Человек — одинокая звезда

Глава вторая

Телефонные будки, деревья, дорожные огни мелькали в тумане — Коуди весь свой гнев вложил в недозволенную скорость, на которой вел грузовичок сквозь ночь. Когда главная дорога перешла в узкий проселок, он сбросил скорость и остановился там, где кончалось шоссе и начиналась булыжная дорога, ведущая к дому Джека Барлоу. Посидел немного без движения, с безвольно сложенными на руле руками. Он глядел вперед, но ничего не видел перед собой; из груди его вырвался долгий вздох. Запал прошел — ну, в основном прошел: теперь он вполне владеет собой.

Вот и знакомая щель в изгороди, и почти незаметная полоска грязной дороги, давно заросшей сорняками. Много лет назад каждое утро, в любую погоду стоял он в этой щели, ожидая автобус, который отвозил его в школу. Там, в конце этой старой дороги, погруженной в темноту, — его старый дом. Повинуясь порыву или потому, что именно так, по его внутреннему ощущению, должен был завершиться этот день, Коуди повернул и поехал по знакомой с детства дороге.

Какая же она разбитая, ухабистая, колючий кустарник цепляет и царапает борта машины, камни так и сыплются из-под колес, ударяя там и сям. Проехав немного, он увидел вдали домик; резко повернув руль влево, затормозил, подняв облако пыли перед скрытым в тени строением, и прямо на него направил свет фар.

Перед ним как насмешка его наследство, единственное, что городской пьяница Бастер Файпс оставил после себя, когда отправился к праотцам по причине окончательно отказавшей печени.

Выключив мотор, Коуди выпрыгнул из машины, оставив фары зажженными. Несколько крыс, потревоженные его вторжением, нырнули в щель под дверью, шмыгнули по покосившемуся переднему крыльцу и исчезли в зарослях винограда и сорняков, опутавших весь двор. Не обращая на них внимания, Коуди снял пиджак, бросил его на сиденье и, закатав до локтей рукава рубашки, подошел к передней части машины. Прислонившись к горячему капоту, он сложил руки на груди, скрестил ноги и уставился на место, которое когда-то называл домом.

Кроме отвращения, ничего это созерцание не вызвало. Никогда здесь не было дома — ни для него, ни для кого другого. Просто он хранил здесь свое имущество, а иногда и использовал как пристанище. Уже более одиннадцати лет здесь царит запустение.

Некогда этой собственностью владели Кэрры, а старой хижиной пользовались охотники, получившие право охотиться на земле Кэрров. Но со временем отец Коуди порвал все деловые отношения с отцом Харли, пообещав выкупить хижину с пятью акрами окружающей ее земли. Старик не успел выполнить свое обещание, и Коуди пришлось работать на Кэрров, чтобы погасить долг.

Коуди вспоминал, тихонько покачивая головой. После смерти Бастера отец Харли пытался договориться с шестнадцатилетним Коуди, готовый просто передать ему землю, но гордость не позволила Коуди принять подарок. В учебное время он работал на Кэрров неполный день, а летом — весь день; после окончания школы нанялся на полный рабочий день, и так продолжалось, пока он не рассчитался до цента.

Жил он в хижине, в полном одиночестве, а потом в один прекрасный день упаковал вещи, уехал из Темптэйшна и стал зарабатывать на жизнь единственным искусством, которым наградил его добрый Бог, — верховой ездой. Вернувшись четыре года спустя и заняв должность шерифа, он предпочел снять жилье неподалеку от своего офиса, а не приводить в порядок старую хижину.

Когда окрестные мальчишки повыбивали в ней все стекла, он просто закрыл оконные проемы досками и повесил на двери табличку «Не хулиганить!». Но юных варваров это не остановило. Вообще-то особых ценностей тут никогда не было, даже при жизни старика: лачуга не стоила и спички, чтобы ее спалить. «Но это же все-таки мой дом!» — твердил себе Коуди. А пять акров, на которых он стоит, — его земля. Жилище, конечно, не шикарное, не Бог весть какая собственность, но зато свое, на лучшее пока рассчитывать не приходится.

Расстроенный этими мыслями, Коуди направился к своей лачужке. Он возвращался сюда только раз, после первого года ковбойской жизни, затем встретил Рэгги и снова уехал. Рэгги… Злость, которая, как он полагал, испарилась во время езды, снова овладела им. Эх, будь все проклято! Он с силой запустил извлеченную из сорняков бутылку из-под виски в дверь хижины. Она ударилась о металлическую табличку «Не хулиганить!» и разлетелась вдребезги, — кусочки стекла сверкали как звездочки в свете фар.

«Если б тогда, когда она просила меня бежать с ней и жениться на ней, я мог дать ей хоть что-нибудь! — в ярости думал он. — Может, все повернулось бы иначе». Но он ничего не имел, кроме вот этой жалкой лачуги и платы, которую он получал за работу на ранчо. Нечего ему было предложить женщине, привыкшей к большему. Нет, сказал он ей тогда, запасись терпением. Еще годик, надеялся он, и ей не придется проявлять такой героизм — связывать себя с человеком, который не в силах обеспечить ей определенное и надежное будущее. Он только не стал болтать зря, утаил от нее, что намерен, встав на ноги, вернуться и заявить свои права на нее.

Покинув Темптэйшн, он зарабатывал на жизнь нелегким ковбойским трудом, надеясь сколотить состояние, достаточное для того, чтобы получить благословение Харли на брак с Рэгги. Достаточное, чтобы приобрести собственное жилье.

Но у Рэгги не хватило терпения, она не хотела ждать, мрачно думал он. Через год после того, как он уехал, ей исполнилось восемнадцать и она удрала в большой город и вышла замуж за парня, с которым и знакома-то была меньше шести месяцев.

Коуди ухватился рукой за растрескавшийся столб и вытер пот со лба.

Зачем он приехал сюда — любоваться старой развалиной? Вообще-то он редко навещал это место: стоит ли напоминать самому себе о своем происхождении, о том, что он совсем не пара Рэгги Кэрр… или Рэгги Джайлз? Он покачал головой. Одиннадцать лет назад он был для нее недостаточно хорош, и с тех пор ничего не изменилось, по крайней мере для него.

«Лексус» возле дома Харли принадлежал Рэгги — это он сразу понял. Кроме того, он слышал, как она рассказывала Харли о деле, которым владеет, и о собственности, в которую вложила деньги. Выходит, за эти годы пропасть между ними не уменьшилась, а, наоборот, увеличилась. А теперь она вернулась.

Но хватит переживать. Сжав губы, чтобы заглушить сжигающие его чувства, Коуди заставил себя дышать медленно и ровно, потом запрокинул голову и посмотрел на звезды, словно они могли дать ему ответ на вопрос, который он даже не осмеливался произнести вслух. Как он будет жить, если ему снова придется расстаться с ней?

Коуди со злостью толкнул прогнивший столб, резко развернулся и пошел к грузовику. Сел за руль, повернул ключ зажигания, лишний раз вспомнив о том, откуда он появился, кто он такой, — вообще обо всем, что разделяло их с Рэгги. Затем включил первую скорость и отпустил сцепление. Грузовик неуклюже переваливался на неровной земле, и хижина по мере его приближения росла на глазах… Но Коуди ни разу не отклонился от цели. Он замедлил ход, затем, когда бампер грузовика вплотную подошел к крыльцу, остановился, глубоко вздохнул, отпустил педаль тормоза и резко набрал скорость.

Булыжники полетели из-под широких задних колес грузовика, старое дерево застонало и треснуло под давлением. Коуди только зубы стиснул, чувствуя через руль вибрацию сопротивляющегося столба, — ага, наконец-то треснул, да как громко! Он быстро переключил передачу и дал задний ход, прежде чем крыльцо обвалилось. Отъехав на безопасное расстояние, остановился и стал наблюдать, как вокруг развалин оседает пыль. Что ж, надо продолжать начатое.

Решительно сжав губы, он снова переключил передачу и направился к боку дома. Дерево затрещало, с крыши полетело железо, поднялась пыль. Коуди снова дал задний ход — не к чему подвергать себя опасности. Стена закачалась, на мгновение повисла под углом (точно как отец, когда бывал пьян), затем медленно обвалилась, увлекая за собой крышу.

Коуди работал методично, объезжая хижину по периметру, сбивая одну стену за другой, пока от старой лачуги не осталось ничего, кроме груды прогнивших бревен и проржавевшего железа. Измотанный, обливаясь потом, тяжело дыша, он схватился за руль, невольно глядя на развалины. От того, что он пережил в этой халупе, у него не осталось никаких счастливых воспоминаний, и если его сейчас душат слезы, так они не о том, что было, а, скорее, о том, что могло бы быть.

«На что ты надеялась, Рэгги? Что я заколю в твою честь жирного тельца? Что я, как Харли, приму блудную сестренку с распростертыми объятиями?» Коуди уронил голову, сжав ладонями лоб, вспомнив язвительные, жестокие слова, которые он бросил в лицо Рэгги. Вовсе ему не хотелось обижать ее, нет, единственное его желание — заключить ее в объятия и никогда не отпускать. Но ярость оттого, что она уехала, не дождавшись его, давила на него столько лет — и вот выплеснулась наружу: он не сумел сдержаться. До сих пор видит он выражение горькой обиды на ее лице, этот укоризненный взгляд — реакцию на неожиданное нападение… Лучше бы она обрушила на него поток обвинений — не так было бы ему стыдно.

С печальным вздохом он откинулся на сиденье: ясно, что шанса у них нет и теперь, как и одиннадцать лет назад. Теперь тем более нет — вот что бесит его больше всего. Потому он и накинулся на нее и выплеснул свой гнев. От чувства полнейшей беспомощности, от сознания, что ему никак не изменить ситуацию, от сожаления, что опять он не может, не имеет права назвать ее своей.

«Но ведь когда-то мы были и просто друзьями, — напомнил он себе, продолжая созерцать груду развалин. — Были и, может, снова будем… Если он сам уже не уничтожил все шансы даже на это, не мечтая уж о большем. Не таких, не чисто дружеских, а гораздо более близких отношений желал он с Рэгги. Но все же и дружба с ней лучше, чем ничего, а Коуди Файпс столько лет жил ни с чем.

А Рэгги… пока она не оказалась одна в своей комнате, той самой, где жила в юности, ей удавалось вести себя ровно и сдерживать слезы. Зато теперь (как и тогда!) подушка поглощает плоды ее разочарования и обиды, храня их в тайне.

Она прилагала все силы, чтобы обуздать эмоции, не давать им воли. В конце-то концов, она должна быть благодарна судьбе. Харли принял ее с распростертыми объятиями — никакого гнева и негодования, никаких упреков и напоминаний о прошлом. Мэри Клэр и Лиана простили ей ложь во спасение, приняли ее отговорки, к которым она прибегала, чтобы сохранить свою тайну. Томми и Дженни обещали навестить ее в Хьюстоне. Кроме того, у нее теперь есть племянник и племянница, и она готова окружить их любовью и вниманием. Все так, но ранящее чувство страшной обиды, непоправимого разочарования не проходило, как она ни старалась.

Рэгги вцепилась пальцами в подушку и еще плотнее прижалась к ней лицом, чтобы заглушить нахлынувшую новую волну рыданий. «Почему? — тихо плакала она. — Почему Коуди обошелся со мной так жестоко? Что я сделала, чтобы заслужить такой гнев, такую ярость?» Она не знала, чего можно ожидать от него при встрече, но к тому, что он буквально разорвет ей сердце, повернувшись спиной и убежав, она не была готова. Столько лет хранила она любовь к нему, память о нем — даже во время своего короткого замужества, — цеплялась за эту любовь, продиравшуюся годами сквозь мучительное одиночество и тоску по дому. И думала почему-то, надеялась, что с ним происходит то же самое… Вот глупо!

А Рэгги Джайлз — она знала это о себе — далеко не глупа.

Слезами горю не поможешь, рыданиями проблем не решишь — это она твердо усвоила десять лет назад, когда покинула родной дом. С тех пор она научилась жить в реальном мире — трудности встречать во всеоружии, поддержки искать в мудрой рассудительности и трезвой оценке ситуации. Разве теперь ее жизненная сила изменила ей? Рэгги в последний раз всхлипнула, оторвала мокрое лицо от подушки и вытерла нос, села, положила подушку на колени, издала глубокий, похожий на рыдание вздох — знак успокоения и возвращения в свой обычный, стоический мир.

«Я смогу это сделать, смогу! — твердо сказала она себе. — Останусь в Темптэйшне на неделю, как обещала, и все исполню!»

На этот раз она сумеет прочно забыть своего Коуди — Коуди Файпса.

Рэгги подтолкнула Мэри Клэр к машине.

— Ни о чем не беспокойся. Мы со Стеффи и Джимми прекрасно поладим. Думайте только о вашем счастливом медовом месяце.

— Ох, Рэгги, — Мэри Клэр прикусила нижнюю губу, — я-то знаю, как ты реагируешь, когда тебя отрывают от твоей любимой работы.

— Ну, видишь ли, — Рэгги подняла лицо к ясному небу, — дело в том, что… одна особа многие годы меня преследовала: почему это я все отпуск не беру. — Она бросила хитрый взгляд на подругу. — Вот я и решила его взять, чтобы поближе познакомиться с моими новыми маленькими родственниками — племянницей и племянником. А теперь поспеши, а то опоздаете на самолет!

Харли распахнул перед молодой женой дверцу машины и повернулся к Рэгги.

— Спасибо, сестренка. Я у тебя в долгу!

— Ладно, ладно, — отмахнулась от его благодарностей Рэгги. — А для чего же существуют сестренки?

— Я сохранил твои вещи, они на чердаке. Будет свободное время — посмотри, — предложил Харли.

Так он все эти годы хранил ее старые вещи? Рэгги, глубоко тронутая, благодарно кивнула.

— Спасибо. Обязательно посмотрю.

— Коуди обещал заходить каждый день, присматривать за скотом. — Харли помолчал. — Ну а если тебе что-нибудь понадобится, ты его вызови. Номер его найдешь в блокноте, возле телефона.

Рэгги мгновенно напряглась, стоило Харли упомянуть имя Коуди, но тут же принужденно улыбнулась.

— Все будет прекрасно, я уверена. Правда, ребятки? — Она привлекла к себе Стеффи и Джимми.

— Пра-авда! — эхом отозвались они, подняв мордашки и улыбаясь ей.

Мэри Клэр наклонилась к ним через сиденье.

— Смотрите, ведите себя хорошо и слушайтесь Рэгги!

— Хорошо, мама! — пообещали они. Харли сел за руль и, захлопнув дверцу, завел мотор. Обняв Стеффи и Джимми, Рэгги помахала вслед машине, удаляющейся по длинной дороге; она уже придумывала — как бы ей улетучиваться из дома, когда станет заходить Коуди, чтобы присмотреть за скотом.

Этим же утром, попозже, Рэгги и ее юные подопечные стояли в конюшне.

— Ну конечно, я умею ездить верхом! — Рэгги даже обиделась. — Я ведь выросла на этом ранчо, разве не помните?

Стеффи и Джимми разглядывали ее с явным сомнением, но наконец Джимми по-хозяйски повел плечами.

— Ну уж если так… — он протянул ей уздечку, — можешь прокатиться на маминой лошадке — вот, Купидон.

— Купидон? — наморщила нос Рэгги. — Что за дурацкое имя для лошади?

— Пожалуй, — солидно согласился Джимми. — Это, понимаешь, Харли назвал так лошадку: вроде она… ну, как бы играла роль Купидона, когда он за мамой ухаживал. Проще простого, правда?

Рэгги со смехом взъерошила ему волосы.

— Угу, проще простого. — И посмотрела на ряд стойл. — Где же этот Купидончик?

— А вон, последнее стойло справа. — Стеффи подняла пальчик и показала.

Рэгги взглянула на лошадку и опять на детей — совершенно спокойных.

— Так вы оба умеете садиться в седло?

— Да, умеем! — гордо ответила Стеффи. — Харли нам сразу сказал: чтобы у нас были свои лошадки, мы сначала должны учиться сами за ними ухаживать.

Верно, вспомнила Рэгги, он и ей то же самое сказал, когда она, примерно в их возрасте, получила свою первую лошадку. Сейчас ей оставалось только молиться, чтобы в детстве усвоенные уроки — все эти с таким трудом приобретенные навыки — воскресли.

— Ну что ж, — она с некоторой опаской разглядывала Купидона, — тогда вперед!

Пока Стеффи и Джимми седлали своих лошадок, Рэгги проделывала то же самое с Купидоном — по крайней мере пыталась. Причесать, почистить лошадь — это еще куда ни шло; пока она чистила этому красавчику копыта, пришлось немного побороться, но все обошлось, задачу свою она выполнила. Теперь осталось только оседлать.

Попону она сняла успешно, но всякий раз, как пыталась водрузить на спину Купидона седло, лошадь делала шаг в сторону, а Рэгги отступала, сгибаясь под тяжестью седла почти вдвое. Окончательно потеряв терпение, она с усилием снова подняла седло.

— Тебе помочь, тетя Рэгги? — Джимми и Стеффи, ожидая, держали своих лошадок под уздцы.

— Нет, теперь уж у меня получится, — нахмурилась Рэгги и снова повернулась к лошади. Сжав зубы, подняла седло на уровень груди, подбросила, а когда этот чертов Купидон (опять!) сделал шаг вперед, кинулась вслед за ним как безумная, водрузила-таки седло ему на спину и гордо провозгласила, вытирая руки: — Ур-ра! Все-таки я это сделала! — И резко обернулась, услышав у себя за спиной бурные аплодисменты.

Коуди! Стоит в дверях конюшни: солнце у него за спиной, лицо скрыто в тени, но это не кто иной, как Коуди, — ей ли не узнать его. Миллион раз она видела его таким: одет в джинсы, сапоги, на голове — ковбойская шляпа, низко надвинутая на глаза. В первую секунду она вновь почувствовала себя семнадцатилетней девчонкой, и сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди.

Коуди поймал выражение ожидания в ее глазах — такое знакомое, — чуть заметную, светлую улыбку приветствия, радости, которую она не успела спрятать, и вспомнил всем существом: вот точно так же она смотрела на него, когда он приходил сюда после целого рабочего дня на ранчо. Когда он был юношей, этот взгляд мог поставить его на колени. Но и сейчас, когда он стал взрослым мужчиной, он вызвал в нем тот же отклик — непроизвольную реакцию сердца.

«Мы друзья! — сурово напомнил он себе, почувствовав прежнее влечение к ней. — Друзья, и ничего больше!»

— Неплохо проделано, — похвалил он, входя в конюшню. — Помощь нужна?

Рэгги поспешно отвернулась, проклиная себя (не могла уж оседлать лошадь попроворнее!) и избегая смотреть на него.

— Спасибо, сама справлюсь!

Наблюдает за каждым ее движением и только и ждет, чтобы посмеяться над ее неловкостью! Она подняла предохранительную решетку, зацепила стремя за выступ, подлезла, наклонившись, под лошадь, поймала и подтянула подпругу и продела в пряжку кожаный стремянный ремень. Теперь скорее — только бы прочь от Коуди! Мгновенно набросила уздечку и вывела лошадь из стойла.

— Держи! — Стеффи протянула ей пару шпор. — Мама всегда надевает их, когда ездит верхом.

Рэгги взяла шпоры и заставила себя улыбнуться девочке.

— Спасибо, Стеффи. — Держа левой рукой поводья, нагнулась, пристегнула шпоры к каблукам сапог (их ей одолжили) и, поднявшись, помахала детям: — Ну, ведите!

Коуди посторонился, когда Стеффи и Джимми выводили лошадей из конюшни, но, когда Рэгги прошла мимо него, пристроился идти с ней в ногу. Целую бессонную ночь он размышлял о том, как грубо с ней обошелся, и теперь был исполнен стремлением хоть немного разрядить обстановку, а может, и сделать что-то такое, что позволит их отношениям войти в былое русло и опять стать теплыми и дружескими.

— Рэгги, вчера вечером… — начал он.

Она подняла подбородок, упорно уставившись в дверь конюшни.

— Да, красивая свадьба. — Она намеренно сделала вид, что именно так его поняла. — Мэри Клэр и Лиана обе были просто прекрасные невесты!

Коуди только тяжело вздохнул: Рэгги и не думает облегчать ему жизнь, идти навстречу его усилиям, но… стоп! А когда ему было легко с ней? А ей самой сейчас разве просто все это?

— Да, прекрасные, — промямлил он и поравнялся с ней, мучаясь в поисках подходящих слов. — Я о другом, я… я хотел извиниться перед тобой за то, что сказал тебе. Мне…

Она повернулась к нему спиной, оборвав его речь, и поправила поводья на шее Купидона.

— Не надо извинений. Кажется, ты ясно дал мне понять, что чувствуешь. — Сжав в руках поводья, она повернула голову и взглянула на него глазами холодными, как кусочки льда. — Но хорошо бы ты понял одну вещь, Коуди. Я никогда не воспринимала и не хотела воспринимать тебя как брата, еще тогда, а тем более теперь. — С этими словами она вставила сапог в стремя и перекинула ногу через седло, но, торопясь избавиться от Коуди, забыла о шпорах.

Правая нога ее ударила в бок Купидона, колесико шпоры вонзилось в кожу лошади, и та, встав на дыбы, помчалась во весь опор, хотя Рэгги еще как следует не села в седло. Даже не поняв, что произошло, она оказалась на земле, а вокруг нее клубами вздымалась пыль. Коуди подскочил к ней прежде, чем она успела сообразить, в чем дело.

— Ты в порядке? — Он опустился рядом с ней на корточки.

На лице его читалась искренняя обеспокоенность и забота, но гордость Рэгги была слишком задета, чтобы это заметить. Да уж, не самый блестящий момент в ее жизни. Она нетерпеливо отмахнулась и пробурчала:

— Да-да, все в порядке. — Рэгги попыталась встать на ноги.

Лошадь стояла менее чем в десяти футах и смотрела на нее огромными, черными, невинными глазами, как бы спрашивая: «Что это ты? Что с тобой?» Рэгги сердито проковыляла к лошади и нагнулась поднять поводья.

— Так мы поедем, тетя Рэгги? — неуверенно спросила Стеффи.

Рэгги храбро выпрямилась, изобразив на лице улыбку и думая в то же время; какой здоровенный у нее завтра будет синяк на боку.

— Конечно, поедем.

Пока она снова садилась на лошадь, Коуди вывел из конюшни коня Харли. Неужели он собирается ехать с ними? Рэгги поспешно направила Купидона в сторону пастбища.

— Быстрее, ребята! — позвала она через плечо. — Вперед!

Стеффи и Джимми поравнялись с ней, явно испытывая облегчение — они уж было испугались, что обещанная прогулка не состоится. Поехали все вместе, гарцуя, смеясь, поддразнивая друг друга и обсуждая, что именно испытала Рэгги, когда ее сбросила лошадь.

Через несколько минут Рэгги услышала у себя за спиной топот копыт и, обернувшись, увидела Коуди, скачущего по направлению к ним. Внутренне застонав, она наблюдала, как он вот-вот поравняется с ними.

— Не возражаете, что я с вами?

Рэгги, нахмурившись, пожала плечами и отвернулась.

— Как хочешь. — И, сдавив ногами бока Купидона, пустила его рысью. Стеффи и Джимми поравнялись с ней, оставив Коуди позади.

Вскоре Рэгги удалось приноровиться к аллюру лошади и несколько расслабиться: Коуди, к счастью, держался от них на приличном расстоянии. К тому же он взял на себя обязанности привратника — соскочил с коня, открыл ворота, разделяющие пастбища, и снова закрыл, когда все проехали. Рэгги всем своим существом ощущала каждое его движение, но ни разу не взглянула в его сторону.

Стеффи и Джимми оживленно болтали, время от времени вскрикивая — это очередной заяц, испуганный приближением лошадей, выскакивал из кустов и нырял в высокую траву прямо перед ними. Коуди бдительно всех охранял: отделялся иногда от компании и пробивал дорогу сквозь пасущиеся стада; потом опять безмолвно приближался. Проскакав минут пятнадцать, всадники достигли северного пастбища: новое стадо коров спокойно паслось — животные лениво жевали траву или дремали в тени виргинских раскидистых дубов, отгоняя хвостами мух. Когда проезжали через стадо, Коуди, державшийся впереди кавалькады, вдруг резко остановился и предупреждающе поднял руку. Рэгги огляделась, пытаясь понять причину внезапной остановки, и раздраженно спросила:

— В чем дело?

Коуди указал вперед — туда, где низко в небе кружили грифы:

— Кто-то умер или умирает! — Несколько мгновений он неотрывно следил за птицами. — Там, впереди, овраг. Я проверю. А ты с детьми побудь здесь.

Рэгги, нахмурившись, смотрела ему вслед — не привыкла она получать приказания от кого бы то ни было, а уж тем более от Коуди.

— Оставайтесь здесь, ребята, — распорядилась она. — А я поеду с Коуди. — И, пустив лошадь рысью, последовала за ним.

Коуди внезапно остановился, встал в стременах и прислушался. Рэгги подъехала к нему. Из высокой травы до них донеслось тихое мычание — корова… Тревожно взглянув друг на друга, они пустили лошадей галопом, быстро покрыв расстояние, отделяющее их от оврага. Приблизившись к краю оврага, остановились и посмотрели вниз. Там, на дне, лежала на траве корова и с отчаянием смотрела на двух людей, глядящих на нее сверху.

— Что это с ней? — Рэгги тоже почувствовала неладное.

— Кажется, она телится.

— А разве коровы телятся не весной? — удивилась Рэгги.

— В календарь, видно, забыла посмотреть, — сухо проговорил Коуди, соскочил с коня и передал ей поводья. — Спущусь, посмотрю поближе.

Она наблюдала сверху, как Коуди заскользил по крутому склону оврага. Оказавшись на дне, он замедлил шаг и легкой поступью приблизился к корове; футах в десяти от нее присел на корточки и с первого взгляда понял — да, телится. Кончики крошечных копыт уже торчали из-под хвоста коровы; даже не подходя ближе, он мог бы утверждать, что теленок идет ножками и пробивается наружу трудно — без посторонней помощи и корова и теленок погибнут. Коуди, вздохнув, поднялся и, заслонив рукой глаза, посмотрел вверх, на Рэгги.

— В чем дело? — спросила она, увидев озабоченное выражение его лица.

— Теленок идет трудно. Придется его потянуть.

Рэгги судорожно глотнула и уставилась на страдающую роженицу. Она раньше видела, как вытягивают телят, и была вовсе не уверена, что жаждет стать свидетельницей этого процесса еще раз.

— Хочешь, чтобы я тебе помогла?

Несмотря на несомненный трагизм ситуации, Коуди невольно фыркнул смешливо: Рэгги не горит желанием стать акушеркой, это уж точно. Она всегда трусила, когда ей приходилось присутствовать при отеле.

— Нет. Мне нужен только грузовик Харли: там у него в кузове шнур и ветеринарная сумка. — Он поежился, посмотрел на корову, потом снова на Рэгги. — Может, ты отвезешь детей домой и приведешь мне грузовик? А я пока останусь с коровой, постараюсь помочь.

Рэгги уже поворачивала, ведя рядом с собой коня Коуди.

— Не волнуйся! — заверила она. — Постараюсь вернуться как можно быстрее. — И, засунув в рот два пальца, звонко свистнула. — Эй, ребята!

Дети резвились вовсю — играли верхом в пятнашки, — но, услышав зов Рэгги, моментально остановились.

— Хотите наперегонки — к дому? — озорно бросила она и, не дав им ответить, пустила свою лошадь вскачь, тем же путем, каким приехали сюда; рядом скакал конь Коуди.