Часть меня (СИ)

— Как всегда. — И черт, в моем голосе нет привычного азарта, а только какая-то обреченность.

***

Да, в ту ночь я действительно усердствую, доказываю, запивая свое раздражение литрами обжигающих напитков и не могу вспомнить как умудряюсь завалиться домой, проснуться с ужасным похмельем и отправиться на работу и уже начать растворяться в повседневности. Менять подруг намного чаще и чаще с ними спать. Намного чаще, чем требует мое тело, а еще часто ладонью растирать грудную клетку. Нет, ни каких розовых соплей со мной не случается, просто почему-то мне кажется, что в сердце мне молотком загнали здоровенный ржавый гвоздь, который нет, нет, да и начинает раздирать в нем мышцы, проворачивая толстое жало внутри. Простая, глухая боль, рвущая меня на части, в те минуты, когда я остаюсь один на один с собой. Во тьме. Обычно в такие минуты, я привычно смотрю в витражное окно в квартире, на простирающийся город под ногами и думаю о нем. Думаю о не правильном. Обычно в эти минуты помимо боли по телу прокатываются мурашки от воспоминаний. Не правильных воспоминаний и желание, просыпающееся от этих мурашек.

Но я пересиливаю себя, нахожу мобильник и вызваниваю очередную постельную игрушку и опять забываюсь в женских, умелых ручках.

Так время летит быстрей. Вот уже прошла неделя, затем другая, третья… месяц… год… второй. Я чувствую усталость в купе с затягивающим меня однообразием, но каждый раз смотря на маму по скайпу, отказываюсь от приглашения съездить в Россию. Вот и сегодня, слышу треск от лептопа, поднимаю крышку, готовлюсь заранее и растягиваю на губах счастливую улыбку. Переворачивающую весь мой внутренний мир. Мне кажется эта улыбка настолько неправильная, вымораживающая все мои внутренности азотом, замораживая во мне всю жизнь, что кажется, если я сейчас резко сделаю движение, то просто мое тело рассыпается кровавыми осколками на идеальный паркет.

— Привет мам!

— Саш, что происходит? — Она строго смотрит, и я понимаю, что мне опять придется лгать.

— Ты о чем?

— О том, что ты проигнорировал даже приказ Логана! Ты не понимаешь, что был тут нужен? — Неделю назад Логан вынужден был отдать мне приказ вернуться в Убежище в Россию и провести там несколько уроков по обороне и защите от ведьм. И я должен был выполнить этот приказ, в этом как раз и состоит моя основная работа. Я не только участвую в патрулировании границ и территорий Убежища, я еще и единственный, обученный Маришкой человек, который может поделиться своим опытом.

— Но я же упросил Маришку помочь? — Эта ведьма долго сопротивлялась моим уговорам, но после данного ей обещания все же выполнила просьбу. Глупо давать обещания ведьмам, но мне выбирать не приходилось.

— Не в этом дело! Малыш, я скучаю по тебе и не понимаю, почему ты перестал прилетать? Что случилось? Ты поссорился с Женькой? Он тоже урод молчит!

— Блин мам ты о чем? Какие ссоры? Ты чего там придумываешь?

— А что мне остается? Ты выдумываешь какие-то нелепые отговорки, он говорит, что все хорошо, и я же вижу, что врет! — Блин, у меня хороший отец. Сложный, но хороший.

— Я кое-что натворил «неправильного» на Родине, вот и не хочу туда возвращаться. — Каюсь, не хочу, чтобы она волновалось за меня, но думаю, если признаюсь в своем падении, то причиню еще больше боли ей.

— Не правильного? — Хмурит брови.

— Да мам, и давай просто об этом забудем, а вы с отцом сами прилетите повидаться?

— Хочешь замять? — Я киваю на ее вопрос и морщусь на следующую фразу.

— Не выйдет, рассказывай. — Этот голос не терпит возражений.

— Саша, ты прекрасно понимаешь, что если ты этого не сделаешь, я пойду убивать Женьку, а если и это не сработает, то прилечу к тебе. — И как мне кажется, это не будет визит вежливости по соскучившемуся ребенку. Да и если честно этот голос звучит угрозой из ее уст. Черт.

— Я… — Сглатываю ком в горле и очень тихо, закрывая глаза решаюсь.

— Мам, я накосячил, немного… — Не то, не то, но как же сложно вытолкнуть из себя простые слова.

— Я… переспал с мужчиной… — Тихо шепчу и несколько секунд привыкаю к тишине с того конца сигнала. Нет даже гневного дыхания.

— Вот поэтому я и не хочу в Россию. — Я размыкаю веки и смотрю на застывшее лицо родительницы.

— Мам этого не повторится, я нормальный, честно… — Оправдания себе легко ускользают с губ, а так ли это? Ведь я до сих пор не забыл эти глаза и бешенный секс.

— Так вот она о чем говорила…? — Словно сама с собой общается.

— Ты о чем сейчас?

— Лис, когда-то давно сказала, что ты «особенный».

— Я не особенный, я просто больной мам.

— Кто это был? Я его знаю?

— Навряд ли. — Не хочу произносить его имя вслух, больно от этого.

— Ты мне имя скажи.

— Олег. — Зло выплевываю имя, словно обвиняя его, а гвоздь, таранивший грудину, только успокоившийся опять начинает свое черное дело в моих внутренностях.

— Да? Насколько я догадываюсь он племянник Короля, вер? Вы учились с ним?

— Откуда…?

— От туда. И я не вижу причин отказываться от поездки к нам!

— Я вижу. Мам мне кажется, что я могу не сдержаться, могу кинуться его искать… — Я опускаю голову, наконец, принимая свое поражение и понимая истинные причины отсутствия желания возвращаться. Принимаю свою слабость.

— Так зацепил?

— Хуже мам, он сломал что-то тут. — Я стучу по виску и ладонями растираю щеки.

— Саш, можешь приезжать, даже ели ты его найдешь, это уже ничего не изменит.

— В смысле?

— Несколько месяцев назад нас пригласили на помолвку, он женится Саш или женился. Я еще блин думаю с чего такая нам честь, думала это приглашение из-за Женьки. Да и сам Олег не с того ни с сего к нам подошел, поболтать. — Господи, сейчас я рад внутреннему апокалипсису, который не дает спросить мне, о чем он болтал с ними. Спросить, а спрашивал ли он обо мне?

— Черт. — Рука привычно начинает растирать грудь, а дыхание застревает.

— Саш, с тобой все в порядке? — Нет мам, мне больно, но я не стану тебя волновать. Держался же все это время и дальше продержусь. Это только в сопливых фильмах эту боль невозможно вытерпеть, а я живу не в них. Мой «хеппи энд» ебанные продюсеры забыли дописать.

— Да мам. Хорошо, что у него все нормально. Я рад. — Растягиваю губы в улыбке. Позволяя вонзаться крюкам в кожу. Я спрячу боль, переживу ее.

— Саш, ты же мне скажешь, если станет совсем плохо? — Мать обмануть сложнее мнимой маской скрывающей сейчас внутри меня подыхающего пса.

— Скажу, а теперь можно мне пойти и напиться?

— Можно малыш, люблю тебя и прости за грустные новости.

— Хрен с этими новостями, главное ты меня не осудила.

— Не смеши меня малыш, я после всего, что было у нас просто не имею на это прав! — Она мягко улыбается, и я пытаюсь искренне ответить на эту улыбку. Найти гребанную причину, чтобы и сейчас не вздернуться где-нибудь под люстрой. Заткнуть уже этого подыхающего пса.

— Ладно пока.

— Пока малыш.

Закрываю крышку и шатающейся походкой иду к своему месту, к окну с мыслью может уже, наконец, смогу разнести это чертово стекло и шагнуть в пропасть? Но вместо самоубийства по пути отыскиваю мобильник и вызваниваю Фреда, прошу захватить выпивку и напиваюсь в благословенной тишине в присутствии свидетеля.

Сплю как комотозник до позднего вечера, а очнувшись тащу свою задницу на кухню и варю кофе, и пытаюсь не дать похмельной голове задуматься о нем. Не дать вспомнить вчерашние слова матери и делая первый обжигающий глоток слышу звонок.

Матерю всех и вся, но хотя бы отвлекаюсь от похмельных молотков в голове, прусь открывать не званным гостям и замираю на пороге.

Моя помешанность стоит напротив меня. Худое осунувшиеся лицо, потухший взгляд, которому ничего не мешает впиваться в меня. И я не отстаю от него, впитываю долбанные черты лица. Олег. Он здесь, напротив меня. Молчит и смотрит. Долго, слишком долго.

— Привет… — На грани слышимости, и этот голос заставляет меня все же вспомнить о его предстоящем бракосочетании. Заставляет проглотить так и не вырвавшуюся улыбку от долгожданной встречи.

Да долгожданной, ведь я все же надеялся его увидеть. Невзначай, ни чайно. Хоть всегда и сопротивлялся этому желанию.

— И тебе… какими судьбами? — Сухой голос, перебивает разгорающийся в душе апогей.

— Не рад? — Глаза скользят по мне и утыкаются куда-то в пол. Словно разговаривает не со мной, а со своими ботинками. Черт, но я видел, как его глаза стали разгораться от моего рассматривания.

— А есть чему? — «Да блядь, ожившая мечта перед тобой, мнется, черт побери, на пороге, а ты ведешь себя как сукин сын!» гложет меня мое нутро, а демоны впервые ему вторят.

— Саш, извини меня, но я так больше не могу… — Он замолкает и тянется пальцами в волосы. Ерошит их, выдавая свою нервозность, которая проявляется в дрожи.

Но я не спрашиваю его ни о чем, просто разворачиваюсь и иду, не закрывая за собой двери. Ебанное приглашение с моих губ не может соскользнуть — не понимаю почему? Потому, что привык, чтобы он считал меня полнейшим кретином и моральным уродом? Но ведь я ни такой! Я жалю только словами!

Застываю не подвижной колонной и смотрю на город, краем глаза увидев входящего с сумкой Олега.

— Что это? — Киваю на объемную сумку.

Олег садится на диван и нервно пожимает плечами.

— Меня отлучили от рода, и я только с самолета. — Отвечает, словно его мир не рухнул. Словно близкие люди не отказались от него. Долбанная маскировка.

— За что? — Он ежится от этого вопроса, сжимая пальцы, смотрит в пол и меня убивает скрываемая грусть в его сгорбленной спине.

— За позор рода, за отказ от женитьбы, за признание что… — Он замолкает, а я напрягаюсь. Блин, почему я вытягиваю из него признания? Зачем? Бег по кругу. Я знаю за что. Я знаю почему, но почему-то мне важно услышать эти слова от него, хотя для себя я все уже решил.

— Сделай это. — Делаю предложение и снимаю футболку. Мои холодные пальцы сжимаются в кулаки и не решаясь смотреть ему в глаза я наваливаюсь кулаками на стекло, немного отклоняя голову облегчая доступ к плечу.

К месту, где ставят метку своим парам оборотни. Мне кажется, что это правильное решение, к которому я не готов, но буду. Сейчас через несколько вздохов, несколько судорожных попыток проглотить слюну.

— Ты о чем? — Слышу за спиной и напрягаюсь от этого вопроса.

— Олег ты признался, что спал со мной и поэтому отказался от обряда? — Мой ровный голос и сухая интонация скрывает страх отказа. Но как так? Я же сам еще не готов к этому? А в моей чертовой голове, только ощущение полностью собранного «лего». Правильно.

— Да.

— Тогда давай, пометь меня. Присвой, черт побери, потому что я тоже уже не могу…

Не могу бояться одиночества. Не могу уже пересиливать ненависть к себе, вызванивая очередную постельную игрушку. Не могу уже возбуждаться только от одного воспоминания о твоих глазах, с молниями ярости вспыхивающих в них. Не могу слушать скулеж пса, которому словно отрывают лапы с того момента, как я услышал новость о твоей свадьбе. Я просто уже тоже не могу.

— Ты понимаешь, о чем меня сейчас просишь? Это на всю жизнь свяжет нас. Раскроет. — Бред. Это практически сведет меня с ума, подведет к чертовому краю огромного кратера и столкнет в ебучие огненные сполохи. Но как не странно, вот именно сейчас, в эту долбанную секунду, минуту, час, черт побери — мне по хрен.

— Понимаю…? Наверное, не до конца — но мне впервые так сильно скручивает мозги, когда я думаю о том, что ты не приехал. Что ты все же женился. Что ты больше никогда больше не будешь принадлежать мне. Что ты не станешь залупаться с нихуя, а проскользнёшь равнодушным взглядом мимо. Да, я не до конца понимаю своей просьбы, но я понимаю, что если ты того не сделаешь, я просто окончательно свихнусь. Тронусь блядь своими мозгами… — Я затыкаюсь, не от того, что мне больше нечего сказать, а банально от того, что запыхался, от того что мой голос на последних словах слишком стал смахивать на молящий скулеж прорвавшего оборону в виде моего тела пса.

— А я думал, что один болен. — Да, смешок, срывающийся с мотающейся из стороны в сторону головы, рассматривающей высокий ворс ковра, действительно слышится больным.

— Я понял это еще тогда… — Он сглатывает, так и не поднимая головы, не выправляя сгорбленную спину.

— Тогда когда тебя посреди занятий забрали… — Он молчит, не долго, но и этого хватает, чтобы заставить меня развернуться в его сторону полностью и уставиться в его черный затылок. Меня удивляют его слова.

— И ты больше не вернулся, а я понял, что жду. Понял, что ты забыл меня, когда я был на свадебной церемонии твоей матери, забыл, когда сидел в паре метров от меня в баре с Антоном и отцом и скользил по мне безразличным взглядом. А я не забыл, подружился с Антоном, выспрашивал о тебе и ждал. И черт это бесило меня. — Он поднимает расфокусированный взгляд, скользит им по всему встречающемуся по пути и застывает на моих губах, словно только, что понял, что я действительно здесь, и он это действительно говорит мне.

— Сначала я ненавидел тебя за это. Чуть позже я возненавидел тебя за то, что ты трахнул меня и сделал вид, что это для тебя в порядке вещей, а потом стал ненавидеть за то, что ты съебался и скорее всего опять забыл обо мне. А вот сейчас я ненавижу тебя потому, что мне кажется, что это очередная игра для тебя. Так просто взять и предложить наркоману долбанную дозу и забрать ее из протянувшейся руки. — А глаза уже переползают в мои и наливаются только присущим им холодным огнем ярости.

— Бред. Игра по крупному, никогда не входила в мои планы. Я вообще не игрок.

— Да?

— Да Олег. Ты просто не в курсе того кто я на самом деле. Не понимаешь, насколько серьезным я могу быть, особенно по отношению к своим решениям.

— Особенно в этот долбанный момент. — Раздается сухой баритон с левого прохода гостиной. Фред стоит в одних низко сидящих джинсах, чешет стоящие дыбом волосы и растирает помятое от похмелья лицо.

— Сейчас этот парень серьезен. — Он кивает на меня и отрывает свое тело от косяка, проходя мимо удивленного Олега, цапает мою кружку и в несколько глотков опустошает ее. Моя бровь на такую борзоту, самопроизвольно взмывает в верх.

— Не думал, что это правда. — Фред поджимает свои губы, сжимает кулак и опирается на него, смотря на нас с другой стороны стойки бара.

— Что правда? — Тихо переспрашиваю, не отводя взгляда от Олега. Он снова утыкается взглядом в ворс под ногами.

— Что ты резко поголубел в суровой России. — Фред пожимает плечами. — Мне Женька звонил перед твоим прилетом, рассказал и просил присмотреть за тобой, но ты вернулся, и все стало как всегда, а вчера ты напивался впервые со мной в тишине, и это мне показалось странным. Видимо не зря.

— Осуждаешь? — Мою глотку даже не царапает злость, это просто долбанный рефлекс, защита.

— Охуел? Помнишь — «Лекс, я за тобой в любое дерьмо». Это блядь был не пьяный бред, это чертово обещание, того кто стоял на краю. Я помню этот край Лекс и помню, что только ты меня удержал от попыток переступить его.

Фред был обычным ублюдком, пока я не проснувшись ночью не пошел отлить в общаге в школе убийц. А в этот момент этот ублюдок уже вонзал себе в сердце нож в том же вонючем туалете. Сам не понял, как так получилось, что во время драки с ним я не обоссался. Не понял почему не отрубился от того что моей головой пробили раковину, не понял как сумел отобрать нож. Не понял, каким образом затащил этого придурка к себе в спальню и умудрился выпоить ему насильно половину пузыря водки стыренной у Грегори. Не понял, почему утирал этому ублюдку сопли всю ночь и проклинал с ним родственничков, которые отказались от него, только потому, что он не прогнулся под их решение отправить отпрыска в более достойное учреждение учиться. Не понял как сам набухался, поддерживая пьяные проклятья. Не понял, но еще ни разу об этом не пожалел.

— Лекс я не понимаю всего, но я не против и поддержу тебя во всем.

— Даже если станешь свидетелем того как твоего друга пометит отреченный от рода оборотень? — Олег отрывается от пола и поворачивает голову к Фреду.

— Шутишь? Да ты блядь станешь для меня чуть ли ни братом в этом случае! — Фред начинает хохотать.

— Сказал отреченный вамп. — Я тоже расплываюсь в ухмылке.

Фред как всегда в своей манере, вот только я знаю, что эта ситуация ему не просто дается, он здесь только пытается поддержать меня в своем решении.

— Ага. Точно это про меня и, наверное, мне уже стоит удалиться, не мешать вам, голубкам разбираться? — Фред встает и делает несколько шагов к выходу из гостиной.

— Нет, Фред останься, у обмена должны быть свидетели. — Останавливаю друга.

— А ты так уверен, что я стану это делать? — Глухой рокот сотрясает грудь вера, а мои брови резко взлетают на этот вопрос. Черт, сценарий и не такой радостный вырисовывается.

Я думал, что стоит только сломать стержень в себе и все наладится? Похоже, я ошибся, что начинает злить. Чувствую себя куском идиота, который уговаривает бледную девственницу раздвинуть ноги.

— Ну, раз нет, так какого хуя тебе нужно в моей квартире? — Холодно спрашиваю, заглушаю этим холодом пылающую злость. Отталкиваюсь от холодного стекла, плавно, как хищник приближаюсь, смотря на предоставленный взору затылок.

— Не знаю… — Неуверенно отвечает. — Я не собирался приезжать к тебе, оно как-то само вышло.

Сука, это оправдание даже для меня слышится как ебанная издевка, всему, что я предлагал.

— Тогда пошел вон. — Злость, пульсируя, сосредотачивается в висках, а я так и не дойдя до него, вымотанный таким объяснением сползаю по колонне у барной стойки садясь на пол и опуская свою голову на скрещенные руки. Дерьмовое утро.

— Саша? — О, надо же Олег отрывается от разглядывания ковра и смотрит на меня.

— Пошел вон, третий раз я повторять не буду. — Моя голова опускается еще ниже. Ни важно сейчас, что у моей слабости есть свидетели в виде друга, я эту слабость не прощу Олегу. Не прощу, того к чему он меня обрекает отказывая мне в связи с ним.

— Саш, я просто не верю твоему решению, мне кажется, что ты позже пожалеешь о своем предложении и окончательно меня этим сломаешь!

— А ты блядь сейчас меня не ломаешь? Не ломаешь своим отказом? Олег мне действительно хуево без тебя, пойми это и если ты сейчас не сделаешь вязь, то я просто сдохну, в попытке забыть. Тебя, твои ебучие глаза, которые я вижу, стоит мне только закрыть глаза. Твой чертов запах, который мне кажется, я помню во всех гребанных подробностях, хотя это практически вроде и не возможно, ведь прошла чертова прорва времени. Забыть твои злые слова, которые острым ножом проходили по моему сознанию, и забыть мое грехопадение в ту ночь. В ночь, когда я окончательно упал в собственных глазах и реально повредился мозгами, потому, что трахаться с таким самозабвением с мужиком и считать это ебанным личным апогеем — это Олег и есть начало ломки и мне уже срать на неправильность этого. Я принял этот факт своей ненормальности и предложил тебе решение общих проблем между нами! — Я вздрагиваю от прикосновения к голове и поднимаю взгляд к худому лицу.

— Я кажется уже сломался. — Шепчу Олегу, даже не пытаясь стереть слезы, собравшиеся в уголках глаз. Долбанный нытик.

— Вставай. — Олег цепляет мои руки, помогает подняться, ебанный мир летит в чертоги ада, а я, смотря в неоновые глаза, завороженный ими поднимаюсь. Несколько шагов и я у стеклянной стены. Олег разворачивает меня к стене лицом, придерживая за талию.

— Фред дай нож. — Слышу шаги в коридоре и напрягаюсь перед предстоящим, но я уже уверен, что делаю все правильно. Рука Олега без всякого интима прижимает к его теплой груди, и это прикосновение плавит мои мозги. Мне нравится чувствовать спиной это теплое мужское тело, а еще мне хочется поцеловать эти губы, которые сейчас дышат мне в затылок, посылая по телу тысячи иголок.

Рука ненадолго покидает пределы моей груди, но я сейчас чертовски плохо соображаю, и ни хрена не слышу, что происходит от гулко стучащего сердца в моих висках. Перед губами появляется рука с тонким порезом по запястью.

— Пей мой странный избранник. — Мои губы прижимаются к порезу и первые капли крови, попадая на кончик языка, взрываются ебанной молнией, сотрясая судорогами тело нетвердо стоящее на дрожащих ногах.

Эйфория затопляет сознание до тех пор, пока я не чувствую как теплые губы смыкаются на мышце у плеча, как клыки начинают рвать мою кожу. И это я вам скажу не самый приятный момент, в моей жизни. Это, черт возьми, больно, хотя я мало на это обращаю внимание, чувствуя, как клеймо оборотня начинает расползаться по моей спине. Как часть моей души словно раскалываясь, отделяется и переходит во владение веру впивающемуся, сейчас в меня. Как пустующее место занимает осколок его души. И я понимаю, что этот ебанный вер становится неправильной, но такой нужной частью меня.

Я с ним с этого момента одно неразделимое целое — скованное одной цепью…

Конец.

Посвящается тебе моя вечная заноза в мягком месте! Я смогла пересилить себя и все же написать эту фигню