Человеческий фактор

Проба на подлость

Дискуссия о причинах поражений в Отечественной войне, началась вот с такого, казалось бы, не имеющего отношения к теме, письма.

В газете «Дуэль» № 19 за 1996 г. Ю. Мухин, в статье «Надо ли всех объявлять евреями», разбирая «еврейский вопрос», коснулся и «русской души», в частности ее отрицательной черты: неуважения к предкам, что, якобы, и страна распалась из-за этого. Другие нации — татары, казахи и др. свято чтут память своих предков. А мы проявляем хамство, пишет Ю. Мухин, даже Сталина оплевали, оплевали Хрущева, Брежнева и т. д. Ну и что? Ведь в глубине русской души заложены начала правды, бескорыстия, готовности идти на жертвы в пользу человечества и достойного будущего. И если лидер, в которого верили, которому доверяли, — попрал эти каноны, то, естественно, это вызвало духовный протест. Отсюда у нашего народа большие требования к лицам, власть имущим. Скажите, разве это вяжется с совестью, используя труд, энергию коммунистов-ленинцев и въехав на их горбу в социализм, взять их и наиболее деятельных перестрелять?! Вот их неполный список: Рыков, Бухарин (инициалы опускаю, ибо эти фамилии у многих на слуху, для краткости), Сокольников, Пятаков, Раковский, Бубнов, Рудзутак, Эйхе, Косиор, Серебряков, Каминский, Постышев, Чубарь, Енукидзе, Косырев, Кабаков, Румянцев, Кнорин, Демченко, И. П. Жуков, Кодацкий, Кривицкий, Лебедь, Лобов, Павлуновский, Чудов, Шеболдаев, Варейкис, Затонский, Межлаук, Примиек, Пятницкий, Рахимович, Уншлихт, Яковлев, Гринько, Зеленский, Иванов, Икрамов, Розенгольц, Чернов, Балицкий, Калыгина, Комаров, Кубяк, Любимов, Носов, Сулимов, Грядинский, Попов, Рындин, Мирзоян, Благонравов, Быкин, Блюхер, Дерибас, Егоров, Исаев, Корк, Кульков, Курицин, Лозовский, Михайлов, Пахомов, Сидельников, Семенов, Тухачевский, Уборевич, Якир, Позерн, Смородин, Угаров, Гололед, Любченко, Саркисов… Что? Еще перечислять или хватит? Ибо на всех загубленных бумаги не хватит! Это были лишь те, кто участвовал в XVII съезде ВКП(б) 1937 г. А Ян Карлович Берзин и легендарный Дыбенко чего стоят! Так вот, благодаря этим коммунистам были заложены основы социализма и чтобы не быть им обязанным. — Сталин их всех — на эшафот! Так за что же его почитать?! За политический бандитизм?!…

Вот в вашей газете некто профессор неизвестных наук П. Хомяков тоже талдычит осанну Сталину, указывая какие-то его заслуги… Вот ведь какое умопомрачение! Мышление по короткому замыканию: от плюса к минусу, без анализа в присутствии совести и чести.

Или: Еврейский Антифашистский Комитет с 1943 вел из СССР радиотрансляцию на Германию, разоблачая Гитлера и его клику и внес определенный вклад в нашу победу. И что? В 1948—1952 гг. все они были расстреляны, включая самого Лозовского (председателя Совинформбюро во время войны), хотя, уточняю: женщина, ученая, профессор медицины, академик Штерн отделалась только тюремным сроком. Сталин любил женщин, он и жену Маяковского — Лию Брик, вычеркнул из списка лиц, представленных к уничтожению: «Пощадим жену Маяковского», — изрек вождь. Но он отлично умел отбирать кадры по признаку личной преданности: посадил в тюрьму жен своих прямых помощников — жену Молотова и жену Калинина. Ни Молотов, ни Калинин возмущения не проявили! Вот это преданность вождю! А вот у кого были действительно деловые качества, это: Вознесенский (председатель Госплана), Кузнецов (секретарь Ленинградского горкома) — уничтожены уже после войны и репрессирован их аппарат. Сталин не мог допустить, чтобы рядом с ним находились крупные умные деятели, иначе, чего доброго, наживешь потенциальных претендентов на свой пост. Сталин — весь в крови невинноубиенных! Судите сами: Сталин уничтожил Ленинскую гвардию в партии, ниспровергнул Ленинские нормы жизни в партии, коллективность руководства, окружил себя подхалимами и карьеристами, создал номенклатуру, которой было все дозволено, посеял страх и сковал творческую активность масс, он фактически разложил партию, что привело к распаду СССР. Вот тут-то и сказывается протест русской души, которой противно коварство, ложь, жестокость и предательство. За эти качества его надо было не прославлять, а лишить чести звания коммуниста ныне, хотя бы посмертно (ведь награждают же людей посмертно, так почему же не взыскать посмертно).

Сталин с полным основанием мог бы провозгласить: «Государство — это — Я»! Как когда-то говорил французский «король-солнце» — Людовик XIV. Сталин считал, что «партия — это он». А тем кто возражал ему в чем-либо, имея собственное мнение, Сталин, обычно, парировал: «Вы что, против партии?»

Славословие Сталину до того дошло, что превратилось в подобие психологического наркоза продленного действия. Иначе как объяснить, что такие умные люди, как В. Бушин и писатель В. Карпов, до сих пор не могут освободиться от этого «зомби».

Можно быть отличным публицистом, классным писателем, но это будет лишь профессией. Кроме этого, у человека должно быть «ядро личности»: комплекс морально-духовных достоинств и нравственных качеств, которые формируют личность, в противном случае — ситуационное зомбирование со стороны СМИ правящего режима, ведет к деформации личности с последующими проявлениями и взглядами, далекими от здравого смысла и от гражданской совести.

И снова вопрос: как можно было расстреливать своих соратников по партии, по борьбе при завоевании Советской власти? И как можно об этом забыть, да еще и хвалить Сталина за его «планетарное мышление» («планетарное» — это по определению писателя В. Карпова).

Итоги: для того, чтобы победил социалистический строй, надо открыто сказать правду о Сталине и донести людям правду о том, что социализм — это научно организованное общество социальной справедливости с равными возможностями для творческого развития личности при общественной собственности на средства производства и призвать бороться за эту идею всеми силами Русской души!

P.S. На Вашу просьбу, т. Ю. Мухин, я откликнулся, написал Вам целую статью, хотя я и не еврей, а русский (Вы же в газете просили, чтобы Вам по еврейскому вопросу писали евреи), но думаю «была не была» напишу, тем более гражданское чувство обязывает.

А вот, напечатаете ли мое письмо? Сомневаюсь: для этого нужно гражданское мужество. Хотя (как знать, ведь Ваша газета — «газета общественных идей — для тех, кто любит думать»), — так значится в подзаголовке газеты «Дуэль».

С гражданским приветом

Савинов А. Ф.

По себе судим

Уважаемый Александр Федорович! Должен заметить, что когда Сталина стали называть убийцей, мы с П. Хомяковым только в школу пошли, разве что П. Бушин был постарше. И с тех пор более сорока лет все начальство страны талдычит: «Сталин — убийца!» И вы вместе с ними. Это похвально! Но Вам все же следует расспросить у знакомых смысл слова «зомби», чтобы правильно им пользоваться.

Не все фамилии в списке мне знакомы, но кое-какие я встречал. Скажем, в опубликованном дневнике М. Сванидзе, которая в то время о своем родственнике писала так:

А. Енукидзе — жертва сталинизма

М. Сванидзе пишет о стоящем у вас в списке 12-м А. Енукидзе — секретаре ЦИК ВС СССР, втором человеке в высшем законодательном органе власти в стране. Если говорить Вашими словами, то примерно таким образом он «закладывал основы социализма».

Малолетним девочкам. Между прочим, в этом деле не отставал от Енукидзе и главный контролер страны — нарком Рабоче-Крестьянской Инспекции, член политбюро ВПК (б). Он у вас в списке пятый. Его фамилия Рудзутак. Взяли власть — гуляй всласть!

Не знаю, может у Вас есть малолетние внучки, и Вы жалеете, что без Енукидзе и Рудзутака не можете, как те женщины, «иметь все»? Вы же видите, как после революции 1991 года во власть ринулись мерзавцы. С чего Вы взяли, что в то время власть для негодяев была менее соблазнительной?

Давайте возьмем еще кого-нибудь, скажем, Тухачевского. Еще в 1930 году два преподавателя Академии им. Фрунзе сообщили, что Тухачевский вербует среди военных сторонников для захвата власти. Им устроили в ЦК очную ставку с Тухачевским. Они подтвердили показания, но Тухачевский отказался, а поскольку за него заступились Дубовой, Якир и Гамарник, то 23 октября 1930 года Сталин радостно писал Молотову: «Что касается Тухачевского, то последний оказался чистым на все 100 процентов. Это очень хорошо». Рано радовался. В 1936 году были арестованы комкоры Примаков и Путна, но они молчали 9 месяцев до мая 1937 года. Могли бы молчать и дальше, но в середине месяца Гитлер продал НКВД (за помеченные советские червонцы) документы, которые Гейдрих выкрал в Генштабе немецкой армии, и которые первоначально предназначались для компромата командования Вермахта. Документы Примакова подкосили. Он начал говорить и по его показаниям арестовали Тухачевского и других. Эти «кололись» немедленно.

Фельдман в день ареста. Тухачевский успел написать тома собственноручных признаний. Вы, конечно, скажете, что их пытали.

В 1957 году Тухачевского и других реабилитировали, а в 1961 в ЦК КПСС спохватились и сделали «проверку правильности» обвинения 1937 года. Конечно искали хоть каких-либо доказательств пыток. Нашли такие: «Мучительному ночному допросу был подвергнут и арестованный комкор Путна… 14 мая… его допрашивали в течение всей ночи. В результате Путна дал показания на Тухачевского…» Допросила комиссия ЦК и следователя пытавшего Примакова: «… давали мне и другим работникам указания сидеть вместе с Примаковым и тогда, когда он еще не давал показаний. Делалось это для того, чтобы не давать ему спать, понудить дать показания… В это время ему разрешали в день спать 2-3 часа в кабинете, где его должны были допрашивать и туда же ему приносили пищу».

Показания Тухачевского с подельниками рассмотрели на заседании суда их товарищи — Блюхер, Егоров, Алкснис — и единодушно решили расстрелять за измену. Вы, конечно, скажете, что им Сталин приказал. Но дело в том, что ни тогда, ни сегодня судьям никто и ничего приказать не может. Судья по ст. 305 УК РФ, сегодня должен получать 10 лет за то, что выносит приговоры по чьим-либо приказам, а тогда по ст. 114 УК РСФСР более 2-х лет. Но Вы же все равно не поверите и будете кричать: «Сталин убил! Сталин убил!»

Тогда я должен сказать — правильно убил! Зачем Красной Армии нужны были трусливые и подлые маршалы, которые от угрозы сутки не поспать оговаривают себя в том, чего не совершали и за что полагается расстрел, или те, кто из раболепия перед начальством, идут на подлость убийства своих невинных товарищей?

Но и без этого на поведение некоторых маршалов следовало бы обратить внимание. Скажем — на маршала Блюхера, десять лет командовавшего нашими войсками на Дальнем Востоке.

У него была молодая жена и, когда Блюхера арестовали, ее тоже отправили в лагеря, она растеряла детей, сидела очень долго и, разумеется, люто ненавидела Сталина. Тем ценнее ее показания. Их стоит привести.

Она описывает инспекцию Гамарника в Хабаровске летом 1936 года, когда еще ни один командир Красной Армии не был арестован.

Спросите себя — куда Блюхер, человек военный, бросив свой пост в Хабаровске, планировал уехать без разрешения командования? И зачем ему этот отъезд нужно было кодировать в переписке с женой? Далее.

Маршал В. К. Блюхер

Третья молодая жена маршала В. К. Блюхера — Глафира

Смотрите, какие интересные разговоры ведут между собой «жертвы Сталина». Оказывается, если оклеветать невинного человека возле Блюхера, то с самого Блюхера можно снять обвинение в шпионаже. (Напоминаю — в это время еще никаких арестов не было). Блюхер рад оклеветать невинного человека, но вот беда — она мать его ребенка! Это его удержало!

Год спустя Блюхер с женой были в Москве. Глафира Блюхер рассказывает.

Итак, именно после разговора с Блюхером и Лаврентьевым Гамарник застрелился. Блюхер жене откомментировал это так:

Давайте обсудим это «успел». Почему оно так удовлетворило Блюхера? По военным русским меркам у офицера есть только один повод застрелиться — когда он является носителем важной тайны и не уверен, что сможет скрыть ее от врагов. Получается: Гамарник узнав, что дал показания после ареста 28 мая Якир, застрелился и этим успел что-то скрыть от их совместных врагов — НКВД.

Я. Б. Гамарник

Потом 11 июня Блюхер был членом суда над Тухачевским, Якиром и прочими «верными ленинцами». Он задавал злые вопросы подсудимым и проговорил их к расстрелу. Он, а не Сталин.

А затем, в 1938 году были бои с японцами у озера Хасан, которыми руководил Блюхер. Результаты боев обсуждались на Главном военном совете Красной Армии, в присутствии еще не снятого с должности Блюхера — члена этого Совета. Ворошилов по итогам Совета дал приказ № 0040 от 04.09.1938 года. Не будем приводить данные в нем оценки Блюхера, а дадим несколько фактов. Сначала о Блюхере, как профессионале.

А реально.

Да… те еще были маршалы! Но зато — «верные ленинцы»! Застенчивый в бою, Блюхер проявил бешеную инициативу в другом. За пограничную линию он не отвечал, за это отвечало НКВД, в составе НКВД были пограничные войска. Для улаживания пограничного вопроса с японцами накануне событий в Хабаровск прибыли заместители наркомов НКВД и НКО. В тайне от них, безо всякого приказа и согласования Блюхер создает комиссию и подтверждает японцам «нарушение» нашими пограничниками Маньчжурской границы на 3 метра и, следовательно… нашу «виновность» в возникновении конфликта на о. Хасан». А в разгаре боев его фронта с двумя японскими дивизиями он объявляет на Дальнем Востоке мобилизацию 12 призывных возрастов (что мог сделать только ВС СССР).

«Этот незаконный акт — пишет в приказе Ворошилов — тем непонятней, что Главный военный совет в мае с.г. с участием т. Блюхера и по его же предложению решил призвать в военное время на Дальнем Востоке всего лишь 6 возрастов. Этот приказ провоцировал японцев на объявление ими своей мобилизации и мог втянуть нас в большую войну с Японией».

А ведь в 1941 году, когда Красная Армия освободилась от «верных ленинцев», такого бардака уже не было. Он повторился только сегодня — в Чечне.

Скажу пару слов и о пресловутом антифашистском комитете. Генералу-майору юстиции Чепцову, председателю суда, приговорившему членов комитета к расстрелу за шпионаж, по его собственным объяснениям ни Сталин, ни Политбюро приказа расстреливать не давали. И как я уже писал, такие приказы Чепцов не имел права исполнять. Более того, само Политбюро не могло понять, как евреи, спасенные СССР от уничтожения, могут вредить СССР? Политбюро трижды рассматривало материалы следствия.

Я знаю, что вы, Александр Федорович, скажете — что бедных евреев пытали в НКВД. Я достаточно живо интересуюсь историей и вот, что я заметил. О пытках в НКВД вопят все. Но, что интересно, все, кто прошли через НКВД и вопят о пытках, пишут о них со слов других. Лично никто из них пыток не испытал. От князя Трубецкого, заместителя главы боевой монархической организации в Москве в 1919 году, через Солженицына до моего знакомого, арестованного через пару дней после смерти Сталина и получившего 25 лет в 1953 году.

Бывший друг Солженицына — хранивший его архивы — Самутин был во время войны редактором власовской газеты. В 1946 году его, вместе с адъютантом генерала Шкуро, убивавшим югославских партизан, датчане передали в СМЕРШ (еще хуже НКВД) 5-й армии. Самутин вспоминал, что они очень боялись того, что им немедленно поотбивают внутренности, заморят голодом и пытками заставят наговорить на себя. К его удивлению, их никто пальцем не тронул, питание было нормальное, а когда он на словесную грубость следователя отказался давать показания (напросился!), проклятое НКВД взяло и… заменило ему следователя на вежливого. (Свои 10 лет он все равно получил).

Бывшему Генеральному прокурору Казаннику не откажешь в антисталинизме, в угоду Ельцину он в 1993 году арестовал невинных защитников Белого Дома и не возбудил уголовного дела против Ельцина за захват законодательной власти, что является преступлением — изменой Родине. Так вот в том же году в газете «Известия» от 13.10.93 он писал: «На юридическом факультете Иркутского университета нам давали — была хрущевская оттепель — задания написать курсовую работу по материалам тех уголовных дел, которые расследовались в тридцатые-пятидесятые годы. И к своему ужасу еще будучи студентом, я убедился, что даже тогда законность в строгом смысле слова не нарушалась, были такие драконовские законы, они и исполнялись».

«В строгом смысле» исполнялась «драконовская» статья 115 Уголовного Кодекса, по которой следователь, нарушивший законность при допросах, получал 5 лет. Не поэтому ли никто из побывавших в НКВД о своих пытках не вспоминает?

Поэтому мысль о том, что евреев антифашистского комитета пытали, весьма сомнительна. Но Сталину она не показалась вздорной и после трех рассмотрений этого дела на Политбюро, он послал члена Политбюро Шкирятова лично опросить всех подозреваемых. Шкирятов, один на один, опросил всех. И все подтвердили, что они шпионили в пользу Америки. Особенно убедительные факты шпионажа представил Шкирятову упоминаемый Вами Лозовский. Но даже после этого ни Сталин, ни Политбюро никаких указаний суду не давали. Судья — генерал Чепцов — убил всех лично.

Причем, не приговорил, а убил! Если бы он сделал это по своему убеждению — то это был бы приговор. Но он писал в своем объяснении Г. Жукову, что он сомневался в виновности и предварительно пытался согласовать приговор в МГБ с Игнатьевым и Рюминым и даже с Маленковым. Но если сомневался, то зачем же убил?! Для Вас это вопрос риторический — ведь он «им верил», как и Вы призываете «верить» вождям. А потом, уже беззаветно веря Хрущеву, он всех ранее убитых реабилитировал.

Вы призываете поплакать на могиле членов этого комитета, а я предварительно хотел бы посмотреть на их уголовные дела, прочесть их показания, как и показания всех тех, кого вы упомянули в списке. Но начиная с Хрущева сделать это невозможно — эти открытые тогда дела стали нынче секретными.

Молотов допустил большую ошибку — он делился с Жемчужиной, своей женой, тем, о чем говорили на Политбюро, и что являлось государственной тайной. А Жемчужина делилась этими секретами с некоторыми сионистскими кругами, а уж те — с США. В США, кстати, за такие вещи и сегодня сажают на электрический стул.

Вы удивляетесь преданности Молотова Сталину? А посмотрите на свою преданность всем его клеветникам — от Ельцина до Хрущева. От Вашей преданности душа радуется. Хрущев был убийцей, он, а не Сталин возглавлял чрезвычайные тройки, он подписывал приговоры, отправлявшие людей на смерть. Даже после чистки им архивов, сохранилась записка в которой он жалуется Сталину на то, что Москва оправдывает тех, кого он осудил. Но для Вас он — свой, он — герой, он — как и Вы готов был на все, чтобы угодить начальству. Он ему «верил» и в Ваших глазах он — убийца — не виновен!

По Вашему начало «правды» — это когда «веришь лидеру». И даже когда ему в угоду совершаешь подлость, то это все равно «правда». Вы полагаете, что это «заложено в русской душе»?

Не согласен! Может быть это заложено в жидовской душе, в капээрэфовской душе, в капээсэсовской душе — не знаю. Но ни в русской душе, ни в коммунистической — этого нет!

Ведь мы всех судим по себе. Вдумайтесь в русскую поговорку — честный вору поверит, а вор честному — никогда. Вы полагаете, что Сталин только тем и занимался, что сидел, крутил пальцем в носу и думал — какого бы еще верного ленинца убить? Вы в этом уверены? Значит, на месте Сталина Вы действительно только бы этим и занимались.

Вы полагаете, что вокруг Сталина были люди, которые по его приказу убивали заведомо невиновных. Но ведь это подлость и если Вы в этом уверены, значит Вы — подлец.

А если Вы в этом сомневаетесь, то Вы обязаны искать истину, а не повторять убогую клевету. И хотя я не Ваш «лидер», но поверьте мне: Сталин — это проба на подлость. По отношению к нему можно понять — подлец человек или нет. Если он, конечно, не дурак.

И снова шизик

Мне уже приходилось исследовать творчество предателя Виктора Резуна (Суворова) и я сделал тогда вывод, что этот кусок дерьма резко отличается от таких мерзавцев, как Солженицын или Гордиевский, тем, что он искренне верит в то, что пишет, — он шизик, тронувшийся умом фанатик своей идеи, кто-то вроде печатавшейся у нас инопланетянки Светланы Борисовны Ельциной.

Витек меня не подвел, он написал еще одно произведение, которое, вкупе с его предыдущими опусами, может являться пособием для студентов-медиков. Книга названа «Очищение» и написать ее Резуну было гораздо легче, чем «Ледокол» и «День М». Если читатели помнят, то в тех своих работах шпион-неудачник Витя обосновывает тезис, что Сталин подготовил нападение на Гитлера, да тот его аккурат опередил. Бредовость этой идеи такова, что в ее обоснование Витек вынужден был нагородить горы исключительной глупости.

Но далее Резуна осенила новая мысль — он решил ответить на вопрос, как стать выдающимся полководцем, и быстро пришел к выводу, что для этого надо накануне войны перестрелять всех своих тупых генералов. Сталин, доказывает Витек, это сделал, поэтому войну и выиграл, а Гитлер в этом вопросе дал маху — вот войну и проиграл.

Согласитесь, убрать из армии тупых генералов — это для армии всегда полезно хоть перед войной, хоть и без войны. Мысль здравая, поэтому и вся книга Резуна выглядит в целом не так дико, как предыдущие, хотя то, что ее писал человек тронутый умом, все же видно невооруженным глазом.

Дело в том, что дураков достаточно убрать из армии, а не убивать. Скажем, хватило бы того, чтобы просто назначить маршала Тухачевского военкомом запупинского райвоенкомата, но Витек тверд в своей идее — генералов надо именно перестрелять и никаких гвоздей! Ему, как придурковатому предателю, это, конечно, видней, да и что говорить — глядя на сегодняшнюю Российскую армию, тут и умный к такой же мысли придет. Но речь-то ведь идет не о Вите Резуне и не о сегодняшних генералах.

Тем не менее, мне бы хотелось, в виде исключения, рассмотреть эту базовую идею книги Резуна серьезно. Для обоснования полезности именно расстрела генералов в армиях СССР и Германии, Резун принимает за аксиому, что, во-первых, в РККА никаких заговоров не было, а, во-вторых, Гитлер никакими иными способами вермахт не чистил.

Ведь если заговор в РККА был, то тогда причем здесь полководческий гений Сталина? Получается, что Сталин очистил РККА от дураков и мерзавцев не осмысленно, а попутно с ликвидацией заговора. Это в концепцию Резуна об осмысленном расстреле дураков-генералов накануне войны не вписывается, и он заговор в РККА решительно отвергает. А если Гитлер удалял из армии придурков-генералов другим способом, то тогда у Вити не вытанцовывается главный вывод о том, почему Гитлер проиграл войну.

Но эти аксиомы Резуна объективно аксиомами не являются, что я и попробую показать.

Гитлер и его генералы

Придя к власти Гитлер стал Верховным Главнокомандующим вооруженных сил Германии, но положение его по отношению к своим генералам было во много раз менее уверенное, чем у Сталина по отношению к генералам РККА, по двум принципиальным особенностям.

Генералы — военные профессионалы, а военный профессионализм Гитлера еще не был известен. Поэтому любые попытки Гитлера изменить кадровый состав командования Вермахта естественно встречали протест генералов, как вмешательство дилетанта. А, в отличие от Сталина, Гитлер был единоличным вождем и не мог спрятаться за Политбюро, за коллективным решением.

В Вермахте были запрещены все партии, включая правящую национал-социалистическую, следовательно Гитлер не мог заменить генералов по причине отклонения их от «линии партии».

Но это одна сторона медали. С другой стороны в Вермахте высоко поддерживалось понятие воинской и, особенно, офицерской чести и это резко отличало его от РККА и вообще от СССР. У нас понятие чести уничтожалось в принципе, в «бухаринской» довоенной энциклопедии даже слова такого нет.

А. Гитлер и командование Люфтваффе: рейхсмаршал Г. Геринг, фельдмаршалы (слева направо) Э. Мильх, Х. Сперфле и А. Кессельринг. Сентябрь 1940 г.

Гитлер не мог взять и просто так снять какого-либо генерала — это немедленно возмутило бы остальных — немецкий офицер не скотина, которой можно помыкать по усмотрению начальника. Снятие должно быть обоснованно и понятно для остальных. Немецкие генералы и офицеры никому не давали унизить свое достоинство.

Скажем после победы над Францией в 1940 г. Гитлер на совещании высоко отозвался о командовании военно-воздушных сил и высказал недовольствие сухопутными войсками. Он — Главнокомандующий, это его право. Тем не менее, это вызвало возмущение среди генералов сухопутных войск и Гудериан, испросив прием у Гитлера, потребовал от него объяснений от лица всех генералов. Гитлер вынужден был извиняться и разъяснять, что его недовольство касается исключительно верховного командования сухопутных войск, а не всего командования вообще. Но к этому времени Гитлер был уже признанным стратегом, армия им восхищалась и верила в него.

А в начале своего правления положение Гитлера по отношению к генералам было еще более неуверенным, ведь это, по сути, ссора между рейхсвером и гвардией Гитлера — штурмовыми отрядами — заставила Гитлера, в угоду рейхсверу уничтожить Э. Рема и распустить штурмовиков.

Правда и Сталин просто так не мог менять руководство РККА, но положение Гитлера в этом вопросе было все же во много раз сложнее.

Генеральская трусость

Хотя Гитлеру было несколько легче в другом.

Вдумайтесь: в мирное время для военного человека слава, почет, материальное благополучие заключается в чинах. Став генералом, офицер достигает почти всего. А теперь представьте, что началась война, и этот генерал потерпел в ней поражение. За поражение генералов разжаловают, а порою и расстреливают. Отсюда вытекает, что если для офицера, которому в любом случае меньше взвода не дадут и дальше Кушки не пошлют, война — это возможность быстро стать генералом, то для генерала война — это возможность быстро стать рядовым штрафного батальона. Вывод: никто так не боится войны, как генералы мирного времени. Не все конечно, но как перед войной узнать, кто из генералов трус?

Сталин это узнать не мог никаким способом — все войны, которые вел СССР были по сути оборонительными, вынужденными для СССР. Тут уж деваться некуда, генералы вынуждены идти на войну вместе со всеми. Их личное отношение к войне, к своему делу узнать было нельзя до того, пока они не проявят себя в бою. А этот экзамен стоит большой крови.

У Гитлера положение было иное. Он был агрессор, он хотел войны, он стремился к ней. И ему было видно, кто из генералов вместе с ним стремится к войне, а кто нет. Ведь если генерал жаждет войны, то он жаждет ее не для того, чтобы потерпеть в ней поражение, следовательно он лучше подготовит войска для победы, активнее и энергичнее будет в бою. Гитлер этих генералов видел и еще накануне войны имел возможность очистить командование Вермахта от случайных людей, а Сталину это пришлось делать только в ходе войны.

Гитлер с приходом к власти оккупировал Рейнскую область, и если бы это привело к войне, то Франция просто разгромила бы тогда малочисленную армию Германии. Военный министр фельдмаршал Бломберг и командующий сухопутными войсками генерал-полковник Фрич устроили Гитлеру по этому поводу истерику. Далее Гитлер оккупирует и Австрию, суверенное государство, входящее в Лигу наций. И снова истерика «трезвомыслящих» генералов. Гитлер видел кто из его генералов кто, но заменить их не мог, ведь с формальной, чисто военной точки зрения они были правы — Германия была не готова к войне и Вермахт возмутился бы таким решением фюрера.

Гитлеру нужна была какая-то причина, чтобы заменить наиболее трусливых генералов на тех, кто хотя бы не сопротивлялся агрессивным планам Гитлера.

Кроме этого, с самого начала своей политической деятельности Гитлер предопределил захват СССР, а это тоже не у всех генералов находило поддержку. Шеф политической разведки Германии Вальтер Шелленберг по этому поводу пишет:

И этих «прорусски» настроенных генералов тоже требовалось убрать и для этого тоже требовалась причина.

И казалось, что такая причина найдена — участие немецких генералов в «заговоре Тухачевского».

Военный заговор в СССР

Представьте, что вы в далеком 1937 г. организуете военный заговор с целью захвата власти в СССР. Значит ли это, что вам хватит только внутренней поддержки? Нет конечно. Нужна и внешняя поддержка, иначе любой спасшийся член законного правительства СССР будет не только для своих граждан, но и для зарубежных стран главой страны, а это может вызвать гражданскую войну с непредсказуемым итогом, так как законное правительство будет пользоваться ресурсами СССР, находящимися за рубежом, а путчисты даже золото, захваченное в Госбанке, не смогут использовать.

Вспомните, в октябре 1993 г. фашист Ельцин не применял силу против Верховного Совета РСФСР, пока США не признали «законность» этого ублюдка.

Поэтому и заговорщикам в 1937 г. требовалась поддержка за рубежом с тем, чтобы прорвать возможную блокаду СССР после захвата власти. Ведь они были троцкисты, то есть — марксисты в крайней форме, а не буржуазная партия. Надеяться на автоматическую поддержку Запада, как получил ее Ельцин, им не приходилось.

Поэтому естественно, что Тухачевский провел зондаж там, где имел больше всего знакомых — в Германии. Я сомневаюсь, чтобы были какие-то договоры Тухачевского с немецким генштабом.

Скорее всего это было что-то вроде протоколов о намерении, стенограмм бесед, в которых Бломберг подтвердил заговорщикам, что если те захватят власть в СССР, то командование Вермахта выйдет в правительство Германии с предложением поддержать переворот, признать путчистов и т. д. Для путчистов это было уже кое что.

Но и для Гитлера это была находка — ведь Бломберг нагло вмешивался в иностранные дела, подменял собой правительство. На этом основании его можно было убрать и очистить Вермахт от ненужного Гитлеру балласта.

Поэтому, когда русский эмигрант, генерал Скоблин, сообщил немцам о заговоре военных в СССР и о связи с ним немецкого генштаба, то шеф службы безопасности Германии Гейдрих сразу понял, что эти сведения можно использовать против оппозиционных Гитлеру генералов. Но когда получили документальное подтверждение о заговоре, то, как пишет Шелленберг, оказалось, что: «Сам материал не был полным. В нем не содержалось никаких документальных доказательств активного участия руководителей германской армии в заговоре Тухачевского. Гейдрих понимал это и сам добавил сфабрикованные сведения с целью компрометации германских генералов». (Здесь и далее выделения в тексте Шелленберга сделаны мною — Ю.М.).

Забежим немного вперед. В конечном итоге эта фальсификация не потребовалась. Против немецких генералов эти документы не были использованы. Ведь что им поставить в вину? То, что они могли ухудшить отношение с СССР? Но ведь в это время сам Гитлер как мог ухудшал отношения с СССР своим антикоммунизмом…

Поэтому Гитлер пошел другим путем. В начале 1938 г. фельдмаршала Бломберга обвинили в том, что он женился на проститутке. (Есть подозрения, что ему эту проститутку и подставили и специально дело раздули). А генерал-полковника Фрича обвинили в гомосексуализме. Оба вынуждены были подать в отставку.

Фельдмаршал В. Бломберг

После войны Бломберг был арестован американцами и в 1946 году умер в тюрьме от рака. А Фрич подал в суд чести, суд, в общем, его оправдал, но при возврате в Вермахт ему была предоставлена только должность командира артиллерийского полка. На этом посту он и погиб в 1939 г. во время войны с Польшей.

Американский биограф Гитлера Д. Толанд пишет, что вместе с Бломбергом и Фричем были уволены из армии и 16 поддерживавших их генерала, а 44 были сняты с должностей. Другие источники сообщают, что одновременно было уволено и до тысячи офицеров.

То есть, вопреки аксиоме Резуна, Гитлер накануне войны очищение Вермахта все же произвел, правда без стрельбы, но итог ведь один и тот же.

«Дело Тухачевского»

Поскольку Резун постоянно ссылается на мемуары Шелленберга и поскольку они, возможно, не известны широкому кругу читателей, то я дам обширную цитату, так как у демократов общепринято говорить, что немцы, дескать, оклеветали бедных заговорщиков перед лицом подозрительного Сталина. Итак, слово Вальтеру Шелленбергу:

Шеф службы безопасности Рейха Р. Гейдрих

Заговор был!

Прежде всего нужно задать себе вопрос — а не врет ли Шелленберг? Врет, конечно, но важно определить — в чем он врет? Он фат, из его мемуаров это просто выпирает, он не пропускает случая показать себя этаким интеллектуалом. Поэтому на все его «анализы» и описания своей роли можно не обращать внимания.

Нам ведь важен главный вопрос — документы о заговоре Тухачевского были подлинными или их подготовил сам Гейдрих?

Вот здесь Шелленберг соврать не мог. Он был осужден на 6 лет, но по болезни вышел из тюрьмы даже раньше срока — в начале 1951 г. Написал мемуары и умер в 1952 г. Когда он их писал, то знал, что любой их издатель рискует, если он, автор, извратит факты так, что будет уличен в клевете на кого-либо, ведь издатель издавал мемуары заправилы Рейха, а ненависть к фашистской Германии была еще очень высока.

Напиши он, что, дескать, мы с Гейдрихом изучили список советских генералов, отобрали самых талантливых, составили схему заговора, придумали темы бесед Тухачевского с Бломбергом, да еще и восстановили по датам, когда они могли встречаться, и т. д. — то есть, соври об этих документах и событиях, — а в Советском Союзе опубликовали бы подлинные документы, полученные СССР, и издатель оказался бы фашистским прихвостнем, распространяющим фашистскую клевету.

Поэтому заметьте, Шелленберг в своих мемуарах о фальсификации упоминает, но при этом дважды подчеркивает, что в основе досье лежали подлинные документы о заговоре военных в СССР.

Посмотрите с какой тайной они извлекали эти документы из архивов генштаба — если документы сфальсифицированы, то зачем это описывать? Но вспомним, что первоначально-то с помощью этих документов Гитлер собирался убрать своих генералов и извлекал он их тайно, чтобы не дать им подготовиться. Ведь если заговора не было, то что тогда Гейдрих изъял в генштабе? О чем немецкие генералы могли «предупредить» Тухачевского?

Сыграли свою роль эти документы в раскрытии заговора? Вероятнее всего. Ведь арестованные еще в 1936 г. Путна и Примаков ни в чем не признавались именно до поступления этих документов в Союз. А потом выдали всех остальных подсудимых процесса, которые признавались чуть ли не в день ареста.

Как доказательства на суде эти документы не использовались, так как получены были от врага, т. е. для суда они не могли быть достоверным доказательством, но они использовались для получения признания от подозреваемых.

И не было никаких пыток, все уличенные признавались быстро потому, что 58-я статья за одно и то же преступление предусматривала три разных наказания, вынесение которых судом, зависело от оценки политической ситуации руководством страны. По ст. 58 УК РСФСР за контрреволюционное преступление можно было получить расстрел, но если Политбюро политическую обстановку считает не страшной, а подсудимого способным исправиться, то можно было получить срок не ниже трех лет, а если Политбюро оценивало обстановку, как вообще спокойную, то осужденного могли просто лишить гражданства и выслать за границу, как Троцкого. Даже за участие в вооруженном восстании.

Поэтому чистосердечное признание давало подсудимым надежды на сравнительно мягкий приговор, и Тухачевский с подельщиками спешили признаться один впереди другого.

Так что и эта концепция В. Резуна не верна — заговор был и уничтожены были не просто тупые генералы, а предатели.

Следует также оговорить, почему Шелленберг считал выдачу Тухачевского и заговорщиков Сталину «самым роковым решением». Дело в том, что в 1937 г. немцы вероятнее всего считали, что военные во главе страны более опасны с точки зрения будущей войны, чем штатский Сталин. И только с началом войны и, особенно, к ее концу поняли, как просчитались. Шелленберг описывает сколько усилий они предпринимали, чтобы убить Сталина. Министр иностранных дел Германии Риббентроп решил даже стать камикадзе и, напросившись на переговоры к Сталину, ценой своей жизни лишить СССР такого руководителя. Шелленберг одно время даже оружие ему для этого готовил (пистолет, замаскированный под авторучку).

Еще немного о Резуне

Поклонники творчества Резуна часто выдвигают такой довод: он де цитаты дает правильно, а то, как он их трактует, это его дело.

Поймите, Резун шизик, он берет только те цитаты, которые укладываются в его схему, остального он просто не замечает. А когда выхода нет, то ему ничего не стоит, «для пользы дела», начисто извратить весь смысл того, что он представляет читателю фактом. Вот, к примеру, как он пересказывает в своей книге «Очищение» ту часть мемуаров Шелленберга, которую я выше привел полностью:

И что, вот это, описанное Резуном, сильно похоже на то, что действительно писал Шелленберг?

А вот как он, «разведчик-профессионал», издевается над Шелленбергом:

Надо помнить, что сам Резун перебежал к противнику, когда его, посланного за границу, пытались вернуть в СССР из-за полной неспособности к практической разведывательной работе. Только болтать «вообще» и умел.

Так и в этом тексте: червонец — это в 1922—1947 гг. банковский билет номиналом в 10 рублей, который выпускался Госбанком СССР как эквивалент золота и заменял собой 7,74234 г этого металла. Червонец выпускался купюрами в 1, 3, 5, 10 и 25 червонцев. В общем, Резун с Шелленбергом друг друга стоят, как сказал Витек Суворов — кретины.

Но это не значит, что книгу В. Суворова «Очищение» не стоит читать. Стоит и очень стоит. Надо лишь пропускать все резуновские глупости, а в остальном он, пытаясь отстоять свою идею о необходимости расстреливать генералов перед началом войны, привел уйму фактов о той генеральской мрази, которая была расстреляна в СССР в 1937—1941 гг. Причем так ее припечатал, что, как сам же и жалуется, эту его книгу категорически отказываются печатать на Западе. И уже поэтому резуновское «Очищение» стоит почитать.

Червонцы с номерами

Оболганный верховный

Тема, затронутая в предыдущих статьях раззадорила читателей, но они повернули дискуссию в другую сторону.

Уважаемый т. Подосинников! Напоминаю, что изучать историю имеет смысл только ради того, чтобы в настоящем не повторить ошибки прошлого. Чтобы в будущей войне наши армии не были разгромлены, нам надо точно знать причину их разгрома в 1941 г. Нам, чтобы спокойнее жить, надо устранить эту причину.

Вы считаете, что главная причина — запоздалое приведение наших войск в боевую готовность. Что скрывается за магическими словами «боевая готовность» Вы не поясняете, поэтому дадим слово автору самой этой версии — заместителю Верховного Главнокомандующего маршалу Г. К. Жукову. Именно он с Хрущевым ввели в обращение эту версию в умы историков и обывателей. Перед таким авторитетом меркнут попытки других исследователей обратить внимание на очевидные вещи.

Г. К. Жуков о главной причине

В 1956 г. предполагалось провести пленум ЦК, на котором должен был стоять вопрос о культе личности Сталина. Жуков написал к этому пленуму доклад — косноязычный, весь пропитанный лестью Н. С. Хрущеву и полный неприкрытой ненависти к Сталину. Пленум не состоялся, с докладом ознакомились только члены Президиума ЦК и хранился он в его архиве. В докладе Жуков писал так:

«Вследствие игнорирования со стороны Сталина явной угрозы нападения фашистской Германии на Советский Союз, наши Вооруженные Силы не были своевременно приведены в боевую готовность, к моменту удара противника не были развернуты и им не ставилась задача быть готовыми отразить готовящийся удар противника, чтобы, как говорил Сталин, «не спровоцировать немцев на войну».

Поскольку невозможно развернуть войска не имея задачи, то Жуков совершенно определенно утверждает, что Сталин не ставил войскам задачу отразить удар немцев по СССР, что и является «отсутствием боевой готовности».

Правда, когда Г. К. Жуков писал мемуары, то руководивший страной Л. И. Брежнев уже не приветствовал оголтелую хулу на Сталина и эта версия стала выглядеть так.

«Теперь, пожалуй, пора сказать о главной ошибке того времени, из которой, естественно, вытекали многие другие, — о просчете в определении сроков вероятности нападения немецко-фашистских войск.

В оперативном плане 1940 года, который после уточнения действовал в 1941 году, предусматривалось в случае угрозы войны:

— привести все вооруженные силы в полную боевую готовность;

— немедленно провести в стране войсковую мобилизацию;

— развернуть войска до штатов военного времени согласно мобплану;

— сосредоточить и развернуть все отмобилизованные войска в районах западных границ в соответствии с планом приграничных военных округов и Главного военного командования».

Введение в действие мероприятий, предусмотренных оперативным и мобилизационным планами, могло быть осуществлено только по особому решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня 1941 года. В ближайшие предвоенные месяцы в распоряжениях руководства не предусматривались все необходимые мероприятия, которые нужно было провести в особо угрожаемый военный период в кратчайшее время.

Естественно, возникает вопрос: почему руководство, возглавляемое И. В. Сталиным, не провело в жизнь мероприятия им же утвержденного оперативного плана?

В этих ошибках и просчетах чаще всего обвиняют И. В. Сталина. Конечно, ошибки у И. В. Сталина, безусловно, были, но их причины нельзя рассматривать изолированно от объективных исторических процессов и явлений, от всего комплекса экономических и политических факторов.

Нет ничего проще, чем, когда уже известны все последствия, возвращаться к началу событий и давать различного рода оценки. И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности вопросов, во всем противоборстве сил, противопоставлении множества мнений, сведений и фактов непосредственно в данный исторический момент.

Сопоставляя и анализируя все разговоры, которые велись Сталиным в моем присутствии в кругу близких ему людей, я пришел к твердому убеждению: все его помыслы и действия были пронизаны одним желанием — избежать войны и уверенностью в том, что ему это удастся».

На первый взгляд Жуков даже как-то защищает своего Верховного, но присмотритесь — он только дает мотив его действия, что усиливает обвинение в том, что Сталин не только не отмобилизовал войска, но и вообще во все предвоенные месяцы не давал никаких распоряжений по отражению немецкой агрессии. А в докладе он даже указывает час первого распоряжения Сталина — 6.30 22 июня.

При этом Жуков в своих мемуарах описывает довоенное усиление западных округов новыми армиями и 800 тыс. призванных резервистов — фактической мобилизацией. Если взглянуть сразу на весь текст Жукова, получается, что он ставит Сталину в вину не отсутствие подготовки к войне как таковой, а то, что Сталин не начал кричать об этом во всю глотку и на весь мир. Причем сам Георгий Константинович этой фальши не чувствует или уверен, что ее никто не увидит.

А что же было на самом деле? «Игнорировал Сталин угрозу нападения» или нет? Все познается в сравнении, поэтому давайте посмотрим что получается, когда угроза нападения действительно игнорируется.

«Они накрыли „Оклахому!“»

Через 5,5 месяцев после нападения немцев на СССР, Япония напала на США. Этому предшествовало резкое ухудшение отношений между этими странами. Еще летом, к примеру, США ввели эмбарго на поставку в Японию нефти и заморозили японские активы в американских банках. Но велись переговоры, и правительство США было уверено, что направит усилия японской военщины не против своих владений в Тихом океане, а против СССР. Оно действительно игнорировало войну, хотя и готовилось к ней.

В США были великолепные дешифровальщики, они раскусили японские шифры, и американцы не только читали все инструкции правительства Японии своему послу в США, но и делали это раньше, чем сам посол. За день до нападения Японии на США была расшифрована нота, из которой стало известно, что война неизбежна. Президент сделал кое-какие телодвижения, например, пробовал позвонить Главкому ВМС адмиралу Старку, но тот был в театре и его не стали беспокоить. В 7:00 следующего утра из очередной шифровки в Вашингтоне узнали точное время нападения — 13:00 по вашингтонскому времени, или 7:30 утра 7 декабря по гавайскому. То есть до нападения оставалось 6 часов времени. Адмирал Старк хотел позвонить командующему Тихоокеанским флотом США на Гавайи, но решил сначала сказать президенту. Президент принял адмирала после 10:00, началось совещание, но пришел личный врач президента и увел того на два часа на процедуры. Остальные посовещались сами и в 12:00 ушли на ленч. Начальник штаба армии США генерал Маршалл не захотел прерывать утреннюю верховую прогулку и появился на службе только в 11:25. Он тоже не стал звонить на Гавайи, а дал шифрованную телеграмму, распорядившись передать ее через армейскую радиостанцию. На Гавайях были радиопомехи, поэтому телеграмму отнесли на обычный коммерческий телеграф, но забыли сделать пометку «срочная». Поэтому на почте на Гавайях телеграмму бросили в ящичек, где она и дождалась мальчишку-посыльного (кстати — японца), который регулярно забирал всю почту для американского флота. Мальчишка аккуратно передал ее в штаб как раз через три часа после того, как японцы утопили американский броненосный флот.

Тихоокеанский флот США базировался на Гавайях на острове Оаху (база Перл Харбор). Там об угрозе войны знали, 27 ноября было приказано усилить бдительность, поэтому было усилено патрулирование кораблей вокруг острова, а на его окраинах установлены радары. В 7:02 утра по гавайскому времени 7 декабря 1941 г. два солдата, дежуривших на радаре увидели отметку от японских самолетов, находившихся к этому времени в 250 км от острова. Они по прямому телефону попытались сообщить об этом в штаб. Но телефон не ответил. Тогда они по городскому сумели соединиться с дежурным лейтенантом, который не стал с ними долго разговаривать, так как спешил на завтрак. Бойцы отключили радар и тоже уехали завтракать.

А взлетевшие с японских авианосцев две волны самолетов (40 торпедоносцев, 129 пикирующих бомбардировщиков и 79 истребителей) подлетали к бухте Перл Харбор, где находились все броненосные силы Тихоокеанского флота США — 8 линкоров.[2] В 7:55 японские самолеты начали пикировать.

Командующий американским Тихоокеанским флотом адмирал Киммель начал руководить этим сражением прямо в пижаме со двора своей виллы, находившейся на горе. Первое донесение он получил от своей жены, стоявшей рядом в ночной рубашке: «Похоже, что они накрыли „Оклахому“»! «Сам вижу!» — подтвердил флотоводец.

На американских кораблях матросы только позавтракали, а офицеры еще ели. До половины команды было в увольнении на берегу, у зенитных орудий стояли случайные матросы. Пять командиров линкоров из восьми тоже развлекались на берегу. Снарядов у орудий не было, ключей от снарядных кладовых — тоже. Когда бронированные двери кладовых взломали, то в суматохе начали стрелять по японским самолетам учебными снарядами. Зато двери в водонепроницаемых переборках линкоров были открыты настежь.

Когда Киммеля привезли в штаб, то там, по словам очевидца, паники не было. Там был «упорядоченный ужас». В 9:45 японцы улетели. Подвели итоги. Из строя были выведены все 8 линкоров, из них 5 — утоплено. Японцы надеялись найти в бухте и авианосцы, но их не было, поэтому они в ярости бомбили что попало. Попало трем крейсерам, трем эсминцам, сухому доку, четырем вспомогательным кораблям. Уничтожена была практически вся авиация Перл-Харбора — 188 самолетов сгорело и 128 были повреждены. Погибло 2403 военнослужащих США и 1178 было ранено. В городе прозвучало 40 взрывов, унесших жизни 68 гражданских лиц, 35 было ранено. Из этих взрывов один был взрыв японской бомбы и 39 — американских зенитных снарядов.

Японцы потеряли 29 самолетов и 55 человек.

7 декабря 1941 г. База Перл-Харбор. Броненосный флот США

А ведь в США не было «тирана» Сталина, там в 1937 г. никто не «репрессировал невинных, но выдающихся» маршалов, генералов, адмиралов. Но именно США показали пример того, что Жуков называет «игнорированием явной угрозы нападения». А как это было 22 июня у нас?

Боевая тревога

Жуков пишет, что 22 июня «В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний». Далее: «В 4 часа я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил: «Вражеский налет отбит. Попытка удара по кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения».

Линкор Черноморского флота «Октябрьская Революция» обстреливает немцев в Крыму, 1941 г.

Как это понять? Ведь, чтобы так отбить внезапный налет авиации (а именно, так его отбили все флоты СССР), нужно было выслать в море корабли ВНОС, собрать все экипажи на корабли, подготовить оружие и боеприпасы, а летчиков истребительной авиации посадить в самолеты. И действительно. По сообщениям тех историков, которых сегодня не слушают, тревога на флотах СССР была объявлена за неделю до начала войны: были возвращены отпускники, запрещены увольнения на берег и т. д.

Адмирал В. И. Платонов, служивший на Северном флоте, вспоминал ночь 22 июня 1941 г.: «Сразу же распорядился, чтобы работники штаба проверили подготовку кораблей к бою. Правда, те уже давно стояли готовыми, все, что от нас зависело, мы уже сделали: приняли боезапас, топливо, питьевую воду и продовольствие, рассредоточили корабли дивизионов по заливу».

Далее. Вдоль границ СССР располагались отряды пограничных войск. И они задолго до 22 июня отрыли вокруг застав окопы, построили блиндажи, разработали систему огня. Причем, заставы уже имели на вооружении пушки-сорокопятки, а пограничные отряды — гаубичную артиллерию.

Далее. Вдоль границ строили укрепления около 200 строительных батальонов. Эти войска основным оружием имели лопату. На 500 человек батальона полагалось 50 винтовок. По воспоминаниям ветерана, они 20 июня получили приказ отойти от границы, и в нем была указана причина — начало войны 22 июня. Весь день 21 июня они вывозили от границы цемент, строительные материалы и технику, эвакуировали личный состав. Оставшийся отряд строительного батальона с наступлением темноты 21 июня убрал маскировочные заборы перед готовыми ДОТами и отошел, встретив на пути роту, шедшую их занимать.

Как это понимать? Если Сталин, по утверждению Жукова, «игнорировал угрозу нападения», то кто тогда привел в боевую готовность флот, пограничников и строительные войска?

Дважды Герой Советского Союза В. С. Петров за месяц до начала войны молодым лейтенантом прибыл в тяжелый гаубичный полк, стоявший у самой границы. Месяц они не только тренировали солдат, но и провели рекогносцировку (знакомство с местностью) всех своих огневых позиций и наблюдательных пунктов для боя с немцами. Все команды орудий и водители тягачей знали, куда ехать по тревоге сначала, и где находятся остальные огневые позиции полка. Огневые были «привязаны к местности», и определены участки сосредоточенного огня и позиции открытой наводки на танкоопасных направлениях. А 21 июня огневые расчеты полка сдали на склад снаряды, которые до этого возили в тягачах! (Иначе как демонстрацией это не назовешь). Ночью 22-го их обстреляла немецкая артиллерия, они под огнем выехали на заранее подготовленные огневые позиции и за день расстреляли по немцам почти весь склад боеприпасов. На последней огневой они вынуждены были несколько раз перекатывать вперед гаубицы, так как стреляные гильзы заваливали станины и мешали подвозить новые боеприпасы.

Кто им дал приказ так тщательно подготовиться к бою с немцами, если Сталин «игнорировал»? Ведь Жуков пишет, что имелся только оперативный план 1940 г., уточненный в 1941 г. и который был введен в действие «лишь в ночь на 22 июня». Войска, готовясь к бою, что — художественной самодеятельностью занимались?

Планы

Напоминаю, что в своем докладе пленуму Г. К. Жуков писал, что Вооруженным силам «не ставилась задача быть готовыми отразить готовящийся удар противника».

Но вот передо мной документ, адресованный командующему войсками Западного особого военного округа генералу армии Д. Г. Павлову от 14 мая 1941 г. № 503859/СС/ОВ, написанный из-за своей сверхсекретности в двух экземплярах от руки генерал-майором Василевским. В нем приказано (сокращаю):

Подписан этот приказ маршалом С. Тимошенко и начальником Генерального штаба КА… Г. Жуковым! И это Жуков называет «не ставилась задача»?! Сам приказал подготовить контрудары по немецкой территории и «планов не было»?!

Не к 20 мая, а в июне этот план (как и в других округах) генералом Павловым был подготовлен. Он детальный и очень длинный, я дам только кусочек: «… нанести одновременный удар по установленным аэродромам и базам противника, расположенным в первой зоне, до рубежа Инстербург, Алленштайн, Млава, Варшава, Демблин, прикрыв действия бомбардировочной авиации истребительной авиацией. Для выполнения этой задачи потребуется 138 звеньев, мы имеем 142 звена, т. е. используя всю наличную бомбардировочную авиацию, можем решить эту задачу одновременно… для удара по железнодорожным мостам могут быть использованы только самолеты Пе-2 и Ар-2, которые могут производить бомбометание с пикирования. Бомбометание по мостам с горизонтального полета малоэффективно и требует большого расхода самолетов. Ввиду того, что у нас мало пикирующих бомбардировщиков, необходимо взять для разрушения только главнейшие мосты, как то: в Мариенбурге, Торне, Варшаве и Демблине… в целях сокращения сроков готовности части должны иметь носильный запас винтовочных патронов (90 шт. на винтовку) в опечатанных ящиках под охраной дежурного и дневального в подразделениях; на каждый станковый пулемет иметь набитыми и уложенными в коробки по 4 ленты; на ручной пулемет и автомат — по 4 диска…»

Обращаю внимание читателей — это не планы победы над Германией. Это планы удержания немцев у границ в течение 15 дней — срока, необходимого для проведения мобилизации. Обычно все страны стремятся провести мобилизацию — увеличить свою армию до размеров, при которых можно выиграть войну — до начала войны. Но СССР этого сделать не мог. Поэтому он скрытно сосредоточил на границах огромные силы с единственной целью — иметь возможность отмобилизоваться. И Жуков это, безусловно, знал. Знал, но клеветал на Сталина и в этом вопросе, обвиняя его в непроведении мобилизации перед войной. Смотрите как много лжет Жуков, а почему? Почему он так хочет нас убедить, что причиной поражения является какая-то формальная неготовность войск — планов не было, тревогу Сталин не объявил, указания не вовремя дал? Ведь его ложь проверяется может и трудно в деталях, но очень легко в принципе.

Французы все имели

Франция объявила Германии войну в начале сентября 1939 года, а немцы ударили по ней лишь в мае 1940 г. — не через 15 дней, необходимых для мобилизации, а через 8 месяцев! Войска Франции и ее союзников были в полной организационной и боевой готовности. К тому же они превосходили немцев и численно (147 дивизий против 136 немецких), и по числу танков и самолетов.

Тем не менее, немецкая армия разгромила союзников практически в течение двух недель, чего с Красной Армией не произошло. Даже те поражения, что потерпели войска прикрытия границы СССР, потребовали и более длительных сроков и не были столь полными.

Отсюда, т. Подосинников, можно сделать вывод, что приведение войск в боевую готовность ведет армию к поражению. Но это конечно не так. Просто этот фактор, так раздуваемый Жуковым, был тогда на самом деле столь малозначительным, что сам по себе не определял ни победу, ни поражение.

Смотрите. Полную боевую готовность войска приобретают, когда они в обороне окопались за минными и проволочными заграждениями, а в наступлении — когда развернулись в боевую линию. Чтобы привести войска в эту готовность надо знать, где противник, где он ударит и какими силами, либо где он занял оборону. Для этого надо сблизиться с противником. Но как это сделать до войны?

Только умом полководца. Если попался толковый полководец, то проанализировав тысячи и тысячи составляющих (военных, политических, географических, климатических, экономических, этнических и пр.), он может догадаться, где именно враг нанесет удар и расположит именно здесь свои войска с тем, чтобы их боевая готовность, которая включает и их численность, была достаточной для нанесения врагу поражения. У побед и поражений есть много составляющих, и полководческая составляющая имеет среди них немалое значение.

В 1940 г. французские полководцы решили, что немцы ударят на севере и для их встречи подготовили здесь самые мощные и лучшие силы (около 40 дивизий). Немцы поняли, что французы так подумали, и нанесли по этим силам удар через Бельгию силами всего 29 дивизий, а 45 дивизий (в их числе 7 танковых) прошли южнее через считавшиеся французами непроходимыми Арденские горы, разгромили две слабые французские армии, ворвались вглубь Франции, там развернулись на север и окружили группировку войск союзников, ждущую их на севере из Бельгии. Война была сделана, французы капитулировали.

А как было 22 июня 1941 года? Чей полководческий талант возобладал — нашего или немецкого Генштабов? Из мемуаров тогдашнего начальника Генштаба РККА Георгия Константиновича Жукова видно, что ему ужасно не хочется на этот вопрос отвечать, но надо — он слишком много дает фактов, чтобы мысль об этом не пришла в голову. К примеру, если свести даваемые им вразнобой цифры количества дивизий (без кавалерийских) с нашей и немецкой стороны на 22 июня, то получится следующая картина (см. табл. 1).

Из того, как Г. К. Жуков расположил наши войска, видно, что он ждал основные удары немцев из Прибалтики и с украинской границы. А немцы нанесли всего лишь один главный удар и там, где он не ждал — в Белоруссии.

Виноват ли Жуков? Если и виноват, то не более чем наш шахматист, проигравший иностранному. Ведь мы вели войну не с мальчишками, а с талантливейшими военными специалистами и генералами. Последствия, конечно, не такие как в шахматах, но что же — ведь Жуков своей беззаветной службой в дальнейшем старался смыть с себя позор этого первого поражения.

Таблица 1

Удар, который Жуков ожидал от немцев

Удар, который немцы нанесли по плану «Барбаросса»

Зачем было клеветать, зачем валить эту свою вину на Сталина, на остальных? К сожалению, Жуков не понимал, что славе его (которую он жаждал с очевидностью) это ничего не добавляет, наоборот — выставляет его самого в смешном и жалком виде. Он пишет.

А спросить Жукова, — какое воинское звание «весной 1941» имел Сталин, чтобы генерал армии Жуков его считал в военных вопросах «величайшим авторитетом»? И если Сталин беспокоился за Украину, то неужели по карте не было видно, что немцам до Киева ближе от белорусского пограничного Бреста, чем от украинского пограничного Перемышля? Или начальник Генштаба Жуков свою работу по анализу карт перепоручил Сталину?

А вот еще.

А на что рассчитывал Г. К. Жуков, прячущийся в данном случае за спинами наркома и отсутствовавших уже давно Шапошникова и Мерецкова? На то, что немцы выделят для наступления на СССР по роте от каждой дивизии? Разве во Франции они не «бросили в первый же день мощные компактные группировки»?

Однако давайте отвлечемся на несколько более подробное рассмотрение этой цитаты из мемуаров Г. К. Жукова.

«Военно-исторический архив» (№ 3, стр. 264) сообщает, что когда начальнику Генерального штаба КА Г. К. Жукову Главное разведывательное управление этого штаба принесло доклад «О франко-немецкой войне 1939—1940 г.», в котором были подробно проанализированы действия впервые созданных немцами оперативно-стратегических объединений — танковых армий, Жуков начертал на документе:

Г. К. Жуков. Фото из иллюстрированного приложения к «Правде» от 15.01.1940, сообщающего о присвоении комкору Г. К. Жукову сразу звания «генерал армии»

На Совещании высшего руководящего состава РККА 23—31 декабря 1940 г. генерал армии Жуков в своем докладе «Характер современной наступательной операции» сообщал, что современные наступательные операции отличают „смелое и решительное применение танковых дивизий и мехкорпусов в тесном взаимодействии с военно-воздушными силами на всю глубину оперативной обороны противника» и утверждал, что это доказывают «высокие темпы проведения наступательных операций. Польша разгромлена в 18 дней (в среднем суточное передвижение немцев равно 30 км), Голландия, Бельгия и Северная Франция, за 20 дней, что равно (темп наступления) 20 км в сутки. Разгром Франции — в 18 дней, что составляет (по темпу наступления) 16 км в сутки, при этом действие ММС доходило до 100—120 км“».

Делать такие заявления в 1940—1941 гг. и потом в мемуарах заявлять, что никто не ожидал массированных ударов немцев?!

И наконец. Не очень хочется уличать Жукова в наглой лжи, но это ведь не Сталин «был убежден, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной». Это Жуков 11 марта 1941 г. писал Сталину:

История для будущих зомби

Пожалуй, пока мы не рассмотрели еще конечный результат от внезапного удара по «неприведенной в боевую готовность» советской авиации.

Недавно мне пришлось читать учебник «Новейшая история зарубежных стран 1914—1997 гг.» для 9-го класса российских школ. Учебник написан А. А. Кредером в густом откровенно сионистском духе, но ловко. Что бы вы в учебнике ни читали — у вас останется осадок отвращения к СССР и России, даже если Кредер прямо и не клевещет на них. К примеру, он пишет:

То есть, ни созданное немцами численное превосходство, ни качественное превосходство их войск, заключенное в опыте, связи, оружии и технике, ни ошибки советского Генштаба с Жуковым во главе в расположении наших войск вдоль границ — ничего не имело значения. Значение имело только неприведение Сталиным «войск в боевую готовность». И все.

В этом маленьком кусочке все или ложь, или домыслы, или полуправда.

Где имеется хотя бы один документ, один надежный факт о том, что Сталин в информации о нападении немцев на СССР «видел… козни англичан»? Почему же он тогда готовился к войне с немцами; произвел скрытую мобилизацию 800 тыс. человек в войска западных округов; стягивал на запад армии; почему Генштаб еще в мае отдал директиву о подготовке к отражению нападения немцев?

Где имеется хотя бы один факт или документ, что желание Сталина «оттянуть начало конфликта» помешало хотя бы одному оборонному мероприятию?

И, в конце концов, следует пару слов сказать о нашем разведчике Зорге, которого демократы уже превратили в «пресловутого Зорге».

Во-первых. Это был наш разведчик в Японии, и наибольшую ценность представляла информация от него о намерениях японцев, а не немцев.

Во-вторых. Зорге одновременно был и немецким шпионом и В. Шелленберг страшно удивился, когда узнал, что Зорге арестован в Японии как советский разведчик, поскольку в Германию он всегда поставлял только достоверную информацию.

Рихард Зорге

В-третьих. Стараясь скрыть направление главного удара по СССР, немцы по всем каналам, в первую очередь — дипломатическим, распространяли дезинформацию, которая состояла из маленького правдивого сообщения и моря лжи. В следующей дезинформации правда опровергалась ложью, но что-то опять давалось правдиво. И так непрерывно с целью окончательно запутать Генштаб РККА в том, что правда, а что нет. И Зорге старательно всю эту дезинформацию, полученную в немецком посольстве в Токио, передавал в СССР.

Вот смотрите. 15 мая 1941 г., как вы прочли у Кредера, он передал, что немцы нападут 22 июня. А вот радиограмма Зорге от 15 июня — за неделю до начала войны:

Писатель В. Карпов безо всякого комментария, как подвиг разведчика, дает такую телеграмму Р. Зорге:

«22 мая 1941 г. „Рамзай“ прислал карту с дислокацией немецких войск, принадлежавшую военному атташе Германии в Токио Кретчемеру. Стрелы на карте указывают направление ударов Вермахта. Согласно „Рамзаю“, Гитлер намерен захватить Украину и использовать один-два миллиона русских пленных на тяжелых работах. В нападении на СССР примут участие от 170 до 190 дивизий».

В. Карпов, который еще в умственно-полноценные годы был полковником и сумел окончить академию Генштаба, «в упор» не видит, что в этой телеграмме заложена немецкая «деза» — немцы через месяц ударили не там, где указал Зорге.

А в первой радиограмме Зорге опровергает свое же сообщение от 15 мая и дает уже другую дату войны и даже сомнения в ее начале; он дает дезинформацию в вопросе, в котором ему должны особенно верить, — в том, что Япония нападет на СССР вместе с немцами. Причем «деза» подана так, что войска с Дальнего Востока на запад перебрасывать нельзя долгое время — ведь не ясно, — через 6 недель нападут японцы или позже.

А в учебнике для школьников, как видите, А. А. Кредер упоминает только о радиограмме от 15 мая — вот, дескать, Сталин какой дурак — не поверил такому выдающемуся разведчику!

День «Б»

Во многих книгах на тему Великой Отечественной войны бытует мнение, к которому относятся, как к безусловному факту, что немцы хотели напасть на СССР и 10 июня, и 1 июня и даже 15 мая, да по разным причинам нападение откладывали. Эти даты поступают из донесений таких разведчиков, как Р. Зорге, хотя сами разведчики в этом не виноваты — они посылали в Центр все сведения, которые могли собрать у немцев, а немцы в неимоверных количествах плодили дезинформацию с одной целью — заставить СССР начать мобилизацию. В общем, сделать то, что Сталин открыто не делал (скрытая мобилизация шла), и за что Жуков обвиняет Сталина.

Дело в том, что мобилизация такой страны, как Россия, столь дорогостоящая и громоздкая операция, что ее саму по себе уже рассматривают, как акт агрессии.

Вспомним юридические аспекты Первой Мировой войны. Сербом Г. Принципом был убит австрийский наследник престола в Сараево. Австрия предъявила Сербии ультиматум, Россия в ответ начала мобилизацию, союзница Австро-Венгрии Германия потребовала от России прекратить мобилизацию, Россия отказалась выполнить это требование, Германия объявила себя в состоянии войны с Россией, что автоматически привело к состоянию войны с Германией Франции и Великобритании — союзниц России. И в агрессии кайзеровскую Германию никто не упрекал — для России начало мобилизации и объявление ею войны — это практически одно и то же.

Вот Гитлер и старался спровоцировать Сталина на мобилизацию, тогда бы он не выглядел агрессором в глазах остального мира.

А сами немцы могли начать войну только тогда, когда к ней полностью подготовятся. Это могло произойти не ранее 20 июня, поскольку, исполняя данную Гитлером «Директиву № 21» или «План Барбаросса» Главнокомандующий сухопутными войсками Германии фельдмаршал Браухич в своей «Директиве по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск (план «Барбаросса»)», данной войскам еще 31 января 1941 г., приказал: «Подготовительные работы нужно провести таким образом, чтобы наступление (день «Б») могло быть начато 21.06». И задержались немцы с наступлением всего на 1 день — начали его 22.06.1941 г.

Потери немцев в авиации

Давайте вернемся к авиации. Как показывает в своих статьях В. И. Алексеенко, даже наши «новые» истребители, для которых к началу войны еще и эксплуатационные инструкции не были написаны, — МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1 — уступали немецкому истребителю Ме-109F (Bf-109F) даже по основному боевому параметру, — по скорости, — на 36—69 км/час, а по радиооборудованию, автоматике и т. п. — уступали полностью. Да и было этих «новых» истребителей в западных округах всего 304 единицы.

Остальные истребители — И-153 и И-16 — уступали «мессершмитту» в скорости 162 и 123 км/час и зачастую не могли догнать даже немецкий бомбардировщик.

Добавьте к этому техническому превосходству еще и хрущевско-жуковские утверждения, что Сталин «не привел войска в боевую готовность» и что массу наших самолетов немцы уничтожили прямо на аэродромах. Что должно получиться? Правильно: потери немцев в самолетах в начале войны с СССР должны были бы быть минимальными, смешными. А как было на самом деле?

Давайте немецкие потери в начале войны на советском фронте сравним с другой авиационной операцией немцев — с «Битвой за Англию».

Как пишет У. Черчилль в своей увенчанной нобелевской медалью «Второй Мировой войне», это авиационное сражение началось 10 июля 1940 г. и, разумеется, не было для англичан неожиданностью. Англичане были в состоянии войны с Германией уже более 10 месяцев и, по словам Черчилля: «По своим качествам наши самолеты-истребители мало отличались от немецких. Немецкие обладали большей скоростью и лучше набирали высоту; наши же отличались большей маневренностью и были лучше вооружены».

Хотя битва началась 10 июля, нам все же придется для сравнения брать период с 10 августа, поскольку, во-первых, месяц до этого у немцев были совсем незначительные потери (40—60 в неделю), во-вторых, Черчилль пишет, что только к августу немцы сосредоточили против Англии 1361 бомбардировщиков и 1308 истребителей, из которых лишь 375 были дальними, т. е. немецкие бомбардировщики очень часто летали без эскорта истребителей, в отличие от Восточного фронта. Это, конечно, вело к увеличению немецких потерь над Англией, по сравнению с потерями на советско-германском фронте. Итак, немцы сосредоточили для нападения на Англию 2669 самолетов.

А к 22 июня 1941 г. на советском фронте немцы сосредоточили 2604 боевых самолета, из которых 1233 были истребители (и еще 1000 боевых самолетов своих союзников). То есть, немецкие группировки в обоих случаях были практически одинаковы. Каков же итог?

Немецкий бомбардировщик Хейнкель-111 над Лондоном

Уникальный снимок из кабины немецкого бомбардировщика — атакующий его английский истребитель «Спитфайер» проскочил цель

(Напомню, что и Черчилль, и я берем цифры немецких потерь из немецких же сводок о потерях).

Итак, за первую неделю «разгара» боев за Англию, т. е. с 11 по 17 августа немцы потеряли 261 машину. А за первую неделю войны с СССР, т. е. с 22 по 28 июня они потеряли 445 самолетов (вообще-то больше, так как впоследствии они уточняли потери в нарастающем итоге и всегда в сторону их увеличения, но к какой неделе относится увеличение и насколько надо увеличить — из немецких сводок узнать нельзя).

За первый месяц «разгара боев» (4 недели, так как сводки недельные) битвы за Англию немцы потеряли 786 самолетов. За 4 недели начала войны с СССР они потеряли 1171 самолет.

За всю «Битву за Англию», более чем за 16 недель (с 10 июля по 31 октября) они потеряли 1733 самолета. За 16 недель войны с СССР (с 22 июня по 11 октября) они потеряли 2789 самолетов.

Таков итог. И если цифры этого итога сравнит беспристрастный историк, то разве не возникнет у него вопрос — кто же это «не привел войска в боевую готовность» — Черчилль или Сталин?

Но, пожалуй, наибольшей подлостью Г. К. Жукова явилось то, что он скрыл от историков свой приказ от 18 июня 1941 г. о приведении войск западных округов в боевую готовность к отражению немецкого удара. Такой приказ (до сих пор не опубликованный) он дал, но не установил контроль за его исполнением, в связи с чем командующий Западным особым военным округом генерал Павлов сумел совершить акт предательства.

Не всегда уместно самому писать об одном и том же. Поэтому мы предоставили слово историку В. Т. Федину.

Ю. И. Мухин

Казалось — все предусмотрено

Многие нынешние «историки», угождая Западу и правящему режиму, используют для этого трагические для нашего народа и страны события начала войны и пытаются убедить читателей в том, что в случившемся виноват Сталин, подразумевая под этим, конечно, Советский социалистический строй. Пытаются доказать, что страна по вине Сталина не была подготовлена к войне. К сожалению, на подобной позиции в какой-то мере иногда оказываются и, казалось бы, беспристрастно настроенные авторы.

Вот пишет ветеран войны из Таллинна т. Самойлов В. В., что Сталин в своем выступлении по радио 3 июля 1941 г. признал, что войска Красной Армии не были своевременно приведены в боевую готовность. В действительности же Сталин, объясняя то, что часть территории СССР захвачена врагом, говорил о другом. Он говорил о том, что войска фашистской Германии были полностью отмобилизованы и изготовились для нападения на нас, в то время как войскам Красной Армии еще предстояло отмобилизоваться. И еще он говорил о том, что Германия внезапно и вероломно нарушила пакт о ненападении. Мы же не могли нарушить этот пакт.

Обвиняет т. Самойлов Сталина и в том, что он дал согласие на формирование новых 20 мехкорпусов, запрашиваемых Тимошенко и Жуковым, только в марте 1941 г. Но Сталин не без основания колебался с таким решением. Более того, с началом войны и все имеющиеся корпуса были расформированы.

Сокрушается тот же ветеран и о том, что до Жукова не доходила важная разведывательная информация от Зорге. Это не так. Радиограммы Зорге разведцентр адресовал в Генштаб, т. е. Жукову.

Наконец, т. Самойлов с полной уверенностью, ссылаясь на мемуары Г. К. Жукова, снова повторяет утверждение о том, что разрешение на приведение войск в боевую готовность (так пишет: не в «полную боевую готовность», а просто — «в боевую готовность») Сталин дал лишь 21 июня 1941 г. Но это было далеко не так. Правдиво высказаться по этому вопросу Г. К. Жукову не дала цензура. Как не дала это сделать ни А. М. Василевскому, ни другим высокопоставленным свидетелям.

В 1989 г. «Военно-исторический журнал» в №№ 3, 5 опубликовал важный материал о развертывании наших войск на западной границе в середине июня 1941 г. (статья В. П. Крикунова «Фронтовики ответили так. Пять вопросов Генерального штаба»). В этой статье приводятся ответы 21 непосредственного участника событий первых дней войны и на вопрос о том «С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу, и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?». Вот некоторые из ответов:

Генерал-полковник П. П. Полубояров (во время войны — прославленный командир 4-го Кантемировского танкового корпуса, бывший перед войной начальником автобронетанковых войск ПрибОВО): «16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединений в боевую готовность… 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано… 16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус, … который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе». Этот ответ на вопрос был дан в 1953 г.

Генерал армии М. А. Пуркаев (бывший начальник штаба КОВО): «13 или 14 июня я внес предложение вывести стрелковые дивизии на рубеж Владимир-Волынского укрепрайона, не имеющего в оборонительных сооружениях вооружения. Военный совет округа принял эти соображения и дал соответствующие указания командующему 5-ой армией… Однако на следующее утро генерал-полковник М. П. Кирпонос, в присутствии члена военного совета, обвинил меня в том, что я хочу спровоцировать войну. Тут же из кабинета я позвонил начальнику Генерального штаба… Г. К. Жуков приказал выводить войска на рубеж УРа, соблюдая меры маскировки».

Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-ой армии КОВО): «20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года». Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа». В этом свидетельстве обращает на себя внимание ряд деталей. Передовые части отводились не вообще от границы, как это утверждают некоторые, а всего лишь на несколько километров и на заранее подготовленные позиции. Приказывалось на провокации немцев не отвечать не вообще, как долдонят об этом нынешние фальсификаторы, но пока враг не перейдет границу.

Бывшие командиры Западного особого военного округа ответили так.

Генерал-майор Б. А. Фомин (бывший заместитель начальника оперативного отдела штаба ЗОВО): «Дивизии начали передислокацию в приграничные районы походным порядком в апреле-мае 1941 года… Перемещались следующие соединения: 85-я стрелковая дивизия — в районы западнее Гродно, 21-й стрелковый корпус — … северо-западнее и севернее Лиды, 49-я и 113-я… западнее Беловежской пущи, 75-я… в район Малориты, 42-я… в Брест и севернее… В середине июня управлению 47-го стрелкового корпуса было приказано к 21—23 июня выдвинуться по железной дороге в район Обуз-Лесны. Одновременно 55-я (Слуцк), 121-я (Бобруйск), 143-я (Гомель) стрелковые дивизии комбинированным маршем проследовали туда же… До начала боевых действий войскам запрещалось занимать оборону в своих полосах вдоль госграницы… К началу авиационного удара (в 3 ч.50 мин. 22 июня) и артподготовки (в 4 ч. 22 июня) противника, успели развернуться и занять оборону госграницы: в 3-й армии — управление 4 ск, 27 и 56 сд; в 10-й — управление 1 и 45 ск, 2, 8, 13 и 86 сд; в 4-й — 6 и 75 сд. В процессе выдвижения подверглись нападению: в 3-й армии — 85 сд, в 4-й — 42 сд».

Генерал-майор П. И. Лялин (бывший начальник штаба 10-й армии ЗапОВО): «Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий не потребовали… На госгранице в полосе армии находилось на оборонительных работах до 70 батальонов и дивизионов общей численностью 40 тыс. человек. Разбросанные по 150-км фронту и на большую глубину, плохо или вообще невооруженные, они не могли представлять реальной силы для обороны государственной границы… личный состав строительных, саперных и стрелковых батальонов при первых же ударах авиации противника, не имея вооружения и поддержки артиллерии, начал отход на восток, создавая панику в тылу».

Приведенное свидетельствует о том, что значительная часть войск была своевременно, еще с весны 1941 г. развернута к границе. В середине июня начался новый этап развертывания войск под видом лагерных сборов и учений. Это развертывание, судя по всему, проводилось под руководством командования приграничных военных округов и слабо контролировалось Наркоматом Обороны. Наиболее организовано оно было проведено в Прибалтийском особом военном округе, которым командовал в то время генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Хуже всего и бесконтрольно со стороны командующего оно прошло в ЗапОВО у Д. Г. Павлова, впоследствии за это расстрелянного.

Этот вывод подтверждается и высказываниями немецких историков. Фон Бутлар, например, в очерке «Война в России», в книге «Мировая война 1939—1945 годы» писал: «Критически оценивая сегодня пограничные сражения в России, можно прийти к выводу, что только группа армий «Центр» смогла добиться таких успехов, которые даже с оперативной точки зрения представляются большими. Лишь на этом направлении немцам удалось разгромить действительно крупные силы противника и выйти на оперативный простор. На других участках фронта русские повсюду терпели поражение, но ни окружить крупных сил противника, ни обеспечить для моторизованных соединений достаточной свободы маневра немцы не сумели. Группы армий «Север» и «Юг» продвигались, как правило, тесня искусно применявшего маневренную оборону противника, и на их фронтах даже не наметилось никаких возможностей для нанесения решающих ударов».

Это Бутлар дает обзор военных действий немцев по состоянию на середину июля 1941 г. Важное свидетельство стойкости ПриОВО (с 22.06.1941 г. Северо-Западный фронт, с 10.07.1941 г. — в составе Северо-Западного стратегического направления под командованием К. Е. Ворошилова) дал К. Типпельскирх в своей «Истории Второй Мировой войны»: «Войска противника под командованием маршала Ворошилова с самого начала имели глубоко эшелонированное расположение… Очевидно, противник был осведомлен о большом сосредоточении немецких соединений в Восточной Пруссии… уничтожение крупных сил противника, как это намечалось, не было осуществлено… Убедительным было упорство противника, поражало количество танков, участвовавших в его контратаках. Это был противник со стальной волей, который безжалостно, но и не без знания оперативного искусства бросал свои войска в бой».

Вина Наркомата Обороны в целом, в том числе Генштаба, в трагическом для нас развитии событий начала войны, очевидна. С. К. Тимошенко чувствовал всю жизнь непростительную вину за собой. Не случайно он не оставил после себя никаких мемуаров, не стал оправдываться. Проводя серьезные мероприятия по повышению боеспособности и боевой готовности войск на западной границе, Наркомат Обороны не контролировал должным образом исполнение этих мероприятий. И был, как и сам Сталин в полной уверенности в том, что сил на границе достаточно для отпора любой агрессии.

Доказательство несостоятельности утверждений о том, что предупреждение о возможном нападении фашистской Германии на СССР было направлено в войска по указанию Сталина лишь поздно вечером 21 июня 1941 г., будет неполным, если не перечислить хотя бы несколько из тех мероприятий, которые только в последние 2 месяца перед войной были осуществлены лично Сталиным или по его указанию.

6 мая 1941 г. Указом Президиума Верховного Совета Сталин назначается Председателем Совнаркома, вся полнота исполнительской власти в СССР сосредотачивается в его руках.

В эти же первые майские дни 1941 г. штабы приграничных военных округов получают оперативную директиву Наркомата обороны, в которой определяются задачи войск округов на случай внезапного нападения Германии на СССР. Авиацию предписывалось держать в готовности к передислокации на полевые аэродромы. (И. Х. Баграмян «Так начиналась война» ВИМО, М., 1971, стр. 62).

13 мая правительством предписывается Наркомату обороны переместить к границе из внутренних военных округов 5 общевойсковых армий.

14 мая Нарком Обороны издает приказ о досрочном выпуске курсантов военных училищ и слушателей военных академий последних курсов и немедленной отправке их в войска.

15 мая 1941 г. Нарком Обороны и начальник Генштаба представляют Председателю совнаркома И. В. Сталину план стратегического развертывания Вооруженных сил СССР на случай войны с Германией с предложением нанести упреждающий удар по сосредоточенным у наших границ немецко-фашистским войскам.

24 мая этот план обсуждается на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) с привлечением высшего комсостава приграничных военных округов, в том числе и командующих ВВС этих округов.

27 мая Генштаб РККА дает указание западным приграничным военным округам срочно строить фронтовые командные пункты и 19 июня вывести на них соответствующий комсостав.

Сталин не мог не думать о высокой степени вероятности того, что Англия, а возможно, и США, могут пойти на военный союз с фашистской Германией против СССР. В мае 1941 г. не мог не озаботить руководство СССР перелет Рудольфа Гесса в Англию, и, надо полагать, цель этого перелета Сталину была ясна. Даже в момент нападения на СССР гитлеровцы не исключали союз с Англией, чего и опасался И. В. Сталин. Ф. Гальдер в своем дневнике 22 июня 1941 г. среди важнейших событий отметил и вот это: «Вопрос о готовности Англии к соглашению с нами он (статс-секретарь МИД Германии Вейцзеккер) оценивает следующим образом: имущие классы Англии будут стремиться к соглашению, которое предоставило бы нам свободу действий на Востоке, при условии, конечно, что с нашей стороны последуют уступки в вопросе о Бельгии и Голландии. Если это направление возьмет верх (для поддержки этого направления Гесс и перелетел в Англию 10 мая — В.Ф.), то Черчиллю придется уйти в отставку».

Следя за всеми происками врагов великой России-СССР, готовя страну к неизбежной войне с гитлеровцами, предупреждая руководство армии о том, что враги могут спровоцировать СССР на военное выступление и затем представить его всему миру агрессором, Сталин все же был уверен, что войска западных приграничных округов начеку, что сил там достаточно для того, чтобы дать должный отпор агрессорам.

Известно и другое, о чем умалчивают нынешние фальсификаторы истории. 19 июня 1941 г. западные приграничные военные округа и флоты получили строгий приказ о повышении боевой готовности. Читаем у маршала А. М. Василевского в его мемуарах «Дело всей жизни» (М., ИПЛ, 1988, стр. 114): «… 19 июня эти округа получили приказ маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и рассредоточить самолеты на аэродромах». Маршал М. В. Захаров в книге «Генеральный штаб в предвоенные годы» на стр. 263:

Контр-адмирал А. Г. Головко, командующий Северным флотом, в книге «Вместе с флотом»:

Или вот еще важное у Головко:

А. И. Покрышкин в книге «Познай себя в бою» свидетельствовал о том, что с начала июня 1941 г. эскадрилья истребителей МиГ-3 его полка уже несла боевое дежурство на полевых аэродромах вблизи границы, а одно из звеньев 19 июня даже обстреляло нарушителя границы — немецкий Ю-88, пытаясь посадить его на нашей территории.

Но так было не везде и хуже всего в ЗапОВО у генерала Павлова. Сандалов пишет о 10-ой авиадивизии своей 4-й армии: «… только один штурмовой авиационный полк 20 июня был перебазирован из Пружан на полевой аэродром». Кстати, Покрышкин в упомянутой выше книге привел интересные сведения о полевых аэродромах, «которые десятилетиями обозначались лишь на секретных картах, а использовались колхозами для сенокосов и выпаса скота. Их много было разбросано по степной Украине, на них годами не приземлялся ни один самолет… Но пришло время, когда военной авиации понадобилось это поле, покрытое молодым клевером. Словно рой пчел приземлился на нем наш полк».

Казалось, все было предусмотрено, и все, кто нес прямую ответственность за боеготовность войск, были предупреждены о готовящейся агрессии со стороны фашистской Германии. Но случилось невероятное, — то, о чем было сказано выше. Слово адмиралу флота СССР Н. Г. Кузнецову:

Через неделю обнажилась катастрофа Западного фронта. Зная это и потеряв веру в высший комсостав армии, Сталин начал брать руководство войсками в свои руки.

Уместно, думается, напомнить вот что. В отличие от западных приграничных военных округов, военно-промышленный потенциал страны был 22 июня 1941 г. в полной боевой готовности. Например, авиационная промышленность, работавшая с 1939 г. в усиленном темпе, быстро восполняла чудовищные потери самолетного парка, понесенные в первые дни войны. Следует также напомнить читателям, что военную-то промышленность, в том числе и авиационную, в последние перед войной годы курировал как раз лично И. В. Сталин. Но Сталин в предвоенные годы не занимался непосредственно оперативно-тактическими вопросами вооруженных сил, никогда не инспектировал войска, не проверял их боеготовность, полностью полагаясь в этом деле на Наркомат обороны, как это всегда делал, когда Наркомом обороны был К. Е. Ворошилов. У Сталина хватало забот: геополитика, сложнейшие вопросы дипломатии, громадное хозяйство страны…

В своей речи 3 июля 1941 г. по радио он, уже разобравшись в военной обстановке, сказал горькую правду народу, но не упрекнул ни словом армию и ее комсостав, спасая тем самым их авторитет в критический момент истории страны. Он верил в стойкость своего народа, в первую очередь русского народа. И народ верил ему. И только невероятными усилиями всего Советского народа под руководством Сталина удалось поправить положение и в конечном итоге одержать Победу.

В. Т. Федин

Документы

Опять двадцать пять

Генерал-полковник, герой Советского Союза В. В. Решетников написал воспоминания о Главном маршале авиации А. Е. Голованове «А. Е. Голованов. Лавры и тернии». Сами по себе эти воспоминания служат хорошим предлогом поговорить на тему, какие у нас в Советской Армии были генерал-полковники.

Но не о Решетникове сейчас разговор, просто он снова в качестве довода тупости Сталина в военно-воздушных делах оспорил утверждение А. Е. Голованова, что предвоенный командующий ВВС П. В. Рычагов взял «на себя дело и ответственность не по силам». Для этого В. В. Решетников привел цитаты из мемуаров Г. К. Жукова, касающиеся тогдашнего начальника Главного управления ВВС КА П. В. Рычагова, и Совещания высшего командного состава РККА в декабре 1940 г. В. В. Решетников так пишет о П. В. Рычагове:

П. В. Рычагов

«Очень дельно, — пишет в своей книге Г. К. Жуков, — говорил начальник Главного управления ВВС Красной Армии П. В. Рычагов. Он настаивал на необходимости ускоренного развития наших воздушных сил на базе новейших самолетов…». Разве не был он прав и разве война не подтвердила правоту его слов?

Но не это совещание было последним для Рычагова. То, роковое — Главный военный совет, на котором рассматривались причины высокой аварийности в ВВС, состоялось в начале апреля 1941 года. Именно там, во время доклада секретаря ЦК Г. М. Маленкова «по этому вопросу», Рычагов взял да и выпалил с места:

Сталин, прохаживавшийся вдоль рядов кресел, на миг застыл, изменился в лице и быстрым шагом вплотную подойдя к Рычагову, даже не «отредактировав» фразу, произнес: «Вы не должны были так сказать». И, промолвив ее еще раз, закрыл совещание.

Через неделю, 9 апреля 1941 г., постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) Рычагов был снят с должности и обречен на смерть».

Боец и командир

Непосредственно перед войной ВВС Красной Армии последовательно возглавляли Дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Я. В. Смушкевич и герой Советского Союза генерал-лейтенант П. В. Рычагов. Смушкевич уже в 1931 г. был командиром-комиссаром авиабригады, а с 1937 г. — на высших командных должностях в ВВС (включая должность командующего), к моменту проведения Совещания он помощник начальника Генштаба по ВВС и генерал-инспектор ВВС — карьерный рост довольно умеренный. У Рычагова быстрее: после войны в Испании он командир авиабригады, с 1938 г. — командующий ВВС группы войск, с 1940 г. — начальник Управления ВВС Красной Армии. То есть, оба — люди в ВВС далеко не случайные и в авиации, как и утверждает В. В. Решетников, казалось бы, должны разбираться.

Я. В. Смушкевич

Думаю, что на их назначение на командные должности в ВВС повлияло то, что они были хорошие воздушные бойцы — оба Герои. Но хороший боец — это далеко не хороший командир, более того, это даже не препятствует откровенному предательству. В ВВС армии предателя Власова, к примеру, было всего 24 летчика, причем некоторые еще эмигранты первой послереволюционной волны. Но среди них было и 2 героя Советского Союза, надо думать, бывших. Предали запросто, звезды Героев им в этом не помешали.

Так что звания Героев Смушкевича и Рычагова не должны смущать — эти звания об их командирской квалификации и честности ничего не говорят.

Давайте эту мысль уточним примером, взятым у наших противников.

ВВС фашистской Германии командовал Герман Геринг, выдающийся организатор, в том числе и в экономике, и очень умный человек.

На заседаниях Нюрнбергского трибунала он своими точными и умными выступлениями, вопросами и комментариями выставлял обвинителей (прокуроров) союзников идиотами до такой степени, что однажды американский обвинитель Джексон от злости грохнул наушниками (по которым он слушал перевод слов Геринга) об пол и сорвал заседание. Запасной судья от Великобритании, присутствовавший на процессе, лорд Биркетт, отметил в своих записях:

Подсудимые Нюрнбергского трибунала.

Первый слева в первом ряду — Г. Геринг

Между прочим на суде Геринг на Гитлера ничего не валил и подчеркивал, что он всегда был верен Гитлеру.

Приговор был предрешен задолго до Нюрнбергского процесса, но обратите внимание на разницу в поведении человека, считающего себя невиновным, и всех этих обвиняемых на процессах врагов народа СССР. Смушкевич, к примеру, в своих чистосердечных показаниях безжалостно топил своих товарищей по скамье подсудимых.

Но вернемся к карьере Геринга как командира. Он с отличием окончил пехотное училище в 1912 г. и в Первую Мировую вступил пехотным лейтенантом, переучившись в 1915 году на летчика-истребителя. Командование быстро заметило в нем задатки именно командира и дало ему в команду эскадрилью № 27. Здесь он отличился как командир так, что его наградили высшим орденом Германии уже за 15 сбитых самолетов, хотя остальным летчикам орден «За заслуги» давали не менее чем за 25 побед. Но и это не все.

В Германии лучшим полком истребителей был полк ротмистра Манфреда фон Рихтхофена, который неофициально называли «Воздушный цирк Рихтхофена». Дело в том, что сам Рихтхофен сбил 80 самолетов противника, его брат и другие летчики (Э. Удет, К. Левенхардт) приближались к нему по этому количеству. Но в апреле 1918 г. М. Рихтхофен погиб в бою. В своем завещании он назначил себе преемника, но и тот вскоре разбился. Полк ожидал, что командиром назначат Удета или Левенхардта, но… командование прислало им на полк лейтенанта Геринга.

Асы полка Рихтхофена не были в восторге от чужака, но Геринг поставил дело так, что все асы (сам Геринг сбил 22 самолета) вскоре безусловно признали в нем командира. В частности и потому, что в отличие от М. Рихтхофена, Геринг не стремился сбить обязательно сам, а организовывал бои так, что много сбивали остальные летчики. Скажем, врезался в строй английских самолетов, обстреливая их, а летящие сзади его летчики-асы добивали поврежденные самолеты.

Это характерное отличие командира от бойца — боец заботится о своей славе, а командир — о славе вверенного ему подразделения или объединения.

Но германское командование, назначившее лейтенанта Геринга на полк, руководствовалось не этим — оно ведь в бои с Герингом не летало, а знало его по докладам и рапортам штабов. Уверен, что его оценили по другому качеству.

Настоящий командир (руководитель) всегда воспринимает любые недостатки своего подразделения как личную вину, личную ответственность. Он никогда не оправдывается, не валит вину на подчиненных или на начальников. Только такому человеку можно доверить людей и дело, поскольку только такой сделает все, чтобы и дело сделать, и людей сохранить.

Уверен, что командование отметило Геринга именно за такую черту. И именно эта, деловая часть его характера, предопределила его карьеру в Рейхе.

А негодный командир вместо того, чтобы искать пути, как сделать дело, будет вечно искать виноватых — тех, на кого он свалит свои недоработки, свои лень и тупость.

Рычагов и Решетников

Давайте теперь, с позиции вышесказанного, оценим описанную В. В. Решетниковым сценку на заседании Главного военного совета СССР.

У любой аварийности всего две причины: слабая квалификация (обученность) персонала и низкое качество техники. Поэтому давайте зададим себе ряд вопросов.

• Кто заказывал самолеты у авиаконструкторов? Политбюро? Нет! Без начальника Управления ВВС оно этого никогда не делало, заказывал «гробы» начальник Управления ВВС — Рычагов.

• Кто принимал самолеты на вооружение? Политбюро? Нет, без Рычагова Политбюро этого никогда не делало, решающее слово было за Рычаговым.

• Кто принимал некачественную технику с авиазаводов? Политбюро? Нет, люди, назначенные Рычаговым.

• Кто организовывал техническое обслуживание и контроль его качества в авиаполках? Политбюро? Нет, люди, назначенные Рычаговым.

• Кто разрабатывал планы обучения летчиков и контролировал их исполнение? Политбюро? Нет — Рычагов.

• Кто утверждал планы полетов? Политбюро? Нет — Рычагов.

• Кто летал на самолетах? Начальник управления ВВС Рычагов? Нет — рядовые летчики.

Если у нас были не самолеты, а «гробы», то кто персонально их заказал у промышленности, и кто персонально заставлял на них летать? Рычагов и генерал-полковник Решетников хором утверждают — Политбюро!!!

Получать у Политбюро должностные оклады, кабинеты, персональные машины и самолеты, шикарные квартиры и дачи — Рычагов и генерал-полковник Решетников на все на это полностью согласны! А как отвечать за свою лень и тупость, то тут у них виновато Политбюро.

Смотрите, как Рычагов примазался к жертвам катастроф от своего разгильдяйства: «Вы нас заставляете…» Т. е., и нелетающего Рычагова, несчастного, Политбюро тоже, оказывается, заставляет летать «на гробах…»

Реакция Сталина абсолютно понятна, он ведь полагал, что назначил командовать ВВС кого-то типа Геринга, была потрачена уйма времени на вхождение Рычагова в должность, а на поверку оказалось, что он не командующий, а все то же…

И спасибо партии родной, что после 1945 г. не было большой войны. А то бы генерал-полковники решетниковы нам бы накомандовали.

Совещание

Теперь давайте рассмотрим доклад Рычагова на Совещании, доклад, который так умилил Г. К. Жукова. Но сначала собственно о Совещании, поскольку оно со всех сторон уникально.

В 1938—1940 гг. СССР участвовал в целом ряде военных конфликтов — у озера Хасан, на Халхин-Голе, в походе за освобождение западных Украины и Белоруссии, в Финской войне.[8]

Однако вскрылись огромные недоработки в теории ведения войны и, соответственно, в структуре армии, ее уставах и наставлениях, в командовании, в организации, в оружии и боевой подготовке. Ворошилов вину на Политбюро не перекладывал и был снят с должности. Наркомом обороны с мая 1940 г. стал, командовавший фронтом в финской войне, маршал С. К. Тимошенко. Новый нарком стал энергично готовить РККА к войне. В плане этой подготовки встал вопрос — насколько советские генералы представляют себе методы (способы), которыми они должны одерживать победы в будущей войне.

Маршал С. К. Тимошенко

И Тимошенко дал команду 28 генералам подготовить свои соображения о методах ведения различных военных операций. Из подготовленных работ для доклада на Совещании было отобрано 5, и начальник Генштаба К. А. Мерецков начал Совещание докладом о боевой подготовке РККА.

Соображения о методах проведения фронтовой наступательной операции доложил командующий Киевским особым военным округом генерал армии Г. К. Жуков; о завоевании господства в воздухе во время этой операции — начальник Главного управления ВВС РККА генерал-лейтенант П. В. Рычагов; об оборонительной операции — командующий войсками Московского военного округа генерал армии И. В. Тюленев; о прорыве механизированных соединений — командующий войсками Западного особого военного округа генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов и о бое стрелковой дивизии в наступлении и обороне — генерал-инспектор пехоты генерал-лейтенант А. К. Смирнов.

По каждому докладу были выступления участников Совещания, которые подытожил докладчик. Общий итог подвел маршал С. К. Тимошенко.

В Совещании 21—31 декабря 1940 г., должно было участвовать 4 маршала (К. Е. Ворошилов отсутствовал), 254 генерала и 15 полковников (на должностях командиров дивизий). По докладам было сделано 74 выступления, правда некоторые участники выступали по несколько раз. В отличие от съездов КПСС, где секретари обкомов в своих речах били поклоны очередному генсеку, Сталин был упомянут менее 10 раз, причем, в основном, в связи со ссылками на распорядительные документы ВКП(б) по военным вопросам, т. е. Совещание было довольно деловым, хотя были и выступления типа «раз я уже здесь, то надо залезть на трибуну, чтобы начальство меня не забывало».

По отдельному выступлению, конечно, трудно сделать оценки, но когда их много, то вырисовывается некий образ военной мысли, с которой советский генералитет собрался противопоставить врагу миллионы советских солдат и командиров.

Доклад Рычагова

Доклад П. В. Рычагова «Военно-воздушные силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе» действительно резко выделялся на Совещании. От чтения доклада остается впечатление, что его написал профессор и, вдобавок, штатский. Тон доклада исключительно поучающий, причем, неизвестно кого. Через весь доклад проходят безадресные «надо…, необходимо…, надо…, необходимо», без малейших указаний, как этого «необходимо» достичь, и кто отвечает за это «надо». Вместо показа методов, которыми ВВС достигнут победы, даны благие пожелания и напутствия, которые, якобы, приведут к победе.

Военные в принципе не представляют себе никакой план или метод, чтобы при этом не акцентировать внимание на управлении — на том, кто командует, и кто отвечает.

Г. К. Жуков в своем докладе, к примеру, конкретизировал работу штабов до таких мелочей: «…на штабе армии (идущей в прорыв — Ю.М.) лежит обязанность изучать опыт боев, учитывать все новое и принимать все меры к их реализации». Д. Г. Павлов в своем докладе даже отвел целую главу — «Места штабов».

Дело в том, что план или метод — это перечень и последовательность операций. Сам командир этих операций не проводит — их проводят его подчиненные. Поэтому для военного человека план или метод — это рассказ о том, каким подчиненным он поручил отдельные операции плана и в какой последовательности.

А генерал авиации П. В. Рычагов в своем докладе на эти военные «глупости» чихнул. Сообщив, что по его расчетам наступательную операцию будут поддерживать 4000 самолетов, базирующихся на 160 основных и 80 запасных аэродромах, поставив этим самолетам десятки самых различных задач («надо»), он не сообщил, кто конкретно всей этой армадой командует, в каких вопросах и кто за что отвечает.

У него, как у настоящего генерала, тоже есть глава «7. Управление авиацией во фронтовой наступательной операции», но в ней рассматривается не кто за что отвечает, а менторским тоном участники Совещания поучаются, в чем заключается управление «вообще». Вместо того, чтобы показать методы, которыми он, Рычагов, во фронтовой операции обеспечит победу, П. В. Рычагов как бы сообщил участникам Совещания, что он передает командующему ВВС наступающего фронта 4000 самолетов вместе со своим напутствием, а этот командующий потом эти методы всем покажет.

Единственный раз, когда он пытается сам показать свои управленческие методы решения конкретной задачи, они бросаются в глаза своей несуразностью. Процитирую:

Давайте представим себе конкретный пример и попробуем его решить методами Рычагова. Предположим, что пост Воздушного наблюдения обнаружения и связи (ВНОС) увидел, что со стороны противника к расположению наших войск приближается большая группа вражеских бомбардировщиков. Пост ВНОС докладывает об этом «истребительным аэродромам» (каким из сотни?) и «командным пунктам». Командным пунктам кого? Ведь если бомбардировщики летят бомбить «район армии», то звонить по «прямому проводу» в «истребительные штабы» (которые упоминаются первый и последний раз без объяснения откуда они взялись и что это такое) должен командующий ВВС армии. А если они летят бомбить тылы фронта, то звонить в «истребительные штабы» должен командующий ВВС фронта. Но как узнать, кому из двоих командующих поднимать в воздух свои истребители до момента, пока враг не начнет бомбить? Лучший способ дезорганизовать управление — назначить на одну задачу двух ответственных.

Вот этот детский лепет, произнесенный авторитетным тоном, показал присутствовавшим, что командование ВВС РККА не представляет себе, как управлять авиацией в по-настоящему большой операции при сильном противодействии противника. И, к сожалению, критика доклада П. В. Рычагова пошла по этому направлению — выступающие пытались помочь Рычагову организовать управление авиацией, в большинстве своем не догадываясь, что они берутся за решение нерешаемой задачи.

Радиосвязь

Поскольку немцы с самого начала имели методы авиационного обеспечения своих фронтовых операций, то давайте, по тем скудным данным, что есть по этому вопросу, посмотрим, как они это делали.

У немцев военно-воздушные силы подчинялись Герингу, а Геринг непосредственно Верховному главнокомандующему — Гитлеру. ВВС Германии — были никак не связаны с сухопутными войсками, это был совершенно отдельный род войск. В отличие от РККА, у немцев не было никаких командующих ВВС при общевойсковых армиях и фронтах, никакие сухопутные фельдмаршалы ничего не могли приказать никому в германских ВВС (Люфтваффе).

Рейхсмаршал Г. Геринг

Однако думаю, что Гитлер ставил Герингу задачи такие же, как и сухопутным войскам. Т. е., он не требовал от него «всемерно поддержать войска фон Лееба», а требовал взять Ленинград.

Но взять город могут только сухопутные войска, причем только в случае, если они будут продвигаться вперед, не неся больших потерь. При такой постановке задачи, Герингу ничего не оставалось, как, во-первых, окружить сухопутные войска защитой истребителей Люфтваффе и, во-вторых, разбомбить бомбардировщиками все на их пути.

Ведь обратите внимание — ни в одной стране мира в состав Военно-воздушных сил не была включена зенитная артиллерия. Зенитная артиллерия — сугубо наземный вид войск. А у немцев зенитная артиллерия была в составе Люфтваффе. Почему?

Потому, что Гитлер и Геринг понимали, что предлагаемое Рычаговым патрулирование истребителей, в применении к охраняемым Люфтваффе объектам, очень дорого — у истребителя моторесурс двигателя всего около 100 часов. Это, во-первых. Во-вторых, если зенитные орудия и истребители у разного командования, а объект разрушен, то тогда неизвестно какой командир виноват. А когда они в одних руках, то и ответственный за сохранность объекта один. А как он его защитит — зенитками или авиацией — это его вопрос.

Поэтому зенитки Геринга так легко участвовали в наземных боях — уничтожали танки, доты. Какая разница как эти цели будут уничтожены — бомбой пикирующего бомбардировщика или пушечным снарядом? Снарядом дешевле, так что — пусть зенитки стреляют по танкам!

Это общая идея военно-воздушных сил Германии. Теперь о ее воплощении.

Противник Люфтваффе — вражеские самолеты — очень быстрый, команды на его уничтожение надо давать очень быстро, а основные средства борьбы с противником — свои самолеты — находятся в небе, столбы с телеграфными проводами к ним не проложишь. А без команды не нацелишь их на уничтожение противника.

Геринг и Гитлер с самого начала поняли, что ВВС без радиосвязи ничего не стоят, поскольку самолетам в воздухе нельзя передать команду, а значит они не управляются в принципе. А неуправляемые войска — это не войска. Поэтому Гитлер и Геринг обеспечили всю свою авиацию надежной современной радиосвязью, причем, по максимуму. Я уже писал, что у немцев на одного человека летного состава (летчика, штурмана, стрелка) приходилось 15 связистов на земле уже к началу войны с нами. А в докладе П. В. Рычагова про связь собственно ВВС РККА вообще ничего не говорится.

У авиации много задач, но давайте, применительно к немцам, рассмотрим только две из доклада П. В. Рычагова — завоевание господства в воздухе и взаимодействие с войсками.

Господство в воздухе

Господство в воздухе достигается уничтожением самолетов противника на земле и в воздухе, и въедливый С. М. Буденный, во время обсуждения доклада Рычагова, задал вопрос участнику боев на Халхин-Голе, дважды Герою Советского Союза, генерал-лейтенанту Г. П. Кравченко:

— Вы сказали о потерях (японцев) на аэродромах, а вот какое соотношение в потерях на аэродромах и в воздухе?

— Я считаю, что соотношение между потерями на аэродромах будет такое: в частности на Халхин-Голе у меня было так — 1/8 часть я уничтожил на земле и 7/8 в воздухе.

Но в докладе Рычагова говорится только об уничтожении самолетов противника на земле, и ничего не говорится даже в профессорском стиле, как организовать их уничтожение в воздухе.

Повторюсь, не говорится потому, что организовать это было невозможно. На Халхин-Голе, где японцы не могли появиться нигде кроме как над сосредоточенными на небольшой площади нашими и японскими войсками, хватало телефонной связи. Бои велись вдоль 75-км участка границы, в центре которого японцы вторглись до 20 км. Численность советско-монгольских войск, возможно заниженная, не превышала 60 тыс. человек.

А Рычагову предложили разработать методы уничтожения противника в воздухе, когда речь шла уже о фронте в несколько сот километров и численность войск около 2 млн.

Давайте вернемся к немцам. Связисты Люфтваффе ехали в гуще немецкой сухопутной армии на специально оборудованных бронетранспортерах с мощными радиостанциями. Но вместе с ними были не просто наблюдатели ВНОС, а наводчики самолетов на цель. Когда они видели самолеты противника, то по радио сообщали об этом своему командованию Люфтваффе, которое по радио направляло в район цели те истребители, что уже были в воздухе и поднимало с аэродромов дополнительные. А наводчики с земли связывались с самолетами в воздухе наводили их на противника, указывая численность, курс, высоту, давая этим немецким истребителям возможность атаковать с наиболее выгодного направления, например, со стороны солнца. Т. е., небо над немецкими войсками не только находилось под контролем с земли, но можно было управлять и всеми немецкими самолетами, находившимися в воздухе.

Бронетранспортер «Ханомаг» поста наведения Люфтваффе

А теперь представьте себя на месте Рычагова и попробуйте этот немецкий метод применить к ВВС РККА.

Пост ВНОС обнаружил противника. Ему нужно дозвониться до штаба ВВС в сухопутной армии и, допустим, в штаб ВВС фронта. Там должны оценить обстановку и решить с какого аэродрома поднимать истребители. Затем дозвониться до аэродрома и передать приказ. Дежурный должен добежать до самолетов, собрать летчиков и по карте объяснить где цель. Нужно сесть в самолеты, запустить двигатели, взлететь и набрать высоту. Сколько на это уйдет времени от момента обнаружения самолетов противника? Вряд ли менее 20 минут. Но самый тихоходный немецкий бомбардировщик за 20 минут улетит от той точки, где его видели, минимум на 100 км. А если этот самолет сменит курс (а они так и делали), то наши истребители будут лететь в одну сторону, а он бомбить в другой. Там его тоже увидят посты ВНОС, но что толку — ведь наши истребители уже в воздухе и радиостанций у них нет!

Более того, быстро уничтожить какую-либо цель, когда свои самолеты на аэродроме, невозможно и это выяснилось в ходе обсуждения доклада Рычагова, о чем ниже. Для этого самолеты должны быть в воздухе, а на советских самолетах не было радиостанций, им в воздухе дать задание было невозможно.

Вот почему в докладе Рычагова нет ничего кроме общих слов — невозможно найти методы достижения господства в воздухе уничтожением вражеских самолетов, при любом количестве своих истребителей, если у тебя на своих истребителях нет радиостанций, и если ты не развернул на земле сеть радиоборудованных станций наведения своих истребителей на вражеские. А у ВВС РККА этого ничего не было, все это создавалось уже в ходе войны и полностью догнать немцев в этом вопросе мы так и не успели.

А теперь по поводу завоевания господства в воздухе, которое «может быть стратегическое и оперативное. Стратегическое господство достигается операциями по уничтожению действующей авиации противника, разрушением авиапромышленности, уничтожением запасов материальной части и горючего», — учил П. В. Рычагов.

Саратов и Хельсинки

Объекты, которые требуется уничтожить для завоевания стратегического господства в воздухе, скажем заводы нефтепереработки, авиа- и подшипниковые заводы, находятся, как правило, далеко от линии фронта и уничтожать их надо тяжелыми бомбардировщиками. Днем к ним лететь опасно — путь далек, и на этом пути бомбардировщики могут быть легко перехвачены и уничтожены.

Лететь нужно ночью, но ночью не только плохо видно бомбардировщики, но и сами бомбардировщики ничего не видят. Следовательно нужны специальные средства навигации, при помощи которых бомбардировщики и ночью, и в непогоду смогут найти цель, сбросить на нее бомбу, а затем найти свой аэродром.

К моменту начала войны такие средства были — эти системы радионавигации. На самолете был специальный радиоприемник, который мог очень точно определить направление (пеленг) на специальные радиостанции (маяки), сеть которых строится на территории, с которой летают бомбардировщики. Такими радионавигационными приборами были оборудованы все самолеты развитых зарубежных стран — и истребители, и бомбардировщики.

У нас же, из-за преступного пренебрежения к радиосвязи в РККА, и это направление было в зачаточном состоянии. Англичане уже устанавливали на самолеты радиолокаторы, а у нас штурманы, как Колумб, полагались на магнитный компас и ориентировались по звездам. И летчики над ними посмеивались, дескать, наши авиаштурманы ведут свою родословную от легендарного матроса Железняка — тот тоже «шел на Одессу, а вышел к Херсону».

И в этом направлении радиосвязи мы бросились догонять немцев только с началом войны, и здесь не слишком преуспели. Два примера.

В июне 1943 г. немцы нанесли своей бомбардировочной авиацией единственный массированный удар по советским авиазаводам. Авиазавод в Саратове точным ударом они сравняли с землей до такой степени, что первым решением было не восстанавливать его, а распределить работающих на нем людей по другим заводам. Потом все же восстановили в три месяца, умели работать в войну.

В Великой Отечественной мы победили кровью пехоты, никто не нес столько потерь, как она. К концу 1943 г. Верховный решил эту кровь немного сберечь и дал команду советской дальнебомбардировочной авиации разбомбить Хельсинки, чтобы принудить финнов к перемирию и не тратить пехоту на наступление вглубь Финляндии. С 7 по 26 февраля 1944 г. наша авиация дальнего действия (правда, ночью и в плохую погоду) нанесла 4 массированных (до 1000 самолетов в каждом) налета на столицу Финляндии. Подсчитав сколько тысяч тонн бомб они сбросили на Хельсинки, штаб авиации дальнего действия доложил Сталину, что сровнял Хельсинки с землей.

Но финны не сдавались. Пришлось ими заняться все той же пехоте. Наши войска начали наступление, снова взяли линию Маннергейма, и финны наконец, как и в 1940 г., запросили перемирия.

Когда советская делегация приехала в Хельсинки по поводу этого перемирия, то выяснилось почему финны не сдавались. Делегация не увидела в Хельсинки никаких следов бомбежки.

Генерал-полковник Решетников, который участвовал в этих налетах, клятвенно заверяет, что по Хельсинки они попали, да вот только бомбить им приказали промышленные объекты, а «что касается бомб «гулящих», в немалом количестве залетавших в городские кварталы, то большого разрушительного вреда крупным и прочным строениям эти штатные стокилограммовые фугаски, составлявшие основной боекомплект, принести не могли».

Что-то генерал-полковник сильно недооценивает 100-кг фугаску и, видимо, не ожидает вопроса — зачем же вы ими бомбили промышленные объекты? Ведь промышленные здания имеют, как правило, стальной каркас и в несколько раз прочнее жилых строений.

Учитывая, что советская авиация дальнего действия с четырех раз не попала по Хельсинки, следующую цель — военные объекты Кенигсберга — ее заставили бомбить днем. Ну днем все видно, тут наши штурманы запросто. И «залетавшие в немалых количествах в городские кварталы… штатные стокилограммовые фугаски» произвели в Кенигсберге такие разрушения, что и много лет спустя на месте целых районов лежали сплошные руины.

Радионавигация (а не пустая и «глубокомысленная» болтовня о том, что надо разрушать вражескую промышленность) — вот о чем должна была болеть голова у Рычагова, при докладе методов того, как он собирался достичь господства в воздухе.

Еще пара слов о пользе авиации. В тех мемуарах немецких генералов, которые я читал, остро чувствуется соперничество сухопутных войск Германии и ее военно-воздушных сил под руководством Геринга. Генералы о Люфтваффе стараются ничего не писать. По численности войска Люфтваффе составляли примерно треть от сухопутных войск — ведь это не только летчики и аэродромный персонал, но и огромное количество зенитных артиллерийских частей и соединений. Эти артиллеристы уничтожали наши танки, взламывали нашу оборону.

А немецкие сухопутные генералы пишут мемуары так, как будто Люфтваффе вообще не было. Скажем Манштейн в своих мемуарах, к примеру, упомянул 8-й корпус Рихтхофена, упомянул даже то, что зенитные полки этого корпуса расстреливали ДОТы под Севастополем, а вот о том, что летчики Рихтхофена сыграли определяющую роль в разгроме нашего Крымского фронта весной 1942 г., умолчал. А ведь они не только нанесли нашим войскам огромные потери, разбомбив, в частности, штаб Крымского фронта и этим дезорганизовав его, но и отогнали от Севастополя и Крыма Черноморский флот.

Люфтваффе Геринга на Восточном фронте самостоятельно решали огромные дела.

В начале осени 1941 г. танковая группа Гудериана прорвалась к нам в тыл и, пройдя вдоль линии Юго-Западного фронта, окружила его войска, нанеся нам огромные потери. Но, судя по некоторым данным, Сталин и Ставка просчитали этот прорыв и создали Брянский фронт во главе с Еременко с целью (во взаимодействии с Юго-Западным фронтом) фланговыми ударами отрезать войска Гудериана, окружить и уничтожить. И Еременко пообещал Сталину разбить подлеца Гудериана. Но не получилось. Почему?

Немцы видели Брянский фронт, поняли, зачем он создан, и даже начали отвод нескольких дивизий за Десну. Но выдвинуться и ударить по клину Гудериана Брянскому фронту не дало Люфтваффе. Как пишет в своих дневниках Гальдер, именно немецкая авиация разбомбила все станции разгрузки и колонны Брянского фронта на марше и этим решила исход трагического для нас сражения.

Или вот вспоминает генерал А. В. Горбатов уже о событиях 1943 г.:

Обычно все смеются, что у Геринга было очень много орденов. А ведь судя по всему — заслуженно. Поскольку, к примеру, во всех мемуарах Манштейна, да и других немецких генералов, нет и намека на то, что советская авиация хоть в чем-то им кардинально помешала. Скажем, Манштейн непрерывно вспоминает, что все южное крыло советско-германского фронта (и Сталинградский, и Кавказский фронты) снабжалось единственной железнодорожной артерией, проходившей по единственной переправе через Днепр — по мосту в Днепропетровске. Мне непонятно: ведь у нас была дальнебомбардировочная авиация — почему же она его не уничтожила, либо регулярно не разрушала?

Цветной дым

Следующий важный пункт доклада П. В. Рычагова — «Взаимодействие с наземными войсками». Сразу скажем, что само понятие «взаимодействие» предусматривает непрерывный контакт взаимодействующих. Если связи между ними нет, говорят, в лучшем случае, об одновременности.

Как мог Рычагов и его штаб разработать методы взаимодействия с наземными войсками, если одни на земле, а другие в небе и радиостанций ни у тех, ни у других нет, или практически нет? Поэтому весь метод «взаимодействия», по

Корректировщик на переднем крае наводит немецкие пикировщики на цель

П. В. Рычагову — это когда наземные войска сами по себе воюют на земле, а ВВС одновременно бомбят того противника, которого найдут.

У немцев с их развитой радиосвязью взаимодействие действительно было. Станции авианаведениея Люфтваффе постоянно находились с теми наземными войсками, которые вели бой. И как только возникала потребность в авиации, то эти станции, по требованию ведущего бой командира сухопутных войск, немедленно вызывали пикировщиков, которые часто ожидали этого вызова уже в воздухе, и те, уже через несколько минут, бомбили не кого найдут, а того, кого укажет ведущий бой командир. Вот это — взаимодействие!

Еще вопрос. Если пулеметы, пушки, батареи противника обнаружены и видимы, то свои артиллеристы могут считанными снарядами к ним пристреляться и одним снарядом уничтожить. Но ведь противник не дурак, он так маскирует свои средства боя, что с земли их очень трудно обнаружить, можно только предположить район, из которого ведется огонь. Тогда артиллеристы обязаны снарядами перепахать весь этот район. Это и время, и огромный расход снарядов.

Генерал армии Д. Г. Павлов, доказывая экономичность танка, привел справочные данные по расходу снарядов к полевой артиллерии в РККА при стрельбе без корректировки огня. Для подавления одного пулеметного гнезда требуется 76-мм снарядов — 120 шт. Или 80 снарядов 122-мм гаубицы. Для подавления гаубицами противотанковой пушки таких снарядов требуется 90 шт. Для подавления батареи (4 орудия) требуется до 700 шт. снарядов калибра 152-мм. По весу, кстати, это в 6 раз больше, чем весят 4 немецкие 105-мм гаубицы.

А вот если огонь по такой батарее корректируется, то, не то, что для подавления батареи (когда она прекращает огонь), а для ее полного уничтожения двух десятков 152-мм снарядов с избытком хватит.

Но в бою эти батареи всегда размещались на закрытых позициях (в низинах, за лесом и т. д.), т. е. с земли их никогда не было видно. А вот с воздуха их не укроешь и корректировать по ним огонь с воздуха, как говорится, сам Бог велел. Но это Бог велел немцам, так как у них радиосвязь была и в воздухе и на земле. А у нас?

Все для фронта, все для советских генералов!

И П. В. Рычагов в «задачи авиации при поддержке войск» задачу корректировать огонь артиллерии вообще не ставит. Зачем? Ведь СССР богатый, он в родную армию родным генералам поставит много самолетов, пушек, снарядов и пушечного мяса. Это такие у нас были до войны командующие ВВС, сколько их не меняли.

Кстати, один раз про реальное взаимодействие авиации и наземных войск П. В. Рычагов все же сказал свое очередное «надо»: «…научить пехоту, танковые части и конницу обозначать свои расположения полотнищами, цветными дымами и другими средствами… чтобы облегчить работу авиации и избежать бесполезных потерь». (По Рычагову, потери бывают и полезные).

В связи с этими дымами я вспомнил эпизод, рассказанный Рокоссовским о его приключении вместе с Жуковым летом 1942 г.:

Спрашивается, при чем здесь командующий ВВС, если предвоенный начальник Генштаба Г. К. Жуков палец о палец не ударил, чтобы обеспечить войска и ВВС радиосвязью? Чтобы наши штурмовики не летали беспомощно над полем боя, тщетно пытаясь найти хоть кого-то, по кому можно было бы выпустить боекомплект, чтобы не везти его на аэродром. Небось Жуков забыл, как Рычагов его учил «цветными дымами» себя обозначать? «Бесполезной» потерей решил стать? Единственное умное слово в своем часовом докладе сказал П. В. Рычагов, а Жуков и этого не запомнил. Спасибо — Рокоссовский на Совещании не спал…

Набор пустых слов

Наверное доклады к Совещанию всем докладчикам готовили штабы (маршал Баграмян, к примеру, сообщает, что Жукову доклад готовил он, когда служил у Жукова в Киевском ОВО в оперативном отделе штаба). То есть, доклад П. В. Рычагова — это вряд ли отсебятина самого Рычагова, тем более, что в нем все разложено с канцелярской пунктуальностью — разбито на главки, разделы и пунктики — в отличие, скажем, от доклада Жукова, где все идет сплошным текстом. Неужели никто из готовящих доклад не понимал, что без радиосвязи командовать ВВС невозможно, а значит невозможно планировать никакие операции?

Тем не менее, доклад бодрый, а вместо плана боевых действий заполнен в принципе правильными вещами, но такими банальными (общеизвестными), что провозглашение их на подобном Совещании иначе, чем глупостью, назвать нельзя. Вот, скажем, Рычагов учит:

Чем Жуков восхитился — этим? А что, в полковой школе он не слышал эти общие требования к разведке от своего фельдфебеля, когда тот делал из него младшего унтер-офицера?

И наконец Рычагов итожит:

Кому «добиться»? Кому «отработать»? Кому «решить»? Пустые слова… Как на основе этих выводов представить себе метод завоевания господства в воздухе? И ни слова о радиосвязи, ни слова о том трагическом положении, в котором накануне войны находятся вверенные ему военно-воздушные силы РККА.

Строго говоря, слово «радио» в его докладе все же звучало. Целых два раза. Один раз, когда вначале он описывал состояние военной авиации во всем мире, то сообщил, что «уже сейчас авиация многих стран имеет хорошее радионавигационное оборудование, позволяющее производить полеты в любых условиях (ночью, в непогоду и туман)», но какое это имеет отношение к ВВС РККА не сообщил. Второй раз он учил сухопутные войска: «В подготовительный этап с целью маскировки предстоящего прорыва использование радиосвязи должно быть сведено к минимуму и центр тяжести перенесен на проволочную связь и самолеты». О радиосвязи в ВВС это все.

Кем был П. В. Рычагов? Дурак или… А какая разница теперь? Он, с командующими ВВС до него, подготовил трагедию ВВС РККА 1941 г.

Наверное генерал-полковник Решетников со мною не согласится и сделает предположения, что может Рычагов к Сталину ходил, да дурак Сталин его не понял или, дескать, Сталин любого за умное слово сразу же расстреливал, поэтому Рычагов Сталину про радиосвязь и говорить боялся. Давайте рассмотрим и эту версию.

Сталин и радиосвязь

Наш постоянный автор К. В. Колонтаев написал:

Уважаемый Юрий Игнатьевич! В связи с циклом ваших статей о танках, авиации и радиосвязи как важнейшем средстве управления и взаимодействия между ними, хочу привести выдержку из статьи А. А. Туржанского «Во главе Советской авиации» в сборнике «Реввоенсовет нас в бой зовет» — М., Воениздат, 1967, с. 186—187.

Заметьте о каком годе идет речь — 1931! И главное, сколько же брехни должен был выслушать Сталин от руководителей ВВС РККА, чтобы не верить и в случае, когда обмануть невозможно, и лично щупать радиостанцию — не обманывают ли снова?

Так что любые предложения по совершенствованию радиосвязи в ВВС РККА Сталин бы понял с полуслова и принял бы немедленные меры — последние штаны бы снял, но закупил бы радиостанции. И то, что он этого не делал, объясняется только тем, что руководство ВВС непрерывно «вешало ему лапшу на уши», что у нас в РККА с радиосвязью все отлично!

Теперь по поводу того, что Сталин за умное слово мог расстрелять.

В нашей истории той войны есть маршал, карьера которого затмила карьеру фельдмаршала Роммеля и вполне годится для книги рекордов Гиннеса. Это Главный маршал авиации А. Е. Голованов. В начале 1941 г. он был летчиком гражданского воздушного флота, т. е. не имел никакого воинского звания. А в августе 1942 г. он стал маршалом авиации. Если считать от рядового, то за один год — 16 воинских званий!

У нас об уме человека обычно судят по количеству образования, особенно если оно еще и с каким-либо отличием. Это не совсем правильно, тем не менее, и по этому формальному показателю у Голованова все в порядке. До войны и в ходе войны он никакого военного образования получить, естественно, не мог, не успевал. Был практиком. Но после войны он, Главный маршал авиации, заканчивает Академию Генерального штаба — самое высшее учебное заведение у военных, — причем факультет сухопутных войск, причем с редкой для этой Академии золотой медалью.

После чего заканчивает «Полевую академию» — курсы «Выстрел» и снова с отличием. Но Сталина он не ругал, а в хрущевских Вооруженных Силах было достаточно и тех генералов и маршалов, что угодливо ругали. Поэтому Голованова в конце концов из армии выперли. Тогда он заканчивает Институт иностранных языков, получив диплом переводчика с английского.

Летчик Аэрофлота А. Е. Голованов. 30-е годы.

Но Голованов был не единственным умным человеком в СССР и даже в Гражданском флоте. Как же Сталин его нашел и в связи с чем так быстро оценил?

Голованов летал до войны на транспортно-пассажирском самолете американского производства Си-47 и очень быстро освоил технику полетов при любой погоде. Узнав, что в ВВС ночью не летают, он предложил Рычагову организовать учебное подразделение, где бы он научил военных летчиков летать по приборам. Вы наверное не удивитесь, куда Рычагов послал Голованова с его предложением, со словами: «Много вас тут ходит со всякими предложениями». Занят был товарищ Рычагов проблемами завоевания господства в воздухе. Тогда Голованов решил найти того, кто занят меньше Рычагова, и написал Сталину. Действительно, время для вопроса о полетах военной авиации при любой погоде у Сталина нашлось. Голованов получил звание подполковника и учебный полк, с которым начал войну и свою командирскую карьеру. Но в возможностях ВВС РККА летать ночью он сильно ошибался. Дадим слово генерал-полковнику Решетникову, поскольку тут он, похоже, понимает, о чем пишет:

Вы смотрите, оказывается до войны руководители Гражданского воздушного флота сумели оборудовать свои самолеты (Си-47 производился в СССР по американской лицензии и имел наше название Ли-2) лучше, чем советские бомбардировщики, и построили для полета своих самолетов радиомаяки по всей территории СССР. А чем же тогда занимались командующие ВВС, все эти невинно пострадавшие жертвы: Алкснис, Локтионов, Смушкевич, Рычагов? Разумеется, кроме того, что получали деньги, квартиры, машины, дачи и т. д.?

Так что, если бы Рычагов пришел к Сталину с предложением улучшить радиосвязь ВВС, то Сталин бы его сильно зауважал. Но Рычагов не пришел…

Еще вопрос — самолеты Си-47 гражданские, вот американцы к ним и поставляли радиостанции, а к военным самолетам они, может быть, их бы и не продали. Ответ. Во-первых, за деньги они продали бы и мать родную (разве что через подставную фирму), во-вторых, тогда бы мы купили радиооборудование у Гитлера.

Уж если мы сериями закупали в Германии то, что практически производили сами, скажем — зенитки, и только для того, чтобы быстрее перевооружить армию, то уж радиооборудование для ВВС закупили бы безусловно. Если бы только о его потребности кто-нибудь сообщил!

Обсуждение доклада П. В. Рычагова

Как я уже написал выше, генералам-общевойсковикам была понятна полная беспомощность командования ВВС КА в планировании и осуществлении больших авиационных операций. Эта беспомощность была видна и раньше, особенно по действиям командования ВВС в походе по освобождению западных Украины и Белоруссии.

Поэтому критика доклада Рычагова началась еще до того, как он его прочел. Выступивший раньше Рычагова генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, предложил забрать у командования ВВС авиацию и раздать ее общевойсковым армиям, а в некоторых случаях и корпусам. «Я хочу остановиться на небольшом опыте похода на Западную Украину, — говорил он, — и подчеркнуть исключительную важность четкого решения этого вопроса в интересах армии и интересах стрелкового корпуса. Я помню и испытал, как т. Смушкевич, командовавший несколько дней воздушными силами, допустил такое чрезмерное перецентрализование в этом вопросе, что мне, как командующему одной из армий, пришлось остаться даже без разведывательной авиации и не удалось обеспечить даже разведывательными отрядами стрелковый корпус».

Примерно о том же говорили другие общевойсковики: генерал-лейтенант М. М. Попов, генерал-лейтенант Ф. И. Кузнецов и генерал-лейтенант М. А. Пуркаев. Между собой их спор сводился только к тому — раздать ли авиацию только армиям или и стрелковым корпусам тоже.

Смушкевич вынужден был взять слово и в своей, довольно бессвязной речи, начинал убеждать общевойсковиков, что, во-первых, завоевание господства в воздухе в принципе невозможно, а, что касается децентрализации управления авиацией, то генерал Голиков «сам дурак»: «Вчера т. Голиков говорил, что во время событий в Польше надо было авиацию придать армиям. Не могло быть речи о придании авиации, ибо сам командующий был потерян. Не представляю себе, как можно было там командующему армией командовать авиацией — это было невозможно.

Я был в Белоруссии и должен сказать, что я нашел положение очень плохим в отношении организации театра войны. Еще хуже было в Киеве. Когда фронт перешел в Проскуров, то он не имел связи с бригадами. Распоряжения до бригад от командования фронтов задерживались на несколько часов».

Эта перепалка, между прочим, показывает, насколько бедственным было положение со связью в РККА, если даже не в войне, а в более-менее сложном походе прерывалась связь штаба фронта с армиями.

Еще одно предложение по совершенствованию управления ВВС во фронтовых операциях сделал общевойсковой генерал-лейтенант Д. Т. Козлов. Он предложил делить не авиацию, а задачи авиации, создавая под конкретную задачу отдельное командование под общим командованием фронта. То есть, чтобы за ПВО отвечали не командующий ВВС армии и командующий ВВС фронта, а отдельное командование. Командующему ВВС армии оставить только тактическую поддержку своих войск. Для бомбежек на оперативной глубине создать отдельное командование. Рычагов пытался репликами с места сбить Козлова, но тот все же довел до завершения эти свои, возможно и здравые, мысли. Беда в том, что без развитой радиосвязи и этому предложению цена была грош.

Выступившие авиационные генералы доклад начальника не задевали, ограничиваясь уточнением того, что лучше бомбить, как бомбить и т. д.

Но вот в самом конце обсуждения последним выступил Герой Советского Союза, генерал-майор авиации, заместитель генерал-инспектора ВВС КА Т. Т. Хрюкин и внятно сказал, что для завоевания господства в воздухе и для поддержки сухопутных войск является самым главным:

Потом с заключительным словом выступил П. В. Рычагов, обсудил предложения всех выступающих и даже согласился с тем, что общевойсковым армиям авиацию надо придавать. Вспомнил выступление Штерна, который его доклад не обсуждал. Но о выступлении Т. Т. Хрюкина не сказал ни полслова. Как будто тот ничего и не говорил.

Интересный момент. Накануне Тимошенко дал приказ № 0362 о срочной службе младшего и среднего летно-технического состава. Приказ был зачитан на Совещании как раз перед выступлением Я. В. Смушкевича (по докладу Мерецкова).

Я уже писал, что Совещание было в принципе деловым, даже Сталина никто не хвалил, может быть потому, что его на Совещании не было. Но первое выступление Я. В. Смушкевича решительно бросается в глаза своим низкопоклонством присутствующему начальнику — С. К. Тимошенко: «Приказ Народного комиссара является основным условием оздоровления наших военно-воздушных сил… Приказ Народного комиссара обороны является главным, основным, что в состоянии вывести наши военно-воздушные силы на правильный путь развития… Я, товарищ Народный комиссар, со всей ответственностью вам докладываю, что если экипаж налетает в год 5-6 часов ночью, то этот экипаж ночью летать не сможет… Есть приказ Народного комиссара, чтоб на полигонах мишенями должен быть создан настоящий боевой порядок…»

И по поводу свеженького приказа любимого и гениального наркома, Смушкевич тут же определил главную причину плохого состояния ВВС. Он начал выступление (после похвалы Наркому) словами:

Правда, далее, не моргнув глазом, сообщил, что летный состав внутренних округов имеет всего 35—40 часов налета в год все же не из-за жен, а из-за отсутствия бензина.

Такую интересную тему про семью и брак не мог упустить и П. В. Рычагов, и если Смушкевич с этой темы начал, то он этой темой закончил заключительное слово по своему докладу: «Я хочу привести вам один пример. В Запорожье авиагарнизон имеет небольшое количество тяжелых кораблей, но зато имеет колоссальное количество детей; в среднем на каждый самолет приходится по 12,5 детей. Это до сих пор приводило к тому, что молодой летчик и техник, обремененные семьей, потеряли всякую маневренность в случае передвижения части. Кроме этого, летчик, связанный большой семьей, теряет боеспособность, храбрость и преждевременно изнашивается физически.

Приказ Народного комиссара обороны устраняет имевшиеся недочеты в этом отношении, создает нормальные условия для работы и роста воздушного флота, который при едином понимании использования его принесет немало побед».

А еще говорили, что у нас в СССР секса не было! Да в какой еще стране жены «изнашивали» боевых летчиков «физически»? Или в какой еще стране был такой командующий ВВС?

Надо сказать, что лесть в сторону маршала С. К. Тимошенко, недавно назначенного наркомом, дивидендов командованию ВВС не принесла. Это был единственный род войск, который Тимошенко в своей заключительной речи отметил откровенно негативно:

И поскольку он все же слушал выступление Т. Т. Хрюкина, то в задачу ВВС поставил «научиться говорить с землей».

А Жуков, видите ли, докладом Рычагова был восхищен. Чем? Следующим из выступления Рычагова выводом о том, что поступающих в летные училища нужно кастрировать, чтобы «преждевременно не изнашивались физически»?

Статистика

Документы Совещания помещены в 12-м томе сборника «Русский архив. Великая Отечественная», «Терра», М., 1993. К текстам выступлений приложены списки участников Совещания, документы военных игр, проведенных после Совещания.

Такие документы — это уже данные для статистического анализа, а на такой анализ всегда руки чешутся.

Фронтовую операцию, методы проведения которой рассматривали участники Совещания, проводят командующие фронтами. В уже успешном для Красной Армии 1944 г. немцев гнали на Берлин 12 наших фронтов: Карельский, Ленинградский, три Прибалтийских, три Белорусских и четыре Украинских.

Командовать ими, по идее, должны были бы 5 наших довоенных маршалов, начальник Генштаба и 16 довоенных командующих военными округами, т. е. 22 человека. На 12 фронтов, казалось бы, больше чем достаточно. Правда, генерал-полковник авиации А. Д. Локтионов, командовавший Прибалтийским ВО, и генерал-полковник Г. М. Штерн, командовавший Дальневосточным фронтом (округом), перед войной были арестованы, осуждены и расстреляны, так что в войне участвовать не могли. Командующие округами генерал-лейтенанты М. П. Кирпонос и М. Г. Ефремов, выполняя приказ, погибли в начале войны, а генерал-полковник И. Р. Апанасенко смог отпроситься у Сталина на фронт со своего Дальневосточного округа только в 1943 г. и сразу же погиб в бою на Курской дуге в должности заместителя командующего Воронежского фронта. Остается 17 маршалов и генералов.

М. П. Кирпонос

И. Р. Апанасенко

И. С. Конев

А. И. Еременко

Если предположить, что один из маршалов должен быть замом Верховного главнокомандующего, один наркомом обороны и кто-то должен возглавить Генштаб, то и оставшихся довоенных маршалов и командовавших округами генералов на 12 фронтов хватало с избытком.

Но из всего этого высшего генералитета фронтами в 1944 г. командовали только трое: К. А. Мерецков, Г. К. Жуков и И. С. Конев. Остальные отошли в пассив. Из 17 генералов и маршалов мирного времени пригодными для войны оказалось всего 18 %, даже при таком щадящем счете.

Остальные командующие фронтами в 1944 г., (Л. А. Говоров, А. М. Василевский, К. К. Рокоссовский, И. Е. Петров, Р. Я. Малиновский, Ф. И. Толбухин, И. Х. Баграмян, А. И. Еременко, И. И. Масленников) в декабре 1940 г. были очень далеки от должности командующего округом, а Масленников вообще служил до войны в НКВД. Если посмотреть и с другой стороны, то от числа командующих фронтами число тех, кто претендовал на эту должность и в мирное время, составит 25 % — несколько больше, тем не менее есть основания говорить о каком-то кадровом перекосе: генералы мирного времени к войне плохо приспособлены.

Правда, на Совещание, безусловно, приглашались перспективные генералы и, действительно, в основном списке участников числится А. И. Еременко; командующий Киевским ОВО Г. К. Жуков включил в этот список командира кавкорпуса генерал-майора К. К. Рокоссовского; командующий Закавказским ВО М. Г. Ефремов внес в дополнительный список своего начштаба Ф. И. Толбухина; а генерал-инспектор артиллерии М. А. Парсегов без всяких списков взял с собой своего зама — Л. А. Говорова — и последнего секретари записали в рубрике «В списках нет, но на совещании присутствовал». Так, что общевойсковое командование перспективных генералов угадало почти на 60 %. На 75 % тех отечественных полководцев, кто стал кавалером ордена «Победа».

И. И. Масленников

А вот подбор кадров в авиации довольно интересен. Вместе с московским начальством и командующими ВВС округов, на совещании присутствовало и несколько командиров авиадивизий, всего военную авиацию представляло 32 человека. Если мы вычтем из этого списка арестованных до войны Я. В. Смушкевича и П. В. Рычагова, то останется 30 человек.

Специфика авиации такова, что такой анализ, как с общевойсковыми генералами, провести трудно: авиацию не только перебрасывали с фронта на фронт и в тыл, но она и располагалась по всей территории СССР, т. е. в невоюющих округах. Поэтому за критерий способности командира возьмем неизменность или повышение его в должности в ходе войны. Из 8 человек (без Смушкевича и Рычагова) московского авиационного генералитета подтвердили свои способности к командованию: генерал-инспектор авиации, генерал-майор Ф. Я. Фалалеев, ставший в ходе войны маршалом авиации и заместителем Главкома авиации, и заместитель Рычагова генерал-лейтенант Ф. А. Астахов, который в 1944 г. тоже стал маршалом, хотя в 1942 г. его вернули с распадающегося Юго-Западного фронта и назначили заместителем Главкома по Гражданскому воздушному флоту. Это, вообще говоря, довольно интересно, поскольку в это время летчик-испытатель М. М. Громов уходит на фронт и становится командующим 1-й воздушной армией, а летчик гражданского воздушного флота А. Е. Голованов — командующим авиацией дальнего действия.

Легендарный экипаж (С. Данилин, М. Громов и А. Юмашев),

совершивший в 1937 г. беспосадочный перелет через Северный полюс в США

Между прочим, и главнокомандующий ВВС в той войне А. А. Новиков пришел в авиацию, прослужив 14 лет в пехоте. Причем Алкснис принял его с большим понижением — с должности начальника штаба стрелкового корпуса (генеральской) на должность начальника штаба авиабригады (подполковничью). Но Новиков отличился в финской фойне и к Совещанию был уже командующим ВВС Ленинградского ВО. Он выступал перед Рычаговым, еще по докладу Мерецкова, и хотя и не акцентируя, но тоже сказал: «…необходимо самолеты оборудовать специальной аппаратурой, надо овладеть радиовождением …свои средства связи необходимы авиации. …Усиление средств связи должно идти по линии радиосвязи».

Заместитель Рычагова П. Ф. Жигарев после снятия с должности своего начальника занял его место, но уже в апреле 1942 г. был тоже снят с должности, отправлен на Дальний Восток и в войне с немцами участия больше не принимал. Но (судьбы генеральские!), кончилась война и с 1949 г. он снова главнокомандующий ВВС. Генерал мирного времени!

Остальное московское авиационное начальство, присутствовавшее на Совещании, имена свои в Историю не впечатало.

Летом 1942 г. авиацию фронтов реорганизовали в 17 воздушных армий, а командующие ВВС фронтов стали командующими этими армиями. Всего за войну этими армиями командовало 26 генералов (их назначали, снимали, перебрасывали с армии на армию). Но, учитывая, что война шла уже больше года, это были уже в основном зарекомендовавшие себя в бою командиры.

Так вот, из этих 26 генералов, на Совещании присутствовало всего 5 человек, включая и задвинутого на Дальний Восток Жигарева, т. е. менее 20 %. Оцените предвоенный подбор кадров в ВВС — общевойсковики угадали свои лучшие кадры на 60—75 %, а авиация всего на 20 %. Но и это много. Фронтами во время войны командовали 41 человек, а 12 — это лучшие из них. Давайте попробуем оценить лучших среди 26 командующих воздушными армиями.

Все 12 командующих фронтами в 1944 г. в ходе войны стали Героями Советского Союза, некоторые — дважды. Давайте и мы из 26 командовавших воздушными армиями отберем только тех, кто в той войне стал Героем. Таких 7. Если учесть у них степень и количество полководческих орденов (которые, я надеюсь, ни Хрущев, ни Брежнев не догадались давать в мирное время), то по заслугам этих командующих воздушными армиями следует перечислить в таком порядке (главкома ВВС, дважды Героя Советского Союза Главного маршала авиации А. А. Новикова я не считаю, так как он стал главкомом минуя командование воздушной армией): К. А. Вершинин, С. И. Руденко, Т. Т. Хрюкин, С. А. Красовский, В. А. Судец, С. К. Горюнов, Н. Ф. Папивин.

На Совещании ни один из этих генералов не присутствовал! Ни командовавший ВВС РККА Локтионов, ни сменивший его Смушкевич, ни Рычагов задатков командующих в этих людях не видели, и этих генералов оценила только война. Не видели или видели, но не выдвигали? А выдвигали нужных себе (по каким-то иным соображениям) людей?

Вы скажете, а как же Т. Т. Хрюкин, ведь он же не только был, но даже выступал на Совещании? А вот это вопрос интересный.

Инспекция ВВС не нужна!

Заместителя генерал-инспектора ВВС РККА Т. Т. Хрюкина нет ни в основном списке участников Совещания, ни в дополнительном, ни в числе тех, кто присутствовал вне списков.

Основные списки участников Совещания были составлены в ноябре 1940 г. так, чтобы участниками были представители всех объединений и учреждений РККА. От инспекций разрешено было прислать 4 человека только инспекции пехоты, от остальных инспекций присутствовали только сами генерал-инспекторы. От инспекции ВВС в списках генерал-инспектор ВВС генерал-майор Ф. Я. Фалалеев. И все.

А Т. Т. Хрюкин должен был играть роль командующего ВВС 14-й армии Северо-западного фронта в военной игре, которая должна была проводиться после Совещания (2-6 января 1941 года). Кстати, роль командующего ВВС этого фронта играл сам П. В. Рычагов с начальником штаба ВВС КА Д. Н. Никишевым. Список участников этой игры (всего 49 генералов) был утвержден 20 декабря 1940 г., за 3 дня до открытия Совещания. Т. е. к началу Совещания Хрюкин был в Москве. А вот его начальника генерал-инспектора ВВС Ф. Я. Фалалеева, судя по документам, к началу Совещания уже не было.

Это подтверждает подписанный начальником Генштаба К. А. Мерецковым 20 декабря список руководителей военной игры, состоявшей из 4 маршалов, самого начальника Генштаба со своими сотрудниками и помощниками и всех генерал-инспекторов родов войск, не участвовавших в игре (генерал-инспектор пехоты играл роль командующего одной из армий). В этом списке руководителей игры значится и генерал-инспектор ВВС, но это не Ф. Я. Фалалеев, а… Я. В. Смушкевич!

Следовательно, перед игрой что-то случилось с Фалалеевым. Наиболее вероятный вариант — его освободили от этой должности и назначили на нее Смушкевича, поскольку двух человек на одной должности не бывает. Но, во-первых, из биографической справки следует, что Фалалеев продолжал оставаться генерал-инспектором и в 1941 г. до начала войны, во-вторых, в выступлениях на Совещании Смушкевича представляли не как генерал-инспектора, а как помощника начальника Генштаба и ни в одной биографической справке на Я. В. Смушкевича не отмечено, что он когда-либо занимал должность генерал-инспектора ВВС.

Никакой технической ошибки быть не могло: и начальник Генштаба, и составлявший списки Ватутин слишком хорошо знали помощника начальника Генштаба Смушкевича, чтобы по технической ошибке отрекомендовать его генерал-инспектором. Мало того, после первой игры Тимошенко решил провести еще одну и в новом списке руководителей второй игры (от 8 января 1941 г.). Смушкевич снова значится генерал-инспектором! Вещь невероятная — два человека одновременно на одной должности!

Возможный вариант — Фалалеев на время игры или заболел, или убыл в длительную командировку, скажем, на Дальний Восток. На время его отсутствия его обязанности поручили исполнять Смушкевичу. Но это настолько против правил, что за этим обязательно должен был стоять какой-то чрезвычайный интерес.

Ведь замы для того и существуют, чтобы заменять начальника на время его отсутствия. Т. е., Т. Т. Хрюкин заместитель генерал-инспектора ВВС, мог спокойно посидеть на Совещании вместо Фалалеева. Но зачем-то потребовалось готовить специальный приказ с визами (согласием) начальника Генштаба и Рычагова, чтобы на время (что вообще никогда не практикуется) отсутствия Фалалеева, генерал-инспектора ВВС на Совещании представлял не Т. Т. Хрюкин, а Я. В. Смушкевич.

Причем, это нужно было не только Рычагову, но и Мерецкову, поскольку никогда ни один начальник в своем уме и твердой памяти не отпустит подчиненного в другое ведомство исполнять обязанности по совместительству. Иначе бдительные кадровики должность такого многостаночника немедленно сократят. Но Мерецков Смушкевича отпустил, значит у него были какие-то крайне важные причины для того, чтобы исключить из участия в Совещании всю инспекцию ВВС КА.

Может быть я ошибаюсь, может здесь есть другая причина отсутствия Хрюкина и Фалалеева, но из документов Совещания ее не видно.

Еще жертвы сталинизма

Генерал армии Мерецков вскоре был освобожден от должности начальника Генштаба КА, перед войной арестован, но до суда дело не довели, освободили, и Сталин послал его искупать грехи на фронт.

А перед началом войны командующий Западным особым военным округом генерал армии Д. И. Павлов допустил дичайшую преступную халатность и подставил немцам под удар совершенно неподготовленные войска своего округа. Уже 4 июля 1941 г. арестовали его, начальника штаба и начальника связи Западного ОВО генерал-майоров В. Е. Климовских и А. Т. Григорьева и генерал-майора А. А. Коробкова, командующего входившей в состав этого округа 4-й армией. Им было предъявлено обвинение в воинских преступлениях по ст. 193—17б:

«Злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, а также халатное отношение к службе» и по ст. 193—20б: «Сдача неприятелю начальником вверенных ему военных сил».

Чтобы было понятно, в чем конкретно их обвиняли, я процитирую их показания на суде и следствии из книги Н. А. Зеньковича «Маршалы и генсеки». Пытаясь доказать, что Павлов и другие ни в чем не виновны, Зенькович, судя по всему, подсортировал эти показания и сократил их, но и в таком виде они вопиющи. На следствии Павлов показал:

«Так, например, мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагерь еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста.

Я этого приказа не проверял, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения, не существовали. Я доверил Оборину — командир мехкорпуса — приведение в порядок мехкорпуса, сам лично не проверил его, в результате даже патроны заранее в машины не были заложены.

22-я танковая дивизия, не выполнив моих указаний о заблаговременном выходе из Бреста, понесла огромные потери от артиллерийского огня противника».

Сначала, что означают эти цифры. Две стрелковые дивизии предвоенного штата — 34 тыс. человек, танковая дивизия — 11 тыс., итого 45 тыс. советских солдат. Они 22 июня 1941 г. спали в зданиях казарм, построенных царем и поляками, всего в нескольких километрах от границы. Немцам расположение этих казарм было известно с точностью до сантиметра. И их артиллерия с той стороны Буга послала уже первые свои снаряды точно в гущу спящих тел. Результат вы прочли — три дивизии красной Армии перестали существовать, а немцы не потеряли ни единого человека. Подавляющее число артиллерии, техники и все склады этих дивизий достались немцам в Бресте в качестве трофеев.

Но поразительно другое, ведь Павлов говорит не о подготовке войск к войне, а о плановом их выходе в лагеря в связи с наступлением летнего периода обучения войск. И при царе, и в Красной Армии до войны, никогда и никакие войска летом в казармах не оставались — они обязательно выходили в лагеря и жили либо на обывательских квартирах, либо в палатках. Подчеркиваю, вывод войск из Бреста до 15 июня — это плановое мероприятие.

Если бы эти три дивизии, как и каждый год, переместились к 15 июня в лагеря (подальше от границы), то немецкая артиллерия их бы просто не достала, а авиация вынуждена была бы бомбить рассредоточенные по лесам и полянам части. То есть, войска сохранились бы, если бы Павлов просто сделал то, что делалось каждый год. Но он подставил войска в Бресте под удар немцев и о том, что он давал приказ об их выводе, он врет.

На суде его уличил генерал Коробков.

Коробков. Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел.

Павлов. В июне месяце по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием, к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря.

Коробков. Я об этом не знал.

Как видите, после отпора Коробкова, Павлов уже говорит не о приказе и даже не о распоряжении, а о некоем «задании», как в колхозе. Но о выводе войск из Бреста в таком количестве мог быть только приказ по округу с учетом всех обстоятельств — зачем, куда, что с собой брать, чем на новом месте заниматься. Более того, это мифическое «задание», якобы «дается» Павловым в обход непосредственного подчиненного — Коробкова. В армии так тоже не бывает. Ни это, ни то, что десятки офицеров в штабе округа не заволновались уже 15-го вечером оттого, что войска, вопреки «заданию» Павлова, еще в Бресте, и не завалили Павлова и Климовских докладами о невыполнении «задания», не подтверждает, что Павлов хотел вывести войска из Бреста. Срывал плановую учебу, но не выводил!

И это не все. Начальник связи округа генерал Григорьев показал, что Павлов и Климовских прямо не исполнили приказ Генштаба о приведении войск в боевую готовность, данный за четыре дня до начала войны — 18 июня 1941 г. Григорьев сказал:

Из этого показания генерал-майора Григорьева, сделанного в присутствии Павлова и Климовских, Зенькович что-то выбросил, но и оставшегося больше, чем достаточно. Это показание прямо опровергает хрущевско-жуковскую брехню о том, что Сталин якобы не поднял войска по тревоге, и это подтверждает, что Павлов отдал немцам на избиение 3 дивизии в Бресте осмысленно, вопреки прямому приказу Москвы.

Правда Григорьев не смеет так сказать и называет поведение Павлова и Климовских «благодушием»:

Это не благодушие, это измена. Но суд измену Павлова и Климовских доказать не смог, а может и не счел нужным — суд спешил, а расстрел полагался и за измену, и за преступную халатность.

А измену суд не смог доказать потому, что Павлов перехитрил следствие. Как только следователь, после ареста Павлова, начал говорить об измене, Павлов тут же начал в ней признаваться. Признался в заговоре, назвал имена заговорщиков (Мерецкова, Уборевича, Штерна, Шаумяна, Халепского и т. д.). Обрадованный признанием следователь не потрудился собрать и другие доказательства, считая, что признания Павлова хватит. Однако Павлов был не так прост — на суде он категорически отказался от всех, сделанных в ходе следствия, признаний и у суда не осталось доказательств. Причем Павлов вел себя довольно нагло, прочтите, скажем, такой эпизод:

Суду ничего делать не оставалось, как оправдать Павлова в измене по 58 ст. и осудить только по оставшимся статьям 193-17 и 193-20 за преступную халатность и сдачу вверенных сил.[10]

Но Павлов знал, что где-то в это время дает показания арестованный Мерецков. Поэтому отказываться от того, что Мерецков мог подтвердить, он боялся, боялся отказываться и от того, что можно было подтвердить документами — все же у него была надежда на помилование Верховным Советом. И подтвержденные им в суде показания интересны:

Ульрих. На листе дела 86 тех же показаний от 21 июля 1941 года вы говорите: «Поддерживая все время с Мерецковым постоянную связь, последний в неоднократных беседах со мной систематически высказывал свои пораженческие настроения, указывая неизбежность поражения Красной Армии в предстоящей войне с немцами. С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет». Такой разговор у вас с Мерецковым был?

Павлов. Да, такой разговор происходил у меня с ним в январе месяце 1940 г. в Райволе.

Ульрих. Кому это «нам хуже не будет»?

Павлов. Я понял его, что мне и ему.

Ульрих. Вы соглашались с ним?

Павлов. Я не возражал ему, так как этот разговор происходил во время выпивки. В этом я виноват.

Ульрих. Об этом вы докладывали кому-либо?

Павлов. Нет, и в этом я также виноват.

Ульрих. Мерецков вам говорил о том, что Штерн являлся участником заговора?

Павлов. Нет, не говорил. На предварительном следствии я назвал Штерна участником заговора только лишь потому, что он во время гвадалахарского сражения отдал преступное приказание об отходе частей из Гвадалахары. На основании этого я сделал вывод, что он участник заговора.

Ульрих. На предварительном следствии (лд 88, том 1) вы дали такие показания: «Для того чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10. Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактические мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже… Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей». Эти показания вы подтверждаете?

Павлов. В основном да. Такой план был. В нем была написана такая чушь. На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства.

Д. Г. Павлов

К. А. Мерецков

Поясню, что делал Мерецков только на примере автомобилей. В мирное время у РККА не было транспорта для перевозки боеприпасов, снаряжения, солдат мотодивизий, раненных. Этот транспорт (лошади и автомобили) в мирное время работал в промышленности и колхозах и передавался в армию с началом войны и мобилизации.

Лошади для армии должны быть крупными, а такие лошади не выгодны крестьянам — много едят. Поэтому лошадей для РККА колхозы содержали столько, сколько предписал им в мобилизационном плане Мерецков. А тот их сократил тем, что подло увеличил в 10 раз количество якобы мобилизуемых автомобилей и тех, что сойдут с конвейеров заводов. И в результате при объявлении войны и мобилизации оказывалось, что и автомобилей нет, потому, что их просто нет, и лошадей, повозок и конской сбруи тоже нет, потому, что Генштаб не заказал их подготовить.

Вот и начали мы войну с пешими мехкорпусами, с полными складами боеприпасов, но без снарядов на батареях. Вот и вынуждены были при отступлении оставлять немцам и эти склады, и раненных.

А Павлов, который до командования Западным ОВО был начальником автобронетанковых войск РККА, об этом знал, но молчал.

Как вам нравятся эти невинные жертвы сталинизма? Как вам нравятся их милые разговоры о том, что если фашисты победят, то генералам Мерецкову и Павлову от этого хуже не будет? А как вам нравятся мобилизационные планы, изготовленные Мерецковым? А ведь Мерецков был прощен…

Но вернемся к Совещанию, на котором Д. Г. Павлов сделал доклад о прорыве механизированной группы, а К. А. Мерецков о состоянии боевой подготовки РККА.

Т. Т. Хрюкин и Генштаб РККА

Мы остановились на том, что Мерецков, Рычагов и Смушкевич, руководствуясь какими-то важными для них обстоятельствами, сделали все, чтобы инспекция ВВС на Совещание не попала. Почему? Ответ один — в инспекции ВВС созрели какие-то идеи, против которых выступали указанные выше лица. И эти лица — начальник Генштаба КА, его помощник и командующий (начальник Главного управления) ВВС КА, — очень не хотели, чтобы инспекция эти свои идеи доложила наркому, маршалам и всем присутствующим на Совещании.

Думаю, что выступить на Совещании должен был генерал-инспектор Ф. Я. Фалалеев, все же ему уже был 41 год — мужчина. А Т. Т. Хрюкину было едва 30…

Но Фалалеева услали (совершенно невероятно, чтобы он во время такого интересного мероприятия, единственного в истории РККА, да еще в канун Нового года сам придумал себе командировку), а Хрюкина Смушкевич с собой на Совещание не взял, как генерал-инспектор артиллерии М. А. Парсегов взял с собой своего зама Л. А. Говорова.

Хрюкин явился на Совещание самовольно и неожиданно. Упросил президиум или Тимошенко дать ему слово. О том, что это было неожиданное решение того, кто вел Совещание, свидетельствует тот факт, что Хрюкин в обсуждении доклада Рычагова выступил после своего прямого, на тот момент, начальника — Смушкевича. В армии так не принято. Значит решение о выступлении Хрюкина принималось в последний момент и в президиуме не успели поменять порядок выступавших.

Выступил Т. Т. Хрюкин сбивчиво, но сказал что хотел — без радиосвязи в воздухе и на земле никакого взаимодействия ВВС и наземных войск не будет. И сказал, что те, кому этим полагается заниматься, этим не занимаются: «Связь необходима, а как таковая она у нас даже по штату отсутствует» (выделено мною — Ю.М.). Т. е. дело даже не в том, что радиостанций нет или они несовершенны, а в том, что ими и не собираются оснащать ни землю, ни воздух.

Должен ли был эти слова воспринять с удовлетворением тот, к кому они были обращены, — начальник Генштаба К. А. Мерецков? Почему он, а не, скажем, Тимошенко? — спросите вы. И Тимошенко тоже, но за связь в нашей армии персональную ответственность несли и несут начальники штабов, и за связь в РККА персональную ответственность тогда нес К. А. Мерецков.

Кстати, Совещание началось его длинным докладом, в котором он подверг критике всех и вся, кроме наркома обороны (этого хвалил), проанализировал на опыте прошедших войн и походов действия всех родов войск. Кроме войск связи. О связи в РККА у него в докладе нет ни слова.

Такой курьезный пример. Он ругает «кузницу» генеральских кадров — Академию им. Фрунзе за то, что она мало уделяет часов освоению техники родов войск:

Спросить бы, о каком «вождении» и «взаимодействии» Мерецков говорит, если вождение и взаимодействие невозможно без связи, а в Академии им. Фрунзе на изучение связи не отведено ни единого учебного часа?? И дело даже не в изучении радиостанций, пеленгаторов и их работы. Ведь еще есть огромные вопросы скрытности и секретности связи — шифрования, кодирования. У немцев уже в дивизии была автоматическая шифровальная машинка «Энигма», они очень оригинально и надежно кодировали топографические карты и всю войну смеялись, когда перехватывали наши «кодированные» сообщения, в которых раз и навсегда: солдат — это «карандаш», снаряд — «огурец» и т. д. «У меня осталось 30 карандашей, пришлите мне машину огурцов» — для какого дурака был такой код? Кстати, из-за совершеннейшей недоработки вопросов скрытности радиосвязи наши генералы и боялись ее.

Между прочим, маршал Тимошенко ситуацию с преподаванием связи в Академии им. Фрунзе оценил и, когда выступил начальник академии генерал Хозин, чтобы оправдаться в критике Мерецкова, и пожаловаться, в числе других вопросов, на то, что «мы располагаем таким батальоном связи, который имеет на сегодня по штату 320 человек, 100 километров кабеля, пять станций 5АК, 4 станции 6ПК, из них уже три списаны, как устаревшие… нам надо помочь», то Тимошенко отреагировал: «То, что вы имеете, у вас не занято, куда давать больше?»

Давайте рассмотрим несколько цифр, чтобы понять, о чем именно молчал в своем докладе начальник Генерального штаба РККА К. А. Мерецков.

«Военно-исторический журнал» в № 4 за 1989 г. дал статью В. А. Семидетко «Истоки поражения в Белоруссии», где есть такие слова о состоянии средств связи в Белорусском ОВО на 22 июня 1941 г.: «Табельными средствами связи войска округа были обеспечены следующим образом: радиостанциями (армейскими и аэродромными — на 26—27, корпусными и дивизионными — на 7, полковыми — на 41, батальонными — на 58, ротными — на 70 проц.); аппаратами (телеграфными — на 56, телефонными — до 50 проц.); кабелем (телеграфным — на 20, телефонным — на 42 проц.)».

Ротные и батальонные радиостанции могут относиться только к танковым дивизиям, где они были предусмотрены. В стрелковых войсках о них и понятия не имели. В энциклопедии «Великая Отечественная война 1941—1945 гг.» в статье «Радиосвязь» гордо пишется: «Если в начале войны стрелковая дивизия имела только 22 радиостанции, то к концу войны — 130».

Эта энциклопедия очень некритична, поэтому с уверенностью можно сказать, что 22 радиостанции в дивизии — это максимум. И приведенные в ВИЖ 7 % следует умножить на 22, чтобы оценить, сколько же из этих 22 штатных радиостанций действительно было в дивизиях.

А что у немцев? У них к 22 июня 1941 г. только в пехотных и артиллерийском полках, противотанковом и разведывательном батальонах обычной пехотной дивизии число радиостанций следует оценить не менее, чем 70 штук. Разных видов. (Для более точного подсчета у меня нет данных). Но это радиостанции для связи с ротами и взводами. А штаб дивизии осуществлял связь с полками и батальонами с помощью батальона связи.

Генерал Хозин назвал нам штатную оснащенность элитного батальона связи при самой элитной академии — 9 радиостанций двух видов. (Тактико-технические характеристики этих радиостанций я найти не смог).

А что было в простом батальоне связи простой пехотной дивизии немцев?

Он состоял из телефонной роты, радиороты и легкого парка связи. Численность его была в полтора раза больше, чем в Академии у Хозина, — 487 человек.

Телефонная рота имела 1 коммутатор на 60 абонентов и 22 — на 20. Имела устройства для пропуска по одному проводу разговора двух пар абонентов и т. д., и т. п.

Радиорота имела: три 100-Вт станции с радиусом действия телефоном — 70 км, ключом — 200 км; две 30-Вт с радиусом 50/150 км; восемь 5-Вт с радиусом 30/90 км; четыре переносные 5-Вт с радиусом 10/25 и четыре переносные 3-Вт с радиусом 4/17 км. (Последние вместе с батареями весили 11 кг). Кроме этого, рота имела взвод радиоразведки из трех радиоотделений и отделения наблюдателей. Этот взвод прослушивал все разговоры наших радиостанций, пеленговал их и вызывал на них артогонь или бомбежку.

Наши войска и не умели пользоваться радиостанциями, и имели их всего ничего, а тут только включишь радиостанцию, а немцы уже стреляют по штабу. В результате уже 23 июля 1941 года Сталин дал приказ «Об улучшении работы связи в РККА», в котором приказал использовать радиосвязь, так как без нее (что и должно было быть) управление войсками невозможно.

Немецкие связисты шифруют радиосообщение с помощью шифровальной машинки «Энигма»

В немецкой радиороте не только радист, но и каждый солдат умел пользоваться шифровальной машинкой «Энигма», работать на любой радиостанции, передавать и принимать не менее 100 знаков в минуту ключом без ошибок.

А у РККА даже в лучшей военной академии на изучение связи не отводилось ни часа. Разрыв в уровне связи между нами и немцами был, как между небом и землей, а начальник Генштаба РККА за полгода до войны в докладе о состоянии боевой подготовки Армии не упоминает о связи, даже задачи не ставит об ее улучшении! Случайно? Или враг?

Тут ведь такое дело. У огромного дорогостоящего автомобиля можно выбить из рулевого управления копеечную шпонку, он перестанет управляться и станет никому не нужной грудой металла.

Так и в РККА, все предвоенные годы из огромной военной машины старательно выбивалась шпонка, без которой эта машина в бою не управляется. Эта шпонка — радиосвязь.

Наверх доносилось — радиосвязь есть! Вон в стрелковой дивизии по штату целых 22 радиостанции! А сколько их на самом деле? А сколько их надо? А кто ими умеет пользоваться? А разработаны ли шифры и коды, а могут ли командиры их использовать? И т. д. и т. п. Такая вот велась незаметная работа, в итоге которой — миллионы неоправданно погибших.

Но вернемся к Т. Т. Хрюкину. Как видим, и Жуков, и генерал-полковник Решетников уверяют читателя, что Сталин за умное слово сразу же расстрелял Рычагова. Правда, по одной версии Рычагов произнес это слово в январе 1941 г., по другой — в апреле, а на самом деле арестован он был уже после начала войны — 24 июня. Но это для таких историков не важно. Важно, что как только умное слово сказал, так Сталин сразу…

Вопрос: а что Рычагов делал со своими подчиненными за умное слово? Как отблагодарил Хрюкина за то, что тот убийственно точно определил, что будет с ВВС КА после начала настоящей войны?

Т. Т. Хрюкин

Тимофей Тимофеевич Хрюкин родился в 1910 г. В 1932 г. кончил летную школу, летчик-бомбардировщик. Воевал в Испании и Китае. В Китае совершил то, что до сих пор в СССР и России никто не повторил. Руководимая им группа из 12 бомбардировщиков утопила японский авианосец. Китайцы наградили его высшим военным орденом, в СССР он стал Героем Советского Союза. В 1939 г. кончает курсы Академии Генерального штаба и вступает в третью свою войну (с Финляндией) уже в генеральской должности командующего ВВС 14-й армии. Теперь он уже не просто боевой летчик, но и боевой генерал. Его вызывают на службу в Москву, и вот здесь он говорит Мерецкову и Рычагову очень умное слово. И что дальше?

А дальше его отправляют из Москвы на должность командующего ВВС 12-й армии, т. е. на ту же должность, с которой он прибыл в Москву. (Зачем тогда его переводили в Москву?) И войну он встретил с этой армией.

Могут сказать — а может он был плохой генерал? По его участию в войне так не скажешь. Уже в августе 1941 г. его назначают командующим ВВС Карельского фронта, а в июне 1942 года, когда наш Юго-Западный фронт уже потерпел тяжелейшее поражение под Харьковом и начал отступать на восток, его переводят командующим ВВС этого фронта вместо упомянутого выше Астахова, ушедшего командовать гражданской авиацией, здесь же он из ВВС Юго-Западного фронта формирует 8-ю воздушную армию. Командуя ею, защищает Сталинград, участвует в окружении там немцев, отбивает удар 4-й танковой армии Гота, шедшей на соединение с 6-й армией Паулюса, наступает на Ростов, освобождает Крым и топит немцев, пытающихся уплыть из Севастополя. Здесь победа! Он немедленно сдает 8-ю воздушную армию генералу Жданову, а сам вылетает в Белоруссию, где начинается операция, в ходе которой была разгромлена группа армий Центр. Здесь он принимает у М. М. Громова 1-ю воздушную армию. С ней участвует в Белорусской операции и доходит до Восточной Пруссии. Получает кучу орденов и вторую Звезду Героя. Гибнет рано — в 1953 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Чем этот генерал не устроил Мерецкова, Рычагова и Смушкевича в 1940 г.?

Вот и задайте себе вопросы.

Почему в стране, лидер которой заставляет всех принимать меры, чтобы ВВС страны были обеспечены радиооборудованием, превосходящим радиооборудование армий других стран, ситуация доходит до того, что к началу войны связь этих ВВС и этой армии находится на зачаточном уровне? На уровне, при котором гражданский воздушный флот по радиооборудованию намного превосходит военно-воздушный… Что, все это случайно?

Почему до войны отбор командных кадров в ВВС был таким, что подобранные до войны генералы практически не проявили себя в войне? Тоже случайно?

Почему начальник Генштаба и командующий ВВС до войны принимали специальные меры, чтобы вопросы низкого уровня радиосвязи в РККА даже не обсуждались? И это случайно?

Или все же существовала в РККА организация, упорно проводившая линию на поражение в войне?

До войны в Германии работал «под крышей» корреспондент «Правды» наш разведчик А. Климов, а его информатор был близок к полковнику Линднеру из аппарата Геринга. Линднер в доверительном разговоре сообщил информатору, что арест Тухачевского и других генералов «потряс германские военные круги», но это не очень страшно, поскольку (выделено мною — Ю.М.) «у Германии еще остались в Красной Армии весьма влиятельные друзья, которые будут и впредь работать в том же направлении».

Ю. И. Мухин

В последние годы значительно возросло число публикаций с различными «версиями» и намеренным искажением исторических фактов, относящихся к состоянию нашей авиации накануне войны.

В предвоенные годы Правительством и Коммунистической партией были предприняты всевозможные меры по укреплению обороноспособности страны. Накануне войны, в результате героического труда, советские люди создали экономическую и научно-техническую базу для будущей Победы.

В 1931 году в речи на Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности «О задачах хозяйственников» И. В. Сталин ставил задачу: «Мы отстали от капиталистических стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут. Вот что диктуют нам наши обязательства перед рабочими и крестьянами СССР».

К сожалению, сделать все необходимое за такой короткий исторический срок (10 лет) для отражения фашистской агрессии в июне 1941 г. страна не смогла.

К примеру, мы не смогли обеспечить нашу военную авиацию необходимым количеством и качеством боевых самолетов. Как известно, основным боевым средством авиации является самолет. А у нас накануне войны самолетов с необходимыми боевыми качествами (нового типа) было очень мало и, к тому же, они находились еще в стадии доработок и испытаний. В боевом строю советской авиации в подавляющем большинстве были устаревшие самолеты старого типа.

Напомним, что Постановлением ЦК КПСС от 13 августа 1987 года предусматривалось создание нового 10-ти томного труда «Великая Отечественная война Советского народа». В подготовке 1-го и 2-го томов принимал деятельное участие Д. Волкогонов. В результате рецензирования (конец 1990 г. — начало 1991 г.) рукопись к изданию не была рекомендована, так как в ней четко прослеживалось желание авторов преувеличить наши возможности в обороне страны, искажались исторические факты, связанные с проводимыми мероприятиями Правительства и Партии по созданию новых средств вооруженной борьбы, дискредитация нашей армии и т. д.

Но после 1991 г., этот Волкогонов, сумевший изменить всему чему мог — партии, званиям солдата и ученого, — стал советником президента РФ и с высоты этой должности предопределил направленность содержания 2-го (1994 г.) и 3-го (1995 г.) томов «Военной энциклопедии», в результате чего это издание трудно считать историческим из-за явной фальсификации политического иуды.

К большому сожалению, то же можно сказать и о «дополненном» 10-м издании «Воспоминаний и размышлений» Г. К. Жукова, вышедших в 3-х томах в 1990 г. «Дополнения» сделаны после смерти автора и они таковы, что вызывают сомнения — мог ли их написать сам Георгий Константинович?

Нам бы хотелось немного остановиться на некоторых авиационных моментах этих произведений, для чего возьму за основу документальные архивные данные.

Сначала на таком моменте.

На стр. 351 1-го тома «Воспоминаний…» в «дополнении» написано: «С лета 1940 г., особенно после войны с Финляндией, партия и правительство уделяли большое внимание вооруженным силам и обороне страны, но экономические возможности страны не позволили в короткий предвоенный год полностью обеспечить проводимые организационные мероприятия по вооруженным силам… Законно возникает вопрос: а нельзя ли было начать проведение этих мероприятий значительно раньше? Конечно, можно и нужно, но сталинское руководство ошибочно считало, что времени у нас еще хватит…» (Здесь и далее выделено мною — В.А.)

А в «дополнении» на стр. 315 2-го тома кроме того говориться: «Частично принятые меры по устранению выявленных недостатков в обороне страны в 1940-м и в начале 1941-го года были несколько запоздалые. Особенно это относится к развертыванию военной промышленности для массового производства боевой техники новейших образцов… В результате в предвоенные года войска не получили необходимой военной техники… давать ее войскам не тогда, когда «заговорили пушки», а задолго до войны».

А может быть действительно можно было построить самолеты, равноценные немецким, «задолго до войны»?

1937 г. — это «задолго до войны». В декабре этого года начальник ВВС РККА А. Д. Локтионов подписал советским авиаконструкторам и промышленности план опытного строительства самолетов на 1938 г.,[11] в котором предусматривалось разработка новых самолетов разных классов и назначения со сроками предъявления на госиспытания с августа по декабрь 1938 года. В их числе должны были быть: истребители маневренный и скоростной с моторами воздушного охлаждения; скоростной истребитель с мотор-пушкой жидкостного охлаждения; дальний разведчик, он же многоместный истребитель; скоростной ближний бомбардировщик; штурмовик, он же ближний бомбардировщик; артиллерийский корректировщик и войсковой разведчик. Бомбардировщики: дальний, тяжелый и стратосферный; транспортнодесантный и др.

Ни один из запланированных самолетов в серийное производство не пошел. А ведь летно-тактические данные, которые Локтионов задавал авиаконструкторам для проектирования на 1938 г., заметно превосходили те, которые задавались им на опытные самолеты в последствии в планах на 1939 г. и даже на самолеты, которые проходили испытания в 1940—1941 гг.

Ведь для того, чтобы запустить в серию современный самолет одного желания мало, даже если это желание маршала Жукова.

Самолеты строят не только авиазаводы, а вся промышленность страны. Чтобы создать современный самолет нужно развить и металлургию, и химию, и станкостроение, и радиотехнику. Мало построить соответствующие заводы, нужны квалифицированные кадры как рабочих, так и конструкторов с технологами. А кадры за день не создашь, нужны десятилетия для того, чтобы кадры набрали необходимый профессиональный опыт. А ведь все это в то время только создавалось.

Да и в конструировании самолета от генерального конструктора зависит очень много, но не все. Нужны еще сотни и тысячи конструкторов, которые тщательно продумают каждую деталь, каждый винтик самолета, поскольку и от этого зависит очень многое.

Скажем такой случай. Когда мы в 1940 г. испытывали немецкие боевые самолеты, которые наше Правительство закупило у немцев за взятые у них же кредиты, то обратили внимание, что немцы резиной тщательно герметизируют каждый лючок, каждый проем. Сначала нам это казалось бессмысленным и только потом мы догадались, что перетоки воздуха внутри самолета забирают мощность у двигателя, снижают скорость самолета.

А у нас над этим никто не думал потому, что просто некому было по тем временам думать, — по воспоминаниям авиаконструктора А. С. Яковлева, только на фирме «Мессершмитт» конструкторов работало больше, чем во всех КБ СССР.

Но герметизация самолетов это все же мелочь. Тяжелейшим и определяющим было, как уже написано, положение с авиационными моторами. Отставание моторостроения было бичом нашей авиации и мы приведем еще несколько фактов.

Выполняя план Локтионова, выдающийся авиаконструктор Н. Н. Поликарпов создал скоростной истребитель И-180 с мотором М-88 и передал его на заводские испытания 1 декабря 1938 года, а 15 декабря в первом испытательном полете на этом самолете разбился при заходе на посадку выдающийся советский летчик Валерий Чкалов.

Н. Н. Поликарпов

Как потом подтвердили официальные испытания мотора М-88 на станке в мае 1939 г., «отсутствует приемистость с малого газа при различном тепловом его состоянии»[12]

То есть, при быстром перемещении рычага управления мотором с малого газа (малых оборотов) на увеличение оборотов (при даче газа) независимо от температурного режима, мотор М-88 останавливался.

Такое явление, как нам представляется, и произошло на моторе самолета И-180, когда понадобилось увеличить обороты для уточнения места приземления, мотор заглох — произошла катастрофа.

Только лишь в январе 1940 г. мотор М-88 был принят на вооружение Советских ВВС и запущен в крупное серийное производство.[13] (Притом — еще недостаточно доведенным).

Напомним, что еще в 1937 г. известным авиаконструктором С. В. Ильюшиным началось проектирование бронированного штурмовика БШ-2 (Ил-2), а самолет был запущен в массовое производство лишь в начале 1941 г. Причина задержки — не было мотора, подходящего для самолета такого типа.

Ил-2

С. В. Ильюшин

И в 1939 г. заметных улучшений не произошло, и в этом году постановление КО от 26.04.1939 г.[14] о внедрении в серийное производство новых модифицированных моторов и о создании более мощных моторов под новые опытные самолеты, наша промышленность не в состоянии была выполнить.

Так в ОТБ (особом техническом бюро) НКВД группой заключенных конструкторов под руководством известного авиаконструктора А. Н. Туполева в 1939 г. началось проектирование фронтового пикирующего бомбардировщика, получившего в дальнейшем наименование «103», затем Ту-2.

Эскизный проект самолета разрабатывался с двумя моторами М-120. Согласно указанному постановлению КО мотор М-120 подлежал передаче на стендовые испытания к 1 ноября 1939 г. Однако эти испытания были проведены только в августе 1941 г., да и их мотор не выдержал из-за серьезных конструктивных недоработок (разрушение главного шатуна, втулок, шестерен нагнетателя и других дефектов). Мотору требовались большие доводочные работы.

В связи с неготовностью мотора М-120 (конструктор В. Климов) заблаговременно были проведены доработки проекта и постройка опытного самолета «103» с двумя моторами АМ-37 (конструктор А. Микулин). Самолет с этими моторами прошел испытания в первой половине 1941 года и был запущен в серию накануне войны Постановлением КО и приказом НКАП от 17 июня 1941 г.[15] Но выпускался самолет серийно с двумя моторами М-82, затем АШ-82ФН (оба конструктора А. Швецова), так как к этому времени мотор АМ-37 все еще требовал специальной доработки под самолет Ту-2.

В. Я. Климов

А. А. Микулин

А. Д. Швецов

Горестное положение с моторами оказало влияние и на тяжелые бомбардировщики. По тактико-техническим требованиям к самолету-бомбардировщику дальнего действия ТБ-7 с 4-мя моторами М-34ФРН, которые утвердил начальник Управления Воздушными силами РККА Я. И. Алкснис в январе 1935 года, предусматривалось проектирование и постройка ЦАГИ этого самолета в 2-х вариантах: в обычном и высотном. Для каждого варианта были заданы соответствующие летно-тактические характеристики. Самолет был спроектирован и построен в высотном варианте с 4-мя моторами М-34ФРН и центральной наддувной станцией — агрегатом центрального наддува (АЦН-2), приводящегося в действие авиамотором М-100. АЦН-2 предназначался для повышения высотности моторов (сохранение их мощности до больших высот).

ТБ-7 (Пе-8)

А. Н. Туполев

В. М. Петляков

Совместные испытания двух опытных самолетов ТБ-7, спроектированных и построенных бригадой конструкторов В. М. Петлякова под общим руководством А. Н. Туполева, проводились в период с 1937 по январь 1939 г. Испытания первого опытного экземпляра ТБ-7 в 1937 г. показали, что большой потолок самолета (8000—10 000 метров), делал его малоуязвимым, а по мощности бомбардировочного вооружения он был на уровне лучших в мире скоростных бомбардировщиков того времени. Самолет был рекомендован к постройке опытной серии и к принятию на вооружение ВВС, с устранением всех выявленных при испытаниях конструктивно-производственных и эксплуатационных дефектов.

К сожалению, дальнейшие испытания самолетов и выполнение большого объема доводочных работ показали, что промышленность не может устранить чрезвычайно серьезный дефект моторов — падение давления масла ниже допустимого предела на высоте более 6000 метров. В связи с этим стало очевидным бессмысленность продолжения работ по доводке систем, повышающих высотность самолета до 8000—10 000 метров (включая и установку на моторах значительно меньших по весу и более компактных турбокомпрессоров ТК-1, вместо тяжелой и громоздкой «компрессорной станции» на борту — АЦН-2).

В итоге: работы по созданию силовой установки для высотного самолета ТБ-7, на которые было затрачено много сил, средств и времени, не дали положительного результата и Постановлением КО были прекращены в начале 1940 г. В этот период прекратились все работы по высотному варианту самолета ТБ-7 (всего было выпущено 2 опытных самолета). Самолеты ТБ-7 (Пе-8) согласно Постановлению КО от 25 мая 1940 г. строились малыми сериями в обычном невысотном варианте с различными моторами.[16] (Значительная их часть выпускалась с моторами АМ-35А, на которых также падало давление масла ниже допустимого предела на высотах более 7000 м.)

Аналогичное положение сложилось и с другими боевыми самолетами нового типа, опытные экземпляры которых согласно поставлениям КО начали создаваться в 1939 г. и даже в 1940 г. (прототипы Як-1, ЛаГГ-3, МиГ-3, Пе-2, Ер-2). Эскизные проекты самолетов начали разрабатываться в 1939 году под одни моторы, более мощные и высотные, которые были модификациями уже существующих моторов (М-106, М-105 ТК-2, АМ-37), а из-за их неготовности строились, испытывались и запускались в серию с другими моторами, также недоиспытанными и неполностью освоенными в серийном производстве (М-105, АМ-35А и другими). В итоге советские ВВС к началу войны имели то, что имели.

Как из этого скорбного списка фактов можно сделать вывод, что Сталин мог, да не захотел иметь современные самолеты «задолго до войны»?! Никто кроме Сталина так сильно не хотел их иметь, но, как говориться, даже если взять девять беременных женщин сразу, ребенка через месяц все равно не получишь.

Следует также остановиться на репрессиях вообще и на вопле «историков», который несется со страниц «демократической» прессы о том, что якобы репрессии сгубили «цвет» Красной Армии и оставили ее без командиров. Упомянутое издание книги Жукова подобные «историки» так «дополнили»:

Во-первых. Эта сентенция звучит довольно-таки глупо по отношению к самому маршалу Жукову, который, как и маршал Рокоссовский, не имел никакого формального военного образования.

Во-вторых. Получается, что поражения в сражениях начала войны, которыми Жуков сам, кстати, командовал, он объясняет тем, что у него, дескать, подчиненные не служили по 100 лет в армии и не окончили по 10 академий. Не грамотные были. Грамотных репрессировали, остались одни неучи. А давайте вспомним, как обстояло дело с офицерскими кадрами у наших врагов.

Надо напомнить волкогоновым и прочим «историкам», что после Первой Мировой войны и до середины 30-х годов в немецкой армии служили всего 4 тыс. офицеров. После того, как Гитлер начал разворачивать армию до военной численности, в нее начали призываться офицеры из запаса, которые кончили службу чуть ли не 20 лет назад, и начали производиться в офицеры фельдфебели и унтер-офицеры. То есть, к началу войны стаж службы в офицерских должностях у подавляющего количества немецких офицеров был в пределах 5-7 лет. Если качеством офицера считать его стаж службы в армии и окончание какого-то специального учебного заведения, то тогда немецкие офицеры по этим формальным признакам были значительно хуже командиров РККА. В таблице 2 по данным архива Главного управления кадров Красной Армии дана следующая характеристика командования.

Как видно из этих данных, в Красной Армии даже командиры батальонов на 94 % имели среднее или высшее образование. А по стажу службы: половина командиров полков, 82 % командиров дивизий и 96 % командиров бригад служили в армии более 20 лет. Даже среди командиров батальонов тех, кто служил в армии менее 10 лет, было менее 10 %. Это результаты «репрессий»? Кстати, в ходе репрессий за предвоенное пятилетие было осуждено за контрреволюционные преступления военными трибуналами (а только они рассматривали такие дела) — 2218 командиров Красной Армии,[17] а в 1937 г. в Красной Армии служило 206 тыс. человек[18] начальствующего состава.

Таблица 2[19]

Да, Блюхер, Тухачевский, Егоров, Якир и другие заговорщики в Гражданскую войну командовали фронтами и армиями, а посему могут считаться людьми с большим полководческим опытом. Но во Франции маршал Петен, генералиссимус Гамелен уже в Первую Мировую войну командовали армиями и были героями. Это не помешало им в 1940 г. практически за две недели сдаться более слабым немцам.

А из 19 гитлеровских фельдмаршалов сухопутных войск в Первую Мировую никто не имел чина выше майора. Первую мировую войну А. Роммель окончил капитаном в должности командира роты, Вторую Мировую начал в 1939 г. командиром батальона личной охраны фюрера, в январе 1941 г. стал генерал-майором, а уже в июне 1942 г. буквально проскочив три генеральских звания — фельдмаршалом. Причем, А. Роммель на Западе считается одним из лучших полководцев гитлеровской Германии наряду с Э. Манштейном, который Первую Мировую войну также окончил капитаном, но о котором, даже недовольный своими генералами, Гитлер впоследствии сказал: «Возможно Манштейн — это лучшие мозги, какие только произвел на свет корпус генштаба».[20]

Так каких офицеров Жукову не хватало? И в чем тут виноват Сталин и репрессии?

Связывать поражения Красной Армии с какими-либо довоенными репрессиями в ней, с точки зрения научной истины, совершенно бессмысленно. Но в ходе этих репрессий были, по моему мнению, и невинно пострадавшие. Поэтому сегодня важно понять почему это произошло, чтобы подобное не повторилось в будущем. А вот для понимания этого все эти волкогоновы как раз ничего не делают, они тщательно пытаются скрыть истинные причины предвоенных репрессий.

Вот в статье «Кадры военные» в «Военной энциклопедии» по репрессиям в авиации волкогоновы пишут: «В ВВС в течение 1938—1941 гг. несколько раз обновлялся весь высший состав. Вслед за Алкснисом, репрессированным в 1938 г., были репрессированы последовательно сменявшие друг друга начальники ВВС А. Д. Локтионов, Я. В. Смушкевич, П. В. Рычагов. Все трое были расстреляны в октябре 1941 г. как шпионы и враги народа. Только П. Ф. Жигареву, ставшему командующим ВВВС в июне 1941 г., удалось избежать общей участи» (т. 3, с. 444).

А в «дополнении» к «Воспоминаниям…», там, где Жуков дает высокую оценку выступлению начальника Главного Управления ВВС Красной Армии П. В. Рычагова на совещании в НКО в декабре 1940 г., дописывается: «Трагическая гибель этого талантливого и смелого генерала в годы культа личности Сталина была для нас большой потерей. Вскоре после совещания он был расстрелян» (т. 1, с. 289).

Во-первых, уточним. П. В. Рычагов был освобожден от должности начальника ГУ ВВС КА 12 апреля 1941 г. и направлен на учебу в академию Генштаба. Арестован он был через 2,5 месяца 24 июня 1941 г., то есть, не только не после совещания в декабре 1940 г., но и не как начальник ГУ ВВС.

Но нас должно заинтересовать другое — почему Жуков вспомнил о Рычагове, но молчит о Я. В. Смушкевиче? Ведь в отличие от Рычагова, дважды Герой Советского Союза Я. В. Смушкевич был не просто служебным знакомым Г. К. Жукова, он был не только Герой за войну в Испании, но и Герой за сражение на Халхин-Голе, то есть, он был боевой соратник Жукова. Почему же ему такое невнимание?

Дело в том, что после проверки результатов «чистки» армии в 1937—1938 гг. в ее рядах были восстановлены около 12 тыс. ранее уволенных командиров. После этого было принято решение, что ни один военнослужащий не может быть арестован органами НКВД, если на это не дал согласия его начальник. То есть, следователи НКВД должны были сначала убедить начальника, что подозреваемый враг народа и арестовать подчиненного только получив подпись-согласие начальника.

Так вот, непосредственным начальником Я. В. Смушкевича был Г. К. Жуков, так как Смушкевич с августа 1940 г. и до своего ареста по 7 июня 1941 г. был помощником начальника Генштаба, а с января 1941 г. начальником Генштаба был Георгий Константинович. Вот он и стенает о невинном Рычагове, но помалкивает о Смушкевиче, с кем Рычагов проходил по одному делу.

По одному делу с ними проходил и начальник НИИ ВВС генерал-майор А. И. Филин, который был арестован 23 мая 1941 года, а расстрелян 23 февраля 1942 года. А. И. Филин был моим командиром и учителем, и я никогда не поверю, что он был врагом народа. Но надо и понять, что тогда происходило.

А. И. Филин

Приближалась война, а хороших самолетов у советских ВВС было очень мало. Конечно искали причины, почему страна затрачивает столько сил, а результата нет. А тут еще и давление на НИИ ВВС авиаконструкторов, которые пытались протолкнуть на вооружение Красной Армии свои недоработанные машины. Принимали или отклоняли эти машины начальники Главного Управления ВВС КА, а непосредственно изучали их мы — НИИ ВВС. И мы могли дать отрицательное заключение на машину, у которой на бумаге великолепные летные данные, но недостатков очень много. Но ведь для того, чтобы понять причину, почему мы отказали, надо в этом разобраться, вникнуть в подробности. С другой стороны, мы могли принять машину, которая вроде на бумаге и хуже, но промышленность могла ее освоить, а недостатки ее могли быть устранены. Опять — кто это поймет, кроме специалистов?

Естественно, принимая одни самолеты и отклоняя другие, НИИ ВВС наживал себе уйму заинтересованных врагов, в том числе и среди авиаконструкторов, которые легко извращали дело так, что руководители ВВС, якобы, специально ставили на вооружение плохие машины и не пропускали хорошие, то есть, были врагами народа. С весны 1941 г. в НИИ ВВС работала комиссия, которая кропотливо собирала компромат на руководство института, через них — на руководителей ВВС. Я помню эту комиссию, помню, как она на несколько месяцев парализовала нашу работу.

Но что комиссия — это мелочь, которой поручено написать бумагу, вот она и старается. Ведь пока эту бумагу не подпишут высшие чины Красной Армии она бумажкой и останется.

Но когда высшие чины и начальники подписывают и утверждают бумагу, превращая ее в обвинительный документ, они же обязаны вникать в текст, не подписывать огульного обвинения на своих товарищей. Так должно быть, но думается, что когда нарком обороны и другие подписывали акт по нашему НИИ ВВС, то они доверились своим подчиненным — членам комиссии и в технические подробности не вникли.

А что после этого могли поделать НКВД и трибунал, если все высшие руководители наркомата обороны, да, видимо и ряд авиаконструкторов, утверждали своими подписями, что Рычагов, Смушкевич и Филин враги? Отпустить их?

А что мог поделать Сталин? Бросить все и, не веря руководству НКО, самому ехать на аэродромы, смотреть и сравнивать результаты испытательных полетов, самому выяснить существует или нет техническая возможность устранения тех или иных дефектов авиамоторов и т. д. и т. п.?

В истории нашей авиации есть блестящие страницы, есть трагические, но есть и грязные. И с этими грязными страницами тоже надо разбираться, чтобы не повторить их в будущем. А от того, что Сталина неустанно и бессовестно забрасывают грязью волкогоновы и им подобные, история наших грязных страниц не прояснится и будущие поколения умней не станут.

В. И. Алексеенко

Примечание редактора

В книге генерал-майора пограничных войск Г. П. Сечкина «Граница и война», («Граница», М., 1993 г.) приводится, как святая правда, цитата из «труда» грязного антисоветчика, «историка» В. Анфилова, который 22 июня 1988 г. в газете «Красная звезда» писал: «Последняя проверка, проведенная инспектором пехоты, — говорил в декабре сорокового года на совещании начальник управления боевой подготовки генерал-лейтенант В. Курдюмов, — показала, что из 225 командиров полков, привлеченных на сбор, только 25 человек оказались окончившими военные училища, остальные 200 человек — это люди, окончившие курсы младших лейтенантов и пришедшие из запаса».

То есть, В. Анфилов придал «научную основу» сплетне, запущенной в оборот еще К. Симоновым в романе «Живые и мертвые» и Г. К. Жуковым в мемуарах. При этом, подонок от истории в 1988 г. был, видимо, нагло уверен, что материалы декабрьского совещания 1940 г. никогда не будут доступны широкому кругу читателей. Однако эти материалы были изданы в 1993 г., и прочитавший их может увидеть, что в докладе генерал-лейтенанта В. Н. Курдюмова ничего подобного и близко нет. Нет этих данных и в докладе генерал-инспектора пехоты А. К. Смирнова.

Дело в том, во-первых, что приказ Наркома обороны № 0259 «О проведении краткосрочных сборов начальствующего состава пехоты» был отдан только накануне совещания — 14 октября 1940 г., — и округа, как отмечал Смирнов, успели осенью провести лишь сборы командиров рот. Курдюмов в своем докладе только напоминал о них: «Проводить специальные сборы командного состава в военных округах и соединениях в соответствии с требованиями Вашего приказа № 0259». А об уровне образования командиров полков ни один, ни другой не упоминали. Единственное, что было сказано в двух этих обширных докладах об образовании комсостава, — это такая фраза Курдюмова: «Старшему и среднему комсоставу, не имеющему законченного военного образования, к 1 января 1942 г. сдать экстерном экзамен за полный курс военного училища». И это все.

Да по-другому и не могло быть. Главное управление кадров КА, как вы увидели выше, в это время докладывало, что на начало 1941 г. из 1833 командиров полков Красной армии 14 % окончили академии и 60 % — военные училища. И лишь 26 % имеют образование, как у будущих маршалов Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского. Из 8425 командиров батальонов уже 2 % имели академическое образование, а 92 % — окончили военное училище.

А как было у немцев? По мирному договору после окончания Первой Мировой войны численность офицерского корпуса немецкой армии была сокращена с 34 до 4 тыс. человек. (У. Черчилль. «Вторая Мировая война», Воениздат, 1991 г., т. I, стр. 37.) По данным Ф. Гальдера («Военный дневник», Воениздат, 1968 г., т. I, стр. 202) на конец 1934 г. в Вермахте служило всего 3,7 тыс. офицеров, а на начало 1939 г. — 99 тыс. При этом были призваны и еще годные офицеры Первой Мировой, и вновь подготовленные офицеры запаса — 50 тыс. человек.

Если предположить, что к 1939 г. были годны к службе 50 % офицеров кайзеровской армии, кончивших военные училища и академии, то в общей сумме 99 тыс. офицеров Вермахта таковых (вместе с кадровыми) могло быть около 20 тыс. Остальные офицеры Вермахта (80 %) — это офицеры, подготовленные в запасе и в войсках — на курсах, аналогичных курсам младших лейтенантов РККА. Гальдер писал, что эти курсы готовили офицеров с темпом 1,5—2 тыс. лейтенантов в месяц.

На этом примере мне хотелось показать, кто такой военный историк-профессионал, — это подонок, обжирающий народ, и в угоду власти подделывающий историю без стыда и совести.

Ю. И. Мухин

Профессионалы

Профессионала, специалиста можно отличить от верхогляда по такому признаку — профессионал знает все о том деле, которое он делает. Скажем профессионал-авторемонтник должен знать все о той машине, которую он взялся ремонтировать. А если он детали машины называет блямбами и не может отличить дизельный двигатель от карбюраторного, то что же он за профессионал?

Делом полководцев является уничтожение врага и поэтому профессионала отличает то, насколько досконально он знает противника, с которым в настоящее время воюет. Ведь не зная противника, невозможно спланировать с ним бой.

Ниже я даю стенограмму разговора двух советских военачальников, которым было поручено Ставкой совместными усилиями уничтожить противостоящую им обоим группировку немецких войск. Обсуждая этот вопрос, они докладывают друг другу то, что знают о своем общем противнике. Попробуйте по их знанию этого своего Дела оценить их профессионализм. Назовем их № 1 и № 2.

Вот оцените по этим докладам, кто профессионал.

У первого сухое перечисление противника со всеми подробностями — танковая или пехотная дивизия, в полном составе или нет, где могут быть остатки и резервы, каково поведение противника, каковы результаты дневных боев с возможными потерями противника, и где проходит линия его фронта.

У второго — полное незнание кто с ним воюет. Единственная цифра — «восемь полков» — какая-то безграмотная и, к тому же, относится к совершенно другому участку фронта. Полки сами не атакуют. Они делают это в составе дивизий. Профессионал сказал бы: «Противник ведет наступление частями трех (четырех) дивизий (номера дивизий) общими силами до 8 полков». Вместо сведений о противнике в докладе какой-то бессвязный лепет о «бешеных» немцах, которые атакуют этого полководца.

Не знаю, может у вас другое впечатление, но у меня оно именно такое.

Теперь об этих военачальниках. Первый — это командующий 54-й армией маршал Г. И. Кулик. Второй — командующий Ленинградским фронтом генерал армии Г. К. Жуков.

У нас в историографии сложился стереотип о каких-то немыслимо выдающихся полководческих способностях Георгия Константиновича Жукова. Думаю, что когда военные историки попробуют действительно разобраться с уровнем его военных талантов, то выяснится, что их у него в начале войны было не больше, чем у Л. Д. Троцкого. И, кстати, на фронтах, особенно в начале войны, Жуков часто исполнял функции примерно такие же, что и Троцкий в Гражданскую войну.

Что касается наиболее выдающегося полководца той войны, то следует в этом вопросе довериться Сталину. Никто лучше начальника не знает способностей своих подчиненных, тем более, проверенных в ходе такой длительной войны.

После войны Жуков попался на непомерности награбленных в Германии трофеев, на непомерном бахвальстве своими подвигами и был, так сказать, в опале. Ретивый Э. Казакевич в романе «Весна на Одере» на всякий случай принизил его роль во взятии Берлина. Но Сталин остался недоволен романом и, высказывая свое недовольство К. Симонову, невольно дал характеристику советским маршалам:

К. К. Рокоссовский

Итак, по мнению Верховного, лучшим маршалом был все же Рокоссовский — он эталон. Возникает вопрос — почему же Сталин так двигал Жукова, почему оттеснял Рокоссовского и остальных на второй план, к примеру, заменив Рокоссовского на Жукова перед взятием Берлина? Рокоссовский в узком кругу говаривал, что его беда в том, что в Польше он русский, а в России — поляк.

Может и это имело значение — по политическим соображениям Сталин выдвигал вперед русского рабочего из крестьян — Г. К. Жукова. Именно ему, а не Рокоссовскому, дал взять Берлин; Жуков, а не грузин Сталин, принял парад Победы. Хотя профессионализм Жукова, как полководца, весьма и весьма сомнителен, повторяю, особенно в начальный период войны.

Таково было мое мнение в первоначальном варианте этой статьи. Однако в дальнейшем, по ходу дискуссии и поступлении новых фактов я его вынужден был пересмотреть. Главное, возможно, не в этом, Жуков был как бы второе «я» Сталина, он на фронтах осуществлял замыслы Ставки, Генштаба, Сталина. Он как бы представлял лично Иосифа Виссарионовича и Сталин к нему соответственно относился, хотя, строго говоря, и эти свои обязанности Жуков исполнял отвратительно. Но был ли у Сталина выбор, было ли ему из кого выбирать?

Вы скажете, что нельзя судить о профессионализме Жукова лишь по незнанию им обстановки в одном моменте на Ленинградском фронте. Да нельзя, но похоже это было для Жукова тогда характерно. Вот момент из «Солдатского долга» К. К. Рокоссовского, касающийся обороны Москвы (героем которой числится Жуков):

Вообще-то, деликатный Рокоссовский в своих мемуарах Жукова хвалит, но давая такие вот эпизоды, понятные только специалисту, он показывает фактами — чего стоил Жуков как полководец в 1941 году. Для тех, кто не понял в чем тут суть, поясню, что из этого эпизода следует:

— Жуков хам, презирающий воинский Устав. В армии даже сержанту запрещено делать замечание в присутствии солдат, а здесь Жуков поносит генерала в присутствии его подчиненных; (Надо сказать, что даже апологеты Жукова вынуждены отмечать его вопиющее хамство. Писатель Н. Зенькович дает такой эпизод:

— Жуков дебил, обезглавивший по своей придури 5-ю армию в разгар боя. Ведь если бы немцы убили или ранили Говорова, то эффект для этой армии был бы таким же, как и от того, что Говорова увез с командного пункта Жуков. Причем эту придурь невозможно объяснить ничем иным, кроме полководческого бессилия Жукова на тот момент, поскольку смысл своих действий он не мог не понимать. В своих мемуарах, в главе посвященной обороне Москвы Жуков дает такой эпизод:

Тут Жуков прав, хотя Сталин посылал его в войска того фронта, которым Жуков командовал, а сам Жуков увез Говорова из его 5-й армии черт знает куда, как ткачиху для передачи передового опыта. И еще. Обратите внимание на то, кем осуществлялось командование Западным фронтом. Сталин говорит «мы справимся», а не «Соколовский справится».

— И, наконец, в эпизоде с Говоровым и Рокоссовскиим Жуков опять не имеет представления о противнике на своем фронте. Он не представляет какие именно немецкие дивизии ведут бой с подчиненными ему 5-й и 16-й армиями.

Но если Жуков не командовал, а бегал и материл командующих армиями и генералов, то кто же тогда вникал в обстановку, кто руководил войсками его фронта? Рокоссовский поясняет то, на что невольно натолкнул нас сам Жуков в предыдущей цитате. Рокоссовский вспоминает:

Как видите, армиями Западного фронта вынужден был командовать через голову Жукова лично Сталин. И дело даже не в том, что он в данном случае послал Рокоссовскому резервы и выслушал доклад, а в том, что распределять резервы должен только командующий фронтом. И Сталин им был, поскольку откуда Жукову знать на какие участки фронта сколько и каких резервов слать, если, как сказано выше, он не знал где, сколько и какой противник атакует войска его фронта?

На контрасте манеры обращения с подчиненными Жукова и Сталина, хотелось бы обратить внимание, что поведение Сталина в данном эпизоде являлось для него типичным.

Вспоминает маршал Баграмян в книге «Так начиналась война». Конец октября 1941 г. Южный и Юго-Западный фронты под общим командованием маршала Тимошенко отходят под натиском немецкой группы войск «Юг». Сталин забирает у Тимошенко единственный подвижный резерв — 2-й кавалерийский корпус генерала Белова. Тимошенко ищет причины, чтобы его не отдавать. Сталин настойчив:

Тимошенко в это время лежит пластом с высокой температурой, он лихорадочно пытается еще что-нибудь придумать, чтобы оставить корпус у себя. Может быть железнодорожных составов Сталин не найдет?

«Мне не жалко отдать 2-й кавалерийский корпус для общей пользы. Однако считаю своим долгом предупредить, что он находится в состоянии, требующем двухнедельного укомплектования, и его переброска в таком виде, ослабляя Юго-Западный фронт, не принесет пользы и под Москвой. Если 2-й кавкорпус нужен в таком состоянии, о каком говорю, я переброшу его, как только будет подан железнодорожный состав», — пугает Тимошенко.

Но в ответ:

«Товарищ Тимошенко! Составы будут поданы. Дайте команду о погрузке корпуса. Корпус будет пополнен в Москве».

Маршал Баграмян, в те времена работник штаба Тимошенко, счел нужным откомментировать и эти переговоры, и манеру их проведения:

Но возвращаясь к вопросу о том, кто командовал армиями оборонявшими Москву — Жуков или Сталин — хочу привести еще один эпизод из воспоминаний К. К. Рокоссовского.

Это обращение Рокоссовского через голову Жукова настолько против порядка, устава и смысла управления, что он вынужден прикрываться «долгом коммуниста», как будто этот долг не требует от него исполнять воинский устав. (Когда Гудериан, через голову своего непосредственного начальника фельдмаршала фон Бока обратился к Гитлеру, Гальдер в ужасе записал в дневник: «Неслыханная наглость!»)

Но если вдуматься, то и не могло быть иначе — Западный фронт был главный фронт страны, и Сталин не мог его доверить никому, даже Жукову и даже в том случае, если бы Жуков как полководец представлял из себя ценность.

Но в тот момент все советские полководцы, уже способные самостоятельно командовать, были на других фронтах — там, где Сталин ежечасного контроля обстановки лично вести не мог. А на Западном хватало и Жукова.

Чтобы закончить раздел, скажу, что судя по всему Жуков редко ориентировался в том, что именно происходит на фронтах, которыми он командовал и Сталин нередко командовал за него, Жуков был просто его рупором. Вот, к примеру, телеграмма Сталина Жукову, относящаяся уже к 1944 году:

Творчество солдата

Творчество — это деятельность человека, порождающая качественно новые решения. Добавим — полезные людям. А то ведь, скажем, кто-либо прилюдно помочится в штаны — поступок качественно новый, но кому это надо?

Поскольку у нас в СМИ главенствующее место имеют комедианты, то в головы людей вбивается, что творчество присуще только комедиантам, в крайнем случае — ученым. И вот какой-нибудь комедиант, который всю жизнь на сцене говорил «кушать подано» с ударением на втором слове, вдруг скажет ту же мысль с ударением на первом — и мы обречены годами любоваться его физиономией на экране с его рассказами об этом «творчестве».

Между тем вряд ли есть творчество выше творчества борца вообще и творчества солдата (в общем смысле слова), в частности.

Ведь комедианту на сцене в его творчестве помогают все — от режиссера до осветителя. А генералу, офицеру, солдату, в принятии тех единственно правильных, нужных людям решений, мешает противник, мешает всей силой своего интеллекта и профессионализма. Генерал, в отличие от комедианта, не может свое решение опробовать на репетициях, найти нужное решение порою необходимо за считанные секунды, последствия ошибок — ужасны. Порою таковы, что для ошибшегося генерала с совестью наказанием за ошибку является уже не смерть, а жизнь — так тяжело на совесть ложится эта ошибка.

Между прочим, это мало кто понимает из писателей, возможно потому, что писатели не способны понять смысла действий офицера и, как следствие, не способны его описать. Я, к примеру, считаю, что только писатель В. Карпов оказался способным показать творчество генерала в своей книге «Полководец», да А. Бек в «Волоколамском шоссе». А большинство писателей написать роман о войне, без любовной интриги главного героя, просто не способны.

Но возвращаясь к творчеству. Если вы возьмете мемуары Жукова «Воспоминания и размышления» и прочтете его описание себя в 1941 г., присматриваясь к тексту, то вам бросится в глаза полное отсутствие какого-либо творческого начала в действиях этого маршала. Все его творческие замыслы сведены к примитивному приему: куда немцы ударили — туда надо послать советские войска — пушечное мясо. Эти войска нужно брать либо с других участков фронта, где немцы еще не бьют:

«Германское командование не сумело одновременно нанести удар в центре фронта, хотя здесь у него сил было достаточно. Это дало нам возможность свободно перебрасывать все резервы, включая и дивизионные, с пассивных участков, из центра к флангам и направлять их против ударных группировок врага». (стр. 345)

Либо, что еще более дешево, но сердито, — потребовать их у Сталина. Вот его полководческие предложения Сталину в ходе битвы под Москвой и их итоги:

И ни малейшей творческой попытки ударить по немцам самому, нанести им поражение, попытаться хотя бы какую-то часть их окружить, уничтожить, пленить. И мысли нет проявить свою волю полководца, инициативу. Более того, спустя столько лет даже в мемуарах он пытается высмеять инициативу Сталина:

Далее Жуков пишет:

Заметьте — у самого Жукова не было даже попытки обдумать как нанести врагу урон ударами во фланг по приказу Сталина. Штаб бумагу подготовил, Жуков как командующий фронтом эту бумагу подписал, а там пусть Рокоссовский сам разбирается как эту бумагу исполнять.

И спустя десятилетия Рокоссовский подобные полководческие таланты не забыл. Правда он фамилию Жукова прямо не называет, но все же об этих приказах с обидой пишет:

Вы можете сказать, что это Рокоссовский о Сталине пишет. Нет! Сталину не нужно было «обеспечивать себя от возможных неприятностей свыше», а об этих оправдательных приказах вы еще прочтете в истории о 33-й армии.

А сам Жуков, по поводу данной конкретной попытки Сталина заставить его воевать думаючи, злорадно пишет:

Даже не верится, что это писал маршал, ведь атакующие войска не могут быть скованными, их всегда можно вывести из атаки и перебросить в другое место. Сковываются те, по которым наносят контрудар, в данном случае Ставка контрударом сковала войска немцев. Но уж очень хочется Жукову показать какой он был всепредвидящий и умный и какие глупости творил Сталин, когда не слушался Жукова.

Как уже писалось, Сталин послушал бы любое предложение Жукова, согласился бы с его полководческими замыслами, если бы они у Жукова были. Но в 1941 году он был творческий ноль. Если не верите мне, то я еще процитирую Рокоссовского.

Комдив К. К. Рокоссовский и комполка Г. К. Жуков, 1930 г.

Между прочим, в свое время К. К. Рокоссовский был учителем Г. К. Жукова, он командовал кавалерийской дивизией, в которой Жуков был командиром бригады. И тогда же он дал характеристику на Жукова, в которой последний рекомендовался так:

Обратите внимание на «болезненно самолюбив» и «штабную… работу… органически… ненавидит».

А так Жукова характеризовал С. М. Буденный:

Как видите, в те годы характеристики давались объективно, вот только какой от них был толк, если человек, который органически ненавидит штабную работу, вдруг стал начальником Генерального штаба РККА?

Еще пару слов о том, почему Рокоссовский, в 1930 г. начальник Жукова, стал его подчиненным в 1941 г. В августе 1937 г. К. К. Рокоссовский был арестован, как «польский шпион». Заставить его повторять свои глупости на заседании трибунала, следователи НКВД не смогли. Более того, он даже не дал оклеветать своих погибших товарищей, хотя, казалось бы, им уже все равно. Трибунал вернул его дело на дополнительное расследование, и в 1940 г. обвинения с Рокоссовского сняли и назначили командиром корпуса в Киевском военном округе, которым к тому времени стал командовать прославившийся на Халхин-Голе, Г. К. Жуков.

Примеры военного творчества

Строго говоря, меня могут упрекнуть — я отказываю в творчестве Г. К. Жукову, а существует ли оно вообще? Может быть там только набор стандартных (уставных) приемов? Я уже писал, что писатель, Герой Советского Союза В. Карпов, отлично описал примеры полководческого творчества генерала И. Е. Петрова в книге «Полководец». Перескажу один.

В чем суть проблемы, потребовавшей от И. Е. Петрова творческого решения? К концу обороны окруженной Одессы требовалось эвакуировать оттуда наши войска в Севастополь. Эвакуировать можно было только морем.

Представьте на бумаге точку на линии — это Одесский порт и берег Черного моря. Обведите полукруг вокруг точки — это наши, обороняющие Одессу войска. Как их вывезти, чтобы немцы и румыны на их плечах не ворвались в порт и не утопили всех прямо в порту? В одну ночь погрузить всю Приморскую армию на суда невозможно, да и ночь является спасением до тех пор, пока противник не поймет, что наши войска эвакуируются.

Можно было бы эвакуироваться по частям — в одну ночь одну часть дивизий, в другую ночь другую часть дивизий и т. д. Но при этом большой полукруг обороны уже нельзя было бы удержать, надо было оставшимся войскам отступать и занимать оборону ближе к порту. Но ведь противник не дурак, он бы понял, что Одесса эвакуируется и, кроме этого, чем ближе к порту, тем удобнее ему обстреливать суда в порту своей артиллерией. То есть, оставшаяся часть войск была обречена на уничтожение.

Можно было эвакуироваться как англичане в 1940 г. эвакуировались из французского Дюнкерка на Острова. Все английские граждане, имевшие хоть какие-то суда, по призыву правительства приплыли на пляж у Дюнкерка, английский экспедиционный корпус в одни сутки примчался на этот пляж, бросил все оружие, танки, технику (одних боеприпасов 70 тыс. тонн) сел на эти суда и с 20 % потерями добрался до родины. Генерал Иван Ефимович Петров, командовавший Приморской армией и обороной Одессы, сделал так. В течение ряда ночей из Одессы эвакуировались все подразделения и техника, которые непосредственно на переднем крае не участвовали в обороне Одессы. Были вывезены даже маневровые паровозы из порта. В последнюю ночь в порт зашли суда и пришвартовались в заранее определенных местах. Строго по временному графику, без шума, батальоны и батареи стали покидать передний край, а вместо них, у редко расставленных пулеметов остались одесские подпольщики и комсомольцы, которые всю ночь постреливали. Чтобы не было путаницы, для каждого батальона мелом по земле была просыпана дорожка до самых судовых трапов. К утру судов не было видно даже на горизонте, а немцы и румыны еще долго не могли понять, что произошло во вдруг утихшей Одессе? По-моему, до сих пор нет аналога столь блестяще проведенной операции по эвакуации целой армии.[22]

И. Е. Петров

Второй пример творчества я хотел бы привести из уже обильно цитированных воспоминаний К. К. Рокоссовского.

Кстати, он написал книгу в очень интересной манере. С одной стороны она почти научна, в ней очень много обобщений опыта войны и мыслей о войне. Если у Жукова в мемуарах сплошной надрыв и его личный героизм и гений, то у Рокоссовского книга очень спокойна, в ней нет истерики даже в описании тяжелейших моментов (а Рокоссовский ведь сражался от выстрела до выстрела, был тяжело ранен). У него все всегда нормально. Да, положение тяжелое, но ведь он солдат — чего кричать, дело обычное, привычное. И все прекрасно — подчиненные прекрасные, население встречало прекрасно, и т. д. Практически ни о ком нет ни единого плохого слова. Но…

Но он дает много фактов как бы говоря читателю: «Кто потрудился их понять, тому и без моих слов все станет ясно».

К примеру Рокоссовский вводит нас в курс дела:

И дальше у Рокоссовского все прекрасно; командующие соседними армиями оказались однофамильцы Поповы — очень хорошо и т. д.

Но оцените издевательскую суть приказа Жукова. По нормам той войны, полнокровной стрелковой дивизии в наступление давался участок фронта в 1,5—3 км. С теми силами, что Жуков выделил Рокоссовскому для этого наступления, участок фронта у него должен был быть максимум 15 км, а не 60! Более того, дивизия в обороне должна была занимать участок фронта в 6—14 км, т. е., наличных сил даже для обороны едва хватало. Но Рокоссовский истерики не устраивает и не требует дать ему резервы:

Еще один момент. Вы знаете, что немцы под Москвой при отступлении сжигали все жилье. Делали они это из военной целесообразности. В лютые морозы в поле, в окопах воевать практически невозможно.

Мой дед рассказывал, как один ретивый проверяющий генерал заставил батальон их дивизии зимним утром взять ненужную высотку. Немцы подпустили батальон, а потом пулеметным огнем заставили залечь и не давали поднять головы. В сумерках посланная разведка сообщила, что весь батальон, и раненные, и живые, превратился в лед. Командир батальона, который, как и полагается, находился сзади наступающих рот и под огонь немецких пулеметов не попал, узнав эту новость, застрелился. Генерал сказал, что он слабак… Дивизия звания гвардейской не получила, так как доклад проверяющего генерала был отрицательным.

Но вернемся к Сухиничам. В городе укрепилась формально окруженная нашими заслонами вновь прибывшая из Франции пехотная дивизия под командованием немецкого генерала фон Гильса, и плевать она хотела на те 4 дивизии, которые Жуков вручил Рокоссовскому. Ведь эти дивизии участвовали в наступлении зимы 1941 г., прошли с боями более 300 км и именно их немцы погнали обратно и выбили из Сухиничей. В этих дивизиях почти не было людей.

Немцы сидели в теплых домах, блиндажи и огневые точки у них были в теплых подвалах — чего им было бояться русских, наступающих по голым промерзшим полям, русских, которых они только что разгромили? У них был аэродром и им доставляли все необходимое для удержания плацдарма, не дающего нам использовать железную дорогу.

И Рокоссовский делает следующее. Он «покупает» немцев на их техническом превосходстве над нами. У немцев ведь была мощная радиосвязь и, в том числе, в каждой дивизии — рота радиоразведки. Рокоссовский приказал, чтобы переезжавшая к фронту колона его штаба вела открытые переговоры так, как будто к Сухиничам передислоцируется не штаб 16-й армии, а вся 16-я армия, все ее дивизии. По довоенным нормам в общевойсковой армии РККА полагалось иметь 12—15 дивизий. Для одной немецкой дивизии силы все же несоизмеримые. И когда артиллеристы Рокоссовского стали пристреливаться по целям в Сухиничах, а его жалкие войска стали обозначать свое присутствие на исходных позициях, немцы не выдержали и ночью прорвались из города, не дожидаясь штурма.

Чтобы немцы не очухались и снова не взяли Сухиничи, а они впоследствии непрерывно делали такие попытки, Рокоссовский немедленно переместил туда свой штаб.

И конечно:

Но характерный штрих к портрету Жукова. Когда Рокоссовский доложил в штаб фронта, что Сухиничи взяты, Жуков не поверил и лично перезванивал и переспрашивал. В чем дело? Ведь он приказал взять Сухиничи и Рокоссовский их взял. К чему же такое недоверие? Рокоссовский об этом молчит, а ведь нет другого ответа — Жуков был уверен, что с теми силами, что он вручил Рокоссовскому, Сухиничи взять нельзя. И он, давая Рокоссовскому приказ на взятие Сухиничей, фактически приказывал принести в жертву советских солдат, чтобы только отчитаться перед Сталиным, что Жуков, дескать, «принимает меры», Рокоссовский, дескать, «не хочет воевать».

Военное мастерство

Мне могут возразить — а можно ли было вообще проявлять творчество на месте Г. К. Жукова в условиях, когда на Москву наступали превосходящие силы немцев? Может быть затыкать «дыры» резервами — это и был единственно правильный полководческий путь в таких условиях?

Прежде чем привести примеры того, как в таких условиях действовали по-настоящему зрелые полководцы, давайте скажем пару слов о принципах действия полководца, ведущих к победе.

Шаблонов у полководцев не бывает, как и у любого человека, отвечающего перед Делом. Но есть несколько проверенных способов победы, против которых, образно говоря, как против лома — нет приема.

Оборона и наступление. Опыт показывает, что если противоборствующая сторона подготовила себе оборону (отрыла окопы, укрытия, пристрелялась, поставила мины и т. д.) и заняла ее, то даже грамотный и сильный атакующий противник будет иметь в 3 раза больше потерь, чем обороняющийся. И сил для наступления ему надо в 3 раза больше, а порою — значительно больше.

Это надо знать, чтобы понять, к примеру, почему немецкий генерал Гильс бросил Сухиничи. Четыре наши ослабленные дивизии против его полнокровной дивизии, сидевшей в обороне, составляли всего 1,5-2 кратный перевес — пустяки. Но вся 16-я армия Рокоссовского, как Гильс ее себе представлял, составляла, как минимум, 5-6 кратный перевес. Согласно военной науке его окруженная дивизия подлежала полному уничтожению, поэтому он ее и отвел.

Окружение. Так как в наступлении потери втрое выше, чем при обороне, то наступающий полководец стремится сделать следующее. Он прорывает оборону на двух узких участках фронта (т. е. — несет большие потери только в этих местах), а затем вводит свои войска за спину противника (там где у него нет войск) и создает для него сплошное кольцо своей собственной обороной.

Окруженному противнику перерезаются пути снабжения, ему надо обязательно соединиться со своими войсками, а для этого надо атаковать. Поэтому тот полководец, кто окружает, не только резко ослабляет своего противника, но и превращает его из обороняющегося в атакующего, заставляет его нести большие потери на прорыве окружения.

Эти обстоятельства часто приводят к тому, что окруженный сдается, тогда «чистая» победа. Тогда по итогам безвозвратные потери, того кто окружил, в десятки раз меньше безвозвратных потерь того, чьи войска попали в окружение.

Но окруженный не всегда сдается. Примеры из той войны — Ленинград, Севастополь, немцы в демянском котле, сидевшие сначала в полном окружении, а потом — в неполном более года. В таких случаях окруженный противник начинает сковывать чужие войска (не давать воевать в другом месте), тогда он становится проблемой, порой нерешаемой (Ленинград, немцы в демянском котле) или труднорешаемой (Сталинград).

Удары по флангам и тылам. Основой сухопутных войск является пехота (танковые войска следует рассматривать так, как их рассматривали немцы — очень хорошо вооруженной и очень подвижной пехотой). Если мы возьмем соединение пехоты — дивизию — то окажется, что в ней тех, кто непосредственно уничтожает врага лицом к лицу (стрелков, пулеметчиков, танкистов и т. д.) очень немного. Скажем, до войны полностью укомплектованная людьми стрелковая дивизия РККА должна была состоять из 17 тыс. человек, но тех, кто непосредственно ведет уничтожение врага, тех, кто именно для этого обучен и вооружен, в ней должно было быть чуть более 3 тыс. То же и в немецкой дивизии. Но эти 3 тыс. без остальных 14 тыс. воевать не могут. Скажем, если непрерывно не подавать войскам сотни тонн боеприпасов и горючего, то вся артиллерия и танки — не более чем груда металла. Это не оружие.

Вот эти 14 тыс. солдат дивизии должны всегда стоять за спиной 3 тыс. стрелков, поскольку сами они либо вообще не бойцы (шофера, связисты, снабженческие службы), либо не бойцы без прикрытия стрелков (артиллерия, саперы).

Смысл удара в тыл и фланг — это обойти стрелков и нанести удар по многочисленной, но слабой части соединений противника, оставив этим его стрелков без боевого обеспечения, а потом расправиться с ослабленными стрелками. В общем заход во фланг и тыл это предвестник окружения, но и без него такие удары вызывают у противника большие потери при относительно небольших своих. Поэтому Сталин и пытался заставить Жукова бить немцев во фланги.

В конечном итоге все способы боев, применяемые солдатами-творцами сводятся к принципу: заставь противника атаковать там, где ты силен, и атакуй его там, где он слаб. Если так делать, то его безвозвратные потери намного превысят твои и он потерпит поражение.

Маршал Тимошенко

В то время как немецкая группа армий «Центр» пыталась взять Москву, группа армий «Юг» наступала южнее, нацеливая свою 1-ю танковую армию Клейста через Ростов-на-Дону на Кавказ.

От Западного фронта, который прикрывал Москву и которым командовал Жуков, на юг шла линия обороны Юго-Западного и Южных фронтов, которые вместе составляли Юго-Западное направление. Главкомом этого направления был маршал Семен Константинович Тимошенко. К началу ноября он отвечал за фронт длиной от правого до левого фланга по прямой почти в 700 км. А у Жукова от правого до левого фланга было менее 400 км. Для обороны такого участка у Жукова было 9 общевойсковых армий (1 Уд., 5, 16, 20, 30, 33, 43, 49, 50), и еще три армии Ставка готовила для него в тылу Западного фронта (10, 26, 61). Жуков очень любил резервы.

И у Тимошенко было 9 общевойсковых армий (3, 6, 9, 12, 13, 18, 21, 38, 40), но без резервов. (Последний резерв — 2-й кавкорпус — Сталин забрал у Тимошенко для Жукова как раз в начале ноября).

Западному фронту Жукова противостояла часть сил группы армий «Центр». Тимошенко противостояли оставшаяся часть сил группы армий «Центр» и практически все силы группы армий «Юг».

В то самое время, когда Жуков саботировал приказ Сталина по нанесению немцам фланговых ударов, Тимошенко сам попросил у Сталина разрешение не просто нанести фланговый удар, а удар, который бы разгромил ударную силу немцев на юге — 1-ю танковую армию Клейста. Тимошенко для этого удара даже не просил у Сталина резервов — что просить, если тот сам забрал у Тимошенко последнее? Семен Константинович попросил только оружия: «30 тыс. винтовок, 500 ручных пулеметов, 250 станковых пулеметов, 200 противотанковых орудий, 150 полевых орудий и 200 танков». Сталин промолчал. Тимошенко напомнил 5 ноября, получил в ответ: «Рассчитывать на помощь центра нельзя. Не забывайте о событиях под Москвой».

Но в это время ведь и армии Тимошенко на всех фронтах отбивались от немцев. Клейст рвался на юг. Тимошенко снова напомнил Ставке об оружии 9 ноября, но получил ответ от начальника Генштаба: «Главком (Тимошенко — Ю.М.) должен полностью полагаться на собственные силы». В это время, как пишет Жуков, «Западный фронт с 1 по 15 ноября получил в качестве пополнения 100 тысяч бойцов и офицеров, 300 танков, 2 тысячи орудий».

Фельдмаршал А. Клейст

И Тимошенко со всех участков своего огромного, но слабосильного фронта стал собирать все, что можно, формируя в месте предполагаемого удара новую (37-ю) армию. Смогли собрать: 4 стрелковые дивизии, 4 артполка, 4 противотанковых артполка, 3 танковые бригады, 2 дивизиона «Катюш» и 3 бронепоезда. Во втором эшелоне кавкорпус и бригада НКВД. Сил меньше, чем в это же время Сталин дал Жукову для организации ударов по немецким флангам.

Как вы помните, штаб Жукова за 2 часа подготовил приказ, Жуков его подмахнул и забыл об этой «сталинской глупости».

Тимошенко поступил не так. Он очень болезненно относился и строго наказывал генералов даже за кратковременную потерю управления войсками. Поэтому прежде всего был создан командный пункт для управления ходом всей операции. Сведения о противнике были запрошены в Разведуправлении Генштаба, фронтовые разведуправления, что называется «рыли землю носом» — только снятых с убитых немцев писем было изучено 3035. В ударной группе мы несколько превосходили немцев в пехоте и артиллерии, но уступали в танках. В полосе прорыва превзошли и в авиации, но нелетная погода в начале наступления свела это преимущество на нет.

Тимошенко тщательно проверил все детали операции: войска получили зимнее обмундирование; была собрана огромная для Красной Армии того времени автоколонна для подвоза боеприпасов и вывоза раненных — 380 грузовиков, 40 тракторов и 30 санитарных автомобилей. 37-я армия должна была пройти по немецким тылам 100 км; для снятия мин с дорог и форсирования четырех рек, ее 12 саперных батальонов, по расчетам, не хватало, их пополнили. Немцы могли ударить под основание клина 37-й армии и окружить ее. Специально выделенные войска из 18-й армии (2 стрелковых дивизии) и из 9-й (1 стрелковая и 1 кавалерийская) должны были прикрыть 37-ю. (Вспомните об этом, когда мы будем рассматривать судьбу 33 армии). С войсками был проведен подробнейший инструктаж, включая, какие именно снаряды должны быть в боекомплектах полковых и дивизионных орудий, и как именно их использовать.

Наступление 37-й началось 17 ноября. Обычно оно начинается артиллерийской подготовкой. Но Тимошенко начал его не так. Он послал разведотряды посмотреть: не почувствовали ли чего немцы, не отвели ли за ночь свои войска, чтобы мы снаряды артподготовки выпустили по пустому месту? Точно! Немцы отошли на 8 км. Их догнали и уже тут накрыли артогнем.

Теперь немного о творческом замысле Тимошенко. Самая короткая дорога для немцев на Кавказ вела вдоль берега Азовского моря через Ростов-на-Дону. Тимошенко приказал здесь зарыться в землю армиям Южного фронта, одних противотанковых укрепленных районов только 9-я армия построила девять. Генерал Клейст не подвел, 9 ноября он начал наступление там, где его и ждали. Тимошенко применил принцип — атаку врага надо встречать обороной. Но Клейст, теряя танки и людей, прогрызал и прогрызал нашу оборону. Жуков уже давно бы силы, подготовленные для флангового удара, бросил навстречу Клейсту. Но Тимошенко не уменьшил их ни на солдата и продолжал готовить удар. 17 ноября ударил Клейсту под основание его удара.

А 18-го Клейст сманеврировал и прорвал фронт 56-й армии (подчинявшейся напрямую Ставке), защищавшей подступы к Ростову.

В штабе Южного фронта. Слева направо: С. К. Тимошенко, Н. С. Хрущев, Я. Т. Черевиченко, И. Х. Баграмян, А. И. Антонов

Но к 19 ноября 37-я армия уже разгромила 14-й мехкорпус немцев и вышла в тыл Клейсту. А 21 ноября Клейст взял Ростов-на-Дону. Но к 23 ноября 37-я армия и части 9-й вышли на реку Тузлу в тылу немцев. Клейст наконец понял, куда он попал и начал спешно разворачивать свои дивизии для круговой обороны.

Некоторые считают, что Тимошенко должен был выйти к берегу Азовского моря и полностью перерезать сухопутные пути армии Клейста. С этим не просто согласиться. Во-первых полного окружения не получилось бы. Клейст снабжался бы по морю. Во-вторых, он построил бы прочную круговую оборону вокруг Ростова и еще неизвестно, хватило бы у нас сил, чтобы уничтожить эти окруженные войска. А у немцев был бы плацдарм уже в Ростове.

Как бы то ни было, но Тимошенко 23 ноября перегруппировал свои войска и двинул их не к берегу Азовского моря, а прямо на Ростов, по тылам Клейста, громя их по дороге. Клейст не выдержал, оставил Ростов и, бросая технику и оружие, выскочил из мешка. 29 ноября Ростов-на-Дону был освобожден, а 1-я немецкая танковая армия практически разбита. Маршал С. К. Тимошенко освободил первый советский крупный город в той войне.

Дадим слово сначала немцам. Начальник Генштаба сухопутных войск Ф. Гальдер в своем дневнике 30 ноября меланхолично записал:

Фельдмаршал Г. Рундштедт

А другой немецкий источник сообщает такие подробности:

В. Браухич, А. Гитлер, Ф. Гальдер

Фельдмаршал В. Рейхенау

Надо понять причину возбуждения Гитлера — впервые с 1 сентября 1939 г. была разгромлена целая немецкая армия, да причем танковая, да причем за счет искусства полководцев противника.

Кстати, фельдмаршал Рейхенау, приняв то, что осталось от немецкой 1-й танковой армии, уже 4 декабря поспешил сообщить в Генштаб сухопутных войск Германии, что «только своевременное поступление подкреплений может предотвратить начало нового кризиса».

Но Тимошенко уже не имел возможности устроить 1-й танковой армии немцев «новый кризис».

Чтобы помочь 1-й армии Клейста, немцы активизировали действия по всему Юго-Западному фронту, а 25 ноября крупными силами ударили по северному флангу. Это был самый разгар боев за Ростов-на-Дону, до победы здесь было еще далеко. И, тем не менее, Тимошенко не стал просить у Ставки резервов, чтобы, как Жуков, «бросить» их к месту прорыва. Как пишет маршал Баграмян, очевидец всех этих событий, бывший в то время начальником оперативного отдела штаба Тимошенко, Семен Константинович «стукнул кулаком по столу.

— Хватит нам отбиваться! Попробуем и здесь проучить немцев. Пока я буду занят Клейстом, вы с товарищем Костенко готовьте новую наступательную операцию. Цель — разгром ливненской группировки противника».

Обратите внимание на разницу в работе полководца-профессионала и Жукова. И перед тем, и перед другим встает задача по нанесению удара по немцам. Жукову задачу нанесения фланговых ударов ставит Сталин, а Тимошенко сам эти задачи ищет. Но не это главное. Смотрите с чего они начинают решение этих задач. Жуков приказывает штабу подготовить армиям, на чьих фронтах планируются эти удары, приказы. Через два часа приказы подписал и свободен — можно ездить по фронту и кричать: «Воевать не умеете! Ни шагу назад!! Всех под суд!»

А Тимошенко начинает со сведения ударных сил под единое командование. В случае с Клейстом, он жалкие крохи своих сил собирает в 37-ю, для этого организованную, армию (командующий генерал Лопатин). А в случае с ливненской группировкой, он сразу назначает генерала Костенко командующим ударной группировкой наших войск, которые для этого еще предстоит найти. Почему это признак полководческого профессионализма (кстати, в любом деле)?

Для того, чтобы удар был единым, надо, чтобы все соединения и части находились под единым командованием и командующий ими не имел никакой другой задачи. Немцы в своих мемуарах чуть не высмеивают наших генералов за такую глупость — за введение в бой сил и резервов по частям. У них был принцип — если ты собираешься ударить по противнику, то бей один раз и так, чтобы он не встал. Для этого собери все резервы в кулак достаточной силы и только после этого бей. И Тимошенко действовал как немец — профессионально.

Дальше — оборудование командного пункта и оборудование устойчивой связи с войсками. На Юго-западном фронте за потерю управления вверенными войсками с должности снимали без колебаний. Вот распоряжение Тимошенко командующему Южным фронтом: «Харитонову передайте: два дня пусть держит фронт — и ни шагу назад. Иначе у меня окончательно испортится мнение о нем. Танки передайте ему». Харитонов — командующий 9-й армией Южного фронта. При наступлении Клейста он вынужден был перенести свой командный пункт в другое место. При переезде к новому командному пункту на короткое время не имел со своими дивизиями ни телефонной, ни радиосвязи, а это и есть потеря управления вверенными войсками. Тимошенко за это предложил Сталину снять Харитонова с должности, но Харитонов успел отличиться в боях и ему простили. Однако здесь Тимошенко ему снова это вспоминает.

Но почему так строго? Немецкий генерал Меллентин в книге «Танковые войска Германии» в разделе «Первые впечатления о тактике русских» пишет о нас: «Только немногие командиры среднего звена проявляли самостоятельность в решениях, когда обстановка неожиданно изменялась. Во многих случаях успешная атака, прорыв или окружение не использовались русскими просто потому, что никто из вышестоящего командования этого не знал». (Выделено мной — Ю.М.). Тимошенко это понимал.

А Жуков в разгар боя забирает с командного пункта командующего армией и везет его за 50—60 км в другую армию для «передачи опыта». Сам не командовал и другим не давал.

Но вернемся к наступлению немцев на северном фланге Юго-Западного фронта. Быстро собрав под командованием генерала Костенко, что возможно (около 20 тысяч, в основном кавалерии), Тимошенко ударил под основание клина ливненской группировки немцев. Установив надежную связь, он, как и под Ростовым, лично руководил операцией. Почему это очень важно.

Могут сказать, что Тимошенко не доверял своим генералам, а вот Жуков доверял и ограничивался приказами. Это не так, и Тимошенко доверял. Но от момента написания приказа до его исполнения проходит время, а обстановка меняется. Если приказ вовремя не изменить, он может стать убийственным для своих войск. Еще Меллентин о нас: «Безрассудное повторение атак на одном и том же участке, отсутствие гибкости в действиях артиллерии… свидетельствовали о неумении… своевременно реагировать на изменение обстановки». Но поскольку войска действуют по приказу, то описанное Меллентином означает, что бой не контролирует тот, кто приказ может изменить. Тимошенко был профессионал и бои контролировал.

К примеру. Незадолго до удара по немцам генерал Костенко выясняет, что положение немцев изменилось и действовать по приказу уже не выгодно. У него созревает свое решение и он дает распоряжение в разрез приказу. Но, конечно, связывается с Тимошенко по телеграфу, и почти немедленно получает в ответ:

Почти одновременно с нашим наступлением под Москвой, группа Костенко нанесла удар. Обходя опорные пункты решительно двинулась на север. Но ведь ни в чем не должно быть шаблона, разведка вскрывает новые обстоятельства, и штаб фронта корректирует свой прежний приказ — «обходить опорные пункты»:

Войска Тимошенко полностью окружили под Ельцом 34-й армейский корпус немцев и начали его громить. 12 декабря кавалеристы генерала Крюченкина разгромили штаб корпуса (командир корпуса успел удрать на самолете). 15 декабря командир 134-й пехотной дивизии немцев генерал Кохенхаузен лично повел окруженных немцев на прорыв. Кавалеристы устояли, генерал Кохенхаузен был убит в этой атаке, оставшиеся немцы сдались или разбежались по лесам.

Дальше у маршала Тимошенко будут и очень трагические дни. Ставка ошибется в намерениях немцев на 1942 г. и сосредоточит все резервы у Москвы. Собрав в кулак огромные силы, немцы ударят по Южному и Юго-западному фронтам как раз в тот момент, когда они попытаются взять Харьков. В окружении останутся 207 тысяч человек войск, которыми командовал Семен Константинович. Клейст возьмет у него реванш, но даже Жуков, очень ревниво относившийся к воинской славе кого-либо, по этому поводу запишет в своих «Воспоминаниях и размышлениях»:

Да, не сумели разгадать тогда планы немцев Сталин, как Верховный Главнокомандующий, и Жуков, как его будущий (с августа 1942 г.) «единственный заместитель».

Но в 1941 г. маршал Тимошенко был единственным из советских военачальников, чьи войска освободили первый советский крупный город и, окружив, полностью уничтожили под городом Ельцом крупное немецкое соединение.

Начальник немецкого Генштаба сухопутный войск Ф. Гальдер по этому поводу снова грустно записал: «командование войск на участке фронта между Тулой и Курском потерпело банкротство».

А Жуков в своих мемуарах об этом окружении, сыгравшем огромную роль и в битве за Москву, вообще не вспоминает, а освобождение Ростова-на-Дону характеризует, как «неудачу немецких войск под Ростовом». Почему? А ему есть с чем эти победы сравнивать. Но прежде чем рассмотреть тему о том, как наступали на немцев войска Жукова, немного отвлечемся.

Советская кавалерия — это единственный род войск (если рода войск каждый рассматривать в отдельности), который от начала до конца войны имел неоспоримое преимущество перед немцами. Думаю, что немцы не один раз себя за локти кусали от досады, что при организации своей армии оставили в ней всего лишь одну кавалерийскую дивизию. В конце войны они бросились создавать кавалерию, да было уже поздно. Не буду особенно развивать эту тему, а дам лишь одно сравнение.

Начальник немецкого Генштаба сухопутных войск Ф. Гальдер в своем дневнике с 1 октября 1941 г. по 24 сентября 1942 г. о своем непосредственном начальнике, главнокомандующем сухопутными войсками Германии фельдмаршале фон Браухиче, вспоминает 13 раз, а о командире 2-го, переименованного в 1-й гвардейский, кавалерийского корпуса, генерал-майоре Павле Алексеевиче Белове — 11 раз! Допек, казак, немцев.

П. А. Белов

Жуков 41 в наступлении

Когда смотришь на схемы битвы за Москву, читаешь соответственную главу мемуаров Жукова, то поражает его полное творческое бессилие как полководца. Такое впечатление, что его единственным творческим замыслом в обороне было: «Стой! Ни шагу назад, а то расстреляю!» И затыкание резервами Ставки тех участков фронта, где немцы на этот творческий замысел не обращали внимания.

А в декабре, когда неподготовленные к зиме немцы выдохлись и остановились, а мы поднакопили силы, то у Жукова созрел новый творческий замысел: «Вперед, кто сколько сможет, а то под суд отдам!» И замысел — подталкивать немцев к отводу своих войск резервами Ставки.

Это, конечно, утрировано. Но параллельные красные стрелки, идущие от Москвы на Западном фронте, показывают, что Жуков даже не пытался на своем участке уничтожить хоть сколько-нибудь немцев, не пытался их окружить. Он их выталкивал из-под Москвы. Сам он о своем полководческом замысле пишет так:

Во-первых. Если силы на фронте в 400 км были равны, то на участках прорыва можно было создать десятикратное превосходство за счет высвобождения войск с участков обороны. Ведь немцы уже выдохлись и просто не могли наступать, это же не Клейст, рвущийся на Кавказ.

Во-вторых, Тимошенко, чтобы разгромить Клейста, имел лишь одну армию, созданную из собственных войск. А тут из резерва дают три армии, а в голове полководца мысль не «окружить и уничтожить», а лишь «отбросить».

Но это написано в мемуарах, которые, разумеется пристойно отредактированы. А устно, на встрече с журналистами «Военно-исторического журнала» 13 августа 1966 г., Георгий Константинович, защитник Москвы, наивно раскрывал свои «творческие» замыслы декабрьского наступления его войск под Москвой («Коммунист» № 14, 1988 г.):

Как видите, и целую армию Жукову дали, и «дополнительные общевойсковые соединения» — дивизии, — а толку? Немцы наступают — Жуков отступает, немцы выдохлись и начали отступать — Жуков начал наступать.

Видимо и Жуков понимал слабую убедительность декабрьского наступления, потому, что написал в мемуарах и о таком смелом полководческом проекте, который глупая Ставка не дала ему осуществить:

Развивая эту мысль, можно дополнить эти смелые полководческие соображения — а если бы можно было получить от Ставки 100 армий, «то мы имели бы реальную возможность» дотолкать немцев прямо до Берлина.

Видимо такая незатейливость полководческих замыслов единственного заместителя Верховного Главнокомандующего (Жуков всегда подчеркивал, что он единственный заместитель) привела к тому, что Ставка сама взялась за разработку операции по разгрому немцев под Москвой. «История Второй Мировой войны» об этом пишет так:

Ну и как же Жуков реализовал этот план? Как он замкнул окружение группы армий «Центр» у Вязьмы? Ведь эта операция могла предвосхитить сталинградскую, более того, если бы ее осуществили, то и сталинградская не потребовалась бы.

Дело было так. Жуков начал наступать на Вязьму, послал туда кавкорпус Белова и направил 33-ю армию. Прорывать оборону немцев не потребовалось — ее не было. В месте прорыва «оказалась широкая, ничем не заполненная брешь в обороне противника», — пишет Жуков. Три дивизии 33-й армии под командованием генерал-лейтенанта Ефремова подошли к Вязьме, а дальше немцы сделали с Жуковым то, что Тимошенко накануне сделал с немцами под Ельцом: «… противник, ударив под основание прорыва, отсек группу и восстановил оборону по реке Угре» — пишет Жуков. Это было 4 февраля.

До июля месяца, имея в распоряжении девять армий, Жуков не смог соединиться с этой частью своего фронта, сражавшейся в окружении под Вязьмой. 18 июля конники Белова окольными путями прорвались к своим.

Отвлечемся на наших конников.

В начале 1942 г. положение немцев под Москвой было аховое. Начальник штаба 4-й полевой армии немцев генерал Блюментрит вспоминал: «Немецкое командование почти не надеялось избежать окружения и разгрома южной группировки… У фельдмаршала фон Клюге не было резервов, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над южным флангом… Более того, 4-ю армию связывала с тылом только одна дорога. Она проходила через Юхнов-Медынь… Все остальные дороги в районе армии скрылись под толстым (метровым) снежным покровом. Если бы русские, наступая с юга, сумели захватить нашу единственную жизненную артерию, с 4-й полевой армией было бы покончено».

А немецкий генерал и историк Типпельскирх писал: «Что-то вроде чуда произошло на южном фланге 4-й армии. Нам непонятно, почему русские, несмотря на их преимущество на этом участке фронта, не перерезали дорогу Юхнов-Малоярославец и не лишили 4-ю армию ее единственного пути снабжения… Этот корпус (1-й гв. кавкорпус генерала Белова — Ю.М.) достиг жизненно важной для нас коммуникации, но, к счастью, не перерезал ее. Он продолжал двигаться в западном направлении и скрылся где-то в огромных Богородицких болотах».[23]

Это «чудо» спасшее немецкую армию от разгрома имело фамилию — Жуков. Вот что произошло.

2 января кавалеристы корпуса Белова захватили немецкий аэродром под Юхновым. В это время в Юхнове был очень маленький гарнизон немцев и Белов намеревался его взять и тем самым перерезать единственный путь снабжения немецкой 4-й армии. Но его остановил приказ Жукова от 03.01.42 в котором указывалось: против Юхнова оставить заслон, а «главные силы повернуть на Мосальск». Причем, раньше Мосальск, как цель Белова вообще не был указан, его должны были взять войска 10-й армии. Чтобы добраться в срок до Мосальска по бездорожью Белов вынужден был бросить все свои тылы и артиллерию и войти в тыл немцам только с винтовками и саблями.

Вот так Жуков и спас 4-ю армию немцев, а Белов почти 6 месяцев дрался в тылу у них практически без тяжелого вооружения, тем не менее заставляя Гальдера все время о себе вспоминать. Кстати, когда Белов, спустя 2 месяца боев в тылу у немцев, прислал донесение об их итогах, Г. К. Жуков на нем начертал «Тов. Глушкевич. Вот образец бездарности. Г. Жуков. 28.02.1942». Да уж — куда там Белову до талантов Жукова…

Но вернемся к окружению под Вязьмой 33-й армии и кавкорпуса Белова.

Белов прорвался, а стрелковые дивизии погибли. Командовавший ими генерал-лейтенант Ефремов сделал себе самооценку — застрелился. И Жуков сделал себе оценку в мемуарах:

Интересно, кем это — «нами»? По всей книге «я решил», «я приказал», «я предлагал», а тут — «нами»! Не чужд скромности наш герой…

А как же Калининский фронт, которому тоже было приказано выйти к Вязьме? (Для чего к трем его армиям была добавлена еще одна, а не две как Жукову). Калининский фронт вышел не только к Вязьме, а продвинулся на запад чуть ли не до Витебска и Смоленска.

Вообще, в наступлении под Москвой зимой 1942 г. меньше, чем Жуков никто не продвинулся. Северо-западный фронт генерал-лейтенанта Курочкина, к примеру, ушел далеко на запад, окружив в демянском котле 106 тыс. немцев. Может быть именно из-за таких успехов соседей Жуков и не упоминает, кто командовал Калининским фронтом. Ведь Георгий Константинович всегда хвастался, что это лично он «защитил свою столицу и взял вражескую». А Калининским фронтом, так далеко ушедшим на запад по сравнению с фронтом Жукова, командовал его заклятый друг — генерал-полковник Конев. Который тоже брал Берлин и который с некоторым скепсисом относился к полководческим талантам Жукова. (Кстати, первыми в Берлин ворвались войска именно маршала Конева).

Генерал Ефремов

Как читатель видит, о Ржевско-Вяземской операции Западного фронта, в ходе которой погибла 33-я армия, Жуков пишет вскользь.

А ведь согласно директиве Ставки это был главный удар, который должен был нанести Западный фронт. Без него не получался замысел Ставки — совместно с Калининским фронтом окружить группу армий «Центр».

Это настолько очевидно, что на упомянутой встрече в редакции «Военно-исторического журнала» даже журналисты не смогли обойти этот вопрос и задали его Жукову. Он ответил:

«Относительно отрезания этой группы. Командующему фронтом, когда ведется сражение на таком громадном пространстве — 600 километров по фронту, очень трудно уследить за вопросами тактического порядка.

Ефремов прошел в свободную «дырку». Сзади у него остались главные силы армии. Я не мог уследить, что он для обеспечения на Угре оставил, а он, к вашему сведению, оставил всего отряд в составе 90 человек — без танков, без пушек, с легкими средствами. Разделяю ли я ответственность за Ефремова? Ну, конечно, я за все войска отвечаю, но не за такие действия, которые я не организую. Вопрос обеспечения — это вопрос не командующего фронтом, и я не считал нужным смотреть, что справа и слева. Что должен был сделать Ефремов? Он должен был за счет главных сил армии, которые задержались у Шанского завода, пару дивизий поставить, как распорки, для того, чтобы у него тыл был обеспечен. Он этого не сделал. Ну, шапка была набекрень у всех тогда — и я недооценил состояние вяземской группировки противника. Я, по-моему, там пишу о наших ошибках, что орешек оказался более твердым. Ну, а большую взять на себя ответственность для того, чтобы показать здесь себя самокритичным, я думаю, надобности нет, зачем это нужно».

Заметьте, как Жуков выкручивается. Оказывается директива Ставки была дана генералу Ефремову, командующему 33-й армии, а не ему. Оказывается, это генерал Ефремов совместно с войсками Калининского фронта генерала Конева обязан был окружить группу армий «Центр», а Жуков здесь не причем.

А теперь сравните его вранье с тем, что было на самом деле. В 33-й армии бронетанковыми войсками командовал М. П. Сафир. Его сын, историк, полковник В. М. Сафир исследовал боевой путь отца и 33-й армии в боях под Москвой.

Конкретно об этой операции он пишет:

«После ликвидации Нарофоминского прорыва в ходе начавшегося 6 декабря 1941 г. контрнаступления под Москвой 33-я армия к 26 декабря полностью освободила Наро-Фоминск, 4 января 1942 г. — Боровск и 19 января — Верею. К этому времени 33-я армия нуждалась в пополнении личным составом, техникой и боеприпасами. Поэтому полной неожиданностью был приказ, полученный 17 января 1942 г. от командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова, наступать на Вязьму.

Так начиналась печально известная Ржевско-Вяземская операция, тяжелейшие последствия которой на западном ее направлении историкам еще предстоит изучить более объективно и тщательно, чем сделано до сих пор, не оглядываясь на мемуары самого Г. К. Жукова. Воспоминания эти, касающиеся М. Г. Ефремова и прорыва 33-й армии к Вязьме, носят явно предвзятый и необъективный характер, порой просто искажающий действительность.

В книге «Воспоминания и размышления» (АПН, 1971, с. 355) Г. К. Жуков пишет:

«…М. Г. Ефремов решил сам встать во главе ударной группы и начал стремительно продвигаться на Вязьму…». К сожалению, в этой фразе очень мало правды. Вот как было на самом деле. Из воспоминаний М. П. Сафира: «30 января в Износках в моем присутствии Ефремов, пытавшийся разобраться в совершенно неясной ситуации, телефонограммой докладывал Жукову, что обстановка заставляет его находиться в Износках. Тут же получил ответ, что его место под Вязьмой. Тем самым Жуков второй раз при мне в критической ситуации лишил командарма права самостоятельно решать, где ему в данный момент целесообразно находиться. Первый раз это произошло при ликвидации Нарофоминского прорыва (»…Руководство группой возложено лично на вас. Жуков» — В.С.). Такая силовая привязка к местности очень грамотного командарма (по принципу — «иди сюда, стой здесь») была произведена, как ни странно, в то время, когда южнее Наро-Фоминска немцы в полосе обороны нашей армии пытались осуществить еще один прорыв к Москве на участке 110-й и 113-й стрелковых дивизий (в районе Волковская Дача, Слизнево — В.С.). В сложившейся обстановке последствия для Ефремова, да и для Жукова, могли быть трудно предсказуемы, окажись, у командира прорвавшейся 183-й пехотной дивизии немцев дополнительные резервы для развития успеха. А были ли они у него или не были — мы тогда не знали. Трудно представить, чтобы, например, командующий группой «Центр» генерал-фельдмаршал Бок в ходе тех декабрьских боев под Москвой мог додуматься давать указания генерал-фельдмаршалу Клюге, какую войсковую группу возглавлять лично и где находиться в ходе боевых действий его 4-й полевой армии. Меня с собой Михаил Григорьевич не взял из-за отсутствия к тому времени в армии исправных танков. Узкий коридор прорыва немцы быстро перекрыли (2 февраля. — В.С.). Внешнее кольцо окружения нашей армии на моих глазах замкнул немецкий батальон. У нас практически ничего не было — один танк-калека Т-26 и немного пехоты. Попытались кольцо прорвать — бесполезно. Немедленно доложили Жукову. В ответ услышали: «Не дергайтесь, я покажу вам, как надо прорывать».

Только через двое суток, пригнав несколько вагонов со снарядами, провел артналет. Не добившись успеха, молча повернулся и уехал…».

Не имея в нужных количествах боеприпасов и продовольствия (доставлялись только по воздуху), в условиях абсолютного превосходства противника (полнокровная 225-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Вайцеля и другие соединения) главные силы армии два с половиной месяца продолжали героически сражаться. На 6 февраля 1942 г. в окруженных дивизиях 33-й армии насчитывалось 9580 человек. Дальнейшее увеличение численности (до 12 780 человек к 11 марта 1942 г.) было произведено за счет мобилизации местного населения в возрасте от 17 до 45 лет. В частности, были призваны 413 красноармейцев и командиров, скрывавшихся в немецком тылу, а также военнослужащие, доставленные по воздуху.[24]

М. Г. Ефремов

М. Г. Ефремов неоднократно обращался к командованию Западного фронта и даже дважды к Сталину с просьбой разрешить прорваться своими силами. Теперь можно с уверенностью сказать, что разрешение, полученное на выход из окружения в середине апреля, запоздало — личный состав обессилел, съев все свои разваренные поясные ремни и подошвы найденных сапог. Боеприпасы иссякли. Уже таял снег. Солдаты были в валенках. Разлилась река Угра. Остатки частей армии были загнаны в район печально известного Шпырьевского леса, откуда с огромным трудом, не имея никакой техники, в ночь с 13 на 14 апреля смогла прорваться через сплошной пулеметно-автоматный огонь на большаке Беляево — Буслава только группа во главе с М. Г. Ефремовым. Остальные выходили небольшими отрядами и поодиночке в ночное время. Встречая везде заслоны из пулеметного огня, группа, двигаясь на восток и юго-восток, с боями вышла к реке Угре в районе Виселово, Нов. Михайловка и южнее. Однако, к удивлению командарма, никакого встречного удара частей Западного фронта не последовало. Группа была разгромлена. М. Г. Ефремов, получивший уже третье ранение, потерял способность двигаться и, сидя под сосной, где-то в районе Горново (3—4 км южнее Нов. Михайловка), застрелился. Вооруженные Силы потеряли отважного воина и талантливого полководца.

Генерал-лейтенант Ю. А. Рябов (ветеран 33-й армии) рассказывал мне в 1993 г.: «По свидетельству очевидцев хоронили немцы Ефремова в деревне Слободка 19 апреля 1942 г. Тело командарма принесли на жердях, но немецкий генерал потребовал, чтобы его переложили на носилки. При захоронении, обращаясь к своим солдатам, сказал: «Сражайтесь за Германию так же доблестно, как сражался за Россию генерал Ефремов». Отдал честь. Был дан салют. Когда же мы после наступления освободили эти места, то во время перезахоронения Ефремова обнаружили, что немцами на его руке были оставлены золотые часы».

Всего за два с половиной месяца боев (со 2 февраля) личный состав армии уничтожил 8700 неприятельских солдат и офицеров, 24 танка, 29 орудий и др. военной техники. Безвозвратные потери армии за этот же период составили более 8 тыс. человек, в том числе во время выхода из окружения — около 6 тыс. бойцов и командиров. Прорваться к своим войскам в составе небольших групп смогло всего 889 человек.[25]

Оценивая события тех дней, следует признать, что предложение М. Г. Ефремова прорываться единственно ему доступным кратчайшим путем на восток к реке Угре было верным. Г. К. Жуков, упорствуя в своем очевидном заблуждении, «ответил категорическим отказом» («Воспоминания», с. 356), видимо, совершенно не представляя реальной обстановки в районе Шпырьевского леса.

В «Воспоминаниях» Г. К. Жукова нет ясного ответа на вопрос: так чьи же указания выполнял М. Г. Ефремов (лично Сталина, Ставки или Жукова?), начиная прорыв из Шпырьевского леса не на юг, а в восточном (юго-восточном) направлении? Сказано только, что «Ставка приказала организовать встречный удар. Такой удар был подготовлен и осуществлен 43-й армией» (с. 356). А какой приказ и от кого получила 33-я армия? В «Воспоминаниях» об этом ничего не говорится. Однако все становится на свои места при ознакомлении с документами штаба Западного фронта — командарм-33 повел на прорыв остатки своих войск в строгом соответствии с требованиями последней директивы именно Жукова:

Поэтому все последующие комментарии автора «Воспоминаний» о якобы строгом указании «выходить… в общем направлении на Киров» (с. 356), т. е. на юг, вызывают по меньшей мере удивление, ибо «никаких документов, подтверждающих приказ о выходе окруженной группировки через Киров, не обнаружено. Видимо, их вовсе не было» («Военно-исторический журнал». 1992, № 3. с. 15). Складывается впечатление, что явно оправдательный «южный вариант выхода» был рассчитан на неосведомленность читателя и домысливался Жуковым, скорее всего, задним числом.

Следует добавить, что неблагоприятный исход этой операции был изначально предопределен тем, что «… командующий Западным фронтом… направлял одно указание за другим, но указания эти никакими дополнительными силами и средствами не подкреплялись…» (СР и ВС, c. 908).

Вместе с тем Комфронта и его штаб активно искали виновных вне своих рядов. Уже 6 апреля 1942 г. «за бездеятельность при выходе дивизии из окружения» был приговорен к расстрелу фронтовым военным трибуналом (приговор № 411) командир 329-й сд полковник К. М. Андрусенко. Однако определением № 02028-9029 Военной коллегии Верховного суда СССР этот явно поспешный приговор был заменен на «10 лет лишения свободы с отправкой в действующую армию» (командиром 115-й стрелковой бригады — В.С.). 15 января 1944 г Корней Михайлович Андрусенко, будучи командиром 239-го гв. стрелкового полка 76-й гв. сд, получил звание Героя Советского Союза (окончил войну командиром 55-й СД).

Не остался обделенным вниманием и командующий войсками 33-й армии. В документе, подписанном Г. К. Жуковым (но не отправленном М. Г. Ефремову), говорилось:

«… Как показало следствие (материалы этого дознавательного действия историки пока не обнаружили — В.С.), никто, кроме командующего 33-й армией, не виноват в том, что его коммуникации противник перехватил. Жуков».[27]

Вот уж поистине — с больной головы на здоровую! Можно подумать, что это М. Г. Ефремов, а не Комфронта Г. К. Жуков отдал трудно объяснимый приказ убрать 2 февраля 1942 г. полнокровную 9-ю гв. стрелковую дивизию генерал-майора А. П. Белобородова (около 10 тыс. человек) с основной снабжавшей ефремовцев магистрали (давая тем самым противнику возможность рассечь соединения 33-й армии) и передать ее в состав 43-й армии. Доказательства разумности передислокации этой дивизии в опубликованных научных разработках найти пока не удалось. Этот обвинительный документ, по мысли Жукова, должен был, видимо, «заработать» в случае прилета М. Г. Ефремова в штаб фронта 9 апреля на последнем самолете, как это усиленно рекомендовали командарму. Но М. Г. Ефремов остался со своими войсками до конца…

Сам же Г. К. Жуков, не взяв на себя ответственность за провал операции на Вяземском направлении (признав в «Воспоминаниях» только как ошибку, переоценку возможностей своих войск и недооценку противника), так определил главного виновника:

«Задачу… об оказании помощи группе генерала М. Г. Ефремова 43-я армия своевременно выполнить не смогла …» (с. 57, 355). Возникает вопрос — если один командарм Западного фронта повел свои войска на прорыв по маршруту, утвержденному командующим фронтом, а другие (в первую очередь командарм-43) в нарушение приказа не провели должным образом боевые действия по обеспечению воссоединения с ним, то какова же во всех этих странных событиях роль Комфронта Жукова (с 1 февраля — главнокомандующего западным направлением) по руководству, координации боевых операций подчиненных ему армий и контролю за исполнением отданного приказа, и кто же, если не он, за это должен отвечать?

Настало время более скрупулезно, невзирая на лица, изучить именно проблему скандального провала операции на вяземском направлении и роль во всей этой истории главных ее участников — командующего Западным фронтом Г. К. Жукова, командующих 43-й и 49-й армиями К. Д. Голубева и И. Г. Захаркина.

Завершая краткий рассказ о трагической и героической судьбе Михаила Григорьевича Ефремова, считаю необходимым напомнить малоизвестный вывод, сделанный офицерами оперативного управления Генерального штаба, который подтверждает и помогает правильно понять все вышесказанное:

«… армия бросалась в глубокий тыл противника на произвол судьбы».[28] («Военно-исторический архив», Выпуск 1)

В этом же альманахе, но в выпуске № 3 дается анализ «Операция 33 и 43 армий на Вяземском направлении», выполненный в конце июня 1942 г. Западным направлением оперативного управления Генерального штаба Красной Армии. В выводах действия Г. К. Жукова характеризуются так:

Я дал эти выдержки, чтобы читатели поняли, насколько бывают лживы мемуары полководцев и насколько лживы мемуары Жукова. Ведь масса читателей верит «Воспоминаниям и размышлениям» Жукова беззаветно, как истине в последней инстанции. Поостерегитесь!

Клятый маршал

Вы помните, что Сталин, характеризуя Жукова, сказал: «У Жукова есть недостатки, некоторые его свойства не любили на фронте…» Что это за свойства?

На первый взгляд напрашиваются легендарные грубость, жестокость и хамство Жукова. Может быть и это, но я не думаю, что на фронте эти свойства могли бы вызвать к Жукову чувство, называемое «нелюбовью», если бы с деловой точки зрения, с точки зрения делового общения у Жукова было все в порядке. Война ведь сама по себе груба и жестока, да еще и смешана с постоянной опасностью. Вряд ли на таком фоне кто-то особенно обращал внимание на грубость.

Кроме этого многое определяла обстановка. Ветеран, служивший в штабе Жукова после войны в Германии, отмечал, что идеальным полководцем, с точки зрения воинской культуры, был, конечно, Рокоссовский. Его чрезвычайно уважали за это: как вспоминал ветеран, перед Рокоссовским нельзя было провиниться не потому, что он накажет, а просто потому, что было стыдно вызвать его неудовольствие. Рокоссовский оказывал влияние даже на Жукова и, когда последний вызывал Рокоссовского к себе в штаб, то сам становился корректнее и вежливее. Но и без Рокоссовского Жуков не создавал впечатления монстра. Конечно, он всегда чувствовал в себе маршала СССР, но был в обращении прост и вполне вежлив. Никто его особенно не боялся, и ветерана даже удивляли слухи о жестокости и грубости Георгия Константиновича. Но ведь это было после войны.

Грубость — не причина «нелюбви», я знаю это по своему опыту. К примеру, наш главный инженер легко вспыхивал и, разбирая очередную аварию или ущерб, мог ознакомить провинившихся с их характеристикой на отборном мате. Но он всегда пользовался безусловным уважением. А вот директор не матерился, но когда его сняли, то у всех работавших с ним не нашлось ни единого слова сочувствия, так он всем осточертел. Думаю, что и у Жукова в характере было нечто другое, более неприятное.

Что это за свойство? За что Жукова не любили коллеги? Давайте попробуем ответить на этот вопрос и для этого вернемся к его диалогу с маршалом Куликом и к тем событиям, которые вызвали их разговор. Но сначала немного о маршале Кулике, тем более, что об этом маршале и невозможно сказать много — это белое пятно военной истории. Пожалуй, первую попытку что-то сказать об этом маршале сделал упоминаемый выше Н. А. Зенькович, и эта попытка была бы блестящей, если бы Зенькович еще и понимал то, о чем пишет.

С каких-то пор о Кулике принято говорить и писать исключительно как об идиоте. Это несправедливо с любой стороны, даже с формальной.

Скажем Тухачевский брезговал получать академическое образование — военного гения учить, только портить. Жукову и Рокоссовскому его получить не удалось, что только подтверждает мысль — полководцев учат не академии, а войны.

А Кулик в 1924 г. оканчивает курс Военной академии РККА, а в 1938 г. — Особый факультет академии имени Фрунзе.

В РККА не было более боевого генерала, чем Г. И. Кулик. Великая Отечественная война была у него шестой. Командиром артиллерийского взвода он был в империалистической войне, в гражданскую — начальником артиллерии 10-й, а потом 14-й армии, он отличается при обороне Царицына. Воюет в Испании (Орден Ленина), затем вместе с Жуковым громит японцев при Халхин-Голе, затем организует прорыв линии Маннергейма, становится Героем и выслуживает «маршальский жезл». Единственный из предвоенных маршалов, который заслужил это звание в непрерывных войнах.

Но он был клятый, о чем я уже писал. На Украине этим словом называют человека, который знает, что его за что-то будут бить, но все равно это что-то делает. Исходя из того, что я о нем узнал, Г. И. Кулика отличала абсолютная независимость мнений и поступков во всем, что и стоило ему головы.

Но с военной точки зрения, можно только поразиться его пониманию своей профессии. Говорят, что он был противником пистолетов-пулеметов (ППШ) и ратовал за самозарядную винтовку. Но, во-первых, есть документы, из которых следует, что он усиленно заказывал для армии и ППШ в достаточном количестве, а «срезал» их Вознесенский. Во-вторых, с тех и до сих пор пистолеты-пулеметы ни в одной армии не являются основным оружием. Основное — автоматы или винтовки.

Немецкий пистолет-пулемет МП-40

Советские пистолеты-пулеметы: ППД, ППШ и ППС

Немецкое «штурмовое ружье» МП-43

Наши писатели и историки редко видят разницу между тем, что сегодня называют автоматом, и пистолет-пулеметом. А это разные вещи. Автомат — это ослабленная автоматическая винтовка, а пистолет-пулемет — пистолет с возможностью автоматического огня. Разработанные до войны пистолет-пулеметы Дегтярева (ППД) и Шпагина (ППШ), в ходе войны — Судаева (ППС), называли в просторечье автоматами, но их сути это не изменило. Первый автомат поставили на вооружение немцы в 1943 году — это было «штурмовое ружье» МП-43 под короткий патрон. У нас первый автомат сконструировал Калашников, тоже под ослабленный патрон, в 1947 г. (АК-47). Отношение историков к Кулику просто поражает. Вот, скажем, книга В. А. Анфилова «Грозное лето 41 года». В аннотации сказано:

«Автор — известный историк В. А. Анфилов, заслуженный деятель науки России, доктор исторических наук, профессор МГИМО, бывший ранее старшим научным сотрудником Генерального штаба, а затем старшим преподавателем Военной академии Генерального штаба».

Анфилов пишет:

Во-первых. К 22 июня 1941 года в армию было поставлено уже 40 тыс. минометов и только лишь потому, что постановление Комитета Обороны о принятии на вооружение Красной Армии и серийном производстве 82-мм батальонного образца 1937 г., 107-мм горного образца 1938 г. и 120-мм полкового образца 1938 г. минометов было принято 26 февраля 1939 года, то есть, за 9 месяцев до начала «советско-финляндской» войны. Уже в боях на Халхин-Голе было израсходовано 46,6 тыс. 82-мм мин.

Во-вторых. А кто же закрыл в 1936 году КБ Шавырина? Умненький Анфилов помалкивает. В 1936 году заместителем наркома обороны по вооружению был Тухачевский, в этом же году он стал и первым заместителем наркома. А Кулик в 1936 году числился командиром-комиссаром 3-го стрелкового корпуса, но в СССР его не было, он был в Испании. В конце 1937 года он был назначен начальником Артиллерийского управления РККА, а в 1939 году — заместителем наркома обороны по вооружению. То есть, именно Г. И. Кулику РККА обязана тем, что у нее к войне были минометы.

Но В. А. Анфилов, с наглостью потомственного подонка, пишет: «Почти в таком же положении Красная Армия оказалась и в отношении минометного вооружения по вине того же Кулика, который сопротивлялся внедрению этого вида оружия».

Говорят Кулик предлагал вместо малокалиберной противотанковой артиллерии сделать основным противотанковым орудием 107-мм пушку. Эта оригинальная идея, позволила бы действительно универсализировать артиллерию — за счет раздельного заряжания эта пушка могла быть и полевой гаубицей, и противотанковой пушкой. Уже в 1941 г. немцы вынуждены были в качестве основного противотанкового оружия применять 88-мм зенитную пушку. Мы в 1944 г. уже вооружались для борьбы с танками 100-мм пушкой БС-3, для борьбы с тяжелыми танками применяли 152-мм калибр. Кроме этого, напомню, ведь у нас по сравнению с немцами была очень малокалиберной полевая артиллерия. Но этим вопрос не ограничивается.

Надо сказать, что не только Кулика, но и Сталина в случае с 107-мм пушкой выставляет идиотами нарком вооружений Ванников. По его мемуарам, Кулику и Сталину, якобы, очень нравилась 107-мм (42-х линейная) пушка со времен гражданской войны и только поэтому они ее очень «хотели». На самом деле все несколько иначе.

Проанализировав тенденции развития танков, советский конструктор артиллерии В. Г. Грабин задолго до войны создал для наших танков 85 и 107-мм мощные пушки. Причем 85-мм пушка помещалась даже в танк Т-28. Но принятию их на вооружение яростно сопротивлялись тогдашние начальники бронетанковых войск — Д. Г. Павлов, после него Федоренко, и главный инспектор артиллерии РККА Воронов. С большим трудом удалось их уговорить вместо 45-мм поставить на танки КВ и Т-34 более мощную грабинскую 76-мм пушку. Павлов и Федоренко считали, что главное оружие танка — гусеницы, и значит — быстрота, а мощная пушка утяжеляет танк и снижает скорость.

В начале 1941 г. Кулик все же убедил Сталина перевооружить тяжелые танки КВ пушкой 107-мм. Сталин дал задание, Грабин, с благословения Кулика, в рекордный срок специально для башни танка КВ создал уникальную по мощности 107-мм пушку с механизацией заряжания и, на свой страх и риск, начал ее производство, не дожидаясь решения Правительства СССР. Успел изготовить 800 штук, но решения не последовало. Сталина все же убедили в нецелесообразности вооружения КВ такой пушкой, этот танк продолжал строиться с 76-мм орудием, даже меньшей мощности, чем у Т-34. Переубедила Сталина бригада в составе: наркома вооружений Ванникова; командующего артиллерией РККА Воронова; директора завода, строящего КВ, Зальцмана, который привлек к этому и конструктора КВ Котина; начальника автобронетанковых войск РККА Федоренко.

К 1942 г. фронты стали отказываться от танка КВ. Тяжелый, он не успевал за быстрым Т-34, а если и подъезжал к бою, пока тот не закончился, то от его маломощной пушки качественных изменений в бою не было. Фронтовики поставили вопрос — или ставить на него более крупную пушку, или строить только Т-34. Но более мощную пушку поставить было уже нельзя: из-за нехватки метала все 800 штук 107-мм пушек для КВ переплавили.

А весной 1943 г., увидев на фронте немецкие «тигры», главный маршал артиллерии Воронов на совещании ГКО объявил: «У нас нет артиллерии, способной успешно бороться с этими танками!» Интересно, что ни Ванникова, ни Воронова наши историки идиотами не считают, идиотом считают Кулика, который еще в 1941 г. хотел, чтобы такая артиллерия у РККА была, и все для этого сделал.

По настоянию Кулика была сконструирована и начала выпускаться 57-мм противотанковая пушка, но по настоянию того же Воронова производство ее было перед войной остановлено.

Грабин — выдающийся инженер, своего рода «советский Форд», с Куликом у него были очень натянутые отношения (тот своими требованиями «попортил ему крови»). Но все же он пишет о Кулике:

Говорят, что Кулик предлагал перевести артиллерию на конную тягу. Ведь пехота у нас ходила пешком, и пушки на конной тяге за ней бы успевали. А так, мы бросили у границы тысячи стволов артиллерии из-за отсутствия топлива для автомобилей и артиллерийских тягачей. На конной тяге эти орудия участвовали бы в войне. В упомянутых мной боях под Ельцом лошадям кавкорпуса генерала Крюченкина зимой 6 суток не давали овса. А кавкорпус продолжал наступать. А что было у немцев? Гитлер, и это с уважением и почтением отмечают все немецкие генералы, держал курс на полную моторизацию армии. Но одно дело курс, а другое — возможности. У СССР даже в 1941 г. во всей стране было 500 тыс. автомобилей. А у немцев, к моменту нападения на Францию, зимой 1940 г. только в армии было 420 тыс. автомобилей. Тем не менее и этих автомобилей им не хватало для полной моторизации всех войск. Поэтому в феврале 1940 г. немцы проводят демоторизацию. Гальдер в своем дневнике записывал в это время:

В это время все пехотные дивизии Вермахта (их артиллерия, ближние тылы) были переведены на конную тягу. В 1940 г. в немецких войсках находилось 771 тыс. лошадей, к лету 1941 г. в немецких войсках, подготовленных к нападению на СССР, было 600 тыс. автомобилей, но и 1 млн. лошадей, к 1943 г. — 1380 тыс. голов. Немцы сделали то, что предлагал сделать Кулик.

Советские стрелковые дивизии передвигались со скоростью 30 км/сутки. Зачем же им артиллерия, передвигающаяся со скоростью 30 км/час, но только по ровным и не раскисшим дорогам? А в противном случае — совсем не передвигающаяся? Вот когда стрелки наших дивизий пересели на ленд-лизовские «Студебеккеры», тогда артиллерия на механической тяге стала понятной.

И наконец, Кулик предлагал расформировать танковые дивизии и мехкорпуса и передать танки пехоте. Почувствуйте независимость суждения этого человека — во всем мире гремит слава немецких танковых дивизий и корпусов, а он наши корпуса предлагает расформировать. Кто на это мог пойти?! В результате все танковые корпуса, как и предлагал Кулик, расформировали, но только через несколько месяцев после начала войны — она заставила. Правда перед этим корпуса уже потеряли все свои танки и их не стало ни в танковых корпусах, ни у пехоты.

Кулик понимал, что танки без сопровождения их пехотой и артиллерией не имеют смысла. Повторю, что у нас до войны в танковых дивизиях и мехкорпусах было более чем по тысяче танков. Но автомобилей, бронетранспортеров, тягачей чтобы везти за танками стрелков, артиллерию, саперов, тылы — не было. А у немцев все это было. Наши маршалы, организуя танковые корпуса, действовали по принципу — слышал звон, да не знаю где он. И лишь Кулик сохранял трезвость суждений и имел мужество выступить против этого безумия. Его не послушали. В пограничных сражениях танки наших танковых дивизий и корпусов, действующих без пехоты и артиллерии, немцы быстро выбили.

С осени 1941 г. предложение Кулика стало осуществляться. Танковые и механизированные корпуса и дивизии расформировали, стали создавать танковые бригады с примерно 50 танками и действовали они только для поддержки пехоты. И лишь когда СССР накопил автомобили для остальных родов войск танковых соединений, танковые корпуса вновь были созданы. В их штате было около 250 танков и САУ и уже 1500 автомобилей. Они стали действительно напоминать немецкие танковые дивизии.

Как видите, после пяти войн Кулик абсолютно ясно представлял что такое война, какой она будет и что ей надо. Представлял так, как никто.

Таким был у Жукова собеседник, стенограмму разговора с которым я дал в начале статьи.

На чужом горбу

Что мы знаем об обороне Ленинграда? Обычно то, что немцы чуть его не взяли у маршала Ворошилова, но приехал герой Жуков и Ленинград защитил. Но кто знает, что Жуков ехал в Ленинград совсем не с этой задачей?

8 сентября немцы прорвались к Ладожскому озеру, взяли Шлиссельбург и тем самым полностью блокировали Ленинград с суши. По одну сторону занятого немцами коридора шириной до 20 км находились войска Ленинградского фронта, по другую — войска 54-й армии. В этот же день Г. К. Жуков был назначен командующим Ленинградским фронтом и 10 сентября вступил в командование. Одновременно в командование 54-й армии вступил маршал Г. И. Кулик.

Жукову ставилась задача не только удержать город от захвата, но и, пока немцы не создали оборону вокруг города, деблокировать его — прорваться навстречу Кулику. А Кулику ставилась задача пробиться навстречу Жукову.

В результате того, что этот приказ Ставки не был выполнен, в первую же блокадную зиму в городе умерло от голода свыше 700 тыс. человек.

Сразу можно сказать, кто виноват в том, что Ленинград не прорвал блокаду в сентябре 1941 г. — Г. К. Жуков. Это можно уверенно сказать исходя из того, что ни в «Истории Второй Мировой войны», ни в кратком курсе «Великая Отечественная война Советского Союза», об этой операции нет ни слова. Молчит и энциклопедия «Великая Отечественная война». А сам Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» говорит в связи с Ленинградом о чем угодно, но только не об этом. Если быть уж совсем точным, то в варианте его мемуаров 1972 г., в главе «От Ельни до Ленинграда», есть единственная строчка о 54-й армии: «К. Е. Ворошилов 11 сентября по заданию И. В. Сталина вылетел в 54-ю армию маршала Г. И. Кулика». И все.

Это, кстати, не единственная неудачная операция советских войск под руководством Г. К. Жукова, которая была стерта со страниц нашей военной истории. Все знают операцию «Уран» — операцию по окружению немецких войск под Сталинградом. Но кто слышал об операции «Марс»? А она под руководством Жукова проводилась одновременно с операцией «Уран» и называлась Ржевско-Сычевской (не путать с Ржевско-Сычевской операцией лета 1942 г.). Если под Сталинградом для проведения операции «Уран» было сосредоточено 1,1 млн. человек, 15,5 тыс. орудий, 1,5 тыс. танков и 1,3 тыс. самолетов, то для операции «Марс» было выделено 1,9 млн. человек, 24 тыс. орудий, 3,3 тыс. танков и 1,1 тыс. самолетов.

Командуя операцией «Марс» Г. К. Жуков потерял полмиллиона человек и все танки, но успеха не достиг.

Но вернемся в 1941 г. на Ленинградский фронт.

Приняв 10 сентября фронт, Жуков все усилия сосредоточил, чтобы отбиться от «восьми полков бешеных немцев» с юга, а организовать прорыв навстречу Кулику оказался просто не способен. Возможно он просчитал, что персонально отвечает только за оборону Ленинграда, а за деблокаду отвечает вместе с Куликом.

Вот пусть Кулик сам и прорывается. И потом, возможно, он рассуждал, что, дескать Сталин не допустит, чтобы Ленинград остался в блокаде, и войска для этого где-нибудь найдет. А свои войска Жуков сосредоточил только для выполнения своей узкой задачи — недопущения прорыва в город немцев с юга, на участке фронта примерно в 25 км. Для этого у него были 42-я, 55-я общевойсковые армии, вся артиллерия Балтийского флота, 125 тыс. сошедших на берег моряков, 10 дивизий народного ополчения и т. д. А Кулик на таком же примерно фронте должен был прорваться в Ленинград со своими 8-ю дивизиями.

Потом Жуков стал снимать с Карельского перешейка войска своей 23-й армии и частями вводить в бой для удержания обороны на юге. То есть, он мог снять их раньше, собрать в кулак и бросить навстречу Кулику. Вообще войск в Ленинграде было столько, что в последующем они из Ленинграда вывозились за ненадобностью — оставшихся для обороны было больше чем достаточно. Но на тот момент способности Жукова, как полководца были таковы, что использовать с толком он их не мог.

Интересно, что если вопрос о том, что Жуков получил от Ставки приказ не просто защитить, а деблокировать Ленинград, в последнее время все же освещается в публикациях полководцев (главный маршал авиации А. Е. Голованов) и историков (Н. А. Зенькович), то совершенно не обсуждается вопрос о том — собирались ли немцы его штурмовать? А это вопрос не праздный.

Американский историк С. Митчем, в работе «Фельдмаршалы Гитлера и их битвы» об этом пишет:

Таким образом, через два дня после того, как Жуков вступил в командование Ленинградским фронтом, немцы прекратили штурм города. Но Гитлер не дал фельдмаршалу Леебу бездействовать:

«В северной части России зима наступает рано, и Лееб намеревался использовать оставшиеся теплые дни с тем, чтобы как следует закрепиться на берегах Ладоги. Гитлер, однако, приказал ему захватить Тихвин, где велась добыча бокситов, а затем нанести удар севернее, чтобы соединиться с финнами на реке Свирь на восточном берегу Ладоги» — пишет Митчем.

Фельдмаршал Лееб

То есть, основная сила немецкого удара к описываемому времени была направлена на 54-ю армию Г. И. Кулика, а не на войска Жукова.

Но сейчас речь не о способностях Георгия Константиновича. Не принимая никаких мер для деблокирования Ленинграда, он коварно «подставлял» Кулика Сталину, все время жалуясь тому, что Ленинград в блокаде только потому, что Кулик не хочет воевать. А сам же пальцем не пошевелил для спасения города от голодной смерти.

Давайте прочтем дальше его разговор с Куликом 15 сентября 1941 г. После того, как они доложили друг другу обстановку:

Обратите внимание на наглость Жукова. Сам даже пальцем не пошевелил для взаимодействия с 54-й армией, для прорыва блокады. А Кулика упрекает в том, что тот не хочет «взаимодействовать». А вы посмотрите, чего Жуков хочет! Ему не нужен прорыв блокады, он не готовит его сам и не дает подготовить Кулику. Он требует от Кулика бросить на смерть пехоту, без поддержки ее артиллерией, лишь бы отвлечь немцев от фронта самого Жукова. Даже авиацию Кулика, предназначенную для обеспечения прорыва блокады, он требует использовать для удара по немецкой группировке не в месте прорыва, а на юге — там откуда немцы угрожают только войскам Жукова. И (оцените наглость!) при этом Жуков точно знает, как поступил бы Суворов на месте Кулика…

Вот это коварство Жукова, желание, чтобы его работу делали другие, пренебрежение к трудностям товарищей по войне, стремление «на чужом горбу в рай въехать» видимо и предопределило то, что, по словам Сталина, Жукова «не любили на фронте».

Даже в конце войны Жуков остался таким же.

Рокоссовский блестяще командовал 1-м Белорусским фронтом с 1943 г. и именно этот фронт должен был взять Берлин. 12 ноября 1944 г. Сталин поставил командующим этим фронтом Г. К. Жукова, а Рокоссовского назначил командующим 2-м Белорусским фронтом, наступавшим севернее и в полосу наступления которого Берлин не попадал.

Рокоссовский пишет, спустя некоторое время после нового назначения:

Как видите, Восточно-померанская операция нужна была Жукову и проводилась по его инициативе. Но без Рокоссовского Жукову трудно было ее провести. И, по замыслу операции, Жуков и Рокоссовский должны были ударить в одном месте и одновременно.

Начать эту операцию они должны были 24 февраля. Рокоссовский начал ее фактически 22-го, так как немцы сами ударили по войскам Рокоссовского, и он вынужден был сначала отбить их удар. Рокоссовский двинул войска вперед 24-го, точно по договоренности, по приказу. А Жуков нет! Сидел и ждал пока войска Рокоссовского перемелют общего противника. И начал наступление только 1 марта. Когда все же, не выдержавший Рокоссовский позвонил Сталину и, докладывая обстановку, намекнул, что Жуков не начинает наступать, то реакция Сталина была быстрой и характерной: «Что, Жуков хитрит?» То есть, коварство Жукова и Верховному было хорошо известно, да только оценку он ему давал неправильную.

Стратег

Стратегия — это наука и искусство выиграть войну. Наука в смысле того, что в чем-то можно опереться на более-менее точные расчеты, и искусство потому, что зависит от таланта стратега.

По мере того, как войны становятся общенародными, стратегия из области чисто военной перемещается в область государственную. Стратег должен быть государственным деятелем и, помимо знаний о военном деле, обязан знать все о государственном деле — об экономике, климате, демографии и т. д. и т. п.

Поэтому в вопросах стратегии Сталин Жукову ничего передать не мог, как стратег Жуков был и остался абсолютным нулем. Думаю, что главным образом потому, что его общекультурная подготовка была крайне низка.

В ночь на 9 января 1948 г. на даче Жукова был сделан негласный обыск, закончившийся впоследствии конфискацией имущества. Сотрудники МГБ оценили объем барахла, вывезенного Жуковым из Германии. Не будем перечислять тысячи метров тканей, количество ковров, столового серебра и т. д., воспроизведем впечатление рядовых сотрудников госбезопасности: «… дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, обвешанный внутри различными дорогостоящими художественными картинами, причем их так много, что 4 картины висят даже на кухне». Нам более интересно другое их впечатление: «На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке».

Вот эта характеристика обстановки дачи Жукова (пыль в глаза!) говорит о нем больше чем десятки томов. Не может быть государственным деятелем, а значит и стратегом, человек, у которого на даче «нет ни одной советской книги». Если их нет, значит книги ему были просто не интересны. То что ему было интересно — все на даче нашли. Скажем: «аккордеонов с богатой художественной отделкой — 8 штук; уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других — всего 20 штук».

Говорить, что благодаря Жукову мы выиграли войну — просто смешно. С его участием мы победили в целом ряде сражений той войны, и уже это достаточно много.

Бывает или должно так быть, что после событий человек задумывается и начинает понимать то, что в ходе событий понять не мог. Что касается стратегии, то с Жуковым даже этого не произошло. Стратегических замыслов сторон в той войне он не понимал даже тогда, когда в преклонные годы начал писать мемуары.

В них, к примеру, он хвастается, что смог, якобы, предугадать окружение советских войск под Киевом. На совещании 29 июля предлагал он Сталину оставить Киев и отвести войска, но Сталин не согласился, что и повлекло, дескать, их окружение.

При этом интересно, что он обильно цитирует немецких генералов. А эти генералы утверждают, что взятие Киева и окружение на Украине советских войск — явилось величайшей стратегической ошибкой Гитлера, повлекшей поражение Германии в войне. Жуков должен был, по крайней мере, хотя бы заинтересоваться в чем тут дело, почему Гудериан или Меллентин так думают.

Если уделить этой проблеме несколько больше внимания, то я, к примеру, считаю, что и немцы не правы. Гитлер совершил стратегическую ошибку напав на СССР. А в случае со взятием Киева у него просто уже не было выбора — любой вариант был плох.

Тут ведь что нужно представить. Немцы вторглись в СССР тремя потоками, имея на вооружении стратегический принцип Гитлера — уничтожить войска СССР, сконцентрированные на западе страны.

Давая задание на разработку плана «Барбаросса» на совещании 5.12.1940 г., Гитлер так определял задачу своим генералам: «Ведя наступление против русской армии, не следует теснить ее перед собой, так как это опасно. С самого начала наше наступление должно быть таким, чтобы раздробить русскую армию на отдельные группы и задушить их в «мешках»… Если русские понесут поражения в результате ряда наших ударов, то начиная с определенного момента, как это было в Польше, из строя выйдут транспорт, связь и тому подобное и наступит полная дезорганизация». (В записи Ф. Гальдера).

Государство не может защитить себя без армии, если армия (или большая ее часть) гибнет — страна сдается. Так было и в Польше, и во Франции. А в СССР было так:

На севере группа немецких армий «Север» гитлеровский принцип осуществить не смогла — Ворошилов не дал им окружить сколько-нибудь значительную часть войск Северо-Западного фронта. На юге Кирпонос и Буденный после потерь пограничных боев закрепились на рубеже Киева и здесь группа немецких армий «Юг» также не смогла одержать решительной победы над Юго-Западным фронтом. До августа немцы вообще не смогли здесь, окружив, уничтожить ни одной дивизии. Все окруженные пробивались к своим. И лишь в Белоруссии группа армий «Центр» смогла почти полностью разгромить войска под командованием Павлова, и то — благодаря его предательству. Группа армий «Север» была нацелена на Ленинград, «Центр» — на Москву, «Юг» — на Украину. С разгромом Западного фронта дорога на Москву была открыта.

А взятие Москвы несло победу. И не потому, что она столица. Москва — это узел всех железных дорог европейской части СССР; это крупнейший, производящий оружие и средства войны район СССР; это, наконец, исконно русская часть населения СССР. Взятие Москвы делило СССР на куски, связь между которыми была бы чрезвычайно затруднена. Конечно это понимали все (кроме Жукова).

Но если бы группа армий «Центр» сразу же после разгрома Западного фронта рванулась на Москву, которую в это время практически некому было защищать, то у нее открылся бы южный фланг и неразгромленный еще Юго-Западный фронт Кирпоноса. И чем дольше сидел бы этот фронт в обороне, тем сильнее ее оборудовал. А значит, оборона стала бы требовать меньше людей, что, в свою очередь, позволяло сформировать у Юго-Западного фронта большие войсковые резервы для удара. И ударить Кирпонос мог под основание клина стремящейся к Москве группы армий «Центр».

А эта группа армий была механизирована, следовательно — чрезвычайно зависима от путей своего снабжения. Если бы Юго-Западный фронт их перерезал, то окруженной под Москвой группировке «Центр» осталось бы только сдаться.

И Гитлер выбрал осторожный вариант. Он остановил наступление на Москву и направил большую часть подвижных войск группы армий «Центр» на Украину, где она совместно с группой «Юг» 12 сентября нанесла удар и окружила четыре армии Юго-Западного фронта. Но потеряла время и силы.

За это время вокруг Москвы были собраны войска и немцы ее взять не смогли. Всю войну этот чисто русский район оставался без оккупации и явился поставщиком всем фронтам оружия и людей. А СССР остался неразделенным.

За это немецкие генералы и ругают Гитлера, считают, что он обязан был рискнуть и броситься на Москву, не беря Киев. Но еще не известно, что было бы хуже для немцев.

Зато понятно, что было бы для немцев лучше. Это если бы Сталин принял совет Жукова отвести войска от Киева уже в июле. Группа армий «Юг» погнала бы, покинувший окопы и Киевский УР, Юго-Западный фронт на восток, громя его своими более подвижными соединениями. А у группы армий «Центр» южный фланг стал бы безопасным, и она рванула бы на Москву.

Но если немецкие генералы обвиняют своего главнокомандующего в спорной нерешительности, приведшей к поражению в войне, то Жуков Сталина в чем обвиняет? В том, что Сталин оказался стратегом и не дал немцам выиграть войну? Не дал Жукову помочь им в этом?

Мне, порою, кажется, что мемуары Жукова «Воспоминания и размышления» читал кто угодно, кроме военных. Поскольку, когда Георгий Константинович начинает «размышлять», то возникает масса вопросов даже у штатских.

Вернемся, например к описанию им совещания 29 июля 1941 г., на котором Жуков был снят с должности начальника Генштаба (стр. 286—287).[29] Заявив с апломбом, что «исходя из анализа обстановки они (немецкие войска — Ю.М.) могут действовать именно так, а не иначе», Жуков дал анализ обстановки и предложения (сжато):

Положение на советско-германском фронте на 29 июля 1941 года

В этой фантазии Жукова начисто отсутствует и логика, и хроника событий.

Во-первых. От Черного моря на север, в Бессарабии, держал оборону Южный фронт, к его северному флангу примыкал южный фланг Юго-Западного фронта. Если армии Юго-Западного фронта отвести за сотни километров на север за Днепр, то что станется с 9-й и 18-й армиями Южного фронта, с Одессой, с Крымом? Жуков об этом молчит, видимо так далеко он по карте не смотрел.

Во-вторых. Вокруг Киева на правом берегу Днепра в 30-е годы еще против поляков был построен укрепленный район с противотанковыми рвами, бетонными ДОТами и т. д. Немцы на попытке его прорыва понесли столь тяжелые потери, что прекратили его атаковать. Допустим Юго-Западный фронт нужно вывести на левый берег Днепра, но зачем бросать уже готовый плацдарм, крепость на правом берегу? В чем смысл сдачи немцам этой крепости, Жуков тоже молчит.

В-третьих. Конечно, в 1972 г. Жуков уже знал, что немцы сначала ударили в тыл Юго-Западному фронту, а уж затем начали наступать на Москву. Но 29 июля, по настоянию Генерального штаба, немцы готовили наступление именно на Москву! И снятие целой армии с этого направления (западного) было военным безумием.[30] Поскольку тогда еще никто не мог знать, что предпринятое Ворошиловым в середине августа наступление в районе озера Ильмень будет настолько успешным, что Гитлер все же отменит директиву о наступлении на Москву и только 21 августа даст новую директиву о повороте 2-й танковый группы Гудериана в тыл Юго-Западного фронта.

В-четвертых. Если войска группы армий «Центр» «понесли слишком большие потери», чтобы дойти 300 км до Москвы, то откуда у этой группы могли взяться силы, чтобы прорвать Центральный фронт и пройти 500 км в тыл Юго-Западного фронта? В анализе и предложениях Жукова начисто отсутствует какая-либо логика. Он и в 1972 г. не понял не только стратегический, но и оперативный смысл немецких операций 1941 г. А ведь, к примеру, Гот уже в 1956 г. его открыл всем желающим. Не «потери», а совершенно другие соображения двигали немцами:

Когда Сталин исправил свою кадровую ошибку и навсегда освободил Г. К. Жукова от штабной работы, то послал его с 30 августа ликвидировать выступ фронта под Ельней и наступать на Рославль и Починок. Никуда, конечно, Жуков наступать не смог, хотя немцы в этом месте и выпрямили свой фронт, оставив Ельню. В этот момент немцам было не до нее — шли тяжелейшие бои по прорыву Гудериана на юг.

Характерно, что обстановка под Ельней походила на обстановку под Халхин-Голом, у Жукова даже был месяц на подготовку операции. Но не было Г. И. Кулика и Жуков не смог повторить подвиг Халхин-Гола — «срезать» выступ и окружить в нем немцев, он их просто вытолкал. Гальдер в своем дневнике отметил:

Ну, а для Жукова это тоже было неплохим достижением — все же отогнал немцев на 20 км — и Сталин отправил его в Ленинград.

«Старые» маршалы

Отступление — самое тяжелое дело на войне — считают многие специалисты. Почему?

Пока войска находятся в обороне, они способны отбить атаки втрое превосходящего по силе врага. Они в окопах, в ДОТах и ДЗОТах, перед ними минные поля и колючая проволока. Чтобы отступить им нужно бросить окопы и собраться в колонны. Противник может в промежутках между этими колоннами рвануться вперед и, если он более подвижный, чем свои войска, опередив отходящих, занять окопы и укрепления их нового рубежа обороны. А затем громить их спереди и сзади в чистом поле. Успешно отвести войска — это большое искусство и командиров, и штабов. Например, когда Юго-западный фронт в начале войны попробовал отвести войска от границы на рубеж укрепленных районов (УР) старой границы, то 1-я танковая группа немцев элементарно опередила наши войска и захватила УРы, и Житомир за ними. Пришлось занимать оборону в укрепленных районах непосредственно под Киевом. Маршал Баграмян об отступлении пишет:

И в 1941 г. труд этого тяжелейшего маневра взяли на себя «старые» маршалы: Ворошилов, Буденный, Кулик, Тимошенко. Но кто из историков оценил этот труд? Сейчас этих маршалов считают чуть ли ни идиотами, да и в мое время, надо сказать, они были в тени. Я и в юности, к примеру, очень мало слышал о Тимошенко, а ведь он, кавалер ордена «Победы», и орденов Суворова I степени у него было больше, чем у остальных кавалеров этого ордена. Все, как сговорились, пишут, что в Ленинграде талантливый Жуков сменил неспособного Ворошилова. И, как один, забывают упомянуть, что Жуков сменил раненого в бою Ворошилова. Между тем Ворошилову досталась тяжелейшая задача. Он должен был не дать немцам разгромить войска Северо-Западного направления. А Гитлер считал их разгром обязательным условием наступления на Москву. В своей директиве № 21 «План Барбаросса» Гитлер приказывал:

Но разгромить советские войска, управляемые К. Е. Ворошиловым, группа армий «Север» не смогла, и не потому, что он их отводил слишком быстро. Ворошилов дрался и упорно, и умело.

К. Е. Ворошилов

Генерал-полковник Гот, командовавший в 1941 г. 3-й танковой группой немцев, после войны написал для создаваемого бундесвера военно-научную работу «Операция «Барбаросса». Он пишет:

Или:

Остановимся на Сольцах. Обычно и мемуаристы, и историки в описании боев всегда преувеличивают силы противника и преуменьшают свои. По данным Э. Манштейна под Сольцами с немецкой стороны действовали 3 дивизии 56-го танкового корпуса (8-я тд, 3-я мд и 269 пд), механизированная дивизия «Мертвая голова» и две пехотных дивизии 1-го корпуса 16 армии. Итого 6 дивизий, из которых 1 танковая и 2 механизированных. В «превосходящих силах» войск маршала Ворошилова Манштейн насчитал и указал на схеме в книге: 90-ю и 180-ю стрелковые дивизии, 220-ю механизированную дивизию, 21-ю танковую и части 3-й танковой дивизии. То есть, неполных 5 дивизий, и вряд ли Манштейн что-то упустил. И под ударами этих сил немцы едва вырвались из окружения и отбежали на 40 километров.

А через 1,5 месяца в Ельнинской дуге, которую взялся ликвидировать Г. К. Жуков, было, согласно данным энциклопедии «Великая Отечественная война», также 6 немецких дивизий (все пехотные) — 15, 177, 78, 292, 268, 7. У Жукова в распоряжении было 8 дивизий, из которых 5 стрелковых (107, 100, 19, 120, 303), две механизированные (106, 103) и одна танковая (102-я). За 8 дней Г. К. Жуков вытолкал немецкие пехотные дивизии из дуги, они отошли и выровняли фронт, сократив на нем численность своих войск. Отошли, если судить по карте, от силы на 15 км.

В результате в энциклопедии «Великая Отечественная война» дана отдельная статья, которая громко названа «Ельнинской наступательной операцией», а о боях под Сольцами и об освобождении этого города вообще статьи нет. Почему? Потому что эта победа была одержана не Г. К. Жуковым, а войсками К. Е. Ворошилова? А ведь город Сольцы по численности населения даже больше Ельни…

Еще штрих к деятельности Ворошилова. Танковый корпус Манштейна вместе с 41-м танковым корпусом составляли танковую группу Гепнера. Но задача корпусам была поставлена в расходящихся направлениях: 41-й корпус шел на Ленинград, а 56-й на Новгород. Манштейн этот план непрерывно критиковал, он убеждал, что нужно оба танковых корпуса собрать в единый кулак и ударить по Ленинграду с тем, чтобы взять его с ходу. Наконец, он убедил в этом начальство, и ему 15 августа дали команду переводить 56-й корпус на соединение с 41-м корпусом. Он со штабом выехал по очень плохой (как он пишет) дороге и, проехав 200 км, оказался на месте. За ним двинулась 3-я мехдивизия. Но совместного удара по Ленинграду не получилось, так как уже 16 августа он получил команду ехать обратно и разворачивать обратно дивизию. А причина была в том, что войска маршала Ворошилова окружили в это время 10-й армейский корпус 16-й армии немцев, и теперь Манштейну поручили выручать эту армию.

Далее Гот продолжает:

Из последней цитаты Гота следует, что действия именно Ворошилова поставили крест на плане «Барбаросса» и заставили Гитлера отменить наступление на Москву уже летом и еще раз попытаться разгромить войска Северо-Западного направления и опять — неудачно. Вопрос: кому же мы обязаны тем, что Ворошилов в нашей истории считается военной бездарностью?

Или сделайте такое сравнение. Вот два человека: Тухачевский и Кулик. Оба маршалы, а Кулик еще и Герой Советского Союза. Обоих приговорили к расстрелу. Обоих одновременно реабилитировали, причем Кулика посмертно восстановили в партии, вернули звание маршала, звание Героя, ордена. Но маршал Тухачевский объявлен военным гением, а маршал Кулик — военным идиотом. Почему?

Я не вижу ответов, кроме одного — в тот момент, когда Хрущев менял историю СССР, «линию партии» в вопросах военной истории менял «болезненно самолюбивый» министр обороны и спаситель Хрущева Г. К. Жуков.

Ведь если не объявить, что Кулик идиот, то могут возникнуть такие вопросы:

— кто определил победу 1939 г. над японцами у Халхин-Гола: комкор Жуков или командарм Кулик, тем более, что по итогам боев у Халхин-Гола именно Кулика перебросили на финский фронт, а не Жукова;

— кто виноват, что блокада Ленинграда не была прорвана и погибло от голода 700 тысяч ленинградцев?

А если объявить Кулика идиотом, то эти вопросы сами собой уже не возникают.

Если объявить дураком Ворошилова, то не возникает вопросов, почему Жуков его сменил в Ленинграде и, главное, справился ли Жуков с порученным ему делом.

А если не задвигать в тень Тимошенко, то возникнут «нехорошие» мысли по сравнению фронтовых операций под Москвой и Ростовым, под Вязьмой и Ельцом.

И до сих пор подавляющее количество историков руководствуются в вопросах военной истории линией Жуков-Хрущев. Время объективной оценки «старых» маршалов, видимо, еще не пришло.

Письменно, в мемуарах, Г. К. Жуков, к примеру, не осмелился обвинить Тимошенко в поражении наших войск под Харьковом в 1942 г. Ведь тут только стоит сравнить число резервных армий за его бездействующим фронтом, с полным отсутствием резервов у наступающего Тимошенко, и все станет ясно. Но устно Жуков не стеснялся:

«Меня можно ругать за начальный период войны. Но 1942 год — это уже не начальный период войны. Начиная от Барвенкова, Харькова, до самой Волги докатился. И никто ничего не пишет. А они вместе с Тимошенко драпали. Привели одну группу немцев на Волгу, а другую группу на Кавказ. А им были подчинены Юго-Западный фронт, Южный фронт. Это была достаточная сила» — докладывало КГБ о видении военной истории «единственным заместителем» Верховного Главнокомандующего.

О значении в начале войны того или иного военачальника можно судить по тому, насколько он интересовал немцев. Вот скажем Ф. Гальдер 19 ноября 1941 г. делает пометки к докладу Гитлеру: «Противник севернее Изюма слабый, тем не менее находится под единым твердым руководством (Тимошенко)». И даже позже, когда в 1942 г. войска Тимошенко потерпели поражение под Харьковом, и он отводил фронт к Сталинграду, немцы пытались угадать его замыслы. 6 июля 1942 г. Гальдер утром записывает:

Ждать не пришлось, фюрер оказался прав. В тот же день вечером Гальдер записал: «Дело идет о нескольких часах. Тимошенко уходит из-под удара. Бросить за ним моторизованные соединения!»

Точно так же Гальдер размышляет о предполагаемых действиях Ворошилова.

«В районе Валдайских высот Ворошилов начал переформирование частей, разбитых в боях южнее озера Ильмень. Замена моторизованных соединений, а также строительство оборонительного рубежа на Валдае заставляет предполагать, что противник готовится на этом участке занять оборону в ожидании немецкого наступления с Ловати. Исходя из русской оборонительной тактики, можно предположить, что создаваемые позиции будут приспособлены для активной обороны» — записывает он 27 августа 1941 г.

В этом выводе Гальдер не ошибся — я уже цитировал выше Гота и Манштейна — оборона действительно была активной.

Характеризуя действия маршала Буденного и генерала армии Кирпоноса, Гальдер отметил в своем дневнике 26 июля 1941 г.:

Если бы был жив Гудериан к тому моменту, когда наши историки начали вещать о том, что Тухачевский — гений, и что немцы заимствовали у него идею использования массированных подвижных соединений, — это его бы сильно позабавило. Немцы действительно заимствовали советский опыт, но не опыты кабинетного Бонапарта. На второй день войны, когда еще ничего не было понятно, Гальдер записал в дневнике:

С. М. Буденный

Разгром советских войск, которыми командовал С. М. Буденный, Гитлер предусмотрел в плане «Барбаросса» следующим образом.

И с этой частью плана у Гитлера ни черта не получилось — не смогли они замкнуть окружение у Киева и румыны не помогли. Не смогли немцы занять Донецкий бассейн и двинуться к Москве. Наоборот, Гитлеру пришлось отказаться от «Барбаросса» (это вам не Франция!) и начать импровизации — снять танковую группу Гудериана с московского направления и бросить на юг. И это советским командованием было предусмотрено: планировалось зажать Гудериана между двумя фронтами и уничтожить, но, как я уже писал, помешало господство немцев в воздухе.

Фактически план «Барбаросса» получился у немцев только на Западном фронте предателя Павлова.

Сорвало немцам план «Барбаросса» мужество и стойкость советских войск, но разве справедливо забыть, кто ими тогда командовал?

Напомню, в дневниках Гальдера есть упоминания о Сталине, Ворошилове, Буденном, Тимошенко. Но нет ни слова о Жукове. Он немцам был не интересен. Могут сказать, что немцы просто не знали его фамилию. Во-первых, он полгода был начальником Генштаба, так что не знать они его не могли. Во-вторых, фамилию генерал-майора Белова они ведь узнали, он доставлял им неприятности. А какие неприятности доставил немцам в 1941 г. Жуков, чтобы они стали трудиться узнавать его фамилию?

Учитель

Естественен вопрос, — а как же Сталин? Он что — не видел беспомощности Жукова? Безусловно видел, но тут все не просто.

Это досужим людям, сидящим по многочисленным конторам, институтам, редакциям и т. д., кажется, что все подчиненные у нас трудолюбивые гении, а все начальники исключительные дураки. И так бывает, конечно, но чаще всего наоборот. Когда речь идет о настоящем Деле — выиграть бой или изготовить заданную продукцию к заданному времени — то нет для начальника большей ценности, чем толковый подчиненный, а толковые подчиненные — это большая редкость. Их черта с два найдешь готовых, их приходится учить и воспитывать.

Что у Жукова был за боевой опыт до войны? Халхин-Гол. Ситуация, когда японская армия перешла границу и села в оборону. Японцы дали Жукову спокойно подготовить операцию — обеспечить связь, подтянуть войска, тылы, боеприпасы и т. д. Плюс рядом был старший по званию Г. И. Кулик со свежим опытом боев в Испании.

А в 1941 году Жуков столкнулся с армией, в которой инициативу проявляли все — от генерала до унтер-офицера. Кстати, потом, когда Жуков станет министром, то он и в Советской Армии так поднимет роль сержантов, что и сегодня ветераны с благоговением вспоминают: «При Жукове в армии были СЕРЖАНТЫ!» Кстати, и это причина, что при жуковских сержантах в нашей армии не было такого явления, как «дедовщина».

Жуков не мог справиться с быстротекущей обстановкой 1941 году, да еще и на огромных фронтах — у него не хватало опыта, он терялся. Ну, а кто бы тогда не растерялся? Наверняка и Сталин терялся, но не показывал виду, а у Жукова растерянность выражалась в хамстве, в срыве злости на подчиненных, в страхе, что его войска обойдут, а у него не будет резервов. Видел ли это Сталин? Не мог не видеть и не мог не понимать. Но растерянный подчиненный — это еще не конченный подчиненный.

Петен и Гитлер

Положение с подчиненными у Сталина усугублялось тем, что ни одна их характеристика мирного времени не гарантировала соответствующего поведения в бою. На парадах и на докладах все генералы — суворовы и кутузовы, а на фронте… А на фронте — блюхеры и тухачевские.

Ведь Блюхер вроде неплохо командовал войсками численностью в дивизию в Гражданскую войну. А дошло дело до реального командования войсками фронта — и он оказался беспомощным в инциденте у озера Хасан в 1938 г.

Вот это положение, когда генералы мирного времени и даже герои прошедших войн (скажем — маршал Петен у французов) вдруг оказываются неспособными командовать войсками в текущей войне, характерно для всех армий.

Скажем в мае 1945 г. у Гитлера все еще сохранялась надежда, что к Берлину прорвется 12-я танковая армия. Но доверил он ее не фельдмаршалам Рундштедту или Манштейну, а генералу Венку, который начал войну майором. Полковник Черняховский за два года войны стал генералом армии и командующим фронтом. Американцы, не страдавшие дефицитом генералов, должность главнокомандующего экспедиционными силами в Европе доверили подполковнику О. Брэдли.

И. Д. Черняховский

И даже в ходе войны, уже по реальным Делам, оценить генералов было не просто. Победил, — а может враг был слаб? Потерпел поражение, — а может враг был очень силен? А может быть просто не повезло?[31]

Война заставляла генералов показывать себя в Деле, и Сталин мог более объективно оценить их. Он снимал одних, заменял их другими, снятые отличались, а новые ничем себя не показывали, снова шли замены и замены, пока не зарекомендовала себя плеяда надежных, опытных, проверенных в бою генералов и маршалов. Снимался с должности (начальника Генштаба) Жуков, снимались Кулик, Конев, Ворошилов, Еременко и т. д. Полководцев, имевших в ходе войны прямой и устойчивый рост, таких как Рокоссовский или Черняховский, не так уж и много.

Считается, что генерал, который в мирное время командует военным округом, в войну должен командовать фронтом. Но в жизни так не получалось. Вот, к примеру, командующий войсками Сибирского военного округа (с 1938 г.) генерал-лейтенант С. А. Калинин. Был опробован в действующих войсках на должности командующего армией, но в 1944 г. не просто снят, но и отдан под суд, а после войны еще и разжалован.

Д. Т. Козлов уже в Гражданскую войну командовал полком. Окончил академии им. Фрунзе и Генерального штаба. Генерал-лейтенантом стал в 1940 г., с 1941 командующий Закавказским военным округом, т. е. в войну должен командовать фронтом. Сталин и дал ему Крымский фронт в 1942 г., но приехавший туда представитель Ставки Мехлис, сразу же стал «информировать», что Козлов с обязанностями не справляется. На что Сталин с отчаяния зло ему ответил, что Мехлису, видимо, нужен Гинденбург, но у Ставки в резерве гинденбургов нет и нужно обходиться теми, кто есть. «Гинденбургов» действительно было не много — Козлова сняли с фронта, дали армию, но он и с ней не справился и дальше служил «уполномоченным» и «помощником», выйдя в 1954 г. на пенсию в том же звании генерал-лейтенанта.

А вот генерал-лейтенант Хозин — командир бригады в гражданскую. До войны и Ленинградским военным округом успел покомандовать, и с 1939 г. был начальником академии им. Фрунзе, т. е., учил будущих полководцев воевать. Видимо, как большого специалиста Жуков привез его в Ленинград. Так вот, этот генерал может оспаривать у Еременко право на включение в книгу рекордов Гиннеса — вряд ли за всю историю войн был еще генерал, которого бы за одну войну снимали с должности 10 раз! И благо бы снимали за то, к примеру, что он в блокадном городе любил на своей квартире смотреть кинофильмы исключительно в компании молоденьких телеграфисток, что к военному искусству непосредственного отношения не имело. Но ведь снимали и по Делу: «за безынициативность и бездеятельность». И ничего — по сумме снятий и повышений Хозин все равно дослужился до генерал-полковника и должности командующего тыловым Приволжским военным округом.

Надо сказать, что и наш противник срочно пересматривал свои кадры. Скажем, до зимы, 1942 г. для немцев был в целом удачен — они дошли до Кавказа и Сталинграда. И, тем не менее, с февраля по октябрь Гитлер только уволил из армии 185 генералов, в том числе — с весьма громкими довоенными фамилиями.

Из-за неразвитости связи, численность войск в советских дивизиях уменьшалась до 5-6 тысяч, так как многочисленными соединениями без хороших радиостанций командовать было невозможно. Число генеральских вакансий соответственно росло. И кроме того — это война. В ходе ее погибли, умерли или пропали без вести 421 советский генерал и адмирал. Боевые потери: приняли смерть в бою (176), умерли от ран (62), погибли в авиакатастрофах (15), от несчастных случаев (6), умерли от болезней (30), погибли или умерли в плену (23), во избежание плена застрелились (4), подорвались на минах (11) и без вести пропали (18)) — 345 человек. Небоевые потери (в том числе 20 — осуждены и расстреляны) — 76 человек. Это огромная убыль. Сталину очень нужны были генералы, а уж перспективные и подавно!

Для Сталина трудность с кадрами полководцев накануне войны усугублялась еще и тем, что он их не мог знать. Знать человека — это не значит знать его фамилию и изучить личное дело. Человек познается в Делах. Чтобы знать подчиненного нужно лично давать ему поручения и лично принимать результаты. А вокруг Сталина таких военных было не много и Жуков был в их числе.

Но посмотрев на него с начала войны, Сталин понял, что из всех, кого он знал, Жуков пока наиболее слабый. Вообще-то я терпеть не могу, когда кто-либо так пишет о Сталине. У меня сразу возникает вопрос — откуда ты, придурок, знаешь, что Сталин думал, и что он понял? Но в данном случае это хорошо видно, надо только поставить себя на место Сталина.

Давайте я вас протестирую на пригодность к этому делу.

Представим, что вы живете в глухомани и у вас есть дом, коровник и амбар с зерном. Все объекты стоят отдельно и все одновременно загорелись. Если сгорит дом, то на зиму можно успеть соорудить времянку. Если сгорит коровник — то же можно сделать и для коровы. Но если сгорит зерно — то всем смерть. Это самый важный объект.

У вас три сына — пожарных. Один хороший специалист, другой хуже и третий — никакой. Как вы их расставите по объектам пожара — кого куда?

Если вы самого лучшего пожарного поставите тушить зерно, то вы на место Сталина не годитесь. Потому, что вы забыли о себе. Самый важный объект будете тушить лично вы. Слишком это страшно, чтобы довериться кому угодно. (Доверить Западный фонт, защищавший Москву, Сталин никому не мог). Сталин лучшего пожарного послал бы тушить дом, худшего — коровник, а с никаким пожарным стал бы тушить амбар.

Не мог он взять на Западный фронт Тимошенко, а на Юго-Западный послать Жукова. Да, на Западном фронте было бы легче, но Жуков бы обгадил на Юго-Западном дело так, как он обгадил его в Ленинграде, и немцы были бы к Новому году уже в Турции.

Между прочим, это означает, что ответственность за бездарное руководство Западным фронтом несет лично Сталин, а не только Жуков. Правда, Сталин в отличие от Жукова, не провел всю жизнь в подготовке к управлению войсками, не участвовал в учениях, в маневрах и не мог находиться на КП Западного фронта. И тем не менее.

Еще один вопрос — а почему именно Жуков? Почему не Иванов, Петров, Сидоров? Я писал, что толковые подчиненные под ногами не валяются — их надо терпеливо готовить. А это значит — нужно давать им Дело, заведомо зная, что они натворят ошибок. Потому что никакой институт, никакие академии Делу не учат, преподаватели этих заведений просто о Деле рассказывают, и дай Бог, чтобы они сами понимали о чем. Делу можно научиться, только делая его. Но конечно, обучать Делу нужно того, у кого есть к нему задатки. Что толку учить баскетболу толстого коротышку? А у Жукова были безусловные задатки полководца. Их заметили в Жукове и очень точно дали в своих «Аттестациях» и Буденный, и Рокоссовский. Это «болезненное самолюбие», «сухость», «жесткость и грубоватость». Сухость, грубоватость и жесткость — это внешние проявления свойства характера, на которое почти прямо указал Буденный — жестокость.

Вы спросите — а как же сам Рокоссовский? Ведь у него таких черт никто не замечал? В том-то и дело, что не замечал. Рокоссовский, Тимошенко — это полководцы от Бога. Они знали в каком месте и в какое время эти свойства характера нужны и в остальное время умели их контролировать, т. е. — оставаться нормальными людьми.

Почему Сталину было так важно, чтобы его ученик-полководец был самолюбив и жесток?

Я цитировал Рокоссовского: он рассказывал, что Сталин, через голову Жукова, разрешил ему отвод войск. Но вот что, вспоминает Рокоссовский, последовало дальше. Как только Жуков об этом узнал, он немедленно дал телеграмму:

Давайте вдумаемся, что стоит за этими строками.

Вообще-то Жуков, как человек, боялся Сталина. Говорят, что в 1945 г. он на приеме союзников, оговорившись, назвал английского фельдмаршала «товарищ Монтгомери». Когда на это обратили его внимание, он страшно переволновался и даже специально разговаривал со Сталиным, доказывая, что это он неумышленно.

На переднем плане слева направо: Д. Эйзенхауэр, Г. Жуков и Б. Монтгомери

Но когда речь шла о военных вопросах, в которых Жуков считал себя специалистом, то он вел себя со Сталиным порою дерзко до грубости. Самолюбие не давало ему признать чье-то верховенство над собой. Даже верховенство Сталина. В чем ценность этой черты. Самолюбие, честолюбие — важнейшие свойства подчиненных. С безразличным подчиненным, которому безразлично что о нем думают (лишь бы его не трогали), очень тяжело работать. Лучший подчиненный — это тот, кто хочет и стремится достичь наивысших показателей, самой славной победы. Такому подчиненному требуется меньше контроля (чтобы только не зарвался где-нибудь в порыве энтузиазма), такой подчиненный быстрее становится профессионалом. Человек, который утверждает, что ему безразлично, что о нем думают, — чаще всего ленивый баран, который завидует другим, но свою лень и тупость пересилить не может.

И дело не только в этом. Вот представьте, что Жуков был бы таким бараном и не отменил приказ Сталина, а на этом участке фронта случилась бы катастрофа. Сталин бы начал упрекать Жукова, а тот бы отпарировал: «Это по Вашей, а не по моей вине произошла катастрофа, так как это Вы через мою голову здесь командовали». А отменив приказ, Жуков возложил только на себя всю полноту ответственности. И то, что он, отстаивая свои решения, даже дерзил Сталину, говорило последнему, что этот подчиненный ответственности не боится. А такие подчиненные в жизни так же редки, как и жемчужное зерно в навозной куче.

Поясню эту мысль на примере эпизода боевой службы генерала Петрова, описанной Карповым в романе «Полководец». К командующему фронтом Петрову, готовящему операцию по освобождению Крыма, посылают члена Ставки Верхового Главнокомандующего маршала Буденного. Энергичный маршал силами фронта Петрова планирует и самостоятельно проводит десантную операцию. Петров в его действия не вмешивается. Но когда, как пишет Карпов, из-за операции Буденного сорвалась операция по освобождению Крыма, то есть Дело Петрова, и Петрова вызвал для разборки Сталин, то командующий фронтом попытался свалить вину на Семена Михайловича. Не помогло! Сталин снял с должности и разжаловал единоначальника — Петрова. Карпов, между прочим, с этим решением Сталина не согласен.

И Петрову, и Карпову это не понятно, а для Сталина в поведении Петрова не было секрета — он видел, что Петров трусит брать на себя ответственность. Ведь если бы операция Буденного удалась, то Петров бил бы себя в грудь: «Мы с Семеном Михайловичем победили!!» А раз не победили, то Петров вроде ни за что и не отвечает — Буденный, дескать, виноват, а Петров не причем. И десятки тысяч советских солдат сложили головы в Крыму бесполезно из-за этой бюрократической трусости Петрова. А Жуков, как видите, на своем фронте, не то, что Буденному, Сталину не давал командовать.

И чтобы в этом вопросе не ограничиваться только отечественными примерами, вспомните приведенный мною выше эпизод о том, как Гитлер снимал Рундштедта за разгром 1-й танковой армии. Рундштедт заявил, что в разгроме армии Клейста виноват сам Гитлер, так как это он дал приказ взять Ростов-на-Дону. А что — Рундштедт не понимал, что танковый клин Клейста может быть у основания подрублен Тимошенко? Гитлер за него должен был это обдумывать?

Зная бюрократию, как управленческое явление, могу сказать, что сам Рундштедт, а после войны и почти все немецкие генералы, видимо, был искренне уверен, что лично он отвечает только за победы, а за все поражения отвечает лично только Гитлер.

А Жуков (в войну) готов был отвечать за все сам и, думаю, что именно за это Сталин искренне уважал его. Кто-то описывал, что на даче Сталина они ждали Жукова, но тот, задержавшись в Генштабе, сильно опаздывал. Когда он приехал, Сталин не только не сделал ему замечание, но и не стал начинать совещание, узнав, что Жуков еще не ел. Все, во главе со Сталиным, ждали, пока Жуков поест. Или такой пустяк. До 1948 г. командующие могли принимать парады верхом. Но в том году, принимая парад в Свердловске, Жуков упал с лошади. Узнав об этом, Сталин приказал всем принимать парады только на автомобилях.

А теперь о жестокости. Немцы величайшие знатоки войны (были), они много о ней думали и сделали массу общих, очень точных теоретических выводов. Начальник немецкого Генштаба прошлого века генерал Мольтке как-то сказал, что высшей формой гуманизма на войне является жестокость. Наверное подавляющее число читателей воспримет это как шутку или парадокс. Но это не так. Сама война является парадоксом — ведь в мирной жизни мы стараемся уберечь человека, а на войне его требуется уничтожить.

Причем, на войне жестокость является гуманной акцией при применении ее как к противнику, так и к своим войскам.

Возьмите, к примеру, Чечню. В 1944 г. две дивизии НКВД осуществили операцию по восстановлению суверенитета на территории СССР — выселению с территории Чечено-Ингушской АССР всех чеченцев и ингушей. Причем, это были не безобидные и безоружные крестьяне. У них было изъято несколько тысяч стволов оружия, включая немецкое автоматическое и минометы. Никто не оказал ни малейшего сопротивления, в результате чего чеченцы и ингуши были расселены на востоке в подготовленное жилье (по военным возможностям), и, кстати, спасены от фронта и обеспечены работой. Почему не было пролито крови? Потому что Сталин был истинным полководцем, следовательно — жестоким. У тогдашних чеченцев не было ни малейшего сомнения, что окажи они сопротивление и безусловно будут беспощадно уничтожены все сопротивляющиеся, кем бы они ни были — взрослыми, детьми или женщинами. Своей жестокостью Сталин проявил к чеченцам милосердие, он не дал им пролить своей, чеченской крови.

А наши нынешние гуманные, демократические, то ли подлецы-предатели, то ли идиоты, а скорее и то и другое? В 1995 г. начали восстанавливать суверенитет Чеченской Республики «гуманным» (в понимании этих и остальных кретинов) способом. В результате вся Чечня в развалинах, несколько сот тысяч человек убито, 400 тысяч собственно чеченцев бежало из Чечни куда попало — туда, где их никто не ждал.

Видя это, разве трудно согласиться с Мольтке, что на войне жестокость гуманна?

А теперь о жестокости по отношению к своим. Представим образно двух хирургов. К ним поступает женщина с перитонитом, нужно срочно оперировать. А ей страшно, она просит «каких-нибудь» таблеток и даже согласна на «укольчик» и на компресс. Она плачет, и добрый хирург «жалеет» женщину, откладывает операцию, и пациентка умирает от его доброты. А жестокий хирург воплей не слушает, немедленно кладет больную на стол и спасает. Примерно такое же положение с полководцами.

Представьте, что вы в составе фронта своим полком атакуете врага с задачей продвинуться на 5-10 км. Но огонь силен, в ваших рядах убитые, а вы «добрый» и, чтобы не увеличивать числа убитых, прекращаете атаку. А рядом полки прорвались, и враг, не уничтоженный вами, бьет им во фланг и тыл. Вы сохранили жизнь одного солдата, а в соседних полках из-за вашей «доброты» убито десять.

Война не бывает без своих убитых, с этим необходимо смириться и понимать главное — если стоящая перед командиром задача не выполнена, то даже единственный погибший солдат будет на совести командира, не выполнившего задачу из-за жалости к свои солдатам. Тогда такой жалостливы командир — фактический убийца своих солдат.

Вот как, командовавший под Москвой кавалерийской дивизией, А. Т. Стученко описывает один из боев:

Это только ведь в мемуарах все генералы и умные, и храбрые. А в жизни было далеко не так. И Жуков со своей жестокостью и целеустремленностью на выполнение приказа был смертельно опасен для таких хитрых командиров. Вот Д. Т. Шепилов, больше известный, как «примкнувший к ним», вспоминает:

Сталин, надо думать, ценил Жукова во многом за это — за способность заставить исполнять решение Ставки и трусов, и хитрых.

Вот в упоминавшейся уже книге Карпов описывает действия генерала И. Е. Петрова на должности командующего 4-м Украинским фронтом в 1945 г. Добивая немцев, нужно было решительно идти вперед, выполняя задачу Ставки. А Ивану Ефимовичу стало жалко губить солдат перед самой Победой. И он на продвижении своих войск вперед особо не настаивал, за что Сталин и снял его с командования. Ведь что получалось. Из-за того, что Петрову «жалко» своих солдат, оставшиеся без поддержки 4-го Украинского фронта остальные фронта должны были нести потери во много раз больше. Из романа Карпова следует, что генерал Петров был умным и порядочным человеком, но на звание действительно выдающегося полководца все же не тянул, хоть Сталин и представил его после окончания войны к званию Героя.

Есть еще один момент, на который никто не обращает внимания. Так, к примеру, из цитированных исследований В. М. Сафира следует, что Жуков под Москвой заставил трибунал приговорить к расстрелу командира 329 сд полковника К. М. Андрусенко.

Верховный Суд, однако, приговора не утвердил, заменил 10 годами лишения свободы и отправкой на фронт, в 1943 году полковник Андрусенко стал Героем Советского Союза.

Свою деятельность в 1939 г. на Халхин-Голе Жуков начал точно так же — отдал под суд 17 человек, заставив трибунал приговорить их к расстрелу. И тогда Верховный Суд не утвердил приговор, и все 17 вернулись в свои части. И, как пишут историки А. Н. Бирюков и В. М. Сафир, «все бывшие смертники отличились в боях с японцами, получили ордена и даже звание Героя».

Невероятно, чтобы Жуков специально отбирал самых лучших командиров и отдавал их под суд. Тогда остается один вывод: получив такой урок, как приговор трибунала, даже трусы становились героями. А ведь этот урок предназначался, собственно, не им, а остальным и остальные тоже его усваивали.

В этом смысле Жуков был истинным полководцем, он был жесток и, поставив задачу, страхом смерти заставлял всех командиров исполнять ее точно и в срок.

Имея ученика с такими задатками полководца, Сталин Жукова учил. Учил тем, что, страхуя, ставил и ставил его во главе войск в ответственных сражениях. И как полководец Жуков рос и рос.

Становление Жукова

Вы видели его поведение в битве под Москвой. А вот как, по воспоминаниям начальника ГАУ Яковлева, Жуков командовал в 1944 г.

1944 г. Белоруссия. К. К. Рокоссовский и Г. К. Жуков

Мы видели в начале войны генерала, не имеющего понятия о стоящем перед ним противнике, берущего подчиненных «на горло», взбалмошного. А получился грамотный, волевой, выдержанный маршал. «Не хуже Рокоссовского».

Смотрите. Он уже не ограничивается тем, что подписывает приказ, подготовленный штабом, «не глядя». Он тщательно готовит лично и приказ, и исполнителей.

Он уже не вопит на подчиненных, а доверяет им, как Сталин.

Он находится на командном пункте той армии, где решается судьба всей операции.

Он корректирует свой приказ по ходу операции.

И если начальник немецкого генерального штаба Ф. Гальдер в своих дневниках по конец 1942 г. ни разу не упомянул о Жукове (повторяю — его военные способности не вызывали необходимости узнать его имя), то с середины войны это имя уже вызывало страх у немецких генералов. И неспроста. В той операции, начало которой описал Яковлев, советские войска разгромили группу немецких армий «Центр» так, что из ее 47 генералов 10 было убито, пропало без вести или застрелилось, а 21 взят в плен.

Пленные немцы, взятые в Белоруссии, прогоняются по Москве

И ты, Брут?

Да, Сталин вырастил из Жукова фронтового полководца. Сделал ему славу Великого. Думаю, что она была не заслужена, но дело в том, что на войне сильнейшим оружием является пропаганда. А в пропаганде таким оружием является пример — тот, на кого нужно равняться. Возможно, Сталин делал Жукова таким примером. Но ошибся. Как человек, Жуков для такого примера не годился. Уж лучше бы мы стерпели поляка, так как Рокоссовский кроме таланта, имел еще и честь. Поэтому ни словом не опорочил своего Верховного.

А Жуков мигом нашел нового хозяина — Хрущева — и стал служить ему верой и правдой. Хозяин был так себе, но не дурак — помнил, что единожды предавшему веры нет. Поэтому попользовался Жуковым и отправил на пенсию.

Борцы с культом личности Сталина, ко мне!

Приведу несколько цитат из уже упомянутого доклада Жукова, написанного им в 1956 г. для несостоявшегося пленума ЦК по дальнейшему разоблачению «культа личности».

Давайте задумаемся над словами Жукова: «…в лице Сталина проявилась растерянность в управлении обороной страны».

Эта мысль Жукова о растерянности Сталина впоследствии была подхвачена холуями Хрущева и доведена до идиотства — до того, что Сталин, дескать, узнав о нападении немцев, забился под кровать и трясся там от страха. И ввести эту версию в оборот «историков» и писателей можно было только под давлением авторитета Жукова.

Посудите сами. Ведь Сталин не терялся и не паниковал, когда его до революции семь раз арестовывали. Не растерялся в Царицыне, накануне штурма города белыми, когда паниковали «военспецы» — царские офицеры. Он оперся не на них, а на унтер-офицера Г. И. Кулика и за одну ночь сосредоточил на направлении главного удара всю артиллерию, которая и поймала колонны белых в огневой мешок, нанеся им такие потери, что белые отказались от штурма. Он не терялся, когда Деникину было уже рукой подать до Москвы, а кавалерия Май-Маевского и Мамонтова громила беззащитные тылы красных. Он не терялся во время польского похода, когда Тухачевский бездарно сдал полякам под Варшавой свой фронт и обнажил северный фланг Южного фронта, на котором Сталин был членом военного совета.

Если человек и в молодости не терялся в тяжелейших ситуациях, то почему он должен был растеряться в зрелые годы? И, главное, а чего было теряться и паниковать?

Еще в мае 1941 г. войскам западных округов была отдана директива подготовить не только оборону границ, но и тыловые полосы обороны. Численность войск западных округов была уже к 22 июня доведена до 2,8 млн. человек, и эти войска с началом мобилизации быстро пополнялись. С востока на запад еще до начала войны перебрасывались новые армии. Да и войска прикрытия границы были эшелонированы на глубину до 400 км. С чего было теряться, если даже немцы и прорвались в отдельных местах на 100 или 200 км?

Обратите внимание, как Жуков туманно и от этого косноязычно выражается: «растерянность в управлении обороной страны». Обороной страны не управляют, ее организовывают. А в плане этой организации управляют (командуют) действующей армией, оборонной промышленностью, дипломатическим ведомством и т. д. В управлении чего именно Сталин допустил растерянность?

Очевидно, что Жукову очень хотелось бы сказать, что Сталин допустил растерянность в управлении войсками, но это было бы слишком нагло даже для Жукова.

Ведь Сталин был главой правительства, а главы правительства войсками страны не управляют. Не командовал войсками Черчилль, не командовал ими и Рузвельт, хотя и был верховным главнокомандующим Армии США. Командуют войсками генералы — генеральные штабы. Так было задумано перед войной и в СССР.

Как только она началась, была создана Ставка верховного командования (23 июня) в которой Сталин занимал должность такую же, как и начальник Генштаба РККА Жуков, — члена Ставки. А председателем Ставки был назначен маршал Тимошенко. И то, что спустя полтора месяца (8 августа) Сталин все же стал Верховным Главнокомандующим и вынужден был непосредственно командовать войсками, говорит о том, что генералы Красной Армии расписались в своей полной беспомощности в этом вопросе.

Так с чего это Жуков заговорил о растерянности Сталина? Не потому ли, что вор громче всех кричит «Держите вора!»?

Действительно, а почему мы ничего не знаем о растерянности наших генералов? Они что, в виду тяжелейших поражений вверенных им войск были спокойны, как индейские вожди? Ведь известно, что в 1920 г., когда Пилсудский нанес удар по войскам Красной Армии, вверенным Тухачевскому, тот, вместо того, чтобы организовать их взаимодействие и вывод из окружения, забился в личный вагон и к нему сутки никто не мог достучаться. А как вел себя Жуков в начале войны?

На это нечаянно отвечает А. И. Микоян, один из верных сподвижников Хрущева и Жукова в разоблачении «культа личности Сталина». Историку (Г. А. Куманев «Рядом со Сталиным», М., «Былина», 1999 г.) он так описал состояние начальника Генштаба РККА Г. К. Жукова через неделю после начала войны:

«Вечером 29 июня, — вспоминал Анастас Иванович, — у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Всех интересовало положение на Западном фронте, в Белоруссии. Но подробных данных о положении на территории этой республики тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Западного фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны маршалу Тимошенко. Однако тот ничего конкретного о положении на западном направлении сказать не мог.

Встревоженный таким ходом дела Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой. В кабинете наркома были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование фронта, какая имеется с ним связь. Жуков докладывал, что связь потеряна, и за весь день восстановить ее не удалось. Потом Сталин другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т. д. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для восстановления связи, никто не знает. Очевидно, только в этот момент Сталин по-настоящему понял всю серьезность просчетов в оценке возможности, времени и последствий нападении Германии и ее союзников».

Дополню Микояна. 22 июня Жуков выехал на Юго-Западный фронт, но уже 26 июня был возвращен на свою должность начальника Генштаба, чтобы организовать управление войсками на западном направлении. Но за три дня не только ничего не смог сделать, но даже не восстановил надежную связь со штабом Западного фронта, а за связь в РККА Жуков, как начальник Генштаба, отвечал лично. Надо ли удивляться, что с такими генералами Сталин уже 10 июля вынужден был возложить на себя должность председателя Ставки?

Близко работавшие со Сталиным люди утверждали, что он мог быть очень резким с подчиненными, но чем хуже становилась обстановка, тем внешне более спокойным становился Сталин. Однако беспомощность генералов заставила Сталина переступить и эту грань. Микоян продолжает:

Как видите, тот, кто «управлял обороной страны», был как раз спокоен, а не знал, что делать и в паническом состоянии находился тот, кому надо было управлять войсками страны — Жуков.

Уверен, что то, что Жуков не стал оправдываться и валить свою вину на других, а от стыда разрыдался, определило то, что Сталин сделал его своим замом, своим главным представителем в войсках, своим учеником.

Правда, вряд ли он учил Жукова писать холуйские доклады, это уж Жуков самостоятельно освоил.

Трудно сказать — что же двигало Жуковым? Болезненное самолюбие? Может обида за изъятое барахло? Или память об унижении, когда пришлось писать Жданову объяснительную записку по поводу этого барахла и доказывать, что сопровождавшая Жукова по фронтам любовница была увешана орденами не самим Жуковым, а «по представлению фронтов»?

С другой стороны — а какая разница? Он своему учителю воздал…

Бытует мнение, что после войны Сталин «завидовал» Жукову и поэтому «убрал» его из Москвы. Это, конечно, смешно и глупо. Прав писатель Зенькович, утверждающий, что Сталин этим спасал Жукова от суда и тюрьмы.

В те годы не приветствовалась алчность, воры и расхитители безжалостно наказывались. За присвоение трофейного имущества по Закону от 07.08.1932 г. сели в тюрьму комиссар Жукова — Телегин, Герой Советского Союза генерал-лейтенант Крючков, его жена, известнейшая певица Русланова, и многие другие видные военные. Нельзя было оставлять Жукова на виду, в то время, когда расхитители, чтобы оправдаться прямо ссылались на Жукова, как на потворщик воровства.

Данные ниже в Приложении документы и цитаты взяты из публикаций «Военно-исторического журнала» и сборника «Военные архивы России».

Почему ныне российский режим так активно поднимает Жукова тоже понятно. Если не возвеличить в Жукове великого стратега, то тогда невозможно заплевать Сталина. Не будет понятно — кто командовал Вооруженными Силами СССР, кто же тогда выиграл войну? А раз Жуков есть, то можно поставить конный памятник ему, а не «Неизвестному Верховному Главнокомандующему».

Ю. И. Мухин

Приложение

Опубликованная в «Дуэли» статья «Ученик» вызвала как понимание, так и негодование, причем с обеих сторон. Часть читателей считает, что я польстил Жукову — не был этот чванливый самодур никаким полководцем. Часть, наоборот, считает, что я заплевал национального героя.

Трофеи

Когда-то еще в институте на военной кафедре мы поинтересовались у ветерана, как проводились расстрелы по приговору военных судов. Ветеран видел всего один расстрел, но в данном случае дело не в технике его исполнения. Ветеран рассказал, за что расстреляли солдата-фронтовика, раненого и награжденного. За то, что украл у крестьянина-литовца курицу. Это для справки. Точно такой приказ о расстреле за мародерство на территории Германии дал Жуков. Правильный дал приказ, нельзя было допустить, чтобы армия превратилась в толпу мародеров.

С началом войны СССР практически прекратил выпуск товаров народного потребления — производили только средства войны. А Германия даже производство губной помады снизила только к 1944 г. — ведь на нее работала вся Европа. Мы сейчас плачем о наших пленных и евреях в концлагерях Германии. А ведь все эти концлагеря производили оружие для убийства наших отцов, позволяя немцам производить и радиоприемники, и швейные машинки и т. д.

Разумеется, немцы за все должны были заплатить хоть частично. И у них отбирали и вывозили — для советского народа, для компенсации товарного голода в СССР — все, что могли. Радиоприемники и швейные машинки, часы и автомобили, яхты и крытые катки, оборудование и ученых. Вывозили это централизованно, повторяю, для всего советского народа — единственного истинного героя Второй Мировой.

Вот у Жукова в описи конфискованного стоят музейные картины и гобелены. Откуда? Я не стал давать весь протокол допроса Сиднева, а Сиднев показал, припираемый уликами и показаниями свидетелей, что военная администрация, возглавляемая Жуковым, утаила от Советского правительства несколько банковских хранилищ, куда немцы, спасаясь от бомбежек и пожаров, сдавали наиболее ценные вещи, утаила 100 мешков с 80 млн. марок, которые в то время ходили по Германии и которые требовалось сдать в Госбанк.

Читатели пишут, дескать, зачем упрекать Жукова — ведь все тащили трофеи. Во-первых, далеко не у всех были такие возможности, как у Жукова, — солдат мог утащить только в чемодане и в сидоре, да и то — если находил что. Эшелонами, грузовиками, самолетами солдат трофеи не увозил, даже если их видел. А ведь это советский солдат выиграл войну. Жуков этому солдату даже мемуары посвятил. Логично. Солдату — мемуары, барахло — себе.

У него трофей — немецкая пуля на границе

И у этого трофей — немецкая пуля под Керчью

Во-вторых. Ничего не могли утащить из Германии 8 668 400 (восемь миллионов шестьсот шестьдесят восемь тысяч четыреста) советских солдат, погибших в этой войне. Жуков ободрал золото с короны германской императрицы для стека своей дочери.

И у этого трофей — немецкая пуля

И у этих солдат под Москвой в трофеях немецкие пули

Это понятно. Какой же отец не любит своих дочерей! Но за какое золото СССР должен был купить хотя бы паршивенькое сукно, чтобы одеть сирот тех, кому Жуков так щедро посвятил мемуары?

И у этого трофей — немецкая пуля под Ржевом

А у этих танкистов, сгоревших под Берлином, трофеем был прощальный салют

Вспоминаю рассказ одного тракториста, который сразу после войны учил вождению трактора женщин (из-за понятного отсутствия мужчин). Так они стеснялись при нем залезать под трактор, просили его отойти — ни одна не имела, простите, трусов. И не из-за кокетства, а из-за их отсутствия.

А жена друга Жукова — генерала Крюкова — известная певица Русланова имела в доме столько барахла (одних музейных картин 110 полотен), что несколько сот карат бриллиантов вынуждена была хранить в тайнике на квартире у домработницы. Напомню, что советские женщины сдавали обручальные кольца, чтобы купить оружие в Америке для своих, сидящих в окопах, мужей.

Так что же СССР должен был продать за границу, чтобы купить хотя бы белье вдовам? Мемуарами ведь срам не прикроешь.

А этим ленинградцам уже никакие трофеи не нужны

Жуков хапанул более 4000 м тканей, а из какой же ткани надо было шить платья тем из этих девчушек, кто дожил до Победы?

Кого еще, кроме Сталина, заботил тот единственный, тот главный Герой войны — советский народ? Кого еще заботило такое, ныне смешное, понятие — справедливость?

Понимаете, товарищи читатели, когда вы оправдываете эту дикую, бессмысленную алчность, страшно не то, что вы прощаете этих людей, а ваше въевшееся низкопоклонство. Вы заведомо считаете в войне солдата и генерала неравными в их заслугах. Почему каждый честно принявший смерть в бою рядовой солдат является героем меньшим, чем Жуков? Почему его вдова и сироты должны были находиться в худшем положении, чем дочери Жукова при живом отце? (Которые, прямо скажем, и так не бедствовали).

Зачем нужны были Жукову 4000 метров ткани, когда народ ходил раздетый? Ему что — мундир бы не пошили? Семью не отоварили? Впрочем, зачем продолжать. Тот, кто меня понял — ему достаточно, кто не понял — тому хоть тысячу страниц напиши — он все равно не поймет.

Под защитой славы

Однако, должен сказать, что документы-то я публиковал не для того, чтобы показать алчность Жукова или его распутство, которое при тогдашней нехватке мужчин ему можно было бы и в заслугу поставить.

Ведь цель статьи была — показать его как ученика Сталина, как человека, находившегося под опекой учителя. И документы подбирались к этой цели. Из документов ясно, что Жукова должны были бы посадить, как минимум, по указу от 07.08.1932 год, за присвоение трофейного имущества. А как максимум, приговорить и к высшей мере, как бывшего маршала Кулика и генерал-полковника Гордова. Не знаю, обратили ли вы внимание на следующие строки в приказе Сталина о назначении Жукова командующим в Одесский военный округ:

Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников, и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию.

Надо понять, что окончилась война, и армия сократилась более чем наполовину. Солдаты и офицеры встали к станкам, а куда девать генералов? Ведь должностей для них нет, да и навыков службы в мирное время у них тоже нет. А они были еще молоды, на войне имели огромную власть, а теперь куда?

Вот несколько фраз из разговора, записанного МГБ, командующего Приволжским ВО генерала Гордова со своим начальником штаба генералом Рыбальченко:

Этот разговор состоялся за 3 дня до нового 1947 г., а под Новый год Гордов разговорился с женой (тоже отдельные фразы):

Если бы я был следователем в то время и прочел эти фразы, то обязан был бы вспомнить, что в главе Уголовного Кодекса «Контрреволюционные преступления» есть статья 5811, в которой считается преступлением: «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений…», а статья 5812 в настоящей главе считает преступлением «захват власти в центре и на местах». У меня обязаны были бы появиться вопросы к Жукову, скажем — почему эти генералы свое желание стать «владыкой» связывают с его пребыванием в должности Главкома сухопутных войск и с тем, что Сталин долго не «просидит»?

Но Жукова не вызвали и не спросили.

Далее. Телегин, Власик, Крюков, Сиднев сели за барахло. А Жукова опять не тронули, хотя само барахло конфисковали. Я ведь потому дал не весь, а только конец допроса Сиднева чтобы показать: как только Сиднев заговорил об участии в воровстве Жукова, следователь сразу же прервал допрос.

Безжалостный Сталин вдруг пожалел вора и злобствующего болтуна? Да. Но почему? У разных авторов на этот счет разные мнения. Я же думаю, что та слава, которую Сталин искусственно создал Жукову, была составной частью обороны СССР.

Не он сам, а его слава великого полководца. Вот Ф. И. Чуев в своей статье о К. К. Рокоссовском пишет:

Ведь война для генералов — это битва интеллекта и опыта, это, как шахматы. Представьте, что чемпион по шахматам сельской школы сядет играть с Карповым или Каспаровым. Он же от волнения забудет как «лошадью» ходить. Не сложно представить каково было турецким генералам, имеющим опыт только бесславных боев с курдами, узнать, что к их границам прибыл гроссмейстер. Вспомните — сколько сил тратится на психологическую подготовку шахматистов любого ранга. Не имея ядерного оружия, Сталин не мог оставить СССР без психологического. Поэтому и следил, чтобы полководческий авторитет Жукова никогда не подрывался. Ордена на груди Жукова были одним из «щитов Родины».

Берия

Я хотел бы сделать, может быть, неожиданное отступление и поговорить о Берия.

Этот человек — «железная маска» нашей истории. Кем и чем он был, понять до сих пор невозможно. Ему самому рот заткнули накрепко — его собственных мыслей, слов практически нет. Есть только необъятное море самой невероятной лжи, обрушившейся на него.

В результате мне до сих пор непонятно, за что его убили Хрущев с Жуковым, тем более, что (по свидетельству Голованова) Хрущев, Жуков и Берия были большими друзьями. Почему это убийство поддержали остальные члены Политбюро и ЦК?

Есть утверждение сына Берия, да и других свидетелей, что Берия был убит сразу, в момент ареста и суд над ним не проводили. Но если суд и был, то сегодня даже самые демократические из демократических юристов признают, что в «деле Берия» одно сплошное нагромождение лжи — не было никакого «заговора Берия», не было шпионажа, не было изнасилования женщин.

Все ложь, и следовательно все, кто участвовал в этом «судебном» деле — убийцы.

Однако, если дело Берия поставить в ряд с другими послевоенными уголовными делами, то можно заметить отсутствие одного малозаметного, но характерного штриха.

Практически у всех осужденных той поры при аресте конфисковывалось огромное количество барахла. Алчность этих людей просто режет глаза. Помимо украденного трофейного, как у Телегина, Крюкова, Власика, просто крали государственные средства, как, скажем, министр МГБ Грузии Рухадзе. А у министра МГБ Абакумова при аресте изъяли: «1260 м различных тканей, много столового серебра, 16 мужских и 7 женских наручных часов, в том числе 8 золотых, около 100 пар обуви, чемодан мужских подтяжек, 65 пар запонок…» У осужденного по «ленинградскому делу» секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Попкова изъяли 15 костюмов. Ведь прямо в глаза бьет стремление этих вождей к обеспеченной жизни не вместе с народом, а отдельно от него.[34]

Один из памятников Л. П. Берии — созданное под его руководством атомное и водородное оружие СССР

А у Берия даже его зарплата и две государственные премии за создание ядерного оружия были конфискованы на сберкнижке и в облигациях практически нерастраченными. И ни один его обличитель не отмечает конфискации никакого лишнего имущества. Похоже, Берия, как и Сталин, служили народу не потому, что эта служба дает возможность нахапать много разного барахла.

Вот я и думаю — а не остался ли Берия после смерти Сталина единственной «белой вороной» в ЦК? Не было ли его бескорыстие причиной озлобления остальных? Жуков, непосредственно организовавший убийство своего друга, не мстил ли ему за конфискованные у него вещи?

Попробуйте, к примеру, понять смысл ХХ съезда КПСС и «разоблачения культа» Сталина. Предположим, что съезд действительно хотел освободить из тюрем невинно осужденных и предотвратить в дальнейшем осуждение невиновных.

Но ведь схема репрессий такова. Сначала оперативные работники и следователи собирают доказательства вины. Этим занималось НКВД (Берия) под надзором Прокуратуры. Затем Прокуратура обвиняет, и дело рассматривает суд. Именно суд, а не Берия или Сталин, давал команду «расстрелять» и «посадить».

Если бы съезд действительно хотел предотвратить в дальнейшем осуждение невиновных в стране, то он обязан был бы поставить вопрос не о «культе» Сталина, а о совершенствовании судебной системы СССР. Но ни один убийца-судья не пострадал даже морально, а делегаты съезда с остервенением обрушились на Сталина. Не странно ли?

При этом они фактически признавали себя мелкими, подлыми, тупыми мерзавцами, которые лично творили «преступления культа личности» из страха перед одним единственным человеком. Но даже это унижение достоинства Хрущева с соратниками не остановило. Уж сильно Сталин был им ненавистен. Но чем?

Не тем ли, что своим аскетизмом, своей фанатичной преданностью народу он не давал партийно-хозяйственной бюрократии СССР выделиться в привилегированный класс? Свергая его, они свергали с себя обязанность служить народу, а не лично себе. Еще при Сталине в партию и ее органы начали идти люди не потому, что хотели строить коммунизм, а потому, что в партийных органах можно было приобрести барахла больше и легче, чем на заводе. При Сталине такие люди считались преступниками, после ХХ съезда их стали считать «порядочными», именно потому, что преступником был объявлен Сталин.

Пример подражания

Но вернемся к Г. К. Жукову, к тому, как пишет читатель В. И. Южаков, какую роль он занимает в «сознании, в сердце русского народа».

Есть «народ», по традиции считающий себя русским, на глазах которого сегодня была изнасилована Русь, а он, этот «народ», не только не заступился, но и помогал насиловать. Этот «народ» понимает, что он лично мелкая, ничтожная, безвольная сволочь, и он понимает, что именно так к нему и должны относиться остальные народы. И он начинает вопить: «Я русский! Я великий!» «Постой, — говорят ему, — почему «великий»? «А потому, — отвечает «народ», — что у нас был Суворов, Пушкин, Жуков и т. д.» То есть, этот «народ» свою трусливую пакостность прикрывает именами великих предков, пытаясь всем внушить, что если они великие, то и он что-то значит.

Поэтому тем читателям, которых очень возмутила статья «Ученик», следует задуматься — а что их толкает на защиту Жукова? Не сознание ли собственной ничтожности? Нет, должен разочаровать таких читателей, собственную ничтожность славой предков не прикроешь. Ни действительной, ни мнимой.

Давайте задумаемся — а зачем нам вообще нужны герои? Ответ естественен — чтобы брать с них пример, повторять их подвиги. Скажем, не выдать товарищей, как Зоя Космодемьянская, или погибнуть за товарищей, как Матросов или Талалихин.

Зоя Космодемьянская

А какие подвиги Жукова читатели хотели бы повторить? Ведь кроме сомнительного Халхин-Гола у Жукова почти всю войну идут общие слова «был, командовал, подписал приказ» и даже (в объяснительной записке Жданову) «обслуживал фронта».

Давайте я на примере поясню о каком подвиге идет речь.

В 1941 г. Гитлер как стратег перехитрил советский Генштаб и Сталина. Разгадать, как он проведет компанию 1941 г. не смогли — он ударил там, где его не ждали. В 1942 г. он снова перехитрил Сталина — его удара на юге снова не ждали. В 1943 г. Сталин разгадал стратегический план Гитлера и не дал себя поймать на преждевременном наступлении с Курской дуги. Дождался наступления немцев, перемолол их силы на нашей обороне и только тогда начал наступать.

А в 1944 г. Сталин перехитрил Гитлера как стратег, но об этом пишут за рубежом, а у нас то ли не понимают этого, то ли умышленно не вспоминают. Дело в том, что по конфигурации советско-немецкого фронта, летнее наступление 1944 г. следовало вести с Украины, с юга вдоль Вислы. Именно здесь местность, дороги и прочие условия благоприятствовали для наступления. И именно в этом районе немцы сосредоточили к лету все свои стратегические резервы. Поскольку, по мнению Гитлера, только дурак мог наступать через Белоруссию — леса, болота и дивизии группы армий «Центр» делали это направление абсолютно бесперспективным. Но если бы было можно прорвать в этом месте оборону группы армий «Центр», то за нею у немцев почти не было войск, а это давало возможность и уничтожить эту группу полностью, и быстро занять огромные территории, пока немцы не подтянут сюда с юга резервы. Сотни тысяч советских солдат спас бы этот план. Но как прорвать оборону немцев в Белоруссии?

Таким образом, осуществление этого стратегического замысла стало полностью определяться осуществимостью оперативного — найдется ли у Красной Армии полководец, который предложит план быстрого прорыва обороны немцев в Белоруссии? Поскольку в случае замедления прорыва немцы успели бы перебросить в Польшу и Белоруссию войска с юга.

Такой план предложили Жуков и Василевский, и Сталин с ними согласился. Но Рокоссовский, командовавший фронтом, которому и надо было осуществить этот прорыв, предложил свой план, к тому же бросавший вызов военным канонам. Сталин заколебался. Жуков и Василевский выступили против плана Рокоссовского. Наступил момент, перед которым все трагедии Шекспира выглядят водевилями.

Если Сталин ошибется, то тогда в летней кампании 1944 г. сотни тысяч советских солдат и офицеров погибнут зря; если примет правильное решение, то у немцев наступит агония. Сталин медлил. Он дважды отправлял Рокоссовского в соседнюю комнату подумать и отказаться от своего плана. Но Рокоссовский стоял на своем. И Сталин принял его план, несмотря на то, что он «противоречил» военной науке, несмотря на то, что против выступал Генштаб и Жуков. Это мало кто понимает, но это и есть подвиг — то, на что решаются очень немногие. Реализация плана Рокоссовского показала, что это действительно план победы. В ходе операции опробовался и план Жукова с Генштабом. Опыт подтвердил — их план вел к поражению.

А теперь оцените Рокоссовского. Один против всех! Против авторитетов, против начальников. А стоило ему согласиться — и никакой ответственности, что бы ни произошло. Победили — подставляй командующий фронтом грудь под награды. Потерпели поражение — а при чем тут Рокоссовский? Это же ведь не его план. Представьте, а если бы мы потерпели поражение не прорвав оборону или прорвав ее слишком поздно? Ведь сколько смертей легло бы на совесть автора плана — Рокоссовского. Я уже не говорю о внешнем позоре — ведь Жуков бил бы себя в грудь и кричал: «Не послушали меня, великого полководца!» Уж точно не молчал бы.

Герой демократии

Вот подвиг Сталина и Рокоссовского мне понятен, и я хотел бы его повторить, хотя спаси Господь Россию от такой необходимости. А какие из жуковских подвигов повторять — я не знаю. Тем более, что в описании его апологетов они похожи на анекдоты.

Вот его шофер А. Н. Бучин рассказывает Н. Н. Яковлеву (вместо военного училища поступившему в 1944 г. в МГИМО и ставшему там профессором истории), как Жуков опробовал построенный для него специальный поезд вылазкой в «двадцатых числах декабря» 1942 г. на Юго-Западный фронт, где заканчивалась Среднедонская операция (16—30 декабря), одна из операций Сталинградской битвы.

Обычно Бучин упоминает командующих, к которым Жуков заезжал в других поездках, а здесь ни малейшей информации даже о том, встречался ли Жуков хотя бы с командующим фронтом Н. Ф. Ватутиным. На дорогах видели колонны пленных итальянцев и трупы. Это все о войне. Зато:

Итак, 2—3 дня Жуков в теплом «хорьхе» пытался догнать далеко ушедший фронт, затем вернулся в теплый вагон, попил с любовницей чайку с ромом, поучился играть на баяне, заставил шофера усладить слух любовницы песней и уехал в Москву, где его ждал орден Суворова I степени № 1 за разгром немецких войск под Сталинградом. Как много мужчин в СССР не смогли бы повторить этот подвиг? Думаю, что их не перепугала бы необходимость переспать с любовницей. Справились бы. Но вы посмотрите в какой восторг привел Н. Н. Яковлева этот пикник полководца.

Помилуй Бог — да она уже была разгромлена и пленена к тому времени — пленных ведь уже в тыл гнали! Не Жуков ее разбил, а те советские солдаты, замерзшие трупы которых Жуков обозревал вдоль дорог, те, которым не то что медалей, а даже трофейного рома не досталось.

Кстати, А. Н. Бучин пишет, что грудь у любовницы Жукова — Лиды Захаровой — была маленькой. Может быть поэтому на ее груди уместилось всего лишь 10 советских и иностранных (!) боевых наград. Так как за всю войну Бучин не отмечает, что кто-либо из многочисленной обслуги Жукова (охрана, адъютанты, ординарцы, повара, шоферы и т. д.) был хотя бы ранен, то лейтенант медицинской службы Л. Захарова, видимо, получала свои награды исключительно за бесстрашие в сексе.

Л. Захарова

А самого Бучина сослуживцы, издеваясь (он этого и сегодня не понимает), называли «генералом Эйзенхауэром», так как у шофера Жукова количество орденских планок было сравнимо с орденскими планками главнокомандующего армией США. Причем, в своей лакейской наглости Бучин был еще и переборчив. Когда у него в 1943 г. при очередном посещении фронта забарахлила машина под Жуковым и тот «наказал» его медалью «За отвагу», Бучин в своих воспоминаниях фыркнул: «Я рассчитывал хотя бы на орден Великой Отечественной». Как видите — каков пан, таковы и холопы.

Или вот такой подвиг. Тот же историк Н. Н. Яковлев, написавший, кстати, книгу о Г. К. Жукове, восторгается:

…Смотрите: в Московской стратегической оборонительной операции (30.09—05.12.1941) мы потеряли (безвозвратные потери — убитые, в плену) 514 338 человек, контрнаступление под Москвой (06.12.1941 — 07.01.1942) — 139 586 человек, Ржевско-Вяземская стратегическая наступательная операция (08.01.1942 — 20.04.1942) — 272 320 человек. Там, где Г. К. Жуков с начала до конца и без вмешательства свыше планировал и вел сражение — контрнаступление под Москвой, — потери значительно уступали оборонительному периоду.

А при отступлении ему кто мешал командовать? Он ведь в обороне и приказы Сталина отменял, если вы помните по воспоминаниям Рокоссовского.

Зимой 41—42 гг. на советско-германском фронте действовало с нашей стороны более 50-ти армий, из которых 10 — у Жукова. Потери, о которых вспоминают сами немцы, они понесли от Тимошенко — под Ростовом и Ельцом. Но, допустим, каждая наша армия уничтожала немцев пропорционально, и войска под командованием Жукова нанесли немцам пятую часть потерь от всех их потерь на нашем фронте за этот период.

Тогда (по оперативным сводкам из дневника Гальдера): обороняясь и безвозвратно потеряв 514 тыс. советских солдат, Жуков нанес немцам безвозвратные потери около 10 тыс. человек; наступая с декабря по январь и потеряв 140 тыс. человек, нанес немцам потери в 7 тыс.; наступая с января по апрель и потеряв 272 тыс. человек, нанес немцам потерь в 15 тыс. человек. Отступая и убив одного немца, войска Жукова потеряли убитыми и пленными 51 советского воина, а наступая — 20 и 18 человек соответственно. Это подвиг полководца?

Среди патриотов распространяется идея о том, что полководческий талант Жукова настолько велик, что его вынуждены-де уважать даже демократы. Ничего подобного, именно демократы, от Хрущева до Ельцина, его «полководческие подвиги» и раздувают.

Я писал, что в марте 1941 г. Жуков представил правительству план стратегического развертывания Красной Армии, по которому главный удар немцев ожидался на Украине. По плану Жукова войска были так сосредоточены у границ, что это повлекло гибель Западного фронта и тяжелейшие потери 1941 года. Из-за большой секретности этот план не был доверен машинистке и его лично от руки написал генерал-майор Василевский. Люди, которые готовят документ для подписи начальнику, называются «исполнителями» и их никогда не вспоминают в связи с документом.

А вот смотрите, как историк-демократ В. А. Анфилов в работе «Грозное лето 41» из «Библиотечки российского офицера» (Анкил-Воин, М., 1995) подает ошибку Жукова. «11 марта 1941 годав А. М. Василевским, по указанию наркома обороны, был написан особой важности, совершенно секретный (единственный экземпляр только лично Сталину и Молотову) документ:» — и далее текст плана. Из этой цитаты следует, что нарком обороны Тимошенко, поковыряв в носу, решил, от нечего делать, через голову начальника Генштаба РККА Жукова дать задание будущему маршалу Василевскому (тогда прямому подчиненному Жукова) написать ошибочный план так, чтобы Жуков об этом не знал. А Сталин и Молотов этот план неизвестного им генерал-майора претворили в жизнь.

Анфилов «подставляет» всех — Василевского, Тимошенко, Сталина, Молотова, но прячет от критики Жукова. Почему? Зачем демократам требуется, чтобы Жуков оставался великим героем? Зачем им нужны несуществующие подвиги Жукова?

Честь

Мне приходилось уже писать в «Ученике», что война — это жизнь наоборот. В ней совершенно другие понятия.

В мирной жизни хорошее исполнение своего долга несет награду. В войне хорошее исполнение своего долга несет смерть в бою. Если в мирной жизни награды достаточно для стимулирования долга, то в армии она может рассматриваться только лишь как дополнительный стимул. Мертвому награды не нужны. Стимулировать исполнение долга солдата должно нечто большее. И это нечто большее было найдено еще на заре человечества — это ЧЕСТЬ. Солдата (в широком смысле слова) без чести не бывает. Без чести он — подонок, бесполезный для общества. В мирное время он будет обжирать народ, надеясь без войны дожить до большой пенсии, а в войну уклонится от исполнения своего долга — струсит, сбежит, сдастся в плен. Солдаты без чести — это вошь, паразиты на шее народа.

Честь замешана на достоинстве человека, на осознании им важности своей миссии в обществе. Вот, скажем, дворянин, особенно русский. Его достоинство основано было на том, что он служит своему государству, обществу, а это значит, что он безусловно в бою отдаст за него жизнь. А остальные служат сами себе — они ниже его, не имеют его достоинства.

Унизьте дворянина, создайте условия, чтобы он терпел унижение своего достоинства, и он потеряет честь. А без чести он не способен исполнить долг — он не воин. А не воин, но в дворянском звании, — паразит для общества.

Поэтому в любой стране общество (если оно не под властью жидовствующих) старается создать условия для защиты достоинства своему воинскому сословию, создает условия для защиты им своей чести.

Еще раз. Достоинство и честь — вещи сугубо индивидуальные, со стороны их не защитишь. Их может защитить только сам владелец, но для этого общество должно создать условия.

Вот, к примеру, у офицера начальник хам, он унижает и оскорбляет офицера, а когда тот возмущается, то обходит его в званиях, в наградах и т. д. Как быть? Жаловаться замполиту, попу, вышестоящему начальству? Затевать судебные дрязги и т. д., в которых начальник заведомо сильнее? А может самому с начальником разобраться за оскорбление достоинства на дуэли?

Петр I считал, что нельзя давать офицеру защищать свою честь самому, что нужно жаловаться, и казнил дуэлянтов и секундантов. Тем не менее дворяне честь защищали нелегально. Их за дуэли наказывали, но боеспособность армии падала, подлость в русской офицерской среде росла.

Александр III сдался — узаконил дуэли. Деваться было некуда, потребности общества требовали создать условия для защиты офицерской чести. (Правда, при точном следовании закону требовалось обратиться в суд офицерской чести и этот суд решал — быть или не быть поединку. Отказавшийся от дуэли терял честь и немедленно изгонялся из армии).

И если мы почитаем книги о военной среде императорской России, то увидим непривычно для нас вежливое обращение военных друг к другу, даже генералы к поручикам обращались по имени и отчеству. Ведь дуэльный кодекс 1895 г. констатировал, что

— (подчеркнуто мною — Ю.М.). Скажешь грубое слово, поручик обидится и маршируй к барьеру.

Дуэль

Вот пара примеров, чтобы было понятно о чем идет речь.

Наследник престола, великий князь Константин в 1814 г., будучи наместником в Польше, при смотре 3-го полка в Варшаве приказал двум офицерам взять ружья, встать в солдатский строй и промаршировать пару кругов. Затем вернул их на свое место. Офицерами полка это было сочтено как оскорбление, 7 офицеров один за другим застрелились, вмешательство генерал-адъютанта князя не помогло, и это вынудило Константина явиться к обиженным офицерам и заявить, что он написал завещание, устроил все дела и готов встать к барьеру. Только этой его готовностью удалось свести дело к мирному исходу. Заметим, что дуэли были официально запрещены и наказывались, но Константин, как государственный деятель, не посмел стать помехой на пути защиты офицерской чести и достоинства.

В 1878 г. столичный градоначальник Трепов, проверяя тюрьму, за невежливое к себе отношение приказал выпороть дворянина-революционера. Физические наказания для дворян были запрещены, для них это бесчестье. Невеста наказанного, революционерка Вера Засулич, явилась на прием к Трепову и беглым огнем из револьвера тяжело ранила его. Суд В. Засулич оправдал, к негодованию царя и знати. Но в целом дворянство не могло допустить унижения своего достоинства кем бы то ни было.

Пример, как говорится, из «другой оперы». После Первой Мировой войны армия Германии была ограничена до пределов, при которых в ней невозможно было подготовить достаточное количество офицеров для нужд военного времени. Поэтому задолго до Гитлера каждого принятого в Рейхсвер солдата готовили так, чтобы он в будущем стал офицером. Помимо большого объема чисто профессиональных знаний, в солдатах воспитывали офицерскую честь и достоинство.

Скажем, такой случай. Солдат в увольнении пошел на танцы, а там штатские пытались выкинуть его из зала. Он штыком (в немецкой армии освобождались от ношения оружия только священники, а у нас Жуков его никогда не носил даже на фронте) убил одного из штатских. Утром был построен полк, и этот солдат за мужество при защите чести и достоинства был награжден почетным холодным оружием.

Денщиками у офицеров ставили по очереди не солдат, а унтер-офицеров. Когда унтера становились фельдфебелями их, по очереди посылали в офицерские компании, где они веселились вместе с офицерами. Это делалось для того, чтобы фельдфебели и унтера смогли перенять манеры офицеров, атмосфера офицерской чести и достоинства должны была стать их атмосферой.

Помимо воспитания воинов, преданных Родине, немцы за счет высочайшей чести и достоинства своих офицеров получили и огромные преимущества в управлении войсками. Основой их военных успехов была исключительная инициатива и самостоятельность всех звеньев немецкой армии — практически полное единоначалие. А единоначальника без чести и достоинства невозможно получить, право единоначалия без чести создает в армии безвольного самодура.

Честь Красной Армии

Еще и еще раз. Честь и достоинство солдата не являются каким-то атавизмом, смешным, устаревшим понятием. Для государства, для общества — это сугубо практические вещи. Поскольку без них государство кормит не армию, а скопище алчных подонков, которые не будут защищать общество, когда обществу это потребуется, и изменят любой присяге.

Конечно, чтобы честь и достоинство органично жили в человеке, их нужно воспитывать с раннего детства, но чтобы они окрепли и жили в солдате постоянно, общество должно создать условия для их сохранения.

Я никогда не встречал у Сталина ничего, прямо свидетельствовавшего о том, что он как-то осознано, с позиций теории (хотя бы такой как у меня) внедрял в армию и общество честь и достоинство. Но он так много сделал для этого, что, похоже, он чувствовал краеугольность этих вещей.

Он разделил обучение в школах мальчиков и девочек. Он внедрял военную кастовость, создавая суворовские училища. Он переименовал командиров в офицеров, ввел погоны и всякие офицерские прибамбасы на форму, которые, кстати, лично мне не нравятся. Он ввел суды чести и, ходят слухи, хотел ввести и дуэли. Все отмечают его исключительно корректное отношение к подчиненным. Даже ругая их, снимая с должностей, он никогда не унижал в них честь и достоинство.

Возьмем, к примеру, процедуру снятия Жукова с поста Главкома сухопутных войск и перевод его в Одессу.

В основе снятия лежало не только сколачивание Жуковым вокруг себя группы «своих людей» из бездарей, но и его тупое хвастовство. О том, насколько оно было тупое и подлое, можно судить по такому отрывку из его эссе «Коротко о Сталине», написанному уже незадолго до смерти Георгия Константиновича, и обнародованного все тем же Н. Н. Яковлевым:[35]

Давайте вдумаемся в текст этой цитаты. Поясню: «действовать через голову» в управлении означает — давать команды подчиненному подчиненного, не ставя в известность о них прямого начальника. Но Жуков не пишет о том, что Сталин давал такие команды, Сталин всего лишь «расспрашивал о развитии операции, подавал советы, интересовался нуждами, давал обещания». Но как же Сталин мог быть полководцем и Главнокомандующим, если бы он не делал этого? Ведь это обязанность любого полководца — знать, что происходит на фронте!

Да, сам Жуков в Ленинграде и под Москвой не знал состояния ни своих войск, ни вражеских, не глядя подписывал составленные его штабом приказы, которые невозможно было выполнить. И в своей полководческой беспомощности хотел сдать Москву немцам и удрать в Арзамас. Но ведь Сталин — не Жуков. «Благоприятный ход операции» означал, что возможно потребуется изменить первоначальный приказ, и Сталин делал то, чего и к старости не понял Жуков, — изучал обстановку, чтобы новый приказ, который он даст Жукову, был бы для подчиненных Жукова исполнимым. Кстати, точно так же Сталин, вместо Жукова, изучая обстановку, созванивался с командующими армиями и под Москвой. Почему и не дал Жукову сдать Москву.

Это я написал к тому, чтобы пояснить — почему эту «критику» Жукова нельзя назвать иначе, чем «тупая». А то его поклонники очень обижаются на меня за использование подобных русских слов.

А теперь относительно подлости. Говоря о крупнейших операциях, Жуков утверждает, что Сталин «старался отвести в тень их организаторов, лично же себя выставить на первое место». Под «организаторами» он имеет в виду себя.

Сталин был Главнокомандующим. По своей должности он обязан был организовывать все операции Красной Армии. Следовательно, ответственность за поражения лежит на нем, и слава побед — тоже на нем. За победы полагаются награды. Так как Василевский и Жуков участвовали только в части операций войны, а иногда и вдвоем на одном фронте, то, по логике, у Сталина должно было бы быть наград в сумме больше, чем у Жукова и Василевского вместе взятых, даже если бы он и не «отводил их в тень».

Как же объяснить скромное количество наград на груди у Сталина? Неужели тем, что он кого-то «отводил в тень»? Как объяснить, что он за войну повесил на грудь Жукову, Василевскому, Рокоссовскому и другим по две Звезды Героя, а себе — ни одной? Как объяснить, что ордена Победы № 1 и № 2 были вручены не ему, а Жукову и Василевскому? Чем можно объяснить разговоры об отводе «в тень», кроме врожденной подлости тех, кто муссирует подобный идиотизм?

Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин.

Фото 50-х годов.

Заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков

Насчет того, что Сталин лично хотел взять Берлин. А зачем ему это надо было хотеть, если он лично его и взял? Ведь Жуков бы и по сей день штурмовал Зееловские высоты, если бы Сталин не изменил первоначальный план операции и не дал команду удачно прорвавшему фронт Коневу — развернуть армии на север и ворваться в Берлин с юга, а Рокоссовскому — отрезать Берлин с севера.

Маршал Конев пишет об этом:

Во взятии Берлина были задействованы три фронта — маршалов Конева, Жукова и Рокоссовского. Как видите, для обсуждения всего плана Жуков Сталину просто не потребовался.

Далее Конев вспоминает, что 17 апреля:

То есть, выполняя первоначальную задачу, войска Конева шли мимо Берлина. Далее:

Обсудили этот план, и Сталин дал команду: «Поверните танковые армии на Берлин». Войска Конева первыми ворвались в фашистскую столицу, чего Жуков никогда Коневу простить не мог.

И наконец. Сталин многое что умел. Умел ездить и верхом. Не так, конечно, хорошо, как Жуков, который если и упал с лошади во время парада, то только один раз. Но думаю, что достаточно для того, чтобы лично принять пару парадов, тем более, что ему ничто не мешало принять парад как западные союзники — в автомобиле. Тем не менее, он «отвел себя в тень» и дал покрасоваться на всех парадах Жукову. На параде союзных войск в Берлине Жуков нацепил на себя столько советских и иностранных наград, что непривычные к такому зрелищу иностранцы были, конечно, ослеплены. Восхищенный американский генерал Паттон даже упомянул о чем-то, связанном с цирком.

И вот, в том числе и за подобную тупую и подлую болтовню, Жуков был снят с поста Главкома. Но как! Был собран Военный совет, в присутствии Жукова равные ему военачальники обсудили его поступки, давая Жукову возможность сказать все, что тот сочтет нужным. Совет принял решение, Министр обороны снял Жукова приказом с грифом «Совершенно секретно», а это значит, что о смысле происшедшего был проинформирован только узкий круг лиц, который обязан был хранить тайну позорящих Жукова причин снятия. Честь и достоинство Жукова были соблюдены внешне и по сути. Никто не оскорбил его нежеланием выслушать, понять и т. д.

Опущенные

Но вот Сталин умер, так и не оставив продолжателя своего дела. Званых было много, не оказалось избранных.

Вскоре во главе партии стал Хрущев, а во главе армии Жуков. Как вы считаете — что должно было случиться с честью и достоинством офицеров Советской Армии?

Правильно! Они стали ударными темпами уничтожаться, поскольку не может сохранить честь и достоинство членов организации тот, кто не имеет и понятия о том, что такое честь.

Жуков о ней не имел ни малейшего понятия — она ему была просто без надобности. Честный человек не способен сначала заявить на весь мир на параде Победы: «Мы победили потому, что нас вел от победы к победе наш великий вождь и гениальный полководец Маршал Советского Союза — Сталин!» — а потом написать, что Сталин хотел к его, Жукова, славе примазаться. Человеку не позволит это сделать чувство собственного достоинства ведь в этом случае он является либо дебилом, не способным разобраться в том, кто же все-таки вел народ к победе, либо дебилом и подонком, который свой пост занимает исключительно благодаря лести начальникам. Это настолько оскорбительно для человеческого достоинства, что человек, его имеющий, скорее застрелится, чем поставит себя в положение этакого идиота.

А у Жукова основа чести — достоинство — было начисто атрофировано и заменено огромным самолюбием. А самолюбие — лишь признак человеческого достоинства, а не само достоинство. Самолюбие всего лишь требует от внешнего мира соответствующего отношения к данному человеку, и если такое отношение есть, то человек не мучается от гнусности своих поступков. Раз окружающие воспринимают подонка честным и порядочным — значит он и есть честный и порядочный. А кто не воспринимает — того нужно уничтожить или скрутить в бараний рог — и опять все в порядке.

Жуков был как ребенок, он вводил в норму армейской морали подлость, не подозревая того, что он делает, он просто не понимал что такое честь.

Он награждает любовницу боевыми орденами за геройские сексуальные услуги, а Голованова, заслужившего звание Героя, вычеркивает из списка награжденных и наивно признается в этом самому Голованову, считая это не более чем «злом», которого можно не стыдиться. Поразительно, но он даже не видит в награждениях любовницы унижения мужского достоинства — получается, что если бы он ее не награждал, то она бы ему отказывала. (Заметим, что Берия был тоже с возможностями, но любовницам дарил только цветы).

Он признается Голованову после снятия в 1957 г.: «…ко мне два дня никто не звонит, раньше на брюхе ползали». То есть, он видел, что те, кого он приближает к себе, ползают на брюхе, но ему даже в голову не приходило, что это уже не люди, не офицеры, а твари. А твари сохраняют верность только своему брюху, Жукову они верность сохранять не обязаны, как он не сохранял верность Сталину.

Он присваивает внеочередное звание офицеру за то, что тот позволил издеваться над собой и доставил барину минуту удовольствия, одновременно разжалует генералов за полученные в их соединениях мелкие бытовые неудобства. Он дико извратил смысл службы. Теперь, чтобы повышаться в звании, не нужно быть толковым, честным, храбрым профессионалом, а нужно лизать зад Жукову и станешь генералом. И Жуков это считал нормой и эту норму проводил в жизнь.

Мы видим, как деликатно снимал его с должности Сталин, а он вице-адмирала Кузнецова просто выгнал со службы после 5 минут мата. Адмиралу даже не дали прочесть приказ, за что его сняли.

Честные офицеры изгонялись из армии. Маршал Рокоссовский отказался ругать Сталина, а на следующее утро обнаружил в своем кабинете развалившегося Москаленко, помахивающего постановлением Политбюро о снятии Рокоссовского. Твари, не имеющие чести и достоинства, не способны сохранить честь и достоинство подчиненных.

Жуков «опускал» армию. Внешне везде и все говорили, что воинская служба — это служба Родине. И честные ребята шли служить ей. Но вместе с ними шли подонки, которые знали, что это обман, что в армии служат не Родине, а начальникам, что звания и ордена там дают не за храбрость и ум, а за услужение начальникам. Все эти замполиты юшенковы, десантники лебеди, кагэбисты коржаковы уничтожали честь в армии и довели армию до сегодняшнего состояния — до состояния чистых паразитов на шее народа, до состояния бесчестной организации.

Вы посмотрите на наши дискуссии. Полковник многословно доказывает, что честь офицера — это исполнение приказа начальника. Его достоинство ни на грамм не страдает от того, что он выставляет себя дебилом, не способным понять, что есть служба Родине. Почти 200 лет назад офицеры 3-го Варшавского полка понимали, что исполнение капризов великого князя Константина не есть служба Родине и потребовали от Константина стать к дуэльному барьеру.

А наши ракетно-ядерные интеллектуалы, гении системного анализа, оказались «неспособными понять», что уничтожение Советского Союза, которому они дали присягу, требует от них действий по исполнению присяги. Они, видите ли, решили в данном случае исполнить не присягу, а приказ подонка Е. И. Шапошникова, их «честь» заставила их не Родине служить, а в очередной раз смачно облизать зад очередного начальника. А облизав, заявить: «Честь имею!» И эта «честь» — это «честь» Жукова.

Жуков — герой именно этой части офицерства. Упрекните их в измене Родине — они вас просто не поймут. Жуков, по приказу Хрущева, изменил Сталину, а они по приказу Шапошникова изменили Родине. Раз Жуков герой, то и они герои!

Генерал С. Лысюк

Изменил присяге СССР. Изменил присяге РСФСР. Отличился в убийстве безоружных граждан России в октябре 1993 года. Ельцин удостоил его звания Героя России.

Жуков, по приказу Хрущева, организовал убийство члена Правительства СССР Берия. А Грачев, Ерин, Барсуков, по приказу Ельцина, организовали убийство граждан России, защищавших Конституцию. Если Жуков герой, то и они герои.

Страшно то, что Жуков действительно герой, герой той части населения России, которой не ведомо понятие чести и достоинства. Именно эти люди и вопят о Жукове, как о великом полководце, как о герое.

Кто нам нужен

Патриот — это тот, кто служит Родине. Тот, кто служит только начальнику — не патриот, а в лучшем случае, придурок. Поэтому когда люди заявляют, что они патриоты и поэтому защищают честь Жукова, считают его героем, то это выглядит по меньшей мере странно.

У патриотов России в недавнем прошлом осталось очень мало героев из числа государственных деятелей. Это Сталин и не изменившие ему. Поскольку только они служили Родине, а не своему самолюбию, своей алчности, своей подлости.

Но даже не они нам сегодня нужны как герои. Когда я читаю тупое бахвальство Жукова:

«Наполеон войну проиграл, а я ее выиграл! Я родную столицу защитил, а чужую взял!» — меня душит негодование: «Не ты, дурак, выиграл войну! Не ты, бездарь, защитил столицу! Не ты, завистник, взял Берлин! И даже не Сталин!»

Выиграли войну те 20 миллионов граждан СССР, которые взяли оружие и стали на защиту Родины. Которые кровью 8 668 400 человек оплатили полководческие ошибки и Сталина, и твою, Жукова, дурость.

Сталин это понимал, а кто это понимает сейчас?

Не спасут Россию вожди, особенно нынешние — вонючие. Не спасет Россию Бог — подонкам Бог не помогает.

Ее спасут те, кто бросится под танк, кто грудью закроет амбразуру, кто пойдет на таран, кто замерзнет в окопе, но не покинет его, кто скажет: «Все, хватит отступать, хватит бояться! Вперед и лучше смерть, чем унижение!»

Это вы убили!

И после публикации всех вышеприведенных материалов письма продолжали идти. Одно из них заставило меня высказаться резко.

«Научно» спорить, к сожалению, не всегда получается. Есть люди, которые никаких намеков не понимают, им надо прямо сказать: «Ты, опасный дурак!».

Мы провели довольно большое обсуждение причин поражения Красной Армии в начале войны. И я, и другие авторы, утверждали, что причина не в том, что Сталин не дал приказа на отражение агрессии. Этот приказ был дан, войска были готовы. Причина в другом — наши генералы готовились к прошедшей войне. Они трагически недооценили значение радиосвязи.

Пришло достаточно положительных отзывов, в том числе и военных историков.

Но есть и другие отзывы. Вот, скажем, выдержки из письма И. М. Кокцинского.

Я всегда рад письмам людей, обладающих «конкретными знаниями», поэтому внимательно прочел обширнейшее письмо их владельца. Знаний (цитат) уйма. Но толкование… Трудно вообще-то найти более беспринципное.

Вот Кокцинский пишет: «Общеизвестно, что войну к 1941 году «Туманный Альбион» вел всерьез». Кому «общеизвестно»?

В 1938 г. «Туманный Альбион» без выстрела сдал Гитлеру своего союзника — Чехословакию. Английский парламент подавляющим числом голосов поддержал эту сдачу, а подписавшего этот сговор с Гитлером британского премьер-министра Чемберлена англичане засыпали благодарственными письмами. Раньше именно это было «общеизвестно».

Объявив немцам войну в начале сентября 1939 г., англичане и французы не сделали по немцам ни единого выстрела в помощь своему союзнику Польше. Первый убитый во Второй Мировой войне английский солдат был невезучим капралом, наткнувшимся на немецкий патруль аж в начале декабря 1939 г. — через 3 месяца после начала «войны»! Это что — «война всерьез»?

В Дюнкерке 300-тысячная британская армия бросила своих союзников французов и бельгийцев, бросила немцам все свое оружие и технику и удрала на острова. Это «война всерьез»?

Зато англичане вполне «всерьез» перегнали на Ближний Восток к весне 1940 г. эскадрильи, чтобы бомбить нефтепромыслы в Баку.

Недавно TV сообщило о юбилее: «… десять лет назад в тюрьме Шпандау в своей камере умер нацистский преступник Р. Гесс, и в Германии по этому поводу беспорядки». А почему беспорядки?

Потому что это брехня. Десять лет назад последний заключенный тюрьмы Шпандау, охранявшийся исключительно англичанами, Р. Гесс, старик 91 года, немецкий офицер, для которого смерть в петле — позор, был «найден» повешенным во дворе тюрьмы в беседке. Англичане сообщили, что он «покончил с собой» и тут же сожгли беседку, не дав немецкой полиции провести следствие. Зачем — спросите вы — англичанам нужно было убивать этого древнего старика?

В мае 1941 г. Р. Гесс вел с англичанами секретные переговоры, основные документы этих переговоров были засекречены Англией до 1987 г. Но, как видите, в 1987 г. Р. Гесс срочно «умер», а англичане снова засекретили эти документы до 2017 г. и, рассекретив наконец часть из них в 1992 г., основной документ засекретили бессрочно. И раньше именно это было «общеизвестно», но сегодня, благодаря кокцинским, об этом мало кто знает.

Вы скажете, что И. М. Кокцинский, владелец «конкретных знаний», должен это свое толкование подтвердить фактами. Неужели он их не дает? Дает. Он приводит цитату из «ВИЖ»:

А где здесь, спросите вы, подтверждение тому, что «Туманный Альбион вел войну всерьез»? Ведь здесь наоборот — Англия угрожает нам, что заключит с немцами мир, и условия этого мира она от немцев уже получила — дать Гитлеру «неограниченный простор для экспансии» в СССР.

Но это вы так понимаете, а владелец «конкретных знаний», кроме этого, еще и знаток тонкостей: «В переводе с «дипломатического» языка на «человеческий» эта фраза звучит как призыв о помощи», — пишет И. М. Кокцинский.

Поскольку я не такой тонкий знаток «дипломатического языка», то считаю, что эта фраза — наглый шантаж СССР, с целью вынудить его напасть на Германию без обязательств со стороны Англии. Если бы была просьба, то она сопровождалась бы предложением военного союза (как мы просили о помощи Англию в августе 1939 г., когда ее премьер Чемберлен постановил, что с СССР союз не будет заключен ни на каких условиях). И в чью «пользу», спрашивается, И. М. Кокцинский этаким образом «толкует» свои «конкретные знания»?

А теперь собственно об этих «конкретных знаниях». И. М. Кокцинский пишет:

Я писал, Федин писал, мы приводили и документы, воспоминания участников: 21—22 июня никто ни на «коленке», ни на заднице приказов не писал — все приказы на развертывание войск были даны заблаговременно, а приказ на приведение войск в боевую готовность был дан Генштабом 18 июня.

Ну давайте я еще дополню. Вот воспоминания генерал-полковника, дважды Героя Советского Союза В. С. Архипова, в те годы командира разведбатальона 43-й танковой дивизии, располагавшейся в 350 км от границы. После того, как рано утром 22 июня 1941 г. из штаба округа пришло извещение о начале войны:

Где коленка?! Это не коленка — это лысина Хрущева, и Вы до сих пор на нее молитесь. Вернее — молились. Сейчас Вы молитесь на Сороса.

И. М. Кокцинский пишет:

Далее следует обширная цитата из мемуаров Н. Г. Кузнецова, где он хвалится, что на свой страх и риск прервал боевую учебу флота и привел его в готовность к отражению немецкого нападения.

Я, все же, предпочитаю доклады и другие официальные документы — те, за которые авторы несли ответственность. А «мнения» людей, писавших свои байки в угоду то Хрущеву, то Горбачеву, рассматриваю осторожно. Авторитетнее Жукова, к примеру, в сухопутных войсках у нас нет, но в его мемуарах ни разу не упоминается о его желании посоветоваться со Сталиным, что было бы естественным, но зато есть страстное желание посоветоваться с полковником Л. И. Брежневым. В отличие от Вас, я ищу факты, а не следую «линией партии». То коммунистической, то капиталистической.

Но продолжим о «конкретных знаниях». И. М. Кокцинский пишет:

Ай-я-яй, какие ужасы рассказывает генерал армии и надо же — как раз в струю перестройщику Горбачеву. Вот так взяли две дивизии и прервали плановые занятия, расконсервировали боеприпасы, начали жечь дефицитное горючее, топтать и перекапывать сельхозугодия колхозов — и все «без приказа»?! А откуда они знали, где их «полоса обороны»? Ведь полоса обороны дается в приказе. Куда же они вышли, если приказа не было? На «деревню к дедушке»?

Ну да ладно, что говорить, если в этом толку нет. Рассмотрим дело по существу. Я утверждаю, что основная техническая причина поражений 1941 г. — отсутствие радиосвязи. И. М. Кокцинский — отсутствие приказа Сталина на отражение агрессии.

Рассмотрим сегодняшний день — войну в Чечне. Сегодня все по И. М. Кокцинскому.

Главнокомандующий — замечательный. Не то что не дал приказ на защиту от чеченцев, а сам на них напал. Специалист в военном деле не чета Сталину — сам даже снайперов расставлял. По кокцинским — идеальный стратег.

Маршала своего мудрого (П. Грачева) не расстрелял. А этот маршал, как и Тухачевский, имел огромный опыт. Тухачевский расстрелял тамбовских крестьян, а Грачев — защитников Конституции. То есть, все замечательно, — именно так, как внушают народу кокцинские.

Победили мы Чечню в 1996 году? В чем дело кокцинские? Ведь все было, как вы требуете!

Причин поражения в Чечне, конечно много, и связь на фоне предательства Кремля уже не главная причина, но все же.

Вот как специалисты описывают состояние радиосвязи и ее влияние на боевые действия в журнале «Солдат удачи» N 6, 1997 г.:

Печальный опыт первых месяцев войны в Чечне подтвердил, что недооценка войсковой связи, как вида боевого обеспечения, может привести к срыву проводимой армейской операции и неоправданным потерям среди личного состава.

Укомплектованность средствами связи войск группировки, участвующей в операции, по оценкам командования, составила 95—98 % от штатной потребности. В то же время новых средств имелось не более 20 %, а современных — не более 10 %, что привело к полному отсутствию всякого засекречивания и помехозащиты. В войсках не оказалось малогабаритных и легких радиостанций с маскираторами речи. (За период с 1993 по 1995 г. Вооруженными Силами было закуплено всего 6500 радиостанций Р-163-IV, Р-165-05Y, Р-023). Основу средств связи в полковом, батальонном, ротном звене управления составили громоздкие и устаревшие Р-123, Р-159, Р-158, Р-148. Но даже в этих радиостанциях потребность так и не была удовлетворена. Еще опыт войны в Афганистане показал, что оснащение переносными средствами связи должно обеспечивать каждое мотострелковое отделение или танковый экипаж. В ходе январского 1995 года штурма Грозного не каждый взвод и даже роты имели переносные радиостанции. Основные причины — это преступная халатность военных чиновников, отправлявших подразделения, убывающие в район боевых действий, с неисправной и разукомплектованной техникой. Из 2156 освидетельствованных средств связи 462 оказались неисправными, еще 367 радиостанций вышли из строя в процессе эксплуатации. Больше трети! Всего же за время боевых действий безвозвратные потери техники и средств связи составили 59 единиц подвижных и 1071 единиц переносных средств связи. Но даже то, что могло работать, вынужденно молчало из-за отсутствия или разряженности аккумуляторных батарей.

Особенности войны в Чечне потребовали создания большого количества сторожевых застав и блокпостов, выполнявших боевые задачи в отрыве от основных сил части. Как правило, их боевой и численный состав — это отделение, взвод, реже рота, и от состояния средств связи зависела жизнь всего личного состава.

Августовская трагедия в Грозном стала логическим завершением просчетов нашего командования, в том числе при организации связи и управления войсками. Ребята погибали без поддержки артиллерией, авиацией, соседями. Проблема усугублялась еще и тем, что федеральные войска используют те же радиостанции, что и сепаратисты, а это позволяло последним свободно работать в радиосетях российских войск.

Выход виделся в доведении космической и засекречивающей связи до полкового и батальонного звена. Внесение изменений в штатную структуру подразделений связи, включив в них отделения по ремонту средств связи и зарядке аккумуляторных батарей. В закупках современных радиостанций, в том числе и зарубежного производства, для обеспечения переносными средствами связи малой мощности всех структурных элементов взвода, роты. Где взять деньги?

Одна дача военного чиновника средней руки из грачевского окружения стоит столько же, сколько 500 «Моторол», а их хватило бы для оснащения всех мотострелковых отделений, танковых экипажей, артиллерийских расчетов и разведывательных групп целой дивизии. (Сегодня в дивизии ФРГ по штату более полутора тысяч радиостанций — Ю.М.). Впрочем, я не берусь судить, что сегодня для России важнее — материальное благополучие отдельно взятого генерала или жизнь нескольких тысяч российских парней, готовящихся принять участие в новых авантюрах безответственных политиков. А. Сергеев «Пока связист мотал катушку…»

Эсэсовцы любили сниматься у трупов убитых ими. Мы даем на обложке фотографию солдатика убитого в Чечне, чтобы И. М. Кокцинский мог ее показывать единомышленникам: «Этого я убил! Я своей болтовней обеспечил, чтобы российская армия и в 1995 г., как и в 1941, не была готова к войне».

Эта книга не претендует на всеобъемлющий анализ событий 1941—1945 гг. Но даже тот анализ, что мы сделали, показывает — начиная с 1953 г. историю войны умышленно искажали, искажали для того, чтобы сегодня мы стали бессильными. И, по-моему вопрос: «Кому это выгодно?» — даже не требует ответа.

Ю. И. Мухин