Чекист всегда чекист

II

— Вот, Ганс, полюбуйся, до чего обнаглели местные писаки, — громоздкий длинноволосый блондин, уже переступивший сорокалетний рубеж, встал из-за журнального столика и протянул своему собеседнику иранскую газету.

— Макс, ты от волнения забыл даже, что я не читаю по-персидски.

— Давай прочту, — и Макс, как назвал его собеседник, германский посланник в Иране фон Эттель, стал медленно, с трудом, переводить газетную заметку на немецкий язык:

— Ну, хватит, — и фон Эттель со злостью смял газету и бросил ее в корзинку. — Ты понимаешь, Ганс, как мешает подобная писанина расширению нашего влияния в Иране.

Фон Эттель замолчал, задумчиво двигая по столу коробку с сигарами.

— Макс, ты позвал меня только для того, чтобы прочесть эту заметку?

— Я начал с нее потому, что целый день нахожусь под впечатлением утреннего неприятного разговора в министерстве иностранных дел Ирана по поводу распущенности местной прессы. А полчаса тому назад получил неприятную радиограмму из Берлина. Винклер опять требует ускорить подготовку агентуры для вывода в Закавказье, Среднюю Азию. Это уже упрек тебе, Ганс.

Собеседник фон Эттеля, тучный старик лет шестидесяти с совершенно лысой головой, довольно проворно для его комплекции поднялся с низкого кресла и отошел к окну. Облокотившись на подоконник, он разразился гневной тирадой:

— Этот нажим генерала Винклера — результат личной неприязни ко мне. Говорят, он как-то за бутылкой шотландского виски сказал: «Старикашку фон Шёнгаузена сотру в порошок». По милости Винклера я очутился в роли секретаря посольства в этой дыре.

— Но, Ганс, я думал — ты доволен, что работаешь со мной. Разве можно придавать значение должности, которая тебя прикрывает? Для меня ты — старый опытный разведчик, выполняющий очень важную миссию.

— Только наша дружба удерживает меня здесь, — проворчал Шёнгаузен.

— Ты мне никогда не рассказывал, что у вас произошло с Винклером.

— Он пытался подмять меня, сделать слепым исполнителем своих бредовых идей, а я дал ему понять, что он выскочка, солдафон и ни черта не понимает в разведывательном деле.

— Ты несносен. Зачем портить отношения с человеком, от которого в какой-то мере зависишь! К тому же, прости, но на правах друга скажу откровенно, ты не объективен. Винклер, конечно, недостаточно опытен, но не дурак. Думаю, все дело в том, что он занял должность, на которую претендовал ты.

— Безотносительно к этому он глуп как пробка. Подумай только, этот кретин взялся инструктировать меня, когда я ехал сюда. Он битый час весьма туманными намеками давал понять, что все наши операции завершатся походом на Восток. Как будто я не с ним вместе работал над одним из разделов плана Барбаросса. Зная, что я прекрасно ориентируюсь в нашей политике на Ближнем и Среднем Востоке, он нудно растолковывал мне, что основная цель — склонить Иран на военный союз с нами, а затем использовать его территорию для захвата Индии, иракской нефти и для военных действий против России. Особенно долго и путано он распространялся о том, как я должен организовать диверсии в Баку. Я не выдержал и дал ему понять, что не нуждаюсь в разъяснениях прописных истин.

— Лучше было бы промолчать. Он будет теперь все более и более требователен.

— Мы сделали достаточно. У нас уже есть школы с опытными инструкторами для подготовки агентуры, есть агентура. В ближайшие дни начнем ее переброску в Россию.

— Да, но Винклер беспокоится о резиденте в Баку.

— Я представил кандидатуры из русских эмигрантов, но Винклер требует, чтобы это были советские люди, пользующиеся доверием у себя на родине. Что же мне — ехать в Россию и подбирать там человека?

— Ты не прав, Ганс Это можно сделать, не выезжая отсюда. Тебя не надо учить — как.

— Макс, ты просто сегодня не в духе. У меня в кабинете Геккерт. Пойду закончу с ним, а потом вернусь. Я тебя подробно проинформирую о наших перспективах, а потом, как всегда, сыграем партию на бильярде.