Человек с железного острова

Часть четвертая В КРУГУ ДРУЗЕЙ…

В гробе я видал такие развлечения – опять подняли раньше срока. Кто поднял – поди разберись теперь, да и незачем это в общем-то, не скандал же поднимать. На часах – без двадцати прибытие, так что снова засыпать толку нету, а посему выправляю кресло и как следует протираю глаза – умыться бы надо. Вопреки ожиданиям никто к иллюминаторам не липнет, а все поголовно столпились впереди и смотрят на экран, по которому бегают и прыгают неизменные Том и Джерри.

Пока то да се, кино кончается, и когда возвращаюсь, бравые ребята уже чинно сидят каждый на своем месте. Моя дорога теперь уже в кабину, и приходится как сквозь строй пройти – взглядов да подмигиваний. Ладно, стерпим. Я б тоже на такого поглазел, если бы столько всего слыхал, да еще так перевранного да приукрашенного. Обрываю дверцей эти любопытствования и подбираюсь к боковому пульту. Оператор сообщает:

– Пять минут и мы на месте! – сам вижу, без подсказки. – Нас там уже встречают, погода хорошая, даром что осень.

Ему явно хочется поговорить со свежим человеком, с пилотом наверное уже все темы обсосаны по восемь раз.

– Да, – говорю, – осень здесь обычно не балует. Я так понимаю, что под штиль мы и на берег вылезем?

– А как же. Зачем же зря время тратить на перевалку, тем более там выход просто прекрасный, одно слово, старая работа.

– Ну давайте, я пошел.

Пилот, так слова и не сказавший, кивает головой, и аудиенция закончена. В салоне объявляю: «Сейчас наш полет будет закончен. Прошу проверить снаряжение и ручной груз.» Зашевелилось воинство. Затягиваются, застегиваются, тянут из боковых отсеков свои мешки и заплечные винтовки. Ну а я, как неподвластный, занимаю место у окошка и принимаюсь следить за внешним миром. Теперь ясно, почему никто в окна не смотрел. Мы все еще идем на экране, и за стеклом только и видно, что сливающиеся в сплошняковую серую муть волны и пена на них. Правда, на горизонте видна полоска земли, но вот и она уплывает из глаз – мы разворачиваемся носом к ней. Тон гула винтов меняется, становится выше и натужней, что ли. Скашиваю глаза назад – широкое, опущенное обратной чайкой крыло медленно сжимается, а затем изящным жестом выгибается вверх – и вот уже «чайка» настоящая.

Вода начинает уходить вниз, и вскоре уже можно различить отдельные валы – и первые, и девятые. Мелькает белая полоска прибоя, и самолет начинает маневрировать, выходя на прямую снижения. Скорость ощутимо падает, и теперь земля уже просто ползет под нами, даром что высота невелика. Темные пятна сосняков и ельников, грязно-коричневые полоски озимых, желто-серые травы. Пыльная ниточка дороги, небольшая деревушка с таким густым пучком дымных веревок, что кажется – горит, а потом светло-коричневые скалы – ага, это уже близко. Скалы обрываются в залив, и машина проваливается вниз до тех пор, пока не бухается в воду, подняв тучу брызг. Волнение и вправду несильное, но все же неприятное, и наверное пилот немало нервов потратил, чтобы без повторов выйти к нужному месту на берегу. Мой отряд уже у двери стоит, не терпится, видать, и когда колеса касаются земли, удар чуть не валит всех на пол. Винты снова взревывают, вытаскивая тушу самолета из воды, а потом облегченно стихают и дверь с тихим сипением отъезжает в сторону. Меня пропускают первым – ну спасибо! – первым начинаю мокнуть под дождем. Наш транспорт стоит на широкой, выложенной плитняком дороге, одним концом полого уходящей в море, а другим через сотню метров упирающейся в довольно странное строение – две высоких каменных стены и балки для крыши. А дальше вдоль берега еще несколько таких дорог и зданий, но размером поменьше, на те подъемчики мы бы не влезли. Около плит на песке стоит телега с прицепом, вроде той, что в свое время нас на бербазе была. Возле нее средних лет мужчина в самом что ни на есть прозаическом плаще с капюшоном, а в телеге за рулем сидит еще один – вообще лица не разобрать. Стоящий делает широкую улыбку:

– Ну как добрались?

– Да ничего, неплохо. Мы с собой тут кое-что притащили, вы лучше подгоните телегу к правому люку, у нас все там.

Водитель трогает с места в обход, за ним цепочкой и мой народ.

Контраст со встречающими плащами разительный: пятнистая серо-зеленоватая маскировка, кармашки, вздутия там, где проложена витая кольчуга, шлемы с пелеринами – орлы, хоть сейчас в огонь и драку, хотя лучше бы обойтись без нее. Встречающий представляется: «Леший, помощник старшего поста, историк.»

Жму руку:

– Алек, командир спецотряда, водитель.

Леший скептически усмехается – слыхал он про меня все, наверное, кроме того, что я и вправду танк водил.

– Не веришь, – говорю, – сам телегу поведу.

Леший никак не решит, как себя вести, надо бы его расшевелить, а то мало удовольствия жить этакой заезжей шишкой.

– Слушай, – обвожу рукой берег, – эти сараи каменные, полоса эта – дело рук эльфов? А я слыхал, что они и сами здесь еще живут?

Леший собирается с мыслями и поясняет:

– Это не та Гавань, та немного северней, километров тридцать. Там да, еще живут. А это Старая Пристань, они здесь сто с лишним лет назад строили корабли, как филиал это был. Мы сюда стараемся особо не ходить. Вот я ваш самолет вижу, и до того он дико выглядит…

Леший осекается и соображает, то ли он сказал.

А телега уже просела под тяжестью контейнеров, да и прицеп наполняется, и когда мы подходим, самолетные манипуляторы выкладывают из темноты люка последнюю колбу с коллоидом, а следом в прицеп грузится и моя великолепная пятерка. Я сажусь спереди, Леший вручает мне водительское место и второй в плаще молча лезет назад. Рычаги знакомые, туда-сюда шуранул и пожалуйста – веду транспорт, а Леший дорогу показывает. Сзади слышно, как самолет сползает в воду, разворачивается и уходит в небо, растворяя жужжащий грохот винтов в промозглом небе.

Дорога сворачивает в лес и идет между редких, но матерых елей. Дождик потихоньку набирает силу и его дробь по моему шлему заглушает шорох песка под колесами. Дорога малозаезженная – как когда-то проложили просеку да прошлись по грунту стоп-насадкой, так до сих пор все и есть, даже колея не заметна. Путь ведет вверх, и Леший по собственному почину объясняет:

– Сейчас пара поворотов, ручей и мы дома.

Я киваю и наддаю газу насколько это можно, а когда после помянутых поворотов начинается поле, снова торможу – и со скоростью почтенной кобылы въезжаю в деревню. Непривычного конечно вида деревушка, но все же побольше сходства с нашими, не то что приморянские колеса или вахлаковские каменные шалаши. А тут – нормальные домишки с огородами и сараями, тропинки натоптаны.

Дорога идет вдоль поселения – оно слева а поле справа, и сейчас нам путь пересекает лошадь, запряженная в широкую арбу, на которой сидит толстый краснощекий пейзанин. Завидев нас он останавливается, ждет пока мы поравняемся, а затем громко окликает:

– Здравствуйте, господин Леший! Здравствуйте, господин Андас и господа незнакомые.

– Здравствуй Бэл, как дела? – Леший отвечает с деревенской дружелюбностью, в тон, видимо пообвык.

– Дела, господин Леший, разные, и я бы попросил вас немного остановиться.

– А может, в другой раз?

– Да нет, в другой не получится, сейчас нужно.

Леший кивает – останавливаюсь, а Бэл подтаскивается поближе.

– Был сегодня утром у нас посланник, не простой, а с печатью королевской. И слова передал: с сегодняшнего дня с вашим народом никаких дел не иметь, товары не продавать, в дома не пускать, разговоров не говорить. И что кто ослушается, наказан будет строго, и с этим на пути сюда уже десяток королевских всадников. И еще сказал: ежели же кто-нибудь вам вред причинит или неудобство какое, напротив, отмечен будет. Такие вот у нас дела. Я-то, конечно, не рад, да и никто особо, но найдутся такие, что потом пальцем укажут. Так что вы уж, господин Леший, если что надо будет от меня, находите способ без лишних глаз говорить, да и я тоже постараюсь, а пока прощаюсь я, и так небось уже за окнами пялятся.

Бэл нахлестывает свою животину, арба скрипло удаляется в глубь дворов, а я сижу без движения. Леший вздыхает:

– Поехали, что ли… Вот тебе и на, хотя к этому мы в общем-то и шли.

Еще один вздох и сзади ко мне лезет второй – как там его, Андас? Уступаю место и дальше еду уже пассажиром. За деревней опять поле, по нему дорога серо-желтой лентой поднимается к бахроме елового леса – это уже почти гребень холма, и всю дорогу до него Леший молчит. Я тоже рта не раскрываю, и все вместе напомнило бы похоронную процессию, если бы не веселые голоса с прицепа – ребятушки явно не расслышали разговора. Когда мимо проплывают первые разлапистые деревья, Леший снова оживает. В полном отрыве от темы он начинает выспрашивать базовские новости. Я вкратце докладываю – так мол и так, живем помаленьку. Лодка идет вдоль восточных заливов, там уже есть несколько контактов и, видимо, в одном из них будет поставлен форт-пост. На базе построили новое здание для техники и сейчас настраивают слуховую аппаратуру, вроде той, что здесь. Вроде бы кто-то из захребетья напал на след Серчо, но ничего определенного не известно. Старик Маршал в знак вечного мира снял ворота со стены, правда, саму стену оставил. Пресноморская вольница опять сожгла наш склад в устье – сто тонн керосина коту под хвост. И на саму бербазу уже раза три пытались набежать какие-то неясные, Маршал открещивается и клянет неизвестных на чем свет стоит. Погода последний год плохая, штормит раза в два против прежнего. Ну, что еще? Говорят, скоро будут менять все старые самолеты и вертолеты, теперь все будет только на лучевых реакторах, новая модель и по мощности и по весу подходит, хватит воздух травить. Ах, да!

Кун-младший получил наконец свой заказ, и теперь в Круглом ракет будет хватать в самые тяжелые времена. На это Леший замечает:

– А что ракеты типа куновских сейчас и орки освоили, это известно?

– Известно, но у них дыму много, а толку мало. Не умеют делать!

– Могут и научиться.

– Ну, знаешь, если так рассуждать… А без огня и пороха Кун не выдержит и год против степняков, а держаться ему надо.

– Да, конечно, – и Леший замолкает вновь.

Поворот – и впереди открывается широкая поляна, а на ней слева направо: две полукруглых крыши складов, полоса выложена желтенькой плиткой, приземистый ангар, чуть дальше – жилой корпус с колодцем, лавочкой под окнами, газончиком и цветником, и наконец рабочий корпус с двумя яркими красными колпаками на крыше и еще двумя – на бетонном фундаменте рядом. Приглядевшись, можно заметить что поляна по краям обнесена забором из колючки, а в удобных местах есть небольшие холмики и в самом ближнем можно разглядеть плотно сомкнутые створки. Андас подгоняет телегу сразу к складам, а Леший предлагает заходить в дом – разгрузят сами, хозяева как-никак! Из склада выходят четверо, принимаются за разгрузку. Никаких тебе приветов и улыбок. Еще один такой же, неведомым горем убитый бородач, появившийся из-за ангара, приглашает «добро пожаловать» и молча ведет за собою в корпус.

Леший вертит головой, но помалкивает. В раздевалке есть свободные отсеки, и наши мокрые доспехи размещаются в них. У Лешего и Андаса под плащами оказываются у одного длинноствольная патронная «Беретта», а у другого современный ПКМ с прицельным блоком и два запасных магазина. И еще маленькие шарики шок-гранат штук по шесть у каждого, и я решаю так: вообще такое снаряжение означает, что либо человек пижон, либо серьезно готов дать отпор не шибко настойчивым гостям. Пижонов здесь не держат – их и на базе то не так уж много. Значит…

– Леший, а зачем тебе это?

– Да так, знаешь… знаете…

– Да говори на ты, чего там!

– Ходят здесь разные. Раз двадцать, наверное, уже – то через проволоку полезут, то телегу стрелами обкидают. И даже неясно, кто. С местными мы до сего дня уживались хорошо, а кто еще бродит вокруг – сказать трудно… Ну пошли официально представляться нашему шефу.

Шефом оказывается тот самый неулыбчивый бородач – кстати его так и звать, Брада. Он нерадостно и без интереса выслушивает мое представление по полному титулу, а дальше перебивает:

– Знаю, знаю, идете вытаскивать архив Старикашки, хотите, чтоб я вас через Долину кинул, так?

– Да, так.

– И чтоб король, или кто сейчас там, дали проводника и все такое прочее.

Я просто киваю.

– Так вот, придется тебе планы чуть-чуть поменять. Леший, Андас, вы тоже слушайте, вас это касается больше. Был здесь час назад человек от короля – от самого короля, и передал на словах и на бумаге такую вещь: с этого дня он рвет договор, и прекращает всякие дружеские связи с нами. Повод – смехотворный, некие сведения о нашем покушении на его кресло. Он гордо отказывается пользоваться связью, нашими самолетами и аннулирует свой ключ к информбанку. А мы, соответственно, лишаемся права на передвижение по его территории и ведения дел с населением и силами, а плюс к тому он намекнул, дескать и посты придется скоро убрать, что отсюда, что с юга. Гонец держался очень надменно и не сказал ни слова свыше того, что есть в бумаге. Думай, Алек, что делать будешь, а вы думайте, что придется делать нам.

В ответ Леший с нерадостной ухмылкой делает сообщение про деревенские дела, а потом с Брадой и Андасом вполголоса начинают что-то обсуждать, ну а я, как и предложено, думаю. С чего это вдруг господин властитель полез в бутылку? Кто приписывает нам потуги на дворцовый переворот? Да еще так обосновано, что он поверил и готов рвать все в это сложное время. У нас ведь на бербазе, когда приходили все новые и новые сообщения о драках на северной границе, думали что не сегодня-завтра он попросит поддержки типа той, что мы Куну оказываем. Уже думали, что ему дать и как перевезти, а тут – на тебе! Конечно, политика сейчас не мое дело, и надо о задании думать. Итак: без посадки в Долине мы в предгорья может быть и доберемся, но без проводника будет плохо. Да и опять же – возможна стычка не только с орками из Херут-Гоблина, но уже и с королевскими всадниками. Это если не свяжемся с кем-нибудь из сильных, тут уж без знатока полная гибель. А может быть, король просто под горячую руку все сотворил, а теперь жалеет? Да, пожалуй, так оно и есть. Хотя по слухам это не тот человек, которого можно вывести из себя, но со всяким бывает. Решение есть, и я объявляю его Браде, прервав его совещание.

– Тогда так. В Долине я все равно садится буду, и попробую разнюхать что к чему на самых высоких уровнях. Мое имя это сделать позволит. Если удастся уладить дело – значит все хорошо, если нет, то все равно высадимся у гор на свой риск, ибо дело важное.

– Да. Хорошо. Когда хочешь вылететь?

– Завтра, отдохнуть надо.

– Идет. Мы твою команду уже поселили – в тесноте, да не в обиде, а аппарат к утру – это уже на мне.

Я киваю и Андас ведет в «необидную тесноту». Трехместная комнатка, – ничего, потерпим. Ребята все в кают-компании вместе с местным населением глядят по сотому разу привезенные записи «хроника важнейших событий». До остального здесь, конечно, еще доберутся, а пока и те кто привез, и те, кому привезли, смотрят «хронику» – традиция, а я ее нарушаю, – сижу и прикидываю как быть в самом худшем варианте. В команде среди прочих есть, конечно, и ученик чародея бербазовского розлива, Хао Шэн, рыжий такой парень, на китайца похожий, как я на краболова. Он в общем-то способен дверь не сильно запечатанную вскрыть, оборотня почуять и приструнить, от порчи защитить, но этого ой мало! Да и карты, которые у нас есть: – краденая показывает только место захоронения, а наша спутниковая кроме рельефа ничего не дает. Трудно будет, ну да ладно. Игра свеч стоит. Архив Старикашки – это целая связка ключей и отмычек ко многим событиям недавней войны, и ко многим тайнам Совета Светлых Сил, ведь он там чуть ли не первую скрипку играл одно время…

А вот и ребята вернулись, ну я вас сейчас обрадую! Реакция, как я и ожидал, слабая. Подумаешь, мы и сами с усами. Ну и ладно, спокойней спать. Это им, а мне до отбоя предстоит еще длинный разговор с бербазой, после которого я долго и сосредоточено омываю лицо холодной водой, соскребая усталость и отупение после часового спора, с применением демагогии, угроз и нереальных обещаний.

Разрешение-то я получил, но сколько крови себе попортил! На дворе уже ночь стоит, тусклая и беззвездная, прожектора заливают светом поляну. Вот прошли двое – на ночные наблюдения, наверное, и снова безлюдно. Дождя нет, и я решил выйти посидеть на воздухе перед сном. Лавочка холодная, но это даже приятно. Сижу и мыслю о том, о сем, спокойно да лениво, и сначала даже не вздрагиваю, когда рядом в землю врезается камень. Большой, с футбольный мяч, и летел он со большою скоростью, не отскочил только потому, что в намокшую рыхлость клумбы попал. Следующим номером программы оказывается небольшой град из пяти-шести булыжников, который стучит по окну и стене. Летели они, видать, с западной стороны, и рассудив так я кидаюсь вперед – под прикрытие ангара. А небо уже рассекает ком огня – попадание в крышу, огонь растекается по ней и копоть щедро срывается с оранжевых языков. Прожектора разворачиваются, и теперь западная часть поляны освещена прекрасно, но до леса на ней пусто.

Я прячусь под стеной ангара, и наблюдаю, как как еще один большой снаряд крошит в щепу скамейку, на которой я только что идиллически сидел. Костер на крыше уже выглядит целым пожаром, но я знаю, что ей ничего не будет, и спокойно смотрю на буянящее пламя. В ангаре жужжит мотор, и в проеме появляется легкий гусеничный транспортер с пулеметом в башенке, и я прыгаю на него, пока он еще не разогнался. На мой стук люк открывается, и я валюсь вниз, глотнув напоследок горелого керосину. В транспортере сидят трое местных и двое моих – в кольчугах и шлемах, успели облачиться, а я к примеру как был – в рубашке и брюках, правда при пистолете на боку. Водитель забирает безумную скорость, вылетает с поляны, и сразу сворачивает на еле заметную просеку – сквозь стеклоблоки видно, как по бортам вездехода колотят ветки. Один из нашей команды, Длинный, советует по-простецки, забыв в азарте обо всем:

– Алек, ты без панциря, лезь в башню, эй, кто там, дай место!

Из башни выпрастывается некто в легком жилете, а я, улучив момент между бросками машины, втискиваюсь между фиксирующими досками. Ну-ка? Ничего особенно сложного. Нашлемный прицел, и механизм башни с ним связан, оптики почти нет – справлюсь. Впереди скачет пятно света от прожектора, а вон и огонек мелькнул, на него берем. Итак, на прорехе в плотной лесной заросли стоят две свежесрубленных катапульты, одна из них изготовлена к выстрелу, и в лапе пылает очередная зажигательная бомба, рядом костерчик, еще несколько глиняных горшков и кучка камней. Ни одной живой души. Десант спешивается, и чуть потоптавшись, решительно устремляется в темноту, а в машине остаюсь один лишь я. В наступившей тишине пламя клубится особенно зловеще, тут явно и смола, и сера и еще что-нибудь.

Пока суть да дело, разбираюсь с управлением, и довольно скоро уже можно глядеть на местность в тепловом, или А-спектре, чем и занимаюсь весь следующий час, пока охотники не возвращаются, и не просто, а с добычей возвращаются. Связаны руки, ноги спутаны, как у коня какого, идет-бредет диверсант, совсем пацан однако. Бледный, злой, и хромает – нога видать растянута, так что путы пожалуй здесь и лишни. Одет он с головы до ног в серую рванину, хотя нет, на ногах у него неожиданно хорошие сапоги красуются. Его впихивают через кормовой люк, и мы отправляемся в обратный путь, только сначала водитель таранит и размочаливает гусеницами обе катапульты, и еще долго на траках вертятся и мелькают горящие ошметки.

Мой предшественник по башне уже снимает показания, а верней пытается снимать – пацан молчит, и это продолжается до конца дороги, до ангара то есть. Первые звуки пленник издает, когда его ведут по подземной галерее в жилой корпус – задев больной ногой за угол коротко и недовольно стонет, а в это время между хозяевами идет спор, где разместить добычу, карцера в здании не предусмотрено. Брада решает отвести парня в обычную гостевую комнату, и пока местный доктор занимается растянутой ногой, все присутствующие выслушивают историю поимки – в общем ничего особенного. Эсте – один из моей команды – углядел следы, а дальше сложности никакой не было. При поимке парень сопротивлялся «навроде кошки в ванной», а потом утих вдруг.

– Так, – тянет Брада, – размещать его погодим, а пусть сначала с ним побеседует Леший и…

– А может я? – перебиваю, – опыт есть, да и вообще, пойму его лучше.

Леший соглашается, и парня ведут в приемную, а мне по дороге Леший объясняет:

– Запись, анализ и прочее нас не касается. Ты главное на экранчик поглядывай, остальная публика в кабинете засядет, может вопрос какой подкинут, или что сообщить захотят.

Приемная – стол, стулья, и маленький черный прямоугольничек экрана – я его вижу, а посетитель нет. Леший усаживается в центральное кресло, ждет, когда я притулюсь сбоку, а затем говорит в пространство: «Ну что, давайте сюда этого сопляка.» Еще минута – дверь открывается, и сопляк входит. Ох ты! Серые лохмотья с него сняты, и под ними оказалась снежной белизны тонкая рубаха с золотыми загогулинками по краям, и штаны хорошей темно-красной ткани. На сапожки я уже обращал внимание, а теперь все вместе образует высокородного аристократа. Смотрит презрительно – «ерунда, таких я не боюсь». Леший заводит беседу: – мол так и так, никто пока тебя, мальчуган, не трогает, и вообще никакой гадости не замышлялось ни против кого, ты бы уж объяснил в чем дело, а потом вместе покумекаем, как уладить. Лицо у парня все презрительней, хотя сейчас, кажется, он себя уже искусственно распаляет. На этом его, пожалуй, можно и поймать.

– Ладно, Леший, он тебя понимать не хочет. Дай-ка я займусь. Эй, ты, молокосос! (Насколько он меня младше, если по внешности, то лет на пять-шесть). Теперь слушай меня. Ваши выходки мешают нам спокойно жить – это надоедает. Пожалуй, уже надоело. И скоро такими как ты займутся всерьез. Я вижу, ты не из простых, тем хуже. Мы найдем и твою семью, и сообщников, и заставим горько пожалеть о своей наглости. Вы еще не чувствуете на себе и сотой доли могущества людей железных островов! А с тобой мы поступим просто – заставим проглотить порошочек, после которого все слова, которые есть в твоей птичьей головенке полетят, как пчелы из улья, толкаясь и толпясь у выхода!

Я делаю театральную паузу перед новой порцией похвальбы и угроз, но парнишка горда отвечает:

– Ты меня очень напугал, уртаз! Я готов упасть перед тобой на колени и плакать, просить помилования. Наверное, тебя испугается и Верховный Король, который только и заботится о том, чтобы оградить ваш поселок от бед и напастей.

Хохочу:

– Король! Да что же это за король, который не может выразить свою волю иначе, чем послав шайку бродяг в компании с расфранченным сопляком кинуть несколько камней – словно в деревне склочный сосед ночью мажет соседям двери грязью, трясясь от злобы и страха!

– Я… Мы… От таких сопляков как я ты скоро будешь убегать и прятаться, а Верховный Король всегда знает, что делает. Он еще не брался за вас серьезно! – парень уже распалился, орет в азарте не тише, чем я свою грозную говорил, верит дурачок, что я тоже его ненавижу. Ну, а что теперь ты на такое ответишь?

– Ну и правильно, а что за нас браться. Мы условия соблюдаем, так что же ваш благородный правитель гневаться изволит, да еще таким базарным способом?

– Унглинги всегда идут впереди короля, а о благородстве не уртазам судить.

На экране появляется надпись «Хватит, он и вправду ничего дельного не знает. Кончай ругань.»

– Ладно, – говорю я уже нормальны голосом. – Как тебя хоть зовут? Не век же друг на друга рычать будем.

Парнишка явно опешил, не хотел наверное, а вот отвечает тоже вполне мирно «Ингельс», а потом спохватывается:

– Но разговаривать мне с вами больше не придется. Хватит того, что уже сказано.

– Иди, Ингельс, поспи, подумай – над тем, что тебе спокойно говорили, а крики не в счет, это я тебя нарочно распалял.

Спокойной ночи – хотя ночи-то уже и немного осталось.

Входит конвой, это на редкость мирного вида дядя с пистолетом и ножом на поясе для внушительности, и уводит пленника, а мы с Лешим идем к Браде – у него сидят еще трое, а остальные разошлись – моих ни одного нету. Брада подводит черту под допросом:

– Все ясно. Унглинги – слово знакомое, это будущая опора трона. Этакая комплексная программа воспитания – тут и управление, и военное дело, и умение ладить с остальными расами. Они подчинены королю напрямую, и самовольства у них не приняты. Все, что сказал пацан, пожалуй, правда, и выводы такие: во-первых, за нас действительно серьезно еще не взялись. Второе: разрыв отношений был решен уже давно – если еще месяца три назад нас начали использовать как учебное пособие по методам ведения партизанской войны. Третье – в скором времени надо ожидать нажима, а посему с завтрашнего утра ввожу режим «угроза-3».

Голос с места:

– А что с пацаном делать?

У меня мысль уже созрела, предлагаю:

– А не взять ли его с собою, подарком королю? Авось смягчится.

– Заложник что ли нужен?

– Не заложник, а залог успешной беседы, благо в Долине не нужно играть истерику, до последнего дня верховный король был способен рассуждать здраво. И на нас он, мягко выражаясь, обиделся не сгоряча, как я раньше думал. Ну а пока – пора расходится, я бы пару часиков поспать не прочь.

Намерение благородное, но будят меня лишь в восемь утра. Помылся, оделся, выхожу – а на полосе уже самолет стоит, моя команда бродит и Ингельс больную ногу в сторону отставил, скособочился, бедняга.

– Это что же, меня ждете?

– Ага!

Ну, тут уж никакая ругань на ум не приходит – такая, чтоб выразить мои чувства. Я с ними как с людьми, а они со мной как с барином каким! Ой, доиграются ребята, ой допресмыкаются, ой долюбезничают, лакеи чертовы! Ну что теперь делать?

– Вы бы, робяты, меня не будили, а так спящим в машину и внесли, а то чего зря беспокоить было? И дальше так – я б себе паланкин заказал. Все хоть погрузили? Ну поехали тогда, чего ждать, моя сиятельная особа явилась…

И команда лезет в самолет, передо мной лестницу одолевает Ингельс – безо всякого страха, да и в кабине себя ведет как бывалый пассажир – занимает кресло у окошка и сразу включает вентиляцию.

Эсте замечает:

– Не иначе летал, и не раз.

В пилотскую кабину уходит Март, самый старший из нашей группы. Он по профессии летчик, и летчик хороший. Я уже в который раз зацепляюсь взглядом за характерный шрам от уха до скулы, снова припоминаю его ухватки и словечки, и опять ловлю себя на мысли – сколько у него на счету «МИГов», а может и «Лакфайтеров»? А хотя какая разница – главное, что он лучше всех знает нашу технику, да и повезет нас до места он, а обратно машину поведет уже постовский летчик – вон он уже угнездился в кресле и наушники надел – спать будет. Раздаются хлопки, шипение, а затем нарастает могучий звенящий вой. Гремят турбины ужасно, вон лодка в пять раз больше, а шумит только от винтов да от потока. За окошком машут руками провожающие, они страгиваются с места и отплывают назад вместе с дорогой. Самолет разбегается очень резко, и через несколько секунд уже отрывается от полосы всеми четырьмя колесами. Осенние краски земли уходят вниз и скоро сливаются в сплошной ковер мыслимых и немыслимых оттенков серого, желтого, коричневого и темно-зеленого. Март старается не залезать высоко, и облака почти не закрывают картину, которая быстро ползет под ногами, но по однообразию своему кажется застывшей. Пожалуй, надо бы поспать – день и вечер будет тяжелый – и, устроившись на кожухе фотоаппарата, торчащего прямо здесь же, в кабине, я сплю до посадки, – а на нее меня исправно будит Хао Шэн. Первое, что замечаю – солнечно, толстые лучи через иллюминатор пятнают пол и кресла веселыми бликами. Март маневрирует, выходя на маяк долинской полосы, и в стекле – то ясное осеннее небо, то земля с поблескивающими озерами и речками. Вот наконец курс найден, и мы идем по пологой глиссаде, скоро будем на месте. Сзади Длинный торопливо завершает экскурс в историю:

– Ну вот, так значит нынешний король исполнил условие, пришел сюда уже как хозяин объединенного государства Севера и Юга. И получилось, что одному из легендарнейших эльфов – пришлось отдать свою дочь в жены смертному, хотя бы и долголетнему на удивление. Сам он ушел, а дом и кой-кто из свиты остались, временно, конечно. И теперь здесь королевская резиденция, одно из любимых мест короля. Так что тут мы, наверное, многих повстречаем. Я, к примеру, живого эльфа еще не встречал.

Эсте задумчиво добавляет:

– Ну я не видал тоже, так и что? Не в зоопарке мы ведь.

Студент сбоку вворачивает:

– Да уж коль на то пошло, это они нас в клетках на потеху держать должны, как диковин заморских.

Толчок, и колеса гремят по стыкам плит. В конце полосы Март сразу разворачивает машину на взлет и глушит движки. Командую:

– Хао, Студент – со мной, Март, Длинный – организовать заправку, Эсте – подключись к местной системе и веди нас покуда возможно, ну а в случае чего по обстановке. Ингельс, пошли, предстанешь пред светлые очи повелителя.

На воздухе прохладно, но не более, приятный тихий ветерок еле шевелит золотую листву кленов у конца полосы и липкая паутинка с налету задевает ресницы. Прямо из-под ног уходит небольшая дорожка, она петляет между деревьями и скрывается из виду за стволами. Я здесь, конечно, не бывал, но план помню хорошо, да и ребята тоже – судя по тому как без колебаний они нацеливаются на нее. Ингельс уже меньше хромает, и скоро аэропорт с мельтешащими Мартом и Длинным теряется за сеткой ветвей и листьев. Идем долго, и первым не выдерживает Студент:

– Алек, почему нас никто не задерживает, не проверяет документов и не обыскивает на предмет контрабанды? Не может же быть, чтобы наш прилет здесь не заметили!

– Не знаю, молчи. Идем, пока идется.

Хао коротко замечает:

– Нас видят. Издалека и вблизи, эльфы и люди.

То же самое подтверждает Эсте с борта, и даже дает точный адрес – через два поворота за большим камнем двое встречающих, они особенно яркие. Студент больше ничего не переспрашивает, и снова тишина. Первый поворот, второй, поляна и на ней несколько замшелых валунов. Расстояние до них уменьшается и метров за десять я не выдерживаю:

– Господа, может быть хватит играть в прятки? Если вы надеетесь на эффектное появление, то эффекта не будет, имейте ввиду!

Процессия наша при этих словах шагу не замедляет, и вроде бы поляну проходим без происшествий, но когда я оглядываюсь назад, обнаруживается хвост из двух равнодушных стражников. Дальше так и идем, потихоньку обрастая свитой, и когда тропка наконец выводит к замку, на нас четверых приходится около двух десятков провожатых.

– Эсте, ты нас в доме вести будешь?

– Нет, здесь вся сеть почти порушена. Осталось немного датчиков в округе, а в замке все повылущили.

– Ясно. Ты вот что – пиши все, что сейчас пойдет, или лучше гони на форт-пост, пусть покопаются.

– О-кей!

Дорожка вливается в широкую светлую мостовую, обсаженную вековыми ясенями, и ведущую к арке входа. В ней стоит длинноволосый рыцарь, он ждет пока мы приблизимся, и поднимает вверх одну руку. Стоп.

– Что хотят трое уртазов от Великого Короля Арагорна?

Ингельс весело – как же, домой вернулся, отвечает:

– Они в заумной мудрости своей никак не могут понять воли Арагорна, и думают, что своими словами смогут изменить решение светлого короля! Я их…

– А тебя пока что не спрашивали, неизвестный человек! Кто ты такой, как оказался в их летящем железе, и что делать дальше желаешь, ты расскажешь отдельно!

Ингельс останавливается, как чем-нибудь по голове ударенный. Ай-ай-ай, как досадно – вырвался из плена жестоких уртазов, привел их можно сказать к подножью трона в роли униженных просителей, и вдруг такое непонимание. Не дожидаясь конца переживаний к Ингельсу подходят пара воинов из нашего конвоя, и довольно бесцеремонно увлекают куда-то вбок. А нам рыцарь объявляет:

– Вам будет оказано обычное гостеприимство, а король обдумает свое решение.

С этими словами он поворачивается и исчезает в проходе.

Обычное гостеприимство для нас оборачивается чистой комнатой, мягкой мебелью и довольно-таки неплохим обедом. Это было бы неплохо, думай король побыстрее, но его положение хозяйское. Где-то часа в три Эсте передает обстановку по Средним Землям. Кун на востоке опять стыкнулся с восточниками из какой-то мелкой орды.

На юге спокойно, ну и конечно, Север. Там скапливается войско «людей снегов», возможно со дня на день начнут поход, а королевских сил против них мало. Конечно, его демарш в сводку уже попал, правда пока без комментариев. Не успеваю и спасибо сказать, как открывается дверь, и в проеме появляется раззолоченная персона, вальяжная и представительная. Приглашает персона на аудиенцию, и призывает оценить всю важность и значительность такого снисхождения – ладно, ощутим, если положено. Нас ведут длинными коридорами, светлыми балконами, темными лестницами, пока не открывается дверь в большой зал, в котором плиты пола расцвечены причудливыми узорами – солнце через витражи на окнах. У одного из них спиной к нам стоит стройный высокий человек. Он поворачивается, и я узнаю Верховного Короля Севера и Юга – красивый титул. Правда и на севере, и на юге хватает мест ему неподвластных.

– Здравствуй король, мы рады встрече с тобой – говорю.

– Здравствуй, Алек Южный и спутники твои, но я радости от встречи не испытываю. Более того, я не понимаю, почему вы так настойчиво добивались ее, все необходимое вам передали.

Нет, с такой дипломатией далеко не уедешь. Надо бы его расшевелить на нормальный разговор, а то под чопорными фразами можно похоронить все что угодно, да так надежно, что потом не докопаешься. И я берусь за дело.

– Слушай, я между прочим не так давно был вторым, а кой-когда и первым человеком в Круглом царстве – хозяйство поменьше твоего, но тоже хлопот хватало. Так что, раз уж в равных чинах, давай без этикету. Итак, в чем дело? Откуда взялись наши коварные планы?

– Хорошо, по-простому, так по-простому. Я тоже не так давно бродягою считался. Кто и что мне сказал – не ваше дело. Что уртазы потихоньку тянут руки к власти, известно и без всяких донесений. Ты помянул Круглое – но ведь без вашей помощи оно ничто! И судьбы людей там подвластны не сколько Куну, сколько вам!…

– Ну и что, а ты здесь причем? Никто никому и ничего не навязывает. Не хочешь быть зависимым – ну не будь, разве дело не так поставлено?

– А вы всегда лезете в чужие дела так, как будто намерены принять их под свою руку. И верить вам нельзя. Вчера ты здорово помог убрать Друга – спасибо. А завтра такой же как ты так же легко вернет его. И… знаешь что, я решил, и менять решение не стану. Не уберетесь сами – уберу силой.

– Ага, уж на нас то сил точно хватит, это для северных границ их нет, а для нас – пожалуйста. Хотели мы по хорошему договорится – не вышло, так по плохому и подавно не выйдет!

– Ага, пугаешь!

– Да нет, ты смелый, знаем! – Студент голос подал, – только все же подумай хорошенько, пока не поздно!

– Я все сказал, и вам больше нечего делать здесь. Возвращайтесь на свое железо и исчезайте с этой земли. Чем скорей, тем лучше.

Я разворачиваюсь и оскорбленным шагом выхожу из зала, ребята тоже. До самого выхода из зала на нас никто не обращает внимания, а в тоннеле-воротах давешний рыцарь произносит суровым голосом:

– С этих пор нога уртаза не ступит сюда, если на то не будет воли!

Хао хихикает:

– Чьей только воли?

– Да уж не твою, наверное, ввиду-то имеют!

– У-у-у…

Ребята начинают перекидываться шуточками, а я прогоняю ситуацию. Итак: замок для нас закрыт, а на форт-посте будет сшибка. Спасет нас либо удар со снегов, либо чудесный оборот в настроениях нашего владетельного друга. Но все же – с чего это он взметнулся? Есть подозрение, ну-ка…

– Эсте! Что можешь про разговор сказать?

– Да немногим больше, что и ты сам, ничего особого я в неявных областях не поймал. Ну а так – мне кажется, что у него есть конечная цель, «убрать уртазов», а причины уже под нее подгоняются.

– Спасибо.

Эсте сказал то же, что я и думал. Но вот настоящая причина – ее не найти, как иголку в этих листьях, вон – целые груды по бокам дорожки лежат, да еще и на ней самой немало. Свиты за нами нет – перед лесом как ножом отрезало, а вот впереди стоит маленькая фигурка, толстенький пожилой невысоклик, не иначе дожидается. Завидел нас, подобрался, насторожился и бочком-бочком ко мне. Я останавливаюсь, ребята тоже, а он осторожненько оглядывается и предлагает:

– Господин Алек, у меня есть возможность вам помочь. Вы говорили с королем, но не говорили с королевой.

Студент: «Алек, это шанс», – а Хао кивает.

– Так она что, здесь?

– Да, здесь, и не откажется от беседы, даю слово честного хафлинга!

Хао:

– На слово честного хафлинга положиться, конечно, можно.

Я:

– Веди, а по дороге договоримся. Ждите меня, я скоро буду!

Молодцы Хао и Студент, не стали допытываться: а что, а зачем.

Единственно, что Хао уже в спину крикнул:

– Мы в аэроплане будем, иди сразу туда.

Невысоклик поворачивается и семенит прямо в лес, хотя вернее это все будет парком назвать – ни веток на земле, ни сору какого, ни деревьев лежалых, кустов тоже. Провожатый мой уверенно петляет между деревьями и движется довольно быстро.

– Слушай, а как тебя звать?

– Ну, имя мое длинное, а зови меня просто Том.

– Слушай, Том, вот ты меня ведешь – это по своему почину, или она так захотела?

– Я между прочим, ее самое доверенное лицо.

– Для доверенного лица у тебя больно физиономия несерьезная.

Эту реплику он пропускает мимо и продолжает:

– И если я что-то делаю, то только с воли госпожи и никогда против.

Дальше идем молча, до тех пор, пока не упираемся в маленькое круглое озерцо с чистыми песчаными берегами. Чуть поодаль белеет беседка – мраморные колонны, резной карниз. Том заводит меня туда и пожелав удачи исчезает, а я оглядываюсь. Колоны изнутри вогнутые и покрыты рельефными рисунками, пока есть свет надо бы посмотреть, а то кто знает, сколько ждать придется. Картинки выполнены мастерски, и как я понял, посвящены истории эльфов. Бесконечные битвы – в полях, лесах, скалах, пещерах. Враги – уродливые орки, карлики – гномы, глыбообразные тролли. А больше всего бои между самими же эльфами, одинаково прекрасными и гордыми. Сбоку шорох – оборачиваюсь и застываю. К беседке подходит сама Королева, и от ее вида у меня немножко пересыхает в глотке и как-то особенно хорошо ощущается и неуклюжесть кольчуги и глупость шлема с аппаратурой. Руки сами тянутся к глотке, и вот уже как покорный рыцарь я стою с непокрытой головой а каску вместе со всей ее начинкой держу в руках – подходи сзади и бей по башке, слова не скажу. Кстати, как у меня кобура? – в порядке, фиксатор снят.

– Здравствуй, Вечерняя Звезда, я счастлив встречей, – специально говорю на эльфийском сразу, все-таки немножко посимпатичней буду.

Она отвечает на нем же:

– Хорошо, что ты пришел, Алек, у меня есть что тебе сказать. Но сначала – сделай так, чтобы наша беседа никому не была слышна и нигде не была записана, как у вас обычно делают. Я демонстративно переворачиваю шлем и отключаю фон-канал, обещая:

– Никто не узнает. Сейчас это штука просто показывает место, где я нахожусь, да и то только тем, кто умеет работать на наших вещах.

Звучит коряво, но иначе не сказать – слов нету.

– Так вот, Алек. Ты сейчас никак не можешь понять, почему вдруг мой муж так резко изменил свое отношение к вам… А почему бы и нет? Вы вошли в наш мир самозванцами, со стороны, вас никто не ждал. И раньше такое случалось, но пришельцы были тихи и незаметны. А вы – вас мало, но сколько вы уже успели натворить! Вы создали – да, вы создали и укрепили Круглое царство – хотя оно должно было сгинуть уже десять лет назад. И теперь ради захвата его богатств ранее разрозненные восточники превращается в организованную силу. Да и даже не в этом дело…

– Ну а в чем же тогда?

– Попробуй понять, не спрашивая. У каждого мира – своя судьба, и каждый мир идет по ее дороге. И тот, кто пытается его с этой дороги сбить, нарушает равновесие жизни. А вы всеми своими действиями именно сдвигаете наш мир с положенного ему места.

– Или, другими словами, плохо влияем?

– Да, плохо. В любом случае все, что вы измените, плохо. И поэтому – лучше уходите сами. Или не принимайте никакого участия в нашей жизни. Смотрите, слушайте, но не более.

– Та-ак. То есть ты взялась блюсти чистоту и естественность жизни. Ну а как же, если уж совсем плохо? Если сейчас из этого леса выбежит сотня херута и будет тебя убивать?

– Да, и тут ты тоже должен уйти, исчезнуть, не пошевелив и пальцем.

Кокетничает, что ли? Я смотрю ей в лицо и понимаю – а она ведь серьезно. И действительно надеется убедить меня в своей высшей правоте, да и полно, кокетничать с каким-то уртазом – это не для Королевы.

– Ладно, красавица. Понять тебя я понял, а вот согласиться не могу. И то, что ты заботишься о судьбах Средних Земель еще не значит, что ты права, тем более, что есть и Восток, о котором мы знаем побольше даже вас, друзья-эльфы. А у тебя просто немножко закружилась голова от власти над половиной известной тебе земли, и нечего поучать – что делать, а что не делать.

Глаза у нее темнеют, лицо становиться холодным и надменным, и уже не прекрасная а грозная стоит она, а мне этот спектакль совсем не нравится и чтобы совсем не потеряться, перебиваю ее готовую начаться речь:

– Я сказал то, что вижу, и нечего молнии метать, все равно мимо. Мы расстаемся в ссоре – но пусть вина за нее ляжет на того, кто ее начал. Все!

С этими словами одеваю шлем и вызываю Эсте:

– Дай маяк!

Маяк есть, и на него надо бы идти напрямую по воде – приходиться озеро обходить. Я прямо чувствую, как мне в спину бьет взгляд королевы и снова становлюсь какой-то весь неловкий и неуклюжий. И обернуться-то боюсь, чтобы не встретиться с ней глазами, страшно. Наушники бубнят – Эсте все не терпится узнать что да как, я его обрываю:

– Лучше держите там ушки на макушке, я тут вконец разругался, может быть всяко.

Ну и дорога! Чтобы вылезти напрямую к самолету, приходится и сквозь ежевику какую-то продираться, и через ручей пробрести – а я еще этот лесочек парком считал! Словом, я только на злости пер, а то бы застрял надолго, но все равно когда вылезаю на полосу, уже темно, звездочки перемигиваются, и вообще нормальные люди спать ложатся.

У самолета маячит бледная фигура – ба, да это же Ингельс собственной персоной!

– Ну, парень, что скажешь?

– Мне надо с вами.

– Да ну!

– Мне надо с вами – ох, до чего же спокойный голос, прямо гений самообладания, вот только чуть дрожит челюсть у этого гения, и сам он весь напряжен, что твоя струна.

– М… для чего же? Эсте, Март, он давно тут?

Март бурчит в ответ:

– Давно. Внутрь просился, я сказал, чтобы тебя ждал.

Ингельс же, перебивая его, жалуется на судьбу:

– Вы меня взяли в плен. Теперь я не унглинг. Теперь я никто, и мне нет жизни тут. Я прошу… я хочу улететь с вами как можно дальше отсюда, где я смогу начать снова.

– Что начать?

– Все начать.

Длинный заявляет:

– Он нас всех перережет, подослан.

Март:

– А что бы и не взять?

Студент:

– Точно подослан.

Хао:

– А хоть и бы и нет, а потом вдруг решит выслужиться?

Эсте:

– Ну, раз моя очередь, то я не против. Только за плату – пусть язык развяжет.

Студент:

– Ой, он тебе тут такого наплетет!

Базар заканчиваю я, и шмякаю свое веское слово:

– Возьмем, по дороге побеседуем. Я сказал. Ингельс, лезь!

Приглашенный со старательным достоинством поднимается в салон, следом я. И тут же из темного леса раздается могучий голос:

– Никогда больше нога уртаза не коснется этой земли, если на то не будет воли! – а хор подхватывает:

– Так будет, будет так!

Я захлопываю дверь, с наслаждением сдираю шлем, и расстегиваю свой панцирь. Март заводит моторы, разбег – все, прощай Долина, для кого-то гостеприимный дом, а для наших теперь запретная зона. Впереди неизвестность, а пока вся команда с интересом ждет допроса Ингельса, даже постовский пилот где-то в глубине маячит, проснулся наконец. Разговаривать берется Эсте, и надо признаться, довольно умело ведет дело, правда и парнишка не запирается. Оказывается, аж месяц назад четверо унглингов, в число которых входил и он, получили форт-пост «Запад» в безраздельное пользование на предмет упражнений по диверсиям и беспокоящим действиям – не война на уничтожение, а так, давление на психику. Мотивировок не было никаких, кроме приказа короля, который лично унглингов опекает. Если бы не это пленение, через пару лет Ингельс бы стал уже воином, причем высокого доверия. И потом, еще через пять-шесть лет «практики» в самых горячих местах унглинг становится «молодым рыцарем», а дальше уж как судьба сложится.

– А теперь я не имею ни звания, ни возможности его вернуть. У нас строго, раз запятнавшись уже не вернешься в строй. Просто воином – пожалуйста, а в светлые рыцари путь закрыт.

– А ты уже как, в серьезных делах бывал? – Студенту интересно.

– Ну, так, немного. К нам отряд Херута нагрянул, пришлось поработать. Пока выследили, пока приперли, месяца два прошло. Сам я всего только восьмерых орков убил.

– Молодец. А с теорией у вас как?

– С чем?

– Ну, со знаниями. Языки, история? – оказывается неплохо. Знает Ингельс и эльфийский, и ирчисленг, и гномий немного, по Средним землям хоть с закрытыми глазами пройдет.

– Нас вообще-то против Херута готовят. Так что в основном про него нам рассказывали.

Я включаю запись и предлагаю Ингельсу рассказать о Херуте – любопытно, что за версию он даст. Мы хоть и получали кое-что по этой своре, но такое впечатление, что союзник наш венценосный сообщал отнюдь не все.

Ингельс рассказывает без особых подробностей, как повторяет сотый раз ученый и в общем-то всем известный урок. Итак: Херут Гоблин, неожиданное объединение темных народов после большой Войны. Организатор Арш Ахан был в свое время близок к самому Старикашке, а после поражения ушел в леса, где и начал сколачивать свою «страну без границ». И как-то так странно вышло, что очень быстро Херут оброс боевыми отрядами, тайными селениями, шпионами и торговцами. Даже снабжение организовали – и легально – закупками, и просто грабежом. И королевство Севера Юга, и Круглое, и Йорлинги тоже воюют с ними – то деревню найдут разорят, то караван перехватят, то отряд раздавят, но решительных побед не было давно. А Херут наглеет, год назад он применил даже ракеты, правда примитивные и слабые, но все же Кун монополию потерял. У Херута и с Восточной Степью связь есть, – словом, организация сильная и опасная, другое дело, что Объединенное ей не по зубам, ну а Круглое и подавно. Почти готова была против орков большая операция, но помешали неполадки на северных границах (а вот о планах на бербазе ничего не знали, это новость. И что Херут предлагал королю мир и сотрудничество – тоже новость. Он-то, оказывается, нашу информацию брал, не брезговал, а свою прижимал, чего-то боялся). Словом, Ингельс выложил немало того, что мы не знали, хотя сам того явно и не подозревает – Эсте ни намеком своего особого интереса не выдал. Винты прилежно рубят воздух, за стеклом висят звезды, иногда самолет переваливается с крыла на крыло – спокой, благодать. Студент уже уткнулся носом в спинку впереди стоящего кресла, да и мне надо бы вздремнуть.

– Хао, давай тоже, мы-то сегодня без отдыха!

Хао себя упрашивать не заставляет и откидывает кресло. Я туда же, но сон не идет, а идут мысли, еще и еще раз перебираю предстоящие действия. Главное – уйти от места высадки. Наша техника в здешних краях гость нечастый, и любопытство будет со всех сторон. Дальше – судя по картам пара дневных переходов до предгорий, и там придется искать пещеру. Вряд ли ее будут охранять, уж больно хитро документ к нам попал. В сожженной деревне Херута его раскопал бродячий ремесленник, а у него ее украл Худышка Ойг, наш неплохой агент давней вербовки. Через неделю после передачи карты Худышка сгорел вместе со своим кабаком и деньгами, так что вряд ли кому успел проболтаться. Итого – нам сейчас нужны будут ноги и только ноги. Ингельса придется либо усыпить, либо тащить с собой, лучше пусть летит до форпоста. В дверях кабины появляется пилот:

– Все, команда, готовьтесь. Этот, – кивок на унглинга, – со мной остается?

– Да, да, ты его не бойся, деваться сейчас ему некуда.

– Давайте вояки, удачи вам!

И снова к себе – посадка будет трудной. Март без лишних слов принимается будить спящих, Студент спросонья заявляет что «а я ужинать не хочу, лучше завтра пораньше встану», но пара толчков по плечу возвращает ему чувство реальности. К двери сволакиваются мешки и оружие, а затем мы все вместе в последний раз проверяем обмундировку. Эх, помню, были же времена – разгуливали в нормальной одежде, как люди. А нынче – тошно перечислять: навивка грудная, навивка локтевая, пластина реберная, набор поясной, шейное соединение – тьфу ты, словно в танке сидишь в этой броне. Да и вооружен не хуже – дай бог, чтобы эта мощь не пригодилась – в этом мире и так хватает трупов всех оттенков. Самолет берет вниз, и начинаются кошмарные минуты – летчик примеривается к площадке, а мы, пассажиры, вроде канарейки в клетке, которую так и этак рассматривая, крутит покупатель. Март это переносит спокойно, остальные более-менее, а Ингельсу, бедняге, совсем плохо, держится лишь на собственном достоинстве. А вот болтанка прекращается – значит курс взят. Земля совершенно черная, лишь пара ярких точек – неизвестно чьи костры, но они остаются позади и сбоку. Пол под ногами начинает мелко дрожать – заработали нагнетатели, значит земля близко. Еще немного – и могучей силой меня тянет вперед, точно – уже приземлились. Тормозимся быстро, и пилот говорит:

– Все, пока, давайте живей! – его можно понять, каждая лишняя секунда – это улетающие в небо килограммы керосина. Март уже кидает мешки в проем, а в промежутках между ними валятся ребята – я среди них. Прыжок, удар, падение, затем снова встаю – и рядом валится бледно-зеленый Ингельс.

– Ты это чего? – ору я, хотя в реве воздуха подушки он меня не слышит, да и сам я уже вижу чего. Из освещенного овала летит в обнимку с мешком последний – кажется Длинный, и тут огненная черта полосует темноту, и затем еще одна ракета рассыпается в искры о валуны чуть-чуть дальше нас. Пилот еще слышит меня и я кричу, хотя мог бы и шептать, микрофону все равно:

– Уходи быстро! Это Херут, мы с ним справимся.

– Но я…

– Береги машину, взлетай!

Орать-то я ору, а сам уже прилег за камень, а потом оборачиваюсь слежу, как самолет величаво разворачивается на месте, как плывет к удобному месту, подняв двойной фонтан грязи из какого-то болота и рвет разбег, а вслед ему идет еще одна ракета, но не долетев, жахает мощно и бесполезно. Я уже засек, откуда идет стрельба, да и не только я – в этом же направлении тянутся паутинки прицельных лучей, две или три, одна гаснет – другая зажигается, но наших выстрелов нет. Самолет уже в воздухе, но вместо того чтоб уйти он кладет глубокий вираж и включает фары, пробегая ими по возможному расположению вражеского войска – летчику видно лучше, какая никакая, но аппаратура стоит. Пятно света скачет и прыгает, выхватывая то какую-то низкорослую рощицу, то груду камней, то ровнехонький лужок, по траве которого перекатываются какие-то волны – да это же орки кидаются врассыпную от света! В сторону луга уже ушли две очереди, и я решаю не добавлять. Пилот ровным тоном дает корректировку:

– Слева, в рощице кучка, вокруг луга расползлись, еще отряд идет со стороны гор, будет здесь через минуты три. Ракетный станок в роще. Сейчас я кидаю люстру и ухожу – горючего в обрез. Вам лучше двинуться на юго-запад через болото и дальше по долине ручья, там чисто. Удачи! – и в небе вспыхивает маленькое солнце, действительно как люстра, роль абажура выполняет блестящий парашют-отражатель.

Итак – до болота надо перебежать через проплешину, на которую мы садились, а к ней уже ползет с пяток орков – вернее, ползли, да так и застыли под неожиданным светом. Упираю свой луч сначала в одну фигуру, выстрел, затем в другую – а остальные успевают скатиться в тень.

– Внимание, ребята, к болоту – бегом, имущества не кидаем, – а сам рву вперед, и неподогнанный как следует мешок колотит по спине.

А ракетчик у гоблинов – смелый парень! Попытался сшибить бомбу, но не попал, и огненная дуга рвется в темноте. Около болотца передышка, и пока группа собирается, я отгоняю смелого парня неточным, но частым огнем, с новой позиции хорошо виден и станок, и любой кто к нему приблизится. Мы уже хлюпаем по голень в грязи, когда свет наконец гаснет. С одного боку – ряска да осока, с другого тоже осока и пологий берег. Слышится натужное дыхание и бумажный шелест травы. Скоро грязь исчезает, и под уже порядком заледеневшими ногами – чистый песок, да и течение ощутимо – ручей.

– Из воды не вылезать, они могут нас по запаху учуять! – это Хао, хоть и против субординации, но по делу сказано. Теперь, когда погони нет, уже ощущается и неудобство мешка, и тяжесть винтовки, но еще с час приходится мутить воду под светом звезд, а основная забота – не попасть в яму, или еще какую-нибудь западню. Разведкой «дороги» занят Длинный, которому я с разгону и тыкаюсь в спину, когда он остановившись произносит:

– Дальше глубоко. Надо, наверное, вылезать.

– Да, пора. Эгей, команда сзади, все на сушу, передохнем. Март, ставь сразу сторожа.

На берегу сухо, все еще зеленая трава мягка и заманчива. Март надувает баллончик, ставит режим, и отпускает вверх, проводок дергается и раскачивается.

– Костер жечь не будем, – говорю, – лучше по брикету истратим.

Студент:

– Мы-то истратим, да ведь не у всех в костюме грелка есть.

– Не понял.

– Я говорю, Ингельсу наше топливо не в помощь!

– Кому? – оборачиваюсь – тьфу, ты пропасть, как же я не досмотрел!

Ингельс сидит во фривольной позе, выжимает свои культурного покроя штаны. Ноги наверное синие, да в темноте не видно. Не успел, значит.

– Хорошо, Студент, Эсте – давайте за дровами, да все кроме Марта поищите, кто что найдет.

Народ расходится, а я продолжаю речь:

– Ну и что с тобой делать, милый? Пустим-ка мы тебя поутру на все четыре стороны, и дело с концом. Идет?

– Значит, ты хочешь меня убить? Не своими, так орковскими руками.

– Ну зачем же так. Не все же гоблины вокруг.

– Хорошо, только последняя просьба. Дайте мне с собой хоть какое-нибудь оружие, чтобы погиб в равном бою.

– Да, ну и жизнь у вас тут, если в мирное время, на свободной земле шаг ступить боишься. Ладно уж, если так страшно – оставайся с нами.

– Нет, ты сказал – и я уйду.

– Твое дело, – и на том порешили.

С дровами плохо. Эсте притащил с корнем выдранный колючий куст, Длинный наломал где-то веток – и все. Костерчик, конечно, жиденький, но хоть что-то. В округе все спокойно, хотя и не чисто. Сторож показывает небольшой фон, но это ничего – меня беспокоят только орки. Ингельс уже дремлет у огонька, да вообще надо передохнуть до рассвета. Оставляю вахту – Студента с Хао, за то что дров мало принесли первыми стоять будут, а остальные кто как может располагаются вокруг огня и на этом все, будит меня уже Март, а рядом Эсте угольки ворошит, и дымок от них смешивается с туманом, белым и легким – даже удивительно, как это через него нельзя разглядеть что-нибудь дальше, чем в десяти шагах. Холодно, светло.

– Все спокойно, – это Март. – Полчаса назад в километре пробежали два орка, и все, тишина.

– Прекрасно, давай поднимай ребят. А где Ингельс, я его что-то не вижу?

– Ушел, взял мой нож и ушел. А что, ты сам так решил, так что ничего.

– А, хрен с ним. Еще я буду заботится о том, кто в меня камни кидал пару дней назад.

Проснувшиеся охая тянутся к костру, но от него тепла не больше чем от свечки.

– Давай-ка поедим, и вперед как можно быстрее, – народ и сам догадался, я тоже тащу из мешка небольшую банку, и повернув донышко кладу в карман, выжидаю минуту, а затем уже сидя на рюкзаке как на троне вскрываю консерву. От горячей жижи поднимается пар, но ради быстроты я даже не жду, пока подостынет. Ребята тоже управляются быстро и складывают банки в кучу, а Эсте кидает спичку. Под змеиное шипение превращающейся в зеленоватую пыль свалки мы покидаем поляну, растянувшись цепочкой метров на двадцать. Судя по снимкам где-то здесь должен быть кусочек старой дороги, без начала и без конца – вот к нему-то и лежит сейчас наш путь, а по этой дороге идти будет проще, не то что сейчас: то густые кусты, то каменистые склончики, то овраги с темными озерцами на дне. К этим озерцам Хао приближаться настойчиво не посоветовал, да и сторож тоже – отнюдь не на нуле, а около каждого второго оврага начинает фиолетовой лампочкой мигать. Куда спокойней по бугоркам, да по горбылям глиняным карабкаться. Солнце уже вышло на небо, и туман разогнало, играет радужинками в камнях, на пожелтелых стеблях, скрашивает спокойным светом мрачную угловатость елей и сосен, просеивается через решетку еще не опавших листьев. Я на ходу беседую со всеми кому не лень – конкретно с Эсте и Хао Шэном по поводу ночных событий. Общее мнение склоняется к тому, что это была случайность. Шел себе боевой отряд, увидел садящийся самолет, ну и решил встретить, как подобает. Причем на серьезное дело шли херутовцы, раз ракеты тащили, они это оружие применяют крайне редко – всего раза четыре и было за всю историю (если конечно, король нам и здесь не врал). Продвигаемся мы все же крайне медленно, несмотря на то, что сил уходит неимоверное количество, и к дороге выбираемся лишь к полудню. Первым просветы замечает Длинный, и машет рукой остальным. Уже тихо, спокойно и осторожно мы подбираемся к последним стволам – сторож сторожем, а береженого бог бережет. Дорога ничего особенного собой не представляет – просека, чуть-чуть подсыпанная подушка, а на ней остатки мостовой – посеревшие от времени плиты, поближе к обочине замшелые… Сквозь стыки пробиваются тщедушные деревца – не то, чтобы молодые очень, а просто уродцы, и травка тоже здесь не ахти. Хао поясняет:

– Древняя дорога очень, если на ней уже что-то расти может.

– А кто строил?

– Эльфы, пожалуй, больше некому.

– А из щепкачей если взять кого?

– Нет, щепкачи они на то и есть, что ничего серьезного не оставили, слишком короткая судьба у них была. Да и сильным дороги ни к чему.

– Ладно, двинулись, теперь дело быстрей пойдет, – и мы выходим на дорогу. До чего же приятно топать по твердой и сравнительно ровной мостовой, которая правда виляет из стороны в сторону, обходя скалу, холмики и болотца.

Солнце светит, воздух чуть прохладный и прозрачный, неприятности позади, ну и настроение естественно, под стать. Студент шлем вообще снял, шагает себе, песенку поет, да и у остальных кольчуги расстегнуты, надворотники сняты словно на прогулке. Пока мешать не буду, пусть поотдохнут, а самому надо бы повнимательней. Вон поворот, а что за поворотом? Эсте вытаскивает на ходу нужный кусок карты, и я разглядываю маленький кривуль – это он и есть. И торчит на этой кривульке маленькое пятнышко, отмеченное как «возможно обитаемый объект». Пусть так, сейчас мы немножко возьмем себя в руки и попробуем там не задержаться. Я вспоминаю уроки Чисимета и Анлен, представляю в строгом порядке четыре образа, и говорю три слова. И в тот же момент шестеро уртазов приобретают шесть теневых образов белых урхов. Сидящая на ветке сорока яростно вскрикивает и кидается прочь, зелень вокруг явственно меркнет, а сторож дает такой сигнал, что я и сам рефлекторно хватаюсь за пистолет. О ребятах и говорить нечего. Это не паника, но и не реакция которую хотелось бы видеть. Студент одной рукой шлем нахлобучивает, другой винтовку выводит в боевое положение, хорошо бы третий фиксатор снять, да где ж ее возьмешь, третью руку-то! Хао с Длинным очень грамотно спина к спине встали, и забрала поопускали, да вот беда, защемился между ними Эсте, он как третий лишний пришелся. Даже Март, крутанувшись, оступился и чуть не подставил брюхо возможной стреле. Отбой, и я снимаю маскарад, Хао подчищает. Но не особо успешно. Теперь еще с полчаса от нас гоблинами разить будет, вот и сторож пищать не прекращает. Все сконфужены, комментариев не надо. Студент пристегивает шапку, Эсте ушибленной рукой трясет, а Март просто головой качает – ай-ай-ай, надо же так опростоволосится. – Впереди, – говорю, – объект… в общем, если по человечески, возможно нас встретят, кто – не знаю. Никаких превентивных акций, слышите? Итак наследили. Ну вот, теперь пошли, и давайте-ка посерьезней. Поворот плавно открывает панораму длинного, чистого озерца, уютно расположившегося вдоль дороги. На берегу чуть в стороне стоит странного вида строение – изба – не изба, сарай – не сарай, а что-то наспех сколоченное и почерневшей соломой крытое, двумя маленькими окошками уставившееся на нас довольно-таки недружелюбно. А на коньке крыши сорока сидит, башкой вертит. Март замечает: – Что-то уж больно сильный фон. Наш остаточный таким быть не должен. Хао начинает было оправдываться – мол, чистил как надо, но давится на полуслове – из-за сарайки выходит до жути безобразный орк-снага, одет в драные латанные тряпки, зато ятаганом медным блестит, как зеркалом. Изламываясь на своих кривых ногах он живенько приближается и ведет такую речь:

– Во, добрались, а мы-то уж ждали-ждали. Да сгинет проклятое солнце, как я его ненавижу, а вот все же вышел встретить вас. Ну так пойдемте же скорее, поговорим обо всем в уютном уголке, а не здесь… Последние слова тонут в шипении и сипе. Никто инициативы не проявляет, хотя вот тут-то и должен был по идее сработать рефлекс – пушки в руки и вперед. Но ребята глядя на мою бездеятельность тоже стоят истуканами, а я быстренько решаю как быть, и решив, выдаю ирчисленгом:

– Ну давай туда, если так. Нам-то солнце не помеха, не то что вашей братии.

Кривоногий разворачивается и ведет к сараю, бормоча под нос:

– Конечно, исконному племени теперь трудновато, но мы себя еще не раз покажем, уж если сумели выжить, значит чего-то стоим. Бормочет и поглядывает искоса – как мол, слышу я, али нет?

Хао:

– Алек, он нас принимает за новую породу урук-хай, это ясно со всех сторон. У него картинка примитивнейшая, сейчас, сейчас… – ага, он ждет от нас приказов и вообще руководства. Боится и жалеет, что приходится иметь дело. На другом декодере я бы вообще дословно взял.

Я:

– Внимание всем! Играем роль. Меньше слов, меньше жестов – и как можно быстрее надо развязаться, но без шума.

Скрипит дверь и мы заходим в вонючую темноту сарайки – окошки-то оказываются забитыми изнутри.

В середине горит небольшой костерчик, над ним на цепи до пушистости закопченный котел, в котором парит какое-то варево.

Вокруг рядком-кружочком сидит с полтора десятка таких же худосочных орков, а у стены свалены копья, круглые щиты и еще какая-то амуниция. Душно и противно. Кривоногий суетится, подтаскивая нам какие-то обрубки-чурбаки, И успокаивается лишь тогда, когда последний из нас усажен у огня, а остальные взирают на нас довольно-таки безучастно.

– Так, значит, докладываю, – кривоногий со свистом втягивает в себя воздух и продолжает:

– Наш боевой отряд готов к работе. Бойцов семнадцать, все местные, округу знают, как свои пять пальцев.

Голос с места:

– А у тебя-то их сколько?

– А ты молчи, когда я разговариваю. Сколько их – мое дело.

Март внушительно рыкает:

– Э, быдло, молчать!

Студент умело хрипит:

– А что сделать успели, пока нас ждали?

Хао: «Сейчас он будет врать, как только с мыслями соберется.»

Вранье выглядит так:

– Много успели. Место, где на людей засада будет, вдоль и поперек облазили. И себе местечко нашли неплохое, так что всякий, кто туда пойдет, обратно не вернется.

Хао: «Туда – это значит к западу. А сейчас он вспоминает тот район, который якобы разведал.» Я: «Прекрати, на твои шепчущие губы все уже глядят.», а Хао отвечает с усмешкой: «Ничего, они просто гадают, что это такого я жую, но ладно, потом все остальное выскажу.»

Кривоногий снова пускается в разговор. Жалуется, что оружие плохое, и вообще трудно жить, а затем вопрошает:

– А главные силы подошли?

– Подходят.

– А-а. Вот что, всем я все порассказал, так что не стоит больше и беспокоится. Мы народ ушлый, свое дело знаем, так что все в лучшем виде будет. А вы чем быстрей вернетесь, тем приятней будет и вам, и главному вашему, уж не знаю как его звать, да и не положено мне знать-то.

Я и без Шэновских подсказок смекаю что к чему, и соглашаюсь:

– Ну, если тут все в порядке, то (пауза, отрыжка) можно и назад. Только если что, ой, пеняй на себя, и вся кодла тут – слыхали?!

Молчание, я поворачиваюсь прямо на чурбаке, а уж затем встаю и к выходу иду, и все наши следом. Как же приятно дохнуть нормального воздуха после гоблинского притона! Впрочем слишком демонстрировать радость по этому поводу не стоит, хотя вряд ли в сарае охотники вслед глядеть найдутся. В сарае нет, а вдруг где-нибудь еще есть?

Хао наконец получил возможность поделиться впечатлением:

– Значит, так. Засада, о которой упоминал этот недобиток – на нас, это точно. К месту ее устройства движется основная сила, а эти должны заниматься изоляцией места действий. Нас приняли за разведку этой самой основной группы. В здешних краях никто еще и понятия не имеет, что есть земной человек, провинция! Нашу экипировку как должно восприняли.

– Так. А при высадке мы случайно не с этой самой ли главной силой столкнулись?

– Скорее всего да. – Хао на секунду замолкает, а потом сам же с собой начинает спорить:

– Но что-то уж слишком – для пятерых человек такой отряд навстречу высылать. Какое дело до нас Херуту?

– Видимо немалое, если этакая интрига заваривается.

– Может и документ – липа?

– Посмотрим.

– Как бы без смотрелки не остаться…

Так вот и беседуем, сначала по селекторам, а потом и в голос, без помощи электроники, что само по себе все же приятнее, хотя тема и невеселая. Время идет своим чередом, и к вечеру безо всяких происшествий мы одолеваем чуть ли не две трети пути. Пронзительная синева предночного неба уже переходит в черноту, когда наконец подворачивается годный для ночлега ельничек – в меру плотный, чтобы и залезть можно было не шибко корябаясь, но и от глаз случайных прикрыться. О костре конечно речи нет, и поэтому приходится включать терморегуляцию кольчуги, и в таком вот тепле и уюте мы и укладываемся спать, так сказать как зайки серые под зелеными шатрами. У меня под одним боком корень, под другим камень, и вообще земля неровная здесь, но пошебуршившись, и раздавив с десяток маслят, все же умащиваюсь, и все. Спокойной ночи. Спокойствия хватает часов до четырех, а точнее посмотреть в голову не приходит. Подымает сигнал сторожа – опять орки не меньше сотни числом, движутся прямо на нас. Вот напасть! Хао на пару с Мартом быстро щупают обстановку и Март недовольно бурчит:

– Эта толпа своей дорогой идет, мы ей как-то незачем. Угораздило же прямо на дороге оказаться!

Ворчи, не ворчи, а уходить надо, хотя…

– Хао! Ты можешь нас прикрыть?

– Ну если специально искать не будут, то смогу.

– Да уж не будут, это точно – Марту смерть как не хочется покидать належенное местечко, и я распоряжаюсь:

– Тогда делай, Хао. Пропустим этот сброд, да и дело с концом.

Наш работяга берется выполнять команду, а Март занят опусканием и сворачиванием сторожа. Значит помогать Шэну надо мне, приходиться попотеть. По ходу дела кстати мы убиваем и двух давно уже тут вертевшихся трупоедов, до которых раньше руки не дошли, и их тени рассеиваются в общем мраке. На все уходит полчаса, а еще через минут пятнадцать с треском ломятся молоденькие березки, и на поляну перед ельником выступают первые орки. Их всего пятеро, видимо разведка, и надо сказать разведка хреновая. Идут совершенно по сторонам не глядя, хотя света вылезшей наконец-то луны хватает с лихвой. Вот передний останавливается и заявляет:

– Здесь отдохнем, я устал.

– Да уж, поплутали по оврагам. Зато теперь, как по мостовой пойдем, так и веселей будет.

– Угу. А Сарр бы не разрешил. Хорошо, что его уртазы прибили.

– Нет, не хорошо. Сарр знал главное слово, а теперь его знает только Рахт Иль. Его убьют, так и никто знать не будет.

– Ну и что? По мне, так никому никого отдавать не надо. Сами уртазов словим, сами же и сделаем.

– А ты меньше думай, что по тебе, а что нет. Сказано передать тому, кто слово скажет, значит так делать и надо. А еще раз такого наговоришь, я тебе законы Херута припомню. Все, пошли.

Тот, который говорил, видимо старший, поднимается, за ним остальной состав, и они удаляются в сторону дороги – через несколько минут слышны радостные звуки – обнаружили таки долгожданную мостовую. А через поляну уже сыпет основная масса: хорошо откормленные урхи запакованы в ладные кожаные доспехи, мечи поблескивают в сетчатых ножнах. В середине топает десяток рабов с отрубленными руками, на которых навьючены два ракетных станка и несколько ящиков, всего снарядов на двадцать. Длинный тихонечко пересчитывает, и последнему вояке, шагающему с коротким копьем наперевес, достается сто тридцать первый номер. Да, это сила, и тот, кто послал ее устраивать нам засаду, мог надеяться на успех. С такой ордой справиться трудновато.

– Март, ты портрет снимал?

– Да. Теперь их от сторожа никакая маскировка не спасет.

Конечно, дело будет не только в стороже, но и в самом Марте или Хао, но я не поправляю. Студент:

– Вы как хотите, а опять спать буду. Мне такие парад-алле задаром не нужны.

Он прав, и чуть добавив тепла, я тоже отпускаю тормоза, и проваливаюсь в сон. Утро начинается мелким дождичком, неизвестно откуда берущимся с почти что ясного неба. Завтрак, и параллельно обмен мнениями о ночной встрече. Студент, к примеру, настроен оптимистично.

– Мы эту засаду обманем, спору нет – уверяет он. – Просто придется лишний раз побродить по неудобным местам.

Длинный не верит, и вообще считает, что если засада, значит и вся история с картой подстроена. А Марта беспокоит не это:

– Кому-то нас должны были передать, пароль какой-то… Не надо соваться, а надо бы разобраться. И поскольку копать начинать надо явно не отсюда, то мое мнение – уходить.

Я прикидываю и так, и этак, и наконец решаю:

– Уйти всегда успеем, тем более, что сторож откалиброван, и засад можно не бояться. Копать, как ты Март изволил выразиться, начнем все же отсюда. И еще – по дороге нам теперь ходу нет. Ничего не поделаешь, будем барахтаться, не так уж и много осталось.

Ребята особой радости не проявляют, да и я довольно тоскливо предвкушаю предстоящий путь. И точно – выматывает эта местность здорово. Ближе к предгорьям начинаются каменные россыпи – валуны размером с лошадиную голову и больше.

По ним с опаской ходить надо, спотыкаться в таких местах не рекомендуется, а ведь валуны и мокрые еще! Так продолжается довольно долго, чуть ли не до полудня, потом снова земля – поровнее все же, да и роднее как-то, но Хао останавливается не для того, чтобы радость выразить.

– Дым! – говорит он, и Длинный подтверждает:

– Да, тянет дымком.

Я спрашиваю:

– Март, что сторож?

– Никого в радиусе. А следов много, и он не берет, перегрузка.

– Ладно, двигаемся дальше, только сторож сторожем, а сами тоже смотрите!

– Само собой, начальник! – Студент завершает обмен мнениями.

С каждым шагом запах все явственней, и несет его со стороны дороги, и это мне не нравится. Наконец, с вершины одного из холмиков удается засечь место, откуда поднимаются слабые струйки, Эсте берет направление, и мы снова подходим к старой мостовой. Картина такая: на небольшой полянке, на обочине, следы жестокого побоища. То есть даже не следы, а… Тут не надо быть следопытом, чтобы понять, что к чему. Пешая сотня пограничного войска остановилась на ночлег, и ее врасплох застали орки. Караул подал сигнал, да поздновато, и схватка была короткой и безнадежной. Гоблинских трупов около трех десятков, но и Арагорнова сотня побита вся. Побита и ободрана, не полностью до нитки, но самое лучшее оружие и одежду победители забрать не поленились – орки всегда орки. Наша команда подходит поближе и останавливается, мне не по себе, да и ребятам тоже. А вот Длинный наоборот, даже заинтересовался. Ходит, осматривается, то наклонится, то обернется. Наконец рукой замахал, нас зовет. Лежит перед ним на земле один из войска, этакой тряпичной куклой, но Длинный уверяет, что его можно поднять:

– Этого просто оглушили, вытащим подальше, а там я попробую его в себя привести.

Несут Эсте с Хао, а Студент сзади, головой мотает – не привык к таким видам.

– Э, Студент, ты что, в первый раз такое видишь?

– Да. На базе я работал с захребетниками, там такого не бывает.

– Значит привыкай теперь. Это тебе не Озерный край, это Средние земли. Хотя конечно, лучше бы в подобные истории не влезать.

Итак, пока Длинный на пару с Мартом хлопочут над пациентом, я опять пытаюсь через деревья взглянуть на место побоища, но его уже не видно, специально вот не собирались, а довольно далеко отошли, уж очень неприятное соседство получилось бы.

– Март, а Март!

– М-м-м?

– Что ты скажешь, откуда здесь отряд пограничного войска?

Март распрямляется, делает шаг от тела, и уверено говорит:

– Это не простой отряд, и похоже что это даже не пограничное войско. У объединенного королевства как заведено? В любом войске каждый отряд имеет знак, и этот знак носит каждый. Здесь же я ни у кого знаков не видал.

– Ладно – говорю – сейчас все выясним, а то надоели эти загадки уже. Длинный, как у тебя дела? – дела оказывается неважные. В чем дело, неясно, но в сознание привести этого бедолагу не получатся, зря только тащили. Но зато у него кое-что нашлось – и Длинный подает мне залитый липкой смолой конверт.

– На тело прилеплено было. Хорошо, что не в панцире оно было, а то все, с концами.

Хао:

– Надо бы уходить отсюда, а то мало что на мертвечину потянется.

– А этого, оставим что ли? – Студенту интересно. Март недоуменно отвечает:

– Ну не с собой же тащить?

– Так он же еще живой! На верную погибель бросим то есть?

– Высокие чувства взыграли? – голос Марта уже не недоуменный, а язвительный и поучающий:

– А знаешь как серьезные дела из-за таких вот эмоций проваливаются? Между прочим здесь, на моих глазах бывало!

– А ты бы так лежал?!

– Пока вот не лежал. А как лягу, тогда видно будет.

Я прекращаю спор, и сочиняю как бы соломоново решение:

– Хао! Сделай-ка ему портретик поотвратнее, сроком дней на пять, чтобы не сожрали. Студент, Март, оттащите мужика вон под корягу, и листьями присыпьте. Длинный, вкати ему дозу сам сообразишь чего. Ежели оклемается – его счастье, а если нет, значит судьба.

Так и оставили нашего неслучившегося «языка». Он-то лежит, а нам приходится три часа выправлять свой маршрут, и до намеченного места ночевки – заросшего темным ельником холма (хороший холм, чистый и сухой) – добираемся поздно вечером вместо намеченного «засветло». Небо очистилось еще днем, и теперь в редких просветах между ветками мерцают одинокие звезды. После ужина, при зажженной «свечке» начинается изучение письма. Пакет от смолы тяжелый и липкий – можно на тело прилепить и нести без всяких карманов. Хао после долгих принюхиваний и серии жестов (после одного из них от письма брызгают в стороны синеватые огоньки) дает добро, и я тяну за рыжую нитку, за сургучовый шарик на ее конце. Лист плотной бумаги, белой и гладкой. Написано на всеобщем, причем на упрощенном его варианте, который обычно используется как разговорный жаргон. Содержание малоприятное, тон приказной.

«После передачи уртазов и их вещей уничтожить боевой отряд «Сарр», используя то, что после обмена паролями гоблины не будут ожидать ваших ударов. После этого отвести пленных в ту же деревню и там вскрыть желтый пакет.»

Подпись, печать, все как полагается.

– Ну вот, разобрались мы наконец, что к чему.

Эсте поддакивает:

– Ясна картина…

Март:

– А может объясните неразумному? Мне-то понятно далеко не все.

– Изволь: налицо заранее готовая операция. Орки из засады берут нас, чтобы отдать тому, кто назовет пароль. Этот же спецотряд, то есть кто-то из него, пароль называет, нас берет, а затем в легкую режет орков, такой подлости не ожидающих. Затем ведет в деревню, где…

Словом, смотри желтый пакет, которого у нас нет.

– Нет, это я понял, другое: выходит, и гоблины, и эти, спецовцы, из одной кормушки хлебают, в одной упряжке топчутся?

– Ну а может быть, просто пароль заранее известен?

– Может.

– Погоди, так ведь получается, что архив – приманка, и ее нам через Худышку заранее кинули?

– Или же его вскрыли.

– Да, или вскрыли, или спалили – прямо стихи, только не нравится мне поэма эта.

Студент ставит вопрос ребром:

– Так может вообще не стоит лезть?

Хао отвечает ласково:

– Стоит. В этом планчике уже есть неувязка – орки пошли по другой дороге, и побили этих, что с пакетами всех цветов радуги. И, я уверен, из-за этого поломалось еще очень многое, что пока неизвестно нам. И в такую-то дыру не влезть?

Я мыслю: орков меньше, да и их обойти, или пощелкать нам не проблема после ночной встречи. Опасность одна – отрядовцев должен кто-то встречать в деревне. Деревня здесь одна, все вертится вокруг нее. Если бы у нас была пара комплектов «сеть», то накрыть деревушку не составило бы труда, да только чего нет, того нет. А знать, что и кто там надо, ой, надо! Ладно, знать будем, хотя… нет, все, решено.

– Внимание, слушайте все! Завтра с утра Эсте, Хао, Длинный и Март возьмут оборудование и будут заниматься главной целью. Эсте, ты за главного будешь. А мы со Студентом постараемся разобраться, что твориться в деревне, и если будет что-нибудь, так сказать, интересное, то сообщим, а то и повлиять на ход событий сумеем. Если все будет хорошо, вы как работу закончите, сообщите нам и договоримся, где встретиться. Вопросы, мысли?

Студент:

– А много ли с меня проку будет? Взял бы Хао, или Длинного хотя бы.

– Они будут работать с передатчиком, ты умеешь? И вообще, твоя задача – контакты, вот ими и займешься, правда, на дистанции. Еще?

Март:

– Что вы возьмете? Сторож нам нужней здесь, а дешифратор диапазонов из копировщика не вынуть.

– Возьмем тестер – да-да. Я знаю, как заставить его работать на дальность. Ты небось и не знал, что его можно не только для самопортретировки использовать?

– Не встречался с таким вариантом.

Хао:

– Ты конечно прав. Но значит, тебе придется выходить уже сейчас.

– Нет, я думаю, что если к деревне подойду позже, чем вы начнете проход через оцепление, ничего страшного не будет. И поэтому сейчас – спим, а завтра придется подниматься до солнца. Март, сейчас проверь канал со спутником.

Канал есть, висит наш спутничек в своей точке, никуда деваться не собирается, и работает как часики, не то что первый – такая буча была, когда в нем системы одна за другой дохнуть начали. Как раз тогда и пошли все мои героические истории, как сейчас помню – и бегемотика своего семиместного, и всех в нем тогда сидел, глядя по стеклоблокам. А кто сейчас где?! Серчо пропал с бербазы, и если нам не врут, искать его надо у порченых эльфов. Пьеро погиб в старом Союзе, куда его занесло так же, как тех ребят, что мы вытаскивали. Сергей на Земле, и Дрон там же, Знахаря еще вместе хоронили, а Керита и похоронить наверное не успели. А Чисимет – я даже не представляю, где он и что он, хотя с ним было бы очень неплохо повстречаться. Да и с Анлен…

Так, в воспоминаниях и засыпаю, а поднимает меня Студент – пора значит, еще темно, но утро уже угадывается. Никого больше будить не стоит, и поэтому я тихонько отбираю, то что понадобится, а Студент еду готовит. Всего на сборы уходит около получаса, и когда мы покидаем спящий лагерь, на востоке уже светится желтоватая полоса. Где-то часов в девять происходит короткий разговор с Эсте, они еще не видели ни одной засечки, и движутся к цели медленно и осторожно. А нам со Студентом каково? Тестер-то у нас не бог весть какой чуткий прибор, так что все больше приходится работать глазами и ушами, и когда в полдень мы выбираемся к деревне, усталость уже чувствуется. Населенный пункт выглядит так: на очередном склоне выжжена большая проплешина, и на без всякого порядка рассыпаны десятка три ладных, крепких домиков. Между ними петляет разбитая дорога, идущая вдоль по склону, людей на ней не видно, и вообще никакого движения в деревушке не наблюдается, пусто.

Всю эту картину мы со Студентом наблюдаем с противоположного ската, а между нами – лощина с ручейком на дне.

– Ну что? – он спрашивает, и я нехотя отвечаю:

– Надо идти ближе, так ничего не ясно.

Сказано – сделано, и приходится ломиться через ивняк в ручье, а затем срочно убегать от сонного хват-дерева, которое сначала опознал Студент, а потом уже и тестер что-то там вякнул. Новое наше место теперь кусты у дороги, невдалеке от ее выхода на открытое пространство. Та же самая тишина и безлюдность, и никакой дополнительной ясности. Студент:

– М-да, информации прибавилось.

– Ну и что предлагаешь?

– В саму деревню сунуться надо бы.

– Ага, в кольчугах и шлемах. Если здесь действительно опорный пункт в операции, ты трех шагов не сделаешь. Так что сидим, смотрим, и ни гугу!

Говорю, а сам душевно страдаю – ну и скучно же будет! Однако опасения оказываются напрасными. Уже через пять минут слышен скрип несмазанных колес, и в пределах видимости появляется длинный, который тащит пара лошадей. На возу рядком уложены четыре неободранных бревна, верхушки метут уцелевшими ветками по земле. Водитель сего транспорта, классическая деревенщина, задумчиво попыхивает трубочкой. Надо бы сейчас с ним побеседовать, только пусть поближе подберется, вот проедет обваленный дуб, полянку и поравняется с кустами, а там и мы сделаем свое черное дело. Однако оказывается, что черное дело есть кому проделать и без нас. Из-за лежащего вдоль дороги дубового ствола появляются два эльфа, один без лишних слов берет левую конягу за уздцы, а другой подсаживается к погонщику, и о чем-то они беседуют. Затем первый исчезает за бревном, а воз трогается, и медленно проезжает мимо наших кустов – доносятся обрывки разговора: «Нет, я ждал… Может быть… Совсем никого… Заблудиться? Да нет, не могли…» Когда же телега достигает первых домов, эльф и деревенщина бросают ее на произвол судьбы, а сами забегают в ближайшую избушку, а лошади сами сворачивают в сторону и дотягивают груз до еще одного из домиков. Над ухом пищит сигнал, и Эсте сообщает: обошли засаду, скоро будут на месте. Похоже, что идут верно, остаточный фон растет очень быстро, а я в свою очередь сообщаю о наших наблюдениях, и пока что со связью все. Наш сосед по засаде никаких признаков жизни не подает, и вообще никаких изменений вокруг нет, только прибавился воз и меланхоличная тягловая сила.

Еще через какое-то время снова Эсте:

– Алек, мы почти на месте, ищем вход, вокруг все тихо.

А у нас тишина пожалуй кончилась – откуда-то со стороны лощины к деревушке движется небольшой конвой – четверо эльфов ведут кого-то. Студент наводит на них винтовки, подстраивает на них прицел… и озадаченно и одновременно зло мычит. Моя очередь поглядеть – ба! Ингельс и тот, полутруп из спецотряда. Их ведут быстро, почти бегом, да сами они торопятся безо всяких понуканий – это мне не нравится. Когда они уже на подходе все к тому же домишке, опять выходит Эсте, в голосе – еле сдерживаемое возбуждение:

– Мы нашли! Вход вскрыли за минуту, Хао Шэн молодец. Никаких ловушек – видимо, чтобы внимания не привлекать, не ставили.

– Так, так, материал какого типа?

– В основном бумага, словом – письменность. Я почти ничего разобрать не могу. Объем небольшой, это, само собой, не главное хранилище, но работы хватит.

– Сколько времени вам нужно?

– Часов пять, не меньше. Я уже установил все, сейчас начинаем.

– Ясно. Если у нас что будет, сообщу, – и пока, до связи.

Пусть спокойно работают наши спецы. Им совсем необязательно знать, что Ингельса и нашего неудачного пациента уже в домишку завели, и видимо трясут все, что только можно, а нам остается ждать дальнейших событий, и они разворачиваются следующим образом: из дома выпархивает с десяток эльфов и в резвых темпах разбегаются по деревне, и тут же из трубы домика почти вертикальным столбом начинает валить красноватый дым. Студент с усмешечкой бормочет:

– Кабы у эльфов и вправду крылышки были, можно было б и без дыма обойтись.

Я не понимаю, что он хотел сказать, но пояснения потом – из своей засады выскакивает наш сосед и легоньким шагом направляется мимо нас – к месту сбора, надо понимать. Идет вроде и спокойно, но быстро, быстрей, чем, скажем, я бы бежал. И из домов сыплется светлое воинство, а со всех сторон на поле по одному – по два являются другие сторожа, и всего через какую-то четверть часа перед штабом – так я первый домик обозвал – набирается чуть ли не полусотенная банда (которая уже у нас на пути, третья?). Эти друзья быстренько разбираются и нестройной, но явно управляемой толпой трогаются в сторону рабочего места наших ребят. Это хуже, и Студент того же мнения, но он в сомнении:

– Что делать, а? Не стрелять же по ним?

– А почему бы и нет?

– Да потому, что их и так мало осталось, потому, что каждый убитый эльф это… это если хочешь плевок в душу этого мира, это…

– Ишь, как заговорил! Ладно, плеваться не будем, но остановить эту ораву надо. За мной.

Ничего себе прорвало Студента! Он и раньше эльфов уважительно поминал, а тут прямо борцом идейным выставился, это не дело. И тут же мысль – а я сам разве по другому к эльфам отношусь? Хотя и потерпел от них немало, и об их истории немало слыхал, а ведь – уважаю, люблю, можно сказать!

Ну да ладно, лирику в сторону. Вот ручей, вот обрывчик, вот тропинка – сейчас будет теплая встреча. Я команду Студенту даю, и сам делаю – ставлю мощность прицельного луча на предел, развожу его – специальная насадка есть, и дождавшись (недолго ждал!) первой партии, принимаюсь за дело. Эта первая партия – семеро эльфов с луками за плечами останавливаются у воды как вкопанные – кто трет глаза, кто на месте вертится, а один просто в землю ткнулся. Знаю, больно, но что делать! Народ все прибывает, и вот уже весь берег завален ослепшими воинами, им очень неуютно. Это конечно хорошо, но у меня аккумулятор почти на нуле, и у Студента тоже – недельный запас стравили в две минуты. Когда он еще зарядится!

– Эсте, как у тебя дела?

– Работаем.

– Слушай внимательно. По ваши души здесь есть охотники – десятков шесть эльфов, мы их пока задержали, но надолго ли – не знаю; как получится, так что будьте готовы к бегу. Я постараюсь их увести, но еще раз повторяю – смотрите сами.

– Понял.

Студент тем временем терзает тестер, а потом усмехается:

– А между прочим, в сотнях трех от нас и орки сидят, а может и все полкилометра будет – ветер в нашу сторону.

– Сколько их?

– Двое, это те, из сарая.

– О! Отлично, сейчас все будет сделано в ажур! За мной!

Если я прав, то эльфы очухаются минут через пять-десять. Разведчики меня мало беспокоят, они ничего не видели, а это-то и нужно. Я ломлюсь через кусты, и если б не забрало, давно без глаз остался бы. Студент сзади направление дает, а я на ходу делаю простенький маскарад, главное – успеть! С гоблинами сталкиваемся нос к носу – они шум да треск заслышав, решили было спрятаться, да неудачно – я к ним в самый схорон и влетел. Узнали они нас со Студентом, и копья опускают, а я ору:

– Бездельники, сволочи, лентяи, на костер вас всех, шестеро уртазов под носом прошли, а вы моргаете! Ты, живо, беги туда, – тыкаю пальцем, – там наш десяток, и передай, что уртазы уходят вдоль предгорий, поперек старой дороги, живо!

Снага, напуганный начальственной бурей, кидается бегом, а Студент, смекнув что к чему, шипит на второго, не давая опомнится:

– А ты, недоделок, лезь наверх, и смотри кого увидишь!

«Недоделок» кидается к ближайшей сосне, усыпанной сучьями, как ступеньками лестницы, и ловко взбирается наверх, к самой макушке.

– Ну что?

– Да ничего!

– Ну и ладно.

Я поднимаю винтовку, и целясь через оптику убираю ненужное действующее лицо – орк картинно падает, переваливаясь с ветки на ветку, и наконец пластом – на хвойную подстилку. Студент:

– А если гонца не перехватят?

– Да ты что!

– А если не поверят?

– Поверят, он ведь сам верит в то, что будет говорить.

– Это да.

– А теперь – пошли оставлять следы!

– Вон, первый след лежит уже.

– Ну и хорошо.

И мы начинаем оставлять следы – каждый за троих, а на месте орк-поста оставляем одноразовый сигнализатор, их у нас еще три штуки, и особо беречь нечего. Дело, надо сказать, непростое – оставлять шесть дорожек, и немного помучавшись, я и Студент переходим на «след в след», а еще минут через шесть срабатывает сигнализатор.

– Отлично, теперь этот хвост за нами потянется.

Студент особой радости, правда, не проявляет.

– Ага, так что ходу!

Итак задача: в лесу, без хорошей техники и толковых проводников уйти от эльфов. То есть нужна просто скорость, темп, которого ни я, ни Студент долго не удержим. Выходы? Да никаких, и поэтому и я, и мой напарник перебираем ногами с максимальной быстротой, которая возможна в таких условиях. Шуму и треску мы создаем как небольшое стадо лосей, спасающееся от волков, но слушать нас скорее всего некому. Эсте:

– Алек, как там обстановка? – объясняю.

– У нас еще часа на три работы, и еще с полчаса на уйти.

– Понял, я вызову тебя, когда будет надо, – и снова вперед.

Где-то через полчаса мы вываливаемся на старую дорогу – она проходит под очень крутым склоном, заросшим цепким кустарником.

Студент:

– Ну, куда – вправо, влево?

– Вверх, и живее!

На четвереньках, цепляясь за ветки, особо не поспешишь, а поспешишь – так и вниз полететь кувырком можно, вот Студент кстати чуть не сорвался. Местами земля размыта, и каньончики блестят на солнце осколками гранита и отполированного водой базальта. Где-то к середине подъема склон становится поположе, и уже можно подниматься на свои две.

– Передых.

Студент валится на землю, сдвигает щиток в сторону и жадно дышит, да и у меня в горле хрипы-стоны стоят, но дело прежде всего. Беру винтовку и через оптику разглядываю лежащую снизу местность – морщинистую, коричнево-серую, на запад становящуюся все ровней и ровней. Но рельеф мне сейчас нужен меньше всего, я ищу, и довольно скоро нахожу преследователей: еле заметно их фигурки мелькают на одной из проплешин, которую я просто помню, и специально на нее гляжу.

– Еще пять минут посидим. Студент, дай карту.

Судя по ней этот склон – самый высокий гребень полукруглого холма, за которым начинаются уже скалы и прочие прелести горного ландшафта. Двинем-ка мы вот сюда и сюда – вот восточный склон, а вот речушка вдоль него, и сделаем вид, что уплыли по ней куда-нибудь подальше, а сами под воду заляжем часочков так на шесть. А дальше соваться не будем, дальше подробной карты нет.

– Эсте, ну что у вас там?

– Все по плану идет, работаем, в округе спокойно.

– Время, время!

– В общей сложности нам еще часа три надо, если, конечно, отвлекаться не будем.

– Понял. У нас все отлично, те, кому нужны уртазы, сейчас за нами бегут, пока все.

Студент:

– Алек, смотри, я ничего не понимаю!

Смотрю: далеко внизу на старой дороге постепенно собираются друзья-эльфы, но ни один к штурму кручи не приступает. Через прицел хорошо видно как они сначала толкутся, глядя вверх, а затем – вот так фокус! – поворачивают, и без всякой торопливости трогаются по старой дороге на север. Студент:

– Это что же, а мы им не нужны?

– Похоже на то, но нет, этого не может быть! Что будем делать, а?

– Откуда я знаю! Хода нет, ходи с бубей, так, кажется?

Студент кивает и вдруг хихикает:

– А пословица-то эта, на ирчисленге смотри как звучать будет, ты вспомни, что слово «буббей» у них значит!

И действительно смешно, тем более что Студент ее так перевел, что смысл получается в совсем другую сторону. Я уже собираюсь фыркнуть, и тут – удовлетворенный голос:

– Ну вот, наконец-то на нормальный язык перешли, а то все чирикали по даже непонятно какому!

Резкий оборот – в кустиках возвышается здоровенная волосатая туша, фигура у нее человеческая, но рыжими волосами покрыта, а лицо бородой да волосами вчистую скрыто, лишь глаза сверкают, взгляд оценивающий:

– Так, ну с ними церемонится не стоит, так, Старший, я прав?

Голос справа: «Да, чего там!…» А, это говорит точно такой же злодей, но раз в семь меньше, что ростом, что объемом. А слева-сзади еще один персонаж – изящнейшая фигура в рыцарском одеянии, только вместо шлема – широкополая шляпа с вуалью. Здоровенный делает шаг вперед, и Студент орет:

– Стой, назад! – но со вторым шагом верзила не задерживается, и тогда парнишка согнув колени и чуть подавшись назад всаживает в рыжеволосое брюхо очередь.

Верзила удивлен:

– Ого, таким манером меня еще не дырявили! Это стоит небольшой задержки!

Тот, кого назвали Старшим, поддакивает хорошим звонким голосом:

– Да, сперва с ними побеседуем. Средний, ты как?

Рыцарь – видимо, Средний, безмолвствует. Беседа – это хорошо, это есть шанс выйти сухими и посему перехожу на всеобщий:

– А что, побеседовать мы всегда рады, тем более что тут какое-то явное недоразумение. Мы никого из вас, господа, не знаем, и никаких претензий не имеем. Идем своим путем, и все.

Троица весело ржет, особенно верзила.

– Это хорошо, что своим путем идешь, это молодец. А нам таких и надобно!

Студент целится и вгоняет еще одну пулю точно в лоб весельчаку – сухая дырка, которая быстро заплывает.

– Ну ладно, хватит. Мне, между прочим, больно.

Черт, кто же это такие? Не призраки, это явно, но почему тогда не боятся «дырок»? Не орки, не люди, вообще никто… никто – это пожалуй, и щепкачей так называли, да, они! А если так, то дело плохо, у них могут быть самые неожиданные свойства, и вообще эти обломки непредсказуемы.

– Студент! Говори с ними, о чем хочешь, живее!

Студент пускается в препирательства, грозится и бахвалится, а Средний, которого этот разговор забавляет, тихо смеется – то над Студентом, то над карликом, который прикидывается то дурачком, то мудрецом. Это просто здорово, и теперь есть время вспоминать – чем я лихорадочно и занят – как и каких уродов распознавать и давить. Если эта живность спектра Белого Старика, то надо… А вот что надо – уже не успеваю. Рыцарь сухо говорит:

– Хватит развлечений, Старший, давай! – и свет вокруг начинает с ощутимой скоростью меркнуть, а на руки-ноги наваливается страшная усталость – что там наша гонка по лесу, пустяк! Вот уже и не видно ничего вокруг, только Студент да эти три фигуры как подсвечены на фоне почти полной черноты. Лениво, как о ком-то третьем проходит мысль: «Наверное, это последнее, что я вижу». Хотя кое-какие остатки воли у меня еще есть, и я направляю рассуждения в другое русло. Так же спокойно и неспешно думаю, на что это похоже и что надо делать – может всего-то два слова сказать. А карлик прямо на глазах начинает пухнуть, вытягиваться, и наконец становится вровень с верзилой – теперь они как близнецы, но тут темнота резко спадает – снова сверху предвечернее небо, коричневые всхолмья под ногами и чистый прохладный воздух. А троица стоит к нам спиной обернувшись – уставились на очередного персонажа. Вот это, пожалуй, сила. Старичок-боровичок в ярко-зеленом плаще и с зеленым посохом с изумрудом, и остальная одежонка плохонькая. Студент рядом, он тоже очнулся, шепчет: «Надо исчезать!», голос хриплый такой, тоскливый, но я ему также шепчу: «Тихо!». Что-то мне такое рассказывали, да, это ни кто иной, как Радагнар Дрикэлрин, если по иному говорить, то неторопливый мудрец цвета листьев.

– Студент, ты пока помалкивай. Это первая сила, понял? – он молча кивает головой, догадавшись не перебивать Радагнара – речь у мудреца соответственно прозвищу тоже неторопливая.

– Опять вы за свое взялись, разбойники?! Теперь я вас не пожалею, и сделаю то, что обещал. Убирайтесь! – и троица, словно сдунутая ветром, или смытая водой исчезает с глаз долой.

– Вы уж – это он теперь к нам обращается – Вы уж не сердитесь, а то совсем нехорошо получается, когда еще я сказал, что эти кровососы перестанут тут злодействовать, так нет же, опять начали.

Студент:

– Да нет, что вы, мы и не знали вовсе, спасибо большое!

– Да вижу, что не знали, раз в такие худые места пришили. Тут у нас и волки еще тех времен бродят, и гоблинское отродье тоже есть, и еще кое-какие хитрые существа, умеют ведь прятаться и выжидать! А у меня своих забот по горло хватает, чтобы еще и с ними воевать. Но раз уж со мною встретились вы, то хоть немного попробую вам помочь. Вы что за люди-то будете?

– Люди, да не совсем – отвечаю. – Уртазы мы.

Пауза, старичок молчит, переваривает информацию. Потом тянет:

– М-м-да. Ну и что теперь? Обратно этим отдавать по такому случаю? Вот так вот и подводит меня доброта-то моя. Садитесь, поговорим.

Студент:

– А здесь удобно ли будет?

– Ничего, сейчас будет удобно, а пока устраивайтесь.

Сам он опирается на жесткий куст – ветки пружинно пригибаются и образуют что-то вроде кресла. А прямо перед нами, оказывается, есть пара очень удобных коряг – даже спиной есть на что облокотиться. Я не понимаю, откуда они взялись, пока не замечаю, что одна из коряг вытягивается, делаясь видимо комфортабельней, и снова замирает. Студент с достоинством благодарит и садится, а я не успеваю – Эсте снова подает голос:

– Але, але, мы почти все, не больше часа осталось.

– То есть как?

– Да так, время-то уже к шестому часу близко. Я тут вас уже вызывал, да молчали что-то. Ну так ты как?

– Все нормально, я… я потом с тобой поговорю.

Радагнар:

– Это что за разговор у тебя? Ра-де-о?…

– Да. Радио.

– Слышал я про это. Ну так вот, господа уртазы: я, Радагнар, никогда в политике силен не был, и старался не мешаться в войны, союзы, споры и прочее. Даже в последней сваре участия почти не принимал. Но об событиях я все-таки понятие имел раньше, а сейчас не очень. Дело в том, что не так давно узнал я о решении Совета Светлых Сил про ваш народ. Дескать, уртазы есть опасность, они по своей воле меняют течение судьбы нашего мира, и это грозит ему бедами… У посему уртазов этих – сиречь вас – необходимо всякими способами из Средних земель гнать, о дружбе с ними и не заикаться, услуг ихних также не принимать ни под каким видом.

Я:

– Лихо! То есть это не только королям всяческим команды такие спустили, а вообще, так сказать повсеместно. А что же не просто порезать или потравить, да и дело с концом?

– Да я, право, и сам не знаю, но думаю так: ваши ведь никогда никаких по-настоящему злых дел не творили?

– Ну вроде бы так.

– А значит, пустись скажем вот я в смертоубийство, так сам бы себя черным мазать бы начал. А свой цвет каждому дорог. Да и вообще, я про уртазов просто ничего не знаю – слышал что есть такие да и все. Не та причина, чтобы всерьез накидываться.

Я молчу, Студент молчит, старичок тоже примолк, думает видимо. А вокруг нас совсем что-то непонятное творится: словно зеленые стены, плотно стоят мохнатые зеленые вроде как можжевельники, а верх уже наполовину зарос широколиственными ветками. Листья свежие, пахучие, но ведь конец сентября месяца! А свету между тем не убавилось, и откуда он, я даже и не знаю. Впрочем, чудеса чудесами, а диалог надо продолжать, пока у Радагнара настроение хорошее.

– В общем так, – говорю. – Я тебе сейчас попробую про нас рассказать, а тебе уж решать, причина, или нет. Мы люди из другого мира, совсем другого, а сюда дорогу случайно нашли. Никаких претензий на власть само собой не имеем, единственный грех – знать много любим. Вот сейчас например так дело поворачивается, что если мы как следует с вашим миром разберемся – что он, по каким законам живет, откуда взялся, то поймем и свой тоже. Похожи наши миры, только в вашем кое-что… ну не проще, а явственней что ли… И есть у нас дома сейчас такие проблемы, которые можно решить, только разобравшись с их механизмом, а тут это получится быстрее и надежнее. А что на судьбу этого мира наше присутствие влияет – какая с этого беда? Если живо Круглое царство, и не дает восточным ордам проникнуть к западу от Большой реки, так разве ж это плохо?! Если мы помогали королю управлять одновременно двумя половинками своего государства – разве это преступление?! Нас можно обвинить только в том, что Средние земли стало в чем-то зависеть от нашей помощи, но это же глупо! Так можно обвинять одно весло в том, что от него зависит весь корабль. Но вот он же нас в этой зависимости и обвинил, а ведь его глупцом никто не назовет!

Радагнар отрывает от своей мебели веточку, и начинает ее задумчиво грызть. Сгрыз, повертел в пальцах остаток, выкинул и вздыхает:

– Да, сложно. Видимо в Совете говорилось о чем-то серьезном, более серьезном, чем рассказал сейчас ты. Давненько я там не бывал, лет шестьсот уже наверно…

Студент открывает было рот, и тут же спешно его закрывает, и делает равнодушное лицо – чему, мол, тут удивляться! Радагнар:

– Ну а сюда как вас занесло?

Студент смотрит на меня, я киваю, можно дескать, и он объясняет:

– Тот, которого Стариком называли помнишь, как он о власти мечтал, как стал игрушкой Врага и цвет свой потерял? Так вот, в здешних местах часть его архива спрятана, и несколько наших людей его сейчас читают и… э-э-э… быстро переписывают и передают по радио. Но нас охотятся – и люди, и эльфы, и орки. Мы вот вдвоем этих ловцов за собой уводили. Вот и вся история. Видимо в этом Совете кто-то крепко против нас, раз такую травлю устроили.

Радагнар снова молчит, долго, минут пять наверное, наконец встает в рост и объявляет:

– Идите. Я не буду вам мешать, но помощи тоже не ждите. Нет у меня против уртазов ничего, но – решение Совета! И помните – и над Советом тоже есть власть, и с ней спорить… бойтесь одним словом. Прощайте!

Радагнар речь заканчивает, и сразу темнеет. С «потолка» сыпятся на глазах желтеющие и сворачивающиеся в трубку листья, а ветки распрямляются, открывая темно-синее небо. И вокруг уже вроде и стволы не так густо стоят, и коряги-кресла уже не смахивают на комфортабельную мебель. Студент смотрит в ту сторону, куда собеседник наш ушел, и говорит:

– Наверное я ему зря про архив сказал. Теперь эти за Эсте возьмутся.

– Ерунда. Ты же слышал – светлые-благородные своими руками ничего делать не будут. Был Старик Белый, стал Старик никакой, а потом и вовсе Старика не стало – такая участь никого не прельщает. А натравить кого-нибудь, так на это время нужно, а у наших с этим проще. Кстати, как у них? – и я вызываю Эсте. У него все в порядке, правда Хао пришлось потрудиться, ловушку нашли довольно злую, ставленную правда не на людей, а на эльфов, это только и помогло. Обсудили мы с ним разговор с Радагнаром, и стали договариваться, где встречаться будем. Из Гавани самолет лучше не вызывать – нам крюка делать, и им лишние хлопоты, да расход горючего. Но: если с бербазы за нами транспорт пришлют – надо выбирать озеро, потому что на нем воздушной подушки нету. Подходящий водоем есть, но далековато, это ночь не спать, а идти – но тем не менее мы выбираем этот вариант. Итак, Эсте сейчас выходит на дальнюю связь и договаривается, чтобы лодка была здесь к утру, а мы со Студентом рвем с места в карьер к месту посадки.

Студент усмехается:

– Не завидую Эсте. На бербазе за голову схватятся, да что, да как это, да с бухты-барахты поднимать самолет, да над сушей идти, да скорость за полтыщи держать, это ж сколько коллоиду уйдет!

– Да – говорю – Литров сорок точно вылетит. Честное слово, я бы сам поговорил, да аппарат у Эсте.

Студент дослушал, и принимается ползать по карте, искать дорогу. Хрен его знает как идти! Нормального пути нету: там болото, сям скалы, а напрямую – лес повышенной дремучести. Из трех зол приходится выбирать, даже не их двух, и выбираем лес, как зло наиболее знакомое, что ли, и главное – самая короткая дорога через него.

– Вперед? – Студент кивает, и мы трогаемся наискось вдоль склона, а когда добираемся до дороги, вызывает нас Эсте, и сообщает, что транспорт будет часам к десяти утра, на что я отвечаю в том смысле, что все равно раньше и не успеем.

Еще с километр старой мостовой, а потом она резко кончается – то ли не достроили, то ли строили иначе. Кончилась – и началось. Теперь приходится продираться по немыслимым зарослям молоденьких ив и осинок – я иду вторым, и их упругие ветки барабанят по стеклу забрала. Вечер доживает последние минуты – это если считать по открытой местности, а в лесу так и вовсе темно. И хотя молодняк сошел на нет, идем уже между нормальных взрослых деревьев, все равно дело адово. То и дело приходится перебираться через лежащие деревья, то в гору лезть, то вниз сползать. Наконец это надоедает настолько, что плюнув на все страхи, разрешаю Студенту зажечь фонарь – сразу веселее жить стало, хотя и не легче. Часов в одиннадцать меняемся, я впереди теперь буду. И до сих-то пор особых условий для отвлеченных развлечений не было, а сейчас и вовсе – знай вперед глазей, на компас косись да проходы почище выискивай, лучом шарь. Это дело настолько увлекает, что не сразу слышу как Студент пыхтит в спину:

– Алек, на тестере угроза.

– Что?

– Я говорю, на тестере что-то неясное. Сам погляди.

Останавливаюсь, гляжу. Действительно неясно. Если данные со всех режимов вместе сложить, получается полузверь, полуорк, но нематериальность его выше того же орка на два порядка. Дальность – километр, направление – слева.

– Ладно, – говорю, – кто б это ни был, наше дело сторона. Я думаю, проскочим, – и опять бесконечная полоса препятствий. Еще через пятнадцать минут Студент уже кричит:

– Они идут на нас! Расстояние уменьшается!

– Спокойно. Как у тебя с зарядами?

– Всего сорок пуль и шестьдесят зарядов. Комплект.

– И у меня тоже, плюс еще три десятка в пистолете. Отобьемся – если только будет прок от нашего железа. А то после той троицы я себя малость неуютно чувствую. А как лазер?

– На полчаса прицела, или полминуты ослепления.

– А у меня хуже.

– Алек, они прошли половину. Гаси фонарь и давай вон к тому валуну.

Хороший валун, размером с одноэтажную избенку, а формой не сильно уродливую картофелину напоминает. Фонарь погас, и еле-еле угадываются теперь темные стволы. Студент уже винтовку изготовил – в кого пулять собрался? Тихо, ветра нет, и в этой тишине очень хорошо, отчетливо раздается недалекий вой – негромкий, но уверенный. Ну конечно. Только волколаков нам на хватало для букета. А вон и огонечки замелькали зеленые. Ого, да сколько же их тут?! Студент вопросами не терзается, а просто включает свет. Волки на секунду застывают, прежде чем кинуться в тень – и я без всяких прицелов укладываю самого ближнего и самого, наверное, наглого. Следующий трофей – Студентова заслуга – он впопыхах пальнул зажигательной и теперь в сероватой туше трещит и мерцает огонек – впрочем, скоро гаснет. Студент свет прибирает – правильно, нечего зря энергию тратить, а вполнакала тоже видно неплохо. Волколаки разобрались правильным полукругом и изредка мелькают в просветы меж деревьями – Студент еще двоих подбил, а мне не повезло. Эта стая быстро уразумела, что значит вылезать на открытое место, прячется зверье, но уходить не уходит. Студент в недоумении:

– Что им надо? Ведь не жрать же хотят?

– А может, и жрать. Или, скажем, их на нас эти, светлые мудрецы натравили. В любом случае надо от них отвязаться.

Студент после раздумья произносит:

– А что стоять-то? Кольчугу они не прокусят, я-то сразу и не сообразил!

– Можно попробовать. Давай вперед, а я страхую.

Студент отдает мне фонарь и бодро топает от камня. Шагов через сорок на него с трех сторон кидаются волколаки – он стреляет, но мимо. Студента валят наземь и пытаются перегрызть горло. Он пытается отпихнуться, но его рука с ножом прочно зажата в челюстях одного из волков, и он только дергается. Хватит экспериментов. Я даю очередь облегченными пулями, затем вторую и третью, растрачивая весь их запас. Один точно убит, да и остальных зацепило – освобожденный Студент резво кидается ко мне.

Стоит, дрожит, жалуется:

– Ты в меня тоже попал. Теперь синяки будут.

– Ну как волки вблизи?

– Неприятно. Они, сволочи, сильные и тяжелые – хорошо, что ты со мной не пошел. Сам бы я не вырвался, факт.

– Ладно. Следи вокруг, а я с Эсте поговорю.

Как узнал он про нашу незадачу, так сразу всю свою сдержанность потерял. Обругал все на свете, потом заявляет:

– Я так понимаю, до рассвета вы не тронетесь. И на месте будете после полудня, а то и позже. Сделаем тогда так – мы погрузимся с утра в лодку, затем уйдем наверх, а потом, как вы подойдете, снова сядем. Так будет лучше.

По ходу разговора еще одного пришлось угостить – забывчивый, видимо, экземпляр. Студент глотает подряд две таблетки, затем и меня угощает – сразу и усталость уплывает, и вокруг смотреть интересней становится. До утра этой заправки должно хватить – и хватает. Вместе с утром к нам приходит туман – плотная белесая мгла охватывает все вокруг. Но это уже не страшно – скоро встанет солнце, и от волколаков останутся лишь прозрачные тени. Мы со Студентом для верности ждем первых лучей а затем покидаем место осады.

Ему правда охота посмотреть, как будут исчезать трупы волков, но я не даю, и так застряли безбожно.

Утро – самое подходящее время для ходьбы по всякого рода опасным и просто непонятным местам. Всяческая нечисть, умаявшись за ночь, уже отправилась восвояси, а не менее опасная, так сказать, «чисть» еще как следует не взялась за дело. И может быть поэтому, а может и по какой другой причине, никаких дополнительных приключений с нами в это не происходит. Да лесок стал поровнее, погостеприимней, свежо и хорошо. Ровно в пол-одиннадцатого я слышу переговоры Эсте с самолетом – ребята уже грузятся, добрались без потерь. Я приподнятом настроении, Студент тоже, насвистывает даже. В полдень останавливаемся пообедать, и тут меня вызывают с самолета. Незнакомый голос:

– Алек, здесь пилот Угол.

– Да, Угол, слушаю.

– Сколько вам осталось до озера?

– Расстояние или время?

– Время.

– Часа три, самое большее четыре.

– А самое меньшее?

– Ну скажем два с половиной, а что случилось?

– Пока ничего, погоди минутку.

Пауза. Затем я слышу, как Угол обращается к оператору, видимо забыв отключить внешнюю связь. Та часть диалога, которую слышно, выглядит так: «Орри, а сколько у нас времени?… И не больше? Так они же не успеют, черт!… А с юга обойти?… Сейчас?!» Я не выдерживаю:

– Эй, эй, Угол, да что там у вас?

– Алек, дело, в общем, плохо. Через час тут будет вихрь-кольцо. А по всему материку растет напряжение.

– Замечательно! А от кольца перехлест волн ожидается?

– Да, причем очень сильный. – Угол говорит спокойно, но я понимаю, ему сейчас куда как неуютно. Кольцо – это верная гибель для всего летающего размерами крупнее хорошо откормленной вороны. Одно дело, когда на спокойном фоне кто-то устраивает прямой канал, и всех, кто туда попал, просто тащит по потоку. В такие каналы наши не раз попадали, пока обстановку щупать не научились, и обходилось без ущерба. А кольцо рвет на части, просто раскидывает в стороны кусками все что попадется, и с тем большим удовольствием, чем крупнее добыча. И волны от него, да еще при повышенном фоне вещь опасная – и зашвырнуть куда угодно могут, и просто по квадратным милям размазать.

– Еще лучше. Угол, а чего ты, собственно медлишь? Улепетывай, пока цел!

– А вы?

– Мы сами собой, а ждать будешь – и машину угробишь, и всех кто там. Все, мы к месту не идем. Проваливай!

– Погоди, но ведь можно…

– Ничего нельзя, рви назад. Я отключился. – И вправду, с последней фразой я отключаю связь, и даже сдираю наушник. Студент ничего не понимает, глазами хлопает. Наконец задает вопрос:

– Так мы… все? Не полетим сегодня?

– Да, мой юный друг. – Парень не виноват, но обращаюсь я к нему почему-то издевательски и раздраженно: – Вы удивительно догадливы нынешним утром. Мы действительно сегодня не полетим. Более того, ни завтра, ни послезавтра мы тоже не полетим. И вообще воздушная экскурсия отменяется. Ты теорию А-каналов знаешь?

– Ну.

– Здесь собирается кольцо.

Студент в ответ молча, но с чувством шмякает кулаком оземь. Эмоция простительная.

– И что же теперь делать? А, Алек? Нам же нельзя на этом месте оставаться!

– Опять в самую точку попал! Ты сегодня прямо гений!

Студент мою язвительность игнорирует, и продолжает:

– Значит надо… Во! Надо добраться до Большой Реки, и сплавиться по нему вниз до Круглого…

– Ага, и при этом неопознанным оказаться. Детская задачка!

– Ну а что еще придумать можно? В Гавань возвращаться не стоит, а до южного форпоста еще дальше.

– Да пока не знаю, что еще. А что это так стемнело резко? – сказал я это, и сам же на небо гляжу.

А в небе нехорошо. Прямо из ничего возникают плотные серые и черные тучи. Их клочки бродят безо всякого порядка, с явной тягой к центральной туче, растущей прямо на глазах. Студент говорит одновременно испуганно и восхищенно:

– Ну, сейчас будет концерт! Неужели это все против нас?

Я более прозаичен:

– Крышу бы какую найти. Доспехи доспехами, а торчать под дождем не тянет. Здесь есть какой-то проселок, куда идет, я даже не представляю, карты не хватило. Двинем-ка по ней.

Студент молчит, пытаясь постичь ход моих мыслей – значит нужны пояснения, и я их выдаю:

– В такую погоду, как сейчас устроится, все, что тут есть живого, попрячется по норам. В том числе и те, кто может быть по нашу душу послан. А мы тем временем отсюда уйдем. И еще: не сегодня – завтра придет конец мембранам нашего одеяния и с ними – всей нашей водо-газо и прочей непроницаемости. А она нам может пригодится, так что мембраны лучше не перегружать. Я думаю, что дорога эта идет к такой же деревухе, как мы были, а там и сараи есть, и прочая архитектура.

– Но не век же там сидеть?

– Не век, но сколько получится. Вперед!

А небо уже совсем затянулось – куда взгляд не кинь, шевелятся темные тучи. А еще через минут пять сверкает первая молния, рыкает первый гром, и начинается «конец света». Синие вспышки, могучий грохот, ливень, то и дело налетающие вихри. Да еще голые деревья траурного цвета да слой жухлой листвы под ногами. Очень нехорошая обстановка. Студент остервенело хлюпает по лужам, бормоча что-то на языке, похожем на русский, но мне совершенно непонятном, а я плетусь следом, доламывая за ним кустики и лежалое гнилье. Уже почти темно, когда мы вылезаем на дорогу – раскисшая просека со свежими следами тележных колес. К этому времени уже всякая острота ощущений у нас пропала. Осталась только безнадежная усталость и злость на все вокруг – злость тоже усталая. И всякие световые и шумовые эффекты не вызывают никаких особо острых ощущений – гремит и гремит. Студент разглядывает след и злорадствует:

– Не одни мы тут мокнем!

– Ладно, пошли, авось нагоним бедолагу – хоть разузнаем что к чему. На это место карты уже нет.

Теперь мы бок о бок вдавливаем ноги в неглубокую (счастье!) грязь. Студент спрашивает:

– А вообще, какая власть в этих местах?

– Ой, сразу не сказать. По идее – это территория Объединенного Королевства. Но тут гораздо ближе и лесным эльфам – и они здесь чувствуют себя достаточно свободно. А вообще это глушь, провинция. Здесь с древних пор ничего не происходило, я сейчас припоминаю – нет, ничего. Даже в те времена, когда маги высшей силы друг друга долбали. Ты историю здешнюю знаешь?

– Ее-то знаю. Сначала Бог Черного ветра все порушить да на свой лад перестроить хотел. Потом, когда его вывели за круг, Враг за дело взялся. Так?

– Почти.

– А вот про твою историю я нее совсем знаю – она ведь как-то связана с этим?

– Да.

Я делаю паузу, и за нее успеваю подумать – дорога длинная, гроза кончилась, только дождь льет, хоть отвлечемся.

– А история простая. Летел я из Круглого на бербазу, а тогда мы еще каналы щупать не умели, и угодили в один из них – на Прямой путь. Пока вывалились, пока очухались, оказались в Союзе Свободных Народов. Там нас немножечко арестовали и собрались было послать на какие-то болота, да не вышло. Была с нами некая Анлен, дура-девчонка, сбежавшая из дому за одним из Кругловских послов – мы и их еще везли. Она нам устроила побег – да причем так интересно, что я ее до конца раскусил, а подозрения были и раньше. Словом, Анлен эта была не больше не меньше, как разведчиком, посланным выяснить, что за тип обосновался в горах северней Союза, и довольно хитро и умело стравливает эти народы с окружающими и друг другом. И вроде все уже было здорово – нет же, угораздило меня опять попасться. В тюрьму даже посадили, хотя какая это была тюрьма! Сарай деревянный, сбежал я оттуда, и так получилось, что попал в те самые горы. Насмотрелся всяких интересных вещей, и снова с Анлен повстречался, а она к тому времени уже выяснила, что это был за «тип» – тоже маг первой силы, один из сподвижников Черного бога. Про Врага ты сам знаешь, еще один ушел на Север, и там в неизвестности пропал, а этот хитрый, обосновался не спеша и начал серьезно готовиться к реваншу. Основная его работа была со спиральными ходами…

Студент перебивает, желая наверно показать, что тоже что-то знает:

– Это которые за круг могут выйти?

– Да, он хотел своего прежнего хозяина найти и вернуть. Сколько душ он для этого выпотрошил – страшно подумать, покуда ему я не попался. До сих пор не знаю каким способом, но в тот момент Восточный подарок все-таки высвободился. Словом хватило у меня силы, да еще и Анлен помогла, выпихнуть этого, третьего, по его же спиральному ходу, и закрыть этот канал. Вот так вот дело было. Уже потом, на бербазе, меня нашел какой-то неясный человек, и туманно сообщил, что деяние мое зачтено и вознаграждено.

– Так значит вот почему…

– Да, наверное именно поэтому, я здесь торчу уже который год, а видок сохраняется, как в первый раз сюда попал. А на Землю как-то раз выбрался, и выяснилось, что за за свою цветущую против логики рожу здесь придется платить там, причем платить весьма серьезно. Слава богу, был внеочередной переброс, и я сюда. Отделался не очень легким испугом, так что теперь мне дорога на Землю закрыта. И знают об этом тут немногие. Зато многие шушкаются за спиной об Алеке-вечнозеленом, опять же эти, из второй секции, все анализы тягают. Да если б только анализы! Поэтому я и в Совет экспедиций не лезу, и вообще предпочитаю всякие глухие места, где мало зрителей.

– Ну-ка стой! Видишь впереди огонек?

Студент огонек видит, и выражает предположение, что это костер.

– Обойдем? – спрашивает он.

– Посмотрим, кто это, – отвечаю, – издали поглядим, а там сообразим.

С дороги берем к обочине, и по бесшумной подстилке мокрых прелых листьев начинаем сближение со всеми предосторожностями, на которые еще способны, но они впустую. Костер горит под пологом из двух косо натянутых холстин общим размером с небольшой парус. Под ним же сидит всем на свете недовольный ломовик, сушит свою профессиональную гордость – красный плащ с золотым шитьем по рукавам. Над костром кипит чайник, рядом пустой котелок и сидит собака – мелкая, но, видать, пакостная шавка. Студент спрашивает:

– Это извозчик?

– Да, ломовик, причем не из последних – смотри, как плащ расшит. Такие подряжаются на дальние дороги. Вон и фургон его виднеется – там под деревьями.

Студенту все ясно, и задерживаться он не хочет, а я против.

– Пойми, – говорю, – эти самые ломовики – народ смелый, независимый и хитрый, иными просто не могут быть. И если умело повернуть, можно в любом случае договориться.

Студент в сомнении, но я решительно шагаю к костру. На пол-дороге собака вскакивает и принимается гавкать, а ломовик одним жестом сворачивает плащ и осторожно укладывает на землю, а затем вскакивает и глядит в темноту, из которой мы и появляемся.

Обычные приветствия, уверения в мирных намерениях, а затем хозяин спрашивает:

– А что вам тут надо? Или не знаете, что ваш народ сейчас в запретных ходит? Будь место не такое глухое, я бы вообще говорить не стал, ну вас в болото. Чего изволите-то?

– Особо ничего не изволим. Самое большое – дорогу до Великой реки узнать, покороче да потише.

– Это значит, в Круглое бежать собрались? Верно, Кун без вас не жилец, и рвать с вами не станет. Ну хорошо. Я сам-то с Конских равнин, мне этот ваш король не указка. Понимаешь? С равнин я, ломовик известный, а он, этот… бродячий, с меня пошлину как с последнего извозчика дерет. Весь наш цех рычит. И он…

Ломовик распаляясь набирает воздуху, и дальше уже почти орет:

– И он еще хочет, чтобы я выполнял его дурацкие указы, когда вокруг на пять селений три стражника! Во! – следует неприличный жест. – Подавися! Так-то. Вы, мальчики сейчас и дорогу узнаете, и у костра посидите, и дальше со мной поедете. Только вот что, ваши панцири придется припрятать. Здесь хоть и мало кто знает, как уртазы выглядят, но расспросы с разговорами будут. А пусть обожрутся своими разговорами. А, кстати, вы-то голодные?

Студент впервые за беседу подает голос:

– Вообще-то нет, но за компанию не против.

– У, хитрец! А я уж тебя за немого считать начал, – сообщает ломовик, и приступает к делу.

Ужин удается на славу. В три приема разогретая смешанка из грибов с капустой, да на пару с нашими консервами, да с довольно крепким зельем, которое оказывается булькало в чайнике и согревают, и настроение поднимают. Даже хозяин наш подобрел, хотя и не перестал ежеминутно поминать «сволочную» погоду, и не менее «сволочного» короля. Наконец, уставши, он разматывает еще два полотнища, из ткани наподобие провощенной кисеи, и подвешивает так, что при любом повороте ветра и дождь не попадет, и дым от костра уходит. Собака выпихнута «на улицу», а в нашем воздушном замке объявляется отбой. За ночь костер несколько раз гаснет, и приходится вставать – ни я, ни Студент обогрев не включали. Встанешь, передвинешь угли, подкинешь свежих обрубков, а на теплину ломовик переползает, на правах хозяина. Утром ничего нового. Дождь не то чтобы прекратился, но явственно выдохся. Ломовик – он, кстати, попросил: «Зовите меня по простому, Кривозубом, а имя ни к чему, пусть его этот, тьфу, в короне, запоминает», – итак, он безжалостно рушит наше убежище, сворачивает полотнища, а потом с помощью Студента начинает волнообразно изгибать получившиеся колбаски. Из торцевых срезов льются небольшие водопадики – хитро! Затем то же самое делаем уже втроем с навесом над упряжкой. Кривозуб доволен:

– Один я бы так не сумел. Да и не хотел я ночевать в дороге, да из-за проклятого дождя не успел в Бальдеронгиху. Поселок это, Бальдеронгиха. Там, вишь-ли, в свое время гном Бальдеронг жил, ну и осталось.

Студент уже лезет разоблачаться, и я следом. В фургоне полутьма, равными рядами уложены мешки семенной ржи или там пшеницы из Хафлингшира. Студент без доспехов оказывается неожиданно худым, и вообще смешно его видеть в одном белье. Мне тоже очень непривычно, но что поделаешь. Вопрос – как быть с оборудованием? Не хочется бросать все эти хитроумные устройства, в которые угроблена уйма труда и мысли, и без которых вдвое возрастает количество ситуаций, опасных для нас. Но выбора особого нет, и поэтому оставляем лишь оружие и всякую карманную мелочь. Одежды, которую предлагает Кривозуб, хватило бы на одного приличного господина и на одного оборванца. Обоих мы делим пополам, и получается, что я красив и импозантен снизу до половины, а мой спутник наоборот. Свои же доспехи сворачиваем и прячем на днище фургона, а по крыше продолжает с монотонным упрямством долбить дождь, словно желая ее во что бы то ни стало продырявить. Затем лезем к Кривозубу, готовить легенду.

– Ну ладно, стало быть, так. Ты, – на меня палец, – будешь доверенным хозяина груза. Обычно мы сами хозяев представляем, а бывает и ездят специально – разнюхать как и что. А ты, значит, за моего пособника сойдешь, только отдай ему свой кафтан, и забери лохмотья. С лошадьми управишься?

Студент:

– Не шибко, но смогу.

– Значит, усе. Садись за вожжи, вникай, а ты, купец, хе-хе, полезай за мною.

И после этого битых полтора часа Кривозуб натаскивает меня не хуже инструктора разведшколы – кто хозяин, да где я жил, да родню запомнить заставил, и как товар идет. Пожалуй, я так могу и впрямь осесть и безбедно торговать, барыши загребая. Кстати о барышах. Я сую Кривозубу десяток золотых южной чеканки, и он берет, но добавки не просит, а даже предупреждает:

– Ты смотри, деньги вам еще пригодятся, дорога длинная.

К середине дня открывается пресловутая Бальдеронгиха – довольно крупное селение, торчит на всхолмье, окруженном невысокой, но крепкой на вид оградой. Посреди холма сторожевая вышка. Есть несколько каменных зданий, а остальные – дерево. Ого, это целый город! У входных ворот нас даже останавливает кто-то вроде таможенника – осматривает груз, выясняет цели и получив мзду, пропускает нас за стену. Я пока со своей ролью справляюсь, а Студент вообще никого не интересует. В самом селении Кривозуб уверенно берет курс на трактир, до которого оказывается совсем недалеко.

– Тут до завтрашнего утра задержимся. Мне неохота второй раз на дороге ночевать, да и сам понимаешь – можно теперь из расходу вылезти.

Намек ясен, но не радует. Кто его знает, каков Кривозуб в веселом настроении. Да и нам не улыбается торчать в постоянном контакте с неизвестно кем. Но куда денешься? И приходится раскланиваться с хозяином, объявлять ему имя и приказывать слуге – Студенту то есть, чтобы комнату осмотрел и потом шел в залу к нам. Студент ничего, не тушуется, он ведь на бербазе уже работал с населением. В зале шумновато и многолюдно. В основном публика простецкая – торговый люд, за непогодой застрявших здесь.

– Да, – говорю хозяину, – тесновато тут у вас?

– Да, да, но что поделать – хоть и не очень важный, но перекресток ведь. Тут и на загорный тракт дорога ведет, и на Железный путь. А тут еще непогодь эта… Но ничего, мальчики справляются!

И уплывает хозяин в сторону кухни. «Из расходу» Кривозуб вылезает основательно. Наверное, все, на что способны здешние повара, стоит на нашем столе и рядом на полу. Студент уже тут, и мы с ним на пору в некотором страхе наблюдаем, как наш проводник гулко поглощает пиво вперемешку с малиновой брагой. Уважительные взгляды с других столов удовольствия мне тоже не доставляют, а вот Кривозуб весь аж наслаждается. Так проходит часа два, сначала просто в жратве, а затем, когда вокруг нас образуется тесный кружок вольных слушателей, в громкогласных сплетнях Кривозуба о «жизни в западных землях». Хозяин трактира усердно мечется от стола к столу, и пара мальчиков тоже, хотя мальчиками они пожалуй перестали быть лет так пять назад. Они наперебой уговаривают проезжих постояльцев не торопиться – пока дорога подсохнет. Выгоду этой заботливости видно невооруженным глазом, но на уговоры все кивают и соглашаются.

Наконец уже ближе к вечеру Кривозуб выдыхается, и центр шума переходит к соседям через стол – то ли день рождения там, то ли еще что, разобрать трудно. Честно говоря, мне уже и уходить не хочется – живот полный, тепло, весело и главное – никто не пялится. А на гулянье уже и песню затянули – местный оркестрик в две свирели и один гуслеподобный ящик ведет мелодию, а сборище орет слова и грохочет ладонями по столу для ритма. Веселая песня про то, как разбойник ограбил проезжего волшебника, а тот в наказание превратил его в комара, а разбойник не унывает и мечтает чародея в нос укусить. Заканчивается она бурным финалом, кто-то поджигает шутовское кадило, и из него валит серая струя с запахом какой-то травы. Это еще ничего, я помню, как-то на Южном форпосте был я на свадьбе, так там какой-то весельчак из такой же штучки обкурил все сборище тухлой рыбой – кому смех, а кому и не очень. А сейчас даже приятно. Кадило хорошее, и дым стоит буквально коромыслом – он то серый, то красный, то желтый. Через полминуты он должен опасть, ага, вот, светлеет – и галдеж тихнет как по команде. На одном столе стоит хозяин, и в руках у него натянутый двухзарядный арбалет, а у дверей оба «мальчика» с такими же штуками. А вдоль стен растекаются неслышными легкими силуэтами эльфы-лучники. Хозяин жестко, безо всякого елея в голосе объявляет:

– Всем не двигаться. Кто ни при чем, тот не пострадает.

Один из эльфов брезгливо морщится и чистым голосом спрашивает:

– Который?

Один из «мальчиков» нажимает собачку – стрела сметает кружку перед ближайшим прихвостнем именинника. Тот сидит бледней смерти, пытается что-то сказать, но вместо слов получается какой-то булькающий лепет. Еще два эльфа подскакивают к нему и без лишних церемоний уволакивают под микитки. Хозяин соскакивает со стола и начинает медленно прохаживаться по залу, вещая внушительно и гулко:

– Вы, гости дорогие, ужо не обижайтесь. Время сейчас хоть и легкое, но пакостники всегда найдутся, и надо с ними бороться, а то как же иначе. Вот Хой-сапожник – все знают, какую хорошую обувку шил. А никто не знает, что он давно уже с Херутом стакнулся и шпионит для них. Его покуда не трогали, ну а теперь пора пришла. И еще есть одно дело. Ты! – он резко оборачивается к Кривозубу. – Отвечай быстро, коротко – что везешь?

Кривозуб ошалело и неожиданно покорно отвечает:

– Пшеницу, семенную.

– Чью?

– Мэтью Бобринса.

– Эти двое с тобой – тоже от него?

– Нет! То есть да! То есть не совсем…

Теперь палец наставлен на меня:

– Ты человек Бобринса?

– Да.

– Давно у него?

– Нет.

– Зачем едешь?

– Насчет спроса узнать, может, еще чего вести стоит.

– Где к фургону присоединился?

Что бы сказать? Он спрашивает неспроста, и похоже, просто сверяет ответы с чем-то заранее известным. То есть если он знает про этот фургон все, то нас со Студентом уже можно считать самозванцами. Но пока незаметно, что этот любопытный тип с двустрелкой держит нас за лжецов. Возможно, он знает только, скажем, намерения этого Мэтью, и значит, надо сказать так:

– А сели мы в начале Тракта-за-Горы. Я в тех местах один должок изымал, и сразу в путь.

– Точнее, место?

– А развилка у Серого Бора.

– Это там, где на поле три сосны стоят?

Ну, тут ты меня не поймаешь, знаем мы эти фокусы.

– Может, и стоят они на каком-нибудь поле. Только у развилки-то все больше лес, да сосны в нем не растут.

– Ладно. Эй, Пэт! Тащи-ка сюда пару мешков этой пшенички!

Пэт – это тот, который стоял у дверей – отдает оружие соседу-эльфу и исчезает. Если он сейчас примется потрошить нашу тележку, то может и костюмчики найти, что сейчас нежелательно. Студент как мысли мои прочитал и высказывается:

– Не беспокойтесь, мастер Олерс, наши вещи я в комнату перенес, ничего не случится!

Мастер Олерс – то есть я – одобрительно кивает и принимается льстить хозяину, что, дескать, и не думал сомневаться в честности его людей… Возвращается Пэт с мешком на спине, подходит и сваливает груз на стол, прямо на остатки обеда. Хозяин заявляет: «Ну-ка, взглянем…» – и режет мешок. Продолговатые гранулы похожи на зерно только по форме. Цвет и запах у них явно не тот. Хозяин берет горстку и кидает на пламя ближайшей свечи – вспышка озаряет оторопелого Кривозуба, и в зале раздается общий испуганный вздох.

– Вот так, – снова говорит хозяин. – Везли вы, ребята, огненное зелье, а Мэтью Бобринс – пособник Херута. Так что вы – Кривозуб да Олерс – должны свою, пусть и невольную, вину искупить. – Он возвышает голос. – Внимание! Пока никому отсюда не выходить – и так будет до завтрашнего утра. Ешьте, пейте, а в извинение я на четверть скину цену со всего, что каждый возьмет. Но учтите – все выходы под охраной.

Один из эльфов у меня за спиной замечает:

– А эту троицу ко мне сейчас приведи. Я буду в верхней комнате, – и с этими словами удаляется по лестнице. Мы следом – под конвоем. Верхняя комната оказывается разделенной на две половины стенкой из толстых бревен – приемная, значит, и кабинет. Шеф, естественно, в «кабинете», и вводят к нему Кривозуба. Долго они разговаривают, но выходит он вполне освоившихся и беспрепятственно сходит вниз. Следом хотят сунуть меня, но шеф сам выходит, чтобы встретить еще одного эльфа, который прямо-таки вспархивает сюда по лестнице. Разговаривают на староэльфийском, нимало не стесняясь нас со Студентом – верно, в общем-то. Староэльфийский мало кто даже среди них самих знает, а не учат ему никого. Даже нас на староэйфель натаскивали по машинным разработкам и аппроксимациям, что иногда чувствуется, Итак, их разговор. Прибежавший:

– Сейчас же надо послать голубя к королю. Пусть он приведет на наши засады всех херутовцев этих мест. Хватит. Хотя они с Арш Аханом и считают, что еще не пришло время, но здесь орки уже выходят из-под контроля. Огненный порошок уртазов делает их еще опасней. Сколько его было?

– Пудов так с десяток.

– Немало. И что ты можешь сказать по этому поводу?

– Здешний лидер Херута через нескольких подставных лиц сумел купить его в королевских мастерских. Вернее, украсть и заплатить неразборчивым ворам. Но в Хафлингшире у нас много друзей, и мы знали каждый шаг Мэтью Бобринса. Он нанял ломовика Кривозуба, потом, для большей важности, подсадил своего наемника Олерса со слугой и отправил. Причем Арш Ахан не знал об этом, и король тоже.

– Да, это ему будет неприятный сюрприз. Я же ему говорил, еще когда он только начинал эту затею: вряд ли он сможет сохранить контроль над всем собравшимся под знамена Херута темным сбродом. И мне странно, почему он до сих пор не начинает убирать эту кучу грязи со Средних земель?

Тот, который прибежал, кончает говорить и кладет руку на плечо нашему «шефу». Только этот новый, пожалуй, шишка покрупнее – ишь как вещает! На лестнице слышны шаги. Из приемной показывается голова Ингельса. Точно, он, сопляк, его здесь не хватало! Он говорит:

– Кони готовы, ждут только вас!

Эльф-»шишка» весело переходит на всеобщий и кивает на нас:

– А этих бедолаг, наверное, отпустим, раз уж попались втемную. Сейчас отведи их вниз, чтобы не застрелили случайно, и потом к нам.

Ингельс высовывается побольше и машет рукой – мол, давайте! Узнал, не узнал? Все же темно… Узнал. Это я понимаю, когда прихожу в себя на мокром холодном полу. Руки связаны, ноги тоже, а сбоку на расстоянии метра что-то шевелится – а, это Студент, привязан ко мне сзади на коротком канате. Он рад:

– Ну, наконец ты очухался.

– И долго я так?…

– Долго. Нас и в сарай сволокли, и Кривозуба расколоть успели – я удивляюсь, как от его ругани крыша не обвалилась, правда, ругал он больше свою «сволочную натуру – лезть против течения в дерьмовом ручье». Его слегка побили, но, видимо, отпустят. А нас я даже не знаю что ждет. Во! Идут! – Дверь скрипит, и является опять же самолично шишка. Он улыбчив и светится добром и участием.

– Сейчас нам надо вас кое-куда отвезти. Но чтобы было удобнее и вам, и нам, вы сейчас заснете, а разбудить – уже мое дело, – и он сверкает чем-то на пальце. Я моргаю, а потом нахально осведомляюсь:

– И когда теперь набок?

Он улыбается и уходит, только дверь почему-то уже железная, и посветлее вроде стало.

– Это что, эй, Студент, мы уже там?

– Мы уже не там, а уже тут.

– Поня-а-атно.

Тут – это каменный мешок с дощатым настилом по полу, с тремя щелеобразными окнами в одной из стен. Дверь заперта – Студент пинает ее ногой. У меня в башке стоит звон и туман после черт его знает сколькодневного сна, да и Студент чувствует себя не лучше, однако настроен оптимистично:

– Знаешь, Алек, если уж нас в живых оставили, да так цацкаются еще, значит, мы нужны!

Я не согласен:

– Да уж, нужны, знаем много. Ты с пытками встречался раньше?

– Да нет, не приходилось. Но эльфы-то нас пытать, наверное, не будут?

– Кто их знает. Лет десять назад я бы точно сказал – нет. А сейчас им все чаще приходится играть по чужим правилам. Ладно, давай-ка подсоби мне, я в окошко хочу поглядеть.

Студент становится к стене, а я лезу к нему на плечи и приникаю к проему. Вокруг, насколько хватает глаз – темный бор, корабельные сосны шумят верхушками чуть ниже нас, и лишь на западе – судя по солнцу, левая сторона это запад – поблескивает вдалеке река. Небо чистое, воздух прохладный.

– Это Эльфийский лес, – говорю. – И Великая река, та самая, куда и стремились. Может, и впрямь, дадут нам лодки и хлеба на дорожку?

– Да, и попутного ветра. Жди!

Грохочет засов, и дверь поворачивается на бесшумных петлях. Входит все тот же эльф-»шишка», и Ингельс рядом, одежонка свежая, взгляд наглый, а эльф, напротив, весь из себя друг и брат. Говорит:

– Я надеюсь, что вы скоро будете чувствовать себя хорошо. Ваши имена я знаю, а я Эльмирэн, и мне обычно поручают различные трудные дела за пределами наших исконных земель. Ингельс, я попрошу тебя оставить нас!

Парнишка разворачивается и уходит, непонятно, зачем и приходил. А Эльмирэн продолжает:

– Кстати, мне же было поручено догнать тебя и – увы – убить в те времена, когда ты пришел с востока, а затем скрылся. Говорю честно, я шел за тобой тогда почти всю дорогу, но не выполнил приказа, ибо верил тебе.

– А сейчас?

– И сейчас верю. Но теперь против вас уже воля не короля, а кое-кого повыше. Пока будет так – вы будете находиться в этой башне, вас будут охранять мои стрелки, а постоянным вашим опекуном будет Ингельс, ваш знакомый.

Студент деланно-спокойно осведомляется:

– А потом?

– Потом на тебе будут учиться различные умельцы, из тех, которые работают не руками, а Алека, видимо, случайно убьют. Нравится тебе такое «потом»?

– Нет!

– Мне тоже, так что не вешай носа, Студент, все еще десять раз изменится.

Ушел Эльмирэн, а дверь не закрыл, впрочем, Студент этого не замечает, он возмущен:

– Чтобы на мне эти ученики чародеев тренировались, а потом моих же друзей гробили! Да я уж лучше – вон, в окошко кинусь!

– Ну, не горячись. Нас так просто не возьмешь. В общем, так: я пошел гулять, а ты – хочешь, дальше переживай, хочешь, со мной двигай.

– Да нет, я тут побуду. Голова что-то болит.

Сразу за дверью начинается надоедливая винтовая лестница, перемежающаяся площадками с окнами. Потом появляются в стенах двери – в одной только стороне. Я одну толкнул – пустая комната, наподобие нашей. Наконец дверь внизу, и около нее меня ожидает эльф с луком за спиной и кинжалом в ножнах. Я ему объясняю, что, мол, далеко уходить от башни не буду – он кивает головой и отворяет дверь. Выходим вместе, затем маленькая задержка – он объясняет мне правила поведения:

– Ближе двадцати шагов к деревьям не подходи, а не то… – и делает быстрый знак рукой. Короткий посвист – и в землю вокруг нас втыкаются дюжины полторы стрел. Они с ярким оперением и образуют красивый кружок – да только не по мне красота такая. Урок подан, и я принимаюсь за прогулку. Наша башня стоит среди широкой, ровной поляны, а кругом сосновый бор. Башня хитрая – два сросшихся ствола, один чуть короче другого. В одном, видимо, лестница, а в другом – помещения. Хотя можно прямо называть – камеры. Прошелся по кругу, потом обратно. Вроде бы голова проясняется, тем более что холодно, но не слишком. Итак, надо разобраться в обстановке. Первое – теперь как дважды два ясно с Херутом, но он сейчас не значит ничего. Итак – некто, обзовем его «Икс» (банально, но удобно) желает сжить нас, землян, со свету. В прямом смысле слова. Начал с форпостов, а закончить, наверное, бербазой намерен. Этот Икс имеет вес в совете магов, и видимо, сам либо из их братии, либо выше. А кто может быть выше мага первой силы? Только нулевая сила, а с нулевиками пока никто не сталкивался даже из здешних людей. Хотя по местной мифологии есть еще и некто «Единый» – абсолютная сила. Нет, проще считать Иксом весь Белый совет, пусть он даже просто инструмент. Значит, он надавил на короля – как же раньше ясно не стало. И этот разрыв под смехотворными предлогами, и эта висящая угроза с Севера на его государство – напоминание о наказании за непослушание. Дальше. Эльфы действуют, видимо, в интересах совета. Хотя их король Трандуил там имеет авторитет. Получается, что он либо убежден в нашей вредоносности, либо на него тоже нажали. Эльфы народ вольный, тот же Эльмирэн собрался наплевать на приказы и начать свою игру. А что делать? Нам со Студентом ясно – бежать в Круглое, хотя Круглому наверняка жить спокойно не дадут. А вообще землянам? Идти на контакт с Иксом? Или сворачиваться? Или, как советовала королева, глазеть, ни во что не вмешиваясь? Не знаю, не знаю. Что-то уж больно свежо стало, пора «домой», так сказать. Вверх лестница кажется куда круче, и я порядком выдыхаюсь, пока долезаю до нашего чердака. А долез – слышу голоса, причем накаленные. Студент и Ингельс. Вот сейчас Ингельс зло и вызывающе… рычит, иначе не сказать:

– А почему тогда гибнут люди, и не просто люди, а самые лучшие люди нашего королевства? Как это король допускает, если он и правда знает, что и когда будет делать Херут?

– Да пойми ты, – отвечает ему Студент, слова как ребенку растягивая. – В том-то вся и хитрость, что он сознательно идет на эти жертвы ради проведения своей политики. И не просто знает он о делах орков, а руководит ими через своего ставленника – Арш Ахана. Ты вспомни, что нам рассказывал, вспомни просто историю борьбы с ними. Сколько блестящих побед, сколько разоренных поселений – там и тогда, где орк-отряды действительно начинали серьезно мешать. И в то же время их успехи в маловажных местах. Это же игра в солдатики с самим собой!

– Нет, этого не может быть! Светлый Король не может пойти на сговор с темным сбродом. Он его жаждет уничтожить!

– Хорошо. Смотри: если, скажем, у тебя в доме завелись крысы, ты как их будешь выводить?

– Ну, капканы, яд…

– А если тебе дать ручную крысу и сказать: вот, пройдет немного времени, и она соберет всех в одну кучу и поведет куда ты прикажешь, например, топиться – что сделаешь?

– Ну, возьму и пущу.

– Ага! А пока она всех не собрала, и подкармливать ее будешь, и от тех же капканов беречь?

– А при чем тут это?

Студент распаляется, он увлечен спором, он и меня не замечает, да и обрушься потолок, тоже вряд ли заметит.

– А при том, что задумка у вашего светлого короля была превосходная. Собрать все отребье, а потом скопом уничтожить раз и навсегда. А потом – бац! – понял он, что уничтожать не надо. Это оказался и прекрасный предлог для содержания самой могучей в Землях армии. И для того, чтобы брать с народу налоги поразмеристей. Опять же – можно на Херут и неудачи свалить. А еще оказался Херут хорошим подспорьем во всякого рода деликатных делах, которые делать надо, но в которые замешанным быть не стоит. Так ради этого можно и кое-когда самому себе проиграть пешку-другую. Или даже не пешку, чтобы для всех простаков Херут был таинственным и могучим. Ну, что ты мне тут скажешь против?

Ингельс:

– Да, но… Это же невозможно!

Влезаю я: «Возможно», – и выкладываю про все. И про то, как нас ловили, и про пакеты, и разговор эльфов передаю, да с комментариями, да Студент время от времени очень по делу реплики вставляет. Ингельс сидит потерянный. И не верить нам не может, потому что кое-что видел и сам, и верить страшно. Этакое крушение всего, чему учил! Мук душевных не выдержав, Ингельс встает и деланно-спокойно сообщает, что пошел узнавать, как там с обедом. Мол, разговоры – разговорами, а служба – службой. Правда, равнодушие у него не совсем убедительное, и я подмигиваю Студенту – готов парнишка. Но Студент сам еще не отошел.

– Послушай, Алек. Ведь то, что я говорил сейчас этому юниору, сам только по ходу дела понял. И это же такие вещи, что все наши представления о ситуации в Средиземье перевернутся…

– Да, да. Только Херут – это пока меня не волнует. Я бы хотел знать, какой следующий удар будет по нам, по землянам. Если все это затея Белого совета, то до бербазы им тянуться далековато, да и некого им там использовать.

– Ну, не знаю. Подумаю, может, и соображу.

Ладно, а пока надо ждать Ингельса с обедом. Но вместо него поднимается к нам Эльмирэн. Он как всегда весел и добродушен.

– Покушать вам сейчас будет. А пока – хотите со мной наверх прогуляться?

Студент опять не хочет, а я пройдусь. Еще оборота четыре лестницы, и она без всяких козырьков и люков выходит на плоскую крышу башни – без малейших признаков перил или бортиков. Довольно неприятно на ней, и я стараюсь держаться подальше от краев, а Эльмирэну хоть бы что. Прогуливается, как по лужайке. Вокруг – темно-зеленое море леса, и полоска реки вдали. Над лесом колыхаются два прозрачных дымка, и больше никаких признаков жизни. А вот это непонятно! Откуда-то снизу сюда к нам вспархивают две, нет, три больших сойки, ярко-синих, как специально выкрасили. Крутятся, тарахтят и потом снова исчезают внизу. А Эльмирэн сразу интерес к пейзажу теряет и уходить с крыши собирается. Я спрашиваю:

– Ну, и что эти птички на хвостах принесли?

– Что принесли, то и принесли, – и голос какой-то скучный сразу стал. Видать, что-то нехорошее они сообщили. В комнате уже стоит столик с фарфоровой посудой – это неплохо, значит, пока что уважают. Эльмирэн исчез, и вообще никто во время обеда нам со Студентом не мешает, а потом появляется решительный и мрачный Ингельс. Он говорит:

– Я думал надо всем, что мне сказано. И я теперь знаю, что и как. Поэтому я буду помогать вам, а сам постараюсь раскрыть глаза своим товарищам, которые остались на западе. И мы докажем королю, что он неправ. Теперь слушайте! Я знаю, где в этой башне хранится ваше оружие. Сейчас все эльфы в лесу, и мы сумеем ночью его забрать и уйти. Я знаю пароль, и мы обманем лучников. Сейчас кто-нибудь идите за мной.

Уходит Студент и через полчаса возвращается, тащит свою винтовку и мой пистолет.

– Прекрасно. Теперь: Ингельс, делай вид, что все нормально, а мы с тобой, Студент, сейчас по очереди отдохнем, ночь будет тяжелая.

– А почему ночь? Эльф ночью – боец, а человек ночью – слепец.

– Именно поэтому. Охрана не должна нас заподозрить в желании тягаться с ней.

– Понял, – отвечает Студент, и я без лишних слов ложусь на пол, а под голову – три тарелки стопкой, донышком вверх. Все же чувствуется слабость и какая-то подавленность от того «сна», каким нас утихомирил Эльмирэн. Я лежу и, стараясь отключиться от всяких забот, размышляю о разных высоких материях, а потом меняюсь со Студентом – так и тянем до вечера, до красноватой полоски на западе и темноты по остальному небу. Это я вижу в окно, встав на обеденный стол, подвинутый к нему, а гляжу вниз – и вот те на! – вся поляна залита мягким голубоватым светом, похожим на лунный, но сильнее и цвета другого. Исходит он откуда-то из основания башни, и я не могу разглядеть источника. Появляется Ингельс.

– Все в порядке. Эльфов шестеро, Эльмирэн седьмой. Сейчас начнем.

Я киваю, Студент берет винтовку, но тут слышны шаги. Дверь открывается, Эльмирэн на пороге. Он взволнован, дышит часто. Кидает удивленный взгляд на наше оружие и быстро говорит:

– Это вы что, бежать надумали? Великие звезды, как не вовремя! – и кидается к окну, глядит и стонет сквозь зубы. Ладно, стони, ты сам себе выбрал судьбу. Я тихонько вынимаю пистолет и от живота навожу его на Эльмирэна. Студент прыгает и ударом ногой под коленки валит меня на пол, и руку прижимает к себе, теперь дуло направлено ему в подбородок. Я дергаюсь, сначала не поняв, что случилось, а секундой позже слышу его хриплый шепот:

– Ты что! Так же нельзя!

Эльмирэн оборачивается на шум и, видимо, ничего не поняв, выбегает на лестницу – на крышу. Студент хватку ослабил, я поднимаюсь на ноги.

– Ты что, сдурел?! Он же нас увидел, его надо…

– Алек, он же тебя десять раз мог убить, но не тронул, нельзя так делать – в спину!

– Им, значит, можно, а нам нельзя?

– Нет. Пока я тут, я тебе не позволю… не позволю делать подлости эльфам. Я вижу, ты, Алек, слишком привык к гоблинским изверткам и забыл, что такое быть истинным… человеком. Да!

– Ладно, черт с тобой, что делать прикажете теперь, господин учитель хороших манер?

Студент ответить не успевает. С крыши раздается сильный голос Эльмирэна, он кричит по-эльфийски:

– Эгей, стрелки! Собирайтесь и идите к Белому Берегу, я вас догоню. Будьте готовы к встрече уже на полпути!

Мы все втроем снова взбираемся на многострадальный столик и видим, как шесть фигур сбегаются к центру поляны, а потом цепочкой быстро уходят в лес, в сторону реки. Мимо по лестнице проносится Эльмирэн. Ингельс жалобно кричит:

– Эльмирэн, а как же я?! Как же мы?!

– А как хотите. Бежать собрались – пожалуйста, не до вас, совсем не до вас… – и его шаги затихают внизу. Ингельс:

– Вот тебе и на. Что он там такого увидал?

– Пойдем да взглянем. Эй, Студент, радуйся, не с кем больше подло поступать.

На крыше дует ветер, и ничего особо страшного на горизонте нет. Разве что на западе, там, где вода блестела, сейчас какое-то слабенькое красноватое зарево, но это же не лесной пожар! Чего же тут пугаться? Конечно, будь у меня глаза эльфа, я бы разглядел все получше. Внезапно – посвист крыльев. Вокруг башни, на уровне крыши, делают пару виражей три сойки – голову заложу, что давешние. Две канули обратно в темноту, а третья с разгону уходит вниз и, по-моему, залетает в одно из окон. А на светлом фоне освещенной поляны появляются новые крылатые тени. Неспешно, уверенно, какой-то хозяйской воздушной походкой проплывают две тяжелых черных птицы – то ли вороны, то ли грачи. Они летят ниже наших ног, и поэтому никто не успевает заметит, откуда на них падают две «наших» синих птицы, они бью заднюю ворону в спину, но та, ловко извернувшись, сохраняет равновесие, а первая, кувыркнувшись в воздухе, исхитряется долбануть одну из соек клювом. Пропали птицы из виду, а мы молчим. Первым высказывает свою мысль Ингельс:

– Это все неспроста.

Студент:

– И не нравится мне это.

Я:

– Наше дело маленькое – слинять живее.

И тут раздается голос, от которого я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. Итак, тоненький, приятный, чуть беспомощный и капризный женский голос произносит:

– Боюсь, Алек, не получится «слинять». Дело серьезное.

Развернулся я наконец. На лестнице, на предпоследней ступеньке стоит Анлен. Ее я узнаю в любом обличье, а сейчас она особо и не скрывает свое настоящее лицо. Одета в странный серебристый комбинезон, и на поясе четыре ножа. Наша мужская публика в оцепенении, затем Ингельс выдавливает:

– Добрый вечер, а вы с кем хотите говорить?

Она улыбается:

– Что ж вы, рыцари, растерялись? Хотя, конечно, я пришла неожиданно. Пойдемте-ка в комнату, а то на ветру говорить неудобно.

Идем овечками, разве что не блеем. Нет, Студенту верить нельзя. Я бы сейчас на его месте уже винтовку у плеча держал, а он и не подумал о подвохе. За такое часто расплачиваются. Впрочем, не время сейчас для поучений. Идущий последним Ингельс закрывает дверь и ждет возле нее, а Анлен принимается за разговор:

– Для меня не знающих – я Анлен, занимаюсь, попросту говоря, шпионством за жизнью в Средних землях или за его пределами. Шпионю в пользу Совета Светлых Сил – так думает совет, но на самом деле подчиняюсь тем, кто выше.

А кто у нас выше?! Те самые «нулевые» силы, с которыми еще никто из наших не имел дела! Она продолжает:

– Алека я знаю давно, мы вместе боролись против Друга, и поэтому я сейчас пришла к вам, несмотря на запрет, лежащий на вашем народе.

Я:

– Запрет идет от… них?

– Да, – коротко отвечает гостья, а потом раскидывает по полу скатерть – не скатерть, платок – не платок – где-то метр на метр квадрат воздушной тонкой ткани. – Я сейчас вам кое-что покажу, – говорит Анлен, – а потом и объясню, в чем тут ваше дело теперь будет. Погаси плошку!

Я не понял, кому это сказано, но я ближний, и задуваю огонек в нашем медном светильнике. Платок в наступившей темноте светится белым пятном, все ярче и ярче, и наконец превращается во что-то типа экрана. Знакомые штучки. Проекцию памяти на окружающих мы давно уже расшифровали, но так и не освоили. Картина первая. Это, несомненно, давнишняя атака Херута на Круглое царство. Время от времени взбухают плотные клубы ядовитого дыма. Пачками лопаются ракеты, остервенело рубятся люди, орки, тролли. Потом бой уплывает на задний план, а прямо перед нами торопливо садится двухвинтовой вертолет, судя по номеру – с Южного форпоста. Из него трое наших выкидывают желтые мешки и осторожно опускают ящики с ракетами для ручных труб. Анлен объясняет:

– Это была последняя большая драка Херут Гоблина и Круглого Царства, и в ней уртазы обеспечили и связь, и разведку, и транспорт в горячих точках. После этого Арш Ахан отказался от крупных стычек с Круглым, да и у нас поняли, что Круглое Херуту не по зубам.

Я, кстати, помню это. В тот момент на бербазе шел спор, вступать ли в дело нам, и решено было выждать до предела, но не отказываться. А перед глазами уже уменьшенная до размеров «экрана» знакомая комната у короля. В ней – Он сам, Анлен, злобнющий урх, несколько незнакомых эльфов, хотя нет, хозяина эльфийского леса я знаю. Анлен передает содержание разговора:

– Здесь было решено уничтожить Круглое царство. Вон тот эльф в красном – это воплощение… имя, конечно, я не скажу, а зовут его все не иначе как Суровый Брат. Он сказал так… – Анлен замолкает, и я слышу чистый и решительный голос: «Для того, чтобы не было в Средиземье того, чего не должно быть, мне придется создать свой инструмент. И да простит мне Единый то, что я воспользуюсь способом его врага, его припасами и местом работы!» Снова смена картины. Глубокое ущелье, стены и дно покрыты примерзшим снегом, остальной покров сдут ветром. В скалах темные щели. Из них медленно выходят полубесплотные призраки и собираются в толпу на дне. Движутся медленно, словно во сне.

– Это Дальний Север, там в подземельях, где когда-то хозяйничал Бог Черного Ветра, Суровый создал тысячные отряды существ, что в сотню раз страшнее гоблинов и троллей. Их он наделил душами никогда не живших поколений, которые могли появиться, но не появились в этой жизни.

Другое ущелье. Эти самые «страшные», уже вполне материальные, одновременно и резко то ли делают какие-то упражнения, то ли танцуют. Между ними расхлябанной походкой бродит дохловатого вида орк и что-то то одному, то другому подправляет.

– А это У Хан, единственный гоблин в этом войске. Он сам плохой боец, но умело действует фигурами дальнего подчинения.

Ингельс не понял:

– Что делает?

– Ах, ну это когда ты своими мыслями, даже настроением направляешь действия кого-либо. Обычно эти «кто-либо» такие же «нерожденные».

Я замечаю:

– А мне этот У Хан, кажется, знаком. Это никто иной как Паханенок, и первые уроки он получил у Друга, а дальше его судьба мне неизвестна до сих пор была.

Я говорю и отвлекаюсь от картин. Возвратить взгляд заставляет очень тихий и очень испуганный вскрик Ингельса. Заснеженная равнина, вдали чернеют горные хребты. Опять те же фигуры, хотя нет, кроме «людей» еще какие-то белого цвета вроде собак появились, и птицы вороноподобные тоже здесь. Стоят и сидят концентрическими кругами, а в центре – кучка мальчиков в драных белых рубашках с остатками золотого шитья и темно-красных штанах. Такую одежду я на Ингельсе когда-то видел. Они связаны по отдельности, а один просто лежит, снег вокруг него ярко-красный, похоже, он истекает кровью, если уже не истек. От толпы зрителей отделяется одна нелюдь и, медленно подойдя к следующему мальчику, резко бьет его открытой ладонью в нос, а другой быстро втыкает в бок что-то вроде короткого ножа. Жертва валится на снег, а убивец стоит и созерцает. Милым голоском Анлен комментирует:

– Это они учатся смерти. Учатся чувствовать разницу между живым и мертвым. Каждый живой народ они отличают – не только глазами.

Ингельс:

– И так они… учились над всеми?

– Да, а иначе не получилось бы. Кроме уртазов – их достать сложно. Кстати, тебя, Алек, и друга твоего ждала бы та же участь, не реши Эльмирэн по-своему.

Картина гаснет. Теперь только голос Анлен звучит в темноте:

– Сейчас это войско сплавлялось по Великой Реке. Оно должно было, не останавливаясь, за месяц дойти от места посадки в лодки до Круглого царства. Но оно остановилось здесь, на берегу Эльфийского леса, и начало высаживаться. Почему – я не знаю, могу только догадываться. Во всей массе только трое обладают своей волей. Это два эльфа и этот У Хан. Эльфы – последние из одного исчезнувшего рода, больше всех потерпевшего от всех усобиц. Итак, я повторяю: войско высадилось на берегу и сейчас начинает движение вглубь леса.

Первым понимает смысл этого Ингельс:

– Это значит, вместо Круглого царства будет разрушено последнее эльфийское государство?

– Да, и я не знаю, почему вдруг так случилось.

Я заявляю:

– Ну, а мы тут при чем? Сами заварили кашу, сами расхлебывайте. Нам домой надо, пусть этот ваш Суровый Брат сам обуздывает своих детищ, если эльфов спасти хочет!

Студент цедит:

– Не торопись, не все еще сказано.

Анлен:

– Видишь ли, Алек… Суровый слишком много своей силы вложил в создание и, как бы у вас сказали, в настройку этого войска. И получилось так, что им сейчас реально управляют эти трое, а Суровый сам не может им противостоять – получилось бы, что он борется сам с собою. Поэтому надо лишить его командиров, а без них это будет просто сборище убийц, без цели и без единства. Они ведь даже не могут разговаривать друг с другом! И есть только один способ: отрезать голову гадюке может только тот, кого нелюди не могут почуять как врага, вернее, как жертву. Это вы – ты, Алек, и ты, Студент. Вы сможете пройти через них и сделать это.

Студент:

– Я пойду.

Я:

– Тоже пойду, чего уж там. Дважды героем буду – но: Анлен, где этот Суровый Брат сейчас?

– Я не знаю. Боги не так уж часто появляются в этом мире.

– А ты можешь его привести сюда? Ведь должна же существовать у вас какая-то связь?

Она колеблется и наконец признается:

– Да, есть, но я не могу вот так просто…

– Сможешь. Это мое условие. Ты поняла?

– Хорошо, я постараюсь, – говорит она холодно.

Я отвечаю в тон:

– Я тоже, – пауза, – постараюсь. Но учти, я тебе сейчас плохо верю. Ты должна дать клятву.

Анлен досадливо машет головой, но говорит торжественно:

– Клянусь этой землей и этим небом, что сделаю все возможное для встречи Алека с Суровым!

Теперь можно быть спокойным. Слабое место этих магов и вертящихся вокруг них личностей – это их привязки ко всякого рода клятвам и прочим узловым воздействиям.

– Ну что, Студент? Пойдем выручать наших гостеприимных хозяев?

– Да, и не надо над этим издеваться. Лучше узнай, что и как мы должны сделать.

Анлен пускается в разъяснения. Чтобы нелюди не узрели в нас «объект, подлежащий уничтожению», нельзя ни мыслями, ни даже настроением выдавать свою натуру. То есть – если я буду спать и видеть во сне себя трухлявым пнем с соответствующими переживаниями, то они пройдут мимо даже не споткнувшись. А чем больше я буду их бояться или злиться, тем больше буду похож на тех, кого надо убивать. Инструктаж оканчивается быстро, и вся наша компания покидает верхний этаж башни – теперь уже навсегда, по крайней мере я так надеюсь. Площадка перед башней по-прежнему залита светом, идущим из продолговатых булыжников, вделанных в ее камень браслетным кругом на высоте метра в два. А Ингельса, оказывается, мучают другие вопросы, на фига ему нелюди.

– Анлен, скажи честно: Херут-Гоблин действительно управляется из Объединенного королевства?

– Да, мой милый рыцарь. И то, что унглинги так легко одерживают победы в своих первых боях – следствие этого. Король знает, кому какого противника дать. И вообще, Ингельс, – Херут ничто по сравнению с…

– Значит, правда. Хорошо, я это запомню твердо.

Все, хватит. Наш путь лежит на запад, в ту сторону, где с башни было видно зарево. Ведет Анлен – и такое впечатление, что то ли под ее ногами дорога образуется, то ли она просто по тропинке без корней и ухабов идет. Да и несмотря на темноту, вроде бы и окружающую обстановку можно различить. Через полчаса ходьбы нас встречает эльф в хоть и зеленом, но никак не маскировочном одеянии и без разговоров пристраивается сбоку нашей цепочки. Лицо у него мрачное, лук в руках, и стрела наложена. Он то озирается по сторонам, то тянет ноздрями воздух, и выглядит это непривычно. Студенту даже смешно, но ухмылка пропадает, когда в один из моментов стрела уходит вверх, и с неба, хрустя по веткам, падает все та же малосимпатичная пичуга. Не знаю, долго ли и далеко ли мы так продвигались (хотя обычно я четко определяю время-расстояние), но когда наконец останавливаемся, усталости почти нету.

– Дальше нам идти нельзя, – говорит Анлен. – С этого места начинается ваш путь, да будет удача с вами!

И звонкий хор эльфийских голосов повторяет:

– Да будет удача с вами!

Я Студенту выдаю комментарий:

– Вот так, не будь этой ошибочной высадки, эти светлые ребята только руки бы потирали, глядя, как наших режут, а теперь союзники – не разлить водой.

– Оставь, Алек. То, что нагромоздили сильные, вина не эльфов и не кого бы то ни было.

– Ладно, философ. У меня есть один планчик, но я его прокручу чуть попозже. А сейчас – вперед.

Итак, задача нам предстоит веселая. Не думать ни о том, что эти нелюди враги смертельные, ни о том, что ты себя человеком считаешь. Даже правильней сказать, думать можно, но как можно спокойней и холодней, и все нормально будет. Эти гады нас хоть и увидят, но не почувствуют. Сложно это понять, а Студенту объяснить еще сложнее. Всякие слова из спецтеории приходится припоминать: тут тебе и сведенное психополе, и спектр А-диапазона в сдвинутом масштабе, и комплексное восприятие объектов субъектом низшего порядка материальности. Словом, все, что для здешнего любого жителя, да и в какой-то мере для меня само собой ясно, приходится называть зубодробительными словами. Но парнишка ничего, понял и уже начал настраиваться. Я ему помогаю, а он мне. Уже светает, когда мы вновь трогаемся вперед, лес в росе и туманной мути, на коричнево-серых ветках чуть поблескивают капельки. Идем не прячась по невесть кем натоптанной тропинке сквозь остатки кустов бессмертника и еще каких-то трав, решивших зимовать в стоячем положении. Тишина стоит вокруг удушающая, наверно, дождь недавно был, и все, что вокруг есть, набухло водою. Где-то через час происходит и первая встреча – мимо тяжелой поступью пробегает пара собак – каких-то бесцветных, но крупных и зубастых. Их взгляд проскальзывает по нам как по чему-то неживому – и хорошо. Я так вообще запретил себе любые мысли по поводу себя типа «нога болит» или «дышать трудно». Только сухой, спокойный анализ увиденного, и не дай боже эмоций. Совсем светло. Мы со Студентом идем по широкой тропке. Прямо над головой с ветвей деревьев свисают тела эльфов, то ли закинутых туда, то ли сверху сброшенных. Они уже мертвые, и черные вороны сыто каркают на соседних деревьях. Все чаще и чаще попадаются нелюди – то спокойные, то взвинченные, готовые кинуться хоть на белку, если мелькнет близко. Вот к примеру – идут навстречу трое. Одежда вроде как у людей с верховьев, лица тусклые, глаза серые. Быстро идут, пружинисто, копья наготове. Остановились, средний достает из-за пазухи берестяной туесок и осторожно что-то высыпает под ближайшим деревом. Снова идут, снова что-то сыплют. Уже за спиной, удаляются, а нас тропка выводит на поляну, на ней как в муравейнике кишат и двуногие, и четвероногие, и крылатые. Перекрикиваются громкими, протяжными голосами, каждый занят своим, но общее движение направлено к краям поляны. Сзади нас из лесу выволакивают троих изрубленных «двуногих». Волокут за руки по земле, безо всякой гигиены. Бросили, подозвали еще одну нелюдь, вроде никаких отличий нет. Она (или он – кто разберет) начинает быстро сучить руками, и вот уже первый полутруп поднимается на ноги – в прямом смысле слова. Поднялся, встал и стоит, словно и не он только что переломанной куклой валялся на земле. Постепенно я начинаю замечать закономерности в этой каше. Время от времени на восток проходят вооруженные семерки и девятки – пять «человек» и две-четыре «собаки». Вбок, на нашу тропиночку идут по трое, со всякого рода мешочками, корзинками и узелками. А вот на запад я проглянуть не могу, стоит то ли туман, то ли дымка. Я тихо и ровно говорю Студенту:

– Надо идти на ту сторону. И искать начальников.

Он медленно кивает. Ох, неприятен путь через поляну! Мимо этих… Трудно сохранять спокойную физию, что внутри, что снаружи, когда знаешь, что в любую секунду можешь стать мишенью, и дернуться не успеешь. Студент, пожалуй, хуже меня держится. Вот одна «собака» вдруг к нему подошла и смотрит с интересом. Я резко выдаю в окружающее пространство отработанную уже картинку орка, и «собака» кидается ко мне, а я уже закрылся, и она мимо проскакивает, а потом одураченно принимается нюхать путаницу жухлой травы у себя под ногами.

– Уходим, Стьюди, уходим.

«Собака» остается сзади. Под стеной тумана, оказывается, скрывался другой край поляны. Только деревья как-то странно выглядят, словно каждое уже лет десять гниет стоя. А туманчик-то от них и поднимается, гнилой, сырой да горячий. Идем, и чем глубже в лес, тем деревья трухлявей, а потом только и слышно – то там треск да шорох, то тут. Один из стволов прямо рядом упал и расползся в труху. Чем дальше, тем свободней вокруг, а туман реже. И наконец, когда выбираемся из него, открывается такая картина: голый склон – как я понимаю, недавно бывший лесом – спускается полого вниз, километрах в двух на воде танцуют солнечные зайчики, а само солнце неярко светит в спину. У реки длинная вереница вытащенных на берег лодок, больших и малых, а сверху по течению спускаются еще и еще новые. Пристают ниже уже прибывших, экипажи выгружаются и тянут свой транспорт на сушу. Затем собираются в толпу и следуют вверх по склону. Птицы делают виражи в воздухе и по одной – по две исчезают из виду. Студент сообщает голосом оживающего покойника:

– Я не знаю, где их начальство, но думаю, здесь, подальше от опасности. Надо посмотреть на кораблях.

– Все осматривать не будем. Посмотри вправо – там к берегу тащат кабана. А нелюди пока что не ели при нас. Возможно, свинина для главных.

Кабан – это, конечно, преувеличение. Тощий поросенок с тупым выражением морды, висящий на жерди между двумя «человеками», такого прозвища не заслуживает. Итак, трупик поросенка несут к одному из больших челнов, а мы со Студентом шествуем сзади с крайне незаинтересованным видом. Ноги время от времени вязнут в когда-то древесной крошке, и хотя ветерок задувает неплохо, запах гнилья вокруг очень ощущается. Вместе с продотрядом мы беспрепятственно проходим весь путь до кораблика, который оказывается не так уж и мал – борта высятся над головами еще на полроста. Носильщики цепляют тушку к веревочной петле, а сами по свисающему с борта канату залезают наверх, а меня привлекает другое судно. В его борту, почти на уровне земли, сделана натуральная дверь, она полуоткрыта; по краям еще свежие следы обмазки жиром. Дверка явно не сейчас появилась, а значит, весь корабль был заранее рассчитан на использование на земле. Студент нежно шепчет:

– Это, наверное, командный пункт. Может быть, зайдем?

Вместо ответа я подаюсь назад, чтоб из двери сразу не быть увиденным. Легкие шаги, и в проеме появляется добрый молодец, не в пример всему виденному красочный и яркий. И одежда, и даже лицо сияют разнообразными оттенками. Он зевает и обращается в глубь судна на всеобщем языке:

– Эгей, хватит сидеть на этом месте. Сюда уже никто из дураков не забредет, а до мест работы далеко.

Из двери голос:

– Ну и займись этим. А у меня тут дело есть.

Толстяк делает еще пару шагов из двери и оглядывается. Сначала он проводит глазами по нам спокойно и ведет взор дальше, но вдруг вздергивает головой и вперяется в Студента крайне ошеломленный.

– А это еще кто? – пытается удивиться он, но нет, дядя! Свое ты уже отудивлялся. Я выхватываю свою пушку и не целясь – благо расстояние детское – вгоняю ему пулю в рот, очень некрасиво получается. Студент с винтовкой наготове кидается в проем, а я напоследок луплю зажигательными по соседним лодкам – пусть разбираются, что за гром при ясном небе. За дверью короткий коридор, тупиковая переборка. Куда? А, вот люк, и я влезаю в просторную каюту, и прижавшийся было к переборке Студент кидается назад и судя по звуку, запирает и защемляет чем-то дверь. А у меня в каюте стол с полусъеденным завтраком, другой – с простыней карты, около него худой и длинный явно человек из Северного Королевства ошеломленно поднимает тяжелый табурет, собираясь швырнуть в меня, но не как во врага, а скорее как во вдруг появившегося неизвестного мелкого, но противного зверька. Прыгаю вбок, и табурет рушит сзади какую-то этажерку. Следующая пуля идет в знакомую птицу, которая размахивает крыльями, но взлететь не может, комната не та. Одной пули, наверное, мало, и в падающую в нее еще трачу две. Из люка лезет Студент, я говорю:

– Проверь у той стенки! – а сам подскакиваю к худому и сую дуло в нос. – Я уртаз Алек! – кричу ему в ухо. – Кто и где еще на корабле, отвечай живо!

Пример птички, которая дохло разлеглась на полу, ясен, и худой торопливо бормочет:

– В соседней каюте У Хан, и наверху двое светлых…

– Веди, сволочь! Студент, наверх, а ты мне покажи, где У Хан!

Палец худого указывает на полускрытую за занавеской дверь, и я киваю, а Студент рывком поворачивает вконец оторопелого кащея к себе и рычит по-волчьи: «Веди!» – молодец, Стъюди, я даже не ожидал, что так умеешь!… Если там, за дверью действительно сидит матерый гоблин, то он наверняка уже изготовился к любым неожиданностям. Разбегаюсь и бью ногой в дверь, она не заперта и распахивается настежь. Я хватаю свободной рукой все ту же табуретку и швыряю в проем – и она напарывается на длинный меч, появившийся справа. Я не жду, пока тот, кто сидит в этой каюте, размахнется заново, и прыгаю вперед, ныряя так, чтобы перехватить руку. Но тот, кто стоял, видимо, решил первым выскочить из двери, и получается так, что он загораживает мне дорогу, а я влетаю ему головой в живот. Вместе катимся по дощатому полу, он поднимается на ноги первым и замахивается мечом – не упустил ведь! Я бью ногой по обломку табуретки, обломок бьет противника под ноги, и теперь уже он валится носом вперед, а я вскакиваю и рукояткой пистолета мечу по затылку, но попадаю в маковку. Волосы пружинят, и орк (конечно же, это орк!) не отключен до конца, поэтому я тут же хватаю ствол другой рукой и принимаюсь за дело, авось не погнется оружие. Орк пытается перекинуть меня через себя, затем всей своей тушей откидывается к стенке. У меня живот расползается по позвоночнику, ребра трещат, но хватки не ослабляю, и наконец гоблин обмякает. Скоренько бью его теперь уже в висок (для верности), а затем вяжу руки-ноги, а тем временем с палубы бухают три выстрела. В моей каюте бедлам, мы покалечили всю обстановку, но лестница в световой люк цела, и я вскарабкиваюсь по ней наверх. На палубе, слева направо: Студент с винтовкой наготове, эльф с простреленной головой, врастяжку лежащий с кинжалом в руке, трясущийся худой, и еще один эльф, злой и красивый. За бортом втихую собирается толпа нелюдей – они почему-то стоят и никаких действий не предпринимают, что меня нервирует. Студент поясняет:

– Это красавец им запретил. А ему запретил я, и он пока согласен.

– Хорошо. Эгей, эльф, – я перехожу на эйфель, – ты можешь сделать так, чтобы эта свора убралась и занялась своими делами? Я хочу поговорить с тобою. И учти – очень возможно, что наши интересы совпадут, с малыми поправками. Но для беседы нужна спокойная обстановка.

Ответ идет без задержки:

– Хорошо, они не будут ничего делать, пока я не захочу этого или не буду убит. Стэльен, распорядись!

Стэльен – это худой – поворачивается к борту и начинает выкрикивать незнакомые слова, и толпа под их аккомпанемент принимается рассасываться. Студент опять дает комментарий:

– Я плохо верю. С этим тоже вроде договорились обо всем хорошо. Даже о том, что сюда их птички скоро троих «пленных» доставят, как уславливались. И на тебе – с ножом кинулся.

– Ладно, посмотрим. Сейчас давайте-ка все вниз, холодно больно. И смотри, ты, чтоб без подвоха! – Эльф кивает. Веры у меня ему нет, если он и вправду молча и исподтишка может управлять своим войском, то ему ничего не стоит организовать свое освобождение. У меня надежда на то, что он не успеет сделать это до разговора, а там и не захочет. Снова каюта, в углу ворочается орк. Я приглядываюсь – да это точно Паханенок, он и есть, заматеревший, отъевшийся и набравшийся опыта.

– Итак, – обращаюсь я к эльфу, – сразу о деле. Ты командуешь этим отрядом. Значит, ты сила, подчиненная только тому, кто эти отряды создал. Почему ты пошел не как намечалось против людей Круглого царства, а на эльфов?

– Это месть. Месть нашего давно ушедшего рода потомкам тех, кто был нашими обидчиками. Конечно, сейчас осталось не больше десятка тех, кто предал нас в Первую Эпоху, а затем, заметая следы предательства, истребил выживших. Но я и мой последний собрат – он лежит там, наверху – не забыли ничего. Теперь мы воздадим за то зло, которое было совершено тысячи лет назад.

– Прекрасно. А потом, когда мщение таки свершиться?

– Потом это войско займется тем, для чего оно предназначено.

– И ты не боялся, что тот, кто создал его, накажет тебя за самовольство, да еще такое?

– Нет, я ему нужен. Без нас и без У Хана нельзя управлять этой кровожадной ордой.

– Так слушай, мститель. Я не собираюсь сейчас тебе мешать. У меня задача – уберечь от нападения наших уртазовских друзей. Так что пока мы будем просто присматривать за вами, а потом, когда месть будет исполнена, попробуем переиграть. Как там, «пленных» к нам еще не несут?

Эльф щелкает пальцами, и Стэльен убегает вверх. Студент интересуется:

– А ты сам разве не видишь, нет у тебя связи с твоими подручными?

– Так может только он, – эльф кивает на Паханенка. Тот уже очухался, сидит, слушает. Когда я поворачиваюсь к нему, его рожа прямо перекашивается:

– Алек?!

– Да, я самый. А ты, я вижу, далеко пошел!

– Ага, – Паханенок расплывается в улыбочке. – Дальше всех, даже вот этого, гы-гы, светлого. Кстати, твоих людей сейчас опускают на потолок.

Я наполовину высовываюсь из люка. По три птицы на человека, подвешенного на длинных веревках, тяжело и быстро машут крыльями в светло-синем небе, медленно опуская груз. В веревках Ингельс, Анлен в легкой боевой обмундировке и незнакомый длинноволосый эльф.

– Отлично. Один – эльф – пусть сверху остается, сторожит, а остальных прошу со мной.

Итак, продолжаю слушать Паханенка, а он с акцентом, но грамотно, продолжает речь:

– Да что вы с этим треплетесь? Он же ноль, даром что эльф, что древнего роду! Я ими обоими вертел как угодно, они тут так, для удобства. Алек, и вы, парень с девкой. Шли бы вы ко мне, а то эти светлые поперек горла встали. Ты, Алек, – вообще уртаз, мы таких дел наворотим! Мне сейчас даже этот, Суровый Брат, не страшен! Он слишком много своей силы отдал нашему войску, если оно погибнет без перекидки оно, ему самому крышка, не богом он будет, а огрызок жалкий! А я кой-чему в жизни научился, я это войско на себя замкнул, и теперь я, пожалуй, даже сильнее Брата буду. Ты, Алек, крепко подумай и не решай сгоряча, тебе-то или дружку твоему только и можно меня жизни без опаски лишить…

– Стоп! – говорю. – Молчи пока, я думать буду.

Ах, какая удача! Я-то думал об игре втемную, а теперь даже не просто все козыри на одной руке, а еще и карты кверху. Интересно, видит ли Студент наш выигрыш? Только надо не спороть лажи, не спугнуть удачу.

– Студент, ты вот что. Я буду работать, а ты страхуй. Задача – вынудить Сурового отказаться от вражды с нами, любой ценой. Понял?

– Понял.

– Анлен! Ты обещала, что Суровый Брат будет здесь. Ты сдержала обещание? – И вдруг звучит глубокий, почто гулкий голос: «Да». Эффектно, ничего не скажешь – от стены отделяется могучая фигура старика в плаще до пят, с капюшоном. Седая роскошная борода, густые брови, сверлящий взгляд. Такого можно испугаться и коленки преклонить, но не это сейчас надо. Говорю:

– Что ж, наконец-то можно побеседовать. Так значит, это ты невзлюбил людей Земли и занялся их искоренением?

– Да, я.

– А в чем дело, что за причина?

– Причина простая. Этот мир, имеет свою судьбу, в которой все предрешено, начиная с его появления в пустоте и возникновения круга обитания. Эта судьба – она как музыка, написанная гениальным композитором, и чтобы эту музыку правильно и хорошо сыграть, все мелодии и темы должны развиваться так, как он задумал. И любое ослушание здесь – диссонанс, а для мира – уродство, смерть, тьма. Бог Черного ветра, ты знаешь его имя, поплатился за свои попытки встать на другой путь. И взгляни – разве не горе и беды до сих пор его наследие? Раса орков, черные царства, жуткие лабиринты снежных гор… Это ведь только Средние земли! А эхом от этого стали и беды Далекого Востока, о котором даже и я мало знаю. И вот, когда после долгих стараний и потерь картина мира была приведена в соответствие с замыслом творца, когда мир был готов пойти по верному пути, появляетесь вы. Алек! Вы не новая мелодия, вы не искажаете старых. Вы просто шум, неприятный шум, который может в любую минуту опять все сбить. И уже начал сбивать. Я не открою секрета, если скажу, что жизнь на Эа идет к завершению. Хиреют людские государства, прекрасны, но печальны оставшиеся эльфы. Люди пришли последними, а должны уйти отсюда первыми, а последними уйдут эльфы. И вот – вдруг какие-то посторонние люди, совсем чужие этому миру, сильные без силы и хитрые без мудрости, вливают новые силы в то, что должно было тихо и красиво угаснуть. Снова все не так! И мне приходится убеждать Совет Светлых Сил прийти на помощь своему миру – а ведь они не замечают опасности! Хорошо, что хоть некоторые сумели не испугаться, а взяться за дело решительно и смело.

Я не выдерживаю:

– И король Севера и Юга? А армии на его северных границах так, в напоминание?

– Ну, с ним было сложно. Он слишком нужная мне фигура, чтобы не иметь на всякий случай рычаг, которым можно на него нажать. Херут Гоблин хотя и подлая, но полезная вещь, и я считаю, что своим выполнением моих приказов он искупает ее существование.

Я говорю с издевкой:

– И вообще цель оправдывает средства? Ты ведь для того, чтобы изничтожить Круглое, опустился для использования методов… сам знаешь чьих. А теперь, ревнитель стройности и порядка, гляди, ЧТО ты натворил. По Средиземью рыщут прекрасно организованные отряды Херута, который уже выбивается, и скоро выйдет совсем из-под контроля – и короля, и Арш Ахана. А они ради политических и других выгод растят, пестуют равнодушную жестокость, злобу и насилие. К чему тогда была победа над Врагом? Последнее эльфийское государство готово погибнуть от рук твоих же творений. Ты не знал, что У Хан сумел убедить этих двух красавцев мстить за свой род? Вот заодно и всплыли, кровью отлились все традиции любимой вами расы. А дальше войско нелюдей не остановится, будет ползти, как опухоль! И ты их не остановишь, я прикинул – слишком много ты отдал им своей силы: еще бы, наделить душами столько тварей! Теперь, если ты эти души гасить начнешь, то с каждой будешь слабеть и терять свой облик – я имею в виду не маску, в которую ты сейчас вырядился, а облик духа. Но погоди, самое интересное дальше. У Хан ведь замкнул этих нежитей на себя, а значит, ты не способен подчинить его себе, он сильнее. Ты не знаешь, как это делается, а он знает, и я знаю. Мы расшифровали записи Друга, а он в таких делах мастак был. Так что остались вот только мы, два уртаза, фактически могущие управлять твоими ублюдками. Предпоследнее: я тебя вижу насквозь. Ты не сможешь допустить, чтобы гибель Эльфийского леса и все, что последует, произошло. Это ведь тоже не по сценарию. Поэтому я предлагаю ультиматум. Либо ты сейчас даешь вечную клятву оставить уртазов в покое, и тогда я ликвидирую твое порождение так, чтоб ты остался тем, кто есть; либо я их пускаю вперед, и тебе останется позор: следить, как эльфы, люди, гномы борются с таким врагом, тобой придуманным, и не мочь прийти на помощь. Итак, я беру от У Хана узел жизней на себя, а ты думай! – и с этими словами я стреляю в Паханенка, до последней секунды глядевшего на меня с восхищенной миной каннибала. Он оседает, а я ловлю тот момент, когда почти осязаемый блок психосвязей выходит из его сферы, и тотчас же беру этот блок в тиски. Управления, конечно, никакого, но просто плюс или минус запустить смогу. Тишина, и в ней из опрокинутого кувшина срывается, летит на пол и звучно шмякается капля. Студент шепчет по-русски:

– Алек, ты действительно пустишь нелюдей, если он скажет «нет»?

– Пущу.

– Алек, не делай так!

– Молчи, иначе я тебя ударю. В таком деле нужно быть жестким.

– Алек, я тебя как друга прошу…

– Я уже сказал, я знаю, что делаю.

– Нет, ты не знаешь, и ты так не поступишь.

– Заткнись!

Брат наконец зашевелился и все тем же размеренным и хорошо поставленным голосом объявляет:

– Нет. Я скажу: нет. Войско когда-нибудь можно будет победить, перебить поодиночке, а вас, уртазов, надо искоренить.

Я усмехаюсь:

– Тогда – на, ты сам так решил, – и даю свободу действий всему сброду, замкнутому на меня. В этот же момент все топтавшиеся до сих пор на месте нелюди вновь кинулись на восток, на юг и на север. – Ну что, чего ты добился? В погоне за малым ты теряешь большое.

Студент:

– Алек, остановись!

– Нет! В гробе я видал такие развлечения! Пусть все будет так, как хочет этот бог!

Студент вскидывает винтовку, и сначала вокруг меня исчезают все звуки, а потом краски и свет почему-то запрокинувшегося мира…