Часовой: Курсант

Глава 11

Пожалуй, деревня это было слишком громко сказано. Это я погорячился. Скорее скопление глинобитных хижин, крытых травой и камышом, на отшибе, в считанных метрах от затянутой ряской окраины болота. Чуть в стороне, слева от деревушки, начинался редкий подлесок, в дальнейшем переходящий в чащу корявых, изломанных, словно чем-то больных деревьев.

Да и вообще открывшаяся мне картина, в свете тусклого холодного утреннего солнца выглядела довольно унылой и мрачной. От этих мест веяло безнадегой. Тоской, ощущением тщетности бытия. Мне стало не по себе. Казалось, здесь рождаются, чтобы сразу умереть.

Я выполз на мелководье, весь покрытый грязью, тиной, воняющий как искупавшийся в выгребной яме ассенизатор, голодный и уставший. Больше всего хотелось пить. Я устремил жадный взор в стороны скопища нищенских хижин. Есть жилье, значит, будут и жители. Домишки явно строились людскими руками. Не больше десятка, окружённые тыном из заострённых, покрытых мхом и плесенью кольев. К постройкам от болота вела утоптанная тропинка. Значит, жители периодически спускаются сюда. Для чего? Возможно ли, что в этой чёрной затхлой воде водится что-то съестное? Или местные приловчились пить эту воду? Я внимательно, не забывая все же о том, где нахожусь, осмотрелся. Прислушался. Ни голосов, ни лая собак. Деревушка словно вымерла. Уж очень тихо было.

Я повернул гудящую от усталости голову в сторону леса. Таких искривленных, уродливых деревьев, поросших клочьями мха, ядовито-зелеными листьями, какой-то тиной, мне ещё не доводилось видеть. Не исключено, что лес только на вид такой неприветливый, а на деле кормит жителей этой деревни. Но где же сами жители? Ладно, на месте разберёмся. Переложив клинок на другое плечо, я, отдуваясь, выбрался на тропинку и тяжело затопал к скопищу хижин. Мои железные ноги проваливались во влажную жирную землю едва не по щиколотки, но вскоре почва пошла более сухая и твёрдая. Приводы доспехов исправно жужжали, я не ощущал ни малейших признаков заторможенности механизмов. На сколько же хватает энергии кристалла в амуниции мастера-сержанта Часовых? Надеюсь, на достаточный срок.

Чем ближе я приближался к деревушке, тем больше впадал в уныние. Частокол был покосившимся и давно не правленным, жалкие ворота болтались на сгнивших петлях. Одна створка была приоткрыта. Высоты забор был чисто символической, не более среднего человеческого роста. Я, подобно башне, на голову возвышался над ним. Десяток убогих домишек, рассыпанных по кругу. В центре небольшая площадь, с колодезным журавлём и сколоченным из досок невысоким помостом. Окна хижин затянуты рыбьими пузырями, стены из переплетённых сучьев обмазаны глиной и грязью. Густые заросли бурьяна. Уныние и убогость во всем. Как здесь живут? А ведь это уже территория Империи!

Возможно, раньше, до прихода извне легионов иномирных чудовищ, здесь все было по-другому. Но нынче это приграничные земли, где установились новые порядки. И вряд ли сюда распространяется власть Императора. А значит, и мне следует держать ухо востро. Как знать, как тут относятся к государевым людям. А я самый что ни на есть государевый. Часовой Тринадцатой Стражи, элитный воин, стоящий на защите таких вот людей, как живущие здесь. Если так рассуждать, то подобным мне везде должны оказывать почёт и уважение. Хлеб-соль и чарку воды. Я облизнул пересохшие губы и, отведя в сторону покосившуюся воротину, прошел за забор. Более не таясь, я устремился к колодцу. На земле стояло деревянное, оббитое кожей ведро на цепи. До половины заполненное прозрачное водой. Всхрапнув, как взмыленная лошадь, я воткнул в землю меч, торопливо свинтил с головы шлем и ухватился за ведро.

На миг ошпарила мысль о качестве этой воды. Я осторожно принюхался. Вроде ничем не воняла, была чистой и наверняка прохладной, вкусной, животворящей… Я судорожно запрокинул ведро и, обливаясь, начал жадно глотать. Господи, до чего же вкусно! Вода как вода, намного лучше той, что была на борту «Циклопа». Отфыркиваясь, я поставил ведро на место и перевёл дух. Герман что-то говорил о том, что тела курсантов подвергаются каким-то физиологическим изменениям, которые вроде как дают и защиту от разных ядов. Так что, думаю, не загнусь от местных микробов.

И тут я услышал первые звуки, родившиеся в до последнего тихой и бесшумной деревушке. Скрип приоткрываемых дверей, шорохи, какой-то лязг. И грубый надтреснутый голос громко и уверенно произнёс прямо за моей спиной:

— Эй, чужак! Разве ты не знаешь, что в наших краях ничего не дается задарма?

Я медленно повернулся. С трудом удержался от того, чтобы не хвататься за меч или за валяющийся под ногами шлем. Отчего-то я подумал, что здесь нельзя демонстрировать свои страхи.

Из окружавших площадь домишек выползали местные жители. Они стояли на порогах и угрюмо, с настороженностью смотрели на меня. Смотрели без страха. Почему-то мне их взгляды, напрочь лишённые всяческого участия и сострадания, совсем не понравились.

Всего осмелившихся поглазеть на незваного гостя аборигенов набралось около десятка. Это были угрюмые, до черна загоревшие люди, кряжистые, жилистые, с неопределённого цвета волосам, заросшие и бородатые. Одетые в шкуры и заскорузлые дерюги. Классические разбойники с большой дороги. В мозолистых руках жители деревни сжимали суковатые палки, остроги и ножи из темного железа. Говоривший со мной был вооружён опасным на вид тесаком и одет в кожаную длиннополую куртку. Он был очень высоким, с каким-то желтоватым лицом, усеянным бородавками, и блеклыми рыбьими глазами. Длинные грязные волосы падали ему на плечи, щеки были покрыты густой щетиной. Вместо правой ноги у него был деревянный, подбитый железом протез. Но стоял он очень уверенно и даже спустился по растрескавшимся ступенькам своей хижины на землю. Староста деревни? Я успокаивающе поднял обе руки и спокойно сказал:

— Я не причиню вам вреда… Я просто выпил воды! И сразу же уйду. Только позвольте мне взять немного воды с собой.

Отчего-то мои слова вызвали смешки и кривые ухмылки на бандитских рожах приболотных жителей. Интересно, а где их женщины, дети? Подсматривают через окошки?

Вожак, чуть прихрамывая, сделал несколько шагов и остановился напротив меня. Да, он был весьма долговяз. Почти одного роста со мной. А я сам был под два метра, плюс доспехи… Так что на фоне остальных этот тип выглядел настоящим великаном. Вот только тесак у него откровенно плох. И от меня не ускользнуло, каким жадным взглядом он окинул серебристый, исписанный магическими рунами клинок Фляйшера.

— Откуда ты взялся в наших краях, Часовой? — с подозрением спросил староста. Ага, значит, он прекрасно осведомлен, кто я такой. — Ты весь в грязи и тине, пахнешь Великим болотом. Грязен как болотный удильщик и выглядишь уставшим. Откуда ты?

И снова полное отсутствие какого-либо страха и почтения. Хлеб-соль, говорите? Вожак скалил в недоброй улыбке острые, через один гнилые зубы. Я прочистил горло, постаравшись придать голосу уверенности, которой у меня вовсе и не было:

— За болотом, на восточной границе было сражение. Так получилось, что я упал с нашего воздушного корабля. Чудом выжил и теперь иду за своими. Поверьте, я случайно наткнулся на вашу деревню. Я пойду дальше, в ближайший город. Вам не к чему бояться меня.

Внимательно меня слушающий вожак переглянулся с земляками и странным тоном произнёс:

— Отстал от своих, гришь… Опять тревожили Ведьмины земли? Словно мало вам тех напастей, что обрушились на людские головы из-за таких как вы? Наша община стоит в стороне от дрязг между имперцами и пришлыми тварями. Нам не нужны ваши проблемы!

— Проблем и не будет, — хрипло произнёс я, исподлобья посматривая по сторонам. Что-то совсем перестали мне нравиться взгляды этих заросших дикарей.

Староста покосился на свою лишенную от колена живой плоти правую ногу и процедил:

— Ты, верно, приметил, что у меня только половина культяпки осталось… Вторую половину я оставил в болоте. В брюхе удильщика. Но я не в обиде. Нет. Просто мне в тот раз не повезло. Как тебе вот. Мы живём по своим законам, Часовой. И ни во что не вмешиваемся. И не боимся таких, как ты. Мы стараемся жить в мире с окружающими нас болотом и лесом. А ты можешь сказать такое же о себе и своем Ордене?

Стараясь не дать сорваться резким словам, я нарочито безразлично сказал:

— Орден защищает людей. Но я здесь не для того, чтобы навязывать вам свои слова. Я ухожу. Просто дайте мне в дорогу воды. Думаю, что смогу с вами расплатиться.

— Сможешь. Сможешь, даже не сомневайся, — соглашаясь со мной, кивнул одноногий, вызвав новые язвительные усмешки жителей деревни. Мерзкий тип.

Почти считав мои невесёлые мысли, один из подпирающих дверь покосившейся хижины бородачей внезапно прокаркал:

— Мне не нравится его рожа, Костыль. Это не простой Часовой. Ты только присмотрись к нему!

Я внутренне весь подобрался. Что, опять дискриминация? И среди этого сброда меня начнут шпынять? Староста поскрёб щетинистую щеку черными от грязи ногтями и, не отрывая от меня взгляд, вяло огрызнулся:

— Заткнись, Збышко. Я, в отличие от тебя и прочих, бывал в больших городах и видел таких, как вот этот… Неужели ты думаешь, что я как следует не рассмотрел его породистую морду? Да клянусь потрохами Болотного Царя, что перед нами вылитый дворянин! Настоящий аристократ самых что ни на есть голубых кровей!

Он отвесил мне шутовской поклон. Его хриплый голос так и сочился издёвкой. Я невольно покраснел. А остальные встревоженно зашептались. Почему-то слова старосты о том, что я отношусь к аристократам, явно не пришлись им по вкусу.

Тот же Збышко, поудобнее перехватив острогу, сплюнул себе под ноги и сказал:

— С ним могут быть проблемы, Костыль. Ежели он из Родовитых…

— Проблем не будет! — злобно рявкнул вожак, срываясь. Тут же миролюбиво продолжил, обращаясь ко мне: — Ведь не будет же, дворянчик? Наша водичка и не таких, как ты, успокаивает… Чуешь?

О чем это он? Я с нарастающим беспокойством прислушался к внутренним ощущениям. И, следуя как наконец-то достигнувшей моего подсознания команде, в голове у меня резко зашумело, а внутренности скрутил приступ острой режущей боли. Охнув, я не удержался и опустился со скрипом доспехов на одно колено. Твою же мать! Вода! Неужели они пьют отравленную воду из колодца, или же…

— Это ведёрочко для таких как ты припасено, — ласково сказал Костыль. — Надо было вылить и набрать свежей, глупый Часовой. Мы заметили тебя, ползущего по болоту, еще час назад… А ведёрочко то с водичкой, на нужных травах настоянной, всегда под рукой, ха-ха!

Я уперся обеими руками в землю, переживая очередной приступ страшной боли, меня бросило в жар. А этому ублюдку было смешно! Но и я хорош, попал как кур в ощип. Ну, ничего, дайте только чуток оклематься… Уверен, мой организм Часового сможет пережечь эту отраву. И тут я понял, что не могу двигаться. Меня парализовало! Я все слышал, понимал, но ниже шеи ничего не чувствовал. Час от часу не легче! Вот теперь точно приходи и загребай меня без граблей. Все, отвоевался, балбес!

Я услышал приближающиеся скачущие шаги Костыля. Моей выглядывающей из железного воротника обнажённой шеи коснулось что-то холодное. Ржавый, дрянной тесак вожака. Но для того, чтобы срубить мою бестолковку, вполне нормальный. Я зарычал сквозь стиснутые зубы:

— Я Часовой! Если я не вернусь в Столицу…

Теперь уже в голос хохотали все! Я слышал, как из хижин выбираются все новые зрители. Видя мое нелепое положение, все пришли в замечательное настроение. Только один я почему-то не радовался.

— Как думаешь, что произойдёт, если я отпилю твою тупую башку своим клинком? — услышал я откуда-то сверху злорадствующий голос Костыля. — А ничего! Ты сам признался, что отстал от своих. Тебя уже записали в покойники, сынок. А теперь подумай, не лучше ли тебе было сдохнуть там?

— Зачем? — вырвалось у меня. Я с трудом поднял голову на плохо гнущейся шее и посмотрел на вожака. Тот выглядел искренне удивлённым.

— Зачем? Оглянись вокруг! Что ты видишь? Мы живём в одном из самых гиблых мест на много верст вокруг! Мы приноровились к такой жизни, приспособились. Стараемся ни во что не встревать. Но, случается, и к нам забредают неосторожные олухи вроде тебя. А нам, знаешь ли, иногда тоже хочется разнообразия! Рыба и трава быстро приедаются, уж поверь!

Он поднял протез, уперся в мое плечо и с силой нажал. Что ж, дури ему было не занимать. Со скрежетом я грохнулся на спину. Костыль отбросил свою железку и опустился рядом со мной на колени, нагнулся. Я ощутил на лице его зловонное дыхание и меня чуть не вырвало. Он же отечески провёл пятерней по моим мокрым коротким волосам и вздохнул:

— Я знаю, что где-то у тебя есть особая кнопочка, Часовой… Позволишь, ваше сиятельство?

Он опустил руку на мой чернённый панцирь и быстро нашарил нужное углубление. И с торжествующей ухмылкой нажал. Раздалось жужжание, латные сегменты стали отщёлкиваться друг от дружки и доспехи тотчас раскрылись, подобно цветочным лепесткам. Жители деревушки повторно разразились довольным рёвом. Весело переговариваясь, они подошли ко мне, столпившись за спиной старосты. Я лежал абсолютно беспомощный и беззащитный. На меня смотрели грубые грязные лица. Звери на двух ногах. К мужчинам присоединилось несколько женщин. Таких же кудлатых и неряшливых. Они с вожделением таращились на меня, едва ли не облизываясь.

— Доставайте его, — махнул рукой Костыль, поднимаясь с колен. — Разденьте, одежда ему больше не понадобится. Пойдет на вечернюю трапезу. Давненько у нас не было свежей мясной похлёбки!

Меня хотят сожрать⁈ Я ушам своим не верил. Застонав сквозь до боли стиснутые зубы, я попытался встать, пошевелиться, хоть пальцем дернуть, но тщетно! Голова больше не кружилась, боль в животе утихла. Но и способность двигаться я так и не вернул. Я злобно сверкнул глазами. Это заметил один из жителей и презрительно фыркнул:

— Славное мясцо! Костыль, он еще совсем молоденький! Что делает такой юный родовитый щенок в скорлупке Часового?

Тем временем меня под задумчивым взглядом Костыля пара дюжих мужиков вытащила из раковины доспехов и сорвала грязное, насквозь пропитанное потом и болотной водой нательное белье. Солнце уже поднялось высоко, небо было ясное, должно быть было тепло, но я весь покрылся мурашками. Не церемонясь, меня швырнули наземь, лицом вниз. Я зарылся носом в податливую жирную землю и бессильно застонал.

— Костыль, смотри, что у него на спине! Колдовские знаки!

В голосе говорившего зазвучал такой страх, что я сам струхнул не на шутку! Да какого черта еще? Что там у меня — крылья проклевываются⁈ Что за знаки⁈ Окружившие меня оборванцы испуганно отшатнулись в стороны, бормоча ругательства.

— Идиоты! — презрительно осклабился староста. — Это метка его Рода…

— Так он и впрямь дворянин! — завопил Збышко, осеняя себя охранными знамениями. — Я не буду его жрать! Проклятье падёт на того, кто сожрет сердце родовитого барчука!

Костыль раздражённо хлопнул в ладоши, прерывая поднявшийся гул.

— Смотрите внимательно! Поверх знака его Рода стоит клеймо! Этот мальчишка заклеймен. Он лишён возможности использовать свой наследный дар! И ни о каком посмертном проклятии речи не может идти. Интересно, кому же ты так по нраву не пришелся, что тебя наградили подобной меткой, парень? Ваша обычная внутриклановая грызня?

Я, повернув голову на бок, молчал, переваривая услышанное. Вот почему я не удосужился как следует рассмотреть свое новое тело в зеркале? Да кто же знал, что у меня на спине, оказывается, набиты какие-то партаки! И о каких таких способностях толкует этот чумазый урод? В голове снова всплыл разговор с Германом. Что-то насчет того, что потомки предавшего Императора герцога Бестужева лишались возможности использовать свои силы… Так это получается, что каждый из высших аристократов обладал какой-то особой, свойственной его Роду, магией? Что ж, даже если и так, толку мне от этих знаний?..

Вокруг застыла наряженная тишина. Видя, что в умах его соплеменников поселилась неуверенность, Костыль преувеличенно веселым голосом сообщил:

— Что ж, смотрю, что этот щенок и впрямь станет нам поперёк горла. Ладно, отдадим его этой ночью Болотному Царю. И то верно, давненько мы не приносили ему жертвы!..

Слова старосты встретили с явным облегчением. Я же совсем не разделял их воодушевления. Отчего-то мне показалось, что встреча с этим Болотным царьком ничем хорошим для меня не закончится!