Чарованная щепка

О хвостике одной строптивой магички

В Итирсисе: 17 января, вторник

– К магичке? Второй этаж и первая дверь налево, – махнула полноватая женщина с бадьей и куском ткани, который можно было принять как за рушник, так и за тряпку. Вероятно, гостя встретила наместница хозяйки дома на Кленовой улице – следила за чистотою лестниц и нравственным обликом арендаторов, взамен получая клетушку у самого входа.

Гость, бородатый господин в дорогом меховом плаще с необъятными рукавами, походкой немолодого уже человека поднялся по ступенькам и обрел указанную комнату.

“Любовных зелий не продаю”, – безжалостно предупредила его надпись мелом на хлипкой двери.

“Потому что не умею”, – господин едва удержался от нанесения справедливой добавки, но отложил эту выходку на случай провала дипломатической миссии.

Для начала он постучал во всех отношениях деликатно.

“Входите”, – голос по ту сторону был полон величия и достоинства. Его обладательница попыталась придать себе десяток лет, в чем преуспела мало – ее сопрано выдавало законные шестнадцать с хвостиком.

Мужчина подтолкнул дверь и окинул взглядом убранство, намеренно избегая смотреть на девицу сразу. К прискорбию, затянуть эту паузу было сложно – комната вместила только кровать, стол под окном и сундук за дверью. Скудные горизонтальные поверхности в три слоя укрылись платьями, накидками и прочими перчатками, делая жилище похожим на гардеробною, чем на дивное чародейское логово.

Стол, однако, украсился только раскрытою книгой, павлиньим пером в чернильнице и семью толстобокими свечками – композиция, надо полагать, выверялась до сантиметра в попытке блюсти магическую репутацию.

Худая темноволосая девица в строгом синем платье размещалась у стола к тому спиною. Одновременно это значило и “возле окна” и “посреди комнаты” и даже “перед дверью”, но она всем своим видом показывала, что высится именно “у стола”. Разглядев посетителя, насельница хоромин дернула ноздрями, вскинула подбородок выше и осведомилась:

– Что вам угодно?

Господин аккуратно вшагнул. Он даже подтянул дверь за собою так старательно, будто это могло и впрямь помешать всему дому насладиться их беседей. Комната вмиг заполнилась духом сырой шерсти от растаявших на зимнем плаще снежинок.

– А что вы имеете предложить? – спросил гость вместо ответа и, наконец, остановил свой цепкий взгляд на лице молодой магички.

Та вернула созерцание столь же бесстрашное.

– Вам подойдут зелье для ясности слуха или горькие капли от сварливости, – диагностировала она.

– О, горького от сварливости мне накапают полную кружку в ближайшем кабаке, не беспокойтесь.

Девица не делала никаких попыток освободить от вещей сидячее место или иным образом явить свое радушие. Напротив, темные свои брови почти встретила над переносицей.

– Боюсь, такая диета снизит эффективность чар для слуха – речи дорогих вам людей так и не достигнут вашего сознания, – вздохнула она трагически. – Ничем более не могу помочь. Выход, полагаю, вы найдете без посторонней помощи?

– Лея, – внезапно сказал посетитель иным голосом и совершил опасный в эдаком пространстве шаг вперед, – здесь и платья твои не втиснутся, что уж говорить достойном тебя комфорте. Возвращайся домой.

Магичка только фыркнула:

– Как раз готовлю вещи на продажу. Не волнуйтесь, отец, я смогу еще долго снимать этот милый уголок, а общую умывальню потерплю за глоток свободы.

– Надеешься заработать магическими услугами? – перевел господин. – Ты переоценила свои таланты. Я не научил тебя и сотой доле того, что знаю.

– Простые зелья – самые ходовые, – отозвалась упрямая девица.

Нежеланный гость вновь обозрел покои, уже с откровенной усмешкой в бороду.

– Кто к тебе пойдет в эту дыру? – бросил он. – Малолетняя магичка без образования. Ничем не отличаешься от дюжины безродных мошенниц!

– Со временем люди меня заметят, – заявила Лея. – Пусть и не высшего круга. Зато здесь я сама выбираю и кашу на завтрак, и супруга на всю жизнь.

– Уже выбрала? – вдруг подтянулся маг, уловив только самое страшное для отеческого слуха слово. – Кто такой? Ты ушла из-за него? Он здесь?

Не дожидаясь ответа, он махнул рукой, заставляя кровать подлететь на воздух – безо всякого уважения к почтенным ее летам. Под ложем обнаружилась гора нарядных туфель – маг щедро оплачивал капризы единственной дочери, чью судьбу расписал со всей заботой состоятельного вдовца.

Разумеется, ничего предосудительного он там найти не смог бы.

Предосудительное хранилось под столом, который своим платьем загораживала Лея.

Она быстро задвинула пяткой подальше к стене большую корзину леденцов и заморского шоколада – это была ее первая покупка, ставшая символом избавления от оков, началом новой жизни и легкого диатеза на спине.

– Где бы мне успеть! Но ваш вариант не подходит категорически, – попыталась объясниться юная магичка, но отец уже вернул кровать на пол и ревизировал сундук, сбросив с него безвинные юбки. К его возрастающей злости, внутри тоже никого не обнаружилось.

"Наверняка подлец прячется рядом!" – отстучал адреналин в его ушах.

Маг покинул комнату и в ярости зашагал по коридору от двери к двери. Жалобно хрустя, они распахивались без его прикосновений – даже те, что были заперты.

Часть комнат пустовала, в другой части не выискалось никого, кого удалось хотя бы с натяжкой заподозрить в покушении на честь его малютки. На мага взирали перепуганные старушки – мудрая владелица дома сдавала комнаты только женщинам во избежание неловких ситуаций, а семьи здесь едва бы разместились.

Лея выбежала следом.

– Отец, вы сами роняете наше имя! – со внезапной сталью в голосе выкрикнула она, замерев у своего порога.

Гость, разочарованно проверивший последнюю из пяти дверей, вихрем обернулся к ней.

– Беспокоишься о моем имени? Одумалась?

– Я ничем его не очернила, – с вызовом продолжила гордая Лея.

– Я позабочусь, чтобы ты и не мечтала об этом! – внезапно заявил маг и двинулся обратно к дочери.

Он поднял правую руку, что-то скоро пропел, заставляя воздух искриться между ними, и тотчас же умолк. Из-за открытых дверей позади него со смесью ужаса и любопытства выглянули две соседки.

Лея не вдруг осознала происшедшее – но завела руку за спину, прощупала юбку и стала бледнеть очень стремительно.

– Это что? – прошептала она, не веря собственным пальцам. – Хвост?..

– Отличный экземпляр, с кисточкой! – подтвердил маг, довольный своею работой. – Теперь ты постыдишься заводить мужей! Времени на глупости не останется – долго тебе учиться, чтобы снять мои чары. Вернешься домой – я уберу его во мгновение.

С этим ультиматумом он слетел по лестнице и вырвался из тесного гостевого дома на заснеженную Кленовую улицу, пугая и задевая прохожих полами плаща.

Лея замерла ледяною статуей. Две пары глаз продолжали смотреть на нее, любопытство сменилось искренним переживанием за приятную молодую леди, вселившуюся к ним три дня назад.

Принимать соболезнования она еще не была готова.

– Прошу прощения за поведение моего отца, – почти без дрожи произнесла юная леди. – Он огорчен, что я не согласовала с ним свой переезд.

С легким кивком она удалилась в свою комнату на негнущихся ногах. Не важно, что отец едва ли считал их за людей – девица пока намеревалась с ними жить бок о бок. Значит она, Лея Астер, изнеженная дочь богатого мага, страшный сон пятнадцати слуг – научится ладить с нищими соседями.

Лея аккуратно закрыла дверь. Привычка звала броситься на кровать лицом, но теперь ее подушка – нечто плоское с комочками перьев внутри. Опасаясь разбить нос, она только села, приподняв противный гибкий хвост и тихо всхлипнула.

Как прекрасно знал отец, она даже близко не владела магией уровня изменения формы живого существа. Для обращения же к другим специалистам его круга нужно будет не только преодолеть стыд, но и лет десять откладывать каждый медяк. Учиться теперь не у кого, придется самой ночи сидеть над книгами, если таковые удастся еще добыть.

Возвращение домой строптивица даже не рассматривала, так что щеголять ей хвостом полжизни, вся юность коту под…

“Щеголять?” – она вдруг подняла голову, нехорошо прищурилась и подтянула к себе ближайшее платье.

***

Три седмицы спустя Сальвадор окончательно потерял покой и снова лично отправился на Кленовую улицу разузнать о положении "хвостливой" бунтарки. На сей раз он облачился попроще, намереваясь прежде прощупать расклад среди местных. Если магичка в их районе рискнула заявить об услугах – это должно быть на устах.

Расчет его не подвел. В кабаке почти напротив ее дома он с легкостью подпоил и развел какого-то недотепу (вроде бы корзинщика) на рассказ о необычной приезжей девице.

– Дааа, – протянул тот с удовольствием, вытирая пену с усов и приосанившись на лавке, – есть у нас теперь своя магичка!

– И что, сильна? – поинтересовался тайный отец как будто невзначай.

– А то! Мышей извести или зелье-отрезвенье сварить – это ей на раз-два! И недорого берет. Со всех улиц к ней бегают.

– Недорого? Мошенница, должно быть, – с той же деланой ленцой подначивал конспиратор.

– Эй, – парень несколько даже обиделся, – ты соображай, что несешь. Наша Лея Сальвадоровна честная, жалобщиков пока не находилось.

Отец ощутил, как внутри него два чувства вступили в баталию. В некотором роде хотелось, чтобы у дочери ничего не вышло и она приволоклась к родному порогу в обветшалом платьице. Укрепленные чрованной нитью наряды, впрочем, едва ли обтрепятся и за десяток лет, но эту часть славной картинки возвращения Леи он предпочитал обозначать в голове только общими мазками. С другой стороны – в словах корзинщика слышалась явная гордость за “их” магичку, тогда как он, отец ее и учитель, имел на эту гордость существенно больше прав.

– А красивая какая, статная! – продолжал хвалиться не своими заслугами хмелеющий рассказчик. – Худая, правда, но ледям так положено. По всему видать, что непростая. Даже на прощание помашет кисточкой хвоста – как луной золотой одарит.

Маг разом вынырнул из своей внутренней борьбы. В горле пересохло, и он не совсем изысканно вытаращил глаза:

– Хвоста??

– Так ты не знал, что ли? – удивился парень. – У нее такой хвост! Длинный, холеный, загляденье! Она его то перстенечком украсит, то бантик повяжет…

– Бантик повяжет? Тебе разве его видеть доводилось? – отец ощутил, как кровь сызнова опасно приливает к его голове.

– Так всем доводилось, – ответил собеседник, не подозревая, что тьма уже сгустилась над его вихрами и потрескивает молниями. – Ей, бедняжке, приходится платья такие носить, чтобы сзади кармашек, а из кармашка, значит, хвостик топорщится.

Маг онемел, опасаясь поверить собственным ушам, хотя прежде их служба и была безупречной.

– Из-за этого хвоста все и принялись к ней ходить, – продолжал корзинщик. – В первые дни сомневались, что магичка настоящая к нам нечаянно переселилась. А как про хваст молва пролетела – люди начали стекаться. Сначала украдкой подивиться, а там и про ее силу узнали.

– Из-за хвоста и начали? – эхом повторил Сальвадор, большим глотком отпивая из своей кружки нечто желтоватое, к чему сначала дал себе слово не прикасаться. – Откуда у нее взялось такое достойное украшение?

– Люди говорят, родилась она с ним. Что она дочка мага из богатых, а он духа какого прогневил или чужого колдуна. Жалко только, что сам ее папаша оказался на деле слабоват, – собеседник с искренним сочувствием покачал головой и сызнова выпил.

– Это почему слабоват? – нехорошо прищурился Сальвадор. Тучи его праведного гнева стали практически ощутимы под толстыми балками.

– Ну как – дочкин хвост и не смог убрать за шестнадцать-то годков.

– Она вам так поведала?

– Нет, она про хвост всегда молчит. Спросишь – глаза в пол и улыбнется только, грустно так, аж слеза прошибает. И про папеньку только хорошо всегда, сразу ясно – любит. Видать, всю жизнь он положил, чтобы ее от того хвоста избавить, только где ему силенок взять против настоящего заклятия. Люди у нас зоркие, догадались: как ей совершеннолетие стукнуло – она и ушла из отчего дома, чтобы на батюшку позору не наводить. Ведь все богатые его за великого колдуна почитают.

Слабосильный батюшка знаменитой Леи Сальвадоровны опустил руку под стол и поигрывал огненным шаром в ладони, думая – запустить его только под рубашку парню для острастки или разнести в щепки все заведение.

– А тут не навела позору? – протянул он медленно, пока не приняв решения. – Дочь аристократа – с чернью смешалась?

Парень посмотрел на гостя внимательнее. Сначала он не углядел великой разницы между ним и собой, за среднего купчишку принял. Но по речи заподозрил, наконец, что тот ничуть не простак.

– Разве сорную траву с розою смешаешь? – ответил он тем не менее. – Сын кузнеца уже хотел ее замуж звать, только сам кузнец ему шею мигом намылил. Сразу видно, что не нашего она полета птица. Ее вся улица бережет, мы благодарить умеем. Тетушки пирогами кормят, парни сундук побольше притащили, раму починили. Раньше очень из окна дуло в морозы, теперь потеплее стало. А она только “благодарю” да “не извольте утруждаться”. Такая она, магичка наша. Царевна.

Почему-то охота спалить улицу пропала, внезапная усталость и опустошение заняли то место в душе мага, где только что бушевал пожар.

Резким движением Сальвадор поднялся с лавки, бросил на стол медные луны за сомнительную выпивку и покинул шумный кабак.

Снег на улице шел с самого утра.

Хорошо, что не мороз.

“Раньше очень из окна дуло…” – поддакивали в голове слова корзинщика.

Маг прислонился к холодной стене трактира под широким козырьком от непогоды, весьма в сей день уместным.

Он не принял ее выбор, но к чему все так усложнил?

Вся улица холит и лелеет дочь, которую мимоходом изуродовал родной отец. Она же, надо полагать, даже видевших все соседок склонила к молчанию. Небось, еще и задобрила парой любимых шляпок или кружевными перчатками.

Окна комнатушки Леи было видно наискосок, тремя домами правее.

Магу не нужно было даже заходить внутрь, чтобы отправить шепот “антихвоста” через разделявшую их сотню метров. Движение руки под плащом, пара певучих слов – искристая змейка скользнула через подновленные рамы в комнату Леи. Миг спустя мелькнула тень, затем створки отворились и показалась хрупкая фигурка дочери в скоро наброшенной шали.

Она нашла его глазами сразу – и улыбнулась.

По ее губам он прочитал “Спасибо”. Криво усмехнулся в ответ, поправил плащ и решительно удалился в сторону сытых кварталов Итирсиса.

К новому разговору с Леей господин Астер еще не был готов.