Части

Вера Соколинская

Части

Все проходит. Но нет ничего дороже воспоминаний...

Соломон (в редакции автора)

Мужчины

- У Вас проблемы с мужчинами, - серьезно сказал мне инструктор на психологических курсах.

- Мужчины для меня не проблема, - весело парировала я.

Но по мере того, как происходило препарирование моей личности, и тайны души разлагались на простейшие силлогизмы, я задумалась. Ведь мужское внимание, собственные страсти не всегда означают счастье, а два фантастических брака, закончившиеся разводами, трудно считать благополучием. А в чем же собственно проблемы? И я погрузилась в калейдоскоп воспоминаний.

МАСТЕР

Явление Мастера

Все началось с железной дороги. С игрушки, которую я подарила сыну. В комплект из проводов, рельсов, паровоза и всяких железячек не входило главное - мастер, который бы все это оживил. Филологических знаний об электричестве было явно недостаточно. Ребенок, получивший подарок, в который нельзя играть, понимать этого никак не хотел. Я начала тестирование знакомых на электротехнические знания. Талант оказался редким. Или круг знакомых слишком однородным. Наконец, один из друзей, сжалившись, обещал прислать настоящего Кулибина. Им оказался мой бывший ученик, который в школе отличался только бросающейся в глаза закаленностью (в любой мороз он ходил в одной рубашке) и вызывающе пышными усами.

Внешне Мастер напоминал Омара Шарифа, обросшего бородой в геологических экспедициях. "Ух ты, какие шварценеггеры водятся в наших широтах!"- подумала я и привычно захлопотала вокруг гостя. От чая Мастер наотрез отказался. Я шутила, рассказывала байки, пытаясь создать легкую, игривую атмосферу - гость внимал с лицом капитана Немо, сосредоточенно занимаясь делом. Пытаясь продемонстрировать участие, я кокетливо справилась, могу ли чем-то помочь.

- Да, не мешайте!

Поступил запрос на инструменты. В моем хозяйстве имелся только молоток да плоскогубцы, так сказать, в 2-х частях, без соединительного шурупа. После неимоверных изысканий была извлечена на свет старая ножовка, доставшаяся по наследству от забытых предков. Этот минимализм был единственным, что поколебало непроницаемую суровость Мастера. Еще бы, человек воочию убедился в существовании иных ценностей и параллельных миров.

Соединяя провода, Мастер имел неосторожность прислониться к книжным полкам. А они существовали в моем доме в качестве имени прилагательного, к стене. С тех пор, как гвозди перестали вбиваться в стены с помощью элементарного молотка, все интерьерное искусство моего дома стало прикладным.

- Надо повесить, - было укоризненно замечено.

- Надо, - извиняясь, согласилась я и вспомнила завхоза их фильма "Девчата", который ходил за директором и на каждое замечание того отвечал: "Обязательно!"

Из туалета Мастер молча вышел с какой-то железкой, поискал что-то среди проволок и зашел обратно. Я тихонечко фыркала от смеха. При элементарной попытке гостя что-то включить выяснилось, сначала надо починить розетку и выключатель... Вся имевшаяся в моем доме техника, видимо, униженная моей эгоистичной уверенностью, что это она существует для меня, а не я для нее, обрадовалась небывалому счастью и требовала к себе внимания.

Поняв бесполезность указаний на то, что еще надо починить и прибить в моем, никогда не знавшем мужской заботы, доме, Мастер, уходя требовательно и лаконично спросил:

- Когда Вы приходите с работы? - и, погруженный в себя, кивнул моему ответу.

Всю следующую неделю он вешал полки. Потом чинил проводку, утюг, игрушки, магнитофон... Потом вернулся к железной дороге. Все мои попытки общения, сталкиваясь с молчаливой деловитостью, терпели поражение. Я чувствовала себя легкомысленной и неблагодарной идиоткой.

Загадка

Месяц Леша приезжал ко мне каждый вечер, как на работу. Моя квартира, не знавшая ремонта, была необъятным полем деятельности.

Приходили гости, мы привычно смеялись, играли на гитаре, пили и пели. Мастер не прерывал своей деятельности. Не знаю, что составляло большую часть его золотого запаса: золотые руки или феноменальная молчаливость. Я привыкла к безмолвному присутствию в доме этого загадочного человека и относилась к нему, как к экзотической детали интерьера, вроде африканской маски или турецкой сабли. Осторожно осведомилась у знакомых, нет ли у молодого человека квартирных проблем... Это бы все объясняло. Проблем не было. Я была близка к сумасшествию, описанному Довлатовым, когда в его доме появилась "фантастическая женщина". Но если первым предположением писателя было: ее подослало КГБ; то я нашла единственное возможное объяснение: юноша в меня влюблен. Довлатов на свой прямой вопрос получил столь же отрицательный ответ, как и я на свой косвенный. Убедившись еще раз, что рационально постичь эту жизнь невозможно, я отдалась на волю абсурдной, но неумолимой логики жизни.

Мое инстинктивное кокетство, как ультразвук, было вне восприятия сурового мужчины, чего я не могла сказать о своей реакции на его атлетическое сложение. Стереотип, что женщины любят ушами, со мной давал осечку.

Но вино сделало свое дело (еще одна маленькая лепта в задуманную Сергеем Донатовичем брошюру о пользе алкоголя!), и однажды я, как выразился Довлатов, посягнула... Реакция была неожиданной! Чисто женской: я не сказала "да", милорд, я не сказала "нет"... На роман он не соглашался, но и не уходил...

Хоть я и не царская дочь, но равнодушие, вроде " а принцессы мне и даром не надо", была воспринято как вызов. "Я перестану себя уважать, если не соблазню этого медведя!"- подумала я. До этого и не предполагала, что могу быть агрессивной!.. Первый раз в жизни я поняла мужчин, которых возбуждает сопротивление. Не успела я осмыслить эти открытия, как меня ожидало следующее... Мужчина с внешностью Бандераса и фигурой Тарзана не знал женщин...

Тарзан, Простодушный и герои Джека Лондона

Я было убеждена, что такие экземпляры встречаются только в произведениях Джека Лондона (которых мой герой, думаю, не читал), на арктической льдине или в глухой сибирской тайге. И то не чаще, чем занесенные в красную книгу амурские тигры. Но чтобы Тарзан оказался реальностью, здесь, в Питере, среди моих знакомых - невероятно!!!

В нем было что-то от Маугли, индейцев Купера и "Морского волка": сила, самодостаточность, близость к природе... - все, что французы называют одним словом "savage", а урбанизированные мужчины внешне имитируют небритостью.

Он ходил на лыжах, купался в проруби, стрелял, плавал, как рыба... Но не так, как цивилизованные люди, для развлечения, напоминающего искусственные инъекции адреналина, или честолюбивого желания выделиться а так, как те, для кого это элемент выживания, не требующий восхищенных зрителей или веселой компании.

Я всегда скептически относилась к рассказам о попытках отдельно взятого человека, от янки при дворе Артура до знаменитого Робинзона, восстановить цивилизацию. Большинство из нас, оказавшись оторванными от мира: без электричества, компьютеров и магазинов, - как я, было бы способно только худо-бедно соорудить шалаш и заниматься собирательством. Селькирко, прототип героя Дефо, пробыл на острове всего полтора года; а когда его обнаружили, уже нечленораздельно разговаривал и имел признаки помешательства. Мой герой был живым опровержением моего скепсиса.

Леша плавал на байдарке - вскоре он в одиночку по собственным чертежам построил лодку.

Мне кажется, что от автомобилестроения в отдельно взятой квартире его избавило только возможность разбирать и чинить отцовскую машину, что он мог делать закрытыми глазами.

Леша ходил в походы - вскоре появились рюкзак, палатка и спальник собственного производства.

Родители возводили дачу - он научился строить дома. Понадобилось сложить печку - Леша освоил эту специальность. Первое творение не отвечало его высоким стандартам и было разрушено. Только третье (к радости родителей, думавших, что процесс самосовершенствования никогда не будет закончен) удовлетворило Мастера.

Когда ему понадобился компьютер - Леша просто собрал его из купленных по дешевке деталей.

Узнав, что Лешу пригласили покататься на яхте, я пошутила, что теперь он станет яхтсменом и построит собственную. Моя шутка обернулась закономерной истиной.

Любой незнакомый предмет им разбирался; после чего Леша уже мог сделать нечто аналогичное. К тонкостям человеческой души Мастер интереса не испытывал: Маяковский говорил, что после того, как он увидел электростанцию, его перестала интересовать природа - "неусовершенствованная вещь!"

Дао

В моем лице Леша столкнулся с незнакомым доселе миром женщин. В этом было нечто от взгляда туземца на телевизор. Привычный подход возобладал - с незнакомым явлением надо было разобраться и стать мастером... В отличие от большинства мужчин, Леша исходил не из собственных желаний, а из необходимости освоения технологии. Как Шерлок Холмс, выбросивший как ненужное из своей головы то, что Земля вращается вокруг Солнца, но знающий все о шрифте лондонских газет и пепле сигар, мой герой умудрялся не замечать очевидного. И, как вольтеровский Простодушный, задавал наивные и одновременно мудрые вопросы. Никогда в жизни пробелы в знаниях не вызывали у меня такого энтузиазма! Ликвидировать чужую неграмотность было моей специальностью, а в тот момент я поняла, что и призванием!..

Подход к сексу как к технической задаче принес свои плоды: вскоре он решал ее на "отлично" (исходя, разумеется, из данных мой условий...)

Двух более непохожих людей трудно было представить. Мы жили в своих параллельных мирах, только по ночам сливаясь в знаменитый знак Дао.

Из чего же, из чего же, из чего же, как поется в детской песенке, сделан был Мастер? Каково его семантическое поле, как выразился бы заумный Лотман? Сила, надежность, железки, чуждость привязанностей, спорт...

В театр, на концерты, в клубы, на выставки Леша не ходил; категоричное "не для меня" звучало как окончательный диагноз. Я вряд ли решилась бы когда-нибудь искупаться в проруби, даже вместе с любимым мужчиной.

Только однажды наши траектории пересеклись - в археологической экспедиции. Там мы предприняли на байдарке совместную вылазку, на которую я давно напрашивалась. Отправились смотреть церковь с фресками XII века.

Как любому новичку море мне было по колено, то есть, пару часов грести против течения казалось развлечением. Леша стойко сносил побочные эффекты моей гребли, вроде холодного душа. Молча перенес необходимость остановиться. (Я спеклась, меньше, чем через час; руки не поднимались, хотелось лечь. И есть, лежа.) Я съела все взятое с собой съестное. Оказалось, что кроме байдарочного перехода нам предстояло еще пару километров пройти по болотной жиже. Когда, спотыкаясь и падая в гнилую тину с обрезанными осокой руками, мы преодолели лишь малую часть пути, я начала раздумывать: хватит ли мне сил гордо сказать "бросьте меня здесь!" или скачусь до истерично-детских воплей... Я уже пессимистично склонялась к последнему, когда обернулась на Лешу. Он спокойно шел и... нес на плече байдарку... и добродушно шутил: "Хорошо, что здесь нет крокодилов!" На обратном пути я, спасаясь от комаров, одела всю имевшуюся в наличии одежду и упала на дно лодки. Один из любимых сюжетов французских комедий: неумеха писательница, живущая исключительно в книжном мире, и надежный, сильный "дикарь" (от Дугласа до Монтана), который спасает ее в африканских саваннах или вынимает камень из пасти крокодила, но упорно отказывается быть при этом прекрасным принцем - психологически не так уж, в сущности, надуман...

Проснулась я, когда байдарка ткнулась в берег. Леша один выгреб против течения. Мне вспомнился его традиционный ответ на вопрос о помощи: "Не мешай!"

На меня нахлынули восхищение и нежности, испытанные разве что в раннем детстве к отцу. Леша ответил отнюдь не по-отцовски, и в моей памяти осталось воспоминание, по яркости не уступающее картинам детства.

Каждый художник, да, пожалуй, и каждая личность, создает свой мир. Произвольно подставлять атрибуты можно лишь в мультипликации. Тургенев не мыслим без дворянской усадьбы, парка и библиотеки, левитановских пейзажей и любви, напоминающей мелодии Чайковского. Достоевский весь из боли, унижения, истерики и бедности. Но можно ли представить Тургенева в окопах Севастополя? Каким бы был путь Наполеона, родись он высоким и красивым? Что написал бы Уайльд, работай он корреспондентом газеты "Сельская жизнь"? Сумеет ли Данди найти себя в жизни большого города? Сможет ли страсть, выманившая Маугли из джунглей, одеть его в будничные одежды семейной жизни? Входит ли в ощущение надежности необходимость зарабатывать деньги? И что делать днем с мужчиной, которого я обожаю ночью?

Я мысленно пыталась вставить хранящиеся в памяти восхитительные картины нашей близости в иной антураж. "Фотомонтаж" получался довольно грубый. Мне не хватало тепла. В мозаике моего представления о счастье зияла вопиющая дыра: смех детей, играющих с отцом, совместные выходные, подарки, общие знакомые... ... Он самым убедительным образом ответил на мои незаданные вопросы - уходом.

Каждому - свое

Сохранив нежнейшие воспоминания об упоительном романе с воплощением мужественности, я бережно храню, но редко извлекаю из памяти экзотические сюжеты: запах сена и атлетическую мужскую фигуру на фоне звездного неба, таинственный шепот в палатке и волосы, пропахшие дымом, легкость, с которой меня носили на руках.

Я вышла замуж. Была безумно счастлива. Родила второго сына. Развелась. Чуть не умерла от горя. Дважды сменила цвет волос и трижды работу... Начала печататься и не перестала безумно влюбляться.

И теперь мы с Лешей по-дружески шутим над превратностями жизни друг друга. Я по-прежнему делюсь трагикомичностью своих семейных будней, а Мастер привычно молчит, о том, что расстается с каждой, как только речь заходит о семье.

У мамы его телефон записан в начале записной книжки под словом "аварийная". И Леша до сих пор чувствует ответственность за исправность моей техники, к которой никто кроме него не притрагивался, приезжает вешать полки и лечить массажем мою спинку. Его маленький теска, показывая сломанную игрушку, неизменно утешает себя: "Вот приедет Мастер, большой Леша, и все починит!" Я редко поддакиваю сыну с такой уверенностью.

И все же...

Мы составили бы отличную пару на Ноевом ковчеге: сильный рациональный мужчина, с которым не страшно ринуться в бездну водопада или оказаться на необитаемом острове, и маленькая женщина с непостижимым инстинктом любить, рожать детей и массой сведений из абсолютно бесполезной гуманистической культуры.

ДИ КАПРИО РАЙОННОГО МАСШТАБА

Школьник

Это был кошмар! Подростки с избытком наглости и денег и катастрофическим дефицитом способностей, знаний и культуры. Учиться одни не хотели (а многие и не могли), а плюнуть на них и сбежать не могла я, т.к., не зная, что такое частная школа времен перестройки, только что устроилась туда преподавателем литературы.

На мое университетское образование им было плевать, а мне на зарплату из денег за их обучение - нет. Поэтому, преодолев шок от чтения по слогам в 11-м классе, я вынуждена была искать "гибкие методы". А проще говоря, научить вряд ли, требовать - бесполезно, а "расскажите им что-нибудь интересное, Вы же литератор!" (По-моему, господин Журден, узнав, что изучает философия, так же мудро предпочел научиться грамматике.) Развлекать невежд, прочитавших за свою жизнь в среднем по полторы книжки, оказалось не легче. . Юмор у нас был разный, но на их стороне было количество, а на моей эмоциональная восприимчивость. Такое впечатление, что два десятка тупых договорились и пришли сегодня к нам! - перефразировала я про себя современного классика.

Я судорожно искала интеллектуальную отдушину и лицо, глядя на которое, можно говорить о литературе. Вот тут он меня и спас.

Интеллигентный, начитанный, талантливый юноша, единственный улыбавшийся моим шуткам и не пялившийся откровенно на мои ноги.

- Что Дима из 11-А делает в этой школе? - недоумевала я. Мне объяснили, что он инвалид, перенесший 2 операции на сердце, который учится за символическую плату. Ему уже 19-ый год и отрада он только для учителя литературы...

- А мне с ним что прикажете делать? - раздраженно вмешалась в разговор математичка. - Он же дроби сложить не может, а я мат. анализ должна давать? Вам-то хорошо: книжек-то он за годы болезни перечитал уйму, а знаний-то нет! как многие, она свысока смотрела на противоестественные науки.

Но для меня все это было уже неважно. К моей благодарности за его тактичность и уважению к литературным способностям прибавилось человеческое сочувствие и жалость. В этой школе он, так же как и я, чувствовал себя изгоем.

На переменах обычно Дима оставался в классе и читал что-нибудь. Однажды я подошла, спросила о книге... В разговоре о литературных вкусах, фэнтази и реализме 20 минут промелькнули незаметно, звонок, а вместе с ним и Димины одноклассники, застали нас увлеченно беседующих. Убегая на следующий урок, я прекрасно слышала за своей спиной хохот и обращенные к моему собеседнику вопросы: "Решил за училкой приволокнуться?", "А она ничего! Я бы с такой тоже... книжки почитал!" Я была в ярости, но сделала вид, что не слышу.

Тем не менее, Дима стал сам подходить ко мне на переменах. Я приносила ему книжки. Он на следующий же день возвращал с прелестными комментариями. Чем больше мы общались, тем язвительнее и нахальней становились насмешки одноклассников над его "ухаживаниями". Дима не обращал на них внимания и еще настойчивей искал со мной встреч. Для меня они все были только школьники: меня забавляла детская влюбленность одного и злила детская жестокость других.

Седьмого марта я не работала и обещала только забежать за приготовленными начальством вкусными "поздравлениями", а заодно отдать 11-му тетради с сочинениями. Получив презент от заботливого директора, я, извинившись перед коллегой, лишь сунула голову в класс и объявила, что тетради в учительской. Но не успела я договорить, как Дима, вынув из парты огромный букет роз, встал и, огибая уже заулыбавшуюся математичку, направился ко мне. На глазах у потрясенной публики (в частой школе поздравления были не приняты: "Хватит того, что мы деньги им платим!" - считали ученики) он вручил букет и довольно громко поздравил "самую красивую женщину". Объявление 3-ей мировой войны или явление Христа вызвало бы меньшее потрясение присутствующих. В звенящей тишине он сел на место, невообразимый шум донесся до меня уже через закрытую дверь. Я была смущена и растрогана, но если бы мне кто-нибудь сказал, что к этому милому мальчику можно относится серьезно, я бы искренне смеялась. Но, как известно, хорошо смеется то, кто смеется последним.

Я с сыном собиралась на турбазу вместе с учителями и выпускниками из прежней школы. Как-то случайно упомянула это в разговоре с Димой.

- А я никогда не был на турбазе, - печально сказал он. Видимо, я так удивленно подняла брови, что он счел нужным добавить, - в детстве на инвалидной коляске возили, потом операции...

Я, естественно, предложила поехать с нами. Как далека я была от мысли, что эта поездка изменит мою жизнь!

Мужчина

Ребята за городом резвились, как кокер-спаниели! Глядя, как с визгом и криком брызжет юная энергия, я вдруг почувствовала себя старым, мудрым удавом. Юношеские ухаживания проявлялись в заваливании в снег и забрасывании снежками. Меня почтительно обходили, и я со щемящей грустью осознала, что единственная из всей компании не похожа на снежную бабу. И вдруг чьи-то сильные руки нежно уложили меня в сугроб - Дима!

Когда он собирался нести моего замерзшего сына, я ужаснулась: ему категорически запрещены физические нагрузки. (Я еще не знала, что Дима скоро будет кружить меня на руках, а на исходе ночи сумасшедшего секса я буду с той же тревогой спрашивать: "Как твое сердце?".) "Я не только инвалид - я мужчина!" - горько сказал он, и с этой секунды я не могла относиться к нему иначе.

По дороге в город, когда Дима грел руки симпатичной девочки, во мне проснулась женская стервозность: он будет моим. Я впервые увидела в нем красивого мужчину...

Каждый вечер Дима звонил и рассказывал сказки; мне нужно было только выбрать эпоху и страну... Я часами, прижав трубку к уху, лежала на диване (специально переставила его к телефону!) и одновременно блуждала по загадочной и бескрайней стране его воображения. Он заходил после школы, играл с Мишкой, мы украдкой целовались.

Вскоре сын сказал мне:

- Я выбрал себе папу! - заявил мне сын.

- Ничего себе заявочки! - оторопела я и скептически уточнила, -Ну, кто у нас папа?

- Пусть Дима у нас останется.

Первый раз я была полностью согласна с Мишкой. Меня смущал только маленький пустяк: он был школьник, и я его учила...

Муж

Июньским утром мы проснулись, принесли завтрак в жертву утренней нежности и вместе, смеясь, пошли в школу. Подойдя к учебному заведению, мы символически обогнули его с противоположных сторон и даже вошли в разные входы. Я в обстановке школьного официоза вручила Диме аттестат зрелости (ну, кто, как ни я, мог засвидетельствовать, что он, действительно, созрел!?). После глупейшей, с нашей точки зрения, церемонии он ждал меня за углом школы, откуда мы благопристойно отправились подавать заявление в ЗАГС.

Случайный звонок директора школы, на который ответил неожиданно знакомый мужской голос, посвятил в наше антиобщественное поведение моих коллег. Перед подсоветом начальство хитро заявило, что я хочу что-то сообщить. Мое заявление о замужестве было встречено гулом радостных голосов, пока на вопрос, кто сей счастливец, я не ответила: "Дима из 11 А"... Такой тишине мог позавидовать любой урок, но педсовет был сорван.

Я с радостью рассталась с педагогическим поприщем, муж - с унизительным статусом школьника. Я обрезала юбку по самое мини и перестала закалывать волосы, Дима солидно ходил в школу уже на Мишкины родительские собрания.

Мы были эффектной парой: маленькая фигуристая блондинка и высокий тощий брюнет, тем не менее, похожие, как брат и сестра. Мы целовались на эскалаторе и были на грани фола в переполненном трамвае. На нас оборачивались прохожие и улыбались старушки.

Мои ироничность, сдержанность и интеллект сглаживались его мечтательностью, фантазией и открытостью. Мы избежали искушения исправлять друг друга. Попытки поднатаскать Диму к экзаменам быстро закончились трезвым вычеркиванием предметов, по которым его знания можно хотя бы с натяжкой было назвать удовлетворительными - в мысленном перечне способностей остались только рисование, фантазии как способ существования и музыкальный слух. (Я затруднилась найти применение столь обширным талантам.) Зато Диминой склонности к игре с избытком хватало на двоих.

Я держала при себе здравый смысл, а он изображал опыт; я в личной жизни строжайше подавляла малейшие учительские нотки, но в определенном смысле он был наивысшим моим педагогическим достижением.

С одной стороны, описание нашей жизни можно найти в любой слащавой романтической книжке, которыми зачитываются те, кто еще ничего не знает о любви, и те, кто грезит о ней в семейных буднях: где влюбленные каждое утро целуются на пороге квартиры так, как будто расстаются навек; он носит ее на руках и качает на качелях, а она тает от одного его прикосновения. А с другой стороны, идя домой, я никогда не знала, что меня ожидает: сюрпризы, подарки, которые надо искать по квартире, таинственное "пойдем, там увидишь", "закрой глаза"... Даже еда, которую по выходным готовил муж, была для меня абсолютной неожиданностью. Первое время, когда Дима приносил мне свои кулинарные произведения, мне вспоминался Карлсон: "С вами научишься есть всякую гадость!"

Он мечтал о ребенке. И вместе с подаренной на день рожденье волшебной ночью подарил мне и Лешу.

В роддоме вместо передач мне каждый день приносили по пухлому письму: соседки делились со мной изобилием еды и спрашивали с любопытством, о чем можно так часто писать. А я, читая его потрясающе нежные и безграмотные письма, становилась непривычно слезливо-сентиментальной.

Четыре месяца спустя со слезами и яростью я буду рвать эти письма на мельчайшие клочки. А тогда Дима дрожащими руками брал конверт с сыном и тоже еще не знал, что всего через пару месяцев я взорвусь, постоянно натыкаясь на любовные письма к нему некой Оли, выгоню его, а он перережет себе вены и весь в крови будет шептать, что не может жить без меня и детей...

Романтические слезы, длинные письма, безграничная нежность, кровь и страсть были буднями нашей недолгой совместной жизни. А он вскоре предпочтет покой и социальное самоутверждение, уйдя к нелюбимой, но обеспеченной.

Бывший

Пройдя через несколько лет ада, с болезнями, абсолютным нежеланием жить, жгучей ненавистью к нему и тайной надеждой, что все вернется, неудержимыми слезами при виде любого мужчины, играющего с ребенком, необходимостью зарабатывать на двоих детей, злостью; могу уже без слез вспоминать свой второй брак и абсолютно уверенно сказать, что это было самое счастливое время в моей жизни.

Через три года, когда, наконец, пришла в себя, я переспала с бывшим мужем, которого любила когда-то до галлюцинаций, и с удивлением поняла: хоть "я знаю все твои трещинки", уже не "задыхаюсь от нежности". Мне снисходительно жаль мечтателя с потухшими глазами, который состарился, не повзрослев, потерял любовь, семью, детей, знакомых, но так и не получил ничего взамен, перестал мечтать, вместо того, чтобы научиться делать свои фантазии реальностью.

Священник

Креститься! Эта идея пришла в мою голову неожиданно в один из самых трудных моментов моей жизни. До сих пор от этого шага меня удерживали собственное избыточное чувство юмора, яростные выпады церкви против любимого Булгакова и антипатия к мелочной злобе вцерковленных знакомых.

Университетский диплом назывался "Поэтика фантастического в романе Булгакова "Мастер и Маргарита", и я основательно проштудировала демонологию. "Историю сношений человека с дьяволом" и тому подобное я по долгу службы прочла, а вот от светоча ортодоксального православия я засыпала на первых страницах. В результате, я о черной мессе знала гораздо больше, чем о православной литургии. И в церкви чувствовала себя экскурсантом, чуждая всякой обрядовости, я понимала культ не больше, чем Лев Толстой, когда писавший "Воскресенье".

В статье одного психолога была мысль, что Иван Бездомный - показательный пример поведения в кризисной ситуации: от "Караула!" и призывов на помощь милиции, через бумажную икону и свечку - к сумасшествию. Я, стремительно приближаясь к последней стадии, находилась посередине пути.

Решение было принято, оставались самые существенное для женщины - детали: выбор подходящего наряда и самой церкви. На этом я и сосредоточилась. С церковью я определилась быстро: помпезность и многолюдность соборов были мне чужды, а маленьких церквей я знала постыдно мало - мне вспомнился храм на одном из старинных питерских кладбищ, уютный, в стороне от туристских магистралей и снобистской суеты. А вот в чем пойти на крещение - это была проблема! Мой гардероб отчаянно не годился. Самым скромным и лишенным вызывающей сексуальности среди моих нарядов были демократичные джинсы, но они отпадали. Кругом ни мини, так декольте! То вызывающе длинное и с неуместным в данном случае разрезом. С большим трудом я откопала в недрах шкафа платье, которое никогда не носила, как раз потому, что в нем только в монастырь и ходить. Темное, закрытое по самые уши, невыразительной длинны.

Очень довольная своим внешним видом, преисполнившись благочестивых мыслей, я поспешила в церковь, забыв даже о привычном утреннем кофе.

Дождливым осенним утром с непривычным шарфом на голове и легкой дрожью перед неизвестным я вошла в храм. Старушка в черном платке, которой я поведала о своем намерении креститься, дружелюбно и буднично сказала, что если батюшка еще не ушел, то "окрестишься, милая, окрестишься". Старушка мышкой куда-то юркнула и исчезла, а я осталось ждать.

Священник появился неожиданно и стремительно. Боже, настолько интересного мужчину мне давно не доводилось встречать! Мое благостное настроение исчезло мгновенно и в голове вихрем пронеслось: ну, надо же, ТАКОЙ мужчина и священник!!! Господи, прости меня, грешную! Впрочем, ведь не святой же! Православный, стало быть, обета безбрачия не давал... Но я так мало похожа на попадью! Интересно, служение Господу предписывает миссионерскую традиционность? Почему меня никогда не интересовала личная жизнь священников?!.

Сказав себе, молиться, молиться и молиться, я с трудом вспомнила цель своего прихода. Когда я подняла на него глаза, в которых, по-моему, уже погасли лукавые огоньки женского интереса, меня встретил вопросительный взгляд. И низкий сексуальный голос спросил:

- У Вас под платьем что-нибудь есть?

Я вспыхнула раньше, чем успела понять: идиотка, я подумала о чем угодно, кроме обряда! Я же знаю, что грудь должна быть открыта, а это платье безнадежно, его только снимать (как он молниеносно оценил!)

- Да, - вспомнив, что надо ответить, промямлила я. Климат у нас не тот, чтобы повторять трюки Шерон Стоун. - То есть, нет, - спохватилась, представив, что под ним...

- Тогда снимите платье... - пауза показалась мне слишком многозначительной, - и оденьте плащ.

Он ушел в алтарь, оставив меня приходить в себя самостоятельно.

Церковь была абсолютно пуста. Никаких ширм в храме предусмотрено не было... Не знаю, что стало бы с религиозными чувствами человека, который, зайдя в храм, увидел бы перед алтарем голую девушку; но мне показалось, что святые смотрят на меня осуждающе строго. И белье, как нарочно, больше для "Плейбоя", чем для церкви - ругала я себя, как будто раздеваться в храме обычное дело и надо было к этому приготовиться.

Пространство храма, мерцание свечей, непривычный запах ладана и холодная подкладка плаща, скользившая по моему телу, действовали неуместно возбуждающе!..

На священника я старалась не смотреть. Слушала молитву и пыталась закрыть грудь, глубже запахнув плащ. Мысли не слушались и бежали совсем в другом направлении! Только мне удавалось сосредоточиться на святости обряда, я отпускала плащ, и он, смеясь над моим благочестием, расходился... Даже брызги холодной воды предательски напомнили мне Мики Рурка с кусочком льда... Как будто мои ангел и бес согласились на компромисс и оба развлеклись на славу. Обряд был бесконечен!

Он спросил, почему я не крестилась раньше. Мы заговорили о Булгакове. Легкий, захватывающий диалог перешел на иконы, Достоевского и священное писание, нетерпимость... Непривычные суждения, сдержанная лаконичность, искренний интерес, умение слышать собеседника и колоссальное мужское обаяние, тьфу ты, Господи! Ну, никак не отделаться от этого!... У меня стала кружиться голова. Видимо, сказывался забытый завтрак, ну, не от мужчины же! Я села на ступеньку перед алтарем. Он непринужденно сел рядом. "Дура, почему я не упала в обморок?" - спрашивала я себя, пытаясь определить, оскорбит ли моя хитрость его чувства или даст долгожданный повод. Степень дозволенности со священником была мне неизвестна, и я чувствовала себя глупой девчонкой. (Вспомнила старушка девичий стыд! - издевалась я над собой.)

Сцена была живописна. Хоть он не Христос, а я не Магдалина, напрашивалась цепочка ассоциаций.

-Приходите ко мне в воскресную школу, - закончил разговор отец Александр.

Это было уже слишком. Куда меня только не приглашали! Разве что в воскресной школы мне не хватало! Хотя, куда обычно приглашают священники? Может, это профессиональное Е-2 Е-4? Мы распрощались. Он ушел в таинственную дверь. А я повторила раздевание перед алтарем, привычно, как само собой разумеющееся. На душе у меня было легко и весело. В церкви по-прежнему никого, и святые с икон смотрели на меня почти влюблено. (Хорошо все-таки иногда не надевать очков!)

На пороге церкви меня ждал сюрприз. Дверь была закрыта. Меня охватил ужас. Ночь в церкви! Я конечно, очень грешная женщина, но не панночка же гоголевская! И я кинулась вслед за священником. Только не одна! Провести ночь со священником, в церкви, после крещения! - в это невозможно поверить. А вдруг он уже ушел? - холодком пробежало по спине.

У двери алтаря я остановилась. Женщинам туда нельзя. Но оставаться одной было страшно. Я постучала. Получилось как-то робко и кокетливо - так символически стучат в спальню. Ответа не было. Я собиралась его позвать, но никак не могла подобрать подходящей формы (вот она, идиотская трепетность по отношению к словам!): традиционное "молодой человек" не годилось, "мужчина" в данном контексте звучало вызывающе кощунственно, "отец Александр" я не могла из себя выдавить, еще минута и я завопила бы как малолетняя дурочка: "Саша! Я не останусь тут одна!".

Он вышел и, пообещав найти ключ, исчез. Я, успокоившись, цинично размышляла, что будет, если ключа он не найдет: кощунственно проведет меня через алтарь, мужественно высадит окно или джентельменски составит компанию... Интересно, как мы будем спать? Я поморщилась от неуместного воспоминания об отрубленном пальце отца Сергия (вечно память вытаскивает всякую чушь!) Я уже мечтала, чтобы этот ключ провалился. Но он, как назло, нашелся!

Я вышла в темноту дождливого осеннего вечера. Крещеная и задумчивая. Даже приобщение к церкви у меня получилось в булгаковском стиле, с мистической дымкой, карнавальной веселостью и пронзительным сексуальным лейтмотивом.

Несколько раз потом была в этой церкви, она всегда была полна народом и молодыми священниками с козлиными бородками, блудливыми глазками и гнусавыми голосами.

Так я и не стала прилежной прихожанкой, до сих пор не соблюдаю обрядов и не хожу на службы, но постоянно ношу крестик и трепетно отношусь к идеям христианства.

Может быть, прояви в свое время молодой цесаревич больше внимания к юной Коллонтай, одной монархисткой стало бы больше и история русской революции была бы другой...

Сережа

Я о нем не вспоминала. Когда слышала фамилию, спрашивала, как он - больше из немотивированной жизнерадостности и праздного любопытства.

Греться под солнцем чужой влюбленности обычно приятно, независимо от отношения к источнику излучения. Но от влюбленного взгляда этого мальчика мне хотелось закрыться, как от яркого солнца. Я избегала его, но натыкалась на него постоянно: так осторожно ходят по дому, помня, что где-то под ногами маленький котенок или щенок, и обязательно наступают-таки ему на лапу. Почему циничные приставания одних меня забавляли, внимание других льстило, а пронзительно искренняя Сережина любовь вызывала почти физический дискомфорт, я не задумывалась. Но когда в проливной дождь он однажды провожал меня до университета, держа зонт над моей головой, это показалось мне метафорой наших отношений. Влюбленный юноша мужественно и благородно готов защитить меня от стихии и принять на себя потоки с неба и зонта, а я, которой он из-за своего маленького роста кладет зонт на голову, мучаюсь и мечтаю, чтобы это скорее кончилось.

Я знала, что Сережа женился, и даже обрадовалась, когда он заехал в гости вместе с женой. Маленькая, серая мышка, прекрасная пара - позлорадствовала я в душе и почувствовала себя свободной. Мои хлопоты хозяйки и веселая болтовня вдруг снова наткнулись на пронзительный влюбленный взгляд. Ерунда, - подумала я. "Мышка", видимо, была совсем другого мнения. Сережина жена, с ненавистью посмотрев на меня, скандально заявила, что ей, как видно, давно пора... Видя, с какой неохотой он последовал за ней, и слыша, злой отрывистый шепот в коридоре, я проводила их с не меньшей радость, чем встретила.

Через несколько лет до меня дошли слухи, что Сережа ушел с последнего курса юрфака, решил стать писателем и увлекся психоанализом. В этом ряду неожиданных поворотов его судьбы тривиальный развод терялся.

Мы встретились на свадьбе знакомого. Внешне он не изменился, но пронзительного влюбленного взгляда не было. Ну, слава Богу, - облегченно вздохнула я, - и пошла танцевать с этим маленьким, хрупким молодым человеком. И тут меня сжали сильные мужские руки. Я не успела осознать, как мне реагировать на захватывающие меня объятия и поцелуи, как развязный вопрос "Тебя не смущает моя эрекция?" добил меня окончательно. "Смущает" не передавало моих ощущений!!!

"Я тебя провожу...", - в интонации не было вопроса, и уверенность этого мальчишки меня покоробила. Но, тем не менее, через несколько дней я оказалась у него в гостях...

Порог его жилища оказался для меня переходом в другой мир. Завораживающий мир страсти и безумия. Из огромной пустоты комнаты хлынула музыка. Не обволакивающая, томная и мягкая, как свет свечей, которую женщины считают эротической, а музыка, навеявшая мне картины сотворения мира. Под эти звуки я представила себе извергающиеся вулканы, исчезающие континенты и мировые катаклизмы. Подобное чувство возникало у меня только перед Большим Хаосом в Алупке, где выглянувший из-за камня динозавр был бы более уместен, чем гнусавые комментарии экскурсовода о том, что все это сделано по проекту какого-то архитектора.

Как объяснить перемену, произошедшую с тихим субтильным мальчиком? Мне почему-то вспомнился Зевс, принимавший разные облики для соблазнения нимф. Энергия, сила и безумие, как робот-терминатор, высвободились из "взятого напрокат" тельца. Я чувствовала себя, как героиня фильма, попавшая в древний храм на непонятный языческий обряд. На моих глазах происходило камлание шамана: сначала он выглядит сумасшедшим, впадает в транс страсти, а потом через него являются могущественные духи. Между вспышками жгучего наслаждения мелькал страх: я была во власти безумца, одержимого мной. Казалось, вот сейчас, когда властвует лишь основной инстинкт, мелькнет нож для колки льда или на мою шею смертельно обовьет платок, да мало ли атрибутов в империи чувств! Память услужливо подбрасывала мне известные сюжеты о преступлениях на почве страсти - в наших свиданиях было что-то от игры в русскую рулетку.

Когда половодье страстного безумия возвращалось в берега рассудочной повседневности, он практиковался на мне в психоанализе. Я про себя вспоминала анекдот о психиатре, который от своих пациентов отличается только тем, что уходит спать домой. Не в силах сломить мое сопротивление самостоятельно (мне вовсе не хотелось, чтобы мою душу препарировали, а я, как при клинической смерти, наблюдала со стороны!), Сережа привел меня на курсы под названием "Пойми себя и других".

Первое впечатление от Всемирных Центров Взаимоотношений было странное: безумная радость незнакомых людей моему приходу настораживала, общая экзальтация бросалась в глаза, люди в слезах выскакивающие с занятий сбивали с ног... Когда на первом занятии с нас взяли слово, что 2 недели воздержимся от секса, употребления алкоголя и наркотиков, я подумала, что ожидается очередное занудство и поняла, что мне это напоминает протестантские общины, с радостным пением православных гимнов, здоровым образом жизни и идеалом крепкой семьи. Но к религии курс отношения не имел. Скорее это была групповая психотерапия. Сначала тебя погружали в атмосферу небывалой заботы, внимания и нежности (для большинства недоласканных русских женщин подобные подарки были невиданной роскошью) - потом начинали резать гадкую правду.

Я пришла туда с твердым убеждением, что у меня нет психологических проблем, есть материальные, рабочие.. какие угодно, но с психикой у меня все в порядке. Но мне не дали пребывать в этом счастливом заблуждении... По результату психоанализа я приближалась к герою Джерома, который обнаружил у себя симптомы всех болезней, кроме родильной горячки.

Сережа нежно массировал мне спинку и ловил каждое обращенное ко мне слово инструкторов.

Его попытки продолжить разбор моего эго самостоятельно, его инструкторские нотки и "ОК" в ответ даже на мое "Меня тошнит от твоего ОКея!" раздражали. Вне его маняще-экзотического дома я позволяла себя любить все капризнее.. Провожая, Сережа держал меня за руку, а я с досадой замечала, что на нас смотрят, и думала: он похож на моего сына, причем от Пьера Ришара.

Зачем я снова еду к нему? - спрашивала я себя и не находила ответа. А зачем альпинисты, рискую жизнью, лезут на злополучную вершину? А сумасшедшие водники гибнут на порогах? Почему нас, цивилизованных людей, так влечет пламя костра, а электричество не заменяет свечей?

Неслыханный коктейль из наслаждения, страха и удивления пьянил, но привыкания не наступило. И это танго не оказалось для меня последним.

Через несколько месяцев я по делу зашла к Сереже на работу. Ни молящего влюбленного взгляда, ни дьявольской энергии страсти - хрупкий молодой человек с высоким детским голосом. Мятежный и могущественный дух покинул данное тело. Герой излечился от безумия. Это походило на жалкий реверанс реализму в конце романтических романов, где героиня, оказывается, спала или ей накануне подмешали опиум в вино.

МАГ

Чудище

Чудище. Так я называла его про себя. Сначала были интересные письма, восхищения моей красотой, куртуазные предложения... - но при встрече я не сбежала лишь потому, что попросту остолбенела. Очки с толстенными линзами на веревочке, промасленная рваная куртка, козлиная бородка и длинный (крысиный) хвост жидких волос, кривые зубы и мерзкая улыбка, сверкающая симметричной парой металлических коронок... В дополнение к сильнейшему заиканию и полутораметровому росту - это было уже неправдоподобно. Такие образы удавалось создать только Нагиеву в "Осторожно, модерн".

Он продолжал писать еще настойчивей и предлагал мне сыграть в Красавицу и Чудовище. Так он стал именоваться Чудищем. Но в отличие от сказки, кроме брезгливой жалости в моей душе ничего не возникало. Чем трогательней, нежней и заботливей он ко мне относился, тем больше я себя чувствовала бессердечной стервой и раздражалась. Меня терзала мысль, что человек не виноват в своем уродстве и отказывать ему в общении (ведь от меня не требовали ничего, кроме разрешения меня иногда видеть и всегда любить!) несправедливо - я соглашалась увидеться - потом испытывала омерзение, созерцая его улыбку, и ужас, что меня могут увидеть с подобным типом. Я зарекалась покончить с этим. Затем сыпались умные письма, разыскиваемые для меня материалы - неделю я не отвечала - потом опять чувствовала себя неблагодарной стервой. Ни то, ни другой ощущение не добавляло радости в мою жизнь.

Чудище прислало приглашение на свой день рождения. Я придумала массу благовидных предлогов для отказа и успокоилась. Но когда мне объяснили, что мое присутствие - единственный желанный подарок и празднование будет тогда, когда мне удобно - заготовленных аргументов не хватило. Я мямлила что-то, как не выучивший урок школьник, и все-таки согласилась (с настроением получившего двойку, несмотря на все свои ухищрения). Для участия в пикнике в Лосево от меня требовалось только придти в пятницу на "Озерки" (еда, теплые вещи, палатка и прочие мелочи.меня уже не касались). Взяла сына, решив доставить удовольствие хоть ему, купила в подарок пару хороших книжек и, не ожидая от выходного ничего приятного, отправилась выполнять тягостную обязанность Прекрасной дамы.

Дима

Познакомься, это Дима (Ах, да я слышала что-то про его сводного брата!).

Всю дорогу я была погружена в мрачные раздумья на тему: больше кавалеров хороших - разных у нас уже достаточно!...

Но холод осенней ночи, шум Вуоксы и звездное небо вывели меня из забытья. Картина была необыкновенная! И вдруг среди мельтешения вокруг костра чуждых людей - Дима, с задумчивыми глазами, как море, меняющими цвет. Загадочно мерцающие огоньки лукавства в насмешливых щелках, как фонарики, плывущие по воде, разгораются и гаснут от легкого дуновения слова. Магия мягкой улыбки, делающей отстраненное лицо по-детски открытым и родным.

Больше я не видела ничего. Только шелковистые волосы, которые мои руки шевелят, как ветер траву. Волна, пробегающая по волосам, разливается во мне безбрежной нежностью.

Катамараны, пороги, костер, суета... Мишка чуть не утонул, искупавшись в сентябрьской Вуоксе, когда катамаран перевернулся на порогах. Я укутывала дрожащего сына, поила его горячим чаем, но ужаса не было. Я ощущала присутствие Димы, и в душе не осталось места для страха!

- Можно я помогу твоему сыну?

Господи, какой странный вопрос.

- Ну, помоги...

За Диминой спиной театр теней. Неуловимый жест, странный звук... Мишку перестало трясти, он заулыбался и улегся у костра.

- Что-то подобное уже с ним было? - прозвучало почти утвердительно, и резкий звук заставил меня вскрикнуть и ощутить занозу в сердце.

- Не смей меня пугать!

- Извини, я просто хотел, чтобы ты избавилась от прошлой боли. Не волнуйся, он не заболеет. Тебя это не пугает?

- Что? То, что Мишка не заболеет?

- Нет, то, что я ... маг...

- А ты маг? - с озорной веселостью спросила я. Меня распирала необъяснимая радость.

- Тебя не пугает общение с таким человеком?

- Нет - уверенно ответила я и замолчала, чтобы не выпалить: я обожаю тебя и пугает меня только то, что ты можешь исчезнуть или какой-нибудь идиот прервет наш бессмысленный диалог! Но вслух произнесла - Завораживает!..

Мы не могли перестать целоваться даже под испепеляющим взглядом именинника. Присоединившись к очередному тосту, мы отошли от стола во мрак ночи, и время для меня перестало существовать. Периодически по нам скользил свет фонариков... На нас натыкались перепившие гости и обходили, как препятствие. Заметив, что праздник отшумел, мы перебрались к костру. Мои руки согрелись под его свитером, но я отнюдь не собиралась их вынимать...

- Я хотел бы подарить тебе блаженство.... Но здесь это невозможно.

Сидеть всю ночь у костра, прижавшись к Диме, и было неслыханным блаженством, которое не смогли нарушить демонстративно-скандальная выходка новорожденного, ночной холод, накрапывающий дождь и затуханье костра.

Утром, как два ежика в тумане, мы брели к станции, каждую пару шагов отмечая поцелуями. Туман был необыкновенный, казалось, что мое сознание просто кадрировало нужный объект, залив остальное белым цветом.

Как-то органично мы перешли к семейной жизни. Без долгого привыкания, компромиссов. Будто мы с незапамятных времен были вместе и встретились после долгой разлуки.

Я не предполагала, что я способна так безумно влюбиться! Мой опыт двух разводов, осознание себя матерью двоих детей, интеллект и принципы ...- все, что было до этой встречи, казалось старым кино, не имеющим ко мне никакого отношения. Неважно было, верю ли я магию и в то, что мир таков, как рассказывал Дима, важно лишь то, как восхитительно он улыбается, занимается любовью, ест, играет с Лешей, молча кладет деньги на холодильник, курит... Главное, то, как мы жили, было воплощением моего представления о счастье!!!

Дима видел ауры, рассказывал мне о магии и медитировал вечерами. Я, еле утащив из комнаты плачущего ребенка и отдав ему в качестве компенсации за пропущенную медитацию все оставшиеся в доме свечки и ароматические палочки, пила с мамой чай на кухне. Маме мой возлюбленный нравился, а его занятия квалифицировались как безобидная странность.

- Вера, у каждого мужчины своя придурь, у твоего по крайней мере безобидная: во-первых, сам дома, во-вторых, денег на эти, прости Господи, медитации не надо...- размышляла моя мама. Но позвонила-таки в психдиспансер, не стоит ли на учете... Узнав, что не состоит, окончательно успокоилась и включила слово "медитация" в свой лексикон.

Чудище возвращается

Блаженствуя, мы совершенно забыли о Чудище, благодаря которому познакомились, но оно не замедлило о себе напомнить. Я, как ни в чем ни бывало, продолжала получать нежнейшие письма с предложением сходить куда-нибудь по случаю все того же дня рожденья. Отсутствие каких-либо упреков растрогало меня, и я ответила извинениями, что испортила ему день рожденье, и готовностью остаться друзьями. Между братьями тем временем состоялся менее дипломатичный разговор. Чудище обещало уничтожить Иуду, если он сею секунду не примет ультиматума: сейчас же уехать, никогда со мной не видится, не оставлять никаких координат. Вечером мы с Димой дружно хохотали над таким вариантом развития событий. Чтобы поставить точки на i, я язвительно написала, что мы с Димой всегда будем рады его приходу. Я упивалась счастьем и не верила ни в какую магию, кроме магии любви...

Диме стало плохо. За сутки он приобрел вид человека, перенесшего долгую изнурительную болезнь (мама почему-то с медицинским цинизмом обмолвилась, что на наркомана не похож; ее глубокая задумчивость красноречиво говорила: пока она не нашла этому всему логического объяснения...) "Он все-таки решился... Кто же ему помогает?" - только и обронил Дима на мое беспокойство и растерянность.

- Верочка, я люблю тебя, но если я останусь с тобой - умру... Понимаешь, меня просто убивают, магией, а моих сил недостаточно...

У меня было ощущение наивного зрителя "От заката до рассвета": что за бред! Это триллер или фантастика? Какое смешение жанров! При чем здесь магия?! Одно дело моя жизнь, любовь, семья, работа... И совсем другое - маги, вампиры, болезни, чудеса... "Мастер и Маргарита" - моя любимая книга, но для меня это только гениальная литература! Я допускаю, что жизнь можно метафизировать различными способами, что парадигма теософии...- да, "есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!"... Но какое отношение все это имеет к моей жизни?!?

Тем не менее, ненависть Чудища убивала Диму. Я отказывалась верить своим глазам, но мой возлюбленный вынужден был со мной проститься, до момента, когда он сможет с этим справиться. Я, так и не сумевшая это постичь, смогла четко все сформулировать, только при попытке объяснить маме наше двухчасовое стояние в обнимку под осенним дождем.

Она в отсутствии любви и смерти

Жизнь моя внешне текла обычно, а в душе творилось что-то невообразимое. Мой обширный интеллект, опыт и здравый смысл отказывались помочь, и я погрузилась в состояние Марьи-Искусницы: "Что воля, что неволя - все равно".

30.09

Загадочный сумрак ночи нейтрализует трезвую, как сода, обстановку кухни. Прошла инициированная суета дня. Я так старательно заглушала ей горечь вопроса "Неужели всё?" и ноющую боль от напрашивающегося ответа. Боль, которая еще чуть ощущается под анестезией надежды, но уже не дает о себе забыть...

Свечки. Пара листочков, исписанных обрывочными фразами. "Ночной дозор" на 8-ой гл. и знакомый успокаивающий голос в унисон моим раздумьям тихо поет: "Есть две земли, и у них никогда не бывало общих границ, и узнавший путь кому-то обязан молчать..."

Бессмысленно смотрю сквозь пламя, пока свечки не удваиваются в моих глазах. Ночной дозор самосохранения требует выйти из сумрака подобных размышлений. Голос из магнитофона предательски настаивает: "но пока нет твоей любви, мне всегда будет хотеться чего-то еще!" Восковая слеза ползет по свечке, оставляя след и на моей щеке.

Оживившийся к ночи ребенок вдохновился идей рисования, вовлекает всех в свою деятельность. Радостная интонация "И я люблю тебя!!! И к нам идет парусный флот!.." ассоциативно отрывает клапан воспоминаний о недавнем счастье, тем самым вонзая иглу глубоко в сердце..

"Я хочу Диму нарисовать! Помоги мне.." Это уже смешно. Господи, котенок, как непостижимо тесно мы с тобой связаны. Даже страшно. "Самой бы кто помог..":)

Рисование забыто. Малыш упорхнул за очередной мимолетной идеей, оставив меня в оцепенении. Столь же стремительное возвращение было ознаменовано фразой: "Я хочу быть Димой!"

Пришедшая мама уличает меня в тоске и с упреком напоминает о именинах. Ребенок настаивает: "Хочу с Димой играть в прятки!"

-Он уже играет в прятки со мной...:)

Алесей Дмитриевич, будто что-то поняв, покорился маминым попыткам увезти себя...

Еще одни безумный звонок. Мамино кокетство. "Как узнаем друг друга? Я Вас по цветам, ведь Вы на свидание.." Поразительная привычка разговаривать со всем, как с больнимы и идиотами одновременно. Ловлю себя на мысли, что я, видимо, люблю не цветы, а само желание мне их подарить.

Ребенок воспользовался переходом бабушки в амплуа телефонногоо кокетства и упрямо объявил: "Я буду, буду Димой!"

БГ добрался до напеваекмой мной вот уже 3 года "Как хорошо проснуться одному..."

Когда-то сочла душесвное спокойствие самой насущной целью. А получив, за что боролись, ощутила бевзоздушное пространство. "Что толку просто быть?!." Стоило мне осознать, что покой - антитеза жизни, ("Пустые города, пришедшие, увы, в упадок навсегда!") как ко мне пришли краски, звуки, тепло любимых рук, запах волос, острое счастье и .. следом неизменная тупая боль. Круг замкнулся? Схоластический силлогизм. Леплю мягкий воск, как мысле-форму..

"Лучше бы Бегемота послали: он обаятельный..." "Верните мне моего любовника!"

Слезливая тоска дошла до злости "Не дождетесь!" Яростно переставила мебель. "Глупо, конечно, погибнуть погребенной под собственным секретером:)) Как там поется, "Так лучше, чем от водки и от простуд.. Другие придут.." - не хочу никаких других!!! "Единственное, что мне нужно - знать, что он жив-здоров", - врала я сама себе.

"В любом случае я благодарна за неделю счастья, я считала, что уже не способна так любить" - убеждала я себя. Уже привыкла, что жизнь у меня, как у собаки Павлова, вырабатывает условный рефлекс: за вспышкой счастья последует разряд тока. Я не глупее подопытного животного, но рецепт безболезненной жизни, то бишь, не любить, не совершать безумств, для меня равносилен смерти (я так жила последние 3 года, как во сне!) Вот, видимо, восстановилась до своего нормального состояния - занималась я психоанализом.

Ну, вот, кухня получилась, а остальное оставим для следующего порыва. "А я нисколько не устала! И без тебя я не пропала!.." - пела я вместе с Пугачевой. Будем считать, как Алла Борисовна: "Мои мужья отпадали, как ступени у ракеты!" А сама упорно ждала звонков и писем. Мой прагматичный ум не знал, как относится магия к современным средствам связи. Ну, хоть на "мыло" мог кинуть пару слов, - негодовала я и продолжала изливать на бумагу свою тоску.

Полковнику никто не пишет!

Полковника никто не ждет!...

Вдруг она спросит: "Где же ты был,

Если любил меня, если любил?.."

Из старой песни

Осеннее настроение. Промозглый ветер проникает в душу. Сыро, неуютно и одиноко. Осенней листвой облетает былая радость. Время медленных движений и философских раздумий.

Бреду с Лешей по разноцветной листве и плету венки. Прохожие оборачиваются на мимолетную пышности наших уборов. Днем солнце еще вселяет надежды на возвращение тепла и любви, но разум констатирует: время неумолимо движется к зиме.

Может, он не мог позвонить... Внутренний голос услужливо подсказывает:

* В армии (вычеркиваем)

* ...тюрьме (маловероятно)

* ... реанимации (тьфу-тьфу-тьфу..)

Далее в ход идет менее убедительное, но более вероятное:

* амнезия (вне сериалов встречается только частичная, т.е. из памяти стирается только данное любовное приключение и конкретный номер телефона)

* не может улучить минуту, когда другая выйдет, чтобы напомнить тебе о своей любви (кому крохи с чужого стола?!.)

* не на что купить жетончик (он потерял не только деньги, квартиру, но и работу, компьютер, друзей...ручку )

* секретарша ушла в отпуск, и некому напомнить, чтобы он позвонил какой-то...

* неожиданно уехал (как герой знаменитого фильма в Ленинград или, например, в Париж. развеяться... Что это в сущности меняет? Если и не от тебя, то ведь и не к тебе ...)

* болеет (для тех, кто с переломом челюсти, есть почта...Нет, нет, челюсть и руки одновременно ломают крайне редко, а без сознания не бывают неделями... А если уж мужчина не думает о тебе даже на больничной койке, вряд ли вспомнит, выйдя на простор многообразия жизни...)

Ну, насколько тебе дорог мужчина, который уже забыл о твоем существовании, гордая ты моя?!?

Подобно дневному проблеску солнца, эротический сон. Более похожий на жизнь, чем сонное бодрствование последних дней. Сброшенная зачем-то ночью рубашка, утренний душ и ощущение беспричинной радости целый день. А потом, проходящей эйфорией шампанского, ощущение холода и пустоты. Жажда тепла его рук, ощущения волос, колоссальной радости присутствия любимого человека. Зафиксированная памятью картинка воплощенного счастья, когда каждый приход с работы - незабываемая встреча, когда они с Лешкой играют и по-мальчишески смеются... Но детское "хочу быть Димой", и от моей улыбке своим воспоминаниям не остается и следа

Я ждала Вас напрасно.

Не пришли Вы, увы.

Дура я - это ясно!

Но и Вы не правы.

Лужи обходить уже нет смысла: в туфлях хлюпает вода. "...пятница, 13-е число да к тому же високосный год!" С волос уже течет за шиворот. Мокрые полы пальто прилипают к коленям. Разворачиваюсь и иду в противоположную сторону от дома. С чего я взяла, что заказное письмо может быть от него? Прогулялась! Теперь вожделенная цель - дойти до горячей ванны.

Ощущение, как будто по мне пробежало стадо бизонов. Проклятые рудники! Обрывочные сны гриппозной температуры. Чай с медом. Горячие влажные наволочки. Пульт. Носовой платок размером с простынь. Спать уже не могу, а делать ничего еще не хочу. В качестве компромисса иду пить чай.

Лешкины 39,2 взбадривают, как холодный душ. Сироп. Мама уже разбивает ампулу. Некогда болеть и хандрить - лечить надо. Все хорошо, малыш, чего ты приуныл? "Хочу с Димой играть!" - "Я тоже, крошка. Видимо, только в другие игры:)"

Окинув аналитическим взглядом все свои "любови", постигнув, как мне казалось, закономерности, я возвысилась до "мудрого" обобщения, которое должно было стать тем, чем сердце успокоится.

***

По зодиаку моя стихия - Земля. И как бы ни был широк диапозон допустимого моим сознанием и не зашорен ум, в коктейле, который называется жизнью, мой пласт, как тяжелый ликер, опускается на дно, не смешиваясь с остальным содержимым.

Видимо, по принципу биполярного притяжения меня влекут, живущие в иных стихиях. Гофмановский мечтатель Ансельм - Женя, Рейслин, в чахлом, болезненном теле которого скрыто магическое могущество, - любимый и чем-то неуловимо похожий на него персонаж Димки; иной Дима...

Но магического дара не хватает даже на гармонизацию собственной жизни, не говоря уж о любимой женщине... И когда волшебство рассеивается, моя земная сила хранит дом, дает силы выжить, снова дарить любовь и держать, держать удары, когда маги, разрядив в суе свои амулеты, обессиливают и исчезают, бросая меня на произвол судьбы.

Я выживу еще раз. И снова смогу взлететь. Взлететь и с сочувствием посмотреть на бывших волшебников, растративших себя на дешевые фокусы. Загнанный жизнью Ансельм стал циником и о капельмейстере Крейслере напоминают лишь оперные голоса волшебных змеек; от Рейслина осталось лишь больное тело, в котором больше не вспыхнет внутренний огонь, и потухшие остекленевшие глаза... Бедные, как они сдали без моей всемогущей любви!

В погоне за миражами своей возвышенной сущности, они не остановились перед тем, чтобы сбросить земную тяжесть, пусть даже это была любовь, семья, дети.. Тактический прием, оправданный необходимостью духовного выживания. Но в таких сферах царят не Евклид и Ньютон, а Лобаческий и Эйнштейн. И спасительны лишь алогичные решения...

Платить по веселям за предательство, пусть даже совершенное из субъективно правильных побуждений, им уже не по силам. А без моей земной укорененности их носит, как ворох опавших систьев. И рано или поздно, они падают к моим ногам... Но чудеса не моя стихия. Для меня это осенняя грусть о прошлом, за которой в свое время придет буйство весеннего обновления. Такова магия Земли.

Только я обличила былых возлюбленных, зареклась наступать снова на те же грабли и успокоилась, почувствовав себя мудрой и сильной, как позвонил Дима.

Где мои благие намерения?

Я современная, самостоятельная, здравомыслящая женщина, - самонадеянно убеждала я себя, - мне нужен нормальный мужчина, без всяких магических заморочек, за которого можно выйти замуж... А Дима пусть останется замечательным романтическим приключением, я могу с ним иногда просто встречаться, болтать... Мы можем быть друзьями, - в тот момент я казалась себе убедительной и даже поверила в это. Да, он странный, но замечательный, он мне нравится, но безумные страсти с исчезновениями не для меня, поэтому мы будем друзьями, - вот именно так бесповоротно я пресеку его ухаживания. Мы весело поболтаем о новостях, не забыть посмешить его своими рассказами о Москве... с такими мыслями я шла на свидание с Димой.

Стоило мне увидеть родное лицо, розу в его руке и ощутить забытый запах его сигарет (на который я теперь почему-то так призывно оборачиваюсь), как мне пришлось строгим голосом напомнить себе декларацию о намерениях. Но, несмотря на розу, Дима был холоден. Ни намека на былую страсть и нынешнее ухаживание не было. Вот такого нахальства я не ожидала! Мой конструктивный план рушился, противодействия оказывать было нечему, я становилась все язвительней, веселой болтовни упорно не получалось. Бокал вина согрел только тело. Я злилась на себя и упорно не могла понять, что же не так. Наверно, мы разом пришли к одинаковому выводу. "Где мои благие намерения?" - только и успело пронестись в моей голове.

- Да, дружбы у нас не получится, - улыбался Дима, - а я так надеялся...

- Ты тоже?.. - и мы захохотали, пугая прохожих.

Вдруг у него начались сильнейшие судороги... Я обнимая Диму, чувствовала, какой силы спазмы сжимаю его мышцы.

- Димочка, что случилось?

Зрачки его от боли расширились... Я оторопела. Такое я видела только в любимых "Иствикских ведьмах"!

- Балуется, гад!

Господи, опять это магическое наваждение! Опять в мою жизнь вторгается какой-то иррациональный бред! Такое бывает только в кино. Все прекратилось так же вдруг, как началось. Этого не может быть, но ведь я не могу не верить своим глазам! Может, есть какое-то рациональное объяснение. Как прежде, я отмахнулась, решив подумать об этом завтра. Главное, ведь мы снова вместе, идем ко мне и впереди у нас целая ночь...

Утром маг убежал на работу. Потом был звонок, чтобы я не волновалась - он задерживается. Что меня могло взволноваться? - я была счастлива!

Но "задержался" Дима на 4 дня. И вопреки здравому смыслу, я понимала, что он опять болеет, и трясла головой, пытаясь стряхнуть весь этот бред. Мне снилось, что я с Димой бегаю по бесконечным лестницам и переходам от пуль невидимого убийцы. Никогда в жизни мне не снилась бредятина боевиков, тем более с моим участием.

Дима позвонил. Сказал, что очень меня любит, но серьезно болеет, и мы все-таки должны расстаться... За что-то просил прощение и желал счастья.

- Это, к лучшему, что вы так расстались, - рассуждала моя мудрая мама на кухне, - а если бы не только его, а тебя это Чудище стало мучить?

- И ты с этим бредом!

- Про магию, я, конечно, ничего не знаю, но уж с болезнями всю жизнь дело имею. Хорошо, что любовь была, но опасность лучше обойти.

Так в подведенном моей мамой итоге рациональный цинизм жизненного опыта смешался с принятием очевидной мистики, а уверенность, что любовь всегда благо, с мудрым смирением перед неизбежностью расставаний, невозможность понять с умением принять эту жизнь ..

Странно, я рассталась с мужчиной, с которым хотела бы прожить всю жизнь, но в душе нет боли... Как будто он не ушел, а растворился во всем, что меня окружает.

- Дим, ты хоть чувствуешь, что я часто думаю о тебе?..