Человек, который ищет

Сокровища Лизимаха (Перевод Т.Воздвиженской)

Согласитесь, что если мужчине тридцать два года, он научный сотрудник, археолог, и его звучное имя Камен Страшимиров значится по меньшей мере под десятком научных трудов, признанных весьма серьезными, то довольно неудобно называть его Дутиком — прозвищем далеких школьных лет. Дутик — звучит как-то несолидно и уж слишком напоминает о мальчишке, который когда-то был среди нас чемпионом по боксу. И все же, если бы не было таких верных друзей детства, для которых никогда не перестаешь быть просто Дутиком, никогда не довелось бы мне пережить необыкновенное приключение и увидеть фантастические сокровища, по сравнению с которыми гробница Тутанхамона — комната с детскими игрушками.

Но не будем больше философствовать — лучше я начну свой рассказ.

Итак, как раз два года назад, уже ближе к вечеру, когда я сидел у себя в кабинете, раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал незнакомый голос:

— Эй, Дутик, это ты, старик?

Не сразу сообразив, как ответить на столь фамильярное обращение, я сказал:

— Камен Страшимиров у телефона. С кем я говорю?

— Ну, ну, хватит важничать, — засмеялись в трубке, — неужели ты забыл Мишо или шрам у тебя на голове уже совсем исчез?

Тут я, конечно, сразу все понял. Это был Мишо (или, если хотите, Михаил), мой одноклассник, с которым я шесть лет просидел на одной парте и которому обязан не очень украшающим меня шрамом на голове. Позднее, в университете, мы снова были неразлучны, хотя он изучал право, а я — историю. По окончании учебы он пошел работать в органы Народной милиции и вскоре получил чин капитана. Наши профессии были столь различны, что на протяжении нескольких лет, не ссорясь и не переставая быть друзьями, мы просто не встречались.

— Послушай, — сказал он после обычного обмена любезностями, — знаешь, что сделал бы я на твоем месте?.. Нет? Я вскочил бы в первый попавшийся транспорт, чтобы мгновенно очутиться у меня. Да, да, поводов больше чем достаточно…

В тоне его было что-то, такое, что неудержимо раздразнило мое любопытство. И уже через четверть часа я сидел напротив Мишо у письменного стола. Старый друг встретил меня очень сердечно, но начал говорить о чем-то незначительном, явно наслаждаясь моим нетерпением, которого я не мог скрыть.

Наконец, смилостившись надо мной, он вынул из ящика какой-то предмет и, ни слова не говоря, поставил его на стол. Это была статуэтка сантиметров тридцати в высоту, изображающая человека с длинной кудрявой бородой, торжественно сидящего на троне. Я смотрел на нее, потеряв дар речи.

— Знаешь, — выдавил я наконец не своим голосом, — ведь это… это поразительно. Я не могу поклясться, но думаю, что это копия знаменитой статуи вавилонского бога Мардука, о которой старик Геродот писал, что она была отлита из чистого золота и весила двадцать четыре тонны!

— Ну, эта несколько полегче, она весит пять килограммов, но и она из чистого золота.

— Поразительно, невероятно! — бессвязно повторял я, не смея прикоснуться к статуэтке. — Мир не знает ничего подобного. Бьюсь об заклад, что директора музеев в Лондоне, Париже, Ленинграде и Берлине, когда узнают, умрут от зависти.

— Ладно, ладно, — рассмеялся Мишо, — это слишком сильно сказано для трезвого и рассудительного представителя науки. — Потом, уже серьезно, добавил: — И представь себе, Дутик, эта статуэтка продана всего лишь по стоимости золота, из которого сделана.

И вот что мне рассказал мой старый приятель.

Эту статуэтку таможенники обнаружили в багаже одного туриста, покидавшего нашу страну. К чести его, он не скрывал, что везет, поэтому пограничные власти сочли этот случай несколько особым и задержали путешественника до выяснения обстоятельств.

Иностранец сообщил, что, отдыхая на Золотых песках, он познакомился с болгарином, который предложил ему эту статуэтку, причем цена ее была назначена просто «на глазок». Иностранец оказался торговцем вином. Ничего не понимая в искусстве, тем более античном, он купил статуэтку просто «как сувенир из Болгарии». Навели необходимые справки — слова торговца подтвердились. Выплатили ему сумму, которую он отдал за фигурку, подарили кое-что на память, словом, инцидент был исчерпан.

Тем временем органы милиции организовали поиски таинственного торговца золотыми статуэтками. Иностранец мог сказать только, что это был человек лет тридцати — тридцати пяти, темноглазый, высокий, с трудом объяснявшийся по-немецки. И больше ничего…

— Все это очень странно, — сказал я, внимательно выслушав рассказ Мишо. — Видишь ли, Мишо, эта статуэтка относится к цивилизации, достигшей своего расцвета где-то около тысячи лет до нашей эры и никогда не имевшей связи с нашими землями. Набополосар, Навуходоносор и другие великие цари Древнего Востока никогда не устремлялись так далеко на север. Это делает находку еще более необъяснимой.

— Может, все это лишь стечение случайностей?

— Год назад я бы сразу ответил «да», но сегодня я воздержусь от такой прямой оценки.

— Что же изменилось?

Трудно было объяснить это в двух словах. Устроившись поудобнее в кресле, я закурил.

— Тебе, конечно, известно, Мишо, что у нас есть магазины, в которых на золото можно купить всякие там наимоднейшие и дефицитные товары. И вот, в этом году в один из таких магазинов приходит человек, покупает какую-то вещь, отдает за нее горсть старинных золотых монет и уходит. Именно отсюда и началось наше, археологов, «хождение по мукам». Слушай дальше. Кассир этого магазина, человек весьма образованный, заинтересовался монетами и отнес их показать в ближайший музей. Оказалось, что среди них наряду с хорошо известными ученым монетами, чеканенными при Филиппе Македонском и Александре Великом, были и монеты ассирийского, вавилонского, финикийского и персидского происхождения, которые до сих пор у нас не найдены, да и вообще известны миру лишь по нескольким экземплярам. Монеты Салманасара IV, Тиглатпаласара III, Синахериба Бешеного, Кира, Дария — ты понимаешь, что это значит?

— Представления не имею, — признался мой приятель.

— А все археологи, — продолжал я, — окаменели от восторга и удивления. Оказалось, что в нескольких таких магазинах страны были сделаны покупки на подобные монеты. А этого уже было достаточно, чтобы послать ко всем чертям существовавшие до сих пор теории о связях между нашими землями и странами Древнего Востока. И вот сейчас на твоем столе красуется статуэтка родом из Вавилона. Можно ли это назвать случайностью?

— Хм-м… Дело становится и вправду весьма интересным.

— Я думаю, что где-то в нашей стране найден клад, о котором не было сообщено в установленном порядке, и я не успокоюсь, пока не найду открывателя клада, а само сокровище не окажется в музее!

— Браво! — зааплодировал Мишо. — Решение, достойное Дутика и мало подходящее буквоеду Камену Страшимирову. Жму руку! Буду за тебя болеть! Пускайся в поиски, и если тебе потребуется помощь милиции, можешь рассчитывать на меня.

С этого дня у меня была только одна мысль, одно стремление — раскрыть тайну необыкновенной находки.

Первым делом я собрал точные сведения о том, сколько раз и в каких магазинах появлялись драгоценные монеты. Оказалось девять; три раза в Варне, пять — в северо-восточной Болгарии и один — в Софии. Поэтому, естественно, я остановил свое внимание на Варне, тем более что и статуэтка появилась на свет вблизи этого города.

Затем я связался с соответствующими властями и добился, чтобы всем магазинам, где принимается золото, было дано распоряжение в случае предъявления монет малоазиатского происхождения, для определения которого я составил специальную инструкцию, фиксировать имя покупателя.

Через три месяца я получил первое сообщение: в Русе за золото, которое соответствовало данным инструкции, была куплена легковая автомашина «Волга». Нечего и говорить, что уже на следующее утро я был там.

Можете себе представить, что я испытал, увидев восемь пластинок, покрытых клинописью. Уже в надписи на первой я прочел имя Шамурамант — прославленной, увековеченной во множестве легенд вавилонской царицы Семирамиды!

Что касается имени покупателя, то ошибки здесь быть не могло — документы были оформлены по его паспорту. В регистрационной книге значилось: Мирон Хаджиколев, г. Варна, Красноармейская, 63. В магазине еще вспомнили, что он же полгода назад приобрел себе на ассиро-вавилонские монеты телевизор.

На рассвете я был, конечно, в Варне. Наскоро собрав кое-какие сведения, я узнал, что слесарь Мирон Хаджиколев вот уже два дня гордо ездит на своей новой машине.

И я отправился в ателье по ремонту велосипедов. У входа в ателье человек в синем рабочем комбинезоне натирал и без того сверкающую новенькую «Волгу». Высокий, темноволосый, он был, пожалуй, моим ровесником. Стараясь казаться спокойным, я заговорил:

— Как мне найти Мирона Хаджиколева?

Пренебрежительно взглянув в мою сторону, он ответил:

— Это я, но сейчас я занят.

— И все же мне необходимо с вами поговорить, — настаивал я.

Видимо, моя настойчивость его несколько озадачила, потому что он выпрямился и, пока вытирал руки, внимательно оглядел меня с ног до головы.

— Ну, только если что-нибудь важное.

— Вопрос касается старинного золота, — многозначительно сказал я.

Мирон Хаджиколев секунду поколебался, затем бросил ветошь, которой вытирал руки, и жестом пригласил меня следовать за собой. Когда, войдя в мастерскую, мы сели, он вызывающе спросил:

— Ну?

— Полгода назад вы купили телевизор, а три дня назад приобрели автомашину, — начал я. — В обоих случаях вы оплатили покупку золотом. Так ли это?

— Совершенно верно, — ответил он спокойно, даже несколько нахально. — Разве в этом есть что-нибудь противозаконное?

— Нет, в этом нет.

— Что ж тогда?

— А вот продавать золото, притом еще произведение искусства, иностранцу — это уже нарушение закона.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — голос Хаджиколева не дрогнул, хотя в глазах мелькнула озабоченность.

Я решил поймать его:

— Сейчас поймете. По нашей просьбе здесь скоро будет иностранец, который, вероятно, без труда узнает человека, продавшего ему золотую статуэтку.

Хаджиколев на минуту замолк. Он, конечно, взвешивал мои слова.

— Понятия об этом не имею, — наконец отрезал он дерзко, и я сразу понял, что совсем не гожусь на роль Шерлока Холмса. Нужно было менять тактику.

— Давайте говорить откровенно, Хаджиколев. Золото, на которое вы купили машину и телевизор, имеет исключительно важное значение для науки. Я не буду вам подробно объяснять. Дело в том, что оно происходит из далеких государств, существовавших две — три тысячи лет назад. А к ним археологическая наука проявляет особый интерес.

— Прекрасно, — произнес он иронически. — Теперь золото в магазинах, берите его и делайте с ним, что хотите.

— Да, сейчас оно у нас, — продолжал я терпеливо, — но его значение столь велико, что оно заставляет нас подумать… и о судьбе остальных сокровищ. — Я ожидал, что мой собеседник что-то ответит на это, но он продолжал молчать. — Предположим, что счастливый случай помог вам найти редкий клад. И если вы передадите его государству, то сейчас же получите значительное вознаграждение…

— Да, — усмехнулся Хаджиколев, — десятую часть стоимости, как полагается по закону, а так — все будет мое.

— Но ведь сейчас вы владеете им как вор, прячете, прибегаете ко всяким ухищрениям. А если сообщите о нем, то с законной гордостью получите положенное, а ваше имя войдет в историю науки. Что же лучше?

— Все эти разговоры ни к чему, — отрезал он. — Никакого клада я не находил. Золото у меня осталось после покойного отца, он его получил от своего отца. Я потратил все, что было. Больше нет. И точка!

Делать было нечего. Оставалось только уйти. Но я уходил с убеждением, что именно Мирон Хаджиколев скрывает тайну сокровищ.

Я связался с Мишо, рассказал ему все, поделился сомнениями и попросил установить за Хаджиколевым наблюдение. Он справедливо упрекнул меня, что из-за моих необдуманных действий раскрыть тайну будет гораздо труднее — Мирон Хаджиколев теперь будет особенно осторожен, — но обещал сделать все необходимое.

На протяжении целого месяца за Хаджиколевым непрерывно следили. Но не обнаружив ничего подозрительного, в конце концов прекратили наблюдение. Так прошли зима и начало весны.

Десятого июня прошлого года мне сообщили, что в Балчике появилась новая ассирийская монета. Я тотчас же поехал туда и убедился, что она из того же источника. Музей купил ее у некоего Теню Слабака из села Былгарево. Я отправился в это село.

В полном противоречии со своей фамилией Теню оказался здоровым плечистым детиной с лицом, обожженным солнцем, длинными, как у легендарных гайдуков, усами и приветливо улыбающимися глазами. В небольшом кафе «Таук-лиман» за бутылкой вина он рассказал мне, как попала к нему эта монета.

Дядя Теню рыбачил вместе со своей артелью в одном из затонов у мыса Калиакра. Это местечко часто посещали любители подводного плавания в поисках потонувших когда-то кораблей.[3] Обыкновенно они приезжали группами и, не найдя ничего, уезжали. Но вот уже года два, как время от времени появляется один аквалангист («Ростом с тебя, только темный», — сказал Теню Слабак), который нанимает лодку и спускается под воду на два — три часа. Всплывает он с наполненным чем-то мешочком, расплачивается с рыбаками и уезжает. Однажды рыбаки поинтересовались, что у него в мешке; он объяснил довольно невнятно, что он, мол, геолог и собирает на дне камни. Так вот этот человек был здесь в позапрошлое воскресенье. Теню возил его в лодке, за что тот, пребывая в хорошем настроении, дал ему на прощание монету, крикнув: «Это тебе! Что б ты помнил о делах, которые мы вместе делали». Взглянул Теню, а в руке у него — золотая монета. Подумал, что произошла ошибка, догнал того человека и хотел вернуть ему монету, но тот только сказал: «Бери. Я их несколько на дне нашел. Пусть одна будет тебе». Подумал-подумал Теню и решил, что все-таки тут что-то нечисто, и прямо в Балчик, в музей.

Я не говорил еще, что питаю пристрастие к подводному плаванию. Года четыре назад мне пришлось даже руководить подводной археологической экспедицией на Караагадже. В рассказе Теню меня удивило, что тот человек спускался под воду на два — три часа. А каждый, кто занимается подводным плаванием, знает, что обычно запаса воздуха в лучшем случае хватает минут на 50–60. Как же тогда объяснить, что он проводил под водой

по «два — три часа»? Следовательно, либо таинственный аквалангист снабжался воздухом не из обычного акваланга, либо не все время проводил под водой.

Интересно было и то, что речь шла о мысе Калиакра. Немного на нашем побережье мест с такой богатой историей, как у этого сурового, величественного мыса. Еще в VI веке до нашей эры милетские греки воздвигли там крепость Таризис, которая процветала и позднее, во времена фракийского, римского (под названием Акра Кастелум) и византийского владычества. Наши прадеды назвали ее Калацерка, укрепили. В средние века она стала одной из твердынь болгарского побережья. Крепость просуществовала до 1444 года, пока ее не разрушил до основания Владислав Варненчик. И пока я припоминал эти всем известные сведения, меня словно озарило: ведь Страбон писал, что именно здесь, на мысе Калиакра, Лизимах скрывал свои сокровища. Кто же, кроме этого полководца армии Александра Македонского, исколесившего вместе с ним всю тогдашнюю Азию — от Геллеспонта до Персидского залива и от Александрии до Инда, кто же, если не он, мог привезти в наши земли богатства древних восточных государств? Ведь Лизимах был одним из наследников великого владыки.

Особенно не раздумывая, я принял решение. Попросив по телефону дать мне отпуск, который не использовал в прошлом году, и прислать акваланг, я поселился в рыбацкой хижине на Суджасе, где рыбачил Теню.

Слышали ли вы о Суджасе? Нет? Ну тогда вы не знаете, может быть, самого прекрасного уголка нашего побережья. Суджас находится в километре от Калиакры, там, где Добруджанское плато круто спускается к морю. Природа здесь щедрой рукой рассыпала свои богатства: инжир, лавр и другие южные растения возвышаются над пестрым ковром полевых цветов, десятки прохладных источников пробиваются сквозь ржаво-красные скалы, прозрачные как хрусталь ручейки бегут по камням, а внизу, у подножия — самое синее море, какое я когда-либо видел.

В этом рыбачьем затоне я провел более двух месяцев. И не преувеличу, если скажу, что это были самые лучшие месяцы в моей жизни. Днем я был вместе с рыбаками, помогал им, купался, рассматривал остатки старой крепости, читал, приводил в порядок записи о последних раскопках, а вечером мы все собирались у костра, где бурлила, дымясь, уха говорили о русалках и морских чудищах, о бурях и кораблекрушениях, о пиратах и подвигах. Конечно, не только ради этих бесед остался я там. Вооружившись аквалангом, я уже в первые десять дней облазил все дно вокруг мыса. Сомнений не было: Мирон Хаджиколев не мог найти монеты на дне. Грунт там был мягкий, тина, и любой относительно тяжелый предмет быстро исчезал в нем. Золото, вероятно, находилось в какой-то пещере или углублении, но сколько я ни искал, не мог найти тайника. И мне ничего не оставалось, как ожидать, когда снова появится Хаджиколев.

Так прошел мой отпуск. В последний день, когда я, уже совсем отчаявшись, укладывал чемоданы, прибежал запыхавшийся Теню Слабак.

— Камен! Иди скорее! Тот человек приехал!

Вы не видели, как выскакивает дух из бутылки? Признаюсь, и я не видел, но думаю, что именно так вылетел я из домика, услышав его слова.

А море походило на расплавленное серебро. Был штиль. У мыса по воде спокойно скользила лодка (красная «Сирена» из соседней рыбацкой артели). Я посмотрел в бинокль.

Сомнений не было: в лодке находился Мирон Хаджиколев с аквалангом на спине и маской в руках.

Схватив свой акваланг, я мигом устроился на дне в лодке Теню, а он налег на весла.

— Давай, Теню, — торопил я, — давай, пусть хоть весла разлетятся в щепы! А как только увидишь, что тот человек спускается под воду, скажи мне.

Через несколько минут рыбак предупредил меня, что человек «с золотыми монетами» нырнул. Схватив бинокль, я встал во весь рост и, пока Теню продолжал яростно грести, наблюдал за воздушными пузырьками, поднимавшимися из аппарата Хаджиколева и указывавшими его путь.

Вскоре пузырьки исчезли. Я заставил Теню подогнать лодку к тому месту, где видел последние пузырьки; мы бросили якорь. Надев ласты, маску, пояс с ножом и пристегнув на спину аппарат, я прыгнул за борт.

Быстро опустившись, я осмотрел дно. «Человек с золотыми монетами» исчез, как будто растворился. Не слышно было даже знакомого шума выходящих из акваланга пузырей. Я остановился, чтобы немного подумать.

Из норки подо мной вылез большой рак и, оставляя на серо-желтом дне причудливый кружевной узор, пополз, спеша, куда-то по своим делам. Потом откуда-то стрелой вылетела стайка золотисто-зеленой кефали.

Куда мог исчезнуть Хаджиколев? Не веря в чудеса, я понимал, что где-то должна быть незамеченная мною пещера. И снова начал искать.

Время шло. Я пробирался среди подводных скал, скользил над голым песчаным дном, раздвигал ластами зеленые и коричневые водоросли, осматривая каждый камень, каждую трещину в скале.

Вдруг я заметил высокую морскую траву, которая показалась мне неестественно смятой. Кто-то пробирался здесь сквозь водоросли. Я двинулся вперед и через несколько минут оказался перед зияющей пастью пещеры. Уже через несколько метров меня окружал непроглядный мрак. Я колебался — двигаться дальше в темноте было невозможно. Я выбрался из пещеры, осмотрелся, чтобы запомнить место, быстро всплыл на поверхность, взял из лодки водонепроницаемый фонарь и через пять минут был снова в пещере.

В узком, не больше квадратного метра, проходе шум акваланга отдавался грозным невыносимым для ушей грохотом. Я осторожно пробирался вперед за бледно-желтым лучом фонаря, останавливался, прислушивался и снова двигался вперед. Прошел двадцать, тридцать, пятьдесят метров… Вода вокруг посветлела, даже фонарь стал не нужен. Наконец тоннель кончился. Я выплыл наверх. И вдруг передо мной открылось самое удивительное зрелище, которое когда-либо видел человеческий глаз!

Представьте себе пещеру размером с большой театральный зал, высота ее была метров пятнадцать, а длина не менее пятидесяти — шестидесяти метров. Ее заливал теплый мягкий свет. Как я позже установил, свет проникал через несколько небольших окон в своде и усиливался системой многочисленных серебряных зеркал.

На просторной площадке посреди пещеры и помещались сказочные сокровища.

Очарованный их видом, я снял акваланг, положил его на скалы у воды и благоговейно приблизился. Впереди, устрашающе подняв руки, высилась гигантская, метров десяти, статуя женщины, в которой я без труда узнал ассирийскую богиню Иштар. По обе стороны от нее, как стражи, стояли два величественных крылатых быка-человека, похожих на тех, что находятся в Британском музее. А дальше виднелись золотые статуи львов и пантер, вавилонского бога Ашура, божественного египетского быка Аписа; изящная, из золота и слоновой кости, Афина Паллада спокойно стояла рядом с ужасным, пожиравшим людей финикийским богом Ваалом, а в глубине, за множеством статуй, возвышалась целая гора покрытых клинописью пластинок. За восемь из них и была куплена «Волга».

Как завороженный, я медленно двигался между статуями. Здесь был добрый десяток кованых сундуков, уже поврежденных влагой и временем. Я поднял крышку одного — он был полон драгоценными камнями! Я зачерпнул их горстью и медленно высыпал обратно.

И вдруг человеческий голос — голос Мирона Хаджиколева, о котором я успел позабыть, заставил меня вернуться к действительности.

— Ни с места, руки вверх! Быстрее!

Не обращая внимания на приказ, я слегка повернул голову. В пяти — шести шагах от меня, у статуи с головой орла, появился Хаджиколев, в руках у него поблескивало весьма современное оружие.

— А, так это ты, горе-археолог, — с усмешкой сказал он. Нечего и говорить, ты нашел подходящее место для своей гробницы.

— А это все тот же Мирон Хаджиколев, — ответил я в том же тоне, — собственник телевизора и легковой машины, который ничего не знает о незаконной продаже золотых античных статуэток.

— Мерзавец! — прошипел он. — Неужели мне посчастливилось найти все это, чтобы отдать в ваши руки? — Глаза его лихорадочно блестели. — Все это мое, понимаешь? Только мое! Я самый богатый человек на свете! Если хочу, могу купить вас вместе с вашими музеями и всей рухлядью, что в них собрана. Да что говорить! Могу купить все ваше государство вместе с потрохами…

Я понял. Передо мной был человек, рассудок которого помутился при виде несметных богатств. Нужно было действовать быстро и решительно.

Видимо, я сделал какое-то движение, потому что он отскочил назад и заорал:

— Не двигайся — или буду стрелять!

— На твоем месте, прежде чем стрелять, я бы немножко подумал, — сказал я ледяным голосом. — В потолке трещины, он изъеден эрозией и от сотрясения воздуха может обвалиться не только на мою, но и на твою голову.

Предупреждение мое, вероятно, привело его в чувство, потому что он взглянул вверх. Воспользовавшись этим, я бросился вперед. Все, что было дальше, продолжалось не более секунды. Раздался выстрел, послышался гром, нет — ужасный грохот, пуля просвистела рядом, но в следующий момент я нанес ему удар кулаком в подбородок. Хаджиколев упал, выронив пистолет. В моих словах об обвале, видимо, был смысл — с потолка и стен катились камни. Стало темнее. Наверное, завалило некоторые окна.

Это на несколько мгновений отвлекло меня. Когда я на взглянул на своего противника, он полз к упавшему пистолету. В этот момент я перестал быть «молодым и способным археологом Каменом Страшимировым» и превратился в былого Дутика. Я кинулся на Хаджиколева. Началась дикая схватка. Жилистый Хаджиколев был, вероятно, сильнее меня. Борьба шла с переменным успехом. Наконец, призвав на помощь весь свой прошлый боксерский опыт, я сумел подмять его под себя. Но, схватив какую-то статуэтку, Хаджиколев ударил ею меня по затылку, и я на мгновение потерял сознание.

Но тут он совершил непоправимую ошибку: вместо того чтобы еще раз ударить меня, он бросился к пистолету. А я, вскочив, спрятался за колоссальной статуей финикийской Астарты. Хаджиколев прицелился метров с двадцати и выстрелил. И тогда случилось самое страшное. Со всех сторон с адским треском и гулом стали рушиться стены.

Пещера потонула во мраке. Послышался душераздирающий крик, и потом наступила зловещая тишина.

— Хаджиколев, — позвал я через несколько минут, — ты жив?

— Жив, — едва прозвучал его голос, — но ранен и завален камнями. Тут рядом со мной стена обрушилась…

— Подожди, я найду фонарик и попробую тебе помочь.

Было темно, как в могиле. Замирая от страха, что каждую минуту может обвалиться свод, я пополз к выходу. Место, где остались мои вещи, я запомнил хорошо и сейчас ощупью нашел их. Когда я зажег фонарь, то с ужасом увидел, что подводный проход в пещеру завалило.

Стараясь не думать об этом, я стал искать Хаджиколева. Нашел я его полузаваленным. Он был ранен и потерял много крови. Закрепив фонарь на ближайшей статуе, я начал раскидывать камни. Хаджиколев наблюдал за каждым моим движением, потом, не выдержав, спросил:

— Ты зачем это делаешь? Ведь я же хотел убить тебя? Теперь это все твое.

— Дурак! — ответил я раздраженно.

В конце концов я все-таки сумел отрыть Хаджиколева; Левая нога его была раздавлена и, вероятно, сломана. Сняв ремень, я туго затянул бедро раненого, чтобы остановить кровь. Потом сел на землю и вытер лоб.

— Плохи наши дела, — сказал я. — Проход завален. Если снаружи ничего не сделают, мы пропали.

По тому, как часто дышал Хаджиколев, я понял, что в нем происходит какая-то борьба. Но когда он заговорил, голос его был спокоен и казался как-то непривычно потеплевшим.

— Ты обо мне не думай. Даже если я спасусь, меня будут судить… Брось меня и спасайся сам. Я знаю, как это можно сделать. — Он повернулся, тяжело вздохнул и тихо сказал, как будто про себя:

— Видно, эти камни должны были обрушиться, чтобы вернуть мне разум… — Я ничего не ответил, а он продолжал громче: в пещере есть и другой выход. Я им не пользовался, потому что он выходит туда, где рыбаки сушат сети, там люди. Но я сейчас покажу тебе его.

Немного отдохнув, я взвалил раненого на спину и понес, а он, держа фонарь, указывал путь. Мы двигались по узкой трещине в скале в сторону берега и в конце концов очутились у другого подводного прохода, очень похожего на первый.

— Это тоннель примерно в десять-пятнадцать метров, — сказал Хаджиколев, когда мы на минуту прислонились к скале, чтобы передохнуть. — Я и так и эдак не смогу пройти. А ты иди и не думай обо мне.

— Мы оба должны выбраться, — возразил я. — Подожди меня здесь.

Я взял фонарь и вернулся назад за аквалангами. Свой я нашел сразу, а вот его аппарат исчез. Я понял, что при падении его задел какой-то камень и сжатый воздух взорвался, что и послужило причиной страшных разрушений.

Акваланг я закрепил на спине раненого.

— Дыши спокойно, не шевелись и свети, — сказал я ему. — А я тебя перенесу.

Он возразил — проплыть под водой пятнадцать метров ничего не стоит, но когда человек тянет за собой тяжелое тело, то задача эта превращается в самоубийство. В глубине души я был согласен с ним, но оставить его не мог, а другого выхода, чтобы спастись, не было. Надо было рисковать.

Опустив Хаджиколева под воду, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я зацепил свой живой груз и нырнул в чернильно-черную бездну. Уже на первых метрах мне стало ясно, что мое начинание обречено на провал — раненый был очень тяжел, а тоннель слишком тесен для двоих. Но возврата не было, и я изо всех сил плыл вперед. Силы быстро иссякали. Перед глазами пошли красные круги. Я понял, что это — конец. Когда я уже почти терял сознание, Хаджиколев сунул мне в рот мундштук акваланга.

Глотнув несколько раз воздух — поверьте, это стоило в тысячу раз дороже всех сокровищ Лизимаха! — я вернул ему мундштук.

Вскоре темнота рассеялась. Впереди обозначился светлый круг — это был выход из тоннеля.

Еще несколько мгновений, и мы выплыли на поверхность. Никогда в жизни я не ощущал так простые человеческие радости солнце, воздух, безграничный простор… Но уже тогда я знал: пройдет время, побледнеют воспоминания о пережитых ужасах, и я снова приду сюда, в эту пещеру, чтобы вернуть человечеству сокровища Лизимаха.