он часто здесь бывает, как Лин обернулся к парню, и в его руке появился пистолет.

Я ахнула, а Лин сказал незнакомым жёстким голосом:

— Извини, друг. Держи руки на виду и садись на стул, — он пинком отправил стул на середину помещения. — Ирри, достань верёвку.

Я застыла на месте, не понимая, что происходит. Снова какая-то игра? В рюкзаке и правда была бельевая верёвка, Лин ещё попробовал её на прочность, когда мы собирали вещи. Но...

— Ты чё, охерел?

Похоже, не одна я была в шоке. Лохматый парень тоже застыл, не сводя глаз с пистолета. На его лице сменялись самые разные эмоции, от удивления до злости.

— Ирри! — рявкнул Лин, метнув на меня гневный взгляд.

Напряжённый голос и выражение его лица пугали. Я потянулась к рюкзаку. В голове была неразбериха.

Лин же сказал, что патроны кончились. Значит, он блефует. Ради чего? Что он задумал? Или они с этим парнем сговорились разыграть меня? Вряд ли, или придётся допустить, что они очень умелые актёры.

Готовясь к тому, что в любой момент оба покатятся со смеху, я достала верёвку.

— Ты что, хочешь тир обнести? — спросил в этот момент парень. Голос его был вполне спокойным, хотя только что он поливал Лина матом. — Совсем с катушек слетел? Тут камеры везде, тупка.

Я уже встала и собиралась отдать верёвку Лину, но при звуке этих слов похолодела. Оглянулась в поисках камер. И правда, в углу висел кругленький чёрный приборчик.

Неужели Лин и правда задумал ограбить тир? Зачем? Во что он впутался?

Его пистолет, те невозможные по моим меркам деньги... теперь вот попытка ограбления. Неужели мой Лин — преступник? Нет, не верю. Но его могли обмануть. Он сам не понимает, что делает и какое наказание за это полагается.

— Привяжи его, — резко сказал Лин. Он держал своего друга на мушке и не смотрел на меня. — Крепче.

Я бросила верёвку на пол между нами, и она свернулась, как мёртвая змея.

— Нет!

Он же не будет заставлять меня. Да и не сможет одновременно угрожать другу и привязывать его. А тот замолк, только переводил взгляд с Лина на меня и обратно.

Мне ведь достаточно лишь сказать, что пистолет не заряжён. Парень кинется на Лина или просто нажмёт вызов полиции, ведь где-то есть эта секретная кнопка. Приедет наряд, и всё будет кончено.

— Ирри. Ты обещала верить мне.

Я вздрогнула, как будто меня хлестнули.

«Мне нужно, чтобы ты полностью мне доверяла».

Когда я соглашалась, я не думала, что Лин затеет что-то настолько дикое. Мне вдруг показалось, что я совсем его не знаю. Что он делал, с кем связался за эти четыре года?

Камера в углу исправно мигала красным огонёчком. На записи всё будет видно: и как Лин достал оружие, и как приказывал мне связать лохматого, и как я повиновалась. Вооружённое ограбление — или как там это квалифицируется? А с другой стороны — если я пойду с Лином, куда бы он ни собирался меня увести, может быть, полиция не сразу нас найдёт. Наверняка у Лина есть какой-то план, а со временем я, может быть, сумею убедить его вернуться в нормальную жизнь.

И самое главное.

Кроме Лина, у меня никого больше нет. Может, он и влез в криминал, ступил на плохую дорожку. Но разве я могу из-за этого от него отрекаться?

— Прости, пожалуйста, — шепнула я лохматому парню, подбирая верёвку.

Тот мотнул головой, но под взглядом Лина послушно подал руки, чтобы я могла их связать.

— Да пошла ты! Вместе со своим подельником сидеть будете. А я ещё подумал, ты нормальная, — с горечью бросил он.

— Заткнись, — приказал ему Лин. Его глаза горели мрачным блеском. — Да, я паршиво поступил с тобой, не по чести. Но мне необходимо то, что хранится здесь. Я в ответе за свой народ. А для вас всё это — игрушка, забава сытых жирных горожан. Но я сделаю всё для того, чтобы тебя ни в чём не обвинили. Даю слово.

Лохматый оторопел, да и я на миг остановила движения. Свой народ? Мне представились длинные грузовики с оружием, нелегально пробирающиеся по горным перевалам. И Лин, с гордостью сдёргивающий покрывало с уложенных рядами винтовок, когда груз прибывает на место. А вокруг бородатые горцы, выглядевшие в моём воображении точь-в-точь как исламские боевики.

Лин убрал пистолет, подошёл и проверил, хорошо ли я затянула узлы. Видимо, не очень, потому что он усмехнулся и сноровисто перевязал в нескольких местах. Удовлетворённо кивнул.

В следующие пару десятков минут он ходил куда-то и приносил оружие и патроны. Укладывал на полу. Он не просил меня помочь, и я молча сидела на краешке дивана. В голове плясали страшные картинки: война, окопы, парни в камуфляже. Лежащий в пыли Лин с мёртвыми глазами и кровавой дыркой от пули во лбу.

9

Присев на шкуры в углу помещения — больше всего похожего на старую, сложенную из каменных валунов круглую башню, — я молча наблюдала за происходящим. Линовы парни сноровисто таскали оружие, упаковывали его в какие-то мешки, увязывали верёвками, Лин сновал между ними, прикрикивая. Я почти не узнавала его в новой роли, он казался чужим и невыразимо далёким. Лишь иногда, когда он поглядывал на меня и ободряюще улыбался, он становился прежним Лином.

Один из «ястребов» принёс мне горячего, пахнущего незнакомыми травами чая — по крайней мере, на вид и вкус это напомнило мне именно чай, сладкий, с медовым привкусом. Уже выпив больше половины кружки, я поняла, что чай был слегка алкогольным. Но это оказалось даже кстати: забыв пуховик на диванчике в тире, я изрядно продрогла, пока меня не укутали в шкуры так, что наружу торчали лишь нос и руки.

Неожиданно снизошедшему на меня покою я тоже была обязана, наверное, лёгкому градусу напитка.

Другой мир... Лин не из другой страны, а из другого мира. Это всё объясняло и одновременно всё запутывало. Другие миры не только существуют, но в них даже можно попасть. И ходить между ними, как делал Лин.

Но даже если отойти от того, что незыблемое доселе моё понимание устройства вселенной угрожающе пошатнулось, даже если принять всё это как данность, я не понимала, как Лин оказался у нас впервые.

Я нашла его раненым, и осматривавший его врач сказал, что это рана от ножа или чего-то похожего. А здесь, сейчас, меня окружает множество людей с оружием на поясе, которое выглядит именно как меч. Да и сам Лин опоясался мечом, длинным, свисавшим до середины икры.

Но если Лина ранили здесь, в его мире, и к нам он попал уже полумёртвым, что случилось с ним? Я спрашивала его — давно, когда он ещё жил с нами, но не очень поняла ответ. Он сказал: «Враги» — и что-то про погоню, про то, что его родителей убили, про то, что он теперь — единственный выживший и должен вернуться. Я тогда подумала, он бредит или пересказывает сюжет увиденного по телику сериала — у нас он смотрел телевизор целыми днями, учил русский.

Но теперь...

Когда у него выдастся свободная минутка, обязательно расспрошу ещё раз.

Словно услышав мои мысли, Лин подошёл.

— Время, — сказал он мягко. — Идём.

Я уцепилась за протянутую руку, поднимаясь. Странно, казалось, чай был совсем не крепкий, но тело размякло, расслабилось, и меня явственно качнуло, стоило встать на ноги.

— Ух ты, — ляпнула я, чувствуя, что падаю.

Лин поймал меня в объятия. На миг я замерла, уткнувшись щекой в его плечо, вдыхая его запах — почему-то ассоциировавшийся с домом, с покоем и доверием. Ещё немножко прежнего... притвориться перед самой собой, что ничего не случилось, что я вот-вот проснусь, и вокруг снова будет наш привычный, такой знакомый мир.

И тут я увидела через плечо полный любопытства взгляд одного из «ястребов». Этот парень немного выделялся из прочих, его волосы отливали рыжиной, и про себя я так и называла его — Рыжий. Он смотрел на нас так, словно перед ним было нечто необычное.

Может, в их мире не принято обниматься на людях?

Смутившись, я отстранилась от Лина.

Он не заметил взгляда Рыжего. Крепко взял меня за руку и вывел наружу.

— Мы находимся на самой окраине моей страны, — негромко сказал Лин по-русски. — Эту охранную башню возвёл мой предок. Отсюда до замка два дня езды, мы выезжаем сейчас, к вечеру остановимся на ночёвку. Завтра днём будем на месте, и тогда ты сможешь отдохнуть. Горячая ванна, вкусная еда, красивые наряды. Всё, что пожелает твоё сердце.

Я почти не слушала. Вернее, слушала, но слова доходили до разума с пятого на десятое.

Я смотрела на расстилавшийся перед нами пейзаж. Он весь состоял только из четырёх цветов: белого, голубого, синего и чёрного. Слепящая белизна снега на свету, голубовато-синие ели в снегу, голубые тени от них, чёрная речка среди белизны и дорога уступами вниз, виляющая в расщелине. И горы везде — сначала чёрный слой, потом синий, голубой и на самом верху — почти белый, сливающийся с бело-голубым небом.

О да, это другой мир. Совсем другой, здесь даже воздух пахнет по-другому: чисто, свежо, чуть сладковато, как ягоды морошки.

— Боже, Лин... какая красота, — мой восторг вылился вздохом. Я никогда раньше не видела гор — хотя я даже из родного города никогда не выезжала, разве что в пригород.

Улыбка Лина блеском могла соперничать с лежавшим повсюду снегом — довольная, непобедимая улыбка.

— Ты полюбишь мою страну, — сказал он уверенно.

Я даже ничего не ответила.

Лин снова взял меня за руку и повёл в сторону от башни, где стояло что-то вроде дощатого сарая, вокруг которого сновали парни из «ястребов». Меня насторожил необычный запах мокрой шерсти и странный звук, доносившийся из сарая. Басовитое... поскуливание?!

— Господи, что это?!

Это были собаки. Огромные, почти с меня в холке, лохматые чёрные собаки. Больше всего они походили на ньюфаундлендов, если, конечно, ньюфаундленды вырастали бы настолько, чтобы их можно было оседлать.

Потому что эти — были осёдланы. Осёдланы и навьючены. А ещё — их тут было целое стадо. Или правильно — «стая»? Штук двадцать одинаково чёрных, лоснящихся на солнце псов, влажные носы, чёрные поблескивающие глаза. Морды больше моей головы. Господи, одна такая «собачка» могла бы взять меня за шкирку и носить, как своего щеночка.

Лин подвёл меня к чёрной груде, лежащей на земле немного поодаль. При его приближении она тихо застучала хвостом.

Я никогда не боялась собак, но сейчас, когда Лин недвусмысленно велел мне залезать, я оробела. А что если я ей не понравлюсь, и она перекусит мне горло? Собака с такими габаритами могла бы сделать это в два счёта.

10

Я затаилась. Неужели он заметил меня? Не может быть, я стояла тихо, как мышь, к тому же в тёмной одежде среди тёмных елей.

Но на всякий случай решила отойти подальше. И это оказалось большой ошибкой.

Стоило лишь попытаться уйти глубже, как за спиной послышался лёгкий шум, и в следующий миг меня сбило с ног что-то тяжёлое. Схватило за шею, подставило подножку — я оказалась навзничь в снегу, а на мне — мокрый, голый и свирепый Лин.

— Ирри?

Свирепость на его лице сразу сменилась удивлением. Я бы даже сказала, офигеванием.

— Извини... я немного заблудилась, — промямлила я, отводя глаза.

Лин вообще не смущался, будто так и надо. Помог мне встать — ладонь его почему-то оказалась тёплой, хоть он и выскочил из ледяного водопада, а сейчас стоял босыми ногами по щиколотку в снегу.

Придержал за плечи, когда я попыталась, не поднимая глаз, нырнуть глубже в лес. Повернул в другую сторону:

— Наш лагерь там, — но почему-то не отпускал, прижимая к себе. Спросил с насмешкой в голосе: — Ты ведь смотрела на меня?

О боже!

— Отпусти!

Вырвалась и пошла к стоянке, смелая независимая женщина. Слегка изгвазданная в снегу.

Щёки горели, и я накрыла их ладонями.

Лин сумасшедший.

Вернувшись на место, я накрылась шкурой с головой и притихла, напоминая самой себе нахохлившегося на жёрдочке воробья. Минут через десять вернулся и Лин, уже при полном параде. О недавнем купании говорили только непросохшие, стоящие дыбом волосы.

Лин без слов присел рядом и сунул мне первую из пожаренных над костром рыбёшек. Небольшая, чуть меньше в длину, чем моя ладонь, рыбка была насажена на прутик и издавала просто божественный запах.

— Ешь с головой, целиком, — подсказал Лин, впиваясь белыми зубами во вторую такую же.

Я последовала его примеру. Мелкие косточки хрустели на зубах, но оказалось очень вкусно. А вместе с глотком того же медового то ли чая, то ли слабого горячего вина, вообще стало царской трапезой.

Смущение мешало говорить и даже поднимать взгляд, но Лин вёл себя как ни в чём не бывало. Рассказывал, где мы остановимся сегодня вечером, какой путь предстоит завтра. Постепенно я тоже расслабилась.

— Лин, — спросила я, утолив первый голод, — ты сказал, это твоя страна. В смысле, что ты отсюда родом... или в каком-то другом?

— Я отсюда родом, — Лин озадаченно сдвинул брови. — И это моя страна. Ею владели мои предки и будут владеть мои потомки.

Потомки. Я спрятала улыбку. У нас в девятнадцать лет не принято рассуждать о потомках. Впрочем, Лин всегда рассуждал не так, как принято у нас. Теперь я понимала почему.

— Лин, а что такое аннанси? — было сложно воспроизвести произношение, но я старалась.

Он немного смутился:

— Они неправильно поняли. Подумали, что я взял тебя в плен. Аннанси — это трофей, пленница.

Ой. Настал мой черёд смущаться. Значит, все эти бравые ребята решили, что Лин добыл меня, как приз, в каком-то сражении? Это было двоякое ощущение. Дискомфорт от мысли, что человека, девушку, можно воспринимать как вещь, и в то же время странное тепло в груди... я даже сама не поняла, отчего.

Но теперь ясно, почему он ответил тогда «нет».

— А сайдар? Или как они тебя назвали.

— Сайдар — это обращение. По-вашему это будет что-то вроде... — Лин задумался, — ваше сиятельство? Или нет, ваша светлость.

— Ты что, герцог? — не то чтобы я была таким знатоком титулов и обращений, но кажется, «ваша светлость» соответствует именно герцогскому рангу. Но всё это звучало так невероятно, что я не удержалась от смешка.

Мой Лин — герцог? Я представила его в горностаевой мантии, со шпагой на поясе и миниатюрной коронкой на голове. Ведь герцог — это что-то вроде принца? Чуть пониже короля?

Не обращая внимания на мою реакцию, Лин молча кивнул. Обвёл рукой снежную равнину, обрыв и возвышавшиеся на горизонте горы.

— Моя земля называется Аэлин. Мы владеем ею испокон веков. Со времён Великого Прародителя.

В первый момент я только кивнула. А потом вдруг пришло осознание, что я действительно стою здесь, в ином мире, где-то неизмеримо далеко от дома, и неизвестно, как попасть обратно. Да и возможно ли это вообще. А я ведь ничего не сделала с квартирой, так и ушла, в полной уверенности, что это ненадолго. Газ, электричество, ещё та подлая лисица... она не упустит своего, сто процентов отберёт у меня квартиру, вернётся с приставами или с кем там.

Я схватила Лина за руку:

— Я могу вернуться домой?

— Зачем? — он уставился на меня с непередаваемым изумлением. — Разве тебе плохо здесь?

— Нет, но...

Я замялась. Плохо или хорошо — как можно это понять за один неполный день? Да, здесь есть Лин, и он, судя по всему, очень важная личность, целый герцог, и меня чуть ли не на носилках носят (точнее, возят на огромной чёрной зверюге), и готовят еду, и не позволяют ручки свои белые запачкать...

А там?

А что вообще ждёт меня там? Ни одного родного человека, зато долги, работа и Юра сотоварищи.

Лин понял моё молчание по-своему.

— Если захочешь — вернёшься, — сказал он твёрдо. — Но сначала ты должна узнать Аэлин. Увидишь, она не отпустит тебя.

Аэлин. А сам Лин? Хочет ли он, чтобы я была рядом — или захватил с собой просто так, потому что попалась под руку в нужное время?

Лин вдруг коснулся моей щеки, как будто что-то заметил. Выражение его лица изменилось. Жёсткость пропала, вместо неё в глазах поселилось что-то неясное, но такое притягивающее, что у меня заныло внутри.

11

Когда я пришла в себя, то была уже снова на спине Мафа, только полулёжа, закутанная в шкуры и одеяла, в объятиях Лина. Он смотрел прямо перед собой. Сначала я загляделась на его удивительно суровое, как из камня вырезанное лицо, а потом вспомнила, что случилось.

— Господи, Лин! — я хотела тут же его ощупать, убедиться, что он не ранен, но только завозилась, как младенец в пелёнках.

Лин бросил взгляд на меня. Лицо его мгновенно смягчилось.

— Слава небесам, ты жива.

— Я-то что! Это ты...

Тут я вспомнила про факелы и огонь, перешедший на меня. Это было помутнение рассудка, или случилось на самом деле? Нет, наверняка галлюцинации, боли я не чувствую, ожогов нет. Наверное, на меня странно подействовал их алкогольный чай, у местных иммунитет, а вот меня крепко проглючило. Больше не буду пить его.

— Ты в порядке? Они тебя не... — я запнулась. «Покусали» прозвучало бы явно неправильно. — Что это вообще были за звери? У них глаза светились красным.

— Ируоты. Обычно они неопасны, если ехать с факелами, но я думал, мы успеем дотемна, не отдал приказ. Моя ошибка.

— Они что-то вроде оборотней? — я затаила дыхание. Это звучало как сказка. С другой стороны, весь мир Лина пока что казался мне ожившей сказкой. Немного страшной, правда.

Лин покачал головой:

— Они не превращаются в людей, если ты об этом. Но они наполовину разумны, очень сильные и быстрые, от них почти невозможно убежать. И их всегда много. Но днём они забиваются в норы и спят. Только ночью наступает охота.

— Хорошо, что кто-то сообразил зажечь факелы, — сказала я с облегчением. — Я очень испугалась за тебя, ты упал, и...

В глазах Лина появилось лёгкое напряжение. Он посмотрел на меня так, будто собирался задать какой-то вопрос, но ничего не сказал. А потом бросил взгляд вперёд и улыбнулся мне:

— Мы на месте.

Место оказалось полуразвалившимся сараем — по крайней мере именно так я его на первый взгляд оценила. Да и на второй, и на третий — совершенно пустой сарай, если не считать сложенной из камней печи в середине, из щелястых, кое-где прогнивших досок, с протекающей наверняка крышей (звёзды через неё точно были видны).

Но никого, кроме меня, предполагаемое место ночёвки не удивило. «Ястребы» быстро спешились и начали явно привычные приготовления: по мере возможности вычистили скопившуюся в сарае пыль и грязь, расседлали собак и накормили их, разожгли огонь в печи и развели костёр снаружи дома, выставили часовых.

Мне опять не позволили ничего делать, но на этот раз я и не рвалась. Слабость ещё не прошла, и я, полулежа на шкурах, сваленных в импровизированное ложе рядом с печью, лишь молча наблюдала за суетой вокруг.

Ночь сгустилась настолько, что, если бы не печной огонь, в сарае не было бы видно ни зги. За щелястыми стенами кое-где проглядывал оранжевый отсвет костра, и ещё у входа «ястребы» вкопали два больших факела.

Было забавно угадывать Лина среди деловито двигавшихся чёрных фигур — по фонарику в руке. Остальные посматривали на фонарик с огромным уважением. Я бы не удивилась, узнав, что они посчитали это таинственной магией.

На ужин раздали несколько полосок вяленого мяса. От чая я отказалась и запивала простым кипятком из растопленного снега. После трапезы в сарай притащили котёл с горячей водой и бадью с холодной. Лин вручил мне грубоватой выделки холщовую ткань и выгнал из сарая всех парней.

— Оботри пот и грязь, — сказал он мне перед тем, как выйти самому.

О. Гигиена на уровне.

Я видела, что «ястребы», раздевшись до штанов, с уханьем и смехом обтирались снегом снаружи у костра, однако не подумала, что и мне предложат принять такую «ванну».

Но освежить тело и впрямь хотелось. Спрятавшись в тёмном углу, подальше от чужих глаз, я сняла кофту и футболку, вымочила импровизированное полотенце сначала в горячей, потом в холодной воде, протёрла подмышки и шею. Штаны снимать не стала, постоянно казалось, что за мной наблюдают. Наверное, из-за собак, которых никто не подумал прогнать и которые следили за мной блестящими чёрными глазами.

Завершив с процедурами, я поспешно юркнула назад в постель. Только тут мне пришло в голову, что места на этой постели хватит максимум на троих-четверых. Где же будут спать остальные?

Ответ на этот вопрос я узнала буквально через пятнадцать минут, когда в сарай один за другим начали заходить «ястребы» и укладываться прямо на пол, промеж собак, перебрасываясь непонятными, но, судя по тону, весёлыми репликами.

Ко мне на шкуры пришёл один Лин, тоже довольный и чему-то улыбающийся. Сел, стал снимать обувь. Я осторожно тронула его за плечо:

— Лин, это лежбище что, для нас двоих?

Тот вопрос, что Лин явно намеревался спать со мной, я решила опустить. Засмущалась. Наверное, его положение не позволяет лежать вместе с ребятами. Я тоже не горела желанием спать вповалку с собаками, которые запросто могут меня задавить, но и вместе с Лином... на глазах у всех... в этом было что-то неправильное.

— М-м? — вопросительно протянул Линден. Потом, кажется, понял, почему я спрашиваю. — Не бойся. Мы в дороге, это нормально, всем спать вместе. Никто не подумает ничего плохого. Или ты хочешь, чтобы я ушёл?

Я замотала головой. Спать на возвышении в полном одиночестве, в то время как остальные кое-как ютятся на полу, тоже было бы ужасно.

— А! Я знаю, что делать, — Лин потянулся к рюкзаку, лежавшему тут же, в головах. Достал складной зонт и раскрыл его.

Ближайший «ястреб» шарахнулся, и я едва подавила смешок. Лин тоже с усмешкой сказал пару слов. Парни издали восхищённо-одобрительное: «О-о-о!».