Человек, потерявший лицо

V

В первый вечер, когда Престо остался один в своем домике, он долго не мог заснуть. Впечатления от всего виденного слишком поразили его. Очаровательная женщина, превращенная злым недугом в какую-то страшную ведьму, карлики, великаны и среди этих уродцев и чудовищ доктор Сорокин, как волшебник, который собирается «расколдовывать» злые чары и вернуть всем уродцам вид нормальных, здоровых людей.

Престо начинал дремать, и тогда ему казалось, что женщина – чудовище с огромным подбородком – поднимается со своего кресла, идет к Тонио и, простирая свои уродливо-большие руки, говорит:

– Я люблю тебя, Тонио! Жених оставил меня. Но ты мне нравишься больше, чем жених. Мы оба уроды. Мы стоим друг друга. У нас будут дети-уроды, каких не видал еще свет. Они будут так смешны, что все люди подохнут от смеха. И тогда землю наследуют наши потомки. Над ними уже никто не будет смеяться, потому что все будут ужасающе-уродливы. И уродство будет признано красотой. И самый уродливый будет признан самым красивым…

Тонио проснулся в холодном поту.

«Какой отвратительный сон!..» – подумал он. И вдруг он быстро сел на кровати и схватился за голову. Одна мысль поразила его.

– Я бежал во сне от страшной мисс Веде. А разве я сам не кажусь таким же страшным? Да, Гедда Люкс была права, тысячу раз права, отказав мне! Как несправедливо жесток я был с нею в последний раз!.. Что, если в самом деле Гедда умирала от смеха?! Я оставил ее без памяти. Быть может, у нее слабое сердце?

Тонио соскочил с кровати и зашагал по комнате.

– Надо будет дать телеграмму Гофману, спросить его. Впрочем, нет, – он, наверно, уже уехал… Если я в самом деле убил ее смехом, то начнется следствие, меня арестуют, быть может, обвинят в убийстве и казнят. И я умру уродом… Нет, нет! Если Гедда умерла, этого не исправишь. Кроме Гофмана, никто не знает о том, куда я уехал. Сначала надо излечиться от уродства. Однако как расшатались у меня нервы!.. Надо взять себя в руки…

Тонио заставил себя лечь в кровать, но до самого утра не мог уснуть. «Безобразие – самая тяжелая болезнь!» – повторил он в бреду. Только когда первые утренние лучи позолотили верхушки сосен, Тонио начал дремать, повторяя во сне известные мудрые слова, которые звучали, как отрывки заклятия: «Гипофиз. Гормон. Акромегалия. Гиперфункция…»

– Нет, право, от этого можно с ума сойти, – говорил Престо, проснувшись в одиннадцать часов утра. – Я должен знать совершенно точно, что такое представляют собой гормоны и гипофизы; я должен знать всю механику, тогда туман рассеется и в голове будет порядок.

Умывшись, Престо подошел к большому зеркалу в ванной комнате и внимательно рассмотрел свое лицо. О, недаром он был киноартистом! Он знал каждый миллиметр этого лица, безобразного и смешного.

– Лопоухий, туфленосый уродец, – сказал Престо, обращаясь к своему отражению в зеркале. – Скоро тебе придет конец. Ты сгоришь, утечешь, улетучишься, а на смену тебе придет… хотел бы я знать, как буду я выглядеть после лечения! – сказал Престо уже другим тоном.

Быстро одевшись, он пошел к доктору Сорокину, но тот был занят с больными, и Престо отправился бродить по парку.

У содержателя ярмарочного балагана глаза разгорелись бы при виде всех этих уродцев. Их хватило бы на составление не одной труппы карликов и великанов. Престо встречались толстые, как бочки, мужчины и женщины, едва передвигающиеся на ногах-тумбах, жердеобразные скелеты, мужчины с женским бюстом, бородатые женщины… Все это были жертвы игры неведомых сил, скрывающихся в недрах человеческого организма. Это был брак, отбросы великого производства природы.

Вот уродец с огромной головой и маленькими ногами. Это – кретин. Он внимательно осмотрел Тонио и вдруг засмеялся смехом идиота.

– Джим, Джим! Иди скорее, посмотри на это чудо! Тонио Престо соскочил с экрана и пожаловал к нам. Иди, иди, посмотри бесплатный кинематограф! – закричал он, обращаясь к другому больному.

Престо узнавали все, кто только видел его на экране. А кто же не бывает в кино? Кретины и младенчески неразвитые великаны, привлеченные «живым» героем кино, шли следом за Престо. Это раздражало его. Он сделал крутой поворот и отправился к себе домой. До вечера он никуда не выходил. И только с наступлением темноты, когда большинство больных разбрелось по своим домам, Престо вновь направился к дому доктора.

Сорокин повстречался ему на полдороги.

– А я к вам, – сказал доктор. – Идемте гулять. Перед сном это полезно. Как спали вы прошлую ночь?

– Плохо. Я думаю, в этом виноваты ваши гипофизы. Я хочу знать, что это за звери, иначе мне будет казаться, что я хожу окруженный злыми демонами, как это казалось моему далекому предку.

– Ну что же, давайте знакомиться с «демонами». Одни и те же «демоны» могут быть то злыми, то добрыми.

– Если можно, доктор, пойдем вот этой дорожкой! – И Престо показал на крайнюю глухую дорожку, по которой почти никто не ходил.

Сорокин кивнул головой.

– Когда мы примемся за лечение, вас никто не узнает, и вам не придется ходить по глухим дорожкам, – сказал Сорокин. – Так вот, слушайте. Вы, конечно, знаете, что человеческое тело состоит из многих миллиардов живых клеток, то есть мельчайших комочков живого вещества. Эти маленькие живые существа, составляющие части нашего тела, делятся как бы на отдельные производства, причем все они живут и действуют в удивительном содружестве и в полном согласии друг с другом. Чем больше изучаешь жизнь тела, тем больше удивляешься этой гармонии частей, этому порядку и согласию, царящему между всеми клетками и частями организма. Кто устанавливает этот порядок? Вопрос, который давно интересовал ученых. В течение девятнадцатого века ученые полагали, что все части и клетки организма связываются и объединяются нервной системой, а мозг является, так сказать, неограниченным монархом, которому слепо подчиняются все клетки-подданные. Однако монархам вообще не повезло в двадцатом веке.

Слетел со своего трона и мозг, этот «царь в голове». Мозгу отведено более скромное, хотя и очень важное место. Мозг является центром передачи возбуждения с одной точки тела на другую. Такая передача носит название «рефлекса». Эта деятельность мозга так же важна, как работа какой-нибудь центральной станции телефона. Лампочка вспыхивает над номером, – и телефонистка соединяет один номер с другим. Но было бы ошибочно считать, что телефонистка – это неограниченный монарх, который по своей воле заставляет одного абонента говорить с другим. Ее роль чисто служебная. Такая же служебная роль и нервной системы и мозга. По крайней мере, теперь ученые пришли к убеждению, что рефлексами вовсе не исчерпывается проявление жизни организма, что нервная система не есть главная система, а мозг не есть центр всего тела. Как оказалось, наше тело управляется не монархическим образом, а, если так можно выразиться, «рабочим самоуправлением». Рабочие – клетки – вырабатывают особые химические вещества, которые и называются «гормоны». Вот эти-то вещества и играют роль активных деятелей. Их значение в деле установления порядка и гармонии гораздо большее, чем значение мозга.

Почти все части человеческого тела вырабатывают гормоны, или, как мы иногда зовем их, «химические посланцы».

– Рабочие депутаты? – с иронией спросил Престо.

– Да, рабочие депутаты, – серьезно ответил Сорокин. – И если уж продлить аналогию, то взаимный обмен гормонами по крови и составляет как бы голос клетки, а сумма этих голосов образует своего рода «совет рабочих депутатов», дающих гармонию всему организму. Это интересно, хотя и похоже на агитацию фактами. Миллиарды клеток живут самым идеальным общественным порядком. Но не будем отвлекаться аналогиями. Итак, почти все части тела вырабатывают гормоны. Но некоторые места выделяют эти гормоны особенно обильно. Эти места называются органами внутренней секреции. Таким образом, бесконечно сложный внутренний организм не управляется из всезнающего центра, а самоуправляется, и органы внутренней секреции играют в этом самоуправлении очень видную роль. Их не мало, этих органов внутренней секреции, или желез: щитовидная железа, эпителиальные тельца, зобная железа, гипофиз и другие. Вот кстати о зобной железе. Вы где родились?

– В горах итальянской Швейцарии.

– Я так и полагал. В ваших местах, вероятно, есть что-нибудь ядовитое в воде, и этот яд действует губительно на щитовидную железу. Поэтому-то в ваших местах так много кретинов и зобных больных. Ведь зоб – это ненормальное развитие ослабленной щитовидной железы. Организм как бы количеством желает заменить качество. Ваша «болезнь» для меня была ясна с первого взгляда. Вы представляете собой тип кретина, но с некоторым отступлением от нормы. Дело в том, что у кретинов обычно наблюдается замедленность движений и всех процессов душевной жизни. Кретины вялы, тяжелодумы, спокойны. Они напоминают добродушных животных. Правда, живой ум встречается между ними. Но у вас не только живой ум. У вас повышенная чувствительность нервов. Приступы усиленного сердцебиения у вас бывают?

– Да, – ответил Престо.

Сорокин кивнул:

– Вы чуткий, нервный, впечатлительный, легко возбудимый. В вашем организме как будто действуют две взаимно противоположные силы. Возможно, что у вас имеется ненормальная деятельность как щитовидной железы, так и гипофиза. Я умышленно несколько дней не приступал к медицинскому освидетельствованию, чтобы познакомиться ближе с вашим темпераментом, характером и умственным складом. С вами придется повозиться. Вы хотите иметь нормальный рост, нормальные пропорции и лицо, которое у вас должно было бы быть, если бы кретинизм не наложил на него свою печать?

– Ну разумеется, – ответил Престо.

– Вы так и не видали своего «настоящего» лица? Постараемся выяснить его. Я делаю то, чего еще не делают другие врачи. Меня называют кудесником, колдуном. Так же называли знаменитого селекциониста Бэрбанка. А я делаю не больше его. Он делал «чудеса», изменяя формы и всю «конституцию» плодов и овощей, я же работаю над изменением человеческого тела. Пройдемте ко мне в кабинет, я покажу вам кое-какие мои трофеи. Я обогнал своих коллег, – продолжил Сорокин, направляясь к дому. – Мне удалось сделать удивительный препарат из гормона гипофиза, этому гормону придаю самое крупное значение как «строителю» нашего тела. И при помощи этого препарата мне удается изменять формы и рост взрослых людей в очень короткий срок. Посмотрите, – сказал Сорокин, когда они вошли в кабинет. – Вот как выглядит гипофиз, который произвел все эти чудеса…

Доктор показал Престо альбом фотографий. На левой стороне были сняты ужасные уроды, на правой стороне – вполне нормальные люди, среди которых были даже очень красивые. Между лицами левой и правой стороны не было ни малейшего сходства.

– Это до лечения, а это после лечения, – сказал с гордостью Сорокин, показывая на левую, потом на правую страницу альбома. И он имел право гордиться. Казалось, он мог лепить тела и лица людей по своему желанию, как из глины.

– Это все мои европейские трофеи, – сказал он. – Полагаю, что и здесь, в Америке, я получу те же результаты. К сожалению, официальные представители американской медицины, как мне пришлось слышать от Крукса, не очень доброжелательно относятся к моим опытам. В духовных кругах также раздается ропот. Впрочем, пока мне не мешают. А вот! – Сорокин показал на шкаф со стеклянными дверцами. На полках виднелись большие фарфоровые аптечные белые банки с номерами вместо надписей. – Средневековый кудесник много дал бы за эти банки. В них содержатся порошки… Номер первый прибавляет рост, номер второй – убавляет…

– Неужели вы в состоянии уменьшить или увеличить рост уже взрослого человека?

– Да, смогу сделать даже такое «чудо». Дальше, номер третий радикально излечивает от ожирения, номер четвертый худых людей превращает в полных. Словом, живи я пятьсот лет тому назад, я мог бы «заколдовывать» и «расколдовывать» людей, получая за это огромные деньги…

– И покончив дни свои на костре?..

Сорокин улыбнулся:

– Возможно. Теперь меня не сожгут живьем. Но все же допечь могут очень сильно. Косность человеческая переживает века…

Докторский приказ «разденьтесь» не ушел от Престо. Сорокин тщательнейшим образом исследовал каждый квадратный сантиметр его тела, измерил, взвесил и, наконец, снял фотографический портрет Тонио во весь рост и лицо в профиль и анфас.

– Необходимо запечатлеть всю последовательность ваших превращений, – сказал Сорокин. – Одного больного я снимал в одной и той же позе каждый день киноаппаратом. Получился изумительный фильм: превращение на глазах зрителя урода в красавца. Но такие снимки отнимают слишком много времени.

На другой день после этого Престо принял первую пилюлю. Пилюля должна была начать невидимую работу в его организме по перестройке его тела.

В этот день Престо долго стоял перед зеркалом, как бы прощаясь с «собой».