Сто лет назад люди только начинали осваивать небо. О полётах человека было уже известно, но полёты эти казались удивительным и необыкновенным явлением. И, конечно, каждый слух о полёте, каждое более или менее достоверное известие о новых достижениях завоевателей пятого океана — так называли люди небо — воспринимались восторженно.
Первый самолёт, вернее, первое изображение самолёта, картинку, Петя увидел на конфетной коробке.
Странное, весьма хрупкое сооружение из тоненьких жёрдочек, сквозь которые просвечивало голубое небо, висело над домами, над деревьями, над задравшими головы людьми, висело, ни на что не опираясь. И нужно было обладать смелым воображением, чтобы представить себе в те годы: так может быть!
Эта яркая фантастическая картинка, должно быть, произвела на мальчика такое сильное впечатление, что она не раз вспоминалась Петру Нестерову, пока он учился в артиллерийском офицерском училище.
Прежде чем Нестеров познакомился с настоящим, летающим самолётом, он видел диковинный цирковой номер, который тоже запомнил надолго.
А номер был такой: на краю арены ставили помост, достигавший оркестровой раковины. С помоста шёл крутой спуск к громадному кольцу-обручу, стоявшему в центре арены. На помост поднимался затянутый в чёрное трико велосипедист. Он долго раскланивался с публикой, посылал воздушные поцелуи собравшимся, снова и снова проверял велосипед… А оркестр всё это время играл тревожную музыку, и мерцал свет… Потом велосипедист неспешно усаживался в седло, снова кланялся и, наконец, когда внезапно обрывалась музыка, он в совершеннейшей тишине скатывался с помоста, стремительно пролетал по крутому спуску и описывал замкнутый круг внутри обруча.
В ту пору Петя ещё не знал физики и не умел объяснить, почему же не падает смелый велосипедист. И как он не боится, пусть на миг, но всё же оказаться головой вниз, а ногами вверх… Одно Петя твёрдо запомнил: номер этот назывался — мёртвая петля.
Пётр Нестеров успешно закончил артиллерийское училище, в девятнадцать лет был произведён в офицеры и получил своё первое назначение — служить ему предстояло на самом краю родной земли, во Владивостоке.