Часы Зигмунда Фрейда

И что это значит? Значит, с ней что-то явно не так…

Боль в висках снова ожила, и заколыхалась перед глазами мутная пелена, и весь мир сделался вдруг как-то неустойчив, он закачался под ногами, как утлая лодка…

Нора зажмурила глаза, секунду постояла так, снова открыла.

Мир перестал качаться, изображение словно навели на резкость.

И в то же мгновение рядом с ней остановился видавший виды серый автомобиль, из него выглянул жизнерадостный смуглый дядька средних лет и проговорил:

– Дэвушка, такси нужно?

– Такси… да, такси нужно!

– Ну, так садись, довезу, куда надо, и нэдорого возьму!

Нора смутно помнила, что нельзя садиться в машину к незнакомцам, но другого способа не могла придумать, и решила рискнуть.

– Куда едем?

– В Третью городскую больницу. Знаете такую?

– Конэчно, знаю! Я туда только вчера жэнщину возил – у нее внучка родилась, такая радость! Самый счастливый день в жизни, она сказала! Так что нэ бойся, довезу в лучшем виде! Я вообще все в городе знаю, хоть нэ так давно здесь живу. Хочешь город узнать – поработай таксистом! Хорошая работа, одно плохо – эти… агрегаторы замучили, половину денег себе забирают, поэтому я сам клиентов ловлю…

Нора почти не слушала болтовню водителя, не смотрела по сторонам, она пыталась понять, что с ней творится. До этого дня жизнь ее шла по накатанным рельсам, и вдруг странное письмо из больницы словно перевело стрелку, направило ее на новый, неожиданный путь. И куда теперь приведет ее этот путь?

Голова болела все сильнее, и она решила, что пора ей успокоиться. Если хочет кое-что узнать, нужно держать себя в руках, а то в больнице станет совсем плохо, тогда там и оставят. А ей это нужно?

– Вот и приехали! Вот она – Третья больница!

Нора сунула водителю деньги, вышла из машины и подошла к большому кирпичному зданию больницы.

В приемном покое ей сказали, что административный отдел находится на первом этаже, слева от входа.

Она прошла по коридору, нашла нужную дверь, вошла.

В большой комнате сидели за рабочими столами несколько женщин, сосредоточенно работали за компьютерами.

– Вы к кому? – оторвавшись от работы, не слишком любезно спросила Нору крашеная блондинка лет сорока.

– К Светлане Кувшинкиной. Она здесь работает?

– Ах, к Свете! – Голос блондинки стал более приветливым. – Да, вообще-то здесь, только сейчас она вышла. Кто-то к ней пришел. А место ее вон то… – Блондинка показала Норе стол с компьютером. – Можете ее подождать.

Надо же, так просила ее приехать, а сама не дождалась, куда-то ушла… но не возвращаться же ни с чем, раз уж все равно приехала, нужно дождаться…

Нора села за стол Кувшинкиной, полная решимости выяснить все.

Компьютер был включен, видно, девица ушла только что. На экран была выведена страница текстового документа. Нора покосилась на сотрудниц и поглядела на страницу внимательно.

Это был фрагмент какой-то базы данных. Сверху шапка с заголовками столбцов: фамилия пациента, адрес проживания, телефон, диагноз, дата выписки, куда пациент переведен…

А ниже…

Ниже была ее собственная фамилия – Ветлицкая, и год рождения, и ее собственный адрес. Затем, в графе «диагноз», стояло – «посттравматический синдром, осложненный черепно-мозговой травмой».

А последняя графа была пустой, в ней стоял знак вопроса, и мелкими буквами приписано:

«Выяснить, куда была переведена и по какой причине».

И снова мир вокруг Норы закачался, как лодка на волнах. И голова заболела так, будто ее зажали в железные тиски. И кто-то сильными руками затягивает эти тиски все туже и туже.

Она стиснула зубы и потрясла головой, чтобы избавиться от наваждения. Голова взорвалась еще более сильной болью, но «тиски» разжались, и стало легче.

В это время у той крашеной блондинки, с которой разговаривала Нора, зазвонил телефон. Блондинка послушала, положила телефон и повернулась к Норе:

– Кувшинкина не вернется.

– Вот как? – проговорила Нора растерянно. – А как же я? Она просила меня приехать… Сказала, что это срочно.

– Чего не знаю, того не знаю. У нее дома что-то случилось. – И блондинка повернулась к своему компьютеру.

Черт знает что!

Нора поднялась из-за стола и вышла в коридор.

Мир перед глазами все еще колыхался, и голова болела, но вполне терпимо.

Но самое главное – Нора не понимала, что с ней происходит.

Она совершенно не помнила, что была в этой больнице, но запись в компьютере однозначно говорила, что она здесь была… ее лечили от посттравматического синдрома. Значит, у нее была какая-то серьезная травма. Да еще и что-то черепно-мозговое…

Почему же она этого совершенно не помнит?

Хотя, конечно, запись можно подделать. Но кому и зачем это понадобилось?

За такими мыслями она дошла до двери и вышла на улицу.

Холодный и ясный осенний день немного взбодрил ее, в голове прояснилось.

Нора огляделась.

Она вышла не через главный вход, а откуда-то сбоку, просто шла, задумавшись, и выскочила в первую попавшуюся дверь.

На улице, в нескольких шагах от двери, курила женщина в розовом пуховике поверх дешевого спортивного костюма и в неуместных осенью темных очках.

Увидев Нору, она улыбнулась какой-то кривой улыбкой, помахала рукой:

– Привет, Лаки!

– Здравствуйте, – удивленно взглянув на женщину, проговорила Нора. – Разве мы знакомы?

– Че, не узнала, что ли? – усмехнулась женщина. – Немудрено! Мой меня опять отделал! Недолго я на воле проболталась, опять сюда загремела! Ты посмотри, как он меня разукрасил!

Она сняла очки, и Нора увидела огромный синяк вполлица.

И едва зажившие ссадины, и свежий шов, идущий по щеке от глаза до уха.

– Что, хороша? – спросила женщина, увидев ужас в глазах Норы.

– Кто это тебя? – машинально спросила Нора незнакомку, отчего-то подойдя ближе.

– Как кто? – Тетка взмахнула рукой с сигаретой и поморщилась, очевидно, все тело тоже было в синяках, которые давали о себе знать. – Муж, конечно. Кто же еще? Разве чужой так сможет? Да и кому бы я позволила, сама подумай?

Здешним-то я, как водится, сказала, что с лестницы упала, но они, само собой, не поверили. Уж больно часто я падаю. Правда, тот прошлый раз, когда мы с тобой познакомились, я им сказала, что на меня ящик с яблоками упал… на складе, где работала…

Где-то глубоко в голове у Норы всплыла здравая мысль немедленно развернуться и бежать от этой тетки, не объясняя причин и вообще ничего не говоря. Просто бежать, и все. Но отчего-то она медлила, точнее, ноги приросли к холодному бетонному крыльцу.

– Представь, умаялась каждый раз что-нибудь новое придумывать, – со вкусом продолжала тетка. – У них тут завотделением новый, так он прямо сказал: «Не пыли, Завидова, я же вижу, что тебя кулаками обработали». Эх, думаю, если бы только кулаками, то еще куда ни шло, а вот когда ногами, да в ботинках…

Нора почувствовала к этой незнакомой женщине жалость, смешанную с возмущением.

– Зачем же придумывать? – выпалила она. – Почему не расскажешь все как есть?

– Да ты что?! – Женщина взглянула на Нору, как на несмышленого ребенка. – Его же тогда посадят!

– Тогда он так и будет тебя всю жизнь колотить! Жуть какая!

– Ну, ты даешь! Чтобы собственного мужа на зону отправить… Кто я, по-твоему? – искренне возмутилась баба.

– Но он-то тебя отправляет в больницу? И сколько раз?

– Ну, это совсем другое дело. Я, может быть, и сама иногда виновата, знаю, что он вспыльчивый, что нельзя его раздражать, а все время что-то не то скажу или сделаю… а он не может сдержаться, такой уж у него темперамент. На этот раз, прикинь, подала ему суп чересчур горячий, он обжегся…

– И из-за такой ерунды тебя так избил?

– Говорю же, вспыльчивый он у меня… ты же знаешь, как говорят, бьет, значит любит! Иногда, бывает, побьет, а потом прощения просит, цветы дарит, подарки разные… и потом… любовь у нас, ты понимаешь? – Женщина зарделась, как девочка.

– Любовь! Он тебя когда-нибудь до инвалидности изобьет, вот и вся любовь!

– Слушай, я со своим мужем как-нибудь сама разберусь, без посторонней помощи! – В голосе женщины зазвучала злость. – Ну, бьет он меня. Зато у меня есть муж, а у тебя погиб!

Она тут же поперхнулась, покраснела и проговорила извиняющимся тоном:

– Прости, Лаки, я не хотела по больному… ну, ты меня сама вынудила… извини…

А Нора уставилась на собеседницу изумленно:

– Что ты несешь? Как погиб? Мой муж жив-здоров!

И едва она произнесла эти слова – голову снова охватил железный обруч боли…

– Ой… – Женщина попятилась. – У тебя что – обострение? Что ты такое говоришь? Вы же с мужем в аварию попали, прямо сюда вас привезли, в эту больницу. Тебя спасли… чудом, врачи говорили, что и не надеялись. Потому тебя так и прозвали – Лаки. У нас девчонка одна лежала, по-английски понимала, сказала, что Лаки – счастливая… а мужа твоего не довезли до операционной, по дороге скончался… вместо операционной в морг отвезли… тебе еще долго говорить не хотели, боялись, как бы ты от стресса совсем с катушек не сошла…

– Что за бред? – Нора почувствовала, как мир вокруг нее снова закачался, перед глазами поплыли цветные пятна. – Что за чушь? Мой муж жив и здоров, я его только утром видела!

Цветные пятна перед глазами стали гуще, и Нора вдруг увидела багровое пламя, услышала скрежет металла, потом ей привиделось, что ее куда-то несут на носилках, над ней склоняются люди в голубой медицинской униформе… озабоченно переговариваются между собой на своем врачебном языке…

Видение промелькнуло – и исчезло. В глазах прояснилось.

– Ох ты! – Женщина заметно побледнела. – Ну, ты даешь… точно, у тебя обострение… память начисто отшибло, и глюки… надо же, покойного мужа видишь… Тебе к врачу срочно нужно! Он тебе лекарство пропишет или процедуры какие-нибудь… Хотя раз ты здесь, то уже лечишься? Ладно, не боись, прорвемся!

Нора ее уже не слушала. Она развернулась и снова вошла в больничный корпус, только бы не видеть эту женщину, только бы не слышать ее слова…

Как она сразу не поняла – эта баба сумасшедшая! Наверное, у нее голова повредилась от мужниных побоев…

Приняла ее за какую-то другую больную, за жертву аварии… не нужно было с ней разговаривать, нужно было сразу уйти.

Но откуда эти вдруг наплывшие видения? Пламя, грохот взрыва, скрежет рвущегося металла и боль, боль… И кто-то кричит и стонет, и зовет надрывным голосом: Алька, Алька…

Нора снова шла, не разбирая дороги, по бесконечному больничному коридору.

Зря она вообще сюда приехала! Ничего хорошего из этой поездки не выйдет!

Коридор уперся в закрытую дверь.

Возвращаться Нора не хотела, она боялась снова столкнуться с той ненормальной, мужем битой, поэтому толкнула дверь и пошла дальше – куда-нибудь этот коридор приведет…

За дверью было очень холодно и пахло неприятно – какой-то резкой химией, и еще чем-то тошнотворным, сладковатым… К горлу подступила тошнота.

Нора повернула за угол – и оказалась в большом помещении, облицованном плиткой. По стенам этого помещения были какие-то дверцы, а в центре стояло несколько металлических столов, на которых лежало что-то, накрытое простынями. Она остановилась как вкопанная, и тут увидела, что из-под простыни на ближней каталке торчит синеватая нога с квадратными желтыми ногтями и привязанным к большому пальцу номерком…

Сегодня до нее все как-то плохо доходило, но сейчас все же дошло, что она забрела в морг. Вот только этого ей не хватало!

Нора попятилась, огляделась, ища глазами выход…

И тут простыня на одном из столов зашевелилась, отлетела в сторону, и со стола поднялся здоровенный небритый тип в несвежем, криво застегнутом халате.

Нора ахнула, в глазах у нее потемнело, пол покачнулся, как палуба корабля, и она сползла на пол.

Пришла она в себя от резкого будоражащего запаха.

Она чихнула и открыла глаза.

Над ней стоял тот самый небритый тип, лицо у него было испуганное и виноватое.

– Дамочка, ну вы как? – проговорил он озабоченно. – Оклемались? Дать еще нашатыря?

– Не… не надо… – пролепетала Нора. – Противный он очень.

– Противный, да помогает.

– А вы кто?

– Да санитар я здешний! А вы что подумали?

Тут он усмехнулся с пониманием:

– За покойника меня приняли?

– Ну… да… – честно призналась Нора.

– Нет, дамочка, контингент у меня спокойный, не было еще такого случая, чтобы они поднимались! Уж если ко мне привезли – значит, все, конечная, поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны! Один только случай был, да и то… а вы бы, дамочка, поднялись, а то, не дай бог, застудите себе что-нибудь важное. Здесь у нас температура соответствующая, чтобы покойнички раньше времени не испортились.

Он подал Норе руку, помог подняться. Пахло от него сивухой и той же химией, что и вокруг.

– Вы, дамочка, вообще куда шли? – осведомился санитар.

– Я выход искала.

– Ну, выход в другой стороне. Отсюда выход не предусмотрен, это уж конец пути. Ну шучу, шучу! Поговорить-то хочется, мой контингент неразговорчивый. А к выходу я вас провожу…

Тут Нора вдруг вспомнила слова той ненормальной бабы, избитой мужем.

«Мужа твоего не довезли до операционной, по дороге скончался… вместо операционной в морг отвезли…»

В морг. То есть сюда. В эту самую больницу.

Скорее всего, это какая-то путаница, но что, если в словах той женщины есть хотя бы крупица правды? Может быть, этот санитар что-то знает о той истории?

Мысли в голове Норы крутились со скрежетом, как старая карусель, но все же это были хоть какие-то здравые мысли. Она даже удивилась мимоходом, отчего раньше не приходило ей в голову расспросить мужа про их жизнь, фотографии найти свадебные. Ведь задавала же она себе вопрос, как ее угораздило выйти замуж за этого типа? Ответов только не искала. А если бы и спросила, то наверняка он отговорился бы ерундой, отшутился, и вскоре она бы все забыла. Вот именно, отчего она все забывает? Нет, с ней явно что-то не то…

А санитар тем временем разливался соловьем:

– Поговорить ох как хочется! О литературе постмодернизма, о французской поэзии…

Нора взглянула на него изумленно.

– Удивляетесь, что я такие слова знаю? – Санитар усмехнулся. – Я вообще-то не всегда в морге работал, я когда-то филологом был, преподавал… Поля Верлена, между прочим, читал в подлиннике… – Он начал с выражением декламировать французские стихи.

– И что же потом случилось? – спросила Нора, чтобы не обижать санитара. Кто такой Поль Верлен она понятия не имела.

– Случилось, что всегда случается, – вздохнул санитар. – Случилась студентка из Таганрога. Яркая, красивая девушка. Ворвалась в мою жизнь, как комета. Ну, я не устоял… она у меня поселилась, потом брата своего привела, он в полиции служил. Стали мы с ним выпивать, как-то так получилось, дальше – больше. А потом я как-то пришел не вовремя, ну и застал их…

– С братом? – усмехнулась Нора.

– Ну, как потом выяснилось, он был не совсем брат. Хотя если все люди – братья… в общем, я, конечно, погорячился, а кто бы не погорячился на моем месте? Загребли меня в полицию, провел ночь в обезьяннике, а потом провели со мной разъяснительную беседу… в общем, оказался я и без жилья, и без работы. Хорошо, один старый знакомый меня сюда пристроил. Здесь место неплохое, самое главное – клиенты спокойные. Только вот поговорить не с кем…

Санитар замолчал. Тут Нора снова вспомнила слова избитой женщины и спросила санитара:

– А у вас ведутся записи ваших… постояльцев?

– А как же! Само собой, ведутся! Как же без этого! Сами понимаете, учет и контроль, без них никуда!

– А можно мне в эти записи заглянуть?

– Что вы, дамочка! – Санитар возмущенно запыхтел. – Не положено! Это же личные данные, их нельзя разглашать!

– Совсем-совсем нельзя? – Нора прищурилась.

– Ну… совсем, а что? – В голосе санитара прозвучало колебание и некоторая неуверенность.

– А если на коммерческой основе?

– Это как?

– В любой больнице есть сейчас платные услуги. Так, может, и вам пора идти в ногу со временем?

– А мы идем. В ногу. Можем на платной основе внешность клиента подправить, грим там, косметика всякая… это у нас не запрещено, даже наоборот.

– Так, может, и информацию пора предоставлять заинтересованным лицам на такой же платной основе? – Нора вытащила из кошелька купюру и пошуршала ей.

Санитар взглянул мечтательно и потянулся за деньгами.

– Э, нет! Оплата после оказания услуги! Утром стулья – вечером деньги!

– Ну, до вечера слишком долго ждать!

– Насчет вечера – это я образно выразилась. В духе упомянутого вами постмодернизма. А так я вам сразу заплачу, как только вы мне покажете свои записи.

– Ну, ладно, так и быть… слаб человек! – И санитар повел Нору к двери в дальнем конце мертвецкой.

За этой дверью оказалась маленькая, почти уютная комнатка, в которой обитал сам санитар. Здесь было куда теплее, чем в покойницкой, за счет масляного радиатора. Имелся здесь узкий диванчик, накрытый штопаным байковым одеялом, два колченогих стула и шаткий столик, на котором стоял электрический чайник, а также тумбочка, наверняка позаимствованная в одной из палат.

Чего здесь не было, так это компьютера, и Нора задумалась, где же санитар хранит данные своих «постояльцев».

– Присаживайтесь, мадам! – церемонно предложил санитар, придвинув Норе один из стульев.

Нора опасливо взглянула на стул и сказала:

– Спасибо, я уж лучше постою!

– Ну, это уж как вам будет угодно. А не желаете ли чаю? У меня и сухарики есть…

– Спасибо, я не голодна! – так же церемонно ответила Нора, подумав, что в соседстве с мертвецкой ей кусок в горло не полезет.

– Давайте лучше решим вопрос с записями… постояльцев.

– Ну, коли вы так торопитесь…

Санитар открыл тумбочку.

Нора увидела там четырехугольную бутыль с какой-то сомнительной жидкостью и пару граненых стаканов.

– Это я вам не предлагаю… – проговорил санитар, вытаскивая все это богатство на столик.

– И правильно делаете!

Нора заподозрила, что санитар будет при ней выпивать, но оказалось, что он просто освобождал доступ к своему персональному архиву: из глубины той же самой тумбочки он вытащил толстую прошнурованную амбарную книгу.

– Ну, вот он, мой архив! – проговорил санитар с гордостью, убирая обратно бутыль и стаканы.

Нора подумала, что вот сейчас она узнает о себе что-то очень важное, вот именно здесь, в этом ужасном месте, от этого вонючего типа она узнает все…

Тут санитар нахмурился и смущенно проговорил:

– Вообще-то мне не положено эти записи никому показывать. Неприятности у меня через это могут быть.

– Но мы же договорились, а договор нарушать нехорошо… как говорится, уговор дороже денег.

– И это правда. Вот мы как поступим: я сейчас уйду, мне в морге порядок навести нужно, у меня два покойника еще не обработаны, а доктор Семен Семенович с кого спросит? Ясное дело, с меня, тут больше просто не с кого.

А вы, дамочка, тут останетесь. Потому что еще не совсем оклемались и нуждаетесь в отдыхе. А уж что вы тут будете делать, я не знаю, и меня это не кусается. То есть не касается. А за то, чего не знаю, ответственности не несу.

С этими словами санитар вернулся в мертвецкую, оставив Нору один на один с амбарной книгой.

Нора все же уселась на ненадежный шаткий стул, раскрыла книгу и принялась ее просматривать.

Здесь были записи за два последних года. Шли они в хронологическом порядке, начиная с января прошлого года. Страницы были разграфлены на колонки, в первой колонке была вписана дата поступления «постояльца» в морг, во второй колонке – фамилия и инициалы покойного, в третьей – причина смерти.

В четвертой колонке были какие-то сокращения, как догадалась Нора – результаты вскрытия, и, наконец, в пятой – новая дата и снова сокращения, обычно две буквы – В. Р.

После недолгого размышления Нора догадалась, что обозначают эти буквы – выдан родственникам.

Была и шестая графа, в которой стояли росписи и фамилии – по всей видимости, тех, кому выдавали покойника.

Нора начала просматривать записи одну за другой, с января прошлого года, читая только фамилии покойников.

Она скользила взглядом по столбику фамилий, задерживаясь на мгновение только на каких-то необычных – попался ей некий Б. М. Вчерашний, О. А. Мамонтова, В. С. Четвероногов, еще был человек с двойной фамилией Маленьких-Великанов…

Так она просматривала страницу за страницей, и, пробежав весь минувший год, перешла к январю текущего.

Она уже не очень рассчитывала что-то найти. Скорее всего, та женщина, которую она встретила возле служебного выхода, все перепутала или вообще сочинила. Что и неудивительно – от частых побоев у нее в голове все смешалось…

Нора уже хотела прекратить бесполезные поиски и закрыть книгу, как вдруг увидела свою собственную фамилию. Точнее, фамилию своего мужа.

В колонке с фамилиями было написано вполне разборчивым почерком – А. М. Ветлицкий.

Нора снова почувствовала, как ее голову сжимает железный обруч боли, стены комнаты накренились.

Она сделала несколько глубоких вдохов, преодолевая дурноту, и внимательно прочла всю запись.

А. М. Ветлицкий поступил в морг 17 января текущего года. Как причина смерти были указаны множественные травмы, полученные в результате дорожно-транспортного происшествия, некоторые из которых несовместимы с жизнью.

Ну да, та женщина так и сказала – вы с мужем попали в аварию, тебя спасли, а его не довезли до операционной, умер по дороге, и отправили его прямо в морг…

Но почему она ничего не помнит? И кто тогда тот человек, с которым она живет в одной квартире? Тот человек, который по утрам подает ей кофе, отвозит ее на работу? Тот человек, от одного присутствия которого ее тошнит?

Тут на Нору снова накатила дурнота, в глазах у нее потемнело, и вместо комнатки санитара она увидела багровое, дымное пламя, услышала душераздирающий скрежет металла… И кто-то кричал надрывно и жалобно: «Алька, Алька!»

Алька. Алик. Алексей. Алексей Михайлович Ветлицкий.

С трудом преодолев дурноту, дрожащими руками она нашарила в тумбочке пузырек с нашатырем, открутила крышечку, вдохнула…

Закашлялась от резкого запаха, но дурнота отступила.

Преодолев страх и растерянность, Нора дочитала запись.

Собственно, осталось совсем немного – непонятные сокращения, связанные с вскрытием, те же, что почти в каждой строке буквы В.Р. – выдан родственникам, и, наконец, последняя графа – фамилия и подпись того, кто получил труп…

Фамилия стояла ее собственная – Ветлицкая, и инициалы – Э. В.

Ну да вообще-то она Нора, но полная форма ее имени – Элеонора… Раньше она как-то не задумывалась – Нора и Нора, все так звали, она и привыкла.

А вот подпись была совсем не похожа на ее собственную. Ей ли подпись свою не знать, все-таки в банке работает. У нее Н и В, а потом замысловатая закорючка. А тут выведено красивым почерком «Ветл», и потом росчерк, почти в кружок обведено. Дурацкая школярская подпись точно не ее.

Нора в замешательстве сидела перед амбарной книгой.

Что же все это значит?

Сначала ее узнала та женщина, что курила на улице. Допустим, она просто перепутала Нору с кем-то, или у нее не все в порядке с головой. Но эта запись в книге учета в морге… как ее объяснить?

Тоже случайное совпадение?

Допустим, Ветлицкий – не самая редкая фамилия, но все же не Иванов или Степанов. А если добавить сюда совпавшие инициалы, причем не только самого погибшего мужчины, но и его жены… и еще рассказ той странной бабы…

Нет, это не может быть простым совпадением!

Нора решила поговорить с санитаром – может быть, если показать ему эту запись, он что-нибудь вспомнит.

Она встала, вышла из комнаты в арктический холод покойницкой, негромко окликнула:

– Эй, можно вас?

Должно быть, это прозвучало глупо и невежливо, но имени санитара она не знала.

Никто не отозвался.

Нора шагнула вперед, огляделась и снова позвала, негромко, чтобы не потревожить покой мертвых:

– Я нашла, что хотела… можно вас спросить…

Санитар и на этот раз не отозвался. Ушел, значит, куда-то, у них тут порядки вольные, говорил же, что покойники никому не нужны.

Нора поняла, что ей тоже пора уходить, но тут увидела на полу за одним из металлических столов ботинок – грязный, со стоптанной подошвой. Она пошла в ту сторону, и почти сразу обнаружила рядом с ботинком самого санитара.

Он лежал на кафельном полу ничком, полы несвежего халата раскинулись по полу, как крылья. Одна нога была в ботинке, вторая – в черном носке с дыркой на пятке.

– Эй, что с вами? – испуганно проговорила Нора, наклонившись над мужчиной. – Вам плохо?

Вопрос прозвучал удивительно глупо – конечно, ему плохо, если он лежит на полу вниз лицом…

Нора наклонилась еще ниже, протянула руку, чтобы проверить пульс на шее санитара… Или сразу помощь позвать? Да кого тут позовешь-то, ни единой живой души вокруг, одно слово – морг…

И вдруг за спиной у нее прозвучали мягкие, крадущиеся шаги. Нора хотела повернуться, хотела посмотреть, кто это к ней подходит, точнее, подкрадывается…

Но тут она почувствовала укол в плечо… и провалилась в темноту, в бездонное черное озеро.

Нора пришла в себя от холода и неудобного положения.

Она открыла глаза и попыталась вспомнить, где находится и что с ней случилось.

Она точно была не дома, не в своей квартире, где жила с мужем. Кровать неудобная, и не был слышен, как всегда по утрам, бодрый голос этого самого мужа, и не чувствовался запах свежезаваренного кофе.

Нора находилась в просторной пустой комнате. Видимо, эту комнату ремонтировали – часть стены была оклеена бежевыми обоями, часть – еще только загрунтована.

Слева от нее было окно, закрытое железной решеткой.

Сама Нора лежала на узкой, неудобной кушетке, накрытой пестрым ковром с восточными узорами. Ковер был старый, здорово потертый и пыльный. И кусался даже через одежду. Ну да, она лежала на кушетке в костюме и туфлях, только пальто валялось рядом на полу. Сумки не было.

Где-то совсем рядом, должно быть, в соседней комнате, раздавались громкие мужские голоса.

– Ну вот, снова вы все усложняете! – проговорил один голос, красивый выразительный баритон. – Вся моя легенда разваливается! Все разработанные паттерны разрушены! Мне придется буквально на ходу воссоздавать ее личность, загружать ее память с самого начала! Придется на ходу возобновлять установки! Это очень ненадежно! Я ничего не могу гарантировать!

– Ну, так сложились обстоятельства… – отозвался второй голос, хрипловатый, словно немного простуженный.

И этот голос Нора узнала.

Еще бы она не узнала голос собственного мужа! Голос, от которого ее буквально мутило!

И, словно этот голос что-то включил в ее голове, Нора вспомнила, что было до черного провала.

Она получила письмо из больницы и не сказала о нем мужу. Потом был странный телефонный разговор с девушкой из администрации больницы, и в результате она ушла с работы и поехала в Третью городскую больницу, чтобы все разузнать на месте.

А там… там ее узнала какая-то странная женщина в синяках, которая курила на улице, а потом Нора попала в морг, санитар позволил ей просмотреть книгу учета мертвецов, и она нашла в этой книге запись о своем муже.

В книге черным по белому (точнее, синим по грязно-желтому) было написано, что ее муж погиб в аварии в январе и его тело выдали Э. В. Ветлицкой, то есть ей, Норе!

Но если ее муж погиб в январе, то кто тот человек, кто живет в одной с ней квартире? На этот вопрос у нее не было ответа.

А потом… потом она нашла санитара – то ли без сознания, то ли вообще мертвого, хотела ему помочь… но тут кто-то уколол ее, и она тоже потеряла сознание.

Вот и все. На этом ее воспоминания обрывались.

– Так получилось… – раздраженно повторил хриплый голос, голос Нориного мужа.

То есть вовсе не мужа. Она понятия не имела, кто этот человек.

– Вы снова облажались, а я должен вас выручать! – протянул в ответ бархатный баритон.

И тут зазвучал третий голос – и Нора поняла, что этот голос принадлежит самому главному, тому, кто привык командовать – так властно и уверенно он прозвучал:

– И на этот раз вы все сделаете. Все исправите. Это – ваша работа. Прошлый раз не получилось…

– Не по моей вине! – перебил его бархатный баритон. – Вы сами ее упустили!

– Не будем считаться – кто прав, кто виноват. Мы платим вам приличные деньги, и вы эти деньги должны отрабатывать.

– Ну да, я постараюсь… – нехотя согласился баритон. – Я сделаю, что могу.

– Вы сделаете все, что нужно! Она ничего не должна помнить! Если вы это не сможете сделать – вся операция провалится, а мне этого очень бы не хотелось…

У Норы вдруг возникло странное ощущение.

Ей показалось, что она уже лежала на этой кушетке и слышала те же голоса и почти те же самые слова.

– Вы меня поняли? – проговорил главный.

Интонация его была решительной и угрожающей. Обладатель бархатного баритона почувствовал это и проговорил примирительно, словно сдаваясь:

– Я все сделаю… Я сделаю все, как надо… она ничего не будет помнить!

– И быстрее, чтобы не повторилась та ситуация, что в прошлый раз!

Какой прошлый раз? Она что, уже была здесь, в этой комнате? Но она совершенно этого не помнит. А вот голоса… ну, один голос принадлежит ее мужу, тому человеку, с которым она живет в квартире вот уже… она не помнит, сколько. А вот второй голос, низкий, властный… она тоже его слышала. И вспомнила, где. Этот же голос говорил ей про операцию, которая должна обязательно произойти на этой неделе. На этой? Какой сегодня день? Она не помнит. И число тоже. Эти провалы в памяти… Кажется, в больницу она ездила сегодня. Ну да, на ней костюм, который она надевала утром. Хотя они все похожи… Вот зачем ей три одинаковых брючных костюма?

Нора отбросила эту мысль, как несущественную. Так что за операция? Что она должна сделать в банке на этой неделе? Дату этот человек обещал сообщить ей позже. А теперь тот же голос велит сделать так, чтобы она ничего не помнила!

Норе стало страшно.

Кто эти люди? Что они с ней собираются делать? Собираются отнять у нее память? Но она и так плохо помнит, что с ней было прежде…

До сих пор все ее мысли были медлительными и неповоротливыми, видимо, под действием той дряни, которую ей вкололи в морге. Но теперь она начинала оживать – и до нее постепенно доходил весь ужас ее положения.

Она спустила ноги на пол, с трудом поднялась.

Бежать? Но куда?

Единственное окно было забрано решеткой, а единственная дверь… за ней-то и таилась опасность!

Нора сделала неуверенный шаг вперед…

И в это время дверь открылась, и в комнату вкатился маленький человечек с непропорционально большой головой. Кроме того, у него была густая пышная шевелюра, кустистые брови, как у скотч-терьера, и огромная черная борода, отчего он был похож на основателя диалектического материализма Карла Маркса. На тех портретах, где тот еще не поседел.

Только глаза у него были совсем другие – пронзительные, темные, глубоко посаженные.

И эти глаза, как два буравчика, вонзились в Нору, и человечек проговорил тем самым бархатным баритоном, который Нора слышала в соседней комнате:

– И куда это мы собрались?

– Я… никуда… – испуганно пролепетала Нора и попятилась. Она снова взглянула на окно, но там была решетка.

– Правильно, – одобрил человечек. – И не надо вам никуда. Вам надо отдохнуть, расслабиться… забыться… самое главное – забыться, то есть забыть себя…

Он полез во внутренний карман своего пиджака, достал из него круглые карманные серебряные часы на толстой витой цепочке, показал Норе:

– Посмотрите, какие интересные часы! Они очень старинные и необычные…

Нора против своей воли посмотрела на часы.

Они и правда были необычные – на циферблате были не привычные арабские цифры, и даже не римские, а какие-то странные незнакомые значки, словно буквы какого-то древнего алфавита.

Нора не могла оторвать взгляд от этих часов. Скоро она поняла, что их стрелки движутся в обратную сторону, словно время идет вспять, из будущего в прошлое…

А человечек с бородой раскачивал часы на цепочке и говорил своим красивым бархатным голосом:

– Смотрите, смотрите на эти часы! Вы видите, как уходит время, как оно утекает между пальцев… не сводите с них взгляда! Вы чувствуете, как время затягивает вас, засасывает в свой водоворот? Оно отнимет у вас память – не всю, но ту, которая вам не нужна. Вы забудете свое прошлое. Да и зачем оно вам? Прошлое только мешает вам жить, оно висит у вас на ногах, как чугунная гиря! Освободитесь же от него! Отбросьте его, как ненужный балласт! Без прошлого, без лишних воспоминаний, вам станет гораздо лучше!

Соседняя комната в этой большой квартире была не такая запущенная, тут оставалась даже кое-какая мебель – старинный письменный стол, проеденный жучками, и столешница, покрытая продранным зеленым сукном, венский стул с обмотанными изолентой ножками, ящики от комода, сваленные в углу просто так, и, наконец, обычный диван из румынского гарнитура, какие стояли в советское время едва ли не в каждой уважающей себя квартире.

На диване в данный момент развалился коротко стриженный коренастый парень – тот самый, который перехватил эту заразу в морге больницы и привез сюда.

Он позволил себе такую вольную позу, потому что в комнате никого не было – шеф вышел и стоял теперь под соседней дверью, слушая, как этот чокнутый гипнотизер обрабатывает объект.

Это шеф так ее называл – объект, а он сам в мыслях звал ее стервой, заразой, сушеной воблой и мороженой щукой. Это если культурно выражаться, а кроме этого, у него на языке вертелось еще много достойных эпитетов.

Она надоела ему хуже горькой редьки. Он просто видеть больше не мог ее пустые тусклые глаза, в которых виднелось только холодное презрение. Он прекрасно знал, что она его терпеть не может – еще бы, вечно кривилась, как беременная, на него глядя, как будто ее сейчас вырвет.

Он даже подумывал попросить этого психиатра, чтобы тот подпустил маленько гипноза ей в голову, и она стала относиться к нему получше. Удержала его только мысль, что вдруг этот доктор ради прикола внушит ей сильную страсть, и тогда, чего доброго, придется с ней спать! Вот уж чего совсем не хочется…

Нет, разумеется, ради дела он готов и на это, уж как-нибудь с собой справится. Но сейчас, глядя на эту швабру зализанную, у него не возникало никаких желаний. Еле терпел, что возле нее крутиться надо, заботу да ласку изображать. И глаз с нее не спускать.

Он скрипнул зубами, вспомнив, чего наслушался от шефа буквально полчаса назад. Надо же, эта стерва выскочила из банка и поехала в больницу! И шеф винил в этом только его. А он не может же целый день в машине торчать рядом с банком. У них там камеры, сразу приметят. Да еще полиция сегодня там с утра. Ему в полиции на заметку попадать никак нельзя, плохие у него с полицией отношения.

Он это шефу и высказал, а тот свое твердит. Письмо-то из больницы у этой выдры в сумке нашли, а кто его пропустил?

Ну, если честно, тут он недоглядел, обстоятельства так сложились. Он-то думал, что она с работы никуда не денется, а она вон что учудила! Хорошо, что в сумке у нее маячок оставлен. Как глянул он на экран – ешкин кот! Это куда же ее понесло? Еле успел, пришлось санитара вырубить, хорошо больше в морге никого не было.

Ох, до чего же она ему надоела! Ну, ничего, скоро уже операция, а потом… так или иначе придется от нее избавляться.

Свидетели живут недолго… Он хмыкнул, представив, что вскоре сделает так, что эту швабру никто никогда не найдет, и от скуки порылся в ее сумке. Достал мобильник и удивился: было штук шесть сообщений от какого-то Бориса.

«Нора, ты где? Почему не вернулась? Тут тебя спрашивали».

«Нора, ответь, я не знаю, что говорить начальству».

«Нора, ты заболела? Ответь срочно!»

«Начальство икру мечет, потому что полиция всех сотрудников опрашивает, а ты отсутствуешь без причины».

«Нора, ответь, это не шутки!»

«Нора, твой телефон не отвечает. Тут полицейский сказал, что если тебя сегодня не будет – завтра они тебя повесткой вызовут. Нора, у тебя будут проблемы!»

«Нора, начальник сказал, что если ты немедленно не объявишься, то завтра можешь вообще на работу не выходить! Считай, что ты с завтрашнего дня уволена!»

– Вот так номер! – Парень смотрел на экран, туго соображая, что же делать.

И в этот момент телефон исполнил мелодию. Звонил тот самый Борис, и, поколебавшись, коренастый тип решил ответить.

– Нора, ты? – прозвучал взволнованный голос. – Ну, слава богу, ответила наконец!

– Это ее муж, – коротко сказал коренастый, – Нора спит, что-то ей поплохело, давление, наверное.

– Слушайте, начальство у нас не шутит, здорово на нее бочку катит. – Борис заговорила вполголоса. – И полиция вяжется. Если у нее больничный будет… вы врача вызывали?

– Да нет… ладно, она лекарств напилась, вроде полегчало ей, привезу ее, так начальству и передайте.

Парень отключился, помянул недобрым словом и банк, и полицию, и эту стервозу и пошел в другую комнату.

Нора не сводила глаз с удивительных часов.

Диковинные буквы на циферблате разрастались, оживали, шевелились…

И вот они были уже не написаны на циферблате, а высечены на каменных плитах, которые вкривь и вкось торчали из земли, как зубы состарившегося дракона…

Перед глазами Норы было кладбище, очень старое кладбище, так густо уставленное надгробьями, что между ними с трудом можно было протиснуться.

Но все же на этом кладбище нашлось место для новой могилы – во всяком случае, Нора увидела двух старых могильщиков в диковинной одежде, которые закапывали яму.

А на дне этой ямы был не гроб с покойником. На дне ее стоял сундук, полный самых разных вещей… там были детские книжки, и красный трехколесный велосипед, и нарядное платьице в горошек, и первые настоящие туфли…

На дне этой ямы было Норино прошлое. Ее детство, юность, ее воспоминания…

Комья земли падали на сундук, падали все быстрее и быстрее.

Еще немного, еще несколько минут – и прошлое будет погребено, оно исчезнет безвозвратно.

В голове ее снова зазвучал красивый, убедительный, завораживающий голос:

– Освободись от прошлого! Отбрось его! Оно только сковывает тебя, мешает тебе жить!

Нора поняла, что это правда.

Что без прошлого ей будет гораздо легче, она станет свободнее, счастливее… В голове будет восхитительно пусто, воспоминания уйдут, как ненужный балласт. Зачем они вообще нужны, эти воспоминания? Хорошие вызывают сожаления по прошлым временам, плохие надрывают душу…

Комья земли падали в яму, засыпая, заваливая ее прошлое, погребая его среди средневековых могил… вот уже только трехколесный велосипед еще виден…

Еще совсем немного – и она станет свободной…

И тут сквозь гипнотический бархатный баритон прорвались другие звуки.

Скрипнула дверь, и хорошо знакомый голос проговорил:

– Ей нужно немедленно возвращаться в банк!

Нора резко, хрипло вздохнула – как бывает иногда во сне, когда ночной кошмар перехватывает дыхание.

Она осознала, что находится не на средневековом кладбище, а в пустой, наполовину отремонтированной комнате. Рядом с ней стоял маленький человечек с кустистыми бровями и густой бородой, обладатель завораживающего, гипнотического голоса, а в дверях…

В дверях комнаты стоял тот человек, с которым она жила в одной квартире. Ее муж? Да с какого перепугу она могла выйти за него замуж, если ее тошнит от одного взгляда на него! Что ее, выдали за него под наркозом? Или под гипнозом?

– Вы с ума сошли? – раздраженно проговорил баритон. – Вы сорвали весь процесс!

– Сорвал или не сорвал – дело десятое! – прошипел «муж», округлив глаза. – Если она сейчас не вернется, ее уволят, и тогда сорвется вся операция!

Вот интересно, он никогда не говорил с ней таким тоном. Раньше в голосе у него была приторная заботливость, тягучая, как патока. Он сюсюкал и причмокивал, изображая ласку. Вот именно, изображая, поняла Нора, он был насквозь фальшивый. А теперь он настоящий, и голос его естественный – хриплый и грубый.

– А что говорит шеф? – спросил бородатый.

– Он, как назло, уехал… Вот только что, не успел я его перехватить!

– Но мне осталось еще совсем немного…

– Нет времени, совсем нет! Выйдем, поговорим, я все вам покажу!

Бородач покосился на Нору.

Повинуясь инстинкту, она придала своему лицу бессмысленное, тупое, полусонное выражение.

– Ладно, но не больше минуты…

Оба мужчины вышли.

Нора приподнялась на кушетке.

Что вообще происходит?

Этот бородач, несомненно, гипнотизер, он вводит ее в транс, чтобы… что ему от нее нужно? Ему и всем остальным?

На полу возле кушетки что-то блеснуло.

Нора опустила взгляд – и увидела карманные часы. Те самые часы, при помощи которых гипнотизер ввел ее в транс. Он забыл про них, ошарашенный неприятной новостью. Ишь как вызверился на того типа, работать ему, видите ли, помешали! И собирается вернуться, чтобы продолжить гипноз.

Сможет ли он сделать это без часов?

Времени на раздумья не было. Нора покосилась на дверь, подняла с пола часы и быстро спрятала их в карман пиджака. Потом испугалась, что они хватятся часов и могут ее обыскать, поэтому, подумав секунду, зацепила витую цепочку за пуговицу на брюках, а сами часы сунула за пояс этих самых брюк. Будем надеяться, что туда они не догадаются заглянуть.

И тут из соседней комнаты донесся оглушительный рев.

Около окруженного лесами дома остановился роскошный черный «Лексус». Передняя дверь распахнулась, выскочил водитель, услужливо открыл заднюю дверь – и тогда из «Лексуса» выбрался человек огромного роста, с бритой наголо головой, облаченный в длинное кашемировое пальто и преисполненный чувства собственной значимости.

Оглядев дом, этот человек скрипнул зубами и рявкнул:

– Нигматуллин! Где этот чертов Нигматуллин?

Тут же из недр дома выскользнул приземистый невысокий человечек в стеганой куртке и желтой строительной каске, подскочил к бритоголовому гиганту и угодливо затараторил:

– Здрасте, Горилла Горилыч! С возвращением, Горилла Горилыч! Хорошо долетели, Горилла Горилыч? А мы вас еще и не ждали так скоро…

– Вижу, что не ждали! – рявкнул гигант. – Ты, Нигматуллин, мне клялся, что все будет к первому числу готово, а я смотрю, у тебя еще и конь не валялся?

– Валялся, Горилла Горилыч, валялся! То есть прошу прощения, никто здесь не валялся, ни конь, ни другое животное, а мы уже совсем скоро закончим! Мы думали…

– Думали, что я еще не скоро вернусь? Кот из дома – мыши в пляс? – Гигант снова скрипнул зубами.

– Нет, Горилла Горилыч, мы не в пляс… нам плясать некогда, мы работаем, не покладая…

– Вижу я, чего вы не покладаете! И сколько раз тебе повторять – не Горилла Горилыч, а Гаврила Гаврилыч!

– Извините, Горил… Гаврила Гаврилыч, сам не знаю, как сорвалось! Это не повторится!

– Смотри у меня! Повторится – в асфальт закатаю! Закатаю, Вася? – Гигант повернулся к своему водителю.

– Непременно! – подтвердил тот.

Гигант выдохнул и продолжил:

– Когда же ты, Нигматуллин, наконец закончишь эту волыну?

– К первому числу точно закончим…

– К первому? К первому чего? Ты и прошлый раз божился к первому закончить, а уже какое? Смотри у меня, Нигматуллин! Не закончишь – самого тебя в фундамент замурую! Замурую, Вася? – Он снова повернулся к водителю.

– Непременно! – энергично подтвердил тот.

– Закончим, Горил… Гаврила Гаврилыч, непременно закончим! Мое слово твердое!

– А ты помнишь, Нигматуллин, какой у тебя приоритет?

– Чего, извиняюсь?

– «Чиво»! – передразнил его гигант. – Помнишь, какую квартиру ты должен в первую очередь закончить?

– По… помню… – Нигматуллин испуганно отвел глаза.

– Что-то непохоже! А ну, показывай!

– Может, не надо, Горил… Гаврила Гаврилыч? Там еще лифт не работает…

– Ничего, пешком поднимемся! Я еще не такой старый и в зал три раза в неделю хожу!

– Там еще полы не мыли… вы можете пальто испачкать…

– Ты что юлишь, Нигматуллин? Ты что крутишься, как уж на сковородке? А ну, показывай, а то прямо сейчас закатаю! – И гигант бросился внутрь дома.

Маленький Нигматуллин вприпрыжку несся следом и лепетал:

– Не стоит, Гаврила Гаврилыч! Не надо! Ваше пальто…

– Ты не про мое пальто думай, а про свою голову! Если в той квартире ремонт не закончен, я не знаю, что с тобой сделаю!

Перескакивая через три ступени, гигант взлетел на третий этаж, дернул дверь…

Она была заперта.

– Ключ, Нигматуллин! Сию секунду!

Трясущейся рукой Нигматуллин вставил ключ в скважину, открыл дверь. Гигант ворвался внутрь, едва не сорвав дверь с петель, по инерции пролетел прихожую и ворвался в комнату.

Там стоял старинный, хорошего дерева стол, но весь проеденный жучками, со столешницы свисали клочья когда-то зеленого сукна. И венский стул с перевязанной ножкой. И еще простой диван с такой потертой обивкой, что виднелись сквозь нее кривые пружины.

Возле стола вполголоса разговаривали двое – коренастый, крепкий, коротко стриженный блондин и очень маленький человек с неожиданно большой головой, густыми кустистыми бровями и огромной черной бородой.

При виде их бритоголовый гигант побагровел и заорал страшным голосом:

– Кто такие? Что вы, козлы, здесь делаете? Кто вас сюда пустил?

– То есть как? – Чернобородый карлик взглянул сначала на своего коренастого собеседника, потом на Нигматуллина. – Я полагал, что все вопросы…

Блондин, его собеседник, двинулся к Нигматуллину и возмущенно проговорил:

– Ты же сказал, что нас две недели никто здесь не побеспокоит? Ты же деньги у нас взял!

– Ах, деньги? – обманчиво тихо процедил Гаврила Гаврилыч. – Значит, ты, Нигматуллин, еще и подзаработать решил у меня за спиной? Решил втихую сдать мою квартиру?

– Это не я! – заверещал Нигматуллин.

– Раз-зорву! – заревел гигант.

Тут вперед выдвинулся чернобородый карлик.

Он уставился на гиганта пронзительным взглядом и заговорил:

– Не надо так волноваться, уважаемый! Успокойтесь… успокойтесь… расслабьтесь… представьте, что вы купаетесь в теплом, ласковом тропическом море…

– А ты еще кто такой? – произнес гигант, однако руки его безвольно повисли вдоль тела, а глаза стали полусонными. – Ты чего… ты того… ты меня что, загиб… загипно… тизировать хочешь? Я сам тебя… я сам кого хочешь… загиб…

– Быстро! – прошипел бородач своему напарнику, не отрывая глаз от гиганта. – Я долго его сдерживать не смогу, тут такая силища… быстро выводите ее! Сегодня закончить все равно не сумеем, везите ее, куда надо, хоть в банк, хоть домой…

– Но она…

– Она, она! Сами видите, какая сложная ситуация! Я ее по дороге, может, хоть в первом приближении обработаю, а уже потом, когда вы обеспечите приличные условия…

Коренастый парень обошел гиганта, застывшего на месте, но тут от двери к нему бросился водитель.

– Это ты еще куда? Что у вас вообще тут происходит?

Не примериваясь, блондин тут же двинул водителю в челюсть, да так сильно, что тот отлетел в угол и там ненадолго затих.

Хилый Нигматуллин предпочел сам отступить в сторонку, как будто все происходящее его не касается.

Нора слышала шум в соседней комнате, крики и стук упавшей мебели. Кто-то ревел, как раненый буйвол, потом все стихло, и в комнате появился муж. То есть не муж. Она никогда не называла его по имени, хотя знала, что его зовут Алексей Ветлицкий. Откуда знала? Знала, и все. Хотя никогда не видела его паспорта. Но если Алексей Ветлицкий, ее муж, попал в аварию и умер по дороге в больницу, то значит этот тип – самозванец?..

Отчего раньше ей не приходило в голову усомниться?

Теперь, после знакомства с бородатым гипнотизером, она склонна была сваливать все на гипноз.

Но зачем, для чего они все это с ней делают? Ладно, она подумает об этом позже. На свежую, так сказать, голову. Если удастся когда-нибудь ее освежить. А пока нужно не дать этим злодеям снова подвергнуть ее гипнозу…

И Нора скукожилась на кушетке, сделав тупо-сонное, бессмысленное выражение лица.

Муж подошел к Норе и схватил ее за руку.

– Вставай, пойдем!

Пахло от него чесноком и звериным потом. Это от злости он потеет, тут же поняла она. Ей стало противно, она хотела вырвать свою руку, но только отстранилась.

– Ага, не нравится, – прошипел он, – ты еще будешь тут кобениться, стерва! Достала уже!

Она попыталась расслабиться, пускай он думает, что она действительно в трансе.

– Дать бы тебе как следует! – Он сунул ее руки в рукава пальто. – Да нельзя пока. Ну уж потом… за все заплатишь!

Вот таким он был для нее совершенно ясен. А то раньше все понять не могла, отчего он с ней носится: малыш то, малыш се… Притворялся, значит, причем не слишком удачно. Плохой из него актер получился.

Она тщательно следила за своим лицом, чтобы не исчезло сонное и равнодушное выражение и в глазах ничего не отразилось. Впрочем, он бы ничего не заметил, до того был зол.

Он вытащил ее на лестницу, как тряпичную куклу, почти волоком спустил вниз, протащил через двор и впихнул в припаркованную в углу машину.

– Пристегнись! – буркнул не глядя и, увидев, что она и рукой не шевельнула, окончательно разъярился.

– Пристегнись, сказал! – заорал он и встряхнул ее как следует.

Силен, скотина, еще бы, столько мяса жрет каждый день. Нора сжала зубы, чтобы не вскрикнуть, и опустила голову, чтобы он не видел ее лица. И главное – расслабиться, не показать, что ей страшно, а напротив, что она вообще ни на что не реагирует.

А этот паразит совсем сошел с катушек. Он сильно защемил ей предплечье, да еще с вывертом, так что у нее слезы брызнули из глаз. Было ужасно больно, и она решила, что стукнет его сумкой, а потом ткнет пальцем в глаз и выскочит из машины. И не станет кричать и звать на помощь, все равно здесь никого нету. И не побежит через двор, где будет как на ладони и эти злодеи ее тотчас поймают.

Нет, нужно обойти дом, там будет забор, а в нем дыра, в которую она пролезет без труда, выйти на обычную улицу и сесть в маршрутку, все равно какую, только бы уехать подальше.

Она понятия не имела, откуда у нее в голове возник такой четкий, логичный план. Как будто все это она уже проделывала один раз. И у нее получилось.

И только было она собралась привести план в исполнение, как дверца машины открылась, и возмущенный голос, в котором не было и тени бархатистой вальяжности, закричал:

– Ты что делаешь, урод? Совсем рехнулся? Ты мне объект испортить хочешь?

Мерзавец нехотя отпустил Нору и оглянулся, собираясь, видно, огрызнуться, но поглядел гипнотизеру в глаза и передумал.

– Возьмите себя в руки! – Тот тоже успокоился, голос снова стал бархатным. – Мы все нервничаем, но с ней ничего не должно случиться до… сами знаете чего.

– Знаю… – неохотно процедил парень и убрал руку.

Нора едва сдержала вздох облегчения, пообещав себе, что непременно этому негодяю отомстит. А пока нужно притвориться, что она ни на что не реагирует, что она овощ. Кабачок на грядке. Или тыква.

Ее пересадили на заднее сиденье рядом с гипнотизером, и машина выехала на улицу.

– Нет, ну в каких условиях я должен работать, – бормотал бородатый гипнотизер, усаживая Нору поудобнее, – ну никакой чистоты эксперимента. Ну что тут можно сделать…

– За те деньги, что вам платят, очень многое можно сделать, – сказал водитель.

– А тебе велено было с нее пылинки сдувать, а ты что? Думаешь, я не видел, как ты ее бить собирался? Это неприемлемо, совершенно неясно, как ее мозг на боль отреагирует. Я создал личность хрупкую, ранимую, малейшее отклонение может быть критическим… Да тише ты! – Водитель резко затормозил, чтобы не врезаться в переднюю машину.

– Вы меня не учите, как машину вести! – огрызнулся тот.

– Господи, и кого он берет на работу! Это же просто уму непостижимо… – вздохнул бородатый и пробормотал какое-то слово по латыни.

Нора, тюкнувшаяся от толчка в спинку переднего сиденья, была рада, что он не видит ее лица. Но вот он повернул ее к себе и зашарил по карманам, надо полагать, в поисках часов. Было очень забавно наблюдать, как менялось его лицо. Нора смотрела на него из-под ресниц и едва сдерживала улыбку.

Сначала на лице бородатого проступила досада («да где же они»), потом растерянность, когда часов не было ни в одном кармане, потом – беспокойство.

Он нервно заерзал на сиденье, но, поймав взгляд водителя в зеркале, взял себя в руки.

– Оставил там, – сказал сам себе огорченно, – наверно, из кармана выпали…

Тут до него дошло, что часы лежали на столе, когда так не вовремя явился тот разъярившийся носорог, и он повернулся к Норе. Взял за подбородок, посмотрел в глаза, провел ладонью перед лицом.

– Да не могла она… – пробормотал с досадой, потом все же обыскал наскоро, и Нора порадовалась, что так удачно часы спрятала.

– Значит, Нигматуллин упер, вороватый паршивец… – пробормотал он раздраженно, – ладно, я наскоро установку ей сделаю на сегодня, а там посмотрим.

– Плакали ваши часики… – злорадно сказал водитель, – этот ворюга уже налево их пустил, концов не найти…

– Найду, – спокойно сказал гипнотизер, – сам принесет.

«Не найдешь», – подумала Нора мстительно, и тут же приказала себе не думать о часах. Кто его знает, этого доктора, может, он и мысли читать умеет…

Гипнотизер повернулся к ней и заговорил:

– Сейчас я скажу одно важное слово. И ровно через пять минут вы придете в себя и сделаете все, что я скажу. Вы вернетесь в банк и будете говорить всем, кто спросит, что внезапно вам стало плохо и вы поехали домой. Дома отлежались, приняли лекарство, вам стало лучше, и вы вернулись на работу. Далее вы пойдете на свое рабочее место и будете там делать все, что делаете обычно, ни на что не отвлекаясь и ни с кем не общаясь.

Он смотрел ей в лицо, и ей казалось, что глаза его проникают глубоко в мозг. И шарят там в поисках ее самых потаенных мыслей.

Нора напомнила себе, что она – кабачок, лежит себе на солнышке, и роса приятно щекочет листья.

– Итак… ресентимент! – громко сказал гипнотизер, и Нора с трудом удержалась, чтобы не вздрогнуть.

– Ну и слово придумал, – хмыкнул водитель.

– Останови, я выйду! – приказал гипнотизер.

Заодно пересадили Нору на переднее сиденье. Они уже подъезжали к банку. Нора прикинула время… ага, пять минут точно прошло. Она вздохнула, откинулась на спинку сиденья и широко открыла глаза. Потом перевела взгляд на «мужа» и успела заметить, как вместо злобного волчьего, взгляд его снова сделался приторно-заботливым. Теперь-то она знала, что все это фальшивка.

– Ох, милый… – сказала она, – я, кажется, задремала…

И опять-таки увидела, что в его взгляде мелькнуло удивление, очевидно, раньше она его никогда не называла милым. Так, следует сбавить обороты.

– Где это мы? Разве сейчас утро?

– Малыш, ты только не волнуйся, – заговорил он, – но тебе на работе плохо стало… то есть просто голова заболела, ты меня вызвала, я тебя увез домой…

– Ой, а как же работа? Мне попадет… – забеспокоилась она.

– Ничего страшного. Так и скажи, когда спросят… Иди уже, тут стоять долго нельзя.

«Боится, что на камеры попадет», – сообразила она.

Он открыл дверцу и подал ей руку.

– Ой, что это? – Пальто было все в строительной пыли. – Где же это я так извозилась?

– Не знаю, – в голосе промелькнула злость, – может, у вас в банке ремонт?

Вот придурок, не мог пальто почистить, это же вызовет подозрение.

– Пока, дорогой, до вечера! – Она улыбнулась ему почти без усилий и вошла в двери банка.

Охранник разговаривал с каким-то незнакомым парнем в черной кожаной куртке. Вьющимися волосами и выражением лица этот незнакомец слегка напоминал целеустремленного барана.

При виде Норы охранник поперхнулся, закашлялся и проговорил, обращаясь к своему кудрявому собеседнику:

– Да вот же она, Ветлицкая!

Незнакомец уставился на Нору строго и проговорил слегка блеющим голосом:

– Ве-етлицкая, значит?

– Ну да, Ветлицкая! – удивленно отозвалась Нора. – А в чем дело? И кто вы такой?

– Лично я – капитан Овчинкин. Но вообще, это я задаю вопросы, а вы должны отвечать.

– Какие вопросы? В чем вообще дело?

– Товарищи из полиции, – вступил в разговор охранник, почему-то употребляя множественное число, так что Нора даже оглянулась – нет ли здесь еще кого-то, но больше никого не увидела. – Они здесь по поводу убийства, насчет Сундуковой…

– А вот лишнего говорить не на-адо! – оборвал его полицейский. – Если что надо, я сам скажу, а ваше де-ело – отвечать на вопросы и содействовать следствию…

– Я отвечаю, – стушевался охранник. – Я содействую…

– А вы, гражданка Ветлицкая, сейчас пройдете со мной и ответите на несколько вопросов…

Он развернулся и с важным видом зашагал по коридору. Норе ничего не оставалось, как последовать за ним. На ходу она кое-как почистила пальто, чтобы не так бросалось в глаза.

Они дошли до переговорной комнаты, вошли туда.

Там, за длинным столом, сидел мрачный мужчина лет сорока и что-то писал в блокноте.

Войдя в переговорную, Овчинкин подтянулся, но при этом парадоксальным образом стал меньше ростом.

Прокашлявшись, он доложил:

– Товарищ майор, я ее привел.

– Кого ее? – отозвался мрачный тип, оторвавшись от своего блокнота и уставившись на Овчинкина.

– Так Ветлицкую же! – ответил тот.

– Ах, Ветлицкую? – Мрачный взглянул на Нору, как будто только сейчас ее увидел. – Ладно, Овчинкин, можешь идти!

– А может…

– Нет, Овчинкин, не надо!

– Но все-таки возможно…

– Иди, Овчинкин, я тут сам разберусь!

Овчинкин погрустнел, стал еще меньше ростом и вышел из переговорной.

– Присаживайтесь. – Мрачный тип показал Норе на один из свободных стульев.

Нора кивнула и села. При этом что-то твердое уперлось ей в живот.

Она вспомнила, что спрятала под пояс брюк часы гипнотизера. Не станешь же вытаскивать их при полицейском, придется терпеть!

– Ваша фамилия?

– Ветлицкая… Нора Ветлицкая…

– Нора – или Элеонора?

Нора на мгновение растерялась, но потом неуверенно проговорила:

– Вообще-то мое полное имя Элеонора… но обычно все называют меня Норой, и я привыкла… даже как-то забыла, что по документам я Элеонора…

Полицейский посмотрел на нее каким-то странным взглядом:

– Такие вещи забывать нельзя!

Затем он пролистал свой блокнот, нашел нужную страницу и укоризненно проговорил:

– Нехорошо, гражданка Ветлицкая!

– Что – нехорошо?

– Нехорошо скрываться от следствия!

– Да я и не скрывалась! Я понятия не имела, что вы здесь находитесь! Когда я уходила, вас не было…

– Вот именно! Почему вы внезапно ушли в рабочее время?

– Мне стало плохо. Голова заболела, и таблетки не помогали…

– Вы обратились к врачу?

– Нет, я просто поехала домой и прилегла. И мне скоро стало лучше.

– Странно, странно… – протянул полицейский.

– Не вижу в этом ничего странного! Мне стало лучше – и я приехала, как видите… – Нора даже решилась робко полицейскому улыбнуться.

Что, надо сказать, не произвело на него ни малейшего впечатления. Ну да, они же тут все твердокаменные, горят на работе. Но тут она увидела свое отражение в стеклянной стене и все поняла. Волосы зализаны, пальто мятое, будто по земле в нем каталась, да еще и тушь под глазом размазана. Ясно, что на такое чучело никто реагировать не станет. Этот мент еще и подозревать будет, вон как сердито смотрит.

– Как у вас все просто! Захотели – ушли, захотели – пришли! Какое-то у вас странное отношение к трудовой дисциплине. Впрочем, это не наш вопрос, – спохватился полицейский. – Этим пусть ваше начальство занимается. Раз уж вы пришли, гражданка Ветлицкая, скажите, какие у вас были отношения с Лидией Сундуковой?

– С Сундуковой? – переспросила Нора. – Да никаких… так, здоровались иногда, а больше ничего…

– Совсем ничего?

– Ну, я же сказала. – Нора пожала плечами.

– Значит, в нерабочей обстановке вы с ней не встречались? Кофе не пили, по магазинам не бегали, всякие там фитнесы-бассейны не посещали?

– А почему мы должны были встречаться?

– Что за манера – отвечать вопросом на вопрос? Скажите просто, встречались с ней или нет.

– Нет, не встречались. И никуда я с ней не ходила, – твердо ответила Нора.

– И в последние дни в ее поведении вам ничего не показалось странным?

– Но я же с ней почти не общалась! Как я могла заметить странности в ее поведении?

– М-да… может быть, вы все же что-нибудь заметили?

– Да говорю же вам – ничего!

– Ну, ничего так ничего… а что это вы, гражданка Ветлицкая, все вертитесь?

– Что, простите? – Тут Нора осознала, что действительно то и дело меняет положение – мешают часы, спрятанные за поясом брюк.

– Ну, знаете, – Нора изобразила смущение и недовольство, – я что, на этот вопрос тоже обязана отвечать?

– Ах, вот в чем дело… – Теперь уже майор смутился. – Ну, если так, можете, конечно, идти. Но если вы все же вспомните что-нибудь о Сундуковой – обязательно позвоните мне. – И он протянул Норе карточку с номером телефона.

– Всенепременно! – насмешливо ответила Нора, и тут же спохватилась, что перегнула палку. Он простил бы такой тон симпатичной женщине, а не чучелу в грязном пальто. Но, как видно, наблюдательность не была его сильной стороной, потому что он ничего не заметил. И отпустил ее кивком головы.

Нора вышла из переговорной, оглянулась и направилась в туалет – мало ли, этот майор следит за ней через камеру видеонаблюдения!

В туалете она первым делом разорвала и выкинула его визитную карточку, а вторым – достала из-за пояса часы гипнотизера и переложила их в карман. Наскоро причесалась и подкрасила губы, перекинула пальто на руку и отправилась к себе в кабинет.

Здесь она снова достала часы и положила перед собой на стол, чтобы как следует их осмотреть.

Часы были серебряные, тяжелые.

На чуть желтоватом циферблате (скорее всего, слоновая кость) были выписаны странные, незнакомые цифры. Скорее даже не цифры, а буквы какого-то древнего алфавита.

Стрелки были золотые, узорные, с очень красивой тонкой резьбой. Приглядевшись к ним, Нора убедилась, что не ошиблась, когда смотрела на эти часы в руках гипнотизера – стрелки действительно медленно двигались в обратном направлении, «против солнышка».

Еще у часов были две фигурные серебряные головки – видимо, для завода и для установки времени.

Нора хотела проверить завод, но в это время дверь ее кабинета без стука отворилась, и в него ввалился Боря Варшавский. В руке у него был пластиковый стаканчик с кофе.

Нора машинально накрыла часы листом бумаги – ей не хотелось, чтобы их кто-нибудь увидел. Не хотелось отвечать на возможные расспросы.

– Ну что, как ты? – проговорил Боря с некоторым смущением. – Что с тобой было?

– Да сама не знаю… что-то голова здорово разболелась, прямо до тошноты.

– А сейчас-то лучше?

– Конечно, гораздо лучше! Полежала немного – и все прошло.

– Ну, ты извини, что я тебя выдернул… просто, когда полиция нагрянула, шеф, видно, здорово перетрусил и начал на всех орать. А когда узнал, что тебя нет – прямо как с цепи сорвался. Ну, я и стал тебе эсэмэски слать, чтобы у тебя потом не было неприятностей. Но если тебе все еще плохо…

– Да все в порядке, Боря, мне уже гораздо лучше.

– Честно?

– Честно.

– Ой, я ведь тебе кофе принес… остыл, наверное, пока я тут разглагольствовал…

Он неловко протянул стаканчик, и при этом выплеснул немного кофе себе на ногу.

– Ох ты, до чего же я неловкий! – скривился Боря.

– Ты не обжегся?

– Нет, кофе, к счастью, уже не такой горячий…

– Вот видишь, все к лучшему! – усмехнулась Нора. – Давай я тебе вытру…

Она достала из пачки салфетку, но Боря отмахнулся:

– Не надо, я сам… – И он выскользнул в коридор.

Проводив его взглядом, Нора пригубила кофе…

Боря был прав, кофе остыл, а остывший кофе Нора не любила. Но, странное дело, этот кофе из автомата и то был лучше того, что подает ей утром муж. Да какой муж? Объелся груш! С этим нужно что-то делать, причем как можно скорее, она просто не сможет больше находиться с этим типом рядом.

Она снова взглянула на часы.

За время их разговора стрелки сдвинулись, как она и думала, в обратную сторону. Нора попробовала определить, какое время они показывают.

Как и на обычных часах, циферблат был разделен на двенадцать частей, каждую часть отмечал незнакомый значок. Нора мысленно перевернула циферблат, как будто представила себе его зеркальное отражение.

Выходило, что они показывают почти правильное время, только бегут на пять минут.

Почти машинально Нора повернула серебряную головку так, чтобы минутная стрелка передвинулась на пять минут назад.

Вот теперь часы показывали правильное время.

Но вообще, что с ними делать?

Нора забрала их, чтобы лишить гипнотизера его инструмента. Но выходит, что она их украла…

Вернуть их? Но как?

Она не собиралась снова встречаться с теми людьми, если только… И вообще, если злодею, который так любит копаться в чужих мозгах, эти часы так нужны, то, возможно, ей они тоже помогут?

Додумать эту мысль Нора не успела, потому что дверь ее кабинета снова открылась, и вошел Боря Варшавский с пластиковым стаканчиком в руке.

Что он – что-то забыл ей сказать? Или решил принести новый стакан кофе вместо остывшего?

Нора снова спрятала часы под листком бумаги и хотела спросить Борю, зачем он снова пришел, но не успела и рта открыть. Боря заговорил первым, он с виноватым видом проговорил:

– Ну что, как ты? Что с тобой было?

Нора посмотрела на него удивленно – у него что, провалы в памяти? Он же ей уже задавал этот вопрос!

Чтобы не смущать коллегу, она ответила, как прошлый раз:

– Да сама не знаю… что-то голова здорово разболелась…

– А сейчас-то лучше?

Господи, что с ним? Может, он заболел? Или это он так прикалывается? Нашел тоже время!

Она решила играть по его правилам и опять повторила прежнюю реплику:

– Конечно, гораздо лучше! Полежала – и все прошло.

– Ну, ты извини, что я тебя выдернул… просто, когда полиция нагрянула, шеф, видно, здорово перетрусил и начал на всех орать. А когда узнал, что тебя нет – прямо как с цепи сорвался. Ну, я и стал тебе эсэмэски слать, чтобы у тебя потом не было неприятностей. Но если тебе все еще плохо…

Ох, ни фига себе! Он ведь сказал слово в слово то же, что прошлый раз! Нет, по приколу так не получится!

– Нет, мне правда лучше. – Нора опустила глаза, чтобы он ничего не заметил.

– Честно?

– Честно.

– Ой, я ведь тебе кофе принес… остыл, наверное, пока я тут разглагольствовал…

Он снова, как прошлый раз, неловко протянул Норе стаканчик, и при этом точно так же, как тогда, выплеснул немного кофе себе на ногу.

Нора смотрела на него в полном изумлении.

Что же это такое?

Допустим, он пытается ее разыграть, но второй раз выплеснуть на себя кофе – это уже чересчур! Да и не получится второй раз, слишком естественно все выглядело!

– Ох ты, до чего же я неловкий! – скривился Боря.

Опять-таки, как тогда.

Теперь Нора сама от полной растерянности повторила свою прежнюю реплику:

– Ты не обжегся?

– Нет, кофе, к счастью, уже не такой горячий…

Нора не хотела дальше играть в эту игру, но слова сами сорвались с ее губ:

– Вот видишь, все к лучшему! Давай я тебе вытру…

Только усмешки на этот раз не получилось, на ее лице был испуг и растерянность.

Она все же достала из пачки салфетку, но Боря отмахнулся:

– Не надо, я сам… – И он выскользнул в коридор.

Как прошлый раз проводив его удивленным взглядом, Нора взглянула на стол.

Туда, где должны были теперь стоять два стакана – первый, из которого она уже отпила, и второй, который Боря принес только что…

Стакан был один.

Нора почувствовала, как комната накренилась, словно палуба корабля, а голову стянул обруч боли…

Правда, на этот раз это ощущение быстро прошло.

Она отдышалась и попыталась осознать, что с ней только что произошло.

Говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Но Боря Варшавский дважды вошел в ее закуток и дважды повторил одни и те же слова. Мало этого – он дважды пролил на себя кофе…

Это не укладывалось ни в какие рамки.

И тут Нора увидела часы на своем столе…

Она вспомнила, что передвинула минутную стрелку на пять минут назад… и сразу после этого Боря вошел к ней и второй раз разыграл свою маленькую сценку.

Как будто время сделало петлю и вернулось на пять минут в прошлое…

И тут у Норы мелькнула дикая мысль.

Что, если именно это и случилось?

Что, если от того, что она перевела часы гипнотизера назад, само время сделало петлю?

Нора испуганно посмотрела на удивительные часы.

Нет, такого просто не может быть…

Конечно, не может! Это просто бред! Но, с другой стороны, болтал же этот гипнотизер что-то такое про прошлое, и стрелки на этих часах идут в обратную сторону…

Но ведь очень просто проверить и убедиться, что это бред! Нужно всего лишь еще раз перевести стрелки часов назад и посмотреть, что из этого выйдет…

Нора повернула назад серебряную головку, и уже когда она сделала это – сообразила, что поворачивает не ту головку, что первый раз, а вторую, побольше…

Стрелки часов быстро побежали по кругу, описали полный круг, еще один и, наконец, остановились…

Ну вот, ничего же не произошло!

Зазвонил мобильный телефон. Элла взглянула на дисплей и увидела имя, которого больше всего боялась. Звонила Катерина Романовна. Будет ее торопить, будет спрашивать, как подвигается редактура, а чертова редактура двигалась очень медленно. Вроде бы сидит она дома, никуда не ходит, а работа все на месте топчется. Странная какая-то книга, непонятно в ней все, так что Катерина в своем недовольстве где-то права…

И все равно, придется ответить…

Элла поднесла трубку к уху и проговорила бодрым, уверенным голосом:

– Катериночка Романовна, я работаю, я вовсю работаю! Я уложусь к сроку!

Уже произнеся эти слова, Элла испытала странное чувство – как будто она это уже говорила. В точности эти слова, точно с такой же интонацией и в такой же точно ситуации…

Ну да, конечно, она вечно оправдывается перед издательницей, и оправдывается точно такими же словами. В этом нет ничего удивительного. Хотя и ничего хорошего.

Но все же был какой-то странный осадок…

– Не сомневаюсь! – холодно процедила издательница. – Но сейчас, Кустова, я тебе звоню по другому поводу. Ты должна немедленно приехать в издательство.

– В издательство? – переспросила Элла с испугом. – Зачем?

– Затем, что нужно! – отчеканила Катерина, но все же немного смягчила тон и пояснила: – К нам приехал автор «Часов», он хочет кое-что с тобой обсудить, кое-что уточнить…

И опять у Эллы было чувство, что она уже слышала эти слова. В точности эти.

А вот это уже совсем непонятно – автор «Часов» никогда с ней не встречался, он вообще был человек загадочный и в издательстве появлялся очень редко.

Так или иначе, ехать в издательство очень не хотелось.

Элла заныла:

– Именно со мной? Может быть, он это все обговорит с вами, а вы потом…

– Кустова, ты меня не поняла? Приезжай в издательство, и как можно быстрее!

Ездить в издательство Элла очень не любила.

Во-первых, ей приходилось для этого одеваться гораздо приличнее, чем обычно, приводить себя в порядок, чтобы от нее не шарахались сотрудники и авторы.

Во-вторых, в издательстве приходится общаться с людьми, чего она тоже не любила… там все куда-то спешат, звонят телефоны, кто-нибудь непременно привяжется с разговорами… и вообще, на эту поездку уйдет полдня, а работа стоит…

Элла замерла.

Опять это странное ощущение, что все это уже было – и этот телефонный разговор, и реплики Катерины, и ее собственные ответы, и даже ее мысли по поводу поездки в издательство…

Ну, в общем, как раз в этом не было ничего удивительного.

Ее жизнь в последнее время вошла в колею, стала монотонной, однообразной – вот и возникает это чувство. Поменять бы что-то, но как? Ничего другого делать она не умеет и, если честно, не хочет… не самая плохая, в общем, работа. Можно почти не выходить из дому, не тесниться в транспорте, можно читать интересные книги, иногда встречаться с интересными людьми – вот сегодня она увидит живьем этого таинственного писателя, автора «Часов Фрейда».

Вдруг это поможет с редактурой и дело пойдет быстрее? А то и правда можно не успеть, и тогда Катерина устроит скандал и больше не даст работы. Это плохо.

Размышляя так, Элла не теряла времени даром. Она вывалила из шкафа всю свою одежду и вздохнула. Откровенно говоря, смотреть было не на что. Куртка не первой свежести, еще одна потертая. Ну, как-то ей все равно было раньше, а сейчас вот взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. А правда, как капюшон на лицо натянет да скукожится вся, то на бомжиху сильно смахивает. Странно еще, что люди не шарахаются.

Элла вздохнула: вот поэтому и не любит она в издательство ездить, что нужно там в приличном виде быть. А откуда этот вид приличный взять? У нее и денег в обрез.

Тут же появилась несвоевременная мысль, что она сама себе придумывает оправдания, что нельзя спрятаться в раковину, как улитка, так можно совсем одичать. Элла потрясла головой, чтобы избавиться от этой мысли. С чего это ей в голову приходят такие мысли? Жила себе спокойно, никому не мешала…

Однако нужно было что-то решать с одеждой. И Элла выбрала коротенькую кожаную курточку. Надо же, думала, что она маловата, а вот впору оказалась. Элла в последнее время похудела, хотя все время есть хочется.

Она поглядела на себя в зеркало.

Вид, честно говоря, ужасный, просто непристойный.

Расчесала волосы, хотела заколоть их гладко, но получилось еще хуже, так что, как только сняла заколку, волосы снова растопырились во все стороны. Накрасила ресницы, причем тушь так засохла, что ложилась неаппетитными комками.

В конце концов, Элла решила махнуть на все рукой, поскольку время поджимало, с Катериной Романовной шутки плохи. Вот только губы накрасить…

Она порылась в тумбочке, и там, среди своих жалких запасов косметики, увидела красивые карманные часы.

Элла уставилась на них с изумлением. Больше того – с испугом. Мир как-то накренился, задрожал, как воздух в жаркий день… Голову схватила боль, но быстро ушла.

Откуда у нее эти часы?

Часы были определенно старинные, серебряные и очень необычные. На циферблате слоновой кости стояли не арабские цифры, и не римские, а какие-то странные, незнакомые значки – может быть, буквы какого-то древнего алфавита…

И тут Элла осознала, что точно такие часы описаны в романе, который она редактирует. «Часы доктора Фрейда».

Там на часах были вместо цифр буквы еврейского алфавита, да к тому же стрелки двигались в обратную сторону…

Но как это может быть?

Что, эти часы из романа материализовались, из рукописи перенеслись в реальный мир?

Бред какой-то! Безумие!

Но тогда как объяснить их появление в ее квартире? Здесь ведь давно никого не было, кроме нее!

Дрожащими от волнения руками Элла сунула часы в свою сумку. Она подумала, что расскажет о них автору книги, может быть, он сможет как-то объяснить их появление?

Снова посмотрела на себя в зеркало и решила, что так сойдет. Все равно больше ничего не сделаешь.

Лифт застрял на шестом этаже, что-то там выносили или грузили.

Чтобы не терять время, Элла сбежала по лестнице, и на пятом встретилась с той самой соседкой, чей пес испытывал к ней нежные чувства. Соседка поздоровалась и открыла дверь своим ключом, а Элла слишком поздно поняла, что надо спасаться.

Пес вылетел из двери, как распрямляющаяся пружина, миновал хозяйку и с размаху бросился на Эллу.

Он, разумеется, не имел в виду ничего плохого, просто очень обрадовался и захотел эту радость выразить. Но то ли он не рассчитал свои силы, то ли Элла была сегодня не в лучшей спортивной форме, но она не успела не то чтобы отскочить (это было невозможно), но хотя бы прижаться к стене.

Короче, это чудовище опрокинуло ее навзничь и принялось облизывать, радостно урча.

– Макс, назад! – в ужасе закричала хозяйка, но кто бы стал ее слушать…

– Да отстань ты! – Элла не испугалась, но очень рассердилась.

Надо же, валяться на полу перед незнакомым человеком!

Пес, видимо, и сам понял, что перегнул палку, и наконец отошел в сторонку, тем более хозяйка схватила его за ошейник.

– Совсем с ума сошел, что ли? – спросила Элла пса, и он сделал сконфуженный вид – извини, мол, не рассчитал, хотел как лучше, а получилось…

Он дал затащить себя в квартиру без сопротивления. Элла с трудом поднялась и потрясла головой.

– Вы не ушиблись? – выскочила хозяйка.

– Ну, как вам сказать… – протянула Элла и тут заметила, что джинсы вымазаны пылью, а кожаная куртка порвана на плече – там, куда пришлись когти этого чудовища.

– Да что же это такое? – закричала она. – Вот что теперь делать? У меня встреча важная, не успею переодеться!

– Угу, – сказала хозяйка, и в глазах ее появилось странное выражение, – собеседование, что ли, насчет работы?

– Ну да, – сказала Элла, чтобы долго не объяснять.

– Иди-ка сюда, – хозяйка поманила Эллу в квартиру, – не бойся, я его в ванной заперла.

Прихожая была большая, но заваленная всякой всячиной, чему Элла не слишком удивилась, вспомнив про двоих детей и собаку. Хозяйка открыла встроенный шкаф и вытащила короткое пальтишко очень приятного синего цвета.

– Ну-ка примерь!

– Я не могу, – Элла попятилась, – я пойду.

– Куда? Куда ты пойдешь в таком виде? – спокойно спросила хозяйка. – Курточка эта, даже если бы и не порванная была, все равно никуда не годится. Ты уж извини, я в крупной фирме в отделе кадров работаю, так вот если бы кто ко мне на собеседование в таком виде явился – ни за что бы на работу не взяла. Так что бери пальто, вечером занесешь. А паршивца этого я накажу.

– Да не надо, он плохого не хотел.

Пальто оказалось впору, Элле выдали еще шарфик подходящего цвета и почистили джинсы. Глядя на сумку и кроссовки, хозяйка только печально вздохнула и сама расчесала Элле волосы.

Надо же, у нее получилось. И помаду свою старую отдала, сказала, что цвет подходящий. Элла поглядела на себя в зеркало и поняла, что точно, этот цвет ей подходит. Лицо стало как-то серьезнее, глаза смотрят уверенно.

– Глаза не опускай, не отводи, но и не пялься, а то нагловатой сочтут. Говори серьезно, можешь пару раз в конце улыбнуться, – напутствовала ее хозяйка хулиганского пса, представившаяся наконец Аленой.

Пес жаждал с Эллой попрощаться, но его так и не выпустили из ванной.

Издательство «Муравей», в котором Элла работала, находилось в большом «сталинском» доме неподалеку от станции «Лесная».

Элла пересекла обширный зеленый двор, нашла нужный подъезд, нажала на домофоне нужную кнопку – рядом с ней было написано название издательства и даже нарисован симпатичный муравей, символ и тотем издательства.

Из динамика раздался голос секретарши Милы, Элла представилась и вошла.

Издательство занимало две соединенные квартиры на третьем этаже.

Элла поднялась по лестнице, прошла по длинному коридору, постучала и вошла в приемную.

Милка, как обычно, делала одновременно три дела: что-то жевала, разговаривала с кем-то по телефону и выщипывала брови.

– Ты чего явилась? – осведомилась Мила, явно недовольная тем, что ей помешали.

– И ты здравствуй! – ответила Элла. – А меня вообще-то Катерина Романовна вызвала, говорила, что очень срочно…

И снова, слушая Милу и произнеся свой ответ, Элла почувствовала, что все это уже было, что уже был этот разговор.

Дальше она собиралась добавить, что с ней хотел поговорить автор, но поперхнулась и не закончила фразу, чтобы как-то разрушить чувство предопределенности.

– Катерина? – переспросила секретарша. – Вообще-то она в типографию уехала, там какой-то форс-мажор. Но обязательно вернется, потому что в три должен приехать Новосильцев.

Новосильцев – хозяин издательства, если он должен приехать к трем, значит, к трем часам Катерина тоже точно приедет. Но до этого времени еще полтора часа…

– А где автор? – спросила Элла, и снова она почувствовала, что повторяет текст, как заезженная пластинка.

– Который?

– Автор «Часов Фрейда».

– Ах, этот… – Мила перешла на шепот. – Вообще-то он где-то здесь, но где точно – не знаю. Его ведь никто не знает в лицо, представляешь? Строит из себя загадочную личность, Железную Маску… пиарится, в общем! Ну, ты подожди, раз уж приехала. К трем Катерина точно должна вернуться. Можешь у меня посидеть.

Элла смотрела на секретаршу в испуге.

Каждая ее фраза, каждое слово было ей уже знакомо! Да что же это творится?

Нет, нужно уйти из приемной, а то и с ума сойти можно! От Милкиной болтовни и в обычное время одуреешь, а сегодня, когда каждая фраза казалась знакомой и уже слышанной, и того хуже…

Элла деревянным голосом поблагодарила секретаршу и сказала, что хочет пока зайти к компьютерщикам, посоветоваться с Сергеем – будто у нее какие-то проблемы с компьютером.

– С Сергеем? – переспросила Мила. – Сочувствую… тот еще зануда. Кстати, у меня хорошее печенье есть, один автор принес, у которого книжка по кулинарии вышла. Угощайся!

– Печенье… – повторила Элла растерянно. Это тоже уже было… и эти слова, и крошащееся песочное печенье…

Но все же печенье выглядело аппетитно, и Элле снова ужасно захотелось есть. Вот вроде бы завтракала же недавно, а как будто неделю не ела. Или дней пять.

– Вот гляжу я на тебя, – вздохнула Милка, – ешь что хочешь, а худая ты, как спица. Вот куда у тебя все девается?

– Зависть – плохое чувство… – начала Элла, но поперхнулась, не договорив фразу.

Она взяла из коробки печенье и вышла в коридор, а там направилась к кофейному автомату. Печенье и правда было очень вкусное, видимо, автор все свои рецепты проверял на практике.

Она подошла к кофейному автомату. Возле него стоял высокий мужчина на вид лет сорока, немного сутулый, с трехдневной щетиной на щеках, в твидовом пиджаке.

Элла поздоровалась с ним вполголоса, пытаясь вспомнить, где его видела, он машинально ответил, взял стаканчик с эспрессо, отступил в сторону.

Элла после недолгого колебания выбрала капучино.

– У вас печенье на плече, – проговорил незнакомец.

– Что? – переспросила Элла, испугавшись, что пальто чужое и как его возвращать с жирным пятном. – Где?

– Да вот здесь! – Мужчина протянул руку, снял с ее плеча крошку печенья.

Элла дернулась – она не выносила чужих прикосновений, особенно неожиданных. Кроме того, снова ее преследовало чувство, что она все это уже видела, и слышала, и говорила – как будто играла сотый раз в одной и той же давно наскучившей пьесе.

Она еще успела подумать, что вот сейчас непременно прольет кофе на его пиджак – и вот правда кофе из ее стаканчика выплеснулся, и несколько капель попало на твидовый пиджак незнакомца.

– Ох… – Элла еще больше смутилась и расстроилась от предопределенности каждого слова и каждого движения, от невозможности вырваться из колеи. Она торопливо вытащила из сумки салфетку, чтобы оттереть кофе, и вместе с салфеткой из сумки вывалились серебряные часы… Которые незнакомец подхватил весьма ловко.

– Да не волнуйтесь, ничего страшного! – начал было мужчина, и вдруг разглядел то, что у него в руках, и лицо его переменилось.

– Откуда это у вас?

– Это? – Элла выхватила часы и хотела спрятать, но вдруг передумала. До сих пор она чувствовала, что все слова и действия она уже выполняла когда-то. Это бывает, когда снится сон, и вдруг вспоминаешь, что уже его видела и даже знаешь, что будет дальше. Так может, это и есть всего лишь сон? Тогда надо забыть всякую осторожность и делать то, что хочется. Во сне ведь даже если случится что-то плохое, всегда можно проснуться.

Она искоса взглянула на незнакомца и вдруг честно призналась:

– Не знаю. Понятия не имею.

– Как так?

И тут гнетущее ощущение, что каждое ее слово и каждый жест повторяется, вдруг пропало. Элла вырвалась из узкой колеи предопределенности. Значит, все-таки сон…

Она испытующе взглянула на незнакомца – можно ли ему доверять? – и выпалила:

– А вы что, когда-нибудь их видели?

Мужчина осторожно взял у нее из рук часы, внимательно их рассматривая.

– Сами эти часы не видел, не буду врать. Но читал о них и видел их изображения. Это очень старинные часы, и очень необычные. О них рассказывают такое, во что и поверить-то невозможно.

– И что же о них рассказывают?

– Ну, во-первых, они идут в обратную сторону. В этом еще нет ничего волшебного – цифры на них древнееврейские, а в этом языке пишут не слева направо, а справа налево, вот и стрелки движутся наоборот. Во-вторых, эти часы, по легенде, когда-то принадлежали основателю психоанализа Зигмунду Фрейду…

– Вот как… – Элла вдруг сообразила, кто перед ней.

– Это ведь вы автор книги «Часы Зигмунда Фрейда»?

На этот раз мужчина выглядел удивленным:

– Откуда вы знаете об этой книге? Она ведь еще не опубликована.

– Откуда я знаю? Да я ее редактирую.

– Вот как? Надо же!

– Кстати, меня сегодня вызвали в издательство, чтобы встретиться с вами. У вас ко мне есть какие-то вопросы или замечания?

– Да, я хотел с вами поговорить. Но не на ходу. Вы, кстати, так и не выпили кофе. Я вам возьму новый стаканчик, а то ваш остыл, да и расплескался…

Элла запротестовала, но мужчина уже протягивал ей новый стаканчик капучино. Элла только сейчас разглядела его глаза – темно-серые, как балтийское море в непогоду…

И снова у нее возникло чувство дежавю – словно она уже видела его серые глаза и думала о них именно в таких выражениях. И в прошлый раз она здорово расстроилась, потому что неожиданно увидела себя его глазами – этакое чучело в кургузой неказистой курточке и давно не стиранных джинсах.

После такого оставалось только бежать, что она и сделала. Но сейчас на ней довольно приличное пальто (спасибо Алене), и макияж хоть и скромный, но на уровне, по крайней мере не стыдно. Так зачем же шарахаться от человека?

Она сделала над собой усилие и снова посмотрела ему в глаза. И ничего особенного, серые просто, а что на балтийскую волну похожи цветом, то в нашем городе у многих такие глаза. И, чтобы преодолеть свое смущение, Элла проговорила:

– Вы сказали, что об этих часах рассказывают невероятные вещи. Что вы имели в виду? В том, что стрелки движутся в обратном направлении, нет ничего удивительного… Механизм такой…

– Вы правы, в этом нет ничего удивительного. Но говорят, что задолго до Фрейда эти часы принадлежали средневековому пражскому раввину Льву бен Бецалелю, алхимику и чернокнижнику, тому самому, который создал первого робота…

– Что? – Элла недоверчиво воззрилась на собеседника. – Какого еще робота?

– Ну, роботом я его называю потому, что это слово современному человеку понятнее. Называли это создание Голем, Лев бен Бецалель слепил его из глины и оживил, вложив в рот листок пергамента с написанным на нем заклинанием.

Голем обладал чудовищной силой. Говорили, что раввин использовал его для тяжелых домашних работ, но из более достоверных источников известно, что Голем был создан для защиты обитателей пражского гетто от погромщиков. Тогда как раз в Праге был страшный погром, погибли сотни людей.

«Что-то такое я читала», – подумала Элла, но не стала перебивать своего собеседника, пускай выговорится. Мужчины любят, когда их внимательно слушают.

Тут же мелькнула мысль, а откуда, собственно, она такое знает? В настоящем у нее не было знакомых мужчин. То есть близко знакомых. И в прошлом тоже… вдруг ее посетило странное чувство, что мир наклонился и все вокруг пошло рябью, как картинка в неисправном телевизоре. Элла на миг зажмурилась и потрясла головой, после чего окружающий мир встал на место.

– Но я отклонился от нашей темы. – Автор ничего не заметил. – Кроме Голема, Лев бен Бецалель с помощью знаменитого часовщика сделал эти часы, и они тоже обладали магическими свойствами. Говорят, что они могли управлять течением времени…

– Как? – переспросила Элла, думая, что ослышалась.

– Якобы если хозяин часов переведет стрелки на сколько-то времени назад, он перенесется в прошлое. Ровно настолько, насколько переведет стрелки. Но это, конечно, легенда…

– Конечно… – как эхо, повторила Элла.

– Позвольте на них посмотреть… – Мужчина протянул руку, Элла отдала ему часы, он бережно взял их, внимательно осмотрел и покачал головой:

– Удивительно! Я готов поклясться, что это – те самые часы, часы доктора Фрейда! Вряд ли это подделка, часы, несомненно, старинные…

В это время в коридоре появились две издательские девушки. Они шли мимо, о чем-то разговаривая, но, увидев Эллу и ее собеседника, переглянулись и замолчали. Одна бросила кокетливый взгляд на Эллиного собеседника, вторая пару раз оглянулась, пока подруга не утянула ее за угол.

Автор проводил девиц неодобрительным взглядом, вернул Элле часы, посмотрел на нее внимательно и проговорил:

– Я вижу, что нам нужно о многом поговорить. Все же, давайте обсудим это в другом, более удобном месте. Здесь нам все время кто-то будет мешать. – Он досадливо поморщился, увидев, что настырная девица высунулась из-за угла.

– Но Катерина Романовна… она вызвала меня, и будет очень недовольна…

– Катерина Романовна пригласила вас именно для разговора со мной. Правда, у меня и мысли не было, что разговор этот будет настолько важным. Короче, Катерину Романовну я беру на себя.

– Ну, если так… – Элла поймала себя на мысли, что на Катерину Романовну ей и самой, грубо говоря, абсолютно наплевать, колебалась она только для вида.

– Пойдемте, я знаю здесь неподалеку вполне приличное кафе.

– Хорошо, ведите меня! Только… только сначала хотя бы скажите, как вас зовут.

Он, кажется, на мгновение замялся.

– Что за тайны, в конце концов! Вы-то знаете мое имя!

– Да, конечно, меня зовут Юрий Александрович… можно просто Юрий…

– Хорошо, просто Юрий! Вот и познакомились!

Последняя фраза прозвучала как-то светски, что было совершенно нехарактерно для Эллы. Но она предпочла не удивляться.

Они покинули издательство, спустились по лестнице, пересекли двор и через арку вышли на улицу.

И тут Элла увидела в нескольких шагах машину. Задняя дверца машины была распахнута, и оттуда выглядывал маленький человек с густой черной бородой и кустистыми бровями. Он пристально смотрел на Эллу, как будто хотел ей что-то сказать.

Этот человек… Элла вспомнила его! Это он был в той ужасной квартире в доме с лесами, это он упал, споткнувшись о разлитый клейстер, и только благодаря этому Элла смогла оттуда сбежать.

Она резко развернулась и прошипела своему спутнику:

– Возвращаемся! Немедленно возвращаемся!

– Что такое? – удивленно проговорил он. – Что случилось?

– Потом, я объясню все потом, а сейчас просто делайте, что я говорю! И быстрее!

Юрий, видимо, понял по ее лицу, что происходит что-то серьезное, и не стал больше задавать вопросов. Он послушно повернулся и пошел назад, под арку.

Но когда они вернулись во двор, навстречу им шел крепкий широкоплечий мужчина с коротко стриженными светлыми волосами.

Тот самый, который увел ее из кафе, где она нашла мертвую Лидию Сундукову.

«Обложили! – мелькнуло у нее в голове. – Нашли!»

Лицо этого типа было мрачно и решительно.

– Куда?! – прошипел он с угрозой. – Разворачивайся и садись в машину! Мне надоело за тобой гоняться!

– Как вы разговариваете с женщиной? – проговорил Юрий и шагнул вперед, заслонив собой Эллу.

– А это еще кто такой? – процедил блондин. – Тебе что, больше всех надо? Ну, так и получишь по полной! Оба садитесь в машину, там разберемся! – И в его руке появился небольшой черный пистолет. – В машину, живо!

Элла закусила губу.

Что делать?

Она почувствовала в кармане тяжелый холод – и вспомнила, что там лежат часы.

И тут она вспомнила слова Юрия об этих часах.

Если перевести их стрелки назад, можно вернуться на сколько-то времени в прошлое…

Фантастика, конечно, бред, но другого выхода все равно не было… чем черт не шутит…

Элла, воспользовавшись тем, что Юрий заслонил ее собой, достала часы из кармана и повернула головку, немного сдвинув стрелки в обратную сторону, и успела подумать, что ничего, конечно, не произошло, да и не могло произойти…

Как вдруг земля у нее под ногами качнулась, в глазах потемнело… и в следующее мгновение Элла осознала, что стоит в редакционном коридоре перед кофейным автоматом.

Рядом с ней стоял Юрий, и он говорил, видимо, продолжая начатый разговор:

– Катерина Романовна пригласила вас именно для разговора со мной. Правда, у меня и мысли не было, что разговор этот будет настолько важным. Короче, Катерину Романовну я беру на себя…

«Сработало», – подумала Элла. Как это ни невероятно, но часы действительно перенесли их на несколько минут назад. Это необъяснимо, но это факт.

– Ну, если так… – проговорила она, осознав, что повторяет то, что говорила первый раз.

– Пойдемте, я знаю здесь неподалеку вполне приличное кафе.

– Хорошо, Юрий. Только мы пойдем не обычным путем.

– Не обычным? – с интересом переспросил собеседник – и вдруг до него дошло, что она назвала его по имени.

– Вы знаете, как меня зовут? Я вам вроде еще не представился.

– Ну, слухами земля полнится! – уклончиво ответила Элла.

– Но все же… – Он нахмурился.

– Вы не представляете, как много всего знают секретарши! – рассмеялась Элла и повела его не к обычному выходу из издательства, а к грузовому лифту, на котором спускали и поднимали отпечатанные тиражи книг. Она даже взяла его под руку, так что, когда навстречу попались те две девицы, что болтались по коридорам, они просто вылупились без стеснения.

Спустившись на первый этаж, Элла со спутником оказались возле служебного выхода, перед которым стоял грузовой пикап. В него грузили пачки книг. Возле пикапа стоял экспедитор Гоша.

– Гошенька, подвези нас немного! – попросила Элла самым ласковым голосом. И подошла ближе и улыбнулась заговорщицки.

– Подвезти? – Экспедитор удивленно взглянул на нее. – Да ты даже не спросила, куда я еду! Может, нам совсем не по пути!

– По пути, по пути! Мне нужно просто незаметно отсюда уехать. Не хочу, понимаешь, с одним человеком встречаться. Он мне проходу не дает, вяжется и вяжется…

– Этот, что ли? – вполголоса спросил Гоша, указывая глазами на Юрия. – Вроде на вид мужик приличный…

– Да ты что, это автор, он человек посторонний, к нему обратиться не могу, – открестилась Элла, – а ты свой, помоги уж…

– Не поймешь вас, девушек… – протянул Гоша. – Когда не обращаешь на вас внимания – недовольны, когда обращаешь – тоже недовольны… неизвестно, что хуже…

– Это смотря кто… так подвезешь?

– Но у меня в кабине только одно свободное место.

– А мы лучше не в кабине, а в кузове! Можно?

– В кузове? – Гоша удивился еще больше. – Так неудобно же! Сесть не на что, и трясет…

– Это ничего…

– Ну, как знаете! Полезайте в кузов!

Элла с Юрием забрались в кузов, кое-как пристроились на стопках книг.

Гоша захлопнул дверцы, и пикап поехал. Гоша был парень нелюбопытный и не спросил, что делает рядом с Эллой абсолютно посторонний автор.

Ехать в кузове было ужасно неудобно, их трясло и подбрасывало. Элла кое-как выдержала минут десять, подумала, что они уехали уже достаточно далеко, и постучала в заднюю стенку кабины:

– Гоша, остановись! Выпусти нас!

Из кабины донеслось недовольное ворчание, но машина остановилась, дверцы распахнулись.

– Спасибо тебе, Гошенька! – проговорила Элла, вылезая. – Я твой должник… то есть должница!

– Да ладно, что мне, трудно, что ли? Только не понимаю я вас, девушек… совсем не понимаю!

Юрий ничего не сказал, отряхиваясь от бумажной пыли, только проворчал вполголоса что-то насчет того, что люди – не дрова и не пачки книг.

Пикап уехал.

Элла и Юрий остались на улице.

Совсем рядом Элла увидела небольшое кафе и решительно направилась туда.

Кафе оказалось вполне приличным, и что особенно важно – все столики в нем были разгорожены перегородками из разноцветного матового стекла.

Это кафе показалось Элле знакомым… она здесь была, причем совсем недавно…

Она подумала, что это, в общем, неудивительно, может быть, она и правда когда-нибудь сюда заходила. Но почему же она не помнит точно…

Элла с Юрием заняли один из таких отсеков – угловой, где в большом красивом глиняном кашпо стояло какое-то большое растение с разлапистыми мясистыми листьями.

И снова ей все это показалось знакомым – и перегородки из матового стекла, и это растение…

Особенно растение, с его мясистыми листьями… Взгляд Эллы то и дело возвращался к нему. Кашпо красивое, яркое…

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвернуться от него.

Элла вдруг почувствовала, что зверски хочет есть, и когда в их отсек заглянула официантка, она заказала большую чашку капучино и бутерброд с индейкой и зеленью.

– И десерт как прошлый раз? – проговорила официантка.

Элла взглянула на нее удивленно.

Это была молодая девчонка с разноцветными волосами. И снова Элла почувствовала, что уже видела ее, но когда?

Юрий ограничился чашкой эспрессо и яблочным пирогом. От десерта Элла на всякий случай отказалась.

Официантка ушла.

Юрий внимательно взглянул на Эллу и проговорил:

– Итак?

– Что вы хотите от меня услышать?

– Для начала – откуда у вас эти часы? Как они к вам попали?

– Боюсь, мне нечего вам сказать. Я нашла их в собственном доме сегодня утром, но не представляю, как они там оказались. Уверяю вас, что раньше их там не было.

Юрий взглянул на нее крайне недоверчиво.

– Вы хотите, чтобы я в это поверил?

– Как хотите, но это правда, – сказала Элла как можно тверже.

– Согласитесь, что в это трудно поверить.

– Конечно, трудно. И мне еще труднее, чем вам. Но вообще, все, что связано с этими часами, удивительно и неправдоподобно. Вообще, расскажите, что вы знаете об этих часах? Вы сказали, что они обладают удивительными свойствами, что они могут даже управлять течением времени…

– Ну, вы же, надеюсь, понимаете, что это не более чем средневековая легенда…

– Не более чем легенда? Но ведь…

Элла хотела сказать, что они только что благодаря удивительному свойству часов смогли уйти от преследования, но тут до нее дошло, что только она сама осознала временную петлю, Юрий не знает, что они вернулись назад и изменили ход времени. Для него события развивались обычным, единственным способом. И если она расскажет ему об этом – он ей не поверит, подумает, что она его разыгрывает, или, того хуже, что у нее не все в порядке с головой.

Она и сама-то себе не очень верит…

– Все же откуда вы о них узнали? Что натолкнуло вас на мысль написать книгу об этих часах?

Глаза Юрия загорелись. Видно было, что Элла задала ему очень важный вопрос, и он заговорил горячо и увлеченно:

– Знаете, вообще-то я занимаюсь историей науки, пишу биографические книги о крупных ученых. Так вот, сначала я планировал написать книгу о Зигмунде Фрейде. Все же это был удивительный человек, повлиявший на мировую психологию, больше того – на философию, на литературу и культуру в целом. Но о Фрейде написано много книг, найти в его жизни и трудах что-то новое очень трудно, а повторять общеизвестные истины скучно.

И тут, разбирая дневниковые материалы, я натолкнулся на запись от апреля тысяча девятьсот тридцать девятого года. К этому времени он уже несколько месяцев жил в Лондоне, куда смог перебраться благодаря помощи своей ученицы, принцессы Мари Бонапарт.

В этой записи Фрейд жалуется, что не смог вывезти из Германии многие научные материалы, которые очень нужны ему для работы. И добавляет под конец: «Больше всего мне не хватает часов Льва бен Бецалеля. Без них я, как без рук».

Эта запись меня крайне заинтересовала…

Юрий говорил очень увлеченно. Элла наконец увидела его настоящего – ведь каждый человек по-настоящему раскрывается только тогда, когда он занят главным делом своей жизни, или хотя бы рассказывает о нем. Глаза его горели, он говорил быстро, размахивая руками.

А Юрий продолжал:

– Я заново стал перечитывать дневники Фрейда и записи его современников, всюду отыскивая упоминания о часах. И действительно, то тут, то там я находил эти упоминания.

Фрейд всегда носил при себе старинные карманные серебряные часы. Он пользовался ими во время сеансов психоанализа со своими пациентами, проверял по ним продолжительность своих лекций и выступлений на научных семинарах.

Несколько раз он говорил о них. На первый взгляд все его слова об этих часах казались случайными, образными. Так, когда один австрийский коллега спросил его, как ему хватает времени на все, чем он занят – лекции, научные статьи, сеансы с пациентами, – Фрейд сказал, что ему очень помогают эти часы.

Собеседник понял это так, что Фрейд имеет в виду свою организованность, то, что он тщательно следит за временем, не дает ему протекать между пальцев.

А что, если Фрейд имел в виду совсем другое? Что, если он говорил о необыкновенных свойствах этих часов? О том, что благодаря им он мог уплотнять время, так что в сутках у него было не двадцать четыре часа, а двадцать пять, а то и тридцать?

«Очень может быть», – подумала Элла и опустила глаза, чтобы Юрий не смог ничего по ним прочитать. Впрочем, ему было не до того.

– Я опускался все глубже в колодец времени, возвращался в прошлое Фрейда – и всюду хотя бы мельком упоминались эти часы…

И наконец, я нашел самое первое упоминание.

Совсем еще молодой Фрейд, студент Венского университета, посетил Прагу. И там с ним что-то произошло. Он пишет об этих событиях крайне сдержанно и осторожно, однако проговаривается, что в Праге стал совсем другим человеком.

«Встреча на пражском кладбище кардинально изменила мои взгляды, мое представление о психике человека и в особенности о времени, о его структуре».

«Время гораздо сложнее, чем принято считать. Его течение подобно реке, которая в основном течет в одну сторону, но может разделяться на отдельные рукава, протоки, задерживаться в затонах и даже на каких-то участках поворачивать вспять».

«Тот человек, которого я встретил в Праге, перевернул всю мою жизнь».

«Подарок, который я получил в Праге, настолько удивителен, что я до сих пор не могу это осознать».

И наконец, такая запись:

«Пражские часы открывают передо мной удивительные, просто фантастические возможности».

Вот с этой-то записи и начались упоминания старинных серебряных часов. Из этого я сделал вывод, что именно там, в Праге, молодой Фрейд получил эти часы в подарок.

Тогда я начал поиски с другой стороны.

Я стал искать материалы, которые как-то связывали бы старое пражское кладбище с какими-нибудь часами.

Сразу же я узнал о часах на Староновой синагоге – часах, стрелки которых идут в обратную сторону. Эти часы сделал знаменитый пражский часовщик Пинхас Зинштейн.

Тогда я стал подбирать материалы об этом часовщике.

Как выяснилось, этот мастер делал часы для многих известных людей, для многих знатных особ, в том числе для короля Рудольфа, который занимался алхимией и магией…

Юрий замолчал, потому что к ним вошла официантка, которая принесла заказ.

Она составила на стол чашки и тарелки и сказала:

– Я добавила в капучино корицу, не спросив у вас. Это правильно?

– Хорошо, я люблю корицу, – кивнула Элла.

Девушка поправила свои разноцветные волосы, спросила, не нужно ли еще чего-нибудь, и вышла.

Юрий хотел продолжить свой рассказ, но тут Элла под влиянием внезапного импульса прервала его:

– Я хочу вам кое-что показать. Это разом изменит ваши взгляды.

– О чем вы? – удивился мужчина.

– Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Особенно если в это трудно поверить!

Элла достала часы, взялась за серебряную головку и хотела уже повернуть ее, как вдруг ей пришло в голову, что если петля времени захватит только ее, Юрий ничего не поймет, он даже не заметит, что произошло. Она подумала немного, потом взяла Юрия за руку, а другой рукой перевела часы на три минуты назад.

Юрий удивленно взглянул на ее руку: они были едва знакомы, и такой интимный жест показался ему неожиданным.

Элла убрала руку.

Ей показалось, что ничего не случилось, но в это время в их отсек снова вошла официантка с подносом.

Она снова поставила на стол чашки и тарелки.

Юрий уставился на нее изумленно, хотел было сказать, что она уже все им принесла, потом взглянул на стол – и увидел, что там стоят только две чашки и тарелки с сандвичем и яблочным пирогом.

Официантка повернулась к Элле и сказала:

– Я добавила в капучино корицу, не спросив у вас. Это правильно?

Элла кивнула.

Официантка поправила волосы, спросила, не нужно ли еще чего-нибудь, и вышла.

Юрий изумленно уставился на Эллу:

– Что это было?

– А на что это было похоже?

– Было похоже, что официантка второй раз принесла наш заказ. Но тогда куда делся первый? И говорила она точно теми же словами, что прежде. Или…

Его глаза округлились, брови поползли вверх.

– Или эти часы на самом деле…

– Вы совершенно правы. Это часы. Они действительно могут возвращать время назад, – улыбнулась Элла.

– Но это невозможно! Вы меня разыгрываете!

– И тем не менее вы только что своими глазами видели, как это произошло. Взяв вас за руку, я, по-видимому, втянула вас во временную петлю, иначе бы вы ничего не заметили. Как ничего не заметила официантка. Для нее ничего не изменилось, она просто принесла нам заказ, как будто это был первый раз…

Юрий смотрел удивленно, ошарашенно.

– Я не могу поверить…

– И это притом, что вы искали материалы об этих часах, писали о них и догадывались об их удивительных свойствах!

– А как вы о них узнали?

– Случайно. Ведь вы же говорили о часах, и я решила использовать их, чтобы уйти от преследователей. Мы с вами вышли из издательства и едва не попали им в руки, и тогда я вернула время назад и сбежала на Гошиной машине…

– Каких преследователей? – Тут Элла сообразила, что он не помнит, как злодей хотел втащить их в машину и грозил оружием.

Юрий потряс головой, как будто пытаясь привести мысли в порядок.

– Не могу поверить…

– Да, это непросто… – с досадой сказала Элла. Ну до чего упрямые эти мужчины, им обязательно нужны неопровержимые доказательства, на слово ничему не верят!

– А кто эти преследователи, о которых вы говорите? От кого вы скрываетесь?

Элла взглянула на Юрия растерянно. Она почти не знала этого человека, познакомилась с ним только сегодня – и уже так много ему рассказала… а можно ли вообще ему верить? На всякий случай она ответила ему уклончиво:

– Сама не знаю. Они преследуют меня уже несколько дней…

Юрий снова посмотрел на нее недоверчиво.

– И все же, как к вам попали эти часы?

Снова-здорово! Опять – двадцать пять! Автор-то, кажется, тот еще зануда…

– Говорю же вам – не знаю! – закричала Элла. – А скажите вы – куда они попали после смерти Фрейда?

– Вот, кстати, интересный вопрос… единственное более позднее упоминание об этих часах я нашел в книге одного современного психиатра, Германа Карлова… тоже, кстати, неординарный персонаж, загадочная личность.

Одна его внешность чего стоит… карлик с огромной головой и бородой, как у Карла Маркса… так вот он в своей книге называл себя единственным настоящим наследником Зигмунда Фрейда и в качестве доказательства этого спорного тезиса ссылался на эти самые часы… якобы они достались ему, и вместе с часами…

Юрий удивленно замолчал, увидев лицо Эллы.

– Что? Что такое?

– Как вы его описали?

– Карлова? Это психиатр с неоднозначной репутацией…

– Нет, как вы описали его внешность!

– Карлик с огромной головой и густой черной бородой. А что – вы его где-то видели?

– Да, видела! Больше того…

И он сам его видел – в том, прошлом отрезке времени, хотя, конечно, и не помнит.

Элла снова прикусила язык, что она может рассказать Юрию? Кто он такой? Она почти не знает его… Ведь тогда нужно рассказывать все, что с ней происходит, а она и сама толком не понимает, что.

– Так, если вы его встречали, может быть, эти часы от него и попали к вам?

– Может быть… – неуверенно проговорила Элла.

– Тогда нам нужно его найти!

– Зачем? – Элла невольно отшатнулась. Самой искать этого опасного человека… самой лезть в пасть волку? Хотя… говорят же, что нападение – лучший способ обороны! Может быть, действительно стоит перехватить инициативу?

– Зачем? – повторил Юрий ее вопрос. – Затем, что, если мы проследим историю этих часов до настоящего времени, моя книга станет гораздо интереснее и полнее. И знаете что? Если вы поможете мне в этих поисках, я готов предложить вам соавторство.

– Ну, не знаю… а что в этом сложного? Вы ведь и так знаете его фамилию и профессию, так что ничего не стоит его найти. Он ведь где-то работает, где-то живет…

– Не все так просто! Я пытался навести о нем справки, но поисковый запрос ничего не дал. Психиатр Герман Карлов действительно существует, он работал в крупной клинике, но пять лет назад его оттуда уволили после какого-то скандала, и с тех пор о нем нет никаких сведений.

– А вы не пробовали навести справки в том издательстве, которое выпускало его монографию?

– Пробовал, но, к сожалению, это издательство в прошлом году закрылось, и телефоны не отвечают.

– А какое это издательство?

– Небольшое издательство под названием «Хамелеон». Кстати, странное название для издательства, вы не находите?

– «Хамелеон»? – переспросила Элла. – Я у них недолго работала, неплохое было издательство.

– Что же ушли?

– Но вы сами сказали – оно закрылось. Но у меня остались координаты главного редактора, так что если нужно…

– Ну, вот видите – сам бог велел нам объединить наши усилия!

– Где-то у меня был ее номер…

Издательство «Хамелеон» было маленькое, всего пять сотрудников, и в отличие от Катерины Романовны, которая бралась издавать все, что можно, «Хамелеон» специализировался на литературе научно-популярной. Иногда издавали и специальную, что подвернется.

Элле нравилось с ними работать – атмосфера приятная, женщины все спокойные, интеллигентные, образованные. Главный редактор, она же хозяйка издательства, вообще была, выражаясь словами классика, «дама, приятная во всех отношениях».

Очень Элла жалела, когда это издательство закрылось, славно было общаться с Зинаидой Павловной, да и остальные сотрудницы ей под стать. Всегда чаем напоят, о жизни поговорят.

Элла трудно сходилась с людьми, но в «Хамелеон» всегда шла без малейшего усилия.

Да, наверно, потому и разорилось-то издательство, что хозяйка слишком хорошая, нет у нее волчьей хватки Катерины Романовны.

Элла набрала номер, ответ не заставил себя ждать.

– Элька, ты? – Голос у Зинаиды был не по возрасту молодой. – Как жизнь?