обаяние (фр.).
Это мой отдых (фр.).
у них были другие дела (фр.).
в конце концов (фр.).
милый (фр.).
Но… вы должны быть разумны во время пути. Вы обещаете? (фр.).
Милый, милый, погоди (фр.).
Мы приехали (фр.).
«Красное и черное» (фр.).
«Россия и Вселенская церковь» (1889) (фр.).
несмотря ни на что (фр.).
Везде курсив автора.
В 1 номере «Звена» (5 ф. 23 г.) был напечатан очерк М. Винавера «С. А. Андреевский». Этот яркий очерк и возбудил во мне желание дополнить несколькими штрихами портрет нашего недавнего современника. Я подхожу к нему с другой стороны; я беру этого замечательного человека в его человеческой жизни, ограничивая себя, — как всегда, — лишь воспринятым непосредственно. В данном случае я ограничиваю себя даже больше, чем всегда, — намеренно воздерживаясь от оценок и выводов. Слишком хорошо я знаю, что исключительность Андреевского, его внутренняя сила и глубина — особого рода, такого, как сейчас, в наше время, понимается и воспринимается лишь немногими. А для этих «немногих» довольно сопоставить остро-нежный рисунок М. Винавера с моими скупыми намеками и с приводимыми мною, редчайшими, фактами жизни Андреевского, чтобы понять этого человека во всей его значительности.
«Жизнь» (фр.).
* Стихотворение это, на собрании не приведенное, мож. б., для ясности последующего, не будет лишним привести здесь.
Молчи. Молчи. Не говори с людьми.
Не подымай с души покрова.
Все люди на земле, — пойми! пойми!
Ни одного не стоят слова.
Не плачь. Не плачь. Блажен, кто от людей
Свои печали вольно скроет.
Весь этот мир одной слезы твоей —
Да и ничьей слезы — не стоит.
Таись. Стыдясь страданья твоего.
Иди — и проходи спокойно.
Ни слов, ни слез, ни вздоха — ничего
Земля и люди недостойны.
«Если глуп, то это надолго» (фр.).
«тройном единстве» (фр.).
Беру эти слова как цитаты из поэтического отдела «Верст».
трогать запрещается (ит.).
веление дня (фр.).
Исключение — Вересаев, хотя и он кончает казенным: «Будем надеяться…».
Как ни многообразно убийство среди сложностей реальной жизни, каждому (за отстранением животных, сумасшедших и нечаянных) непременно предшествует «нельзя и надо», — хотя бы в виде мгновенной молнии, хотя бы полусознательно или даже совсем бессознательно. Однако от этой единой общей точки есть линия вверх и линия вниз. Убийством по линии вниз должно назвать всякое убийство для себя, т. е. для приобретения чего-нибудь себе, и уж все равно, каких благ: почести, власти или денег. И тут действует «нельзя и надо», хотя и может совершенно измельчиться: «нельзя» — как внешнее запрещение, страх наказания, «надо» — как «мне хочется» чего-нибудь, мне выгодно.
В этих заметках я намеренно касаюсь убийства только лежащего по линии вверх. Во-первых, я думаю, что как раз тут завязывается главный узел вопроса; а кроме того и сам Ильин, о книге которого я говорю, помещает вопрос именно в эту область.
продолжительность (фр.).
время (фр.).
В его дневнике: «Я победил мух!». Т. е. победил свое желание бороться с мухами, отгонять их, когда они ему мешали работать.
Единственный, кстати, взгляд, который объясняет нашу неумирающую волю к «борьбе со злом». Без воли к борьбе и воли в борьбе — вообще нет борьбы. Но воля в борьбе — не что иное, как вера в победу, притом окончательную. Первичное, природное ощущение «зла» — это чего-то мешающего жизни, портящего жизнь, задерживающего ее движение (по линии вверх?). Но так же природно ощущаем мы и возможность полной над ним победы, находим ту волю-веру, без которой невозможен был бы сам факт борьбы.
С этой точки зрения, «кремлевцы», если бы даже дело убийства Николая II с семьей было их единственным делом подобного рода, должны быть названы именно «палачами», просто в смысле точного их определения.
Беру это слово в прямом, настоящем значении, а не в историче-СК0М» Коллектив, где уничтожается личность (единый), действительно М°Жет быть назван «чернью».
старая слабость (нем.).
Эту выписку я не опускаю лишь ради ярко выраженного внутреннего взгляда М. М-ча на «Звено».
Мы с удовольствием даем место открытому «обличению», принадлежащему перу Антона Крайнего. Не во всем редакция солидарна с талантливым автором, считая, например, излишними проникновения в мотивы литературной деятельности обличаемых писателей. — Ред.
Более нет господина Поля Лаваля… Какой ужас!.. Не странно ли, Что можно жить при этой вечной уверенности в смерти. Если бы она была вероятна, эта смерть, можно было бы еще надеяться; но нет, она Неизбежна, так неизбежна, как ночь после дня (фр.).
Речь на собрании памяти М. М. Винавера 17 декабря 1926 г.
«Она и он» (фр.).
«Госпожа Бовари» (фр.).
Я уж не говорю о полпредстве-застенке посреди Варшавы, где чекисты убили польского гражданина Тройкевича и остались «неприкосновенными»…
«убирайся, дабы я мог занять твое место» (фр.).
исключительные обстоятельства (фр.).
вечерний полет (нем.).
Нужный человек в нужном месте (англ.).
нужный человек в нужный момент (англ.).
на один момент (англ.).
Мой полемист из «Послед. Нов.», г. Талин, другое дело: он понимать и не хочет, и не может. Такое состояние, очевидно, и помешало ему принять предложенное мною правило «вежливости» в полемике. Я охотно г. Талина извиняю, но разговаривать с ним подожду, как и с другим полемистом той же категории г. Сухомлиным. Тон обоих живо напомнил мне «Миссионерское Обозр.», журнал Духовного Ведомства при Победоносцеве. Дух. Ведомство было тогда очень сплочено, и сотрудники «Мисс. Обозр.» проявляли большое рвение в борьбе с инакомыслящими. Особенно старался один маленький чиновник — Гринякин. Но, увы, ни ему, ни другим, правила полемики так же не давались, как и названным сотрудникам «Дней» и «Поел. Нов.».
Очень интересны воспоминания покойной Екатерины Михайловны Лопатиной, подруги Поликсены Соловьевой, напечатанные уже здесь в эмиграции, в парижском журнале «Современные Записки».
Опять отсылаю читателя к воспоминаниям Е. М. Лопатиной.
Rene Crevel, начинающий писатель, автор романа «La mort diffi-cile», вскоре покончивший с собой.
Литературное кабаре, пользовавшееся большим успехом в предреволюционные годы.
Николай Смоленский.
Владимир Познер.
Республиканско-Демократическое Объединение.
в общем (фр.).
М. В. Вишняку, впрочем, я еще не надоела. Все он продолжает обо мне, да о себе (о деле — ни полслова), да обижается, зачем у меня кому-то в ответе выражено «уважение», а ему нет, и — вдруг — открывает неожиданно — новые вещи: мне, признаться, думалось, что соединение «левое» (партийное, групповое и т. д.) есть соединение «идейное», что поэтому и можно брать иногда вообще «левых». Но что же оказывается? Оказывается, вовсе это не идейное соединение, а… родовое! Если родовое, я прошу Марка Вениаминовича Вишняка извинить меня: я о семейных делах в печати не имею привычки говорить; с ним это вышло у меня по незнанию.
Вспоминаю, например, до какого забытья довела моя правда о «христианах услужающих» г. Ильина. Опровергнуть ее он пытается, — чем бы вы думали? — догадками, вроде той, что у противника, м. б., не настоящая нога, а деревянная. Тут же в забвеньи (на свою голову) открывает и свою связь с «Верстами». Тут же предлагает мне «стыдиться» четверостишия, которое выписывает (причем оно абсолютно «никакое»), но тут же прибавляет, что оно мне «не принадлежит», а Мережковскому, которому, оказывается, оно то же «не принадлежит»! Ну что делать с такой потерей контроля над собой?
Я положительно не могу принять обычной эмигрантской прессы, полемизирующей не с авторами, не с тем, главное, гто сказано, а с «органами». Не сомневаюсь, что если бы в «России» было сказано: «Волга впадает в Каспийское море» или «после зимы наступает весна», — «Дни» стали бы издеваться над первым утверждением, а «Поел. Нов.» во втором нашли бы признаки монархизма. Этот обычай мне кажется «наследием» старого времени и признаком роковой русской «невоспитанности в свободе». Поэтому я считаю своей обязанностью заметить: моя статья была написана раньше одной из передовиц в газете Керенского, где большевики очень отчетливо называются «контрреволюционерами». К несчастью, общих моих положений относительно «левых» и Керенского Это не колеблет; неустойчивость последнего слишком известна, так же, Как и постоянное сплетенье явно верного с явно неверным».
Эта статья за немногими исключениями, столь приятна в правдивости своей, что мне не хочется отмечать в ней личный против меня выпад, с передержкой, конечно. Да и передержка (смысла) слишком явная, наглядная, не стоит и опровергать. А так как М. Вишняку лучше чем многим другим известно мое отношение к Уч. Собр. во все времена, то его передержку я отношу опять к тому же состоянию, раздраженности, когда люди теряют и память, и удачные приемы письма.
после события (лат.).
Зато теперь, для спасения от большевиков, уж не к кому прибегать; да и опасно: как раз заслужишь кличку «пораженца». Слово это крайне «многосмысленно»: вспомнить, что когда-то носил эту кличку сам А. Ф. Керенский (я тоже, и не отказываюсь); звали его так весьма многие, начиная со старого Милюкова и всего его «думского блока». Думаю, что в прямом смысле эта кличка никому не подходила и не подходит, кроме большевиков.
Интеллигенция, в то время, как бы оказалась на двух берегах: большинство — на стороне правительства (революционного), другая часть — на стороне Сов. Рабочих.
Тоже толстовец, не из видных.
Напоминаю, что в то время (Ч. хотел печатать это немедля) С. А. была еще жива.
Прошу извинения за слабость эпитета; конечно, он неточен.
смысл существования (фр.).
развевающийся (фр.).
После той, о которой идет речь, уже было еще две подобных. Одна даже прямо началась: «Мы неоднократно отмечали…».
Общественный договор (фр.).
величина, которой можно пренебречь, ничтожная величина (фр.).
седеющая борода (фр.).
вздорная болтовня (фр.).
Не для себя (лат.).