Человек-материя

Глава 2. «Материя-1»

Май 2019 года. В комнате, зашторенной металлическими жалюзи, стоял сильный кумар, в пепельнице тлели самокрутки, на полу валялись пустые бутылки из под «Короны экстра» и текилы, на столе рассыпана соль, и половина лайма лежала на блюдце. Вокруг кровати была разброшена мужская и женская одежда. Колонка «Beats» уже давно села и просто стояла возле зеркала. Кроме кровати и стола в комнате было пусто, да и эти предметы интерьера, казалось, были откинуты из стен. Вся атмосфера в комнате говорила о том, что Дункану было весело вчера не только в женевском клубе. Он лежал в кровати между двумя светловолосыми голыми красотками.

Проснувшись, он приподнялся с кровати и протёр красные глаза. Затем дыхнул в руку, и его перекосило от перегара. Еле-еле встав с кровати, он направился в сторону стены. На ней была сенсорная панель. Набрав код, Дункан попал в ванную.

– Ох, чтоб ещё хоть раз в жизни так бухал, пристрелите, – проскрипел себе под нос в душе Дункан. – Так, как их хоть зовут-то, – подумал он про себя, прежде чем разбудить девушек.

Выйдя из ванной, Дункан похлопал в ладоши, в ответ ему раздалось машинальное «Доброе утро, мсье Робертсон», начали открываться жалюзи, из стены выехал шкаф с вещами, включились светодиодные лампочки на потолке.

– Так, Сэм, сколько ещё раз сказать, что Сэм не должен употреблять слово мсье. Ты из этих, что ли, лягушатников? – с ехидной ухмылкой отозвался Дункан.

– Извините, мистер Робертсон, программа так заложена, базовые фразы, сами знаете, – отвечал андроид.

– Надо Джорджу сказать, чтоб перепрошил тебя, а то каждое утро это становится невыносимым… Так, девушки-красавицы, просыпаемся, выходные закончились, начались четыре с половиной понедельника подряд! Всем пора на работу: вам в клуб в приватную комнату, мне дальше ничего не делать и получать за это Нобелевские премии, мои миллионы и ваши ласки.

– Ох, пушок, но ещё же слишком рано, – простонала одна из девушек.

– Кто?! – Дункана перекосило от того, как его назвали. – Как ещё раз, пушок? Это потому что на ногах волос много или потому что борода? Хотя в любом случае попахивает дискриминацией на волосяной почве.

– А где мы хотя бы? – спросила другая девушка.

– Считайте, что вы почти во Франции, мадмуазель, если захотите, можете рвануть с подругой и туда, даже пешком за час дойдёте, а вообще, лучше бы вам не знать. В общем, одевайтесь, вот в той стене будет дверь, за вами заедут, отвезут до вашего, назовём это так, офиса любви, – подмигнув, сказал Дункан. – Сэм, как только увидишь Самюэля, откроешь дамам, ладно? Будь джентльменом, поухаживай за мадмуазелями.

– Самюэль, который наш консьерж, или Самюэль, который Ваша машина? – уточнил Сэм.

– Два в одном, такой ответ устроит?

– Вполне, сэр.

– И да, Сэм, слово «консьерж» убери из лексикона, не обижай старину Самюэля, называй его «хостес».

– Но Самюэль француз, я думаю, ему чуждо как раз Ваше наименование.

– В таком случае не обижай меня, британца, своими французскими манерами, у меня отёк Квинке от них наступает, как у любого британца начиная с 14 века. Так, где моя похмельная бутылка нормального, человеческого Гиннеса, а не этой мочи, которую я пил вчера?

– Но, сэр, Вам нельзя сейчас пить, у Вас работа…

– Сэм, чему я тебя учил?

– График движения мысли взлетает, чем выше градус, все гениальные чертежи и теории Вы придумали после двух бутылок хорошего шотландского эля.

– Вот и не бухти, как старпёр, а выдай мне Гиннес мой, – надевая чёрный обтягивающий резиновый костюм, сказал Дункан Сэму. – Дамы, было приятно познакомиться, провести вечер, надеюсь, ещё встретимся, особенно ввиду того, что Женева в этих краях одна, au revoir, mes beautés.

Дункан нацепил белый халат поверх костюма, залпом выпил весь Гиннес, выбросил бутылку в мусорку, которая автоматически выдвинулась из стены рядом с ним, и вышел из комнаты. Пройдя по коридорам здания ЦЕРНа («Conseil Européene pour la Recherche Nucléaire» – крупнейшая мировая лаборатория в области физики высоких энергий), он вышел на улицу и сел в свой оранжевый, блестящий на солнце Ламборгини Авентадор, вдавив педаль газа до упора, выехал с территории лаборатории. Он мчался по дороге вдоль полей, вдалеке виднелись Альпы. Большой адронный коллайдер работал уже с 2008 года. Дункан был главным учёным, он разрабатывал и проводил все эксперименты с разгоном частиц. Так он открыл «Частицу Большого Взрыва» в 2013 году – частицу, которая лежит в основе мироздания, за что получил Нобелевскую премию в возрасте 15 лет. Сегодня был самый важный эксперимент. Он должен был подытожить 11-летний цикл работ ЦЕРНа, все открытия и эксперименты вели именно к нему, к сегодняшнему дню икс, 12 мая 2019 года.

Дункан нервничал, и чтобы хоть немного разрядить обстановку, открыл окно, в него подул свежий швейцарский воздух, одно это уже расслабляло его. Дункан обожал Швейцарию, любил её свежий и чистый воздух, экологичность всех предприятий, точность и стабильность швейцарцев. Он всегда говорил о них так: «Если бы Вселенную мне предложили сравнить со страной, я бы провёл параллель со Швейцарией. Она на столько же прекрасна, как и чудеса нашей Вселенной. Её люди настолько же точны и организованы, как все процессы во Вселенной. Швейцария такая же безупречна, как и наше мироздание, только они могли создать столь безукоризненные системы бытия».

– Опять лягушками запахло в окно. Вот ведь соседи достались швейцарцам… – колко заметил Дункан, подъезжая к границе Франции. Нет, он ни в коем случае не оскорблял французов, хотя со стороны так могло казаться, но у него было много знакомых и друзей-французов здесь, и он ценил их ум, однако не мог не подшутить над ними: «Святой долг любого британца перед английской Короной – это подколоть французов за их специфичные, назовём это помягче, кулинарные вкусы, непунктуальность и лютое ЧСВ».

Включив погромче «Stayin' Alive» британско-австралийской группы Bee Gees, Дункан пересекал границу с Францией. Как он сам говорил, хоть здесь и нет КПП, но зато точно пахнет Шато Брион. Он подъезжал к одному из зданий БАКа (Большой адронный коллайдер). Это было не главное здание, но эксперимент должен был проходить именно здесь. Остановив машину возле входа, Дункан поприветствовал охранника:

– Привет, Луи, друг мой, как ты? Ещё аппарат от радиации не фонит, а? – с улыбкой спрашивал Дункан.

– Уже давно, да только не от радиации, а от истечения гарантийного срока.

– Да ладно, Луи, в 73 жизнь только начинается, ты ещё у меня девок водить будешь.

– Это можно, – с иронией ответил Луи.

– Ладно, давай старина, пойду я, и так припозднился сегодня.

Зайдя в здание, Дункана встретил Дюк. Он был директором организации.

– Дункан, драть тебя чертями, ты на два часа опоздал!!!

– Во-первых, доброе утро, я тоже рад тебя видеть. Во-вторых, я не опоздал, я задержал эксперимент без предупреждения, согласен, закосячил, но без меня же вы не начнёте. И в-третьих, девочки с Женевы были супер сексуальные, горячие и ненасытные, да и сказать честно, похмелье более чем уважительная причина, даже если бы я вдруг, внезапным образом впервые в жизни опоздал, тебе ли не знать об этом, старый алкаш, – с лёгкой и ироничной улыбкой ответил Дункан.—

Ладно, чертяга, пойдём, сегодня важный день, – Дюк расплылся в улыбке, словно разговаривал с сыном, приобнял Дункана и слегка постучал его по спине.

Они вдвоём направились к большим дверям, похожим на ворота ангара.

– 1484, – Дюк назвал код.

– Доступ разрешён, добро пожаловать, мистер Эмерсон.

– Джордж, пёс пустынный, палить его солнечными лучами Техаса, здесь Люси на мистер запрограммировал, а мне Сэма на грёбаного мсье по утрам, – проворчал Дункан себе под нос.

– Ну вот сейчас и предъявишь ему, – подмигнул Дюк. Они зашли в огромную лабораторию. В центре зияла труба, она спускалась на сто метров вниз, прямо в коллайдер.

– Всем доброе утро, bonjour, guten morgen, buenas dias и так далее по списку, остальные lo siento, entschuldigung и excuzes moi, но по-вашему не знаю, не сочтите за фашизм. А, Джордж, а вот тебя зря квадратноусый в топку не кинул в сороковых прошлого века. Могли бы уж хотя бы привлечь к ответственности за преступления против человечества. Какого хрена меня по-лягушачьи приветствуют в комнате?

– Я смотрю, ты в восторге, Дун, и да, я тоже рад тебя видеть, – посмеялся Джордж, выглядывая из-за мониторов. Он был компьютерным гением. Пожалуй, это был единственный человек, которого Дункан считал умнее себя в исследованиях, правда, только в компьютерах, в остальных случаях он говорил, что в мозгах муравья протекает больше нейронных связей, чем в его хавальнике.

– Сегодня жирный спускается в яму первый, только костюм ему не выдавайте, посмотрим, защищает ли жир от радиации, – ехидно вставил Дункан, со своими фирменными, еле заметными ухмылкой и отводом взгляда. – Так, ладно, мокрый Джо, ты запустил процесс накапливания частиц?

– Я бы запустил его, если бы был дан сигнал к их разгону, а из-за того, что ты бухал опять всю ночь как демон, мы не знали, когда твоё похмельное рыло явится сюда, естественно, ничего запускать не стали.

– Ладно, засчитано, но чтоб ты не считал себя победителем, я сегодня сделал то, что ты можешь позволить себе сделать только с одной твоей левой рукой, сразу с двумя блондиночками из Женевы с 3-м и 4-м размером груди, не меньше, а ещё жопы у них были не силиконовые, а накаченные и упругие, как персики. Ухх… Можешь по одному описанию их представить и передёрнуть, думаю, тебе понравится, – со взглядом победителя Дункан по-дружески постучал Джорджа по спине и отошёл от компьютерной зоны.

– Дункан, я могу сообщить в ЦЕРН, чтобы они запустили процесс? – спросил Дюк.

– Погоди, старина, сначала я лично спущусь, проверю костюм, подключение и так далее. Я надеюсь, вы его охлаждали до минус 273,15 °C?.. Чёрт, язык сломаешь, пока это число выговоришь, – громко спросил Дункан у лаборатории.

– Уи, сэр, костюм находится в крио камере до момента подачи частиц в коллайдер, – ответил один из учёных с явным французским акцентом.

– Какая температура в криокамере?

– Минус 273,15 °C, сэр.

– Так, отлично… Хорошо, а ты мне предлагаешь в костюм лезть в крио камеру прям? Я, конечно, собираюсь сейчас через себя прогнать составляющие атомной и водородной бомбы, большого взрыва и частицу, которая сама по себе определяет материю, и как бы чёрт его знает, а то вылезет из костюма клякса тетрадная какая-нибудь, или пережаренный стейк, или ещё чего, я могу назвать себя суицидником малолетним, но лезть в абсолютный ноль… Мне кажется, если я этот эксперимент с частицами без костюма проведу, шансов выжить у меня больше будет. А во-вторых, ты частицы в криокамеру вгонять будешь? Интересно, как ты подключение произведёшь.

– Так мы же вытащим костюм и вставим его в накопитель, сэр.

– Допустим, вы сделали это за ту секунду, через которую частицы будут в накопителе. Температура в трубе какая?

– Примерно 15–17 °C, сэр.

– Ты думаешь, костюм не нагреется за эту секунду хотя бы на 0,01 градуса?

– А зачем тебе такая точность в температуре? – спросил Джордж.

– Не поджарить меня и половину континента. Температуру атомного синтеза помнишь?

– Читал, помню, до 100 миллионов °С, только это намного больше, чем 273,15.

– Этого хватит. Наверное, не просто так мы эти частицы охлаждаем, перед тем, как их сталкивать начать, но, если хоть на 0.01 градуса выше, вот этого уже не хватит сдержать реакцию, – колко подметил Дункан и подмигнул другу. – Только объясните, вы как планируете бороться с проблемой? Или всё, отменяем эксперимент?

– Но, если серьёзно, опустить температуру ниже абсолютного нуля невозможно, Дун, – с непритворной тревогой говорил Дюк. – Все 11 лет труда коту под хвост. Дункан, скажи, что ты предвидел эту проблему, не может всё так сорваться.

– Конечно не может. И опустить температуру ниже абсолютного нуля невозможно. Но мозгами подумает тут хоть одна частица этого коллектива? Кстати, в предыдущем предложении слово подсказка, угадаете – найдёте ответ и тёлку из Женевы за мой счёт. Хотите француженку, тогда ищите сами, а я оплачу, там не знаю хороших мест.

– Подсказка в слове «частица», – внезапно из-за спины Дюка донёсся мягкий женский голос. Это была Миа, одна-единственная дама в команде Дункана. Они подружились ещё в 2001 году, когда Дункан жил в Америке, в доме Дюка и его родителей. Её мама с папой погибли в результате пожара, а Дюк успел вытащить девочку из огня. Дети росли вместе, учились, вдвоём постигали физику с 3 лет, играли в футбол и бегали за местными хулиганами, которые обижали слабых ребят. Однажды, Дункану прилетело камнем в правую бровь, шрам до сих пор остался, но он тогда не разревелся, а взяв две изогнутые палки, резинку и камень, выстрелил, как из рогатки в сторону обидчика, попав с рикошетом от железной ограды сразу в двоих. Миа же, как заботливая фронтовая медсестра, забинтовала голову Дункана платком. Они были не разлей вода всю жизнь. Дункан считал её самым умным человеком на Земле, даже умнее его самого, потому что она была мудрее и часто помогала, наставляла на правильный путь в тяжёлые моменты жизни, любил её как сестру, но, несмотря на множество шуток со стороны, никогда не рассматривал её как свою девушку. Миа очень болезненно относилась к этому, но не решалась обижаться на него за это и действовать решительно, боясь нарваться на отказ. Она любила его за, как раз-таки, решительность, несмотря на её не дюжую смелость, на все отчаянные поступки подталкивал именно Дункан. Ей действительно сложно было решиться, но вот когда это удавалось, тут уже она давала жару, что Дун иногда нервно курил в сторонке. Они идеально дополняли друг друга.