Чай для призрака

Дело 2: Вечные странники

– Сынок, я же не раз тебе говорила: не все души убитых на мой огонёк приходят, – матушка Шанэ терпеливо улыбнулась. – Моего приюта и помощи ищут лишь незнающие – кто их убил, зачем, почему. Это и при жизни случается: человек не знает, мечется, мучается, ищет ответа, не находит – и придумывает, и верит в него. И перерождается для новой веры и нового себя. То же и с душой происходит, только она ещё и силу рек вбирает, пока мечется. И потому Лодочник не может сразу до души добраться.

Она пригубила чаю и добавила:

– А если человек знает, кто – или до смерти узнаёт, или сразу после, или подозревает, что убьют его, – чего ж ему метаться? Да, обидно, да, отомстить хочется, но главное – он знает. И Лодочник тоже – где именно душа находится. Иначе бы – слыхала я от зятя, сколько в трущобах за ночь народу порезать могут, – у меня бы тут не протолкнуться было.

– И ваша сила распространяется не только на Семиречье, но и на города-соседи? – уточнил Рьен на всякий случай и не для себя.

А для третьего собеседника – седоусого сыскника из близлежащего, всего-то ночь вниз по реке Тягучей, крохотного городка Мелкодонье. Мастер Тьёш выглядел угрюмо, к чаю так и не притронулся и всё ждал, когда они перейдут к делу, ради которого он и приехал спозаранку на поклон к главе столичного отдела убийств, нарядившись в свой лучший выходной костюм.

– Конечно, – кивнула матушка Шанэ. – И были, помнится, мелкодонцы, были. Но давно – почитай, лет пять назад последнего привечала. Тихо у вас, – добавила она, кивнув гостю, – спокойно. И городок славный.

– И всё-таки выслушайте мастера, – настойчиво попросил Рьен. – Рассказывай, Тьёш.

– С самого начала года у нас странно умирают люди, – приезжий сыскник сразу приступил к делу. – Едва закончились прошлая осень и дни Мёртвого времени, как в первый же день зимы привезли замёрзшего бродягу. Ничего странного, подумали мы. А в конце зимы привезли следующего – одинокая старушка отправилась вечером в лавку, а утром её нашли рядом с домом. Три шага до крыльца не дошла.

Матушка Шанэ нахмурилась. Она пока не понимала, причём тут её дар, но Рьен бы кого попало не привёл. Если его нюх подсказал, что дела Мелкодонья – это и её дела тоже… Значит, так оно и есть. Нюх у Рьена всегда был отменный.

– Весной – новый мертвец, – степенно и основательно докладывал мастер Тьёш. – В первый же самый день. Тоже бродяга, и не наш, не местный. Позже мы выяснили, что, простите, семиреченский он. Неизвестно, зачем забрёл, но и неважно это. После – тишина. А в последний день весны…

Матушка внутренне похолодела – она начала понимать. И пусть сыскник пока не всё важное озвучил (а может, и не нашли они этого), матушка Шанэ и без главных доказательств объяснила бы, кому и зачем нужны смерти в начале и в конце сезона. И для чего неизвестный их использует.

– …и дальше – в последний день весны, – продолжал подробно излагать сыскник. – И тоже бродяжка – мальчишка, лет десять. А в первый день лета – второй, его дружок. Они всегда парой бродяжничали, друзья не разлей вода. Их вечными «бегунками» называли – нормальные семьи, работящие, а у пацанов река Кипучая в душах бурлила, простите, чрезмерно. За ними весь город присматривал, все подкармливали и кров давали… Да вот недосмотрели.

Матушка открыла рот для вопроса, но, поймав многозначительный взгляд Рьена, промолчала.

– Этим же летом, то есть пару лун назад, наш колдун взял молодого помощника на обучение сыскному делу да чтоб заместо себя потом оставить. Сам-то он ничего не видел, да и мы не находили. Причины – когда явное обморожение, когда от явной старости, а мальчишки где-то вино раздобыли палёного, простите, качества. И люди все разные – и просто одинокие, и бродяги, и юные дурашки, и мужчины, и женщины, и старики, и дети. Вроде бы ничего общего… пока наш молодой рвение не проявил.

Матушка Шанэ навострила уши.

– Тела мы в «ледяной» мертвецкой храним одну луну, – мастер Тьёш по-прежнему говорил ровно и сидел с прямой спиной, как перед начальством. – После либо семье отдаём, если опознаны, либо прах по родной умершему реке пускаем, если он в храме зарегистрирован, либо по Кипучей – служители храмов говорят, что ей бродяги принадлежат как вечные странники. Но колдун, конечно, с тел слепки снимает и хранит их в склянках, чтоб можно было вернуться к делу.

Рьен выразительно поднял указательный палец: внимание, мол.

– Мальчишки мёртвые молодому нашему не достались. Но досталась одна лёгкого, простите, поведения девица, которую нашли в конце лета – прямо на главной набережной реки Тягучей. Долго он вокруг неё вертелся – никаких причин смерти, даже из-за вина. Просто уснула и не проснулась отчего-то. А молодой – он же молодой, ему же надо доказать, что он не недоучка, – и приезжий сыскник впервые позволил себе эмоцию – улыбнулся в густые усы, но сразу же посуровел: – Он-то и нашёл странную метку – мелкую, на левой ступне у пальцев. С виду – синяк синяком, но в форме знака. Молнии. От него все отмахнулись, а в первый день осени – новый труп. Парнишка-посыльный, сирота. Тоже без каких-либо причин помирать. И тоже с синяком на ступне.

Мастер Тьёш перевёл дух и глотнул чаю, чтобы промочить горло. Матушка воспользовалась паузой и тихо спросила:

– А знаки одни и те же или разные?

У Рьена загорелись глаза, но он смолчал, хотя засыпать матушку вопросами хотелось до невозможности.

– Разные, – приезжий сыскник вытащил из внутреннего кармана расстёгнутого плаща пачку сложенных листов. – Молодой наш, уловив в этих смертях некий смысл – первые и последние дни сезонов, синяки эти, ненужность обществу большинства жертв, – изучил все слепки и у всех нашёл синяки-знаки.

– Вот, гляньте, – Рьен протянул матушке через стол листы.

– А после, конечно, колдун наш полез в архивы, – добавил мастер Тьёш, – но ничего не нашёл. В семиреченском архиве тоже ничего. А раз здесь нет… то, вероятно, это не северное.

– И мы к вам не как к духовидцу, а как к жительнице Юга, – пояснил Рьен. – Что скажете?

Матушка Шанэ быстро перебрала листы с рисунками и ещё больше похолодела. Столько лет – нет, столько веков (!) назад – это запретили… Откуда же она всплыла, эта гниль, да ещё и здесь, на Севере, где нет подобных запретов – потому что нет признанной колдовской работы с душами умерших…

– Друзья мои, не желаете ли отобедать? – она отложила листы. – А я тем временем расскажу вам одну южную историю.

– Да, – ответил за двоих Рьен и, повернувшись к сыскнику, распорядился: – Не спорь, Тьёш. Ты и сегодня не завтракал, и вчера вряд ли ужинал. И ты не на приёме. Расслабься и поешь. Это приказ.

Приезжий сыскник длинно выдохнул и сразу же обмяк, откинувшись на спинку стула. Рьен встал, снимая плащ и шейный платок, а матушка Шанэ позвонила в колокольчик, вызывая служанку, и попросила принести гостям по дежурному блюду.

И приступила к рассказу.

Южане тоже испокон веков живут среди своих рек и на островах – среди рек вечных песков и на островках-оазисах. На заре времён Юг был буйным и диким: вырезать в набегах всё население оазиса и забрать в рабство души убитых считалось нормой. Да, души здесь видели всегда. И всегда умели с ними работать – укрощать, подчинять, не отпускать в Мир вечных песков на перерождение.

Однако в какой-то момент владыки оазисов смекнули, что так и до вымирания недалеко. И останутся в итоге править совершенно пустынным Югом несколько самых сильных колдунов да несметные полчища призраков. И, собравшись на нейтральной территории, владыки договорились – набеги прекратить, повальное рабство призраков запретить, а до тех оазисов, где нет владык, собрав сводные отряды, донести: будут набеги – все владыки против объединятся. И вырежут несогласных под корень.

Население после этого стало прибывать, но не слишком. Тогда-то колдуны и постановили: как можно скорее отпустить большинство рабов. И если брать новых, то только отпуская прежде старых. Чтобы они перерождались в новых людей. Великим пескам, как ни молись, ничего не взять там, где пусто.

И на очередном сборе было решено следующее. В услужение брать только преступников и только тех, кто сам хочет остаться и очистить душу от грехов. Слуг (уже не рабов, да, и слуга мог в любой момент сказать, что всё, он своё отработал, и хозяин обязан его отпустить) будет иметь ограниченное количество людей. Например, мать, потерявшая единственного ребёнка и неспособная к деторождению, или многодетные семьи, или колдуны, или люди опасных профессий (те же сыскники). И, конечно, люди с деньгами свою дорожку к призракам протоптали – за очень большую плату им позволили с личного одобрения владык нанимать слуг, но всё-таки не больше пяти-семи на семью.

Однако чем меньше в мире мёртвой силы призраков, тем меньше её в людях. И постепенно большая часть южан утратила навыки активной работы с духами. Одни разучились видеть призраков, только слышали, вторые – наоборот, лишь видели. И навыки призыва потеряли все, кроме колдунов, и призрачные помощники (уже не слуги, а именно помощники – добровольные) остались только у колдунов – то есть у людей с врождённым даром, который никак не отреагировал на уменьшение толпы призраков.

А всем остальным работать с духами запретили законодательно – на всякий случай. Нужен помощник? Испрашивай разрешения у своего владыки и обращайся к тюремному колдуну. Однако уже много веков помощников имеют только колдуны.

– А почему вы заинтересовались формой знаков? – Рьен вопросительно поднял брови.

Мастер Тьёш же сыто вздохнул, отодвинул поднос с опустевшей посудой, промокнул усы салфеткой и попытался сосредоточиться на разговоре.

– Каждый колдун использовал свои заклятья для работы с душами, – объяснила матушка Шанэ. – Эти знаки на теле – вроде подписи. Когда преступников было несколько и все хотели очиститься через добрые дела, колдун беседовал с каждым, приходил с кем-то к соглашению и помечал своего. А когда преступника казнили, душа через метку находила колдуна, чтобы остаться служить. Это ведь не только на теле метка, но и на духе. В первую очередь – на духе.

– А кто казнил? – полюбопытствовал приезжий сыскник. – Преступника? Не колдун?

– Нет, конечно, – отозвалась матушка. – Палачи, как и у вас. Колдунам нельзя, они же вроде обычных людей. Даже тем, кто на службе при владыках состоял, не разрешалось. У них другая работа.

Рьен откинулся на спинку стула и, тщательно подбирая слова, медленно спросил:

– Скажите, матушка… Почему же в одном месте… столько разных меток? Семь жертв – и все с разными метками? Это что же… банда?

Мастер Тьёш выпрямился, выпятив грудь, – давая понять, что он готов к работе. К любой. Колдун или обычный человек, один или банда, неважно.

– Не думаю, – качнула головой матушка Шанэ, задумчиво вертя в руках пустую чашку. – Видишь ли, сынок, я те времена не застала – даже моя прабабка в дни появления последних запретов была совсем девчонкой. Я лишь знаю, что у каждого колдуна имелись свои заклятья и свой песок – мы его как вы воду используем. И вроде как – вроде как, сынок, заметь! – никто песком, который колдун готовил для себя, воспользоваться не мог. Однако колдуны тоже умирали. Их имущество забиралось наследниками или уходило с молотка. А готовый колдовской песок тоже был имуществом. И тоже уходил на сторону. Понимаешь?

– Некто мог насобирать по всему Югу старые заклятья и подобрать к ним ключи? – нахмурился Рьен. – А потом приехать сюда… казнить? Убивать тех, кого никто не хватится? Чтобы набрать слуг?

– Нет, не слуг, – поправила матушка. – А помощников. Поэтому он так соблюдал сезонность. Зимой колдовской силы рек мало, весной – больше, летом – ещё больше, к осени она идёт на спад. А в Мёртвое время – в пару недель между осенью и зимой – наоборот, огромный выплеск. Хочешь помощника тихого, покорного и почти бессильного – казни зимой. Хочешь сильного и способного к колдовству – летом, а ещё лучше – в Мёртвое время. Годные слуги получались в любое время, а вот помощники – в определённое.

– Понятно… – протянул Рьен. – Так кого нам искать?

– Боюсь, с этим не помогу, – матушка Шанэ расстроенно поджала губы. – Это может быть и южанин, и полукровка, и даже северянин. Даже ты, сынок, если поживёшь несколько лет среди вечных песков, начнёшь видеть призраков или слышать их голоса. Это не врождённое свойство южной крови. Это дар земли. И северный колдун, поживши на Юге, способен делать то же самое, что и южный.

– И то хлеб, – осторожно заметил мастер Тьёш и быстро допил чай. – Спасибо.

– В любом случае это колдун, – хмуро отметил Рьен, вставая из-за стола, – которому зачем-то понадобилась толпа помощников. Зачем?

– Они полезны, – пояснила матушка. – У меня тоже несколько есть. Найти, принести, защитить… Но у меня и договоры есть с каждым. Прижизненные. На определённый срок. Заверенные в южных тюрьмах. Показать?

– Не стоит. Вряд ли я разберусь в ваших законах. У вас есть репутация, и хватит об этом. И ещё вопрос. Кто на Юге следит за соблюдением договоров и работой колдунов? Как вычислить тех, кто действует вне законов? – Рьен взял плащ и шляпу.

– Никак, – развела руками матушка. – У нас, если честно, и не следят за этим. Но наши колдуны и казнить не будут. Незачем подставляться. Нарушение законов – это вечность в помощниках при тюремных колдунах. Зачем нам это? Достаточно же прийти в любую тюрьму и договориться.

– Значит, всё же северянин? – вопросительно посмотрел мастер Тьёш, проворно застёгивая плащ. – Или нашего бы тоже в ваши тюрьмы по делам пустили?

– Скорее всего, нет, – признала матушка Шанэ. – Но призрачных помощников иметь захотелось и… На Юге ритуалы проводить рискованно: да, у нас не следят за работой колдунов, но могут проверить договоры и количество помощников, если покажется, что что-то не так. А здесь… Замёрз бродяга. Стащил мальчишка бутыль вина и отравился. Не выдержало у старушки сердце. Ничего необычного.

– Ещё раз, матушка, – Рьен опёрся о спинку стула. – Между нашими и вашими колдунами есть разница?

– Нет, – твёрдо ответила она. – И я, если очень захочу, смогу работать с водой рек. И северянин – с песком. Не без проблем – есть небольшой конфликт сил, – но с общими заклятьями мы справимся. А чтобы видеть здесь души и не утратить дар южной земли, довольно иметь её при себе. Хоть немного, – и матушка, встав, вытащила из кармана передника небольшой потёртый мешочек. – Вроде этого.

– Значит, мы ищем северянина. Или полукровку. Или мужчину, или женщину. Может, даже пару колдунов, раз требуется так много помощников. Вероятно, в возрасте, потому как и пожить надо на Юге несколько лет, и найти необходимые для колдовства знания и чужой песок. Обитать неизвестный может где угодно, и в Мелкодонье, и здесь, и в любом другом городе-соседе. А с собой будет мешок песка, – подытожил Рьен и выпрямился. – Спасибо, матушка.

– Семь, – она улыбнулась. – На начальном этапе работы один помощник – один мешочек с песком. Вряд ли у неизвестного хватит опыта смешивать пески и хранить помощников в одном месте. Поэтому – семь мешочков. Если неизвестный думает, что его не ищут и вы не в курсе особенностей южного колдовства, то может носить с собой всех помощников. Но хотя бы один точно будет при нём. Это во-первых. А во-вторых, после смерти призраки могут быть агрессивными. Неуживчивыми. Буйными. Колдун затаится там, где можно спрятать шумную толпу из семи духов. И точно рядом с реками, чтобы помощники набирались от них сил. Не думаю, что это Мелкодонье. Колдовской силы-то где больше?

– Намёк ясен. Спасибо, – Рьен склонил голову. – Если вы ещё что-то вспомните, дайте знать.

– Зачем?.. – слабо и с плохо скрываемым облегчением запротестовал мастер Тьёш, совершенно не рассчитывавший на помощь.

Раз убивали в Мелкодонье, то и искать по правилам именно ему, местному сыскнику. Хоть где искать – хоть там, хоть здесь. Самостоятельно.

– У нас скучно, – пояснил Рьен, повязывая шейный платок. – С теми, кого режут в трущобах, и без меня справятся. А мы с вами займёмся нормальным делом. Доброго дня, матушка.

– Доброго, – поклонился приезжий сыскник.

Когда мужчины покинули крохотную «ужинную», где проходило совещание, матушка Шанэ спрятала обратно в карман мешочек с песком, села за неубранный стол и крепко призадумалась.

Ищеек отправлять поздно – туманом рек давным-давно все следы смыло как с тел, так и с (возможно) потерянных убийцей предметов. Разведчиков – тоже, до следующей казни (если, конечно, колдун не угомонился) слишком много времени, осень-то только началась. И просто песок разведчик не учует, а колдовать на каждом шагу неизвестный вряд ли будет. Как и помощниками светить. Да и молоды они слишком – новые чужие помощники-то. Чтобы создать материальную, сильную и полезную форму, помощнику не один год требуется.

Время есть… но немного. Остаётся… Чудья? Таинственная колдунья из семиреченских трущоб? Почему бы и нет? У зятя сохранились подходы и к местным злачным местам, и к Чудье. А она может найти кого угодно и где угодно, если верно составить вопрос и хорошо заплатить. И не упоминать сыскников.

Значит, колдовство на колдовство. И всё честно.

– Добрый день, сынок, – ласково улыбнулась матушка Шанэ.

Ньён поспешно вынырнул из сундука, подскочил и натянуто улыбнулся:

– Здрассьте, ма.

Знакомство Айлэ, третьей дочки матушки, с будущим мужем было простым, но запоминающимся – Ньён караулил её в подворотне, чтобы ограбить. Айлэ работала с душами тех, кто умер во сне, но силы пока имела мало, поэтому частенько бродила по ночному городу с золотым огоньком для заблудших и парой помощников для охраны. А молодой вор, конечно, тоже работал и знать не знал ни о каких помощниках. И тем более не предполагал, что обычная ночная вылазка закончится тем, что его уронит и прижмёт к мостовой нечто невидимое, тяжёлое, рычащее и слюнявое.

– Ты! – Айлэ присела рядом с Ньёном, посмотрела на него внимательно и решительно сказала: – Ты будешь моим мужем. И не спорь. Не то не отпущу.

– Что, прямо сейчас в храм?.. – съязвил он испуганно.

– Конечно, – улыбнулась Айлэ. – А завтра ты завяжешь со своим ремеслом и познакомишься с моей мамой. Если понадобятся деньги, чтобы откупиться от своих, то мы дадим. Сколько нужно.

Когда позже матушка поинтересовалась, что дочка нашла в этом тощем светловолосом пареньке, она ответила просто и веско:

– Он не испугался.

Хотя на самом деле Ньён ещё как испугался. И до сих пор до дрожи боялся и призраков, и особенно матушку Шанэ. Выросший в трущобах, на бедных островах и среди бедняков, он рано научился разбираться в людях и чуял тех, кто с двойным дном. И матушку Шанэ считал из таких – добрая, улыбчивая, но опаснее неё он мало кого встречал.

И сейчас она явно не поболтать пришла.

– Вы по делу, ма? – осторожно спросил Ньён, закрывая сундук и присаживаясь на крышку.

Завязав с воровством, он, поупрямившись для вида, нашёл себя в семейном деле, стараясь держаться как можно дальше от чайной – на самых дальних складах, куда в избытке свозились южные травы, специи и песок – огромные мешки песка, который исчезал с поразительной быстротой. Ньён старательно делал вид, что его это не интересует, а сам разнюхал – на колдовство песок уходит. Южане Семиречья полными лодками его вывозили. Так-то.

– По делу, – кивнула матушка Шанэ. Тоже присела на крышку сундука и деловито сообщила: – Мне нужен ответ от Чудьи.

Ньён присвистнул:

– Ма, а я вам говорил, сколько она берёт за один вопрос?

– Даже больше дам, – пообещала матушка. – Потому что срочно.

– Это для вас или для того сыскника? – прищурился зять.

– Для меня, – заверила матушка Шанэ, и её тёмные глаза стали холодными, колючими. – Так и передай своей тётушке – это для меня. Представь себе, сынок, какая-то, да простят меня пески за слова нехорошие, тварь, впитав южную силу и скупив чужие южные заклятья, приехала на Север, в Мелкодонье, и начала убивать. Убивать! Казнить невинных ради новых помощников!

А Ньёна поразило другое.

– Кто вам сказал?.. – пробормотал он.

– Земля слухами полнится, – усмехнулась матушка. – И я знаю, что Чудья раньше сыскной была, что у неё уникальный дар – не просто предвиденья, но и… предзнания. И прежний начальник её выжал так, что Чудья чуть навсегда без силы не осталась. Поэтому она ненавидит сыскников и не хочет им помогать. Поэтому – для меня. На кону честь семьи, сынок. И честь южного колдовства. Нельзя, чтобы про нас думали, будто мы убиваем, чтобы стать сильнее. На Севере живёт немало южан. Нельзя, чтобы нас начали бояться и ненавидеть из-за одной сволочи, которая к тому же явно северная.

Ньён осмыслил услышанное, поёжился и согласился:

– Сейчас же пойду.

– Возьми, – матушка Шанэ достала из кармана плаща мешочек и письмо. – Плата и записка. Зачитай слово в слово и запомни ответ – тоже слово в слово. И передай мою благодарность. А если твоя тётушка захочет с нами познакомиться… – и она улыбнулась. – Хотя, кажется, мы давным-давно знакомы, и Чудья иногда забегает ко мне на чай. Поэтому, – на крышку сундука лёг второй мешочек, – травы для твоей тётушки. Просто так.

– Нет, ну кто вам сказал-то? – досадливо насупился зять.

– Допустим, духи в ожидании Призрачного причала сплетничают, – подмигнула матушка и посерьёзнела: – Жду ответа, сынок. Как можно скорее. Нельзя, чтобы этот колдун сбежал из Семиречья.

– А он точно здесь? – Ньён проворно убрал за пазуху и плату, и письмо.

– Точно. Этот колдун или колдунья здесь. Вряд ли в Мелкодонье или ином городке-соседе – чужаку там надолго не спрятаться, а за своим странности заметят сразу. Думаю, убийца там даже комнату не снимал и появлялся ближе к ночи. Последняя смерть была в первый день осени, то есть он точно успел первично укротить душу и сбежать подальше от места преступления, – матушка встала, оправив плащ. – Семиречье – что стог сена для иголки. Огромная территория, огромное количество жителей. И океан колдовской силы. Он здесь. И я хочу понять, где именно. Хотя бы остров. Хотя бы имя реки.

– Понял, – зять тоже встал. – Вас проводить, ма?

– Нет, сынок, – она улыбнулась. – Работай. Извини, что отвлекла.

Сидя в лодке, матушка Шанэ рассеянно поглядывала по сторонам. Накануне несколько дней подряд шли дожди, а сегодня по Семиречью бродила колдовская дымка – густая, как сметана, с утра, зыбкая к середине дня. Над болотного цвета водами реки Мелкой плыли рваные зеленоватые клочья тумана. Острова кутались в полупрозрачное марево, в котором темнели парапеты набережных, огрызки оград, крыши домов да влажная листва, и в тишину. Лишь плескались у лодочных бортов волны да изредка всхлипывали в глубинах парков пичуги.

Хороший сегодня день – тихий, не дождливый. И вечер тоже должен быть хорошим во всех отношениях. И главной вечерней удачей станет подсказка от Чудьи. А с подсказкой всё равно, какая будет ночь – хоть дождливая, хоть туманная, хоть штормовая.

Давным-давно, объясняя местным сыскникам суть своего дара и доказывая его полезность, матушка пообещала – и тогдашнему главе отдела убийств, и себе, – что никогда не будет участвовать в расследовании или расследовать сама. Нет, её дело – как можно скорее рассказать о случившемся, найти по свежим следам хоть что-нибудь и дать совет, если потребуется. Всё.

Но сейчас… Да, не просто честь семьи на кону. Но и честь южного колдовства. Хвала пескам, Рьен ей верит и за годы работы матушка Шанэ создала себе определённую репутацию. И есть шанс замять эту гнилую историю и запереть её в архивах Сыскного ведомства. Главное – чтобы простые люди не узнали. Это на Юге призрачные помощники в порядке вещей, а колдуны работают по правилам и чтут древние законы. На Севере же всё иначе. Сильно иначе.

Когда лодка подошла к мосту – горбатому, деревянному, с резными перилами, высоко поднятому над водой, – в тумане показалась одинокая фигура. Сутулый бродяга в рваном плаще любовался течением реки и, заметив лодку, помахал, поклонился.

– Тормозни у моста, любезный, – попросила матушка.

Лодочник подгрёб к берегу и ухватился за крюк, вбитый в парапет. Матушка Шанэ пересела ближе к борту, а бродяга быстро сбежал с моста.

– Возьми, милый, – матушка вынула из карманов ещё два мешочка. – Вот здесь деньги, а здесь – травы к чаю. А нужна будет работа – приходи в чайную, что на Третьем острове. Она там одна.

Бродяга дрожащими руками принял дары и молча поклонился, жестом показав, что не говорит.

– Это не проблема, – матушка Шанэ улыбнулась. – Слух-то есть? Хорошо. Руки-ноги на месте? Отлично. Зима скоро, негоже по улицам плутать. Погонит в путь по весне Кипучая – отпустим, а на зиму приходи. И крышу над головой найдём, и стол будет, и серебрушек заработаешь для новых странствий.

Бродяга тоже улыбнулся и снова поклонился.

– До свидания, сынок, – кивнула она и вернулась на лавку. – Любезный, отчаливаем.

Вечные странники – так называли бродяг и на Юге. Где их было очень мало. Это на Севере чуть беда – и человек оказывается на улице, и никому нет до него дела (а в дешёвых городских гостевых домах и бесплатных ночлежках не всегда есть свободное место). На Юге всех одиноких и обездоленных в семьи забирают, даже стариков свой век доживать. И редкие странники – это не обнищавшие бродяги, как на Севере, это мудрецы-путешественники. Странствия – это их работа: связывать вестями оазисы, рассказывать о мудрости прошлого и настоящего, становиться сильнее через испытания пути и учить силе духа других.

А здесь…

Обитаемому Югу некуда расширяться – напротив, время от времени, когда иссякали водные жилы и умирали островки жизни, он сжимался. А Север год от года разрастался городами да деревнями – и становился всё черствей и бездушней к людям.

Лодочник выгреб на середину Мелкой, отложил вёсла и наполнил парус новым ветром из склянки. Фигура бродяги быстро скрылась в тумане. Матушка Шанэ нахмурилась. А ведь ещё нужно придумать, что делать с душами-помощниками… Если привязка к хозяину сделана по всем правилам и напитана силой, помощникам даже после его смерти придётся долго, от луны до года, ждать Призрачного причала.

А впрочем, внучки подрастают и уже тянутся каждая к своему огоньку. Старшим пора и с помощниками поработать. Матушка с лета размышляла о большой семейной поездке на Юг – и родню повидать, и помощников девочкам подобрать, – но если духи не смогут уйти и согласятся сотрудничать, доброе дело найдётся. Каждому. Но матушка очень надеялась, что у северного самоучки ничего путного и крепкого не получилось. И достаточно будет усыпить невольных помощников в песке – до Причала.

Через час река Мелкая, сузившись, упёрлась в островок-перемычку и, сливаясь с серебристой рекой Тягучей, сменила цвет на светло-зелёный. Крохотный Сто Второй островок в центре слияния двух рек был необитаемым, а находились на нём лишь парк с беседками да четыре моста на крупные близлежащие острова. Сейчас, правда, туман скрывал всё, кроме одного моста на Двадцать Шестой остров, да и тот словно выныривал из ниоткуда и исчезал в зыбкой молочной пелене.

Лодка проскочила под мостом, и её владелец достал новую склянку, меняя направление ветра. Вдоль Двадцать Шестого по Тягучей – и вот матушка и дома. Она сразу ощутила привычное разочарование. Сколько лет живёт на Севере, сколько путешествует по рекам – а каждый раз разочаровывается, когда водная прогулка подходит к концу.

Когда-то, когда матушка Шанэ была совсем юной, их семья приютила странника. Накормила, обогрела, не пожалела воды помыться, а странник отблагодарил долгими красивыми рассказами о таинственном Севере. Где жара – всего две-три луны. Где бывает так холодно, что люди кутаются во множество тёплых одежд. Где столько воды, что в жизнь не испить, а купаться можно часами. Где реки воды текут и по земле, и с небес. Где бывает удивительное явление – снег: замёрзшая и нетающая белая вода. Где колдовство – это тоже вода, и души приходят из рек, а после смерти ждут на Призрачном причале Лодочника, который отвезёт их в Мир вечных вод. И где можно сесть на лодку и плыть, плыть, плыть в туманную неизвестность…

Через несколько дней странник ушёл, а молодая Шанэ, погрезив с полгода колдовскими реками, водами и лодками, поговорила с родителями и, прихватив мужа и узелок с вещами, отправилась на Север. Полюбоваться реками воды, как она всем говорила. И до сих пор любуется, и до сих пор они не отпускают. Для мужа, как и для многих южан, северная погода оказалась губительной, и ни колдуны-лекари, ни собственное колдовство, ни чаи не спасли. Однажды вечером он ушёл в реку Чёрную, а в полночь обычное пламя матушкиной свечи стало голубым – дар определился с направлением и тем самым дал ей новую цель. И новый смысл жизни.

С тех пор она перед каждой полуночью зажигает голубой огонёк для умерших не своей смертью. И лишь чужое злое вмешательство не пустило к ней тех несчастных из Мелкодонья. Но это поправимо. Главное – узнать, где. Рьен-то об этом вряд ли скажет, положившись на своего колдуна. Который ничего не сможет противопоставить призракам, ибо и не видит их, и не слышит. И, кажется, не шибко-то в них верит.

– Вы так идёте, будто знаете, – пропыхтел мастер Тьёш, с трудом поспевая за своим быстро шагающим спутником.

На середине моста Рьен обернулся, но не для ответа. А чтобы увидеть, как из дверей чайной выскользнула знакомая фигурка и быстро растворилась в тумане. Кто бы сомневался… Нет, обычно матушка Шанэ держится в стороне, но дело этих бродяг слишком сильно ударит по южному колдовству, если всплывёт.

А если они нужное не раскопают, то матушка-то точно найдёт. Значит, надо спешить. Во время рассказа Рьен не раз замечал в её глазах странное выражение и заподозрил, что пощады убийце, если матушка Шанэ доберётся до него раньше, не будет. Сейчас-то северяне считают пожилую улыбчивую южанку просто странной, но если хоть одна живая душа узнает о помощниках южных колдунов…

Рьен ускорился, на ходу объяснив приезжему:

– Ещё лет пятьдесят назад один наш сыскник придумал оборудовать для преступников… логова. Это заброшенные дома на небольших отдалённых островах с плохой историей. Истории, кстати, тогда всем отделом сочиняли сами, а после распускали слухами среди семиреченцев. Проклятые дома, земли бывших кладбищ, подвалы с привидениями… и так далее. Большинству преступников нужны укромные места, и мы их создали. Капканы по сути, в которые регулярно кто-нибудь ловится. В основном воры, которым плевать на проклятье, лишь бы добро припрятать там, где подельники не найдут – побоятся. Но и убийцы не раз попадались. Они верили, что сыскники – тоже люди и тоже боятся проклятий, а им-то, душегубам, терять уже нечего. А мы следим за обстановкой, и только пройдёт слух об отдалённом и проклятом месте – мы его сразу под колпак.

– О-о-о… – с удивлением протянул мастер Тьёш.

– Проверим для начала старые сети. А там видно будет.

В тумане показалась нахохлившаяся фигура помощника.

– Ну что? – на ходу спросил Рьен.

– В пяти местах артефакты сдохли, – хмуро поведал Мьёл, ёжась. Он ненавидел сырость, хотя был коренным семиреченцем. – Туда ехать надо. Остальное в кабинете покажу.

– Группы уже отправил?

– Конечно, нет, – искоса глянул колдун. – Кто знает, что вам эта ваша из чайной наплетёт. А вдруг опять про духов. У нас не так много людей, чтобы с ненормальными всякими воевать.

– Всё правильно. Это опять про духов. И про ненормальных. Которых нам с тобой не увидеть, не понять и, боюсь, не поймать.

– Вы что ж, и колдунью с собой возьмёте? – вздрогнул Мьёл.

– Помяни моё слово, это она нас с собой возьмёт, – фыркнул Рьен.

– Ну и зря, – сморщился помощник.

Суровое серое здание Сыскного ведомства – четырёхэтажное, утопающее в мокром красном золоте деревьев, выстроенное полукругом – пряталось в тумане до последнего. Правое крыло – убийства, левое – кражи, центральное – всё остальное, так называемый отдел общих правонарушений: от незаконного пребывания в городе до пропавших собачек.

– Осмелюсь заметить, простите, нет. Не зря, – осторожно вставил мастер Тьёш, едва поспевая за быстрыми сыскниками. – Сам-то я одно время в Приграничье жил и работал. Много южных колдунов повидал. Они с виду тихие, и кажется, что только с духами общаются. Но нет. Когда ярмарки случались, колдуны такое с песком творили…

Мьёл пренебрежительно хмыкнул, но смолчал о том, что лишь для ярмарок южане и годятся. Наставник крепко вколотил, что собратьев по ремеслу надо уважать. Даже если не знаешь, за что именно и точно ли они собратья, а не шарлатаны.

Рьен первым добрался до небольшой дверки в торце, которая вела к лестнице и прямиком в его кабинет на третьем этаже. Который, к одобрению главы отдела убийств и удивлению мастера Тьёша, был занят. Невысокий рыжий парень сидел, сгорбившись, за начальственным столом и с упоением строчил очередной отчёт.

– Как дела, Сьят? – Рьен, прищурившись, быстро оценил количество папок слева и справа от парня – обработанных было на порядок больше. – Заканчиваешь?

– Сегодня доделаю, – проворчал рыжий, недовольный тем, что его отвлекли.

Мастер Тьёш с изумлением посмотрел на гору папок и неловко заметил:

– А я, простите, сам…

– А я смену ращу, – ухмыльнулся Рьен. – Парень ненавидит кровь и трупы, но хочет работать только у нас, а я ненавижу отчёты и прочие бумаги, зато люблю полевую работу. Тьёш, присаживайся. Сьят, отвлекись, послушай и черновик набросай. Мьёл, показывай.

Рыжий немедленно отодвинул недописанное и вытащил из ящика начальственного стола пачку бумаг, новое перо и склянку с колдовством. Деловито проткнул тонкую стенку склянки пером, и оттуда на чистую бумагу выплеснулось чернильно-чёрное облако. Сьят бросил склянку в мусорное ведро и вопросительно посмотрел на начальника. Даже строго – давайте, мол, время дорого, дел по горло. И, пока Мьёл расставлял на широком подоконнике свои склянки, Рьен быстро ввёл обоих своих помощников в курс дела.

– Никому не показывать и не рассказывать, – добавил он сурово, обращаясь к Сьяту. – Когда закончишь, папку сдашь в секретный отдел архива с пометкой «Получать только с личного письменного разрешения главы отдела». И свою фантазию тоже попридержи. В народ это дело уйти не должно. Ни в каком виде.

Рыжий помощник понятливо кивнул. Помимо высокохудожественных отчётов он увлекался и рассказами, сюжеты для которых не мудрствуя лукаво брал прямо из закрытых дел, переделывая лишь имена. А после отправлял в «Вести Семиречья», где печатался под псевдонимом. Рьену как-то попался на глаза один из рассказов, но ругать своих он не любил. Поэтому, взяв газету, подошёл к Сьяту и тихо спросил:

– А если это сейчас читает та семья, которая до сих пор не оправилась от трагедии? Не можешь придумать сюжет сам, бери старые дела – пяти-десятилетней давности. Но не свежие. И добавляй больше деталей от себя. Понял?

Рыжий ужасно смутился и мгновенно внял. И с тех пор следовал начальственному совету во всём.

Мьёл стукнул по подоконнику, привлекая внимание.

– Двести Пятый остров, – провозгласил он и разбил склянку.

Над столом сгустилось чёрное облако, из которого постепенно выступили детали – заброшенный дом с заколоченными окнами, неухоженные колючие кусты вокруг, низкие ветви деревьев над остатками крыши, клочья обычного тумана повсюду. Никаких следов деятельности «видящие» артефакты не отмечали.

– Дальше, – кивнул Рьен.

Колдун помахал рукой, и картинка развеялась, как дым на ветру.

– Восемьдесят Шестой, – Мьёл разбил следующую склянку.

Изъязвлённый временем, но всё ещё величественный трёхэтажный особняк, окружённый древними елями, угрюмо глянул на людей чёрными провалами окон.

– Пусто, – быстро изучил «мышеловку» Рьен. – Дальше.

А когда двадцать три «ловушки» закончились, он признал неизбежное:

– В лодку. По очереди к тем пяти островам, где сдохли артефакты. Заодно и обновим.

– А если и там пусто? – Мьёл уже быстро подметал пол, убирая осколки склянок.

– Копнём в другом месте, – Рьен пожал плечами. – Долго, что ли, разведать, кто в знаковые дни на сутки арендовал лодку?

– А если у него своя? – колдун вернул веник в угол, отряхнул руки и застегнул куртку.

– На границе Семиречья отмечаться так и так надо. Тем более своим, чтобы пошлину не платить. Много ли, думаешь, найдётся тех, кто по первым-последним лунным дням в Мелкодонье наведывался? Дорога-то из Семиречья туда одна. И там-то отмечаться не нужно. И очень, кстати говоря, зря наши соседи никак не установят пропускную систему. Хотя бы вот для таких дел.

– А если он всё же не здесь? И вообще после каждого убийства в разных городах прятался и из разных мест всегда в Мелкодонье приезжал? – не унимался Мьёл. – Мало, что ли, бесхозных островов вне городских границ? Поставил землебитку, навёз туда жратвы и сиди луну. А как время, так приехал, днём закупился, ночью убил – и ищи ветра в поле.