Человек, который читал мысли

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ДЭВИД СНОВА ВЫХОДИТ НА СЦЕНУ

Реклама давно перестала быть заповедной вотчиной художников. Целые исследовательские институты с огромным штатом психологов и физиологов, специально оборудованными лабораториями занялись выяснением вопроса, какого цвета следует изготовлять коробки для стирального порошка, чтобы в сознании покупательницы помимо ее воли возникал образ благоухающей пены, как заставить купить белье или мебель, консервы или машину именно этой фирмы.

Но существует одна отрасль, которая может позволить себе смотреть на рекламу свысока. Это игорная промышленность. Игорные автоматы — эти однорукие бандиты с заманчиво торчащей хромированной рукояткой и вечно разинутой для монеток пастью, ипподромы и рулетки — всем им незачем обременять себя огнями скачущих вывесок или покупать полосы в респектабельных газетах. Сама жизнь работает на них; все вокруг вопиет, просит, умоляет, грозит, взывает: купи. Игорному бизнесу остается лишь молча предложить: выиграй, разбогатей, добейся успеха.

В разные эпохи разные религии имели свои святые места, к которым нескончаемым потоком тянулись пилигримы. Теперь «меккой» для миллионов стали Рено, Лас-Вегас, Лейк-Тахо. Сюда прилетают и приезжают со сладкой надеждой и уезжают убежденные, что в следующий раз им наверняка повезет. Если бы только шарик рулетки остановился не на 34, а на 33… Если бы за длинным столом шмен-де-фера остановиться на шести, а не прикупать еще карту… Но владельцы казино и отелей в столицах азарта, гангстеры и киноактеры, отставные политические деятели и миллионеры сознают свой долг перед обществом. Никто не может упрекнуть их, что они просто-напросто обирают приезжих. Они платят десятки тысяч долларов модным певцам, импортируют из Парижа прямо в пески Невады знаменитый парижский стриптиз «Лидо», в котором представительницы десятка стран символизируют собой единство обнаженных ног, бедер и бюстов.

Дэвид вышел из «боинга-707» и вздрогнул под мягким и сухим ударом невадского солнца. Оно изливалось на землю физически ощутимым густым потоком, и тени казались островками спасения.

Пока он добрался до гостиницы, рубашка прилипла к спине, пиджак начал казаться чугунным. Зато номер встретил его прохладой, которая казалась нереальной после сухого зноя улицы. Он переоделся и сошел вниз пообедать. Он не слышал оживленного гула ресторанной публики, не обращал внимания на то, что ест. Он думал о том, что Фитцджеральд прав, ему нужны деньги.

У него не было четкого плана. Он знал лишь, что нужно много денег, чтобы уйти, исчезнуть из того мира, где капитан Фитцджеральд рассматривает увеличенные фотографии отпечатков его пальцев, снятых с автомата. Капитан знает, что такое вещественные доказательства, прямые улики, он сумеет передать свою уверенность суду присяжных… Дэвид расплатился и вошел в игорный зал.

Он остановился в дверях, оглушенный гулом, В первую секунду он не мог понять, откуда он исходит, и огляделся. Лица игроков были сосредоточены, они молчали, лишь изредка бросая отрывисто:

«Карту, еще карту». И тут же вспомнил: он СЛЫШАЛ мысли всех этих людей, мысли необычайно напряженные, и звук их мыслей был похож на гул разъяренной толпы.

В зале играли в блэкджек, род американского «очко», и, сидя за вогнутой стороной столов, банкометы бесшумно и точно, как катапульты, выбрасывали карты игрокам.

Он подошел поближе к одному из столов. И вдруг понял: несмотря на свою странную способность читать чужие мысли и видеть образы, плывущие в чужих головах, он имеет столько же шансов выиграть, как и любой из этого потеющего от волнения стада. Ведь банкомет сначала сдает карты играющему, а потом себе. Что толку, что Дэвид будет знать, какие у банкомета карты, если не сможет изменить свои?

Неужели тупик? Изо всех способов заработать деньги, читая чужие мысли, Дэвид выбрал только один — казино. Ему казалось, что здесь, в анонимной атмосфере напряженного азарта, ему легче всего будет обзавестись деньгами.

Он вытер выступивший на лбу пот и перешел в другой зал. Вокруг нескольких рулеток стояли кучки людей. «Делайте ставки», — говорил крупье, и шарик рулетки с легким звоном начинал кружиться по слившимся в один призрачный круг клеткам колеса.

«И здесь то же, — с ужасом думал Дэвид. — Какое у меня будет здесь преимущество? Никакого. Крупье не знает заранее, где остановится шарик. Ему это даже безразлично, ведь казино все равно снимет часть общей суммы, проходящей через рулетку».

Шмен-де-фер и баккара заставили его прислониться в изнеможении к стене. Он потратил почти сто долларов на дорогу сюда, чтобы убедиться в крахе своих надежд. Ему всегда не везло, ему не повезло даже с этим проклятым даром, который пока что отнял у него все и ничего не дал взамен, даже шанса на выигрыш.

Он вернулся в первый зал. Гул чужих, жадных, молящих и торжествующих мыслей раздражал его, как никогда.

— Что не играешь, приятель? — спросила его платиновая блондинка с густо наложенной на ресницах краской. — Уже выиграл все деньги? Тогда ты мне нравишься.

— Еще не все, — криво усмехнулся Дэвид и подумал: «По крайней мере с этой проще и честнее, чем с Присиллой. Не будет говорить о любви и думать при этом о своем Тэде».

— Тебе должно повезти сегодня, — сказала блондинка и подмигнула ему, встретимся попозже.

— Обязательно, — ответил Дэвид.

Он стоял у одного из столов и внезапно услышал чьи-то мысли, поразившие его своим спокойствием и даже ленивой, привычной уверенностью на фоне других, потных и молящих. Он поднял голову и понял, что это мысли банкомета. Он ловко и небрежно держал в левой руке колоду, а правой сдавал очередному игроку. Но про себя он называл те карты, которые швырял уверенно игроку. Он знал карты! Должно быть, они были краплеными, банкомет точно знал, что он сдает своему сопернику.

Дэвид почувствовал, как у него забилось сердце. Он посмотрел на банкомета: равнодушное, скучное лицо. «Еще один ходит вокруг, как рыба около крючка. Сейчас клюнет», — слушал Дэвид его мысли. Он пошел к кассе и получил за сто долларов целую пригоршню разноцветных пластмассовых фишек с гербом казино.

Он сел за стол и принялся ждать своей очереди. Ему вдруг стало смешно. Он сидел прямо напротив банкомета и думал о том, что вряд ли тот мог представить, в какую игру они будут сейчас играть. Банкомет знает, какие карты он сдает Дэвиду. Дэвид знает о том, что тот знает, и знает, какую следующую карту получит.

— Десять долларов, — сказал Дэвид, стараясь унять биение сердца. В руках у него была тройка.

«Так, сдам ему восьмерку», — подумал банкомет, и Дэвид получил восьмерку, У него было одиннадцать очков.

«Сдаю семерку. Итого, у него восемнадцать. Больше не возьмет, — подумал банкомет. — А что, интересно, идет мне? Ага, двойка!»

— Еще одну карту! — сказал Дэвид, ему показалось, что голос охрип и дрожит от волнения.

— Даю, — сказал банкомет и подумал: «Берет при восемнадцати, отчаянно играет…»

— Девятнадцать, — механически пробурчал банкомет и ловко подвинул толчком к Дэвиду десятидолларовую фишку.

«Пожалуй, теперь лучше будет остановиться более традиционным образом», подумал Дэвид.

— Прошу! — сказал банкомет Дэвиду и на мгновение поднял на него сухое, блеклое лицо, лицо человека, проводящего вечера в накуренном помещении.

— Десять, — сказал Дэвид и положил перед собой фишку. — Две карты.

Теперь у него на руках было пятнадцать, и он услышал голос шулера, ощупывавшего очередную карту: «Дама».

«Дама, как и любая картинка, — десять очков, — подумал Дэвид, — у меня будет перебор, но так надо».

— Еще одну, — сказал Дэвид и постарался изобразить на лице досаду, когда он бросил карты и подвинул банкомету фишку.

Справа от него сидела немолодая уже женщина, и на лице ее была написана такая неприкрытая жадность, что Дэвиду стало неловко за нее.

Слева беспрестанно курил совсем еще молодой человек, лет, наверное, двадцати трех — двадцати четырех.

— Вам? — спросил банкомет Дэвида.

— Двадцать пять, — ответил Дэвид. На руках у него была четверка, — Еще две карты.

«Прибавляет, — подумал банкомет. — У него четверка, сдаю короля и тройку. Всего семнадцать. Вряд ли возьмет еще. Ага, там снова четверка».

Дэвид старался изобразить внутреннюю борьбу — вытер лоб платком, закурил.

— Еще карту! — сказал он громко, прижал карту к тем, что уже были у него, и принялся томительно-медленно выдвигать ее.

— Блэкджек, очко! — крикнул он и, словно спохватившись, добавил: Простите…

Шулер чуть заметно пожал плечами, он привык ко всему. Процессия обнаженной человеческой жадности проходила перед ним ежедневно.

Через полчаса Дэвид уже выиграл около сотни долларов. Соседи с завистью поглядывали на него, а белокурая вечерняя охотница снова появилась около стола и улыбалась ему, заговорщически подмигивая.

«Парень намесил теста, — услышал он, — надо не упускать его из виду. Новичкам всегда везет».

Он решил играть крупнее и поставил семьдесят пять долларов. Валет и король дали ему двадцать очков.

Банкомет взял себе три карты. «Пятнадцать, следующий идет туз, будет перебор. Надо передернуть», — подумал он.

Дэвид непроизвольно подался вперед, пристально следя за пальцами шулера и слыша; «Может заметить, черт с ним. Все равно все спустит».

Когда у Дэвида было уже больше пятисот долларов, он встал из-за стола — на сегодня хватит, нельзя слишком привлекать к себе внимание.

— Ну, что я говорила? — кивнула ему блондинка и внимательно проследила взглядом путь бумажника, который Дэвид положил во внутренний карман пиджака.

— В правом, в правом, — усмехнулся он.

— Что в правом?

— Бумажник.

— А, вот ты о чем, — рассмеялась она, — мог бы и не говорить, сама видела.

— И я видел, что ты видела.

— И я видела, что ты видел, что я видела… — Она снова рассмеялась. — Так мы никогда не кончим. Пойдем лучше в бар выпьем. Меня, кстати, зовут Клер.

— А меня, зови меня… ну… Эрни.

— Эрни так Эрни. Какое мне дело? Не под венец же мы идем.

— Мне так тоже показалось.

Виски шевельнулось теплым мягким комком в желудке, и Дэвид почувствовал, как усталость медленно выдавливается из него, вытесняемая алкоголем, выигрышем и близостью этого доступного веселого существа, не скрывающего своей заинтересованности в его «тесте».

«По-моему, торговаться не будет… И парень ничего, похож на Кирка Дугласа…» — лениво думала девушка, и Дэвид рассеянно кивнул ей.

— Ты что киваешь?

— А… просто приятно на тебя глядеть и гадать, о чем ты думаешь. За твое здоровье!

Дэвид проглотил виски. Черт с ней, с Присиллой, с ее Тэдом, с «принципиальным» мистером Барби, его «Кларионом»! Черт с ними, с этими двумя трупами на тротуаре у ювелирного магазина Чарлза Майера. Что он, апостол Павел? Почему он должен думать обо всех?

— Выпьем еще, Клер? — спросил он.

— С удовольствием, — кивнула она, поглядывая на карман пиджака, откуда он вынимал бумажник.