Часовня погубленных душ

Илья Новгородцев

Илья проснулся сразу же, как только услышал звонок, – сказывалась многолетняя привычка. Не открывая глаз, ткнул рукой в сторону, пошарил по тумбочке и, схватив мобильный телефон, поднес его к уху.

– Илюша, ты мне нужен! – услышал он голос Михаила Федоровича Пономарева, своего начальника. – Причем немедленно – произошло кое-что непредвиденное. Так что собирайся, через десять минут тебя заберут.

Новгородцев положил мобильный обратно на тумбочку и уставился в потолок. Часы показывали двадцать минут пятого. Было раннее утро воскресенья.

Илья зевнул, зажмурился, потом быстро открыл глаза и спрыгнул с кровати. Одна минута из отведенных десяти уже прошла. А если Михаил Федорович сказал, что его заберут через десять минут, значит, так оно и будет. И сам Пономарев, и работавшие на него люди были предельно пунктуальны.

Илья быстро натянул трусы и джинсы и взглянул на женщину, лежавшую на боку и мирно спавшую. Склонился над ней, поцеловал в шею, отчего женщина, заворочавшись, проснулась.

– Меня вызывают, – прошептал он ей на ушко. – Однако ты, конечно же, оставайся и спи!

Женщина пробормотала что-то невнятное и перевернулась на другой бок. В комнате было жарко, поэтому она, как и Илья, спала обнаженной. Прикрывавшая ее простыня сбилась, открывая великолепную картину. Новгородцев залюбовался ее фигурой, однако одернул себя – время шло, он не был еще готов, а Михаил Федорович не любил ждать.

Поэтому Илья поспешил в ванную, где привел себя в порядок. Уставившись на свою физиономию в зеркало, решил, что бриться не будет – времени на это уже не было. Да и у него же законный выходной! Выходной, который он намеревался провести со своей новой подругой, не вылезая из постели. Однако благостной надежде исполниться было, увы, не суждено.

Илья пригладил смоляную шевелюру, прополоскал рот водой и обернулся к стиральной машинке, на которой громоздилась огромная куча белья, как чистого, так и грязного – все лежало вперемешку.

Вытащив одну из рубашек, Илья критически осмотрел ее, отшвырнул, запустил руку в кучу и извлек другую. Однако та была слишком мятая. Значит, придется натягивать майку.

Он обувался, когда в дверь позвонили – посланный за ним человек уже прибыл. Раздалось знакомое мурлыканье – Илья заметил своего старого друга и любимца, черного кошару Аяврика (что по-якутски означало «любимчик»), возникшего, как водится, из ниоткуда и сейчас теревшегося о его ноги. Это значило, что Аяврик желает перекусить.

Илья бросил взгляд на наручные часы, затем метнулся на кухню, открыл холодильник, достал кастрюльку, в которой плескалась вареная рыба, извлек пару штучек и положил в красную миску, стоявшую в углу. Кот с энтузиазмом набросился на завтрак.

Потрепав поглощающего рыбу любимца по загривку, Илья произнес:

– Ты уж будь к моей гостье поласковей, Аявр! А то есть у тебя дурная манера – ревновать их всех ко мне. Или ты хочешь, чтобы я так и помер холостяком? Мне ведь скоро тридцать, жениться пора!

Аяврик утробно заурчал, что Илья истолковал, как пожелание кота, чтобы хозяин оставил его в покое со своими сентенциями и позволил наслаждаться рыбой. Илья знал, что тот все равно поступит, как считает нужным. В конце концов, у него был удивительный нюх на женщин. И те, которых он своим несносным поведением заставлял быстро покидать квартиру хозяина, точно не принесли бы, как выяснялось позже, Илье счастья.

Звонок домофона повторился. Новгородцев метнулся в прихожую, схватил с трюмо мобильный, ключи и портмоне, вышел в общий коридор и закрыл за собой дверь. У подъезда шестнадцатиэтажки, на седьмом этаже которой и обитал Илья, его ждал милицейский «уазик». За рулем сидел пожилой шофер.

Пожелав ему доброго утра, Илья забрался в кабину рядом с ним. «Уазик», фырча, тотчас тронулся с места. Илья не задавал никаких вопросов – во-первых, шофер наверняка и сам не знает, что случилось, во-вторых, если Михаил Федорович вызвал его в такую рань, значит, дело серьезное.

Михаила Федоровича Пономарева Илья считал своим учителем – причем не в банальном смысле слова, а в спиритуальном. На Востоке такого человека называли бы сенсеем. Да, он был его наставником и мудрым советчиком. Собственно, именно ему Илья был обязан решением податься сначала на юридический факультет местного университета, а затем, после окончания, на работу в органы.

Пономарев занимал должность начальника следственного управления Следственного комитета при прокуратуре Заволжска, советник же юстиции Илья Новгородцев работал старшим следователем. Знал Илья Михаила Федоровича уже давно, практически с самого детства. Еще бы, ведь тот был в городе фигурой поистине легендарной – именно он больше двадцати пяти лет назад сумел поймать дядю Крюка, то есть маньяка Онойко. Если бы не Пономарев, то преступник гулял бы на свободе еще многие месяцы, а то и годы и лишал жизни все новых и новых жертв. Но благодаря смекалке и решительности участкового Пономарева маньяк и оказался тогда изобличенным, и это несмотря на то что тогда, в середине восьмидесятых, на поимку жуткого серийного убийцы были не только брошены все силы города и области, но и задействованы лучшие столичные следователи. И то, что в итоге маньяка вычислил именно Михаил Федорович, лишний раз подтвердило – в провинции тоже работают толковые люди!

С этого и началась стремительная карьера Михаила Федоровича. А последние четыре года он возглавлял следственное управление. Мог бы вообще-то уйти на хлебную должность в Москву или податься в политику – ему много раз предлагали вступить в партию власти, намекая, что в таком случае Пономареву «светит» место мэра Заволжска или даже губернатора области. Однако на подобные предложения Михаил Федорович отвечал, что не может себе позволить уйти из органов. Мол, если он уйдет, то кто ж тогда будет преступников ловить? Да и властям предержащим он требовался скорее в качестве опытного мента, потому что с той поры, как Пономарев стал начальником следственного управления, криминогенная обстановка значительно улучшилась, раскрываемость преступлений повысилась, а коррупция среди работников силовых органов пошла на спад…

«Уазик» мчался по пустынному Заволжску. Илья заметил группки нарядно одетых подростков – ну да, накануне же по всему городу прошли выпускные балы! На таких мероприятиях всегда что-то случается, ведь сегодняшние школьники и пьют, и принимают наркотики, и оружие с собой носят. Неужели произошла какая-нибудь потасовка? Или даже убийство?

Когда-то, много лет назад, Новгородцев и сам был сорвиголовой и хулиганом, и если бы не встретился ему на пути Михаил Федорович, то сидел бы парень сейчас на зоне, мотая срок, а не являлся советником юстиции и старшим следователем следственного управления. Отца своего он не помнил, и Михаил Федорович был ему намного дороже невесть где пропадавшего папаши.

Итак, что же все-таки случилось? Вопрос не давал Илье покоя. Однако Новгородцев решил, что гадать не стоит, через несколько минут Михаил Федорович введет его в курс дела.

«Уазик» направлялся по шоссе куда-то в сторону психиатрической больницы. Наконец мелькнули сосны, и с крутого берега открылся завораживающий вид на Волгу. Впрочем, в последние годы река значительно обмелела, в ее русле постоянно возникали песчаные косы.

Автомобиль свернул к заброшенному кладбищу, и сердце у Ильи екнуло. Когда-то, много лет назад, еще ребенком, он играл здесь с друзьями.

Это было всего лишь несколько лет спустя после того, как дядя Крюк, он же Роман Андреевич Онойко, был пойман, а затем, по официальной версии, покончил жизнь самоубийством. Именно по официальной, потому что в действительности произошло нечто иное: разъяренные горожане – по большей части родственники жертв – взяли тогда психиатрическую больницу штурмом, забрали с собой маньяка и линчевали его как раз здесь, на берегу Волги. Они облили его бензином, подожгли, а потом дядя Крюк сам спрыгнул с обрыва в реку.

Задействовав свой дипломатический дар, Михаил Федорович сумел тогда разрулить ситуацию, успокоить взбесившихся, жаждавших дальнейших погромов людей и предотвратить кровопролитие. А ведь власти были уже готовы применить грубую физическую силу по отношению к горожанам.

Сейчас Илье бросился в глаза обугленный остов какой-то машины, находившийся неподалеку от обрыва. «Уазик» остановился, Илья вышел из кабины и, завидев Михаила Федоровича, направился к нему.

– Молодец, Илья, что так быстро прибыл! – произнес Пономарев, высокий жилистый мужчина лет пятидесяти пяти, однако выглядевший молодцевато и значительно моложе своих лет.

Отбросив пятерней седой чуб, Михаил Федорович перевел взгляд на упитанного лысеющего типа с черными, зачесанными назад волосами. Субъект, облаченный в шикарный костюм, с массивной платиновой, с узором из мелких бриллиантов, печаткой на безымянном пальце левой руки, был прекрасно знаком Илье – прокурор города Вениамин Юлианович Кот. Что верно, то верно – фамилия ему досталась говорящая, потому что и своими повадками, и внешним видом прокурор напоминал кота Толстопуза из диснеевских мультфильмов. С начальством он был чрезвычайно милым, даже очаровательным – и мерзким, мстительным с теми, кто зависел от него самого.

– Долго же, Новгородцев, нам тебя ждать пришлось! – протянул тягуче Кот и взглянул исподлобья на вновь прибывшего (прокурор отчего-то с самого начала невзлюбил Илью, но и тот платил ему той же монетой).

– Зато воздух-то здесь какой! – откликнулся Илья, шумно вздыхая. Затем обвел рукой вид с обрыва и добавил: – И вид какой потрясный, Вениамин Юлианович! Вы же сами говорили, врачи вам рекомендовали как можно чаще и дольше бывать на природе, так что ожидание, надеюсь, пошло на пользу вашему здоровью.

Илья уставился на объемную талию прокурора города. Желание того во что бы то ни стало похудеть уже давно было среди работников правоохранительных органов притчей во языцех и объектом разнообразных шуток – как невинных, так и весьма злобных.

Вениамин Юлианович, крякнув, повернулся к Пономареву:

– Михал Федорыч, ты уверен, что Новгородцев – подходящий человек? Предлагаю тебе подумать и подключить к расследованию кого-нибудь другого. Ты же понимаешь, Екатерина Станиславовна хочет результатов как можно быстрее! А я не уверен, что Новгородцев в состоянии их нам обеспечить. – И прокурор зыркнул выпуклыми карими глазами на Илью.

В этот момент зазвенел мобильный, Кот извлек свой телефон и запел в трубку:

– Екатерина Станиславовна, могу вас уверить: мы держим руку на пульсе! Да, результаты уже имеются! Так, мне удалось установить…

Он отошел в сторону, а Михаил Федорович, подавая Илье руку, произнес вполголоса:

– Не слушай ты этого балабола! Ты ведь знаешь, что у него на тебя зуб. Видишь, как перед мэршей извивается? Еще бы, Кот-то хочет сделать карьеру, причем не в нашем замшелом Заволжске, а в столице, Катя же в партии, которая может ему обеспечить восхождение к вершинам власти, далеко не последний человек – в президиуме у них сидит…

В самом деле, мэра Заволжска Екатерину Станиславовну Стекольщикову, напористую, умную и красивую даму, часто показывали и по федеральным каналам, поскольку она занимала высокий пост в партии власти.

– Чья машина-то? – спросил Илья, кивая в сторону обугленного остова. – Сдается мне, кабриолет. Шикарная тачка! Что, кто-то из «позолоченной молодежи» набедокурил? Поэтому нас и подключили?

Они подошли к сгоревшему автомобилю. Михаил Федорович, снова отбросив пятерней седой чуб (фирменный его жест), произнес:

– Ты сразу суть просек. Молодец, мой воспитанник! Да, без «позолоченной молодежи» здесь, конечно, не обошлось. Но если бы только это… История мерзкая и запутанная. И всем требуются мгновенные результаты, не только императрице Кате. Мне тоже, Илюша. Поэтому я тебя и вызвал.

Новгородцев заметил валявшуюся на земле канистру, нагнулся и понюхал ее.

– Кто-то поджег дорогущую иномарку? – спросил он. – Хм, трагично, но не до такой же степени, чтобы ставить всех на уши – и вас, Михаил Федорович, и Кота…

Илья взглянул на прокурора города, все еще стоявшего около березовой рощицы и разговаривавшего по телефону.

– Да, сомнений быть не может, автомобиль кто-то поджег, – подтвердил Михаил Федорович. – А принадлежит он нашей дорогой госпоже мэру. Вернее, она подарила его на окончание школы своему отпрыску, Никитке.

О сыне госпожи мэра Илья был наслышан, причем в основном плохого. Парень избалован до невозможности, нагл до опупения, бессовестен до крайности.

– Причем ему восемнадцати еще нет, а он уже за рулем давно сидит, – добавил Пономарев. – Но все на это глаза закрывают, гаишники его не трогают. Еще бы, кто же хочет проблем с императрицей Катей или с Котом!

Михаил Федорович тяжело вздохнул. Илья понял, что начальнику хотелось навести порядок и в данной сфере, но, к сожалению, не все зависело от желаний и чаяний его ментора.

– Около часа назад поступило сообщение, что на трассе случилось ДТП – дальнобойщик, следовавший из Астрахани, сбил человека. Оказалось, что пострадавший и есть Никитка Стекольщиков, сынок нашей Кати.

– Насмерть? – задал вопрос Илья. Михаил Федорович потер шею и ответил:

– Слава богу, нет. Парню необыкновенно повезло – его задело по касательной и отбросило. Жив и, похоже, будет жить. Неизвестно, правда, может, останется до конца дней инвалидом. А нечего было переться посередине трассы! Хотя жаль Никитку. Одновременно поступило сообщение из психиатрической больницы. – Михаил Федорович указал на возвышавшийся на горе комплекс из бетона. – Дежурный врач заметил из окна большой костер на обрыве, около старого кладбища. Впрочем, трагедия с Никитой Стекольщиковым произошла рядом, в какой-то паре сотен метров. Поэтому, когда сюда прибыли наши ребята, они, конечно, заметили и пылающий кабриолет. Но это только ягодки. Пройдем-ка!

Он двинулся в сторону кладбища. Пономарев с Ильей пролезли в дыру в заборе и зашагали между могил. Новгородцев не был на заброшенном кладбище уже лет двадцать – с тех пор, как мальчишкой вместе с товарищами наведывался сюда, чтобы поиграть в войнушку или «живых мертвецов». Но мать, узнав о том, что сын бывает здесь, выпорола его и строго-настрого запретила ходить на заброшенное кладбище. Уж слишком свежи были тогда воспоминания о том, что именно здесь дядя Крюк оборудовал свое пристанище.

Кладбище, казалось, за прошедшие двадцать без малого лет не изменилось. Те же покосившиеся кресты, те же провалившиеся могилы, те же почерневшие от времени склепы, в которых покоился прах отпрысков некогда богатых и сиятельных семейств Заволжска.

– Ребята сразу обратили внимание на следы крови около автомобиля, – сказал, идя впереди, Пономарев. – Причем создается впечатление, будто кто-то намеренно брызгал там кровью, чтобы привлечь внимание. И следы крови вели от автомобиля именно сюда!

Он указал на руины часовни. Илья вздрогнул – в ней когда-то маньяк Онойко и складировал свои инструменты и отрезанные головы!

– А ведь предлагал я еще тогда, сразу после того, как Онойко поймали, старое кладбище ликвидировать… – проворчал Михаил Федорович, вступая под своды часовни. – Понимаю, что варварство, однако не хватало еще, чтобы для дурных и психованных это место сделалось своего рода Меккой. Ведь всяких там почитателей маньяков у нас в стране хватает! С моим предложением согласились, потом снос кладбища отложили, а затем Союз развалился. Так что ничего с тех пор здесь не изменилось. Разве только установили металлический люк с замками, который не позволял любителям острых ощущений спускаться в подземелье.

В центре часовни, на большой куче из битого кирпича и щебня, Новгородцев заметил труп и медленно приблизился к нему. Это было тело молодой женщины, вернее, девушки. Полностью обнаженное. С множеством ранений. Без головы. Кто-то, вероятно, убийца, отрезал несчастной голову и унес с собой – потому что нигде поблизости головы не было. Илья судорожно сглотнул. Несмотря на то что за годы работы ему пришлось иметь дело с множеством трупов, в том числе отнюдь не хорошо сохранившихся, подобного видеть еще не доводилось. Зрелище было отталкивающим и в то же время завораживающим.

– Михаил Федорович, неужели как тогда? – спросил Илья, подходя поближе к обезглавленному телу.

Появился один из подчиненных Пономарева, которому Михаил Федорович отдал краткие распоряжения. Илья же не мог отвести глаз от кучи кирпича и щебня, щедро политой кровью, на котором возлежал труп.

– Зришь в корень, – кивнул после ухода подчиненного Пономарев и пригладил седой чуб. – Первая мысль, что пришла мне в голову, когда я увидел этот… этот натюрморт, была именно такая! Я ведь, когда мы ловили дядю Крюка, насмотрелся на его художества! Он тоже жертвам головы отрезал, в картинных позах тела оставлял и дорожку из крови к трупам, если они были оставлены в лесу или на свалке, проводил – кровью самих жертв, конечно же. Хотел, чтобы их без промедления обнаружили…

Голос Михаила Федоровича дрогнул. Илья с сочувствием взглянул на Пономарева, а начальник следственного управления Следственного комитета продолжил:

– И вот снова! Меня, Илюша, чуть кондрашка не хватила, когда я сюда вошел и увидел. Впрочем, тот, кто убил девчонку, именно подобного результата и добивался.

– Подражатель? – быстро спросил Илья. – Ведь в газетах только что писали – минуло ровно двадцать пять лет с момента… с того момента, как дядя Крюк, объятый пламенем, сиганул в Волгу с обрыва.

– Мне ли не знать! – нахмурился Михаил Федорович. – Не люблю я конец июня, Илюша. Потому что всегда вспоминаю о нем, об Онойко. Впрочем, не проходит и дня, чтобы я о нем, об этом изверге, не вспомнил! Вот, смотри!

Пономарев подошел к куче обломков, на которой покоилось обезглавленное тело, вытащил из кармана пиджака ручку и, держа ее в воздухе, принялся указывать на странной формы раны.

– Их ровно двадцать восемь, Илюшенька. Двадцать восемь! Знаешь, что это означает? А я тебе отвечу. Онойко оставлял на теле своих жертв такое количество ран, нанесенных уже постмортем, какое соответствовало порядковому номеру самой жертвы. Ни секунды не сомневаюсь, что Онойко убивал, живя еще на Украине, а потом и на Урале, но идея с отметинами на теле жертв пришла ему позднее, когда он переехал в Заволжск. На теле его последней жертвы, Насти Панченко, которую мы так и не нашли, наверняка должно иметься двадцать семь следов от крюка. Он ведь их своим любимым инструментом таранил, Илюша. А на теле этой жертвы – двадцать восемь ран, причем нанесенных тоже крюком, могу сразу сказать, у меня глаз наметанный. Уверен: эксперты подтвердят! Понимаешь, о чем веду речь? Тогда, двадцать пять лет назад, было двадцать семь – а сейчас двадцать восемь. Дядя Крюк снова взялся за прежнее!

– Куда вы скрылись? – раздался неприятный голос прокурора Кота, вступившего под своды часовни. – Екатерина Станиславовна желает, чтобы к концу дня имелись результаты!

– Если желает, пусть тогда расследованием и занимается, – проворчал Михаил Федорович, пряча ручку обратно в карман.

– Господи, а это что такое? – охнул прокурор города, заметив труп. – А где у нее голова? Где голова, я вас спрашиваю?!

Он вытаращился на Илью, а тот, пожав плечами, спокойно ответил:

– Предположу, Вениамин Юлианович, что убийца забрал ее с собой.

– Как забрал? – проронил дрожащим голосом прокурор, все три подбородка которого тряслись, как желе. – Кто ему позволил забрать? Почему забрал?

– Это мы сможем установить, когда поймаем убийцу и он даст показания, – продолжил спокойно Новгородцев. – Но, по всей видимости, ему доставляет садистское удовольствие глумиться над телом жертвы. И выказывать свое превосходство. А головы он, как и дядя Крюк, может коллекционировать. Предварительно извлекать глаза, вываривать, обдирать мягкие ткани…

Прокурор Кот, прижав ко рту розовый батистовый платок, опрометью выбежал из часовни, и со стороны кладбища донеслись характерные звуки, не оставлявшие сомнения в том, что Вениамина Юлиановича выворачивало наизнанку.

– Похоже, прокурору не надо было плотно завтракать, – заметил со смешком Илья. – И ужинать тоже.

Михаил Федорович строго посмотрел на Новгородцева:

– Ты, Илья, это дело прекращай! Кот и так тебя терпеть не может, а ты все только усугубляешь. Вот уйду на пенсию, кто тебя тогда от его нападок защищать будет? То-то и оно! Думай о своем будущем, Илюша!

– Личность убитой уже установили? – спросил Новгородцев.

– Предположения имеются, а уверенности пока нет. Сам видишь, голова-то отсутствует! И одежда тоже. Как и двадцать пять лет назад, убийца забрал одежду. Да и пока что никаких заявлений об исчезновении в милицию никто не подавал. Ведь сам понимаешь, идут выпускные балы, родители своих чад не скоро еще хватятся. Многое бы нам мог сообщить Никита Стекольщиков, однако он находится в коме и дать показания не в состоянии.

Пономарев откинул чуб со лба и продолжил:

– Однако не исключено, что речь идет о его подружке, некой Марине Большаковой. Именно с ней Никитка крутил роман на протяжении последних примерно трех месяцев. Она – его одноклассница. Сведения получены от госпожи мэра.

– А как вы относитесь к версии, что Никита Стекольщиков сам убил свою подругу Марину Большакову, а потом инсценировал весь этот содом? – спросил Илья. – Решил представить совершенное преступление как деяние маньяка-подражателя и, так сказать, продолжателя дела дяди Крюка. Ведь парень, как я понимаю, наш заволжский плейбой, который уверен, что если его мамаша – мэр, то ему все дозволено. Не исключено, что и убивать…

Михаил Федорович снова кивнул.

– Вот поэтому я тебя и вызвал, Илюша. Такая версия императрице Кате, конечно же, не понравится. Думаю, даже очень не понравится. И если девчонку в самом деле убил Никитка, то Кот приложит все усилия, чтобы дело замять. Думаешь, он тут у нас под ногами случайно вертится? Или другой вариант. Никитка, может быть, и не убийца, но все равно каким-то боком к произошедшему причастен – как соучастник или свидетель. И это необходимо выяснить. Невзирая на его мамашу и интересы власти! Ты меня понимаешь?

Не дожидаясь ответа Новгородцева, Пономарев продолжил как-то устало:

– Не хватало только, чтобы кошмар четвертьвековой давности повторился… Если тут и правда действовал подражатель, то дело швах.

– А дядя Крюк тогда стопроцентно умер? – спросил Илья.

– К чему ты ведешь, Илюша? – поинтересовался после короткой паузы Михаил Федорович. – Хочешь сказать, что здесь побывал Онойко, который чудесным образом выжил? Нет, ерунда! Не мог он тогда выжить, просто не мог! Его же облили бензином и подожгли, а потом он сиганул с обрыва в Волгу, а там до воды не меньше тридцати метров. И даже если все-таки предположить, что маньяк вдруг не умер, а спасся, то где бы он мог спрятаться? Вот именно, нигде, его бы сразу арестовали! А ни в какую больницу человек с множественными ожогами не обращался. Да и с того момента прошел не год, не два, а целых двадцать пять лет! Если Онойко, исчадие ада, тогда и не подох, то с чего бы он стал выжидать так долго и только теперь решился на новое преступление? Нет, Илюша, версия твоя совершенно фантастичная!

Новгородцев и сам не верил в то, что девушку убил Онойко, каким-то образом уцелевший. Но если не дядя Крюк, то тогда кто? Это и предстояло выяснить.

Вернулся прокурор Кот. Стараясь не смотреть на обезглавленное тело, он сказал:

– Я буду держать расследование под личным контролем. Сами понимаете почему – шумихи теперь не оберешься… Запомните – нужны немедленные результаты!

– Кота за хвост мы тянуть не намерены, не беспокойтесь, – заявил Новгородцев и дерзко посмотрел в глаза прокурору. Тот, поморщившись, более никак не отреагировал, однако Илья знал, что шуточек по поводу своей фамилии Вениамин Юлианович не выносил.

– Вот и давайте, устанавливайте виновного! – вытирая лицо платком, произнес прокурор. – Обо всем мне доложите, хотя у меня и так дел выше крыши, еще сейчас пресс-конференцию давать придется. Кстати, сразу же отметайте версию о том, что действовал какой-то там подражатель Онойко. Потому что нам только нового дяди Крюка не хватало!

Мобильный главы прокуратуры Заволжска снова запищал, и господин Кот, не прощаясь, зашагал прочь из часовни.

– Ну вот, отдает приказания, а сам исчезает, – произнес ворчливо Пономарев. – Но в одном он прав, Илюша. Если объявить, что убийство как две капли воды похоже на деяния Онойко, в городе возникнет паника. Да еще и сынок нашей мэрши тут замешан. Однако это вовсе не значит, что надо утаивать от людей правду…

Новгородцев тем временем подошел к металлическому люку, лежавшему на грязном полу, осмотрел перепиленные петли и валявшиеся рядом искореженные навесные замки.

– Да, кто-то приложил большие усилия, чтобы проникнуть в подземелье, – отметил Михаил Федорович. – Часовенку-то надо было снести, да архиепископ воспротивился. Ладно бы отреставрировали ее, так нет, оставили все как есть! И любой сумасшедший, возомнивший себя продолжателем дела Онойко, мог использовать подземелье для своих кровавых дел.

Илья ступил на поросшую мхом ступеньку. Михаил Федорович протянул ему фонарик.

– И крышку, и замки исследуют эксперты, только, боюсь, отпечатков пальцев убийцы на них не найти. Заметно, что профессионал поработал. Эх, побыстрее бы схватить изверга!

– А головы жертв Онойко так и не нашли? – осторожно спускаясь в подземелье, спросил Илья. Яркий луч света плясал на темных стенах.

– Нет, Илья, – ответил Пономарев, шедший за ним. – В гараже у Онойко обнаружили кое-какой инструментарий, а здесь, в его логове, банку с человеческими глазами. А также чан, в котором он вываривал головы. Маньяк и не скрывал, что коллекционировал черепа тех, кого отправил на тот свет. Только хранил он их где-то в другом месте. Я бы из него рано или поздно вытряс эту информацию, но потом начались волнения в городе…

Они оказались в подземелье. Илья осторожно двинулся по коридору. Его внимание привлекла решетка, свисавшая с потолка. Новгородцев осмотрел ее – металл был не ржавый, кто-то старательно зачистил его и смазал машинным маслом.

– Похоже, кто-то тщательно подготовился к убийству, – заметил Илья. А Михаил Федорович, тоже изучая решетку, добавил:

– И вот что меня больше всего беспокоит, Илюша… Тот, кто девчонку прикончил, явно намеревается убивать и дальше. Не верю я, что на этом новый дядя Крюк прекратит свои кровавые деяния. Онойко бесчинствовал больше трех лет и загубил двадцать семь человек, поэтому нам надо как можно быстрее изловить преступника!

Пройдя еще около десяти метров, они оказались в просторной крипте, где некогда покоились гробы наиболее почитаемых монахов. После революции часовню переоборудовали под склад.

Илья увидел множество оплывших свечей. Пономарев быстро произнес:

– Мы тогда все вынесли, ничего здесь не осталось. Свечи сюда принес наверняка убийца.

Новгородцев склонился над большим свежим пятном, похожим на кровь. В этот момент раздалась мелодичная трель мобильного телефона. Илья уставился на Михаила Федоровича, а тот в недоумении посмотрел на него.

– Это точно не мой! – сказал Новгородцев.

– И не мой тоже! – заметил Пономарев.

Илья быстро обернулся. Если звонит не его собственный телефон и не телефон начальника, значит, где-то в крипте лежит чужой мобильный! Ориентируясь по звуку, Новгородцев отыскал в углу миниатюрный розовый, усыпанный сверкающими стразами аппаратик и вопросительно взглянул на Михаила Федоровича.

– Не похоже, чтобы он принадлежал убийце, – прокомментировал тот. – Скорее, жертве. А ты трубочку-то возьми, Илюша! Потому что так мы личность жертвы сможем без проволочек установить.

Молодой человек нажал на кнопку приема, приложил аппарат к уху и услышал визгливый женский голос:

– Оксаночка, дочка, ну наконец-то! Я столько раз тебе звонила, а ты все трубку не берешь! Ты где сейчас? Вместе с Тимофеем еще празднуете? Я и ему звонила, но у него автоответчик включен…

– Говорит старший следователь Илья Новгородцев. Представьтесь, пожалуйста!

Ему понадобилось довольно много времени, чтобы убедить собеседницу, что это не шутка. После чего женщина сразу же испугалась. Илье удалось узнать, что даму зовут Татьяна Дмитриевна Полторацкая и что она звонит сейчас по номеру своей дочери Оксаны Полторацкой, выпускницы гимназии № 8 города Заволжска. Прошедшей ночью Оксана вместе со своим другом Тимофеем Даниловым отмечала в ночном клубе «Змей Горыныч» получение аттестата о среднем образовании. Последний раз Татьяна Дмитриевна говорила с дочерью около одиннадцати часов вечера. С тех пор она неоднократно пыталась дозвониться, но Оксана не отвечала.

Илья выяснил адрес Полторацких и, игнорируя стенания мамаши, которая желала переговорить со своей дочерью немедленно и спросить, почему ее телефон оказался в чужих руках, сказал, что сейчас подъедет к ней лично и все объяснит.

– Выходит, что жертва – не подружка Никитки Стекольщикова, некая Марина Большакова, а Оксана Полторацкая… – произнес задумчиво Михаил Федорович. – Хотя это еще вилами на воде писано. Так что отправляйся к родителям Полторацким, Илюша, и расспроси их хорошенько. Пусть бы они приехали на опознание. Но, с учетом того, что тело обезглавлено… Однако нам необходимо выяснить, кто является жертвой убийства!

Пономарев задумчиво прошелся по крипте и вдруг остановился.

– Если убийца думает, что продолжит деяния Онойко, то глубоко заблуждается! Я ему не позволю! Да и использовать часовенку в качестве своего логова у него не получится – слишком много ошибок новоявленный убийца допустил. Чует мое сердце, что скоро мы его схватим. А ты поезжай, Илюша, поезжай…

К полудню многое прояснилось. Илья побывал в доме у семейства Полторацких, после чего напуганные родители отправились прямиком в городской морг, куда уже было перевезено тело обезглавленной жертвы. И они опознали в покойнице свою дочку Оксану – по крошечному родимому пятну над левой лопаткой и лаку с затейливым рисунком, который покрывал пальцы рук и ног несчастной. С матерью жертвы случилась истерика, а отца пришлось доставить в больницу, так как у него стало плохо с сердцем.

На выходе из морга Илья заметил высокую дородную даму лет пятидесяти с короткими огненно-рыжими волосами и сдобным лицом. На необъятной груди дамы сверкала огромная аляповатая брошь в виде паука. Рядом находился тщедушный молодой человек с фотоаппаратом. Распахнув кровавые губы, за которыми блеснули неестественно белые, наверняка фальшивые зубы, дама ринулась к Илье, взывая зычным басом:

– Илья Евгеньевич! Что вы можете поведать средствам массовой информации Заволжска о кошмарном происшествии, расследованием которого сейчас занимаетесь? Неужели дядя Крюк вернулся, причем день в день после своей бесславной кончины двадцать пять лет назад?

Дама тыкала следователю под нос диктофон, а фотограф щелкал камерой. Илья довольно грубо отпихнул субтильного парня в сторону, выхватил у журналистки диктофон и выключил его.

Дебелая белозубая дама была ему отлично известна. Вернее, лично он ее не знал, однако был наслышан о Ларисе Звездинской, главном редакторе местной желтой-прежелтой газетки «Наш город». Издание, возглавляемое мадам Звездинской (ее настоящая фамилия была Бормотухина), специализировалось на перепечатке дешевых сенсаций из столичных изданий и распространении изобретенных в недрах собственной редакции слухов и сплетен. Еще Лариса была председателем Фонда жертв дяди Крюка (так сию организацию именовали в народе, в действительности же она носила иное, мудреное название) – больше четверти века назад маньяк Онойко убил младшую сестру тогда еще начинающей журналистки. Бормотухина-Звездинская лихо пила коньяк, курила сигары, обожала лишать девственности застенчивых молоденьких сотрудников и коллекционировала затейливых форм броши, коих у нее, по слухам, было больше семисот.

– Никаких комментариев я давать не намерен! – процедил сквозь зубы Илья, возвращая мадам редакторше диктофон и пытаясь протиснуться мимо.

Но не тут-то было. Звездинская явно не желала упускать его.

– Нам все известно, – завопила она. – Убийца отрезал жертве голову и унес ее с собой, а это почерк дяди Крюка! Кроме того, на теле жертвы насчитали двадцать восемь ранений! Онойко возобновил убийства? Как вы можете объяснить данные факты?

Илья ничего объяснять не собирался. Он прошествовал к ждавшему его «уазику», а Звездинская проорала ему в спину:

– Форменное безобразие! Власти и правоохранительные органы пытаются скрыть от жителей города правду! Однако мы, представители СМИ, не дадим вам замолчать факт жестокого убийства! Илья Евгеньевич, правда ли, что в причастности к смерти девицы по имени Оксана подозревают сына нашего драгоценного мэра, Екатерины Станиславовны? Неужели он и есть новый Онойко?

– Никаких комментариев, я же сказал! – бросил Илья через плечо, плюхаясь на сиденье. Меньше всего ему хотелось отвечать на вопросы Звездинской, которой все равно требовалась не информация, а исключительно сенсация.

Редакторша просунула толстую белую руку, сверкавшую множеством перстней, в открытое окошко – в кулаке был зажат диктофон – и гаркнула:

– Илья Евгеньевич, общественность имеет право знать все кошмарные детали! Маньяк Онойко загубил двадцать семь жизней, и вот новое убийство. Значит ли это, что и на сей раз многие из жителей Заволжска станут его жертвами? Когда вы намерены дать пресс-конференцию?

«Уазик» затарахтел. Илья снова выхватил у журналистки диктофон. Автомобиль тронулся с места. Смешно переваливаясь с боку на бок, Звездинская заголосила:

– Отдайте диктофон! Ну, кому говорю! А не то я накатаю на вас заявление!

– А, так это ваш… – с деланым недоумением протянул Илья. – Тогда, конечно, заберите!

И он швырнул диктофон в окошко. Тот, брякнувшись об асфальт, разбился. Бормотухина-Звездинская запричитала, склоняясь над его обломками.

– Как же вы неловки! Сами виноваты, надо было ловить! – крикнул мстительно Илья.

А затем обратился к шоферу:

– Давай, гони побыстрее отсюда!

Подняв с асфальта диктофон и убедившись, что аппарат не работает, дама горестно вздохнула. Однако не в ее правилах было впадать в уныние.

– Фотографии Новгородцева у тебя имеются? – спросила она фотографа, на что тот ответил положительно. – Ну что же, Илюша, ты мне еще ответишь за разбитый диктофон… – прошипела Звездинская, в голове которой уже созревала новая сенсационная клеветническая статейка.

– И это все, клянусь вам! – произнес испуганным тоном парень, сидевший перед Новгородцевым.

Илья еще раз взглянул на бумаги, лежавшие на столе. Тимофей Данилов, семнадцати лет от роду, до вчерашнего дня – ученик гимназии № 8. И, как выяснилось, лучший друг Никиты Стекольщикова.

На него Илья вышел через Марину Большакову. Постепенно ему удалось восстановить картину того, что случилось прошедшей ночью.

– Значит, вы утверждаете, что после ссоры с Никитой Стекольщиковым покинули с Мариной Большаковой часовню на заброшенном кладбище и направились пешком обратно в город? – спросил Илья. – Однако как же объяснить тот факт, что вы оказались в ночном клубе «Змей Горыныч» около половины пятого утра? Так быстро попасть туда вы физически не могли!

Вопрос звучал угрожающе, однако сам старший следователь был уверен, что сидевший перед ним перепуганный юноша не имеет отношения к убийству Оксаны Полторацкой. Подозрительно, конечно, что он являлся ее другом, ведь в большинстве трагических случаев убийцами оказываются именно мужья и бойфренды, однако у Данилова имелось алиби – он покинул часовню вместе с Мариной Большаковой, когда Оксана Полторацкая была еще жива и здорова. Илья не верил в то, что Большакова прикрывает Данилова, обеспечивая ему фальшивое алиби. Тот откровенно рассказал о своей ссоре со Стекольщиковым и о том, что Оксана, являвшаяся вообще-то девушкой Тимофея, предпочла, однако, остаться в обществе сынка мэрши. Конечно, при других обстоятельствах это можно было бы расценить как весомый повод для убийства из-за ревности, и все же Новгородцев верил показаниям Данилова и тому, что мальчишка к убийству не причастен.

Тот, кто убил Оксану Полторацкую, действовал не спонтанно, а в соответствии с заранее составленным адским планом. И следователь не мог себе представить, что вот этот семнадцатилетний юноша является жестоким маньяком, отрезавшим своей подруге голову лишь за то, что она предпочла ему общество избалованного сынка градоначальницы. Да и Марина Большакова, которую допрашивали в соседнем помещении, уверяла: когда они с Тимой покинули кладбище, Никита и Оксана были в полном порядке.

– Мы тормознули попутку, – пояснил Тимофей.

– Ночью? Попутку? На пустынном шоссе? – протянул Новгородцев, отлично уже знавший, что парень говорит правду. Ведь то же самое утверждала и Марина. Более того, девушка даже запомнила номер автомобиля, подвозившего их, и смогла толково описать мужчину, находившегося за рулем. Илья уже успел переговорить с ним, и тот полностью подтвердил показания молодых людей. Тот человек подбросил неожиданных пассажиров до ночного клуба, а затем отправился к себе домой. Так что убить Оксану ни Тимофей, ни Марина никак не могли.

– Да, именно так! – заявил Тимофей Данилов. – Вы у Марины спросите! Белая «Хонда», старенькая уже. Номер я не запомнил, но ведь вы сможете найти этот автомобиль, ведь так? Хотите, я водителя опишу? Ему лет за шестьдесят, низенький такой, седой, с усами. Немного на телеведущего Якубовича похож. Одет он был…

Илья выслушал показания Тимофея, а затем вышел из комнаты. Оснований для задержания Данилова и Большаковой не было. Они являлись важными свидетелями, но никак не убийцами.

– Значит, так, – сказал Илья, возвращаясь в помещение. – Дадите подписку о невыезде и можете быть свободны.

Он заметил, что Тимофей колеблется. Наконец Данилов произнес:

– А Оксана… Вы не ошиблись? Это точно она?

– Она, она, – заверил его Илья.

Тимофей шумно выдохнул. Новгородцев внимательно посмотрел на него и для себя отметил: что-то не заметно, чтобы кончина Оксаны, притом такая ужасная, особенно опечалила парня. Впрочем, судя по всему, его бывшая девушка была еще той штучкой – капризной, вздорной и к тому же ветреной.

– А я могу… проститься с ней? – спросил Тимофей. На что Илья, закрывая лежавшую перед ним папку, ответил:

– Вот будут похороны, тогда и проститесь. И кстати, можете быть благодарны судьбе – если бы вы не поссорились со своим лучшим другом, возможно, в морге находились бы сейчас и вы.

Оставшись один у себя в кабинете, Илья позвонил Михаилу Федоровичу. Тот выслушал сжатую версию того, что удалось узнать, и сказал:

– Илюша, загляни-ка ко мне! Есть кое-что интересное. По телефону не хочу говорить…

Пятнадцать минут спустя Новгородцев сидел в кабинете начальника следственного управления. Тот был не один – там же находился франтовато одетый старичок, отлично известный Илье, – Аарон Исаакович Кацнельсон, личность поистине легендарная. На протяжении без малого сорока лет тот возглавлял команду судмедэкспертов и патологоанатомов Заволжска и ушел на пенсию всего лишь несколько лет назад. Однако старик никак не мог смириться с тем, что оказался не у дел, и, по слухам, писал мемуары. Аарон Исаакович был, как водится, облачен в темный костюм-тройку, а его морщинистую шею украшал яркий галстук-бабочка.

Илья сразу отметил, что Пономарев чем-то очень встревожен. Михаил Федорович, прохаживаясь по кабинету, попросил гостя:

– Аарон Исаакович, не могли бы вы повторить то же самое, что недавно сказали мне?

Кацнельсон пожевал сухими губами, поправил бабочку и произнес надтреснутым голосом:

– Я имел возможность осмотреть тело Оксаны Полторацкой, находящееся сейчас в морге. И со всей ответственностью могу заявить – ранения нанесены при помощи одного из тех колюще-режущих орудий, что и ранения всех предыдущих жертв Онойко.

Илья окаменел. А Аарон Исаакович добавил:

– Мне ли не знать! Ведь именно я проводил тогда вскрытие жертв дяди Крюка. И сразу же обратил внимание на то, что нож, или, вернее, кинжал, которым убийца наносил ранения, обладает уникальной формой. Следы характерные, их ни с чем спутать нельзя. Подозреваю, что убийца об этом тоже был в курсе, и оставляемые им на телах жертв следы служили своего рода фирменным знаком, его печатью и подписью. Такое для серийных убийц весьма характерно. К примеру, в Австралии…

Кацнельсон пустился было в рассуждения о деяниях австралийского маньяка, но Илья, опускаясь на стул, перебил его:

– А ошибки быть не может?

Аарон Исаакович фыркнул:

– Молодой человек, я никогда не ошибаюсь! Никогда! И убежден: использован один из трех крюков, которыми в свое время орудовал Онойко. И еще. У новой жертвы, Оксаны Полторацкой, голова отделена от туловища весьма профессионально. Очень похоже на то, как Онойко отрезал головы своим жертвам. Он ведь сам признался на допросах, что тренировался на животных.

– Подозреваю, что и на людях, – заметил мрачно Пономарев. – Значит, вы не исключаете того, что…

Михаил Федорович запнулся, и Кацнельсон хитро улыбнулся:

– Понимаю, что вы хотите спросить, Миша. Да, я не исключаю того, что убийца Оксаны Полторацкой – тот же самый человек, который наводил ужас на наш Заволжск больше двадцати пяти лет назад. Техника убийства очень и очень похожа! И подобная схожесть никак не подпадает под категорию случайности. Заявляю вам с полной ответственностью: такая случайность невозможна по определению.

– Но как же так? – растерялся Илья. – Вы хотите сказать, что… что девицу прошедшей ночью убил Онойко? Но это же полный бред!

Слово «бред» Аарону Исааковичу явно не понравилось. Гневно сверкнув глазами, старый эксперт отчеканил:

– Факты – упрямая вещь, молодой человек! Я готов засвидетельствовать, что ранения, нанесенные убийцей Оксане Полторацкой, идентичны ранениям, которые я в свое время имел возможность наблюдать на телах жертв Онойко. Я вовсе не утверждаю, что действовал один и тот же человек, что невозможно хотя бы по той простой причине, что Онойко мертв. Да, он, вне всяких сомнений, умер, и даже тот факт, что его тела так и не нашли, не заставит меня поверить во что-либо иное. Однако разрешу себе напомнить – ни головы жертв, ни большую часть инструментария Онойко тогда так и не нашли. По всей видимости, он спрятал их в тайнике, месторасположение которого было известно только ему одному. И эта тайна сгинула вместе с ним самим.

– Вы хотите сказать, что кто-то сейчас нашел тайник и решил продолжить убийства маньяка Онойко? – потрясенно спросил Илья.

– Это было бы вполне логичным объяснением, – развел Кацнельсон руками. – Однако меня смущает то, что техника умерщвления жертвы поразительно похожа на технику умерщвления, применявшуюся Онойко. Повторяю, речь не идет о совпадении! Одно из двух – или неведомо каким образом кто-то наитщательнейшим образом копирует стиль и почерк дяди Крюка, что само по себе невозможно, потому что для этого требуется знать, как именно убивал Онойко, а свой секрет тот унес с собой в могилу, вернее, в Волгу, или…

Новгородцев услышал, как засопел Михаил Федорович.

– Или я вынужден признать, что убийцей в самом деле является Роман Андреевич Онойко, который умер двадцать пять лет назад. Но как атеист и здравомыслящий человек я этого, конечно же, не признаю. Все же я медик, более того, патологоанатом, и мне отлично известно, что мертвецы никогда не оживают. И маньяки с того света не возвращаются. Однако с чем именно мы имеем дело в данном случае, я пока не могу сказать. Боюсь, придется дожидаться новых жертв, дабы вынести окончательный вердикт…

Пономарев шумно вздохнул.

– Аарон Исаакович, я крайне признателен вам за то, что вы согласились оказать нам помощь.

– Боюсь, Миша, я все скорее запутал, нежели помог вам с выявлением убийцы несчастной девочки, – произнес, поднимаясь, Кацнельсон. – Разумеется, я буду нем, как рыба, и от меня об этих неутешительных предварительных выводах никто не узнает. Однако земля слухами полнится, и скоро, очень скоро, подозреваю, в городе заговорят о том, что Онойко вернулся с того света и снова принялся за убийства. Не требуется быть гением, дабы понять: именно такую стратегию изберет очаровательная госпожа Звездинская, она же Бормотухина.

Михаил Федорович проводил гостя до двери, тепло попрощался с пожилым патологоанатомом и, когда тот ушел, произнес:

– Я сам попросил его осмотреть тело, потому что у меня уже появились подозрения. Ведь все те двадцать семь трупов у меня так перед глазами и стоят! И Аарон Исаакович только подтвердил мои опасения. Ранения, выходит, идентичны…

Илья горячо возразил:

– Михаил Федорович, вы же сами понимаете, что такое невозможно! Я имею в виду, невозможно, чтобы Онойко тогда выжил. Если даже предположить, что он пережил падение с тридцатиметрового обрыва в Волгу и ему удалось выбраться на берег, он элементарно не мог остаться в живых – его же до того облили бензином и подожгли! Такие увечья несовместимы с жизнью!

– Да знаю я! – Пономарев хлопнул ладонью по столешнице. – Падение с такой высоты непременно привело бы к несовместимым с жизнью травмам внутренних органов, не говоря уж о том, что маньяк еще и горел, как факел. И ты прав, Илья, Онойко никак не мог выжить!

Однако по тону Михаила Федоровича Новгородцев понял, что в душе того все же копошится червячок сомнения.

– Хуже другое, – продолжал Пономарев. – То, что кто-то решил продолжить убийства. Причем он обладает поразительными познаниями, в первую очередь в технике умерщвления, применявшейся Онойко. К тому же мерзавец использует, по всей видимости, инструменты, которые применял когда-то маньяк. Откуда они у него? Ведь из трех крюков Онойко обнаружили только один, который сейчас находится в местном музее МВД. Куда делись два других, вот в чем вопрос!

Начальник следственного управления ударил уже кулаком по полированной поверхности стола.

– Илюша, эту гниду надо найти и схватить до того, как подонок нанесет новый удар, потому что я ни секунды не сомневаюсь в том, что он планирует другие убийства. Но допустить их мы никак не можем! Что там с теми школьниками, доложи подробнее…

Илья поведал в деталях о том, что дал допрос Тимофея и Марины. Михаил Федорович крутанул пятерней седой чуб и заметил:

– Я и не сомневался, что они к убийству Оксаны непричастны. Тут действовал кто-то опытный, хитрый и очень самоуверенный. И явно взрослый. Никак не семнадцатилетний подросток, уж точно.

Зазвонил один из телефонов на столе у Пономарева. Хозяин кабинета взял трубку, несколько секунд слушал собеседника, а потом молча положил трубку. Телефон практически сразу снова залился трелью.

– Наша Лора не дремлет, – процедил Михаил Федорович, прежде чем ответить на очередной вызов. – Она уже каким-то образом разнюхала, что Аарон Исаакович посетил меня. Наверняка у нее везде осведомители. Знает журналистка и о том, что Кацнельсон побывал в морге, где осматривал тело Оксаны Полторацкой. И, конечно, эта особа, сложив два и два, сделала сенсационный вывод: маньяк Онойко снова принялся за свое кровавое ремесло! Уверен, что она теперь станет нагнетать в городе панику, пичкая людей сказками про ожившего дядю Крюка. Хорошо бы ее остановить. Я поговорю по этому поводу с Екатериной Станиславовной. А ты пока можешь быть свободен…

Илья взял в руки мобильный телефон Оксаны Полторацкой, найденный на месте преступления. Идея, которая пришла ему в голову, была проста и в то же время занимательна.

Аппарат посверкивал стразами, лучившимися под искусственным светом. Почему телефон вообще оказался на месте преступления? Может, Оксана пыталась дозвониться, скажем, до родителей или до милиции, когда на нее напал убийца? Однако такого звонка зарегистрировано не было. К тому же следователь не сомневался, что у девушки элементарно не было возможности вытащить телефон и попытаться набрать чей-то номер: тот, кто отрезал ей голову, наверняка напал неожиданно.

Илья проверил исходящие звонки – последние сделаны еще вечером, задолго до гибели. Оксана звонила своим родителям, а также Тимофею Данилову, что сходилось с показаниями самого Данилова.

Конечно, телефон мог выпасть из руки Оксаны, когда преступник набросился на нее, и маньяк, увлеченный процессом убийства, не заметил этого. Но спрашивается – отчего вдруг телефон оказался у Оксаны в руке? Она что, намеревалась кому-то звонить?

Непонятным было и то, что девица вообще решилась спуститься в подземелье – в глухой час ночи, на заброшенном кладбище! Илья не был уверен, что сам бы рискнул пойти на такое. Нет, в «живых мертвецов» и прочую кладбищенскую нечисть он, конечно же, не верил, но все равно неприятно. И ведь покойная Оксана явно принадлежала к разряду провинциальных Пэрис Хилтон – таких уж точно не тянет к экстриму, девушки подобного типа ночью по заброшенным кладбищам не шастают.

Новгородцев знал уже, конечно, что у Никиты Стекольщикова возникла идея наведаться к обрыву, откуда дядя Крюк сиганул в Волгу. Он же предложил заглянуть и на кладбище. Но почему же так вышло, что маньяк напал на Оксану в подземелье под часовней, о чем свидетельствовали следы крови, а Никиту сбил дальнобойщик на шоссе?

Это могло означать следующее: сынок мэрши, увидев, что некто нападает на Оксану, просто-напросто позорно бежал прочь, спасая свою жизнь и бросив девицу на произвол судьбы. Но Илья сомневался, что маньяк решился бы напасть на двух человек, на парня и девушку, которые спустились в подземелье вместе. Тогда бы убийца, вероятнее, атаковал сначала Никиту, чтобы обезвредить его и вывести из строя, и только потом накинулся на беззащитную Оксану.

То, что телефон почему-то оказался в руке девушки, не давало следователю покоя. Илья помнил, что аппаратик, обнаруженный в крипте, лежал на каменных плитах в раскрытом виде. Значит, девушка все же намеревалась куда-то позвонить? Нет, эту версию он уже отмел. А может…

Так и есть! Илья проверил свою догадку и, пролистав память телефона, обнаружил две видеозаписи. Одна была сделана примерно месяц назад, поэтому не интересовала его. Другая же оказалась датирована сегодняшним числом.

Новгородцев включил запись. Возникло дрожащее изображение входа в подземелье, откуда лился призрачный свет. Снимала явно Оксана.

– Никиточка, а ты точно тогда со мной будешь? – пропищала она. – Ты меня не обманываешь? Поклянись!

Голос девушки звучал испуганно. Откуда-то со стороны ей ответил голос молодого парня, и Илья не сомневался, что слышит Никиту Стекольщикова:

– Клянусь… Гм, чем бы поклясться? Ага… Клянусь головами, которые дядя Крюк отрезал у своих жертв! И пусть он мне тоже башку отрежет, если вру! Я буду с тобой, Оксаночка, и только с тобой!

Так, так… Значит, сынок мэрши обещал глупой девице, что станет ее бойфрендом, если она одна ночью спустится в подземелье. Вот ведь мерзавец!

На экране мелькнули покрытые мхом ступеньки, и снова до следователя донесся дрожащий голосок Оксаны:

– Я ничего не боюсь, все это всего лишь сказки… Ой, мамочки, что тут такое? Мокрица! Господи, да их тут тысячи! А там что! Паук! Никиточка, тут паук! Такой огромный и лохматый!

– Если не будешь трогать пауков, то и они тебя не тронут! – раздалось в ответ. – Ну, живо туда, где свет горит! И снимай все на мобилу, снимай!

На экране возникло изображение большого лохматого паука, притаившегося в углу. Наконец Оксана спустилась вниз. Появилась картинка: длинный коридор, откуда-то из помещения в самом его конце льется тревожный призрачный свет.

– Как страшно… ой, как страшно… – бормотала Оксана, шествуя по коридору вперед, к источнику света. – Однако думай, малышка, о чем-то положительном! Например, о том, что теперь Никиточка будет с тобой, а не с жирной коровой Маринкой.

Илья усмехнулся – даже в такой момент Оксана размышляла об одном, а именно о том, как бы насолить сопернице и сделаться новой подругой сынка мэрши!

– Ну вот почти и все, – девушка вздохнула. – Никиточке нужны доказательства того, что я здесь побывала, и я их ему вручу. Я ведь смелая, я ничего не боюсь!

Оксана находилась на пороге крипты. Илья увидел десятки зажженных свечей. Оксана восхищенно вскрикнула:

– Господи, красотища какая!

И сразу удивилась:

– Только кто же такое на кладбище-то устраивает?

Тот же вопрос занимал сейчас и Илью. И тут он увидел то, чего, по всей видимости, не заметила Оксана, – сбоку к девушке метнулась тень.

Новгородцев даже вздрогнул. У него пересохло во рту. Девица же продолжала разглядывать крипту, освещенную горящими свечами. Оксана подошла к каменному помосту, продолжая что-то тихонько бормотать себе под нос.

И тут Илья заметил, как над головой девушки мелькнул металлический крюк. Вслед за тем раздался протяжный стон. Оксана выронила мобильный телефон, и тот упал на каменный пол, причем набок, так, что можно было видеть, что происходит с девушкой.

Оксана рухнула наземь, а около нее стояла фигура, облаченная в черный балахон. Вслед за тем раздался легкий свист. А потом Илья увидел, как в руке убийцы мелькнул стальной крюк. Крюк впился в тело жертвы, и маньяк поволок Оксану в сторону.

Послышались хлюпающие, тупые звуки. Затем Илья разглядел черную фигуру, приближавшуюся к выходу. В руке убийца держал что-то круглое. Вздрогнув от ужаса, Новгородцев понял, что именно. Это была отделенная от туловища голова несчастной жертвы!

Илья вздохнул и снова просмотрел запись. И сразу в третий раз. Лица убийцы видно не было. Единственное, что можно было рассмотреть более или менее хорошо, так это сверкающий стальной крюк.

Но что все это значит? Неужели… неужели после двадцати пяти лет в аду в Заволжск вернулся монстр по прозвищу дядя Крюк?