Сижу на краю скамейки и жмурюсь, наблюдая, как под ликующую птичью разноголосицу из-за горизонта неторопливо выдавливается солнечный желток. Круглый, выпуклый, оранжево-желтый и яркий. Обожаю это время, когда точно могу быть уверен, что никого из наших более нет под открытым небом: даже если кто случайно задержался, он сейчас озабочен лишь поиском надежного дневного убежища, испуганный и дрожащий. Любой. Только не представитель семьи Фейри-Ке, древнего рода серебряных дел мастеров, в каждом поколении которых обязательно должен был быть человек — или хотя бы тот, кто умело им притворяется. Настолько умело, что может вот так, совершенно безболезненно смотреть на восходящее солнце, скалясь почти серебряными клыками и безнаказанно вертя в пальцах брелок из серебра настоящего, лунного, высшей пробы.
Закрываю глаза, подставляю лицо горячим лучам. Это даже приятно — словно заглядываешь в тигель с расплавленным золотом, и золотые блики греют кожу, мерцают и переливаются, просачиваются под веки. Пахнет свежескошенной травой, теплым медом, корицей, кипяченым молоком и…
Кофе.
Открываю глаза.
Лия стоит перед скамейкой с самым независимым видом и двумя чашками в руках. Я беру ту, от которой пахнет мёдом, корицей и молоком.
— Спасибо.
— Не за что.
Она садится рядом, по-прежнему гордая и независимая. Смотрит в сторону, пьет свой кофе. Все еще обижается, но старается изо всех сил, чтобы я не заметил — быстро учится, на обиженных возят не только воду, а высмеивать я умею очень зло, спасибо деду. его наука. Тяну сладкое и пряное молоко, принюхиваясь к восхитительному кофейному аромату. Сделать, что ли, еще шаг навстречу? Тем более что не придется кривить душой, обычно у нее никогда не получалось вскипятить молоко правильно, всегда отдавало горелым.
— Очень вкусное молоко. Спасибо. — Вместо того чтобы улыбнуться или выглядеть довольной, она в ответ лишь сильнее мрачнеет, и я тороплюсь продолжить, думая, что был недостаточно убедителен: — Нет, правда, у тебя действительно здорово получилось! Именно так, как я люблю. И корица, и миндаль, и мед… Мед облепиховый, да? Обожаю этот привкус! Я вообще думал, что так мастерски комбинировать вкусы умеет лишь Алек, но у тебя получилось ничуть не хуже.
— Не у меня. — Лия поджимает губы и отворачивается. Голос ее холоден.
Упс. Неудобно получилось. Алека она терпеть не может. Впрочем, хотел бы я посмотреть на того, кто его может терпеть? Вон даже горцы не выдержали и двух недель. Лия еще молодец.
Какое-то время молчим.
Лия пьёт кофе мелкими глоточками, смотрит вдаль. Глаза у нее кажутся золотыми. Она очень красива, особенно на рассвете или закате, когда низкое солнце заливает жидким золотом сад. Жаль, что человек. И еще этот будоражащий запах — тонкий, чуть горчащий, кружащий голову, смешивающийся с острым и не менее притягательным запахом человека. Обожаю аромат свежезаваренного кофе.
Внезапно даже для самого себя протягиваю руку:
— Дай глотнуть!
Она оборачивается, смотрит странно, чуть вздернув бровь:
— Не боишься?
Но кружку протягивает. Фыркаю в ответ, принимая вызов:
— Ха! Я не суеверен!
Но на всякий случай кружку не разворачиваю — и, значит, касаюсь губами ее края не с той стороны, с которой пила она. Да, все знают, что передача магии поцелуя через предмет невозможна, ни единого раза не зафиксировано за всю историю сосуществования наших миров, но… Все когда-нибудь случается впервые. Дед бы сказал, что раз в жизни и палка стреляет. Вот и пусть она стреляет в руках у кого-нибудь другого.
Вдыхаю восхитительный аромат и делаю осторожный глоток. Рот тотчас же наполняется омерзительной горечью, от которой даже язык щиплет. Да и по консистенции это больше похоже на жидкую грязь, чем на напиток. Морщусь, сую кружку обратно Лие, глотаю молоко, пытаясь перебить мерзостное послевкусие.
— Гадость! И как только вы эту дрянь лакаете?
Лия смеется немного искусственно:
— Ну и пей свое молоко! Как маленький.
— Да я старше тебя на тридцать шесть лет!
— Скажи ещё — на шестьдесят три. Ты молокосос!
Пусть обзывается. Зато перестала обижаться, а это главное. Нам с ней еще работать и работать. Кстати, о работе…
— Насколько тебе нравится Ррист?
Какое-то время она молчит. Но не потому, что отвечать не хочет — просто думает. Лия никогда не отвечает, не подумав, очень серьезная и обстоятельная, иногда до занудства. В этом мне тоже с нею очень повезло.
— На семерку. Твердую. Он добрый, только прикидывается…
Семь эмо по десятибалльной шкале Мелвисс-Грина — это хорошо. Это очень хорошо, особенно если сравнивать с троечкой полуторамесячной давности. Значит, продвигаемся в правильном направлении, симпатия растет. Медленно, конечно, но хоть в чем-то прогресс.
— Это хорошо…
Лия смотрит искоса и вдруг спрашивает, словно бы со смешком даже, а у самой аж губы задеревенели в нервной улыбке:
— У тебя с ним… было что-то?
— Нет. Мы просто дружим. С детства.
Улыбка по-прежнему деревянная. И недоверчивая.
— Ты его кусал?
Давлюсь молоком:
— Нет!!!
И как только в голову могла прийти подобная мерзость? Впрочем, люди — они такие… люди.
— А почему? Он симпатичный. А тебе все равно, я же знаю…
— Мне не все равно! Он — оборотень.
— И что?
— И все!
Вот ведь умудрилась достать — даже в неполиткорректную грубость сорвался, чего уже много лет за мной не водилось. Иногда они с Алеком очень похожи, впрочем, было бы удивительно, наверное, случись иначе. Ведь они оба — люди.
— А почему?
— Потому. Это как питаться мертвечиной. Ты же не будешь жрать труп трехнедельной давности? Жарить шашлык из зомби!
Лия хихикает, улыбочка у нее уже не деревянная, но не очень приятная. Опять какую-нибудь гадость сейчас спросит. Она на них горазда. Одно слово — людь.
— А кого ты кусал? Ты вообще кусал кого-нибудь? Я у тебя полгода, но ни разу не видела. Может, ты вообще еще никого, а? Ты веган, да?
Злюсь, но стараюсь говорить медленно и рассудительно, иногда спокойный и уравновешенный тон помогает. Даже с Лией.
— И как ты себе это представляешь? Я притворяюсь человеком. С самого младенчества. Вполне успешно. Моя работа на этом завязана. Моя безопасность. Вся моя жизнь, если на то пошло. И вот так вот взять — и послать все хнеру под хвост ради минутного удовольствия? Конечно же, у меня были… доноры. Но не здесь. И не часто. Я не хочу рисковать.
— Не-е-ет! — хитренький прищур, кривая улыбочка. — Терри, я поняла: ты веган! Терри, ну скажи — ты веган, да? Вампир-вегетарианец — это же нынче так модно!
— Повторяю — я просто не хочу рисковать.
— А я тебе не верю! Меня ведь можно было, и совсем не опасно, я никому бы не рассказала, а ты ни разу! Почему? Брезгуешь? Или все-таки веган?
На этот раз мне есть чем достойно ответить: сама подставилась, никто не заставлял.
— Глянь на свою руку. Левую. У локтя. Ну?
Она молчит и больше уже не улыбается. Не повернув головы, мне толком не рассмотреть ее лица и рук, но поворачивать я не стану, ибо отлично знаю, что она там видит. Синяк. Крупный такой синяк на внутренней стороне локтевого сгиба. И след от укола.
— Когда? — Голос у Лии тусклый.
Пожимаю плечами. Ну вот. Она опять, похоже, недовольна. Хотелось бы только понять — чем на этот раз?
— Вчера утром. Ты очень крепко спала, а мне стало любопытно попробовать.
— А…, а почему дырка только одна?
Ей снова удалось меня удивить.
— А зачем больше? Я что, по-твоему, дикарь?! Из горла чтобы… ну или из руки… гадость какая… Это же негигиенично!
Она вскидывает голову и сужает глаза. Я уже знаю, что это значит — обижена, и настолько серьезно, что уже не старается эту обиду скрыть. Да сколько же можно! Ну вот сейчас-то — ведь это же она сама глупость сморозила, не я! Так с какой стати ей же еще и обижаться? Человек, что б ее!
Впрочем, почти сразу берет себя в руки.
— Странно… — Улыбка кривая, но она старается. — А когда ваши у нас резвятся, то не особо церемонятся.
— Ха! Сравнила! — Я тоже старательно иду навстречу, торопливо поддерживая сменённую тему. — Там же экстрим-туры на выживание, пожить дикарями и нервы пощекотать. Ты же не будешь вести себя во время походного завтрака в тайге так же, как и в столичном ресторане?
— Не буду…
Она снова смотрит мимо, закрываясь кружкой. Кофе там почти не осталось, я по запаху чую, только эта гнусная грязь на дне, но она делает вид, что пьет. Ну и ладно. Ну и пусть, если такая обидчивая, я-то тут при чем? На старом кладбище орут большие коты. Судя по голосам и интонациям, пришёл кто-то крупный, незнакомый, вроде тигра или даже ирбиса. Узнаю голос Лео — он ничего так себе, молодой, но крупненький. Остальные оруны незнакомы. Может, затеяли серьезную драку, а может, просто пугают друг друга. Надеюсь, Рристу хватит ума держаться подальше… хотя — о чем я? ум — и Ррист в полнолуние? Уже смешно.
Солнце выкатилось из-за кромки леса, пощипывает голую кожу острыми лучиками. Я не ношу шкурок, шкурки — вчерашний день, да и липнут противно, и жарко в них, особенно таким вот летом. Я разработал новый метод и очень им горжусь — если при помощи инъекций по тщательно просчитанной схеме насытить внутренний слой эпидермиса витаминами А и Д в равных долях, то можно принудительно запустить выработку меланина даже у нас, в результате чего при попадании на кожу ультрафиолета возникнет защитный загар, почти не отличимый от человеческого. Секрет как раз в добавках витамина Д-3, обычные каротины не срабатывают, хоть альфа, хоть бетта, хоть сигма, проверено. А вот с тройкой Д — очень даже срабатывают. Загвоздка лишь в том, что витамин этот и сам по себе для нас довольно сильный яд — но опять-таки, если не разбавлен один к одному ретинолом. А так проколол курс, потом несколько дней подряд по пять-семь минут постоял под кварцевой лампой или прямыми солнечными — и гуляй. Своя защита, собственная и неснимаемая. Очень удобно. И даже красиво — на свой извращенный вкус, конечно.
Солнце ползёт по небу медленно и пока еще очень низко, но духота уже расположилась в саду полноправной хозяйкой. В тени деревьев, возможно, сохранились островки относительной прохлады, но ненадолго, а на лавочке жарко, она на открытом месте. Тут хорошо станет только ближе к вечеру, когда солнце уйдет за дом.
Из-за угла дома появляется Алек. В нашу сторону старательно не смотрит, идет к колодцу.
— Пойдем домой, — говорит Лия, по-прежнему не глядя на меня. — Душно.
Почему-то мне слышится в ее голосе попытка примирения. Странно. Мы ведь вроде не ссорились? Пожимаю плечами:
— Пойдем.
Поцелуй настоящей любви. Единственная исключительно человеческая магия.
Никто не знает, как и почему он работает, я тоже не знаю, но я хотя бы не считаю это суеверием, как многие из наших и большинство из хвостатых, как тот же Ррист, к примеру. Он полагает, что я маюсь дурью и занимаюсь полной фигней. Иногда я думаю, что именно потому он и помогает мне с таким энтузиазмом, поскольку заниматься фигней — его самое любимое времяпрепровождение. Как бы там ни было, он не верит в магию поцелуя.
Может быть — в этом все и дело? Может быть, вера — это и есть тот самый недостающий ингредиент? Если так, то я действительно ошибся в выборе помощника. Ррист ни во что не верит. Может, стоит нанять какого-нибудь городского крысака? Крысоиды жаднее гномов, за лишнюю монетку согласятся поверить во что угодно, и будут верить искренне, пока платишь. С другой стороны — вряд ли Лие понравится крысавец, она и от Рриста-то вон сколько нос воротила, а Ррист симпатичный и ласковый, особенно когда молчит.
Король пока не торопит. Но… аппетит приходит во время укуса, и после того как восемь лет назад я представил ему Алека, выдав за результат случайной ассимиляции, он уже неоднократно намекал, что случайность неплохо бы и повторить. Алека он тогда продал Союзу горных кланов, они давно на меня облизывались. Получил лунным серебром по тройному весу и заверения в вечной дружбе.
Я был возмущен. Официально. И даже выразил Королю сожаление вкупе с негодованием по поводу этой сделки — как же, у меня забирают талантливого подмастерье, которого я только-только начал вводить в секреты мастерства! Но на самом деле был скорее рад. Алек меня нервировал тогда, и довольно сильно. Не очень уютно находиться в одном доме с тем, перед кем ты испытываешь неловкость. Причем осознание, что виноват в сложившейся ситуации ты сам, неприятные ощущения только усиливало. И я решил, что нет человека — нет и проблемы.
Представляю, как смеялся бы дед, поведай я ему о тогдашних своих надеждах и планах. Впрочем, он и так смеялся — через три недели. Когда Алек вернулся. Не сам, конечно — горные кланы вернули, с уверениями в бесконечной дружбе и безграничном почтении и, кажется, даже приплатой.
Ко мне его доставили со всеми почестями, в королевском паланкине. И носильщики удрали обратно во дворец с неприличной поспешностью — быстрее, чем я успел вернуть на место отвалившуюся челюсть и задать им хотя бы один вопрос, а их у меня тогда было много, и почти все нецензурные. Так я и не знаю до сих пор, как ему это удалось — не короля же расспрашивать, в самом-то деле? Сам же Алек со мной тогда больше месяца не разговаривал вообще. Спрашивается — и зачем было возвращаться? Точно так же мог бы и в горах своих помолчать! Трепал бы нервы горцам.
Дед ржал. И говорил, что если бы избавиться от человека было так просто, я бы никогда не родился. Потому что очень трудно родиться без родителей, а его самого бабушка выгоняла много раз, долго и тщательно. Только он каждый раз возвращался. Когда я спросил почему, он посмотрел на меня как-то странно и ответил, что, наверное, потому, что был идиотом. Мне показалось, что поначалу он хотел ответить иначе. Но передумал. А я не стал переспрашивать.
Теперь я даже ночую чаще всего в лаборатории на чердаке — потому что в гостевой рядом с кухней уже семь лет как живет Алек. Вот и пусть себе он там живет. а я и в лаборатории пересплю, мне так удобнее и до работы ближе. А от Алека — дальше.
Нет, я его не боюсь, конечно же. И с чего мне его бояться? Да и кого? Алека? Ха! Просто… ну, просто мне так удобнее, вот и все. Тем более что во второй гостевой последний год живет Лия.
Семь лет Король молчал. Понимал, что случившееся один раз вполне может и повториться, но торопить и настаивать тут бессмысленно, поцелуй настоящей любви невозможно вырвать насильно или по приказу. И хнер же меня дернул за язык ляпнуть, что люди размножаются не только поцелуями! Уж не знаю, как и где Королю удалось ее раздобыть, но и месяца не прошло после той моей глупой шутки, как он подарил мне Лию. Торжественно, на королевском приеме, с сертификатом о добровольном согласии. И с намеком на это самое — плодиться и размножаться, пусть даже и таким не слишком естественным образом, но наш клан всегда отличался некоторой экстравагантностью нравов.
Дед ошибается, когда говорит, что я тугодум. В экстремальных ситуациях я соображаю быстро и точно. Вот и там рассыпался в благодарностях и сказал, что подобный воистину королевский подарок позволит мне наконец-то подойти к вопросу с научной точки зрения и в конце концов добиться производства людей в нужных для королевства количествах современными методами. Я еще много чего ему тогда наплел, паника очень способствует связности мыслей и убедительности речи. Король заинтересовался и на какое-то время забыл о естественных и проверенных временем методах разведения. А мне пришлось оборудовать на чердаке лабораторию.