Человек рождается дважды. Книга 3

ГЛАВА 7

От грохота машин звенело в ушах. Теперь долина превратилась в слаженный огромный комбинат. Над отвалами взлетали ковши. Пески ползли по транспортёрным лентам. Осепьян распоряжался монтажом нового промприбора. Он быстро взбегал наверх, что-то замерял и тут же с ловкостью верхолаза спускался по лесам, бежал к транспортёрам, забирался в бункер.

Давно уже и вспоминать забыли неизвестного открывателя «Горки». Не напоминает и он о себе. Может, давно зарыт под сопкой. Теперь прииск «Комсомолец» передовой, и мимо участка «Горка» не проедет ни один начальник.

— А, Колосов! Ну иди, иди! — заметил Его Осепьян, — Видишь прибор? Обслуживать будут всего несколько рабочих. Понял? Полная механизация горных работ. Индустрия.

— Вижу. А ты, Анатолий, как здесь оказался? — спросил Юрий, увидев на приборе Белоглазова с чертежами в руках.

— Дорогой, да он главный конструктор прибора. Ночами проектировал. Заезжаю утром в больницу и везу Его сюда. — Осепьян вынул папиросы, сел на шлюз. — Кури!

Белоглазов присел рядом.

К дому дирекции подкатил «паккард». Осепьян заторопился.

— Уже прикатил, черт. Как, Анатолий, за два часа закончим?

— Скруббер будет стоять, — сказал Белоглазов, вставая. — А вот как с питателем? — Он посмотрел вниз.

Осепьян, перевалившись через перила, свистнул и закричал:

— Эй, механик, поторопись! Начальство уже на прииске!

Механик кивнул и побежал к бульдозеру, засуетились и рабочие.

У «паккарда» уже стояло несколько человек, Осепьян нервничал.

— Вы напрасно волнуетесь. Всё же Чай-Урья — родина всей механизации, — заметил Юрий.

— Комиссар злой, как пёс. Вчера двух начальников участков снял, а Расманова велел арестовать и судить.

— Расманова? — удивился Юрий. — Это странно: такой и из воды сухим выйдет.

— Жулик! — Осепьян замахал руками. — Жулик и дурак! В комбинации пустился. С планом не тянет, так он с чёрного хода. Выкопал где-то советчика, афериста Урмузова, назначил бригадиром лотошников. Золото на «Гранитном» бедное. Плановая стоимость выше, чем на других приисках долины. Ну он и принялся скупать его у лотошников по повышенным ценам.

— Не понимаю, — нахмурился Юрий.

— Тоже не сразу разобрался, а оказалось, всё просто, для жуликов рай. Бригада, скажем, имеет план два килограмма в день, а сдаёт три. Это сто пятьдесят процентов. В этом случае стоимость грамма повышается чуть ли не вдвое, можно смело переплачивать. Всё, что выше ста процентов, Ещё отоваривается табаком, спиртом. Вот они и организовали в бараке настоящую папиросную фабрику, и ну торговать на приисках. И продают, и покупают — тут уже фирма. Понимаешь?

— Но Расманов мог и не знать?

— Да он главный. Урмузов мысль подал, а ведь нужны были деньги для оборота. Разве тот мог столько найти? Это у них уже с прошлого года. Ну не сукин сын?

Показались Никишов и Агаев. За ними тянулись руководители прииска.

— В забой подлеца! Переписку завёл, журнальчики, статеечки, снимки. Я Ему покажу Бурденко! Ты ходатайство о снижении срока подписывал? — генерал зло покосился на Агаева.

— Нет. Это Сергей Егорович через санитарное управление. Поправим. — Пытался оправдаться Агаев.

— Я уже всё исправил, — ответил Никишов. — Отменил снижение срока Герасимову. А Матвееву предупредил. Я как-нибудь и до неё доберусь.

Герасимов? Нина? Может коснуться и Тольки? — Юрий заволновался. Подбежал начальник участка Киримов.

— Начальник участка! — задыхаясь, отрапортовал он.

Никишов поглядел исподлобья.

— Когда участок будет в плане? Ког-да?

Киримов вздохнул:

— Даём, что Есть в песках. Не отходит среднее содержание. Что делать? — ответил он громко и сразу сник, испугавшись, что прямо сказал, не обещая, не обманывая.

— На родину работать, а не на врага, вот что надо делать! — закричал генерал. — У всех отходит, а у тебя нет? Мыть больше надо, а ты что? Пакостить решил?

Юрий обошёл их сторонкой и побежал в контору участка к телефону предупредить Матвееву.

— Я тебе попакощу тут! Загадил разрез! Что это? Что?.. — гремел взбешённый голос позади.

Юрий оглянулся. Никишов указывал на виднеющиеся в забое валуны. Киримов пришибленно что-то объяснял.

— А это? Это? Это? — всё Ещё метался палец и наконец ткнулся в грудь начальника участка. — Взять! Судить буду!

Киримов понуро зашагал к прииску. За ним последовал военный.

— Житуха-а… — вздохнул Юрий и вошёл в контору.

Матвеева подняла трубку.

— Всё уже знаем, Юра! — В Её голосе слёзы.

— Нина Ивановна, как с Николаем Ивановичем?

— Снижение срока отменили. Да ты не беспокойся, сегодня же он уедет к Самсонову и переждёт там, пока улягутся страсти.

— Если что надо, в любое время. А как с Анатолием?

— Спасибо. У Толи всё хорошо, — Матвеева немного помедлила и добавила: — Валя больна. Ты бы съездил к ней…

За выработками зеленеет кустарник, а дальше под сопкой готовится новый полигон. Глубокая траншея, вырытая бульдозерами, соединяет Его со старыми забоями, служа одновременно и осушительной канавой и разведочной линией. Там испытывали новое буровое приспособление. Осепьян предложил Его осмотреть, хотя показывать было нечего. Он просто решил отвлечь генерала от прибора и дать возможность закончить монтаж.

По канаве, горланя песню, шёл человек в замасленном комбинезоне и грязных кирзовых сапогах. Под мышкой у него был лоток, другая рука выписывала восьмёрки.

Агаев с начальником прииска задержались. Никишов сердито поглядывал на пьяного.

— Воронин? — узнал Его Осепьян. Это был лучший экскаваторщик долины. На днях он закончил годовой план по кубажу, был премирован приказом по главку и, видимо, получил отгулы.

— Товарищ Воронин, посторонись! — Осепьян попытался отвести Его. — Дай пройти товарищам.

— Это по-че-му же? Я законно отдыхаю! Зас-лу-жил, пусть мне ус-туп-паю-ют все! — забасил экскаваторщик.

— Да генерал же!

— Ге-н-не-рал? Да тут куда ни плюнь, везде генерал-лы! Вчера приехал зах-худа-лым лейтенантом, а сегодня:..— Глаза Воронина сонно блуждали по погонам и лампасам Никишова. — Ге-не-рал? Небось американские тряпки делит?

— С кем разговариваешь? Я тебе дам тряпки! Смирно! — рявкнул Никишов, багровея. Экскаваторщик засмеялся:

— Ай-ай-ай! Да присвой мне звание — и я погоны носить буду, и записочки на склад писать сумею, и не хуже горло драть! А вот попробуй за рычаги! Да чего там! — Воронин взмахнул руками. Лоток со звоном покатился по тропинке, и тут же где-то близко ахнул взрыв. С бортов посыпались камни.

Никишов отпрянул назад.

— Иван Фёдорович, рвут далеко, не опасно. А это наш Воронин, экскаваторщик. Вы же Его знаете, — пояснил Осепьян.

Никишов остановился.

— Воронин? Помню. Ты что же, подлец, шумишь и под взрывы лезешь? Гуляешь, так гуляй, но какого чёрта болтаешься по забоям?

— А вы, товарищ генерал Комаров, почаще к нам. Привыкнете. Ведь струхнули? А?

— Я Никишов, а не Комаров!

— Но-но, бросьте! — Воронин вгляделся, трезвея. — И верно ведь. А я думал, колымснабовский генерал. — Он заулыбался. — Чего приехали? Опять совещание экскаваторщиков?

— Может быть, побеседуем.

— Хитрющий вы мужик, Иван Фёдорович! Ой же хитрющий! Голова. Как вы меня в прошлый раз, а? Я вам всё как на духу, а вы на совещании мои мысли, больше я к вам не пойду. Сам всё скажу.

— Мы одно дело делаем, Воронин.

— Дело делом, а мысли врозь. Да я не сержусь, уважаю ухватку. За то и люблю вас. А вот они все, — Воронин рукой показал на остальных, — не любят, а боятся. Но зато расстилаются. А почему? Потому что Если и по машине молотком да молотком…

— Ну вот что, Воронин! — прервал Его болтовню генерал, — Не забывайтесь. Идите домой, отоспитесь. Я прикажу начальнику управления выдать вам Ещё один месячный оклад. Но больше не попадайтесь, — Он отошёл на несколько шагов и подождал Агаева.

— Распорядись сегодня же издать приказ и выдать Ему премиальные, а завтра отправишь Его на «Гранитный». Я выделил туда два экскаватора. Пусть поправляет дело, плохо у них. Остальные дни отгуляет там. Если бы не третий участок, прииск хоть закрывай.

А в это время на третьем участке прииска «Гранитный»/ Краснов обошёл забои, поднялся на террасу, потёр шею, давя комаров, и сел на выступающий из земли огромный камень. Внизу чернели гряды отвалов, забои, а дальше коричневая речонка, похожая на осеннюю дорогу, усыпанную хвоей.

От штрафного подлагпункта разрез пересекала тропа, утрамбованная конвоем. Она то скрывалась в выемках, то взбегала на серые нагромождения породы и окончательно терялась в расщелине ключа в мелком кустарнике.

Россыпь тянулась по руслу ключа. Пески были богатыми, лежали почти сразу под растительным слоем, но довольно узкой полоской. Шулин нащупал это золото Ещё весной, когда здесь вели телефонную линию, сразу создал звенья из штрафников. Старшими назначил знакомых Ему уголовников. Так что контроль за работой осуществляли сами рецидивисты. Поразительное чутьё Шулина подсказало, что нарезать шурфы, и к следующей весне уже были подготовлены богатые контуры для приборов и несколько россыпей для лотошников.

Золото в условиях лагеря сохраняло свою магическую силу. Чем лучше отмывалось оно, тем прилежнее работали люди. На усиленном режиме в штрафной оставалась только бригада Волка. Работала она в самом устье ключа, работала плохо. Штрафники больше лежали на солнышке или перекидывались за отвалами в карты.

В кустарнике мелькнула голова Шулина. Он шёл к лотошникам.

В забое Его встретили восторженно.

— Дядя Володь, эвон сколь наковырял. Может, побалуешь? — вывернулся бритоголовый парень, вожделенно поглядывая на шулинскую фляжку.

— Показывай! — пророкотал Шулин.

— Куда тебе! Вон где Есть чем тряхнуть, — оттеснил бритоголового второй, разворачивая красную тряпочку.

— Ну их, дядя Володя. У меня тараканы. Как за печью! — проталкивался следующий.

Теперь все разворачивали кто тряпку, кто старую рукавицу, а то и выплёвывали из-за щеки на ладонь, стараясь перещеголять друг друга.

Шулин отвинтил крышку, налил и подал высокому человеку с обгоревшим на солнце лицом.

— Давай, старина!

Тот опрокинул стаканчик, крякнул. Шулин, угостив Ещё несколько человек, завинтил флягу и направился ниже по ключу.

— Эй, батя! Может, и мне напёрсточек! Вон сколько наворочал! — поднялся Сашка-бог, показывая узелок.

Шулин подошёл к штрафникам. Парни повскакивали и столпились плотным кольцом.

— Значит, так? Ай-ай-ай! — засмеялся Шулин, хватая руку Сашки вместе с флягой. — У вас, кажется, за неумение воровать принято бить?

У Сашки от боли округлились и покраснели глаза. Краснов вскочил и быстро пошёл к штрафникам. Чёрт бы забрал Володьку, так и лезет в эту стаю. А Шулин, посмеиваясь, держал громилу, как мальчишку.

— Ну, ладно, дядя Володя! — стонал Сашка.

— Вот это другое дело. Теперь можно и поднести, — Он налил стаканчик, протянул. — Валяй. Может, умней будешь.

Краснов взял Шулина под руку.

— Пойдём, Володя, чего-то истосковался совсем. Посидим, поговорим.

Они поднялись к камню. Солнце палило. Синие тени косыми пятнами лежали под деревьями. На вершине сопки кварцевая глыба сияла золотистым костром, и казалось, что туда упал кусочек солнца. Тихо, тепло, хорошо.

Шулин сбросил куртку, лёг.

— Теперь на голую землю не могу. Седьмой десяток, — вздохнул он и молодо потянулся.

— Люблю я тебя, Володя. — Краснов взял Его руку и крепко сжал.

— Эх, Мишка, Мишка! Всё куражусь, а время-то своё делает! Вроде бы и проморозился, проспиртовался, чего бы Ещё? А вот чую, как она крадётся рядом. Как-нибудь рубанет из-за угла, и всё. Чувствую Её, как худой взгляд. — Шулин смешливо подмигнул. — А здорово мы с тобой крутанули участок. И ведь ничего особого: немного души, немного смекалки и опыта, а основное — за счёт смелости и веры.

— А долг? — перебил Его Краснов, — Долг гражданина?

Шулин приподнялся на локоть и похлопал Краснова по колену.

— Пожалуй, оно так и выходит, Мишка. Сделали вот тебя арестантом, врагом и Ещё пёс знает чем, а ты всё равно своё гнёшь. За это тебя и уважают. Когда человек чист, как золото, так бросай Его хоть в нужник, он таким и останется. Вот ты снова вылезаешь на свет божий и поднимаешь всё, что на тебя навалили. А ведь выберешься ты, Мишка. Истинный господь, выберешься, это я тебе говорю. Потому и остался на участке. По существу, ты уже и сейчас ворочаешь всем. Если решится всё же Егоров назначить тебя начальником участка, давай!

— Не знаю, право, Володя! Говорил он со мной, но ведь как воспримут это другие: заключённый, враг.

— Егоров тоже со мной говорил. Вот уедет хозяин в Москву, тут и распорядится. Мужик он решительный. Да ведь нужно же, чтобы все поняли, что руководители делаются не приказами. Как ты, берёшься?

Краснов не ответил.

В бараке все спали. Только месяц заглядывал в окно. Кто-то рыдающе вздохнул и рывком повернулся на другой бок. Волк поднял голову, быстро пробежал глазами по рЯдам спящих и тронул за плечо Сашку.

— А-аа? — вздрогнул тот и вскочил.

— Т-шш-ш — прошипел Волк. — Пора. Давай буди по одному. Пусть соберут, что надо. Со всеми докалякался?

— Ага.

— Как?

— Три чёрта немного хлюздят. Да и верно, харча мало, может, подождать. Не хлопнут оперативники — подохнем в тайге, — тихо и натужно прошептал Сашка, налегая грудью на Волка.

— Дурак. Трое чертей да Гиреев. Худо придётся — шухерок и под ребро. Вот и протянем.

Сашка сплюнул.

— Не приходилось. Меня уже воротит.

— Захочешь жить, и не то проглотишь.

Заскулила овчарка. Рванулась, тявкнула и, позвякивая цепью, побежала вдоль зоны. За дверью послышались шаги надзирателя. Волк замер, притаился и Сашка, но снова стало тихо. Больше не разговаривали. Будили по одному, собирались не спеша, обстоятельно. Люди возились под нарами, только Еле слышно поскрипывали половицы тайников. Вынимали портянки, ножи, сухари, зажигалки, деньги.

На работу бригаду конвоировали трое. Шли молча, не глядя друг на друга. Ничем не выдавали себя штрафники, только при внимательном осмотре можно было заметить, что за ночь они пополнели. Спустились в разрез. Здесь туман лежал Ещё плотней. Волк надрывно закаш-лЯлся. Сашка, чтобы отвлечь внимание конвоиров, рванулся в сторону и, скатившись с отвала, притаился где-то в выработке.

Всё произошло быстро и тихо. Ни один из охранников не успел и пикнуть. Трое заключённых тут же раздели конвоиров, бросили в забой и наскоро засыпали породой, а сами переоделись в их форму, вскинули винтовки, заняв их места.

— Сашка, Сашка, — тихо позвал Волк.

Тот не отозвался. Волк заподозрил неладное.

— Смотри, тварь, Если продашь… — в туман крикнул Волк и задумался.

Хотя Сашка и откололся, он Едва ли сразу пойдёт в охрану с повинной. Но всё же… Терять времени нельзя. Старый маршрут, намеченный вместе, не годился. Как опытный преступник, Волк тут же принял другое решение. Он велел идти по руслу речки в направлении основной трассы. Это было рискованно, но сбивало со следа. Километров пять прошли по речке, потом свернули на приисковую дорогу и двигались не таясь как обычная колонна заключённых, этапируемая на другой участок. Такие этапы встречались постоянно.

Скоро должна была показаться центральная трасса. В воздухе появилась пыль. Туман рассеивался, погони не было видно. Наверное, оперативники, бросились по ложному следу, а может, Сашка и не особенно торопился Явиться к администрации лагеря.

Передний заключённый в форме конвоира замедлил шаги и, оглянувшись, показал рукой. За поворотом дороги стоял грузовик с чёрным кузовом. Два человека в зелёных гимнастёрках катили колесо. Третий, в кожаной куртке, сидел на корточках у крыла.

— Ша. Да это «ворон». Спокойно, не нарушать строй. Это фарт. Взять людей — и порядок, — тихо распорядился Волк и перешёл на левую сторону колонны. Теперь уже были видны красные петлицы на гимнастёрках двух. Водитель постучал носком сапога по колёсам, бросил на сиденье ключ и, вытащив ведро, побежал к ручейку, позванивая дужкой. Заключённые сбавили шаг.

Водитель только поднялся на дорогу, как колонна поравнялась с машиной.

— Дай, братишка, хлебнуть! — подошёл к нему передний с винтовкой. Не успел тот протянуть ведро, как был прижат к земле и скручен. Задние уже расправились с охраной: оттащили в кусты, забросали валежником. Водителя связали, мог пригодиться. У беглецов теперь оказалось пять винтовок и наган.

Волк распахнул дверь каркаса, заглянул, и Его косматые брови зашевелились.

— Дипломат? Ты? А кто там с тобой?

В дверь выставилось бородатое лицо.

— Вот это встреча. Славненько. А это шеф тут со мной! — бородач вытолкнул Расманова. Как оказалось, их везли в магаданскую тюрьму. Расманов, как только понял, в чём дело, встал на колени, умоляя:

— Оставьте, пригожусь!

— Связать — и с водителем! — распорядился Волк. — Говорить будем после! Теперь все быстро в машину. Едем.

Расманова связал сам Урмузов и, посмеиваясь, бросил рядом с водителем. Нашёлся свой шофер. Через несколько минут заключённых скрыли железные двери тюремной машины, а Волк в форме охранника сел в кабину. Машина, выскочив на основную трассу, помчалась не по дороге в Хандыгу, как, по расчётам Волка, скорее всего могли предположить оперативники, а, в сторону. Индигирки…

Не так-то просто в разгар промывочного, сезона выкроить день, чтобы навестить Новикову. Матвеева уже Ездила несколько раз и, возвращаясь, настоятельно просила Юрия побывать у Вали.

Посёлок угольщиков раскинулся по всему склону сопки. Юрий разыскал маленький домик в самом конце посёлка. Моросил дождь, пахло углём, дымом и прибитой дождём пылью. Он постучал в дверь. Из комнаты донесся тихий голос: Валя. Она. Юрий вдруг почувствовал волнение. Не виделись почти четыре года.

Квартирка была маленькая с низким потолком, стены обиты фанерой. Из крохотной прихожей направо — кухня с кирпичной плитой, прямо — комната. Дверь была приоткрыта, и в щель виднелась кровать с верблюжьим одеялом, белоснежная подушка, рассыпавшиеся по ней золотистые волосы.

Юрий одёрнул гимнастерку и заставил себя войти.

Валя вспыхнула, подобрала одеяло. Глаза заблестели.

— Юра, Юрка. Решился, заехал? А я вот видишь? — говорила она, поправляя на груди халат. В комнате полумрак от ненастья и занавесок. Запах лекарств и чистого белья.

— Я рад видеть тебя, Валюша, — заговорил Юрий, пожимая Её совсем худенькую руку и чувствуя, что говорит не те слова, какие собирался сказать, — В общем, вырвался и приехал. Теперь это не просто. Но я, как только узнал о твоей болезни, тут же позвонил Валерке. Он был?

Валя уже справилась с волнением, подложила под локоть подушку, и, улыбаясь, глядела на Юрия.

— Спасибо тебе. Валерка в тот же вечер прикатил и навёз всякой всячины. Ты знаешь, я сначала Его не узнала: изменился он сильно. Хороший он, добрый. Да ты садись! — показала она на стул в углу.

Юрий принёс стул и сел рядом с кроватью. Он так и не мог избавиться от неловкости. Валя всё говорила:

— Я знаю, ты несколько раз был в посёлке и ни разу не зашёл. Упрекать тебя не имею права, но нехорошо так. Эх, Юра, Юра, — она опустила голову, замолчала.

В окно тихо стучали капли дождя. Серый пушистый кот вспрыгнул на кровать, и Валя задумчиво стала гладить Его. Юрий смотрел на Её бледное, усталое лицо.

— Ты всё одна? — спросил он.

— Одна. — Валя тяжело вздохнула — Плохого больше не хочу, а хорошие проходят мимо. Ну ладно, не будем об этом., Расскажи о себе, Если хочешь.

Всё такая же гордая, подумал Юрий и заговорил о Краснове.

Валя обрадовалась.

— Сильный он. Когда подумаешь, как складывается жизнь у других, стыдно становится за себя. А ты знаешь о групповом побеге с Его участка? — спросила она.

— Слышал. Но неужели Расманов решился на побег?

— Машину нашли в тайге далеко от дороги, а в кузове связанного водителя. Натолкнулся какой-то геолог, а то бы водитель умер. Его воры принуждали идти с ними, но он заявил — убивайте, а не пойду. А Расманов отказаться не решился.

Оба снова замолчали. Разговор постоянно сбивался. Юрий чувствовал себя неловко и злился.

— Ты иногда вспоминаешь дорогу, поезд, Владивосток? — спросила она.

— Очень часто. Лучшего времени в жизни, кажется, не было.

— И никогда поздней? Ты действительно так думаешь?

— Я имею в виду юность.

— Да-аа. А теперь мы почти старички.

— Старости, Валюша, я не чувствую, а вот постоянную пустоту ощущаю. Трудно, наверное, и тебе в одиночестве?

Спросил и тут же пожалел. Губы Вали дрогнули, в глазах засветились слезы.

— Дай мне руку, Юрий, — шепнула она.

Он взял Её руку, погладил. Рука горячая. Видно, Ещё температура. Бедная милая рука. Валя закрыла глаза.

— Может быть, чего-нибудь нужно? Я быстро проверну.

— Спасибо, всё у меня Есть. Валерий так хлопочет.

У домика послышались шаги. Валя одёрнула руку, поправила подушку.

— Это доктор, — сказала она, глянув на будильник.

Юрий встал.

— Ты торопишься?

— Да.

В комнату вошла женщина в белом халате с саквояжем и стала мыть руки на кухне.

— Ну, как вы сегодня спали? Температуру меряли? — Голос у неё добрый, а глаза строгие.

— Ну, Валя, до свиданья. Может, что-нибудь передать Нине Ивановне?

— Ничего не надо. Под боком Валерий. Он такой внимательный, милый. А ты Ещё приедешь? — В голосе прозвучала мольба. Юрий замялся.

— Постараюсь. Но всё это сложно. Как-никак, сто километров…

— ОбЯзательно приезжай. Созвонись с Валерой, да вместе.

Юрий вышел. Нежность, с которой она говорила о Самсонове, больно задела. «Чёрт возьми, уж не ревную ли?»

Шёл густой, мелкий дождь. Тучи ползли почти по земле. На вершинах сопок лежал первый снег. Опять осень.

Зима тронула вершины сопок, обожгла заморозком зелень тайги и, словно испугавшись, что поторопилась, отпрянула, затаившись совсем близко. Опять стало тепло. Славное время — осень, особенно на Колыме.

Юрий прошёл по цехам и у механического встретил лагерного нарядчика — молодого, разбитного парня с ослепительной улыбкой. Он нетерпеливо крутился на дороге, поглядывая по сторонам.

— Ты что-нибудь хочешь сказать? — спросил Его Юрий.

— Вы бы, Юрий Евгеньевич, на всякий случай распорядились принять от Кротова подотчёт, — шепнул он.

— Почему?

— На него запрос из управления — что да как? На горных работах он успел кое-что сбросить и зачётики накайлить. Подходит срок, а таких не освобождают. — И он ушёл, размахивая учётной тетрадью.

А Кротов уже дожидался Колосова в конторе.

— Попрощаться пришёл. Спасибо вам за всё. Наверное, последний день в мастерских, не судьбина, видно, — проговорил он, входя в кабинет.

— Но в чем дело?

— Предполагаю, в моем заявлении. Один мой старый знакомый из высокопоставленных, — улыбнулся он, — прислал письмо, обещая помочь попасть в действующую армию, Если я пришлю заявление, что раскаиваюсь и хочу загладить вину перед Родиной, народом и всё такое прочее. Заявление я написал, но не совсем так. Не мог же я согласиться с предъявленными обвинениями.

— Может быть, обойдётся?

— Нет, вряд ли. Примите от меня самую искреннюю признательность. Передайте Матвеевой, Белоглазову моё нижайшее. Пусть не беспокоятся. Главное, что жив курилка.

Кротов ушёл. Что мог поделать Юрий? Он позвонил Матвеевой. Она уже слышала. Даже странно, с какой быстротой распространяется в лагере любое известие.

Юрий вызвал к себе начальника технического отдела. На дворе громко покрикивал Кротов, отрабатывая свой последний денёк.

— Никак горим! — крикнул вбегая начальник техотдела и тут же выскочил из кабинета.

Из фронтальных проёмов кузницы ползли чёрные клубы дыма. Было видно, как прокатилась, клубясь под перекрытием, огненная волна. Юрий сразу же вызвал пожарную команду. Кузнечный цех всегда Его беспокоил. На стенах бачки с горючим, питающиеся от большой цистерны, тоже установленной внутри цеха: зимой нефть застывает, и надо Её держать ближе к теплу.